Тени


Ты утром проснешься, к окну подойдешь,
о доме подумаешь, грустно вздохнёшь.
Чернильные тени, взрезая песок,
Похитят и память, и времени сок.

Ты мог бы умыться, пройтись вдоль реки,
чтоб к завтраку срезать цветов полевых,
озябнуть, коснувшись травы на заре,
но все это бросил ты там, на Земле.

Песок здесь до боли в руках ледяной.
Гранитные камни зовут за собой.
Их тени как в омут затянут тебя,
И вспомнишь всю жизнь, свою жадность кляня.

Что деньги под режущим светом звезды?
Не выкупишь места в гранитной тени,
Лишь чёрная бездна следит за тобой,
Когда засыпаешь под собственный вой.

Ты скоро забросишь и этот приют,
Проложишь сквозь Космос короткий маршрут.
Когда сосчитаешь хвосты от комет,
Лишь тени махнут тебе горестно вслед.

Танки

Дико и гордо
свобода рождается
Мучительно скоро
страна появляется
Где в битве с эемлей и небом сливаясь
Танки танцуют смертельный танец

Добрые глупые
цивилизации дети
допустившие зло
Что ж теперь вы ответите на то
что с землей и небом сливаясь
Танки танцуют смертельный танец


Я буду от счастья
смеяться и плакать
куя победу
что стягом станет
Где в битве с землей и небом сливаясь
Танки танцуют смертельный танец


Как назовем мы новый рассвет
Усталым кровавым
но не запоздалым
Ведь танки с землей и небом сливаясь
уже станцевали
Победный танец

Серьёзным взрослым людям

О вы – монументы погибшей любви,
Могильные камни мечте и надеждам.
Вы – главы семейств – «не бери», «не ходи»,
«купи», «принеси», «не торчи у соседа».

Обрюзгшие, злитесь на жизнь и себя,
Считая коллег по застолью друзьями,
Вы тащитесь хмуро, погоду кляня,
Не слушая чувства, гремя якорями.

Дом, дети, работа вас держат у берега,
Ведь были когда-то надежды, мечты.
О! Что вы с желаньем и чувствами сделали!
Как можно дожить до такой пустоты?

О, вы так серьёзны, степенны, разумны,
Эмоции вам и вредны и чужды.
Но в море открытом давно уж «безумный»,
Чьи лёгкие воздухом свежим полны.

Пепельная весна

На дикой чужой планете
Корабль наш сел на мель,
Когда на Земле далёкой,
Пил талые воды апрель.

Кружился белый пепел,
Как листья в обрывках сна,
Нам чудилось, будто мы дома,
И снова бушует весна.

Вулкан ронял цветы вишни
На тёплый нос корабля.
Нам в сопках грезились крыши,
Что скрыли снега февраля.

К нам ветер был беспощаден,
Гарью пахла метель.
Вулкан, на долину глядя,
Кипящую лил карамель.

Весна рассыпалась прахом,
Мы страстно желали взлететь,
И вот, испуганной птахой
Корабль покинул твердь.

Но нам ещё долго снилась
Земля от цветов бела,
И годы скитаний длилась
Та пепельная весна.

Однажды ночью

Когда на горы лёг туман,
И тишиною ночь молчит,
В полночной мгле Ночной орган
Прощальной музыкой звучит.

Он песнь свою о том поёт,
Что век грядущий наступает,
В мир Человечество придёт,
И вскоре Грех земля узнает.

Зверь исступлённо закричит,
На зов никто не отзовётся,
Шум моря эхо заглушит,
В осколки Древность разобьётся.

С той ночи пролетят года…
Век тишины в горах уснёт,
В созвездья Вечность навсегда
По Млечному пути уйдёт.

Живём мы в суете отныне,
А помнить стоит и сейчас –
Когда-то было всё впервые,
Но каждый миг в последний раз.

Ночная встреча

Он смеётся устало,
А мне всё равно –
Чувство было, пропало,
В реку жизни ушло.

Мы стоим в людном месте,
мокнет дом под дождём…
Почему мы не вместе,
вспоминаем вдвоём.

Он с девчонкой сердитой,
но всё также один.
Было б сердце открыто,
может, стал бы другим.

Вот смеёшься устало …
Мне почти всё равно.
Что когда-то терзало,
с тихой грустью ушло.

Ни о чём не жалею,
ничего не прошу.
Стала на час взрослее,
простояв на ветру…

Мы – странники

Мы – странники седой Вселенной,
идя сквозь время наугад,
насытились тропой безмерно,
но нет дороги нам назад.

Созвездий вечное распятье,
блеск всё ещё далёких звёзд
был нашим счастьем и проклятьем
средоточеньем смелых грёз.

Чуть в души заглянув планетам,
приблизившись к своей мечте,
мы вспомнили, что тает где-то
влекущий свет в родном окне.

Затрепетали в ожиданье
уставшие в пути сердца.
И мы постигли смысл скитаний,
кочевье в бездне без конца.

За бархатной рекой

За бархатной рекой сливались с небом лужи,
Он приказал молчать. Качались тростники…
До стона знать хотел, что он кому-то нужен.
Сил не осталось ждать ту жажду утолить.

Потом был тихий бар. Холодный скромный ужин.
В молчанье пил вино и не смотрел в глаза.
Она ждала, что вновь его любовь закружит.
Он тихо прочь ушёл, чтоб тайну не сломать.

Преображенье душ она с тех пор читала
В стремительной воде на берегу реки.
Она жила мечтой, и всё ей было мало.
Прочь унеслась печаль и боль немой тоски.

Дома-утёсы

Дома – утёсы, скалы, острова,
В грудь плещут волны городского океана.
То юркнут в камни люди-рыбы иногда,
То плюхнутся на дно, впадут в нирвану.

Глухонемые разговоры рыб-людей,
Что так спешат быстрей отнереститься,
О том, как жизнь проплыть среди камней,
В своих икринках тупо воплотиться.

Им кажется, что все они плывут,
На самом деле, извиваясь на крючке,
Ужасного конца покорно ждут,
Хватают жабрами остатки жизни на песке.

Их снова океан к себе возьмёт,
В шум превращая мысли и слова,
Волна как прежде ласково лизнёт
Утёсы, скалы, острова – дома.

Взросление

Рано-поздно понимаешь,
Что живёшь, как будто таешь,
Что твой бог – ошибок гений,
Жизнь – собранье заблуждений.

Думали, что по проспекту
К новой жизни мы шагаем,
Оказалось, в переулках
Всё бредём и всё петляем.

Если б знали, что взрослеть
Будет так вот нелегко,
Постарались умереть
Рано, храбро, далеко.

Шум истока смолк давно,
Горизонт размыт и бледен.
Кто-то выпрыгнул в окно,
Кто-то жив, но зол и беден.

Мы пытаемся рвануть
Этот мир из грязной лужи,
Тот, который кроме нас
Никому совсем не нужен.

Почему-то знают все
Лучше нас, как дальше жить,
Как любить, как ненавидеть,
С кем сражаться, с кем дружить.

Мы конечно же с тобой
Будем счастливы, свободны,
Хоть нам места не осталось
В этой жизни превосходной.

Но прорвёмся, доползём
Кожу до крови сдирая,
Выпрямимся и потом
Приоткроем двери рая.

В чарующей мгле

В чарующей мгле среди призрачных вёрст
Мне чудится песня в дыхании звёзд
О шлейфе растаявшем ярких комет.
И жизни не жаль, чтоб найти этот след.

Был счастлив, небеден, родными любим,
Но тяжкой тоски я почувствовал дым.
Вдруг сжал, как в тисках, драгоценный уют,
И ужас пришёл – моё место не тут!

Теперь моя жизнь - хрупкий сказочный сон.
Мечты и ветра гонят из дому вон,
Хоть знаю - до целей уже не дойти,
Их нет ни одной на заветном пути.

Я жив лишь в дороге, в седле кораблей,
В глубинах чужих и враждебных морей,
В рассветах цветных над горячей золой.
Лишь в странствии я обретаю покой.

В чарующей мгле среди призрачных вёрст
Колышется песня в дыхании звёзд
О тёплых просторах забытых планет,
Которых на карте давно уже нет…

В пустыне Космоса

Пустыня Космоса, маня,
так много чуда обещает.
И тот, кто ей обман прощает,
к разгадке ближе день от дня.

Здесь может выжить тот игрок,
кто только мигу жизни верит.
Он тайну циркулем измерит,
и запасет сомненья впрок.

Ему и Бездна - отчий дом,
и Пустота в душе - подруга,
он с Одиночеством вдвоем
бежит от замкнутого круга.

Его никто нигде не ждет,
Он писем Прошлому не пишет,
И лишь в конце пути услышит,
как Вечность снова позовет.

ЧАС ПРИМИРЕНИЯ

Газете "Зов" посвящается

Я должен немедленно поменять положение. Я осторожно переношу тяжесть тела то на одну, то на другую ногу. Но не могу позволить себе шевелиться слишком часто - я обязан цветом, запахом и даже мыслями слиться с окружающим миром, стать его частью, раствориться в нем. Я должен быть незаметен для слишком зорких глаз, чутких ушей и носов. Сегодня я должен увидеть и запечатлеть всё.

Мы с камерой уже шестой час подряд смотрим, не мигая, на вялый, уставший от жары поток мутной реки.

Люблю я животных? Я всегда считал, что люблю, но… Животные - это животные, а люди - это люди, думал я. Но после того, как мне в журнале поручили сделать серию репортажей о бойнях, охоте и уничтожении лесов, я понял, что мы не имеем право на власть в этом мире. Ведь власть должна быть у того, кто умеет распоряжаться ею справедливо. " Человек владеет миром! " - гордо заявляем мы, а, потерявшись в лесу, мы, культурные и цивилизованные, становимся беспомощней новорожденного щенка. Мы так и не научились строить себе прочные и удобные жилища. Мы попадаем под собственные машины и травимся едой, которую приготовили. "Только у человека есть История!" - утешаем мы себя. Но наша история это череда фактов и лжи, ничего не объясняющая видимость. Мы читаем своим детям сказки о благородных животных, которые помогают людям, и скармливаем им мясо этих добрых и умных зверей...

Наконец-то. Первыми появляются зебры. Включаю камеру. Подошли к воде. Остановились. Замерли. Одна за другой припали к реке. К источнику жизни стекаются звери. Антилопы, гепарды, жирафы, львы, слоны потянулись к воде.

ФОРМУЛА ЧЕЛОВЕКА

Я - предатель! Предатель... Тебя обнимает что-то липкое и холодное. Держит крепко - не вырвешься, не смоешь. Предатель... Но я думал, ты сможешь обойтись без меня.

Кан... Что же ты должен был чувствовать, когда мчался по жесткой земле, силясь догнать самолет, поджимающий к стальному животу шасси? Тебе хотелось, чтоб выросли крылья. Ты споткнулся, упал, вскочил, побежал вновь. Кан... Я струсил и не взял тебя в мир, в который отправился. Там серьезные люди, огромные проблемы и бессонные ночи. Я решил, что в моей новой жизни нет места для тебя. Кан... Ты так и не отпустил меня. Как часто, когда я смотрел на холодные ночные звезды, мне казалось, что где-то на Земле ты, не мигая, смотришь в небо, в ту сторону, где скрылся самолет. Ты был лучшим самым преданным другом. Ты никогда ни на что не жаловался, ни в чем не упрекал. И ты не мог спросить, почему я не взял тебя с собой. Ты всегда был рядом, а я сбежал от тебя. Кан... Если бы ты знал, сколько бессонных ночей я провел у себя в лаборатории, пытаясь вывести формулу человека.
Формула человека! Длинный список - способность мыслить, умение говорить, любить... Но я чувствовал - не хватает главного звена цепи. Однажды ты пришел ко мне во сне и шепнул только одно слово. Совесть! Совесть сожгла мою душу. Теперь, бросив все, я приехал назад. Да, прошло много времени, но все еще можно исправить, думал я. Я ворвался во двор дома, в котором мы с тобой жили. Я отыскал тех, кто еще помнил меня и тебя.
Значит, вернулся... В тот же день?

ФОНТАНЩИК

Шилай тихо плавился от жары под проливным светом Эстобара. Он осторожно ступал по раскаленной сийл, сжимая в руке аквус - круглый керамический брусок, десять сантиметров длиной, белого цвета, с датчиком на конце. Шилай так бродил уже седьмой час, и ему начинало казаться, что эта штука с чувствительным носом получила солнечный удар. Вокруг Шилая расстилалась равнина; прокаленная темно-красная почва, разбросанные повсюду валуны и густое синее небо, упрямо источающее жар. Мимо иногда пробегали зверьки, похожие на крошечных слонов, некоторые замирали в нескольких метрах от человека, вытягивали шеи и водили из стороны в сторону толстым хоботом, пытаясь распознать чуждый запах. Шилай осторожно, стараясь не делать резких движений, потянулся за электрошокером. У него уже был печальный опыт общения с неизвестными животными - однажды на Лиале к Шилаю, не торопясь, подошло милое существо, ростом не более кошки, понюхало воздух и неожиданно вцепилось в руку человека острыми, как бритва, многочисленными зубами. Пришлось пожертвовать аквусом, чтобы отбиться. На память о том случае остались тонкие, как ниточки, шрамы, ужасно ноющие на дождь.

Шилай вытер лицо, сел в горячую пыль, положив аквус рядом, снял рубашку и помахал ею, с трудом разгоняя застывший воздух, что, впрочем, не принесло ему облегчения.

*****

Шилай был седьмым в роду фонтанщиков. Седьмым с того самого момента, когда Шилай Первый собрал миниатюрный приборчик, который чувствовал воду, живущую не слишком глубоко под землей. Шилай Пятый изобрел аквус, чтобы разыскивать ту, что спряталась поглубже.

ФЕРМА

Я застал деда на кухне за его любимым занятием – чисткой ружья. Он сидел у стола, на котором стояла большая кружка с дымящимся кофе, и сосредоточенно полировал ствол. Мне нравилось наблюдать за дедом, когда он работает, поэтому я уселся напротив, раскрыл книгу и принялся за чтение. Конечно, я только делал вид, что читаю, на самом деле я украдкой наблюдал за ним. Изредка дед аккуратно клал оружие и тряпку на стол и бесшумно отпивал из кружки, затем возвращался к своему занятию. Я знал - дед готовился к встречи с пришельцами.

*****

Дед называл ферму последним оплотом землян, потому что дома пришельцев подступили уже к самой изгороди. Дед ненавидел Дома до такой степени, что запретил даже говорить о них в его присутствии. А я, признаться, безлунными ночами частенько приходил к краю поля, чтоб вдоволь насмотреться на этих гигантов, сверкающих огнями и устремлённых в головокружительную высь. Я боготворил их. Я любил их. Я наслаждался их созерцанием. Я знал, что Дома напичканы нашими врагами, но не мог противостоять волне восхищения, которая захлёстывала меня каждый раз, стоило мне взглянуть на чудесные строения. Притяжение этих таинственных исполинов было столь велико, что меня словно магнитом вытягивало из тёплой постели, и я раз за разом шёл сюда, пригибаясь и оглядываясь, с замиранием сердца прислушиваясь к каждому шороху. Я садился в холодную траву и неотрывно смотрел на подсвеченные крыши, полированные, тускло отливающие металлом стены и полупрозрачные окна. Я пожирал глазами этих красавцев, и моей самой заветной мечтой стало – хоть разок побывать там, внутри. Но у деда были совсем другие планы…

ТОТ, КТО ТАНЦУЕТ ДОЖДЬ

Ночь. Снова дождь. Затаив дыхание подхожу к окну. Вслушиваюсь. Показалось... Лишь раскаты грома да непрерывный грохот капель, насмерть разбивающихся об асфальт.

Одиннадцать лет назад. Маленький европейский городок. Вечернее небо затягивалось тучами, а я все бродил от дома к дому, тщетно пытаясь отыскать себе временное жилье.
Ливень настиг меня в переулке, который вел к площади. Я заскочил в один из подъездов. В надежде, что дождь скоро закончится, присел на ступеньки. Не знаю, сколько прошло времени, но достаточно, чтобы уснуть.
Мне показалось это сном - цокот копыт, негромкий и равномерный, доносился снаружи. Я открыл глаза, но звук не исчез. Я подождал минуту, две, три. Я вышел на улицу.
Сон продолжался - белоснежный конь, ни на секунду не останавливаясь, танцевал в центре площади, нота в ноту повторяя мелодию дождя. Задумчиво и нервно он перебирал булыжники мостовой, словно пианист клавиши, рождая фантастические звуки. Я промок насквозь, но не смел сдвинуться с места, пока продолжался этот танец.
Вот стена дождя дрогнула, и вскоре ливень погас. Стихла и странная мелодия. Конь замер, поклонился невидимой публике и ушел. Постепенно смолкли его шаги.

Два дня спустя.
Мои мысли прерваны дождем, к шелесту которого снова примешались звуки загадочного танца. И вновь с ударом последней капли конь завершил свое действо и удалился.
Неделя была дождливой, и мне так часто приходилось являться свидетелем таинственного представления на площади, что я уже не мог вообразить дождь без танцующего коня. Словоохотливый местный житель рассказал мне, что этот конь принадлежал одному артисту, который был в городе проездом.

ТОНК - СОРНАЯ ТРАВА Часть 2

Окончание...

*****

Я с трудом вникал в происходящее. Язык землян я понимал плохо, официальные лица со мной почти не разговаривали и ничего не объясняли, а соседи по камере годились разве что для разгрызания орехов на Тисе. Наконец я узнал от молодого человека с длинным именем, начинавшимся со слова "следователь" причину моего пребывания в этом душном смрадном помещении - люди считали меня убийцей людей. Я был для них чужаком, я не знал их язык, я выглядел не так, как они, и единственную роль, которую люди с готовностью, не задумываясь, мне отвели - это роль устранителя. Я был потрясен – оказывается, уже месяц за мной следили, вели съемку.

Меня арестовали в супермаркете, когда я клал на полку пакеты с супом. Я взял на пробу несколько упаковок, мне не понравилось, и я решил вернуть нераспечатанные. Но менеджер взять отказался, а я не привык выбрасывать еду, даже непонравившуюся, вот я и подкинул обратно на полку. В этот момент ко мне подошли двое грузных в нормальной человеческой одежде "сотрудника правоохранительных органов", так они мне отрекомендовались. Сопровождаемый удивленными взглядами и восклицаниями покупателей, которые шарахались от конвоируемого ляза, я сел в машину с решетками и уже через полчаса был на допросе.

*****

Тонку "светило" пожизненное, и никакие адвокаты не могли помочь делу. Если бы он был дроком, посольство выкупило бы его и отправило на родную планету, но за бездомного ляза заступиться было некому.

ТОНК - СОРНАЯ ТРАВА Часть 1

Я пристроился в конец длиннющего извилистого хвоста очереди. Впереди маячила режущая глаза световая вывеска: неизвестной породы жирный одноглазый тип в синем комбинезоне с каким-то громоздким устройством в лапах периодически принимался буравить и без того рыхлую почву у себя под ногами, затем возвращался в исходное положение. Видимо, этот захватывающий ролик, по мнению создателей, должен был напоминать присутствующим, что они притащились сюда, чтоб получить работу и не ждали, что их отправят в санаторий.

Со всей Вселенной тянулись существа к этой бесплодной планетке в международное кадровое агентство. Неделями жили в вонючих клетушках, ели, что удавалось купить или, по большей части, украсть у товарищей по несчастью или аборигенов, напивались и затевали потасовки. Так и убивали время в ожидании своей очереди, и хватались за любую возможность рвануть дальше. На работу или войну - неважно.

Кроме официального агентства можно было найти работу через вербовщиков, которых великое множество ошивалось на этой планете. Но тут уже никто ничего не гарантировал. Тебя могли нанять присматривать за парочкой отпрысков состоятельной семьи в древней, как Вселенная, величественной Онше, но разбитое корыто, лишь отдалённо напоминающее коскор, шлёпалось в навозную лужу возле фермы по разведению рабов на каком-нибудь Кенгоре. Когда ты с такими же олухами вываливался из коскора, фермеры принимались побоями заталкивать прибывших в хлев, отбирали одежду и вставляли каждому толстенное кольцо в самое чувствительное место. Через него продёргивалась верёвка, которой прочно привязывали пленников к перекладине в стойле.

СУМЕРКИ КУМИРОВ

Я протягиваю тебе тарелку с едой. Это все, что ты разрешаешь мне делать; обслуживать тебя. Ты берешь тарелку и небрежно швыряешь мне обрезки металла. Они ранят мои руки, но я беру их, потому что только они оплатят мою еду. Ты так хочешь. Мое солнце светит в лицо твоей женщины, а ветер треплет ее одежду. Она истерически смеется, наклоняется к тебе и что-то шепчет на чужом языке. Ты наверно считаешь ее красавицей, но мне она кажется безобразной. Меня зовут другие посетители - часть твоего народа хочет получить пищу из рук моего.

Целую вечность назад я вглядывался в ночное небо и с трепетом ждал, когда покажется серебристый диск и, переливаясь огнями, величаво проплывет над моей головой. Ты должен был явиться ночью, в сверкающих одеждах, со стерильной улыбкой на лице, с добрыми намерениями и готовностью поделиться новыми технологиями...

От моей мечты осталась только стерильная улыбка. В тысячах городах приземлились твои корабли, и оттуда вывалился ты - самоуверенный, улыбчивый, великодушный, похожий на меня. Ты заставил мой народ полюбить тебя, а потом маска сползла с твоего уродливого лица и тела. Ты ничего не хотел знать обо мне, кроме одного - смогу ли я на тебя работать. И я смог. И даже не понял, в какой момент перестал жить ради собственного будущего. Мои дети еще не научились как следует ходить по родной планете, а их губы уже лепетали чужеземные слова, и глотки исторгали утробные звуки. Теперь они похожи на тебя. Они играют в твои игры, едят с удовольствием твою пищу, носят твою одежду. Я не могу воспитать их частью своего народа, потому что ты - везде.

СТОЯНКА ВЕТРОВ

Артайя ждала птиц. Несмелый ветер взъерошивал волосы и ласкал травы. Луг трепетал, перекатывал тяжелые волны и шептал на ухо что-то нежное. Наполняя пространство неповторимой музыкой, разноцветные жуки и мошки кружили над цветами, и порой обманутые яркой расцветкой опускались на легкую ткань одежды. Листья осторожно гладили кожу, жадно впитывающую пряное дыхание цветов и теплые лучи вечерней Патабу. Артайя лежала навзничь на прохладных упругих стеблях и вглядывалась в густеющую синеву. Она чувствовала - скоро прилетят птицы.

На языке угасающего народа вапри все, рожденное летать, называется "дит" - "птица". Потому на планете Ука крохотные желтые пташки, семена-паруса поющего дерева и космические машины, падающие с неба, носят одно имя. Потому девочка Артайя считает их птицами - и грузные космические товарняки и легкие пассажирские космобили, приносимые вселенскими ветрами на маленькую планету. Они кажутся ей фантастическими пернатыми с проводами вместо вен, которые прилетают из далеких-далеких миров, скрытых в непостижимом омуте Космоса за безупречной синевой неба.

Артайя не рождена вапри. Она знает об этом. Двенадцать лет назад Ог - хозяин заправки космических кораблей на Уке согласился оставить у себя детеныша какого-то животного с планеты, затерянной в пустыне Вселенной. По крайней мере так его отрекамендовал пришелец, шофер остроносого космобиля. Он объяснил, что выиграл этого зверька в карты много дней назад в одном из тысяч свободных космических портов. Но он не мог заботиться о зверьке должным образом, так как вся его жизнь проходила в полете.

СМЕРТЕЛЬНАЯ ВСТРЕЧА

Он ехал, не разбирая дороги. Сквозь призму слез он понимал лишь то, что мир вокруг ослепительно бел. Настоящая русская зима! Но ни белоснежного океана по обеим сторонам трассы, ни леса впереди - ничего этого уже не существовало в жизни Вадима.
Полчаса назад зазвонил телефон, и чей-то спокойный равнодушный голос сообщил, что автобус, в котором ехала его жена, попала в аварию. Пассажиры погибли... Синий джип, потеряв управление, мчался по трассе. Водитель автобуса резко повернул, но попытка избежать столкновения оказалась неудачной – перекатываясь, автобус полетел со склона и остался лежать, в агонии вращая колесами, похожий на огромное беспомощное животное.

По лесу брел вепрь. Он помнил все до мельчайших деталей: растерянный взгляд его подруги, затравленной собаками, угрюмый человек - из тех, кто не страшится клыков кабана, четыре выстрела и возбужденный лай псов. Ему удалось уйти. Вепрь не заметил, что вышел на шоссе. Визг тормозов и чудовищной силы удар заставил его опомниться. Вадим увидел зверя за секунду до столкновения. Круто развернул автомобиль, но было уже поздно.
В последние мгновения своей недолгой жизни вепрь увидел бежевую машину, обнявшую ствол дерева. Вадим с трудом выбрался из искореженного автомобиля. Он приблизился к кабану, опустился на колени и, не удержав равновесие, рухнул в снег. Кровь, хлынувшая изо рта, выплеснула: "Прости!"
На два безжизненных, но еще теплых тела падал снег. Словно опасаясь, что они замерзнут, зима укрывала их тончайшим покрывалом. Начинался снегопад.

ПУСТЫНЯ

Рэльф осторожно провел кончиком пальца по подоконнику. За пальцем потянулась чистая дорожка. Он недовольно поморщился; сейчас только 7 часов утра, а город уже полон песка. Песок везде - на столе и книжных полках, на тротуаре и крышах домов, в утреннем чае и, как кажется Рэльфу, даже в его мыслях.

Люди борются из последних сил: ежедневно вычищают город – метр за метром, до самой узкой трещины в асфальте. Они ложатся спать с надеждой, что вокруг не осталось ни песчинки. Но едва сомкнутся глаза последнего страдающего бессонницей, как эти мошки - жёлтые, прозрачные, гладкие, острые - прокрадываются в спящий город. Они завоевывают пространство и удобно устраиваются, отыскав подходящее место. И с каждым новым днём на войну с песком приходится затрачивать все больше времени и сил. Рэльф ненавидел песок.

Много лет назад люди решили, что им больше не нужны огромные километры бесполезного песка, и началось наступление на Пустыню…

Предки Рэльфа могли бы долго рассказывать о радостном возбуждении, охватившем Человечество при виде цветущих садов на месте покорённых пустынь. Его родители поведали о радости гораздо меньше - деревья засыхали, цветы увядали, по жёлтой кромке, плотно сжимающей сады, сновали молодые вараны.

Рэльф не по книгам знает, что испытывает человек, в утреннем кофе которого вместо сахара оседает песок. А вот слово "дерево" ассоциируется у него лишь с большим зелёным пятном на картинке учебника по биологии…

День начался пасмурным небом и колючим песчаным ветром, который родился в сердце пустыни. Очередной порыв ветра распахнул окно в комнате Рэльфа, и вскоре она превратилась в большую песочницу.

ПОСЛЕДНЕЕ ЗВЕНО

Снерк приподнял раму, по пояс высунулся из окна и поморщился - тёплый туман бурлил, словно пар, вырвавшийся наружу из лопнувшей трубы, ветер урывками швырял водяные клубы, и очертания домов становились всё более размытыми. Снерк захлопнул створку и принялся нехотя одеваться.

Полчаса спустя его щуплая фигура уже спешила вдоль частокола высотных домов, чуть задерживаясь у одиноких светофоров и ускоряя шаг возле скрежещущих железными челюстями мусорных машин. Туман лип к телу, забираясь под одежду, оседал на жёстких коротких волосах Снерка, и струйками стекал на кожу.

Вот и школа. Пройдя по длинным коридорам, глотающим эхо его одиноких шагов, Снерк оказался в пустом классе.

Он смахнул невидимую пыль со столов, стульев, подоконника и устало опустился в кресло. Он чувствовал, как туман высасывает его силы и опустошает душу. Снерк посмотрел в окно, надеясь различить предвестников улучшения погоды, но игольчатые стрелки городских часов, чернеющие в рыхлой молочной завесе и силуэты домов, дрожащие под влажной пеленой, отнимали всякую надежду на появление солнца.

До урока оставалось немного времени. Снерк осторожно оглянулся, словно стена за спиной могла подсмотреть или подслушать что-то лишнее, и бережно достал из потайного кармана узкий прозрачный сосуд с трепещущим, словно на осеннем ветру, пламенем - то единственное связующее звено с далёкой и загадочной жизнью.

Где-то зазвучали детские голоса и торопливые шаги, и Снерк молниеносно сунул свой амулет за пазуху. В класс потянулись ученики, на ходу здороваясь с учителем и не дослушивая его вялый ответ на приветствие.

ПОЛНОЧЬ НА ЗАДВОРКАХ ИСТОРИИ

Повинуясь приказу серых клавиш, наёмник в синей майке отполз за скалу. В этот момент мимо проплыла круглая пуля и врезалась в бетонную стену. "Yes!" Палец придавил клавишу, солдат выглянул из-за укрытия и прицелился. Четыре коротких выстрела. Пули попали в цель; противник рухнул замертво, и под ним расползлось кровавое пятно. "Серый" появился неожиданно, и расстрелял "синего" в упор. "Fuck!". Одним наёмником меньше. Но для беспокойства не было причин; у Майкла в запасе ещё оставалось пять отлично вооруженных боевиков и несколько десятков дешёвых солдат. К тому же, игра уже подходила к концу - почти всю территорию контролировали люди Майкла. Перед заключительным боем он решил проверить ресурсы и здоровье солдат. Из семи раненых двое успели умереть, четверо после лечения были боеспособны, над седьмым загорелась табличка: "Этот солдат вам больше не поможет". Майкл тут же вернул аптечку на место - глупо тратить медикаменты на инвалида. Майклу осталось отвоевать химзавод. Особого труда это не составило; силы врага были на исходе, и вскоре алые пятна под неподвижными телами солдат в сером "украшали" экран монитора. Главарь сдался в плен и был посажен в тюрьму. "Всё! Здесь больше некого убивать!" - возвестил один из наёмников. Разочарованный Майкл закончил игру и выключил компьютер. Всегда одно и то же, думал Майкл. Слишком быстро наступает момент, когда "больше некого убивать".

Друзья завидовали Майклу, уважительно называли "компьютерным монстром". А Майкл был не доволен; солдаты передвигались слишком медленно - только слепой может промазать, все эти заводы слишком малы, чтобы тратить на них много времени,

ОСЕНЬЮ ЭТОГО ГОДА

Она стояла перед нами, распахнув подобие глаз и будто вжавшись в нашего непутевого сына. Он обнимал ее тощее тело и изрекал:
- Познакомьтесь, это моя девушка!
"Девушка" представляла собой существо среднего роста, обтянутое абсолютно гладкой голубой кожей. Оно имело вроде ноги, кажется руки, примерно рот, будто уши и якобы нос. Мать молча оглядела предполагаемую невестку, с досадой плюнула в сторону и вернулась к домашним делам. И снова я остался решать семейные проблемы в одиночку. Девушка, обалдевшая от знакомства с родителями, потрясенно молчала.
- Снут, - представился я, неловко протягивая руку.
- Риоль, прошептала девчонка, едва коснувшись моей ладони кончиками ледяных пальцев. Помолчали.
- Я покажу ей дом. Ладно, папа? - вспомнил Леон.
- Давай!
Дверь на кухню демонстративно захлопнулась.

Девушка вздрогнула и испуганно обернулась. Сын ободряюще ей улыбнулся и повел наверх, видимо, в свою комнату.

У нашего сына с детства есть дурная привычка - тащить в дом всякую дрянь; помоечных кошек, блохастых собак, выпавших из гнезда птиц и прочую несчастную живность. Тогда мне казалось, что эта инопланетная особа из той же сериии. Подобранным на богом забытой планете Сэйлим вымирающим представителям ее расы великодушно позволили жить на Земле. Мы с матерью надеялись, что сын просто пожалел эту девчонку, и она кончит так же как и все зверушки Леона - будет подарена другу или отпущена на свободу. Ошиблись. В течение месяца она периодически юркала мимо нас, крепко держась за руку Леона...

ОПТИМИЗАЦИЯ ШТАТА

Иван Петрович был в неоправданно приподнятом настроении, сновал по коридорам бывшего НИИ и расплёскивал ценные указания.

- Веники убрать! Чайники спрятать! На перерыв никому не выходить! К нам едет комиссия!
- Иван Петрович, а на перерыв-то почему нельзя? Что ж мы сегодня – без обеда останемся?

Шеф притормозил. Уничтожающе посмотрел на дородную сотрудницу Машу и процедил:
- А я на Вашем месте без обеда и завтра бы остался.

Не дожидаясь, когда из прекрасных глаз Маши польются навернувшиеся было слёзы, Иван Петрович помчался дальше по коридору, попутно заглядывая в каждую дверь и бросая в комнаты, что-нибудь ободряющее:«Эй, кадры, пошевеливайтесь – вы не в сауне! Живо навести порядок! Убрать со стола все чашки – это не кафе, чёрт возьми, а солидное предприятие!»

- Нет, ну вы слышали?! – Маша смахнула слезу и развернулась всем своим могучим телом к коллегам. - Он бы на моём месте и завтра не обедал. Умник! Да с такой зарплатой странно, что я вообще не голодаю.

Все, кроме Толика, согласно закивали, поддерживая Машино негодование и сочувствуя едва не голодающей сотруднице.

- И вообще, - продолжала Маша. – Я уже почти села на диету.
- Ну вот - как раз повод сесть окончательно, - съязвил Толик. Маша запустила в него скотчем, не попала, и обиженно замолчала. Толик открыл рот, чтоб продолжить тему, но неожиданно замер, уставившись на дверь. На пороге стоял замдиректора Павел Никодимович. За ним виднелись субтильная фигура уборщицы тёти Наташи и широкий, как дверь, охранник Степан. Он едва удерживал в руках огромный картонный коробок, до верху заполненный несвежей посудой.

НОРМА

Увидев в окно корабля сына, одиноко стоящего у кромки космодрома, у меня сжалось сердце – корабль опоздал на пять часов, на улице -8 и поднимается вьюга, а Дейв как всегда одет не по сезону. Ему тридцать, но он всё ещё пытается выглядеть круче, чем есть на самом деле.

- Дейв!
- Отец!

Он, конечно рад меня видеть, не только потому, что я должен привезти хорошие вести для нашей фирмы, но просто потому, что не видел меня полгода. Во всяком случае, мне хочется так думать…

- Как дорога?
- Как всегда.
- Значит хорошо! Может, в машине всё расскажешь?
- Давай сначала приедем, я отдохну …
- «Поем и посплю». Знаю, знаю. Садись назад и можешь поспать прямо в машине – всё равно дорога неблизкая.

Мы въехали в центральный тоннель на автополосу, и Дейв отключил двигатель. Это тоже была часть демонстрации своей исключительности – такую поездку мог позволить себе не всякий. Хотя должен признать, что польза была весомой - автодорога абсолютно безопасна, да и путь до дома сокращается раза в два.

- Может, хоть намекнёшь – как результаты твоих исследований?
- Дейв, прошу тебя…
- Всё, всё, молчу.

Я перевёл спинку сидения в режим «ПС» и прикрыл веки. Но расслабиться никак не удавалось – мысли одна тревожней другой теснились в голове и не давали вздремнуть ни минуты. Я осторожно пощупал карман, и меня прошила молния ужаса – потерял! В следующее мгновение я вспомнил, что ещё в космолёте переложил карту в более надёжное место…

- Отец, ты так резко встрепенулся… Приснилось что-то?
- Да, приснилось… Не обращай внимание.

Дейв пожал плечами, тронул мочку уха и погрузился в тихие тёплые воды музыки.

НЕБО В ЛАДОНЯХ Часть 2

Окончание...

*****

Я сидел на жестком стуле за узким столиком общественной столовой, поглощал нечто скользкое, но довольно приятное на вкус, и делал открытие за открытием, рассуждая о роле цвета в жизни нурков. Все началось с утра, когда, наблюдая по своему обыкновению пробуждение Кьюкобара, я почувствовал его своеобразную красоту; лучи Иллийр играли на золотых, бронзовых и прозрачных глыбах памятников, превращая их в сверкающие драгоценные камни, ласкали цветные крыши и ажурные шпили и заставляли раскрываться дурманяще-ароматные цветы. Совсем в ином свете предстал базар; я наблюдал, как ремесленники ловко расставляли на витрине удобную плетеную посуду, мясник раскладывал мясо на чисто выскобленных полках, обкуривая его дымом горящей фруктовой ветви, а спелые сочные плоды горой высыпали прямо на устланную оранжевыми листьями наоль. А дети... Я понял, наконец, чем заняты по утрам дети, разглядев на ногах полирующие приспособления – они вычищали улицы города. И я заметил бы это раньше, если бы не Эпош со своими запугиваниями и черной травой – я опасался совать нос на улицу с утра, так как он предупредил меня о смертельной опасности утреннего тумана. Только сегодня я отважился выйти на улицу ранним утром, и - о чудо! – меня не мутило, не кружилась голова, я не терял сознание. Рауз~ оказался прав – причины моего нездоровья крылись в черной траве, которую мне заботливо скармливал Эпош. Еще я успел вчера навести кое-какие справки в администрации города и выяснил, что все без исключения инопланетяне имели помощников-ронитов. В архиве мне выдали описания болезни чужаков, сделанные нуркскими врачами, и симптомы совпадали с моими.

НЕБО В ЛАДОНЯХ Часть 1

Сухопарый нурк с военной выправкой медленно вышагивал по дорожке, выложенной золотым полированным камнем. Ладонь неподвижно согнутой руки сжимала букет алых весенних гайганов. Приблизившись к памятнику, нурк аккуратно положил цветы к сверкающей глыбе и застыл в почтительном поклоне. Затем он резко выпрямился и метнул на меня острый, как наконечник стрелы, взгляд. Он длился мгновенье, но меня пронзила ненависть, гнев и красноречивое обещание скорой мести.

*****

Я вырос в раскаленном море, под синим сухим небом, где живут люди с кожей, отшлифованной песком. Они вскормлены жарким дыханием Великой Пустыни, а в венах течет кровь пополам с солнцем.
С детства я работал вместе с отцом, проводником туристов. Мой день начинался задолго до рассвета и заканчивался лишь тогда, когда воздух превращал песок в лед. Мы тщательно выбирали маршрут так, чтоб не навредить ни Пустыни, ни людям, и затем сопровождали караван автотуристов на машине. До сей поры для меня является загадкой, как путешествие через пески в раскаленном автомобиле может доставлять удовольствие. Понятно, для нас с отцом это было частью работы, а для туристов... Но наши клиенты с таким восторгом взмывали на барханы, с такими восхищенными воплями и гиканьем съезжали вниз, что в искренности их радости сомневаться не приходилось.

Я наверняка унаследовал бы дело отца и до конца дней водил по барханам иностранцев, но однажды у одного из них я увидел в машине атлас планет, открытых человечеством. Я попросил разрешения посмотреть книгу. Турист был удивлен - как? мальчик из племени умеет читать? или просто посмотрит картинки?

ЛЕОПАРД

Это должно произойти сегодня. Ночное Солнце обнимает белоснежным светом далекие как звезды вершины гор. Оно такое же ослепляющее, как и огненное светило дня, но совсем непохоже на расплывчатое жаркое пятно. И если оно не может заставить поверить в свое существование, подогрев мою кровь и раскалив шкуру, то я сам потрогаю пятнистый диск над неприступным Килиманджаро. Это случится сегодня. Сегодня я отправляюсь в сторону каменных гигантов.

Я иду уже несколько дней. Теперь я точно знаю, что холодный диск, освещающий ночь - это Солнце, которое с наступлением дня теплеет и вспыхивает, рассыпая прозрачные искры света по планете. Но здесь холод Солнца все реже сменяется его жарой - ледяной воздух перехватывает огонь горячих солнечных лучей, не давая им добраться до тверди Килиманджаро. Сил осталось совсем немного, но и до вершины недалеко. Если бы не этот холод! Он пробрался в мышцы, выдубил шкуру и льдом застыл в легких, не позволяя надышаться вволю. Наверное, мне нужно отдохнуть, но ведь Солнце уже так близко, а по ночам так стремительно уменьшается с каждым днем, что нужно спешить, пока оно не исчезло совсем с ночного неба. А вот и Солнце. Вернее то, что от него осталось - тонкий изогнутый кусочек. К счастью, я уже на вершине. Из последних сил пытаюсь дотянуться до полоски Солнца. Я застываю, ощущая, как жизнь испаряется, покидая окоченевшее тело. Я делаю последнюю отчаянную попытку, рывок и в самый последний момент мне удается провести когтями по бледному краю Солнца. ...

Острые камни поймали мертвое тело, и отныне леопард стал вечным стражем неприступного Килиманджаро.

КУРЬЕР

Я насилу отыскал нужный дом – шпараты не удосуживались вешать на стены таблички, ограничиваясь начальной буквой названия улицы, криво намалёванной где-то на уровне второго, а то и третьего этажа. За восемь часов мне порядком надоело мотаться по извилистым скользким улицам, подпрыгивать всякий раз, завидев цифру где-то под крышей и силясь разглядеть, что же там прикручено. Маленький свёрток был невеликой ношей, но восемь часов - это перебор. Было пасмурно, ветрено, то и дело принимался дождь. Я устал, замёрз и дико хотел есть.

У двери на грязной лохматой верёвке болталась каменная треснувшая колотушка, которой я и воспользовался... Тишина. Я постучал настойчивей. Гулкое эхо растворилось где-то за дверью и было проглочено безжизненной пустотой. По всему выходило, что меня не ждали. Я долбанул колотушкой что было сил. Медленно отворилась дверь в квартире напротив, в проёме показался обрюзгший шпарат. Он что-то прошамкал. Видимо поинтересовался, что мне нужно. Я кивнул на дверь с колотушкой. Шпарат на секунду задумался, ушёл и вскоре вернулся с кусочком угля. Поразмыслив, он намалевал на стене рядом с дверью соседа закат (или восход) и нечто, напоминающее шпарата. Я так понял, он пытался донести до меня мысль, что мой клиент заявится домой только вечером (или – о, ужас! – утром). Не повезло, так не повезло! По правилам Межпланетной Службы Доставки я был обязан дождаться клиента или разыскать его любым не противоречащим закону способом и вручить посылку. Искать я не собирался – явится же мой шпарат когда-нибудь домой. Теперь ничего не оставалось, как примоститься где-нибудь поблизости и ждать клиента до посинения или голодного обморока.

КРУПЬЕ

Я начинаю тихо ненавидеть свой телефон; звонок повторяется. Снова и снова. Наглый, настойчивый звонок. Хуже всего то, что я обязан ответить, если в мои ближайшие планы не входит голодная смерть. И я отвечаю - настенный экран демонстрирует изображение очередного заказчика. Я пытаюсь нарисовать на лице подобие дружелюбия и заинтересованности, но, видимо, получается плохо, потому что лицо на экране принимается извиняться за поздний звонок и расхваливать меня: " Мне говорили, что Вы - настоящий профессионал, господин Скамене! ". Я скромно киваю и прошу перейти к делу.

*****

На этот раз заказ небольшой - всего семь столов. Приступлю прямо сегодня, но сначала мне, как всегда, нужно зарядиться энергией. Для работы. Это совсем нетрудно - достаточно включить телевизор и нахлынувшая нелюбовь к человечеству подарит необходимое вдохновение. Больше всего подходят новостные программы. Телестена оживает. Надутый мужик в костюме, вероятно политик, изрекает что-то с умным видом. Прибавляю звук. Ну, так и есть! Очередная гадость - представитель одной страны заявляет, что другое государство обязано посвятить их в свои военные тайны. Государство, естественно, против и пытается убедить других, что оно никому ничего не должно. Убедить не удается. Еще минут двадцать я созерцаю нелепые перемещения представителей различных политических течений и их озабоченные судьбой человечества лица.
Блок новостей оканчивается очередной "сенсацией" - в который раз изобретен "эликсир бессмертия". Щенячья радость написана в глазах опрашиваемых - теперь мы будем жить вечно!

КРИК ТИШИНЫ

Автомобиль скользил по дороге сквозь лес, убаюкивая меня журчанием мотора и вздохами влажных листьев под колёсами. И, хотя я прекрасно знал, каким обманчивым бывает здесь умиротворение природы, я постепенно поддался очарованию древнего леса, позволил себе расслабиться и, откинувшись на спинку сидения, едва касался штурвала...

*****

Несколько рабочих во главе со мной отправили сюда на добычу истанда - вязкого синего вещества, источавшего прекрасное благоухание, которое не иссякает годами. Истанд обнаружили разведчики, из тех, которых отправляет в космос Земля для поиска полезных планет. Корабль землян пришвартовался прямо у кромки кратера, до краёв заполненного синей, как море, ароматной жидкостью. Были взяты пробы, которые разведчики доставили на Землю. Рассказывали, что после приземления корабля, когда отскочила крышка люка, чудесный запах почувствовали в самом отдалённом уголке космопорта. Исследователи проб истанда пришли в такой восторг, что разведчиков срочно отправили обратно на Истанд (именно так назвали планету, не ломать же голову над всякой чепухой). Ну а потом уже забросили первых добытчиков – то есть меня и мою команду.

Неплохое было время - новая планета, интересное задание, дружная команда и любимая жена. Мы поженились буквально перед отлётом, поэтому воспринимали эту поездку, как свадебное путешествие. Идеальную картину дополнял чарующий, сводящий с ума аромат и сознание полной безопасности – животных крупнее кошки разведчики не обнаружили, климат и природа походили на земные. Правда, из растений на планете росли только деревья.

КОНТАКТЫ ВТОРОГО РОДА

Человек встречал рассвет. Он стоял на опушке леса, прислонившись к дереву, и смотрел вдаль. Солнце вставало из-за реки, и ему казалось, что река вытекает прямо из Солнца. Накануне диктор обещал, что сегодня будет "солнечно и без осадков" - отличный день для охоты. Дождавшись, когда Солнце поднялось над горизонтом, человек отправился в лес.

Человек осторожно шел по тропинке, присматриваясь и прислушиваясь. Он никогда не ходил на охоту только для того, чтобы кого-то убить. Ему нравилась предыстория, то, что предшествовало нажатию курка; запах свежей земли, голоса птиц, шум листвы, азарт преследования. И человек наслаждался - лесом, солнцем и покоем.

Оглушительный рев заставил человека отскочить в сторону - ему показалось, будто самолет падает на землю. Что-то вихрем промчалось над лесом, едва задев верхушки, и через секунду стихло. Человек зажмурился, ожидая взрыва. ... Тишина. Даже птицы смолкли, потревоженные шумом. Человек посмотрел вверх - молочно-белый шлейф, прочертив синеву, тянулся через все небо. Человек сжал ружье и помчался в ту сторону, где смолк "самолет". Он пробирался сквозь ветви, спотыкался, поправлял ружье, устал и перешел на шаг. Наконец лес поредел, уступая место поляне. То, что увидел человек, заставило его замереть от удивления. Когда человек пришел в себя, он бросился к ближайшему дереву и принялся наблюдать за происходящим на поляне из-за широкого ствола.

Длинная, похожая на трубу, черная машина уткнулась сплющенным носом в траву, а рядом, озираясь, стоял странного вида человек.

ЖАРКИЙ ВЕЧЕР

Одноэтажные дома плыли в жарком вечернем мареве, и даже от одного вида дрожащих в расплавленном воздухе крыш мне становилось невмоготу. Через прозрачную стену я наблюдал за резвящимися детьми – вот уж кому зной ни по чём. Дети гонялись друг за другом с таким оглушительным визгом, что звук долетал даже сюда, до двадцатого этажа и проникал сквозь толстенное стекло. Как можно играть в салочки на солнцепёке? Уму не постижимо! Я был уже на грани обморока, потому что сломался кондиционер, а наша высотка торчала в старом квартале, как подсолнух посреди луга и, казалось, просто раскалилась, впитывая лучи солнца.

Я с тоской посмотрел на кондиционерщика – щупленький паренёк, пыхтя и шмурыгая носом, возился с моим агрегатом, но тот предательски молчал. Был какой-то жестокий юмор в том, что у парня небесно-голубая рубашка с надписью «Фирма Эйр – прохлада в Вашем доме» была насквозь пропитана потом. Я подозревал, что мой кондиционер был у него первым «боевым заданием». Можно было, конечно, уже давно послать «специалиста» подальше, но мне хотелось досмотреть комедию до конца.

По всей комнате были разбросаны мелкие и крупные детали, отвёртки, разводные ключи, приборы. Парень брал явно наугад какую-нибудь деталь, засовывал в раскуроченный кондиционер, потом отходил на несколько шагов и, как истинный художник, любовно созерцал своё творение. Затем выражение его лица становилось страдальческим, «мастер» вздыхал, вынимал деталь и шарил по полу в поисках новой. И так уже четыре часа. Я готов был поспорить на что угодно – обратно он всё это не соберёт.

ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ ФУНКЦИИ

Я этого не планировал – провести остаток жизни в каменной пустыне неповоротливой Цукании...

Дом из пресованного картона, несколько килограмм пищевых капсул, тяжеленный костюм и вечно барахлящий вшитый в ладонь экран с картой местности – в таких условиях мне с напарником нужно было отыскать место для будущей базы землян. Место должно быть таким, чтоб и тень от скалы падала, и под ногами не бурлила лава...

C первого дня всё пошло как-то не так... Началось с того, что я едва не погиб во время неудачной посадки. Потом напарник... Неизвестно, что за дрянь притаилась в его организме, но однажды вечером он начал подкашливать и жаловаться на озноб. Всю ночь я поддерживал тлеющую жизнь костра и, как мне казалось, напарника. Он чуть ли не лез в головешки, то и дело тянул обжигающий нутро кипяток и сперва ему стало легче. Закутавшись поплотнее в одеяло он прилёг у костра... Утром я нашёл его мёртвым.

Это оказалось чертовски трудно – таскаться в крошечном авто в поисках подходящего ландшафта по раскалённым камням, настолько горячим, что к ним прилипали покрышки. Каждый день несколько часов я проводил на испепеляющей жаре, только вечером возвращаясь в своё картонное убежище, а ночью сжимался в дрожащий комок от холода, которым пропиталось всё вокруг. И не было дня, когда я не проклял бы свою жадность.

*****

- Всё идёт по плану. Он старается выжить и пока ему это удаётся.
- Вы сказали «пока». Но что будет, если условия станут жёстче?
- Это эксперимент, мой друг. Мы должны быть готовы к любым неожиданностям, но надеяться всегда на лучшее.

*****

ДОЛГАЯ ДОРОГА В ШКОЛУ

Тот день был одним из череды обычных ноябрьских дней. Когда осень уже потеряла cвое очарование, а зима еще не вытолкала слякоть и послушный ветру моросящий дождь. Восьмилетний Дис с отвращением натягивал теплую одежду землян, и даже мысль, что ему придется сейчас окунуться в эту пасмурно-промозглую погоду, заставляла его содрогаться.
Планета Ний, где родился и прожил шесть лет Дис, была теплой и светлой, одежда - легкой и удобной, а нийцев жило на ней куда меньше, чем здесь землян. А самое главное, так как у нийцев знания кочевали от родителей к детям, там Дису не нужно было ходить в школу.
Но жизнь распорядилась иначе. Два года назад нийцы обнаружили в просторах космоса Землю и, будучи прекрасно вооружены, без труда атаковали планету. Земляне так сильно верили в свое одиночество во Вселенной, что оказались абсолютно не готовы к инопланетному вторжению. И вскоре рядовой Арэт, отец Диса, был отправлен вместе с семьей на Землю для прохождения службы в один крупный город. В его обязанности входило патрулирование улиц и проверка документов, его жена "вела дом" в крошечной квартире, а сын, так как он был сыном рядового, ходил в школу вместе с земными детьми. Школы намеревались закрыть, когда земляне научатся сносно говорить по-нийски и усвоят знания, необходимые для работы на нийцев, а нийцы усвоят некоторые особенности жизни на Земле.

Школа могла бы быть менее ненавистной, если бы не соученики - земляне. Они хмуро выслушивали "необходимые знания" на малопонятном языке, периодически бросая недобрые взгляды на кучку нийцев, расположившихся за первыми партами.

ДОЖДЬ В АТАНАРЕ

Мы сидим, нахохлившись, и ёжимся от осеннего холода, который впускает скрипучая дверь бара. Нас двое – археолог-землянин и пёс Млт. Нам нельзя сейчас на улицу; на улице дождь, к слову, редчайшее явление в этой области планеты Тиман, а Млт - робот со множеством подвижных частей, которые от воды могут заржаветь. Вот и ждем, когда она перестанет хлестать.

Я нашел Млта, эту несчастную брошенную человеком игрушку, еще на Земле; издавая жуткие царапающие нервы звуки несмазанными деталями, пес ковылял слякотным утром между машин на электрической заправке. Видимо, программа сообщала его микросхемным мозгам, что аккумулятор требует подзарядки, и виртуальный инстинкт гнал к источнику энергии. Я подозвал пса, он послушно подошел, медленно поворачивая хвостом из стороны в сторону. Дома я привел его в порядок. На металлическом бедре собаки были обнаружены выпуклые буквы МЛТ. Не знаю, что они означали, лично я, узнав пса поближе, расшифровал надпись как "Молчаливый Ленивый Тип".

Млт зевает и прижимается к моим ногам. Я потягиваю алкогольную бурду из какого-то овоща вроде тыквы, но теплей от этого не становится. Вода настойчиво ползет по стеклянной стене, и нет этому ни конца, ни края. В баре из посетителей никого - все на празднике Дождя. Сухопарые илоты, немногочисленные влажные фиды и увальни-тарнуры, случайно затесавшиеся в аборигены Атанара, одинаково радуются этому стихийному бедствию и пляшут как дикари до изнеможения, выкрикивая хвалебные слова Руи - богу дождя. В распахивающуюся от ветра дверь доносятся звуки празднества - музыка, песни, возгласы и взрывы хлопушек.

ГОСТЬ

- Доброе утро! – прогнусавил динамик. – Станция «Сольта». Подготовьтесь к выходу. - Дожили! – раздраженно подумал Ярс. - Роботы дают нам указания. И все же пригладил волосы, поправил ворот рубашки и проверил, на месте ли пропуск – без пропуска в мир чиолов не попадешь. Стоянка аквоида 30 секунд! - бесстрастно напомнил голос из динамика, словно подсмотрел, что Ярс замешкался на ступеньках, раздумывая, как бы половчее спрыгнуть, не угодив в высохшую наполовину лужу. Попал! Лавируя между островками жидкой грязи с чуть подсохшей по краям корочкой, Ярс пытался вспомнить, каким был перрон Сольты в те далекие «человеческие» годы. Конечно! Он был гладким, одетым в броню черного асфальта. Перрон поглощал дождь весь, без остатка и после блаженно испарял влажный теплый запах смолы. Ярс шумно втянул воздух - нос обжег резкий металлический дух. Обшитый медью перрон то здесь, то там покрывали вмятины и выбоины, которые со временем ветер заполнил пылью. Обветшалое кирпичное здание вокзала уныло поприветствовало Ярса воем ветра, проносившегося сквозь выбитые стекла. Чахлые деревья, одиноко торчащие на пустыре за вокзалом, вносили легкое, но печальное, разнообразие в пейзаж. Ярс присел на обломок лавки у остановки в надежде дождаться автобуса. Мне хотелось побыстрей добраться до города, чтоб перед отлетом повидать места своей молодости, хотя я подозревал, что вряд ли в городе картина более утешительна. Разбитая и кое-где залатанная железом трасса была абсолютно пуста…
- Отдыхаете?

ВНУК

- Лекси, внучек - пора, - ухоженная загорелая рука в едва заметных морщинах легла на плечо худенького, как тростинка, мальчика. Пыхтя и отдуваясь, он пытался поладить с крохотными кнопками на ботинках. Женщина присела на корточки.
- Не надо. Я сам! - Алекс справился, наконец, с непослушными застежками.
- Пойдем, - женщина протянула ему руку, и он схватил ее цепкими шершавыми пальцами.
- Мы опаздываем?
- Нет. Но лучше прийти немного раньше, чем опоздать.

Мальчик вышагивал рядом с бабушкой, аккуратно обходя свежие лужи, чтоб не наступить на лоскут неба и не провалиться в высь. Почти всю дорогу он сосредоточенно молчал, о чем-то тревожно размышляя. У переносицы залегла маленькая складка, а глаза были прикрыты полупрозрачными изумрудно-зелеными веками. Когда до цели их пути оставалось десять минут, Алекс выдохнул свои опасения.

- А если меня не запишут?
- От этого ты не перестанешь быть моим внуком, - она старалась говорить бодрым голосом, хотя сомнения в исходе дела ее тоже терзали.
- А мне позволят остаться с тобой и дедушкой на Земле?
- Это неважно - мы в любом случае будем вместе. Если тебя не запишут, мы отправимся с тобой в путешествие.
- Куда?
- Еще не знаю, посмотрим, - ей не хотелось лгать этому ребенку.

*****

Каждый раз по возвращении домой Эльнар клал на стол походную сумку, вынимал из нее "трофеи" и неторопливо раскладывал их передо мной - ароматический камень с Ирасаро, кристалл памяти уруков, оживляющий сок дерева ротг, поющие рыбки нинги...

В СТАРОМ ПАРКЕ

Кил вдохнул прохладный воздух, прикрыл глаза, задержал на секунду дыхание и с облегчением сделал выдох. Согревая руки в карманах, он стоял посреди парка, уже отведавшего вкус осени, и вслушивался в тишину пасмурного утра. В его сознании расцветала музыка. То затихала, то ревела, то струилась, перекликаясь с пеньем птиц и шелестом листвы. Звуки цеплялись друг за друга, сталкивались и кружили, сплетаясь в мелодии. Такой прогулкой Кил начинал каждый день, даже тогда, когда ему удавалось продать какому-нибудь "композитору" свежие ноты и расслабиться. Кил приучил себя работать ежедневно.

* * * * *

Заболела учительница, и последний урок в школе отменили. Когда Солала пришла, мать, как ни странно, уже была дома. Солала рухнула в кресло, включила телевизор и приготовилась выслушать очередной нравоучительный монолог матери. Но на этот раз вместо нотаций Солале огласили приговор: так как ее отметки по математике оставляют желать лучшего, ей придется ежедневно заниматься с репетитором. С сегодняшнего дня! Так, пока учительница не оставит мысль упечь Солалу в класс для отстающих.

Когда дверь за матерью захлопнулась, Солала, глотая слезы, уставилась в экран. Броская заставка объявила новости. И сразу потрясающее сообщение - в городе стали бесследно пропадать ровесницы Солалы. Солала хотела было рассказать об этом маме в надежде, что та передумает насчет дополнительных занятий, но затормозила.
- Ну и пусть, обиженно подумала Солала.- Вот пропаду - узнает, как издеваться над собственной дочерью. И вообще, подумаешь - какие-то дуры заблудились по дороге домой. Мне то что.
Солала считала себя очень храброй.

БЕЛЫЙ ДЕНЬ

Последний день весны… Искрящееся сквозь молодую хрупкую зелень солнечное утро. Завтра наступит лето. Я пытаюсь представить, каким оно будет. Хотелось, чтобы оно было не очень жарким и в меру дождливым. Мысли прерывает голос моей пятилетней дочери:

- Мама, мама, смотри! Ко мне в гости прилетела большая белая бабочка!

Действительно, белая бабочка порхает вокруг Василисы, словно её давняя подруга. Бабочка садиться на край блюдца, до краёв наполненного вареньем, плотно прижимает свои крылья друг к другу и замирает в странном оцепенении, будто околдованная!

Девочка внимательно смотрит на бабочку и, убедившись в том, что бабочка совсем не собирается улетать, обращается к ней, как к разумному существу:

- Ну, что скажешь? Где была, где летала, что видела?

Затаив дыхание, дочь смотрит на бабочку. Она приготовились слушать захватывающие истории о путешествиях, о дальних странах, о невероятных приключениях…

Но бабочка молчит.

- Может, ты хочешь кушать? - обращается Василиса к бабочке и подвигает к ней банку с вареньем. – Кушай, пожалуйста,.. но только не улетай!

Бабочка продолжает безмолвствовать. На её больших, белых крыльях были необычные выпуклые линии, напоминающие иероглифы.

- Может быть, она прилетела к нам из другой галактики? На Земле я ещё никогда не видела таких красивых и больших.

Чтобы не разочаровывать дочку, я молча киваю. В это мгновение бабочка взмахивает крыльями и, описав круг над нашими головами, покидает нас.

- Она ещё вернётся к нам? – чуть ли не со слезами в голосе спрашивает Василиса.
- Вернётся… – отвечаю я, чтоб успокоить дочь.

АБОРИГЕНЫ

Пока Эдвард шёл через коридор в свой кабинет, он поймал обрывки фраз из болтовни почтительно перешептывающихся подчиненных. Немного, но достаточно, чтоб в нем укрепилась вера в собственную исключительность. Удивительно удачно складывалась жизнь в последнее время - заискивающие взгляды, льстивые поздравления и значительно увеличившийся счет в банке. "Эдвард-победитель" – радостно повторяла всё утро жена.

Эдвард с удовольствием поёрзал в удобном кресле. Подумал, что было бы неплохо переделать кабинет, пригласить дизайнера...

Ему вдруг захотелось кофе. Точнее не самого кофе, а чтоб смазливая неприступная на вид секретарша вошла в кабинет безукоризненной походкой и склонилась над столом, ставя поднос с чашкой кофе. Кофе для нового босса.

Открылась дверь и та, которая отвечала надменно, когда он был обычным «пресмыкающимся", теперь профессионально несла для него поднос с неизменной чашкой кофе. Секретарша рефлекторно улыбнулась.

- Спасибо! - Эдвард криво усмехнулся и подумал, что ее функции, как секретарши, надо значительно расширить.

Эдвард пригубил кофе, горького, горячего. Полистав бумаги, понял, что без юриста не обойтись.

Муравей шлёпнулся на договор о покупке офиса откуда-то сверху и был немедленно уничтожен пальцем Эдварда. Впрочем тут же Эдвард пожалел о содеянном - на безукоризненной белизне листа появилось крохотное пятнышко. Эдвард брезгливо поморщился, но вскоре углубился в документы и забыл о раздавленном насекомом.

Эдвард потребовал шестую чашку, когда что-то защекотало шею.

ПУСТЫНЯ


Рэльф осторожно провел кончиком пальца по подоконнику. За пальцем потянулась чистая дорожка. Он недовольно поморщился; сейчас только семь часов утра, а город уже полон песка. Песок везде - на столе и книжных полках, на тротуаре и крышах домов, в утреннем чае и, как кажется Рэльфу, даже в его мыслях.

Люди борются из последних сил: ежедневно вычищают город – метр за метром, до самой узкой трещины в асфальте. Они ложатся спать с надеждой, что вокруг не осталось ни песчинки. Но едва сомкнутся глаза последнего страдающего бессонницей, как эти мошки - жёлтые, прозрачные, гладкие, острые - прокрадываются в спящий город. Они завоевывают пространство и удобно устраиваются, отыскав подходящее место. И с каждым новым днём на войну с песком приходится затрачивать все больше времени и сил. Рэльф ненавидел песок.

Много лет назад люди решили, что им больше не нужны огромные километры бесполезного песка, и началось наступление на Пустыню…

Предки Рэльфа могли бы долго рассказывать о радостном возбуждении, охватившем Человечество при виде цветущих садов на месте покорённых пустынь. Его родители поведали о радости гораздо меньше - деревья засыхали, цветы увядали, по жёлтой кромке, плотно сжимающей сады, сновали молодые вараны.

Рэльф не по книгам знает, что испытывает человек, в утреннем кофе которого вместо сахара оседает песок. А вот слово "дерево" ассоциируется у него лишь с большим зелёным пятном на картинке учебника по биологии…

День начался пасмурным небом и колючим песчаным ветром, который родился в сердце пустыни.