Меня зовут Борис, но мне нравится, когда меня называют Бурян. Так звучит круче. Я обычный обыватель, такой же, как и все! Я хочу стать писателем или режиссером, хочу, что бы мое имя гордо красовалось на майках, и что бы толпы девушек выстраивались в очередь за автографом. У меня синдром бога. Я верю, что могу изменить этот дурацкий мир. Как, спросите вы? С помощью книг, что еще не написал, или фильмов что еще не успел снять. Но мне не хватает терпения написать целую книгу, и я ограничиваюсь рассказами. Мне лень снимать кино и я довольствуюсь клипами. И все жду, жду, когда меня заметят. Да! Рано или поздно я все-таки стану звездой. У меня есть потенциал, я точно об этом знаю! Но пока он просто есть и пылится где-то на дальней полке моих возможностей. Когда-нибудь я стану звездой... Когда-нибудь... но сейчас у меня есть лишь скучная жизнь и жажда приключений
http://www.proza.ru/avtor/buryan
Написать автору письмо
Шесть историй на Хэллоуин
- Хотите услышать историю о том, как появился Хэллоуин? – спросил хозяин и по совместительству бармен небольшой таверны под названием «На тыквенном поле». Далеко не молодой мужчина, можно даже сказать старик, с длинными седыми волосами, которые жирными патлами свисали на барную стойку, пристально осматривал людей, собравшихся в заведении в этот поздний час. Его разного цвета глаза - один карий, другой голубой - быстро бегали из стороны в сторону, останавливаясь то на одном, то на другом посетителе таверны. Старику словно хотелось запечатлеть в памяти всех, кто пришел к нему в этот особенный день, день всех святых. Вот молодой человек с черными, как ночь, волосами, покрытыми перхотью. Вот толстуха жует бутерброд, смачно чавкая и пережевывая каждый откушенный кусок. Рядом с ней - бородач, который если бы не дорогой костюм очень походил на бомжа, все благодаря его неприятному запаху, да грязному лицу. За соседним столиком сидит бывалый пьяница в длинном кожаном плаще и печально смотрит в свой пустой бокал. Чуть дальше всех стоит проститутка в мини-юбке и топике. Она украдкой смотрит на парня с перхотью в волосах.
Все эти люди пришли сюда по отдельности, каждый сам по себе, но с одной целью – пережить эту ночь. Никому не хотелось проводить Хэллоуин в одиночестве перед телевизором на старом диване. Уж лучше в компании незнакомых людей в богом забытой таверне, чьи деревянные стены уже начинали покрываться плесенью. Место, где летают рои мух, копошатся тараканы и пахнет мочой все равно лучше, чем безлюдная квартира, находясь в которой так хочется покончить с собой.
31.05.2013
- Хотите услышать историю о том, как появился Хэллоуин? – спросил хозяин и по совместительству бармен небольшой таверны под названием «На тыквенном поле». Далеко не молодой мужчина, можно даже сказать старик, с длинными седыми волосами, которые жирными патлами свисали на барную стойку, пристально осматривал людей, собравшихся в заведении в этот поздний час. Его разного цвета глаза - один карий, другой голубой - быстро бегали из стороны в сторону, останавливаясь то на одном, то на другом посетителе таверны. Старику словно хотелось запечатлеть в памяти всех, кто пришел к нему в этот особенный день, день всех святых. Вот молодой человек с черными, как ночь, волосами, покрытыми перхотью. Вот толстуха жует бутерброд, смачно чавкая и пережевывая каждый откушенный кусок. Рядом с ней - бородач, который если бы не дорогой костюм очень походил на бомжа, все благодаря его неприятному запаху, да грязному лицу. За соседним столиком сидит бывалый пьяница в длинном кожаном плаще и печально смотрит в свой пустой бокал. Чуть дальше всех стоит проститутка в мини-юбке и топике. Она украдкой смотрит на парня с перхотью в волосах.
Все эти люди пришли сюда по отдельности, каждый сам по себе, но с одной целью – пережить эту ночь. Никому не хотелось проводить Хэллоуин в одиночестве перед телевизором на старом диване. Уж лучше в компании незнакомых людей в богом забытой таверне, чьи деревянные стены уже начинали покрываться плесенью. Место, где летают рои мух, копошатся тараканы и пахнет мочой все равно лучше, чем безлюдная квартира, находясь в которой так хочется покончить с собой.
И монстры умеют любить
И монстры умеют любить
Послышался долгожданный звон железа, сковывающего руки и ноги Генриха. Топор был идеально заточен, острое железо отражало блики жаркого полудня и золотой зуб на ухмылке палача. «Убийца! Монстр! Чудовище!», – толпа выкрикивала слова, как заклинание. Каждый мнил себя частичкой правосудия. Каждый частично был прав. Большой механизм работал, как часы. Взбодрившись после долгого ожидания, каждый наливался злобой до краёв и выше, чтобы было что выплеснуть. Старики, дети и их мамы, а также бродячие торговцы провожали Генриха кто как умел: одни плевали, другие кидали в сторону осужденного что-то весомее слов, а кто-то прилюдно мочился. Они ждали с самого утра: такова была процедура. Он шёл молча, как и все до него: слова не имели смысла – люди пришли смотреть. Он горбился, как и все до него: идти прямо не позволяли оковы – глухое бряцанье только заводило толпу. Он боялся, как и все до него: смерть была незваной гостьей – встретить достойно её могли лишь по приглашению.
Генрих дрожал, поднимаясь по деревянной лестнице. Крупные капли пота орошали некогда миловидное лицо. Впалые щёки, тёмные веки, огромные серые, холодные, как грязный февральский снег, глаза – теперь на это не засмотрелась бы даже самая одичалая вдова.
– Я бы убил тебя прямо сейчас – уж больно чешутся мои руки, – произнес палач с так и не поникшей на его лице ухмылкой. – Но какая потеха без прощального слова? – толпа улюлюкала. – Говори, убийца, – совсем громко произнёс проводник на тот свет, – говори, Генрих, сын Ричарда, только знай меру, потому как в обед моя жена накормила меня чечевицей.
31.05.2013
И монстры умеют любить
Послышался долгожданный звон железа, сковывающего руки и ноги Генриха. Топор был идеально заточен, острое железо отражало блики жаркого полудня и золотой зуб на ухмылке палача. «Убийца! Монстр! Чудовище!», – толпа выкрикивала слова, как заклинание. Каждый мнил себя частичкой правосудия. Каждый частично был прав. Большой механизм работал, как часы. Взбодрившись после долгого ожидания, каждый наливался злобой до краёв и выше, чтобы было что выплеснуть. Старики, дети и их мамы, а также бродячие торговцы провожали Генриха кто как умел: одни плевали, другие кидали в сторону осужденного что-то весомее слов, а кто-то прилюдно мочился. Они ждали с самого утра: такова была процедура. Он шёл молча, как и все до него: слова не имели смысла – люди пришли смотреть. Он горбился, как и все до него: идти прямо не позволяли оковы – глухое бряцанье только заводило толпу. Он боялся, как и все до него: смерть была незваной гостьей – встретить достойно её могли лишь по приглашению.
Генрих дрожал, поднимаясь по деревянной лестнице. Крупные капли пота орошали некогда миловидное лицо. Впалые щёки, тёмные веки, огромные серые, холодные, как грязный февральский снег, глаза – теперь на это не засмотрелась бы даже самая одичалая вдова.
– Я бы убил тебя прямо сейчас – уж больно чешутся мои руки, – произнес палач с так и не поникшей на его лице ухмылкой. – Но какая потеха без прощального слова? – толпа улюлюкала. – Говори, убийца, – совсем громко произнёс проводник на тот свет, – говори, Генрих, сын Ричарда, только знай меру, потому как в обед моя жена накормила меня чечевицей.