ПРОШЛЫМ ВЕКОМ, ОСЕНЬЮ
(повесть)
РАССКАЗ ПЕРВЫЙ
ЭФФЕКТ ГИЛЕВИЧА-СИМОНОВА
1.
Симонов приходил к Гилевичу, когда хотелось взглянуть на мир отвлечённо.
Гилевич был отмороженный.
Это всегда напрягает, даже если касается самого заурядного человека, ну а уж если учёного!.. Необычайно талантливого, даже гениального!
Симонов - друг детства Гены Гилевича - отлично помнил его опыты с карбидом, после которых едкий дух, заполнявший округу, гнал, не переставая, слезу из глаз, и долго плакали все: люди, коты, птицы...
А этот его эксперимент в филармонии, когда одновременно у скрипок, виолончели и арфы лопнули струны! Пришлось приостанавливать концерт!
Это всё он проделывал в школьные годы, и оставалось только предполагать, какие смелые опыты ставит он теперь в своём закрытом НИИ! Благо и несомненно, для пользы Родины!
Отчаянность в отсутствии чувства самосохранения надёжно оберегала его в детстве, когда ребятня охотно глумится над существом хилым и нелепым.
За этой его отчаянностью угадывалось не только небрежение к себе, но и к другим, а это значило, что при своих чудесных способностях он может с любым сотворить невесть что. Ну его нафиг, говорили дети.
Однако Симонову импонировала отмороженность Гилевича. Наверно, потому что сам он был скучным и робким.
Жили они в соседних домах и сидели за одной партой. Родители у Гилевича погибли в войну, и его воспитывала бабка - довольно агрессивная старуха, раздававшая внуку подзатыльники направо и налево. Гилевич реагировал на это всегда добродушно, потому что не больно, когда любя.

ВОПРЕКИ СОЦРЕАЛИЗМУ
1
Взошла зимняя заря. Дома стояли, алея, словно бы в морозном румянце, небо бледно голубело, припорошенное перистыми облаками.
Прозаик Алексей Дмитриевич Челышев, начавший работать затемно, успел уже написать несколько страниц.
Теперь он смотрел в окно и, подсознательно отмечая, как красив этот утренний городской пейзаж, напряжённо думал:
«Обязательно надо ввести в повествование девушку-ударницу труда... Надо-то надо, но как её себе представить? Колхозницу, ткачиху – это запросто, но женщину-сталевара! Интересно, а они, в принципе, существуют? Вопрос, однако, требует изучения».
Алексей Дмитриевич вернулся за письменный стол и с досадой заключил: «Чёрт бы побрал эти производственные романы!»
Но делать было нечего: задание партии! А как иначе, если о романе попросил – тоном вежливым, но твёрдым – сам Гурков, первый секретарь Союза писателей. И даже сообщил будущее название – «Сталь».
Челышев устремил взгляд в окно и начал представлять, какая она – сталеварша.
Воображение по привычке рисовало девушек хрупких, милых, у которых глаза хотелось называть очами и которые никак не могли соответствовать образу женщины трудной профессии.
Промелькнула, правда, одна, но захватила она внимание вовсе не тем, что “попала в цель”, а чем конкретно – понять не удалось по причине мимолётности видения.
«Ладно, отложим сталеваршу на потом», – решил Челышев, придвигая к себе исписанные листы.
За час до полудня Варвара Егоровна, много лет служившая у писателя домоправительницей – именно так именовал он её должность – позвала его к столу.

ОДИН ДЕНЬ ИЗ ЖИЗНИ ИОСИФА ВИССАРИОНОВИЧА

Он разомкнул веки, и на усатом профиле обозначился тигровый глаз – рыже-коричневый, матовый, как одноимённый камень. Его непрозрачность вскоре расступилась, внутри загорелся свет, и стал он глазом тигриным.
Взгляд проплыл по потолку, стенам.
«Что за странный сон!» – подумал Сталин.
Какой-то просторный зал – много больше привычного зала заседаний в Большом Кремлёвском дворце. На трибуне – Никита. Как всегда размашист, кипуч.
– Это на его совести смерть любимца партии Сергея Мироновича Кирова! – Хрущёв взмахивает обоими кулаками и перескакивает на фальцет. – Это по его указанию был он убит! По указанию Сталина!
В зале всплескивается волна голосов – и... оседает... Никто, ни один человек не встаёт, не идёт к трибуне, чтобы прогнать гнусного лжеца, коварного предателя! Сталин всматривается в Президиум. Но там нет знакомых лиц – Молотова, Кагановича, Берии... Он замечает только Суслова и Шверника, которые вместе с остальными сидят, потупив взор, и молчат... Что это?!
Затем он снова видит этот же зал, но на трибуне уже не Хрущёв, а какой-то мужчина с разлитым по широкой плеши родимым пятном.
– На мне как на президенте СССР лежит ответственность за будущее государства. – «Ге» он произносит мягко, по-южнорусски. – И давайте мы тут с вами не будем... – Он делает пространный жест рукой. – Нам надо на́чать продуманную работу, чтобы безболезненно реформировать Советский Союз в Союз Суверенных Государств...
«Как?! – вскипает всё внутри у Сталина. – Что несёт этот «президент»?!»

Солнечный блик


Ермакову хотелось убить её. Потому что вдруг открылось: Инга распущена, порочна...
Вон она - безотказно танцует со всеми, они её обнимают, она льнёт к ним.
Тот светлоглазый мальчик с волосами в завитках раздражал его особенно. Уверенный, что нравится Инге, он иногда дерзко взглядывал на Ермакова. Глупый юнец, что он насочинял себе?!
Ему и невдомек, что еще каких-то пару часов назад сливочное ее тело, утомленное, на сбитых простынях, золотисто тускнело в полумраке комнаты Ермакова, и горячее дыхание Инги толкалось ему в грудь.
А, может, юнец и, в самом деле, нравится ей? Куда выходили они перед этим медленным танцем?
Вернулись они, правда, порознь, ну так это и понятно... Сразу обратили на себя внимание ее диковатый взгляд и губы - нет, не мятые, но чем-то растревоженные, которые она то и дело облизывала.
- Где ты была?
- Я случайно вместо вина водки выпила... – растерянно сказала Инга.
Это вроде бы всё объясняло. Ермаков с готовностью поверил, но и всколыхнулось отчего-то презрение к самому себе.
Потом подошел юнец и взял ее за руку, приглашая на танец.
Инга повернулась к Ермакову:
- А ты? Не хочешь потанцевать?
Ермаков криво усмехнулся:
- Нет. Спасибо.
Непроизвольно выскользнула у него обида. Только на кого? На самого себя?
Зачем он сюда пришел? Было же ясно с самого начала, что для этих молодых людей он чужой, как и они для него!
Но Инга ничего не заметила.
Она поплыла в медленном танце, а партнер, расположив руки на ее талии, то одной взбирался по голой спине ей под лопатку - и Инга поводила плечом, - то другой опускался по нежной выпуклости,

Ошибка

Неизвестно, кто сказал тогда: "Ни фига себе!" Но точно, не Зорин. Потому что он онемел и мог только смотреть.
Ясно было, что она красавица, но поражало не это, а изюминка в ее красоте. Только в чем она заключалась - сразу не поймешь.
У вечной труженицы Природы, конечно, бывают минуты лени, и тогда она халтурит - кроит шишковатые носы, оттопыренные уши, приделывает кривые ноги и тощие зады. Но бывают у Природы и минуты вдохновения. И тогда она создает замечательные произведения! Есть в них, помимо выверенных пропорций, изящества и законченности, еще и некая, с любовью вложенная, особенность. Как ни странно, заключается она, чаще всего, в какой-нибудь неправильности.
Так вот: у нее был взгляд с косинкой...
Притом что в самих ее глазах - больших и темных, почти черных - не замечалось никакого огреха. Во всяком случае, обнаружить что-либо Зорин не успел, поскольку их дрожащая блеском тьма вызвала у студента томление.
Промерцавшая как бы мимо и вдруг дотронувшаяся, объявшая - от погружения в нее разлилась по сердцу Зорина теплая волна.
- Ни фига себе! - произнес кто-то.
- Здравствуйте, садитесь! Меня зовут Наталья Григорьевна, - попыталась оставаться невозмутимой молодая аспирантка. - Я буду вести у вас семинары по теоретической механике.
- Нет, ну на фига такой чувихе сдался термех?! – удивлялся потом в курилке Костя Птицын (похоже, все-таки его голос тогда прозвучал). - Подалась бы, ну, я не знаю, - в журналистику... Или в артистки! Это ж тоска какая - теоретическая механика...

Душный вечер


«У нас всегда лето. А ученые утверждают, что когда-то год делился на четыре сезона. Интересней всего было бы, конечно, взглянуть на зиму. Белый снег, замерзшие реки... Как это?
Ученые нередко удивляют своими открытиями. Например, они установили, что в старину родителей ребенка называли по номерам. Родитель номер один и родитель номер два... А как по-другому, если были они, оказывается, по преимуществу однополыми. Из них уж точно кто-то не папа и кто-то не мама. И вообще не понятно, как у таких пар дети появлялись? До сих пор ученые не найдут ответа.
Или еще историки утверждают, что в прошлом существовали многоженство и многомужество. Но тут они, похоже, что-то напутали, поскольку это противоречит человеческой натуре.
Хотя всякое возможно... Дикие нравы долго владели людьми. И, тем не менее, все меняется к лучшему. Меняются и люди.
Только небо над ними все то же. И тысячу лет назад, когда сидел на косогоре какой-нибудь путник и смотрел на вечернюю зарю, над ним также плыли эти розоватые тучные облака, и там, где небо висело над закатившимся солнцем, было малиново, а по сторонам стояло лазурное сиянье».
- Евстафий! Скоро ли мы поедем?
- Полагаю, не поедем вовсе. Вон как ось изогнуло. Думал, поправлю, да какой там... Что ж вы хотели, по таким-то дорогам ездить...
- Ладно. Пешком пойду. Пришлю тебе кого-нибудь в помощь.
Александр подхватил с повозки саквояж и направился по ухабистой дороге к березняку, за которым располагались дачи.
Он на секунду пожалел, что, подобно иным дачникам, не спрыгнул с поезда, когда тот, притормаживая, огибал мысок рощи.

Превратности судьбы

1
Павел и Стас сидели на скамейке.
Было лениво, истомно, пахло весной.
Жаль, что этот запах держится всего несколько дней. Или люди просто принюхиваются к нему?
А, может, все дело в том, что от сияющего неба, от буйства света ломается у людей пригревшаяся за зиму привычка к серой погоде. А когда расстаешься с чем-то обременительным, всегда делается легко и свободно. Тут и воздух, и сама природа покажутся необычными! Хотя ничего особенного не случилось и в ближайшее время не произойдет: деревья не проснутся, цветы на бульварах не расцветут и снегу еще таять и таять, заливая лужами асфальт.
Павел повел носом. Говорят, в весеннем воздухе - свежесть и ни на что не похожий аромат. Ну да, свежесть чувствуется, - будто ветер вдыхаешь, и еще в нем необычная прозрачность: каким-то промытым выглядит мир. А больше ничего... И, конечно, не хватает запаха краски: он неотделим от весны, но красить заборы и скамейки, пожалуй, еще рано.
Павел взглянул на Стаса. Тот сидел неподвижно, закрыв глаза.
- Мы с тобой, как два кота на крыше, - сказал Павел.
- Угу, - отозвался Стас.
- Долго его еще ждать?! – встряхнулся Павел.
Стас нехотя разомкнул веки, поблуждал перед собой сонным взглядом и застрял им в какой-то пустоте.
Павел с интересом посмотрел на него.
- Да не сплю я, не сплю с открытыми глазами! - угадал Стас его мысль.- Я все вижу! Вон, кстати, Антонина несется.
Антонина - это жена Никиты, друга Павла и Стаса со школьных лет. Его-то они и ждали на скамейке, чтобы отправиться пить пиво, и появление Антонины было совсем некстати.
- Хорошо б, она мимо прошла, - понадеялся Павел.

Открытие

Для Зубова новогодние каникулы не тянулись так томительно, как для большинства граждан.
Конечно, развлечения в виде употребления водки, поедания салатов и запускания петард утомляют более любого тяжкого труда, а за упадком сил, как известно, следует депрессия. Именно в ней многие и оказываются к исходу мучительных праздников, которые не были б мучительными, если бы граждане проводили время с умом - посещали выставки, концерты, занимались спортом и т. д. Тогда они бодро дошагали бы до конца дарованных заботливой властью каникул и не знали бы уныния. Но все у нас не так... все через одно место...
Зубов был исключением. Хоть на лыжах и не катался, ЦДХ на Крымской набережной не посещал, в кинотеатр на "Елки 1914", как призывала реклама, не ходил, но и "водку не пьянствовал", холодцом не объедался.
Свободное время свое он посвящал хозяйству, то есть дому. Заниматься домом: чинить, вешать, сооружать, ремонтировать было его любимейшим делом. Согласитесь, бесценное качество для мужчины и мужа. Подруги жен таких мужиков уважительно говорят о них: "Додельный..." и в какую-то даль отправляют взгляд и сталкиваются там с чем-то приятным.
Почему же ни с одной из жен ему не повезло?!
Так с грустью думал он иногда о Насте и Зое. Кстати, Зоя была подругой Насти и второй его женой. Вместе они пробыли недолго. Жизнь с "додельным" Зубовым представлялась Зое необычайно уютной, а кончилось все тем, что на прощанье она бросила ему: "Сдохнуть с тобой впору от тоски!"
Зубов остался в недоумении: чего ей не хватало?!

Сборник повестей и рассказов "Дар Калиостро"

Ю.А. Быков





Дар Калиостро


Повести и рассказы








Компания Спутник +

Москва 2008
ББК 84(2Рос=Рус)6-44
Б 95


Быков Ю.А.
Б 95 Дар Калиостро: Повести и рассказы. – М.: Компания
Спутник+, 2008. – 330 с.
ISBN 978-5-364-01061-2

В своих рассказах и повестях Юрию Быкову с одинаковым успехом – то есть с (…) убедительностью психологических и социальных мотивировок, достоверностью атмосферы и увлекательностью сюжета – удается быть реалистом и сатириком, лириком и юмористом, фантазером и даже мистиком.
Русский литературный журнал в Атланте № 29, 2007 год



ББК 84(2рос=Рус)6-44





ISBN 978-5-364-01061-2
Быков Ю.А., 2008

СОДЕРЖАНИЕ


Предисловие 4
Дар Калиостро 7
Похождения Леготина 76
Mуха 96
Люция 98
Круг 103
Палаты трехъярусные, на подклети 122
Однажды летом 127
Чудес не бывает 137
Княжна 148
Испытательный срок 160
И тогда я сказал «нет!» 174
Седьмое ноября 193
Отплатил 216
Гвоздь 228
Опыт 235







Предисловие

Когда тебе десять лет чудо может произойти в любой момент. Так и случилось однажды ранним зимним утром, когда я шла в школу по Большевистскому (бывшему Гусятникову) переулку. Обычно я ходила по переулку Стопани ( сейчас Огородная слобода), но той зимой в Большевистском вырыли большой котлован под новый дом. Котлован был объектом пристального внимания детей со всей округи.

Мясницкая, напротив Почтамта



Часть 1

1
Поднимаясь в квартиру, Софья Дмитриевна из последних сил боролась со сном. Впрочем, более чем боролась, она истомно его предвкушала, - зная, что совсем скоро ощутит шелковистую прохладу постельного белья и подушка, дохнув ароматом, упруго промнется под головой и все закружится на секунду, а потом настанет что-то неясное и счастливое - этот упоительный сон без сновидений.
В прихожей, как только горничная, приняв ее шубку и пальто мужа, удалилась, Алексей Арнольдович обнял Софью Дмитриевну сзади и поцеловал в шею, под прическу. Побежавшие по спине мурашки, сладковатый запах сигары с коньяком, показалось, взбодрили, и она решила, что надо бы ответить мужу лаской. Да, да, обязательно надо… Но что же это так кресло притягивает? Я сейчас… Только посижу немного...
Проснулась Софья Дмитриевна через пару часов, разбитая, усталая. Позвала:
- Глаша! Помоги!
- Иду, барыня!
- Где же Алексей Арнольдович?
- Так с визитами поехали. Нынче ж первое число.
- Ах да! Бедный… бедный…
Выбравшись из пышного платья и лежа уже в кровати, она несколько минут не могла уснуть, огорченная тем, что не случился у нее тот желанный сон, и теперь уж, наверно, не случится, а то, что ей явилось вместо, было чем-то серым и душным, как теплый туман.
Вскоре ей привиделся ротмистр Яковенко, который голубоглазо сияя, изрекал безыскусный каламбур: «Предвкушать бывает слаще, чем вкушать». И это было именно так, хотя ротмистр ничего иного, кроме женщин, иметь ввиду не мог.
Потом Софья Дмитриевна торопливо шла по Неглинной, испытывая отчаяние: на домах, если и попадались, то только зеленые билеты – те, что говорили о сдаче в наем комнат,

В поисках истины



1
Понарин потёр расцарапанные руки. Ещё немного и все загадки раскроются… Всё-таки интересно будет взглянуть на Челикина, когда станет ясно, что его утверждения относительно Лоры Квинт – откровенная нелепость. Да и как можно связывать последний этап жизни Осоргина с этой Лорой – столь незначительным персонажем его биографии?
Понарин поднял глаза, всмотрелся в картину художника Синёва, давно ставшую классической, «Противостояние 9 июня 20… года». «Да, – подумалось ему, – ведь более семидесяти лет прошло, а смелость этого человека, перевернувшая жизнь целой страны, изменившая ход ее истории, поражает до сих пор!»
Из учебника для средней школы «История Отечества» (издательство «Просвещение», М., 20… год):
«В стране, как и в эпоху, так называемого, социализма, установился диктат одной партии и её лидера, занимавшего также пост Канцлера государства. Несмотря на падение уровня жизни основной части населения, официальная пропаганда неустанно твердила о небывалом подъеме отечественной экономики и благосостояния граждан. Всё это вызывало у населения недовольство, создавало протестные настроения. Поводом для широких выступлений народных масс послужило преследование властями талантливого поэта и прозаика Н.П.Осоргина, ставшего впоследствии национальным героем.
9 июня 20… года на встрече руководителей страны с творческой интеллигенцией, транслировавшейся по телевидению в прямом эфире, Н.П.Осоргин был подвергнут Канцлером государства резкой критике за то, что его произведения «пронизаны духом упадничества и клеветой на реалии сегодняшнего дня». Н.П.Осоргин попытался возразить с места, но был грубо одернут Канцлером.

Отдых как испытание



Если б не эта острая галька, все было бы просто замечательно.
Август. Отпуск. Парк пансионата в ярких пятнах цветников, в лужицах – озерах, застывших вокруг деревянных изваяний сказочных героев, в лентах дорожек, ведущих к пляжу…
Мы с женой были очень довольны отдыхом. Жизнь протекала неспешно, как спокойное дыхание моря, доносившееся до нашего номера на втором этаже размеренным шелестом волн.
Завтраки и купанье, обеды и прогулки, ужины (по субботам – в ресторане) и крепкий, безмятежный сон. Ко всему прочему, мы находились в той поре, когда дети наконец-то выросли, но ещё не «наградили» родителей внуками, а прочих жизненных проблем уже и пока не существует.
Непринужденность атмосфере придавала и сама компания отдыхающих. Точнее, её отсутствие, что нам с женой особенно импонировало. Так уж у москвичей заведено: не знать как зовут соседей и обходиться только легким кивком при встрече с ними. Из года в год, из десятилетия в десятилетие! Другие граждане нас за это не любят, подозревая москвичей в заносчивости и прочих грехах. А мы лишь жертвы традиции, которая требует не навязываться на знакомство. Так и живем, никого не пуская в свой мир, но и не преступая чужих границ.
Вряд ли справедливо было бы утверждать, что здесь подобралась сплошь московская публика, но отдыхающие, действительно, держались обособленно друг от друга (отчего мы чувствовали себя в пансионате как дома). Впрочем, одна компания всё же существовала.
Это были «любомудры». Так мы с женой прозвали нескольких постояльцев, когда те находились ещё в начальной стадии знакомства между собой. А в этой стадии, как известно, каждый хочет показаться в лучшем свете.

О кроликах и не только



Это теперь крольчатину можно купить на любом рынке и даже в магазине, а тогда… Тогда кроликов разводили только в индивидуальном порядке, для собственного, так сказать, потребления.
Вот и мои родители решили завести кроля. О том, что потребления ему не избежать, мне по малолетству знать не полагалось, а потому кролик считался живущим у нас вместо кота, который исчез сразу после переезда на дачу.
– Кошки поганца увели, – не сомневалась бабушка.
Серого теплого зверька было приятно держать на руках. Я назвал его… Гвидоном: в то лето мама часто читала мне А.С.Пушкина. Жил Гвидон в клетке и с утра до ночи занимался одним и тем же – поглощал корм. С особенным удовольствием ел он листья одуванчика. Я и моя старшая сестра Лида рвали их каждый день под заборами дач.
В конце лета бабушка задала вопрос:
– Что с Гвидоном делать будем? Скоро в Москву…
За обеденным столом наступила тишина. И, действительно, что делать-то? Его клетку ведь с собой не заберешь и в квартире просто так не поселишь – все-таки он не кот. Выход нашел папа. Он предложил отдать Гвидона нашему соседу Виктору Ивановичу, который жил на даче круглый год и у которого тоже была кроличья клетка. Гвидон у него перезимовал бы, а следующим летом мы бы его забрали обратно.
– Согласны? – спросил папа, и все направили на меня выжидающие взоры.
И только Лидин взгляд изливал непонятное мне лукавство.
Утром следующего дня я собственноручно передал Гвидона соседу.
А в новогодний праздник на нашем столе появилось удивительное блюдо: нежное сочное мясо на косточках, обсасывать которые было сущее удовольствие.

Шерстов. Жизнь



1
Утреннее поле лежало в запахе сырости и тишине, про которую говорят «звонкая».
Впрочем, в природе такой тишины не бывает. А случается она внутри человека, когда вдруг появляются неведомые ему раньше мысли, и он, пораженный тем, например, что мир огромен и бесконечно глух к населяющим его людям такой вот, как сейчас, тишиной, перестает слышать звучание птиц, шорох ветерка…
Костя Шерстов, замерев в окопе перед первой своей атакой, тоже ничего не слышал. Охваченный тишиной, он явственно чувствовал притаившуюся за бруствером смерть и до мольбы желал только одного: если погибнет, пусть этот необъятный, безразличный к человечеству мир вберет его в себя, сделает травинкой, камнем, бабочкой – лишь бы не исчезнуть навсегда.
Потом внезапно колыхнулся воздух, вздрогнули поле, небо. Тишина с воем рухнула, и Костя понял, что началась артподготовка. Он покосился вправо. Полунин и Голубев напряженно смотрели вперед, как и все те, кому предстояло бежать к краю этого поля – навстречу смерти ли? боли? удачи ли? Каждый знал, что чем мощней и длительней обстрел, тем меньше у атакующих потерь, а потому все мысли пехоты были устремлены к артиллеристам.
Отухалась, отвылась, отсодрогалась над землей ярость пушек, и залязгали по полю танки.
«В атаку! Вперед!» - раздалось где-то вдалеке, и совсем рядом возник голос лейтенанта Бурцева: «Второй взвод! В атаку! За мной!» Что-то холодное проскользнуло от сердца в ноги, и они стали непослушными. Полунин и Голубев уже находились в нескольких метрах от бруствера, а Костя все никак не мог выбраться из окопа. Сашка Полунин обернулся, кинулся назад и протянул ему руку.

Казус



1
«Снег посерел, сугробы просели, небо низкое, ватное. Хорошо… Как-то уютно всегда в конце марта. Похоже делается на душе, когда, завершая что-то трудное – долгий путь, например, или тяжелую работу, – начинаешь предвкушать тепло дома, близкий отдых… А разве не малый путь у всех за плечами? – с морозами (градус их ниже нуля!), с промозглыми ветрами и надоевшей тяжестью зимних одежд. Ничего, недолго уж, скоро лето! Потому что то, что начинается в наших широтах после стаивания снега, необходимо считать летом. Таков единственный способ улучшить климат.
И еще хорошо, что сегодня пятница. Вот только голова болит… Зато какие воспоминания!»
А ведь четверг с утра обещал быть обыденно-тусклым. Сначала томление в отделе, потом обед, затем – мука мученическая! – конференция молодых специалистов. Черт возьми, как же там всегда хочется спать!
Первые ряды в актовом зале по обыкновению заполнялись лишь начальством, да докладчиками. Но и, как всегда, за несколько минут до начала мероприятия последние ряды дружно перекочевали вперед, подчиняясь мягко повелевающему взмаху руки Василия Леонидовича Камышева, заместителя директора по общим вопросам.
Вилен же сразу сел посередине зала (и на что эти, с галерки, всякий раз рассчитывают?!), приготовился дремать. Впрочем, для приличия все же послушал первого выступающего. Был это председатель научно – технического совета, который объявил Генку Воротникова из 18 отдела победителем какого-то конкурса за изобретение прибора с дурацким названием «Ариэль».

Не читайте на ночь Кафку



1
Запах колбасы густо вливался в ноздри, мощным натиском будоражил рецепторы, и от возникавшей истомы покруживалась голова. Колбаса была языковая – в белом окаеме жирка и круглых вставках из него же на нежно-розовом срезе. Да…и запах, и вид были отменные!
Но наслаждался ими Селищев с тревогой: вдруг колбаса закончится раньше, чем подойдет его очередь? Продавщица и так уже несколько раз выкладывала из холодильника новые батоны колбасы, а в секундный распах дверцы было невозможно разглядеть, сколько их там остается.
У Селищева упало сердце, когда перед ним купили последние полкило. К тому же внезапно Селищев обнаружил: продавщица поразительно похожа на его злобную соседку Зою Никифоровну – та же стать, то же мясистое лицо, редкие усики – и ему сделалось еще хуже. Но неожиданно миролюбиво «Зоя Никифоровна» сказала:
- Вам сколько?
Селищев растерялся.
- Сколько вам взвешивать? – повторила она.
- Килограмм! – решил не мелочиться Селищев.
- С вас 260 рублей.
Он отсчитал деньги. Продавщица взяла их и … удалилась.
« Наверно, в этом холодильнике колбаса закончилась, пошла к другому,» - подумал Селищев.
Вскоре продавщица вернулась, неся белую картонную коробочку, - в такие обычно кладут пирожные. Ее она протянула Селищеву.
- Что это? – опешил он.
- Колбаса! – возмутилась продавщица, и от нее, как от настоящей Зои Никифоровны, завеяло опасностью.
Селищев торопливо поддел пальцем крышку коробки и заглянул внутрь. Там лежало несколько штук чего-то мясного, серого и бугристого, похожего на люля-кебаб.
- А где же языковая?
Продавщица будто и не слышала его:
- Брать будете?

Жили-были...



Александр Павлович читал:
« За ночь нападал снег и подморозило.
Я сижу, не включая лампы, и разглядываю синий прямоугольник, опустившийся из окна на стол. Смотрю долго, и свет от пятна одурманивает глаз, а когда поднимаю взгляд, вижу тот же свет и за окном – свет утренних сумерек.
Деревья в инее; еще не проступив белизной, они сереют, словно осыпанные пеплом. И если выйти сейчас из дома, то дохнет тишиной – от сугробов, от морозного воздуха, от неподвижного неба. Потом улица, проснувшись, захрустит снежком, но солнце так и не пробьется из-за облаков и будет лежать на небе запорошенным оранжевым шаром, и покажется невозможным, что когда-нибудь оно разгорится жарким светом и оставит от небес только голубоватую дымку, и будет стоять над землей чудесная пора – лето!
… Идешь по пятнам тени из-под ветвей, в загустевшем на зное аромате цветов; позвякивает, холодит, прикасаясь к ноге, бидончик – сейчас тетя Настя наполнит его парным козьим молоком.
- Кто это? – отзовется она из глубины сарая, выйдет и улыбнется.
- А … Я скоро, сейчас…
Она уйдет обратно, а через приоткрытую дверь выплывет профиль козьей головы.
Желтый глаз неподвижен, тих. Коза стоит замерев, пока другие козы не выталкивают ее за дверь.
- У, черти неугомонные! – ругается на них тетя Настя. – А ну, прочь!
Разыгравшаяся компания шумно высыпает из сарая. За нею появляется голенастый кот Василий. У него вкрадчивый шаг и озорные глаза. Он отходит в тенек; завалясь на спину, щурится в небо.
Тетя Настя выносит банку с молоком, цедит его через марлю – чувствуешь, как теплеют под руками стенки бидончика.