Маша, будь хорошей!

Это утро началось вполне обычно и ничего «такого» не предвещало. Сначала на своей щечке она ощутила теплый мамин поцелуй. Потом сонным ушком услышала «с добрым утром, солнышко». Затем медленно открыла заспанные глазки и обрадовалась золотистому пятнышку на стене. И вот она села на кроватке, свесила ножки, потрясла головкой, совсем как котик, и увидела перед собой икону Спаса.

- Доброе утро, - прошептала она и улыбнулась.

Мама Оля говорила, если хочешь узнать, хорошая ты сегодня или плохая, нужно посмотреть на Боженьку. Если Он улыбается, то ты хорошая, а если смотрит строго, то надо вспомнить свои капризы и просить прощения. Сегодня с иконки на девочку смотрели ласковые глаза доброго Боженьки. Глазки Его даже улыбались! Значит все хорошо. Девочка спрыгнула с кроватки и побежала по обычным утренним делам.

Какая наша Машенька? Да, в общем, обычная для своих небольших лет. Светленькая, тоненькая, веселая. И правда: почти всегда у нее «рот до ушей», как говорит мама Оля. Иногда, конечно, налетает тучка-невеличка на ее улыбчивую мордашку, но это бывает редко и ненадолго. Налетит и улетит. И снова «рот до ушей, хоть завязочки пришей».

Так. Глазки? Сейчас посмотрим… Эй, непоседа, покажи-ка свои глазки! Значит так: серо-зелено-голубые в крапинку с полосочками, почти круглые и блестящие. Иногда из них словно искорки сыплятся - это значит, Машенька уже смеется или готовится приступить к этому занятию. Ножки у нее «веселые», потому что покоя не знают. Ручки - «цап-царапки», потому что все хватают и трогают.

Хотя справедливости ради нужно сказать, что Маша взрослеет. Что это такое? А это такие моменты, когда девочка вдруг затихнет и начинает думать. О чем? Этого не знает никто. Хотя после этого Маша начинает много спрашивать и еще больше думать. Так что случается и такое. Все чаще и чаще.

Еще одна особенность Машеньки - это длинные золотистые волосы, из которых мама каждый день что-нибудь «сооружает». То заплетет одну роскошную косу, то косички с огромными бантами. То стянет резинкой в пышный хвост, как у лошадки. То распушит щеткой и оставит их «так» по плечам и спине волнами рассыпаться. Однажды какой-то «черный дядя» взял в руки эту волну, потряс ее легонько и спросил: «Сколько стоит это золото?» Маше это понравилось. А мама оттолкнула волосатые руки и громко сказала, что у дяденьки никаких денег не хватит.

Откуда мне все это известно? Моя дражайшая супруга дружит с мамой Олей. Мы соседи по лестничной площадке. И нам от мамы приходится выслушивать о похождениях ее дочки. О том, как Маша приносит домой лягушек и мышей, червячков и гусениц, и куда их приходится потом девать. О том, как Маша трясет коврики прямо в квартире, как жарит мороженое, шьет из маминого вечернего платья наряды коту… Как лазит по деревьям и кто ее оттуда снимает. Как рисует на стенах картины масляными красками, подражая папе. Как печет картошку на костре, разожженном в тазике на балконе… И многое другое.

С Машей я знаком… столько, сколько ей лет. Впрочем, о возрасте дам говорить вслух не рекомендуется. А то, что Машенька дама — в этом никто не сомневается. Потому что она об этом часто всем напоминает.

Сегодня суббота. Мама собирается на рынок. Она сидит у зеркала и «рисует лицо». Как-то раз Маша взяла краски и тихонько подползла к спящей маме и сама разрисовала ей лицо: фиолетовые круги вокруг глаз, помадой - рот до ушей, и еще на щеках красные кружочки. Машенька была уверена, что получилось у нее даже лучше, чем у мамы. Только мама, когда проснулась, повела себя неожиданно. Сначала она закричала, потом задумалась… А потом даже несколько дней вообще не рисовала лица, косясь на девочку. Но потом долго говорила с дочкой и объясняла, что это так надо, что так делают все женщины, а выделяться из толпы ей не хочется.

Итак, мама слегка «рисует лицо», а Маша пытается завернуть котика в пеленку. Он выворачивается, пищит, выпускает когти и даже слегка покусывает.
- Какой непослушный! Если бы все дети были такими, они бы не выросли. Так и остались бы маленькими с соской во рту. Ты тоже так хочешь? А, Барсик?
Мама отрывается от зеркала и просит не мучить бедное животное. Маша удивляется.
- Мам, ты меня разве не пеленала?
- Было дело. Только Барсик не девочка.
- Он маленький, и я тоже была маленькая.
- У тебя же не было собственной шубы. А у него есть. Зачем его одевать? И вообще, слушай, что тебе мать родная говорит, а то на рынок не возьму.

Когда звучат слова «мать родная», значит, дело принимает серьезный оборот. Ходить на рынок Маше очень нравилось, поэтому она сразу стала послушной. Кот вырвался на свободу и метнулся на шкаф, где маленькая девочка достать его не могла. И оттуда обиженно сверкал зелеными огнями круглых глаз.

Когда Маша принесла со двора малюсенького котенка, - мама, конечно, стала сразу возмущаться. Примерно, как море: волна за волной. Только мама волновалась не водой и ветром, а словами и голосом. Они с дочкой никак не могли определить, какой породы котик. Но так как он был найден во дворе, то решили, что он дворянин. А еще они долго обсуждали, кто будет за котом убирать и его кормить. Разумеется, как все воспитанные дети, Маша обещала все обязанности взять на себя. И, разумеется, как все дети, со временем все переложила на плечи мамы.
Почему? Потому, что мамы тоже любят и жалеют котят, только более практичны, чем их дети. Имя ему дали в полном согласии. Только маме в имени Барсик виделись барские замашки кота, а дочке - его будущая сила и грация. Впрочем, вернемся к нашим героиням.

Итак, они пошли на рынок. Мама с большой сумкой, а Маша с маленькой. Мама всю дорогу думала что купить, а Маша - что бы сегодня скушать из стаканчика. Почему-то все вкусное на рынке продавали именно в стаканчиках.

На подходе к рынку начиналась толчея. Тут стояли сотни машин, люди с рук продавали разные вещи, а некоторые держали плакаты, предлагая свои услуги: стены покрасить, плитку положить, двери сменить. Маше обязательно нужно было выяснить, сколько все это может стоить. На случай ремонта. Но мама взяла дочку за руку и решительно повела сквозь толпу. Мимо пирожков и вяленой рыбы они пронеслись вихрем. Не успела Маша рассмотреть и пуховые платки с варежками.

В мясном павильоне мама быстро «схватила» курицу, и они сразу оттуда вышли. Здесь Маше никогда не нравилось, а иногда бывало и страшно. Однажды мама Оля перед началом поста специально долго ходила между рядами, и Маша успела рассмотреть ужасные вещи. На прилавках лежали отрубленные свиные ноги, головы… А в одном месте Маша увидела голову телёночка с открытыми синими глазами - и сразу расплакалась. В тот пост ни разу Маша не попросила мясного - все телёночкины застывшие синие глаза мерещились.

Но уж зато овощные ряды они обследовали по-настоящему. Чего тут только не было! Розовая морковка, зеленые кочанчики капусты, помидоры разных цветов от бордовых до желтых; огурцы длинные и короткие, гладкие и с пупырышками; бордовая редиска, пахучая зелень и даже грибы. Мама пересчитала деньги в кошельке, задумчиво пошевелила губами и взяла три крепеньких белых гриба и несколько красных подосиновиков. И еще выбрала четыре плоских розовых помидора. Их называли «грунтовыми». Маша подумала, что раз грунтовые выращивают в земляном грунте, значит, парниковые растут на пару, как паровые котлетки, которые мама готовит, когда Маша гриппом болеет.

Дальше пошли они вдоль рядов с соленьями. Как тут аппетитно пахло соленым, квашеным и малосольным! Мама пробовала малосольные огурчики и маленькие кусочки прямо с ножа давала пробовать Маше. Если дочь кривила губки, мама никогда не покупала. А когда Маша кивала, то брала. Маша во время проб чувствовала свою значительность и относилась к этому серьезно, как настоящий дегустатор.

Но вот, наконец, они и пришли в самое интересное место. В этих торговых рядах продавали фрукты и ягоды. Аромат здесь стоял такой, что у Маши голова кружилась, а рот наполнялся слюнками. Маша просила малину, но мама настояла на землянике, сказав, что «в ней есть железо». Маша с прошлого года забыла земляничный вкус, поэтому поначалу с опаской раскусывала маленькие ягодки, выискивая в них что-нибудь железное: гайки, там, шестеренки, пружинки… Но ягодки были мягкими, душистыми, сладкими, без металлических включений.
- И никаких железок там нет, - доложила свои наблюдения девочка.
- Железо не обязательно в железках бывает, - пояснила мама. - В ягодах и овощах оно находится в растворенном состоянии, как соль в супе, например.
- Так зачем тогда железо в ягодах кушать- Можно прямо взять болтик в рот и рассосать, как конфету.
- Можно и так, - согласилась мама, - но разве в ягодах это не вкуснее?
- Вкуснее, конечно.
- Вот и кушай на здоровье. Рационализатор…
- А я уже, - показала девочка пустой стаканчик.
- Так всегда: как дома, так за стол не усадишь. Хоть клоунов из цирка на обед приглашай. А на рынке что угодно смолотить можешь. Всё, всё, больше не проси. Аппетит нагуливай. Мне еще тебя обедом кормить предстоит.
- Мам, а в «живой уголок» пойдем?

На рынке имелся такой уголок, самый дальний, где продавали разную живность. Здесь можно было увидеть котят, щенков, попугаев, щеглов. Но больше всего Маше нравились кролики. Как-то «в детстве», когда Маша была совсем маленькой, мама купила кролика. Она планировала и блюдо из него сделать, и пушную отделку на зимнее пальто. Опять же сэкономить можно было. Купила она маленького пушистого белого крольчонка, а вырастить дома собиралась большого и толстого.

Поначалу Машенька остерегалась зверька. Не то что боялась, но держалась на расстоянии. Мама с улыбкой наблюдала, как малыши с опаской ползли друг к дружке по коридору, округлив глазенки. Потом оба замирали от страха, один из них вздрагивал - и оба бросались врассыпную. Маме стоило больших трудов их сблизить. Но уж когда Маша и кролик подружились, то у мамы возникла новая проблема. Ее идея насчет тушеной крольчатины в сметане и белой опушки по подолу пальто рухнула.

Дело в том, что Маша без кролика жить уже не могла. Она кормила его капустными листочками, гладила ладошкой по белой шубке, даже спать с собой укладывала. Мама и помыслить не могла о забое симпатичного Пушистика, его свежевании и разделывании. Закончилось все немного печально. Кролик загрустил, заболел, и его пришлось нести к ветеринару и там усыпить. Маша несколько дней плакала, ползала по всей квартире, искала пушистого приятеля.

Наверное, из-за той истории мама не очень-то любила рыночный «живой уголок». А Маша каждый раз тащила ее сюда за руку и могла подолгу разглядывать зверюшек и птичек. При этом бросала на маму умоляющие взоры, которые мама замечать не спешила.

И еще маме нужно было как-то пробиться сквозь толпу на вещевую часть рынка. Там она присматривала себе меховую шапку для зимы: старая совсем облысела. Заглянув на минутку в «живой уголок», они все-таки решили пройти к шапкам. Здесь постоянно толпился народ, шныряли какие-то темные личности, толкались и горланили.

Мама прижала к себе Машу и стояла у зеркала, примеривая разнообразные головные уборы. Наконец, она выбрала то, что нужно: рыжую, лохматую с огромными ушами, и спросила о цене. Торговка хрипло назвала цифру, и мама даже рот открыла. Маша поняла, что у мамы «с деньгами туговато». Именно так мама говорила, когда хотела что-то купить и не могла.

Дома девочку сразу посадили за стол. Она пообедала на этот раз без клоунов и уговоров. И без пререканий пошла спать. Перед тем, как закрыть глазки, Маша обратилась к иконке:
- Боженька, родненький, любименький! Давай поможем мамочке с денежками. Ну, пусть она себе шапку купит. …А мне - малинки стаканчик.

Во сне Маше приснился какой-то бумажный кирпич, с которым она бегала, носилась, играла, пока не определила в нужное место. Когда девочка проснулась, она как ни крутила головкой, как ни трясла ею, ничего вспомнить не смогла. Что-то такое большое и светлое, как солнышко, быстро-быстро скрылось туда, где живут сны. Маша с надеждой посмотрела на иконку. Боженька сейчас улыбался - а это очень, очень хорошо. Она спрыгнула с кроватки и побежала собираться гулять.

Во дворе в этот час было пустовато. В песочнице копошились малыши под надзором мамаш на скамейке. Старшие мальчишки играли в футбол. Многие дети уехали на дачи, в загородные дома отдыха или в деревню к бабушке. Машенькина бабушка жила очень далеко, в другом городе, и ее туда возили только два раза, «в детстве».

Сегодня Маша гуляла с мальчиком из соседнего подъезда Валерой. Вообще-то, он был «интересным парнем», как говорила о нем мама Оля. Маша думала о нем так же, если бы не его вечно задранный нос и желание во всем верховодить. Дело в том, что Валерик очень много знал и был из инти… интелли… в общем из какой-то там сложной семьи. Он даже знал, что такое «менеджер». А его папу привозила домой большая черная машина с синим фонариком на крыше.

Именно в ожидании этой черной машины Валерик и гулял во дворе.
- Папа работает на всю республику, - очень важно сказал мальчик.
- Республика - это, наверное, дерево, на котором растут бублики, - задумчиво предположила девочка.
- Нет, - сказал Валера, - бублики растут на хлебозаводе. А республика - это наша страна.
- Ты что! Страна у нас Россия. Причем тут бублики?

В это время подъехала черная машина, и из нее вышел Валерин папа. Только вместо того, чтобы взять мальчика за руку и увести домой, папа громко крикнул ему, чтобы тот бежал домой. Валерик испугался и убежал. В это время из-за угла дома выехала синяя машина и подъехала к первой. Из нее вышли два больших лысых дяди и стали говорить с Валериным папой. Маша стояла рядом и пыталась их понять. Дело в том, что говорили эти трое вроде бы по-русски, но какими-то чужими словами.

Там у них было что-то про базар, роли, капусту… Маша сразу подумала, что лысые дяди хотят купить на базаре кроликов, чтобы кормить их капустой. Она уже хотела подойти к ним поближе и поделиться своим опытом кормежки кроликов. Она было даже сделала шаг в их сторону. Но дяди сунули Валериному папе открытый чемоданчик, накричали ему непонятных слов и быстро уехали.
Валерин папа растерялся, тоже сел в машину и уехал. Маша стояла и смотрела им вслед. Потом вздохнула и оглянулась. Вокруг никого. С кем же ей погулять?

И вдруг на дороге, где стояли две большие машины, девочка увидела бумажный кирпичик из резаных листочков зеленоватого цвета, стянутый широкой ленточкой. Она подняла его и покрутила в руках. Ничего сразу придумать не смогла. Как с ним играть, она еще не знала.

Крадучись, к ней подошел Валера. Маша показала ему кирпичик:
- Смотри, что у меня есть. Кирпич бумажный. Вот.
- Подумаешь! - надулся Валерик, - у моего папы таких много-много. И в железном шкафу, и в чемодане под кроватью, и на даче в земле зарыты. Как они у нас появились, так папа любить меня перестал. И теперь часто меня лупит и ругает. Я их не люблю. Ты его тоже лучше выбрось.
- Не-а, не выброшу. Я его, я его… - Маша задумалась, закатив глазки, только на ум ничего не приходило. - Слушай, а что взрослые с этим делают?
- Меняют на машины и одежду.
- Одежду, говоришь? А на шапку можно сменять?
- Наверное, можно.
Маша улыбнулась и положила кирпичик в свою маленькую сумочку.
- А на малину? В стаканчике?
- Можно. Только лучше не надо. От них всем плохо становится. Я знаю.

В это время они услышали собачий лай. Они оглянулись и увидели, как мальчик из соседнего двора тащит на веревке их дворовую собачку Тузика. Щенок спал себе в своей будке, никому не мешал. А этот живодёр завязал на его шее веревку и тащит. Мальчик этот был намного старше Маши и Валерика. И малышне с ним не справиться. Тогда Маша подошла и спросила:
- Зачем ты его тащишь? Тузик наш. Он из нашего двора.
- Ваш Борька щенка в футбол проиграл. Так что он теперь наш.
- А можно Тузика у вас купить? - спросила Маша.
- Можно, - кивнул мальчик, - если есть на что.
Маша вытащила из сумочки кирпичик и протянула ему. Тот покрутил его перед глазами:
- Ладно, берите своего Тузика.

Когда мальчик удалился, Маша с Валериком отвязали веревку с шеи собачки и отвели назад в будку. Собачка благодарно виляла хвостом и лизала им руки.
- Оказывается, эти бумажки могут приносить пользу, - доложила свои наблюдения Маша.
И только они вернули собачку в будку… Только встали и оглянулись, чтобы решить, что делать дальше… Как подлетел к ним старший мальчик с кирпичиком в руке и протянул его:
- Возьмите обратно, крутые, - прошептал он испуганно. - Мне за эту штуку братва чуть голову не оторвала. Еще мне сказали… Еще я должен… Короче, прошу прощения. Мы на вашу территорию больше не зайдем. Мы понятия знаем.

И убежал. Маша вернула кирпичик в сумочку. А всезнающий Валерик сказал, что они с Машей «отмазали разборку» и теперь стали крутыми.
- Крутыми, как ступеньки? - поинтересовалась Маша.
- Как деловые, - буркнул Валерик. - Послушай, а давай никому об этом говорить не будем.
- Давай, - согласилась Маша, и они пошли на качели.

Эти качели почти всегда были заняты. Поэтому покачаться на них считалось большой удачей. Маша думала, что они постоят в очереди и, может быть, им дадут забраться в креслица и полетать высоко-высоко. У качелей действительно стояли взрослые мальчишки. Но как только Маша с Валериком подошли, они притихли, расступились и пропустили их вперед. Один мальчик пытался возмутиться, но ему объяснили, что это «крутые» и посоветовали с ними не связываться.

Они вдоволь накачались, налетались до легкого головокружения. А когда Машенька стала спрыгивать с креслица, Валера предложил ей свою руку, как настоящий кавалер. Девочка знала, что кавалеры дамам руки протягивают и стулья под них двигают. Еще она слышала, что есть кавалерия, и ей представлялась целая страна, где живут много кавалеров, жутко вежливых, со стульями под мышкой и протянутыми руками.

- Благодарю вас, - сказала Маша. - Валера, ты где этому научился?
- У гувернантки. Папа ее для меня из города Лондона выписал. Она полгода у нас жила. А потом мама ее обругала за то, что она молодая, и выгнала. Вот такая трагедия.
- Да уж, как говорит мама, с молодыми женщинами всегда трагедии. Ну, что, пойдем на рынок?
- Пойдем. А где это? - спросил мальчик.
- Ты не был на рынке?
- Нет.
- А где же вы курочку и капусту покупаете?
- Нам прислуга всё покупает и сама готовит.
- И съедает тоже сама?
- Нет, кушаем всё мы.
- Значит, у вас аппетит хороший. А у меня с ним никак дружба не получается. Меня за него всю жизнь ругают. Только давай не на трамвае, а пешком пойдем. Так веселее.
- Давай. Я не против.
- Только ты от меня далеко не убегай, а то накажу, - сказала она, как мама.
- Хорошо, - улыбнулся мальчик.
- А тебя мама как воспитывает?
- Она меня все время ругает, - печально вздохнул Валерик. - Потому что ее папа ругает. Ну, а мне от них обоих достается. Мама говорит, что я непутёвый…
- Нет, ты путёвый! - уверенно кивнула Маша.
- Я нелепый…
- Лепый!
- Небрежный…
- Брежный!
- Безалаберный.
- Алаберный! - топнула она ножкой.
- А ты откуда знаешь?
- Женщины это сердцем чувствуют. Вот.
- А знаешь, - смущенно признался Валера, - ты тоже…
- Говори, чего там.
- Ты красивая! - выдохнул мальчик.
- Подумаешь! — протянула Маша, пройдясь ручкой по волосам и платью. — Это я еще не одета… и не причесана…

У стоянки машин перед гостиницей Валера остановился и, показывая рукой, стал называть их имена:
- «Мерседес», «линкольн», «хонда», «лексус», «понтиак»…
- Когда ты успел с ними перезнакомиться? - удивилась Маша.
- Папа начинал свой бизнес с машин. Он продавцом в автомагазине работал.
- И ты в них ездил? Ну, в этих машинах.
- А как же. Вон из гостиницы дядя Юра выходит. Хочешь, прокатимся?
- Валерий Сергеевич, кого я вижу? - развел руками большой мужчина в огромном пиджаке. - Ты с папой?
- Нет, я сегодня с дамой.
- Понимаю, - мигнул он одним глазом. - И куда направляетесь? Может, вас подвезти?
- Я как раз хотел вас об этом попросить.
- Ну, разве я могу отказать сыну такого человека? Садитесь, пожалуйста, господа. Вам куда?
- На рынок.

Маша ехала в машине по имени «линкольн» и удивлялась, как тут красиво. Кругом мягкая обивка, голубые стекла, какие-то блестящие ручки и много чего другого. Единственное, что ей не казалось красивым, это сам дядя Юра. Он был похож на Карабаса Барабаса, только без бороды и бритого налысо.
«Почему-то, чем красивей машина, тем страшнее хозяин», - подумала Маша про себя.
У входа на рынок машина остановилась. Дядя Юра вышел и закричал большому лысому охраннику, чтобы тот быстро нашел какого-то «Крюка». Пока Валера выпускал Машу из машины, снова «по-кавалерийски» протянув руку, дядя Юра уже говорил с загорелым мужчиной. Нос у него действительно был похож на большой крючок.
- Валера, вас проведут по рынку вот эти люди, - он показал пальцем за спину, где жевали жвачку большие лысые дядечки, чем-то похожие на мультяшных «двое из ларца». - Не бойтесь, они вас будут охранять. А ты папе привет передай.
- Спасибо, дядя Юра, обязательно передам.

Сначала Маша потянула Валеру в ряды, где торгуют шапками. «Двое из ларца» послушно шли рядом, толстыми руками раздвигая толпу. Наконец, они подошли к тетеньке, у которой мама Оля мерила шапку.
- Вот она! - вскрикнула Маша, указывая на рыжую, лохматую шапку с большими ушами.
- Смешная какая-то! - усмехнулся Валера, погладив как живую. - На испуганного лисёнка похожа.
- Мужчинам женщин не понять, - вздохнула Маша по-взрослому. - Главное, чтобы маме нравилась. - Достала из сумочки бумажный кирпичик, протянула торговке и, как взрослая, сказала: - Заверните, пожалуйста.

Сначала тетя взяла кирпичик в руку и посмотрела на охранников. Потом открыла рот и тихонько запищала. Но тут решительно вмешались «двое из ларца». Они быстро выхватили кирпичик из ее рук и аккуратно положили обратно Маше в сумочку. Протянули торговке большую зеленую рублевую бумажку и завернули шапку в хрустящий пакет с пальмой на берегу моря.
- Благодарю вас, - слегка присела Маша, как делают в кино. - Теперь, пожалуйста, туда, где малина.

Снова им расчищали дорогу сильные руки. Подошли они к самым вкусным рядам, где сладко пахнет солнечным летом. Маша выбрала самую крупную малину и по стаканчику протянула всем: Валерику, «двоим из ларца» и себе. Двое на этот раз не дали ей прикоснуться к сумочке с кирпичиком, протянули продавцу денежку и застыли со стаканчиками в руках, не зная, что с ними делать.
- Кушайте, кушайте, — подсказала Маша. — Очень вкусно!
- Есть! - отчеканили двое. Повертев головами, вынули жвачку, прилепили к прилавку и одним махом опрокинули в рот свои стаканчики.
- Нравится? - спросила Маша, оглядывая всех по очереди.
- Так точно! - хором крикнули двое.
- Сла-а-адко, - протянул Валера. - А знаешь, те ягоды, которые из магазина, они даже не пахнут. А тут… а-ро-ма-а-т! И смотри, как на солнышке они красным светятся, как рубины. Нет, лучше.
Потом «двое из ларца» проводили их до ворот. Остановили жестами рук поток машин и перевели через дорогу. Ребята попрощались с охранниками. А те помахали сильными руками, поглядели друг на друга и хором сказали: «Еще по стаканчику!»

- Знаешь, Валера, - вытянула губки Маша, - что-то обратно во двор не хочется.
- И мне тоже.
- Хочешь, я тебя проведу в одно секретное место. Это рядом.
- Конечно, хочу. А что там?
- Папа работает.

Среди новых панельных домов в центре большого двора стоял детский садик. Он остался еще от прежних домов, кирпичных, двухэтажных. Может, поэтому садик утопал в зелени и за высокими деревьями оставался почти невидимым. Ребята прошли через металлическую калитку внутрь и по лестнице поднялись на второй этаж.
На двери висела табличка, на которой крупно написано «Десятка», чуть ниже - «Студия живописи».
- Их что, десять человек?
- Да нет, всего трое. Просто раньше были знаменитые группы художников «Двадцатка» и «Тридцатка». Ну, папа с друзьями и решили себя похоже назвать. Чтобы тоже знаменитыми стать.

Они открыли дверь и оказались в необычной комнате. Все стены здесь были увешаны картинами. На полу стояли пустые белые холсты, рамы, на столах в беспорядке валялись разноцветные тюбики с красками, бутылочки с лаками и растворителями. Еще здесь стояли большие рамы на деревянных ногах.

- Это мольберты. На них холсты ставят, чтобы картины писать, - пояснила Маша.
Здесь пахло масляной краской и едким скипидаром. Но казалось, что витает волшебный дух творчества. Здесь жила тайна, поэтому было очень интересно и даже страшновато.
Пока они оглядывались, в соседней комнате кто-то кашлянул и зашевелился. Валера представил себе, что сейчас выйдет бородатый великан в белых парусиновых брюках и бархатной просторной куртке с беретом на голове. А руки его будут сложены на груди. И длинные ногти на длинных пальцах, которые задумчиво держат длинную кисть и овальную палитру.

Но из соседней комнаты вышел обыкновенный мужчина в черном джинсовом костюме, заляпанном разноцветными красками, как маляр. В руках он вместо кисти и палитры почему-то держал вилку и кусок черного хлеба.
- Машутка, вот молодец, что зашла! Давайте к столу, поужинаем.
- Папа, это Валера. Он лепый, алаберный кавалер.
- Очень приятно. Меня зовут «дядя папа Гена». Так Маша меня своим подружкам представляла.
- В детстве, - вставила Маша.

Они прошли с соседнюю комнату. И здесь всюду лежали, стояли и висели картины. Они сели за стол, приютившийся в углу. Папа Гена придвинул большую черную сковородку с жареной картошкой.

Протянул вилки и раздал по огурцу. Почему-то здесь Маша никогда не страдала отсутствием аппетита и все съедала за обе щеки. Вот и сейчас она так громко хрустнула своим огурцом, что Валерик чуть не рассмеялся. Но потом откусил сам и тоже весело захрустел. Потом увлеченно заработал вилкой в сковороде. Скажи ему еще вчера, что он будет уплетать жареную картошку, ни за что бы не поверил.

- Папа, мы тут по рынку гуляли. Нам «двое из ларца, одинаковых с лица» шапку для мамы завернули, - кивнула Маша в сторону яркого пакета с морем. - Ты ее маме подари, она обрадуется.
- Как так «завернули»? - удивился папа.
- Хозяин рынка - папин знакомый. Он к нам охрану приставил, - пояснил Валера. - Они исполняли наши маленькие желания.
- У Валеры папа начальник, - вмешалась Маша. - С республики. Его тут уважают и Валерику всюду охрану дают. А он меня охраняет. Потому что кавалер. Потому что его говер… гулливерша научила. А её по почте выписали, но потом назад посылкой отправили. Слишком молодая оказалась. Но Валеру кавалерии научила. Вот.
- А причем тут мамина шапка? - спросил папа Гена, сильно потирая висок рукой.
- Мама утром ее выбрала, но не купила. У нее было «туго с деньгами». А я попросила у Боженьки, и Он всё сделал. И охрану, и шапку, и даже малинку.
- Да, малинка - это чудо! - подтвердил Валера. - Даже вкуснее огурцов и жареной картошки.
- А всё чудо, когда у Боженьки попросишь, - задумчиво протянула Маша. - И Он всё-всё даст. Но это когда Он улыбается. А улыбается Он, когда я себя веду хорошо.
- Знаешь, Маш, ты поведи себя хорошо еще немножечко, - предложил Валера. - Тогда, может, ты попросишь у Боженьки, и папа снова меня любить будет.
- Хочешь, вместе попросим?
- А как?
- Завтра пойдем в церковь и попросим.
- А где это?
- Ты что, совсем дикий? - удивилась Маша. - Церковь где не знаешь. Может, ты и в Бога не веришь?
- Не знаю… - смутился мальчик.
- Машутка, ну, что ты на гостя напала? Как тебе не стыдно… - мягко сказал папа. - Чем укорять, ты лучше помоги Валерику. Может быть, ему тоже в церкви понравится. Ведь там же так красиво! Пойдем завтра вместе?
- А можно? - засиял мальчик.
- Конечно, если хочешь. А еще ты можешь для папы выбрать картину. Пусть это будет твой подарок ему.
- Здорово!
- Ты подумай, что твоему папе может понравиться? Что он любит?
- Раньше любил рыбалку, речку и грибы. Это когда мы с ним в походы ходили. Еще ему нравились закаты…
- Вот как раз такие картины у меня есть. Называются они пейзажами.
Папа Гена, как фокусник, что-то подвинул, что-то выдернул - и вот перед ними стоят три картины с лесом, речкой и закатом.
- Выбирай.
- Вот эту! - показал рукой Валера. - Нет, вот эту! Или… вот эту?.. Дядя Гена, они все красивые.
- Тогда я предложу тебе взять эту. Она самая теплая.
- Правда, теплая, - кивнул мальчик. - А что это?
- Это древний монастырь, затерявшийся в дремучем лесу. На закате колокольным звоном созывают народ на вечернюю службу. Видишь, монах в лодке гребёт к пристани, чтобы на службу успеть. А это из ближайшей деревни семья пешком идет. А вот - паломники издалека. И все направляются в храм.
- А как же они после службы в темноте обратно пойдут? - спросил мальчик.
- Не бойся, они в монастыре заночуют. Там есть странноприимный дом. А утром пойдут на раннюю литургию и причастятся. И тогда уже счастливыми обратно домой и отправятся.
- Целая история в одной картине, - сказал мальчик.
- Вот и забирай эту «историю», - кивнул папа Гена, заворачивая пейзаж в большой лист бумаги. - Всем рассказывать будешь.
- Спасибо.
- Папа, а где остальные художники?
- На стену пошли.
- Они, что - альпинисты? - спросил Валера.
- Сейчас они иконописцы. Им монастырь заказал стену расписывать в храме. Но иногда им приходится и альпинистами бывать. Знаешь, как высоко приходится забираться? Например, под купол. Это очень высоко. Метров сорок бывает и больше. А у меня вот какая работа. Смотрите.

Папа Гена подвел их к занавешенному мольберту и приподнял покрывало. С большой толстой доски на них глянули пронзительные глаза.
- Да это же моя любимая икона! - воскликнула Маша.
- Правильно. Только у тебя она поменьше. Это «Спас Нерукотворный». Господь приложил этот плат к Своему лицу, и на полотне остался Его лик. Это первая икона, которую Сам Господь сотворил и подарил царю Авгарю.
- Да Он же тут, как живой, - громким шепотом произнес мальчик. - Это же Иисус Христос.
- Да, - сказал папа Гена и обернулся к Маше: - А ты говоришь «дикий»… Валера сердцем чувствует, как настоящий христианин! Вот увидишь, он завтра в храме, как свеча стоять будет.

Из мастерской они вышли втроем. Папа Гена нес в руках завернутую картину. Рядом подпрыгивали веселые Маша с Валерой. Во дворе на скамейке сидел грустный Валерин папа. Увидев сына, он вскочил и бросился к нему:
- Сынок, где же ты был?
- Гулял, - понуро сказал Валера, готовясь к наказанию.
- А я волновался, - выдохнул он устало. - Я тут столько передумал, пока тебя ждал. И захотел попросить у тебя прощения. Я на тебя накричал. Ты меня прости, сынок, у меня неприятности.
- Папа, ты не расстраивайся, - ответил мальчик, облегченно вздохнув. - Мы тебе подарок несем. Познакомься. Это мои друзья: дядя Гена и Маша. А это мой папа Сережа. Ты посмотри, пап, какая красота.

Папа Гена развернул картину и поставил на лавку. Папа Сережа посмотрел на картину и замер. Потом сказал:
- Да ты знаешь, сынок, что это за монастырь? Мы тебя здесь однажды в отпуске с мамой крестили. Можно сказать, что это твоя вторая родина. Боже мой, какие мы тогда были… хорошие.
- Чудеса продолжаются, - протянула Маша. Потом достала из своей сумочки бумажный кирпичик: - Дядя Сережа, возьмите, пожалуйста. Это ваши друзья днем уронили. Этот кирпичик свое дело сделал. Больше он не нужен.
- Спасибо, Машенька. То-то «друзья» обрадуются… Но какая же все это ерунда! По сравнению вот с этим, - он снова посмотрел на картину. - Знаешь, Валерик, мы с тобой туда поедем. Завтра же! Нет, завтра я все дела закончу, а послезавтра поедем! - Потом посмотрел на художника: - Хотите, Геннадий, все вместе поедем? А это вы писали?
- Да, три года назад.
- У вас еще что-нибудь есть в таком роде?
- Папа, там очень много картин. Здесь недалеко, в студии.
- Если вы позволите, Геннадий, я бы купил несколько ваших работ. Они… теплые!
- Милости просим.
- Тогда пойдемте прямо сейчас. Для меня это, как глоток свежего воздуха. А то я уж задыхаюсь. Пойдемте!
Оживленно разговаривая, как старые друзья, мужчины ушли в старый детсад. Маша с Валериком присели на лавочку рядом с картиной, снова завернутой в бумагу.
- Так ты за мной завтра утром зайдешь? - спросил мальчик.
- Обязательно. Будь готов в половине девятого
- А как мне одеться?
- Как на праздник.
- Знаешь, Маша, ты мне такой день подарила. Одни чудеса.
- Это не я. Это Боженька. Он утром мне улыбался.
- Маша, я тебя очень прошу! …Ты веди себя хорошо, чтобы Он всегда улыбался.
- Я постараюсь. 10.06.2013

Все права на эту публикацую принадлежат автору и охраняются законом.