Жара

Жара

Мы живём здесь испокон веков. Мы будем жить тут до скончания времен. Весной долина покрывается бурными талыми водами, кипящими и испаряющимися под лучами жестокого красного солнца. Осенью мощные ураганы выносят весь мусор и песок, и оставляют долину голой и чистой, и в этой первобытной чистоте мы ожидаем здесь зимы, спокойной, тихой, безмятежной, покрывающей всех снегом, и от мороза трещат скалы, и словно глаза, выпученные от ужаса перед космической стужей, мы приподнимаемся над ровной, ослепительно сияющей равниной. А летом наступает жара.
Жара – это не то слово. Это пекло - страшное, беспощадное, невыносимое. Струи раскаленной плазмы, исторгаемые Звездой, достигают поверхности планеты, выметают страшной расплавленной метлой все слабое, несовершенное, ослабленное холодами и водами. В самую ничтожную слабинку, трещинку толщиной с волос вторгается кончик плазменного языка, и тогда спасения нет – он проникает все глубже и глубже, раскурочивая, съедая атом за атомом, расширяя рану, пробираясь в самое сердце, разрушая оболочки. И если не предпринять срочных мер, то кончается всегда одним – огненные струи рано или поздно доберутся до сердцевины, вскроют, выжрут изнутри, и пустая оболочка распадется безвольно и превратится в прах. Осенью ураган все подметет, и раз в десять тысяч лет, какой-нибудь малоснежной зимой мы устроим перекличку – кто остался, и кого уже нет.
Наша жизнь нетороплива, так может показаться, но это иллюзия. Можно ли говорить о спешке, когда речь идет о миллиардах лет? Самым старым из нас – четыре миллиарда, может чуть больше – скажем, четыре миллиарда и сто миллионов лет, но о таких мелочах упоминать не принято – что существенного может значить для них сотня миллионов лет? Самым молодым – всего десяток-другой миллионов. Это – просто дети, шумные, порой суетливые и ищущие себя.

Встреча

Встреча


Я смотрю на твою фотографию. Минуту…две…смотрю пристально, не фокусируя взгляд на чем-либо, внимание начинает медленно бродить, фото оживает, изображение начинает дрожать, плыть в глазах, …я стою перед диваном, на котором ты лежишь. Я не знаю - куда мне двигаться. Меня тянет сесть рядом с тобой в ногах. Сажусь рядом, ты слегка поджимаешь ноги, чтобы дать мне место, моя рука неожиданно сама тянется к твоим ногам и удерживает их - мне не хочется, чтобы ты их отодвигала от меня. Именно в этот момент мое внимание скользит к твоим ногам вслед за движением рук…скользит выше, к колену твоей левой ноги, которая так лежит на правой ноге…фиолетовый оттенок у меня перед глазами - это цвет того, как твоя нога лежит, покачиваясь едва от моих движений…внезапно я начинаю чувствовать вес твоей ноги, я чувствую, как она давит своей тяжестью на другую ногу, я беру осторожно левой рукой за подошву, а правой - чуть выше - за щиколотку и делаю такое усилие, будто хочу немного приподнять ее, чтобы этот вес стал более реальным, и тут вдруг в меня ударяет тепло - я чувствую, как меня наполняет жар - я чувствую тепло там - между твоими бедрами, где они соприкасаются. Я ясно чувствую, как у тебя между бедер выступают капельки пота - слишком жарко для того, чтобы держать ноги вместе…Чем я это чувствую? Не знаю - наверное, сердцем. Я совершаю легкое усилие и подняв твою ногу кладу ее к себе на колени. Левой рукой я по-прежнему держу тебя за подошву, и моя ладонь наполняется вкусом твоей ноги - рукой я не двигаю - она сама скользит легко по ноге - и стоит на месте, и скользит…мои пальцы касаются кончиков твоих, прижимаются к ним, и какая-то мелкая дрожь - скорее - вибрация возникает между ними, а за ней сюда спускается жар, вырвавшись из мира твоих бедер…я ясно чувствую своей ладонью вкус твоей подошвы,

Нечто

Нечто.

Нечто

Чарлз Дарвин родился в 1809 году. Это выдающийся ученый, в работе которого "Происхождение видов" была впервые сформулирована и разработана теория эволюции. Опубликованная в 1859 году, эта теория, несмотря на поддержку научной мысли того времени, подверглась ожесточенным нападкам со стороны богословов. Дарвину принадлежат и другие научные труды. Он похоронен в Вестминстерском аббатстве. Упаси господи стать вот таким вот абзацем в энциклопедии.
Когда сегодня я выходил из дома, я сразу почувствовал особый запах утра - этот запах свидетельствовал, этот запах напоминал, этот запах призывал к ответу.
Единящая мудрость есть неразумие, бессмысленность и глупость. Морализм, пиетизм, солипсизм, автоматизм, мясорубка, подоконник, мерцающий телевизор - этот ряд бесконечен, этот строй гипнотичен, этот порядок убийственен.
Проверяй деньги, не отходя от кассы. Покупатель всегда прав. Закон суров, но это закон. Не давай ему повода, не суйся куда не надо, не говори гоп, не буди лиха. Будь готов. Семь раз отмерь. Я люблю жизнь, я люблю нежность, я люблю потягиваться утром в постели, я люблю ощущать одиночество как спасительное страдание, в скорлупе которого нет-нет, да и блеснет серебряная нить, ведущая к неведомому.
Взгляните, как сочетаются желтые абажуры, старинная мебель, овальные картины в овальных рамках и свежий букет цветов в японской вазочке. Вот моя комнатка, располагайтесь поудобнее.
Я бы разгрыз зубами эти бетонные стены. Дайте, я съем эту вазу, этот халат с тапочками, эти райские кущи. Бешенство в одеждах смирения. Ярость безумная. Что думает собака, как растет сосна, где живет ежик - нас окружает очеловеченная природа, нас окружают омерзительные призраки сентиментальной немощи. Я вижу иначе. Собака - у нее влажный нос, вздымаются бока, хвост на грани взмаха, глаза лукавые.

Мир во всем мире

Мир во всем мире.

- Нет, я больше не могу на это смотреть!
Дверь бесшумно затвердела, пропустив разъяренную Кейт.
- Господи, ну что там, что случилось? – Анна подошла к дочке, попыталась обнять, но Кейт лишь зашипела на нее.
- Эта сволочь с пятого этажа, опять за свое!
- Боже мой, Кейт, ну я тебе объясняла-объясняла, ну что еще…, - Анна устало опустилась на мгновенно отвердевшее под ней кресло. Кресло было новой модели. Старые могли диссоциироваться или проявляться лишь в определенном месте. Новая модель функционировала по всей площади квартиры, что было, конечно, намного удобнее – в любом месте садишься, и под тобой оказывается удобное, мягкое кресло.
- Я не могу, ма… ну не могу я…
- Кейт, - Анна снова вздохнула, чуть привстала, и снова села обратно. – Послушай…
- Я уже слушала! – Кейт сорвалась на крик. – Слушала, слушала, не хочу больше слушать!
Тихое потрескивание оконных стекол стало неожиданно громким в наступившей тишине. Значит, Ричард снова поставил их в режим усиленной аудио-видео-фильтрации, - механически подумала Анна. – Ну и правильно.
- Он отрезал кошке все лапы, и когда я вошла в подъезд, перерезал ей горло! Кровищи на всю прихожую! Она кричала, понимаешь – кричала, кошка, кричала, как человек, так нельзя, надо что-то сделать! – Кейт и сама уже кричала, заламывая руки. Щеки ее были влажные от слез.
- Вот сволочь! - неожиданно воскликнула Анна. – Сколько раз говорить ему, что прихожие и лестничные клетки запрещены для отправления культов! Ведь там фильтрация имеет ограниченное действие. Я пойду и скажу ему, чтобы он уважал нас, чтобы он занимался этим там, где это разрешено законом – в своем помещении, в пределах метра от его собственной двери и в специально отведенных законом местах для отправления его культа – как положено. Должно быть так, как положено, - словно гипнотизируя себя произносила Анна.

Абсолютное добро

Абсолютное добро

Работа адвоката у отказников – дело неблагодарное. В случае успеха твой клиент тебя не поблагодарит – он так и так отказался от услуг адвокатов, но адвокат должен быть – таков закон. А можно ли ждать благодарности от того, кто отказался от защиты и ни во что не верит? В случае же неудачи меня ждет даже не злоба, от которой прочно защищает сознание выполненного долга, и даже не презрение, потому что презрение унижает только мелких и мелочных. Честного человека от презрения защищает сочувствие к тем, кто оказался в безвыходной ситуации, ведь не реагируем же мы всерьез на раздражение беспомощного больного, злящегося на весь мир без разбора – боль оправдывает его. В случае неудачи меня ждет какая-то бескрайняя тоска, истекающая из глаз подзащитного, которая словно говорит: ну я же просил оставить меня в покое – осудите и приговорите, не надо мне вашей защиты. И тогда я чувствую себя невольным палачом, судьба которого – продлевать страдания, потому что так требует закон. Но закон есть закон, и в каждой профессии есть свои минусы и плюсы, а платят мне хорошо, что правда то правда.
Комиссия по правам человека прислала запрос в адвокатскую коллегию в понедельник, а по понедельникам дежурит Грэгсон – старый тертый калач, с которым мы немало потусили в бытность мою в качестве юрисконсульта по межпланетному законодательству при ООПМ – организации объединенных планетарных миссий. Зная мою тайную страсть к Венере, а запрос пришел по тамошнему делу, он и переадресовал его ко мне, и, откровенно говоря, это было очень кстати, поскольку уже месяц как я сидел без работы, а гарантированной оплаты явно не хватит на то, чтобы привести в порядок мою бухточку на Родригесе, так что свежий гонорар мне очень кстати. Кроме того запрос был срочный, а я, как известно Грэгсону, легок на подъем.

Дракон

Дракон


Дракон летел, устало дыша огнедышащей пастью. Среди огромных зубов юркали резвые ящерки. Простиравшийся внизу лес хранил молчание. Сев на мощное столетнее дерево, дракон поджал когти и стал высматривать добычу, ящерки возбужденно забегали в предчувствии поживы. Они жили в его пасти и питались тем, что он ест. Слишком маленькие, чтобы им могли повредить гигантские зубы, они прижились тут, и им было хорошо.
- Джон, вон он, он снова прилетел! – вскричала хорошенькая Лайпа.
- Где?
- Вон же, - своим тонким пальчиком она спазматично тыкала в сторону огромного дуба.
- Дай-ка я, - пробормотал бодро вылезший из палатки Вениамин, - он был дядей Джона и с удовольствием наблюдал, как постепенно близость между Джоном и Лайпой усиливается. Со дня на день он ожидал, что начнется таинство, которое принесет поселению нового гражданина.
Вениамин достал из-за пазухи мощный бластер и стал методично обстреливать крону дерева. В этот момент на Джона что-то нашло, и он набросился на Лайпу, стал страстно ее лобызать, она отвечала ему тем же. Дракон между тем, привлеченный издаваемыми девушкой феромонами, нервно задвигался – выстрелы мало мешали ему, так как на брюхе у него была мощная броневая чешуя – ничто не могло пробить ее. Когда дракон хотел ее почесать, он на лету опускался на жесткую поверхность скальных отрогов.
- В глаз, меть ему в глаз! – прокричала Лайпа, уступая домогательства Джона.
- Ладно уж, подруга, ты знай свое дело, а я буду знать свое! – прорычал Вениамин, переключаясь на оптический прицел.
Между тем Джон засунул по самые яйца, и Лайпа закатила глаза.
- О…, - промычала она, - О…
И он снова засунул ей по самые яйца, и она снова закатила глаза. И это было божественно, и лес рычал им в унисон, а Вениамин в уме подсчитывал вероятность зарождения одного или даже двух граждан Древнего Леса.

Брусника – вкусная ягода

Брусника – вкусная ягода.


1. Они нашли друг друга - среди дорожной пыли, среди водоворотов личных неурядиц, вдохновений и суеты - они нашли друг друга. И это было хорошо. Сняли квартиру, работа не сильно их доставала - время было, была любовь, было просто ясное чувство того, что мир крутится в нужную сторону. Они сняли двухкомнатную квартиру, в первую комнату - в меньшую - они побросали вещи - а в большой пока устроились. В маленькой комнате они хотели устроить что-то нетрадиционное - чтобы там совсем не было мебели, чтобы лежал пушистый ковер, много зелени, воздуха и света - только сначала надо было разгрести весь мусор.
Прошел месяц. Комната так и стояла неубранная - то одно, то другое - да и сами знаете - порядок - это когда все чисто, а если убрать не до конца - так и вроде как труд приложен, а порядка нет - обидно - так что они ждали момента, когда у них хватит сил набрать побольше воздуха и одним ударом победить.
Прошел еще месяц. Комната превратилась в своеобразный пункт, вокруг которого строились многочисленные усмешки - они любили иронизировать над собой, и продолжали строить планы на то, как здорово будет, когда они наконец там уберутся. У них сложилось нечто вроде камерного - семейного - фольклора, в котором комната играла роль краеугольного камня - это было и смешно и многообещающе. Наконец настал День - они с самого утра встали и энергично принялись за уборку. Боже, сколько мусора было вынесено, сколько пыли, книги бесконечные...Вечер застал их на кухне - как говорится - усталые, но довольные... Он обнял ее - она засмеялась. Проходя мимо комнаты, они не удержались, чтобы не заглянуть туда еще раз. Комната сияла. На полу лежал пушистый ковер. В углу - шикарная пальма. Уютные светильники, мягкое кресло - входя, ощущаешь такое мягкое ненавязчивое удобство - тела и души - глазу не за что зацепиться - много свободного пространства - много пространства

Майя-1 "Форс-Минор"

(1)

- Вегетарианское или обычное?
- Что? А... Да, вегетарианское…
- Извините, вегетарианское кончилось, будете обычное?
Ну вот, как обычно – благие намерения…
- А какое там мясо?
- Курица.
Курица так курица, беру, - я сейчас голодная.
Закат за окном иллюминатора невозмутимо пылает на фоне базарной площади в выходной день – голоса, крики, лица, музыка, обрывки разговоров, – в голове царствует привычный навязчивый хаос.

…- Черт возьми, Майя, номер горит, а твоей статьи все еще нет! Мне все это надоело в конце концов! – снова и снова этот крик в трубке…
- Сейчас буду!
Мобильный летит в сумку, паркуюсь, пролетаю через проходную, нервно бью по кнопке лифта, жду – 10…9…8… Сколько это еще может продолжаться?... Кабинет главного редактора, лицо новой секретарши, по раскраске как раз напоминающее семафор, презрительной гримасой показывает - Его на месте нет. Ну стало быть я знаю, кто сейчас кружит вокруг моего стола… ну точно...
- Вы же сами отправили меня на открытие ресторана, ну Всеволод Владимирович! Вот я и не успела отредактировать статью, я еще утром сказала, что если поеду, то не успею доделать. Я ведь сказала…
- Майя, открытия ресторанов, презентации… да, это тошно, Майя, я пятнадцать лет во всем этом, мне самому это все вот где, - отчаянно мотнул головой, провел рукой по горлу. - Но это наш хлеб, ты это знаешь не хуже меня, к чему эти претензии? Заработаем на хлеб – намажем на него масло, поедешь куда-нибудь вон в Аргентину репортаж об амазонках делать… И вообще я не понимаю, почему ты все время предъявляешь мне претензии?? Тебе не нравится эта работа?
Нравится ли мне эта работа? Этот вопрос возникает все чаще и каждый раз становится все острее, - так хочется покончить с журналистикой навсегда, но вечно находятся разные «но», и снова и снова я продолжаю выбегать из дома в городскую серость ранним утром и возвращаться из скоростной соковыжималки

Майя-2 "Происхождение видов"

Глава 01.

Менгес уже наверху! Тора распахнула двери, вышла на балкон, поежилась и взглянула на небо. А там… да, там… - там облака, подсвеченные проснувшимся солнцем, там взрыв голубого цвета – цвета кайнайта – непальского сапфира, в котором то появляются, то исчезают нежно-пушистые облачка - такие нежные, как только-только набухающие грудки десятилетней девочки. Там верхушки деревьев с трепещущими блестящими густо-зелеными листьями. Вот верхушки стоят спокойно, чуть шаловливо играя листвой, и вдруг разом наклонились влево, вдруг - вправо, и еще, и еще, ветер таскает их туда-сюда, словно мальчик тискает девочку, слегка сжимая и оттягивая ее сосочки, чтобы им было чуть больно и очень-очень приятно, и это движение верхушек деревьев захватывает, увлекает, словно лежишь на дне лодки в покачивающихся лапах озера. Тора застонала, отдавшись ощущениям, и в сердце, груди, горле словно радостные щенки резвятся – бурно, без оглядки, с размаху, отчаянно, преданно, отрешенно – целая симфония наслаждения. Раньше Тора довольно смутно себе представляла, как образуются облака – а тут все прямо перед тобой – в чистейшем небе вдруг возникает матовое замутнение, еще, еще, и вот уже словно из ничего появляется тельце облачка. Оно может повисеть так без изменений какое-то время, может начать уплотняться или, наоборот, вновь растворится в чистом ничто.
Менгес сидел на крыше, судя по всему, уже не первый час – наверное проснулся часа в четыре, он это любит. Его загорелое тело в бежево-матовом предутреннем свете казалось покрытым инеем, бездвижным, удивительно красивым. Тора быстрыми прыжками запрыгнула на крышу, и новый всплеск наслаждения влился в мелодию – удовольствие от плотного соприкосновения голых ступней с шершавой шкурой ступенек массивной лестницы, сделанной из половинки цельного ствола дерева с выдолбленными в нем углублениями для ног.

Майя-3 "Твердые реки, мраморный ветер"

Глава 01.

Пыльная дорога безбожно виляла, подставляя под колеса ухабы, ручейки и каменюги, так что у Джейн непроизвольно вырывались возгласы удивления, когда старый, дребезжащий автомобиль все-таки успешно преодолевал очередное препятствие. Точнее даже сказать – это возгласы выбивались из нее мощными ударами продавленного сидения. Иногда крутизна подъема оказывалась слишком большой, и таксист вынужден был притормаживать, выходить из машины и вычислять оптимальный способ все-таки въехать на эту крутизну. Каждый раз Джейн казалось, что эта остановка – последняя, и отсюда придется идти пешком, что вряд ли стало бы приятным дополнением к ее шестнадцатичасовому перелету – жара стояла несусветная. И каждый раз таксист героически находил возможность продолжить путь – видимо, сыграло свою роль то, что на его цену согласились, не торгуясь. А может – профессиональная гордость.
- Как же он сам-то сюда ездит? – вырвалось у нее после очередной такой остановки.
- А куда ему ехать, - процедил Дик, жуя травинку. - Ему и тут хорошо, никуда он и не ездит.
- Что, прямо никуда? Насколько мне известно, он довольно активно перемещается по миру, занимаясь и альпинизмом, и дайвингом, ну и бизнес… ведь у него сеть отелей по всему миру.
- Нет, я не в том смысле, - пояснил Дик. – Тропинка. Тут есть тропинка, она ведет по почти отвесной скале напрямик к поселку, по ней он и ходит. Час вниз, полтора часа вверх, вот так…
Что ж, возможно в джунглях, по которым якобы проходила та тропинка, было и не так жарко, но с другой стороны – колючий кустарник, пиявки, испарения тропического леса… и все равно жара… полтора часа, да еще вверх… нет, лучше уж потрястись в кондиционированном такси.
Джейн откинулась на спинку сиденья и перестала следить за тем, как таксист совершает свои подвиги. В конце концов, ему за это заплатили, пусть везет.

Майя-4 "Жизнь для себя"

Глава 01.

- Ну, а как насчет того, чтобы просто пожить для себя? – Джо медленно откинулся на спинку кресла и нарочито невинным взглядом посмотрел на Андрея.
- Для себя? – Андрей удивленно пожал плечами. – Ну… так я вроде и живу для себя, разве нет?
Неопределённо взмахнув ладонью, он уставился в стол, побродил по нему бесцельно взглядом, словно пытаясь ухватиться хоть за что-нибудь, как за якорь – ему было неловко, хрен его поймет – надо ли ещё тут что-нибудь сказать, или можно промолчать.
Джо молча рассматривал его с неопределенным выражением лица, затем, ничего не ответив, махнул рукой официантке.
- One more Virgin Mary, please.
Вьетнамка подобострастно кивнула и ушла, грузно вышагивая между пустыми столиками. Всё-таки их национальная одежда выглядит крайне неуклюже.
- А для кого же я живу? – Обращаясь то ли к Джо, то ли к спине удаляющейся официантки недоуменно переспросил Андрей.
Но Джо продолжал смотреть куда-то – то ли на него, то ли сквозь него, то ли и вовсе мимо него, и просто молчал. Похоже, его совершенно не беспокоило – ждёт Андрей от него ответа или нет. Андрей усмехнулся. Философ, блин…

В этом ресторане они были одни. Андрей приехал сюда, на Кат-Ба, два дня назад. Ханой произвел на него совершенно удручающее впечатление – полная иллюзия того, что вернулся в самые что ни на есть кондовые, советские застойные времена – повсюду агитационные плакаты с немыслимо примитивными образами, торчат со всех сторон звёзды какие-то совершенно неуместные, всеобщая непередаваемая обшарпанность дорог, домов и вывесок, и, главное, удручающая до самого нутра, до пронзительного завывания серость, мрачные лица, темная и неудобная одежда. Очень, очень мрачные лица, словно в них въелась тысячелетняя безысходность прошлого и не менее грустное предвидение предельно безотрадного будущего.

Неизбежность озаренного мира

Предисловие

Далеко пойдет тот, кто не знает, куда идет.

Мне довольно трудно дается написание книг, при этом сложнее всего мне дается не подбор слова или формулирование мысли, а упорядочивание материала таким образом, чтобы он воспринимался и укладывался в памяти читателя достаточно легко. Но в этой книге я буду практически лишен этого неудобства, ведь это не художественная книга, где необходимо следить за линией сюжета, и это не книга по интроспективной психологии, где вообще необходимо следить много за чем – последовательностью введения понятий, ясностью определений, прозрачностью аргументации и т.д. Эта книга – просто поток мыслей в совершенно свободном порядке на разные темы, связанные между собой лишь одним стержнем – озаренными восприятиями и их ролью в прошлом, настоящем и будущем, как я это себе представляю. Подчеркиваю – «как я себе это представляю», а не «как оно есть» или «как оно было». То есть это даже не историческая и уж конечно не научная книга, претендующая на всесторонний анализ явлений. Это – книга человека, который является специалистом в области озаренных восприятий (ОзВ) и прочих восприятий человека, и дилетантом во всем остальном, который хочет увидеть, представить, вообразить себе роль этих самых ОзВ в прошлом, настоящем и будущем.

(Из книги «Селекция привлекательных состояний»: «Озаренные восприятия» («ОзВ») – те восприятия, для обозначения которых мы используем слова: нежность, чувство красоты, устремленность, безмятежность, радость творчества, симпатия, восторг, предвкушение, предвосхищение и др.
Отличительные свойства ОзВ:
1) возникающая при высокой интенсивности безобъектность, т.е. отсутствие «принадлежности мне» и «направленности на кого-либо», а также магнетичность, всеохватность, пронзительность, глубина (см. определения этих качеств в главе «Термины»).

Эволюционная роль религии

Вопросы безопасности

В наше время вопросы религии, равно как и атеизма, обсуждать довольно опасно, поскольку миролюбивые верующие нередко стараются всячески уязвить и даже уничтожить того, кто в своих размышлениях на эти темы заходят с их точки зрения непозволительно далеко. В качестве смешного примера из жизни приведу лозунг, с которым представители некоей религии вышли на демонстрацию: «Обезглавим тех, кто сомневается в миролюбии нашей религии». Процитирую здесь же Ричарда Докинза. Цитата взята из его потрясающе интересной книги «Бог как иллюзия», которую я всем настоятельно советую прочесть, и без которой не появилось бы и этой статьи:

«Вот, к примеру, письмо, адресованное Брайану Флемингу, автору и режиссеру искреннего и трогательного, защищающего атеизм фильма "Бог, которого не было":
Ну вы наглые до предела. С какой радостью я взял бы нож, вспорол вам, дуракам, брюхо и завопил бы от радости, когда ваши кишки вывалятся вам под ноги. Вы пытаетесь разжечь священную войну, и тогда я и другие, мне подобные, с радостью сделаем все, о чем я написал выше.
Тут автора, видимо, наконец осенило, что его язык не очень вяжется с идеалами христианства, и он продолжает более миролюбиво:
Но БОГ учит нас не мстить врагам, а молиться за таких, как вы.
Увы, милосердия хватило ненадолго:
Меня утешает мысль о том, что БОГ подвергнет вас наказанию в 1000 раз худшему, чем все, что я когда-либо смогу сделать. Самое лучшее, что вы БУДЕТЕ вечно мучиться за грехи, о которых вы и понятия не имеете. Гнев БОЖИЙ не знает пощады. Ради вас самих надеюсь, что вы увидите истину до того, как напоретесь на нож. Счастливого РОЖДЕСТВА!»

Поскольку мое исследование является не сравнительным исследованием разнообразных верований, а исследованием эволюционной необходимости религий вообще, то я мало и редко нуждаюсь в конкретных указаниях на то – о какой религии я в данный момент говорю.