Дом на Краю Океана

- Сегодня Рождество, - Эндрю задергивает шторы на окнах.

Пол под его ногами ненадежен.

Анна прячется под теплым красно-зеленым пледом с вышитыми оленями, забирается на диван с ногами, отворачивается от окна. Но вместо окна видит стену, от которой с каждым сантиметром все сильнее отходят обои, идут трещинами, кашляют старым клеем. Еще несколько дней назад на них можно было различить немного выцветший, но красивый узор из переплетающихся между собой тоненьких золотистых веточек. Только теперь он уже стерся. Ничего не видно.

Окна закрыты плотно, и снаружи не доносится ни звука.
Эндрю выдвигает из-под покосившегося деревянного шкафа старую коробку с пластинками. Старый патефон еще работает, несмотря ни на что - а новый музыкальный центр разбился об стену от первого же серьезного толчка. А патефон фыркает, скрипит иглой, словно потягивается после долгого сна, и круглый виниловый диск начинает движение. Рождественские гимны, старые записи, густой сладкий звук, сохранившийся только на пластинках - никакие новые форматы не воспроизведут эту глубину и насыщенность.

Анна высовывает из-под пледа руку и кончик носа, открывает кованую дверцу стеклянного фонаря, и меняет в нем свечу. Огарок она сохраняет в специальной коробочке - это ее неприкосновенный запас. Ей намного спокойнее, когда она знает, что есть еще эти маленькие огарки. Хорошо, что Эндрю любит красивые фонари и свечи, у него их много, даже старых запасов хватит недели на две, а они докупили еще.

Эндрю подбирает с пола еще один осколок люстры, который раньше не заметил. Люстра тоже была красивая, хрустальная и многоярусная, как в "Призраке Оперы" - его любимой книге. Эндрю когда-то рассказывал Анне, что ездил в Париж, и ходил в Гранд-Опера, а потом собирал люстру сам, пытаясь сделать уменьшенную копию. А она разбилась, когда толчки были особенно сильные, и Анна помогала Эндрю собирать хрусталь по всему полу, а он старательно отворачивался, и руки у него мелко дрожали.

Как пол под ногами.
Как сама Анна под пледом.
Отопления нет второй день. Декабрьская вьюга выискивает малейшие щели, чтобы укусить, а щелей теперь предостаточно.

Эндрю уходит на кухню, и Анне тут же становится страшно. Ей теперь всегда страшно, когда его нет рядом, или когда она остается одна - впрочем, сейчас это одно и тоже. В этом доме нет никого кроме них. Они все проспали, у Эндрю не работал телевизор, а интернета у него нет - он всегда ходит в компьютерные клубы, он любит старину, а компьютеры его раздражают. Они проспали все объявления, все предупреждения, и только в последнюю минуту, когда к ним постучались уезжающие соседи, узнали правду. Соседи уехали на маленьком Жуке, увозя с собой в более безопасные края большого лабрадора и фикус в горшке. Эндрю смеялся, и говорил, что если все и правда так, как они сказали, то безопасных мест нет.
Потом они бежали до магазина под ледяными острыми градинками, и им повезло - еще оставалась какая-то еда и свечи. И вино. И даже имбирные пряники. Анна не понимала, как можно думать о вине и имбирных пряниках, и дурацкой гирлянде за пять долларов, когда им может не хватить мяса и воды.
- Знаешь, как красиво будет? - загадочно улыбнулся в ответ Эндрю, и убрал гирлянду в рюкзак.
А потом они больше не могли выйти из дома, и вместо сломанного телевизора смотрели в большие окна.
А потом задернули шторы, потому что больше не хотели на это смотреть.
И зажгли гирлянду.

Эндрю приносит из кухни огромную кастрюлю, доверху налитую вином.
- С пряностями, особый рецепт, как дедушка учил. Я тебя им раньше не угощал, специально до Рождества берег, только в это время и полагается такое пить...
Анна без особого энтуазиазма лезет в кастрюлю своей кружкой с веселыми мишками - единственной приличной кружкой в доме. В остальном кухня Эндрю уставлена медными кубками и деревянными резными кружками. Одним из таких кубков, потемневшим от времени, он зачерпывает свою порцию.
- Вина еще много. Вина хватит надолго.
Анна молчит. Глинтвейн получился и правда что надо. В другое время он навел бы Анну на мысли о чудесах и сказках, а за окном было бы синее бархатное небо, по которому алмазами было бы выписано ее имя, и Эндрю обнимал бы ее за плечи... Но сейчас ей не до романтики. И не до чудес.
Эндрю некоторое время молча изучает ее лицо, потом хлопает себя по голове, и вскакивает на ноги.
- Печенье забыл! - и убегает на кухню. Возвращается в коробкой, ставит посередине дивана. - Вот... имбирное.
Анна вяло берет печенье. Ей хочется есть, но печенье это не еда, печенье - это баловство. Она вообще не понимает, зачем надо было это печенье покупать.
- Ты можешь пожарить курицу? - тихо спрашивает она. - Я хочу есть.
Эндрю удивленно смотрит на нее.
- Постой, какая курица в такой день? Я уже поставил гуся.
- Какого гуся?!
- Рождественского.
Эндрю быстро оправдывается: я купил его несколько дней назад, десять килограмм, отличнейший гусь, как положено, и начинка у него хорошая, сытная, нажористая - шампиньоны и каштаны, сочетание изумительное! И хватит ее надолго. А то какое Рождество - и без гуся... А тут видишь, как удачно совпало? Несколько дней будем его есть, нас только двое, а вина много, вина хватит...
Анна хватается за голову, и не понимает, просто не понимает, как можно думать о рождественском гусе, когда вот-вот откажет последнее электричество, и не на чем будет готовить еду. Почему он вообще помнит и думает о Рождестве, хотя для Рождества в этом мире уже точно не осталось места. Рождество - это религиозный праздник, а они не крещеные, не католики, и не верят вроде. Она твердит об этом Эндрю, а он отмахивается. Говорит:
- Это светский праздник. Красивая традиция. Все добрые и счастливые, поют гимны и всей семьей собираются за столом. В эту ночь совершаются чудеса и исполняются желания. Неужели ты не любишь Рождество?
И Анна молчит, потому что отчетливо видит: они говорят на совершенно разных языках.

Ураган пришел с севера, и принес с собой конец всего. Там, где раньше была жизнь, ныне царила смерть. Улицы превратились в реки, а переулки в каналы. Акулы рассекали ледяные воды острыми плавниками, и умирали, столкнувшись с неуправляемыми машинами.
Сначала говорили, что это просто ураган. Один из многих, с завидной регулярностью обрушивающихся на Нью-Йорк. Люди спешно покидали дома, но многие остались в городе. Многие думали, что это временное явление. А потом в новостях сказали, что это по всему миру. Ураганы. Тайфуны. Цунами. Засуха. Саранча. Наводнения. Пожары. Все и сразу, в каждом регионе своя беда, но мира и спокойствия нет нигде. Но люди не теряли надежды, они уезжали в поисках безопасных островков, и пропадали без вести. Анна не знает, остался ли хоть кто-нибудь в живых. Они не смотрят новости. У них нет интернета.

Эндрю поднимается и переворачивает пластинку.
- Дедушка ставил мне ее каждое Рождество. - не оборачиваясь, поясняет он. - А потом садился у моей кровати и читал мне вслух "Рождественскую песню". Мне всегда было жалко Скруджа.
- Я не читала "Рождественскую песню", - помолчав, тихо признает Анна.
- Ты многое теряешь! - оживляет Эндрю и достает с полки книгу - почти не глядя, безошибочно определяя, какая ему нужна. - Хочешь, я почитаю тебе вслух?
- Почитай, - неожиданно для себя соглашается Анна. - Только проверь сначала гуся.

Эндрю выходит на кухню, а Анна встает с дивана и подходит к окну. Помедлив, отдергивает шторы и смотрит.
Ураган унялся. Ветра нет.
В темно-синем небе, страшно-спокойном, висит огромный, низко нависший над миром, диск луны.
У Анны болит голова, болит с тех пор, как Луна и Земля начали сближаться.
Луны освещает обломки и остовы, и огромное блюдце прозрачного океана, простелившегося у самого порога.
Два дня назад был Конец Света. Сегодня Рождество.
Сейчас она закроет шторы и пойдет на кухню, помогать Эндрю разделывать гуся, раскладывать мясо по тарелкам, потом они будут пить глинтвейн и загадывать желания, которые обязательно сбудутся, снова и снова ставить пластинку, и он почитает ей вслух Диккенса.
Разноцветная гирлянда будет весело перемигиваться огоньками.
И их дом на краю океана будет пребывать в покое и безопасности, вокруг будут кружить акулы, а они будут вдвоем и счастливы, пока не кончится вино и музыка.
А этого у них много.
Очень много.
Так много, как только может быть у двух последних оставшихся на земле людей. 09.06.2013

Все права на эту публикацую принадлежат автору и охраняются законом.