ХОЛОД БЕЛОЙ РУСАЛКИ

Недалеко от берега вынырнула белоснежная тоненькая фигурка и легко побежала по крутым волнам. В мгновение ока очутилась она на соляном берегу, сверкающем от солнца, и пропала в сине-красных зарослях кустарника. Вдали поднимались высокие прутики с завязями веток - серебристо-белые, прочные, совсем непохожие на растительность этой холодной планеты. За рощицей поднимались величественные плато.
Море было пустынно. Его меняющуюся - то синеватую, то отливающую кровью - черноту прочерчивали лучами сквозь натужные валы волн солнечные блики; они то играли на волнующейся коже воды, то неподвижно стыли на вмиг успокоившейся глади. Сине-бордовая стена ажурно переплетённых деревьев стояла, не шелохнувшись. Вдали чёрные скалы кутались в красноватую пелену тумана, в которой вспыхивали белые и голубые искры. Воздух отсвечивал зелёным, особенно, когда утихали тёплые бури, и приобретал полную власть холод.
Сегодня утром вновь расцвело солнце. Веера розово-алых туч, принёсших с собой холод ливней, уползающий в ложбины туман и стаи резвых угольно-чёрных смеющихся ветерков, не могли скрыть всепобеждающую лучистость. Здесь цвета ласкали своей чистотой и радугой оттенков.
А в этом гроте было темно и влажно. В чёрной породе богатыми прожилками выступали золотистые породы металлов, блестели кристаллы прозрачных камней, а невдалеке, за острыми камнями, чернело крохотное озерцо. На пологом камне, уходящим одним концов в воду, лежала русалка. Она спала.
Кто-то поднялся из глубины, плавно обнажил над водой мокрое тело и вновь ушёл вниз. От его движения в озерце взбрызнулись томные капли и округло всплеснулись волны. Вспугнутая шумом русалка проснулась, всмотрелась большими тревожными глазами в воду и скользнула из грота в сияющий холодный воздух раннего утра. Над ней пронеслись два создания. Их крылья из прозрачной искристой шуршащей плёнки дрожали на ветру и звенели, как голос миниатюрного колокольчика. Они взвились вверх, поиграли, а потом уселись рядышком на одном из шаров-листьев сине-красного дерева.
Вокруг трепетали нежно-синие заросли, проткнутые стрелами белых металлических деревьев, лежали россыпи чёрно-золотых камней на коричневой земле, а невдалеке к белому дереву лепился грубо сложенный невысокий колодец. От него веяло свежестью, теплом и едва уловимым ароматом морской пены и воды; иногда слышался лёгкий всплеск, как удар плавника о волну.
Русалка наклонилась над колодцем, но, ничего не разглядев, разочаровано подняла голову. Пичужки, прилепившиеся к сине-красному дереву, расправили плёнчатые радужные крылья и одна за другой взмыли в холодный воздух. Русалка проводила их длинными раскосыми глазами, прозрачными, как воздух. Вдруг они бурно зачернели; заплясали в них синие вихри, засверкали золотые искры; свет и море ожили в этих удивительных глазах. Казалось, она смеётся.
У неё было гладкое, заострённое лицо, похожее на бутон; на изящной безволосой и безносой головке переливались раскосые глаза; на нижней части лица нежно пучилось небольшое овальное утолщение, формой напоминавшее кратер; натянутая плёнка в нём непрерывно дрожала, поглощая звуки.
Русалка тонкими руками, на концах которых покачивались упругие чисто-белые ласты, притянула к себе шишковатую ветку сине-красного дерева, заслонив ею лицо. Узкое тело её ждало движения, а атласная кожа жадно впитывала холод. Неясная голубоватая дымка окутывала снежную русалку, повторяя каждое её движение.
Угольный ветерок подлетел к ней и что-то застрекотал, зашуршал - сплетничая или предупреждая? Русалка ластой тронула чёрную густоту - будто погладила, и ветерок благодарно посвистел и умчался прочь. Прислушавшись к чему-то далёкому, русалка вздрогнула всем телом, глаза её заиндевели, лицо причудливо и мило заволновалось от непонятной тревоги, и, взмахнув ластой, она исчезла, скрылась в липучих зарослях, которые не прилипали к ней, а мягко скользили по коже, как по воде.
Её звали Рирэ. Знакомыми тропками, ведущими к морю, она быстро понеслась вниз и скоро очутилась у ледяной ослепительно-чёрной воды, замершей в предчувствии тепловой бури. Вокруг всё замерло, немногочисленные животные либо покрылись панцирями, либо забрались в пещеры и гроты, чтобы не свариться заживо. Планета ждала тепловую бурю.
Рирэ упала с обрыва в море и тут же оказалась на большой глубине, легко скользя в толще тяжёлой воды. Она задумчиво остановилась у огромной норы, зияющей в береговой скале, - как всегда, безмолвной и спокойной. Решив плыть к дому - уютному гроту среди подводных скал и камней - она грациозно вытянулась белоснежной стрелкой и поплыла дальше.
Вдруг она услышала позади необъяснимый грохот, оглушивший и ошеломивший её. Она со страхом обернулась. Из норы вылезала гигантская клешня; она была шершавая и с проплывавшей мимо рыбы содрала с мясом кожу. Рыба перевернулась и, истекая зелёной кровью, затуманилась, пропадая в глубине. Рирэ рванулась. Клешня вытягивалась, и Рирэ увидела над собой её развёрстую пасть, которая стала смыкаться; дальше над головой раскинулся широкий чёрный глянцевый конец с плоскими овалами зубов, и она заметалась, в смятении ища выход. Она ринулась влево и, когда оба острых конца клешни сомкнулись, успела вынырнуть из её пасти. Вытолкнутая вода отшвырнула её, как щепку. Не помня себя от счастья, Рирэ бросилась прочь, подальше от страшной норы. Вскоре показались спасительные колючие кораллы, за которыми находился её грот. Она юркнула в отверстие и свернулась на сером песке. Она снова победила смерть.
Она проспала совсем недолго, и вдруг что-то разбудило её. Рирэ осторожно выглянула наружу. Вода чернела, как обычно, и казалась безопасной. Выскользнув из грота, Рирэ полетела вперёд. В ближайших гротах она никого не обнаружила. Импульсы разума русалок не достигали её, и не потому, что расстояние глушило их, а потому, что Рирэ была отверженной. Отверженной, но невообразимо глубже и крепче прочих связанной и с русалками, и с их истоками, и с самой холодной жизнью планеты.
Она не воспринимала общий мозг, связывающий стаю в целый организм, зато знала многое из того, чего не могла знать вся стая. Она всегда была одна, но именно сегодня, перед первой в её жизни тепловой бурей, она поняла, почему.
Укрытая жгучими водорослями котловина, над которой проплывала Рирэ, привлекла её. Она нырнула в колыхающееся отверстие из белой травы и очутилась на голой площадке из ила и камня. Стая русалок разом повернулась к ней. Заиграли десятки глаз, выплёскивая на неё любопытство, настороженность, печаль и сочувствие, и вдруг они окрасились однообразным зелёным цветом. Стая хотела, чтобы отверженная узнала то, что знали они. Рирэ вытянулась в струнку.
“Лети, - сияли их глаза, - лети к норе, там для тебя вырос легон. Ты - Мать...”
Рирэ пронзила боль. Истина дохнула на неё и обожгла всю до кончиков ласт. Она поняла. И русалки, устав, поникли, распластались по каменному дну, дрожа округлыми припухлостями ниже глаз и бессильно вздымая полупрозрачные в воде ласты. Одна из русалок поднялась, измученно и нехотя поплыла над белыми телами, чуть шевеля ластами, за нею всплыла другая, третья, и вот вся стая обречённой вереницей проскользнула мимо Рирэ. Раскосые глаза их леденели белым цветом смерти, и казалось - безглазые статуи выстроились в ровную шевелящуюся колонну, чтобы низринуться в бездну... Легон ждал их.
Рирэ следовала за стаей. Когда они приблизились к норе легона, Рирэ остановилась, а русалки одна за другой исчезли в провале скалы, как льдинки в чёрной пасти.
Опустившись на колючки полипов, Рирэ стала ждать, прозревшая и открытая тайнам морских шорохов и звуков. Она видела тысячи белых следов различных форм, запахов и очертаний; она и не подозревала, сколь огромное количество жителей обитает в тяжёлом море. Она слышала переговоры, пересвисты; перешёпот, видела круговороты, перемигивания, сны и пробуждения...
Она слышала, как легон глотал русалок, - словно лопались тугие икринки.
Всё. Последняя. Легон насытился и готов к соединению. Едва сдерживая порыв, она протянула ласты, и её понесло, подхватило течением и внесло в притихшую нору. Она прекрасно видела в темноте. Шершавые скаты пещеры, не сглаженные напором воды, тускло мерцали кристаллами и золотыми россыпями; сверху свисали сталактиты; ни белых следов, ни белой растительности. Пусто вокруг. Всех сожрал легон.
Тишина давила на глаза, но очищала мозг. Рирэ постепенно забыла, кем была в холодном мире, что радовало и волновало её, ибо она уже была там. В легоне.
Проход кончился внезапно. Перед Рирэ покачивалась раскрытая клешня. Ничтожной пылинкой остановилась перед нею русалка. Что-то падало около неё. Не глядя, она поняла, что это с овального зуба соскользнула белая ласта, но не испугалась. Не раздумывая, влекомая жаждой и страстью, она вплыла в манящую пропасть клешни.
Она летела во мраке, и клешня легона смыкалась за ней бережно и неслышно. Пространство вокруг неё сузилось, и она наитием почувствовала, что это сосуд, в котором начинается слияние. Лёгкость и боль пронзили её; казалось, душа освобождается от тела и дышит просторно, чисто и вольготно. Ласкающие воды легона гладили её тело, отрывали и растворяли его частицы, радугой ударяли по длинным глазам.
Она всё менее помнила о себе, сливаясь с легоном; не было ни конца, ни края её беспамятству, могуществу и наслаждению. Приближался конец. Она увидела впереди красное продольное сито. Растущее напряжение внутри её тела последним толчком швырнуло её на сито, и она просочилась сквозь него, и непостижимо высоко захлестнул её каскад летящих, сладостных ощущений, и так же внезапно умертвили её пустота и белоснежно-огненный свет, взорвавшийся изнутри.
Легон содрогнулся и рассыпался. Рирэ выплеснуло на светлую тень, больно сжало и разорвало на части. Она стала Матерью.
Рирэ медленно очнулась. Приподняла голую голову и распахнула глаза во всю ширь. И тут же распахнула глаза сотня русалок, рождённых только что легоном и ею. Они все были ею, а она не была одна. Её мозг стал общим. Она существовала, как стая русалок с единым разумом. И ни одна из неё не могла теперь выйти на воздух.
Новая стая, тесно прижавшись белоснежными телами и возбуждённо трепеща от света и жизни, плавно вылилась из норы в открытое море. Нора имела второй выход - с другой стороны высокой скалы, выступающей с берега; он был гораздо меньше первого и густо покрыт белыми колючками водорослей. Рирэ знала, что острые извивающиеся колючки не в силах оцарапать кожу русалок, и белоснежные существа без боязни скользнули в них.
Зрячие колючки целой плантацией раскинулись по дну моря. Стая белым ветерком промелькнула в них и исчезла в дальних водах. Эрриби испуганно остановилась. Белые следы русалок растаяли, а она всё не решалась двинуться за ними. Острые волнистые колючки следили за ней. Это было страшно. Какую опасность излучали они? И почему они пропустили всех, а на неё так подозрительно косятся?
Замирая от страха, Эрриби протянула ласту. Что-то клацнуло рядом и протяжным звоном отозвалось в глубинах легоновской норы, где лежал микроскопический рачок; водоросли качнулись и устлали землю поникшими нитями, закрыв морщинистой плёнкой морское дно.
Внезапный прилив волны из пещеры подхватил русалку и вынес прочь на морской простор. Стая плыла всё дальше и дальше, зная, что все в сборе. Теперь Рирэ думала многими головами, она чувствовала, что вся она здесь, и ни о чём не беспокоилась. Она будет жить, и будут погибать русалки, заваленные камнями морского обвала или запутавшиеся в щупальцах прибрежных полипов, и всё слабее и слабее будет она, и, наконец, настанет время, когда для неё в пещере вырастет легон. Он насытится ею, как только что насытился Иррэ, и даст начало новой стае русалок и новому легону.
Всё повторится. Жили русалки с разумом Иррэ, есть - с разумом Рирэ, будут - с разумом Эрриби, будущей Матери в следующую тепловую бурю. Опыт всех Матерей стаи передастся ей, а ещё - защитное поле, которое выдерживало и камнепады, и разряды молний, отталкивало от себя щупальца полипов и липучие ветви деревьев с чёрными стволами и сине-красными шарами вместо листьев. Поле, позволяющее Матери - единственной из стаи - выходить на поверхность планеты, чтобы связывать воедино жизни и хранить собранную информацию о них. Хранитель знаний - может быть, так...

1984 - 20 июня 1991, июнь 1995, сентябрь 1996, 14 июля 2000 09.06.2013

Все права на эту публикацую принадлежат автору и охраняются законом.