Макс Мэлоун - ловец душ

Я гитару возьму, как бывало, как раньше, как прежде.
Непослушными пальцами тихо скользну по ладам.
Переборами струн возвращу позабытую нежность,
Одинокую душу на миг подарю Небесам.
Ах, как сердце болит, разрывается сердце, и мне бы
Отложить инструмент, и забыть, и забыться, но я
Обреченно играю волшебную "Лестницу в небо",
Безрассудно ищу приоткрытый предел бытия.
Воплощается музыка…
Вверх устремились ступени.
Шепчет голос чужой: "Попроси у Него, не молчи…"
Да гордыня подводит, никак не упасть на колени.
Я в бездонную пропасть роняю от рая ключи.
Их уже не вернуть, и зачем, на какую потребу?
Всё за нас решено у богов на бегу, на беду...
...Обреченно играю волшебную "Лестницу в небо".
Ты ведь слышишь, любимая?
"...Слышу, любимый...
...И жду..."

Владимир Плющиков «Лестница в небо»

1

Макс Мэлоун, мой товарищ в колледже, был весьма интересной личностью. Обладая совсем нетипичной для англичанина внешностью, для меня этот человек представлял огромный интерес, но, скорее в силу определенных особенностей его мышления и мировоззрения.

Vespa Incubus

1

В нашем замкнутом и крохотном мире есть вещи, которые не помещаются в человеческом сознании. Которые существуют в народных преданиях, мифах, передающихся от неизвестных нам первоисточников, но на пути своем столь искажающиеся человеческой фантазией и красноречивыми словами, что, когда они доходят до нас, они напоминают не более чем сказки или канувшие в лета истории. Подобно смятым выгоревшим обрывкам листов бумаги, когда-то представлявшим великие древние тома, хранившие тайны мироздания и вековые истины.

С одним из подобных проявлений «сверхъестественного» мне довелось столкнуться прошлым летом. Хотя я предпочел бы, чтобы это было не более чем та самая, потрепанная временем, страница из детской сказки.

Еще не будучи мужем девушки по имени Элисон Энджел, я каждое лето вместе с ней ездил к ее прабабушке в маленькую деревушку на холмах – Литтл Серхио. Обычно просто погостить. Хотя я предлагал помощь по работе, в основном, пролеживал время на старом, уже потрескавшемся по швам, диване, поэтому мне очень нравились эти поездки.

Автобусная станция в деревне находилась довольно далеко, и нам приходилось еще минут сорок тащиться к дому с набитыми сумками под палящим солнцем. Впрочем, это, помимо отсутствия водопровода, было одним из немногих местных неудобств. Домики в деревне все удивительным образом походили друг на друга: они были одинаково старые и унылые. Зато у каждого здесь был свой большой приусадебный участок - поэтому жители держали большое хозяйство: от кур до коров. А остальное засеивали кто чем, но в основном - кукурузой и кабачками.

Ночное братство

Вернуть бы время, хоть на несколько часов,
Когда, в ответ лучам закатным улыбаясь,
Я на ночь с девушкою нежно попрощаюсь
И тихо дверь закрою на засов.

Из полумрака безмятежно выплывают
Размытые фигуры, что знакомы так давно:
Тот, с кем снаружи разные, внутри же все-таки одно
И тот, кого без братской крови братом называю.

И в такт дыханью ночи, не спеша,
За городом минуем мы могилы и кресты.
Сквозь стрекот повелителей уснувшей красоты,
Под пышным деревом усядемся, шурша.

Бочонок эля по бокалам разольем,
Неброско тень на мраморных надгробиях запляшет
И кто-нибудь один историю расскажет,
А посмеемся после все втроем.

Богиня Времени, хранитель лет моих,
Быть может ты, кто мне ответит на вопросы.
Сейчас где трое, что смеются за погостом?
Как сквозь рутину одному найти двоих?

Мне не богатство и не славу принесет
Тот свет, который сквозь печаль пробьется,
Но лишь рука двоих руки моей коснется
И шумно троица за кладбище шагнет.

Магическая лавка Мистера Хорнуса

Недалеко от центра Манхэттена расположился парк. Зеленый, прямо посреди перекрестков шумных улиц с бесконечно гоняющими туда и обратно автомобилями. Там, где робкие голоса птиц теряются в волнах цокающих о тротуар каблуков. Все первые этажи домов были заняты магазинами и бутиками с броскими мигающими вывесками. Здесь, в коротком зеленом переулке находился еще один магазин, вход которого скрывали ветви невысокого, но пышного вяза и несколько неухоженных кустов.

Две девушки, тараторя, приблизились к завешанному бардовыми и фиолетовыми шторами окну.
- Давай зайдем, Шарлин! - Весело чирикнула одна.
- Давай зайдем - все равно нам нужно убить еще... - она посмотрела на часы, - два часа.

Девушки подошли к двери и тогда заметили вывеску, тихо поскрипывающую на горизонтальном шпиле. Она была сделана из толстого дерева на металлических петлях и никак не подходила к современным пейзажам Манхэттена. Витиеватыми буквами на ней было вырезано: "Магическая лавка мистера Хорнуса". Девушки вошли внутрь, и бубенчики над дверью тихонько зазвенели.

Магазин был просторным, с деревянными стенами и подпорками крыши. С балок свисали различные травы, амулеты и даже несколько скелетов каких-то крупных птиц. Слева от двери находились стеклянные витрины, заполненные всякими мелкими диковинами, посредине помещения стоял резной круглый стол. Стены украшали длинные вертикальные гобелены с неизвестной символикой. Интерьер плавно менялся от начала, и в конце тусклые канделябры совершенно погружали его в тень. Девушки удивленно переглянулись и сделали несколько робких шагов.

Ангелы улетают в Лондон

Шел спасительный дождь, и люди в металлической болванке, именуемой поездом, не чувствовали себя заживо сваренными. Медленно ровные линии путей приближали день, который предсказать наперед было еще более нереально, чем любой другой. А этот день был особенным.

Утром я чувствовал себя преотлично, хотя проснулся с восходом солнца. Нельзя было угадать то, что желание вдоволь нагуляться по неизвестным улицам превратится в желание сесть и предаться отдыху и спокойствию. Сам город - это зеленый переполненный муравейник с его занятыми, натыкающимися друг на друга обитателями, а заведения для отдыха - вечно гудящие ульи. Ирония. И да, это большой город, и чтобы пройти от точки «А» до точки «Б», нужно обладать сноровкой, коей я не обладал. Спустя четыре часа прогулки, мои привыкшие к покою ноги, молили о пощаде.

После короткой передышки, нашей целью стал поиск места, где должно было произойти что-то ожидаемое и загадочное, собственно то, зачем мы сюда приехали. В теории это было проще. На практике же оказалось, что я не раз вспомнил "Алхимик" Пауло Коэльо. Чтобы найти место, которое было практически у нас под носом, нам пришлось проделать нелегкий путь по склонам и подъемам, борясь с местной мошкарой, и потратить еще около двух часов. Но теперь мы знали, и мы хотели быть там первыми. Еще несколько часов томительного ожидания, и последнее волнующее препятствие было преодолено.

Небольшая крытая площадка наполнялась народом. Все больше и больше: они прибавлялись с нескольких сторон. Кто-то еще спешил выбрать удачное место, кто-то робел. Но мы были первыми. У самого центра и у самого края заветного места. Мы - я и мой друг А.

Утро

Был обычный будний день, вернее утро. Для меня оно началось с жужжания будильника и полусонных сборов. В полвосьмого я сел в автобус, где мне предстояло пробыть не меньше сорока минут в пути к офису. Обычное зрелище в это время: согбенные станы людей с венчающими их помятыми ото сна лицами, которые, по всей видимости, где-то потеряли смысл фразы "доброе утро", или просто не дождались ее. В общем, в транспорте стояла типичная для этого времени суток натянутая атмосфера. Мне повезло - людей в задней части салона было мало, а более всего радовало, что склочные старушки, вечно торопящиеся куда-то в самую толкотню, уже сидели по местам, и я занял одно из свободных сидений. Как обычно, скукожившись и подняв воротник куртки, я уставился в серое немытое окно.

Спустя несколько остановок в автобус вошли две девушки и сели одна напротив меня, другая за ней. То ли сестры, то ли просто подруги, они почти не разговаривали. Та, что сидела напротив меня, казалась совсем девочкой, я бы дал ей лет 16 - не больше. Другая постарше, но по сумкам и времени несложно было догадаться, что они едут в какой-то институт.

Когда народу в транспорте много, выходит так, что взгляду просто негде упасть, и невольно приходиться на что-нибудь уставиться. Вот и я уставился на девушку, сидящую напротив, временами поглядывая в окно. Хотя, она все равно ни разу не посмотрела на меня за время поездки. Только смешно шморгала - не так уныло, как это делаю я со своим проблемным носом. На ней была недорогая пуховая куртка, какие-то темные джинсы, зимние полусапожки, а волосы были аккуратно завязаны в незамысловатый хвостик.

Эмми

Что вы знаете о боли? Боль манипулирует - вы больше никогда не схватите шершня, будучи единожды ужалены. Боль мотивирует - вы бьете своего соперника с невиданной яростью, лишь бы ему было как можно больнее. Боль истощает - и долгими невыносимыми вечерами вы плачете о потере любимых. Боль убивает...

Увы, смею сказать, что эти правила действуют не для всех. Нет, сейчас я не имею в виду людей, с синдромом Бельмонда, которые не способны физически чувствовать боль. Но я говорю о тех, кто сумел обуздать и покорить самое жестокое и властное свойство наших тел.

Я знаком с Эмми Харпер еще со школы - мы пели в одном хоре, и случилось так, что мы поступили на один факультет в "Беркли". Будучи в новой и чужой обстановке, мы решили держаться вместе, словно этого хотела сама судьба. В отличие от многих знакомых мне музыкантов, которые были несколько замкнуты или наоборот - чересчур заносчивы, Эмми была легка и приятна в общении. Ее настроение быстро передавалось окружающим - она была "своячкой" в любой компании. Но было в ней и нечто такое, что никак не сочеталось с характером жизнерадостного энергичного подростка. Видите ли, порой ей нравилось делать странные для большинства людей вещи, вроде того, чтобы насквозь проколоть булавкой кожу на руке или на спор держать руку над горящей свечкой, пока на ней не появятся ожоги. Причем делала она это так непринужденно, словно это были вещи из разряда "само собой разумеется". А однажды она пришла на лекцию с золотой брошью, приколотой... прямо на тело!