Птичка на тонкой ветке-11

Глава 12 (31) – Лимож

– Сэр Питер, наш церемонийместер назначит время вашего поединка с маркизом, наиболее удобное для вас обоих. Пока что мы приказываем вам обоим, чтобы никаких неподобающих слов или действий не было между вами – ведь вы скоро встретитесь лицом к лицу в смертном бою, чтобы узнать Суд Господа Бога.
Г.Р. Хаггард, «Прекрасная Маргарет»*

-----
* Пер. Б. Грибанова.
-----


1
Площадку для ристалища местные власти решили устроить на каменистой пустоши, что на суходольном лугу, в излучине Вьенны. Наши путешественники прибыли вовремя – в турнире пожелало участвовать не менее полусотни рыцарей, а так как каждый из них вёз с собой иногда до пяти, а порой и более десяти человек прислуги, то удобных мест, где можно было установить шатёр, становилось всё меньше и меньше. Здесь им повезло ещё раз: в лагере этим утром присутствовал сам главный герольдмейстер, сеньор де Трайнак – высокий, осанистый седобородый господин, которому, судя по его движениям, весьма мешал его золотой венец, выделявший его среди прочих герольдов.
Приезжие волна за волной подступали к нему, восседающему в кресле посреди выложенных в стопки чистых и уже заполненных пергаментов. Здесь были и владетельные бароны, и простые рыцари из ближних земель – аквитанцы, анжуйцы, бретонцы, бургундцы, здесь были арагонцы, италийцы, германцы, англичане. Светло- и темноволосые, светло- и смуглолицые, совсем молодые и уже в годах, по большинству – крепкие, мощные, жилистые, закалившиеся кто в турнирных боях, кто в междоусобицах, а в ком-то по загару и наличию кольчуги сразу можно было определить паладина, побывавшего на Востоке.
На каждого из них самым аккуратным образом оформлялась запись в книге турнира, включавшая, в частности, описание гербов и девизов, а также описание шлемов – самой разной формы, в виде бочонков или горшков, с прорезями или решетками, остроконечных или с фигурой наверху, описание рисунков на плащах, нагрудниках, щитах и флажках на копьях, описание оружия помимо копья – меча, секиры, бердыша, палицы, описание цветов одежд, описание мастей боевых коней. И это не считая того, что герольды обязаны были самым тщательным образом проверять имена и титулы прибывших – если, разумеется, рыцарь по какой-то причине не желал назваться псевдонимом. Могли и помочь придумать этот псевдоним…
Де Трайнак без особенного удивления выслушал заявление о посольстве короля Эдгара и желании рыцарей ордена Бегущей Звезды принять участие в турнире. О возможности скорейшей встречи с королём он говорил уклончиво, зато, когда эта просьба была подкреплена не только пергаментом с золотой печатью, но и личным ему подарком, а именно – золотым перстнем с сапфиром, а также мешочком с пряностями, милостиво снизошёл до того, что лично пригласил гостей на совещание зачинщиков, что должно было состояться ровно в полдень. Затем он приказал одному из помощников надлежащим образом разместить гостей, а также оформить запись на каждого из них.
Из двух предложенных мест для размещения: либо на опушке леса, либо на берегу реки, командор выбрал реку – не столько из-за того, что здесь практически отсутствовала проблема воды, сколько потому, что, в случае нападения, эту позицию на высоком берегу оборонять было бы гораздо удобнее.
Трудности начались позднее, когда герольды принялись выспрашивать путников и составлять каталог их гербов и званий. Не было никаких трудностей ни у Тинча с его гербом, изображающим скорпиона, корчащегося на пике, ни у Пикуса с его дятлом на сосновой ветке – которого, впрочем, в записи представили как ястреба. Герольды, посовещавшись, решили именно так. Леонтий в этой поездке выбрал щит с изображением замка Крон-Шлосс* со звездой наверху, прошло и это…

-----
* Крон-Шлосс или Кроншлот – первоначальное имя нынешнего Кронштадта, крепости на острове Котлин, Санкт-Петербург.
-----

А сэра де Борна, несмотря на все его протесты, в реестр внесли как сэра Артура, то есть Медведя, поскольку его истинное имя было занято. Правда, ни герб с изображением медведя, держащего в лапах дубовые ветви, ни украшение в виде медвежьей же лапы на его шлеме никаких возражений не вызвали. Выяснилось, что у того, кого герольды называли сэром Бертраном де Борном герб совсем иной, а именно: чёрный лев с красным языком и когтями.
Что ж поделать…
Вполголоса поминая иуду-братца, презревшего всё, включая традиции рода, подлинный сэр Бертран согласился на это, мысленно прикидывая какими словами заявит при встрече обо всем королю, а там – судебный поединок, и будь, что будет…
Сеньора Исидора, по её желанию, осталась в лагере, где её хлопотами вскоре возник обширный бивуак из семи шатров и загона для лошадей. Покуда слуги и всадники короля Эдгара занимались дальнейшим обустройством, Исидора, не без помощи герольдов, выхлопотала себе одно из лучших мест в ложах, что далось ей нелегко – одновременно с кавалерами посмотреть состязания прибыли не менее сотни дам всех родов и сословий.
Сэр Бертран же, как и сэр Линтул, сэр Тинчес и сэр Пикус, в сопровождении оруженосцев отправились на аудиенцию к королю.

2
Впрочем, аудиенцией, в буквальном смысле этого слова, эту встречу назвать было трудно: в зале было довольно много народу. Помимо самого Филиппа-Августа, в нём находились: непосредственный устроитель турнира сэр Адемар – виконт Лиможский, а также сеньор де Трайнак – главный герольдмейстер, а помимо них епископ де Бове – тот, что и сам иногда, надев доспехи, бывал не прочь принять участие в воинских увеселениях и не только в них, а кроме перечисленных – великий магистр Ордена Храма Филипп Дюплесси и с ним с полдесятка рыцарей этого ордена.
На отдельных скамьях помещались семеро зачинщиков в сопровождении слуг и оруженосцев. Многие из этих господ были хорошо знакомы де Борну, в особенности тот, кто, внезапно встретясь взглядом с ним, побледнел как снег и тут же отвёл глаза.
Глаза у него были голубые и яркие, длинные волосы, при помощи отвара из трав осветлены до тёмнорусых, длинная борода тщательно подстрижена и расчёсана – красавец, да и только. Да, сэр Бертран не ошибся в своих самых первых предположениях – это действительно был Констан, его двоюродный брат, и сходства этих двух лиц нельзя было не заметить.
Почти посередине зала, ближе к трону, возвышалось бронзовое распятие.
Король Филипп-Август – располневший не по возрасту мужчина, с аккуратно подбритой бородкой и золотой короной на распущенных по плечам пышных волосах – ужасно мучился и старался по мере сил бороться со сном. Хорошо, что начало турнира назначено лишь на послезавтра, будет время выспаться… Все эти новоприбывшие, все эти и известные ему, и неизвестные имена, все эти Красные, Чёрные, Синие и Зелёные рыцари, каждый со своими претензиями и бандами разной челяди крутились в его мозгу, и он, почти не слушая окружающих, в уме старался лишь подсчитывать возможную прибыль от каждого из них, а также старался не упускать возможности использовать кое-кого из них в своих политических играх.
Известие о прибытии делегации от короля Эдгара немного встряхнуло его. У всех на устах испокон веков была легенда о таинственной и неимоверно богатой стране Винланд – это, говорят, где-то на западе, на самом краю земного круга…
Вперёд выступил Леонтий и, развернув пергамент, громким голосом зачитал послание, где содержалось приветствие великому объединителю земель, а также предлагались дружба и взаимовыгодная торговля. В довершение сему, по хлопку Леонтия, в зал внесли подарки.
Во-первых, это была удивительной красоты брошь, исполненная в виде гранёных кабошонами россыпей рубинов, изумрудов и сапфиров.
Во-вторых, это были несколько тюков с шелками, сафьяном и бархатом.
И, в третьих, в зал подтащили объёмистых размеров сундук.
– Что, это столько золота? Или драгоценных камней? – перешёптывались придворные, и Филипп-Август повторил этот вопрос.
– Нет, ваше величество, – скромно поклонившись, отвечал ему Леонтий. – Это гораздо ценнее!
По его сигналу слуга приоткрыл крышку сундука и распаренную атмосферу помещения прорезали все возможные ароматы бакалейной лавки второй половины ХХ – первой половины XXI века.
– Это, ваше величество, пряности. Здесь перец, кардамон, ваниль, корица, мускатный орех… Его величество король Эдгар посылает вам этот дар и, как он полагает, вы, с вашей проницательностью, сумеете использовать его не только на королевской кухне!
По тем временам, когда наш обыкновенный перец ценился дороже золота и им давали взятки и платили налоги, это был действительно королевский дар…
– Что, ваша страна настолько богата? – задал король вопрос, на который можно было бы и не отвечать. Леонтий вновь лишь скромно поклонился. – Или же… настолько богат ваш орден?
– Разрешите, ваше величество? – вмешался епископ и, получив одобряющий знак, задал вопрос в свою очередь:
– Судя, по крестам, хотя и не совсем обычной формы на ваших одеждах, вы – христиане? Но… поймите меня правильно, ваше величество… – здесь он обратился уже непосредственно к самому королю, – а не еретики ли они?
И снова обратился к гостям:
– Скажите, успели ли вы посетить Папу Римского? Испросили ли вы у него разрешения на пребывание в нашей стране?
И вновь отвечал Леонтий:
– Наши корабли стоят в порту Кале. Мы намеревались первоначально посетить именно Папу Целестина III, однако, по пути к нему, услышали о необыкновенных успехах вашего величества в Нормандии, а также до нас дошла весть о том, что в честь одержанной победы, будет дан турнир, где будете присутствовать и вы, ваше величество. Посему мы сочли бы нескромным просто проехать мимо и не засвидетельствовать вам своего искреннего почтения.
Этот ответ всех удовлетворил. В то же время, как рассуждал мысленно Леонтий, даже на простую проверку самыми заядлыми скептиками правоты его сведений, ушло бы не менее недели. Времени у них, в любом случае, было с избытком…
– Судя по всему, – заметил король, любуясь отблесками драгоценных камней, – вы не прочь бы также и принять участие в турнире?
– Да, это несомненно так, ваше величество. Однако у нас возникло затруднение…
Король с усилием поднял глаза от броши:
– Какое здесь может быть затруднение? Как мне доложили, ни в необходимом для этого оружии, ни в съестных припасах вы нужды явно не испытываете, а ваши доблестные воины…
– Вот об этом и речь, ваше величество. Точнее, речь идёт только об одном из наших рыцарей. Волею судьбы, возвращаясь из Святых Земель, куда он два года назад прибыл в составе крестоносных войск вашего величества, он заблудился и попал в нашу страну, где был принят и совершил немало славных подвигов…
Все на минуту примолкли. Леонтий прямо-таки чувствовал, как их не особенно опытные в географии (прав был король Эдгар!) здешние мозги пытаются через силу понять, каким именно образом рыцарь, возвращаясь из восточных земель, сумел очутиться на западе.

– И вот, – пошёл в наступление Леонтий, – не далее как вчера, посетив свой родовой замок, он, с законным негодованием, вдруг обнаружил, что замок занят его братом Констаном, который, узурпировав его владения, не просто стал их незаконным собственником, но и присвоил его имя, под которым и правит ныне этими землями здесь, в Лимузене!
– Это неправда! – выкрикнул Констан. – Я и есть Бертран де Борн! Это все подтвердят! Да, я по причине болезни не сумел побывать в Святой Земле! И тот, кто ныне претендует на мои законные права – наглец и лжец, кто бы он ни был!..
– Кстати, а где сейчас находится ваш брат Констан? – спросил король.
– К сожалению, узнав, что я отправляюсь в Лимож, он отказался поехать со мной… Старые споры, ваши величество…
– Хорошо, пусть рыцарь, называющий себя Бертраном де Борном, выйдет вперёд!
– Вы, очевидно, должны помнить меня, ваше величество, – с поклоном отвечал командор. – Помните, в самом начале нашего прибытия в Палестину, весной, когда мы ничего не знали о судьбе короля Гвидо…
– А-а… кажется, припоминаю. Увы, я совсем запамятовал ваше имя. Да, я лично готов засвидетельствовать: вы были со мною тогда, в Палестине…
– Государь! – и со своей скамьи поднялся один из рыцарей-зачинщиков. – Я также присутствовал при этом. И я запомнил, что имя его – сэр Бертран де Борн! Ваше величество! Рыцарь, что по вашему повелению вёл рискованные переговоры с самим Саладином, а после, как мне довелось услышать о нём, отмеченный славой многочисленных ранений и подвигов во имя Господа нашего, ваше величество – такой витязь не может лгать!.. Тот же из нас, кто здесь это имя носит официально… я бы не хотел открыто конфликтовать с ним. Быть может, мы имеем дело с однофамильцем?
– Дорогой Эн Гольфье де ла Тур! Вам я привык доверять как никому другому. Но ваш голос пока единственный. Э-э-э… этот рыцарь записан у нас как сэр Артур, мне кажется? – обратился король к герольдмейстеру.
– Да, ваше величество. Мы вынуждены были поступить именно так, поскольку правила турнира…
– Ладно, ладно! – оживился Филипп-Август. – Правила есть правила. Таким образом, нам, в присутствии наших уважаемых гостей, предстоит выяснить подлинное имя этого рыцаря… или этих рыцарей…
– Ваше величество! – сбивчивым голосом сказал сэр Бертран. – Простите, что я дерзнул перебить вашу речь, но мне нанесено оскорбление! Я осмеливаюсь требовать судебного поединка!
– Погодите, погоди-ите! – примирительным, мягким голосом ответил король. – У меня возникло такое предложение… Из восьми зачинщиков турнира здесь пока присутствуют семеро, один, как мне доложили, запаздывает, да и ладно – он не из наших мест и наверняка вас не знает. Семь! Замечательное число! Один голос – уже в вашу пользу. Правда, сэр Бертран де Борн, который также входит в число зачинщиков – явно против. Один – за, один – против! Что же нам скажут остальные пятеро?
– Ваше величество! – скрестив на груди руки, молвил командор. – Разве же моего слова, слова вашего паладина, два с лишним года проливавшего кровь за Святой Гроб, для вас недостаточно? Разве…
– Ну, например, вы, де Гриньоль! – не слушая его, продолжал развлекаться король. – Что вы можете сказать по обсуждаемой проблеме?
С места поднялся старый рыцарь.
– Ваше величество, я знаком с обоими братьями много лет. Знавал я и отцов их… Вот – Бертран, вот – Констан!.. Конечно, я допускаю, что в отсутствие сэра Бертрана его брату пришла в голову эта оригинальная мысль. Я считаю, что нам, здесь, необходимо помирить их…
– Хватит, хватит! А вы, сэр Элиас?
Располневший, лет сорока на вид Элиас VI, граф Перигорский, по прозвищу Таллейран, презрительным взглядом окинул командора.
– Я по-омню сервенты сэра Бертрана! Я всё хорошо помню! У меня хор-рошая память! В их числе я припоминаю одну, где моя болезненная полнота подвергалась его самому дерзкому осмеянию! – произнёс он со значением и злорадно улыбнулся. – Но… – сделал он театральную паузу и повернулся в сторону Констана, – ведь я сейчас с вами, господин Бертран де Борн! А этот пришелец, будь он тысячу раз Медведь…
– Ага, мы поняли, мы поняли… – всё более входил в азарт король. – А вот, например, вы, Сен-Жермен, урождённый граф де Сент-Экзюпери! Что вы можете сказать по этому поводу?
Совсем молодой, не старше двадцати лет, рыцарь весёлым обнадёживающим взглядом окинул присутствующих.
– Я, увы, до сих пор не имел чести знать доблестного сэра Бертрана. Однако я знаю, что он – замечательный поэт и прославился своими сервентами гораздо более, чем ратными подвигами. А пусть-ка, оба претендента на это имя продемонстрируют нам своё искусство!
– А неплохая идея! – вмешался на сей раз герольдмейстер.
– Действительно. Почему мы раньше не подумали о такой простой вещи? – разочарованно произнёс король.
– Нет ничего легче, чем осуществить подобную проверку, ваше величество, – сказал Констан. – Эй!..
В залу, поминутно кланяясь, вбежал жонглёр.
– Папиоль! – обратился к нему самозванный сэр Бертран де Борн. – Исполни-ка для всех собравшихся сервенту… ту, мою любимую, что знают все!
И жонглёр, настроив лютню, спел им следующее:

– Что ты скалишься невинно,
Быдло, мразь, осёл, дубина!
Тупоглазая скотина,
На меня, на дворянина?
Ты одет, ты сыт и весел?
Ты поклон мне не отвесил?
Гордым нравом обесчестил
Тот порядок, что нам дан
И не нами, а в итоге,
Я тебе поставлен в Боге,
Ты ж, в своей гнилой берлоге
На меня молись, виллан!
Мне по сердцу даже нищий,
Что моих богатств не ищет,
Не завидует, ручищи
Не запустит в мой карман.
Ты ж – собака, что играет,
А потом сподла кусает,
На дорогу выбегает
Лишь опустится туман.
Из блевотин и отрыжек
Понаделаешь детишек,
А потом меня же лишне
Обвиняешь в их смертях.
Как ни жалься, как ни лествуй –
Из гнилого слеплен теста,
Знай своё по жизни место!
Был ты прах – уйдёшь во прах!
И не жди – не станет чуда,
Мерзость из костей и блуда,
Я найду тебя повсюду!
На осине, как Иуду
Вешать буду,
Править буду!…

– О Боже! – в наступившей тишине сказал сэр Бертран де Борн. – Неужели я когда-то написал такую гадость?
И тут же набросился на брата:
– Кто это передо мною? Папиоль? Рассказывай сказки! А ты знаешь, как погиб настоящий Папиоль? Ты называешь своего раба этим драгоценным для меня именем? Так ты не только на себя примеряешь чужую личину? Ты примеряешь чужие личины на других, лицемер?!.
– Уважаемый сэр! – вмешался Филипп-Август. – Вы имеете возможность оспорить талант предыдущего певца. Где ваш жонглёр?
– Мой жонглёр, которого действительно звали Папиоль, погиб в неравном бою, так и не сумев добраться до своей родины… А ну, картавый, давай сюда инструмент! Слушайте же все! Из моих последних стихов:

– За ошибки мои
Рок мне платит сполна,
Мне любовь навсегда
Подарила война,
Мы, под пение рога, молитвы крича
И копьём поражаем, и рубим сплеча!..
Мнилось мне, дураку и задире,
Что лишь слабый мечтает о мире.

Мы врубаемся в строй, мы дробим черепа,
Вот стрела промелькнула – нема и слепа,
Вот упал твой товарищ, его не спасти,
Наши силы убоги – один к двадцати,
Но мы рвёмся сквозь рвы и преграды,
И победа нам будет наградой!

Я открыт перед Богом, скажу, не тая:
Смело жизнь положу я за други своя,
За того, с кем делю я и голод, и зной,
За того, с кем идём мы дорогой одной,
С кем вкушаем походы и битвы,
За кого мои вечны молитвы.

Отчего ж мне теперь все призывы смешны?
Оттого, что пора бы вернуться с войны.
Строят дом, сеют поле – об этом и речь
Не затем, чтоб ломать, не затем, чтобы жечь.
Видел я предостаточно крови
Под пятою нечистой любови!

Помоги, помоги! – умоляет Бертран,
Помоги мне, Господь, отыскать среди стран,
Помоги, помоги мне поднять из руин
Тот возвышенный Храм, где главенствует Сын,
Край, где небо с землёй не расходятся,
Край, где каждая мать – Богородица!

– Браво! Браво! – воскликнул де Сент-Экзюпери. – Вот это поэзия, вот это поэт! И такой поэт не может лгать! Мой голос – в его пользу!
Но оставшиеся двое зачинщиков, рыцарей Храма, остались иного мнения:
– Эта песня – не песня Бертрана де Борна! Это какая-то пародия на церковные песнопения! – сказал Гильом Гурдонский.
– Медведь – он и в поэзии медведь! – воскликнул де Сент-Астье, чем заслужил одобрительный кивок головой со стороны магистра Филиппа Дюплесси.
– Итак, – подвёл итог король, – три против четырёх и… увы, не в вашу пользу, мой друг. Объявляем нашу волю. Рыцарь, называющий себя…
Шум у дверей прервал его слова.


3
– Ну, что там ещё такое? – недовольно буркнул Филипп-Август.
– Посланец германского императора Генриха, барон Ульрих фон Гибихенштайн! – объявил вестник.
– О! Это кстати! – потёр ладони король. – Наконец-то, наконец-то!
В зале оказался невысокого роста, скромно, но чисто и аккуратно одетый человек. На вид ему можно было дать и сорок, но и порой и далеко за пятьдесят лет. Орлиный нос, проницательный взгляд из-под густых бровей… чем-то он напоминал сэра Джеймса из далёкой ныне страны Таро. Знак на его плаще указывал на принадлежность к недавно возникшему тевтонскому ордену. Магистр храмовников смерил его презрительным взглядом, на что барон ответил взглядом, не менее исполненным презрения и насмешки. Энергично пробежав – иначе и не скажешь – половину зала, он остановился на его середине и, развернув пергамент, начал было громко и выразительно зачитывать его содержание, но король остановил его:
– Дорогой друг! Вы прибыли как раз вовремя, мы стали тревожиться о вашей задержке… Сегодня мы обсуждаем некоторые детали проведения предстоящего турнира, и здесь ваше авторитетное мнение… равно как и любая весть от брата нашего, императора Генриха, нам исключительно важны.
Барон фон Гибихенштайн с поклоном поднёс грамоту, которую Филипп-Август с нарочитым усердием принялся изучать; и в эту минуту сэр Бертран де Борн (настоящий) тихо позвал:
– Ульрих!
Барон обернулся в его сторону и в тоже время гордое, надменное выражение его, загорелого под солнцем Палестины лица сменилось на выражение лица ребёнка…
– Ты?!! – не удержался он от короткого восклицания.
– Брат наш, император Генрих, – оторвавшись от чтения, важно провозгласил король, – изволят поздравить нас с победой в Нормандии, желают успеха в проведении турнира, а также… – бросив взгляд вначале в сторону епископа, затем в сторону магистра Дюплесси, затем многозначительно обведя глазами всех присутствующих, – испрашивают нашего согласия и сотрудничества на участие в неустанно освящаемом Папой Римским Целестином III новом Крестовом походе… Мне показалось, что вы желаете что-то прибавить на словах, сэр Ульрих?
– О да, о да, ваше величество! Вне всякого сомнения! Я вижу среди присутствующих своего лучшего боевого друга, и хотел бы привлечь ваше внимание к нему, поскольку… как мне кажется, здесь идёт разбирательство его дела? Смиренно умолкаю и жду решения вашего величества.
– Что ж, – пожав плечами, согласился Филипп-Август, – вы, как один из заявленных зачинщиков будущего послезавтра праздничного действа, несомненно, имеете на это право. Быть может, именно ваше авторитетное мнение позволит разрешить возникший спор.

– Это произошло в битве при Арсуре, – начал свой рассказ барон, – в тот момент, когда брат ваш, король Ричард Английский ударил по неверным всей силой своей кавалерии, намереваясь пробиться к шатрам Саладина… Он столь торжественно и самозабвенно призвал воинов к атаке, что многие рыцари устремились за ним, но… при этом он совершенно оголил наш левый фланг. Увы, сарацины, казалось, только и ждали этого безрассудного поступка и сотни всадников, на лошадях и верблюдах, сопровождаемые тучами стрел и дротиков, обрушились на нас. Лица этих бедуинов были черны как сажа, а их победные вопли обратили пехоту в бегство. Ещё несколько мгновений – и я, и мои товарищи оказались в окружении. И все они пали… только я, чью голову и правую руку захватил аркан, барахтался на земле, поверженный вместе с конём, в кольце обступивших меня со всех сторон врагов…
– Смерть или плен? – мелькало в моей голове в ту минуту. – Смерть или плен?
– Вы знаете, вы ведь тоже бывали там, в Святой Земле… что плена мы боялись хуже смерти… И… признаюсь вам не тая, я в душе своей подвергся худшему из искушений – унынию. Я понимал, что помочь мне в моём положении не в силах никто. Я вспоминал свою родину, славный город Галле, в честь главного святого которого, епископа Ульриха, я получил когда-то своё имя, я мысленно прощался с моею верной доброй Гретхен и моими детьми, которым я оставил так мало… ибо род наш не особенно богат…

– Нельзя ли покороче? – перебил его Дюплесси. – Лянг заген!*

-----
* Чересчур многословно! (старонемецк.)
-----

– Лянг заген нихьт! Нель-зя! – гневно отрубил сэр Ульрих фон Гибихенштайн. – В то время как мы, небольшая горстка германских воинов, оставшихся после поражения императора Фридриха Барбароссы, отбивались от десятикратно превосходивших нас сарацин, ваши бравые вояки, с вашими крестами и знамёнами, и вашей глупой гордостью, стояли в двух шагах и ничего не сделали для нашего спасения!
И продолжал:
– И вдруг, в круг почти захвативших меня бедуинов, ворвался воин на вороном коне и с золотым мечом в руках. С криком: «Исидора-Сервента-Спада!», он на всём скаку перерубил верёвку аркана и освободил меня. Потом он, подобно архангелу Михаилу, помчался по кругу, сея смерть на своём пути, и каждый из его ударов попадал в цель. «Шайтан, шайтан!» – кричали бедуины и подавались прочь. Я сумел освободиться, поднялся на ноги и мой верный конь, и мы, вдвоём с моим отважным избавителем продолжали эту битву. Подоспели всадники его дружины, они помогли нам, и подоспели всадники эрцгерцога Австрийского, и нам удалось оттеснить противника… словом, если бы не этот благородный и бесстрашный рыцарь… Ему я обязан ныне жизнью, свободой, а главное – Надеждой, посланницей Бога, которая с той минуты навсегда поселилась в моём сердце. Всё наше войско в тот великий день именно ему обязано нашей победой…

– Достаточно, довольно, – сказал король. – Сейчас речь идёт о его имени. Назовите его.
– Это имя я, пока я жив, буду поминать в своих молитвах, а не станет меня – будут поминать мои дети, внуки и правнуки. Это имя – сэр Бертран де Борн! О благородный боевой товарищ мой!.. Ваше величество, я опоздал… быть может, я присутствую при решении судьбы этого человека, но я готов всем сердцем поручиться за его честь и достоинство!
– Досточтимый сэр Ульрих! – решил вмешаться в разговор Леонтий. – Прошу, ответьте мне на прямой вопрос. Если тот, на кого вы изволите указывать, есть истинный Бертран де Борн, то кто это?
И указал на Констана.
– Это?.. а причём здесь он? М-м-м, они похожи лицом, очевидно, как я понимаю, родственники. Но лицо сэра Бертрана я не спутаю с лицом ни одного человека на свете. Я имел честь гостить в его шатре, мы целый месяц после этих событий делили вместе хлеб, соль, слёзы и радости… Могу ли я забыть его родовой герб – медведь с дубовыми ветвями в лапах? Могу ли я забыть его верного слугу Папиоля?..
– Папиоль погиб, Ульрих… – тихо отметил де Борн.
– Как это произошло? Боже, как это произошло?
– Перейдя Альпы и миновав южные провинции, мы в глухом лесу наткнулись на отряд псоглавцев…
– Кого, простите? – насторожился король.

4
– Псоглавцев. То есть, двуногих воинов с пёсьими головами, служителей святого Категория… – продолжал сэр Бертран, невзирая на знаки, что подавал ему Леонтий. – Волею Неба я и мои товарищи, что готовы подтвердить правоту моих слов, были перенесены на границы владений короля Эдгара. Нам помогали местные племена крысокотов и кентавров, а враждовали мы с псоглавцами тирана Кротоса, что поработил Икарию… Мы разгромили их, а также, с помощью великого дракона Хоро, обратили в бегство полчища бронированных машин…
– По-моему, этот рыцарь плетёт небылицы, – сморщился Дюплесси. – Как можно верить этому человеку?
– А по-моему, небылицы плетёте вы с Констаном де Борном! – возразил Леонтий. – При помощи этих небылиц вы овладели наследным достоянием одного из древнейших и славнейших родов, что когда-либо существовали в Галлии!
– Довольно! – прервал их диалог король и обратился к командору:
– Сэр рыцарь, готовы ли вы поклясться в том, что всё, здесь сказанное вами, есть чистая правда?
– О да, ваше величество!
И, опустившись на колени перед распятием, поцеловав ноги Спасителя, сэр Бертран перекрестился и заявил:
– Именем Всевышнего! Клянусь, что в этом собрании, где решается моя участь, я не говорил, не говорю и не стану говорить ни одного словечка лжи! И да будет над всеми нами Суд Божий!
– Ну, хорошо… – утомлённо произнёс король. И повернулся к епископу.
– Неплохо было бы привести к клятве и того, другого, – в ответ на его безмолвный вопрос, сказал де Бове.
– А по-моему, это излишне, – подал голос главный герольдмейстер. – Тогда необходимо будет привести к клятве всех, находящихся в этом зале, а у нас так мало времени…
– Тогда давайте решать… Сэр рыцарь, вы можете встать с колен! Господа, я попрошу вас всех отойти на ту половину зала…

– Ни в коем случае, ваше величество! Ни в коем случае! – шипел Дюплесси. – Чтобы какие-то варвары имели наглость навязывать нам свои претензии? Чтобы какой-то безземельный рыцаришко да с ним какой-то толстогубый крикун покушались на честь Ордена! Гнать их! Гнать их всех в три шеи! Еретики! Негодяи! Будь я проклят, если их пребывание здесь не обернётся какой-нибудь дьявольской каверзой!
– Но этим мы нарушим исконные правила турнира, – возражал ему де Трайнак. – Не забывайте, они вписаны в книгу.
– К тому же, – поддержал его виконт, – те подарки, что они преподнесли, свидетельствуют прямо: нам в дальнейшем будет выгодно поддерживать отношения с Винландом. Судя по весу хотя бы этого пряного сундука, мы уже сейчас сумеем расплатиться со многими долгами.
– И потом, – сказал епископ, – я… и Святая Церковь в моём лице… очень сочувственно относятся к тем, кто побывал на Востоке. Этот рыцарь, кто бы он ни был – истинный христианин, и должен получить возможность доказать свою правоту. К тому же, ваше величество, его случай не единственный. Мне докладывали, что не далее как месяц назад подобный случай имел место в Бретани. Некто Дюгесклен… или Дюгеклен…
– Дорогой де Бове! – прервал его речь король. – Нам не хотелось бы прерывать ваш, несомненно интересный рассказ, однако речь сейчас идёт о конкретном случае… Быть может, уважаемый герольдмейстер составит документ… где мы и не откажем в требовании, и в то же время поставим препятствие к её выполнению?
– Я с готовностью возьмусь за это дело! – согласился де Трайнак.
– Ещё бы! – ехидно ввернул Дюплесси.
– Видите ли, ваше величество, – словно не замечая этой реплики, продолжал главный герольдмейстер, – в каждом турнире должна заключаться своя интрига. Я, признаюсь откровенно, все последние дни ломал голову, какую бы интригу заложить в предстоящее действо. И вот… чем это нам не интрига?..


5
Спустя около двадцати минут, помощник герольдмейстера огласил всем присутствовавшим следующее решение:
– Мы, Волею Всевышнего, король Филипп II Август, герцог Анжуйский и Аквитанский, властитель Бретани, Нормандии, Бургундии… (здесь идёт весьма обширное перечисление, которое мы не станем приводить), а также члены совета по организации турнира, что произойдёт в июле этого года в городе Лимож: Адемар V, виконт Лиможский… (здесь опять идёт перечисление), по существу претензий рыцаря, вписанного в книгу турнира как сэр Артур, к рыцарю, вписанному в книгу турнира как сэр Бертран де Борн, решили следующее:
1. Поскольку регламент турнира не предусматривает проведения судебных поединков, кои должны, согласно закону, исполняться раздельно от празднеств и прочих увеселительных затей. Вследствие этого, в иске рыцарю, поименованному как сэр Артур – отказать.
2. В то же время, оба поименованных выше рыцаря, согласно принятому советом решению, имеют право отстоять свою правоту, приняв участие в состязаниях. Тот из них, который сумеет одержать победу и стать победителем турнира, и будет всенародно и законно объявлен как сэр Бертран де Борн де Салиньяк, с полным правом владения замком Аутафорт и провинции Лимузен, с полным правом его наследников сохранять это право.
3. В случае, если никто из поименованных выше рыцарей не станет и не будет объявлен победителем турнира, их тяжба будет рассмотрена судебной палатой города Лимож.
4. В случае смертельного исхода для одного из рыцарей все права по пункту 2 передаются оставшемуся в живых. В случае обоюдного смертельного исхода дело передаётся в суд и ведётся исходя из заявлений и претензий наследников того и другого.
5. Во всё время, остающееся до начала турнирных поединков, равно как и во время перерывов в проведении турнира, поименованные выше сэр Артур и сэр Бертран де Борн не имеют законного права каким-либо образом самовольно проводить судебные и прочего рода поединки между собой. В случае нарушения этого пункта они подлежат суду.
Заявлено на день Преображения свв. Петра и Павла, 29 июня 1193 года.
Главный герольдмейстер Франции
Сэр Мишель де Трайнак.

– Ничего не понимаю. Чушь какая-то, – отозвался на это заявление Тинч.
– Это потому, что ты, в отличие от меня, не изучал в своё время старофранцузский, – сказал Леонтий. – А это язык замысловатый и двусмысленный…
– Писано от имени короля, но подпись вельможи? – заметила Исидора.
– Так или иначе, – заметил Пикус, – но похоже, на турнире нам придётся жарко. Я обратил внимание, как главный тамплиер смотрел на сэра Линтула, а сэр Констан – на сэра командора.
– Я не предполагал, что всё так обернётся, – признался де Борн. – Что же, нам, судя по всему, придётся стать победителями этого турнира. А мне, очевидно, в особенности.






Глава 13 (32) – Три грации (начало)

Сударыня, я к вам пришёл за малым –
Сравнить исполненный портрет с оригиналом,
И льщусь надеждою: мой Бог, пусть очи эти
Тотчас себя узнают на портрете.
Франсиско де ла Торре, испанский поэт XVI в.

1
Слуги знают всё…
По приказу сэра Бертрана де Борна, Телле ещё с вечера разузнал, что прибывший из Бургундии несколькими днями раньше виконт Комборна Арчимбаут снимает дом неподалёку от рыночной площади, что возле собора святого Мартена. По слухам, отдельную пристройку к дому, ту, что ближе к монастырскому саду, занимает дама, которой престарелый виконт неустанно покровительствует, и имя этой дамы – сеньора Гвискарда де Божё…

Де Борн провёл тяжёлую ночь. Сомнения, надежды, планы, страхи и все беды распалённого воображения преследовали его до утра. И, когда за завтраком сэр Тинчес предложил именно сегодня поискать вход в катакомбы тамплиеров, сэр Бертран меланхолично ответил: делайте что хотите…
Одним словом, он полностью отстранился от дел ордена и предоставил командовать всем сэру Линтулу, не преминув заметить остальным, что этот день им хорошо бы посвятить не рискованному путешествию по подземельям, но усиленной подготовке к завтрашнему состязанию – против чего, разумеется, никто возражать не стал…
Видя такое состояние командора, его оставили в покое и занялись хозяйственными делами.

Приодевшись и захватив некоторые подарки, которые он рассчитывал преподнести при встрече, сэр Бертран – или сэр Артур? кто знает? – отправился в город. Его сопровождал Кьяри.
Они миновали рыцарский лагерь, поделённый на прямоугольной формы участки и пестревший флажками, гербами и знамёнами, получили у герольда пропуск на въезд, миновали множество лавчонок с разной снедью и прочими припасами и снаряжением, полюбовались на богато украшенные трибуны ристалища и, по отмеченной значками и флагами дороге, предъявив в воротах пропуск, проехали в Лимож.
Дорог и улиц в то время не мостили, а главная улица города, по которой им, согласно сведениям, полученным Телле, предстояло проехать к собору Сен-Мартен, была запружена повозками, конными процессиями и просто пешеходами, как приезжими, так и жителями города и его предместий. Гравий, которым, по случаю торжества, отцы города распорядились посыпать улицы, скрипел под ногами коней. В переулке, собрав толпу зевак, возчики выталкивали из грязи повозку с товаром. Ближе к мясным лавкам возникло новое затруднение – здесь, прямо посередине улицы, гнали быков, обречённых завтра стать главным блюдом за пиршественными столами победителей. Ночью прошёл дождь, частично смыв в дренажные канавы нечистоты, однако запах до конца так и не выветрился, и более того – усиливался по мере того, как в городе нарастала деятельность. Всадники старались держаться подальше от балконов, откуда могли получить на головы солидную порцию помоев… О Боже, вспоминал сэр Бертран, как это было непохоже на широкие, цветущие, ухоженные улицы Аркании…
Впрочем, сейчас, когда он был так близок к цели, следовало думать не об этом.
Как он представится? Что он скажет виконту? И, главное, если разрешение на аудиенцию будет получено – с какими словами он обратится к сеньоре Гвискарде? а ещё важнее – кто она и как она, собственно, выглядит? а самое важное – как она встретит его?
На окраине рыночной площади, в цветочных рядах, он приказал Кьяри спешиться и приобрести у торговцев букет самых лучших цветов… какие можно найти в этой дыре, прибавил он. Кьяри понедоумевал немного, дескать, мы ведь совершенно не знаем, какие именно из цветов предпочитает сеньора Гвискарда. Сошлись на огненно-красных лилиях – цветке королей.
У Сен-Мартена их ожидало новое затруднение. Который именно из этих двухэтажных, серого камня, домов снимает виконт?
И случай подсказал им разгадку.
– Сэр Бертран!.. Сэр Артур! – окликнули его.
Это был его вчерашний знакомый – тот самый молодой рыцарь из числа зачинщиков, по предложению которого ему пришлось состязаться в стихотворных упражнениях – сэр Франсуа де Сен-Жермен де Сент-Экзюпери, который в сопровождении оруженосца и двух пажей направлялся в церковь, помолиться Святой Деве и Святому Мартену об успехе завтрашнего предприятия.
– О великая Фортуна! – воскликнул он. – Кто бы вы ни были, я рад видеть вас, мой будущий соперник! Как ваши дела, как вы себя чувствуете после вчерашнего?
– Я также рад видеть вас, дорогой мой неожиданный друг! – отвечал ему де Борн. – Простите, вчера я, за суетой, не сумел поблагодарить вас за ваши хлопоты относительно моего доброго имени…
– О, это всё пустое! – рассмеялся Франсуа. – Ручаюсь, я счёл бы себя тупым и неблагодарным скотом, если бы не заступился за такого поэта как ваша милость! А кстати, коли у вас не пропало желание меня отблагодарить, не подарите ли вы мне при случае список той чудесной сервенты… или кансоны… – я, каюсь, полнейший невежда в этих ваших стихотворных экзерсисах!.. – словом, то, что вы изволили вчера преподнести отнюдь не благодарному собранию? Это молитва, и молитва воина!
Сэр Бертран пообещал исполнить просьбу, а заодно не преминул пригласить сэра Франсуа на сегодняшний ужин – где, как раз, он сумел бы и преподнести обещанный подарок.
– Ха-ха! А почему бы и нет? – согласился тот. – Надеюсь, что у вас, как командора сказочного острова Пряностей, я увижу на столе весьма изысканные блюда? Я гурман, признаюсь откровенно, и мне поперёк горла стоит здешнее пресное мясо. Такое впечатление, что приезжие съели все запасы соли!.. А вечерняя беседа, а ваши стихи, а ваши благородные друзья, с которыми и я также не против был бы свести дружбу… О-о! Вы преподносите мне королевский подарок, дружище!
– А вы… – прибавил он заинтересованно, – простите мою назойливость, куда сейчас направляетесь?
Де Борн в двух словах объяснил свою цель и своё затруднение.
– Хм… так вы всерьёз намерены посетить жилище этого… де Каброна*… тьфу!.. де Комборна? Этого старого скряги? Которого когда-нибудь съест живьём его предполагаемая жена… Ой, простите, я кажется сказал неловкость! Значит, это ей предназначаются сии великолепные лилии?.. О Боже!.. Ведь я знаком с вашими стихами, посвящёнными сей юной особе… которая имеет все возможности стать завтра законной Королевой Любви и Красоты… Дом, который вы изволите разыскивать – вон тот, крайний слева, входить лучше со двора, там есть калитка, куда приходят избранные гости… Ну, хорошо, мой друг, удачи вам в вашем предприятии, и до встречи вечером… в вашем шатре, я надеюсь? Вечерний свежий воздух, компания друзей, изысканное угощение… О да, я обязательно загляну на огонёк… До встречи, до встречи!

Щеголеватая усмешка, что как бы ненароком проскользнула в речах его нового друга, слегка смутила де Борна, но, как мы знаем, наш герой не привык отступать перед препятствиями.
И действительно, несмотря на то, что фасадная дубовая дверь была заперта, со стороны сада нашлись и решётка, и высокая калитка в ней, и привратник, заслышав имя «сэр Бертран де Борн», тотчас впустил обоих всадников во дворик, где, оставив оруженосца ждать, наш рыцарь, прихватив букет и очередной мешочек с перцем, поднялся по винтовой лестнице на второй этаж…

-----
* «Козла» (исп.)
-----

Виконт, лично встретивший его в занимаемых им ныне апартаментах, оказался не старым ещё человеком, худым, востроносым и слегка близоруким. Несмотря на этот, последний недостаток, он, с лёгким поклоном приветствуя гостя, сразу определил:
– Но вы – не сэр Бертран? Вы… возможно, его брат? Как мне довелось услышать… ваше имя, очевидно, сэр Артур… Артур де Борн, если я не ошибаюсь? Тот, кто прибыл в Лимож не далее как позавчера? И ваша тяжба, согласно воле короля, очевидно, должна разрешиться на турнире?
Сэр Бертран решил не спорить и не объясняться с виконтом, сказав только, что желал бы засвидетельствовать своё почтение сэру Арчимбауту де Комборну, о славных делах которого имел честь столько слышать, преподнести свой небольшой подарок, а также нижайше испросить позволения увидеть досточтимую сеньору Гвискарду Бургундскую… о несравненной красоте которой он так же весьма наслышан и лично одарить её вот этими лилиями, которые, по его мнению, должны понравиться сеньоре Гвискарде, слухи о красоте и добродетелях которой… и т.д.
– Да-да, разумеется, очевидно!.. Знаете, мы с нею друг от друга ничего не скрываем, а добропорядочность ваших намерений не вызывает у меня никаких сомнений. Да, да, конечно… Вы, очевидно, не останетесь обедать с нами? – с явным подозрением ответил виконт и, с явным облегчением услышал отрицательный ответ.
После чего, сэр Бертран… или сэр Артур (он уже и сам, в волнении, путался как ему себя называть), был высочайше допущен в другое крыло здания, где, спустя некоторое время, его пригласили в будуар сеньоры Гвискарды де Божё.

2
Окна в этой комнате были тщательно зашторены – сеньора не выносила яркого солнечного света. Зато по всем углам стояли высокие канделябры и будуар был освещён не менее чем тремя десятками свечей. Сеньора Гвискарда восседала в удобном кресле с широкими подлокотниками и высокой спинкой. Светлорусые локоны её были тщательно уложены в причёску, что освобождало высокий лоб и делало её немного старше. Большие серые глаза серьёзно осмотрели вошедшего рыцаря, ноздри тонкого, с небольшой породистой горбинкой носа раздулись в волнении, полные чувственные губы… (нет, явно не те, что когда-то появились в рисунке сэра Тинчеса и не те, коими обладала Исидора… причем тут она, подумал он, да ну её… правда, и не те, которыми должна была бы обладать некая «составная дама», замысел об облике которой пришел к нему в голову когда-то, во время лесной беседы с тем же сэром Тинчесом…), раскрылись и произнесли негромко:
– Я весьма рада вас видеть, сэр рыцарь. Пьеретта, прими у сэра рыцаря букет… На балкон, конечно… Сеньор, вы можете присесть… Да, вот на этот стул, пожалуй… Итак, чему я обязана видеть вас?
Да, с виду она была… да, примерно такой, какой все эти три года представлял себе де Борн. Очень милое, понимающе внимательное, с наивно детским выражением взгляда лицо… крылья ресниц, мечтательный блеск в глазах… что с некоторой иронией окинули его фигуру, остановились на усах и бороде, выжидательно устремились на его губы…
– Почему же вы молчите? Вы… представились как сэр Бертран де Борн, но я хорошо знакома с этим сеньором. Ах, да, я, кажется, поняла… Вы, очевидно, тот самый сэр Медведь, о котором все так много говорят? Чем я обязана вашему визиту, сэр?
Ах, как часто и как много в далёком прошлом его знакомства с дамами самого разного света всё начинались именно так! Сколько было их, этих бесчисленных знакомств, дружб, любовных связей, встреч, поединков, погонь, объяснений, что прошли, пробежали, пролетели сквозь всю его жизнь! Но сеньора Гвискарда не могла быть такой как все!
Он не то, чтобы смущался как мальчишка, нет… Памятуя прошлое, он без всякого стеснения и дрожи под коленками мог бы сейчас подняться, сделать шаг… да, конечно, стряхнуть с её колен этого глупого кота, которого она столь нежно и упорно почёсывает за ушами… потом вынуть её за плечи из кресла и, несмотря на все её сопротивления и вскрики «что вы себе позволяете, сеньор!», целовать, целовать, целовать – в губы, в шею, в удивлённые и растерянные от такого напора глаза…
– Сэр Бертран рассказал мне о вас, сударь, – сухо произнесла она. – Вы, кажется, изволили присвоить себе его сервенту?
– Видите ли, сеньора, – хрипло произнёс де Борн. – Вам, возможно, угодно доверять вору, что сам присвоил себе чужую песню, хотя и более того – чужое имя, чужой титул и чужие владения…
– Ах, оставьте… – неприязненно сказала она. – Всё это… что вы говорите, очевидно, надо ещё доказать…
– Хотя вы, и безо всяких на то доказательств, изволите доверять Констану?
Куда-то не туда идёт разговор, подумал он и прибавил:
– По загару на моём лице вы изволите видеть, что я не так давно вернулся с Востока… сударыня. Два года с лишним я провёл, сражаясь за Гроб Господен, и всё это время не забывал о вас… хотя, до сего дня видеть вас, так, в открытую, мне не доводилось. Ваша охота, что пронеслась тогда, три года назад, осенним лесом мимо меня там, в Бургундии… Вы, на коне, с развевающимися по ветру волосами… из которых вылетел и упал мне прямо в руки букетик пурпурных цветов… Я тогда даже не успел разглядеть вашего лица, сеньора, но всё это время, время опасностей и тревог, не забывал вас и верил, и надеялся, что когда-нибудь, но встречу вас воочию и скажу вам, что люблю вас больше жизни и что храню вам верность, и что дал обет во что бы то ни стало, пусть это будет безнадёжно, но сказать вам обо всём этом… И полностью положиться на ваш суд… Если же судьба приведёт меня когда-нибудь назад, в мой Лимузен, говорил я себе, то на первом же турнире я вызову на бой всякого, кто осмелится противоречить тому, что именно вы имеете среди прочих право называться Королевой Любви и Красоты. И с этой мыслью, с этой безумной идеей… да, вы можете назвать меня сумасшедшим, и может быть, это действительно так…
Де Борн говорил, говорил, говорил, а она молчала, опустив глаза и почёсывая спинку мурчащему котику. Сэру Бертрану на мгновенье показалось, что он сейчас беседует сам с собою, показалось, что его губы выговаривают машинально и уже много раз подряд одно и то же – заученное, нарочитое, неинтересное никому помимо его самого…
– Что же вы остановились, сеньор? Говорите, говорите, – на миг приподняла она свои очаровательные глазки под крылатыми ресницами. – Ваши речи мне интересны, хотя, признайтесь сами – вы ведь ныне прибыли не совсем с Востока, но… из какой-то Страны Пряностей, ведь верно?
– Да, конечно, мой путь из Святой Земли был длительным, но лишь благодаря моим друзьям и соратникам из Ордена Бегущей Звезды я ныне имею честь видеть вас и беседовать с вами, сеньора Гвискарда…
– Вот что, сеньор Бертран… или Артур?.. Пьеретта! этот гнусный кот исцарапал мне руку! На балкон его!.. Вот о чём я хотела вас спросить… Говорят, что вчера, на приёме у его величества, вы изволили рассказывать какие-то небылицы? Якобы, о странных существах с головами собак? О каких-то драконах и бедуинах верхом на бронированных чудовищах?
– Сеньора, ни сейчас, ни вчера я не сказал ни слова неправды, и в том поклялся на кресте!
– Ох, эти ваши клятвы… И эти ваши странные слова… Давайте мы сейчас будем просто серьёзными, отвечающими за каждое сказанное слово людьми. Вы, как я должна понять из ваших слов, все эти два… или три года лелеяли надежду меня увидеть, признаться мне в любви и… возможно, стать моим супругом? Не правда ли?
Рыцарь в ответ лишь пожал плечами. «Так, – подумал он. – Следующий кандидат на балкон – очевидно я…»
– Так вот, – продолжала рассуждать сеньора Гвискарда, – я, в принципе, не против. Вот только… Видите ли, выходя замуж девице моих лет (а мне скоро двадцать), следует подумать не только о любовных отношениях, но и о том, что произойдёт за ними. Да, я хочу замуж. Да, я хочу завести детей. Да, но… Кто и что вы, сэр Артур? Мало кому известный, лишившийся своего поместья, разорившийся сеньор? Хорошо, не будем спорить! Согласно королевскому решению, вам будет дан шанс исправить это положение. Быть может, вам стоило бы нанести мне свой визит не сегодня, а по окончании турнира? Одержите верх, сэр рыцарь! И наш разговор пойдёт совсем иначе, не так ли?
– То есть, верно ли я понял, – произнёс сэр Бертран, – что вы… Что вы, не веря ни одному моему слову, готовы поверить мне абсолютно во всём, только бы мне удалось одержать верх над моим братом Констаном?
– М-м-м… да! примерно так! Да, очевидно, да, да!
«Боже, боже, да с НЕЮ ли я сейчас разговариваю? ОНА ли это? Не снится ли мне то, что сейчас со мною происходит? Она… играет со мной? Или я ошибался так жестоко? Воистину, если Бог захочет наказать, то лишает разума…»
Сэр Бертран беспомощно огляделся вокруг. Он оглядел всю комнатку, витые колонны попарно у альковов, шкатулку чёрного дерева на столике в углу, служанку Пьеретту, что неподвижно, как породистая собачка, застыла со сложенными на животе руками…
Но надо было что-то отвечать.
– Я рад, сударыня, что мы очень хорошо понимаем друг друга. Вы, ОЧЕВИДНО, правы. Пусть судьбу нашу решит Господь Бог. Всего вам наилучшего!
– Да-да, сеньор. И вам всего доброго… Пьеретта, проводи гостя. Да, узнай, не пришёл ли сэр Бертран, он обещался быть к обеду!..
«Мне остаётся лишь повстречаться с ним в прихожей и размозжить ему башку», – думал де Борн, спускаясь вниз по винтовой лестнице. Но Бог хранил его от этой встречи…
– Кьяри! – крикнул он оруженосцу, который, держа в поводу коней, терпеливо ожидал у калитки. – Не забудь напомнить мне пригласить сегодня на ужин господ де ла Тур, де Гриньоль и барона фон Гибихенштайн.
Оруженосец молча поклонился и подал сэру Бертрану стремя.
– Сэр, – заметил он при этом, – могу ли я задать вам три вопроса?
– Целых три?
– Вы, судя по вашему лицу, чем-то сильно обижены. Разрешите мне отвлечь вас от ваших забот?
– Что-то ты сегодня разговорился, Кьяри. Ну хорошо, так чем ты хочешь меня отвлечь?
– В принципе, это сущие пустяки, мой господин. Во-первых, возложите обязанность пригласить упомянутых вами господ мне. Я хочу лично заняться этим, несомненно, очень важным для вас делом. Во-вторых, сэр Бертран, несмотря на то, что я знаю вас так мало, я хотел бы оставаться вашим оруженосцем и далее, после окончания нашей миссии…
– И то, и другое вполне правомочно. А третье?
– Время обеда, сэр. Конечно, «зверь ест раз в день, человек – два, и только ангелы едят в день трижды». Не заглянуть ли нам в один из кабачков по дороге? Ручаюсь, что бутылочка старого доброго оверньского приведёт вас в чувство…
– И в этом ты в особенности прав, дружище! Я рад, что мне достался такой оруженосец! Отличная идея!..

3
И, разумеется, бутылочка оверньского оказалась к месту. К тому же, здесь, у постоялого двора, у сэра Бертрана оказалось немало старых знакомых. Оказалось, что о вчерашних событиях наслышаны буквально все. И все сочувственно отнеслись к проблеме, и все похлопывали его по плечу, и все желали успеха на завтрашнем поприще.
Сэр Бертран ел много и пил много, Кьяри же наоборот, ел мало и пил мало, и не спускал глаз с кошелька своего господина, а также со своего собственного кошелька. Спустя два с лишним часа они, пошатываясь, вышли из таверны, вползли на коней и, не торопясь особенно, направились вдоль по той же улице.
Настроение рыцаря действительно как-то приподнялось. В конце концов, размышлял он, не всё ли равно? «Пусть завтрашний день сам о себе позаботится…» – где-то он слышал такую фразу и она показалась ему разумной.
Как-то непривычно спокойно он вспоминал о сеньоре Гвискарде. Она играла? ОНА обманывала его? И он так послушно позволял проделывать всё это над собой? Но таковы ведь, чёрт подери, все женщины и все мужчины на свете, а сражения меж женщинами и мужчинами – да, Господи, ведь на сём стоит мир! и что здесь особенного, и в чём повод печалиться?
Правда, вот беда – самим этим он невольно ставил ЕЁ на одну ступень с другими… А, впрочем, не всё ли равно!
– Сэр! По-моему, вас зовёт эта дама! 20.06.2013

Все права на эту публикацую принадлежат автору и охраняются законом.