Светлана Клыга
klyga.svetlana@yandex.ru , ICQ: 222033062


Нимб Андара
(ПРОДОЛЖЕНИЕ 6)

Белобрысая девка, дожевывая кусок, оглядывалась на подругу. Их вели к последней, оставшийся не перевернутой лавке. Уже немного притомившиеся охранники не торопили их. Последняя пара из отобранной сотни шла, не замедляя шаг по нагретым ногами подруг камням мостовой к раскидистой липе, на которой уже мирно покачивалось восемь девок.
- Не пужайся, Насця, зараз усё будзе скончана… - погладила плечо белобрысой подруга.
- Да, вы правы, капитан, - отошла от только что испустивших дух Ярова. – Бунтарок еще много, а время поджимает.
- Да, ваша милость… Тыррр… тихо, Капарь, тихо… - провел по влажному носу своего коня капитан. Он устал сидеть в седле и решил размять ноги.
- Дайте указание, пусть вешают без меня… Везде не поспеешь, право слово… Откуда у вас, девицы, жемчужные нити?.. – панна подошла к подругам и окинула их взором. – Уж не из гардероба ли сосенного вами пана Эдуарда Ломоского?..
- Адтуль… - созналась подруга белокурой.
- Ааа… Так вы, значит, воровки…
- Не болей, чым усе…
- Угу… Эту – за руку, - язык плети прошёлся по запястью девки. – Эту – за косу… - и по пояснице белобрысой.
- Ох, уж мне эти панские фантазии… - отрыгнул в сторону капитан. – Отпеть запинка…

Округлое лицо Настиной подруги вытянулось. Темные бусинки глаз прикрыли покрасневшие веки. Она напрягала все свое плотное тело, чтоб остановить раскачивание, но поняв тщетность усилий, разжала сомкнутые на груди кулаки и со стоном опустила подбородок.
- А ты, помаши всем ручкой, милая, помаши… - язык панской плети продолжал ласкать непривязанное запястье белобрысой. Со вздернутых, сморщенных пяток осыпались черные катышки теплой земли…

CV.
Дерево за деревом, кукла за куклой, петля за петлей, чурка за чуркой откатывалась из-под дрожащих ног. Они не доставали земли вершка два. Казалось, еще немного потянуться, и, вот она – опора. Но они судорожно дрожали, спуская по венам последние соки жизни. Высыхающий на солнце язык полз на бороду гремучей змеей. Над них кружились мухи, пытаясь оторвать хотя бы кусочек свежеподвяленного мяса и запить его стекающей из закатившегося зрачка солоноватой слезой. Девка за девкой отталкивались в последнем прыжке в неизвестность – от жизни к смерти.
Солнце палило беспощадно. Жаркое июльское солнце. И я представила, что будет на завтрашний день. Качающееся на весу тела с застывшими гримасами смерти. И запах… Смрадный запах… Трупный запах мяса. Не засоленного вовремя. Запах сырости гнилой. Так пахнет смерть. Тошнотный запах смерти. И если даже еще жив, он веет изо рта, от тела, от волос. Холодным, вонным смрадом. Мне много пришлось похоронить друзей и близких. И этот трупный отвратительный запах я не забуду никогда. Он въелся нестираемым пятном в мою память. Лежит человек – он будто спит, он будто дышит… Казалось, тронь его, и – шевельнется, заговорит с тобой… Но нет… Это иллюзия жизни в пустыни смерти. Пустыни, где нет никого и ничего, кроме неизвестной живым бесконечности…
Зрачки окутаны туманом. И брови сдвинуты вплотную. И их не разведет ни боль, ни радость, ни тревога. Человек глядит в себя и видит СМЕРТЬ. Он не страшиться, не борется уж с ней. Он устал, устал жить. Жизнь выпила из него все соки по глотку. И он устал. Устал бороться каждое мгновенье за вздох один, за одно движенье. Он хочет лишь покоя, который дарит только смерть.
Но есть и те, кто бьется до вздоха, до мига – до конца. Кто до вздувания жил оттягивает от горла петлю. И в случае одном из миллиона она, бывает, рвется, швыряя человека наземь – жить. И смрад сменяет аромат живых цветов и трав. И запах солнца! Теплый запах солнца наполнят все нутро, вливая сил в кувшин почти опустошенный…
И вот, он снова хочет жить. ЖИТЬ и драться сам с собой, со всеми. Готов цепляться в каждое мгновенье, во вздох один, одно движенье… И все потом. И смерть ему не в силах помешать. Она просто отпустила, отступила… На время. Чтобы потом прийти хандрой и болью, бессильем и покоем, отчаянием и ветром. И принести с собой холодный мертвый смрад.

Пришел ни с чем, ни с чем уйди!
Ты ничего в мир не принёс…
Оставь у жизни позади,
Что с Дерева Бытья натрёс!

CVI.
Они болтались, словно груши на ветках, рожках фонарей… Деревья затыкали уши листвой, чтобы не слышать застывшие крики из искривленных губ и хрипы передавленных гортаней. Зрачки закатывали в подлобье, закрывались отяжелевшими веками, или застывали слюдяными зеркалами, отражая последний увиденный мгновенье жизни. Это мог быть чей-то кивок, жест, или просто облако, плывущее в этот миг над девкой. Скрещенные ноги размыкались, разжимались сжатые кулаки, бурящийся со смертью организм выплевывал из себя остатки еды, называемые в приличии нуждой.
Публика глазела, охранники, вешали, девки помирали… За идею, за веру, за землю, – за свободу, но дохли как рыбы в сетях, вытащенные на берег… И не снисходил с небес добрый рыболов Господь, чтобы сжалившись над какой-нибудь, бросить ее обратно в воду жизни…
Сердце и рассудок ждали внезапного чуда. Ангела с выси, карающего грома, который поразил бы наших палачей. Но небеса не разверзались. Высь была чиста и прозрачна. Охранники четко и быстро справляли свою службу. Горожане наблюдали, охали, крестились, судили…
Кто или что могло спасти нас? Только мы сами себя! Но внутренние струны сопротивления смолки, подчиняясь невидимой, властной руке, прижавшей их к самому позвоночнику… Склонив головы, девки подходили к деревьям и фонарям. Жертвенные вериги тянули к земле, давя в груди протест и возмущенье. Их уже не хотелось сбрасывать. Они, согретые теплом тел, казались второй одеждой или даже кожей… Но не всем!..

- Дзеўкі! – гортанный возглас ткачихи заставил встрепенуться всех. – Ды што ж гэта нас душаць, як курэй?! Што ж мы пакорліва ідзем, апусціўшы галованькі?!
- І сапраўды, дзеўкі, што зараз нам губляць?! – в мою грудь попала змейка от костра, горевшего над куклами.
- Ды ўжо нічога, акрамя завесаў… - пронеслось по этапу.
«Уф… Эй, Полина Николаевна… - я почувствовала на своем ухе болезненный укус. – Мы так не договаривались… Как это на вас не действует всеобщая тенденция жертвенности перед казнью, взращенный в человечьей натуре природой и культурой?! Уф…»
«Да пошли бы вы, профессор крысиный! – я так резко повернула голову, что Андар едва удержался на моем плече. – Я жить хочу! И хочу, чтобы жили мои подруги!»
«Давно ли стадо тебе подругами стало?..»
Не имея ни времени, ни желания спорить с Черным хвостатым, я схватила за удела коня ехавшего рядом охранника.
- Да ты что… Ё… твою мать!
Повиснув на них, я заставила коня присесть на передние ноги. Сивоватая, щетинистая борода уткнулась в мой лоб. Ударив ребром ладони по жилистой шеи, я сорвала с его плеча кремневку…
- И куда ж ты так торопишься, милая?! – обжег мою спину резиновый хлыст. Только сейчас я увидела, что ни одна из девок не вырвалась из колонны…
- Дзеўкі, дзеўкі… - горела во мне досада.
- Пожалуй-ка на место… - Ярова самолично схватила меня за косу и стащила с седла. – К Косому их столбу…
«Ну, говорил же я тебе про всеобщую жертвенность…» - самодовольно фыркал Крыс.

CVII.
Косой фонарь у клокочущей чаши фонтана согнулся от годов и бед… И ждал, когда на его впятеро завитые усы повесят нас… Раскаленный клубок сыра катился к западу. Этап походил к концу. Десятка два оставшихся девок, не считая главарей, утомленно жались друг к другу. Осмелевшие зеваки подходили ближе к повешенным и разглядывали их деталях.
Извивались усталые скоморохи. Пресыщенную действом публику развлекать не то, чтобы хотелось, но надо было…
- Эту ножку, эту ручку
Только ветер шелохнет,
Ну, а в эту, в эту штучку
Только святый дух войдет…
- Напіцца б напрыканцы… Смага замучыла… - причмокнула высохшими губами Зоя.
- Ды хто ж цябе дазволіць?.. – с такой же жаждой посмотрела на искрящееся струю фонтана Агата.
- А чаго цяпер баяцца?!.. Не павесяць, так прыстрэляць…
- Ну дык, пойдзем тады, ці што?..
- Давай!..
Они сделали несколько шагов к чаше.
- Эээ… Вы это куда?!.. – усатый Зеленый хлестнул плетью по мостовой.
- Піць вельмі ахвота…
- Потерпите еще немного, скоро вам ничего не заахвотится…
- Пусть попьют… - промокнула платочком пот разрумяненная Ярова. – Идем, Охлик, я и тебя напою… Последнее желание приговоренного принято выполнять… Не так уж и много было у них этих желаний… А на мокрые пяточки смотреть куда монифико, чем на сухие…
Девки, взобравшись на край чаши, черпали светящееся пузырьки и пили жадно, но не спеша. Охлика хозяйка поила из шляпы.
- Идите уж и вы, раз такое дело… - подмигнул нам лисьим глазом Зеленый. – Чего застеснялись?
- Дзякуй… - обернулась по сторонам Наташа. – Не ахвота…
- Обмочиться боитесь? – усмешка вновь поплыла под рыжий ус. – Так все равно обмочитесь… Все, что есть внутри, все наружу выйдет…
- І без цябе ведаем! – обрезала я его.
- Ну, как угодно, барышни…
- Эд, уведи, калі ласка, Ваську… - циркачка трепетно гладила руку пана и заглядывала ему в глаза.
- Хорошо, не беспокойся… - старался он ответить, как можно спокойнее.
- А можа і ён хоча піць?.. Хочешь, Васенька?..
Из полураскрытой пасти медведя раздалось клокочущее рычанье. – Ідзем…
Медведь легко и охотно запрыгнул на чашу. Панский Охлик фыркнул, обрызгав лицо Яровой водой.
- Пей, мой хороший, пей… - провела рукой по колючей, мокрой морде Ядвига. – Не обращай внимания на быдловское отродье…
«Уф… Ну, что, Крыска, страшно?» - голос Андара показался мягким и теплым, на этот раз…
«Немного…» - призналась я.
«Не бойся, Ушастая, я с тобой… Здесь… А там – тем более…»
«Да ниспадет лапа твоя с плеча моего до самого конца!» - неожиданно, то ли для юмора, то ли для поднятия духа, перешла я на высокий стиль.

CVIII.
Капитан хотел было примоститься на краю чаши, но посчитал, что в седле читать будет торжественнее и официальнее.
«По приговору Его Императорского Величества бунтовщики-заговорщики Наталия Хитрова, Виктория Буслова, Полина Тихая, Антонина Зернова, Таисия Степкина…»
- Хм…- почесала пятку Степкина. – А откуда они май официал клич разнюхали?..
- Можа, сынка губернатарскі разчуў… - Зоя угрюмо посмотрела на фонарь и потерла запястье.
- Да… Не хило и в вашем веке ментошки рыпаются…
«Зоя Пронина, - продолжал бубнить себе в усы капитан. – Тамара Угарова, Надежда Бойкова…»
- Да нет ее… Погибла… - вздохнула я.
- А про это не дознались… - хмыкнула Степкина.
- Ды ёсць ім да нас справа! – вытерла намоченным подолом лицо Зоя.
«Агата Снопова, Ирина Губина, Екатерина Сорова за бут, разбой, глумление над светлейшими особами, в частности паном Ломовским, его дочерями и умертвение оных, а также его превосходительством губернатором сего города и нанесение его сыну нестерпимых мук и унижений, приговариваются, как и другие их сообщники, к смертной казни через повешенье».
«Надежда Бойков освобождается от оной, в виду смерти…» - добавил командир Зеленых, сворачивая в трубочку пожелтевшую в мелких пятнышках бумагу и заталкивая ее во внутренний карман пиджака.
- Вэлкам джамп тугэве в мир иной! – подытожил приговор Таськин хлопок по ляжке.
- Раздеваемся, милашки, сымем с вас мы все рубашки… - крякнул охранник, слезая с лошади.
- Да… Не все ж вам панские туалеты на себя натаскивать… Охлик, подстой-ка вот здесь, в тенечке… - Ярова подвела копня к ближайшей липе. Тот задрал морду, уворачиваясь от босой ноги, качнувшейся возле носа. – Не бойся, милый, не бойся… - панна погладила лоснящейся на свету бок. – Эта ножка уже никого не тронет и не пришпорит…
- С тебя хотели начать, с тебя и начнем… - Зеленый положил руки на узкие плечи Вике. Бусьлик плотно сжал губы и посмотрела ему в глаза.
- Исповедаться не хошь? – не громко, без иронии спросил Зеленый.
- Да какие грехи у нее? – подошел к нему улан. Судя, по спокойной, не спешной походке, уже успевший облегчиться. – Ты глянь, дитя еще совсем… Да и попы снова где-то затерялись, видно опять жрать пошли…
- Уж я бы ей грешков добавил…
Кофта Вики с тихим треском поползла вниз. Девки-главари застыли. Привыканье и смирение, присущие человеку делали свое дело: мы смирились и нас уже не так колола и будоражила смерть наших подруг-соратниц, которых мы же и повели на эту смерть. Но, сейчас, когда уйти должны были самые близкие, а вслед за ними и ты… Впрочем, это самое «вслед» несколько успокаивало сердце и совесть…
Загорелая, с едва заметными белыми бороздками кожа стала медленно покрываться «гусиным прыщем». Вика не сводила глаз с начавшего прерывисто дышать Зеленого. Пальцы с облепленными пищиками и семенем махорки дужками ногтей медленно плыли по плечам, тонким рукам вслед за тканью. Лопатообразные, широкие ладони вдруг начали подрагивать, наткнувшись на выступивший более остальных бугорок. Тугие, розовые соски уперлись в смятые складки карманов зеленого пиджака. Вика встрепенулась и с презреньем оттолкнула охранника.
- Ну, пойдем… - сглотнул он, взяв ее за руку. – Пойдем к столбику…
- Гета ў цябе – слупок – праміж ног, - сердитый взгляд Вики скользнул по низу его живота. – А тут – ліхтарык!
- Ха-ха… - сипло залился улан, тыча пальцем товарища. – Умыла, брат, тебя, умыла!
- Ну, так и идем на твой лихтарик! – обозленно притянул ее к себе Зеленый.
Вика повисла на краю левого рожка. Она не проронила больше ни слова и не взглянула не на кого. Худенькое, кое-где исцарапанное тельце покачивалось на весу. Расслабленные, немного отставленные в стороны руки, с надуваемыми ветром рукавами, казались снизу раскрываемыми крыльями…
- Вось і ўзляцеў наш буслік… - стерла выступившие слезы Наташа.
- Зараз і мы за ім… - смотрела на окровавленную пятку Агата.
- Лети, лети… Тьфу ты… - снял упавший на нос подорожник охранник. – Соблазняй там черта!

CIX.
- Что молодцы, с одной главарочкой расправились? – подусталая Ярова не спеша, заплетая нога за ногу, будто ступая по канату, направилась к нам. – Молодцы, молодцы… - ухмыльнулась она на истекающий плевком подорожник.
- Да, ваша милость… - преодолевая досаду и отвращенье, вытянулся перед ней охранник.
Он открыл было рот, чтобы добавить что-то еще, но отдаленное грохотание прервало его. Где-то за приделами парка, словно стенка кирпича обрушилась на мостовую.
- Что это?
- Где это?
- Вы слышали?
- Гул какой-то…
- Да-да, будто что-то обвалилось… - оживилась толпа.
- Мажа, бацюхну-цара з трона сапхнулі… - улыбнусь мне сквозь слезы Ната.
- Ці Казіміша Вазу аб падлогу бразнулі… - подошли к нам под конвоем Катя и Тамара. Въевшаяся от пыльных цехов бледность, придавала их лицам еще большую впалость и прозрачность.
- Но вы этого уже не увидите… Мне очень жаль, голубоньки, но пора вам на нашест… Охлик, я скоро, мальчик мой. – прищелкнула языком, оглядываясь на коня, панна.
- Прабье гадзіна і час для нас прыйдзе,
Сонейка волі над сялянамі ўзыдзе!.. – Хитрова сжала кулаки и двинулась прямо на панну.
«Глагольная рифма, - пронеслось у меня в голове. – Не очень хорошо… Хотя, и я ею часто грешу…»
- Ты смотри, - меж воли отступила Яровая. – И эта быдла стихом заговорила… Прорвало вас всех пред кончиной, что ли? – со вторым отступательным шагом она остановилась. Сморщенный под невесомой кружевной челкой лобик выдал ее досаду на себя.
- Хутка не вершы ды песні, а сярпы, ды молаты будзець за нас гаварыць, затыкаючы вашыя стрэльбы…
- Хм… блин… - опять почему-то вспомнила о блинах Подпаленная. Вероятно, съеденный кусочек пирожка разыграл в ней аппетит. – Серпы, молоты… До боли знакомое что… Картавой бородки, да броневичка не хватает…
- Няхай не бог, дык праўда, усё роўна, за намі!
- За вами, за вами… - преградил Хитрой путь к панне охранник. – А теперь, изволь-ка поднять ручки, чтоб мне матерью зря не рвать… Вишь, попки там бродят – подберут, убогим отдадут… Вот и с вас, глядишь, какая польза сестрам бедным… А то, что рванье?.. Рванье никому не в потребу…
- Да что ты с ней сюсюкаешь-то?! – просуну под и без того трещащий ремень мясистые лапы капитан. – Срывай туалеты, и дело с концом! Ааа-пуууф… - пузо при выдохе на вершка два заползло под тугую кожаную полосу, а потом, с немалым напрягом выпучилось из нее. – Чай, они-то с барами не торговались…
Холщевая, с желтоватыми подпотницами в подмышках кофта надушимся пузырем отлетела на траву.
- Што, і саф’янавыя боцікі скідаць? – прижимала Хитрова острые, загоревшие до шоколадного цвета, локти к груди. – Яны, так сама, могуць камусьці спатрэбіцца…
- Да, нет, - прикидывал на глаз, пройдет ли петля через голову, Зеленый. – Ботики оставь, на себе, пожалуй… Повисишь немного – сами спадут…
- Нет, пусть снимет! – потребовала панна.
- Дзяўчынкі, не адчайвайцеся!.. - слезы на лице Наты высохли, и, на нас смотрели чистые, голубые, горящие злобой и уверенностью глаза. – Праўда, усё роўна на нашым боку… - тело Вики качнулось, и распростертая рука ударила Хитрову по спине. – І яна, рана, ці позна выплюхнецца і затопіць гэтых катаў!

CX.
К отдаленным ударам добавился гул. Неразборчивые выкрики и лязг чего-то железного о камень крошили воцарившуюся усталую тишину, неприятно отдаваясь в ушах.
- Ну, что же это, все-таки такое?.. – недовольно поморщилась панна. – Капитан, распорядитесь узнать…
- Всенепременно, ясновельможная… - щелкнул пальцами тот, подзывая охранника.
- Этот грохот, этот стук
Предвещает вам каюк… - заплясал вокруг нее скоморох с набеленным лицом.
- Скоро вам висеть в петельке,
Ожидая дом в земельке…
- Заткнись! – полосонула его плетью по щеке Ядвига. – Не до твоих сейчас прибауток…
- Вот и ты меня уж бьешь,
Точно, вскорости уйдешь
Ты за девками вослед
На таинственный тот свет… - вытекшая слеза упала в кровавую борозду, рассекая белую целину мела.
- Шел бы ты к своим куклам… - скрежет панских зубов расслышали все рядом стоящие. – А то, как бы тебе вперед меня с ними не оказаться…
- Барбика к барбам послала! – в первый раз за последних несколько часов с губ Подпаленной снова сорвалась, хоть и не понятная, но забавная шутка.
- Барбікі? – очнулась от оцепенения Зоя. Все это время она смотрела то на Вику, то на Нату, беззвучно нашептывая: «Цешся, Прасвядная...»
- Ну, да… - Таська бесцельно вытащила из кармана свою кнопочную игрушку. – Куклы у нас такие – Барби называются… Предки… Ну, то есть родители покупают их своим детям… - снова взгрустнув, вертела блестящий кирпичик Подпаленная.
- Ясна, зразумела…
- Вот эту, - Ярова указала на Зою. – Здоровую, уделать надо теперь…
- Надо – уделаем… - отдал ей честь полушутя охранник. – Эээ… Да на нее надобно веревку вдвое связывать… - окинул ее взглядом с головы до ног Зеленый. – Одинарная-то не выдержит…
На бледных щеках Зои вспыхнул привычный румянец. – Ды вы што, змовіліся, коннікі клышаногія?! Што вам у маёй постаці не падабаецца?..
- Усё, усё падабается… - замахал руками охранник. – Распранайся хутчэй…
- Ваша милость, - кричал на скоку, захлебываясь воздухом, посланный на разведку охранник. – Ваша милость… Там бунт… Бунтари…
- Какой бунт? Какие бунтари? – панна немного успокоилась, и говорила привычно – с неохотой, будто точно оказывая милость. – Все бунтари здесь, на деревьях, да фонарях… Ты что-то путаешь, милейший…
- Бунт, бунтари… Мужики… - частил охранник, соскакивая с седла.
- Какие бунтари?! – вскипел капитан. – Докладывай, черт, толком, не бубни!
- Заводские мужики поднялись, и деревенские с ними… - приставил к виску сначала левую, потом правую руку Зеленый. – Кажется, земляки вот этих… - указал он на нас. – Все крушат, все ломят… Скоро здесь будут…
- Сколько их?
- Около тысячи… Как этих… - Зеленый провел стволом ружья по воздуху, указывая на вершины деревьев. – Может и более…
- Чем вооружены? – панна вновь недовольно оглянусь в сторону ударов.
- Кажется, палками, да камнями…
- Кажется?.. – зашипел в усы капитан, подходя к охраннику. – А точнее разглядеть не мог?!
- Вииноват… - замялся Зеленый. – С докладом торопился.
- Ехо-хо! – прикрыла блеснувшие от слюны и солнца зубы Подпаленная. – А в вашем веку фрэтбойники, кажись, смелее будут… Наших-то пока раскрутишь – сдохнуть можно… - она запнулась. – Правда, и ваши запоздаты, как ментовские ребяты…
- Але, усё бабам аддувайся… - Зоя вяла было за грудки подступавшего охранника, но тот завернул ее руки за спину. Краснощекая коротко ойкнула.
- Отдувайся, отдувайся… - передразнил ее Зеленый, проведя носом по щеке. – Давай-ка, милка, раздевайся!..
- Послать солдат навстречу! – отрывисто и коротко приказывала Ярова капитану. – Этих уже мало – десятом управимся…
- И закругляться поскорее с ними… - согласно кивнул ей тот.

Веревку для Зои сложили в два конца, как и собирались. Под завернутый в три завитка ус фонаря подставили две чурки.
- Гляди… - гикнул из толпы молодецкий голос. – Может в три сложи! А то сорвется, или бошка отлетит, как у первых… Деваха-то здоровая…
- Да зашей варежку! – раздался вслед шлепок по затылку и глухой женский выкрик. – Умник выискался мне тут…
- Ну, что вы, мама… - обиженно прогнусавил детина. – При всех-то…
- Бывайце, сябровачкі… - перекрестилась Зоя на идущего по аллее попа. – Не памінайце ліхам, калі што не гэдак…
- І ты, прабач і бывай… - перекрестила ее в ответ Тоня.

CXI.
- А что это у тебя за точки на спине? – панская перчатка скользнула пятерней межу обнаженных лопаток Кати.
- Пацукі… - поёжилась девушка.
- Пацуки? – прикусила кончик большого кожаного пальца Ярова. – Не припомню, что это?.. – вопросительно взглянула она на капитана и охранников.
- Тараканы, видимо, или клопы… - настороженно посматривал в сторону ворот тот. – Простите, ваша милость, пойду, отдам распоряжения… Так… Полтора десятка тут, с девками доваживаются, остальные – на вырез бунтарям – за ворота! Команду примет лейтенант Шлыков…
- Есть! И охрану от горожан брать?
- Да… Пожалуй…
- Тараканы – прусакі, па-мужыцкі, - спустил пониже петлю с загнутого завитка Зеленый. – Клопы – блашчыцы… Они во всяких грязных избах водятся…
- Во-во, - подтвердил тот, который обнимал Бусьлика. – А особенно в солдатских бараках с нашего брата кровь хлещут…
- Фу… Дрянь какая… - прикрыла скривленный ротик панна.
- А гэта яе – крысы наглядчыка фабрыкі… Мы все укоризненно посмотрели на Тамару, немо задавая вопрос: «Кому это тебе взбрелось объяснять?!..»
- Так, крысы… - тихо и без укора подтвердила Катя, сдувая плеча мошку.
«Ну, вот, - недовольное фырчанье Андара парой капель осело на моей коже. – Опять поклеп на нашего Ушастого Брата!»
«Но это же так и было. – провела я пальцам по теплой, мягкой спинке бога. – Сам видел… Ее кусали крысы…»
«Не крысы, глупая Ушастая, а человеческая подлость и низость… Уф…»
- Дзяўчынкі, мілыя, выбычце, што прывялі вас да гэтых рэяў! – почти хрипела ткачиха, глядя на оставшихся.
- Катюха, ты что, спятила?!.. Да не рви… Дай руку из рукава достать… - Тамара раздраженно бросила кофту на плечо Зеленого. – По твоему лучше душиться в пыльных цехах и терпеть крысиные укусы?!
- Но мы же привели их на смерть… На смерть - понимаешь? Чурка дрожала под ногами Кати.
- А что ты хрипишь-то, милочка? – выскалил белые конские зубы перед ее сосками Зеленый. – Я, ведь, у тя с-под ног чурочку-то еще не выбил… Вот теперь – дрожи…
- Катька, Катька… - Тамару подвели испускающей последний выдох подруге. – Что же ты, так-то?..
- Давай, становись… Сейчас и ты с нею будешь…
Тамара молча оперлась на охранника, встала на мокрую от мочи чурку, поймала трепещущую в воздухе руку Кати и прижала ее к щеке.
- Я с тобой, Катюха, с тобой… И все не напрасно…
- Что это она ей шепчет? – наклонилась к своей знакомой белесая паненка, наматывая на пальчик спустившееся с волос кружево.
- Не знаю, - пожала плечами та. – Прощается, наверно… А пирожки-то, и впрямь вкусны… Зря ты отказалась…
- Да как ты можешь есть-то? – недоуменно пропищала белесая паненка. – Когда тут такое?!
- А что? – снова пожала плечами подруга. – Я с утра один кофей пила… Без сливок… А дело уж к закату… Руки вот только не чем вытереть…
- А ты подорожником… - переняла шутливый тон белесая панна.
- Ага… А потом его на нос одному из охранников… Ха-ха…
- О чем, все же, они шепчутся?
- А вы ближ подойдите, - посоветовал их кучер в шапке с широкими полями. – Солдаты-то, почитай, что все ускакали… - он протянул кушавшей пирожок полу камзола.
- Да, надо будет подойти, рассмотреть… Не каждый день такое увидишь… В музеях, в театрах не покажут…

CXII.
Тоню и Агату вешали тихо, почти без слов. Девкам было уж все равно, а мысли господ занимали подступающие мужики. Подошедшие ближе святые отцы спросили у оставшихся главарок – не хочет ли кто исповедаться, и, получив отрицательный ответ, намеривались удалиться по своим богоугодным делам, но пан Эд подозвал одного из них к себе.
- Обвенчайте нас, отце… - шепнул он отцу Олегу, засунув что-то в подрясник.
- Желаешь венец взять, сын мой? – хлопнул тот себя по боку.
- Да, отец, желаю…
- Не трэба, Эд, - одернула его Ира. – Не трэба… Пустое это все… Пустое…
- А зря, - засмеялась Ярова. – Зря… Забавно, было бы, забавно…
- Ты лучше Васеньку береги, - не слышала ее циркачка, передавая пану поводок и еще что-то.
- Водил тебя на шнурке, теперь медведя будет… - закружилась на каблуках панна. – А то согласилась бы… И наряд на тебе венчальный…
- Что это? – Ломовский разжал кулак. – Кремней?..
- Это тот самый… - она прислонилась лбом к его груди.
- Ты хранила его?..
- Да… И саломку, якой падпальвала…
- Ира…
- Ну, ладно, ладно, - подступил к ним охранник. – Пообнимались, и будет… - он просунул два пальца в тугую шнуровку корсета.
- Ан… Стой! – чуть ли не схватила его за руку панна. – Пусть он сам ее разденет… - ее тонкие пальца застыли над выбрызгавшимся манжетном рубашка Зеленого. – Не привыкать, ведь, пан Ломовский?.. Да и забавнее всем будет… И если пожелаете, можем после и невесту снять с ошейником, вновь ваша будет с поводком…
Ира повернулась спиной к пану. Медленно – стежок за стежком доставал он шнурок из каждого отверстия. Придерживая бретельки на узких, покатых плечах, он несколько раз делал вид, что шнурок запутался, завязался в узел, и он распутывает его. Но охранник всякий раз толкал кремневкой в локоть:
- Тебе помочь, пане? Подсобить?..
- Васю, Васеньку береги… Эдушка… - придерживая одной рукой распахнутую майку, другой циркачка провела по взъерошенному загривку медведя. Тот лизнул ее во все лицо. – Хороший мой…
- Буду… - прохрипел вороньеголовый.
- Ну, давайте, давайте… - поторопил охранник. – Не до ваших сюсей-пусей!
Иру подвели к чурке. Она оглянулась на пана:
- Кохам те… В черных глазах сверкнули искры заходящего солнца.
- А яна адкуль ведае польскі?..
- А мент ее знает! – закусила влажную, рыжую прядь Подпаленная. Мой случайно оброненный вопрос могла теперь слышать только она, не считая невидимого Крыса. – Неужели и меня?.. Неужели и я ща?.. – ее пальцы почему-то нажимали на блестящей игрушке только две цифры – 0 и 2. – Нет, блин… Я проснусь, проснусь… - повторяла Тася, пощипывая себя то за руки, то за ляжки.
- И я тебя… - прошевелил губами вороньеголовый, наматывая на запястье посеревший от пота и пыли шнурок…
В конце аллеи лязгнули ворота. Крики множества мужских голосов и грохот камней доплывали до нас единым гулом. Все обернулись на пана лишь тогда, когда Васька, встав на задние лапы, взвыл жалобно-хриплым визгом.

CXIII.
Распаленные драками и борьбой с охранниками мужики приближались. Черный, ревущий рой, размахивающий шапками, кольями, ружьями медленно заполнял аллеи и плыл к нам. Оттесненные к улице Зеленые тщетно палили в воздух, крича: - Стой! - Назад! И бранясь матом.
- Ну, точняк метовский захват в нашим веке! – озорно прищурилась Степкина, забыв об опасности.
- Что разинули рты?! – закричали панна на зазевавшийся караул. – Вешайте оставшихся дур! Быстро!
- Этот грохот, этот стук
Предвещает вам каюк…
Скоро вам висеть в петельке,
Ожидая дом в земельке… - снова завертелся возле нее скоморох, уже с умытым лицом. На примятой, немного обгоревшей от примешанной в мел известки, багровели зазубренные борозды ран.
- Пошел вооон, идиот! – прибавилась от глаза до подбородка еще одна косая борозда.

Девок второпях потащили к фонарям и деревьям. Начали срывать одежду. Поднялся гам и вопль.
- Зачем этих раздевать-то? – крикнул худосочный Зеленый другому, набрасывая петлю на шею деревенской девки из моей группы. – Приказано ж было только главных…
- А шут с ними! – отвел другой, срывая с бледной малолетки панский кокошник. – Тебе-то жалко, что ли?!
- Ааай… Мразь сволочьная! Придуши лучше! – орала в землю изодранная студентка, выпучив глаза.
- Ты на что ее за косу-то прицепил? – качнул ее улан, отчего та прикусила до крови язык.
- Ай, да петля сползла… - отмахнулся Зеленый, забрасывая веревку на ветку дерева для следующей. – Поправлять недосуг… Пусть так болтается…
- Маман, пойдемте посмотрим на приговоренных… - увлекала за руку мать улыбчивая паненка лет пятнадцати.
- Да боязно, как-то, Ульяшенька, - упиралась напудренная до скоморошьей белизны панны, озираясь в сторону ворот. – Вон, посмотри, сколь много разряженных мужиков на нас движется…
- А что их бояться? – прогудел басистым гудом грузный пан с наброшенным на руку пиджаком. – Охрана на что? Она их скоро остановит… Можно и посмотреть…

- Ну, что, милашка-гололяшка… - хлопнув в ладони, подступил улан к Подпаленной. – Пришла твоя пора…
- Да пошел ты к триперам! – отпрянула от него Степкина.
- Давай, давай, чудачка рудая… - не говорил, а напевал Зеленый, играя пальцами в кармах штанов. – Побранись, побранись, чудилко – протяни свои минуты… Мало их осталось, мало… - он резко запустил руку в широкий вырез майки. Ткань затрещала. – И раздевать, особо трудиться не надо… Вон, только полосы одни…
- Не ты одевал, не тебе снимать, блин! – коленка Подпаленной со всего размаху уткнулась в его пах. Улан подогнулся, но майку не выпустил, и, единственное прикрытье верхней наготы Степкиной осталось в его руке.
- Ох, и задиристая же ты, тварка… - выдохнул он.
Подоспевшие сзаду два охранника налегли на нее… Кряхтя, присев на колено, улан схватил мокрый, рыжий ком волос. Приподнял, повернул лицом к себе и снова ткнул в траву. – На фонарь…
Зеленые подхватили ее под мышки и потащили, полусидя к петле.
- Не светится? – безнадежно, на ходу, спросила Таська, кивая на лежащую возле меня у камня игрушку. Я отрицательно покачала головой.

CXIV.
- И эту, тоже, вместе с ней… - указала на меня панна.
Усатый охранник подошел, подпрыгивая ко мне:
- Ну, что, тихоня, дождалась своего часа? – усталые, засаленные глаза забегали по моей фигуре, ища застежку.
«Откуда он узнал мою фамилию? – сложила я руки на груди, чтобы пустить его по ложному следу. Застежка была на боку – передние завязки служили для красоты. – Запомнил из приговора? Да, нет… Никто его не слушал. Читали для виду… Тогда как?»
- Ручки разведи… - скомандовал усатый.
- Ага… И ножки тоже… - улан уже оправился от удара, и удовлетворенно наблюдал, как тащат Подпаленную к фонарю.
- Прекратить дурачиться!.. – направилась к привязанному коню панна. – Быстро выполняйте! – добавила она на ходу.
«Неужели я и в самом деле такая тихоня?..» Зеленому пришлось силой распрямлять мне руки.
- Засунь им ружья в зад, ребята!
- Гляди, где живые остались… Режь веревки!
- А ты что, панна, рот раскрыла? Зажать губами, что ли? Не хошь? Ну, беги к мамке… беги… - галдели подступающие мужики.
- Полька, я, ведь, сплю, да? – как могла, упиралась в землю Степкина. – Ща проснусь… Очнусь на своем раскидном диванчике… - она не удержала равновесия и перевернулась на спину. – А назавряке буду ржать над этой приключихой в офисе с герлами…
- Да, Таська, ты спишь, и ты проснешься, - старалась ответить я как можно спокойнее. – И будешь ржать кобылой над нашим веком и над нами…
Зеленый нащупал-таки завязку, и, победно глядя мне в глаза, тянул шнурок.
- Над вами ржать не буду, вы – клевые девки… Не лапай!.. Сама встану! – хлопнула по руке охранника Таська. Чуть ли не ткнувшись лбом в чурку, она отпрянула от нее.
- Ну, давай… Что же ты? – подтолкнул ее прикладом Зеленый. – Деловые, вы сыть, бабы – все сами, все сами…
- А как дойдет до дела, так мы не с вами! – потянулся за петлей его напарник.
- Мужички, милые, поторопитесь… - умоляюще посмотрела вдаль Степкина.
- А мы и так торопимся… торопимся… - придерживал ее на чурке Зеленый. Таська перегнулась на его плече, оттолкнув чурку. – Ну, что же ты брыкаешься, лошадка?.. – провел он рукой по выпирающим позвонкам. – Рано еще… Уздечку не набросили…
Чурка покатилась к обшитому бахромой облачению пана Ломовского, не сводящего все это время глаз с застывшей улыбки Иры. Он медленно опустил голову, поставил босую ногу на деревянный валик, и глухо произнес:
- Отпусти ее, любезный…
- Кого? Эту? – подбросил на плече Подпаленную Зеленый. – Эко, ты странный, пане… Они ж тебя, вроде как по миру пустили, а ты заступаешься… Ну, подкати чурку, - гаркнул он другому. – Долго мне этот мех с костями держать?!
- Сейчас, сейчас… Качу, Еремыч… - растеряно отпустил веревку тот и подошел к пану. – Не изволите ли поднять ножку, ваша милость?..
- Я же сказал, отпустите ее! – голос пана огрубел.
- Ну, зачем вам это нужно, пан Ломовский? – подъехала верхом Ярова. – Свою зазнобу не отстояли, так хотите хоть эту…
- Я спущу медведя… - потянулся к ошейнику пан.
- Прекрасно, - взвела курок Ядвига. – Давно я не охотилась… А тут цель так близка, я не промахнусь…
За их спинами раздался грохот и ржание. Два или три фонаря у ворот повались на мостовую. Часть мужиков перебегала от дерева к дереву, ища трепыхающихся. Остальные, поглощая в пестрой куче Зеленых, направлялись к нам.
- Кончайте их! – натянула поводья Ярова. – Этого, - кивнула она на пана. – Будет возмущаться, стреляйте… Вместе с медведем… Она уже повернул Охлика к аллеи, но, хлопнув по лоснящемуся крупу, остановилась…

Подвели к чурке и меня. Стыда за полуоголенность не ощущалось. Таська стояла с петлей на прямая, как струна, комкая юбку и смотря вдаль поверх Зеленых. Пан отстегнул повод, Васька ринулся к Ирине, но выстрел остановил его прямо у ее ног. Глухо зарычав, он потянулся языком к носкам хозяйки и обвалился на живот.
- Я предупреждала… - приторочила кремневку к седлу Ярова.
Чурка вылетела из-под пят Подпаленной. Игриво-задорная улыбка расплылась по ее лицу, но всегдашних ямочек, при этом в уголках губ не появилось. Вместо них сочилась густая, белая пена, да кончик розового язык, как-будто поддразнивая кого-то, выполз из блестящих зубов.
- Васька, Васька, что же ты?.. – кинулся к медведю пан. Охрана хотела его остановить, но Ярова дала знак, чтоб разрешили. Медведь дышал часто, но без хрипов…

CXV.
Ломовский провел рукой по загривку. Васька поднял голову, глубоко вздохнул и ткнулся мокрым носом в его плечо.
- Ну, Васька, Васенька… Что же ты… Что?.. – приговаривал пан, комкая обвислые уши.
- Ничего… - Ярова подъехала за спину Подпаленной. – Бледнеют пяточки, бледнеют… - внимательно оглядела она ее стопы. – Я его только под лопатку ранила… Выживет… Так оторви кусок своего убранства, перевяжи и убирайся. Второй раз в яблочко прицелюсь…
Бестия в леопардовой коже направилась ко мне.
- А у тебя, я смотрю, пяточки еще розовые…
- Ну, ты же их сейчас подбелишь…
- Конечно, непременно…
- Как своей Сафак…
Ярова отпрянула от меня.
- Откуда ты, быдлянка, знаешь?!..
- Оттуда… - подняла я верх голову. – Из петли…
- Ды не блытайцеся вы пад нагамі, панове! – мужик в серой сермяжке приподнял за талию белесую паненку в кружевах.
- Хам! – пропищала та, укорачиваясь от припухшей ледышки одной из висящих.
Мужики продвигались по аллее все быстрее. Зеленых уже почти не было видно. Кое-где слышались выстрелы, но их тут же заглушали удары палок и камней. Горожане, не смотря на страх, бродили меж деревьев, разглядывая застывшие гримасы смерти.
- Што за лухта гэткая?!.. – плечистый мужик в синей косоворотке запутался в бельевой веревке с куклами.
- Начальство приказало – народ веселить… - красноносый скоморох кинулся ему на помощь.
- Тьфу… Брыдота!..
- Акулина, я стяну с нее этот платок… - окликнула не богато одетая горожанка своею подругу. – Все равно ей не надо уж…
- Да, платок хорош… Шелковый… - девушка в пестром сарафане, совсем, как у нас в деревне, оглядывала другую повешенную. – Мне б вот дотянуться до этого жакета… Крой больно хорош… С барского плеча, видать…
- Ну, это тебе придется ждать пока не сымут… Глянь, он же на ней, как влитой сидит…

CXVI.
Волоски от веревки не приятно покалывали шею. Шершавые прожилки чурбаши врезались в кожу стоп. Заходящие солнце светило прямо в глаза.
«Ушастый, ты здесь?»
«Уф…» - теплый, мягкий комок скользнул по подбородку…
«Петька, Петенька… Где же ты? – вырвалось вдруг стуком из самого сердца. – Увидеть бы тебя хоть раз перед смертью…»
«Какой Петька?! – крысьи зубы больно впились в ухо. – Ничего себе, думы революционерки!»
«Да пошел ты к котам, Крыс поганый! – прищемила я ногтями тонкий крысиный хвост. Раздался только мне слышный писк. – Я к нему хочу! Я жить хочу! Слышишь, ты, крысина облезлая?!»
«Не благодарные людишки, уф, не благодарные…»
- Вставай, Васенька… - закончив перевязку поднялся с колен пан. – Пойдем… Ну же, пойдем… Медведь, неохотно опираясь на лапы, побрел за ним, вдоль чаши, мелькая пестрым узлом на правом боку.
Вдруг стопы, почувствовав необычайную легкость, повисли в воздухе. Ничто их уже не кололо и не давило. За то горло стала сжимать режущая удавка. Яркий желтый диск солнца, темная зелень листвы, бледнеющие трупы, мельтешащиеся люди – все вспыхнуло алым цветом и начало тускнеть и проваливаться в невидимую яму…
- Отъезжайте, пани Ядвига, мы не сможем их остановить… - как из-под земли донеся голос капитана.
Тень гнедого Охлика исчезла во тьме.
- И нам порась делать ноги… - хлопнул по плечу охранник улана.
- Пусть спасают, кого у них получится… - высморкался тот в мою сторону.
«Пойдем, Крыска, пойдем… - увлекал меня за руку за собой прежний красивый мужчина, лет сорока пяти. – Не к чему тебе уже эта житейская бредь…»
Алое марево поглощало нас все больше.
«Но я не хочу с тобой… - преодолевая удушье, твердила я. – Я жить хочу… Хочу к Петьке…»
«Идем… - упрямо тянул за собой Учитель. – Ты и будешь жить… Вечно, глупая! Ты будешь королевой… Моей королевой, Крыска…»
«Я хочу быть Полькой… Просто Полькой…» - сопротивляться было все труднее и болезненнее.
«Ты погибнешь за свободу миллионов, дура! – почти рассвирепел Андар. – И станешь бессмертной! Моей королевой… На вечность…» Он, вдруг, выпустил мою руку и стал отдаляться…
«Я не готова идти в петлю за все человечество, или за конкретное человечье стадо… Но, не задумываясь, взойду на плаху за любимого. Я не хочу на трон! Я хочу на колени к любимому!» - захлёб повторяла я. «Для миллионов жить легко, для одного – не просто…»
- Полька, Полечка… Очнись… - ласковый, любимый голос звал из бездны. – Вернись ко мне, моя Врединка, вернись… Котенок…
Плыть назад было еще больнее. Виски сдавливали раскаленные тиски. Горло сжимала веревка. Но голос… Его голос был все ближе и настойчивее.
- Ты же обещала, дуреха, если позову, то вернешься… Хоть из гроба встанешь…
Знакомая холщевая рубаха покрывала мое тело. Острый, но сладкий запах пота приятно щекотал в носу. Сильные, но нежные руки осторожно трясли меня за плечи. Дикая, спастическая сила сдавливала горло, перекрывая дыханье. В глазах кружились раскаленные искры.
- Но ты же с мостика-то не прыгнул… - своего голоса я не слышала, но он, видимо, понял и прижал меня к себе.
- Прыгнул… Уже прыгнул… Али не видишь?!..

Около двух сотен девок удалось спасти. Это были в основном из моей деревни – живучие… Ярова с капитаном скрылись в неизвестном направлении. Пан Ломовский с Васькой прибился к скоморохам. Говорят, им не плохо подают, особенно медведю в бубен…
Часто по ночам ко мне подступает сильное удушье и приходит Черный Крыс. Он легонько покусывает меня за ухо, устало уфает и спрашивает, не хочу ли я к нему, но Петька испуганно будит меня, зовя обратно. Мне все равно пришлось стать ярой революционеркой и руководить вместе с Петькой смешанной группой мужиков и девок из нашей и окрестных деревень. Много бед мы причинили уже панам и барам. Царь назначил за наши головы большое вознаграждение.
Просопев полночи возле моего уха, Крыс исчезает со словами:
«Ну, как хочешь, Ушастая… Надумаешь – зови… Мы живем среди смерти и умираем среди жизни. Все убивает и все дает жизнь… Уф!»

КОНЕЦ 11.06.2013

Все права на эту публикацую принадлежат автору и охраняются законом.