Птичка на тонкой ветке-7

Книга II

Часть I – Икарийские игры

Глава 1 (20) – Беседа с Леонтием – рассказывает Тинч

Подлинно, я более невежда, нежели кто-либо из людей, и разума человеческого нет у меня.
Книга Притчей Соломоновых, 30-2.

1
Тук-тук-тук.
– Входите, ваше величество!
Сэр Линтул Зорох Шлосс как не ложился со вчерашнего вечера. Исписанные листы бумаги и огрызки гусиных перьев усеивали стол и валялись на полу. Удивительное самопишущее перо, подарок месье де Фужере, он давным-давно исписал, и на него не могли напастись гусиных.
В открытое настежь окно пахло черёмухой.
– Как здоровье королевы?
Я знал, что он меня подначивает, хорошо понимая, что между мною и нынешней Тайрой вряд ли могли получиться близкие связи. Десять лет назад между нею и мною разницы в возрасте ровно никакой не было, теперь же образовался сверхъестественный разрыв… Какие у нас могли быть отношения? Как у мамы с сыном? Или как у тётки с любимым племянником? Чушь какая-то.
– Её величество и её высочество изволили до обеда отбыть в провинцию, любоваться цветами граната, – объяснил я, набивая и раскуривая трубку.
– А как поживает сэр Бертран, наш досточтимый командор?
– С сэром Бертраном мы очень удачно сходили на море. Там мы искупались, поупражнялись в бою на мечах, привлекли к себе массу зевак, после чего снова искупались, а потом сэра Бертрана повлекла его муза и он заявил, что ему срочно следует вернуться к себе в комнату, помучить лютню и сочинить пару новых песен. После чего, придя домой, сэр Бертран изволил выкушать бокал вина, завалился спать и дрыхнет как сурок по сию пору… Море, оно утомляет, Леонтий…
– Великолепно!
Я не ждал от него этого восклицания.
– Что «великолепно»?
– Вот видишь, насколько просто и понятно ты всё повествуешь своими словами. Но как только ты берёшься за перо…
Он указал на стопочку исписанных листов, что я принёс ему вчера вечером.
– …ты начинаешь составлять фразы так, как будто пишешь объяснительную своему начальству.
Мне припомнился Хэбруд.
– Здесь… здесь!.. – ткнул он пальцем, – ты пишешь для себя. Но когда начинаешь рассказывать – рассказываешь для меня. Понимаешь разницу?
Пару дней назад я попросил его научить меня писать. В ответ он попросил научить его рисовать. Однако, если в искусстве изображения он сразу же стал делать очевидные успехи, то мои скромные этюды по искусству письма никуда не годились, и это было ясно даже мне самому…
– Уйди ты от этого подражания казённым предложениям и оборотам! Не концентрируйся на мастерстве, оно проглянет само! Просто рассказывай, импровизируй, подбирай слова как подбираешь краски!
Ну, с красками – это он перегнул. Я захотел повернуть разговор и сказал ему:
– Ладно. Так вот, с чем я пришёл.
И развернул перед ним принесённое.
– А… карта…
– Скопировал в архиве.
– И что она нам даст? Говорю тебе: есть две Омнии, одна сейчас, другая – через несколько сотен лет. Сэр Джеймс меня достаточно просветил на эту тему… И твой Тагр-Косс там наверняка тоже есть, а если Дар настаивает – поезжай, поговори сам с собой теперешним.
– Пускай Дар сам туда едет. Он почему-то считает меня великим знатоком экономики…
– А меня – великим знатоком в области образования и культуры. Вот, за этим столом, я день и ночь пишу не переставая…
– Ты пишешь свою книгу, сэр Линтул Зорох Жлосс…
– «Шлосс». Это значит «зАмок».
– А причём тут замок?
– Ещё сам не знаю.
– Слушай, Леонтий. А почему бы нам действительно не попробовать сплавать в Тагэрра-Гроннги-Косс, разыскать там твою же, давным-давно написанную книгу…
– Тинчи, Тинчи… Вот, представь: задумал ты написать картину. И тут из ниоткуда является добрый дядечка волшебник и говорит: а зачем тебе её писать? Зачем мучиться, исходить силами в воображении, не спать ночами, травить себя красками? Зачем всё это, если я, добрый дядечка, просто достану её для тебя из будущего? Согласился бы ты?
– Гм… Одну картину?
– Хотя бы.
– Иногда хотелось бы. Хэбруд порой как завалит работой…
– А в принципе?
Я задумался. В его вопросе был подвох, и подвох хорошо мне понятный. За эти дни я многому чему у него поднабрался… Да, он действительно в этом здорово походил на великого Хэбри – тот тоже старается ничего не говорить прямо, но подводит всякий раз к тому, чтобы я догадался сам…
Я решил сыграть в непонятки:
– Ну, если это обычная халтура… картинка для отдела новостей…
– Уходишь от ответа. Не халтура.
– Тогда… одна голова хорошо, а две лучше. Стать соавтором самому себе, почему бы и нет? Внести кое-какие дополнения, может быть…
– Но эта картина не нуждается в твоих теперешних дополнениях. Она, для тебя нынешнего – шедевр, ещё не достигнутая вершина. Вершина, которую ты можешь достигнуть, но пока не достиг.
– И? И что?
– Вот подумай. И ты поймёшь, быть может, почему тебе так не хочется встречаться с самим собой теперешним.
И он, закусив перо, углубился в бумаги. Вот незадача! Я ведь пришёл к нему совсем для иного разговора… Ну ладно.
– Написание картины… если это действительно должна быть картина, а не подмалёвок… требует усилий? Так?
– Определённо, – согласился он, не поднимая головы.
– Требует знаний, требует умственного труда, требует воображения…
– Так.
– На неё тратится время.
– Естественно.
– Жизнь…
– Жизнь.
– А если я, не прожив эту жизнь, ничему не научившись, не пройдя этой дороги, вдруг получу результат… Может быть и неплохой результат. А дальше…
– Дальше, дальше! Что дальше?
– Дальше… тупик? Ведь теперь я не смогу сделать лучше.
– Во-от! – воткнул он перо в чернильницу. – Именно тупик. Творчество живёт и возрастает непрерывным совершенствованием. И пройти эту дорогу за тебя не сумеет никто. Вернее, отныне это будет не твоя дорога. Работая, ты одновременно многое постигаешь, ты совершенствуешь свои приёмы, подновляешь мастерство, совершенствуешься сам.
– Посему… шёл бы этот добрый дядечка?
– Однозначно. Он предлагает лёгкий путь, не ведущий к главному – к твоему совершенствованию. К халтуре, но не более того. Многих мне… да и тебе наверняка… доводилось видеть мастеров, что повесили себе на грудь табличку: «Известный… или более того – Великий Мастер», а сами, утвердившись в обществе в этом звании, не создают ничего нового. И наоборот. С достигнутого уровня можно идти только вверх. Это как взбираться по глинистому склону. Остановился на миг – и тут же поехал вниз…

Ну да, халтура, это было мне знакомо. Как делился со мною опытом один халтурщик: «Рисовать море легко. Размажешь, там, зелёного, синего… А главное, слюней, слюней побольше!..»

Наверное, Леонтий всё-таки был прав. Но червячок сомнения продолжал копаться во мне.


– А как же вдохновение? Озарение? Гениальность? Тоже «пришёл добрый дядечка»?
– Не-а… К гениальным «дядечки» не ходят.
Он издевается? Но я не таков, чтобы меня так просто можно припереть к стене. Я понимал, что прав-то, разумеется, он. Но мне было интересно, к чему он приведёт разговор.
Поэтому я просто промолчал.
Замолчал и он, и снова потянулся к перу.
– А как же? – не выдержал я.
– Ждёшь, чтобы «добрым дядечкой» для тебя сейчас оказался я? – откликнулся он.
Вот негодяй!
– Конечно, я понимаю, что ты явился с этой картой вовсе не для того, чтобы разгадывать мои шарады, – наставительно продолжал он. – У тебя другое дело… я даже могу понять, какое именно… это ещё успеется. Засиделись мы в гостях, так?.. Отвлекись-ка пока от этой мысли. Тем более, что, возможно, твой верный ответ подвигнет нас на верную дорогу.
– А ты сам-то знаешь этот ответ?
– Знаю. Или мне кажется, что знаю. Но мне хотелось бы, чтобы и ты добавил сюда толику своего мнения… Ведь ты явился в этот мир, возжелав вдохновения? Что же оно есть, это самое вдохновение?
Мне очень, чрезвычайно очень хотелось напомнить ему, что по этой проблеме написаны сотни книг, и что никто, и что никогда ещё никто не пришёл к её разгадке…
– Хорошо, отвлечёмся, – как ни в чём ни бывало сказал он. – Поговорим о чём-нибудь другом… Да, говорят, Дар мучил тебя не только расспросами об экономике?

2
И это было верно. Дар привёл меня в один из храмов, где требовалось восстановить, вернее – создать заново несколько витражей. Я до этого никогда витражами не занимался, да и не предполагал заниматься. Дар познакомил меня с мастером, мастером этим оказалась, к моему удивлению, женщина – высокая, худая, с короткой стрижкой и орлиным, цепким взглядом. Её звали Симона. Она объяснила мне, что эскизов требуется не так много, около десяти. Эскизы можно сделать и не цветными, «хотя, конечно же, сэр Тинчес, цветА будем подбирать совместно, у нас достаточно широкая палитра стёкол».
– Не желает ли мастер ознакомиться с сохранившимися фрагментами старых витражей?
Я, разумеется, был совсем не против, и мы полезли на леса.
Изображать святых и подвижников мне тоже пока не приходилось. Я вооружился блокнотом, достал огрызок карандаша (очень неудобно!) и принялся за наброски. Она терпеливо стояла рядом, наблюдая за моей работой. Потом сказала:
– Можно взглянуть?
Да пожалуйста.
Она прошлась беглым взглядам по моим наброскам. Потом, не спрашивая, начала листать блокнот, её глаза останавливались то на одном, то на другом рисунке. Закрыв блокнот, она сказала:
– Требуется не просто изображать фигуры. Человек приходит в храм. Храм – это место беседы с Богом. Для того, чтобы разговаривать с Богом, мало обладать одним рассудком. Вам необходимо создавать настроение. Вы это умеете. Вот, возьмите. Это небольшой подарок от меня.
Я как раз в это время отвлёкся… (Бог бы с ним, с блокнотом, если интересно – пусть смотрит)… меня заинтересовала занимательная игра линий. Они не просто существовали, они вели за собой, текли как ручеёк, как мысль от одного изображения к другому.
– Спасибо, – рассеянно сказал я. У меня в голове начинали роиться замыслы. – И что это за подарок?..
– Волшебная палочка, – впервые улыбнулась Симона.
И вместе с блокнотом протянула мне… новый карандаш.

– Да, кстати, – прервал меня Леонтий. – Ты не одолжишь мне его? Я хотел бы записать твой рассказ. Гусиным пером не очень ловко…
– Пожалуйста.
Я был не против, пусть пишет. А он тут же взял несколько чистых листов и принялся усеивать их какими-то закорючками.
– Это называется стенография… ну, проще говоря, скоропись. Говори, говори…

– Прошло дня два… Меня не торопили. Изредка я заходил в храм, где на полу, на деревянных брусьях покоились вынутые из рам витражные плоскости и где хрупкая Симона, одетая по-рабочему, в брюках и мужской рубашке навыпуск, терпеливо подновляла старые изображения. Заходил так, по мелочи, уточнить, с какой стороны Богородица должна держать ребёнка, или каким именно жестом должен благословлять плавающих святой Никола Морской…
Линии! Именно линии!
Линия ведёт взгляд. Как именно она должна его вести?
От складок одеяния – к очертаниям фигуры, от жеста – к движению, от взгляда – к тому, что находится в направлении этого взгляда… И как всё это втиснуть в узкие очертания витража?
Я сердился. У меня ничего не получалось. Непривычную задачу поставили передо мной! Симона тоже хмурилась, проглядывая мои эскизы, но ничего не говорила. Я… или другого, более знающего кого-то пригласят потом? Не всё ли равно…
Но она очень сочувствовала мне, и это было видно.
Потом я плюнул и вместо того, чтобы проводить часы в своей комнате, принялся гулять по городу. Интересно, когда-то мне довелось неоднократно бывать в Анзурессе, но вот сюда, ещё далее Анзуресса, добираться не удавалось никогда.
Я зарисовывал всё: дома и улицы, деревья и цветы, людей, животных, паруса кораблей в гавани, бельё на верёвках, повозки, скамейки, даже урны…
Мне казалось, что я вернулся в детство.
Вечером я просматривал свои находки и лишний раз убеждался насколько же я бездарен.
Не складывалось картины! Что поделать…
Отчаявшись, я отправился жаловаться к своей королеве. Тайра тоже посочувствовала, пожалела, кое-что посоветовала, тоже – так, по мелочи. А потом сказала:
– Возьми-ка ты плащ, да отправляйся в горы.
Я так и сделал.
Там я, конечно, тоже сделал немало набросков: солнце на восходе, солнце на закате, горы под солнцем, пейзаж ущелья, пейзаж города с высоты. Ночи сейчас стоят холодные, я щёлкал зубами, но терпел. Совершенно измученный бессонными ночами и жарою дня, изнывшими от постоянных подъёмов и спусков ногами, спустя трое суток, я вернулся в город и, даже не заходя на море, завалился спать.
«Горы не знают прямых линий» – пришла мне мысль во сне.
Ну и пусть себе не знают! – перевернулся я на другой бок.
Подумаешь, линии. И чего это я к ним так привязался?
Но мысль не отпускала.
Чертыхнувшись, я поднялся и сделал несколько набросков – по памяти: изгибы пластов на обнажениях пород, искривлённые ветви кустарника, бесформенные глыбы скал, зубчатые оконечности вершин, ещё что-то…
Лёг и заснул окончательно – до самого утра. Что-то снилось мне тогда, и образ наползал на образ…
А рано утром я, скрепя сердце, снова засел за свои эскизы.
Вот тут-то оно и началось.
Слуга с беспокойством унёс тарелки с почти нетронутым завтраком. С ещё большим беспокойством и даже каким-то ужасом обратил внимание на то, как, стоя посреди комнаты, я то безмолвно вожу по воздуху руками с шевелящимися пальцами, то с победным воплем лихорадочно черчу в блокноте. Я его видел… и в то же время не замечал.
Он принёс обед, затем снова пришёл за тарелками и застал меня за теми же занятиями.
– Как вы себя чувствуете, мой господин?
Но я только кивал и отмахивался…
Правда, ужину я, к его огромной радости, всё же отдал должное, и даже попросил принести ещё. После ужина, захватив блокнот, я пошёл гулять по городу, останавливаясь чуть ли не у каждого фонаря с тем, чтобы вновь и вновь зафиксировать на бумаге тот или иной образ.
Я знал, что назавтра представлю Симоне…

– Ага, ага, ага, – одобрительно сказала она, просмотрев предварительные эскизы. – Так. Сколько их у тебя, три? И всё? Хотелось бы немного побыстрее.
Я готов был убить её… Или… вначале всё-таки расцеловать от души?
– Да, – прибавила она, бесстрастная как ледяная вершина, – хорошо бы поменьше деталей. Взгляд рассыпается – вот здесь, здесь и, пожалуй, вот здесь… Учитывайте, что это всё-таки будет в цвете. Не получилось бы излишней пестроты… А так хорошо. Когда ВЫ думаете завершить свою работу?
И начала пояснять, что рисуночки в блокноте – это, несомненно, хорошо, но настоящие эскизы мне придётся сделать на больших листах, а это тоже потребует немало времени…
И она, – инта каммарас, о`на харрактанайя, чёрт подери, наконец! – была безусловно права.
И работа моя закипела!
Это трудно объяснить… Образы… невыдуманные, в непридуманных, пришедших ниоткуда очертаниях, связках друг с другом, вспомненные, пришедшие во сне и наяву, из жизненного опыта, из разгулявшегося воображения, из осмысления мелодий и сюжетов, когда-то виданных мною узоров на камнях, из очертаний растений и морских волн, надутых парусов и развевающихся тканей…
Пожалуй, самое трудное – было их укрощать… хотя нет, было ещё труднее – от них порой отказываться, когда они не вписывались в картину… хотя, тоже нет – видоизменять их таким образом, чтобы они в картину всё-таки вписались.
– О!.. Ага!.. – говорила мне теперь Симона. – Это значительно лучше. Пожалуй только…
И я слушал её советы… и был безумно благодарен ей.
И ещё, конечно, благодарен Тайре…

3
– И нужен ли был тебе «добрый дядечка»?
– Кто? Какой… А!
Я усмехнулся и ответил ему, что, вообще-то и дядечка тот пресловутый, в принципе, конечно мне не помешал бы… хотя, если честно, когда работа поручена мне, то, явись мне в те минуты этот дядечка, я бы, наверное, порвал его на части, чтобы не лез с советами, потому что это ведь бывает нечасто, когда всё складывается само по себе. Мои образы сыпались на бумагу как перезрелые плоды… но ведь я художник, это для меня привычно, я живу этим…
– Ты ищешь оправдания самому себе. Ты скромен… хотя я могу понять внутреннюю причину этой скромности. Ты стесняешься признаться, что тебе как будто помогал кто-то. Кто-то, чьё соавторство ты подозреваешь, и кого сейчас весьма глупо и нарочито путаешь с тем самым «дядечкой». Правда, такое в истории бывало, и не только с тобой… Хочешь, я прочитаю тебе твой же рассказ?
И он прочёл его. И прибавил к тому:
– Если отсюда выбросить твои «ага» и «ну», то, по-моему, получается не так и худо. Тебе самому как кажется?
– По-моему, неплохо… А что, ведь я говорил о том, что хорошо знаю…
– Вот именно. И говорил это своим собственным, а не заимствованным у кого-то языком. Что, скажешь, тебе и в этом помогает какой-то посторонний «дьЯдечка»?
Он отчётливо выговорил это новоизобретённое им только что слово. Я наконец-таки понял его…
– Есть легенда, по которой Бог, уставший от просьб, задумал скрыться от человека. Спрятался он в океане – человек нашёл его. Укрылся в лесу – и здесь Ему не было покоя от внимания человека. Поднялся в небеса – человек и здесь отыскал Его… И тогда Бог спрятался в самом человеке, потому что далеко не каждый из нас попытается найти Его там, в себе.
– Человек и Бог, Бог и Человек, – продолжил он. – Нет связи выше, нет связи крепче. Мы суть едины с ним. Пойми и ты свою собственную скромность! Ты можешь не понимать этого, но способен ощущать непрерывное присутствие в своей жизни Того, Кто дал тебе талант, Кто привёл тебя к твоим учителям, Кто повёл тебя по жизни, Кто по жизни является твоим неизменным соавтором, не подсказывая тебе готовых решений, не отказывая тебе в твоём великом счастье и несчастье творить жизнь самостоятельно. Он не лишает тебя главного – быть свободным, он даёт тебе Надежду, даёт тебе крылья…
– А «дьядечку», – завершил он свою речь, – придумали глупцы и лентяи, которым очень бы хотелось, чтобы он действительно существовал. Вот так… Так что ты мне хотел показать по карте?
В дверь стукнули. И, не дожидаясь ответа, в комнату вошёл сэр Бертран де Борн.








Глава 2 (21) – О том как сэр Бертран приискал себе оруженосца, рассказывает Леонтий

Говорят, что один император попросил художника изобразить на стенах дворца Гималаи. Тот согласился, но потребовал, чтобы император отпустил его в Гималаи на три года, дескать, для написания этих картин ему необходимо стать частью Гималаев.
Спустя три года, он вернулся и расписал стены за три дня. Император был в восторге, а потом спросил у художника:
– А куда ведёт вон та тропинка?
– Мы можем пойти посмотреть, – ответил мастер.
Они до сих пор где-то там путешествуют.
Дзэнская притча.


1
Одет он был в свой обычный дорожный костюм, основательно застиранный, но чистый и опрятный: мамелюкские шаровары, заправленные в мягкие сапоги и длинная цельнокроенная рубаха, подпоясанная пёстрым кушаком. Я давно заметил, что служанки весьма благоволят молодому усачу; как-то я застал одну из них в его комнате прикладывавшей свежевыстиранное и выглаженное бельё к щеке и бормочущей заветные молитвы. Но, несмотря и на эту невинную магию, и на то, что его комната была убираема чаще наших, несмотря на всегда чисто прибранную постель, несмотря даже на скромный, собранный терпеливыми руками букетик фиалок на столе, а также на тайные знаки, полускрытые вздохи и тихие слёзки, де Борн оставался глух как скала.
Не далее как вчера он заходил ко мне и попросил взглянуть в Чашу.
Заветный Кубок, как и прежде, оказался непроливаем, когда рыцарь в задумчивости покачал его туда и сюда. Безумными глазами он вглядывался и изучал открывавшееся ему, после чего, оставив Чашу на столе, удалился, не сказав ни слова о том, что сумел увидеть…
– Выбирайте!
В одной руке его была лютня, в другой – Исидора-Сервента-Спада.
– Выбираю лютню, – сказал я.
– Выбираю меч, – ответил Тинч.
– Хорошо, – сказал сэр Бертран, усаживаясь на скамью. – Начнём с лютни… Сэр Линтул, мне бы хотелось поделиться с вами своими видениями. Они предстали передо мною в Чаше, и я полночи заносил их на бумагу. Под утро я понял, что имел честь записать нерифмованные стихи. Вот они.
И, подкрутив колки, спел нам, вкратце, следующее:

Кто ты, Темная Богиня,
Дочерь Хаоса и Теми,
Ты, недремлющий привратник
Храма знаний сокровенных,
Разуменью неподвластных?
Та, чье имя значит "Мудрость",
Та, чье имя значит "Тайна",
Та, чье истинное имя,
Непривычное рассудку,
Затуманивает разум,
Завораживает чувства...
Кто ты, Темная Богиня?..
...
Путь мой следует от моря,
От обители дракона,
Что волной возвысил гриву
Над горбатым побережьем,
От горы, что Тар зовется
В тридцати и трех наречьях,
От горы, что Тар зовется,
Означая "Сердце мира".
Я изведал тайны Юга,
Я прошел Восток и Запад,
Ждал я: Север мне откроет
Тайну Имени святого,
Охладит своей печалью
Незакрывшуюся рану.
Там узнаю: кто Ты, где Ты,
Ждешь меня иль опоздал я...

Далее (песнь оказалась длинной) он спел нам о трудностях грядущего пути, о рунах, что раскрывают тайны посвящённым, о непрерывных поисках Истины, о предопределённости и неизбежности, и много о чём другом.
Завершалась песня так:

Вот я, весь перед Тобою...
Кто я? Седовласый мальчик?
Старец, юноше подобный
Сердцем?
Где Твой суд, Богиня?
Лишь Твои уста способны
Прочитать святые Знаки
На жезле, поднятом к небу.
Огласи их смысл, Богиня,
Назови Начала Слово,
Пусть оно в устах священных
Обернется чистым звуком,
Пусть услышу отовсюду
Отраженный эхом Голос,
Что своею зычной песней
Возвестит приход Начала...
Назови Себя, Богиня!

– Ну, это всё ещё, конечно, надо будет обработать, – не глядя на нас, проговорил он, откладывая лютню,– всё это пока сыровато... Божественные Слова так просто в размер не уложишь…
– Спасибо, сэр командор, – сказал Тинч. – По-моему, здесь не надо ничего переделывать. По-моему, это лучшее из того, что вы пока написали.
Рыцарь сдержанно поклонился и наполовину вытянул меч из ножен:
– Мы – Орден Звезды Бегущей или Орден Звезды Стоящей на месте? До каких пор нам оставаться здесь и предаваться отдыху? Мы что, достигли своей цели? Мы нашли то, за чем шли? Целыми днями мы только и делаем, что пребываем в праздности, ибо всё, что мы могли сделать для этих людей, мы сделали. Ответьте мне!
– Да, конечно, сэр рыцарь, – сказал Тинч, – но для начала неплохо бы узнать мнение принцессы. По-моему, она должна была вернуться из своей поездки.
– А что мне принцесса? Пускай себе сколько угодно болтает с месье де Фужере, нюхает цветочки, целуется с драконами! Мне надоело бездельничать!
И с силой вбросил меч в ножны.
– Ты так громко кричишь, сэр Бертран, – сказала, входя и шурша платьем Исидора, – что эхо разносится по всему дворцу.
Мы, все трое, встали и поклонились принцессе. Впрочем, командор лишь привстал и поклонился лишь чуть-чуть, для вида, и сразу же перешёл в атаку:
– Вам-то что, ваше высочество? Вы дома. Мы будем совершенно не против, если вы здесь и останетесь.
– Ну-ка, ну-ка! – перебил его Тинч. – Мы ещё не сказали своего мнения.
Я понял, что пора вмешаться.
– Спокойно, ребята. Сказали – не сказали… но думаем об одном и том же. А как вы, принцесса?
– Ой… – весело отозвалась Исидора. – Да, кстати, сэр Бертран…
И, откинув волосы, присела рядом с ним.
– Не вашу ли новую сервенту я слышала только что, краем уха? Мне она показалась весьма недурна, да и прохожие на улице остановились во внимании, и даже дракон Часовой Башни, кажется, тоже заслушался, внимая вашему новому сочинению…
– Дорогой командор Ордена, – она погладила его по волосам своими длинными изящными пальчиками. Рыцарь возмущённо засопел и напрягся, но отодвигаться не стал.
– Видите ли, лично у меня всё давно готово для продолжения нашего совместного путешествия. Я поговорила с матушкой и она дала своё согласие. Готовы шатры, готовы кони, приготовлены съестные припасы. По-моему, нам ничего не мешает хоть завтра отправиться в путь.
– Всё это хорошо, – решил вмешаться я. – Только вот куда? В какую сторону?
– На этот счёт соображения есть у меня, – и Тинч расстелил на полу карту.
– Тагр-Косс, Бэрланд, Келланги… туда можно добраться только морем. Надо ли? Везти с собою лошадей… это будет хлопотно, да и страны эти мне известны довольно хорошо… Теперь, острова Анзуресса. Та же история. Правда, часть территории этой бывшей пиратской республики расположена не так далеко, до неё можно добраться и по суше – эта одна из дорог, что проходят через пограничный пункт. Остаётся один-единственный, никому не известный путь – тот, о котором говорил Шершень. Это дорога, по которой мы сюда явились. Странствующего леса мы там не встретим, значит, наш путь ляжет дальше – через горы. Что находится в той стороне? Это никому не известно. Известно лишь, что омнийские изуверы дальше буковых зарослей и болот не ходили, а если и ходили, то никогда не возвращались… Что вы скажете на это?
Исидора приплюснула на ладони чётки.
– Руны Золь и Рейдо, – просто сказала она. – Единственно верный путь.

2
Подготовили нас действительно здорово. Нам выдали верительные грамоты, на вполне вероятный случай если там, за перевалами мы встретимся с владыками иных государств. Помимо наших привычных скакунов, в отряде прибавились две вьючные лошади, которых, с моей лёгкой руки тут же окрестили Меланиппа и Цирцея.
Рано утром, по холодку, распрощавшись с друзьями, мы той же, привычной дорогой направились к заставе.
И Тинч, и я, и сеньора Исидора – все мы с упоением предвкушали грядущий поход. Сэр Бертран пребывал в привычном ему настроении – он ворчал. Вчера, весь остаток дня он пытался нанять оруженосца, но, по воле злосчастной Фортуны, те, кто ему попадались, по большей части или, узнав о цели путешествия, наотрез отказывались ехать, или же, по мнению командора, в оруженосцы никак не годились.
И навстречу, и попутно нам, несмотря на ранний час, непрерывно двигались повозки и шли люди – чего ещё полгода назад мы совсем не встречали.
Вскоре мы миновали тот участок дороги, где когда-то высился дурацкий плакат и поджидал нас сеньор Палтус. Потом опять был широколиственный лес, и распадок, и болотистые поляны, и снова был лес. К полудню добрались до заставы.
Теперь это были далеко не те развалюхи-шалаши, в которых обитали стрелки «полевого командира» Шершня. Здесь, в тени леса, появился целый посёлок – с настоящими жилыми двухэтажными домами, казармами, конторами, службами, мастерскими, конюшнями, складами и шлагбаумами. Впрочем, многих из живущих и служащих здесь мы хорошо помнили, и они хорошо помнили нас; где-то на четверть это были бывшие стрелки, одетые не в нищенские плащи, как раньше, но в военную форму страны Таро, в стальных нагрудниках и с мечами у пояса. Нас пригласили, по старой памяти, отобедать, а стол накрыли на открытом воздухе, на веранде дома бывшего стрелка, а ныне начальника караульной роты.
После первых тостов и первых блюд, мы разговорились. Встал простой вопрос: двинуться в дальнейший путь сразу же после обеда или стоит обождать, пока не спадёт жара. Остановились на втором. В конце концов, никто нас вперёд не гнал, и на той стороне реки никто с секундомером не стоял.
Мимо нас, за невысоким забором и зарослями кустарника, проходила лесная дорога, чуть поодаль можно было рассмотреть и видимый краешком мост, под которым шумела прохладой река. Волны этой прохлады доносились ветром и сюда, и так приятно было сейчас, утолив первый голод, развалиться в плетёном кресле и вести неторопливую беседу…
Но спокойно посидеть не удалось.
– Держи его, держи! – донеслось с реки.
– Стой!
– Я вот тебе сейчас! Стой, тебе говорят!
Прямо рядом с нами, за кустарником, быстро затопали сапоги, затем кого-то поймали, выпустили, снова поймали…
– Заходи сзади! Сзади заходи!
Зазвенели мечи.
– Чёрти что… – сказал командир заставы, поднимаясь из кресла.
– Пойдёмте-ка! – предложил де Борн.
Совсем молодой, лет шестнадцати, смуглолицый паренёк, обнажив длинный меч, отбивался от четверых стражников, которые, по правде говоря, не столько нападали, сколько старались не дать ему уйти. Прижатый ими к забору, нарушитель границы (и это было действительно так), тяжело дышал – судя по всему, не столько от усталости, сколько от возмущения.
– Так-так. Что у нас здесь происходит? – задал командир обычный вопрос всех начальников.
– Разрешите доложить: попытка пересечения границы, не уплатив положенной пошлины!
– Это ложь! – воскликнул паренёк.
– Хорошо, ложь это или не ложь мы сейчас разберёмся. Молодой человек, вложите меч в ножны и следуйте за мной.
– Я никуда с вами не пойду. Я пойду своей дорогой, куда намеревался идти, и никто не посмеет меня остановить.
– Хорошо. Уплата составляет всего пять солидов. У вас есть с собой деньги?
Острие меча в руках юноши опустилось к земле.
– И что же? – продолжал уточнять начальник.
– Но я же… но я ведь перешёл реку не по мосту!
– Тем более, за переправу вплавь взымается штраф…
…Господи, по этой части на границе порядки оставались такими же, как это было при Шершне…
– Но я и вплавь не переправлялся!
– Простите, но как же вы оказались на этом берегу? Перелетели по воздуху?
– Разрешите объяснить, господин начальник? – влез в разговор один из стражников. – Я говорю ему: как только ты ступил на мост, вот на эти самые доски, ты обязан заплатить. А он мне: хорошо, дескать, тогда я на эти ваши доски ступать не буду…
– Всё равно ни-че-го не понимаю!.. Объясните толком.
– Очень просто, – с усмешкой объяснил парень и широким уверенным движением заправил меч за спину. – Я перешёл на эту сторону по перилам. Это законом дозволяется?
Теперь он никуда не бежал, а спокойно стоял, скрестив на груди руки.
Командир медлил с ответом, очевидно, прикидывая в уме длину моста и ширину перил…
И тогда в разговор вмешался де Борн.
– Откуда вы явились, молодой человек?
– Оттуда, – махнул он рукою вдаль. – С гор.
– Откуда???
Мы переглянулись.
– Ну, из-за гор, если вам так больше нравится.
– Так вы идёте не из Анзуресса? – удивился и начальник.
– Ну, не из Анзуресса… А какое это имеет значение?
– А почему вы не пошли сразу в Анзуресс? – спросил я. – Тогда бы не было этих хлопот с переходом реки.
– Там свои пограничники есть… А сюда у меня есть дело. Допрос окончен? Я могу идти?
– Ну нет, юноша. Так легко такие вопросы не решаются… – с усмешкою в усы промолвил начальник заставы.
– У меня есть предложение, – снова вмешался де Борн. – Сэр Тинчес! У нас наберётся десять солидов?
Тинч пошарил в сумке и достал горсть монет:
– Найдётся. Ровно десять. Можно не пересчитывать.
– Великолепно. Надеюсь, этой суммы хватит, чтобы возместить все ваши хлопоты, сеньор начальник? А вас, молодой человек, я попрошу пройти со мной… Есть серьёзный разговор.
– Никуда я не пойду…
– Замечательно. В таком случае, эти деньги мы оставляем себе и спокойно идём продолжать обед, а вы объясняйтесь со стражниками самостоятельно… Вы есть хотите?
Есть юноша, очевидно, хотел… И даже очень хотел.
– Ладно, – не удержавшись и сглотнув слюну, ответил он. – Только если по делу!
И дальнейший обед мы продолжили в компании с ним.

3
Свою плотную суконную куртку он, краснея и очень стараясь не выглядеть чрезмерно торопливым, аккуратно повесил на спинку кресла, туда же поместил ножны с мечом. Хотел было присесть, но вспомнил, снял берет и поискал взглядом, куда его можно было бы положить. Повесил на рукоять меча… Присев за стол, прошептал короткую молитву и лишь после этого принялся за еду, стараясь ничего не уронить, не пролить и не рассыпать.
Мы, стараясь не донимать юношу излишним вниманием, последовали его примеру. Когда он утолил первый голод, сэр Бертран спросил:
– Откуда у тебя такой меч?
– Наверное, оттуда же, откуда золотое кольцо на пальце? – предположила Исидора.
– И как тебя зовут? – завершил Тинч.
– Можете называть меня Пикус. Или просто – Пик… – неохотно начал он.
Тут не выдержал я:
– Интересное имя. Так вы, сударь, быть может, действительно умеете летать? И живёте в лесах? И способны предсказывать судьбу?*

-----
* Пикус – древнеримский бог предсказаний, согласно мифу превращённый в дятла.
-----

Тут он впервые улыбнулся:
– Да, меня назвали в честь этой славной птицы. Её очень почитают у меня на родине, в стране лесов, полей и гор.
– Вы дворянин? Или рыцарь?
Он замялся:
– Нет… Я ещё не проходил обряд посвящения.
– Ты пока оруженосец, – констатировал сэр Бертран.
– Да. Можно сказать и так.
И, не дожидаясь последующих наших расспросов, принялся рассказывать сам:
– Меч и кольцо достались мне от родителей. Я иду к славному владыке Дару и королеве Таре, чтобы наняться в армию. Я надеюсь, что мои способности будут по достоинству оценены в этом королевстве, о котором я столько слышал. Тем более, что…
– Тем более, что? – уточнил командор.
Пик прикусил губу, поняв, что, возможно, сболтнул лишнее.
Мы терпеливо молчали.
– Об этом я не могу вам сказать, – наконец, промолвил он. – Об этом должны первыми узнать лишь те, кого я сейчас назвал.
– Вы можете рассказать об этом мне, дорогой юноша, – предложила Исидора. – Перед вами – дочь королевы Тары.
– А если ты так стремишься попасть в армию, то взять тебя на службу могу, например, я, – сказал де Борн. – Я давно ищу хорошего оруженосца. Тем более, нам не помешал бы проводник.
Пик растерянно переводил взгляд то на него, то на принцессу.
– Ладно тебе мучиться, – сказал Тинч, который сидел прямо напротив него, и налил вина. – Вот, выпей-ка для храбрости, для храбрости, вот так, вот так… Вот так… И ничего не бойся. Ты у друзей, всё будет хорошо… Только чур не врать. Я враньё за версту чую. Что, молчишь? Ладно, попробуем по-другому…
И вдруг резко поднялся. Я ещё никогда не видал его таким. Это был сам Таргрек, на сей раз оставшийся в облике Тинча. Он как-то по-особому громко щёлкнул пальцами и приказал:
– Смотри сюда! Теперь закрой глаза! Сейчас ты расскажешь всё, не утаивая ни одной мелочи! Говори, кто ты и как твоё настоящее имя!
Бедняга Пик, обмякнув и уронив руки на стол, сказал, не открывая глаз:
– Моё имя Пикус, сын Стеркула, короля икарийцев…
– Что привело тебя в эту страну?
– Предупредить…
– Предупредить о чём?
– Готовится война… вторжение… Кротос, вождь тельхинов, подстрекаемый учёными пришельцами из Омнии… Отец в плену… Страна захвачена… Мне удалось бежать… предупредить… предупредить королеву… нельзя доверяться каждому…
С этими словами он начал съзжать под стол.
– Открой глаза! – рявкнул Тинч.
Пик во мгновение ока встряхнулся и открыл глаза. Доли секунды хватило, чтобы он снова принял прежнее положение.
– Что, Пики, сморило тебя чуток? – как ни в чём ни бывало, спросил его Тинч. – Отдохнуть не желаешь?
– Н-нет…
– Ну, тогда поговорим о деле. Сэр Бертран, я понимаю так, что вы собираетесь нанять своим оруженосцем наследного принца…
– К-как вы догадались?
– Один чёрт разберёт, что творится в этом мире, – привычно забурчал командор.– По дорогам бродят сплошь одни принцы и принцессы…
– И всё же, как вы догадались? – не отставал Пикус.
– Золотое кольцо, фамильный меч, денег не гроша, не дворянин и не рыцарь, но и не простолюдин. Беглый принц, не иначе…
– А пусть бы и принц, – заметил командор. – Главнокомандующим его всё равно никто не поставит. Вы на что рассчитывали, юноша? Армия здесь небольшая, только на крайние нужды, чтобы лишний раз не тревожить спящего дракона…
– Так дракон существует? – прошептал взволнованный Пик. – Я полагал, это выдумки…
– Дракон мирно спит в Часовой Башне. И пробудить его имеют право лишь немногие. Скажи мне, Пикус, придя в эту страну, ты всё-таки рассчитывал на помощь именно дракона?
– К стыду моему, да…
– Тебе случалось лгать? – бросил Тинч.
– Я не люблю этого делать. Но, как вы изволили видеть, случается даже обманывать.
– Ты умеешь чистить лошадей, задавать им корм? Ухаживать за оружием? Стирать? Готовить еду? – не отставал сэр Бертран.
– Если необходимо, я готов делать и это, – сказал смущённый принц. И добавил:
– Ещё я могу коня подковать…
– Неплохо. Поможешь денщикам убрать со стола, когда мы пообедаем. И оставь сомнения. Я сам, будучи оруженосцем, проходил все эти премудрости. В конце концов, вся наша жизнь есть путь оруженосца. Без этого нельзя. Просто так рыцарями не становятся, мой мальчик…
– А вы действительно направляетесь к нам, в Икарию?
– Возились бы мы с тобой, если бы это было не так.
– Тогда я согласен, – ответил Пик и твёрдо посмотрел в глаза командора. – Правда, предупредить королеву…
– О том не беспокойся. У нас существует голубиная почта. Королева Тара будет обо всём извещена сегодня же.
Тем временем Исидора вглядывалась в узор чёток.
– Руны Эваз и Гебо, – объявила она. – По-моему, он действительно нам подходит.
– Откуда у вас эта вещица? – всплеснул руками парень.
И в его руках появились точно такие чётки.
– Их делают… делали только у меня на родине.
– И ты умеешь с ними обращаться, – утвердительно сказал Тинч.
– Конечно…





Глава 3 (22) – Рассказ Пикуса

А мы тебе – не верим, траля-ляля-ляля!
А мы тебя – проверим, траля-ляля-ляля!
Михаил Вольпин, «Первая скрипка»

1
Пожалуй, единственное, чему воспротивился принц – это садиться на лошадь. Всадники королевской крови никогда на кобылах не ездили.
– А почему ты сейчас пешком, а не верхом? – спросил Тинч.
– По дороге я попал в засаду. Тельхины подрубили дерево, я думал: проскочу. Но конь споткнулся и ствол перебил ему хребет.
– А как ты спасся?
– А я и не спасался. Их было всего пятеро… против нас двоих, – усмехнулся он и большим пальцем указал на рукоять меча за спиной.
Коня ему подыскали. Это был гнедой годовалый жеребец с именем Растабан, что сразу же вызвало возражение знатока астрологии Леонтия и коня нарекли именем Хадар.
Ближе к вечеру пять вооруженных всадников при двух вьючных лошадях миновали болотце, где некогда обитал Алекс Болотная Тварь, с пригорка, напоследок, помахали остающейся позади Аркании, и направились дальше, вдоль бурной глинистой реки, направляясь к горам.
Ни в лесу, ни в безлесье, никто им так и не встретился. Вовсю распевали птицы, дорогу то и дело пересекали кабаньи следы, и невидимый дятел-пикус порою заливался дробью неподалёку, к великой радости принца, утверждавшего, что это – добрый знак в дорогу.
Темнело. Присматривая место для ночлега, миновали распадки, редколесье, заросли кустарника – всё это было не то. Решили поставить лагерь на пологой горочке у наклонной скалы, где естественные неровности почвы отлично могли бы скрыть и костёр, и верхушки трёх шатров. К тому же, вершина горочки была, подобно тонзуре монаха, окаймлена колючим кустарником – «держи-деревом», как сразу же определил Леонтий.
Из-под скалы выбивался ручей, что тоже было кстати.
Солнце на закате было белым – верный признак хорошей погоды на ночь и на завтрашнее утро. На это указывала и обильная роса. Росистое разнотравье тут же по достоинству оценили кони…
Расседлав и стреножив коней, путники занялись устройством жилища, а покончив и с этим делом, расселись поужинать, а заодно прикинуть очерёдность ночного дежурства. Как раз с этого места они когда-то покинули Странствующий Лес. Далее начинались места неизведанные.
Пик с суеверным ужасом поглядывал на курящих Леонтия и Тинча, и рассказывал.

2
Лежавшая за горами-перевалами, примерно в двенадцати днях пути отсюда, рассказывал принц, всегда была страной мирных земледельцев и скотоводов. «Навозной куче поклоняемся», – шутил он.
Икария располагалась в широкой долине, среди снежных гор, где из Чистого озера вытекают две реки, и имела выход к морю. Огибая широкий скалистый полуостров, корабли иногда ходили и в Анзуресс, но плаванью мешали течения, рифы и переменчивый ветер…
– Кстати, а почему, как ты говоришь нам, тельхины собираются воевать с Таро, а не с Анзурессом? – спросил недоверчивый Тинч.
– Анзуресс – государство сильное. Их корабли вооружены пушками, а их солдаты – такими же стреляющими дубинами как у сэра Линтула. Правда, если так пойдёт, дойдёт и до войны с Анзурессом…
Тельхины явились с моря. Они заявили, что они – беженцы из заморских стран, что им необходимо временное убежище. Заискивающе глядя в глаза, они просили разрешения поселиться где-нибудь на пустующих землях здесь, в Икарии.
– А какая нам от вас будет польза? – спросил у них король.
Польза, оказывается, была. Пришельцы оказались сведущи и в кузнечном деле, и в механике, и в строительстве. Всего за год они вполне освоились на предоставленных им землях.

– Тарокканцы и ротокканцы? – спросил Тинч у Леонтия.
– М-м-м, пока не думаю, – ответил Леонтий – Подождём, что последует дальше.

Потом они потребовали избирательных прав наравне с коренными жителями. Когда им было отказано, их представители заявили, что организуют и своё, независимое управление, а власть короля или икарийского Совета им отныне не указ, и вообще, они хотят организовать на этих землях своё государство. «Свободы! Свободы! Свободы!» – восклицали они. Уже тогда было замечено, что среди них то и дело мелькают представители Омнии, которая находится незнамо где, но имеет власть в стране Таро, что за горами.
Омнийские учёные советники время от времени проникали с той стороны, а особенную приязнь имели к тельхинам, называя их «маленьким, но гордым народом» и побуждая к активным действиям.
А с моря прибывали всё новые корабли с «морскими волками» – как они себя иногда называют.
Пришельцам не хватало места.
Они попробовали было начать таким образом захватывать и Анзуресс, но там им сразу же дали от ворот поворот, и лишь немногие вернулись из-за скалистого полуострова. Это их ожесточило окончательно.
Икария никогда не имела сильной армии (не с кем было драться!). Пахари и скотоводы не могли препятствовать захвату своих исконных земель. Армия пришельцев в несколько дней захватила страну, захватила столицу, захватила короля, арестовала Совет…
Вслед этому было немедленно объявлено, что высшею расой на земле являются именно они, тельхины…
Но тут произошло неожиданное.
Говорили, что захлопнулся и более не открывается «рот», через который омнийцы являлись в страну Таро. Говорили, что жители Таро, объединившись, отныне называют себя по-старому – альтарийцами, и что помогает им фантастический дракон по имени Хоро.
Тельхины очень рассчитывали на помощь Омнии. У них нет огнестрельного оружия, а значит, что нет возможности бороться на равных с Анзурессом. Катапульты, баллисты, тараны – не лучшее вооружение против корабельных орудий бывшей пиратской республики…
«Подумаешь, дракон! Сказки это!» – решили тельхины и стали готовиться к завоеванию Таро…

– Тельхины, тельхины… – произнёс Леонтий. – Они люди? Как они выглядят, тельхины?
– А разве я не сказал?

3
Я, как и все, тоже вначале думал, что они люди, правда, какие-то странные…
Когда-то они добились таких успехов в науках и ремёслах, а особенно по части колдовства, что решили превознестись над обычной жизнью.
Что человек? – рассуждали они.
Человек не имеет острых когтей и зубов.
Человек вынужден носить одежду, скрываясь от холодов и непогоды.
Человек слаб и подвержен болезням.
Человека обременяет семья, обременяют дети.
Человек подвержен настроениям и порой ведёт себя как безумец.
Высший идеал разумного существа – это киноцефал, что поднимается по Колесу Фортуны с кадуцеем в руке. Это – тот, кто обрёл Высшую Мудрость и Высшее Совершенство!
Просите – и дано будет!
Просите – и само будет!
Просите – и всё будет!
И – сразу будет!
И – пучком будет!

– Кто такой киноцефал? – спросил командор.
– Погоди, погоди! – остановил его Леонтий. – Кажется, я начинаю догадываться. Продолжайте, ваше высочество!
– Они решили превознестись и получить всё сразу… это я уже сказал… Так вот…

В своих святилищах они неустанно творили молитвы и заклинания, прося о том, чтобы стать совершенными. И их бог внял им.
С тех пор у них нет ни детей, ни женщин, а сами они появляются на свет из норы в земле. Я вначале не верил… потом убедился: туда высыпают песок и льют морскую воду, потом оттуда, силой жреческих заклинаний, появляется готовый тельхин…

– Это не люди, – спокойно прокомментировал Леонтий. – Они перестали быть людьми. Это демоны. Демоны моря. В истории они не раз появлялись и на островах Средиземноморья – Родосе, Кипре и Крите, и на островах Индийского океана, и в Эфиопии, и на севере Африки, по соседству с племенем мармаритов… Уточним: так как же, всё-таки, они выглядят?
– Так же, как выглядит их главное божество – святой Категорий.
– Категорий…
– Они – «псы господни», обросшие шерстью и с головою собаки.
– Старые знакомые, – презрительно хмыкнул де Борн.
– Они могут прикидываться добродушными и милыми, и преданно смотреть в глаза, и любят играть, и всем своим существом уверять в своей дружбе и преданности… Любят спортивные игры. Их любимое изречение – «в здоровом теле здоровый дух!». Очень любят развлечения, пляски, соревнования, особенно бои на мечах и дубинах. А ещё приносят друг в друга в жертву их святому Категорию и поедают по праздникам. Только это они хранят в тайне, и слишком поздно мы узнали об этом…
– Скажи, а откуда их изгнали… в последний раз?
– Откуда-то из-за Белых гор, это ещё дальше. Правда, не до конца; говорят, что там до сих пор ещё сохранилось их главное святилище...
– Так, допустим, «Белые горы» ещё иначе называются «Альпы»… Скажи, не носят ли тельхины белые нагрудники с чёрным крестом?
– А вы откуда знаете?
– Сэр Бертран, а ведь значит, это всё-таки Альпы. А, стало быть, если через Альпы и к западу, то там южная Франция, а далее – и твой заветный Лимож… Непонятно, правда, в каком времени всё происходит. Может случиться и так, что сеньора Гвискарда ещё не изволила родиться на свет Божий, и так, что твой бывший приятель Да-и-Нет* уже погиб у замка Шалю…

-----
* Да-и-Нет – прозвище, данное Бертраном де Борном королю Ричарду Львиное Сердце.
-----

– Так или иначе, сэр Линтул, но я очень рад, что всё разъясняется. Да-а-а! Давненько я не расчёсывал пёсьей шерсти клинком Исидоры-Сервенты-Спады!
– Дело не в этом, – заметил Тинч. – Вернёмся к началу. Мы прём напролом в самое логово псоглавцев. Нам хорошо бы хорошенько продумать, как действовать. Не вручать же им верительных грамот!
– У меня на этот счёт другое мнение, – высказалась молчавшая до сих пор Исидора. 20.06.2013

Все права на эту публикацую принадлежат автору и охраняются законом.