Беднейшие слои населения

©, Ивин А. Н., автор, 2019 г.

Издатели у нас — полные дураки; оказалось, они еще хуже, чем изображены в «Списке врагов». Вот этот рассказ, например, опубликован в журнале «Сибирские огни» ровно наполовину, да и то с искажениями и под другим названием. Они определенно — Долгов, Щукин, - испугались сесть в тюрягу, если напечатают его целиком. И при этом хвастают во всеуслышание, что на их приветные сибирские огни слетаются таланты. Да ну, что вы, о чем вы говорите? - приветные огни там, где можно что-либо сделать и предпринять, и тебя не изнасилуют. Хамство и наглость тех, кто решает, бесправие и безнадега у тех, кто терпит и ждет (статья «разжигание розни», пишите, пишите)… нет, ребята, они до того дособирали камни, столько их заграбастали, что катят прямиком к гражданской войне «всех против всех», у каждого теперь полная пазуха камней, окоп, скрепы, и нас, похоже, ждет такая бомбардировка камнями, что «перестройка» покажется ласковым майским солнышком. Зато была стабильность, верно? Отчеты о проделанной работе, налоги, засилье чиновничества. Размышлял, какую бы картину разместить в заставку к этому рассказу, - «Закат над болотом» Саврасова или «Проталины» Сажина, - и решил, что болото точнее характеризует прелесть нашего существования ныне. Жаль, что меня в свое время сняли на латышской границе, - я бы теперь горя не знал, живя в свободной стране. Спиваться же как Саврасов… наверно, это лучше, а? И рассказ-то пустяковый, хотя и мудрый, - чего они так обосрались-то все?


Алексей ИВИН

БЕДНЕЙШИЕ СЛОИ НАСЕЛЕНИЯ

ЗЕЛЕНАЯ ТЕТРАДЬ



(«Зеленая тетрадь»: В «Зеленой тетради» очень много стихов. Стихи написаны в 1989-1994 годах. Как ни странно, почти все они опубликованы в московской периодике. После 2000 года автор стихов не писал.


АЛЕКСЕЙ ИВИН

«ЗЕЛЕНАЯ ТЕТРАДЬ»


Алексей ИВИН

ЭПИТАЛАМА

Она живет одна за пазухой у папы.
И Фромм не разберет симптомокомплекс вин:
И папу жалко ей, и мужа ей хотя бы
Хоть чуточку из женственных мужчин.

Опальный протопоп ее бы в жены выбрал,
А от моей любви она воротит нос.
Наверно, я герой, но не того калибра:
Ведь мне плевать на все, что пахнет стариной-с.

В густых очередях она берет сосиски,
Прогуливает пса на длинном поводке:
Товарищеский пер., затем и пер. Марксистский,
А там и Коммунизм невдалеке.

Над ней не вьется столб инсектов и рептилий,
Не голы ноженьки и киндер не в меже,
Но есть в ней тот секрет, который все любили
Когда-то в женщине. И он забыт уже.

Хожу за ней как хвост («Вот был бы ты помягче…»),
Люблю ее до слез у бездны на краю, -
Она живет одна. Жует цветы удачи.
И губит, губит молодость мою.

Пойдем-ка в церковь, дщерь, со мной пред аналоем,
Туда не входит бес, ни помысел лукав.
Господь не коммунист и всыплет нам обоим
За то, что не блюдем Его устав.


Алексей ИВИН

х х х


Власть от Бога, а Бог от Отца,
А Отец, как известно, от Деда.

Я, похоже, в Израиль уеду,
Чтоб пройти эту цепь до конца
И Адама убить, подлеца.

Инфо-клише обо мне

Стандартная информация о себе (везде даю): Родился в 1953 г. в д. Нижняя Печеньга Тотемского района Вологодской обл., учился в Вологодском гос. Пед. Ин-те (1971-73) и в Литинституте (1976-81), работал в Московской писательской организации, в журналах «Сельская молодежь» и «Наш современник», печатаюсь в литературной периодике с 1981 г., автор более чем 200 публикаций (Юность, Москва, Наша улица, ЛГ, Мир Паустовского и др.), член РСП, автор 10 электронных книг (прозы и монография по Бальзаку). salix-domesticus@mail.ru , tel. +7(919)0254637, ИВИН Алексей Николаевич

ЗОЛОТИНКА

©, Алексей ИВИН, автор, 2009 г.


Алексей ИВИН


ЗОЛОТИНКА

Вот вы утверждаете, что способны понять, почему поступаете так, а не иначе. А я вам говорю, что если вы и интерпретируете свои поступки, то, как правило, поверхностно, по первому впечатлению. У поступков бывает более глубокий второй и даже третий смысл, тот, который называют мистическим откровением, озарением. Я вам просто расскажу случай, происшедший с моим другом, малоизвестным поэтом Родионом Кусницыным, и вы догадаетесь, о чем я, даже если я не достигну при этом художественных красот.


Кусницын хоть Иммануила Канта не читал ни одной работы, но очень одобрял затворничество, порядок и строго упорядоченную духовность немецкого философа: тот был хилого здоровья, но заботился о нем, гулял в одни и те же часы по своей Княжьей Горе, - словом, тянул резину, чтобы еще больше прославиться по всей Европе. Кусницын тоже никому не был известен, тоже укреплял здоровье и тоже любил повторять мудрость, уже расхожую: в России, чтобы преуспеть, надо жить долго. И вот Родион Кусницын, сознавая, что стихотворные сборники ему издавать не на что, спонсоры скупы, издатели алчны и требовательны, редакторы безграмотны и ничего не смыслят в настоящей поэзии, решил тоже, как и Кант, хоть потянуть время: гулял в десять часов утра, перед тем как идти на работу, гулял и вечером, перед сном, чтобы крепче спать. В выходные гулял, причем подолгу, в лесу или вокруг озера, по периметру, набирая километров по десяти-пятнадцати в день.

ПРОЩАЛЬНЫЕ ВСТРЕЧИ

©, Алексей ИВИН, автор, 1982, 2008 г.

Книжные издатели в России - люди больные, глупые и завистливые. Поскольку они отвергают произведения автора с 1970 года, он решил больше к ним не обращаться.

Алексей ИВИН


ПРОЩАЛЬНЫЕ ВСТРЕЧИ

Пройдет моя весна, и этот день пройдет,
Но весело бродить и знать, что все проходит,
Меж тем как счастье жить вовеки не умрет,
Покуда над землей заря зарю выводит
И молодая жизнь родится в свой черед.

И.А.Бунин "Лесная дорога"


1


Кладбище в Лесном находилось в верховьях студеного, стеклянно прозрачного ручья, струящегося по камням среди затейливо извилистых, овражистых берегов. Дорога туда тянулась вдоль огородов; сразу за поселком в одиночку просторно разбегались ели и желтые копны. Вскоре налево открывалось и кладбище, огороженное штакетником, запертое простой калиткой, буйно заросшее; по витым железным и деревянным оградам, по пирамидальным невзрачным памятникам и крестам, по бурым фотографиям карабкалась неистовая кладбищенская трава, и веял над сонными шмелями сладковатый запах тления.


Могила дедушки оказалась неподалеку от калитки: широкий и низкий деревянный крест в изножье, на приметном травянистом бугре - крупная лесная земляника, ромашки, красный клевер и высокий зонтик дягиля. Дедушка прожил на свете восемьдесят пять лет и был похоронен на незнакомом взгорье, куда ни разу не захаживал, по соседству с покойниками, которых не знал, за сотни верст от жены; могилу рыл зимой,

ЗАЯЦ НА ВОДОСВЯТИИ

©, ИВИН А.Н., автор, 2014 г.
Алексей ИВИН

ЗАЯЦ НА ВОДОСВЯТИИ

Так как творчество – это либо прогнозирование (примерка ближайших или отдаленных возможных ситуаций применительно к себе), либо мемуаристика (художественное воспоминание после опыта) и так как автор ныне определенно живет внутри сего дня (то есть, не прогнозирует, но и не вспоминает, не разбрасывает камни, но и не собирает), то целесообразнее воспроизвести фоновую картину, заставку, комнатные обои. Они просто обои, и ничего больше, поклеены клейстером.


Сосипатр Чечелов понимал, что следует пересилить себя и прогуляться, пока бездеятельность не одолела его самого и не склонила к распутству. И хотя зима была малоснежной, а днем подтаивало, он прихватил лыжи и двинулся из квартиры вон, почти как убегают с пожара. «Ненавижу эту поганую цивилизацию и как она устроена, - воспаленно думал он, выходя на мост через реку, не везде замерзшую, с полыньями; на мосту продувало порывами ветра. - Одни, в меньшинстве, носятся как угорелые по всему свету или хоть по стране, другие, как привязанные сидни или паралитики, торчат безвылазно дома, вяжут носки, спят, нянчат внуков. А жизнь – она в движении. Вот именно тогда в движении, когда начинаешь обрастать жиром, коснеть и засыпать».


Пятидесятилетний Чечелов с предосторожностями, подпираясь лыжными палками, спустился с дорожной насыпи сразу за мостом и на запорошенном снегу, испещренном собачьими следами, экскрементами и пуками стоячей полыни, приладил лыжи к подметкам ботинок.

РЕКА ЛАМА - РЕКА ШОША


©, ИВИН А.Н., автор, 1999 г.
Глава из книги «ПУТЕШЕСТВИЯ ПО СЛЕДАМ РОДНИ»

Алексей ИВИН


РЕКА ЛАМА – РЕКА ШОША

Но самое сложное в воспроизведении прочувствованного – это все-таки соблюсти точность: ведь вот не садился же я на сухой бугорок в березняке за болотом, а, пошатавшись, просто повернул назад. Остальные чувства и детали при перепроверке точны, а этого не было. Понятно, что не избежишь наложения того психосоматического состояния, в котором пишешь, на то, что в действительности случилось тогда, но иногда важнее (то есть, всегда важнее) вновь пережить уже бывшее состояние в точности, без коррекции из сего дня. Человек, конечно, не компьютер, настроенный на воспроизведение, и гоголевский Хлестаков много бы потерял без его тридцати тысяч одних курьеров, но в путевых очерках преувеличения вроде бы ни к чему. Скрупулезной точностью и честностью, с которыми извлекаешь прошлый день из банка данных, всё не исчерпывается, в авторе мы любим его судьбу, образ мыслей и действий, а еще точнее – астральные характеристики, но даже в наши дни повального замусоривания мозгов мистикой и первобытным дикарством моя-то задача – иная: воспеть прекрасность жизни, как выразился другой автор. И эта прекрасность жизни – совсем иного свойства, чем та, которую, быть может, чувствует кое-кто в обществе, в толпе, в Шанхае-Мехико-Москве, над которыми, вероятно, просто-таки клубится смог общительности; вот пускай в этом смоге и рождается какой-нибудь Кафка для исследования извращений цивилизации и состояний деструкции.

КАЛИСТОВО (очерк №2 из книги "Путешествия по следам родни", 20 очерков)

©, ИВИН А.Н., автор, 1999 г.
©, ЖЛКиС, отдельные очерки, 2012 г.
Очерк №2 «КАЛИСТОВО» из книги «ПУТЕШЕСТВИЯ ПО СЛЕДАМ РОДНИ»

Алексей ИВИН

КАЛИСТОВО


В Калистове, на тихой платформе на полпути к Сергиеву Посаду я выходил из любви к имени Каллист. Там, и правда, сразу за путями и будкой стрелочника виднелся за поворотом шоссе милый редкий перелесок, за ним поле и деревня. Помню, что пошел по кромке поля в виду деревни, потом опушкой, чтобы не замечали из деревни, но папоротники, широколиственные травы, клены, дубки и прочие не любые северянину деревья до того почему-то не поглянулись, что с досады не стал даже углубляться в лес. Это было не то: я тосковал по тайге, а мне предлагался бутафорский задник в подмосковном драмтеатре. (Я почему-то активно недолюбливал всю природу ближнего Подмосковья, кроме Мещоры, все время, пока по нему путешествовал). Если бы я знал, что там дальше усадьба Мураново, я бы, может, туда дошел, но в тот раз я бродил без карты, поэтому, невзлюбя широкую, как слоновьи уши, растительность, таки воротился ближе к железной дороге и почесал обратно к Москве. Ходил там, ходил, в этих бесчисленных ашукинских дачах, которые как раз активно удобрялись (запах навоза стоял плотный), и чувствовал, что всему этому чужой: это был пир собственников облепихи, «жигулей», дач-теремов, гряд (по-моему, стояла осень после сбора урожая, дачники готовили компост). Я произвольно кружил узкими изворотистыми дорогами и часто вредничал, останавливаясь, чтобы объесть неубранную сливу.

ПОСТРОИТЬ ДОМ

©, Алексей ИВИН, автор, 2009 г.



Алексей ИВИН

ПОСТРОИТЬ ДОМ

I

Извещенный, что жена рожает, Григорий Кочанов выехал из Москвы, хотя на следующий день должен был встретиться с шефом и узнать окончательно, принят ли в эту экспериментально – исследовательскую лабораторию. Эта встреча решила бы, откроется ли перед ним широкий путь или придется вернуться в Логатов. Он был честолюбивый человек и мечтал прожить с пользой. В телеграмме было написано, чтобы он приезжал «немедленно»; это словцо смутило, и он подумал, что у жены, видимо, трудные роды: может, придется делать кесарево сечение, а может, она вообще уже при смерти. Он с суетливой поспешностью подчинился суровому тону и виновато ощутил себя человеком, который слишком долго занимался своей архитектурой, вместо того чтобы устраивать быт и смотреть в будущее. Но позвонить шефу постеснялся, чтобы не беспокоить человека, который и без того благодетельствует, снизойдя до того, что назначил деловое свидание; вместо этого позвонил Тиникову. Собственно, и переманил-то его сюда Тиников, с которым он подружился еще в Архитектурном институте. Кочанов вполне доверился могущественному другу, но пришлось потратить несколько месяцев в бесплодных поисках новой работы, прежде чем появился человек, согласный принять его.

ВЫПАЛ ИЗ ГНЕЗДА

©, Алексей ИВИН, 2008 г.
Повесть имеет подзаголовки «Криминальная история» и «Гость среди постояльцев» и написана в самом начале 80-х годов ХХ века. Доступными мне в то время средствами она рассказывает о mide-life crisis в российском варианте.

Алексей ИВИН


ВЫПАЛ ИЗ ГНЕЗДА



ГЛАВА 1. РАССКАЗЫВАЕТ СЕРГЕЙ КУЗЬМИН



Он опять позвонил без четверти десять: программа «Время» уже закончилась. Я звук у телевизора убавил, трубку снял. Голос у него был наигранно бодрый: хорошая мина при дурной игре.

- Здравствуй! Как живешь? – спросил он.

- Да живу потихоньку… - ответил я. Было очевидно, что ему хочется поболтать – просто поболтать с приятелем. А мне болтать было некогда: начинали детектив показывать, а я детективы на сон грядущий ужасно люблю. Валерка, моя жена, уже в кресло с ногами забралась и меня зовет, мол, иди скорей (а я очень люблю с ней в обнимку в кресле сидеть – какое-то особенное чувство уюта возникает, своего дома). Словом, я слушать-то слушаю, а сам на экран кошусь, а там уже стреляют. Обычный детектив: в первых кадрах уже труп, а потом расследование, погоня. Нормальный человек сразу же бы понял, что я говорить не расположен, а он, вместо того чтобы озабоченно поинтересоваться, не оторвал ли от какого-нибудь дела, не помешал ли, начал нести возвышенную чушь:

- А я гуляю, - говорит, - воздухом дышу. Ты знаешь: даже звезды видно, если из темного закоулка смотреть. А запах какой! Словно в деревне. Вот уж не думал, что в этом загазованном городе так пахнет.

ВОРОВСКОЙ ЭСКОРТ, или ЧУЖИЕ СВОИ


©, ИВИН А.Н., автор, 2012 г.

Алексей ИВИН

ВОРОВСКОЙ ЭСКОРТ, или ЧУЖИЕ СВОИ


1

Интегральная схема или дифференциация – какой метод не примени, хорошего результата в нашей истории не
достичь. Шерлока Холмса впустить? – слишком мало конкретики, и самое преступление не очевидно. Можно бы представить дерево, в котором одна ветвь – мощная и развитая, другая, рядом - тощий отросток с одной-единственной развилкой, а возле мощной ветви – выпуклую почку или всего лишь лист, сквозь кору проклюнувшийся прямо от ствола, - представить и порассуждать, какая же сволочь – эта мощная ветвь, совсем она задавила почку, как они взаимозависимы на одном древе, все эти генетические варианты: ствол, ветвь, ветка, почка, рядышком друг с другом. Другой с другим, то есть иной с иным. Разные, негодяи, а на одном генеалогическом древе растут.

(Ну, в России-то ветвь и особенно ствол всегда правы, иначе бы Толстой, Ленин, Бунин, М. Булгаков, Гоголь, Пушкин, Маяковский, Есенин, то есть многосемейные или отпрыски многосемейных не были так славны и хвалимы. На лист или почку никто в нашей стране и внимания-то не обратит; из листа ведь не разовьется плод, верно?)

Можно бы прибегнуть к компьютерной графике, изобразить здоровенную березу, а рядом, из семейства березовых, тощую лещину, а под ней – подберезовиков штук двадцать и восхититься, в каком гармоничном единстве, в каком прекрасном симбиозе они сосуществуют, виды, роды и семейства.

В СОСЕДНЕМ ОТСЕКЕ, или ОБЪЕКТИВИРОВАННЫЕ СВОИ

©, Алексей ИВИН, автор, 2009 г.


Алексей ИВИН

В СОСЕДНЕМ ОТСЕКЕ, или ОБЪЕКТИВИРОВАННЫЕ СВОИ

1


Предостережение, что этот прием – пунктира – уже применяли и Леонид Андреев в драме "Жизнь человека", и Андрей Битов, не должно бы влиять на автора. Но влияет и почему-то тотчас возникло. Может быть, это предостережение оставить на совести тех – внешних – сил, которые не хотят, чтобы автор в этом рассказе что-либо исследовал? Может быть. Потому что я-то надеюсь, что рассказ по стилю и по объему – короче, - получится все же не как у этих двоих.


Так вот: отрок 17 лет, окутанный облаком грез и предвкушений, Георгий Живов имеет в своем распоряжении электропроигрыватель и стопу пластинок. Распахнув окно в летний палисад, в котором мокрые после дождя кусты смородины слабо благоухают, ставит одну за другой пластинки и так кайфует почти каждый вечер. Палисад отвернулся от улицы и выходит, как ни странно, в огород, а в огороде ничего замечательного, кроме картошки, которая тоже мокрая и цветет. Дождевая туча еще стоит над головой, но дождь уже перестал. Движения по улице Логатова в этот час почти никакого: тихая грунтовая дорога с канавами вдоль нее по обеим сторонам, крапива вдоль заборов и мостки, по которым редко когда услышишь стук каблуков прохожего. Тишина после дождя такая, что даже слабый звук пластинки слышен четко, громко.

ИСПОВЕДЬ НИКИТЫ КОЖЕМЯКИ

©, Алексей ИВИН, автор, 2008 г.

Алексей ИВИН


ИСПОВЕДЬ НИКИТЫ КОЖЕМЯКИ


1


Живем мы очень дружно. Едим овсяную кашу из железных мисок. Завтрак, обед, тихий час, ужин. Я такой жизнью вполне доволен. Обрел, можно сказать, свободу. Прежде я был психологом, специализировался по социометрическим проблемам. Изучал душу. Если только она еще существует, душа-то. Я говорю конкретно, про себя, а не вообще. Я не помню, обменялся я с ним или нет, когда он приходил. Этот, с рожками и с копытцами. Кажется, я его турнул как следует. И теперь верю только в приспособительные реакции организма. И ни во что больше.


У меня это с детства – тянуть до последней крайности, а потом взрываться. Я перетерплю кого угодно. Такой упрямый. Только мне надо знать, во имя чего терпеть. Помню, однажды мать послала меня в магазин за хлебом. Мы жили тогда в деревне. Дело было зимой, вечером; падал мокрый снег. Мне хотелось слепить снежную бабу, но я вынужден был подчиниться, потому что меня, вероятно, застращали. А надо сказать, что мои родители были люди властолюбивые, - не от того ли я и психологом-то стал? Но не в этом дело. В общем, послали меня в магазин. Я хлеба купил и возвращался домой, злой, потому что сумка была тяжелая, и мне не хотелось ее нести. На улице играли знакомые мальчишки. Они принялись обстреливать меня снежками. Им было весело, потому что они-то росли здоровыми, любимыми, жизнерадостными детьми.

ТОМЛЕНИЕ ДУХА




©, Алексей ИВИН, автор, 2008 г.

Алексей ИВИН
ТОМЛЕНИЕ ДУХА


Молодожены, Ия Дулепова и Никита Кожемякин (такое имя!), оба инженеры-строители, "крупноблочное семейство", как они себя именовали, - решили погостить в деревне Заручье, где жили родители Ии. На их свадьбу, состоявшуюся в Логатове, никто из Дулеповых не приехал за недосугом: в деревне как раз начинался сев, не до того было. Так что Кожемякину предстояло впервые встретиться с новоприобретенными родственниками – ответственная встреча.


Местность разворачивалась безлесая, обжитая, простирались необозримые поля, рассеченные шоссейными и грунтовыми дорогами; на возвышенностях далеко виднелись деревни в вечерней дымке; кое-где в лощинах и по берегам ручьев рос низкий кустарник. В небе, зависая над землей, трепыхался и звенел еле видимый жаворонок. Дул упорный духовитый влажный западный ветер, беспрепятственно гуляя по полям.


Подходя к деревне, Кожемякин думал, как его примут тесть и теща. Он не знал, как себя с ними вести; вероятно, придется проявить чуткость, уважение и услужливость, на которые, однако, он не ощущал себя способным в такой мере, чтобы произвести благоприятное впечатление. Он заметил, что Ия, едва познакомившись с его родителями еще тогда, на свадьбе, сразу же покорила их, во всяком случае, расположила к себе, и достигла этого тем,

ПЛЕТЬ И ОБУХ

©, Алексей ИВИН, автор, 2008 г.




Алексей ИВИН


ПЛЕТЬ И ОБУХ



Это было неотвязное воспоминание. Особенно часто оно стало беспокоить Шаутина, когда Евланов снова появился в городе. Они встретились на базаре. Шаутин покупал помидоры и вдруг увидел Евланова в уличной компании: тот вышагивал самодовольно, важно, с тем сознанием превосходства, перед которым Шаутин спасовал и тогда, в поезде. Дескать, попробуйте-ка не посторониться, когда я иду! В бараний рог сверну!

Шаутин выждал, когда компания удалится; ему стало зябко и захотелось понадежнее схорониться, уехать, чтобы никогда больше не видеть это самоуверенное скуластое чистое лицо с холодным блеском волчьих глаз, не вспоминать прошлое, обжигаясь горячим стыдом. Но когда он вернулся домой, страх исчез и мысли изменились. В самом деле, глупо так пугаться: Евланов наверняка не узнает его, а если все-таки узнает, то что из того? В чем ему перед ним оправдываться? Он постороннее лицо, свидетель, только и всего.

Чтобы доказать себе, что никого не боится, Шаутин оделся и вышел. Смелость его простерлась до того, что, неукротимо бешеный, как бык на корриде, он взалкал новой встречи с Евлановым, с иным исходом. "Подойду, - думал он, - и, ни слова не говоря, дам ему в рожу! Нет, лучше скажу: "Помнишь того мужика в поезде? Зачем ты к нему приставал? Вот тебе за него!"

ХОРОШЕЕ ЖИЛИЩЕ ДЛЯ ОДИНОКОГО ОХОТНИКА

©, Алексей ИВИН, 2007 г.


Алексей ИВИН


ХОРОШЕЕ ЖИЛИЩЕ ДЛЯ ОДИНОКОГО ОХОТНИКА



Однажды зимой, в феврале, я пребывал в угнетенном состоянии духа: не хватало сюжетов для моих рассказов. А писать было необходимо: в доме не было ни крошки хлеба, последний кусок маргарина я извел вчера, потому что всухую картошка на сковородке пригорала. Много раз я выходил из дома и бродил по Невскому, пытаясь успокоиться, но всё напрасно. Напрасно я припоминал свои приключения, анекдоты из жизни знаменитостей со времен Рюрика и Мономаха, надеясь извлечь какой-нибудь сюжет: все мне не нравилось. Где бы занять денег до получки и сюжет?


И тут я вспомнил знакомого дипломата Венесуэльского, с которым был дружен и который меня похваливал. Отставного консула одной латиноамериканской страны. «Я у него никогда не занимал, надо рискнуть. Может, угостит не только рассказом, но и чем посущественней»,– подумал я.


К счастью, Венесуэльский оказался дома. Я решил вести себя так, как если бы ни в чем не нуждался: такому охотнее подавали.


– Ты не представляешь себе, что такое деревенская любовь! – сказал он в ответ на мой вопрос, отхлебывая кофе маленькими глотками. – В городе парочке и часу нельзя провести наедине, разве что запершись в квартире, да и то их любовную воркотню будут прерывать телефонные звонки; в городе ты выставлен на всеобщее обозрение. В деревне – совсем другое дело! Там ты можешь носиться со своей любовью сколько угодно; знакомые к тебе не пристанут, никто не придет с пошлыми поздравлениями и пожеланиями счастья.

ДАВАЙТЕ ВЕСЕЛИТЬСЯ


©, ИВИН А.Н., автор, 2008 г.

Алексей ИВИН


ДАВАЙТЕ ВЕСЕЛИТЬСЯ


Пока он не понял, что это слабость многих, он боролся с ней, убежденный, что она свойственна только ему. Но чем чаще замечал ее у других, тем добродушнее относился к собственной и уже не требовал самосовершенствования.


Вот и сегодня, прежде чем идти на работу, он получил письмо от Напойкина и установил, что Напойкин тоже болен. Лень и тупость, национальные болезни.


"Вчера было воскресенье, - писал он. – Я думал, с утра почитаю адвоката Кони, а после обеда мы с женой начнем оклеивать квартиру. Но продрых я до обеда, поел и вместо того чтобы читать, целый час ковырял в носу. И ведь понимаю, что мне как юристу пригодилось бы, а пересилить себя не могу. И вот за этим-то занятием провел целый час, чувствуя глухое, подспудное раздражение, а в голове – звон, точно меня дубинкой оглоушили. Между тем Антонина стала кормить Маринку. Маринке шесть месяцев, покушать она любит, в этом ей не откажешь: увидит бутылку с молоком, затрясется, ногами засучит. Глотает, захлебывается, давится – одно удовольствие смотреть. Я даже подумал, что если людей накормить, они утратят необходимую жизненную энергию и все их творчество сведется к тому, чтобы колупать в носу. Голод – большой стимул к деятельности.


Твоя пассия в больнице: у нее грипп с какими-то осложнениями. Она надеется, что ты сам приедешь в Логатов.


Ну, будь здоров, Трофим. Жму руку. Борис. 28марта".