Птичка на тонкой ветке-13

Глава 16 (35) – Королева Любви и Красоты

Возможно, на каком-то этапе пути адепту представляется, что жизненно важный для себя выбор совершает он сам, своим поступком проторяя дорогу к высшему Посвящению. Однако он далеко не осознаёт, Какие именно Силы толкают его на этот выбор.
Леонтий Котлин, «Суть истинного Посвящения»

1
Тронув шпорами бока Караташа, рыцарь подъехал к королевской ложе, где, согласно традиции, ему должны были вручить ценный приз – боевого коня. Впрочем, подозвав Кьяри и истребовав вина, сэр Артур, передав оруженосцу шлем и щит, и передав ему также поводья призового коня, заявил, что отказывается от приза в пользу старого друга семьи де Борн, отважного седого де Гриньоля, который лишь по недоразумению потерпел поражение в сегодняшнем поединке.
– Однако, сэр рыцарь, вы, кажется, забываетесь, – сказал ему на то король. – От королевских подарков так просто не отказываются.
– Мне очень дорог тот конь, на котором я ныне сижу, – отвечал ему победитель. – Я могу всецело доверять ему… как, очевидно, и вы, ваше величество, доверяете лишь тем из ваших подданных, о которых вам известно, что они никогда не обманут, и, тем более, никогда не предадут вас.
– Ваше величество, – шепнул Филиппу-Августу на ухо главный герольдмейстер. – Королева Любви и Красоты!
– Ах да… – скривил губы тот. – Совсем забыл… Этот наглец сбил меня с толку, да и не только меня. Вы слышите этот гул толпы? Клянусь, она не приветствовала так и проклятого графа Пуатье… чья несносная сестрёнка уже целую неделю отравляет мне душу. А вдруг он выберет её? Говорят, она провела минувшую ночь в его лагере? Вот что, де Трайнак. Если это возможно… До меня дошёл слух, что этот Медведь закатывает у себя какие-то необыкновенные пирушки, куда собирается весь неблагонадёжный сброд… хотя, мне довелось услышать, и вы на них бываете?.. Молчите, я не требую от вас ответа…
– Я готов исполнить любую вашу просьбу… лишь бы она не шла вразрез с принимаемыми вашим величеством законами…
– Пусть будет так. Мы… забудем пригласить его на сегодняшний пир. У нас и так траур. Бедняга Дюплесси… мне доложили, что у него повреждён позвоночник… этот зверь… как его, сэр Линтул… впрочем, они, эти посланцы короля Винланда, все такие… Да, на чём мы остановились?
– Ваше величество, Королева Любви и Красоты…
– Да, отдайте ему этот венец, и пусть он вручит его кому пожелает. Мне всё равно…
– Быть может, следует намекнуть ему, что сеньора Гвискарда де Божё, которая…
– Ах, та самая красотка, что крутит шашни с этим стариком Арчимбаутом, виконтом из Комборна?
– Ваше величество, избрание этой красотки могло бы послужить укреплению наших отношений с графом Бургундским… – шепнул сэр Адемар, не столь дальний родственник комборнского виконта.
– Ну… ну, делайте же, наконец, что хотите!.. Если вы и так всё за меня решаете! – недовольно буркнул король.

– Итак, сэр Артур! Теперь на вас возлагается последняя на сегодня обязанность! Своею волею вы должны избрать из присутствующих в нашем обществе великолепных дам Королеву Любви и Красоты! Не ошибитесь в выборе!.. Его величество весьма наслышан о ваших отношениях с сеньорой де Божё. Сейчас вы вполне могли бы проявить к ней определённый знак внимания…
С этими словами де Трайнак, как это водилось в те времена, лично надел золотой венец, искусно выполненный в виде сплетения роз и фиалок, на конец копья, склонённого к королевской ложе. И де Борн, учтиво поклонившись, медленно поехал вдоль трибун.
Он не торопился. Он, обладая чутким слухом, уловил краем уха отрывки разговора, который только что произошёл между королём и его свитой. Ему было над чем подумать.
– Медвежья Лапа! – кричали с трибун. – Медвежья Лапа!
А дамы в ложах стыдливо прикрывались веерами…
Вот он миновал ложу Матильды Английской, и она сделала отрицательный жест ладонью. И действительно, выбор её главной красавицей турнира, только повредил бы её делу – спасению брата… с которым, правда, он находился во вражде, но что поделаешь…
Оставались ещё две женщины.
Проезжая мимо ложи сеньоры Гвискарды де Божё, он остановил на несколько мгновений Караташа…
Вот она, подумал он. Но ОНА ли это?

Сунув левую руку в сумку, притороченную к седлу, он извлёк на белый свет то, что старался эти три долгих года не показывать никому – мешочек с несколькими сухими, давно потерявшими цвет веточками иван-чая.
Затем он швырнул мешочек в направлении ложи и, более не интересуясь ни её ответом на свой жест, ни ею самой, столь долгое время хозяйкой его бесконечных грёз, неторопливо двинулся дальше…
Он совершил уже почти полный круг по арене, и на трибунах начинали роптать, как вдруг он сделал остановку напротив ложи принцессы Исидоры. Поклонившись, он протянул копьё и положил венец к её ногам.
– Слава Королеве Любви и Красоты! – воскликнули глашатаи. – Слава принцессе Исидоре!..

Подвели осёдланную Июльку. Принцесса, опираясь на руку служанки, прошла с трибуны и легко запрыгнула на лошадь. Бок о бок с сегодняшним победителем, Королева Любви и Красоты объезжала арену…
– Ведьма! – вдруг заслышала она чуть слышный голос, донесшийся от одной из лож. И вдруг поняла, чей голос это мог быть.
Остекленевшие, полные ненависти глаза так и сверлили её…
Усмехнувшись победно,
– Очень приятно, леди! – бросила она в ответ, едва повернув голову. – А я – принцесса Исидора!..

2
Вернувшись в лагерь, рыцарь, не говоря никому ни слова, сорвав с себя и побросав куда попало своё снаряжение, залёг спать до вечера. Его никто не посмел тревожить, даже сэр Линтул, желавший поделиться с ним новостью о необычайном происшествии: чаша – бывшая его кофейная чашечка – которую он хранил и возил с собой всё это время, их верный талисман, оказалась абсолютно пустой! Ни одной капельки, ни малейшего следа содержимого, по которому когда-то можно было прочитывать будущее, в ней теперь как ни бывало!
Вечерком его разбудил Кьяри. Во-первых, в лагерь зачастили оруженосцы побеждённых рыцарей. Что с ними делать, куда их посылать, брать ли с них выкуп? Или пусть оставляют коней и оружие?
На кой чёрт нам их железный хлам, отвечал рыцарь. Пускай платят золотом! Нам будет чем вернуть долг королю Эдгару…
– Во-вторых, сэр, на закате спать вредно. И вообще, не мешало бы поужинать. Вам принести ужин сюда?..
– Да, пожалуй.
– И, в-третьих, назавтра, в общей схватке, общество избрало вас командиром партии. Состязание начнётся в полдень…
– Ну да, хорошо, хорошо… Кьяри, ты ведь сам знаешь обо всём не хуже меня. Принеси поужинать и, прошу, прошу: оставь меня в покое…
Уже темнело, когда он, кое-как отужинав, вышел из своего шатра.
Рыцарский табор жил обычной вечерней жизнью. Где-то пировали и пели песни. Откуда-то слышались удары молота о наковальню и надрывный скрежет точильного колеса. Конечно, лаяли собаки, конечно, горели костры…

Наш рыцарь одиноко брёл по городку, поневоле прислушиваясь к звукам, и дурные предчувствия сопутствовали его размышлениям. Он понимал, что так, просто, выпадением из седла магистра Дюплесси, также как и победой сэра Артура в поединке с Констаном дело не кончится. А восклицание в адрес Исидоры? О Господи, неужели и впрямь дона Гвискарда тоже с НИМИ?
– А ты не подозревал об этом? – спросил его внутренний голос.
– Быть может… Но… – отвечал он сам себе.
– Всё дело ещё более запутано, нежели ты в силах себе представить, – спокойно и холодно констатировал тот же голос. – Например, ты из-за суеты, не заметил, что леди Матильда тоже успела отхлебнуть из того самого кубка…
– И что? – спросил он. – И она – тоже с НИМИ?
– О нет! – отвечали ему. – У неё совсем другие планы…

3
Странный глухой шум прервал его диалог с самим собой.
Шорох ветвей о пыльную дорогу. Лай собак. Всё приближающиеся детские голоса и вскрики…
Дети не любят переговариваться друг с другом тихо. Им обязательно надо кричать, нарушая вечернюю тишину, – недовольно подумал он.
Из-за поворота дороги прямо на него вылетела восторженная орава ребятишек. Все они размахивали деревянными мечами и копьями, и все, очертя голову, поднимая облака пыли, летели и летели вперёд, восседая верхом на свежесрубленных ветках тополей.
Они, очевидно, взяли их из той кучи, с окраины лагеря. Шатры рыцарей нуждались в подпорках и кольях, а ненужные ветки тут же позаимствовали дети.
О-о, когда-то, очень давно, он сам, точно так же, скакал, бывало, вдоль по пыльной лимузенской дороге, потрясая игрушечным копьём, наслаждаясь запахом листвы и помышляя о будущих сражениях и победах…
– Сэр Артур! Сэр Медвежья Лапа! – раздался чей-то восторженный вопль.
И тут же – странная тишина.
Кавалькада замерла на месте, не доскакав до него пяти шагов. Пять пар глаз воззрились на него с удивлением и обожанием. И даже собаки, сопровождавшие эту необычную компанию (мордатые бордоские зверюги, с которыми, однако, вполне безопасно пускать детей гулять одних на улицу), разом присели и, пуская слюни, тоже внимательно на него смотрели.
Он вспомнил, что на нём – нагрудник с изображением розы и креста.
– Приветствую вас, славные витязи! – поклонившись, ответствовал он. – Кто вы и куда держите путь?
Свежий, пахнущий детством запах свежей листвы… Как давно это было…
– Сэр Артур, рыцарь Медвежьей Лапы! – отрекомендовался вихрастый командир.
– Исидора, наследная принцесса Таро, Винланда и Румелии! – сказала темноволосая девочка рядом с ним.
– А я – сэр Линтул, победитель тамплиеров!
– А я – великодушный сэр Тинчес!
– А я – сэр Пикус!
– Мы – рыцари Ордена Бегущей Звезды!
– Мы в вас играем! – сообщили все хором.
– Мы спешим на битву с драконами и великанами…
– Стоп, стоп, стоп. Погодите! – оборвал он их представление.

– Прямо-таки с драконами? Но среди них немало и добрых драконов. С великанами? Но чем виноват великан, что он такой вырос?
Его собеседники примолкли. Потом первый из них, одетый более представительно, в расшитой леопардами пыльной тунике, явно сын одного из рыцарей, спросил:
– Но вы же сражались с ними на Востоке, сэр? Защищая Гроб Господен от неверных сарацин?
– На Восток, сеньор, я попал потому что не мог оставить своих товарищей, – серьёзно ответил он. – А что касается сарацин… живут они там, что поделать. Там их родина.
– И вы сражались с самим Саладином? – в тон ему, так же серьёзно спросила девочка, и он присел, чтобы ей ответить глаза в глаза:
– Да. И ещё я разговаривал с ним, как сейчас с тобой. И многое после этого понял…

Где-то он уже встречал её… Эти любопытные глаза, что наблюдали за проходившими всадниками, тогда, рано утром, со второго этажа дома…
О да! Да, да, да, да!
И множество радужных пузырьков, что она выдувала из тонкой трубочки. Они во множестве кружились в воздухе, они лопались под ногами коней, когда мы входили в освобождённую Арканию…

«Вот тебе, сэр Артур, и твой Камелот…»
Н-да…

– И о чём же таком вы от него узнали, сэр?
– Много о чём. Например, что значит быть настоящим рыцарем.
– О! – воскликнул командир. – Сэр Артур! Посвятите нас в рыцари!
– Как тебя зовут, парень? – спросил его сэр Артур.
– Я – Пьер Дюгеклен! – гордо выпятившись, отвечал тот.
– А я – Жанетта д`Армуаз!
Представились и остальные.
– Так вот… – сказал он, выпрямляясь и обнажая меч.
– Ух, ты! Исидора-Сервента-Спада! – воскликнул кто-то.
– Так вот, – стальным голосом продолжил сэр Артур. – Рыцарями так просто не становятся. Вначале надо прослужить пажом, потом оруженосцем. И только потом стать достойным звания рыцаря… Вы хотите быть настоящими рыцарями?
– Сэр, а кто настоящий рыцарь? – спросила девочка.
– Во-первых, это тот, кто бесстрашен и никогда не кривит душой. Его слово – это искреннее слово, и нарушивший его не имеет права называться рыцарем. Во-вторых, рыцарь всегда заботится о тех, кто с ним рядом. Помышляющий лишь о своих интересах – разве он настоящий рыцарь?..
– А в-третьих?
– А в-третьих – самое главное. Настоящим рыцарем всегда движет любовь. И во имя её он пойдёт на всё, и совершит невиданные подвиги, и никогда не струсит в тяжёлую минуту. Презрение к смерти и великие Надежда и Вера во имя Любви да пребудут с вами, друзья мои.
– Единственное, что я вправе сделать, – продолжал он, – это благословить вас. И я, – прибавил он, очерчивая мечом полукруг над их головами, – во имя видавших не одну битву зубцов этих стен и башен, во имя этой земли, во имя ваших благословенных родителей и той страны, что вскормила вас – благословляю вас на ваш великий жизненный путь. И да пребудет со всеми нами, в наших мыслях и поступках Господь Бог!.. Монжуа Сен-Дени!* – повторил он старинный рыцарский клич.

-----
* «С нами радость наша Святой Дионисий!»
-----

– Монжуа Сен-Дени!.. – повторили они вполголоса.
– Монжуа Сен-Дени! – вдруг выкрикнул Пьер Дюгеклен, взмахнув мечом. – Да здравствует Франция! Вперёд, за мной!
И вся кавалькада, вскинувшись и – не обращая более на рыцаря никакого внимания, под лай собак и шорох листьев, с восторженными птичьими воплями рванулась далее по улице городка…

Рыцарь остался один. Ведь у него не было с собою тополевой ветки…

Сотни и тысячи Бертранов де Борнов проносились в его памяти. Они рождались, воевали, любили, умирали... Стремились всю жизнь утвердить свою правоту, строили и защищали замки, не замечая, что постепенно становятся пленниками этих замков...


4
В их лагере царило молчание, лишь у неярких костров, повернувшись к ним спиной – чтобы не потерять остроту зрения в темноте, негромко переговаривались часовые.
Лишь два шатра из семи были освещены изнутри – сэра Линтула и принцессы Исидоры. Из шатра Исидоры доносилось едва слышное треньканье лютни (опять украла мои ноты, усмехнулся рыцарь). Поколебавшись, он решил заглянуть в шатёр к Леонтию.
Сэр Линтул, чьё правое плечо под одеждой топорщилось из-за тугой повязки, сидел на раскладном стульчике за походным столом и писал.
– Рад вас видеть, сэр рыцарь…
Де Борн присел на груду вещей, сваленных в кучу в углу шатра.
– Я отпустил молодёжь повеселиться в компании наших новых друзей, – не отрываясь от работы, сказал Леонтий.
«Молодёжь…» – усмехнулся он, который, вспомним, был на полтора года моложе Тинча.
– Сам я завтра не буду принимать участия в турнире, – продолжал сэр Линтул. – После сегодняшних событий, я не в силах поднять ничего тяжелее этого пера… Да, разворошили мы осиное гнездо. И сам магистр Ордена Храма, и его… подручные, да и ваше поведение сегодня, когда вы выбрали не ту Королеву, которую им хотелось бы видеть на троне… Я приказал, чтобы завтра же, сразу после состязаний, лагерь был свёрнут. ОНИ намерены атаковать нас завтра вечером, в полной уверенности, что мы снова будем пировать…
– Почему не сегодня?
– Сегодня они зализывают раны. Я велел слугам распустить слух, будто бы мы назавтра вечером, под закат турнира, хотим закатить ещё более пышную пирушку. Пускай кое-кто надеется перерезать нас во время пьянки или во время ночного отдыха. Пока ОНИ поймут, как их надули, мы будем далеко…
– Мы? Кто это «мы»? – спросил рыцарь.
Сэр Линтул отставил перо и внимательно посмотрел ему в глаза.
– Наверняка, уточнить это придётся назавтра вам, сэр Артур… или сэр Бертран де Борн?

Рыцарь молча встал и, не сказав ни слова, вышел из шатра.


5
Он вышел к обрыву над рекой, спустился по лесенке и присел на ступеньку. Вода, в двух шагах от него, тихо струилась, завихряясь среди камышей. Где-то плеснула рыба… Звёзды были вверху, звёзды были внизу…
В такт тихому шелесту волн снова прозвучали струны лютни. Это была музыка, которую он впервые услышал когда-то в Пиринеях, у мавров, а потом местный музыкант помог ему записать её во всех акцентах и подробностях, ибо не так проста была она в исполнении…
Вот мелодия прозвенела до половины и остановилась. Звякнуло несколько новых аккордов. И вновь исполнитель… точнее, исполнительница попыталась забраться на эту гору… И снова сбилась, и снова тренькнули обиженно струны.
– Ну!.. – простонал он. – Ну же… Ну, Боже!.. Ну, Боже, ну что она делает!
Он больше не мог терпеть эту пытку, он поднялся со ступеньки и решительно направился вверх по лестнице.

В шатре принцессы было полутемно. Обе служанки, свернувшись калачиком, мирно спали у входа. Рыцарь осторожно перешагнул через них и увидел Исидору.
Она была в том же простом белом платье, что и вчера, на пиру, что и тогда, когда-то в лесу, когда он впервые увидел её в образе человека. Подсвеченная огнём светильника, она держала в руках лютню, перед нею, на трех связанных в пирамиду посохах были развешаны листы бумаги с нотами.
Заметив его появление, она, с выражением просьбы и ожидания в глазах, посмотрела навстречу.
– Ну, кто же так, не зная, пытается разобраться в этой музыке! – укоризненно произнес он.
– Я ничего не понимаю, – призналась она, – получается, что у меня на каждой руке должно быть, по крайней мере, восемь пальцев!
– Могу ли осмелиться я рассказать вам небольшую историю о происхождении этой нотной записи?
– О да, осмельтесь же, сэр рыцарь, – позволила Исидора. – Присаживайтесь…
Он присел неподалеку, потер ладонями лицо.
– Дело в том, что как раз после того… после известных вам событий… тогда, в лесах Бургундии, когда я уже был готов разыскать, во что бы то ни стало, мою непонятную тогда Гвискарду, меня вдруг настигло письмо. Оно было от Альфонса, короля Арагона, которого я до того числил во врагах и неустанно обличал в сервентах. В том письме, леди, король Альфонс говорил о том, что он очень сожалеет, что вызвал мой невольный гнев своими необдуманными поступками, говорил о том, как он уважает мой талант, звал все-таки стать друзьями и просил, прослышав о моем таланте красноречия, по возможности помочь в переговорах с эмиром андалусийской тайфы… Вы поймете меня. Я не мог не откликнуться и, вместо того, чтобы полить слезами грудь возлюбленной своей, согласно своим же правилам был вынужден отправиться в крепость Алькасаба, в страну шелка, чтобы помогать бывшему врагу, а теперь другу, королю Арагона… Мы путешествовали несколько месяцев, и я многое узнал о том, насколько иногда бывает великодушен тот, о ком ты еще вчера помышлял так низко. Он, в знак благодарности за мои усилия, преподнес мне в подарок толедский меч, мою Исидору-Сервенту-Спаду… Не верьте, леди, слухам о том, что сэр Бертран де Борн бывал лишь мелким склочником. Мне случалось и мирить меж собою целые народы… А воротившись домой, в надежде, что именно сейчас я наконец смогу навестить возлюбленную свою Гвискарду и открыть ей свое исстрадавшееся от ожидания сердце, я застал там новое письмо, где сэр Ричард, король Английский, призывал меня присоединиться к новому Крестовому походу…
– И все-таки? В чем же секрет этой музыки? – нахмурясь, прервала его словесные размышления Исидора.
– Ах, да… У сарацин, будь то мавритане или арабы, это называется «персторяд шайтана»*, – пояснил рыцарь. – Кое-кто считает, что такую музыку способен исполнить лишь сам нечистый, помогая себе хвостом.

-----
* Термин Милорада Павича («Хазарский словарь»).
-----

– Ну, это всё, конечно, глупости, – заметила она. – Однако, в чём же здесь разгадка?
– Я записал эти странные ноты именно тогда, в Малаге, у мавров. А разгадка здесь в том, дорогая принцесса, что, как объяснил мне один сарацин, эту пьесу должны исполнять двое… Это – разговор между мужчиной и женщиной. Вы не против попробовать?
Она была не против.

Они сидели друг подле друга – так тесно-тесно, что молодой рыцарь ощущал каждую упругую выпуклость её тела.
Мешал меч. Сэр Бертран, учтиво поклонившись, привстал с ложа, отстегнул пояс и перевязь, и уложил меч справа подле себя.
«Исидора справа, Исидора слева, – подумалось ему. – Загадать желание?..»
Их руки переплелись, их пальцы, поначалу неторопливо, трогали и перебирали струны лютни…

«– Драгоценных слов…
Вам, мой идеал,
Я, как ни стараюсь, маюсь, не могу найти…»
– пропели под его правой рукою струны.
Он словно поднимался вверх по ступеням лестницы.

«– А зачем слова? Если, кроме слов,
Есть и умолчание, и поиски, и поиски, и поиски пути?»
– ответили ему пальцы сеньоры Исидоры, которая, так и быть, словно оттягивая складки платья, снизошла на несколько ступенек встречь ему.

«– Дорогой, непростой сеньор! – далее, согласно нотам, резко и отчетливо продолжила она, –
Раз затеяли вы разговор,
Дорогой, непростой сеньор,
Раз затеяли вы разговор,
Так и быть, продолжайте речь,
Чтобы в музыку речь облечь!..
Так и быть, продолжайте речь,
Чтобы в музыку речь облечь!..»

Условие стало понятным. Следуя нотной записи, он пошел, пошел, пошел объяснять ей без слов, нотами, звуками – от них кружилась голова и немели пальцы на руках: вот, дескать, бродил я и бродил, и нашел, а что нашел и что при этом потерял – я сам никак не могу толком ни объяснить, ни уразуметь…
«– Помоги мне!..»

Их пальцы, и левой и правой рук мягко ласкали струны. Сейчас не особенно громкая, странная и в тоже время глубокая, завораживающая, сопровождающая все их чувства, мелодия лилась в ночи…
И вдруг взорвалась!

«– И чего же ты хочешь, чего желаешь? – загремели басовые струны под ее пальцами. – Неужели ты думаешь, что мне так легко взять и придти к тебе? К тебе, который давал клятвы верности другой?»
И… выжидательный пропуск в нотах. В этом месте женщина ожидает ответа на заданный вопрос… Но ведь ожидает! Она желает узнать причину! Не бросает сразу!
Их пальцы заплясали вместе – и слева, на грифе лютни, и справа, на открытых струнах. Их пальцы стремились порвать эти злосчастные струны, били и терзали их аккордами, прорываясь сквозь них как сквозь решетку темницы, навстречу друг другу…
В ней взыграл кентавр:
«– Если ты и дальше будешь вспоминать про эту предавшую тебя потаскуху со стеклянными глазами – я… я не знаю, что с нею сделаю. Я вырву ей волосы и выцарапаю когтями глаза! я спляшу на ее костях! Я буду наслаждаться ее предсмертными воплями! я затопчу ее копытами в землю! я испражнюсь на это место!..»

«– Погоди, погоди, – успокаивал он, – зачем так жестоко? Знаешь, у меня странное отношение к ней, сейчас. Знаешь, я почему-то НЕ ХОЧУ убить ее…»
«– Как это?» – не поняла она.
«– Ну, она мне стала почему-то совершенно безразлична. Как не была совсем. Ни страсти, ни ненависти я к ней не испытываю. Во мне угасли чувства. Пустота в душе…»
«– И потому ты приходишь ко мне?»

«– Это другое, моя принцесса, это совсем другое. Знаешь, я очень боюсь причинить тебе боль, я почему-то очень боюсь услышать твой болезненный вскрик, когда…»
«– Неужели грозный сэр Бертран остановится перед такой мелочью?» – усмехнулась она.
«– Боюсь, теперь я уже не сэр Бертран…»
Наступила небольшая пауза. Мелодия вновь обратилась в томную, тягучую, выжидательную, облачную как мавританское небо…
«– А я и ни на что и не претендую… – попытался вставить он, и лишь после того удивился: как это? или я действительно сам только что сказал это, и я отныне – не сэр Бертран де Борн?!!»

«– А чего вы, собственно, от меня добиваетесь? – взрокотали струны лютни, и их звуки прорвались неожиданным и безжалостным камнепадом с вершины горы. – Любви? Изысканной ночки с наследной принцессой страны Таро? Или так, попросту поманить и оставить, как случалось у вас со многими? Учтите, вы меня плохо знаете, досточтимый сэр!..»
И снова ожидали от него ответа.
«– Гр-р! – вознегодовали они же, теперь у него под рукой. – Поверьте или не поверьте, сейчас я… я даже не знаю, но!!! Я буду танцевать с вами этот танец до утра, коли будет на то ваше высочайшее соизволение, а потом, если вы того захотите – и всю вашу и мою жизнь, ибо мне некуда идти, и я тоже дурак, призвал вашу милость к себе, на свою голову, а теперь у меня ничего не желает рифмоваться, и я стремлюсь к тебе, и пусть даже ты оторвешь мне голову как делает самка богомола со своим ухажером, чтобы зачать от него детей, но я не в силах более никуда идти, прими же меня таким, как я есть!..»

Далее в партитуре почти целиком шли острые сплошные удары пальцев и костяшек пальцев о кузов лютни. Две их правые руки неистово и люто плясали друг подле друга, временами касаясь струн и оглушая аккордами ночную тишину, а то и вновь принимаясь кружиться в бешеном танце…
Молитвы, мольбы, угрозы, обвинения, оправдания, объяснения и новые, и новые мольбы и молитвы, и просьбы, и жалобные вскрики и всхлипы, и суровые окрики, и вздохи примирения, и позы, и резкие движения, и замирания, и новый, и все новый бешеный, непримиримый танец…
Он нарастал, вбирая их в себя как безумие, как буря, а их руки, с нарастающими, неуклонными, следующими нотной записи движениями костяшек и кончиков пальцев, стремились, наконец, к разрешению этого разговора. Ударил последний аккорд, и эхо затихающих звуков прошумело за ним…
После чего леди Исидора решительно прижала струны ладонью:

– Господин мой, – произнесла она негромко, но отчётливо, – ведь я вас ни к чему не обязываю!
Их глаза встретились. Он заметил... слёзы в её глазах и почувствовал, что по его щекам катятся такие же слёзы. Он вдруг понял: всё, всё, хватит, не надо больше сдерживать себя… свободен, свободен, свободен!
И, вслед за тем, они решительно устремились навстречу друг другу, и влажно сомкнулись их губы…

«Лунный свет падал на левую руку молодой графини. Усталая и счастливая, она радовалась наступившему покою. Она была обнажена... Любовь хранила её счастье, которому не было границ…»* – эти строки, поскрипывая пером, заносил в эту ночь в свою будущую книгу Рыцарь Кубка, сэр Линтул Зорох Жлосс.


-----
* См.: «Тропа Исполинов», гл. 15.
-----





Глава 17 (36) – Западня

Баптиста:
"Есть к музыке способность у нее?"
Гортензио:
"Она скорей способна быть солдатом,
Копьё ей надо в руки, а не лютню!"

Вильям Шекспир, «Укрощение строптивой»*

-----
* Перевод П. Гнедича.
-----

1
– Госпожа, госпожа?..
– Что тебе, Ахискала?
– К вам какой-то человек! Говорит, что он от господина де Трайнака, и говорит, что вам пора, госпожа!
– В такую рань?.. Хорошо, скажи: я сейчас выйду.
– Разбудить господина Бертрана?
– Пусть спит… Хотя, вот что. Позови отца.
– Слушаюсь, моя госпожа.
– Миура! Воды для умывания. И помоги одеться. Да-да, это платье, а ещё разыщи-ка мне мантию подлиннее. Да, красная как раз подойдёт…

Солнечные часы, сооружённые в центре лагеря умелым Леонтием, показывали шесть, когда принцесса Исидора, свежая и улыбающаяся, задорно сияя глазками, вышла к ограде, за которой её поджидали человек в одежде герольда и двое сопровождавших его всадников.
– Ой! – всплеснула ладонями она. – Вы действительно за мной?
– Господин де Трайнак… – развернул пергамент герольд, – извещает вас, что вы, как избранная Королева Любви и Красоты…
– Ой! – повторила она.
– Ваше избрание предполагает, что нынешний день до полудня вы, согласно своей почётной обязанности, должны будете посвятить посещению города Лимож и его окрестности, включая арену состязаний… Сейчас же я, по своей прямой обязанности, должен проводить ваше величество до западных ворот города, откуда вы торжественно проследуете через весь город до его восточных ворот…
– «Ваше величество»? Ой, как здорово! Как здорово! – захлопала в ладоши Исидора.
И, склонив задумчиво голову, спросила:
– Господин герольд! Я вот всё хотела спросить у господина де Трайнака… На вас такие красивые гербы и эмблемы… наверное, ваш господин – знатного рода…
– О да! – важно отвечал герольд, опуская пергамент, – это очень древний и славный род!
– А эти милые зверюшки наверху – наверное, кошечки?
– О нет, что вы! Это львы!
– А эти столбики внизу – наверное, это городские стены?
– Это изображение горностайного меха, сударыня! Сеньор де Трайнак…
– Ой, а можно я возьму у вас этот пергамент? На память!
– Хорошо, сударыня, я не против, но я также не буду против, если вы немного поторопитесь. Вы можете взять с собой охрану и свиту, если вам угодно, но не более двух человек. Ваше величество будет сопровождать особая свита…
– Ой, как интересно! Тогда, я, наверное, поеду вообще одна… Хорошо, хорошо, я сейчас, сейчас, только не уезжайте, прошу вас!

Всадники переглянулись. Один из них недвусмысленно присвистнул… и все заулыбались. А она скрылась у себя в шатре, куда следом за нею вошёл взволнованный Тинч.
– Вот что, Тинчи, – быстро проговорила она, перебирая в пальцах чётки. – Сразу после моего отъезда, ты пошлёшь гонца к де Трайнаку. Пускай ему передадут этот пергамент и скажут, что с его вестником случилась беда… Погоди, не перебивай. Этот гонец – не герольд. На груди его – рог, но он не трубит, а в геральдике не смыслит нисколечко.
– Ты с ума сошла! Ты собираешься ехать с ними? Я разбужу командора!..
– Совсем не надо… Пусть спит. Я поеду одна.
– Но…
– Тинчи! Пожалуйста, не порть мне представления!!!
И она зыркнула на него безумными глазами Ассамато… Или, быть может, Тайры, той самой девушки, которую Тинч знал, когда та еще не была королевой…
– Лучше помоги собраться. Они рассчитывают поймать меня в западню? Не позавидую я охотникам, надумавшим затравить такую дичь!..

– Что это за сумки у вас сзади под мантией, ваше величество? – подозрительно спросил "герольд", когда они проезжали по главной дороге рыцарского городка.
– А что, они так портят мою внешность?
– Ну-у…
– Ой, там у меня всё необходимое, а также я захватила мешочки с мелкой монетой. Должна же я что-то бросать в толпу, которая будет меня приветствовать! Надеюсь, это не нарушает установленных правил?
– Ну… не нарушает, конечно, это даже к лучшему… Вы вольны поступать как знаете… А что это за чётки я вижу у вас в руках?
– Ой, а скажите, меня будут осыпать цветами?!. – уходя от ответа, с видимой беззаботностью перебила его та, которую когда-то, в кентаврьем племени, подруги величали титулом «фералис», «смертоносная»… – Ой, а поэты будут петь для меня стихи? А колокола? А музыка? Вы знаете, я так люблю восточную музыку, я от неё в восторге!..
Мнимый герольд (только что назвавший львят львами и не отличающий условное изображение беличьего меха от меха горностая) не успевал открывать рот, а она задавала всё новые и новые вопросы, а когда вопросы были исчерпаны, она пошла по второму кругу:
– Да, я забыла у вас спросить: цветы… я так люблю цветы… меня будут осыпать цветами?..
– Осыплют, осыплют, можете не волноваться, – отвечал с усмешкою тот, перемигиваясь с приятелями.
Так, в такой непринуждённой беседе, они, следуя вдоль городской стены, доскакали до западных ворот. Сопровождающие предъявили страже условный значок, и они углубились в город…

2
– Ой, а почему мы едем не по главной улице? И где, в конце концов, моя свита? Вы же обещали!.. Ой, скажите, а вы находите меня красивой?
– Я?.. – спросил командир отряда, внутренне торжествуя, потому что, следуя по грязной полутёмной улочке, они уже почти приблизились к месту назначения. – Вы так прекрасны и нежны своей шелковистой кожей, ваше величество! Точь-в-точь, как породистая английская свинья моего папаши!
– Га-га-га! – подкрепили это мнение сопровождающие.
– Ой, а скажите, а ваши свиньи…
Но она не успела досказать своего вопроса, потому что из-за угла ближайшего дома появился человек в плаще с капюшоном и схватил Июльку под уздцы.
– Я очень прошу вас, сойдите на землю, сударыня.
– Ой, я сейчас, надеюсь, вы мне поможете… Так вот, насчёт свиней… Скажите, а чем их погоняют, бичом или просто палкой?
– Я не шучу, сударыня! Сойдите на землю, и вам не причинят вреда!

Исидора быстро оглянулась… Из переулка показались ещё двое, вооружённые копьями, за ними ещё один, вооружённый арбалетом.
Вспомнился рассказ Тинча и Пикуса о путешествии в катакомбы.
Переулки у западных ворот…
Ага! Ну, нет! Не причащаться вам моею кровушкой!
– Щелк-щелк!.. – тихо сложились в её пальцах чётки, превратившись в хлыст…

– Ах, ну что вы меня торопите, и вообще, предложили бы помощь даме… – с удовольствием и нарастающей яростью продолжала играть она.
– Анри, помоги даме сойти на землю…
– А вы знаете, наверное, всё-таки бичом! – только и произнесла Исидора, когда человек в одежде герольда, соскочив с коня, протянул к ней руки.
– В-вжик, в-вжик! – это дважды свистнул в воздухе хлыст…

– Ш-шик! – это просвистел дротик и человек с арбалетом повалился навзничь, схватившись за горло. Его стрела ушла в небо.
– Ш-шик! Ш-шик! Ш-шик! – и, ещё раз, – ш-шик!
Лже-герольд попятился, беспомощно хлопая глазами и тут же получил удар своим собственным коротким мечом по голове. Человек в плаще отпустил Июлькин повод и, откинув капюшон, также попятился…
А Исидора, легко подхватив с земли пику одного из всадников, уже высилась над ним как Немезида из древнегреческих мифов.
– Я вас почти не знаю, сударь, – с не предвещающим ничего хорошего холодком в голосе сказала принцесса. – Но если вы попробуете хотя бы прикоснуться к оружию, я покажу вам как колют свиней у меня на родине.

Констан де Борн и так не мог пошевелиться. Весь его отряд растаял за несколько мгновений, а возле горла маячило острие пики.
– Очень жаль, сэр рыцарь, что мы не можем встретиться с вами на арене. Сколько бы сволочи вы ни привели с собой, у меня в колчане всегда будет достаточно аргументов против. Итак, отвечайте прямо и честно: что вы задумали?
– С-сеньора Гвискарда де Божё… если бы вы вдруг пропали… её назначил бы король…
– На моё место?
– Д-да…
– И только в силу этой глупой причины вы решили организовать моё похищение? – произнесла она, глядя на него с тем выражением одновременно презрения и любопытства, с которым домохозяйка глядит на таракана, готовясь прибить его шлёпанцем.
Пика чуть двинулась вперёд и уколола его меж кадыком и воротом.
– К сожалению, я плохо знаю этот город, – с тем же ленивым спокойствием, как будто речь шла о самых обычных, повседневных делах, произнесла она. – А ну-ка, повернитесь ко мне спиной… медленно… Теперь выводите меня на главную улицу… медленно… Попробуете шалить, и это пика будет торчать у вас в затылке по самую рукоять. Идите!

– Видите ли, – перебирая ватными ногами, говорил сэр Констан, – нам надо объясниться. Скажите…
– Вопросы буду задавать я, а вы – на них отвечать. Вино в кувшине было вашим?
– А…
Острие кольнуло его в затылок, уже гораздо сильнее.
– Я же просила: не поворачивайтесь, идите вперёд. Вашим?
– Да, но не совсем…
– Этого достаточно. Следующий вопрос: какой ВАМ смысл в моём похищении? Выкуп?
– О нет, сударыня…
– Ваше высочество.
– О нет, ваше высочество!.. Погодите, главная улица вот здесь, за этим домом! Прошу вас, только выслушайте меня!
– Ну, хорошо. Но будешь дёргаться – прибью. Итак?
– Разрешите мне обернуться, ваше высочество!
– Не разрешаю. И требую, чтобы вы встали на колени.
– Но…
Как раз в эту минуту они переходили большую лужу.
– Живо!
И сэру Констану де Борну ничего не оставалось, как позорно плюхнуться коленями в зловонную, покрытую пузырями, чёрную жижу…
– Ну! Я жду ваших объяснений!
– Исидора! – прерывистым голосом начал он. Глубоко вздохнул и продолжил так:
– Я полюбил вас с первой минуты, как только вас увидел! Вы – прекраснейшая женщина на свете, и этом, и том! Вы ангел! Все эти дни я только и думал, как бы нам объясниться! На нашем пути…
– На ВАШЕМ пути! – поправила его принцесса.
– О да… Мой беспутный брат… и его… эта дура Гвискарда… которую никогда не отдаст за меня виконт Арчимбаут… Я понимаю, вы богаты, вы древнего рода, и что вам за дело до какого-то перигорского сеньора, у кого всего лишь этот крошечный Лимузен, да жалкий полуразрушенный замок… И вот я решился открыть вам своё сердце, но вас так сильно охраняют, что я пошёл на эту хитрость, надеясь…
– Не оборачиваться!
– …надеясь, что вы всё-таки простите и поймёте меня. Единственно любовь, и только любовь с первого взгляда толкает меня на подобного рода действия…
– Подобного рода? Там, позади, лежат шесть человек, и они уже никогда не поднимутся на ноги. Что вы желаете сказать кроме этого? Ну, смелее, смелее! Сегодня вам ещё сражаться на турнире!
– Моя принцесса! Уедемте отсюда, уедемте из этих мест, клянусь, я буду служить… вашему высочеству верой и правдой, буду для вас самым нежным и заботливым супругом на свете! Скажите, вы хоть чуточку верите в мою искренность? Доверьтесь мне, я умоляю, я умоляю вас на коленях!.. Принцесса Исидора!
– Встаньте с колен, сэр рыцарь… Фу, как от тебя воняет!.. А теперь закрой глаза и не вздумай открывать их, пока я не скажу… Ты, недоносок! Подумай на досуге, почему я оставляю тебе жизнь!
И сильный тычок в спину тупым концом пики повалил его ничком в ту же лужу.
Некоторое время он лежал в грязи, боясь пошевелиться, пока вдали затихал приглушённый стук копыт, показавший, что опасность миновала. Потом он приподнялся, открыл глаза…
Единственное, что он успел заметить – странный силуэт, напоминавший женщину и лошадь, слитых воедино… силуэт этот метнулся в конце улочки за угол и тотчас же пропал…

3
В это же самое время главный герольдмейстер Франции, встревоженный сообщением сэра Тинчеса, уже поднял на ноги всю городскую стражу, тем более что нашлись ограбленные тела трёх его непосредственных подчинённых. Раздавая приказы и предчувствуя неизбежный скандал, де Трайнак находился неподалёку от западных ворот, в то время как из переулка, как ни в чём ни бывало, слегка подгоняя хлыстиком серую в яблоках кобылку, в белом платье, красной мантии и с золотым вычурным веночком на голове появилась сама Королева Любви и Красоты.
– Боже! – воскликнул он. – Где! Вы! Были?!.
– Ой! – отвечала она ему с очаровательной улыбкой. – Знаете ли, один из моих обожателей, что очень неосторожно с его стороны, пытался меня похитить… я так его понимаю, бедняжку… Словом, их вы найдёте там… – указала она хлыстом, – в переулке…

Де Трайнак отдал команду и несколько всадников помчались в указанном ею направлении.
Несмотря на всё ещё ранний час, взбудораженный этими скАчками город был весь на улицах. Рядом с герольдмейстером гарцевали на своих конях сэр Тинчес и сэр Бертран де Борн (настоящий).
– Что это ещё за обожатель? – подозрительно спросил рыцарь.
– Ах, он такой душка… да ты его хорошо знаешь… потом расскажу.
– Почему с этого утра вы все так чисто говорите по-нашему? – поинтересовался де Трайнак.
– Знаете, сэр главный герольдмейстер, произошло чудо! Нам, всем одновременно, явился во сне святой Мартен! Об этом случае надо будет как-нибудь перемолвиться с епископом де Бове…
Появились конные стражники.
– Нашли!
– Там, в улочке, шесть трупов!
– Трое из них – в одежде наших герольдов!
– Один убит собственным мечом, остальные – дротиками!..
– Убийство одновременно шестерых человек?.. – не веря собственным ушам, спросил де Трайнак, изумлённо взирая на Исидору.
– Ах! Я так виновата! Да, я признаюсь!.. во всём! во всём!.. Да, это я, хрупкая беззащитная девушка, это я заманила в глухую, полутёмную улицу шестерых вооружённых мужчин и убила их одного за другим! Ах, вяжите меня, вяжите!..
И она, в самозабвении, протянула герольдмейстеру две свои тонкие изящные ручки, сложенные крестом…
Многое, многое он успел повидать на свете. Но чтобы такое…
Ещё немного времени он просто глотал воздух, не зная, что отвечать на эту тираду. Потом старый и седобородый вельможа просто поставил руки в боки и грохнул, и вслед за ним загрохотала вся улица:
– Ах-ха-ха-ха-ха-ха!.. Ах-ха-ха-ха-ха-ха!.. Ах-ха-ха-ха-ха-ха!..
– О-ох!.. О-ох! – медленно приходил он в себя. – Ох!.. Ладно, пусть будет так. Будем считать, что вашими руками (да уберите вы их, наконец!) свершилось Правосудие Божье!.. О-ох… А знаете, мне почему-то кажется, что когда-нибудь именно женщина, похожая на вас, спасёт Францию!..
– Да, может быть, – тихо согласилась она. – Да вот только нелегко придётся ей, бедняжке…
– Да, кстати, – спросил он, – а как вы догадались, что герольд – поддельный?
– Ну, начнём с того, что он, зачитывая ваш приказ, держал пергамент вверх ногами…
– Ну, коли всё закончилось благополучно… Или почти всё… – молвил главный герольдмейстер, – тогда что же… Слава Королеве Любви и Красоты! Слава! Слава! Слава!
– Слава!!! – понеслось по городу.

– Ты б поспал ещё чуть-чуть, дорогой! Ведь есть немного времени…
– Поспишь с тобою… Скажи, это был ОН?
– Ну не волнуйся, он, он… Потом расскажу тебе всё подробно…
– Предчувствую… ты наверняка могла убить его. Так?
– Ну так, так…
– И оставила в живых. Почему?
– О милый мой, любимый мой, супруг мой и защитник! Тогда с кем же ты будешь столь доблестно сражаться сегодня?..

4
Кортеж Королевы Любви и Красоты, в сопровождении герольдов, медленно прошествовал по главной улице Лиможа.
Вести в небольших городах расходятся быстро. Описанная выше история (за исключением понятных нашему читателю подробностей), покуда Королева добралась до восточных ворот, обросла немыслимыми слухами. Болтали о целой сотне головорезов, которую уложила на месте хрупкая очаровательная девушка…
Трибуны, которые были переполнены народом, предвкушающим утренние соревнования по стрельбе и метанию дротиков, также были в курсе событий и встретили Исидору рёвом восторга. Вряд ли хоть какой-нибудь из королей или даже императоров удостаивался такого триумфа.
Единственной из лож, которая была пустой и тихой, была ложа сеньоры Гвискарды де Божё… 20.06.2013

Все права на эту публикацую принадлежат автору и охраняются законом.