Крыло золотой птицы

Евгений Добрушин

Крыло золотой птицы

Я успел как раз вовремя. Магазин закрывался через пять минут. Купив упаковку из трех фильтров для воды, я вышел на улицу.
Дневная жара уступила город вечерней прохладе. Солнце, цвета расплавленного золота, алой каплей медленно стекало за горизонт, на востоке уже взошла полная луна, бледным диском проглядывая на уставшем от зноя небосводе. В наушниках плеера играла любимая музыка – «Кислород» Жан Мишель Жара, серебряными переливами прогоняя остатки хамсина из моего сознания.
Поэтому я не сразу расслышал звонок мобильного телефона.
Звонил мой друг, Володька Шипов.
- Джо, ты почему не отвечаешь? – рассержено спросил он. – Я тебе уже третий раз звоню.
- Я не слышал твоего звонка, - ответил я. – Музыку слушаю.
- Как всегда – «Кислород»?
- Он самый…
- Ты сейчас дома?
- Нет. Я около рынка. За фильтрами ходил.
- Отлично! Значит так. Запоминай адрес: улица Бенкендорф, дом пять, квартира один. Это недалеко от рынка.
- И что?
- Дуй скорее по этому адресу! Ты должен это видеть! Потрясающее зрелище!
- Не понимаю…
- Долго рассказывать. У тебя есть не больше пяти минут. Беги, что есть духу! Дверь там открыта. Все!
И он отключился.
«Что за ерунда?» - подумал я. – «Зачем я должен сломя голову туда бежать?»
Шипов был очень талантливым художником. Он привез из Ташкента в Израиль несколько десятков своих полотен, но продал всего две или три картины. Работал он на уборках и по уходу за стариками. Одно время страшно пил. Познакомились мы в литературном клубе, так как Володя писал еще и неплохие стихи. С тех пор мы дружим. Володя старше меня на пять лет. С женой, тещей и дочкой они снимают четырехкомнатную квартиру на углу улицы Ротшильд и Жаботинского. Жена работает медсестрой в больнице А-Шарон, а дочка выучилась на парикмахера. Теща давно на пенсии.
Володя мне звонит редко – пишет очередную картину. Он ее пишет уже восемь лет. Учитывая, что из этих восьми лет он не пьет только последние три месяца, становится понятно, почему работа над новым полотном так затянулась.
Его сегодняшний звонок оказался для меня полной неожиданностью. Особенно, в таком странном контексте. Меньше всего мне хотелось сейчас искать какую-то улицу, неизвестно зачем и во имя чего. Но любопытство взяло верх.
С трудом узнав у прохожих, где эта чертова улица Бенкендорф, я нашел дом номер пять - ветхое строение в три этажа, с грязной лестницей и чахлым кустарником перед подъездом. Дверь в первую квартиру, и в самом деле, была не заперта. Я вошел. В салоне маленькой двухкомнатной квартирки я увидел большой диван и кресло… На них сидели пятеро – Володя, какой-то парень лет тридцати пяти, молодая женщина с пятилетним ребенком на коленях и мужичек, лет сорока – маленький, толстенький и лысый. Рассмотреть присутствующих, как следует, я не мог – за их спиной располагалось большое окно, в которое ярко светило, садящееся за горизонт, солнце. Так что, их лица оказались в тени.
- Шалом! – сказал я, входя в помещение.
- Привет, Женька! – отозвался Володя. – Смотри! Уже заканчивается…
Он указал рукой на стену напротив.
Вначале я подумал, что там работает огромный плоский экран. Но, присмотревшись, не поверил своим глазам!..
На большой стене была нарисована картина: осенний сад и две человеческие фигуры – юноши и девушки. Длинные огненно-рыжие волосы девушки развевались на ветру, окутывая ее хрупкую фигурку золотым вихрем, какое-то неземное одеяние, струящееся шелковым дождем по тонкому стану делало ее похожей на сказочную птицу Феникс, вечно сгорающую в огне любви и вновь возрождающуюся из пепла. Юноша, одетый в простой джинсовый костюм, из тех, что были в моде лет десять назад, не сводил с нее влюбленных глаз, то и дело убирая со лба прядь черных кудрей. Картина была написана очень изящно, изысканно, но при этом чувствовалась какая-то грусть. Глядя на нее, становилось ясно, что люди, изображенные на картине, прощаются. Я это видел по их движениям. Да-да! Они двигались! Словно в мультфильме, только экраном ему служила обычная белая стена. Я четко видел, как опадают листья в нарисованном саду, как ветер перебирает локоны девушки. Когда ее лицо приближалось, я заметил, что из голубых глаз девушки катятся слезы.
Я посмотрел на присутствующих в комнате людей.
Они, словно не замечали меня, целиком и полностью увлекшись созерцанием живой картины на стене.
Никакого кинопроектора в комнате не было, и только заходящее солнце озаряло волшебное полотно.
Между тем, прощание влюбленных подошло к концу. Девушка обернулась золотой птицей и улетела вдаль, осенив серое небо своим большим крылом. Юноша остался один, и в его взгляде сквозила такая пронзительная тоска, что у меня защемило сердце. Небо заволокло тучами, и осенний сад скрылся за пеленой дождя. Постепенно растворяясь, краски потускнели и все исчезло. На месте картины осталась белая стена с розовым бликом заходящего солнца.
Я был потрясен!
Володя оказался прав: я никогда не видел ничего подобного…
- А почему мама превратилась в птицу? – вывел меня из оцепенения голос ребенка.
Все словно очнулись.
- Вставай, Ванечка! – молодая женщина сняла с колен мальчика и поднялась с дивана.
Она подошла к тридцатипятилетнему мужчине, сидевшему чуть поодаль, поцеловала его в лоб и сказала:
- Ты святой!
Наконец, я смог разглядеть ее лицо.
Эта была точная копия той рыжеволосой девушки с картины! «Венера Ботичелли…» - подумал я.
Ее голубые глаза блестели от слез…
- Пойдем! – она взяла малыша за руку и повела его к двери.
Толстенький карапуз все время оглядывался на нас и на стену, с которой только что исчезло это странное произведение искусства.
Лысый толстяк тоже поднялся, откланялся и пошел к выходу. Вскоре мы остались втроем: я, Володя Шипов и молодой человек.
- Знакомься, Женя, - сказал он, - Иван Рассветов. Художник, нарисовавший эту картину.
- Это была, и в самом деле, картина? – удивленно спросил я, пожимая руку художнику.
- Да, - сказал он. – Я писал ее десять лет.
- Но… - я не знал что сказать.
- Цветная пыль, - Иван указал рукой на горстку пепла вдоль стены, - все, что от нее осталось.
- Как вы это сделали? – удивленно спросил я.
- Я сам придумал технологию, - сказал Рассветов. – Я создал краски, которые разрушаются при ультрафиолетовом облучении. Если их наносить слой за слоем, постепенно меняя рисунок, при солнечном освещении можно получить динамическую картину. Разрушаясь, слои краски осыпаются и обнажают новые слои, которые были под ними. Получается, как бы, естественная мультипликация. Только, в обратном направлении. Наподобие того, как устроены зеркальные цветы из мультфильма «Тайна третьей планеты». Схожий принцип действия.
Он повернулся, и в лучах заходящего солнца я увидел его лицо. Я узнал в нем юношу с картины!..
- Послушайте, Иван, но ведь это новое слово в искусстве! – восторженно воскликнул я.
- Совершенно верно! Никто до меня такого не делал, - спокойно сказал художник.
- Это первая ваша картина?
- Да.
- И что, от нее ничего не осталось?!
- Ничего.
- Но ведь… Но ведь… - я был в растерянности.
- Я ее посвятил Маргарите, - сказал Иван.
- Девушке на картине?
- Да. Мы познакомились тринадцать лет тому назад. Ей тогда было шестнадцать, а мне двадцать один. Мы очень любили друг друга… А потом… А потом она уехала в Израиль.
- Почему?
- Ее отец был известным бизнесменом и политиком Санкт-Петербурга. На него наехала путинская мафия. Они бежали. Их банковские счета арестовали. Да что говорить! Они сами еле-еле спаслись. Все бросили – квартиру, дом в Зеленогорске, два «мерседеса», яхту…
- А почему же вы не уехали вместе с ними?
- Мы с Маргаритой не успели пожениться. А я русский, меня в Израиль не взяли бы.
- А как же вы сюда приехали?
- Я продал свою квартиру в Питере, дачу, машину, доставшуюся мне от отца… Все продал. Женился на еврейке. Фиктивно. За деньги.
- Ну да, - вспомнил я известную шутку, - еврейка-жена – не роскошь, а средство передвижения.
- Мне сейчас не до шуток, Евгений, - жестко сказал он.
- Извините, Иван! - стушевался я, - Я не хотел вас обидеть…
- Так вот, - продолжал мой новый знакомый, - мы уехали сюда. Я поселился отдельно. Через семь лет, после легализации, мы развелись. Я купил эту маленькую квартирку. Специально, чтобы окно салона выходило на запад, и чтобы перед ним не было домов. На остальные деньги я жил. И целыми днями писал картину. Вот на этой стене. Фактически, я написал несколько тысяч картин, одна поверх другой…
- А почему вы не нашли в Израиле Маргариту?
- Нашел. Но она, к тому времени, уже вышла замуж.
- За этого толстяка?
- За него. По расчету вышла. Он очень богат.
- Что, какая-нибудь фабрика по обработке алмазов?
- Нет. Он программист. Создал свой интернет-магазин.
- Понятно.
- Родители Маргариты, поначалу, очень бедствовали в Израиле. Они приехали с ручной кладью и тремя тысячами долларов на всю семью. Иврита не знали. Ну, вот и…
- Продалась, короче…
- Не надо так говорить! Рита замечательная девушка! – разозлился художник.
- Да, никто не спорит…
- Я очень хотел ее вернуть. Для этого и нарисовал картину…
- Понятно… А как она называется?
- Не знаю. Я еще не придумал названия. Да, впрочем, это не важно. Ведь, картины уже нет…
- Так вы их позвали специально?..
- Да. Но все это – бесполезно. У них ребенок… В честь меня назвала… Она не оставит своего мужа. Так что, «хеппи энда» у этой истории не будет…
- Но… Вы, хотя бы, на видео сняли свое произведение?
- Нет. Ничего не осталось. Знаете, я как-то не подумал об этом. Я ведь не для славы картину делал. И не для денег…
- Десять лет жизни!
- Ладно, - сказал художник, - извините. Я очень устал. Оставьте, пожалуйста, меня одного…
- Да, да… Пошли, Женя, нам пора, - до этого молчавший, Володя, взял меня за локоть и потащил к выходу.
- До свидания, Иван! – сказал я художнику.
- Прощайте! Извините, если что не так…
- Все нормально, Ваня, все нормально, - Шипов пожал ему руку, и мы вышли на улицу.
Уже начало темнеть. На западе загорелась Венера, на востоке стали появляться первые звезды.
- Надо выпить, - сказал Володя.
- Ты же «завязал»? – возразил я.
- Как завязал, так и развяжу… - ответил он.
- Зря! Ну, ты как хочешь, а я пить не буду. Разве что, вот, «пепси» себе на рынке куплю.
- Ладно, - сказал мой друг. – Я тоже, пожалуй, не буду. Ну ее, эту водовку…
- Слушай, а ты мне о Рассветове ничего не говорил раньше…
- По его просьбе. Он не хотел огласки. Целыми днями писал, а вечером, как солнце садилось, закрывал окно триcсами, чтобы защитить картину от солнечных лучей, и выходил вот сюда, в садик, подышать свежим воздухом. Здесь мы и познакомились.
- Понятно. А что было на этой картине? Ведь я видел только концовку…
- Картина жила десять минут.
- Всего?!
- Да. Всего десять минут! Как стандартный мультфильм. Там была вся история их любви. Вани и Марго…
Мы вышли к рынку.
- Ладно, Джо, я пошел домой, - Шипов протянул мне руку для прощального рукопожатия.
- Завтра созвонимся.
- Пока!
- Успехов!
Мы разошлись по домам.
В ту ночь я долго не мог уснуть.
На рассвете позвонил Володька.
- Тут такое дело, Джо…
- Что случилось?
- Иван повесился. Этой ночью.
Я посмотрел в окно. Восток пылал. Пылал золотым крылом волшебной птицы…

8.06.2012 01.08.2013

Все права на эту публикацую принадлежат автору и охраняются законом.