Из сборника "Колодец"

1.


Этого времени необратимость
остановила летящие даты.
Кроме тебя – ничего не случилось.
Все остальное – напрасные траты.
Все остальное – только приписка,
после письма торопливые строки.
Но, как в бинокле, далекое близким
стало, а близкое стало далеким.
Вот начинается в небе мельканье.
Что-то зима вдруг заторопилась.
Снег подступает, как к горлу рыданье.
Кроме тебя – ничего не случилось!
Мне ли печалиться ночью-полночью,
если сама и во всем виновата?
Только отчаяние правомочно,
все остальное – напрасные траты.
Не восклицаю: скажите на милость!
Не умоляю: хоть самую малость.
Кроме тебя – ничего не случилось…
После тебя – ничего не осталось…


2.

Колодец


Колодец!
Дивная награда
за наши долгие труды.
Из глубины набрать мне надо
ведро сверкающей воды.
Прохладен звук летящей цепи,
а днища твердая ладонь
вмиг разобьет великолепье
воды. Сомкнется всхлип и стон.
Тяни под полуденным жаром
прохладный плеск, кандальный звон.
И на скамью глухим ударом
поставь ведро. Налей бидон.
Подай прохожему напиться.
Умой лицо. Полей гряду.
В кругу дрожат, меняясь, лица,
и пахнет благостью в саду.
Проснувшись ночью от печали,
пойду искать покой губам
туда, где ведра забренчали
с водой и темью пополам.

1988



3.

Я живу, себя не зная.
Что мне горести твои?
Но тоска бежит по краю,
По обочине любви.
И в осенней круговерти,
В листьях, падающих вниз,
Запах радости и смерти
В неразлучности слились.
Так под снегом тихо тлеет
Нежность прошлого тепла.
Я живу, себе не веря
В то, что счастлива была.

18 ноября 2000 г.

Избранное прежних лет

Старые стихи



1.

Москва, омытая дождем
Встает печальна и красива.
Но и в безлюдии своем
Она совсем не сиротлива.
Вот дождь прошел, и грусть прошла,
И запах лип душисто влажен.
И боль любая не страшна,
Пока по улицам бродяжишь.
От Красной Площади пройди
До Белорусского вокзала –
И пустоты в твоей груди
Как будто вовсе не бывало.
Здесь каждый новый поворот
Выводит к улице знакомой.
И никогда не подведет
Огромный мир родного дома.

18 июля 1978


2.

Троллейбусный романс.


Покорна московскому лету
И шуму вечерних часов,
Сажусь в городскую карету,
Где лошади – пара усов.

В окне проплывают деревья,
Извозчица очень мила.
И я к ней большого доверья
Сегодня под вечер полна.

Вези меня, важная пери,
Куда твои очи глядят!
Троллейбуса нашего двери
На всех остановках стучат.

В пылу и в пыли экипажной,
Где листья от ветра седей,
Столицею многоэтажной
Вези меня к дому скорей.

Восходят на борт пассажиры,
Звучит, как пароль: «Проездной!»
Ключи от московской квартиры
Бренчат в моей сумке пустой.

Когда ж проскрипит за Москвою
Последний вагонный засов,
На небо взойдет городское
Созвездие Гончих Усов.

3.
маме

О, святые осенние запахи!
Дым и листья,
Земля и трава.
Голубые и красные палехи,
Золотая любовь – Хохлома.
Как светлы небеса!
И как просто
Мне дышать.
Как отрадно до слез.
Закрутился ликующим Жостово
Разноцветный осенний поднос.
Ничего, что я с сердцем в разладе.
Это просто судьбы карусель!
Все листы из осенней тетради
Разбросает по свету метель.
И по-новому,
набело,
налегко
нарисую в метельном думу
красный блеск незабвенного Палеха,

Из сборника "Любовь к герою"
















































1.


О, Россия - заброшенный сад!
Я уже не твоя на треть.
Провожает меня, словно взгляд,
Чья-то молодость, чья-то смерть…
Мне твое непонятно зло
К незнакомцам с других планет.
Несказанно мне повезло,
Что на свете есть Новый Свет.
Медь рассыпалась в серебро.
Я уже постарела на треть.
Мне понятно твое добро:
За чужую жизнь умереть.
Позабыты глухие дома,
Одиночество, мрак нелюбви.
И опять я схожу с ума,
Как матрос от знакомой земли.
В корабле пробивает течь
запах детства…
Курс – на Восток!
Все прощаю за русскую речь,
За московский шальной говорок.
Я без страха иду наугад
В мир любимый и неродной.
Но еще - не последний парад,
Но еще - не последний герой.

2.

Любовь к герою.

Н.М.

1.

Друзья приедут навестить.
Возьмут гитару – тронут струны.
И скажут мне: кончай грустить!
Мы все талантливы и юны.

Друзья приедут - напоят,
Накроют стол, поставят чашки…
Он не звонил три дня подряд,
но это стало вдруг не страшно.

Друзья приедут – рассмешат,
Погасят свет, развесят звезды.
И за тебя они решат,
Что умирать и плакать поздно.

И жизнь вернется. И опять
Все будет так, как ты решила.
И невозможно потерять
того, что не было и было.

2.

Как лыжню заметает снежок,
Как кончается в поле тропинка,
Так и ты, мой беспечный дружок,
Вдруг исчезнешь,
растаешь как льдинка.

За тобой еще память бежит,
Еще пахнет тобой изголовье,
Но протянута ниточка лжи
Между нами и нашей любовью.

Выбирайте выражения!

Выбирайте выражения!

Как писала в своих заметках французская писательница Симона Вайль: «Потребность в правде более священна, нежели любая другая». «Дух правды» по ее мнению царит в душе каждого из нас. Я беру смелость продолжить это утверждение и заметить: именно этот «дух правды» сжигает наши мосты лжи, которые мы пытаемся возвести ради безопасного перехода через житейское море. Чем объяснить неожиданный ночной крик подозреваемого в глазок камеры: «Позовите следователя, я все скажу!». Того самого, который еще днем, нагло ухмыляясь в лицо тому же следователю, отрицал с вою вину? Чем объяснить нелепое и страстное откровение неверной жены, которая совершенно в неподходящем месте вдруг объявляет мужу о своей измене? Или бунт банковского клерка, объявившего во всеуслышанье за день до сокращения штата, что его босс жулик и негодяй?
Я могу объяснить это только стихийным приступом правдолюбия, сошествием святого духа правды, от которого никто не защищен. Ибо этот дух, как и все духи, подобные ему, «дышит, где хочет». Сколько раз этот дух смущал меня, когда подруга с упоением рассказывала мне о своем прекрасном и верном муже, встреченном мною накануне в обществе юной гетеры. Сколько раз прикусывала я свой язык, когда поэты интересовались моим мнениям о своих стихах, прозаики о своих книгах, режиссеры о своих фильмах, а мамаши о своих детях. Эти муки сдерживания духа правды мучительнее, чем сдерживания родовых мук. Но, как говорит меткая и циничная русская пословица (а надо сказать – они почти все циничны, как и русские частушки) «С…ть и родить - нельзя погодить».

Валенки


Марина Соловьева.

Валенки.




Моя любимая песня – «Валенки». В исполнении Лидии Руслановой. Стоит только услышать ее низкий, хрипловато-неподражаемый голос… и сама готова петь. Вот, в самом начале у нее – «Э-э-э-эх, валенки…»- и уже чувствуешь: что-то будет! А потом –сплошной кураж начинается «Ой, да, не подшиты…» И хочется выпить водки, занюхать ее черным хлебом и, захлебываясь пьяным смехом (нам много не надо) рассказать неприличный анекдот, и даже из своей жизни. А между тем, песня-то лирическая, про любовь, про то, как « по морозу босиком к милому ходила»…И начинают мысли кружиться, странные вопросы возникают – почему если валенки, то про любовь? А не про пенсионеров на завалинке? Лезет в голову уж совсем непотребное, вроде «через хату по канату…» Но тут вспоминаешь уважаемого профессора Фрейда и толкования снов про обувь, которая снится исключительно к женихам, если не сказать проще..
И сразу все становится понятно. Валенки, сапоги, – это мужчины. Есть мужчина-сапог, а есть - валенок.
Мужчина-сапог – это такой мачо. Новый, он не гнется, и не ломается, а остро воняет. Если что не по нему, то скрипит… Нагло так, поскрипывает. Надевается поначалу с трудом, как и снимается. То есть, сначала может не получиться, а уж потом целая история его стаскивать – и жмет, и трет, и цепляется. Мечта любого сапога – добрая портянка. Другой он себе спутницу жизни не представляет. Носки в сапогах сползают, а тонкие чулки – рвутся, не выдерживая кирзового хамства. Но даже сапоги из дорогой кожи – все равно сапоги. С годами они мягчают. К старости – не скрипят, а хлюпают.

Сказки для мужчин. Красивые женщины. Рассказ о булочке

СКАЗКИ ДЛЯ МУЖЧИН.



- 1 -
... Был у нас одни парень. Да он и сейчас есть - Володька
Дежкин его фамилия, ну такой скромный, забитый жизнью. Женился он
рано и по-глупому: баба ему досталась такая слезливая, непутевая,
всю жизнь под мамкой ходила, а теща - зверь... Да еще у них быбка
старая жива была - тоже ведбма. Тесть имелся, но выпивал...
Короче, заколебали парня... А ребенок родился, так хоть из дома
беги. У жены все из рук валится, теща все больше по профсоюзной
линии. Он - и за детским питанием с шести утра бегает, и продукты
таскает, но спасибо не дождешься, не то, чтобы ласки. Только на
работе и отводил душу. А у нас еще такой хороший коллективчик
подобрался... Как получка, премия - мы по пиву, значит. А
заводилой всему был одни Дим Димыч. Ну, я скжу, жох - парень. Я
все понять не мог, Έего он у нас в автопарке делает. Я так думаю
- ему машина была нужна для его делишек. Все ходы и выходы знал,
везде у него свои люди и все достанет, на все есть деньги. Но -
не жлобный, компанейский и выпить со всеми любил.
Так. А все это я к чему говорю? Дело было перед новым
годом, получаем мы премию - оΈень солидную плюс полуΈка, вобщем,
хоть в подкладку зашивай. И этот Димыч завет нас всех отметить и
в какой-то особенный бар, куда так просто с улицы не пускают. Но,
говорит, я вас проведу... Мы, конечно, пошли. С нами даже ребята
увязались, которым в смену выходить, сказали, пить не будем, но
поглядеть охота.
Приходим... Точно - нашего Диму все знают, пустили без

Сказки для мужчин. Красивые женщины

в СКАЗКИ ДЛЯ МУЖ΄ИН.



- 1 -
... Был у нас одни парень. Да он и сейΈас есть - Володька
Дежкин его фамилия, ну такой скромный, забитый жизнью. Женился он
рано и по-глупому: баба ему досталась такая слезливая, непутевая,
всю жизнь под мамкой ходила, а теща - зверь... Да еще у них быбка
старая жива была - тоже ведбма. Тесть имелся, но выпивал...
КороΈе, заколебали парня... А ребенок родился, так хоть из дома
беги. У жены все из рук валится, теща все больше по профсоюзной
линии. Он - и за детским питанием с шести утра бегает, и продукты
таскает, но спасибо не дождешься, не то, Έтобы ласки. Только на
работе и отводил душу. А у нас еще такой хороший колективΈик
подобрался... Как полуΈка, премия - мы по пиву, знаΈит. А
заводилой всему был одни Дим ДимыΈ. Ну, я скжу, жох - парень. Я
все понять не мог, Έего он у нас в автопарке делает. Я так думаю
- ему машина была нужна для его делишек. Все ходы и выходы знал,
везде у него свои люди и все достанет, на все есть деньги. Но -
не жлобный, компанейский и выпить со всеми любил.
Так. А все это я к Έему говорю? Дело было перед новым
годом, полуΈаем мы премию - оΈень солидную плюс полуΈка, вобщем,
хоть в подкладку зашивай. И этот ДимыΈ завет нас всех отметить и
в какой-то особенный бар, куда так просто с улицы не пускают. Но,
говорит, я вас проведу... Мы, конеΈно, пошли. С нами даже ребята
увязались, которым в смену выходить, сказали, пить не будем, но
поглядеть охота.
Приходим... ТоΈно - нашего Диму все знают, пустили без

В свободном полете

В СВОБОДНОМ ПОЛЕТЕ
Покупка нового дома, так поначалу оживившая семей-ную жизнь, спустя два месяца обернулась своей пресной из¬нанкой.
Света, выросшая и маленьком подмосковном городке, все¬гда думала о себе как о существе деревенском и лишенном столичного снобизма. Помощь бабушке в огороде была ее детской забавой. Но огород под Вашингтоном заводить было не принято, а сад в ее помощи не нуждался. И она чувствовала себя брошенной в этом маленьком необитаемом Эдеме.
По утрам, когда муж и сыновья, шумно собираясь, загружались в машину и, грохоча, перекрикиваясь, отбывали в

школу и на службу, она, наслаждаясь первыми двадцатью минутами тишины и свободы, с облегчением садилась пить кофе и, с чувством своей значимости в этом мире, просмат-ривала русские и американские журналы. Потом шла в душ и, бодрая, пахнувшая одеколоном Kevin Kline, садилась за письменный стол. «Почему он тебе нравится? Запах сред-него рода. У тебя вкусы подростка», — недели две назад ска¬зал муж, когда они собирались в какие-то гости... Странно, почему она об этом вспомнила... А в тот момент она даже не обратила на его слова внимание, так ей нравился этот све¬жий запах... И когда Света, с гладко зачесанными мокрыми волосами, принималась за свои переводы, ртуть ее настрое¬ния медленно начинала скользить вниз по шкале под на¬званием «дни моей жизни».
Работала она быстро, но без творческого восторга. Тек-сты были скучны, напичканы терминами, формулами и ни-чего нового, кроме денег на мелкие расходы, в ее жизнь не вносили.

Кошачий концерт

Марина Соловьева

Кошачий концерт.

Сказка


В городе Балтиморе стоит большой дом. В доме есть чердак, подвал и много квартир. В доме живут кошки. Они живут в квартирах, на чердаке и в подвале.
Разумеется, кроме кошек, в этом доме живут еще и люди. Может быть, кто-то и напишет сказку про людей этого дома, но моя история – про кошек.
В квартирах живут домашние кошки. Они едят вкусную еду из магазина – специальную кошачью еду. Они спят на хорошеньких подстилочках, а вечерами мурлыкают на диване возле своих хозяев.
На чердаке живут свободные кошки. Их не так много. Всего одна семья. Мама, папа и двое котят. Папа – художник, мама – певица. Каждую ночь она поет на крыше кошачьи песни, романсы и арии.
Чем они питаются – неизвестно. Наверное, их кормят поклонники или меценаты.
В подвали жили… теперь я начинаю рассказывать страшное. Поэтому предлагаю всем трусишкам быстро захлопнуть книжку и убрать ее подальше. Лучше снесите ее обратно в магазин, пока ваша мама не потеряла чек на покупку. Тогда вы будете в безопастности.
Но если вы не боитесь, то читайте дальше:
В подвале жили колдуньи и бандиты. Они не дружили, но и не мешали друг другу: колдуньи – колдовали, а бандиты – точили когти.
Бандитов никто не кормил. Они кормились сами. Главный бандит кот Найф был очень опасен. Он мог напасть из-за угла, сбить с ног и, пока растерявшаяся миссис или озадаченный мистер пытались встать на ноги, Найф быстро выхватывал из пакета кусок ветчины и был таков.
Колдуньи ели только мышей и пили сырое молоко.

День исполнения желаний


Марина Соловьева

ДЕНЬ ИСПОЛНЕНИЯ ЖЕЛАНИЙ.

Сказка.

В детской комнате на стене висела гравюра. И когда Миша ложился спать,он долго смотрел на нее. Там плыл по морю корабль, а вдалеке виднелись четные скалы. Наверное, корабль плыл туда, в просвет между скалами, в неведомый мир, к Волебным Островам. Миша закрывал глаза и представлял этот долгий путь корабля. Но как толко Миша вместе с кораблем мысленно подплывал к склам, он тут же засыпал и больше ничего не видел.
У старшего брата Андрея тоже висела на стене картина. Она была блестящая и темная одновременно. Там, среди нежно-зеленых полей и уходящего в даль темно-зеленого леса стояла высокая гора. В горе темнела пещера. Что было в глубине, Андрей разглядеть не мог. Может быть, масляные краски потемнели с годами или художник нарочно написал так загадочно и непонятно… Как Андрей ни старался, как ни всматривался в темную гору, вход в пещеру был еще темнее и только трещинки на холсте делались заметнее от долгого гляденья. Зато небо, лес и полянки были очень хорошо видны. И два пастушка, и маленькие овечки и даже розовые цветы в траве веселили глаза своей беззаботностью.
Самая старшая сестра Маша спала наверху. Ей нравилась ее большая комната с окном на покатой крыше. Над Машиной кроватью тоже висела картина. Мама называла ее «акварель». На картине был парк и большой дом в глубине парка. Это был вечер, но не темный из-за месяца и белых кустов сирени у входа в парк. Людей не было видно, и только в одном из окон на третьем этаже горел свет. И, забираясь под одеяло, Маша всякий раз думала: «Интересно, а кто там живет?»
Сами дети жили недружно.