У меня была почти анекдотическая ситуация.
Муж был в командировке. И вот в пятницу вечером в дверь нашей квартиры позвонила еле стоящая на ногах мадам и заявила:
- Ты знаешь, што твой муш тибя ни любить, а мине,а?
- Не знаю - немного растеряно ответила я.
- Вот счас дождусь его и заберу. Уйдёть он от тибе, паняла?
- Ну чтож, - пытаясь казаться спокойной, ответила я - только извините, к себе не приглашаю. Вы уж в подъезде как нибудь дождитесь.
Захлопнув дверь, я схватила чемодан, где были сложены детские игрушки, вытряхнула их и стала запихать вещи мужа. Хотя повода для ревности никогда не возникало, но червь сомнения всё же появился.
Через некоторое время муж вошёл в подъезд. Я, честно сказать, стояла у глазка двери, "жаждя" увидеть момент встречи. Как ни странно, но они не отреагировали друг на друга совершенно. Это меня немного озадачило. Я открыла мужу дверь. На пороге стоял кое-как собранный чемодан.
- Ты куда-то уезжаешь? - спросил он.
- Да нет, это ты уходишь - ответила я.
- С какого перепугу?
- Да вот мадам тебя забрать желает - указала я на терпеливо качающуюся даму.
- А кто это- спросил муж.
- Это твой муж? - в унисон спросила мадам.
- До сегодняшнего дня был мой, а теперь не знаю - хмуро ответила я.
- А какой это номер дома? - довольно внятно спросила ждущая.
- Двенадцатый.
- Ё-моё, а мне ж одиннадцатый нужен. Здря прождала, наверно прозевала своего-то. Вот гадсво - выползая из подъезда, бормотала несостоявшаяся любовь моего мужа.

Мужество при исполнении



Участковый уполномоченный Сергей Николаевич снова шёл проторенным маршрутом. Путь его, как и все последние недели оканчивался в одной и той же комнате рабочего общежития. Причиной такого регулярного посещения являлась Наташа – лаборантка заводской лаборатории, а по совместительству ещё и местная путана. Ходил он сюда практически каждый день, как к себе домой. Не в том смысле, конечно, что ел, пил и спал здесь. Ходил он по вызову коменданта, который не мог ничего сделать с любвеобильными парнями, которые стремились вкусить аппетитного Наташкиного тела. Уж сколько раз вызывали наряд милиции, чтобы утихомирить не поделивших девушку горячих кавказцев и местных, да всё без толку. Лишь только вечер наступал, и начинался карнавал.
Сегодняшний вечер не стал исключением для Сергея Николаевича. Только против ожидания, он никого не встретил в пределах досягаемости Наташиной комнаты, что его слегка удивило и насторожило. Стояла какая-то непривычная тишина. Она-то и пугала больше всего.
«Господи, только бы трупов не было» - подумал оперуполномоченный, без стука врываясь в комнату путаны.
То, что он увидел, сразило его наповал. Мужественное лицо двадцатилетнего лейтенанта сначала побледнело, а затем покрылось красными пятнами. Все органы тела напряглись и стали словно стальные. Особенно напрягся один орган, которому бы и не надо было этого делать. Если бицепсы, трицепсы и прочее выставляло его тело в наилучшем варианте, показывая его силу и мощь, то этот орган прямо-таки обратно указывал на слабость и невозможность приструнить основной инстинкт. Да и как тут можно было удержаться. Тут и евнух бы не выдержал, завидев такое.

Маринка

Марину по жизни можно было назвать вечным неудачником. Вот и сейчас, пытаясь помочь женщине с огромными баулами запихнуться в переполненный автобус, она, конечно же, умудрилась вместе с последним запихнуть и пояс от своего пальто. Да так удачно затолкала его, что вытащить обратно не представлялось никакой возможности.
Автобус стал медленно выезжать из кармана остановки, заставляя семенить за собой Марину по совсем не нужному ей четырнадцатому маршруту. По мере набирания автобусом скорости, Маринка тоже увеличивала и убыстряла амплитуду колебания своих нижних конечностей, одновременно пытаясь выцарапать из плотно сжатых дверных челюстей свой злополучный пояс. И тут зловредная невезучесть, как всегда, показала себя. Обычно по городу ездили автобусы с «беззубыми» дверьми, которые, безбожно лязгая и зияя дырами в палец, расхлябанно тряслись во время поездки. Этот же гад оказался с крепко замкнутыми челюстями.
- Да остановись же ты, отпусти меня – непонятно кому, то ли водителю, то ли автобусу орала Маринка. – Вот остолопы – это уже пассажирам – хоть бы кто в окно глянул. Что ж я так и буду болтаться, как некая субстанция в проруби. Господи, да до следующей остановки же только уши доедут!
Наконец кто-то заметил «привязанную» к транспортному средству Маринку, и автобус резко остановился, раскрыл стиснутые челюсти дверей и отпустил на волю временно пленённый пояс, а вместе с ним и Маринку, продолжил свой путь.
- Вот сволочь, - девушка показала кулак вслед автобусу и водителю в том числе – так же можно жизнь молодую загубить, причем в самом расцвете лет. Зеркала вам для чего понацепляли, ироды.

Любовь, лошадь и другие.

Любовь, лошадь и другие.

Лето, каникулы, солнце, река – вот и все заботы детворы. Так-то оно та, но вот только была у нас ещё одна забота, да какая! Прямо не забота, а целая проблема. И как её решить, мы долго не могли придумать. Проблема заключалась в том, что мы решили провести акт возмездия за нашу любимую учительницу и наказать её неверного мужа.
Как в песне поётся, так на самом деле оно и есть. Действительно, от людей на деревне не спрячешься и никаких секретов не утаишь. По этой причине и стар и млад, знали, что местный бригадир Виктор по вечерам посещает разведёнку Маргариту. И даже нам, двенадцатилетним шкетам, понятно было, что не на чай он к ней ездит.
И вот такая обида нас взяла, что мы решили наказать его за попранную честь Галины Егоровны. Ох, и поломали ж мы головы! Но так ничего конкретно и не решив, решили положиться на то, что мысль придёт, когда это будет надо. Для начала мы стали следить за домом Маргариты, дожидаясь часа «Х». И вот он настал.
Было уже почти совсем темно, когда в вечерней какофонии звуков послышался топот копыт бригадировой лошади. Тогда ведь машина легковая только у председателя была, а все остальные на лошадках ездили: кто верхом, кто на запряженных. Наш герой любил верховую езду, да и удобнее ему было так по полям скакать. Увидев, что дядька Витька разнуздал лошадь и вошёл в дом Маргариты, мы для верности подождали ещё минут десять и стали действовать по наитию. Для начала Светка, живущая ближе всех к месту действия, притащила из дома катушку ниток, картофелину, огромную булавку и вытертое до марлеобразного состояния байковое одеяло. И тут началось самое главное.

КРАСОТА.


Ну, ежели говорить о красоте, то моя соседка Люська – самая, что ни на есть раскрасавица. У неё этой красоты столько, что все диву даются. И где только взяла. Целых полтора центнера. Красоту ведь грех прятать, вот Люська и не хочет брать грех на душу. Напрасно злые завистники, говоря, что она не влезает в одежонку. Это ж она красоту свою неохватную миру показывает. А чем не красота?
Начнём, как водится, с головы. Она у неё красивая: большой нос, губы, смахивающие на вареники с вишнями, приличных размеров уши и для полной красоты – маленькие, совсем без ресниц, глазки-буравчики.
Далее идёт квадратный подбородок с пикантной ямочкой, слегка похожей на кратер вулкана. Ниже, словно водопад, каскадами спадают до самой груди два или три подбородка. Точнее не скажу, так как они, эти каскады постоянно в движении. Люська всё время что-то жуёт для поддержания своей неземной красоты.
Ну, а потом следует та часть тела, которую обычно называют грудью. Это что-то неимоверное. Кавказские горы против них сопками кажутся. А с какой грацией Люська их несёт! Не всякий сможет перед собой такой вес тащить, а она даже не согнётся под их тяжестью. Гордо так дефилирует по улице. Встречный народ по сторонам разбегается, не дай бог нечаянно зацепит – мало не покажется, с ног валит мгновенно. Ну да что там говорить, красота – страшная сила, а если её много, то это уже не сила - силища.
Аккурат под бюстом начинается то, что называют животом. Хороший такой животик… Если бы эту даму в море-океан уложить животом кверху, то Робинзон Крузо спокойно мог перенести на нём свои вынужденные дни заключения в водной стихии.

ЛУЧШАЯ ПОДРУГА.





Вика неподвижно сидела у окна, подперев голову рукой, и о чем-то сосредоточенно думала. Глядя со стороны, можно было подумать, что она собралась позировать для Роденовского «Мыслителя». Так, не шевелясь, она просидела уже минут сорок. О чем она думала, понять было невозможно. Её застывший взгляд не выражал ничего: ни горя, ни радости, не наблюдалось даже растерянности. Там была безмолвная пустота и полнейшее безразличие.
Мама уже несколько раз заглядывала в комнату дочери и лишь только бросала мимолётный взгляд, не говоря ничего. Она понимала, что сейчас дочь ей ничего не скажет, может потом, да и то, если захочет.
Так что же заставило Вику впасть в анабиоз? Она и сама не могла сейчас понять. Неужели на неё так подействовало признание Виктора в том, что у него уже давно есть другая девушка, которую он безумно любит. И это было сказано в тот момент, когда она сама хотела порадовать его своей беременностью. Да вот только не вышло радости. Что-то ещё беспокоило Вику. Ах, да, скорее всего её повергло в шок то, что той самой любимой девушкой Виктора оказалась её лучшая подружка, с которой она делилась всем. Ей первой неделю назад Вика призналась, что беременна от Виктора. И как банально это ни звучит, та даже не подала вида, что она тоже беременна, причём тоже от него. Выходит, что у их будущих детей – один и тот же отец. У Вики даже злости не было, когда открылась вся неприглядность создавшейся ситуации. « Ну и сволочи же вы – всего лишь сказала она Виктору. - Уходи, и чтобы я вас больше никогда не видела и не слышала о вас».

Душа в душу


Эх, воспоминания, воспоминания, куда же вы меня унесли? Чего только не придёт в голову. Если она не занята ничем умным, тут же лезет всякий сброд мыслей. Сегодня на меня, почему-то, нахлынули воспоминания о годах совместной жизни с моей любимой женой. Эх, как же любил я её, да и до сих пор люблю, хотя она и попортила немало моей крови и нервов, начиная с самого первого дня, со свадьбы нашей.
Когда невесту украли, как принято на всех деревенских свадьбах, я не очень-то и встревожился, понимая, что если не найдут, то сама выйдет, коли надоест. Да и покушать захочет, она у меня любитель этого дела, в смысле, пожевать чего-нибудь. Однако поиски не дали результатов, и сама она не вышла. Тут уж я подзадумался, куда это её могло унести. Пошел я с расстройства, да не какого-нибудь, а желудка, прогуляться на огород, чтоб, значит, желудку моему, разболевшемуся от тоски по любимой, помочь. Прохожу я мимо сараюшки и краем сознания воспринимаю какой-то шепот да возню непонятную. Дай, думаю, проверю. Неровен час, кто под шумок поросёнка умыкнёт. Захожу, а там… Мама, моя родная, не зря ты говорила, чтоб не женился на Верке. Моя супруга, разметав по пахучему сену всё кружево, какое на ней было, занимается… Ну не знаю, как это назвать, вольной борьбой, что ли, с моим свидетелем. И что вы думаете? Испугалась? Нет! Говорит, что у них в селе мода такая, коль найдёт её свидетель, то надо с ним и заниматься этим самым, борьбой вольной то есть. Ну, поверил я ей, думаю, ладно, чего уж там, против моды не попрёшь.