В свободном полете

В СВОБОДНОМ ПОЛЕТЕ
Покупка нового дома, так поначалу оживившая семей-ную жизнь, спустя два месяца обернулась своей пресной из¬нанкой.
Света, выросшая и маленьком подмосковном городке, все¬гда думала о себе как о существе деревенском и лишенном столичного снобизма. Помощь бабушке в огороде была ее детской забавой. Но огород под Вашингтоном заводить было не принято, а сад в ее помощи не нуждался. И она чувствовала себя брошенной в этом маленьком необитаемом Эдеме.
По утрам, когда муж и сыновья, шумно собираясь, загружались в машину и, грохоча, перекрикиваясь, отбывали в

школу и на службу, она, наслаждаясь первыми двадцатью минутами тишины и свободы, с облегчением садилась пить кофе и, с чувством своей значимости в этом мире, просмат-ривала русские и американские журналы. Потом шла в душ и, бодрая, пахнувшая одеколоном Kevin Kline, садилась за письменный стол. «Почему он тебе нравится? Запах сред-него рода. У тебя вкусы подростка», — недели две назад ска¬зал муж, когда они собирались в какие-то гости... Странно, почему она об этом вспомнила... А в тот момент она даже не обратила на его слова внимание, так ей нравился этот све¬жий запах... И когда Света, с гладко зачесанными мокрыми волосами, принималась за свои переводы, ртуть ее настрое¬ния медленно начинала скользить вниз по шкале под на¬званием «дни моей жизни».
Работала она быстро, но без творческого восторга. Тек-сты были скучны, напичканы терминами, формулами и ни-чего нового, кроме денег на мелкие расходы, в ее жизнь не вносили. Но так уж повелось со дня рождения второго ре-бенка, что лучше ей сидеть дома, а не торчать с утра до ночи в бюро, конторе, в читальном зале и других местах скопле¬ния работающих на интеллектуальном подхвате людей. Ра¬боту ей давали охотно, она была аккуратна, исполнительна и профессионально вышколена многолетней практикой еще со времен московской жизни. Сидеть дома, заниматься деть¬ми и получать деньги за домашнюю работу, — что могло быть удобнее в ее положении?
Привыкнув за много лет к комфорту американской жиз-ни, Светлана сохранила здравый смысл и понимала, на-сколько легче и богаче ей живется здесь, чем многим ее быв¬шим однокурсницам там, где когда-то жила она. Иногда ей становилось не по себе от непонятного стыда. Но стыда не за то, что она хорошо и обеспеченно живет, она с этим легко «смирилась» и в глубине души считала, что достойна такой жизни. Но ей было стыдно за то, что эта жизнь стала ее раз¬дражать, за ТО, что, несмотря на благополучие, она с каж¬дым годом чувствовала себя несчастнее, и это было ужасно. Как бы сказал ее покойная бабушка: «С жиру бесишься!» И, наверное, была права, но легче от этого не становилось. Так продолжалось уже несколько лет. Младший сын пошел в школу, а в ее жизни ничего не менялось... Кроме все возра-







стающей холодности мужа, то есть даже не холодности, а какого-то забывчивого безразличия к ее присутствию в его жизни. Отошли в прошлое те чудесные времена, когда они взахлеб, перебивая друг друга, путая русские и английские слова, говорили, говорили, говорили. Когда все было инте-ресно — детские фотографии, старые школьные тетради, рассказы о каких-то мифических и непредсказуемых род-ственниках, которых опасно приглашать на свадьбу, - ока-зывается, такие живут не только в Тушине, но и в Западной Вирджинии. Как ее умиляло, что он два раза читал «Войну и мир», как он радовался, узнав, что ей нравится Гершвин. Как остра и волшебна была их близость - то, что тогда казалось самым главным в их жизни и в жизни всех людей. Ну, не всех, а очень многих.
Когда Свете становилось грустно глядеть вслед уезжаю¬щей машине, она воскрешала в памяти их первую ночь в чу¬жой коммунальной квартире на Соколе, где она вдруг услы¬шала, как бьется ее сердце, громко, словно его биение транс¬лировали по радио. И Марк испуганно тряс ее за плечи, спра¬шивая: «You o'key?» А как она смешила его, придумывая, что их записывают на невидимый магнитофон? Впрочем, возмож¬но, так оно и было. И они, давясь от смеха, вопили в про¬странство: «Товарищ полковник, не слушайте, ох, ох, уми¬раю, о Боже, О Boy!» А эта упоительная свобода в маленькой студии возле университета, где они поселились в начале их американской жизни, когда прошли, как пустой сон, все об¬ременительные посольские хлопоты. Но, наверно, что-то было на их лицах такое, отчего никто не задавал никаких стро¬гих вопросов. А ее научный руководитель вдруг сказал, когда она пришла прощаться, обещая «обязательно приехать на сдачу кандидатских»: «По последним данным науки, когда в комнату входят влюбленные, все больные выздоравливают, а несчастные становятся счастливыми».
В первые месяцы они выползали из постели только по-есть, да и то под вечер. Потом начался учебный год, и Света, проводив мужа, уже волновалась об ужине, придумывала, что ему скажет, даже ходила в Библиотеку Конгресса, чтобы сра¬зить его рассказом о чем-то новом и духовном.
Каждый вечер, раскладывая диван и расстилая постель, она предвкушала новое сказочное путешествие в неведомый край.

Уже одно прикосновение его руки вызывало в ней трепет и предчувствие сладкого содрогания каждой жилки ее тела.
Как могло случиться, что и это куда-то ушло? Может быть, после того, как спустя два года или чуть больше он вдруг ска¬зал ей, очнувшись от полудремы: «Да, ты любишь этим зани¬маться. Наверное, даже если умрет твоя мама, ты придешь после похорон и начнешь make love. Чтобы утешиться...» Она промолчала, не поняв сразу, что именно ее обидело. Можно было посмеяться над этим. Но она обиделась. На тон, инто¬нацию, голос. Его голос был какой-то чужой. Но, интереснее всего, утром он извинился, сказал, что был в плохой форме, устал... Потом он стал уставать чаще, потом стала уставать она, особенно после рождения второго ребенка, потом ему надо было делать карьеру, чтобы больше зарабатывать для такой семьи. И уже некогда было целыми днями валяться в посте¬ли, целыми ночами разговаривать...
Теперь в его жизни появились новые люди, с которыми он охотнее общался, чем с ней. А у нее завелись свои подру¬ги, но сейчас, когда она переехала, к ней уже не так просто было выбраться на чашечку кофе. Да и она вдруг поняла, что уже сходит на нет ее прежняя легкость: кидаться к ма¬шине и лететь по скоростному шоссе в городской водово¬рот, в шум перекрестков, в гомон ресторанов, доверитель¬ную болтовню и безобидное кокетство.
Однажды утром ей показалось, что время остановилось и ничего уже в ее жизни не случится. Один день будет по-хож на другой, и только дом будет ветшать, а дети вырас-тать. Она же тихо состарится и тихо умрет, никого не задев своей смертью. И эта мысль наполнила ее такой тоской, что она почувствовала себя мертвой уже сейчас. Осталось про¬сто исчезнуть, рассыпаться прахом и улететь в другой мир, где все безразлично, но зато легко и беззаботно.
Дети вернулись из школы после четырех. В доме стало шумно. Этот шум ее давно уже мучил. Везде включалась му¬зыка, начались потасовки, жалобы друг на друга, слезы.
Отношения детей вышли из-под контроля, ее уже не слу¬шались и, кажется, в ней не нуждались. Робкое предложение почитать вызвало вспышку жизнерадостного негодования. Потом были долгие препирательства из-за уроков. Потом скандальный выезд на занятия по фотографии и на спевку в







церковный хор. Вернувшись, удалось выдворить обоих на улицу, к дальней детской площадке, где собиралась местная мальчишечья свора. Но через полчаса младший пришел с раз¬битым лбом и громкими жалобами на компанию старшего, не взявшего его в велосипедный поход. Утешившись обеща¬нием поехать в субботу на аттракционы, Саша почти успоко¬ился и тихо уселся возле мамы «поговорить», но вдали опять замаячили велосипеды, и он ринулся туда, к новым испыта¬ниям и ушибам души и тела.
А обед! А стирка! А разбор почты! К счастью, муж позво¬нил и сказал, что задерживается.
В это время по дороге между участками прошумела маши¬на — это соседи вернулись домой. Никакого желания завя¬зать тесное знакомство они не выражали, и Света решила не навязываться, а только лучезарно здоровалась с ними. Но со¬седи - это по названию. Сад был огромен, их участок тоже. Можно прожить всю жизнь и не встретиться. Сосед был вы¬сокий, смуглый мужчина, возможно, с какой-то примесью арабской или испанской крови, усатый, с мягкими шагами и невозмутимой улыбкой хорошо живущего человека. Он но¬сил очень дорогие костюмы, а его жена - элегантные корот¬кие юбки с чулками под цвет юбок и шелковых шарфов. «Страсть к единоцветию, — заметил в разговоре со Светой Марк в минуту хорошего настроения, - есть признак идио¬тизма». Светлана хмыкнула, довольная, как все женщины, когда при ней насмехаются над другими дамами, но неволь¬но начала подражать соседке, сама на себя негодуя.
К приезду мужа обед был готов, белье крутилось в сти-ральной машине, а Света чувствовала себя усталой и взвин¬ченной, хотя ничего толком не делала.
Мужа она ждала по привычке с радостью, но как только сталкивалась в прихожей глазами с его настороженно-не-довольным лицом, то радость испарялась, а в груди что-то напрягалось. Это напряжение давно уже свило в ней укром-ное местечко, и как только муж открывал рот произнести обычное «А где?..» или «Почему?..» — она вспыхивала и го¬ворила ему резкость, наслаждаясь мгновенным чувством об¬легчения. В груди что-то распрямлялось, и становилось без¬различно, легко.
Перед сном Света уходила погулять. Она так быстро ус-

тавала от детей, от мужа, от дома, от вещей, от привычного недовольства собою, что выход на воздух казался ей един-ственным спасением. Она гуляла по саду и прикидывала, уложил ли Марк детей спать и можно ли ей уже возвращать¬ся обратно. Становилось прохладно и темно, на соседнем участке, возле крыльца, зажглись лампочки. Надо было воз¬вращаться. Она подходила к порогу и по шуму с тоскливым ужасом догадывалась, что дети еще не уложены. Опять под¬катывало раздражение, усталость, хотелось плакать от зло¬сти, но она сдерживалась и врывалась в дом полная реши¬мости всех раскидать по местам.
«Я плохая мать, несостоявшаяся жена... — говорила она сама себе, — мой муж меня разлюбил. Я должна уехать и на¬чать жить по-другому». Но другая жизнь представлялась ей такой же неинтересной и необязательной, как и эта. Перед сном она наливала себе бокал вермута со льдом, разбавляла все это апельсиновым соком и доставала кассету с новым фильмом, специально приготовленную на вечер. Это было самое тихое время, но оно длилось недолго, потому что Све¬та засыпала, как только фильм доходил до середины.
Сонная, она поднималась наверх, сбрасывала с себя одеж¬ду, мысленно оправдываясь перед кем-то, что принимать душ полезно по утрам, а не по вечерам. И утыкалась в подушку.
Этой ночью она спала одна. Марк уехал на какое-то сбо-рище выпускников университета и обещал вернуться через два дня.
Еще несколько лет назад он таскал ее всюду с собой, ему нравилось ею хвалиться. Обычно он говорил: «Это моя жена, Светлана. Так звали дочь Сталина». К концу вечеринки кто-то изрядно подгулявший обязательно спрашивал у нее: «А вы, правда, дочка Сталина?» Тогда им это казалось смешным... А кстати, когда последний раз муж назвал ее по имени? Он даже обращался к ней теперь как-то безлично. Месяц назад, гово¬ря со своей матерью по телефону, он назвал ее не Света, а «она»... Это был плохой знак, но Света старалась не думать об этом. Ей словно нравилось копить про себя обиды.
Когда-то ее ужасала и трехчасовая разлука, а теперь на сообщение мужа она ответила: «Можешь еще задержаться на день». И была довольна временным уменьшением коли-чества мужчин на ее душу.







Поэтому, засыпая этой ночью одна, она не испытывала го¬речи, какую обычно испытывала, засыпая рядом с мужем, го¬ворящим ей всего лишь: «Good night» - и больше ничего.
Но среди ночи ее разбудил вой. Даже не вой, а рычание. Где-то в глубине сада раздавались эти дикие для их местно¬сти звуки. Она подбежала к окну, но ничего не могла раз¬глядеть, хотя какое-то мелькание за деревьями и было. Тог¬да она, натянув шорты и майку, вышла на крыльцо. Ночь была теплая и звездная. Спать не хотелось. Света пошла в глубь сада, где стояли высокие ели и начинались соседские владения.
Она уже решила идти назад, но вдруг остолбенела. Из-за елей мягкими неслышными прыжками к ней приближал-ся... тигр!
Света обомлела от ужаса. Она хотела бежать, но не могла. Тогда в непонятном оцепенении, не понимая, что нужно де¬лать, кроме одного сознания спастись любой ценой, она под¬прыгнула и молниеносно поднялась вверх на высоту самой высокой ели. Она потянулась вверх и вдруг взмыла еще выше и сделала плавный круг. Тигр поднялся на задние лапы и с интересом посмотрел на нее. Он начал расти, меняться и на глазах Светланы становился ее соседом. Она быстро понес¬лась вниз и у самой земли встала на ноги, чувствуя во всем теле приятную истому и небывалую бодрость.
«Джонатан, - представился сосед, протягивая ей руку, -зайдите к нам, поговорим». Когда они пошли по тропинке, Джонатан вдруг наклонился и поднял с земли маленькое серо-желтое перышко. «Возьмите, это ваше», - непринуж-денно сказал он. Света взяла перо и положила его в карман. На большой кухне горела люстра из разноцветного стек¬ла. За столом сидела жена Джонатана в лиловом шелковом халате и, улыбаясь, смотрела на вошедших. Ее темно-карие глаза были огромны и блестели при ярком свете.
- Меня зовут Джулия, - весело сказала она, - рада по-знакомим.си, садитесь, хотите что-нибудь выпить? Чай, вино, сок.'
Света, до сих пор все еще не очнувшаяся, молча взяла у нее высокий бокал с красным вином. Издали соседка не ка-залась ей такой ослепительно красивой. Джонатан легко прошелся по просторной кухне, слегка задевая головой под-

вешенные к потолку медные сковородки и котелки, и заго-ворил, ни к кому не обращаясь.
— Явление гомоэнималса встречается не так часто в на¬
ших краях. Впрочем, мы многого не знаем. Возможно, это
радиация, но говорят, раньше этого было больше, если су¬
лить по фольклору. О себе я догадался еще в детстве, мои
родители были такие же. Но у всех это проявляется в раз¬
ном возрасте и по разным причинам. Иногда человек живет
ло старости и не знает, кто он...
- Ну, это редкость, - заметила Джулия, - к сорока годам
самое позднее. Я узнала о себе перед свадьбой. Наши семьи
дружили, и мы с Джо всегда мечтали друг о друге. И вот, когда
мы гуляли с ним по берегу залива, - мы жили тогда в Кали-
форнии, -я была так счастлива, после его слов о любви... рва¬
нулась вперед и через секунду опустилась на мягкие тигриные
лапы. Это было потрясающее ощущение. Джонатан догнал
меня, и в тот вечер я стала его. А твой муж о тебе знает?
Света покачала головой.
— Я сама не знала, но ты права, это чудесное состояние.
Узнать бы, что я за птица? - она хихикнула и повертела в
руках перышко. - А раньше я никогда не интересовалась
пернатыми, удивительно, но я вообще ко всякой фауне была
равнодушна.
Джонатан засмеялся. Но потом серьезно сказал:
- Самое главное - узнать, кто твой спутник. Если он про¬
сто человек... Ну что же... Жить с этим можно, если ты его
очень любишь. Но вдруг это животное другой породы? Тог¬
да надо расстаться. Послушай моего совета, это очень важ¬
но. Иначе он погубит тебя... Ну хорошо, хорошо, не хочу
тебя пугать... Может, все обойдется... Допивай, я тебе еще
налью, если хочешь.
Света залпом допила остаток вина и стала прощаться. Слишком много новостей за один час, слишком много...
На следующий день было просто тепло, а не так изнури-тельно жарко, как обычно. Дети в школу не пошли из-за ка-кой-то учительской конференции. Света отправилась с ними на теннисный корт и до изнеможения носилась с ракеткой. Эдик ее совсем загонял, а Саша исправно подбирал мячи¬ки. На ужин заказали пиццу, готовить ничего не хотелось, а дети только тому и рады. Весь вечер смотрели мультики и






какой-то фантастический фильм. Это безобразие происхо-дило всякий раз, когда отец уезжал. Света не устала и даже ни разу не цыкнула на ребят. Уснули детки неожиданно быс¬тро. Эдик был доволен днем безделья и на радостях, решив угодить матери, раскрыл перед сном книгу. Так и уснул с ней. Света вошла в его спальню, погасила лампу. Постояла у окна. Небо светилось звездами.
Она быстро вышла из комнаты и стремительно распах-нула дверь в сад. На крыльце скинула рубашку, шорты, бе-лые носочки отлетели в глубину коридора круглыми шари-ками. Она побежала к елям и, взмахнув руками, стала мед-ленно подниматься вверх. Сначала она поднималась стоя и с любопытством разглядывала землю, летящую под ступня¬ми. Но когда верхушки сосен закачались под ней, словно люпины на цветочной клумбе, она легла на воздух, раски¬нув руки, ставшие крыльями, и начала плавными кругами быстро набирать высоту.
С каждым кругом ей становилось свободнее и радостнее дышать. Ее охватил восторг, восторг ни с чем не сравнимый. «Выше! Выше!» — пело сердце. Вся ее сущность, все ее ма¬ленькое тело было только инструментом, снарядом, придат¬ком этой цели. Нет, ее выражением; нет, этой целью, этой маленькой точкой, которой она становилась, растворяясь в воздухе. «Выше! Выше!» — пело все кругом, шумел ветер, сви¬стел воздух.
Она взглянула вниз - земли не было видно. Ей стало страшно, но не так, как бывает страшно, когда резко затор-мозишь на шоссе, если сбоку выскакивает машина, или если вдруг среди ночи просыпаешься от непонятного стука. Это был страх изумления, что можно не вернуться назад, зате¬ряться в облаках или растаять в безоблачном пространстве. И она начала падать вниз, захлебнувшись воздухом и вос¬торгом.
Когда трава стала различима, Света плавно закружила над ней и медленно опустилась на ноги. «Для первого раза до¬вольно», — подумала она и, засмеявшись, пошла домой.
Сон ее был глубок и быстр, как полет. Утро великолепно.
Днем приехал муж и, войдя на кухню, начал вытаскивать из пакетов бутылки сока и свое любимое печенье. Света в это время сидела на корточках возле книжного шкафа и ли-

стала энциклопедию. Перо оказалось соколиным. Света быстро распрямилась и решительно направилась на кухню.
— Как съездил? — бодро спросила она, не обращая вни¬
мания на его лицо. Она смотрела на его руку, держащую ста¬
кан с яблочным соком. Рука была загорелая, с узкими запя¬
стьями и матовыми ногтями. Света накрыла ладонью его
стакан и значительно спросила:
— Ты зверь или птица?
Он выронил стакан. Они молчали и смотрели друг на друга.
Лицо мужа стало бледнеть, на лбу выступил пот.
— Птица... — ответил он чуть слышно, — прости, это, на¬
верно, ужасно слышать... но я чувствую, что так не может
больше продолжаться. Мы должны расстаться. Я несчастен,
я очень к вам привязан, но я не совсем такой, как все, и мне...
Знаешь, сейчас странное время... Мы все мутанты... много
бисексуалов или как я... Конечно, есть и обыкновенные
люди, ты, например, но...
Света обняла его.
— А что ты за птица? — спросила она нежно. В ее голосе
было что-то особенное. Марк посмотрел на нее удивленно.
— Я как-то не сообразил, откуда ты узнала... Ну, теперь
неважно... Вообще-то я — сокол... Смешно звучит. С виду не
скажешь, правда?
Света вынула из кармашка блузки перышко и провела им по лицу мужа. Он схватил ее запястье и отвел руку.
— Это чье? — спросил он, покраснев.
— Мое... — тихо ответила Света.
— Неправда... — прошептал Марк и вдруг всхлипнул.
Света испугалась. Но Марк быстро взял себя в руки и даже
сказал:
— Извини.
Он схватил ее, понес на диван, и тут Светлана торопливо начала рассказывать ему про соседей, про то, как ей было плохо все это время, про свой полет. Он целовал ее, рассте¬гивая воротничок блузки, и теперь она всхлипывала, но в какой-то миг отстранилась от него и шепнула:
— Я хочу не сейчас, а... потом. По-другому...
Он кивнул и посмотрел на часы: через пятнадцать минут должен был прийти школьный автобус.






Весь оставшийся день прошел в напряженном восторге и волнующих недомолвках. Дождавшись ночи, темноты, полного покоя, они ушли из дома. Света без оглядки уве-ренно взмыла вверх и тут же увидела его, летящего за ней. широко и властно прокладывая путь в крепком воздушном пространстве. По сравнению с ней эта птица была крупнее, с хищным клювом и острым взглядом. Но Света видела од-новременно и Марка, ставшего мужественным и собранным, но в то же время спокойно-снисходительным к остальному миру. К ней он подлетел с любовью, восторгом, с готовнос-тью уступить, но не отступать. Они, дружно закружившись, опять подались вверх, потом вперед. Они летели, не отста-вая друг от друга, в дальний неведомый край.
В пустынном месте, среди скал и ущелий, они опусти¬лись на редкую траву, и Света распростерлась под ним, рас¬стелив крылья. И сразу почувствовала мягкую душистую мороку перьев и его тело, так близко, словно он стал частью ее самой. И она открылась ему, и он обрушился на нее и стал продолжением ее жизни, и ей ничего больше не оставалось, как мучиться наслаждением и умирать от блаженства. Ни-когда в своем людском обличий она не испытывала ничего подобного, и ей захотелось навсегда остаться птицей. Но рассвет властно указывал путь назад. И они опять взмыли в воздух и уверенно повернули на запад. Вот уже видны зна-комые деревья. На секунду зависнув, Птицы пронеслись камнем и, замирая, тихо кружась, приземлились возле зна-комой тропинки.
- Который час? - спросила она, натягивая на себя майку
и дрожа от утреннего озноба. Или от счастья?
— Половина пятого, — ответил он, бережно помогая ей
подняться с земли, — мы еще успеем поспать немного.
И они устремились к дому в молчаливом и нежном со-гласии.
Март 1996 — февраль 2003 г., Ферфакс—Москва 13.06.2013

Все права на эту публикацую принадлежат автору и охраняются законом.