Январский родник



Я не был в тех краях, где зреют ананасы,
Где редкое зеро не выпадает в такт
Желаниям моим,
Где яркие лампасы
На выцветших штанах не носит лишь дурак.
Где солнечный удар - насмешкой над природой
И Подмосковный снег лежит незнамо где,
А в метеобюро не заняты погодой,
Поскольку Фаренгейт тождественен везде.

Там вечера теплы.
Я не был и не знаю,
Кто греет по ночам вершины гордых гор?
Там разноцветный бог дарует попугаям
Раскраску просто так;
Там девственный простор
В пустыне белизной смущает даже небо,
Там дремлет крокодил, глаза слезой прикрыв...
Так отчего же я в стране той жаркой не был,
Про Подмосковный снег, всего не миг забыв?

Ответа не найду,
Хотя в наш век ракетный,
Куда не устремись - всего-то сущий миг,
Но верно надо быть
Случайно безбилетным,
Чтоб белые штаны с лампасами носить.

***

"Истуканы в сутанах славы
Не сутулятся в судах…"
Наполняй, дружище, стаканы,
Выпьем залпом за подлый страх,
За бельмо порочного века
На глазах невозвратных дней,
Выпьем с горя за человека
В беспризорной толпе людей.
Не смотри, что грязны онучи
Из опавшей в дождях листвы –
Виноваты, конечно, тучи
Над полями чужой жатвы.
Истуканы все со свистками
В ореолах надежд былых
Норовят командовать нами...
Дай, послать мне подальше их!
Что, братишка, не весел с виду,
Знать кручина-тоска гнетет?
Отпусти, не таи обеду –
Истуканы пойдут в расход
Под мелодии новых песен,
Под весеннее карканье птиц.
Отчего же теперь не весел
В карнавале знакомых лиц,
Что печалит свободу духа?
Верно, мало у нас вина,
Чтобы стала судьба-проруха
За деревьями невидна…

Страна былой надежды

Иберия! Страна былой надежды,
Традиций вековых круговорот.
Многоголосьем восхищай, как прежде,
В обители неслыханных щедрот,
В Аджарии полету легкой чайки
Завидует застенчивый прибой,
Дубы священные колхидской чащи
Стоят на страже мощи вековой.
Даруй гостям своё гостеприимство
Под аппетитный кахетинский плов,
А в танцах дай почувствовать единство
Вчерашних и сегодняшних основ.
Вином янтарным наполняй фужеры,
Являя пиросмановы холсты.
Живи в объятьях неподкупной веры,
Храня духовный облик красоты.
………………………………………..
Шумит Кура предательской волной:
– Ты восхищаешься исчезнувшей страной.

"У закрытого чуда храма..."

У закрытого чуда храма
Ворон что-то клюет в снегу…
Ах, какая рождается драма
Из короткого: «Не могу!».
Не могу одночасьем снега
Превзойти души теплоту,
Не могу монотонность бега
Перечеркивать на лету,
Невзирая, что крылья тлеют
От огня нежеланных встреч,
От того, что холодом веет
В лакированной страсти речь.
Не могу обнадежить светом
Этот в полупотёмках свет,
Что неоном таким не согретым
Понарошку бывал согрет.
Не могу говорить в рассрочку –
Коли выстрел, слащава ложь,
И едва ли поставлю точку
Получив за молчание грош.
Не могу отмерять рулеткой
Бестолковость от сих до сих…
Держит воронов зимняя ветка,
Два десятка слетелось их,
А в проступках моей надежды –
Только волю тем птицам дай…
Двери чуда закрыты как прежде
В белоснежности через край.

Элегия

Над землёй, поднимая себя за шиворот,
Все стараешься парить, да не очень –
Одуванчик под ветром, пролетающий мимо,
В направлении движения своего более точен,
Чем статист, фиксирующий возможные взлёты,
Иль доносчик, творящий секретные сводки
После скучной неважной сумбурной работы,
Между килькой в томате и стопкой водки.

Сапоги тянут вниз, не давая от грязи
Не спеша очистить девственность мысли,
Так пионы цепляются в хрустальной вазе
За небесные прошлые светлые выси,
Что украли у них в сладкой жажде рассвета
Неизвестные лица без подданства даже –
Кто ж воришек осудит, если честь не задета
В этой странной случайной мелочной краже!

Барабанная дрожь как тревожный предвестник
Перебитой посуды в тесной лавке надежды,
Там когда-то звучали весёлые песни,
Вдохновляли восторги в скоморошной одежде.
Что теперь у дороги – полынь да крапива,
По ночам одиноко филин плачет картаво,
А у бывшего моря во время отлива
Не чистейший янтарь – ноздреватая лава.

Горький приют

Стихи без дяди – хуже прозы,
Как вкус дурного коньяка…
Мой дядя создавал колхозы
И думал – это на века.
Отказывал себе во многом,
Ценил не слово, а дела
И жил, наверное, убого,
Чтоб только Родина жила.

Войну прошел. Служил в Минтрансе…
Я мог бы в жизни стать никем,
Но избежал такой напасти:
С подачи дяди без проблем
В престижный институт зачислен,
Легко зачеты получал,
Хотя был крайне легкомыслен
И утро жизни прожигал.

В то время новенькая «Волга»
Возила дядю в гастроном…
Учился я без чувства долга –
По блату получил диплом.
Друзей направили в глубинку,
А я остался на Тверской…
Однажды повстречал блондинку,
Хотел назвать своей женой,

Но дядя удержал от шага,
Внушив, что рано под «каблук»,
И убедил: «Жениться надо,
Как станешь доктором наук».
В НИИ машин меня пристроил,
С зарплатой, право, неплохой,
Директор мне её удвоил,
Сказав, что дядя мой святой,

Что дядя самых правил честных,
Что должен я гордиться им,
И много комплиментов лестных
Нашептывал ушам моим.
В отделе двигали науки,
Кто двигал вдоль, кто поперёк,
Меня же взяли на поруки,
Чтоб я чего-нибудь не сжёг.

Немного времени проходит,
(Судьба ли, дядя вяжут нить) –
В один из дней парторг подходит
И просит в партию вступить.
Я соглашаюсь – мне вручают
С портретом Ленина билет,
А через месяц выдвигают
Предисполкомом в Моссовет.

Друзья-партийцы поздравляли
И дядя осчастливил вдруг:
«Племянничек, тебя избрали
Почетным доктором наук…»
Женился я на мисс-брюнетки,
Припомнив дядюшкин совет…
Живут в Европе наши детки –
До дяди детям дела нет.

Машина дядина истлела –
На то и время, и прогресс...
Я по Москве вожу умело

По касательной

По касательной скорость в двести…
ПДД пусть других касаются,
Тех, кто следуя правилам чести,
Не нарушит и волен каяться.
Пронесемся! Да канем в вечность
По касательной человечности:
Мимолетно случайно встречный
За порогом острой сердечности
По касательной вдруг не впишется
В поворот предстоящего зарева –
По касательной трудно дышится
Тем, в ком скорость бездумно палева,
Тем, кто в общем потоке движется
Осуждением неприглядности.
По касательной проще пишется
В неуёмном касании важности.
Скорость двести! Лечу предательски –
Промелькнувшая правда стирается,
По касательной, по-приятельски,
Вседозволенность насмехается…

Содержимое почтового ящика

Почтовый ящик у дверей
В облезшей синей краске
Весит сиротски без ключей
С запретом на огласку.
Решился я замок сломать –
Причуда накатила…
Стал медленно перебирать,
Что в ящике том было…
Буклет французский про Париж,
Раскрашенный мечтою,
Случайно залетевший стриж,
Повенчанный с весною.
Квитанции за свет и газ,
Услуги интернета,
Судьба вторая про запас,
В театр два билета,
С мелиссою остывший чай,
Крест древнего собора,
Почтовая повестка в рай,
С нокаутом боксера,
Услуга выгула собак,
Обугленные листья,
Унынья непроглядный мрак
И тьма в повадках лисьих;
Размятый детский пластилин,
Заморская салями,
В жилетке странный господин,
Напичканный стихами;
Усы густые напрокат,
Свинцовая мормышка,
Вчерашний розовый закат,
Измятая сберкнижка.
Ещё буклетик про Париж,
Простая телеграмма:
«Волнуюсь... Почему молчишь?»
И ниже подпись: «Мама».

Стихи о тетрадной промокашке

Мир отпечатался на промокашке:
Слова – зеркальны, контуры – бледны,
Остались от достоинства марашки,
В которых отношенья не важны.
Между волокон – пустота желаний,
Настойчивость затёр помятый край,
В расплывчатости безусловных знаний
Потерян смысл – попробуй, угадай.
Там где оборван угол, были чувства;
Под мятой складкой затерялась суть
Особого величия искусства,
Но отпечатался его корыстный путь.
Сквозь промокашку ничего не вижу,
Туманно всё, как говорят – ни зги,
В той слепоте кого-нибудь обижу,
Знать, справедливо, видно за долги.
Прекрасно промокашка выручает:
Напишешь «десять» – оттиск «ноль один».
Старик Эйнштейн разумно поучает:
«Всё относительно, а мир един!»
На промокашке пропись гордой чести,
А в жизни значит – честь наоборот;
Жених «Люблю!» сказал своей невесте,
Но оказалось, что жених не тот.
Хотел прочесть «Патриотизм!» и «Слава!»,
Но разобрал в начирканном «Позор!».
Что в жизни представлялось мне забавой
Бездельем оказалось с неких пор.
Чернильных клякс изгибы изучая,
Переношу их суть в реальный мир
И с удивлением в ажуре замечаю
От старости к рождению пунктир.

***

Я здесь – и ладно! Вывески неона
Не возбуждают прикипевший взгляд,
Забыта боль прощального перрона,
Недостоверным кажется парад
На площадях всеобщих песнопений,
Ушедшего приглушены шаги:
В неистребимой памяти мгновений
И мысли добродушны и враги.

Иных краев цветущие сирени
В оседлости становятся бледней,
А прошлого обугленные тени
Тускнеют в свете пережитых дней.
Улыбками, одаривая многих,
Жизнь повествует с прописной строки
И в мире вольных слов, но правил строгих
Хранит меня, мечтам не вопреки.

На склоне лет, предубеждений ветер
В стихи, похоже, невзначай проник
Душе напомнить, что она в ответе,
За каждый мною выстраданный миг,
За то, что все содеянные встречи
Едва ли притупляют боль разлук,
Что об измене не было и речи,
Когда отчизну я покинул вдруг.

Откуда же так зримо и тревожно
Случается один и тот же сон,
Что я босой ступаю осторожно
По пенным гребням океанских волн?
Доверившись бескрайнему простору
Ищу за горизонтом острова,
Где неба вдоволь и свободы впору,
И мама, постаревшая, жива.

Увлекательный вояж

Призрак Музы по Европе бродит…
Повстречался молодой Шекспир,
Призрак говорит Вильяму: «В моде
У английской знати бедный Лир».

Призрак Музы Байрона встречает:
«Что ты мрачен, милый Джордж Гордон?»
Призраку писатель отвечает:
«Видно исписался. Не сезон».

Призрак Музы постучался к Шелли:
«Как здоровье? Воспален ли мозг?
Правда ли, что ты на самом деле
Выкупал невесту в виски «Ross»?»

Призрак Музы заходил к Верлену;
«Написал ли, Поль, стихи без слов?
Призрачные символы на веру
Твой читатель принимать готов?»

Призрак Музы маленького Сашу
Нежно гладил няниной рукой:
«Сказками судьбу твою украшу,
Силой духа с чистой красотой».

С Анной повстречался Призрак Музы –
«Ах…, –сказала Муза. – Не резон…
Трудно дамам создавать союзы».
И ушла к Володе на поклон.

Тот, перебирая страстно струны,
Пел о золоченых куполах:
Призрак намагниченной фортуны
Нагонял на малодушных страх…

В мой приют, скорей всего, украдкой
Призрак Музы невзначай проник,
Может захотел строкой в тетрадке
Обозначить иллюзорный лик?

1937


Постыдная слабость – бесславная честь…
Невинно погибших вовеки не счесть,
Как нет оправданий распятью Христа,
Прощения нет, в ком живет немота,
Кто слепо по-рабски исполнить готов
Преступный приказ сатанинских годов,
Себя, обеляя, мол – мелкая вошь,
Когда есть система и признанный вождь…

Постыдная слабость – безмолвная боль…
Иные твердят, защищаясь: «Юдоль…
Не в силах людских быть безгрешным во всем,
К тому же, на свете один раз живем,
А если невольно случилось пропасть –
Ищите виновных, где сила и власть».
Что скажешь в ответ? Терпеливо смолчишь:
Кому-то удобней преступная тишь.

Постыдная слабость – големая цель…
В шинельных отрядах словесная трель,
А рядом в потемках холодный барак,
Прислужник в бушлате, железный кулак,
Порукою – тройки под мастью туза
И пули свистящие под образа…
Спасите невинных! Аль, нет никого?
Прислужник в расходе, как жертва его.

По-своему каждый и робок, и слаб…
Постыдная слабость – безропотный раб.

Мои 8½

Дорог не зная, проникаешь в мир
Грядущих лет без смысла и названий,
Где каждый самозваный ювелир,
Шлифует дней мерцающие грани,
Где рыжий кот, отбрасывая тень,
Скребется по неясностям когтями,
Зарёю яркой, опалив плетень,
Безумие отшлифовал словами.
Теряет звенья золотая цепь,
Банальной прозой дышат небылицы,
А песни бьются о хрустальный склеп,
Как вольные, но раненые птицы,
А в сути слов нет разноцветья трав,
Теряют взгляды всякую опору –
Надуманные правила поправ,
Огонь крадется по траве к забору.
Кукушка затаилась и молчит –
Ей не спасти рассыпанные годы,
И вот уже безвременье смердит
Бушующим пожаром непогоды.
Сознание, улавливая смрад,
Едва живет в полуистлевшем мире;
Как ни старайся, нет пути назад,
Спокойно прозябать в родной квартире,
Где мысли и предметы по местам,
Но стоит чувствам обрести пространство,
Как исчезают стулья и диван,
И книжных полок пыльное убранство.
Там где стена – окажется проём
В душевный мир, где счастье неподсудно;
Где чувства, раздвигая окоем,
Грядущее вбирают безрассудно.
Там каждый сон то в руку, то горяч,
И звезды ярче и земля теплее,
И на заборе, побелевший грач,
Приятен взгляду, каркает добрее...
А где окно – тропинка в небосвод
Среди берез, обласканных снегами;
Следы по берегам прозрачных вод
И быстротечность чаек над волнами…
Явились гости, зазвучал кларнет,
Приспущены военные знамёна,
Проводники, флажков меняя цвет,
Составы отправляют от перрона…

МЫ СДЕЛАЛИ ЭТО!

……Мы смогли переступить через это! Мы сделали это! У нас получилось!
И караоке не понадобилось, и суфлеры оставлены в детстве. А что до руководящей и направляющей роли поведенческих уставов, законности, взглядов подслеповатых личностей из органов правопорядка – так это оставлено заботам городских бомжей, озирающимся по сторонам из месива мусорных ящиков.
Мы сделали это, совсем не на зло кому-то. Остальные не верили. Они и сейчас не верят, что так все могло случиться и пройти легко и прямолинейно, незаметно для одних, а потому и ставшее в последствии откровением. Открытое и ясное для других. И вот те другие оказались более вредными: в их глазах, все что произошло, все, что мы просчитали, а потом сделали естественность мира, казалось такой банальностью, что они даже не стали стесняясь говорить: «Фи, какая пошлость!». Но что нам до них. Разговоры досужие. Все это время мы были сами по себе. Сами. И по себе. В первую очередь ЭТО мы делали для себя. Вы спросите, прогнозировали, строили планы, рассчитывали все ходы-выходы и последствия. Попробуй, ответь. Сейчас можно сказать все что угодно. Например: да прогнозировали. Да, продумали каждый шаг, убрали на пути препятствия. И вот у цели. Сделали ЭТО! Можно и по-другому представить: что все в нас и движения наших, и желаниях и действиях - естественно и божественно, нас вела звезда интуиции и чувство меры, и судьба спасала от ошибок, и непорочность наших мыслей и однозначность наших действий лишь проявление врожденного нашего чувства такта, желания не красоваться, а быть естеством самовыражения. Жить нам хотелось легко и просто, естественно и разумно, без страха.

Ступая за горизонт

Выстраиваю мир за огненной чертой
Неясностей и всяческих сомнений –
Мир собственный, заполненный судьбой
Вне правил, вперекор нравоучений.
Бунтует лёд, сдирая по весне,
Отжившие лохмотья мертвой кожи,
Все, что вчера пригрезилось во сне –
С реальностью сегодняшнею схоже:
И этот свист, скользящий в облаках
За стаей, уносящей непогоду,
И странный ангел в бережных руках,
Спасающий от холодов природу.
В слова не верю, но прощаю тех,
Кто говорит, не говоря о важном,
Что можно будет выстроить за всех,
Что эти все разрушили однажды.
Я лгу себе, не раскрывая глаз,
Свист птичий принимаю, как награду
За то, что в схватках горестных не раз
Не прятался, не уходил в засаду,
Где может безопасно, но темно,
Где смерть настойчиво зовет к барьеру,
Где лишь душа – открытое окно,
Светла еще и сохраняет веру
В улов богатый то ли слов, толь рыб,
Но воздуха улову слишком много…
Спасительный сезон дождей открыт –
Быть может в этом скрытая подмога
Святой водою, вылитой с небес,
Питать при жизни мой засохший лес
Минутной прихотью скучающего Бога?

Огнище

Партер сгоревший… Разве в этом боль?
Атласных кресел черные изгибы
Со сцены не приветствует король,
В себе врачуя старые обиды,
От невнимания свидетелей игры,
От мелочных укоров светской власти,
Когда душа на кончике иглы
Еще жила в неодолимой страсти
Соединить собой героя суть
С духовностью заполненного зала…
Не жаль, не жаль сгоревшего ничуть!
Боль от того, что отзвука не стало
В объятьях наступившей немоты:
В холодной глубине пространства
Никчемны жесты, реплики, цветы
И яркой сцены тронное убранство…
Достойный облик стены обретут –
Сгоревшая судьба невосполнима.
…Один в гримерке то ль король, то ль шут
Слезу стирает яркой краской грима.

Разбитые песочные часы

Песочные часы преображают суть
Безмерности
в движение песчинок,
Как не крути, пространство половинок
Судьбе когда-то не дано перевернуть.
Не от того ль струи сыпучей бег,
Как кобры взгляд меня парализует?
Так зимним промыслом своим колдует
И завораживает падающий снег.
В потоке времени нет явных перемен –
Всё без конца и будто без начала:
Река, замерзшая у старого причала,
В живом движении произведет обмен
Стремления воды на твердолобый лёд.
Так, сохранив себя, в слепой надежде
Надеется журчать весной как прежде,
Но семя старое произрастает в плод.
Туманы прошлого очертят в миражах
Желаний
невозвратные потери
И мудрость, в предсказания не веря,
Приятной горечью застынет на губах.

Дом потерянных лиц

Сколько в мире обычном
Пустых небылиц!
Разве можно бездумно
Доверчивым быть…
Я забрел как-то ночью
В дом потерянных лиц,
Эту сцену теперь
Мне вовек не забыть.
От огарка свечи
Тусклый свет еле тлел,
Стеллажи заполняли
Пространство вдоль стен,
В полумраке на полках
Разглядеть я сумел
Лица, кои[ не тронул
Минувшего тлен.
Как в замершей воде
Из открытых глазниц
С интересом следили
За мной души тех,
Кто когда-то подкрашивал
Глянец ресниц,
Улыбался открыто
В скучном мире утех,
Кто светился в любви,
Кто от гнева пылал,
Кто по-детски на мир
Изумленно смотрел,
Кто пронзительным взглядом
Лицемеров сжигал
И лица не терял,
И себя не жалел.
Всё стараясь от лиц
Отвести робкий взгляд,
В неприятном смущенье
Испытывал стыд,
Что бессилен мой разум
Возвратиться назад,
Когда наглухо вход
В этот дом был закрыт.
Пожелавши вернуться
В окруженье живых,
Я огарок задул,
Силу воли собрав…
Половицы рыдали
От движений моих,
Когда я обрывал
Нити взоров стремглав.
Мои взгляды на мир
Не имеют границ
И судьба благосклонно
Отмеряет мой век,
А во тьме где-то спрятан
Дом потерянных лиц
С нежилыми местами
Безликих калек.

Осенняя сюита

Покрывая листвой зеленеющий луг,
Время шепчет шурша, что тепло словно кожу,
Ветер дико сдирает с морщинистых рук,
На свирепого зверя чем-то похожий,
Что у низкого неба самостийная блажь,
Неуёмная блажь упиваться дождями,
Что негласно рассветы выходят в тираж,
Оставаясь загаром на летней панаме.
Трудно спичку зажечь – отсырело добро.
У любви, похищая бесценные крохи,
Север тайно привносит снегов серебро,
Оставляя ушедшему горькие вздохи.
Замечая абсурд безвозвратных минут,
Прошлой памятью дум устремишься за ними,
Убеждая себя, что оракулы врут
В нарочитых скорлупках личной гордыни
И, в заботах никчемных, осенний рассказ
Наполняют сюжетом потерь и печали,
Утверждая, что осень сама напоказ
Выставляет себя, чтоб её замечали.
Дела осени нет до нечаянных слёз,
Просто краски игры перемешаны кем-то,
А дождливо навязанный скучный прогноз –
Привнесенная извне феодальная рента.
Так храни до зимы этот вечный мотив,
Этот яркий мазок золотистого цвета.
Безутешна природа – свой август испив,
Захмелела приятно от ушедшего лета,
Закружила во всю по бульварам цветным,
Отдаваясь бездумно то дождям, то распутью
И, желая спокойствия чувствам моим,
Затаилась в листве своей старческой сутью.

Высшее благо

Исчезает тепло, заставляя нас кутаться
В уходящую память исчезнувших дней…
Разве знаешь теперь, как придется окуклиться
В виртуальных метелях январских затей?
Исчезающий свет в исчезающем времени…
Что теперь говорить? Несерьезная блажь.
Кто такой ты теперь? Из ушедшего племени?
Попляши напоследок, галерку уважь.
Пусть в партерных рядах все заслужено признаны –
Жидковаты хлопки, лицемерно «На бис!».
Что природа теперь? Ветрами и ливнями
Дирижирует ловко надменный Иблис.
Глинобитная стать без достойного обжига
Разрушается вместе с неподкупной судьбой.
Что теперь остается? Ждать бессрочного отпуска
В те родные края, где волна с бирюзой,
Где, не зная снегов, стройный ряд кипарисов
Выражает себя стихотворной строкой,
Где сливаемся море со мной белобрысым
И под вечер зовет мать Мария домой…

Божок

Когда нет счета и скучна игра –
Трибуны спят в обнимку с вратарями,
А фонарей рифленая слюда
Холодной страстью блещет между нами.
Трава еще хранит зеленый чин,
Врастая в онемевшие движенья
Почти парализованных мужчин,
Забывших межсезонное уменье
Взлетать на старте до судьбы побед.
Команда судей руки умывают:
Из-за игры пропущенный обед
Невежливым словечком поминает.
Божок футбольный, если есть такой,
Скорей всего, похож на инвалида:
Всё машет деревянною клюкой
Не угрожая, а скорей для вида.
Он пиво пьет из горлышка потуг,
Брюзжанием оправдывая страсти,
Что захватить не получилось вдруг
Игру судеб, лишенной чистой власти
Любви, братания, отчаянных надежд –
Нет виноватых в этой круговерти.
Погоду, образующую брешь,
Готовы осуждать до самой смерти,
Что оказалось счастье вне игры
И руки коротки, и ноги слабы,
Что зубы недостаточно остры,
А правила скорее для забавы.
Божок фанатов - сам себе божок
Покуда представляется картинно,
Не выдыхаясь дерзостью в свисток
И ноги грея в пламени камина.

1001 сон Альфреда Хичкока

Стаи птиц отучили асфальтовый город
Удивляться тому, что безумствует голод,
И хотя он не тётка, но просит вниманья,
А при нем безразличны продуктов названья,
Лишь бы крошек калорий всей стаи досталось
И следов от помета у домов не осталось.
В междуреберных клетках не накормлены звери:
Птицы светлых бульваров не считают потери,
А стервятники чистят ядовитые клювы –
Обнищавшие звери стервятникам любы.
Голословность проспектов не дождями умыта –
Словно выпавшим снегом птичьим пухом покрыта,
Занавешены окна, фонари не мерцают,
Над асфальтовым миром стаи птиц возвышают
Безобидную просьбу – утолить голод страсти,
Выше прав признавая правоту птичьей власти.

Снегопад

Эпоха, растворённая в судьбе,
Не внемля сослагательным сужденьям,
Нашла меня в стотысячной толпе,
События соединяя в звенья,
Ушедший век вместила в снегопад
Неожидаемый в предверии рассвета,
Скрывая суть ошибок и наград,
И на тепло накладывая вето
Хозяев подземельных городов,
Где тьма – в заслугах прихоти и моды;
Там каждый верноподданный готов
Незрячим слыть не только от природы
И, утверждаясь в пошлой суете,
Выкалывать глаза покуда смелым,
Готовым на обугленном кресте
Расписываться кровью словно мелом.

В прогалинах не виделось ни зги,
Хотя душа в себе тепло хранила,
Но отличать очистки от лузги
Занятием таки пристойным было.
И на миру в общественном строю
Со всеми петь воистину прилежно,
Не обнажая критику свою
Того, что беспроглядно белоснежно.

День ото дня случался снегопад,
Не ощутимый задубевшей кожей,
Он несмышлёных радовал ребят,
Таинственный – на существо похожий,
Снег прикрывал болота, мрачный лес,
Холмы могильные, раскисшую дорогу,
Заоблачную синеву небес,
Поникший храм, иных ведущий к Богу.

Снегов мерцание, хрустящий лёд –
Всё акварель привычного уклада…
А снегопад пожизненный идёт
Не предсказуемо, где надо и не надо,
И ты бредешь сквозь эту пелену,
Упрямо, не надеясь на знаменья,
Осознавая правоту одну:
Шаги твои – судьбы единой звенья.
Ползком вперёд, сквозь лютый снегопад,
С губами в кровь, не подавая вида!
Ты улыбаешься, ты не прикрыто рад,
Что такова январская планида.

Оберег

Над водой колодца - ива набекрень,
Кречет ходит подбоченясь, что-по-что:
Это чудом народился новый день,
Это значит, наслаждаться не грешно
Перламутром проходимцев-облаков
Коих лоск стирает ветер-шалопай;
Вкусен запах испеченных пирогов
Да не злобен по себе собачий лай;
Меж травинок сочных ягод звездопад
Ждет-пождет прикосновенья рук и губ,
Это значит - белый свет добру впопад
И всему ты примечателен и люб;
Вот сосед козлят выводит со двора
На зеленый шелк лужайки у реки…
Это значит, правит вечная пора
Ниспосланием божественной руки.

Смоковница

Смоковница, дай мне посмаковать
Тепло морского родственного юга,
Верни туда, где мог я пробежать
По мягким травам солнечного луга,
Где чайки не летают, а парят
Соединяя волны с небесами,
А тайные признания ребят
Скрепляются зароком между нами.

Смоковница, листву не иссуши
В суждениях поспешных и превратных,
Как правдой бессловесною в тиши
Порадуй вкусом сладким и приятным
Наперекор пророчествам пустым,
Что не цветешь и не рождаешь смоквы:
Доверие питать к плодам твоим –
Вот истина, чтобы догадки смолкли.

Смоковница, печалью не томи –
Печаль подруга приторной полыни,
Плодами всепрощения вскорми
Мою гордыню присно, но отныне,
А то, что в прошлом – принимай как есть:
Нам не дано менять, что заслужили.
Спешит гонец, несёт благую весть,
Внушая, что не так с тобою жили.

Где правда не распятою была
На крестовине елочных базаров,
Как будто бы и не было вчера
Любезно почитаемых хазаров,
Под бубен опрокинутой луны
Недурственно танцующих вприсядку…
Под звук гнилой оборванной струны
Певцы слащавые взывают нас к порядку.

Что ныне мир? Смолёные мостки
Над водосточною канавой наслаждений;
Придворный клоун млеет от тоски,
Что не поэт, то непременно гений;
Сверкающий впотьмах кордебалет
В промасленном экстазе желтой лести…
Вне благородства радости и бед
Листва желтушна у вчерашней чести.

Смоковница, прошу, не засыхай:
Судьбы моей еще не вышли сроки,
Не перелита чаша через край.
Не отмолил покуда я пороки,
Пои незрелым молоком плодов –
Сок ядовит, но коль угодно небу
Подлунный мир покинуть не готов,
В желаниях, созревших на потребу.

Так прорастай корнями в прошлый век,

Дудук

Нас нет в пространстве лжи,
Там где молчит дудук –
Мелодия его
Мертва в объятьях ночи.
На острие ножа
Нанизан чистый звук
И от того во тьме
Безмолвьем кровоточит.

Нас нет в обманах сна,
В котором подают
Хмельной напиток грёз
И от печали зелье.
Соседи за стеной
Боготворят уют,
А голубь во дворе
Вольготно чистит перья.

Нас нет в архивах дел –
Перевирая суть
Там каждая строка
То выстрел, а то – дышло.
Хоть градусник разбит,
Но ядовита ртуть
Того, что сгоряча
Нерукотворным вышло.

Нас нет ни там, ни здесь –
Фантомный мадригал
В кромешной кутерьме
Не требует суждений
И, кажется, дудук
Навечно замолчал
С растерзанной душой
Забытых песнопений.

Каплуны

Сличая возраст – не ропщу о том,
Что он с твоим не совпадает сроком:
Когда безумствовал безусым я юнцом,
Ты был уже непризнанным пророком.
Кто знал тебя? Судья да истопник,
Туберкулёзник, оседлавший стужу –
Сжимался век в один короткий миг,
Выдавливаясь горечью наружу.
Туманы фраз бывали тяжелы:
В прогалинах мерцающего света
Под звёздами вещали каплуны,
Предатели, родившиеся где-то –
Там к полу прибивали табурет...
Рукой прозрачною поглаживая кошку,
В предсмертный час наш раненый сосед
В бреду просил мочёную морошку.
Ложилась тень на острые штыки,
Судьба вольна отмеренному сроку:
Тот петлю свил верёвочной строки,
Тот низменному отслужил пороку…
Связав судьбу в тугую гроздь годов,
Переиначив времена и нравы,
Едва ли каждый был из нас готов
Любить себя, хотя бы для забавы.
Как много нас никчёмных от того,
Что, не создав кирпичных возвышений,
Извлечь, глупцы, старались из всего
Больную наготу нравоучений.

Молоканская сага

Цикл
поэтических конструкций
'Молоканская сага'
(Январь-апрель 2016 года)

Садовладелец

Не отмоли, поэт, прощения
Гражданским пафосом строки
За непредвзятое горение.

Не отмоли, не отмоли!

Не отмоли, поэт, внимания
Судьбы, ушедшей на пари
Душевного переживания.

Не отмоли, не отмоли!

Не отмоли, поэт, величия
Звезды, мерцающей вдали,
Признания ли, безразличия.

Не отмоли, не отмоли!

Не отмоли, поэт, отмщения
За некипение крови
В холодной бухте невезения.

Не отмоли, не отмоли!

Не отмоли, поэт, беспечностью
Тлетворной прихоти нули
И в повседневности, и в вечности.

Не отмоли, не отмоли!

Садовладелец
17.01.2016

Поди-ка!

Цветущею вишня когда-то была...
А ныне - в морозах округи
Заснежено стынет тревожно бела:
Морщинисты ветви как руки,
Короста покрыла стремительность дней,
Возможность цветенья скрывая.
А где-то в глубинах у самых корней
Живительна влага земная
И тéплится юности приторный сок
Вне зимних метельных мучений,
И пишется вечный бессрочный пролог
Судьбой не земных наслаждений...

Поди-ка!
17.01.2016


***
Мы теперь
Как отжившая ёлка,
На которой
Ни звёзд, ни шаров
И мерцает,
Не убранный только,
Свет гирлянды
Рождественских снов.

17.01.2016


***

У подъезда - снег. На березе - ворон.
А в России январь от Крещенья свят.
Недругов твоих малосольный гомон,
Будто хруст во тьме - свету невпопад.
В груден лист слетел болью, одночасьем,
А весна в зачин - знамо не в обман,
Мне в России жить с горестью ли, счастьем,
Каждый божий день превелико дан.

22.01.2016


Бессонница

Бессонница репей - вцепилась крепко в душу:

Волшебная флейта. Алиса и Сатир

* * *
«Всѣ любовныя мечты, слезы –
всѣ нѣжныя чувства –
суть только цвѣты,
подъ которыми прячутся нимфа и сатиръ»
И. Гончаров. «Обломов»


I

Блестит на створках позолотой

Металла царственная твердь,

Скрипучей тяжестью ворота

Не допускают в город смерть

В желтушном облике монгола,

Но вот спадает ночь на мир,

В проёме огненного створа

Является седой сатир.



Ленив, распутен козлоногий,

Худы бока, свалялась шерсть.

Наверно, праведные боги

Разверзли каменную твердь,

Небесный опустили купол,

Чтоб кривоглазого изгнать,

Жалея на пройдоху жупел

И всяко божью благодать.



Он среди нас, слегка смущённый,

У вала Золотых ворот

Стоит нагой, не облачённый…

Сбежался тутошний народ

Из близлежащих обиталищ

На козлоногого взглянуть,

Понять, кому сатир товарищ

И далеко ли держит путь?



Гость словно глух, не понимая,

О чём тревожится толпа,

Из сумки флейту вынимает,

Поит мелодией сполна.

Народ запел под эти звуки…

Слов в песне той не разобрать,

Но в песнопении не муки,

А новоявленная стать.



И каждый чувствует значенье

В том приобщении себя

К такому дерзкому явленью.

Здесь, кажется, что всех любя,

Одной мелодией повязан

С соседом, другом ли, врагом,

И в этом – флейте ты обязан,

А не сатиру в действе том.



II

О происшествии Алиса

От друга сцены узнаёт:

Она – Народная актриса,

Хотя в Заклязменском живёт,

В посёлке, а на сцене рядом

У вала, где играл сатир,

В ролях Алиса правит залом,

Быть может, обновляя мир.



В тех образах добра и света

То страсть любовная, то боль…

Andrèe Luto. Coїncidence. Андре Люто. Совпадение.

Аннотация.
Перевод с французского поэмы ANDRÉE LUTO, современной французской поэтессы (1951), проживающей в Ля-Рошель. "Андре Люто - поэтесса от бога", как о ней говорят в узких кругах французских критиков."Андре Люто – это мышка, которая видит мир из своей норки, и потому очертания его в ее глазах, где - искажены отдаленностью противоположного угла комнаты, где - заслонены подстерегающей у норки кошкой..." - с долей кокетства писала она сама о себе..."Coїncidence" впервые опубликовано в сборнике стихов А.Люто "Dans le Métro", Paris, 1983.

Картина первая

*
Я новенькая здесь.
Я уязвима -
Как много лет назад, пришедши в новый класс,
Случайно выбранный случайностью прописки.
Но страсть к приобретеньям - выше нас.
Ну, да, пускай
Опасней многого -
Приобретать людей,
Впускать их в узкий мир,
В котором глубина замаскирована...
(хотя, быть может - лишь отсутствием своим? :-)
.....................
Что видим мы в стихах так умудренным зреньем?
Летучесть точных слов
И рифмы красоту?
Но задевает только то, что пробивает
Навылет глупо-сердце.
И уму
Вдруг уступить приходится желанью
Забыть про логику, и опыт, и пример.
Поверить, что с л о в а - бывают Словом.
Что знал - не всё.
Что совокупность мер,
Предпринятых для огражденья мира,
Так устоявшегося в знании себя,
Была, увы, прекрасно недостаточна.
И жить придется - все-таки л ю б я.

**
Твой слог! Твой слог понравился, признаюсь,
Стих (!), рассуждения (!) - приятны и милы.
(В стихах моих,
Я пред тобой покаюсь,
Лишь впечатления.
Не более. Увы!...)
Ты - новенькая!
Как звучит приятно!
Мы все новы:
Кто новый в новом дне,
Кто новый в чем-то

Чеслав Милош. Стихотворения

Вольные переводы стихотворений Чеслава Милоша польского поэта, переводчика, эссеиста, Лауреата Нобелевской премии по литературе 1980 г., с прозрачными намеками на иных авторов.



ВАЛЬС

(По мотивам произведений Чеслава Милоша и Михаила Булгакова)

Вальс! Вальс! Вальс!
В пространстве искажает зеркала,
Движения подсвечников туманны -
В разгаре бал, где не к чему хула,
Что страсти скрыты, но вполне желанны.
Вальс! Вальс! Вальс!
Кровь смешивает с лепестками роз,
Ночь огненным подсолнухом пылает:
В огне - кресты, уже горит Христос
И жаром тления мне плечи оплавляет.
Вальс! Вальс! Вальс!
От света сужен до прищура взгляд,
Шелка шуршат в нагом дрожанье блика
И жемчуга с боа вращают ряд
От шепота до чувственного крика.

24.08.2011

WALC

Już lustra dźwięk walca powoli obraca
I świecznik kołując odpływa w głąb sal.
I patrz: sto świeczników we mgłach się zatacza,
Sto luster odbija snujący się bal.

I pyły różowe, jak płatki jabłoni,
I skry, słoneczniki chwiejących się trąb.
Rozpięte szeroko jak krzyże w agonii
Szkło ramion, czerń ramion, biel ramion i rąk.

I krążą w zmrużone swe oczy wpatrzeni,
A jedwab szeleści o nagość, ach cyt…
I pióra, i perły w huczącej przestrzeni,
I szepty, wołanie i zawrót, i rytm


ЧЕРЕП

(По мотивам произведений Чеслава Милоша и Уильяма Шекспира)

Иисус говорит ей: Мария!
Она, обратившись, говорит Ему: Раввуни! — что значит: Учитель! (Иоанна. 20, 16).

-«О, бедный Йорик!»
…Свечи догорают…
На черепе похожем на яйцо,
(Марии кажется) чертами проступает
Мужское бородатое лицо.
Не вспомнить ей ни имени, ни чина:
Любовник Йорик либо просто друг?

Ветер снов

Явление стихов, включенных в этот сборник, было воистину неожиданным. Писались они легко и свободно, подобно здоровому дыханию. Нетрадиционная для русского стиха ритмика нисколько не смущала. В строчках биографическое переплеталось с вымыслом, одни образы поддавались объяснению, другие - оставались вещью в себе. Промельк сна и движение ветра владели мною в момент их рождения.

Автор

***

Ветры, которые дули во сне –
Выдулись в явь
И пробудили внезапно во мне
Ложное «я».
Не состоялась в голосе песнь:
Ноты – клочок,
Как по стеклу струями спесь
Наискосок.

Мягко-безропотно катится день –
Не удержать.
Ветром разбужена светлая тень.
Глупо бежать.
А за кулисами дел либо рук -
Странный испуг.
Не размыкается вечности круг
Просто. Не вдруг....


Д О М



ГОЛОСА - ВОСТОЧНЕЕ СЕРДЦА.
РАДОСТЬ ОБЩЕНИЯ НЕ ПРОХОДЯЩЕГО.



***

ВЕЧНЫЙ САХАР
В НАКРАХМАЛЕННОЙ ВАЗЕ -
СЛАДОСТЬ ЗАМОРОЖЕННАЯ.


***

КОШКА В ТЕЛЕ КАМИНА.
ПРИХОДЯЩАЯ БОЛЬ ПОТЕРИ ТЕПЛА.


***

ПРОСЬБА. ПРИКАЗ. БЕЗРАЗЛИЧИЕ.
СМЕШАЛОСЬ ВСЕ
НЕИСКРЕННОСТЬЮ.


***

ЧИСТАЯ ПОСТЕЛЬ. СМЕНА БЕЛЬЯ.
НЕДЕЛЯ ПРОШЛА БЕЗ ЗАВИСТИ ОБИД.


***

РОСТОК НА ПОДОКОННИКЕ.
ТЕПЛО. ВЛАГА.
ПАМЯТЬ УХАЖИВАНИЯ.
И СЛЕЗЫ.


***

ПРИХОДЯЩИЕ ГОСТИ.
СТУК.
УХОДЯЩИЕ ПУСТОТЫ.
МОЛЧАНИЕ.


***

ПРОЩАНИЕ НА НОЧЬ.
ПРОЩАНИЕ НА ДЕНЬ.
ПРОЩАНИЕ. И ПУСТЫ РУКИ.
И ПАМЯТЬ О ПРОЩАНИИ.


***

ЯЗЫКИ:
АНГЛИЙСКИЙ,
ФРАНЦУЗСКИЙ.
НЕМЕЦКИЙ.
РУССКАЯ ДОБРОТА ДНЯ И НОЧИ.
И ТЕПЛО РУК.

Цикл стихотворений "Туман как существо"

Связь

Считаем дни до той поры,
Когда откажет нам случайность
И неизведанная крайность
Преподнесет свои дары,
Легко лаская темнотой,
Смеясь, скрывая за углами,
Под опадающей листвой
Раскрашенные оригами.
И теплотой проникнут в нас
Те, кто доселе был неведом:
Становится реальным класс,
Идущий за последним следом.

03.04.13

Скетч

Теперь не то, что в прошлые века,
Хотя не очень мы меняется с тобою;
Так изменяется глубокая река
Течением воды, но не собою.
А в остальном - всё так же как тогда:
Соблазны, яд интриги и надменность.
Сегодня – больше жалуем года,
Вчера - годов таили неизменность
В темницах замков, в немоте богов,
Судьбу, преобразуя в послушанье,
Случайным слогом кто-то был готов
Менять не суть, а старые названья,
Так мы меняем вывески теперь,
Отживший хлам легко пуская в дело,
Страдаем в виртуальности потерь
И «Быть!» кричим во зло и оголтело.

04.04.2013

Алле-парад

…И, вспоминая молодость свою,
Теперь мы не дрожим от наслажденья -
Пустая банка на столе из-под варенья,
Подобна съеденному яблоку в раю.
Листва желта той яростной поры,
Хотя в туманной памяти незрима,
А с ней любовь застывшей маской мима
В игрушках современной детворы
Затеряна:
Не привлекая взгляд,
Прижата к Ваньке-встаньке и Матрешке.
Глядится прошлое волшебным взглядом кошки…
Алле-парад.

05.04.2013

Повенчанный

Ты не знаешь еще, что пробудет тебя в этой вечности
На щите, со щитом, в чистоте ли любви, человечности.
Бестолковое время талдычит секундами прихоти,
Нем на шубку глядит острым взглядом задобренный выхухоль.
Обретая полёт не на деле, а в лирике важности,

Сливаясь осенью с дождём

Цикл ну очень вольных переводов
(2001 - 2002 гг.)

Выкуп

Инсталляция по Шарлю Бодлеру

Любви цветущие поля
Засей зерном порывов страсти,
Оберегая от напасти
Любви цветущие поля.

Поэзии волшебный сад
Влюбленно ороси печалью,
Лирической наполнив далью
Поэзии прекрасный сад.

В сердцах готовы закрома
Твоим плодам. Мир восхищенно,
Восторженно и преклоненно
В сердцах готовит закрома.

23.10.2001


***
Инсталляция по Полю Верлену

Сливаясь осенью с дождем,
Осознаю его печаль.
Шум капель, темноты проем
И непроглядность взгляда в даль-
Смешал октябрь.
....Нам с дождем
Печали не сломать печать:
Дождь ни при чем, я ни при чем...
Кого еще нам примечать,
Сливаясь осенью с дождем?

Страх не тая, восторг таю.
Неслышный плач без похорон
Звучит у жизни на краю,
Сливаясь осенью с дождем.

Душевных мук не избежать.
Любви уж более не знать
За что же сердцу в такт страдать,
Сливаясь осенью с дождем?

22.10.2001


Wandrers Nachtlied

Двойная инсталляция по Гете.

Беспробудны горы.
Ночь - обитель снов.
Застелил просторы
Тишины покров.
У тропы короткой
Вечность льет туман...
Помолчите кротко:
Кончится обман.

Тень моста Мирабо

Цикл ну очень вольных переводов
(Лето 2002 года)

Мост Мирабо

Инсталляция по Гийому Апполинеру

На мосту Мирабо одиноко стою.
Сена в свете Парижа мерцает,
Серебристыми бликами юность мою
В тихий плеск своих вод обращает.

В догоревшем закате уходящего дня
Светлый отблеск Любви согревает меня.

От волнения нежных пожатий руки
В сердце теплая память осталась...
Под мостом Мирабо - равнодушье реки,
На душе - Просветленье да Жалость.

В догоревшем закате уходящего дня
Светлый отблеск Любви согревает меня.

Не вернется судьба по течению вспять,
Отболевшая страсть угасает.
В темноте не видна посидевшая прядь,
Плеск воды под мостом не стихает.

В догоревшем закате уходящего дня
Светлый отблеск Любви согревает меня.

От промчавшихся лет не отыщешь следа,
Наслаждение счастья забыто.
Под мостом Мирабо - тихой Сены вода,
В ней как в вечности прошлое скрыто.

В догоревшем закате уходящего дня
Светлый отблеск Любви согревает меня.

Октябрь 2001 - август 2002


Чума

Инсталляция по Роберу Десносу

Звучат шаги. И одинок язык.
Клён молодой листвой поник.
Колоколов тревожен бой.
Кто у двери? Поди, открой.

Чернеет небо за окном.
В мерцанье звезд на небе том
Венеры бледное лицо.
Открой и выйди на крыльцо.

Aurelius Augustinus Hipponensis. «Confessiones». Interpretatio Igor Togunov

Исповедь I

Volenter occidens et amoris
Honorisque oblitus gloriabar…

Себе я в гордости падения был мил,
Что о любви и чести позабыл...

О, юность мы питаем хвастовством,
Себя стыдим за малые пороки,
Бесстыдным слыть мне стыдно было в том:
Милее смерть, чем статься недалёким.
Неправды грязь марала юный дух,
Я упивался извращённой страстью;
Желчь лицемерия, коверкая мой слух,
Покрыло тело чувственною сластью.
Горело сердце, устремляясь в ад,
Но, убоявшись нежности порочной,
Поворотило вовремя назад,
Познав и честь, и свет любви бессрочной.


Исповедь II

Amore meo alteri dato,
Est amor alterius infinitus...

Любовь свою другому отдавая,
Любовь другого мы лишаем края…

Моя душа с его душой едины были,
Но умер он. Остался я с полудушой.
Чтобы любимого на свете не забыли,
Не покидаю я обители земной.
Живу один теперь не жизнью половинной:
Во мне душа того, кого всегда любил
Его душою, может быть, совсем невинно
Свою легко от равнодушья оградил.
Хотя о жизни мыслю с явным отвращеньем,
Но страх конца мне ныне кажется сильней –
Моей судьбе смерть предрекает зло и мщенье
За ту любовь, что бережёт моих друзей.


Исповедь III

Consensionis hostilitatisque apotheosis?
Hypostasis ista ignota mihi est…

Апофеоз согласия с враждой?
Не знаю ипостаси я такой…

Согласия источник – добродетель,
Порочностью ума питается раздор.
Единство духа – первому свидетель,
Второму – дрязги заменяют спор.
Всецелость – нисхождение и благо,
Враждебность распрей – высшее из зол.
Единство – разум, мудрость и отвага;
Гнев в преступлениях – враждебности посол.
Когда душа разумная порочна,

SHAKE-SPEARES SONNETS

ШЕКСПИРОВЫ СОНЕТЫ

Впервые перевод сонетов осуществлен с транслитерацией буквицы каждого стиха. Замена латиницы на кириллицу позволило из 154 букв составить предположительный магистральный 155-й сонет, представляющий собой зашифрованную анаграмму. При расположении этих букв в определенной последовательности, т.е. изменение порядка размещения сонетов, составляется текст, определенного смысла.

Сонет I

Физически хотим себя продлить,
Чтоб красота как роза нас манила,
Когда же роза прекращает жить,
Желаем, чтобы память нас хранила.
Но ты заложник взгляда своих глаз,
Суть страсти заменяешь красотою
И оставляешь чувства про запас,
Жестоко потешаясь над судьбою.
Являясь украшением земли,
Поэтом мировым весну вещаешь,
Себя хоронишь в буднях суеты
И юным скупердяем прозябаешь.
Порадуй мир, а не продлишь себя,
Твоя могила съест всего тебя.

25.02.2012


FRom fairest creatures we desire increase,
That thereby beauty's rose might never die,
But as the riper should by time decease,
His tender heir might bear his memory:
But thou, contracted to thine own bright eyes,
Feed'st thy light's flame with self-substantial fuel,
Making a famine where abundance lies,
Thyself thy foe, to thy sweet self too cruel.
Thou that art now the world's fresh ornament
And only herald to the gaudy spring,
Within thine own bud buriest thy content,
And, tender churl, mak'st waste in niggarding:
Pity the world, or else this glutton be,
To eat the world's due, by the grave and thee.

Сонет II

Возможно, в сорок твой чудесный лик
Обезобразит глубина морщин,
А юности наряд, истлевшей вмиг,
В лохмотья обратится вмести с ним,

Ласточки над лотком сладостей

1
Иоланта смотрела, не отрываясь, в светлое прозрачное небо. Остров казался необитаемым, но чувство одиночества не приходило: незримое присутствие, неосознанная, но осязаемая аура посторонних настораживала и беспокоила. Беззвучно парящие над морем чайки были словно царапины на старой плёнке немого кино. Сквозь её тонкие пальцы сыпался сухой мелкий горячий песок, она всё старалась зачерпнуть его горстью, но песок нахально сочился и сочился струйками, и смешивался с телом берега. Песок был похож на зыбкие потери прошлого давнишнего тепла. Но прошлое, как и друзья в нём, уже более не вспоминались. Вчера белый силуэт трёхмачтового судна растаял за горизонтом, слегка надорвав его линию, как изношенную самую тонкую струну потрёпанной гитары.

Этот любимый душе безлюдный островок и себя на нём Иоланта видела в который раз. Верно, сон смешивался с явью, и было неразличимо их единение. Игра разума, создающая реальность, вначале поражала. Но к этому быстро привыкаешь, и реальные события постепенно, словно на медленном огне кипящее молоко, разбухают и разбухают. Вот так и смиряешься в повседневности с этой разнообразной игрой разума. Но теперь, во вновь сотворённой реальности, смотреть в бесцветную уже к вечеру полупрозрачную небесную непроглядь с царапинами чаек становится тоскливее и тоскливее. От одиночества. А оно вот-вот проявится, выползет из сухого песка тоненькой змейкой. («И откуда в морском прибрежном песке змейки?» – подумалось ей. Только подумалось. Ответ был неважен, в сущности. Ответ не менял сущности появления змейки).

Горбатый мостик

Эссе

1.

Журчание воды в фонтане напоминало звенящее падение сосулек с крыши.
Что скрывалось за подобным образом - понять было трудно Никак летний фонтан не мог вызвать ассоциации с зимним холодно-пронзительным морозным днем. Вот только вода, ее такое различное и не похожее состояние. И журчание. И снежинка. И лёд. А еще - проникающий сквозь прозрачный воздух солнечный свет. Он так ярок зимним днем. Он так игрив в шуршащей воде. В брызгах фонтана - волшебные блески разноцветья. И до радуги далеко, и будто вот здесь, в этом наджурчащем постоянном и бесконечном потоке рождается сама радуга. Скапливаются и скапливаются мириады разноцветных бликов. Мгновенно вспыхивая, как будто исчезают навсегда, но на самом деле, перемещаясь через пространства, накапливаясь где-то там, в неизведанных таинственных далях, складываются в правильные линии - цвет к цвету и в неожиданный миг просветления души и нашего желания счастья, выгибаясь, проявляются в постепенно пропадающей черноте небосвода.
Наступает оно - истинное молчание двойной радуги.
В зимней сосульке мелькнет неожиданно отблеск многоцветья и звенящими искрами рассыплется во взгляде.
В радужных отражениях воды неожиданным образом совместятся лето и зима. Прошлое и настоящее.

2.

О Горбатом мостике не думалось. Интересовало, когда я стоял у перил его и пристально смотрел на завораживающую поверхность воды, отчего люди так вольно, внимательно, с наслаждением увиденного, с чувством некого восторга и восхищения рассказывают, стараются посмотреть, запечатляют разные-разные мосты и мостики.

Я есмь вещь!

Эссе
Мир не менялся. Но время банально двигалось. Это казалось ложью: что-то все-таки должно было меняться. Возьмем, к примеру, ощущения и взгляды. Легкая нивелировка, но в основе всё то же, что во времена юности, во времена осознания сущности мира и себя. Вспыхнувший свет разумности озаряет обворожительность окружающих тебя предметов. Мир, рассыпанный на контрастные сущности, дистанцированный мир предметов. Бесконечное множество миров, не проникающих и не уродующих друг друга. И сегодня, как и тогда в детстве и в юности предметы все на своих местах. И более того - ярче их облик, благороднее их сущность. Теперь предметы одухотвореннее, чем в те далекие и уже не существующие времена.
О, эти мучения одиночества среди мертвых предметов и вещей. Боль отшельничества гложет по вечерам. По утрам - надежда на некий неожиданный исход облагораживает желания и душу. Взгляд от новорожденной слепоты котенка изменяется, обостряясь в сторону проницательности.
Доселе безвольно опущенные руки протягиваются к предметам и сущему. Ощущая природную холодность и вечную статичность их, предметов и сущего, непроизвольным движением душевного мира, движением страсти и желаний, пальцы согревают предмет. Вот она вещь, на первый поверхностный взгляд никчемная, одинокая, не приласканная прикосновением взгляда, обожания, руки - незаметно так согревается и неожиданно часть ее, уголочек стола, спинка стула, пуговица блузки, начинают излучать доселе впитанные чувства отданного мною обожания.