Прочитать Опубликовать Настроить Войти
Владимир
Добавить в избранное
Поставить на паузу
Написать автору
За последние 10 дней эту публикацию прочитали
06.05.2024 0 чел.
05.05.2024 0 чел.
04.05.2024 0 чел.
03.05.2024 0 чел.
02.05.2024 1 чел.
01.05.2024 3 чел.
30.04.2024 0 чел.
29.04.2024 0 чел.
28.04.2024 0 чел.
27.04.2024 0 чел.
Привлечь внимание читателей
Добавить в список   "Рекомендуем прочитать".

Новоримский гамбит

Они входили друг за другом с интервалом в одну-две минуты. Когда за четвертым, высоким чернявым парнем, чем-то вызывавшим мысль о цыганах (кудрявой шевелюрой, может?), дверь оставалась закрытой более трех минут, Бен решил, что это все на сегодня. Пришедшие чувствовали себя несколько напряженно. Чему способствовала и обстановка комнаты – по сути, нечто среднее между брошенным офисом и чуланом, и цель их прихода сюда.
– Я – Бен. Это я пригласил вас сюда, – довольно крупный мужчина, с очень невыразительными чертами лица и одетый, мягко говоря, небрежно, качнувшись, отделился от стены. Сделав пару шагов к центру помещения, он резко остановился. Взмах руками немного напоминал попытку поймать равновесие…
– Я не пьян, если у кого такая мысль возникла, – продолжал Бен, – если кто еще не знает, я болен. У меня редкая форма заболевания вестибулярного аппарата – мне трудно держать равновесие при движении… Заочно я знаю каждого из вас. Двоих из четырех вижу впервые. Знаете ли вы друг друга – не имею понятия. Поэтому предлагаю представиться в том порядке, в каком вы пришли…
– Нам надо называть свои настоящие имена? – чуть насмешливо спросил парень цыганской внешности, – Или может, нам придумать себе клички?
В ответ на реплику раздалось пара нервных смешков. Бен дернул рукой:
– Не надо поясничить! Впрочем, кто хочет получить кличку – самое время ей обзавестись…
– Бриджит, – рыжеволосая, крепкая молодая женщина сделал шаг к Бену. Рука ее сделала движение, словно для рукопожатия, но так и не завершила его.
– Очень приятно, Бриджит. Вы правы, рукопожатие со мной не доставит удовольствия. Вот еще о чем я хотел попросить: хотя бы в двух словах о причине, по которой вы согласились встретиться со мной…
– Разумеется, – Бриджит улыбнулась каким-то своим мыслям. – Все очень просто, мистер Бен Икс, или как вас там…
– Просто Бен.
–… Банальная ксенофобия! – женшина с вызовом посмотрела на собравшихся. – Меня тошнит от одного вида этих головастых пингвинов! Я завербовалась в Новый Рим работать, работать в форте, с людьми. Почему я должна натыкаться на каждом шагу на этих уродцев?..
– Ясно, Бриджит, добро пожаловать к единомышленникам! – Бен повернулся ко второй женщине – стройной и узколицей брюнетке. – А вы, надо полагать, Торай?
– Да, – Торай чуть опустила голову, спрятав под длинными ресницами огромные маслянисто-черные глаза, и поправила шарф на голове. – Я не испытываю неприязни к пингви…
– Да говорите вы громче! – Бен качнул корпусом, опять взмахнув руками. – Что шепчете?
– У меня нет ксенофобии, – чуть громче повторила девушка, одной рукой она захватила край газового шарфа, словно в попытке прикрыть им лицо – Я, в принципе, знала, что встречусь с инопланетянами… Но я никак не ожидала, что они будут везде… Мне кажется уже, что они подсматривают, когда я переодеваюсь, принимаю душ… Я однажды толкнула птицу дверью, когда выходила из туалета – ну, так же нельзя… Мне кажется, они постоянно следят за мной…
– У тебя, сама вот, другая фобия! – хохотнул белобрысый мужичок. – У тебя, сама вот, паранойя, мания преследования, сама вот… А меня Николаем зовут. Мне Геннадий Натаныч мысль подсказал, сама вот, с вами встретится. Мне, сама вот, пингвины не мешают, а если, сама вот, мешаются, я и пнуть могу, потому как, сама вот, никаких конвекциев я не подписывал. Но мне до вахты две недели, сама вот, и мне разговор с Натанычем любопытным показался. А если у вас, сама вот, конспирация тут и тайны, мне, сама вот, можете доверять – я детективы люблю.
– Значит, ты, Николай, «самавот» из любопытства? – насмешливо спросил чернявый.
– Из любопытства. Но дразниться не советую, сама вот, – спокойно ответил Николай, – А то я тебе кудри-то, сама вот, вместе с головой оторву…
– Ференц, – безмятежно представился парень, встретив угрозу блондина усмешкой, только тонкие длинные пальцы крутанули воздух, словно раскрывая нож-бабочку. – Пришел потому, что… Скучно мне тут. А вы, вроде, что-то затеваете. Говорун на митингах из меня никакой, но могу помочь в делах… конкретных…
– Достаточно! – резко поднял руку Бен. – Не хочу быть неправильно понятым. Никаких эксцессов я не планирую. Моя позиция несколько расходится с официальной, поэтому вынужден с осторожностью выбирать людей, с кем ее обсуждать. Через людей, которым уже доверяю. Место встречи выбрано не из соображений конспирации, Николай, а из соображений удобства. Это помещение недоступно «пингам». Меня они, как и Бриджит, раздражают и, к тому же, доставляют мне чисто физические неудобства при движении. В отличие от остальных я не могу уклониться от встречи с ними, когда они прут под ноги. А они прут… А еще я живу недалеко отсюда.
Он внимательно оглядел присутствующих, словно справляясь: поняты и приняты его объяснения?
— В двух словах, зачем я набираю единомышленников. Можно я сяду? Спасибо… Официальные власти форта ничего не могут сделать с нашествием наглых аборигенов. О периметре не позаботились в свое время – вот вам и результат! Разрешение на применение силы метрополия не дает, а наш мэр – тряпка! И демагог. Таким, как я и Бриджит, он предлагает просто улететь. Не знаю, как Бриджит, а я улететь не могу. Я просто не перенесу анабиоза. И что мне прикажете делать? А есть еще такие, как Торай, — им куда? – Бен вскочил, его качнуло вперед. Он попытался удержать равновесие, сделав широкий шаг вперед. Это привело лишь к громкому падению на колено и руки.
Торай негромко вскрикнула, прикусив губами край шарфа. Бриджит и Ференц как-то одинаково ухмыльнулись. Каждый постарался устроиться на своих местах поудобнее: Бриджит присела на пыльный стол, предварительно смахнув оттуда какой-то мусор; Ференц сделал шаг назад, оперся плечом на косяк двери, скрестив руки на груди. Ситуация их определенно забавляла. Николай же рванулся к Бену, подхватил под руку и, неожиданно для некрупной комплекции, легко поставил инвалида на ноги.
– Ты, сама вот, не дергайся! — почти ласково обратился он к Бену. – Понятно же все. Ты лучше, сама вот, скажи — от нас чего надо?
Бен раздраженно оттолкнул Николая:
– Вот я и говорю – почему мы должны вести себя, как будто проблемы с «пингами» не существует? Мы же не гоним их из гнезд, так почему они запрудили форт? Хотят общаться? Пусть общаются за периметром форта с яйцеголовыми! Плюнуть уже некуда – везде эти птицы лупоглазые! Что они тут делают?! Выкинуть их из форта! А мэр просто слабак, и полиция повязана по рукам его нерешительностью … Почему все терпят? Слюнявые интелегенты… Бояться нарушить «Уложение»?
– Правильно, Бен! – одобрительно кивнул Ференц, опять задвигав пальцами. – Давайте устроим легкий террорчик. Чтобы не чувствовали себя как дома. Здесь пнули, там по башке двинули, или клюв прищемили…
– Да, я ничего против аборигенов не имею, – как-то испуганно пролепетала Торай, кутаясь в шарф. – Только чего они смотрят все время?
– Нечего останавливаться на полумерах! – рубанула ладонью Бриджит. – Поставить мэру ультиматум: либо он примет меры, либо мы справимся с ситуацией самостоятельно…
– Ты скажи, сама вот, мы что делать должны? А то как-то…
Бен от этой вспышки, ставшей невольной реакцией людей на его эмоции, вдруг успокоился:
– Надо организовать митинг, – несколько вяло, тусклым голосом, сказал он, – он должен быть достаточно многолюден, чтобы обратить внимание мэра на проблему. Террор должен быть массовым, – это уже Ференцу, – иначе нас просто пересажают в кутузку… Инструкции я вам перешлю с Геннадием Натановичем и Ириной – как людей поднимать, что говорить, где… Извините меня, я устал. Нервы. Давайте пока закончим на этом.
Выглядел Бен жалко: черты лица заметно осунулись, ноги подрагивали в коленях. Торай первая устремилась к двери и выскочила из комнаты, словно за ней гнались.
– Больше не придет, – констатировал Ференц, пропуская девушку. – А митингами мы ничего не добьемся… Ну, звоните.
Он двинулся следом, заметно разочарованный.
– Да, забыл сказать, – в спину ему тихо сказал Бен, – телефонами и электронной почтой для связи по данному вопросу пользоваться не советую. Мэр контролирует все виды электронных средств… Компромат нам не нужен.
Бриджит ушла молча, лишь дернув рукой, будто что-то отметая. Николай мялся у выхода, словно сомневаясь, можно ли оставить Бена одного.
– Все нормально, шахтер, – ободряюще, хотя и болезненно улыбнулся ему Бен, – я не сегодня заболел. Научился уже справляться.
– Ну, ты, сама вот, если что… – Николай кивнул и неохотно покинул комнату.
Бен некоторое время стоял посреди комнаты. Потом рухнул на пол, словно ноги его потеряли жесткость. Глухой стон и скрежет зубов сопровождали это свидетельство полного бессилия.

Форту Новый Рим не доставало стен. Как бы живописно они смотрелись между восемью башнями, торчавшими по периметру поселка! Башни – для коррекции атмосферы, стены – для создания уюта и оправдания гордого титула «форт». Без них геометрический рисунок улиц и одинаковых модульных зданий смотрелся незавершенным. Вот ведь наверняка гениальный градопланировщик, высунув кончик языка от усердия, замкнул сеточку улиц и кварталов в октаграмму защитного периметра. Но, по соображениям экономии, в условиях неагрессивной флоры и фауны планеты SNT04JJ (Санта Фуджи, с легкой руки, точнее языка, какого-то находчивого человека, разглядевшего в идентификационном номере красивое название для красивой планеты) периметр сократили.
Да, Бог бы с ней, с красотой! Лишенный стен форт, словно магнитом притянул тысячи аборигенов – разумных, по оценкам разведчиков, «пингвинов». Они толпами шлялись по улицам, мешаясь под ногами и колесами, собирались у окон и дверей зачарованными созерцателями, лезли во все открытые проемы: окна, двери, люки, щели… Нет, они ничего не ломали, не трогали своими крыльями с пальчиками, разве что ткнут какую кнопочку любопытным клювом… Люди пытались общаться с «пингвинами», что-то втолковывать им. Аборигены замирали при первых звуках человеческой речи, обращенной к ним, открывали клювы и пучили и без того большие глаза: «Ба! Да, они еще и разговаривают!». Через несколько секунд птицы выходили из ступора и отходили от человека, покачивая большими головами. Обратной связи не получилось даже у специалистов. Может разведчики переоценили «пингвинов», приняв поведенческие особенности вида за проявление разумности?
Этой, в общем-то, навязшей в зубах проблеме и был посвящен митинг на площади, собравший большую часть свободного населения. Понятно, что свободными в колониальном поселении были в основном женщины, успевшие обзавестись детьми, собственно дети, привезенные родителями с Земли, свободные от вахт и дежурств рабочие шахт и служащие космопорта. Немногочисленный отряд полиции был представлен в полном составе, кроме двух сотрудников, дежуривших в порту. Администрация поселка, в лице мэра, господина Сваровски, присутствовала негласно – наблюдала сборище сквозь окно своего кабинета, выходившего как раз на площадь. Накануне он отказал в прошении на проведение митинга, и теперь мучился сомнениями: выйти ему на незаконное собрание избирателей, или быть последовательным, и дать команду полиции разогнать митинг?
Посреди площади возвышалась транспортная платформа шахтеров, одолженная в ремонтной мастерской. Ее использовали в качестве трибуны. Вокруг столпилось около двух сотен людей, включая детей и подростков, составлявших едва ли не половину собравшихся. Отдельной хмурой группой мялась полиция, ожидающая нарушения какого-нибудь пункта Устава поселкового общежития, чтобы прекратить это безобразие. Вокруг людей плотным кольцом сбились «пингвины» — предмет и мотив общественного мероприятия. На платформе стояли два человека: высокая плотная женщина и сухонький гражданин с седой ухоженной шевелюрой. Дама была знакома многим в поселке и была легко узнаваема с любой стороны. Спереди по вечно суровому выражению некрасивого лица, а сзади по мешковатым костюмам консервативного покроя на мужеподобной фигуре. В руках у неё был сверток розового цвета, который время от времени мурлыкал нежным детским голосом, определенно намекавший, что ничто женское ей не чуждо. Речь держал мужчина, чуть растягивая слова и картавя, театрально взмахивая руками:
– Нежно любимые мной сограждане! Это мы с Ириной, – взмах руки в сторону суровой женщины за спиной, – позвали-таки вас на это незаконное мероприятие, грубо оторвав вас от насущного переваривания обеда. Особенные слова нашего дикого извинения — доблестным защитникам, так сказать, общественного спокойствия, – оратор простер обе руки в сторону полиции. – Одно утешает меня в этой жизни: свежий воздух полезен для их, с позволения сказать, лиц, утомленных гримасами напряженной мысли за бильярдом. Наш, извините за штамп, многоуважаемый мэр, чей мужественный нос я вижу прижатым к стеклу его кабинета даже отсюда, как бы офтальмологи не убеждали меня в слабом зрении в моем почтенном возрасте, благоразумно спрятался от проблемы за отказом своим, заметьте, избирателям, в публичном, в самом хорошем смысле этого слова, ее обсуждении. К внимательному осмыслению его человеческих и деловых качеств мы еще обратимся на следующих выборах, а пока вернемся к нашим баранам… то есть, к пингвинам.
Как утверждает моя мудрая мама, древний Рим спасли гуси, и я ей-таки верю! Как это ни кощунственно звучит в исторической перспективе, но наш Новый Рим разрушат опять-таки птицы! И что обидно, проблему можно было решить-таки сразу, как только она вылупилась. Не дожидаясь этого кошмарного нашествия аборигенов! Даже в моем благословенном городе Одессе, для самого бестолкового туриста достаточно-таки обычной ленточки – дальше не можно! И если, не приведи Господь, у туриста серьезные проблемы со зрением или с человеческим языком, есть еще русский-матерный! Даже старожилы не помнят, чтобы после него понадобился толмач. Ну, а что вы можете сказать пингвину? Я вас умоляю! Птиц следовало выдворить за периметр поселка, или как гордо его нарекли основатели – Форта, сразу же, не дожидаясь подсказки Гоца. Но наша горячо любимая администрация проявила редкую мягкотелость, и теперь мы имеем то, что имеем! Вот она, наша головная боль! – широкий взмах в сторону плотного кольца «пингов». – Меньше грыжи я хочу быть пророком, но скоро эти нелетающие птицы заставят-таки летать нас! Меня хотят убедить, что Гоц — ксенофоб?! Да, Боже ж ты ж мой! Я давно уже не одеваю лакированных туфель – на них особенно неэстетично выглядят отпечатки птичьих лап. А чтобы справить малую нужду, извините за столь интимные подробности, я должен вынуть из унитаза голову пингвина. И зачем, скажите на милость, мне такая навороченная пробка? А еще я открою, сограждане, страшную тайну – птицы гадят! Не знаю, где наши доблестные разведчики рассмотрели у пингвинов интеллект, но гадят они, как обыкновенные куры. Там, где их застала эта насущная проблема. А поскольку вместо обещанного администрацией продуктового рынка мы через два года имеем птичий базар, наша колония может-таки уже оформлять заявку на поставку птичьего помета в митрополию!
Собравшиеся живо реагировали на слова оратора, весело комментируя его особо удачные высказывания. В толпе от одного участника к другому курсировали Ференц и Бриджит. Они обменивались с людьми тихими фразами, жали руки, кивали головами. Основными их «клиентами» были подростки и молодые люди. Полицейские с особым вниманием наблюдали именно за этими двумя митингующими. Со всей очевидностью, они представляли наибольшую опасность для общественного порядка. Геннадий Натанович вещал с трибуны о вещах очевидных – по сути, как всегда, развлекал толпу. Эти же, что-то затевали, используя митинг для вербовки своих сторонников. Знать бы, для чего…
Бен наблюдал за митингом со стороны – через окно кафе. Рядом находился Николай. Он как-то незаметно стал для Бена чем-то вроде телохранителя и сиделки. Делал это охотно, видно искренне жалея Бена. «Мне же не трудно, сама вот», — объяснил он Бену, и тот, молча, принял крепкую руку и плечо шахтера. Через стекло речи оратора не было слышно, лишь глухой гул толпы, зато хорошо была видна деятельность Ференца и Бриджит. Ференц ужом скользил в толпе, практически никого не задевая. Его повадки подозрительно смахивали на работу опытного карманника. Бриджит наоборот двигалась с царственной прямолинейностью, словно ледокол раздвигая толпу – где сама, где с помощью двух юных, но крепких юношей. Не смотря на заметное различие в манерах и даже характерах, эта пара – Бриджит и Ференц, составила «левое» крыло их заговора. Бен публично, всячески обозначал свое несогласие с экстремистской позицией компаньонов, но делал это вяло. Организованные им общественные обращения к мэру никаких результатов не приносили. Мэр, боясь нарушить «Уложение», упорно ждал распоряжений из метрополии.
Неожиданно повела себя Торай. Вопреки ожиданиям Ференца, она организовала еще двух девушек – таких же «трепетных ланей». Они прорвались на прием к мэру и пролили на него такое море слез, что, по словам очевидцев, мэра можно было выжимать. Хорошо! Вода камень точит. Но все же реальных результатов Бен ждал от «экстремистов», тем более, что за Бриджит теперь неотступно следовали два юноши-подростка, готовые за ней хоть в огонь, хоть в воду. То, что Бриджит «заведет», сомневаться не приходилось…
Тем временем митинг набирал обороты. Вслед за Геннадием Натановичем на платформу взбирались другие ораторы, смысл речей которых сводился к тому, что надо что-то делать. Это были крупные булыжники в огород мэра, который нервно ходил по кабинету. Митинг оказался хорошо подготовленным, более агрессивным, чем ожидалось. Чувствовалась рука опытного революционера. «Только вот откуда он, или они, взялись?» – недоумевал Сваровски, до него доходили слухи о каком-то организованном заговоре. – «Кого? Ирины – сорокалетней старой девы, неожиданно и неизвестно от кого вдруг родившей ребенка? Или старого кассира Гоца – балаболки по жизни? Еще замечена активность пианиста Ференца Молнара … шебутной мальчишка, не более...» Еще мэру докладывали о каком-то Бене, сведения о котором информаторы давали противоречивые. Да и не значится никто в поселке с таким именем. Мэр со стоном обхватил разрывающуюся от мыслей голову: «Почему молчит Земля?! Что он может сделать, располагая горсткой полицейских? Проблема вот-вот выйдет из под контроля, а его руки связаны «Уложением об отношениях с разумными аборигенами». Какой фантазер признал их разумными? Сложить бы с себя полномочия и улететь на Землю. Тем более сыну требуется серьезное лечение, недоступное здесь…»
До самого вечера поселок жил впечатлениями от митинга. А вечером грянул гром. Ирина, по подозрениям, одна из активисток движения протеста, оставила своего горячо любимого ребенка на крыльце дома, куда ей нужно было зайти для разговора со знакомой женщиной. Вечер был чудесный: теплый, безветренный. Девочка уснула, и Ирина сочла за благо оставить легкую коляску у крыльца. К ее ужасу, когда она через полчаса она вышла из дома, на коляске сидел «пинг». Удар тяжелой женской руки откинул двадцатикилограммовую птицу далеко в сторону. Женщина нагнулась над коляской – лицо девочки было синим, она не дышала. Схватив ребенка в охапку, Ирина бросилась в поселковую больницу. Так быстро она не бегала никогда в жизни! С ходу выломав легкую входную дверь, женщина взвыла так, что весь дежурный персонал больницы был в приемном покое уже через считанные секунды.
Девочку выдрали из судорожных объятий матери, ее саму вытолкали за порог со словами: «Если мы в состоянии помочь, ваше присутствие нам не поможет!». Шатаясь, Ирина вышла на площадь, на которой находилась больница, упала на колени, воздев руки к вечернему небу, взвыла:
– Господи! Если ты вообще существуешь, не отнимай у несчастной женщины единственный лучик надежды на смысл жизни! Я готова принять любую кару, любой обет, только намекни -проведу в молитвах остаток дней – спаси дочку! Всю жизнь я жила надеждой на это счастье, сто раз теряла и обретала вновь… Обрела, так не лишай дара своего! Возьми мою жизнь, готова умереть хоть тысячу раз в муках, спаси одну – ее!!!
Ирина рухнула наотмашь, прямо на пластик площади, и забилась в истерических рыданиях.
Поселок колонистов, что большая деревня. Весть о трагедии мгновенно разнеслась по всему человеческому поселению. Многие знали Ирину – администратора прачечной, рождение ребенка у которой со смехом сравнивали с непорочным зачатием. Сердце поселка на мгновенье сжало от жалости, а потом оно стремительно взорвалось гневом. Сваровски, застигнутый вестью по дороге домой, звонил по телефону главврачу больницы:
– Иннокентий, ты можешь гарантировать, что девочка выживет?
– А я — Бог? Господин мэр, единственное, что я могу сказать сейчас – мозг девочки жив. Но какие последствия гипоксии на него и другие органы ребенка – покажет обследование. Она еще младенец, много ли ей надо? И не факт, что жизнь для нее после перенесенного ущерба – благо…
Пока большинство жителей встревожено обсуждало новость, собравшись небольшими группами во дворах, на улицах и площади, последователи Ференца и Бриджит уже начали действовать. Из космопорта были доставлены несколько грузовых платформ, разбужены и посажены за управление все водители поселковых грузовиков: кто добровольно, кто под напором «мер убеждения». На одной из улиц, выходящей на площадь, собралась плотная группа подростков и молодых людей. Они новость не обсуждали, мнениями не делились – они сосредоточенно ждали. Вот на площадь выплыли три грузовые платформы из космопорта, на них погрузилась вся эта группа «товарищей». После чего платформы двинулись на южную окраину форта. Туда же стали собираться «мобилизованные» грузовики.
Через полчаса доброжелатель, пожелавший остаться неизвестным, позвонил в полицию и сообщил, что какие-то люди собирают спящих пингвинов и грузят их на платформы. Поднятые по тревоге полицейские прикатили на южную окраину и стали свидетелями следующей картины: подростки и молодые парни собирали по улице, вытаскивали из всех укрытий и ямок спящих «пингов» и загружали их на грузовые платформы, под такелажные сети. Сказать, что птиц грузили «небрежно» — ничего не сказать. Обычно впадающие после захода солнца в спячку, сродни анабиозу, птицы, от такого обращения суматошно пищали. Две платформы уже были нагружены по самые борта полуразбуженными и напуганными «пингами». На обочинах близлежащих улиц своей очереди ждали грузовики. К подъехавшим полицейским тут же подошел высокий кудрявый парень:
– Хотите помочь? Помогайте. Но мешать не советую – тут вам не Земля. Пойдете против поселка, – парень крутанул воздух пальцами, – придется переселиться к пингвинам. Других вариантов нет…
Несколько парней скинули форменные кители, и пошли к платформам. Один, проходя мимо начальника, глухо сказал:
– Извини, шериф, в данном случае не вопрос закона или беззакония. Я выбираю сторону людей…
– Идиоты! Вы сейчас против такого закона идете, по сравнению с которым уголовный Кодекс Федерации просто детский комикс… Постарайтесь хотя бы не сворачивать им головы!
– Я прослежу, шериф! – весело отозвался Ференц. – Ребята, аккуратнее с птичками! Крючки долой! Ручками, ручками…
Бен сидел в кресле у окна. В комнате был выключен свет, и уличные фонари слегка слепили глаза. Но это не мешало видеть вереницу грузовиков, медленно проплывавших мимо окна. В их фургонах были плотно уложены «пинги». Квартал за кварталом поселок очищался от птиц, которых вывозили на северную окраину – там поселок обрывался крутым склоном в ущелье. Каждый рейс Бен встречал возбужденными восклицаниями, непроизвольным взмахами рук, словно ловил равновесие. В такие моменты из глубины комнаты выходил Николай, клал руку Бену на плечо, и ласково, словно ребенку, говорил:
– Ты, Бен, сама вот, не нервничай, видишь же, все у нас, сама вот, получилось…
Бен старался взять себя в руки, но тело непроизвольно дергалось, словно жило собственной жизнью. Под утро, когда грузовики перестали проезжать мимо окна – группы Ференца и Бриджит зачищали северную окраину форта, Бен расслабился. Казалось, он даже заснул. Николай укрыл калеку пледом:
– Поспи уж, сама вот. Умаялся, бедалага… Вот человек! Столько для всех сделал, сама вот, а себя не выпячивает, как некоторые, сама вот…
Мэр сидел на ступеньках крыльца мэрии, подперев кулаками подбородок. Первые лучи солнца, так привычно думалось о местной звезде, освещали до незнакомости пустую, без пингвинов, площадь. Сзади, прислонившись к косяку двери, секретарь бубнил сонным голосом, время от времени заглядывая в планшет:
– Форт от «пингов» очищен полностью, шериф лично все закоулки проверил… На северном склоне обнаружено восемь дохлых птиц – у шести свернуты головы, две просто задавлены при транспортировке, или разбились при выгрузке… Вообще, «пингов» не видно даже в бинокли – разбежались… Комиссия с Земли приземлится после обеда. Запрашивают обстановку в форте. Что будем докладывать?
Мэр вяло махнул рукой – потом.
– Младенец помещен в «саркофаг», главврач констатирует, что основные рефлексы в норме, следовательно, деятельность мозга удалось сохранить … Советует отправить девочку на Землю, тут у него возможности ограничены. Мать накачали транквилизаторами – спит… В полицию обратился шахтер — Каниськин Николай, заявил о смерти человека по имени Бен. Это не наш лидер заговора? Обследование трупа привело патологоанатома в ступор. Он написал какой-то сумасшедший отчет главврачу, надо будет запросить у того объяснений. Но пока главврач отсыпается – всю ночь лично дежурил возле ребёнка, чтобы держать состояние девочки под контролем… Какие-то распоряжения будут, господин мэр?
Сваровски поднял на помощника воспаленные глаза:
– Спасибо, Арнольд, какие распоряжения? Пойду писать завещание…

– Выводы комиссии однозначны – поселение придется эвакуировать, – профессор Грауф привычно потрогал родинку на подбородке. – Геноцид налицо: насильное выдворение аборигенов из форта, с применением грубой физической силы. В результате — восемь трупов, что запротоколировано местной полицией. Сомнения в разумности «пингов» разрушены самим фактом использования нашего дистанционно управляемого биоробота в качестве подстрекателя заговора. В поселке его знали как Бена. Это дорогостоящее… оборудование было «утеряно» разведчиками при обследовании планеты. Значится, как «уничтоженное оползнем». Что тоже запротоколировано официально. Удивительно не то, что они управляли биороботом без всего комплекса соответствующих аппаратов, а их феноменальная, а главное – неожиданная, осведомленность в вопросах человеческой психологии, владение языком и знание правового статуса и ограничений существования нашей колонии на их планете…
– А есть доказательства, что все это делали именно «пинги»?
– Я понял ваш намек, доктор Агрэ, у комиссии нет оснований и достоверных фактов, указывающих на участие в этом иных рас…
– Что не доказывает отсутствия внешнего вмешательства. Заключение разведчиков о разумности «пингов»…
– Было несколько поверхностным. Поверьте, доктор Агрэ, найди комиссия хоть тень намека на такое вмешательство, мы бы перевернули весь ближайший космос!
– Но получается, что «пинги» организовали заговор сами против себя! – наблюдатель от горнодобывающей компании простер руки в сторону ученого совета, призывая их в свидетели.
– Да, – профессор Грауф согласно кивнул коммерсанту, – умело использовав человеческую агрессивность. Своего рода провокация, на которую мы охотно повелись. Не обладая ни физической силой, ни техникой, сравнимой с человеческой, они нашли весьма оригинальное решение, чтобы избавиться от нашего, судя по всему, нежелательного присутствия. Согласитесь, что выходов из сложившейся в поселке ситуации существовало множество. И, по меньшей мере, половина – в рамках «Уложения». Надеюсь, мне не нужно объяснять, что мы просто обязаны его придерживаться – из чувства самосохранения! Представьте на секунду, что Кьентьяри решат, что люди путаются у них под ногами в этом секторе Галактики? Не подпишись мы под соответствующими документами, человечество даже пикнуть не успело бы…

_________________
Woaland © 2012
14.07.2013

Все права на эту публикацую принадлежат автору и охраняются законом.