Вся Королевская Рать

Парадом командовал безумец.
Презирая все нормы и уставы, все столетиями выхолощенные специально для него книги по военному дело, все реформы, которые аккуратно взлелеяли и вырастили поколениями его предков, он поднялся на стену, воззвал свою армию прислушаться к нему, и несколько часов перекрикивал ветер, призывая к немедленному сражению.
Он был в белом, у него были рыжие волосы, а рукой он опирался на башню, потому что ветер был такой, что грозил сдуть его вместе со всеми его проповедями.

В толпе говорили, что когда он был маленький, он часто убегал из дворца и приходил на эту стену читать книги.
- Он любил сказки, - говорил пожилой священник, устало потирая переносицу. - Всякие истории про драконов и рыцарей, выдумки местных рыбаков и аптекарей.
- Да, вы правы, - соглашалась с ним толстая владелица книжного магазина на площади, - Эти выдумки никогда никому на пользу не шли. Это все море. Они смотрят на него и сходят с ума.
- Его братья не любили, - продолжал священник. - он от них убегал. Все ходы в этих стенах знал, все черные двери в лавках, никогда его не могли найти. Пока его братья были живы, при нем адьютант ходил. А потом Юхо забрало к себе море...
- Какой был юноша чудесный, какой был бы правитель! - согласилась женщина, и священник покосился на нее неодобрительно.
Так вот, Юхо забрало к себе море, а Калью был все себя от горя, и ему не помогли. Говорили, что он сгорел в несколько дней. Все-таки бывает еще на свете братская преданность!
- Да не к добру такая преданность! - посетовала женщина. Ее звали Улла, и ее единственная дочь уехала за море с каким-то моряком. Она предпочитала думать, что ее зять похож на Юхо, и поэтому отказывалась с ним знакомиться. Улла не терпела разочарований.
- Так вот, - снова недовольно покосился на нее священник, - Калью устроили такие пышные похороны, каких не удостоился даже Король-Отец. Хотя он умер от старости, и прекрасная Лооре умерла от старости, а Калью от горя. Когда умирают от горя, это всегда событие для народа. А адьютант почти в тот же день поругался с мальчишкой почти до смерти, и мальчишка как обычно убежал в одно из своих укрытий, а адьютант не пошел его искать.
- Адъютанта звали Иманд! - вмешалась в разговор худенькая девочка в монокле, который ужасно ей не шел.
- Вот уж нет! - возмутился священник, раздосадованный тем, что его вечно перебивают. - Адьютанта звали Мяртен!
- Что вы такое говорите! - всплеснула руками Улла. - Его звали Николай, это каждый помнит!
- А я говорю вам, Иманд, нам рассказывал учитель в школе!
- Мяртен, говорю вам!...
- Николай! Я еще подумала, такое имя красивое, теперь нечасто так детей называют...
Они заспорили до хрипоты, как же именно звали адъютанта, и забыли начисто о предмете своей беседы.

А он стоял на стене, и ему было абсолютно все равно, что толпа мерзнет внизу, разбивается на группы, недовольный гул и резкий смех отбрасывал от него ветер, а где-то совсем близко вздымалось море.
Его звали Херберт, он был третий сын короля, и этот факт решил его судьбу раз и навсегда, отправив учиться военному делу у легендарных книжных военачальников, а мораль свою строить по заветам древних сказителей.
Он прекрасно знал и священника - старый Пяйве, которого вечно перебивали во время проповеди, иногда разрешал ему посидеть в церкви, и угощал пирожками с пшеном - и Уллу, которая откладывала для него редкие книги, и девочку в монокле, потому что она работала во дворце приходящей белошвейкой, и была в него влюблена. Он знал каждого человека, который пришел сегодня под эти стены, и они знали его. Они смотрели, как ветер развивает его белую рубашку, как флаг, как на ладони появляются ссадины от камней, на которые он упирался.
Он кричал о том, что надо идти сейчас. Вставать, собираться, что-то делать.
Что соседнее княжество уже объявило войну, а оно и больше и сильнее, и король пока еще король, и сыновья у него молоды и здоровы.
Море шумело, вздымалось волнами высотой в башню, словно в поддержку его словам. Лодки выбрасывало на берег, они расщеплялись вдрызг, корабли шатало, над морем стоял гул и горели сигнальные огни. Темнело резко, как перед штормом.
Придворный врач по имени Нильс пробирался через толпу обратно ко дворцу. Ему предстояла тяжелая работа - собрать все бумаги и документы.
На воротник рубашки Херберта упала первая капля дождя.

Толпа внизу не расходилась.
Кучка оставшихся при дворе воинов стояла в стороне и о чем-то шепталась. Они не следили за безопасностью, да и не было необходимости.
Двадцать воинов смотрели на командира.
- Но мы же не может просто так сдаться, верно? - спросил старший сержант.
- Не можем! - поддержал его маршал.
- А может, пронесет? - генерал был осторожнее, у него были жена и дети, он не хотел войны. Война пришла сама.
Солдаты неодобрительно загудели.
- Сдаться - не можем, - решительно сказал командир.
Херберт кричал о том, что надо организовать больницы заранее, и озаботиться всем необходимым раньше, чем окажется, что раненых некуда класть. Он кричал о том, что женщин и детей надо немедленно увести в старые помещения под городом, где они будут в безопасности, и смогут обеспечивать армию снаряжением и едой. Он кричал о том, что под мушкеты и ружья должны вставать все, кто может держать мушкет и ружье, что хоть от королевской рати осталось двадцать человек - это лучшие двадцать человек, которые только и способны научить военному делу книготорговцев, лавочников, трактирщиков и аптекарей.
Маленькая девочка двенадцати лет по имени Анника очень хорошо слышала, слышала каждое слово, и громко смеялась, словно бы ее любимую веселую книгу про рыцарей читала ей вслух книготорговка Улла, как каждый день по воскресенья. Море вздыбилось и заглушило ее смех.

Нильс, придворный врач, собрал в сумку все необходимые документы и сдал их своей жене Хельве, которая работала при дворе белошвейкой. Хельве отнесла их на кухню своей кузине Томасе, Томаса отдала их кузнецу Куннару, а кузнец Куннар тайными ходами двинулся к выходу из города.
Примчавшийся со стороны моря конец врезался в толку на сером взмыленном коне и сообщил, что соседнее княжество выступило в направлении города, у них мощная армия и военачальник, за которым они идут с радостью, хотя знают, что на смерть, а их король остался в своем дворце, но все три его сына едут во главе армии.
Херберт крикнул, что волноваться не надо.
Что только единение и сила единого города может победить врагов, вторгающихся на территорию. Что надо немедленно собираться и идти.
Что во главе должен встать человек, за которым пойдет народ.
Херберт кричал и кричал, а море шумело, и дождь капал за воротники не по погоде одетых горожан.
Придворный врач Нильс вытирал пот со лба, смешивая его со слезами.
Неделю назад последнему их сыновей Короля-Отца сообщили его страшный диагноз, и теперь врач мог лично убедиться: нет целеустремленнее, страшнее и убедительнее человека, у которого есть цель, а жизни не осталось.

Люди в толпе перешептывались, кто-то называл Херберта психом, кто-то - героем, который готов бежать впереди всей армии, кто-то предлагал уехать из города пока есть такая возможность.
- А вы посмотрите на море, - вздохнула Улла, - оно переворачивает корабли, оно не даст нам уехать. Это все Юхо там, на морском дне, шутит.
Кажется, первый раз в жизни он солидарен с братом, - кивнул священник по имени Пяйве, и неловко скосил глаза на стены гробницы среднего брата. Они стояли нетронутыми, но дождь смывал с них возложенные девушками цветы, и они плыли по булыжной мостовой, путаясь с песком под ногами столпившихся горожан.
- А я бы за ним пошел, - сказал маршал, закуривая трубку. - Знаете, неплохо говорит.
- Тебе только разговоры бы слушать! - одернул его старший сержант. - Нам нужен военачальник, а не сумасшедший.
- А ты уверен, что это разные вещи? - спросил маршал спокойно. - Нам все равно умирать.
Генерал посмотрел на них очень неодобрительно, но промолчал. Он не понимал этих беззаботных холостяков: у него дома были жена и дети, и он не хотел, чтобы с ними что-то случилось.

Херберт крикнул в последний раз о том, что необходимо вооружаться, необходимо возводить баррикады и выводить из конюшен застоявшихся коней, что необходимо перековывать железные вывески на доспехи, что необходимы лекарства и отряд врачей, а потом пошатнулся и шагнул вперед.

Посреди толпы образовалось пустое пространство вокруг человека с мушкетов в руках. На нем была черная форма с серебряными пуговицами - почти все в толпе ее узнали. Красивый человек тридцати лет, с аккуратно уложенными черными волосами, тонкими запястьями и железным взглядом. Над мушкетом поднимался дымок и таял под каплями дождя.

Затаив дыхание, горожане наблюдали, как Херберт падал.
Взмахнул руками неуверенно, запрокинул голову назад.
Рыжие волосы вздернул ветер, распустил по ветру, мазнул ими по щеке.
Глаза юноши широко открылись, он смотрел в дождивое небо, и затылком встретил каменный парапет стены, и на рыжем стало проступать красное.
Красное потекло и по белой рубашке, смазываясь усиливающимся дождем.
Херберт падал, неловко размахивая руками и ногами, как большая белая птица.
Море взвыло и взревело, железная махина корабля вылетела на берег, изломав рыбацкую хижину, и раскололась надвое.

Херберт падал, и в толпе тихо-тихо начинался гул восторженного ликования.Словно с каждым мгновением его падения до сердца горожан доходили его слова.
Неприятный звук удара тело о мостовую заглушил рокот готовящихся к бою, собирающихся с силами людей.
Человек в черном мундире с серебряными пуговицами опустил мушкет и вытер пот со лба.
- Меня зовут Эмиль, - громко сказал он, глядя прямо на старика Пяйве, Уллу и девочку с моноклем. - Я был его адъютантом. Я стану вашим военачальником.
Командующий армией сразу понял, что это был не вопрос, и с ликующем возгласом вскинул руку вверх. Все больше сжатых в кулак рук поднималось в серое небо, все больше слышалось агрессивно-ликующих голосов, люди собирались вокруг Эмиля, и наперебой задавали ему вопросы:
- Из чего будем делать доспехи?
- Как бы запастись провизией?
- Не надо ли заранее обеспечить больницы лекарствами?
А генерал армии спросил, куда спрятать жену и детей. Он все больше за них волновался.
Эмиль слушал их и спокойно, твердо и решительно отвечал на их вопросы. Казалось, у него есть давно продуманный план. Казалось, он единственный, кто может их спасти.
- Не волнуйтесь, - говорил он, и все ему верили, - Только единение и сила единого города может победить врагов, вторгающихся на территорию. Надо немедленно собираться и идти.

Толпа поддержала Эмиля единогласно.
Старший сержант и маршал стояли над телом Херберта. Маршал курил, старший сержант накинул ему на плечи свой форменный мундир.
- Вся королевская рать - это два человека. - обронил маршал, не оборачиваясь. - Как думаешь, это много?
- Мало, - горько ответил сержант, - но нельзя не отметить, король был хорош. И адъютант не подкачал.
- Остается надеется, что хоть кто-то вспомнить его имя, и соберет потом по кусочкам всю эту историю.
- Два человека. Я тебе напомню, если что.

Старший сержант повернулся и пошел обратно в толпу, к новому военачальнику, которого с энтузиазмом обступил генерал, Улла, старый Пяйве и девочка в монокле.

Море улеглось, и дождь прекратился - словно ни шторма, ни ливня не было. Королевская семья снова вместе, а во главе армии встал человек, который поведет народ.
Маршал заглянул в глаза Херберта и в них отразилось чистое голубое небо.

Вся королевская рать - это два человека, а еще вон тот священник, та девочка, и вот тот генерал, и вон те рыбаки, с тоской осматривающие поломанный корабль... Не так уж мало, если подумать.

- Что-нибудь да соберем, - сказал маршал, и улыбнулся.

Толпа быстро расходилась по своим делам - кто-то в кузницу ковать доспехи, кто-то и\готовить лекарства и вялить рыбу и мясо, кто-то возвращался во дворец. Заплаканный Нильс вместе с кузнецом Куннаром передавали военачальнику Эмилю все важные документы из дворца, которые так нужны новому правителю.
Эмиль сухими глазами сощурился на солнце, поблагодарил и отправился во дворец. 09.06.2013

Все права на эту публикацую принадлежат автору и охраняются законом.