О РАВЕНСТВЕ ПРИ ДЕМОКРАТИИ

Распределенная согласованность и многоуровневая самоорганизация – вот то, что в равной степени характеризует собой такие сложные системы, как работа мозга, биосфера и демократия. Достаточно посмотреть вокруг себя – удивительное богатство и разнообразие природной жизни порождены распределением и самоорганизацией («порядок из хаоса»). И это как раз то самое, что противоположно «принципу Орды», всякого рода авторитаризму и левой идеологии, всякого рода социализму и тоталитаризму (а всякая левая идеология тоталитарна, и всякий тоталитаризм – от красных бесов, включая «национал-социализм» и «фашизм»), порожденным обрезанным (т.е. подменяющим живую ценность мертвящим смыслом) разумом. Что же их характеризует? Контроль и подчинение в единообразии и повторении. Что хорошо для короткой стратегии и тактических приемов, то растягиваясь во времени, превращается в свою противоположность – в выжженную пустыню жизни вокруг фантастических пирамид, устремленных в небо («хаос из порядка»). Вот почему задача демократических политиков – не допустить превращения уже действующих демократических институтов власти в диктатуру демократически настроенных активистов-революционеров и «черных человечков», в очередной надзирающий орган, осуществляющий исключительно контролирующие и властно дублирующие функции. Напротив, снимать ненужные ограничения и единообразие, пробуждая самоорганизацию и желание действовать самостоятельно, многообразно распределяя энергию власти (и тем снижая ее давление на общество) – вот главнейшая задача любого демократического органа, включая народное Вече.

ПРОТЕСТАНТИЗМ В ПОЛИТИКЕ

Во-первых, «Существующие органы власти и местного самоуправления объективно не представляют интересы граждан, коррумпированы и неэффективны. Есть большая потребность общества в подлинно демократическом альтернативном институте самоуправления. Нужно создать его самим» [1]. Во-вторых, «Такое самоуправление не должно формироваться как революционный или даже политический центр. Наоборот, его задача – решение конкретных насущных бытовых, социальных и правовых проблем граждан»[2]. Отсюда вытекают возможные цели самоуправления и технология организации и работы. В частности, подобные «органы самоуправления… неизбежно будут принимать участие в политике…»[3]. Конечно, это только один из возможных сценариев развития прямой электронной демократии в стране. Гражданские организации в перспективе должны составить «главную» ветвь власти, существующую сначала вполне самостоятельно наряду с классической триадой, а затем постепенно отнимающую у нее все больше функций (как правило, дублирующих или даже искусственно созданных и совершенно ненужных, с точки зрения более эффективного функционирования, отвечающего интересам самих граждан). Вплоть до полной политической атрофии действующих институтов власти. При этом ничто не помешает, к примеру, Думе оставаться своего рода профессиональным собранием профильных комитетов, выдающим экспертные решения и оценки в области законодательства, точно так же как это делают в своих областях образовательные и научные учреждения (!). Вообще, любые «решения по техническим регламентам», требующим компетентного вмешательства, не должны приниматься политиками (чем дальше они будут находиться от механизма принятия таких решений,

ЯЗЫЧЕСТВО: ценностно-смысловые, культурные аспекты

О словах и ценностях и смыслах – О совести, добре и зле, и духе

«Человек сперва вкладывал ценности в вещи, чтобы сохранить себя, – он создал сперва смысл вещам, человеческий смысл! Поэтому называет он себя «человеком», т.е. оценивающим. Оценивать – значит созидать: слушайте, вы, созидающие! Оценивать – это драгоценность и жемчужина всех оцененных вещей. Через оценку впервые является ценность; и без оценки был бы пуст орех бытия. Слушайте, вы, созидающие! Перемена ценностей – это перемена созидающих».
Так говорил Заратустра[1].
О словах и ценностях и смыслах

О том, что для «возрождения язычества» как культурного феномена недостаточно использовать те или иные понятия, термины или слова, взятые сами по себе – без их отнесения к стоящему за ними способу мысли (и что самое главное – организующим этот способ ценностям), и что, стало быть, главное различие между язычеством и тем, что его отрицает, заключается не в словах как простых именах (или обозначениях), а прежде всего в самой организации (или структуре) мышления, – о том мало помышляют сегодня, полагаясь в основном на субъективно-личностную интуицию и прямо утверждаемую неясность (многозначность) тех же самых вербальных выражений, способную вести при желании в любую сторону, сродни художественному творчеству. Однако приняв стезю «многозначности», тем самым ведь и язычество ограничивают игровой сферой искусства, низводя его до уровня субъективной (и в этом смысле, конечно, значимой) деятельности, в то время как для его подлинного, онтологического возрождения потребовалась бы настоящая семантико-лингвистическая революция,

ВЕРА И ВОЛЯ, или во что «верит» современное язычество

...[1]

Истоки современного значения слова «вера» – «Принцип веры» в современном язычестве – Вера и воля: исконное содружество природного мышления – От «принципа веревки» к «принципу равновесия (или судьбы)»

«Вытекающая из веры мораль имеет своим началом и мерилом только противоречие природе и человеку».
Л. Фейербах. «Сущность христианства»[2].

«Речь на самом деле идёт о судьбе и предназначении: о том, к чему мы себя предна­значаем, и, для начала, о том, хотим ли мы ещё вообще себя к чему-либо предназначить».
Ален де Бенуа. «Как можно быть язычником»[3].

Начнем движение по основным категориям языческой мысли. Остановимся подробнее на таком ключевом для иудео-христианства понятии, как «вера», которое тем не менее продолжает создавать известное напряжение далеко за пределами собственных направлений, в том числе и среди современных язычников. Кажется, это единственное понятие (из числа общих у язычества и иудео-христианства), которое продолжает вызывать наибольшие опасения и даже если принимается той или иной группой современных язычников в качестве приемлемого для себя, то всегда с существенными оговорками и, как правило, сильно переосмысленное, полностью оторванное от собственного исторического и теоретико-познавательного контекста.

Истоки современного значения слова «вера»

Несмотря на то, что понятие «вера», которым, начиная с перевода ветхого завета в III-I вв. до н.э.[4], чаще всего пользуются при объяснении специфического феномена религиозной жизни, греческого происхождения – «пистис» (др.-греч.

РОЖДЕНИЕ ЦЕННОСТИ. Очерк философии ценности

Введение[1]

Значительный теоретический интерес к ценностной проблематике в настоящее время обусловлен, в первую очередь, процессом тотального обесценивания мира – ускоряющимся разрушением не только так называемых традиционных ценностей (пола, семьи, рода, прирожденности, родины и т.д.), но и ценностных систем как таковых. В современном массовом сознании происходит не только радикальная замена одних ценностей на другие («переоценка»), но и аннигиляция ценности как таковой (через постепенный отказ от фундаментальной способности к «ценению»). Или, как пишет Серякова А.Ю., современное «общество …характеризуется аксиологическим кризисом, который связан, с одной стороны, с девальвацией ценности как таковой, с другой – с сосуществованием одновременно нескольких систем ценностей (курсив мой. – Д.Г.)» [2]. И то и другое, несомненно, провоцирует общество постмодерна приблизиться к такому состоянию, когда наиболее востребованным (с рациональной или прагматической точек зрения) будет полное отсутствие каких-либо ценностей (и оценок) вообще, по-настоящему ценностно безразличное состояние. Быстрый рост информации, связанный с появлением и распространением письменности, привел к установлению господства в европейской культуре «одномерного» («классического») способа мыслей, начало восхождению которого было положено 2-2,5 тысячи лет назад. Понимание данного обстоятельства подводит к необходимости разработки современной неклассической теории ценности в качестве альтернативы классическому способу представления ценностных проблем между двумя противоположными полюсами,

МИР БЕЗ ЦЕННОСТИ. Дискурс отрицания

...[1]

Предупреждение читателю – Странное христианство (случай вместо предисловия) – Отношение к иудаизму и христианству – Дух, противный природе – Человеческая недостаточность – От мифа к абсурду – На шаг от падения – Анти-человечество – Резюме (Демаркация)

«Истребите все места, где народы, которыми вы овладеете, служили богам своим, на высоких горах, и на холмах, и под всяким ветвистым деревом. И разрушьте жертвенники их, и сокрушите столбы их, и сожгите огнем рощи их, и истребите имя их от места того».
Втор. 12, 2-3.[2]

«Эта группа людей будет жить и развиваться среди человечества, но против человечества, отрицая самый его корень. Наконец, в каждом племени и народе эта группа не будет иметь связывающих боковых скреп в виде горячо лелеемого родства. …Племени, народа, рода – нет. Будущего – нет».
Василий Розанов. Люди лунного света[3].

Предупреждение читателю

Очевидно, христианство, так или иначе обратившееся «вспять», вновь ставшее тем, с чего оно начинало, окончательно отметается от внутренне присущей ему чувственной конкретики, предпочитая взамен отвлеченную магию чисел, формул-заклинаний «чистого» мышления, которыми скрытая в нем противоположность прирожденности получает возможность опосредовать свое негативное отношение к миру. Так стремление спрятаться за абстрактное «объяснение» почти всегда обнаруживает в основе своей существенный «недостаток бытия». И однако это всего лишь «частная особенность» однобокого мышления (из которой хотели бы вывести всеобщий принцип), особенность замкнутого, вечно одинокого сознания, облекающего собственную человеческую недостаточность в властолюбивые формулы «священного писания».

В ПОИСКАХ СЕБЯ. Христианство и прирожденность

...[1]

До Петра Великого – После Петра Великого – Современность

«Едва ли найдется какое-либо другое человеческое чувство, которое бы в наши дни подвергалось более глубоким изменениям, чем чувство национальное».
Е.Н. Трубецкой. 1912 г.[2]

До Петра Великого[3]

Архетипическая идея православного национализма в России всегда выражала себя в предельно ясной и простой формуле – «Быть русским значит быть православным». Однако отчетливая простота этой формулы, обретавшейся в глубинах народного сознания, одновременно скрывала в себе массу противоречий, обнимаемых ею и неизбежно проистекавших из попытки соединения элементов не просто разнородных, но подчас прямо несоединимых и даже исключающих друг друга. Это тем более удивительно, что исходным тезисом идеи православного национализма является принципиальное положение о том, что «русских» как единого и самостоятельного народа до принятия греческого православия в природе не существовало, и что именно православная церковь впервые собрала «разрозненные славянские племена» в единый народ, спаяв их в духовное единство одной верой.
Во всяком случае именно это определенно утверждает один из наиболее ярких современных апологетов православного национализма митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский о. Иоанн (Снычев) [4]. Поэтому, понятие «русский», согласно митрополиту Иоанну, вовсе не является этнической характеристикой – «русским» может быть каждый, независимо от национальной принадлежности[5]. Достаточно только разделять основный смысл существования «русского народа» – его добровольно принятую на себя обязанность хранить в чистоте и неповрежденности нравственное и догматическое вероучение церкви[6], поскольку основная цель всей «народной жизни» сосредоточена вокруг Богослужения[7].

ОСНОВНОЙ ВОПРОС РУССКОЙ ФИЛОСОФИИ

Основной вопрос русской философии – Трагедия, игра и дух современности

Основной вопрос русской философии

Главную причину особенного, внеисторического характера русской культуры, а следовательно, и русской философии следует искать в несформированности христианской мысли, отсутствии школы рационального мышления в христианстве. Последнее было предопределено бесписьменным характером древнерусской культуры, к которой искусственным образом прививалось богатейшее древо христианской письменности и связанной с ней мысли. Неравные стартовые условия, связанные с наличием глубокой языческой традиции, составившей интеллектуальную оппозицию на Западе, и отсутствием таковой в Восточной Европе (христианскую книжность на Руси просто не с чем было сопоставить), в дальнейшем сильно повлияли на процессы христианизации двух культур, сформировали различные пути христианского Востока и христианского Запада.
Позднее образование государства и недолгий период существования крупных городов не способствовали появлению языческого текста . Пришедшие на Русь вместе с христианством письменность и книга не имели стимула идейной дискуссии и не могли существенным образом повлиять на развитие культуры, основной массив которой и много веков после принятия христианства продолжал транслироваться прежним – дохристианским, доцивилизованным – способом, характерным для всех родоплеменных обществ – через устный рассказ, различные «художества», пение, сказку и т.п., исходившими из родового, мифологического сознания, свойственного языческой культуре.

ДВА УНИВЕРСУМА. Наш апокалипсис

Два универсума – Христианство и наука – Христианство и либерализм – Христианство и смысл жизни – Христианство и платонизм – Наш апокалипсис

Два универсума

Есть обыденное и есть фактическое. Обыденное не есть простое, определенное, лежащее на поверхности. Обыденное – это то, что обладает глубиной и может быть сакрализовано. То, что не может быть сакрализовано, не есть обыденное. Не может быть сакрализовано несоотносимое с целым – фактическое. Напротив, обыденность тотально устремлена к целому и не может быть отстранена от целого. Она порождает целое как единство всего. Устойчивость и самодостаточность континуума обыденности обеспечивается со стороны смысла – диалектической логикой абстрактного, рационального мышления, а со стороны ценности – установкой освящения, сакрального санкционирования и закрепления тех или иных явлений, вещей. Где есть диалектическое, там есть сакральное, и наоборот. Сакральное есть собственно религиозное, не отделимое от обыденного как диалектического. Лишенное сакрального, диалектическое превращается в идеалистическое – вечно тоскующее по утраченному религиозному (или, напротив, вечно отрицающее религию, ограниченную сакральным). Диалектическая логика не может стать формальной логикой смысла, ибо она определяется «действительным», конкретным и строится на основе разрушения простого, конечного смысла. Установка освящения не знает ценности, отличной от смысла, ибо ценное здесь возникает на основе разрушения ценности – отвлечения от уникальных черт, особенностей и представляет собой всеобщее, трансцендирующее за рамки абстрактного.

ПО ТУ СТОРОНУ ОДНОМЕРНОСТИ. Сердце и разум в христианстве

Начала – Сердце и ценность – Разум и смысл – Противоположности смысла – Дуализм – Христианство и личность – Личность, соборность, диалог – Любовь и нравственное добро – Персонализм – Нерелевантность – Религия и диалектика – Опыт, вера и Откровение

Начала

Если одномерность мышления проистекает из ограниченности миром, то ограниченность мысли в философии определенно связана с представлением о существовании какого-либо одного «начала» – первоначала (архе). Первоначало может именоваться Богом, свободой, разумом, волей, добром, но оно «первоначало» не потому, что то, что именуют Богом (или свободой, или разумом etc.) и чему приписывают свойство первоначальности, одно само по себе (безотносительно к своим предикатам) и единственно в своей ценности (безусловно ценно), а потому прежде всего, что любое «первоначало» по определению уже заключает в себе все, к чему бы оно не относилось: природу, космос, человека, общество (первоначалом которых оно себя полагает), мир в целом. Одномерное мышление не допускает «первоначал», кардинально отличных от своих отношений, «потусторонних» (встречных, происходящих извне) первоначал. Любое первоначало, даже если оно превосходит все мыслимое и обладает каким-либо свойством само по себе, должно заключать в себе «частичку» всего, иначе оно не будет источником (или определением) этого всего. Оно должно каким-то образом присутствовать во «всем», быть «сопричастным» всему, иначе ему пришлось бы разделить «целое» с другим первоначалом, что противоречит условиям <одномерного> мышления.

ХРИСТИАНСКИЙ РАЗУМ. От ценностно-расщепленного сознания к ценностно-личностному мышлению

Приморские параллели – Ценностно-расщепленное сознание – Понятие христианского разума – Ценностно-личностное мышление – Христианство и современность – Трудности перехода

Приморские параллели

Не с благой ли вести о том, что приблизилось Царствие Божие, или Небесное, начинает Свою деятельность Иисус в проповеди, высказанной при море ? Это – безусловный исток христианского движения и сознания. В нем же сокрыта тайна христианского мышления.

- Вышед же в тот день из дома, Иисус сел у моря (Мат.13,1).

Море – перспектива без ясной цели, определенного конца; горизонт, бесконечно расширяющий восприятие. Будучи движением, оно не знает покоя твердых оснований. Его сущность в сомнении и в тревоге. Свободное от внешних предписаний, оно не связано внутренней необходимостью того, чему «должно свершиться». В нем нет каузальности предустановленных границ, но есть свобода избрания и есть глубина свободы. Оно не ограничивает, а открывает; не сдерживает, а отпускает. Жизнь моря отлична от жизни земной поверхности, но жизнь зародилась в море. Рыба – символ первых христиан.
Меньше других на море как специфический элемент евангельской топографии обращает внимание самый эллинизированный и самый «метафизичный» из евангелистов Иоанн. За ним по частоте упоминания морской стихии следуют в порядке возрастания Матфей и Лука. Только у Марка приморская проповедь Иисуса занимает пространство, достаточное для выделения моря в самостоятельный смысловой центр, наряду с привычными возвышенностями и иерусалимским храмом: Иисус пришел в Галилею приморскую после того, как предан был Иоанн Креститель, – с того времени Он начал впервые говорить (проповедовать): Мат.

КАК МЫ МЫСЛИМ. К основам христианского мышления

Конфликт ценности и смысла – Наивное мышление и христианский персонализм – Проблема преодоления платонизма в русской религиозной философии – Как мы мыслим

КОНФЛИКТ ЦЕННОСТИ И СМЫСЛА
К исходным категориям русской культуры

«Россия непостижима для ума и неизмерима никакими аршинами доктрин и учений. А верит в Россию каждый по-своему, и каждый находит в полном противоречий бытии России факты для подтверждения своей веры. Подойти к разгадке тайны, сокрытой в душе России, можно, сразу же признав антиномичность России, жуткую ее противоречивость».
Н.А. Бердяев. Судьба России .

Хорошо известный тезис Н.А. Бердяева об антиномичности познания русского бытия в силу внутренней противоречивости последнего, вынесенный в качестве эпиграфа настоящей статьи, отличается несомненной интуитивной истинностью и соответственно определенной методологической значимостью. И все же, фиксируя действительную сложность познания феномена русской культуры, он, на наш взгляд, не дает удовлетворительного ответа на вопрос о сущности и причине данного противоречия. Как представляется, происходит это вследствие неявного смешения онтологического и гносеологического в проблеме культуры вообще (не только русской).
Гносеологически, в соответствии с исходным – кантовским – пониманием природы антиномий, следует различать два подхода к осмыслению культуры. Рациональный, или объективный, реализуется в рамках предметного мышления, предустанавливающего исходные формы постижения действительности. Ему противоположен, ценностный, или субъективный подход, отличающийся интуитивностью и внерассудочностью своих форм познания.

НЕПОСТИЖИМОЕ. К христианским истокам

РАЗУМ И НЕПОСТИЖИМОЕ
О демонах правосознания[1]

Благодаря разуму сохраняется человеческое присутствие в мире, однако разумом не исчерпывается человеческое бытие, границы которого шире границ мышления, разума и самого мира. Если разум есть бытие-в-мире, и мир есть мышление, выражающее собой необходимость, которая есть необходимость мира и бытия, то уже одним этим они предполагают противоположное им непознаваемое, выходящее далеко за пределы мира, но вместе с тем совпадающее с бытием человека. Сама познавательная способность разума обусловлена исходной функцией онтологического опосредования человеческого бытия-в-мире, обладающего фундаментальной неопределенностью и непостижимостью в качестве специфической особенности собственно человеческого (в отличие от нечеловеческого). Последнее и есть то, что есть нравственное, определяющее достоинство человека как духа, не сводимого к бытию в мире. Нравственное (как духовное) потому есть нравственное, что оно, будучи человеческим, не сводимо к бытию-в-мире и не исчерпывается мышлением. Полная познаваемость (рационализация) человеческого бытия означала бы устранение нравственного.
При этом нерационализируемое присутствие человека в мире непосредственно выражается в чувственности, в которой только и посредством которой несводимый к миру дух обнаруживает себя в мире как несовпадающее с разумом, но одновременно пребывающее в мире. Именно чувственность являет в себе противоречивое соотношение бытия-в-мире и человеческой несводимости к миру, в самой себе устанавливая связь между ними, одновременно показывая и снимая это противоречие. Не случайно, один из самых глубоких русских мыслителей В.С.

О ВСТРЕЧНОСТИ БЫТИЯ. Опыт осмысления русской религиозной метафизики нравственности

Введение – Самобытность человеческого духа – Духовные основания нравственности – Личное бытие духа – Соборный дух личности – Онтология любви – Религиозные основания нравственности – Этика деятельной любви – Заключение

Введение

В данной работе мы попытаемся воспроизвести внутреннюю логику этических исканий большинства русских мыслителей наиболее зрелого периода в развитии отечественной философии – «серебряного века», т.е. конца XIX – первой четверти XX вв. Русская религиозная метафизика этого времени, представленная не одним десятком талантливых, всегда очень самостоятельных умов, вне всякого сомнения может быть охарактеризована как целостное духовное явление. Несмотря на многоплановость и обилие новых идей, обогативших сокровищницу не только отечественной, но и мировой духовной культуры, русская философская симфония серебряного века в большинстве случаев сохраняет внутреннее единство, и не в последнюю очередь благодаря традиционному для русских мыслителей обращению к этической проблематике. Последняя служила не просто одной из определяющих тем религиозно-философского ренессанса рубежа XIX–XX вв., но и составляла самое существо той кропотливой духовной работы, которая совершалась в предшествующие периоды и невидимо подготавливала возрождение русской духовной культуры. Именно углубление этической проблематики, непосредственно выразившееся в преодолении отвлеченностей этического идеализма, характерного для развития секулярной идеологии на Западе, явилось решающим источником последовавшего затем разложения секулярных течений на русской почве в направлении рецепции основных идей христианства и перестройки всего мировоззрения в духе христианства.