Капли любви…

Посвящается Антону и Вике, хотя я не знаю, настоящие они люди или вымышленные.

- Ты смотришь на меня так предосудительно, словно я виновен во всех твоих бедах, словно из-за меня в твоей жизни есть повод для недовольства. И только из-за меня!
Что тебя смущает? Вонь? Грязь?
Нет. Мое униженное бытие бессловесной помоечной твари пугает тебя! Ты смотришь на меня, и в твоей душе неожиданно, словно тошнота, поднимается страх – страх когда-нибудь оказаться таким же, как я.
Но прости, я не могу долго смотреть людям в глаза. Глаза напоминают мне о ней. Ее глаза… ее глаза были последним, что я увидел, перед тем как умереть. Ибо я умер, и сейчас я более мертв, чем она…

«Антон!» - Вика помахала мне рукой, зеленое платье отделилось от громадины мокрых камней и стремительно поплыло в тумане мне навстречу, словно маленькое привидение. Она бежала по мокрому песку, а ее шаги тонули в ровном дыхании моря. – «Смотри! Ракушка…» - она открыла ладони, словно ларчик и на дне я увидел крохотную бледную ракушку, запутавшуюся в темный лист водорослей и испачканную в песок. Вика на мгновение показала мне свое сокровище, и ее ладошки ускользнули из-под моего носа.
«Тебе не холодно?» - спросил я, любуясь ее стройными ногами.
Она отрицательно мотнула головой. И зеленое платье опять растворилось среди камней.
Приехать сюда, пусть и не в сезон, оказалось хорошей идеей. Я получил отпуск – точнее, время подумать. Это важное решение. На место генерального директора претендует восемь человек, а Шеф сделал предложение именно мне. Но если я соглашусь, это значит, что жить мне придется на работе! Шеф – Михаил Ильич, дядя Миша – бывший однокурсник моего отца. Любое мое решение он поймет и примет. Если я откажусь, то просто останусь на прежней должности. Если соглашусь – займу второе после него место в фирме.
А как же Вика?..
«Я краба поймала!» - завопила она почти у меня над ухом. – «Смотри!»
Краб брыкался, схваченный за бока, воинственно дергал клешнями. Но вид у него был обреченный и подавленный. Когда Вика в очередной раз тряхнула его, краб спрятал свои глазки на стебельках, поджал ноги и застыл в позе смирения, готовый принять безрадостную участь.
«Отпусти его», - попросил я. – «И пойдем домой. Греться».
Брошенный на песок, краб несколько секунд не верил своему счастью. Потом, очнувшись, выставил вперед одну клешню - ту, что побольше – и боком побежал к воде.
Мы снимали домик на горе. Не отель Риц, но достаточно удобный. От моря к нему тянулась узкая тропинка, устланная белым песком, по сторонам от которой росли тучные можжевельники и осанистые кипарисы. Сам домик, построенный из ракушника, выглядел как сказочная пряничная избушка. Дело в том, что у хозяйки синей краски хватило как раз на первый этаж; и, будучи женщиной рачительной, она покрасила второй этаж с лицевой части в зеленый, а со стороны заднего двора – в желтый. В общем, покрасила тем, что у нее осталось от прежнего ремонта. Домик от этого ничуть не проиграл. Воодушевленная успехом (дети влюблялись в пряничную избушку с первого взгляда), хозяйка раздобыла где-то полбанки красной краски, смешала с белой, скорее для количества, чем для цвета, и украсила оконные ставни нежным розовым.
Одним словом, когда Вика увидела это чудо архитектурного искусства, я понял, что предлагать ей что-либо другое нет смысла.
Как мы с ней познакомились? – Совершенно случайно.
Она поцеловала меня.
Меня пригласил на день рождения ее двоюродный брат. Это было неожиданно и необязательно. Ее двоюродного брата я почти не знаю, но тогда мы с ним были коллегами. А он оказался человеком общительным и шумным, на его дне рождения были все его сотрудники, одноклассники, родственники и друзья.
Когда я впервые увидел Вику, она была одета в канареечное платье – скорее карнавальный костюм – и пела караоке «Я сгораю от любви». Ее взгляд случайно скользнул по моему лицу, я улыбнулся ей. А она вдруг засмеялась, подбежала и осторожно прикоснулась своими губами к моим.
Если бы это сделала какая-то другая женщина, я бы скорее всего неловко отделался от нее. Но поцелуй Вики показался мне чем-то естественным, даже необходимым. Я потянулся за ней, схватил за руку, притянул к себе и мы начали танцевать. Почему-то все, что с нами произошло в тот день, было естественным.
«Хочешь есть?» - спросила Вика из кухоньки.
«Сделай мне бутерброд, пожалуйста»
«Угу»
Она не всегда вела себя как ребенок. Только в тех случаях, когда могла себе это позволить. Вот как сейчас, например. Третий день мы на море, и третий день я любуюсь Викой-ребенком. Это моя любимая Вика. А есть еще Вика-домохозяйка, Вика-ответственный работник, Вика-сплетница, даже Вика-стерва. Иногда она делает мне больно, иногда я делаю больно ей, это неизбежно. Единожды решив быть вместе, мы подписались принимать друг друга целиком.
И это тоже часть любви. Та ее сторона, от которой бегут слабые и которую ненавидят поэты. Но это тоже любовь. И я готов принять ее. Ведь без Вики-стервы не будет и Вики-ребенка.
«Держи», - она протянула мне тарелку с бутербродами, поставила на столик передо мной чашку кофе. Потом принесла свою чашку. Потом сбегала на второй этаж и притащила два пледа. Потом улеглась мне на колени, укуталась в плед и принялась наблюдать за морем. Старый диван на веранде, склон с белой тропинкой и можжевельниками, серое сонное осеннее море… и мы с Викой. Это самое нежное, самое дорогое мое воспоминание. Стук ее сердечка…
Я не хочу терять тебя! Я тебя люблю!
…«Я хочу ребенка». – Она смотрела на меня так серьезно, словно боялась, что я не пойму ее. Я ее понимал. Несколько дней назад мы возвратились домой. Я рассказал ей о предложении Михаила Ильича. Она поддержала меня.
Она согласилась отдать моей работе то время, которое мы проводили раньше вместе. И в ее жизни образовалась пустота. Она хочет заполнить эту пустоту.
«Я тоже», - говорю я и обнимаю ее.
Я чувствую как с ее тельца уходить напряжение, как она прижимается ко мне. Она горячая и нежная, она податливая и настойчивая. Она моя.
Это не просто секс. Даже не занятие любовью. Это нечто большее. И внутренний голос говорит мне, что в моей жизни никогда больше не будет ничего подобного.
Она спит у меня на руках, а я лежу и слушаю, как за окном тарабанит дождь, словно кто-то озябший и одинокий просит впустить его в дом. Я счастлив, но мне холодно. Глубоко в моей душе маленький беспомощный человечек замер и съежился как пойманный краб.

«Знаешь, мне сказала Алена … это из отдела аналитики. Так вот, она сказала, что не стоит красить волосы, пока носишь ребенка. Мы пока не уверены. Так что я пока не буду… »
Мои руки сжимают руль. Я почти не слушаю ее. Боковым зрением я вижу, что Вика как всегда не пристегнула ремень безопасности.
Она что-то говорит. Но я не слышу. Я вижу машину, как в замедленной сьемке. Вижу предельно четко, каждую деталь, каждый штрих. Я выкручиваю руль, вжимаю педаль газа в пол и кричу…
Крик застывает в моем горле.
Мне не больно.
Я вижу ее глаза. Вижу как из них постепенно уходит жизнь. Она застыла в неестественной позе, зажатая между сидением и торпедой и ее голова повернута ко мне так, что я смотрю в ее глаза. И мне кажется, что ее глаза мне… улыбаются.
Ее глаза…
Она еще была жива, когда ее везла «скорая». А я сидел рядом и держал ее за руку… 01.01.2014

Все права на эту публикацую принадлежат автору и охраняются законом.