Птичка на тонкой ветке-12

Глава 14 (33) – Три грации (продолжение)

– Радость наша, царевна Будур, отправляется в баню!
«Волшебная лампа Аладдина»

В стакан воды подлить… трёх капель будет.
Ни вкуса в них, ни цвета незаметно;
А человек без рези в животе,
Без тошноты, без боли умирает.
А.С. Пушкин, «Скупой рыцарь»

1
Конечно, её он узнал сразу…

«Ибо я Даму нашёл без изъяна,
И на других не гляжу –
Так одичал от любви; из капкана
Выхода не нахожу…»*

-----
* Бертран де Борн, «Песнь, в которой певец… не удерживается от восхвалений сестры короля, доны Ланы» (пер. со старопровансальского Ан. Наймана)
-----

– Ах, погодите! – прикрикнула она на своих возчиков, что влекли её паланкин по улице Лиможа.
– Лана? Лана??? – только и произнёс сэр Бертран де Борн. – Хороший день, сеньора Матильда! Вот не ждал встретить вас здесь!
– Ах, бросьте ваши реверансы! дрянной мальчишка! Третий день в городе, и не справится обо мне, и не заглянет! Ну-ка, свернёмте в улочку, я вас ещё и не так отругаю!
Развернуть конные носилки на неширокой, хотя и главной улице, да ещё и запруженной народом, оказалось непростым делом, но опытные возчики справились и с этим, и, в конце концов дона Лана, она же сестра короля Ричарда Львиное Сердце, сеньора Матильда Английская, герцогиня Баварская и Саксонская, опираясь на руку одного из слуг, постанывая и разминая суставы, выбралась из паланкина.
– Спуститесь же с вашего чудовища, сеньор! Дайте мне поглядеть на вас!
Сэр Бертран охотно спешился, передал поводья Кьяри и поспешил обнять свою Лану, которой когда-то посвятил не один десяток своих первых стихов.
Она заметно постарела. Вернее, ей было за тридцать… И она, когда-то, в какие-то дальние-предальние времена, была его самой первой настоящей любовью…

О сеньоре Матильде ходило много слухов, большую часть из которых она сама же и распускала. Например, оставалось под вопросом чья же она дочь: короля Людовика Французского или же всё-таки короля Генриха Английского… она неустанно поддерживала вторую версию, не переставая повторять, что она впитала в себя лучшие качества как своей матери, королевы Альеноры, так и своей саксонской бабки, королевы Мод. Её и саму нередко величали этим именем: Мод, или «наша Мауд», как прозывали её в войсках. Из уст в уста ходила история о том, как в сражении под Люнебургом она на коне, с развевающимися волосами и пылающим лицом, потрясая мечом, подняла в атаку войска. «Я, жалкая саксонская курица! – кричала она, – и я не боюсь! а вы, боевые галльские петухи, страшитесь идти в бой?!. Бар-рабаны! Франция, вперёд!..»
И армия пошла, и армия двинулась, и, несмотря на все стрелы и камнемёты, стены города пали пред мужеством герцогини и её несокрушимого воинства…
«И тут барабаны грохнули во всю мощь! да так, что я описалась!..» – хохотала она, рассказывая потом об этом событии юному пажу. – «Мы, французы, так любим, когда всё вокруг грохочет!..»
Когда-то он, про себя, называл её «львицей, что возникает под грохот барабанов»…

В Лиможе Лана оказалась, надеясь, несмотря на возникшую вражду между Филиппом-Августом и Ричардом, хоть как-то похлопотать перед королём о судьбе брата.
С нею можно было не подыскивать слов, можно было вообще молчать. Говорила она.
– Ну вот, Медведь – он и есть Медведь! – хохотала она, освобождаясь от его объятий. – Я наслышана о ваших похождениях, точнее – наслышан весь Лимож! Все только и говорят о том, как вы сражались с десятирукими псоглавыми великанами верхом на трёхгорбом верблюде! В особенном восхищении от вас иные дамы… Знаете, почти все из них, после того, как вы их оставляли, тут же удачно вышли замуж! И тотчас же родили детей! Вы – волшебник! А знаете ли вы, что также весьма удачно вышла замуж и я! Причём, удачно настолько, что герцог вскоре освободил меня от своего присутствия, отправившись в лучший мир и оставив немалую ренту, которой, по крайней мере, мне будет достаточно, чтобы без хлопот воспитывать сыновей, в особенности старшего... Вы как-нибудь должны повидать его, чудесный мальчик, и уже, несмотря на свои семь лет, вовсю размахивает деревянным мечом и даже пишет неплохие стихи, да, а зовут его, как это ни покажется странным, тоже Бертран… с чего бы это, скажут злые языки? Но я вас ничем не обязываю, отнюдь!.. Признайтесь, вы по-прежнему очаровываете милых женщин, и охотно разрешаете им прокатиться на своём великолепном скакуне? Ах, шалун! Говорят, что вы сегодня изволили даже посетить эту мнимую монахиню Гвискарду де Божё? Ах, не закипайте, ведь никто не знает вас так, как знаю я! И не делайте мне прищуренные глаза, да-да, вы посвятили ей чудесные стихи, которые этот негодяй Констан пытается выдать за свои, и прикинуться вами, и об этом знают все, но никто не протестует, все довольны, вот ведь в чём загвоздка! Я более чем уверена, что всё разрешится в вашу пользу! Король – на вашей стороне… и, к сожалению, не на моей…
– Если Констан – негодяй, – решил, воспользовавшись паузой, вставить де Борн, – то кто же я?
– Ты? Ты??? – от души рассмеялась Матильда. – Ты – просто смешной, и за то тебе простятся все грехи… Знаешь, мой брат очень жалеет о размолвке с тобой, он просил передать тебе привет…
Сэр Бертран молча поклонился.
– А кстати, – оживилась она. – Почему бы тебе не пригласить сестру короля Английского в гости? Тем более, говорят, вы изволили прибыть с интересной компанией, а также говорят, что ввечеру, а точнее к ужину у вас должно собраться приятное общество? Мой дорогой Бертран, спасите меня от скуки, я требую этого! А вообще, в вашем окружении была замечена некая очаровательная особа. Вы привезли её с Востока… или из своего сказочного Винланда? Ну признавайтесь же, ну признавайтесь! Удивительная юная дама, которая предпочитает ездить верхом на немыслимой красоты, серой в яблоках лошадке в то время как её прислуга трясётся в этом душном и неудобном паланкине, после часа пребывания в котором необходимо звать людей, чтобы тебя разогнули!.. Между прочим, пару часов назад её, в сопровождении слуг, заметили… где бы вы думали?.. на местном рынке, где она лично покупала… что бы вы думали?.. неимоверные количества бадей, кувшинов, котлов и вёдер!
– Я об этом ещё ничего не знаю, – признался де Борн.
– Мой друг, Лимож – не столь огромный город, и новости в нём передаются мгновенно… Ну, хватит, мне кажется – мои ноги наконец-то пришли в себя. Так мы поедем?

Особенных препятствий к выезду из города не случилось. Масса горожан в это время тянулась к ристалищу, иные – чтобы заранее занять удобные места накануне завтрашнего зрелища, иные – для того, чтобы полюбоваться, как король, в силу принятого обычая, объезжает с проверкой места будущих состязаний. За стенами города слышалась музыка – сарацинский оркестр, как это вошло в моду по возвращении крестоносцев из Земли Обетованной… Де Борн узнал тамбурины и цимбалы, по резкому визгливому звуку узнал зурну… Они проследовали сквозь ворота…
– Какая странность! – приподняв занавеску паланкина, сказала Матильда. – Такое впечатление, что большинство этих ротозеев торопится посмотреть вовсе не на короля!
И действительно, по выходе из ворот толпа раздваивалась. Почему-то очень многие спешили попасть не к ристалищу с его трибунами, фанфарами и длинными полотнищами штандартов, но совсем в другую сторону, а именно – в шатровый городок, где, ближе к берегу реки, собралось несколько сотен зевак.
– Чёрти что! – вслух подумал рыцарь, – не мои ли ребята снова что-то учудили?
– Ах, не пожар ли это?! – восторженно всплеснула руками Матильда.

2
Каждый из предоставленных приезжим рыцарям участков пустоши был огорожен невысоким забором. По условию аренды, здесь могли размещаться не только шатры, но и временные помещения под склад снаряжения, конюшня под открытым небом, а также костровища, где каждый из обитателей городка мог сам готовить себе еду. К часу возвращения рыцаря в лагерь, над большинством участков курились дымки. Над самым крупным участком, что занимали их семь шатров, поднималось не менее семи дымов, и именно сюда почему-то стремились люди.
Нет, это был не пожар, это было нечто совсем иное, никогда невиданное ранее в этих местах…

Спуск к реке оснастили специально построенной лестницей и мостками. Стоя цепочкой на лестнице, воины короля Эдгара передавали из рук в руки деревянные ведра с водой.
Наверху же, один из шатров, (что обычно был выделен под хозяйственные нужды), был перенесён ближе к обрыву. Рядом с ним пылал костёр, в котором докрасна калили булыжники, чтобы, достав их щипцами из огня, тут же отнести в шатёр и бросить в специально установленный внутри котёл с водой, после чего полог шатра снова наглухо закрывали – дабы не упустить пар.
Здесь же, впритык к парному шатру, огородили и закрыли тканями широкую площадку, поделённую на два отделения, мужское и женское. На кострах, в закопчённых котлах булькала вода, в бадьях замачивали веники, Миура и Ахискала носились с покрывалами и полотенцами… словом, называлось это действо, привлекшее к себе внимание нескольких сотен зрителей, «походнАйя русскАйя баньЯ» – как пояснил Кьяри кто-то из зевак.
Командовал всем этим представлением, естественно, ни кто иной, как сэр Линтул.
Тут же горели ещё несколько больших костров, с вертелами и большими котлами, и запах мяса и пряностей тянулся далеко вдоль берега. Здесь распоряжался Телле. На готовочных столах нарезали хлеб и овощи, разливали вина по кувшинам; отдельно поставленные два стола – для господ и прислуги были покрыты скатертями.

– Крупнее нарезай, крупнее! – поучал слугу Телле. – Ты пойми: люди бывают малоежки и бывают многоежки. А вдруг кому-то захочется взять кусок побольше? Повкуснее?..

У входа на участок высился столб, на верхушке которого красовались крест и роза.

На дороге, что отделяла изгородь хозяев от изгороди соседей, было особенно многолюдно. Помимо рыцарской прислуги и пришедших горожан, здесь толпились и стражники, и герольды, и даже монахи. Толпа ревела от восторга: посреди круга бились в показательном бою на посохах сэр Тинчес и сэр Пикус, оба перемазанные в земле и прокопчённые, но, тем не менее, без всякой устали крутившие «мельницы», то одним посохом, а то и двумя, и прыгавшие друг вокруг друга как две обезьяны.
Они успели переломать с полдесятка посохов, как в круг вошла сеньора Исидора и попросила прекратить бой – мол, пора готовиться к омовению, а также к ужину, тем более, что ожидаются гости. Но двум здоровенным парням было не до того… Тогда принцесса сама схватила пару посохов и двинулась в решительную атаку – чем вызвала особенно одобрительные возгласы и хохот публики, никогда не видавшей подобного зрелища…
– Ну, я вам сейчас покажу! – восклицала она, изящно уворачиваясь от ударов (разумеется, более притворных, чем настоящих), и не упуская случая угостить ударом ниже спины то одного, то другого из забияк:
– Вот первому! Вот второму! Первому! Второму! Первому! Второму!..
– Дорогу Матильде Английской! – крикнул слуга и толпа потеснилась, освобождая место у арены.

– Что тут у вас творится, чёрт подери? – спросил у Леонтия сэр Бертран.
– Альтернативный турнир, сэр командор! Дамы приглашают кавалеров! – отвечал ему сэр Линтул, стоявший на пригорочке, засунув ладони за пояс.
– Ничего не понимаю, объясни.
– Только не бухти. Ребята полдня лазили по катакомбам…
– Я же запретил вам это делать!
– Тс-с-с!.. Не запретил, а выразил несогласие, это разные вещи.
– Нашли?..
– Нашли другое. Тайное святилище тамплиеров. Стали свидетелями обряда. Навидались мерзостей. Едва утекли от стражи… Словом, пусть потом расскажут сами, не хочу портить аппетит. Пускай немного разомнутся, им это сейчас полезно…
Аплодировать средневековые зрители ещё не умели… Когда принцесса, в конце концов, прогнала обоих королей, как гусей, за ограду, и они повалились на землю, пытаясь отдышаться, она приказала страже:
– В реку их! – чем вызвала очередной взрыв зрительского восторга.
Воины, поколебавшись, понесли и того и другого в реку – не потому понесли, что им приказали, а потому, что ни тот, ни другой не могли идти, давясь от хохота. Здесь их, с их высочайшего согласия, одного за другим, раскачав, прямо в одежде забросили в воду…
Толпа было сунулась в ограду – посмотреть на дальнейшее, но её оттеснила стража.
Матильда, чей паланкин был уже в ограде, а лошади выпряжены и отведены в загон, как ни в чём ни бывало, обмахиваясь веером, беседовала с Исидорой.
– Ах, ну вы прямо-таки воительница, прямо-таки валькирия! – доносился до сэра Бертрана её пронзительный голос.
– Глядите, сэр Бертран, сейчас ваша англичанка соблазнится на парнУю баню! – усмехался сэр Линтул.
И так оно действительно и случилось, и дамы отправились париться первыми.

– Миура, прикажи подать ещё камней! Да пару веничков, конечно…
– Госпожа изволит париться берёзовыми?
– О да, и ты нам в этом поможешь! Ахискала, не стыдись, ты тоже с нами!
– О боже! – доносилось из шатра, который буквально подпрыгивал от распиравшего его пара. – Это же камера пыток!.. И что я должна делать с этим распаренным букетом? Так? Именно так? Это же избиение! Хотя, мне почему-то нравится… Миура, вот по спиночке мне пройдись, пожалуйста! И пониже, пожалуйста! Ой! Ой! Мне кажется, что сейчас я… О-ой!.. Замечательно, замечательно, великолепно! Если я когда-нибудь всё же стану королевой… А что теперь? Зачем холодная вода?.. О-о-о!.. О-о-о-о-о-о!..
Все четыре женщины, наспех прикрываясь полотенцами, прошли на свою половину, где продолжили мытьё. Их место в парной заняли мужчины, вначале сэр Бертран и сэр Линтул, затем сэр Тинчес и сэр Пикус, затем по очереди все остальные.
– А скажите, Исидора… здесь будут только дамы, а с той стороны – мужчины? А если ветер поднимет эти полотнища?
– Не знаю как вы, дорогая Лана, но лично я пять лет провела среди кентавров, и вряд ли увижу что-то новое…
– Великолепно, великолепно! Кентавры! Первобытная дикость! Как это замечательно! Я заново рождаюсь как женщина! А это… Это такое зеркало? Это я? А я ещё неплохо сохранилась! Вы мне, конечно, подАрите его – как лучшая подруга?.. О Исидора!
Эти звуки далеко разносились по окрестности. На шум прибыли главный герольдмейстер и епископ де Бове. Им объяснили в чём дело, и, разумеется, тоже пригласили принять баньку, пока ещё теплая. Принять баньку властные мужи наотрез отказались, но, поведя носами, сказали, что не прочь бы разделить трапезу, что было тут же принято и за столом появились первые гости.


3
Ну, не желают, так не желают!
Полотнище шатра развернули и оставили сушиться на кольях. Слуги, оруженосцы и воины, по очереди прошедшие парную и мытьё, одетые в лёгкие одежды, накрывали на стол. Сеньора Матильда и сеньора Исидора, румяные и озорные, в простых полотняных платьях, в венках из душистых трав, торжественно присели во главе стола. Бок о бок с ними, втайне завидуя свободным одеждам обитателей шатров, но предвкушая сытный ужин, разместились сеньор де Трайнак и епископ.
Темнело. Зажгли факела и масляные благовонные лампы. По сигналу сэра Линтула, взялись за инструменты музыканты. На том берегу Вьенны за лес закатывалось белое солнце… Хороший денёк будет завтра!

– Странный напиток… – отхлебнув с ковша, произнесла Матильда. – Напоминает пиво, но не пиво… Подскажите рецептик, я прикажу своему повару каждый день готовить такое!
– Это называется квас, – объяснил Леонтий. – Приготовляется из простого чёрного хлеба…
– Ой, боже… Чего только у вас не увидишь… и не попробуешь… – хищно принюхиваясь, произнесла она, озирая длинный стол, уставленный яствами. – Это, кажется, грибы? А это? М-м-м… Пахнет укропчиком-м-м!.. А это? Неужели простой лук? Ах, вымоченный в уксусе! А это?.. Как? Кар-тойфель?.. но, по-немецки, это, кажется, означает… ах, была – ни была!..
Вскоре, не заставляя себя долго ждать, прибыли и де Сент-Экзюпери, и Эн Гольфье де ла Тур, и де Гриньоль, и фон Гибихенштайн. Впрочем, этим дело не ограничилось. Соседи, явно перевозбуждённые аппетитнейшими в мире ароматами, то и дело заглядывали в гости и пополняли число присутствующих. К сему прибавим, что заявлялись они обычно не в одиночку, а в сопровождении пажей, оруженосцев и слуг…
Словом, не успели лучи солнца окончательно уступить место ночной тьме, а на участке рыцарей Ордена Бегущей Звезды кипело настоящее пиршество. Выпили и за здоровье всех присутствующих, и за успех завтрашнего состязания, и – «мужчины пьют стоя, женщины до дна!» – за присутствующих здесь дам! Истребили массу закусок, но к столу подавали всё новые и новые.
К рыцарскому столу был приглашён Телле, который с готовностью потешил гостей своими притчами…

«Вот, встретились как-то, однажды, в одной стране-странице, доблестный сэр Гарамонд и непревзойдённая по красоте сеньора Люцида Консоле…»

– Ах, как жаль, что мой несчастный брат не присутствует при этом! – время от времени про себя повторяла Матильда. – Ему бы так понравилось…
Правда, вслух она эти мысли, разумеется, не высказывала…
И вот, в разгар празднества – это произошло как раз после того, как некий посыльный доставил к столу кувшин, запечатанный королевской печатью, от самого Филиппа-Августа – сэр Ульрих решил воспользоваться случаем и осуществить то намерение, которое давно вынашивал в своём сердце.
– Друзья мои! – так начал он свою речь. – Я бывал на многих пирах, и во многих собраниях. Но здесь у вас всё настолько искренне, настолько вкусно и настолько чисто, что я не могу удержаться от того, чтобы сделать подарок хозяину этого стола… Сэр Бертран! Я более чем уверен, что вы и завтра, в поединках, и послезавтра, в схватке полностью докажете свою правоту!.. Здесь… – он подозвал оруженосца и тот передал ему завернутый в ткань кубок, и сэр Ульрих развернул его, – так вот, это – единственный предмет, который я привёз из Крестового похода… и за который моя добропорядочная и благочестивая Гретхен не устаёт ругать меня, дескать: кого-то ограбил, у кого-то украл… что взять с женщины… Но умирающий греческий монах… это произошло во время одной из стычек на окраине Иерусалима… попросил меня хранить его. Наверняка, это какая-то местная святыня, я вожу его с собой как талисман, в нём очень удобно готовить лекарства, и они всегда помогают!.. Сэр Бертран! Вот он, этот кубок, я хотел бы обменять его на тот, что вы сейчас держите в руке. А заодно выпить с вами, как говорят на моей родине, на «брудершафт» этого, только что присланного королём вина. Это хорошая примета – открыть свежий кувшин и почать его вдвоём!.. Надеюсь, присутствующие здесь лица поймут меня верно и не будут в претензии!
– Отчего же… – сказал главный герольдмейстер, – это старинный обычай, и мы его всецело поддерживаем.
Откупорили кувшин, наполнили бокалы.
– Любопытен цвет вашего кубка, сэр! – заметил де Борн. – По-моему, это камень, причём камень весьма необычный. Я никогда не встречал такого.
– Мне кажется, – заметил Леонтий, – это редчайшая синяя яшма. Обратите внимание на оранжевые прожилки, как маленькие молнии изнутри… И ещё, сэр Бертран, поглядите: ведь там изображение маленькой птички, что сидит на ветке… Вы делаете нам очень богатый подарок, сэр Ульрих фон Гибихенштайн!
– Ну, так или иначе… – отмахнулся довольный похвалою сэр Ульрих. – Цумволь! Выпьем, мой боевой друг!
Серебро зазвенело о яшму и оба рыцаря, под одобрительные возгласы присутствующих, осушили свои кубки.
После чего сэр Ульрих, странно побледнев, на мгновение прищурился как от сильной боли, затем выронил кубок и рухнул замертво.



4
Поначалу никто не понял, что произошло.
Леонтий, первым рванувшись к германцу, расстегнул ему ворот и пощупал шею. Пульса не было...
Сэр Бертран, растерянный и недоумевающий, стоял напротив мёртвого друга и вертел в руке подаренный кубок.
Остальные затихли, никто не сказал ни одного слова о том, что, вероятно, старику не надо было бы глотать вино таким залпом… или что-то вроде этого…
– Исидора! – вдруг сказал Телле. – Ты одна знаешь, что делать!
– Постойте! Ничего не трогайте! – встрепенулась Исидора. Подбежав к командору, она выхватила у него из руки синий кубок, заглянула внутрь…
– Здесь ещё осталось немного… Сэр Линтул, помогите мне, откройте ему рот…
И влила эти несколько капель в рот неподвижного сэра Ульриха…
Буквально тотчас тот отрыл глаза и выпрямился на руках Леонтия.
– Доннерветтер! Что тут происходит, чёрт возьми? И почему вы все на меня так смотрите? И почему никто не поддерживает наш тост?
– Мы обязательно поддержим его, сэр рыцарь… правда, не из этого кувшина, – сказал Леонтий. – Кстати, а где тот посыльный, что его принёс?
Поискали, но посыльного нигде не оказалось…
– Вам просто стало плохо, дружище! – заставляя себя улыбнуться, промолвил командор, рассматривая изображение синей птички. – Бывает, возраст, это нам всем так понятно… Друзья, всё в порядке и выяснилось! Наполним же свои чаши и отдадим должное этим дивным закускам! Ничего не произошло! Ничего!..

И через несколько минут пиршество пошло прежним ходом. Всё так же неугомонно болтала герцогиня Матильда-Лана, сэр Ульрих занудливо рассказывал о красивейшем месте на свете – своей родине Галле, о горах Гарца и о том, какие узкие улочки в Мерсебурге… епископ де Бове, после третьего кубка оверньского, выразил желание назавтра сесть на коня и самому принять участие в турнире, гости хвалили острые и пряные закуски, рассказывали истории… Матильда выразила желание остаться на ночь, и всласть поговорить-посплетничать с новой подругой… – на что ей, разумеется, дано было полное согласие.
Хотели попросить сэра Бертрана исполнить пару-другую его песен, но командор ненадолго отлучился из-за стола…
– Кьяри.
– Я слушаю вас, командор.
– ЭТОТ кувшин вина – вновь запечатать и скрыть в моём шатре. Никто, за исключением нас пятерых, да тебя шестого не должен знать о его существовании. Туда же, к нему, приложишь этот синий кубок. Ты меня хорошо понял?
– Сэр… я вас ОЧЕНЬ хорошо понял. Прикажете выставить дополнительную охрану?
– Не помешает. Действуй!..




Глава 15 (34) – Первый день турнира

Когда блестящие ряды войск выходили из-под арки ворот, можно было видеть множество рыцарских знамён и щитов, украшенных новыми девизами, свидетельствующими о намерении их обладателей сразиться за столь драгоценную награду…
Вальтер Скотт, «Квентин Дорвард»*

-----
* Пер. М.А. Шишмаревой
-----

1
– Однажды, – говорил Телле, – мудреца, что много странствовал по свету, спросили: скажи, мудрейший, а что ты назовёшь самым удивительным из того, что видел на свете? И мудрец ответил, не задумываясь: самое удивительное в моих странствиях – это то, что я вообще вернулся назад! Так и здесь…
– Всё это одновременно и по теме, и не по теме, – поморщился Леонтий. – Исидора, что там поделывает наша гостья?
– Изволит отдыхать…
– Так у нее бывают и часы отдыха? Ну, хорошо… Пусть сейчас наши ребята вкратце расскажут, что они видели там, в подземелье.
– Ничего хорошего, – сказал Тинч. – Ну, вход в него мы отыскали быстро, помогли чётки Пикуса…
– Точнее, несколько входов, – заметила принцесса, в руках у которой были сейчас такие же чётки. – Главный из них где-то в переулках, возле западных ворот?
– Да… но мы отыскали тот, что не охранялся. Чудо, что не запутались… шли по следам факелов на потолке… Никогда больше не полезу под землю. Давит на плечи… Так вот. На те ходы, которыми ОНИ пользуются, мы выскочили случайно, чутьём. И видели, чем занимались в середине дня, в обеденное время тамплиеры.
– А это точно были они? – посомневался Леонтий.
– Графа Дюплесси я там точно видел…
– Чёрные факела, – вмешался Пикус, – заунывные песнопения… напомнило тельхинов. А после, на возвышение поднялся какой-то ряженый в маске, изображавшей чёрта. Они называли его «Бафомет» и целовали в…
– Это можно опустить. Дальше?
– Потом привели человека. Мы не успели и глазом моргнуть, как ему перерезали горло и причащались его кровью. Потом они его освежевали как свинью, разрезали на кусочки, ели…
– Восхваляя того же Бафомета, – вставил Тинч.
– Так, потом?
– А потом они нас заметили и нам пришлось бежать…
– Они поняли, кто вы?
– Вряд ли. Там было темно, и единственное, что можно было углядеть – наши спины. Вступать в открытую схватку мы не решились…
– И правильно сделали, – заметил Леонтий. – Ну, хорошо. Ребята, выпейте ещё по стаканчику вина покислее – и спать… То есть, Грааля нет у катаров, Грааля нет и не может быть у тамплиеров, следовательно…
– Кьяри! – негромко позвал командор.
Полог шатра приоткрылся, и на присутствующих на мгновение повеяло полуночным холодом, где в небе царили изумрудные звёзды…
– Принеси нам ТОТ кувшин и ТОТ кубок.
– Скажите-ка, – пока отсутствовал оруженосец, задал вопрос де Борн. – Вы не заметили там, среди прочих моего брата?..
– Он был там, но он не принимал участия в…
– Хотя бы это радует.
– Видишь ли, дорогой Бертран, – объяснил Леонтий, – если он реально вступит в ряды тамплиеров, он потеряет очень многое: свои владения, свою возможность жениться и завести детей… Так что он поступает очень хитро: помогает чем может, но сам не участвует.
– И попутно присылает мне к столу кувшин с отравленным вином? Кстати, я уточнил: Филипп-Август никакого подарка нам к столу не посылал. Печать подделана!.. Спасибо, Кьяри…
– Согласно легенде, – сказал Леонтий, – священный Грааль может находиться лишь среди тех и в руках того, кто чист духом. Одно из его несомненных свойств – спасать людей от верной гибели. Скажи мне, Телле, откуда тебе было известно о том, что именно надо было сделать сегодня… вчера на пиру? И откуда ты узнал, что Исидора тоже знает об этом?
– Я не могу… я не могу найти слов, чтобы это описать. Вначале было удивление… когда тот рыцарь упал бездыханным… потом другое удивление, когда сэру Бертрану ничего не сделалось. А потом я вдруг почувствовал… что вы, принцесса, тоже удивились этому…
– Так оно и было, – подтвердила Исидора. – Мне показалось, что по рядам гостей прошла как будто молния, и люди… отдельные люди, не все, мы… как бы засветились, а кубок окрасился в изумруд и стал просвечивать насквозь. И я вдруг поняла…
– …Что в нём – противоядие, – закончил Телле.
– Может быть, и воистину цель наша достигнута? – спросил Тинч. – В таком случае, кто мешает нам тотчас же свернуть лагерь и двинуться назад?
– Я назад не двинусь, пока не добьюсь полной победы, – хмуро заявил командор.
Исидора внимательно поглядела на него, но ничего не сказала.
– Может быть, нам следует испытать этот кубок ещё раз? – предположил Пикус.
– На ком? – возразил Тинч. – На собаке, кошке, лошади? Может быть, на мыши?
– Ну, на мыши! – фыркнул Пикус. – Мышь – она и от простого вина загнётся…
– Погодите, – сказал Леонтий. – Есть один способ. В конце концов, из нас пятерых… даже четверых… наиболее слабый и бесполезный в военном отношении – это я. Командор прав: просто так сбежать, даже не испробовав своих сил в бою – значит поколебать честь ордена. А самая главная проблема в том, что каким-то образом нам необходимо проверить: действительно ли в этом кувшине – отрава? А проверить просто. Там, где прошёл один, пройдёт и другой!
С этими словами он схватил кувшин, одним движением выдернул пробку, а другим – произвёл солидный глоток из горлышка…
…И тотчас же почувствовал, что как будто клещи сомкнулись на горле. Как будто сошлась петля виселицы. Как будто по его шее прошёлся нож гильотины… Как будто…
Впрочем, далее он уже ничего не чувствовал, вернее – следующим, что он почувствовал – что его за затылок сильно, но бережно поддерживает чья-то рука.
– Ну, пришёл, пришёл в себя! Слава Богу! Слава Богу! – и его щеки на мгновение коснулась небритая щека де Борна.
Мир понемногу приобретал прежние очертания, вспыхнул яркий свет... это горела лампа... вокруг обозначились встревоженные лица товарищей. Странное, утешающее тепло растеклось по телу.
– Ну, ты даёшь, сэр Линтул! – сказал, кажется, Тинч.
– Значит, кошечку-собачку пожалели… – хмыкнул Телле. – А собою можно и пожертвовать?
– Очевидно, можно, – допивая остатки вина из синего кубка, подытожила Исидора. – Так, мальчики. Не пора ли нам заканчивать эти опыты? Тем более, на сон грядущий?.. А ну-ка, встань! Встань и пройдись!
Леонтий встал и прошёлся.
– Что ты чувствуешь?
– Ничего не чувствую… Да! Голова чистая, ясная. Как будто и не пил сегодня.
– Сэр Ульрих, помнится, говорил, будто в этом сосуде давали больному лекарства…
– Да, всё это так! – размышлял вслух Леонтий. – Но каким образом кубок из редчайшей, дальневосточной синей яшмы оказался в Палестине?
– Быть может, мы кое-чего не знаем о странствиях Бога нашего, Иисуса Христа? Что вы можете сказать на это, о Рыцарь Кубка? – с усмешкой ответил Телле.
– Вот что, – сказал командор. – Исидора права. Кубок и… эта отрава будут до поры храниться у меня. Завтра – турнир поединков. Предлагаю разойтись и хорошенько выспаться. Всё! Спать, спать и спать!

2
В ту ночь командор, не без оснований опасаясь нападения, приказал удвоить караул. Но ничего существенного так и не произошло. Если лагерь наших путешественников был тих и спокоен – то вокруг, среди шатров городка, чуть ли до самого утра слышались вопли и песни, лай собак, а иногда и бряцание оружия… что ж, происходившее, в конце концов, было на руку нашим героям, поскольку к утру оказалось, что лишь две трети из всего состава рыцарей способны влезть на лошадь.

Было прохладно и солнечно. Лёгким ветерком тянуло со стороны Вьенны. Все окружающие возвышенности, включая украшенные флагами, вымпелами и штандартами башни и стены Лиможа были усеяны людьми.
Турнир начался обычно. Вначале вдоль переполненных трибун, потешно кривляясь и поминутно тыкая друг в друга короткими тупыми копьями, пропрыгала под музыку пёстрая кавалькада шутов с матерчатыми макетами лошадок на бедрах.
Затем вдоль трибун торжественно проехались король и его свита. Под дикие звуки всё той же сарацинской музыки, объезжая ристалище, король медово улыбался и правой рукой приветствовал собравшихся. На самом деле, в это время он слушал речь одетого в черные доспехи магистра Дюплесси, ехавшего от него по левую руку. Справа от короля, герольдмейстер – тот, который никогда не допускал оплошностей при организации турниров, придирчиво осматривал местность, но всё пока было в должном порядке.

– Прекрасно же кольцо на вашем пальце, сэр! – язвительно бросил ему Дюплесси. – По-моему, это сапфир? Говорят, что вы пользуетесь повышенным вниманием со стороны этих еретиков из новоявленного Ордена Звезды?
– Что же, несмотря на некоторые странности в обычаях, это вполне достойные люди. Да, ваше величество, я совсем забыл сказать, сэр Линтул…
– Это тот самоуверенный сеньор, что говорит по-провансальски со странным варварским акцентом? – перебил его Дюплесси.
– Так вот, ваше величество! он просил передать вам благодарность за тот кувшин вина, что вы изволили прислать к их столу накануне. Он понимает, что вы, за суетой подготовки к состязаниям, совсем забыли пригласить их к своему столу…
– Вот ещё! – снова перебил его речь Дюплессии.
– Вы действительно что-то не то говорите, дорогой мой де Трайнак, – искренне удивился король. – Насколько я помню, никакого вина я им не посылал…
– Ваше величество! – вмешался магистр тамплиеров. – Не соблаговолите ли вы перед началом состязаний исполнить одну мою нижайшую просьбу… Уж очень хочется поставить на место этих дикарей!

Далее, после того, как Филипп II Август поднялся к себе в ложу и осушил кубок за успех соревнований, тот же почётный круг описал корпус герольдов, и каждый занял на ристалище то место, которое обязан был занимать по должности и своим непосредственным обязанностям.
На арену выезжал отряд зачинщиков – те самые восемь рыцарей, которые нам уже знакомы. Следом шли тамплиеры, встреченные недобрым молчанием со стороны зрителей. За ними, согласно распорядку, круг почёта совершили построенные в ряды по трое прочие участники будущих боёв, что вызвало оживление на трибунах… правда, самое большое оживление вызвало появление среди прочих рыцарей ордена Бегущей Звезды. Все были наслышаны об их вчерашних деяниях, и потому топали ногами по дощатым настилам и вопили, не жалея глоток. Единственное, что разочаровало зрителей – это то, что… ну, а как же иначе? по законам того времени женщины никак не могли принять непосредственного участия в мужской забаве! – сеньора Исидора, оставив лошадь оруженосцу, скромно заняла своё место в ложе, по соседству с Матильдой Английской.
После того, как, продефилировав по арене, рыцари выстроились напротив ложи короля, вперёд вышел глашатай и возвестил правила, которых должны были придерживаться состязающиеся.
Это был обычный свод законов турнира, в котором, в частности, предписывалось, что колющие удары мечом запрещены, что бой может проходить только или между конными рыцарями, или между пешими, что если рыцарь потеряет шлем, то удары в лицо также запрещаются, что рыцарю достаточно сбросить своего противника с коня и т.д.
По зачтении этого обязательного документа, всех участников, за исключением восьмерых зачинщиков, вставших с северной окраины арены, попросили удалиться на её южную окраину для определения очереди выступления на ристалище. Покуда проводилась жеребьёвка, публику развлекали шуты.

Впрочем, иные из присутствовавших лиц имели право воспользоваться привилегией затевать бои вне всякой очереди. О таком праве, в частности, к удивлению всех, тут же заявил магистр тамплиеров. Погарцевав по арене, он приказал глашатаю объявить имя своего противника.
К новому удивлению публики, глашатай объявил:
– Сэр Линтул Зорох Шлосс! Орден Бегущей Звезды! Боевым копьём!
– Вот ведь незадача, – сказал сэр Бертран, – вот ведь негодяй! Но ничего не поделаешь… Леонтий, ты помнишь наш урок? Помнишь, что я тебе сказал тогда? Тогда с Богом! Иди! Я буду молиться за тебя!
Кьяри и прочие их оруженосцы помогли застегнуть ремешки тяжёлого шлема.
Чертыхаясь про себя, сэр Линтул пришпорил тяжелого и флегматичного Борея. Конь, не привыкший торопиться, шёл как-то туго, в то время как противник в чёрных доспехах, верхом на изящном испанском скакуне уже пребывал на том краю ристалища, гарцевал и склонил копьё.
Ристалища того времени ещё не имели предохранительных барьеров, когда рыцари смогли выбирать как именно сражаться – щит в щит или копьё в копье. Свобода эта нынешняя давала широкое пространство для маневров.

«Интересно, куда он нацелится? В туловище? Это считается позорным. В щит? Ну да, ну да… В шлем?.. Н-да, хорошо бы прикрыть личико. Да-да, не забыть. И пускай копьё моё бьёт вслепую! Чего он, в конце концов, желает? Убить меня? Но я этой ночью узнал, и слава Богу: смерть ничуть не страшнее жизни…»

– Вы готовы, сэр рыцарь? – спросил герольд. – Готовы? Вперёд!

«У него – наглость, самоуверенность, набор приёмов и скорость. Так, что у меня? Конь, что ползёт как черепаха… Как там в айкидо? Не сопротивляйся силе, но слейся с нею, стань с нею одним целым. Пускай события идут как бы помимо тебя. И ты дождёшься своей победы…»
В его распоряжении было две-три секунды. Дюплесси, тяжёлый и многоопытный, нёсся на него как танк, низко пригнувшись в седле, выставив овальный щит с изображением черепа, увенчанного лавровым венком, прикрывавший всю его фигуру за исключением прорези шлема. Леонтий, по неопытности, был открыт фактически весь, да и Борей, при всём желании всадника, шёл лишь лёгкой рысью…

«Так, его копьё… ах, сволочи, значит они такое допускают… длиннее моего по крайней мере на полметра, значит, он коснётся меня раньше. Хорошо, тогда, в этом случае, после момента проскальзывания, на долю секунды он будет весь в моём распоряжении. Этот миг сознанием, конечно, не уловишь… Отключи разум, Леонтий!..»
– Эй, воин! Щитом прикройся! – напомнили из рядов, окаймлявших арену…
– Да что ты ему кричишь, не видишь – он пьян как свинопас! десять против одного, что… – и далее он не успел расслышать, потому что Борей, вдруг догадавшись, чего ожидает от него хозяин, рванул вперёд с удесятерённой скоростью…
А далее произошло вот что.
Копьё храмовника… о да, удар был нацелен и верно, и сильно, и точно, да вот только Дюплесси ничего не знал о восточных учениях… В то время как он всей массой своего тела и доспехов устремлялся вперёд, его противник оказался готов к тому, чтобы прогнуться назад. Посему, острие копья тамплиера лишь скользнуло по ободу щита, в то время как Леонтий (как мы помним, в миру, вообще-то, человек, пусть не очень опытный в бою, но и отнюдь не слабый), всю силу правой руки употребил на то, чтобы удерживать копьё на весу во что бы то ни стало, а там будь что будет… Посему, острие его копья, вот ведь незадача, каким-то чудом попало прямо в прорезь на шлеме храмовника…

Страшная тяжесть повисла на руке Леонтия, заставив его, по необходимости, повернуть коня по дуге налево. Когда же он открыл глаза, инстинктивно придерживая Борея, то сквозь щели собственного шлема увидел следующее:
Далеко ушёл лёгкий испанский жеребец… А рыцарь с черепом на щите, потеряв оружие и раскинув руки, подобно попавшей на гарпун огромной рыбе, висел, болтаясь, на острие его копья, что постепенно опускалось под его тяжестью…
– Что застыл? Так его! Так его! Вздёрни его ещё раз! – заорали с трибун.
В голос завизжали дамы.
– Ры-царь Зам-ка! Ры-царь Зам-ка! Ры-царь Зам-ка! – скандировал кто-то.
– Вот это удар! Всем ударам удар! Как он его из седла вылущил!
– Как мясо из зубов! Давно я такого не видел!
– И верно! Неча зарываться, тамплиер…
– Бросьте копьё! Оставьте копьё! Сэр Линтул!.. – к месту окончания поединка бежали какие-то люди. – Не двигайтесь! Стойте спокойно!
Ну, что весьма мог и всегда охотно любил делать Борей – так это стоять спокойно…
Служитель расстёгивал ремешки тамплиерского шлема, другой осторожно придерживал конец копья, которое всё никак не желала отпустить рука Леонтия… Наконец, шлем осторожно стащили с залитой кровью головы Дюплесси…
– Слава Богу! – сказал оруженосец рыцаря и перекрестился. – Глаза не задеты! Щеку разворотило… Говорил я вам, сэр Линтул, оставьте копьё…
– Ну да, бросил бы он копьё, тогда бы вообще… Молодецкий удар, сэр рыцарь!.. Ну что, потащили?..
– Да, вряд ли сэр магистр в ближайшее время сумеет вновь заняться воинскими делами… – сухо заметил вестник, а герольд приказал объявить глашатаю имя победителя:
– Сэр Линтул Зорох Шлосс, рыцарь Замка!
И снова восхищенно завизжали женщины, среди голосов которых сэр Линтул отчетливо расслышал пронзительный голосок сеньоры Матильды:
– Виват, сэр рыцарь! Так держать!
Уперев тупой конец копья в стремя, он медленно поехал вдоль трибун…
– Слава победителю! Молодецкий удар! Сильное копьё! – восклицали вокруг.
У южной окраины ристалища его, как мог, обнял, не слезая с коня, сэр Бертран де Борн.
– Ну, слава Богу! новичкам везёт! Молодчина! Как ты говоришь? Один – ноль в нашу пользу?! А здорово ты его подцепил! Надо бы и мне испробовать какой-нибудь приёмчик!..
– Мне жаль его… И… кажется, я свернул руку, – пожаловался Леонтий.
– Это мы уладим. Сойди с коня, отдохни… Я сообщу герольдам. Сегодня мы покажем кой-кому! – воскликнул сэр Бертран, взмахнув бронированным кулаком.
– Быть может, будет правильным послать ему немного вина, побывавшего в Граале…
– Ага! Ну, что ж, пошлём! Это будет с нашей стороны достаточно благородно… Хотя, по разуменью моему, а поможет ли святое причастие наместнику чёрта на земле? А?!. Ах-ха-ха-ха-ха-ха-ха!..
– Король Филипп-Август! – объявляли тем временем на арене, – волею своей и согласно принятым правилам, объявляет на сегодня полный запрет на поединки боевым оружием!

3
В последующее время дня рыцари, разбившись по четыре, вызывали на бой зачинщиков. Выбитый из седла рыцарь не имел права продолжать состязание, его место тут же занимал следующий по очереди. Если же из седла был выбит зачинщик, его место мог по праву занять победитель.
Первые четыре рыцаря (наши герои в эту четвёрку не вошли) вызвали на бой сэра Ульриха, сэра Элиаса-Таллейрана, де Гриньоля и сэра Гильома Гурдонского. Восемь всадников сшиблись посреди арены.
Тевтонец, несмотря на возраст, полностью поддержал славу германского рыцарства и умелым ударом в щит противника поверг того наземь вместе с конём. Таллейран и де Гриньоль просто переломили с противниками копья. Сэр Гильом сшиб с противника шлем, попав в горло, и того, полузадушенного этим ударом, унесли с арены.
Повторный бой лишил зачинщиков Таллейрана. Неповоротливый воин не успел вовремя среагировать на поворот копья и был выбит из седла под восторженные вопли трибун. Зато старик де Гриньоль не ударил в грязь лицом и опрокинул противника навзничь. Лошадь того понесла, волоча всадника за стремя, и ему тут же засчитали поражение.
В следующей группе нападавших оказались одновременно сэр Тинчес и сэр Пикус. Они вызвали на бой, соответственно, де Сент-Экзюпери и того рыцаря, который одержал победу над Таллейраном в первых боях.
Пикус справился со своим противником играючи. Его низкорослый икарийский конь (Хадара он подарил оруженосцу) давал ему известное преимущество перед противником, и молодой король, прогнувшись назад, просто подцепил его за решётку шлема – повторив приём Леонтия.
Сэр Тинчес и сэр Франсуа де Сент-Экзюпери три раза выезжали на бой друг с другом и все три раза ломали копья о щиты. После этого, третьего раза противники расхохотались, сорвали с голов шлемы и, взявшись за руки, под крики публики торжественно объехали арену.
Двое других, рискнувшие вызвать на бой Констана (заявленного как сэр Бертран де Борн) и сэра Гильома Гурдонского, потерпели поражение.
Подлинный сэр Бертран де Борн, волей жребия оказавшийся где-то ближе к концу списка, рычал и негодовал. Один из его возможных противников был уже выбит из седла, трое других одержали победу, причём, Гильом Гурдонский – дважды…
В то же время, сэр Тинчес и сэр Пикус единодушно заявили, что, дабы поддержать командора своего ордена, готовы передвинуть свои очереди назад, чтобы сражаться в одно время с ним. Посовещавшись, маршалы турнира предложили иное решение, а именно: сэр Тинчес меняется своей очередью с сэром Артуром, а сэр Пикус остаётся в числе победителей.
Так и сделали, и сэр Артур, под восторженный вой публики, наконец-то выехал на ристалище.

В первом же бою четвёрок он свалил наземь Гильома Гурдонского, во втором – де Сент-Астье. Поскольку он выбил из седла двоих зачинщиков, судьи решили, что он обязан пропустить очередной бой. После короткого совещания, на места выбитых зачинщиков были назначены двое рыцарей из предыдущей партии (один из них победил де Гриньоля, другой переломил копья с сэром Ульрихом, но сэр Ульрих заявил, что по состоянию здоровья не может далее принимать участия в состязаниях – под ударом копья у него была сломана ключица).
Таким образом, у него остался один-единственный противник, схватиться в поединке с которым он жаждал больше жизни – его брат Констан де Борн. В следующем бою Констан одержал верх ещё над одним рыцарем, доведя число своих побед до двух и сравнявшись с ним, сэром Гильомом и сэром Пикусом… Остальные рыцари были либо выбиты из седла, либо одержали лишь по одной победе.
Из числа зачинщиков в сёдлах осталось меньше половины. Сэра Франсуа де Сент-Экзюпери и сэра Эн Гольфье де ла Тура, хорошо известных турнирных бойцов, вызывать никто не желал. И тогда маршалы турнира объявили, что, учитывая заслуги сэра Артура, ему предоставляется возможность одному выступить против того из рыцарей, зачинщика или не зачинщика, помериться силами с которым он считает возможным. Остальные бои пусть проходят по новому жребию.
Этого поединка ждали все. По указанию де Трайнака, сэр Артур и сэр Бертран де Борн должны были сразиться один на один, без сопровождения остальных шести соперников. Прозвучала сигнальная труба и всадники с топотом помчались друг на друга.
Трибуны замерли. Та-дах!

Удар этот был не похож на обычный щелчок ясеневого копья о щит противника. Это был полновесный звук прикосновения стали со сталью. Концы копий взлетели вверх – это сэр Артур на всём скаку подбил снизу копьё того, кто называл себя сэром Бертраном. И, в тот же миг, его щит с изображением медведя с разлёта ударил в щит с изображением чёрного льва…
В грохоте и пыли сэр Артур, с поднятым копьём, промчался мимо своего противника, повергнутого наземь столь необычным приёмом. Вновь оглушительно взвизжала дона Лана…
– Ну-у, это никуда не годится… – недовольно покосившись в её сторону, протянул король. – Переиграть, переиграть!
– По-моему, это далеко не турнирный приём, – поддержал его присутствовавший в ложе виконт Адемар.
– Напротив, ваше величество, – возразил главный герольдмейстер. – Это очень старый и очень трудный, правда, хотя, сэр Адемар здесь безусловно прав – по большей части боевой приём. Он называется «уступи дорогу» и, как я помню… это было, правда, давно, я тогда был ещё желторотым вестником… его когда-то столь же мастерски использовал ваш покойный дядюшка, граф д`Артуа, на турнире в Барселоне… Притом, симпатии народа, по-моему, явно на стороне этого рыцаря…
– Так ему и надо! Так ему и надо!.. – изнемогали от воплей и топота трибуны, в то время как Констана поднимали с земли, а победитель спокойно возвышался неподалёку верхом на Караташе, уперев копьё в стремя.
– Победил сэр Артур, командор Ордена «Бегущей Звезды»! – объявил глашатай, и всадник с медвежьей лапой на шлеме, под восторженные крики, потрясая оружием, двинулся по кругу ристалища.
В последующие бои он закрепил свой успех, победив ещё двоих рыцарей.
Встретились в поединке сэр Тинчес и сэр Пикус, и сэр Тинчес одержал победу, лишив противника щита.
Остальные рыцари, участвовавшие в поединках, побед набрали заметно меньше.
Чем дальше, тем больше, накал страстей ослабевал и, как только свой бой провёл последний из участников турнира, судьи решили прекратить состязания, заявив, что тот, кому, по каким-либо причинам, Фортуна не улыбнулась сегодня, имеет все возможности попытать её завтра, боевым оружием, в общей схватке.
Согласно всем показаниям судей, маршалов и герольдов, победителем этого дня был признан никому доселе не известный сэр Медведь, командор никому доселе неизвестного Ордена Бегущей Звезды…
И, что показательно, ни один из четверых, принимавших участие в турнире рыцарей этого ордена не потерпел в этот день сколько-нибудь серьёзного поражения…
– Здесь не обошлось без колдовства! – скрежетал зубами заместивший магистра тамплиеров де Сент-Астье.
Тем не менее, результат оспаривать не стали.
Так подлинный сэр Бертран де Борн сделал первый шаг на пути к победе. 20.06.2013

Все права на эту публикацую принадлежат автору и охраняются законом.