Премьерка

/Первый бал Зиночки Скромневич/

Часть 1.

Это было в славные времена, когда меня еще не величали гранд-дамой демимонда, когда на демонстрации ходили по разнарядке райкома, давились за колбасой в гастрономе, а в телевизоре ежевечерне видели не наглую лошадиную морду блондинки без грудей, а доброго дедушку с пятью золотыми звездами, иногда попадавшего верхней губой по нижней.

Я только пошла курсисткой на подготовительное отделение института благородных девиц имени иностранных языков в городе-герое. Зачем поперлась? Замуж мечтала за иностранца, как любая приличная советская девушка.

А где порядочной девушке было пройти языковую практику, как не в гостинице для иностранных гостей из капстран? Ой, только не говорите мне, что в общежитии для студентов из недоразвитых стран тридцать третьего мира! Я вошла однажды, так от запаха вьетнамской жареной селедки упала в обморок и пришла в сознание, только когда подруга поднесла к носу ватку с шанелью №5.

На подготовительном у меня завелась подружка Фира, которую много лет не выпускали на ПМЖ в Израиль (хотя настрополилась - она ж не дура - в Америку), а на вступительных везде заваливали за пятый пункт. Заметьте, не за пятую точку, которая у нее была в более, чем порядке, а за потенциальную принадлежность к пятой колонне. Короче, Фира была круглой пятерочницей.

Так вот, у нее был мальчик-зайчик из одноклассников, который строил мне глазки. Однажды он пригласил нас с Фирой в ресторацию гостиницы «Интурист». В те годы я была скромна не по годам, потому оделась соответственно: паленая мини-миниюбка в облипку и кофточка в жуткий розовый цветочек.

Подходим к массивным дверям отеля, вертухай в униформе выпячивает грудь и губы:

- А вы куда, телки?
- Это со мной, - шепнул наш зайчик, - столик у нас заказан.
- По чирику с носа, - нагло просипел швейцар.

Я полезла в сумочку, которая уже дымилась от возмущения, чтоб достать последний трудовой червонец, но зайчик сам умаслил держиморду. Мы вошли в огромный зал, где на сцене перед столиками коллектив девушек в платьях до пят и кокошниках исполнял народный танец, одобренный министерством культуры. Столы ломились от икры, снеди и заморских фруктов. Из серебряных ведерок фаллически торчали бутылки шампанского.

Зайчик провел нас в тихий угол зала. За столиком восседали две возрастные путаны с фирменными сигаретами в зубах. Они смерили нас презрительным взглядом, как продавщицы мясного отдела - интеллигентов в очках. Я ответила рассеянным взглядом, типа скучаю в ожидании котильона с фантами. Зайчик с ходу защебетал с ними о видах на урожай.

- Так, пара аллюров и стая пьяных термолаев, - констатировала расклад Брижжит Кромешная, жгучая шатенка с красными слезливыми глазами. – Юрик донес, что бундесами и штатниками даже не пахнет.

Аллюрами в среде местных путан называли макаронников, от итальянского allоre, а термолаями – чухно белоглазое, из-за их любимой фразы на финском, которую могла перевести всего одна интеллектуальная ****ь, да и та померла от передоза водки «Финляндия».

Второй ветеранкой оказалась пятидесятилетняя Анка Колокольчик. Благодаря пышному бюсту и широким бедрам у нее создавалась иллюзия талии – это при росте-то метр пятьдесят. Когда Анка заходилась своим знаменитым мелкоколокольным хохотком – а происходило это ежеминутно – публика оборачивалась к нашему столику, и даже почтенные старцы приподнимались, скрипя стульями и чреслами, чтобы узреть вожделенный источник горлового пения. На плечах ветеранки сидела аккуратная головка с белоснежным шиньоном, что позволяло ей успешно выступать в амплуа пышной блондинки.

Но тайна успеха Анки среди дорогой клиентуры заключалась в ее второй работе. Днем она преподавала домоводство в средней школе, где сеяла широкими пригоршнями разумное, доброе и вечное, - щедро, как и в первой своей профессии. Она с удовольствием рассказывала клиентам о невзгодах и тонкостях педагогической работы, демонстрировала собственноручно сшитые кожаные трусы и вязаные лифчики. Когда Анка дарила на прощанье вышитые платочки с розочками и сердечками, ее отдаривали фаллоимитаторами, плетками и наручниками. Об Анкиной коллекции СМ-реквизита ходили легенды.

Плешивый и подобострастный халдей Юрик принес мартини. Я думала, что Фиркин зайчик станет за мной ухаживать, но оказалось, что он по уши в интимном бизнесе, потому что постоянно перешептывался с Брижжит и отлучался на свои сутенерские переговоры.

Вскоре подплыли еще две грации. Дуня Мохнаткина, плоская дылда с пикантными усиками и небритыми подмышками (брить или не брить – вот в чем вопрос!), под ручку с Марлен фон Бюст, маленькая сусликовая мордочка которой казалась потерянной на фоне раскидистой груди. Марлен слыла полиглоткой, поскольку знала несколько инфинитивов то ли из английского, то ли французского – она их путала. Первым обращением ее к клиенту было интимное «вонч сигарет» с растопыренными рогаткой пальцами. Когда вежливый иностранец подносил раскрытую пачку, она хватала всю и заявляла: «мусье не компран и не андестэнд, блок оф сигарет!», после чего проводила гостя на экскурсию в «Березку». С грациями пришел качок Федя с неинтеллигентным лицом сантехника, который, как оказалось, был не вышибалой при дамах, а банальным проститутом широкого профиля.

За счет зайчика подали сухонькое и закуски. Все бурно обсуждали вчерашний поход в Березка-шоп в сопровождении Анкиного постоянного клиента. Людей низшего сорта с серпасто-молоткастым в валютный магазин без иностранцев не пускали. А выгнать сопровождающих дорогого гостя лиц права не имели. Так местный профсоюз интимных работников отоваривал свои трудовые центы, сантимы и пфенниги. Фирка развесила уши по тарелкам, набила рот копченостями и горящими глазами щупала обновки ветеранок. Она жаждала подлизаться ко всем сразу и немедленно вступить в профсоюз.


Глава 2

Вдруг прибегает наш зайчик-благодетель с неожиданно выпученными глазами.

- Девки, в кучу! Срочное заседание профкома.

Баришни сгруппировались и напряглись.

- Есть один бундес, кру-тей-ший, - зайчик понизил голос.
- Блондинок предпочитает или брунеток? – всполошилась Марлен, не будучи ни той, ни другой. – А может, пупсик понимает толк в бюстах?
- Нет, Марлуша, это эксклюзив, спецзаказ. Но за содействие намечаются неслабые проценты. Итак…
- Ясно, мой клиент, - резко тряхнула шиньоном «белокурая» Анка. – Вчерась новый латексный страпончик у фарцы оторвала, почти новый, с пристегушкой. Вот, зверюга на ловца бежит, - и она зашлась свом знаменитым колокольчиковым хохотом, так что все соседи пооборачивались, а один почтенный старичок с грохотом уронил вставную челюсть в бокал с шампанским.

- Тише ты, курва белобрысая! – Прошипел озабоченный зайчик. – Бундес не по тем делам.

Все посмотрели на Федю-качка, ковырявшего в носу.

- Нет, Федя отдыхает, - авторитетно заявил зайчик. – Тут очень спецзаказ… Видите ли, дедушка фрица был эсэсовцем, служил в Маутхаузене и порядком угробил евреев. Внучек приехал искупать семейное проклятье.

Оживилась Фира и поспешила вставить свои три копейки, зажатые в потном кулачке:

- У меня в семье ни одного гоя, а прадедушка был гомельским раввином, - сказала Фира как будто между прочим.
- Ой, а у меня двоюродная бабушка – чистопородная, тьфу, чистокровная, - встряла Анка.
- Мир праху ваших предков, - закивал зайчик.
- Но бабушка еще жива! – настаивала Анка.
- Ну не потащишь же ты двоюродную бабушку к фрицу в постель? – фыркнула Марлен.
- Нет, что вы, она уже ходит под себя, да и коляска ее тяжела, как жизнь в дурдоме, но я–то еще хоть куда… - Повернулась в профиль Анка.
- Девоньки, успокойтесь, вы ж не дослушали…

Анка попробовала захохотать, но Дуня Мохнаткина вовремя воткнула ей кусок буженины.

- Итак, спецзаказ, - многозначительно сказал зайчик. - Фриц мечтает, чтобы его поимел нежный еврейский юноша в дамском платье. При этом он должен быть с роскошными сиськами, накладные и силикон категорически не приветствуются.

Анка открыла было рот, чтобы залиться хохотом, но поперхнулась бужениной.

- Это как-это-как-это-как-это? – протарахтела изумленная Дуня.
- А вот так это: нам нужен натуральный транс! – Зайчик обвел глазами членов профсоюза и уставился на мудрейшую – Брижжит Кромешную.

По молодости Брижжит прошла огонь, воду и обезьянник в ментовке, она знавала, по чем фунт лиха на гэбэшных субботниках и в комсомольских саунах. Но и ассортимент брюликов в Березке знала наизусть. Достав пудреницу, ветеранка профессионально обновила пуховкой штукатурку на изможденном лице и деловито вопросила:

- Каков расклад бабок?
- Половина – исполнителю, четверть – на общак, остальное – мои комиссионные плюс халдеям за информацию, - отрапортовал зайчик.
- По-божески, - констатировала Марлен.
- Итак, рассмотрим кандидатуры.

Фирка расстегнула свою занюханную кофточку, чтоб стала видна цепочка с шестиконечной звездой на груди.

- Кофтенку-то зашпили, ватрушка, с твоей вываркой тебя с мальчиком перепутают лишь в страшном сне малобюджетного ужастика, - резонно заметил Федя, специалист по филейной части.

Фира надула губы и повернулась ко мне в поисках сострадания, но вдруг встрепенулась и почти закричала:

- Ой, а у Зиночки попка мячиком, как у мальчика! И мать у нее еврейка…

Я вежливо приподнялась и кивнула. Все оценивающе посмотрели на мои формы.

- Есть такая партия! – пошевелила усиками Дуня Мохнаткина, исключенная из универа за двойку по истории КПСС.
- А что, если постричь под полубокс и перекрасить в брюнетку, за еврейского юношу сойдет, - заметила Брижжит.
- А член у меня, по-вашему, за ночь вырастет?
- Это не проблема. Пристегнем Анкин страпон.

Анка залилась колокольчиком, челюсть за соседним столиком звякнула в бокале – снова старичок не промахнулся. Дуня не удержалась и перегнулась к старперу:

- Пукать завтра будешь, мой пупсик, исключительно пузырьками от шампанского!

Все укоризненно посмотрели на Дуню, затем перевели внимание на меня.

- А ежли клиент приверженец орального секса? Он что, дилдо от пениса не отличит? – не унималась я.
- Страпон намажешь вазелином заранее, чтоб не раскатывал изверг губищи, - наставительно сказала Брижжит. – Орально пускай развлекается с грудями, будь ему матерью и родиной.
- Да, сиськи у Зиночки - высший класс, - польстила Фира.
- Ну, уж до высшего еще работать и работать… - промямлила Марлен фон Бюст.
- Зато стоят, а не болтаются переспелыми грушами, как у некоторых, - заметил Федя. Ответная правда, которая была суровой, многоэтажной и ориентационной, выражалась в сантиметрах, градусах и ведомых лишь Марлен единицах ягодичной упругости, и сопровождалась непереставаемым Анкиным хохотом.

- Тсс! – прошипел зайчик. – Вокруг шпионы конкурентов.

В этот момент мимо столика прошелестела шелками знаменитая Иссыккуль. У нее было лицо обкуренной эвенкийской шаманки из непередового оленеводческого хозяйства. Обветренные губы приклеились в перманентной улыбке к кривым зубам, в которых зияла дырка для трубки. Явно принадлежа к косоглазому племени «лица-большая-цалавать-многа», она косила под гейшу, выстроив башню с икебаной на голове и укутавшись в кимонообразный балахон. Глаза стреляли пулеметными очередями, а уши, казалось, вращались как локаторы. Путаны дружно скрестили руки на грудях, приняли оборонительные позы, надели маски «Громыко на переговорах с империалистами» и смерили конкурентку взглядом заслуженного работника смерша.

- Другие предложения будут? – спросил наконец ушастый председатель профкома, и после паузы добавил: - Так, завтра Зина в парикмахерскую, Анка к вечеру готовит приспособление, а Федя – остальной прикид. И никаких перьев!


Часть 3

Назавтра к вечеру я была стриженым брюнетом в смокинге без сорочки и с фаллоимитатором под мышкой, как Чарли Чаплин с зонтиком, – Анка забыла сказать, что он черный. Зайчик проводил меня в нумера. Коленки дрожали от волнения.

На стук открыл маленький лысенький пупсик. Он испуганно отбежал к окну, запрыгнул на подоконник и выпучил глаза:

- Вас ист дас?
- Дас ист ваш заказ, майн херр Ганс, - растянулся в любезной улыбке зайчик. – Дас ист кляйне юден кнабе Абраша. Его фатер и мутер капут нах Освенцим…
- Да?... Как же они его родили тогда? – на чистейшем родном языке резонно вопросил херр.
- О, херр Ганс говорит по-русски? Изумительно, совсем без акцента. Кстати, у мальчика отменная грудь, как заказывали, - зайчик поспешил перевести разговор с неудобной темы.

Для убедительности я расстегнула пару пуговиц фрака. Увидев родинку ниже левого соска, херр облизнулся, глаза его затуманились.

- Деньги вперед, так у нас принято, - с неимоверной любезностью заметил зайчик.

Ганс достал из дипломата пачку купюр, отсчитал сумму и протянул зайчику. Тот учтиво гаркнул «данке шён» и попятился к двери:

- Наслаждайтесь, херр Ганс, не буду более мешать.

Дверь захлопнулась. Ганс плюхнулся в кресло и закрыл глаза маленькими пухлыми ручками, из-под которых заструились слезы. Наконец, он протер глаза кулачками и, всхипывая, сказал:

- Такую грудь с родинкой я встречал последний раз… в лагере… в пионерлагере имени Лизы Чайкиной. Это была любовь всей моей жизни Зиночка Скромневич, оторва из оторв… - И пупсик заплакал навзрыд.
- Как?! Мишаня? Ты?! О майн гот!

Я подошла к столику, взяла пустой бокал и уронила в него слезу. Красная намокшая мордашка Мишани застыла в изумлении, переходящем в дикий восторг.

- Зиночка! Зина! Лапонька, я узнал тебя по родинке, хоть ты и отрастила с тех пор грудь!
- Немудрено, столько лет пролетело, любимый… А что за бундес-маскарад ты учудил, мой сладкий пупсик? – перешла я к делу.
- Ой, ну это целая история, - стал приходить в себя Мишаня.

Оказывается, он выехал под еврейскую лавочку, но осел в Западной Германии. Там быстро организовал несколько бордельчиков и озолотился как индийский слон. Но проклятая бундес-полиция объявила пупсика в розыск. Вот чтоб не достали, он и вернулся на Родину, но без гражданства и прописки ни купить жилье, ни снять пока не удавалось.

А чтоб в отеле не донимали работники интимного бизнеса, он придумал столь эксклюзивные запросы. И надо же, этим запросам смогла соответствовать лишь я – его бессмертная Зиночка, его вечная любовь!

Я поверила, умилилась, присела к нему на потные коленки и попросила тройные чаевые. Мы отправились в вожделенную «Березку» опустошать их месячные запасы модных шмоток, косметики и парфюма. Потом продолжили пир духа и тела в ресторации, где под брызги шампанского я произнесла исторический тост:

- Пупсик! Я распахиваю тебе грудь как Родина, как мать, прильни же, блудный сын! И сделай мамочке Аминь.

В этот момент плеча моего коснулись ласковые шелка Иссыккуль.

- Наслышаны, Зиночка, о ваших талантах…

На стол легла визитка с золотыми вензелями.
----------------------------------------------------- 05.08.2013

Все права на эту публикацую принадлежат автору и охраняются законом.