Рекомендуем прочитать

ПЕРВЫЙ ДЕТСКИЙ СИМФОНИЧЕСКИЙ
(повесть о казанской жизни 70-х)

Светлой памяти друга детства
Валеры Денисова посвящаю

Замысел написания воспоминаний родился у меня под чарующие звуки божественной музыки Шопена. С возрастом, перед глазами всё чаще стал возникать образ мальчика с рабочей окраины, облаченного в «униформу» казанского гопника с непременно вывернутыми наружу голенищами резиновых сапог, который, озираясь по сторонам и прижимая к груди футляр с флейтой, идет на... репетицию симфонического оркестра. И мальчик этот, как вы, наверное, уже успели догадаться — я. Какого такого оркестра? И почему «озираясь по сторонам»? Обо всем по порядку. Скажу по секрету: став уже пожилым человеком, этот «мальчик» всё еще пытается своими короткими корявыми пальцами воспроизвести звуки произведений великого польского волшебника. А тот мальчик из далеких 70-х уже мысленно вышел из троллейбуса на остановке «улица Павлюхина» и пересек дорогу. Спустился по улице Шаляпина, по направлению к улице Хади Такташа, и, улыбнувшись несущейся из окон приятной какофонии голосов и звуков различных инструментов, вошел в фойе музыкальной школы №5.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Подавляющее большинство детей приходят в музыку благодаря родителям. Воочию вижу, как папа или мама заводят за ручку в «музыкалку» своё немного испуганное чадо, еще неостывшее после первого звонка в общеобразовательной школе. Наверное, это правильно, ведь первоклассник еще многого не понимает. А за окном так соблазнительно звучат удары по мячу и крики детворы, еще не успевшей отрезветь от опьяняющей летней вольницы.

Лесная философия

Этот рассказ родился после спора с одной восторженной дамой –любительницей загородного отдыха на даче, что на реке Бердь. Но как представлю ее «фазенду»: с одной стороны полустоячая заводь залива, с другой – захлопнутые наглухо ворота; с третьей – забор соседа, с которым не хочется общаться. Да и без волкодавов во дворе неуютно: ходит мимо кто ни попадя. Оттуда – музыка, отсюда – строительный шум или звуки авто. Вот и приходится топтаться как в загоне, пусть и с видом на природу. Впрочем, согласен: загород, свежий воздух, смена обстановки – это, безусловно, отдушина.
А теперь про мою отдушину, ведь я сливаюсь с природой в полном смысле слова. И я рад, что оказался в Сибири, поскольку освоено и заселено всё вокруг намного меньше, чем, например, в Татарстане, откуда я родом. Да и ехать далеко не надо: часа полтора-два от порога дома на велосипеде – и я в гостях в волшебном царстве Берендея! Даже не верится, что всего в тридцати километрах огромный полуторамиллионный мегаполис.
Укрыться от непогоды, заночевать можно в небольших лесных заимках-избушках с печками. Стоят они на речках и ручьях – на Волчихе, Коене, Каменке, Ромихе, но найти их, не знаючи, трудно. Пакостить вокруг совесть не позволяет. Мы проредили редколистный кустарник, вырезали сухостой, убрали валежник, посадили елочки, построили мостки.
Многие речки запружены обильно расплодившимися в последнее время бобрами. Перед плотиной зеленая заводь, сточенные под карандаш деревья, норы-сифоны под берегом. На косогорах во множестве тарбаганьи норы, и, если потихоньку подкрасться, видно, как эти забавные толстячки играют и заботливо вылизывают друг друга.

СКАЗ ПРО ДОМИНИКАНУ

Пролог

Возможность путешествия в Доминиканскую республику явилась следствием нашей предпринимательской деятельности. В 2007 году ЗАО «МЕТТЭМ-Технологии», производитель фильтров «Барьер», объявило о старте первого в нашей истории «капсоревнования» среди дилеров России. На кону стояли бесплатные путевки (по две на дилера) в доминиканский пятизвездочный отель «Баваро принцесс», что на востоке карибского острова Гаити. В число победителей вошли дилеры семи городов, одними из которых заслуженно стали мы, компания «Экологическая техника». «Награда нашла своих героев».
Путешествия за тридевять земель – прекрасная возможность не только посмотреть, впитать что-то новое, но и глянуть на себя со стороны, провести сравнения, сделать какие-то выводы. Особенно возбуждала близость острова Гаити к нашему историческому и геополитическому конкуренту и оппоненту – Соединенным Штатам, и я догадывался, что больше всего отдыхающих будет именно оттуда. Добро. «Эй, вратарь, готовься к бою!»
К тому же, за бесконечной круговертью дел и забот, мне никак не удавалось вырваться на отдых за границу, хотя загранпаспорт был оформлен еще четырьмя годами раньше и пылился где-то на полке. Я благодарен Коновалову за то, что он, фактически, заставил меня «положить кайло на землю» и по-настоящему отдохнуть. В 2002 году ему удалось побывать во Флориде на семинаре американской компании «Есowater sistems», дилерами которой мы также являемся. Евгений, закатив глаза, выдохнул: «Петя! Ты обязан это увидеть!»

Муратова (Калиничева) Людмила Петровна

ИСПОВЕДЬ СОВЕТСКОГО ЧЕЛОВЕКА.
ВОЙНА И ДЕТИ, ПЕРЕЖИВШИЕ ВОЙНУ

«У нас и детства не было отдельно,
А были вместе - детство и война...»
(Р. Рождественский)

Воспоминания посвящаю детям войны, погибшим от немецких пуль и бомб, в газовых душегубках и фашистских концлагерях, пережившим полицейские облавы и избиения. Посвящаю детям вильнюсского гарнизона, заточенных гестаповцами вместе с матерями-женами советских офицеров в «русском гетто» Вильнюса — лагере Субочяус. Их отцы, советские офицеры вильнюсского гарнизона, служили в полку моего папы, командира полка.

Мой папа — полковник Калиничев Пётр Михайлович, кадровый офицер Красной Армии, командир полка, всегда возил нас с родным братом Борисом с собой. Наша мама умерла рано, и мое детство прошло в воинских частях, в военных городках, часто на границе.
В 1940 году полк, которым командовал папа, был передислоцирован под Вильнюс — столицу Литовской ССР, куда вскоре из Минска переехала вся наша семья. К тому времени папа женился, у его новой супруги имелся свой сын, мой одногодок. Нас поселили в центре города, на квартире, а не в военном городке. Школа, в которой я училась, находилась на центральной площади, носившей в то время имя Ленина, сейчас в ней консерватория.
В ночь на 22 июня 1941 года в Вильнюсе было очень неспокойно. Папы с нами не было: незадолго до 22 июня он был вызван в Москву. Папа уехал, забрав с собой брата Бориса. С того времени ни об отце, ни о Борисе многие годы я ничего не знала. Ранним утром раздался резкий телефонный звонок.

Мое детство и юность прошли в славном городе Ленинграде, в коммунальной квартире в доме номер 24, что на Синопской набережной, между мостом имени Александра Невского и Охтинским. Надо сказать, что квартира у нас была сравнительно небольшая – всего три комнаты. В одной из них жили мы: мама, папа, бабушка, дедушка и я. За стенкой жил Николашка – пьяница, дебошир и антисемит. Когда он был трезвый, с ним еще можно было разговаривать, но нажравшись русского народного напитка превращался в злобное животное, которое стучало стулом в тонкую перегородку, разделявшую наши комнаты, и кричало из-за стены: «жидовня!» Причем происходило это, как правило, ночью, когда все спали. Мои бабушка, дедушка, папа и мама знали, что власть в СССР принадлежит народу (русскому народу), а значит, не нам, поэтому терпели все выходки соседа и молчали.
В комнате, расположенной напротив нашей, жила старушка, одинокая еврейка Рахель Исаковна. В годы войны она работала главным врачом-эпидемиологом Фрунзенского района. На ее паек жила вся ее семья – отец, мать, братья и сестры. Разумеется, они тоже работали, как могли, но их пайки, по сравнению с ее, были мизерными. Рахель Исаковна так и не вышла замуж, всю жизнь прожила одна и единственной радостью для нее были книги. Их семья была большой и занимала все три комнаты нашей квартиры, и только когда племянник Рахели Исаковны женился, они решили разъехаться. Одну комнату они поменяли с моими дедушкой и бабушкой (родителями отца), а другую – с Николашкой. Так на Синопской появились Добрушины и Раздолбалов. Потом мой папа женился, а еще через год родился я.

Библиотека и Вонючка. Лета студенческие

Ошеломляющее столкновение студента, мальчика из "хорошей семьи" с реальностью советской деревни.
Итак, Советский Союз, эпоха развитого социализма ( застой, всем хорошо и все довольны). Деревня, точнее - умирающее село, - Центральная усадьба хозяйства Верх-Ики Маслянинского района Новосибирской области. Как любил я эту деревню Верх-Ики! Бывал там не менее трёх раз. На высокой горке сама Усадьба: здание правления, магазин, столовая, коттеджи местной "знати" - директоров хозяйства, бригадиров, завхозов, кладовщиков, зав. мех. мастерскими, зав. гаражом, и т.д. - целая улица шикарных усадьб ( представляю, как дети и внуки тех "хозяев жизни" стенают сегодня и плачут на вот таких форумах об утраченном могуществе, о райской советской жизни, устроенной начальственными папашами для своих отпрысков: с ежегодными путёвками к морю, с бесплатной школой и гарантированным дипломом советского ВУЗа !! А ещё, вдоль этих хозяйских усадьб пролегал - асфальт (!) - немыслимая роскошь в сибирском советском селе !
Основная часть села - под горой, вдоль речки , непролазная грязь вместо дорог, рухнувшие, сгнившие от сырости ( река рядом, туман) заборы, брошенные за отъездом хозяев дома.. Ночью - ни единого огонька, (электричество на ночь отключается ? - не помню) - темнота, туман, ямы .. не хочешь, а заблудишься. - только сияют вдали, на горе лампы на столбах вдоль главной улицы.
А меня всегда тянуло вниз деревни, там, на краю скопища тёмных, покосившихся изб, завалившихся бараков стояла ШКОЛА. Восьмилетка.

Моя самая большая девальвация ценностей
(или воспоминание об одной ракушке)

Давным-давно ещё задолго до школы у меня появилась ракушка. Самая обыкновенная створка от раковины какого-то морского моллюска. Подарил ли кто её мне или может быть я её на что-то выменял, как это принято у детей — не помню. Факт тот, что я очень ценил эту ракушку и считал её самым главным своим сокровищем. По крайней мере, по части предметного мира. Она мне казалось чем-то совершенно особенным, необыкновенным и загадочным; она была представителем таинственной, неведомой вселенной. Я полагал, что обладаю уникальнейшей из вещей.
Я до сих пор досконально помню, как она выглядела — помню каждую выщерблинку на её изумительном теле, помню серебристо-синие оттенки её переливающегося перламутра, помню наплывы на её внутренней поверхности; даже помню её вес и как она красиво лежала на моей ладошке.
Надо сказать, что жили мы на Донбассе, вдали от моря и морские раковины под ногами у нас не валялись. А на море я до того был всего один раз — в 1969-м, когда мне исполнилось два года и честно сказать, ничего из этой поездки не помню.
Когда через много лет, в 1974-м мы снова отправились на море — своё главное сокровище я разумеется взял с собой. Хорошо помню, как вертел в руках и рассматривал эту ракушку на железнодорожном вокзале в Одессе.
А ещё помню, как поразило меня своим бескрайним простором море, когда оно впервые появилось в окне поезда. Никогда не забуду того восторга, который охватил меня, когда я впервые в сознательном возрасте увидел эту бескрайнюю синюю гладь.

К 25-летию Конституционной ночи

Ровно пятнадцать лет назад Конституционной ночи на Украине, в которой я принимал участие, исполнилось десять лет. И что-то меня надоумило написать об этом воспоминания. Причём, не для газеты или журнала, а напрямую — для интернета (тогда в 2006 слово «Интернет» писалось ещё с заглавной буквы, что уже в то время было, на мой взгляд неправильно).
Интернет, я воспринимал тогда, как нечто несерьёзное, как довесок к печатным СМИ. Приятный конечно, довесок, но не слишком значимый.
Хотя размещать свои произведения в интернете я стал ещё с начала 2003 года, а в 2004 у журнала «Твоё время», который я тогда возглавлял появился свой сайт, где размещались в том числе и мои статьи. Но тем не менее интернет в то время был далеко не у всех и главными я считал именно печатные СМИ. К 10-летию украинской Конституции я уже работал главным редактором журнала «Время Z». Ежемесячный, по задумке, журнал выходил с задержкой. Статьи тщательно готовились, вычитывались автором, потом главным редактором, который принимал решение о публикации, потом редактором, потом литературным редактором и снова автором, насчёт согласия с возможными правками.
А решение писать о Конституции я принял спонтанно. Чуть ли не в день её десятилетия. В журнал бы статья не успела, пристраивать её в какую-нибудь газету тоже не было времени. Поэтому я решил писать сразу для интернета. Разумеется, в интернете к лету 2006-го была уже масса моих статей. Но писал-то я их для печатных СМИ, а в Сеть они попадали потом, как приятный бонус. А тут сразу — написал, разместил и уже отклики читателей идут.

Великое произведение Джорджа Оруэлла "Скотный двор" заканчивается главой 10-й на очень интересном месте: свиньи встали на задние ноги и на равных общались с людьми. А что происходило на ферме "Усадьба" дальше? История Англии последующих двадцати лет дала ответ на этот вопрос. И спасибо ослу Бенджамину за то, что он с поистине ослиным терпением зафиксировал ход происходивших на ферме событий. И если он сделал это не так талантливо, как уважаемый и любимый всеми Джордж Оруэлл, то этому есть простое объяснение: ослы не имеют навыка долгого сидения за письменным столом.
Глава 11

Когда боров Наполеон стал ходить на двух ногах в пиджаке покойного алкоголика мистера Джонса, я спрятался за курятником, что стоял в самом отдаленном углу фермы. Моя седая морда подсказала мне, что начальство надо видеть как можно реже, а лучше не видеть никогда, чтобы сохранить в душе веру в свиней и их счастливое будущее. Наполеон, зоркость поросячьих глазок которого с годами не уменьшилась, заметил мое отсутствие.

"Кто-нибудь видел дохлого осла?" - спросил он у своих псов. "Дохлого не видел никто, а вот живого - он спрятался за курятником", - ответил начальник собачьей стражи Грызло, фаворит Наполеона. У Грызла были большие белые усы, как у собак элитных парод, которых воспитывали и держали в своих домах люди. Им разрешалось спать на диване и стоять у стола во время обеда, а также держат морду у самой тарелки и осторожно помахивать хвостом, чтобы не подымать пыль с пола.

Осенью 1958 года, после окончания Киевского высшего инженерного радиотехнического училища ПВО, меня направили в школу операторов для Радиотехнических войск ПВО. Войсковая часть находилась в городе Чкаловске, Ленинабадской области, в Таджикистане. Это был единственный военный городок в этом небольшом современном населённом пункте, построенном благодаря горно-обогатительному комбинату.
На территории военного городка, кроме нашей части, размещалась ещё одна войсковая часть – школа сержантов для зенитной артиллерии. Судьба этого рода войск в Министерстве обороны уже была предрешена. Постепенно его должны были ликвидировать. Поэтому, офицеров из этих частей переводили в Радиотехнические войска. В этих войсках была большая потребность в офицерах,
В школе сержантов, на должности помощника начальника политотдела по комсомолу проходил службу лейтенант Виктор Рогов. Мы с Виктором близко не были знакомы, но при встречах здоровались. Во всяком случае, я знал его в лицо , имя и фамилию.
Осенью 1959 года меня перевели в радиотехнический полк на должность начальника контрольно – ремонтной автомобильной станции (КРАС). Полк находился в туркменском городе Мары и состоял из 10 радиотехнических рот, разбросанных по всей Туркмении. Моей задачей был ремонт радиолокационных станций и их годовое профилактическое обслуживание. Техника была старая. Часто требовала ремонта. Поэтому, я постоянно находился в командировках на «точках», ремонтируя и налаживая технику.

1948-й. Три года после окончания войны...
Отец хотя и возвратился с фронта, но вскоре умер от кантузий, и мама осталась одна с нами, - тремя. Нищета, голод...
Этот небольшой рассказ я написала еще в юности, после того, как мама рассказала мне эпизод из своей жизни.

Весенняя погода капризна.
После нескольких теплых дней снова пошли холодные дожди, в пустое подполье набежала вода, углы в хате покрылись мелким мхом плесени и запахло сыростью.
Эта сырость и холод чувствовались и в одежде, и в обуви, и в каждой вещи, взятой в руки.

Но дети всё же уснули, согрев друг друга своими телами. Девочка свернулась калачиком меж братьями, подсунув к подбородку кулачки, но ей, наверное, все же было зябко, потому что она иногда что-то шептала во сне, шевеля губками и, немного хмурясь, делала движения, как бы натягивая на себя одеяло.
Мать подошла и осторожно укрыла ее.
Но девочка вдруг проснулась. Быстро сев на постели, широко открытыми глазами повела вокруг, поднесла кулачки к лицу, потерла ими глаза, но снова опустила голову на подушку. «Что-то страшное приснилось, должно», - подумала Настя, снова укрывая ее, и, еще раз взглянув на спящих детей, отошла к своей кровати. Но почти тут же услышала:
- Мама... Есть хочу.
«Так вот чего она...» - мелькнуло в голове.
И она вернулась к девочке.

Та сидела на кровати и большими, но еще не проснувшимися глазами, водила вокруг себя. Увидев подошедшую мать, повторила со слезливыми нотками:
- Ма-а, есть хочу.
«Но что же дать ей? Что? Ничего нет…»
Настя нагнулась к дочке и, чтобы не разбудить сыновней, тихо зашептала ей на ухо:

Как появился Национальный совет Украины по телерадиовещанию
(мемуары)

Оглавление

Часть 1. Чем отличается Нацсовет по телерадиовещанию от Гостелерадио

Часть 2. Нелегитимный Нацсовет 1994 и попытка закрытия оппозиционной телекомпании «Гравис»

Часть 3. Парламентская подкомиссия по телевидению и радиовещанию

Часть 4. Как Нацсовет стал конституционным органом

Часть 5. Обсуждение кандидатов в члены НС в администрации президента Кучмы

Часть 6. Появление первого легитимного состава Нацсовета в 1994

Часть 7. Главное отличие лицензирования телерадиокомпаний от выдачи разрешений на выпуск печатных СМИ

Часть 8. Почему Следственная комиссия пожалела Нацсовет

Часть 9. Перераспределение общенациональных телеканалов Украины в середине 1990-х

Часть 10. Кабельное телевидение в «лихие девяностые»

Часть 11. Избрание парламентской четвёрки членов Нацсовета в 1999

Часть 12. Почему старый Нацсовет не хотел уходить, вопреки закону и здравому смыслу

Часть 13. Какие злоупотребления открылись, когда мы получили доступ к документации Нацсовета

Часть 14. Президентские выборы 1999

Часть 15. Незаконная отставка парламентской четвёрки членов Нацсовета в 2000

Часть 16. Правительственная связь на Украине в девяностые годы ХХ века

Часть 17. Попытка дезорганизации работы Нацсовета изнутри

Часть 18. Аппарат Нацсовета

Часть 19. Чем отличается психология руководителя государственной организации от психологии руководителя коммерческой структуры

Часть 20. Тяжело сидеть в своей бывшей приёмной

Часть 21. Как мне два раза приходилось наблюдать работу Нацсовета снизу

Вопрос контрольных знаний

Когда-то в молодости я работал учителем в школе.
В начале 1990 в городе Горловка Донецкой области в СШ №66 недолго, по замене. Читал географию и, вдобавок, историю. Тогда был ещё студентом. Хотя запись о работе в школе в трудовой книжке есть.
В конце того же 1990 работал на педпрактике в одной Луганской школе (номер не помню). Тоже не долго. Правда педпрактику работой назвать нельзя. Хотя ты и преподаёшь, но за тобой надзирают. Ты не чувствуешь себя хозяином класса. Да и времени мало, чтоб учитель привык к детям, а дети — к учителю.
По-настоящему в школе я работал в 1991-1992, уже после окончания института. Больше года преподавал в Лутугинской СШ №1, в Луганской области. Я был учителем биологии. Также читал географию. Плюс являлся классным руководителем у детей, которым тогда было по 10-11 лет. Получается, что сейчас они практически сорокалетние люди. Даже не верится — я запомнил их ещё маленькими.

Здесь хотел бы рассказать об одном своём изобретении. Хотя я этот метод изобрёл сам, но понимаю, что его изобретали много раз и до меня, и после меня. На лавры первооткрывателя я не претендую, но просто удивительно, что его так мало используют в школах.
Если бы использовали широко, то у большинства учащихся знания оставались бы надолго, а не улетучивались бы сразу после того, как сдан вызубренный урок. Детям не пришлось бы перегружаться перед школьными экзаменами, да и в вузы стало бы поступать гораздо легче.
По крайней мере из моих учеников, тех кто поступал в вузы, где надо было сдавать биологию — в 1992 и 1993 годах, насколько мне известно, поступили все, кто хотел.

Как С.А. служил в СА
(Как Сергей Аксёненко служил в Советской Армии)

Оглавление

Часть 1. Пишите мемуары

Часть 2. Неудачная поездка по местам службы одиннадцать лет спустя

Часть 3. О моих командирах

Часть 4. Капитан и ёлки

Часть 5. Капитан и крыса

Часть 6. Как у сержанта Хузина гитара рассохлась

Часть 7. Качающиеся лампы

Часть 8. Как мы дезертиров ловили

Часть 1. Пишите мемуары

Когда читаешь чужие мемуары, порой думаешь, неужели автор помнит всё это в мельчайших подробностях? Может присочиняет что-то? Неужели можно сохранить в памяти столько деталей, фамилий, эпизодов, когда прошло двадцать, тридцать, сорок или пятьдесят лет?
Такие вопросы задаёшь, пока сам не начнёшь писать мемуары. Кажется, уже почти всё забыл за эти годы, кроме ряда разрозненных случаев; но, когда начинаешь записывать – память выдаёт всё новые и новые события, детали, подробности, фамилии, лица. Так, что и на книгу может хватить. Вот и мне пришлось себя сдерживать, чтобы короткая заметка, запланированная на День Советской Армии и Военно-Морского флота, не разрослась в объёмный том. Хотя записей было сделано так много, что, возможно, я когда-нибудь вернусь к этой теме, если будет повод и настроение. В этой заметке, написанной за два дня, более пятидесяти тысяч знаков. Для стандартной книги надо четыреста тысяч (я издал ряд книг в издательствах «Эксмо», «Алгоритм», «Вече», «Тетра» и хорошо знаю требования издательств). А заметок у меня набралось тысяч на шестьсот. Так, что можно и о книге подумать.

У Буратины всегда стоял. Да мне с ним и по улице пройтись было странно. Чудесато как-то. Все же смотрят. И дамы. А у него торчит.
Я ему всегда говорил:
- Перестань!
А он всегда отвечал:
- А как это я могу перестать?
Вот и у меня теперь то же самое. Гм, да...
Других-то критиковать легко

БМУ

Я почему-то всегда мечтал стать моряком, поэтому неудивительно, что, окончив восьмой класс средней школы (тогда была восьмилетка и одиннадцатилетка), я стал выбирать мореходное училище. Возможности выбора были самые обширные – от Владивостока до Калининграда. Я выбрал Батуми. Почему? Наверное, потому, что это было очень далеко от моего родного Новосибирска, что это были субтропики, другая страна – Грузия, теплое Черное море. Может быть, сыграла свою роль так понравившаяся мне книга Игоря Всеволожского "В морях твои дороги", в которой с большой любовью рассказывалось о Грузии и моряках. К тому же из семьи ушел любимый мною отец.
И вот в конце июля 1962 года я вместе с мамой и младшим братом прибыл в город Батуми. Это был маленький уютный городок, хоть и столица Аджарии, так отличавшийся от всего, что я видел ранее: тихие тенистые улицы, многочисленные кафе и шалманы, приморский бульвар с магнолиями, туей и чайными кустами и, конечно, море. Море я увидел в первый раз, и оно немного меня разочаровало: оно не было синим, как мне представлялось, а каким-то белесым. Пляж был покрыт галькой, по которой было трудно ходить босиком, в воде плавали многочисленные колыхающиеся, как студень, медузы, к которым было неприятно прикасаться. Вода была соленой, что было непривычно для меня, выросшего на реке. "Мама, а вода-то соленая!" – с изумлением крикнул Витька Демидов, приехавший с Урала и тоже поступавший в мореходку.
Батумское мореходное училище (БМУ) стояло на берегу моря в какой-то сотне метров от пляжа. (Позже я видел, как в большой шторм вода чуть ли не заливала двор мореходки.) Здесь начинался (или заканчивался?

Иванов (Босния глазами военного юриста, 96 год)
События подлинные, имена изменены

-1-

Илья Иванов не думал не гадал, что когда-нибудь попадет за границу. Все решилось просто и обыденно.
Майор Иванов стал военным юристом в 1993 году, ему присвоили очередное воинское звание "майор" и дали назначение в Генеральный штаб Министерства обороны РФ.
А как попасть в военный институт из провинции с должности командира роты, не имея знакомых в верхах и больших денег? Сложно. Надо поразить приемную комиссию своими знаниями.
А как зацепиться и остаться в святая святых -- Генеральном штабе Министерства обороны РФ, в Москве -- большом городе, городе больших возможностей, городе больших соблазнов? Надо учиться. Надо "грызть гранит науки". Через боль, через "не хочу". В далеко не юношеском возрасте это не так просто.
Когда учишься в техническом ВУЗе, от всей души завидуешь тем, кто учится в гуманитарном. Если у "технарей" все должно быть точно, одно вытекает из другого, все подчинено железной логике законов природы, то чего, казалось бы проще -- сиди себе в гуманитарном ВУЗе и фантазируй. Но когда становишься "гуманитарием", то с тоской вспоминаешь свою первую техническую профессию.
2/3 личного состава группы были из тех, кто или поступил по знакомству, или просто приехал посмотреть Москву. А вот треть была -- "пахари". Они понимали, что это шанс изменить свою жизнь, вырваться из гарнизонов, уйти от рутинной жизни казармы.
Диплом Иванов писал на тему организации работы и службы военного юриста в дивизии. Он чтил букву и дух закона, и писал, опираясь на эти постулаты.

ДЕТСТВО.
А за окном,
То дождь, то снег.
И спать пора,
И никак не уснуть.
Всё тот же двор,
Всё тот же смех,
И лишь тебя
Не хватает чуть-чуть.

В быту ходит мнение, что мужчины, в большинстве своем, предпочитают женщин, мягко говоря, глупеньких. Даже книжки любят читать исключительно про Дур. А вот женщин умных побаиваются, сторонятся и порою даже ненавидят. Не знаю, не знаю. Я, конечно, дура, хотя и умозаключение подобное сделала. Причем поняла свой «статус» давно, но поделать уже ничего не могу, прижилась к нему, привыкла, вросла в него, что называется, полностью. Однако насчет мужчин сомневаюсь, ну, любви их, исключительно к несмышленым.
Началось все с раннего детства, когда я, прожив лет пять, своей яркой и ничем не обремененной жизни, впервые влюбилась. Звали его Борька Лаптев. Сидели мы с ним за одним столом, раскладушки стояли рядом и я, уже тогда замирала от счастья, когда он брал мою руку в свою ладошку и водил за собой, расталкивая всех. Я готова была на все, отдать ему свой стакан киселя, терпеть сбитые коленки, что бы он, как рыцарь, подул на свежую ранку и твердо заверил: «До свадьбы заживет!» И я верила, считая, что он говорит про нашу. Признаюсь честно, девочка я была, ну очень красивая. Маленькая, словно кукла. Взрослые постоянно называли меня Дюймовочка. Коса длинная, глаза синие-синие. Широко и доверчиво глядя на мир, я краснела от похвалы и смущенно опускала голову. А еще, всегда нарядно одета. Мама мне нашивала на лето столько платьиц, водя к своей модистке, что на неделю они не повторялись.

Чудо в суконных ботах
Николай Ник Ващилин
А.Рахлин: "Его , В.Путина, родители были против занятий. Мама причитала: «Хватит! Дождёшься, что тебе башку свернут. Нечего заниматься драками!» И я ходил к ним домой – семья Путиных жила в обычной ленинградской коммуналке, где бегали крысы – приходил, разговаривал с его мамой и папой, переубеждал. И, как видите, переубедил. А чёрный пояс /это мастер спорта по дзюдо/ В.Путин получил не в 18 лет, а в 23 года....когда стал чемпионом Спартакиады г.Ленинграда по дзюдо в 1975 году."

Людмила Путина:
"Мы втроем — я, моя подруга и ее приятель — приехали на Невский, там есть театральная касса, возле здания Думы. Такая башня с часами. Володя стоял на ступеньках этой кассы. Он был очень скромно одет, я бы даже сказала, бедно.
Совсем невзрачный такой, на улице я бы даже не обратила внимания." Из книги В.Путина "От первого лица"

Нас всех, рождённых своими матерями, сподвигали на подвиги. Во имя семьи, Родины, школы. Путь был освещён трудом, знаниями, талантом и ... Промыслом Божиим. Кому-то хотелось быть лётчиком-космонавтом, как Николаю Нелюбину, а его "кинули" под поезд. А космонавтом стал Юрий Гагарин, простой и честный паренёк.
Я никогда не помышлял быть Президентом России. Ленин, Сталин!!! Правда Хрущёв, Брежнев и Горбачёв сделали эту должность для меня не вожделенной мечтой, а наказанием Божиим!
Учился я хорошо, даже иногда отлично. Успехи в спорте, в общественной жизни и прочее. Рядом со мной рос, учился и занимался спортом Вова Путин. Учился, как он о себе сам пишет, средне, с грехом пополам питерская шпана.

1
У моей двоюродной тетки Гульшат-апы, жившей в 60-х годах в Волгограде, трагически погиб муж – разбился на мотоцикле. И тетушка, которую больше ничто в этом славном городе не задерживало, а делало ее дальнейшее пребывание здесь тягостным, каждодневно напоминающим о смерти любимого человека, решила уехать куда подальше.
Ее согласился принять старший двоюродный брат, мой отец. Мы тогда жили на северо-востоке Казахстана, в небольшом селе, стоящем на высоком песчаном берегу Иртыша. Родители обосновались здесь в пятидесятых годах. Сначала отец, потом за ним последовала мама с двумя пацанами, мной, четырехлетним, и моим годовалым братом.
Уже когда немного обосновались, заполучили собственную крышу над головой (глинобитную, в саманном домике на пару комнат и просторными сенями, служащими в летнюю пору кухней-столовой), из отцовой деревни в Татарстане к нам переехала и его родная сестра тетя Соня (Сагадат) с мужем.
Они, слава Богу, пока были без детей и недолго пожили у нас за полотняной цветастой занавеской – вскоре и для них нашлась избушка-мазанка на окраине села, куда они благополучно и съехали. Тогда еще шел подъем целинных земель, и совхоз «Железинский», четвертым отделением которого числилось наше село, охотно привечал приезжих работников.
Работы хватало всем – в животноводстве, полеводстве, строительстве. И вот к нам подтянулась еще и Гульшат. Она приехала со своей малолетней, еще садиковского возраста, дочерью. Мне тогда было уже лет десять, пожалуй. И я был поражен красотой обеих своих новых родственниц. Гульшат была русоволосой и белолицой, с чистыми голубыми глазами, очень миловидная, с правильными чертами лица.

Письма с фронта. Невыдуманные истории.

ОТДАМ ПИСЬМА БЕСПЛАТНО ТОМУ, КТО ОПУБЛИКУЕТ ИХ,

Александр Тульчинский


В мой антикварный магазин, наряду с другими предметами старины, иногда приносят и документы военных лет. Среди них попадаются и фронтовые письма. Эти письма найдены на чердаках брошенных домов, в макулатуре, в других местах, либо специально принесены в магазин, чтобы мы сберегли их. Продавать их у меня не поднимается рука, а просто складировать – это грех.
Я решил опубликовать их, это наша история, наша память. Здесь нет ни одного придуманного слова, я даже не исправлял ошибки в письмах, разве что случайно, при перепечатке. К сожалению, многие письма в очень плохом состоянии, зачастую не хватает целых кусков. Здесь всё то, что мне удалось разобрать.
А. Тульчинский.

ИСТОРИЯ ПЕРВАЯ.

Письмо 29го/3-42.
Здравствуйте, мои дорогие родители! Шлю я вам красноармейский привет, а так же привет от всей души Клавочки и Вале.
Мама! Я призван в ряды РККА защищать нашу родину – это ты должна уже понять. Я сейчас нахожусь от Мичуринска всего 620 км. Теперь я хочу сказать Вам о своем местоприбытии. От Мичуринска до Саратова ехали мы 4 суток, 3-е суток пробыл я на вокзале в Саратове, из Саратова до станции Мокроус ехали 2 1/2суток и только что – 22.3 ночью я прибыл в часть, Пришлось мне переживать все это, в дороге кормили нас плохо, только что питался своими продуктами.

Предисловие автора

Мне очень часто снится один и тот же сон. Якобы меня неожиданно призывают в армию, и я в толпе, таких же, как и я сам - одинаково беззащитных человеков в военной форме, начинаю доказывать кому то, что я - офицер. И опять малюю, малюю шариковой ручкой на суконных солдатских погонах синие офицерские звезды, как тогда в мае 86...

Писать о чернобыльских событиях неблагодарное занятие, особенно более чем через уже два десятка лет. Память человеческая - ненадёжная штука, которая начинает подводить хозяина уже через несколько минут после события, а тем более спустя такой длительный промежуток времени.

Поэтому, данные записки скорее являются попыткой передать те ощущения и переживания, которые врезаются в саму сущность, в подкорку человека навсегда. Эти переживания преследуют каждого пережившего подобное на протяжении всей жизни. То в навязчивых, повторяющихся чуть ли не еженощно полуснах. Которые, по сути своей, вроде и не являются кошмаром, но после пробуждения среди ночи оставляют после себя такое чувство неясной тревоги и опасения, что невозможно заснуть от прокручивания в уме то - ли сонного бреда, то - ли реального и такого уже давнего воспоминания в долгие часы до рассвета. Или, вдруг, заставляют внезапно остановиться посреди многолюдной улицы от такого знакомого и нераспознаваемого в своей тревожности запаха или звука...

Теперь мне трудно претендовать на абсолютную непогрешимую точность описания в датах, в фамилиях и хронологическом порядке событий.

15 ноября 2001г.

Итак, Виктор, будем считать, что сегодня у нас с тобой возник мост. Не «сорочий», как у Р. Х., но мост дружбы, необходимый тебе и мне для развития.

Почему то только сейчас мне открылся ты реальный. Я увидел человека в духе Андр. Платонова с вполне невозможным сочетанием черт и свойств. Даже г-н Т. Не смог сделать тебя банальным!

Ты говоришь, друзья подтрунивают над тобой, над твоей ненасытностью к знаниям? Но ведь только это и делает тебя настоящим! Иначе человек делается кормом.

Мои опорные реал-метафоры (на сей день): планета Земля – кристалл. Это меняет всё, по сравнению с жидкостной моделью нашей планеты. Апостолом этой концепции у нас на Сахалине явл. Дуничев (геолог), препод. Сах. универс. (кафедра географии). Есть публикации. Но это, насколько я знаю, всё более утверждающая себя в серьёзных научных кругах точка зрения. До хрестоматий ещё не дошло, но ты можешь себе представить, что это за поворот темы!

И ещё одна: Человек может жить до… тридцати тысяч лет в условиях Земли. К сожалению, сведения на эту тему также крайне трудно добыть, как и с Землёй-кристаллом. Вывод о возможностях нашего организма сделан некоторыми учёными на основе данных исследований иммунной системы. Средний темп полного молекулярного обмена на сей день + - 20 лет, то есть мы полностью меняемся за одну жизнь сейчас до четырёх раз. А можем – двадцать, и больше. Причём период элементарной смены может значительно возрастать. Если к этому прибавить изменение лунного и солнечного циклов, скорости вращения и угол наклона Земли, то картина становится ещё фантастичней.

Приветствую!

Виктор (у меня брат Виктор), глубоко благодарен за твое послание. Воспринимаю его как приглашение к дружбе. Шлю ответный джаз. (Знаком ли ты с Киндиновым? (джазмен))

Наш с тобой пересыл совпадает по времени с самой крупной диверсией на и н т е р н е т е. Вирус М е л и с с а из Словакии бомбардирует абсурдными у э б – п о с л а н и я м и сотни тысяч пользователей (про себя: так им и надо!) Диверсанта ищет и н т е р п о л. Как не вспомнить Евангельское «что посеешь…»?

Это совпадает с моими размышлениями (философскими) об соотношении е с т е с т в е н н о г о интеллекта и и с к у с т в е н н о г о. Мыслей хватит на тысячу м е л и сс. Основной вопрос: к т о-к о г о (что?) м о д е л и р у е т? Решается на двух идентичных бобах (рефлексивно).

Относительно твоих записей. С т р а н н о (говорю я себе), что этот человек живёт в Невельске-Сахалинском. Говорю, а сам дивлюсь своему месту жительства. Вот уже что-то общее.

Вот, например, Р. Х. – вполне идентичен. Качество всех античных людей (эллинов, ханьцев, нихонцев…) Они живут там, где живут. Так, как живут. Потому, почему. Не «зачем?», не «в смысле», но по принципу н у л я, принципиально не поддающемуся де-центрации (в отличии, к примеру, от «единицы» - независимо от знака (плюс-минус). Тем более – любой другой в е л и ч и н ы. Вывод: есть цель быть неуязвимым? – стань н у л ё м! (подробнее см. у Федора Гиренка в его «Метафизике пата» и «Пато-логии русского ума» (АГРАФ, Москва, 98 г.)
Не слишком ли густо?

Твои послания полны тобой.
Хочу услышать, как шумит бамбук,
Но ты волнуешься чуть громче…

Есть на востоке чудный город, и зовётся он Навои
Ралот
Наверное, нет в нашей стране человека, который ни разу не слышал знаменитый хит группы Ялла про город в пустыне Учкудук или по-русски Три колодца. Так вот, про этот самый город я вам рассказывать ничего не буду, потому что там нет ни одной мельницы, а расскажу сегодня про соседний город с не менее красивым названием — Навои.
В своих скитаниях по бескрайней Средней Азии я ни разу не встречал город, который проектировали целенаправленно именно как город, с великолепным искусственным озером, прямыми как стрела улицами и тенистыми скверами. Когда едешь по Кызыл-кумам, то Навои возникает перед глазами неожиданно, словно оазис в безбрежных песках, как оживший мираж восточных сказок. Кремово-белый город с изумительной архитектурой всех своих зданий. Не верите, ну так поезжайте и посмотрите сами. Вот его координаты:40°05;00; с. ш. 65°23;00; в. д.
Город построили военные строители и многочисленные зэки, обитающие в бесчисленных зонах различной степени строгости плотным кольцом окруживших этот урбанистический оазис. Именно к ним и лежал мой путь. Так как местное УИТУ (управление исправительных учреждений) и было на этот раз подрядчиком на строительстве мельницы. Скажу сразу: описываемые в этом рассказе события происходили очень давно, в году этак 1984-м.

***

— Мне нужен помощник, а лучше помощница, — обратился я к главному инженеру местного комбината хлебопродуктов обрусевшему немцу Ивану Ивановичу Лирнеру.
— Ты, часом, не спятил, или съел чего непотребного?!

2. А4. АС/DС, или … Мои Первые «Прорывы» за Кордон
Честно говоря, мои командировки за рубеж принесли мне кучу неприятностей. Что и следовало ожидать. Плывя по течению, никогда не знаешь, что ждет тебя впереди. Конечно, эти поездки были уникальным жизненным опытом, которого я никогда не смог бы получить в Союзе. Но…
Мой первый вояж за рубеж состоялся еще в мою бытность студентом филфака. То были годы молодости, полные юношеского бреда и невежества. Учился я, откровенно говоря, из рук вон плохо. Филология не увлекала (это пришло позже!), специальные дисциплины — история английского языка, теоретическая грамматика — давались с трудом, истории зарубежных и русской литератур требовали более основательной эрудиции, а социальные предметы — диамат, истмат, — внушали отвращение уже одними своими названиями. Спасало то, что я был единственным парнем в группе (до третьего курса, когда, к нам перевелся с вечернего отделения Саша Р., вместе с которым мы отправились в Индонезию), что давало неоспоримые преимущества, в частности, с оформлением за границу.
Ну, и что из всего этого вышло? Ну, вырвался за рубеж, пробыл там восемь месяцев, пропустив семестр обучения в универе, а по возвращении, вместо того, чтобы взяться за ум и еще раз пройти четвертый курс (что мне и было предложено!), сразу прыгнул на пятый. Глупо, но факт. Все дело было в том, что вернувшись домой с деньгами и заграничными шмотками, я уже ни о чем не думал, кроме новой поездки "«за бугор"». Шальные деньги вмиг развратили меня, и я, ничтоже сумняшеся, взвалил на себя тяжелый груз сдачи зачетов и экзаменов за два семестра сразу, плюс написание диплома.

Вера арестанта.

Волею судеб попал я на Петровку. В смысле, не в саму контору, не в кабинеты, но в тюрьму, на нары. Шили мне дело по статье, номер которой сейчас не помню. Шили организацию и участие в ограблении одной фирмы, торгующей ноутбуками. Вытащили у них там из магазина огромную кучу компьютеров. Менты решили, что это всё я замутил.
Привезли меня. Отняли ремень и шнурки. Заглянули мне в задницу - вдруг пистолет захватил с собой ? Дали матрас, и вперёд - пока на трое суток.
Я конечно внутренне застремался, ещё бы - я никогда не бывал в подобных заведениях, но виду не подавал, старался держаться бодрячком.
В камеру меня кинули трёхместную. Я был первым посетителем. Разложил матрас и простыни, и сел размышлять над тяжёлой судьбиной арестанта. Во попал ! Первый раз, - и сразу на Петровку ! Да ещё в отдельную трёхместную хату. Я же слышал, как люди парятся в переполненных русских тюрьмах. За что же мне такое благоденствие ?
Уединение моё длилось недолго. Вечером открылась дверь и вошёл... негр. Я обалдел, и не выдержал - рассмеялся. Весёлый денёк у меня сегодня ! Утром ещё планировал отдаться одной мадаме, в обед опустил задницу на нары, а к ужину негр, на закуску ! Впервые в столь закрытом заведении, и сидеть придётся с чернокожим. Оба-на !
К сожалению, у моего компаньона, как и у меня не оказалось сигарет.
Меня взяли-то хитростью, неожиданно. Позвали, якобы посмотреть фотографии возможных преступников, а сами схватили и упрятали меня в тюрягу. Кто-то из высоколобых ментов решил, что я и есть Гутияр разбойник.

Зырянское (Томская область), 26.07.2000г.

Витя, дорогой, здравствуй!

Радости моей уже неделя: письмо от тебя получил 18-го, на второй день своего выхода на службу после отпуска. Денег, как у нас водится, не получил ни до, ни после, а если точнее, то не расписывался в платёжной ведомости за зарплату с января. Терпение на пределе: и увольняться не хочется, и в суд подавать весьма проблемно. Пишу это к тому, на каком фоне состоялось получение твоего письма.

Слава Богу, «отыскался след Тарасов».
Хоронить мне тебя очень уж не хотелось, носил твоё фото к одной колдунье, она мне сказала, что ты жив, только проблем много.

Да у кого их сейчас нет! А я уж, грешным делом, подумал, что ты решил скрыться от наших тягомотных неурядиц где-нибудь в Японии или Гонконге.

Но пусть будет так, как тебе лучше, как тебе удобней. Мне просто не хотелось тебя терять – слишком много хорошего и доброго с тобой связано. Я ничего не забыл, и с годами всё чаще вспоминал дни, проведённые с тобой, и благодарен Господу за то, что они были.

Вспомни сам: если даже случались какие-то размолвки, то какими мелкими и ничтожными, а то и смешными кажутся они сейчас!

Главное-то было в другом, и разве могу я забыть твою поддержку в такое трудное для меня время, те светлые минуты дружеского общения, тех людей, с которыми ты меня познакомил.
…
В своём последнем письме я посылал тебе полосу из «ТМ-экспресс» (томской молодёжки, почившей в бозе) – там были стихи из цикла «Образы Армении» (все на полосе не поместились, но и за то, что вышло, спасибо Вере Петуниной, она была тогда редактором).

(Эпическое повествование в восьми частях с лирическими отступлениями)

1. Несколько вступительных слов

Вспомнить? Отчего бы и не вспомнить, тем более для этого у меня теперь есть три достаточно веские причины: во-первых, просьба людей заинтересованных, во-вторых, мысленно отмеченный мною в прошлом году десятилетний юбилей окончания альма-матер, и, наконец, в-третьих, давнее и пока не осуществлённое моё желание написать автобиографическую повесть о годах учёбы в Литинституте. Пусть эти заметки послужат хотя бы рабочими материалами для возможной повести.
Итак, вспомнить, отмотать назад киноленту жизни, перевести стрелки часов, сесть в машину времени и вернуться на десять-пятнадцать – уже больше – лет назад. Что, в общем-то, несложно для человека памятливого или для человека с развитым воображением. Не причисляя себя целиком и полностью ни к одному из названных выше типов, всё же попробую, авось что путное и получится.

2. На подступах к Москве

Впервые я узнал о существовании Литературного института во время службы в армии, году этак в 86-м или 87-м, когда отец в письме прислал мне вырезку из «Литературной газеты» о наборе студентов на очередной учебный год. Сам-то тогда я своего будущего с литературной деятельностью никоим образом не связывал. Так, пописывал стишки лет с двенадцати, показывал знакомым ребятам и девчонкам, даже не мечтая где-либо опубликоваться.
После армии из подмосковного Серпухова переехал в Кингисепп, под Питер. Работая на заводе слесарем, стал посещать занятия ЛИТО «Зарница» под руководством члена Союза писателей Владимира Петруничева.

Неминуемое лето

Маме, Наклейщиковой (Колесниченко) Наталье Анатольевне

- Ну как, с бальзамчиком?
Пожилая женщина с усталыми глазами неторопливо перелистывает прейскурант на услуги, я стою перед конторкой, за которой сидит говорящая.
Время здесь движется медленно, нарушая законы Эйнштейна, искажая привычный мир мыслепространства, здесь и мои мысли, казалось, остановились.
На столе не так много предметов: увесистые папки, ваза с искусственными цветами, несколько икон и ключи от множества шкафчиков. Сложно представить, что в них находится, но эта женщина правит миром сложных химических соединений.
Я не знаю, что сказать. Глупо стою и тереблю кошелёк, в котором лежит карточка на зарплату отца, беспомощно смятая бумажка со множеством фамилий и телефонов, а также пузырёк валерианки.
Механически повторяю:
- С бальзамчиком.
И чувствую, как эта фраза выжала из меня последние силы.

1

Ну это же была не она. Не её тело лежало сейчас здесь, в этой обитой бордовым бархатом коробке с причудливо вышитыми цветами. Не это шкафоподобное сооружение опускали четверо крепких мужиков прямо в глубину за час вырытой ямы на окраине города. Никак не могло быть моей матерью это странное застывшее с заботливо скрещенными руками существо, которое ещё недавно обнимало меня, мою дочь и своего мужа, целовало на ночь и советовало ложиться спать пораньше.
Папины коллеги приехали спозаранку в день похорон, чтобы помочь с делами. Если бы не они, я не знаю, как разобралась бы в провально-памятные даты, когда заключение врача пришибло нас, как бабочек шквалом ветра, к остывающим домашним стенам.

3 марта 2012 г. суббота

Во сне встретил знакомого.

Он не знает, что я умею летать над землёй. И учит меня, как это делать. Я не открываю всех секретов, штурманских карт, не признаюсь. Посмотрим, как у него это получается. Взявшись за руки взлетаем над улицей, городом. Невысоко - метра два-три. Потом я отрываюсь и взлетаю выше. Он предостерегает: «Провода кругом, не задень случайно». И доволен – быстро учится ученик неофит.

Двойственные чувства. Слишком быстро освоил науку, которая другим закрыта. Только для избранных. Я покружился и сел. И предлагаю ему полететь на «толкучку». Посмотреть диковинные вещи, книги, антиквар. Всё разнообразие, что там продают. Он задумался.

А народ: немногочисленные зеваки дивятся нашему мастерству. Наблюдают, ловя ворон, открыв рот. Молча шушукаются. Обсуждают. Диковинному свойству человека дивятся, возможности самостоятельного полета, как птица, без посторонней помощи.

**

Жарков внезапно разбогател, и стал человеком.
Жилу какую свою случайно надыбал. По стечению случайности. Фора попёрла. Подфартило. Дождался, болезный.
Поумнел. Одет с иголочки, во фраке. Ловит меня, думаю, денег занять, как всегда. Чего-нибудь попросит. Ассоциируется всегда, его завидя, человек по кличке «Дай». В мозгу привычно засело.

Сначала встретил его в затрапезном бомжовом, как обычно, виде в промасленной телогрейке с чужого плеча, без золотых зубов. Потерял по пьяни в былые времена. Загнал на выпить.

Он, - Нет, - говорит. - Приглашаю тебя на вечеринку, на пир. – (Во время чумы).

15 марта 2012

встреча земляков в деревне у охотника.

Тренировка. Генеральная репетиция. Посиделки перед днём рожденья. Пес Карай радостно встречает. Уже не лаем, а лапами обнимает, бросается на грудь навстречу. Как старый добрый друг. Ты для него.

Маленький пёсик Гром в курятнике подрос. Немецкая овчарка - за три месяца стал круглый бочонок. Декабрьский. Играть не с кем. Бегает за пятки, сапоги и штаны хватает.

Баньку гарно истопили. С прошлого лета не был, погрелся от души. Веник берёзовый запарил свежий. Одному привольно и довольно, никто локтями не достаёт.

**
Рассказ сторожила. Василий Михайлович.

Родился в Москве в декабре 1941 года.
Немцы в кольце стояли под Москвой.

Отец боевой офицер. После войны бравый вояка загулял. Мать с новым животом, с братом Геной, собрала вещи и меня, ушла от него. Уехала на Сахалин в 48 году. Там и Генка родился, правда недолго пожил, всего 62 года, вот эта хрень зараза – «беленькая» сгубила, свела со свету, сжила. Говорил ему, «печень больная. завяжи…»

Полтора месяца ехали в теплушке - товарняке до Владивостока. Общий вагон. Топили буржуйку. Была весна 48 года. Ему было уже 7 лет. Все помнит. Как ехали. Получили деньги подъемные на билет, продукты.

Дядька сделал из нержавейки кастрюли стальные. Мать вытопила масло, уложили крупу, сахар в мешок и помогли забросить в вагон. На дорогу. Мать деревенская. Смекалка была. А в Москве трава съедобная на асфальте не растёт! Голодное время было 47-48 годы.
Вот мать и решилась на отчаянный шаг. Завербовалась на остров. Одна с малолеткой и беременная вторым ребёнком.

Екатерина МАНГУБИ-ЧЕРКЕС

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ СТАРОЙ МОСКВИЧКИ
Зубовский бульвар, 27
Да, странное чувство испытываю я, садясь за эту тетрадь. Необычность занятия и даже какая-то ответственность заставили меня взяться за перо. Дело в том, что прожила я довольно большую жизнь и в свои 80 лет часто вспоминаю прошедшие годы. Наверное, уже мало осталось людей моего возраста, которые отчетливо помнят свое прошлое, а ведь прошлое моего поколения было богато многими интересными событиями и встречами. Вот я и попробую все записать – может быть кому-нибудь это будет интересно.
Мои родители – коренные москвичи, люди небогатые, служащие. Жили, как мне казалось, безбедно и детство мое и моего брата прошло, как и окружающих меня сверстников среди добрых интеллигентных людей. Наша мама и бабушка привили нам вкус к книгам, к музыке и любознательности. И эти чувства сопутствовали мне всю жизнь.
Мне было 11 лет, когда началась революция. Эти события застали нас врасплох. Бабушки уже не было в живых, мама от политики была далеко. Я только помню, что жили мы в то время втроем в маленькой комнатке, окно было завешано пледом, мы сидели, притаившись, а кругом гремели выстрелы, нам было очень страшно. Горела керосиновая лампа, топилась «голландская» печка и мы там варили суп с грибами и пшенную кашу. А наша соседка иногда приносила нам хлеба. Наверное, немногие сейчас знают, что такое «голландская» печь, или как ее называли «голландка». Это высокая печь кирпичной кладки, которую ставили в жилой комнате, иногда эта печь выходила на две комнаты. Стены этой печки облицовывали изразцами и вверху делали отдушину.

Как я превращал кино в действительность

(В продолжение моего предыдущего текста — «Фильмы моего советского детства»)

«Из всех искусств для нас важнейшим является кино» (В.И.Ленин)

Плакат с этой цитатой из Ленина висел в кинотеатре «Молодёжный» на Садовой улице, близ Невского проспекта. И я видел его много-много раз ещё в детстве, и всякий раз невольно пытался понять и осмыслить это ленинское высказывание. Мне казалось, что кино является важнейшим искусством потому, что оно самое молодое и передовое, самое красочное и захватывающее, и самое массовое...

...Да и самого себя я часто воспринимал, или воображал, как героя какого-то фильма. Или какой-то книги... Какой-то захватывающей истории!.. И, само собой разумелось, что это — революционная история... Какая же ещё?..

Разве в чём-то другом — кроме Дела Революции — есть такой же Смысл?..

Пожалуй, что всё это думалось во мне, действительно, в немалой степени, именно благодаря Ленину... И его огромной вере: как в бесконечный творческий потенциал народа, так и в нарождающегося советского зрителя... (И ещё есть такое мощное латинское слово «спектатор»...).

В своих играх я был одновременно и Сценаристом, и Режиссёром, и Актёром. С тенденцией к превращению в реального, «посюстороннего» Героя, в котором окончательно соединялись воедино все три предыдущие ипостаси...

Но чтобы произошёл этот революционный скачок в «посюсторонность» — мой «потусторонний» Герой должен был умереть. Что я и делал всякий раз — безжалостно его убивая...

Фильмы моего советского детства

…Как многим я им обязан!.. Как многим!.. Наверное, нисколько не меньше, чем книгам (о которых я недавно писал: «Книги, меня породившие»). А в чём-то, может быть, даже и больше... И в основном, конечно, именно — СОВЕТСКИМ ФИЛЬМАМ! (Хотя показывали тогда и зарубежные фильмы, и при этом — самые лучшие!..).

Когда я ещё не умел читать, когда ещё не было телевизора — меня уже брали родители в кино. В наш славный клуб Ленэнерго у Марсова поля, в бывших Павловских казармах, почти прямо напротив нашего дома (сколько было этих клубов в СССР, даже в самых глухих местах!..)...

Потом я уже сам, и с друзьями, ходил в кинотеатры «Родина», «Молодёжный», «Аврора», «Баррикада», «Великан», что был на Петроградской (называю ближайшие к нам)... Да сколько их было в Ленинграде!.. На одном только Невском проспекте!..

Фильмы об Октябрьской революции, о Гражданской войне, о Великой Отечественной — их было тогда очень много! Их и снимали при приоритетном обеспечении от государства, и показывали прежде всего. Показывали за копейки в самых удалённых уголках страны...

Было много фильмов на эти главнейшие темы и специально для детей и подростков; и именно они в мои ранние годы в огромной степени сформировали и определили и моё мировоззрение, и мою душу, и мою судьбу... А сколько было прекрасных романтических, приключенческих, фантастических фильмов!..

Билеты на детские сеансы — стоили 10 копеек!..

Детские советские мультфильмы — хотя бы только упомянуть о них!.. Ведь среди них были шедевры!..

А детские прекрасные фильмы по сказкам и былинам:

Золотой ключик
Илья Муромец
Садко
Марья-искуссница

Аннотация:
Курортный роман. Как одна случайная встреча растянулась на целую жизнь

Крым - Пермь. Не избывная боль моя.

Часть 1. Малоречка. Судак, крепость.

1991г., последнее лето СССР. "Ура !" - со вскинутыми к восходящему солнцу руками, мой 11-летний сын сбежал по самолётному трапу на бетон Аэропорта г. Симферополь. О, воздух Крыма: степь, сады, роса на утренней зелени ! Мельтешение пейзажей за окном троллейбуса, горный серпантин и вот, за Алуштой ( Господи, какое название! Алушта - прохлада, ветерок!) селение Малый Маяк, улица Утренней Зари зигзагом под гору, сквозь виноградники и огороды ( помидоры - во !), превращается в тропу, вниз, вниз, бегом, прыжками ( молодость моя...) три км. и вот он - Карабах, два десятка частных строений прямо на берегу Чёрного Моря и "ведомственная" Турбаза одноимённого названия, здесь, во владениях Галины Владимировны, статной русоволосой красавицы, кастелянши с Турбазы, и её супруга, крепкого цыгана Арнольда, сантехника той же Турбазы, вот уже десять лет арендует наша компания "домик" - сами его и построили из фанеры и досок, сами "протянули свет" от ближайшего столба, сами "пробросили воду" от колонки, каждый год добавляли и добавляли к благоустройству, здесь же, под полом "нашего домика" - "тайник" с летним имуществом от пляжных матрасов, ласт, масок до мангала и пр. В этот год одновременный выезд в Крым спланировать не удалось, и на тропинке к "домику" - только мы с сыном. И чем ближе "домик", тем замедленнее наш бег и радостный восторг предстоящей встречи сменяется настороженным удивлением: строительная техника, щебень, раскуроченные, брошенные дома - добежали, стоим,

Письмо с Шикотана

в Томск, главпочтамт, до востребования

12 июня 1989 г. Борт СРТМ «Светозар».

Здравствуй, друг Г.!

Пишу тебе письмо с моря. С борта траулера «Светозар», идём на остров Шикотан, в бухту Крабовая, там я хочу отправить это письмо. Сижу в каюте за пишущей машинкой, взял с собой в долгий рейс, чтобы не скучать.

За эти полгода у меня много новостей.

В январе-феврале был в Японии полтора месяца, в порту Хакодате переоборудовали наше судно под краболова. Мы работаем в аренде в совместной фирме «Диана», ловим у берегов Сахалина и средних Курильских островов краба-волосатика для японцев.

В Японии мы имели свободное передвижение, на руках пропуск, жили в частной гостинице, знакомились с городом, были на старом русском кладбище (моряков), в бывшем русском консульстве.

В этом городе жил поэт Исикава Такубоку (помнишь, «На одиноком песчаном берегу с маленьким играю крабом»), там его почитают. Дочь свою он назвал русским именем Соня. Общались с японцами, там я начал изучать японский язык. Наши моряки накупили машин, я – магнитофон для записи.

Беседовал с грамотными японцами о японской литературе, им польстило, что я знаю Кобо Абэ, Нацумэ Сосеки, Кэндзабурэ Оэ и других, общались на английском языке. Я спрашивал, каких русских писателей вы читали? Отвечали: Чехов, Толстой, Достоевский, Тургенев.

Много интересного увидел и узнал. Как они живут, их жилище, культура, дизайн, дома, садики. Пешком почти не ходят, у каждого - личный автомобиль, а у «сирот» (бедных японцев, есть и такие) - велосипед.

Тетя Зина, прожила тяжелую жизнь, перенесла операцию, чуть не умерла, лежала в реанимации. Собственно, операция-то распространенная, удаление камней из желчного пузыря, скольким ее делают такую, и ничего, а вот ей не повезло с хирургом. Бывают плохие врачи, если это терапевт, то не так страшно, а вот если плохой хирург…, вот и ее оперировала такая. Не хотела тетя Зина идти под нож именно к ней, а куда деваться? Ее успокаивали, мол, ничего, обойдется, но не обошлось, последствия операции оказались тяжелейшими. Она истекала гноем: желчный пузырь лопнул до операции; пролежни были большие, ведь лежала несколько дней без сознания, без движения, а уход минимальный, в обязанности персонала, видно, не входит оказание услуг такого рода.
Когда же очнулась, насмешила все отделение. Едва открыв глаза, и видя только потолок, она, еле смочив пересохшее горло слюной, прохрипела: «Война в Чечне закончилась?» Врач и две медсестры работали у постели своего сотрудника, который выстрелил себе в глаз, сначала не поняли ничего, стали оглядываться, а когда увидели очнувшуюся больную Коростелеву, засмеялись: «Нашла о чем беспокоиться! Радуйся, что сама очухалась!» Будто на грани жизни и смерти только о Чечне ее заботы, будто мир в Чечне дороже ей собственной жизни.
Она, уже довольно пожилая женщина, сохранила ум и память, считает в уме так быстро, что за ней и не угонишься. Политикой интересуется. Однажды звоню ей в дверь, дачу купила, хочу с ней радостью поделиться, она открывает и с ужасом: «Рохлина убили!

Ляжу я на пляжу и млею .. - название рассказа.
Эпиграф:
Лето, за пивной стойкой спор охотников.
- Вот у нас на Волге, на плёсах вальдшнепы! Бабах! Бабах - Это Охота !
- Лыжи, морозец, сосны в снегу и следы, следы: колонок, изюбрь - В Сибири - Вот где охота!
Седовласый джигит в кепке стёр пену с усов:
-- Сочи! Пляж - лежат рыжие, чёрныё, обгорелые - жопы - Во! Груди -Во! Они лежат, а я иду! И понимаешь - им всем охота! И мне - охота! - Вот это - охота!
ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ:
Уважаемые дамы, заранее приношу свои извинения, вот чего я не хотел, так это Вас обидеть. Каюсь. Ничего не имею сказать против Ваших «не русских» кавалеров. Всякий человек не похож на другого человека и, конечно же, именно Ваш джигит – это Настоящий Мужчина Во Всех Смыслах этого слова!
И Ваш Джигит – преданный Вам друг, это - Ваш будущий муж и Ваша надежда, и будущая опора по жизни. Кто бы сомневался!
Просто с 1980г. по 1991 г. я каждый год проводил лето в Крыму, чаще всего вдвоём со своим ребёнком, иногда к нам присоединялась Спутницей с Дочей ( и есть у меня рассказ «Крым, Пермь, Спутница и Доча. Неизбывная боль моя» - если угодно могу выложить,, но это другая тема)
В Крым мы приезжали из лета в лето, на одно и то же место: турбаза «Карабах», чуть выше Алушты. Рядом с нашим домиком был пансионат МАИ (Московского Авиа Института) объясняю что бы подчеркнуть социальный статус и образовательный ценз отдыхающих рядом с нами девушек и дам,

Опубликовано в журнале Караван историй .Коллекция. №5, 2014.......Подробности читайте в моей книге "На терртории любви Никиты Михалкова. по ссылке......http://www.proza.ru/avtor/7djek8pot&book=6#6

Помните, у Высоцкого:"Если друг оказался вдруг..." Впрочем, я никогда не считал себя другом Никиты Михалкова — скорее мы были приятелями. Он - хохотун, весельчак, я тоже большой любитель приколов. Именно юмор, легкое отношение к жизни и сблизили нас. Настолько, что мы приятельствовали более двадцати лет. Я горел вместо него в тракторе на съемках «Сибириады», позже он стал крестным отцом моих сына и дочери. В какой-то момент я даже поверил, что наши отношения тянут на крепкую мужскую дружбу, но это оказалось не так. Пройдя огни и воды, они сломались под звуки медных труб.
…Конец 70-х, идем по Невскому, кадримся к девчонкам. Михалков тогда приезжал в мой родной Лениград особенно часто - в архивы библиотек дома Пушкина, Салтыкова-Щедрина и Академии наук. Он работал над сценарием к фильму о Грибоедове, который очень хотел снять. Мог бы, конечно, делать это и в Москве, в «Ленинке», но, видно, предпочитал погружаться в эпоху: над Невой, Фонтанкой и Грибоедовским каналом и в те годы витал дух позапрошлого столетия. Впрочем, не исключаю, что Михалкову просто хотелось время от времени вырваться из московской суеты: дома маленькие дети - Аня и Артем, одна без устали бегает, второй - плачет. Так или иначе, при малейшей возможности он приезжал сюда. Останавливался в гостинице, днем работал, вечером заходил ко мне, и мы отправлялись вдыхать атмосферу улиц.

7 мая 2008 г.

В честь Дня Победы.

Днём - встреча с ветераном Великой Отечественной войны в библиотеке на улице Советской, раньше здесь был детский филиал. Живое общение проходило в уютной по-домашнему обстановке в тесном кругу школьников и читателей.

Кочнева Олимпиада Семёновна. 85 лет. Она не любит, когда её так называют, официально по паспорту, поэтому согласна просто: Лариса Семёновна.

Зенитчица была на фронте под Москвой. Ранений нет.

- После войны. Бушлат и шинель остались – всё её имущество. Пошла в милицию работать - военная форма как раз подходит, – а больше ходить не в чем. А там сиди на месте - выходить не надо.

Потом на Сахалин приехала. В Южном год жила. В Невельске с 61 года. 30 лет стажа нотариусом. Воспитала молодое поколение сведущих специалистов. - С гордостью отметила, заслуга явная её.
Грамотно говорит, взвешенно и чётко, работа наложила отпечаток. Острый ум в зрелые годы.

- Работать нотариусом было интересно. В Южном ещё захватила японские дома. Двери были раздвижные, даже не из фанеры – из картона. Холод собачий.

- По «ящику» что показывают?! –непотребство сплошное – просто хочется иной раз запустить в него сапогом.
А новый не купишь…, маньяков учат… сами. Кто? – государство. Богато стали жить…
Голодное детство прошло в Ивановской области. Рано лишилась отца и матери.

- С годами помню всё.
Детство вижу подробно, как будто было как вчера. Войну. Всех подруг, солдат, офицеров - все имена и фамилии помню, как сейчас.

- Курю. Не могу бросить. Да и нельзя бросать. Организм не позволит – сразу умру. Кто не курит и не пьёт – тот здоровеньким помрёт.

В Казахстане, где я прожил много лет, было полным-полно немцев, встречались даже села, население которых было сплошь немецким. Был у меня и друг немец – Сашка Ляйрих (он еще в 80-е годы перебрался в Германию). Мы вместе росли, бывало, дрались, не решив какие-то мальчишечьи проблемы мирным путем, потом снова мирились. Ходили на рыбалку на Иртыш, совершали набеги на чужие огороды – чужой огурец всегда почему-то казался вкуснее. И я никогда не задумывался: откуда взялись в степях Казахстана немцы? Лишь позже, повзрослев, многое узнал. И то, что сюда их переселили в годы войны с берегов Волги (без малого миллион!), и мне понятна стала причина постоянной печали в глазах отца Сашки – дяди Адольфа. Он был мобилизован отсюда же, из Казахстана, на трудовой фронт, рвал жилы где-то на лесоповале, получил там увечье. Он внес свою долю, хоть и подневольную, в победу над фашизмом. Но после войны его не приглашали ни на одно торжественное собрание по случаю Дня Победы, хотя на них чествовали чуть ли не даже последних лодырей в тылу, не говоря уже о фронтовиках. Те вообще косились на дядю Адольфа, по пьянке могли обозвать его и фашистом. А какой он был фашист? Тихий, непьющий и трудяга, каких мало. Но он был немец. И это во время войны и еще много лет после нее помнили всегда – особенно люди злые, недалекие. Это я сейчас понимаю. Как и то, что тогдашние правители нашей страны очень несправедливо отнеслись к этому честному и трудолюбивому народу – российским немцам, обжившим Поволжье более двух веков назад. Потом людей этих реабилитировали, как репрессированным назначили какие-то льготы. Справедливость как будто восторжествовала.

Дневник моряка, списанного на берег. Досталась со дна кованного сундука из морёного дуба.

Начата запись повествования в словах 24 апр. 14 г. четверг.

Записки Хонто-Кэсинского из местечка Понто-Кэси - "Большая Вода".

Названия предметов и событий. Слова, определяющие вехи.
Домашний музей под открытым небом. Синопсис краткое изложение романа.

Самому захотелось сочинять тексты, которые самому приятно читать, чтобы находить отдохновение и удовольствие в самом процессе. А ещё полезно и познавательно и поучительно. Душеспасительная повесть. Пикантные подробности приправить как травы специи в блюдо для аппетита. Индийский шафран и паприка для остроты.

В эпистолярном жанре. До упада. Упанишады.
От шепота до выкрика и взгляда, в упор и исподлобья, свысока, мельком и косо глянув, окинув взглядом, долго задержаться веки вечные, века на время.

Роман с самим собой наедине и с долгим продолжением вперёд по спирали ленте Мёбиуса.

Писать, как полноводная река,
во время половодья мутного разлива. Горный поток с распадка от таянья снегов на гребнях и вершинах. Весеннее половодье и разлив. Снега вдали белеют на вершинах до самого июня месяца.
Снега на вершинах белеют в июне.

Большая рыба.
Остров Рыба. А мы на хвосте. Рыба ищет, где глубже… остров водоплавающих существ.

Нерест красной рыбы.

Бисероплетение из слов. Слова и символы, и скрытые значенья, сопутствующие смыслы. Туманный смысл затерян в прошлом веке. Назад уводит вспять в прошедшее время. Которое никогда для тебя не кончается.

Светлая память моим родителям
Дыбала (Безуар) Нине Васильевне
И Дыбала Леониду Иосифовичу
Давшим жизнь мне, моим сёстрам и брату
Их великому труду, сделавшему нас людьми.

Что жизнь – случайность или рок?
Краткий биографический очерк.

Судьбы одних людей можно уподобить прямой дороге, где нет неожиданных крутых поворотов и, кажется, всё заранее предопределено: родился – учился – женился - работал – растил детей. Даже события мирового значения – мировые войны, революции, крушения империй – почти не затрагивают этих людей, и влияние таких событий логично встраивается в течение их судеб.
У других людей, наоборот, судьба изобилует резкими неожиданными поворотами, несмотря на которые, всё же прослеживается некое направление жизненной линии. Как правило, это люди активно участвующие в исторических процессах, они двигатели, творцы истории – известные исторические персонажи.
Однако есть много самых обыкновенных людей, у которых судьба не менее извилиста и богата неожиданными поворотами. Причины тому разные, но, по большей части, это как раз упомянутые мировые события. К таким людям относятся мои родители – Нина Васильевна и Леонид Иосифович Дыбала.
Я часто думаю о том, сколько пришлось пережить моим родителям за долгую и трудную жизнь, как причудливо плелись их судьбы. Все главные мировые потрясения ХХ века, перемоловшие судьбы миллионов людей, всей своей тяжестью прокатились и по судьбам моих родителей. Они не были непосредственными участниками ни одного из этих событий, они были обыкновенными людьми, каких большинство, но события были настолько грандиозны, что коснулись всех.

14 октября 2007 года. Воскресенье утро.

Ночью разбирал архив. Нашёл старую карту Сахалина, случайно. Ищешь одно, а находишь другое. Не менее важное давно потерянное. Такой непреложный закон вывел спонтанно, для себя определил.

Карты Курил и Охотского моря. Порт японский город Аомори, лоцманские подходы с отметками глубин, чтоб не сесть на мель. Штурманские карты, устаревшие, для служебного пользования. Северное побережье Хоккайдо. К нам открытой стороной, к югу мыса Крильон.

Книга стихов Борис Шаховский.

«Умирает поэт, а больничные стенки
так чисты и белы, даже больно смотреть.
Смерть уйди, не мешай! - это воин Гудзенко,
он не может, не кончив стиха, умереть» …

Эти стихи я читал с эстрады на конкурсе художественной самодеятельности в Доме культуры имени адмирала Геннадия Невельского в далеком году, когда учился в 8 классе.
Моё первое выступление на публику. Яркое впечатление из прошлого. Тогда случился казус – испуг на сцене перед полным залом, рот пересох, слова забыл… А зал смеялся…

Вытащил из "тёщиной" комнаты старый чемодан.
Набитый добром. Думал, рукописи. Оказалось, армейская форма.
Пригодится для тур. походов. Почти забыл о её существовании. Осталась как память.
Шинель солдатская, натуральное сукно. Китайцы такие вещи любят носить. Ценят за качество. И шапки ушанки. Наши Сам видел, наблюдал, как ходят, козыряют.

**
Поставил кассету. Написано: Миша Шафутинский. Оказалось, «Скорпионс». Ещё лучше. Слушаю с ностальгией.

Скорей всего, наши дома тоже сломают. Надо быть готовым. На чеку.
Собрать всё самое ценное для себя. Унести много не смогу.
Просто некому будет помогать.

Учебка

После недельного пребывания в сборном пункте в Егоршино под Свердловском меня "купили" в танковые войска и повезли в Чебаркуль, в учебку.
Однако на второй или тре¬тьей станции за Свердловском весь эшелон призывников выстроили на перроне (все пьяные, оборванные, поцара¬панные и в синяках - ей-богу, орда моего древнего сопле¬менника Мамая, наверное, выглядела лучше) и зачитали список из полутора десятков имен.
Фигурировал в нем и я. Нам объявили, что мы попали не туда, посадили в другой поезд и привезли в Нижний Тагил. И определили в стройбатовскую учебку. Часть стояла прямо посреди города, отгородившись от него высоким забором, рядом с громадным Дворцом культу¬ры "Юбилейный". Обучали нас разным строительным специальностям, в том числе на жестянщиков, сантехни¬ков, газосварщиков, электросварщиков и еще на кого-то.
Меня назначили электросварщиком. Служба, сразу скажу, была тяжелой, даром что стройбат. Учеба - от звон¬ка до звонка, шагистика на гулком плацу - до одури, мо¬роз не мороз, а маршируй. Утомительные часы в карауле - с настоящим карабином СКС, но без патронов ("Бей штыком, коли прикладом!")
Какая служба ждет нас в частях без специальности, нам дали понять сразу. Еще до принятия присяги полови¬ну учебки - а это батальон - бросили на "прорыв" под Кунгур в Пермской области. Там срывался срок сдачи ракетной площадки.
И мы на тридцатиградусном морозе выдалбливали в промерзшей земле метровой глубины траншею (она змеилась на километры и соединяла между собой пусковые шахты, командные пункты и еще черт знает что там), затем укладывали на ее дно бронирован¬ный,

Посвящается Антону и Вике, хотя я не знаю, настоящие они люди или вымышленные.

- Ты смотришь на меня так предосудительно, словно я виновен во всех твоих бедах, словно из-за меня в твоей жизни есть повод для недовольства. И только из-за меня!
Что тебя смущает? Вонь? Грязь?
Нет. Мое униженное бытие бессловесной помоечной твари пугает тебя! Ты смотришь на меня, и в твоей душе неожиданно, словно тошнота, поднимается страх – страх когда-нибудь оказаться таким же, как я.
Но прости, я не могу долго смотреть людям в глаза. Глаза напоминают мне о ней. Ее глаза… ее глаза были последним, что я увидел, перед тем как умереть. Ибо я умер, и сейчас я более мертв, чем она…

«Антон!» - Вика помахала мне рукой, зеленое платье отделилось от громадины мокрых камней и стремительно поплыло в тумане мне навстречу, словно маленькое привидение. Она бежала по мокрому песку, а ее шаги тонули в ровном дыхании моря. – «Смотри! Ракушка…» - она открыла ладони, словно ларчик и на дне я увидел крохотную бледную ракушку, запутавшуюся в темный лист водорослей и испачканную в песок. Вика на мгновение показала мне свое сокровище, и ее ладошки ускользнули из-под моего носа.
«Тебе не холодно?» - спросил я, любуясь ее стройными ногами.
Она отрицательно мотнула головой. И зеленое платье опять растворилось среди камней.
Приехать сюда, пусть и не в сезон, оказалось хорошей идеей. Я получил отпуск – точнее, время подумать. Это важное решение. На место генерального директора претендует восемь человек, а Шеф сделал предложение именно мне. Но если я соглашусь, это значит, что жить мне придется на работе!

-Слушай, а давай напишем Колю, а?
Алексей Иванович Кокоулин глядел на меня с хитроватым прищуром. После того, как я написал о нем очерк в нашей газете как о фронтовике, мы подружились, и этот геройский старикан иногда заходил в редакцию «Эвенкийской жизни». Когда просто потрепаться, когда пожаловаться на проблемы.
Впрочем, серьезная проблема у него была одна: жилье. Вернее, отсутствие оного. Ветеран Великой Отечественной жил один в развалюхе, бывшей до войны… конюшней, и переделанной под жилой дом. Лачуга эта была холодной, ее все время надо было топить, чтобы не замерзнуть.
Привозную воду надо было своевременно перетаскивать из уличной бочки в домашнюю, прозеваешь – и на сорока-пятидесятиградусном морозе она за считанные минуты промерзнет до дна, а потом выколачивай ее.
Был Кокоулин помоложе – сам со всем справлялся, не роптал. Ну а когда перевалило за семьдесят, стал просить у местных властей предоставить ему благоустроенное жилье. Ну а что, имел право!
Да вот только чиновники все кормили его обещаниями. Или предлагали жилье вроде получше, поближе к центу столицы Эвенкии, но все с той же ненасытной печкой и с железной бочкой для привозной воды во дворе.
И я писал в газете о проблеме ветерана. Но ушли те времена, когда на газетные публикации местные власти обязаны были реагировать и принимать по ним конкретные меры. Их просто игнорировали. Или пренебрежительно отмахивались. Да и недолюбливали местные власти Кокоулина. Дед был откровенным хулиганом.
Семьи у него не было (с женой давно уже развелся, а единственный сын жил в Красноярске и напрочь забыл об отце), и Кокоулин нередко устраивал дома загулы – с бабами, с драками,

светлой памяти капитана Лактионова

Вот и кончился праздник 1 Мая. С утра дождь зарядил и прошёл. А вчера до обеда светило солнце.
Днём поехал к художнику в гости проведать, на Семи Ветрах стоит его дом трёхэтажный у моря, рядом пляж в Моргородке. Раньше это место называлось Южный порто-ковш.

Во дворе его сосед сидит на лавочке, отдыхает на свежем воздухе, капитан дальнего плавания Геннадий Фёдорович Лактионов. Один из немногих оставшихся капитанов, седых рыбаков НБТФ. Редеют ряды ветеранов флота…

Молодая мамка, ещё девчонка поодаль гуляет с коляской, рядом подруга её, в телефон сообща засмотрелись не отрываясь.
А муж совсем юноша стриженный, детство играет, с приятелями за сараи скрылся, пиво пить поманили.

Фёдорович на пенсии. Их мало осталось - старых капитанов. Помирали рано.
Другие уехали на материк. Пожить в тёплых краях в Краснодаре на старость лет.
Федорович с женой застряли на Семи Ветрах. Куда деваться?
Сын живёт во Владивостоке с семьёй. Приезжают летом навестить.

В Базе тралового флота (которой уже нет – растащили на мелкие фирмы) работал с 1962 года.
Рыбацкие истории, рассказанные Фёдоровичем! Настоящие морские байки, и смех и грех, удачи и потери. Нелёгкие испытания и комические происшествия на море. Их невозможно самому придумать и вообразить. Бывали чудеса, когда спасались в шторм от неминуемой гибели.… Ещё предстоит записать.
(его уже нет среди нас, только память осталась, а память не вечна, если сможешь открыть «мягкий диск»...)

На демонстрации 1 Мая в последние годы капитан Лактионов нёс гордо трудовое знамя НБТФ в одной вытянутой руке впереди праздничной колонны самого видного в городе предприятия! Сильный мужчина, не каждый бы смог.

Друга вспомнил капитан. Николай Константинович Папузин, в Базе стаж трудовой имеет с 1952 года. Старейший работник, ветеран Великой Отечественной войны.

Общая тетрадь в коленкоровом переплёте в линейку, 96 листов, цена 41 коп, Москва, фабрика Восход. 1 сорт, ГОСТ 74. (очень удобная, мягкая и объёмная).
На титульном листе
13 марта 79г. Томск.
Стихи, дневниковые записи. Наброски. Исповедь.

13 марта 79г.
«Выхожу один я на дорогу». Выхожу на дипломирование. Дипломное задание получил на кафедре Мостов. Н. в женской больнице на улице Розы-Люксенбург, 13. Шеф недоволен. «Мечет икру». На душе неспокойно. Сегодня завёл эту тетрадь. Брать отпуск или продолжить ходить на работу?
Пока надо повременить. Сергей С. друг поэт скоро уезжает, до моей первой процентовки. Как я без него. Единственно на ком я держался здесь в Томске.
Работаю в ТИСИ, студент-дипломник-заочник. Учёба на первое место.
Богдан в смятении. Стихи запущены, надо их просмотреть (черновики). Честно говоря, в черновики страшно залазить. Тёмное это дело, черновики.

С. собирает все стихи и всю прозу М. Ц. (Марины Цветаевой) «до строчки», как он сам выразился.
(Книга, кино, спектакль в драмтеатре) Карел Чапек «Средство Макропулос». Греческая фамилия с острова Крит.
Кампучия – Иран. Составы идут на Восток.
Геннадий Яковлевич (ТИСИ) делает губами (вот так). Общежитие под сомнением.

Иван Васильевич Тарабыкин – томский самодеятельный поэт-сказочник, детский загадочник. 27 февраля 79. – обсуждение (рукописи) на "Молодых Голосах», литобъединении.
Случайная связь. Надежда Арсентьевна Федосеева поэтесса. Начинающий режиссер. (учится или выпускница?) Режиссерское отделение. Томское культпросветучилище. «Ты гордая тем, что одна и ничья» - (это про неё). Салонная дама.

Светлана Борзунова:
«Лёд весенний тонок, тонок, тонок

в Томск, главпочтамт, до востребования

12 июня 1989 г. Борт СРТМ «Светозар».

Здравствуй, друг Гена!

Пишу тебе письмо с моря. С борта траулера «Светозар», идём на остров Шикотан, в бухту Крабовая, там я хочу отправить это письмо. Сижу в каюте за пишмашинкой, взял с собой в долгий рейс, чтобы не скучать.

За эти полгода у меня много новостей.

В январе-феврале был в Японии полтора месяца, в порту Хакодате переоборудовали наше судно под краболов. Мы работаем в аренде в совместной фирме «Диана», ловим у берегов Сахалина и Курил краба для японцев.

В Японии мы имели свободное передвижение, на руках пропуск, жили в частной гостинице, знакомились с городом, были на старом русском кладбище (моряков), в бывшем русском консульстве.

В этом городе жил поэт Исикава Такубоку (помнишь, «на одиноком песчаном берегу с маленьким играю крабом»), там его почитают. Дочь свою он назвал русским именем Соня. Общались с японцами, там я начал изучать японский язык. Наши моряки накупили машин, я – магнитофон для записи.

Беседовал с грамотными японцами о японской литературе, им польстило, что я знаю Кобо Абэ, Нацумэ Сосеки, Кэндзабурэ Оэ и других, общались на английском языке. Я спрашивал, каких русских писателей вы читали? Отвечали: Чехов, Толстой, Достоевский, Тургенев.

Много интересного увидел и узнал. Как они живут, их жилище, культура, дизайн, дома, садики. Пешком почти не ходят, у каждого личный автомобиль, а у «сирот» (бедных японцев, есть и такие) - велосипед.

Пешком ходили только мы, нам все интересно было посмотреть. Поначалу на нас обращали внимание, потом привыкли, относились радушно.

Здравствуйте, господин Масао Кубояма!

Осмелюсь написать Вам, заранее прошу меня простить, что отвлек Вас от дел своим непредусмотренным Вами вторжением.

Я – Егор Костин, живу в Невельске на Сахалине. В прошлом году в нашем городе побывала большая (многочисленная) делегация из Вакканая (по линии региональных связей) с культурным обменом городов-побратимов Невельск - Вакканай.

Я встречался и имел продолжительную беседу с некоторыми людьми, особенно с Иида-сан.
Он мне и дал адреса литераторов Вакканая. Вместе с тем я передал ему свою рукопись стихов. Не знаю, ознакомились ли вы с моими стихами? Может быть, возникли сложности в том, что они написаны по-русски?

Немного о себе. Родился в Невельске. Учился в инженерно-строительном институте в Томске – в Сибири. Закончил по специальности – инженер путей сообщения.

Литературой и искусством увлекаюсь с детства. Пишу стихи. Японией интересуюсь тоже с детства. Люблю слушать японские песни по радиоприемнику. Они очень мелодичные и эмоциональные напоминают – очень близки по характеру к русским романсам, народным песням. Что-то есть у них общее. Их многое объединяет как русский и японский характер - душевные.

Серьезно занимаюсь литературой и искусством Японии, японским языком. Собираю книги о Японии. Читаю японских писателей и поэтов. Басё и Исикава Такубоку – мои любимые поэты.

Читаю «Манъёсю». Проявляю большой интерес к таким темам, как: Японские сады, каллиграфия, живопись (Хокусай).

Из первых авторов, которых прочитал и остаюсь поклонником – это Акутагава Рюноске, Кобо Абэ, Сей-Сэнаган «Записки у изголовья», Эдогава Рампо (японский Эдгар По), Ясунари Кавабата,

из судового дневника

«Больше суток – больше шмуток», рыбацкая поговорка.

Судовая псина Люська и её кутята

Возвращаемся из Японии. Вчера прошли на траверзе Сангарский пролив. До порта приписки осталось 140 миль. Легли в дрейф в ожидании транспорта с почтой, свежими овощами и дальнейших распоряжений. День выдался погожий…

По судовому радио вахтенный штурман объявил жизнерадостным голосом:
- Вниманию экипажа: палубной команде и всему личному составу. В нашем экипаже пополнение. Как говорится, нашему полку прибыло. Люська ( лохматая судовая болонка, первоначальный цвет – белый, сейчас рыжая) принесла четырёх, по другим источникам – пять щенят. Желающие посмотреть могут пройти на бак к будке, которую соорудил боцман из дырявой бочки.
Жук навозный, свой дома, вон хомяк лежит, загорает.
Выбил днище, и устлал ветошью, пожертвовав своё нижнее исподнее, более не пригодное по прямому назначению.

Свободные от вахт моряки собрались на баке. Началось обсуждение случившегося.
- Кто такую кость Люське положил? – как бы строго спросил капитан.
– Такой костью и мамонта убить можно. Да Люська задавит своих кутят, если этот мосол в будку затащит.

- Это Лёлик Тимирбеков с камбуза доставил, - объявился добровольный помощник капитана.
На палубе оживление: «Видно повар отвернулся – стыдно стало смотреть, когда у тебя кости тащат!»

- Такой костью можно три дня команду кормить – супом на костном бульоне, - продолжает накаливать обстановку капитан. – Ничего, что буфетный мясо срезал подчистую. А может он, ещё кому давал обглодать… любителю косточек.

на СРТМ (средний рыболовный траулер морозильный, команда 30 чел.) в рейс на 135 суток

Часы судовые - шт 6 – знать и засекать время, чтобы не проспать на завтрак, обед и ужин и не заработаться.
Кренометр – 2 – определять крен судна.
Книги МСС – 2 (морская спасательная служба) – заглядывать в них, когда нужна помощь при кораблекрушении.
Тифон воздушный – 1

Сейф – 1 хранить судовую кассу. Ключ на шее старпома. Чтоб успеть забрать наличные – откупиться, дань Нептуну, когда тонут при потопе.

Протрактор – 1 (сам не знаю)
Секстант – 3 – для определения точки координат.
Анемометр – 2
Круг СМО – 1
Глобус звёздный – 1 – разглядывать небо ночью, по звёздам прокладывать путь, когда ничего другого не помогает. Сверять то, что есть в наличии с тем, что должно быть на небе в данной точке координат местонахождения.

Пеленгатор – 2 – засекать пеленг.
Секундомер – 1 – засекать время, сколько можно продержаться под водой без воздуха.

Бинокль 7х50 – 2 – разглядывать показавшуюся землю и корабли вдали, определяя по флагу принадлежность: пиратское военное, рыбацкое или торговое, или сухогруз.
Барограф – 1
Барометр анероид – 1
Компас КМОТ – 1 – сверять курс и определять Розу ветров.

Лампа дневной сигнализации – компл 1- подавать сигналы в машинное отделение и судовые тревоги.
Флаги МСС – компл 1 – подавать сигналы и вывешивать в портах, следуя морским правилам.
Готовальня – 1- чертить.
Карты морские – 115 – прокладывать курс в штурманской рубке.
Лупа компасная (стекло треснуто) – 1 – разглядывать камни и рифы на карте в прибрежной зоне.
Линейка параллельная – 1 – чертить курс.

Колокол судовой – 1 – звонить к обеду.

Это списочный состав капитанов НБТФ - Невельской базы тралового флота по состоянию на июнь 1988 года.
Эти труженики работали на промысловых судах – рыболовных сейнерах и траулерах.
Двадцать пять лет прошло…

«Одни ушли, а те далече…»

Судьба разбросала штурманов дальнего плавания по всему миру. По самым дальним уголкам, по всей России. От Сахалина до Калининграда и берегов Чёрного моря…

Кто-то уже ушёл из жизни, покинул этот мир.
Но за каждым стоит индивидуальная судьба, испытанная в морских походах, по суровым морям Тихоокеанского региона и намного шире… Африка, Америка, Аляска, Сингапур, Новая Зеландия и т д.
За каждым - нелёгкая трудовая биография. И круг людей, команда, которая доверила им свои судьбы. Их семьи. Все связаны были одним делом – морской работой.

Моя попытка написать о тех, кого знал лично, с кем работал, с кем сводила рыбацкая путина. От кого слышал залихватские морские байки, невыдуманные истории моряков, семейные саги, непредсказуемые порой курьёзные случаи из жизни, необычные находки и загадочные явления на морских просторах. Нередко бывали и трагические исходы.

Чаще рассказы велись на ночной ходовой вахте, когда сам был в качестве рулевого, или во время затяжного дрейфа в открытом море в ожидании сдачи пойманной рыбы на плавзавод или перегруза на другое транспортное судно. Дабы скоротать и скрасить рыбацкие будни. С кем-то даже выпивал на берегу, стоя в порту.

Строгие и не преклонные командиры, отдающие точные громогласные приказы и команды, не терпящие отлагательств и промедлений во время швартовок, аврала,

Диалог в книжном магазине, через прилавок. Тихо, чтоб посторонние не услышали. Мы с ней на «вы». Смешно и странно. Как игра. Как правила игры.

- У вас ещё что-нибудь?
- Ничего…
- Вы думали, я вам уже говорила.… Разве наши отношения нормальные?
- Что значит нормальные?..
- Здравствуй!
Молчание.
…
- Что у вас?
- Я хотел вас пригласить на прогулку.
- А зачем?
- Воздухом подышать.
- А разве вам некого приглашать?.. Вы думали, что у меня тогда, мои слова – следствие плохого настроения? Нет, вы ошибаетесь.

- Что с вами? – у вас плохое настроение.
– Нет, у меня хорошее настроение.
- На вас нашло помрачнение.
- А у вас как всегда светлая голова.

- Я вам уже говорила… раньше: что вы делаете? – что, с вами я отдыхаю…
- Я вас так хотел увидеть.
- Вы меня уже видели сегодня.

- Я к вам летел как на крыльях
- Я вас не слышу, говорите громче
- Ваши слова как обухом по голове, – тихо.
- Я вас не слышу.

**
Пора кончать. Я уезжаю. Надо рвать. Хоть и больно. Зачем нужно продолжать это?

- Вы претворялись, говоря, что любите. Зачем меня на смех поднимать перед сослуживцами? Привел своего ребёнка, а не подумал, что они скажут про наши отношения? – (не учёл, такие тонкости).
- Папа! называет. Значит, помнит, значит, часто навещает. Значит, держит про запас, перестраховщик. -
(А такая победа льстит моему самолюбию. Честолюбию).

- У вас всё? У вас ещё что-нибудь?
- Ничего… – медленно отнял трубку и, держа её в руках, уже не слышал, говорят в неё на том конце провода или уже положили.

**

Где сейчас «Детский мир», стояло в 60-х годах прошлого века двухэтажное деревянное общежитие портовиков.
На втором этаже жили корейцы. А в порту раньше одни корейцы работали.

А тётя Аня – там хозяйка общежития, администратор.
И вот однажды ночью слышит она шум над своим потолком.
А портовые грузчики в тот день зарплату получили. А получали в те незабвенные времена где-то по тыщ двенадцать – большие деньги по нашим меркам. Зарплату тогда мешками домой носили. Купюры крупные, тяжелее нынешних.

А сверху визг женский, шум доносится. А я снимал комнату с товарищем у тёти Ани.

- Ну, говорит тётя Аня, сейчас я им покажу!
И пошла наверх. Стучится. Никто не открывает.

- А ну откройте! – кричит по-хозяйски она и, вдохновлённая праведным гневом, ломится в дверь.
- Кто там?! - спрашивают за дверью.

- Тётя Аня! – отвечает тётя Аня.
- Мадам Аня, к нам нельзя – у нас плёхо, – говорит кореец из-за двери.
Немного погодя
Открывают, а там настоящий бедлам: все голые, без штанов. Корейцев человек десять и трое девок, тоже голых.

Кое-как выяснилось, в чём суть дела, вопли, крики вразнобой.
Девки денежки у них забрали, а «давать» натурой не хотят. Решили схитрить, на шару водки выпить и до кучи деньжат прихватить, обнаглевши.
А что, смекнули те, или в море на плавбазе горбатиться в рыбном цеху на обработке, в воде, по 12 часов смена, или на берегу, чего от них убудет? Главное – никаких забот. Жалко, что ли?!

Вот корейцы за этими молодухами и бегают, ловят их. На расплату.
Одна на спинку кровати забралась, другая на столе стоит, а третья вокруг стола бегает.

Ещё вспомнил преподавателей ТИСИ - Томский инженерно-строительный институт.

Семидалов Александр Владимирович
Работал на кафедре «Начертательная геометрия». Кандидат технических наук.

Одарённый талантом учителя человек. Мягкий добрый. Внимательный чуткий. Терпеливо и доходчиво объяснит даже тугодуму. И всё становится ясно. Правда, через некоторое время всё куда-то улетучивается – другие волны подхватывают: кровь играет, девушки скучают.

Таких людей больше не встречал. Неправду говорят: незаменимых людей нет.
Он был настолько предан своему предмету, что казалось, любил его больше жены. Что в жизни кроме учебного предмета «Начертательная геометрия» у него ничего не было. Холил и лелеял как родное детище.
И объяснял студентам тайны науки, как сказку, как будто читал захватывающий роман – заслушаешься.

Жаль, так рано ушёл из жизни, ещё в 70-х. Это была потеря для всего института и нас, студентов.

Позже, в Интернете о нём прочитал. Происходил из дворянского рода. Участник Великой Отечественной войны. Мягкий умный воспитанный истинно интеллигентный человек. И у него была трудная тяжелая судьба.

***
Литвин Анатолий Иванович
преподавал такой изысканный благородный и умный предмет как «Высшая математика».
Обладая обходительным и настойчивым характером, (острые края которого ленивыми мозгами воспринимались в штыки как излишняя въедливость), терпеливо доносил нам азы, детально и подробно расшифровывал и прояснял глубины любимой науки, которой был предан беззаветно.
Сам он, как оригинальный человек, обладал удивительным качеством.

Как мой старший друг поэт Владимир Л. с Евстигнеевым выпивали.

Было это в достославные времена, в эпоху застоя, как принято сейчас говорить.
Володя Л. работал в те годы в рыболовецком колхозе «Заветы Ильича», занимал в профкоме должность по общим вопросам, вёл организационный отдел.
Различные встречи, культурные мероприятия, расширяющие общий кругозор колхозников, входило в круг его обязанностей, в сферу его деятельности.
Походы выходного дня. «Лыжня завет!» - выезд всем коллективом на Базу отдыха в живописном распадке в пригороде, в дачном поселке Заря. После чего трудовой народ, уставший от воскресных природных впечатлений, но добро отдохнувший, возвращался к повседневной работе с новыми силами.

И вот однажды приезжает на остров из самой столицы творческая группа знаменитых артистов кино, актеров. В качестве культурного обмена. Были тогда такие – агит. поездки. Задача их – нести в массы, оторванные от столиц, культуру и искусство.

В числе организаторов приёма был и Володя Л.
Среди гостей особенно выделялся – Евгений Евстигнеев - просто легендарная личность. Вся страна его знала и чуть ли не боготворила. И чтобы простой смертный где-то на окраине Союза мог просто так его увидеть – было из области фантастики…

- Простой мужик оказался, – делился после впечатлениями Владимир.
Когда за стол сели в столовой, на третье только чай. Сухой закон вовсю свирепствовал в стране. Скучно посидели. Протокольно.
Потом была культурная программа. Посещение передовых предприятий, встреча с передовиками производства. Торжественные речи в горкоме партии и с рабочими коллективами.

Мы попали в полосу тумана,
Там, где ошалели сквозняки.
Море дышит рядом и под нами,
И пьяны от качки моряки.

Ты на вахте многое вспомянешь,
На земле чему не знал цены,
С сожаленьем запоздалым глянешь:
Мачта чуть касается волны.

Мы дрейфуем в сердцевине склона,
Словно льды – ударам вопреки,
В эпицентре свежего циклона,
Где воспоминания легки…

И порой захочется обратно,
Мачта на волну почти легла.
Только в море познаешь внезапно,
Как земля поката и кругла.

Чиф в запале крикнет: - Курс сто двадцать! –
Многое родне твоей суля.
Ты ж не против, ты же рад стараться –
Траулер не слушает руля!

Как же вышли мы из переделки,
Спрашивать не будем у себя.
На компасе пляшущие стрелки –
Окончанья нервные руля!

**
Чиф – старший помощник капитана.

СРТМ "Чимбай". Ивасёвая экспедиция, Тихий океан, Курилы.

Путевые заметки
22 апреля. Перелет
Пролетаем границу Украины. На мониторе светится карта полета с траекторией движения самолета. Летим из Киева в Лондон по самому короткому маршруту - через север Германии, Амстердам.
Аэробус 320 вполне комфортабелен. Полет длится 3.5 часа. Кормят прилично, стюардессы в форме Бритиш Аэрвейс говорят по-английски. Заказал чикен – так надежнее и понятней для меня. Окружающие говорят по-английски, хотя сразу видно «наших». Англичане еще при входе в самолет набрали свежих английских газет и с интересом их читают.
Рядом со мной парочка крутых украинцев лет по сорок в обручальных кольцах. Говорят между собой по-английски. У дамочки американский паспорт. Он лысоват, достаточно грузен и волосат, на шее толстая золотая цепь. У стюардессы спросил «дабл виски» и получил без всяких две бутылочки грамм по 50 виски Woker. Одну выпил а другую припрятал.
При посадке толстяк разнервничался и сообщил по-русски, что летит в Нью-Йорк. В Хитроу ему предстоит переезжать на второй терминал. Это достаточно далеко ехать на автобусе.
Действительно, при подлете хорошо видно громадный аэропорт из большого числа строений. На каждом терминале по полсотни выходов к самолетам через передвижные раздвижные коридоры. У терминалов стоят громадные самолеты с горбинкой в передней части, где расположен второй этаж. Там находятся места бизнес класса. В таком я и полечу дальше – в Гонг Конг.
Стыковка рейсов короткая – один час. Начинаю волноваться- успею ли. Выхожу из самолета и в потоке пассажиров иду по длиннющим коридорам Хитроу.

Вячеслав Миронов. Я был на этой войне (Чечня-95)
* КНИГА ПЕРВАЯ *

Глава 1

Бегу. Легкие разрываются. Замучила одышка. Бежать приходится зигзагами, или, как у нас в бригаде говорят, "винтом".
Господи, помоги... Помоги. Помоги выдержать этот бешеный темп. Все, выберусь - брошу курить. Щелк, щелк. Неужели снайпер? Падаю и ползком, ползком из зоны обстрела.
Лежу. Вроде пронесло - не снайпер, просто "шальняк".
Так, немного отдышаться, сориентироваться и вперед - искать командный пункт первого батальона своей бригады. Всего пару часов назад оттуда поступил доклад о том, что поймали снайпера. Из доклада явствует, что он русский и, по его словам, даже из Новосибирска. Землячок хренов. Вместе с разведчиками на двух БМПшках я отправился за "языком", напарник остался в штабе бригады.
При подходе к железнодорожному вокзалу стала попадаться сожженная, изувеченная техника и много трупов. Наших трупов, братишек-славян, - это все, что осталось от Майкопской бригады, той, которую спалили, расстреляли духи в новогоднюю ночь с 94-го на 95-й год. Боже, помоги вырваться... Рассказывали, что, когда первый батальон выбил "чертей" из здания вокзала и случилась передышка, один из бойцов, внимательно оглядев окрестности, завыл волком. И с тех пор его стали сторониться - бешеный. Идет напролом, как заговоренный, ничто ему не страшно и ничто его не пугает. И таких отчаянных хватает в каждой части - и у нас, и у противника. Эх, Россия, что ж ты делаешь со своими сыновьями?! Хотели отправить парня в госпиталь, да куда там - раненых не можем вывезти, а этот хоть и сумасшедший, а воюет. На "материке" у него и вовсе крыша может съехать.

Морские байки

Петрович - штурман дальнего плавания, опытный капитан, вспоминает яркие случаи из морской практики.

На Чукотке чукча рассказывал:

- В Чукотском море возле мыса Солёный Столб стоял лагерь для заключённых на вымирание, бараки не отапливались, грелись сами по себе, трупы складывали штабелями на лёд на реке, по весне лёд трескался и трупы тонули, их смывало течением, рыба ела. – Вот такая рыба водилась! (разводит руками), но они её не ели – она человечиной питалась…
Чукча пил по-чёрному. Ему дали перцовку, с шампанским намешал…

И сами, проходя мимо того места, видели с борта в бинокль вышки и колючую проволоку, пустой заброшенный лагерь.

В 1967 году рассказывал боцман на рыболовном судне «Василий Поярков» Петровичу, тогда он был молодой штурман после мореходки. (Об этом нигде не писали. Со слов записано).
(какое совпадение, мой первый траулер СРТМК носил имя «Поярково», в экспедиции на кальмаре у острова Симушир на Курилах в 80-х, потом его переименовали в «Капитан Лобунец» и в печальном конечном итоге оно село навечно на мель под берегом недалеко от моего жилища, в 2-х км).
Старый боцман поведал:

- Когда был молодым матросом, ходил на судне теплоход «Америк», ещё по ленд-лизу получен, приспособили под перевозку зэков из Находки в Магадан. «Соломея Нерис» назвали. Пересылочный лагерь был под Находкой. Загрузили зэков со всего Советского Союза политических, разных, везти на Колыму.

«Я помню тот Ванинский порт
и вид парохода угрюмый,
как шли мы по трапу на борт
в холодные мрачные трюмы», -

как в песне поётся. (Припомнил, к слову сказать). А было это в году 1951-52-м.

База тралового флота, Невельск, 80-е годы.
Сразу оговорюсь: в этом списке представлены не только рыбы, но и морские животные, млекопитающие, и другие обитатели морского дна - головоногие, беспозвоночные, двустворчатые, брюхоногие моллюски, иглокожие, морские водоросли.

Объекты промысловые

Акиба 101
Акула 102
Амур 103
Анфельция 104
Анчоус 105
Аргентина 106
Барракуда 107
Баттерфиш 108
Белек 109
Берикс 110
Бычок 111
Верхогляд 112
Голец 113
Голавль 114
Горбуша 115
Горбыль 116
Гребешок 117
Джакас 118
Ёж морской 119
Ёрш 120
Зубатка 121
Иваси 122
Кабан рыба 123
Калуга 124
Кальмар 125
Камбала 126
Капитан рыба 127
Капуста мор. 128
Карась мор 129
Касатка 130
Кашалот 131
Кета 132
Кижуч 133
Килька 134
Клыкач 135
Корюшка 136
Котик 137
Краб 138
Красноглазка 139
Краснопёрка 140
Креветка 141
Криль 142
Кунжа 143
Кумжа 144
Ламинария 145
Лангуст 146
Ларга 147
Лахтак 148
Леда 149
Ленок 150

Лещ 151
Лосось 152
Лутьян 153
Луфарь 154
Макрель 155
Макрурус 156
Марлин 157
Мерланг 158
Мерлуза 159
Мерроу 160
Меч рыба 161
Мидия 162
Микижа 163
Минога 164
Минтай крупный 165
Минтай мелкий 166
Мойва 167
Морж 168
Муксун 169
Навага 170
Налим 171
Нельма 172
Нерпа 174
Нитепер 175
Нототения серая 176
Окунь 178
Омар 179
Осетер 180
Осьминог 181
Палтус 182
Пеламида 183

Пристипома 184
Путассу 185
Сазан 186
Сайка 187
Сайра 188
Сардина 189
Сардинелла 190
Сельдь 191
Семга 192
Сериорелла 193
Сиг 194
Сивуч 195
Сима 196
Сквама 197
Скумбрия 198
Сенек 199
Солнечник 200
Сом 201

Ставрида 202
Стерлядь 203
Судак 204
Терпуг 205
Трепанг 206
Треска 207

Послания на сайте - мой Архив. Рассказы, тексты, записи на память, воспоминания в эпистолярном жанре... Чтобы они в природе не исчезли, не канули в безвестность, не пропали, пока не стёрлись в памяти, как будто и вовсе не было такого никогда. На острове штормит, порой бывает, тайфун, цунами, и гуляет почва под ногами во время напряжения подземных плит и тряски в Азиатско-Тихоокеанском регионе.
Может, кому-то пригодятся и помогут. Поднимут настроение и вызовут улыбку.

Что это? - собрание записок, дневников, отчётов, лирических отступлений по ходу - всё, что в пути осталось за спиной. Что вызывало неподдельно откровенный интерес, грело, удивляло, было и оставалось загадкой и хотелось разгадать. И просто показать увиденное и услышанное и передать, как только было возможно своими словами. К чему тянулся, живо интересовался, восхищался. Что радовало и тревожило, и вызывало озабоченность. Что волновало. Театр иллюзий и предубеждений.
Исповедь и публицистика - на публику, на суд широких масс в узких ограниченных кругах.
для массового чтения.
Попытки осознать и приоткрыть завесу тайны бытия, кулисы зазеркалья, дверцу шкафа в приватном порядке характера героя, индивида, персонажа, живой единицы социума, имеющего регистрацию по месту прописки и социальную карточку. Визитную – для визитов по вызову и без, имея в портмоне солидный вес.…
А есть просто – констатация факта, события, рассказа. Без комментариев, они излишни, потому что изначально неверны, в силу ограниченности, восприятия, объёма знаний и отъёма средств, избирательности внимания и памяти.

Приближается Первое мая. Чувствуется, в воздухе витают предпраздничные флюиды. Ощущение молодости, весны, возрождения, обновления в природе и в городе среди людей, в самой атмосфере. Шестым чувством доходит. По другим незримым каналам. Из памяти всплывают картины этого дня в прошлом, из подсознания. Помнишь, вспоминаешь попутно, какой раньше был Первомай, как его отмечали, шли колонны по главной улице города среди увешанных гирляндами домов.

Была «обязаловка», но радостная, без напряжения, каждый находил для себя приятные моменты, самому хотелось общества нарядных радостных горожан. Можно встретить случайно знакомых, с кем не виделись с прошлого года, недосуг было раньше заметить друг друга в потоке работы, быта и суеты, озабочены были - не до бесед, разговоров.

А в этот особый исключительный день земляки расслаблены, отпущены на свободу, без обременения. Только радость встречи на лицах. Веселье, шутки и смех. Особенный день. Люди шли группами, семьями с детьми в предвкушении праздничного хорошего настроения.… Когда всё плохое негативное чёрное будничное забывается, стирается, улетучивается. Иначе не получится, и каждый понимает это, если хочешь быть счастливым или хоть побыть в иллюзии. Прикоснуться, окунуться в эту атмосферу. Сродни старинному народному гулянью, на современный лад.

Огромные лёгкие белые банты у девочек на головах. Разноцветные воздушные шары, букеты ярко раскрашенных искусственных цветов. Живые веточки вечнозелёных растений. Плакаты, транспаранты, портреты вождей, вечные лозунги: «МИР. ТРУД. МАЙ!

Зырянское (Томская область), 26.07.2000г.

Витя, дорогой, здравствуй!

Радости моей уже неделя: письмо от тебя получил 18-го, на второй день своего выхода на службу после отпуска. Денег, как у нас водится, не получил ни до, ни после, а если точнее, то не расписывался в платёжной ведомости за зарплату с января. Терпение на пределе: и увольняться не хочется, и в суд подавать весьма проблемно. Пишу это к тому, на каком фоне состоялось получение твоего письма.

Слава Богу, «отыскался след Тарасов».
Хоронить мне тебя очень уж не хотелось, носил твоё фото к одной колдунье, она мне сказала, что ты жив, только проблем много.

Да у кого их сейчас нет! А я уж, грешным делом, подумал, что ты решил скрыться от наших тягомотных неурядиц где-нибудь в Японии или Гонконге.

Но пусть будет так, как тебе лучше, как тебе удобней. Мне просто не хотелось тебя терять – слишком много хорошего и доброго с тобой связано. Я ничего не забыл, и с годами всё чаще вспоминал дни, проведённые с тобой, и благодарен Господу за то, что они были.

Вспомни сам: если даже случались какие-то размолвки, то какими мелкими и ничтожными, а то и смешными кажутся они сейчас!

Главное-то было в другом, и разве могу я забыть твою поддержку в такое трудное для меня время, те светлые минуты дружеского общения, тех людей, с которыми ты меня познакомил.
…
В своём последнем письме я посылал тебе полосу из «ТМ-экспресс» (томской молодёжки, почившей в бозе) – там были стихи из цикла «Образы Армении» (все на полосе не поместились, но и за то, что вышло, спасибо Вере Петуниной, она была тогда редактором).

*******

Возвращался я как-то с работы,
В пыльный, грязный рабочий загон,
Вся измазанная спецовка,
И нерадостное лицо.
Рядом шли потемневшие люди,
Жизнь согнула их в три дуги,
Посеревшие, потные руки,
В рвань истоптаны сапоги.
Мы закончили смену дневную,
Не на стройках советского дня,
Ни Байкальскую, кольцевую,
На Дворец разменяли себя.
Филиппинцам - комфортный автобус,
Итальянцам – крутое такси,
А для наших, дырявый вагончик,
Сам как хочешь себя вези.
У контрольного пункта заминка,
Там труба из земли торчит,
И холодную, ржавую воду,
Каждый выпить скорей норовит.
На КП бьют друг друга солдаты,
Первогодку заехали в глаз,
Шевельнул он плечом с автоматом,
И ворота открыл для нас.
И поток человеческой плоти,
Словно тёртый, оранжевый ком,
Тихо вылез из подворотни,
И я в след зашагал пешком.
Но вдруг рядом её увидел,
У серебряного авто,
На прекрасную незнакомку,
Посмотрел я тогда легко.
И глаза её нежные с синью,
Омрачённые будто тоской,
Безразлично меня проглотили,
Губы сжались в улыбке немой.

Я застыл, как олень над обрывом,
Ощущая всю пропасть душой,
Промахнулся ты видимо мимо.
Купидон золотою стрелой….

Декабрь 2006г.

(Окончание. Начало здесь: http://pomidor.com/q/11350)
Прилетели в Туру в конце июня, холодным дождливым днём, втроём. Никто в порту нас не встретил, и мы пешком пошли по мокрому, грязному посёлку, застроенному обшарпанными деревянными двух- и одноэтажными домами, с проложенными вдоль улиц деревянными же тротуарами и коробами теплотрасс. Расспросы редких прохожих привели нас к продолговатому и, как вы догадались, деревянному одноэтажному зданию под жестяной крышей, с решётками на окнах. Это и была редакция (с типографией под одной крышей). Все очень удивились нашему появлению, включая редактора.

На первое время Иванов пригласил нас жить к себе: жена его с дочерью уехали в длительный северный отпуск, и редактор холостяковал. Жил он метрах в ста от редакции, в трёхкомнатной квартире на втором этаже деревянного дома, обшитого крашеной вагонкой. Поскольку, как я понял, нам вскоре тоже предстояло занять примерно такое же жильё (типовое для Туры), я стал внимательно рассматривать дом Иванова и расспрашивать о его особенностях.

Оказалось, что все дома в Туре строят из лиственничного бруса, материала прочного и тёплого. Дома стоят на сваях из-за вечной мерзлоты, и по низу их обшивают той же вагонкой по всему периметру, чтобы тепло не так быстро уходило через пол. Двухэтажные многоквартирные дома подсоединены к центральному отоплению, трубы которого проложены поверху и спрятаны в короба с утеплителем — опилками, стекловатой. В то же время все квартиры для страховки снабжены кирпичными печками. В дальнейшем нашем бытии в Туре я понял, насколько это важно на Севере — при центральном отоплении иметь ещё и печь.

Это сейчас я живу в большой, просторной квартире на десятом этаже кирпично-монолитного дома с охраной, с огромным застеклённым балконом, лифтом, мусоропроводом, раздельными ванной и туалетом, с разными современными прибамбасами на большой кухне, с метровоэкранным плоским телевизором в гостиной. А было время...

— Всех убью, не подходите! — кричал отец, стоя у двери в нашу комнату и размахивая ломом.

А за его спиной громко плакала мама и голосил я, трёх- или четырёхлетний пацан, и ещё один мой брат, совсем крохотный, спал в глубине комнаты в зыбке.

Нас пришли выселять какие-то чужие дяди с тётями, и с ними был милиционер. Комната была в подлежащем сносу бараке, где во время войны и после неё жили то ли ссыльные, то ли пленные немцы, под конвоем строившие город Краснотурьинск. Потом их отпустили домой, но бараки эти долго не пустовали — их тут же заняли семьи «вербованных» на городские стройки, в том числе и наша.

В таком возрасте мало что запоминается, так, какие-то отдельные картинки. Я запомнил вот эту. И та комната, из которой нас всё же выгнали, чтобы сломать освобождённый барак и высвободить место под городскую новостройку, была также первым запомнившимся мне, приютившим нашу маленькую семью жильём.

В этом повествовании я хочу рассказать, как мои родители, а затем и я сам, став взрослым, решали пресловутый «квартирный вопрос», эту извечную проблему советских граждан (кстати, она и сегодня никуда не ушла, а возможно, даже стала более острой, так как раньше хоть государство обеспечивало людей жильём, а сейчас народу самому приходится всячески изворачиваться, чтобы заиметь собственную крышу над головой).