Будильниковый Ёж

Время как-то незаметно подошло к той загадочной точке, когда нужно остановиться и подумать, подумать о жизни, о прошлом, попытаться вспомнить будущее, канувшее в старые мечты. Вот тогда меня забросило на неведомый край Земли, в старый большой дом, на краю обрыва, с покосившимся крыльцом и заросшим огородом. Тропинка, обросшая зелёным шерстистым ёжиком травы, ласково привела меня к нему, и нырнула под крыльцо, видимо там свернулась калачиком в тихой сырости и прохладе. Я прошёл через застеклённую веранду, дёрнул деревянную ручку двери и та, неохотно скрипя и пыля, подалась на меня, выдыхая застоявшийся слегка сырой воздух опустевших комнат. Переступить сразу порог я как-то не решался, а всё стоял и всматривался в сумрак оставленного людьми дома, пытаясь уловить хоть какой-нибудь отзвук от прошлой жизни. Но тишина, смешанная со слабым желтоватым светом, пробивающимся через мутные стёкла окон, поглотила этот корабль, он был явно на мели. Неожиданно раздался звук, до того знакомый, что я даже не понял, что он значит. Пока вдруг не осознал, что это негромкий, но чёткий перестук старых часов. Я вздохнул, слушая как в меня втекает тихая мягкая радость, и перешагнул порог. Доски скрипнули, но уже не ворчливо, как встречают чужака, а по доброму ворча, вот мол наконец-то пришёл, и где же тебя носило? Комнаты были покрыты шероховатой пылью, облупленные подоконники засыпаны невесть откуда взявшимися осенними листьями, а у печки были сложены заботливой рукой берёзовые дрова. Было немного неуютно от прохлады заброшенного дома, но где-то спрятавшиеся часы меня радовали, пытаясь приободрить. Вскоре я их нашёл среди детских рисунков, разбросанных на столе с перебитой ножкой. Это был большой будильник с двумя железными чашками, между которых высовывался коротыш молоточек, наверное когда подходило время он шустро колотил по юбкам чашек, извлекая звонкую трель, под такую любой сон сбежит в тазик с холодной водой. Сам будильник лежал на боку, выставляя свои короткие хромированные ножки на показ всему пыльному пространству. И как только я его извлёк из под вороха бумаг, он перестал идти. «Спасибо тебе, приятель, за столь радушный приём», − сказал я и аккуратно поставил его на подоконник. Будильник был в синевато-серой жилетке железного корпуса, цифры были написаны корявым шрифтом, изображавшим неведомый алфавит, а ажурная одинокая стрелка, коротышом свисала на цифру пять, отражая невесёлое состояние старика, хранителя здешнего времени. Облупленные буквы на циферблате, ранее указывавших на гордое имя завода, были похожи на пару печальных глаз старой собаки. Он мне очень понравился и я ласково погладил его по хромированным чашкам: − Ничего, старик, мы ещё не пропали, ещё поживём!
Он неожиданно хлопнул молоточком по своим чашкам и издал короткий звонкий «глумк».
− Вот видишь! − радостно подхватил я и тут же сбросил свой рюкзак, стянул ботинки, вытащил стоптанные тапки из под стола, надел их и пошёл на улицу за водой. Целый день мне пришлось потратить на мойку комнат, стёкол, столов, на вытряхивание матрасов, нещадное колочение подушек суковатой палкой, развешивание на заборе простыней, наволочек и пододеяльников, извлечённых из комода, куда они были сложены заботливой рукой. К вечеру я собрал из кирпичей, сложенных за сараем в крапиве, небольшую летнюю печку, благо под обрывом была чудесная глина. Притащил бревно, положил его рядом с печкой, вбил сосновый кол в землю и сверху приладил большой сколоченный из досок щит, получился одноногий стол.
Вечером я сидел рядом с разогретой печкой, на которой томилась картошка в сочной жидкости от тушёнки, с золотистым обжаренным луком. В руках я держал будильник и аккуратно обтирал его мягкой тряпицей. Затем на спинке повернул мышино-ушастый заводной ключ и будильник с благодарностью затикал. Я поставил его на стол, немного полюбовался его восторженным видом, одинокая стрелка как раз показывала на десять, и сказал: − Теперь ты будешь моим другом и самое удивительное, что ты будешь настоящими часами, так как показываешь только часы, неразбавленные какими-то суетливыми минутами. И, хочу тебе сказать по секрету, хотя какой уж тут секрет между друзьями, я очень горжусь тобой.
Нашу новую дружбу мы скрепили чашкой бархатного чая, сдобренного душицей, и целой миской картошки. Глубоко за полночь, когда Млечный путь раскинулся на ночном небе во всю свою ширь, мы пошли спать. Дом нас принял как родных, доски, ранее промытые водой, умерили свой скрипучий норов и по хозяйски глубоко вздохнули, мол теперь ожидания позади, можно и подремать. Будильник в стенах родного дома ещё громче затикал и я его поставил на чистую скатерть в большой комнате, а сам пошёл в комнату поменьше, где и завалился спать.
− Да, − громко проговорил я, обращаясь к будильнику в соседней комнате, − не вздумай меня завтра рано будить, всё равно не встану, − и повернувшись на бок уснул крепкий чистым сном.
Мне показалось, что я вот только что уснул, как комнату наполнил громкий радостный звон будильника. Я вскочил и посмотрел на свои ручные часы, было всего шесть утра. − Вот неуёмный, − подумал я и снова плюхнулся на тёплую подушку, − не встану, как ни старайся.
Но будильник и не собирался сдаваться, как и излишне усердствовать, он радостно звенел, не переставая ни на секунду. И я уже услышал, что звон его не ровный, а перемежается, складываясь в какую-то свою песню. Пришлось, вздыхая и чертыхаясь, вставать и идти в большую комнату. Но как только я туда прошлёпал босыми ногами, так будильник хрюкнул на прощание и замолчал. Я покачал головой и было собрался идти обратно в кровать, но понял, что теперь уже не усну. Недовольный, бурча себе под нос всякие слова, обращённые к будильнику, я оделся и вышел на крыльцо. Каково же было моё изумление, когда я увидел утренний двор, тропинку, заброшенный огород и дальний лес. Утреннее солнце ласково раскинуло свои лучи на поверхности медленно колеблющегося тумана, застилавшего все распадки и сгустившегося вдоль опушки. А в овраге туман превратился в волшебную маревую реку, лениво покачивающую свои воды. От такой красоты я впал в состояние восторженности, удивления и остро почувствовал, как хорошо всё-таки жить.
Чуть погодя, после того, как я набродился по тропинкам, я развёл огонь в летней печурке, поставил котелок с водой, умылся, и было сел на бревно, как вспомнил про будильник. Я встал и пошёл в дом, где его нашёл на столе, уже в слегка приподнятом настроении, стрелки бодро показывали на восемь, взял его и вышел на улицу. Будильник я поставил на стол, налил себе чаю, сел и сказал: − Спасибо, приятель, но впредь оставь за мной право, когда мне вставать, а когда ложиться. А то как-то странно получается, стоило забраться в такую глушь и жить по чьей-то указке.
«Глумк», − коротко издал будильник. − Ох, и не спорь со мной, − отмахнулся я и принялся пить чай. Этот день был на редкость удивительным, спокойным, плодотворным и наполненным до самых краёв. Однако, когда я собрался спать, я взял будильник, повертел его в руках, и к своему ужасу обнаружил, вернее наоборот не обнаружил никаких ключиков, винтиков, рычажков, чтобы управлять звоном будильника или настройкой времени его пробуждения. Я в растерянности поставил его на стол со словами: − Что ж нам теперь каждый день в такую рань вставать? − На что будильник произнёс своё короткое «глумк». − Хм, а ты упрямый, − усмехнулся я, − но голову-то имею я, а не ты. − После последних слов я достал блокнот, вырвал из него пару листков бумаги, свернул их в две небольших трубочки и засунул под хромовые чашки будильника. − Вот теперь ты можешь стараться сколько будет душе угодно, но от твоего звона останется лишь сиплое постукивание, которое вряд ли кого сможет разбудить.
И довольный собой я пошёл спать, по пути поставив будильник на старое место. Как обычно я уснул очень быстро, сон был крепок, но прошло очень немного времени, как я услышал короткое сиплое трепыхание, которое быстро прекратилось. Мне показалось, что это было во сне, но неожиданно для себя я проснулся, полежал немного и какая-то тревога проникла в меня. Я поднялся и прошёл в соседнюю комнату. На столе мой будильник лежал на боку, изредка его молоточек ударял по чашкам, а те лишь хрипло отвечали на его призывы. Мне почему-то стало стыдно, я поднял будильник, поставил его на ножки, предварительно вытащив свёрнутую бумагу.
− Так-то лучше, − сказал я ему и было направился досматривать свой сон, как будильник радостно зазвенел, и тогда я понял, что мой день уже начался. В этот день, обедая, я заявил будильнику: − Как я понял, ты натура очень чувствительная и по большому счёту живая, поэтому тебя надо называть с большой буквы. С этим фактом трудно как смириться, так и проигнорировать, что ж, будешь Будильником с большой буквы. Имя придумывать я не собираюсь, мне кажется, что Будильник достойное имя не только для часов. − Глумк, − Будильник как всегда был лаконичен. Я пожал плечами и принялся доедать свою кашу.
Вот так мы и жили на краю Земли в большом уже уютном доме. По вечерам я просиживал у летней печки, подкладывая в неё сосновые шишки, а Будильник всегда стоял на самодельном одноногом столе. Иногда я ему что-нибудь рассказывал, хотя нередко мы молча сидели и смотрели на небо. На открытом воздухе практически не было слышно хода Будильника, и лишь когда я вносил его в дом, то комнаты наполнялись неторопливым перестуком его механизма. Как то раз, в один из вечеров, к нам к пожаловал ёжик, колючий, домовитый. Он по хозяйски обнюхал бревно, неспеша подошёл к кирпичной печной кладки, посопел и также ушёл в темнеющую крапиву. На следующий вечер я поставил рядом с печкой жестяное блюдце и наполнил его разведённым сгущёным молоком. И точно в тоже самое время ёжик вновь появился, прошёлся своим известным маршрутом, пока не уткнулся носом в чашку с молоком. Он посопел немного, затем тихо принялся лакать. Мой Будильник как-то странно отнёсся к появлению нового дворового жильца. В его часовой механической утробе что-то булькнуло, он замедлил ход и, как мне показалось, прислушался к сопению ёжика. А когда я достал имбирное печенье в форме различных цифирек, то Будильник вообще замер на время, и даже пару раз глумкнул, когда я выложил это лакомство перед ёжиком.
Эта ночь была полна посторонних звуков, механических, сиплых, перемежающихся со странным треском. Я спал беспокойно и к утру очень удивился, когда Будильник не пропел мне свою шестичасовую трель. А когда я подошёл к столу, где царствовал Будильник, то нашёл его в крайне унылом состоянии. Тот как обычно стоял на белой скатерти, но стрелка показывала на унылую пять, хотя было уже далеко за восемь, а в утробе Будильника происходило некое перезвякивание и перестукивание. Вокруг были разбросаны бумаги, и даже один листок был изрядно порван. Я был обескуражен и в смятении взял Будильник, потряс его немного и спросил: − Ты что ж приятель, никак заболел, может тебя смазать? − на что Будильник издал пару своих глумков, но как-то обречённо и хрипло.
Весь день прошёл в суете, но тревога, которую я испытал утром не проходила, я понимал, что, что-то произошло, но осознать происходящее не мог. Вечером я как обычно вынес Будильник, поставил на стол и попытался его разговорить, но что бы я не делал, его ответного глумка так и не услышал. Я уже окончательно расстроился, как появился ёжик, и тут я услышал ровное тикание Будильника, и мне даже показалось, что это тикание было с интересом. А когда я вновь выложил циферное печенье перед носом ёжика, то явно услышал как тиканье участилось. «Почти как дыхание взволнованного человека», − подумал я. И тут мне пришла одна идея, немного с сумасшедчинкой, но я решил всё-таки попробовать. Когда мы пошли в дом, чтобы укладываться спать, я на стол положил цифирное имбирное печенье, а рядом поставил Будильник. От такого неожиданного угощения у будильника перехватило всю его тикальню, но через некоторое время, он затикал по прежнему.
− Что ж, надеюсь теперь ты сможешь спокойно оттикать свою ночь? − засмеялся я и ушёл спать. Мне показалось, что эта ночь будет обычной и мой сон никто не потревожит. Ох, как я ошибался. Ночь наполнилась сопением, перестукиванием, вознёй и прочей суматохой, будто какой-то новый ёжик завёлся у меня в комнате. Утром меня разбудил радостный перезвон Будильника, и я хоть и не выспался, с радостью поднялся, прошёл в комнату и уже хотел поприветствовать своего механического друга, как слова застряли в моём горле от увиденной картины. Посреди стола стоял Будильник, облепленный цифирками, но только единичками, мало того печенные «нолики» были обкусаны, а вот другие цифры были сложены в «корзинку» и походили на гнездо для спячки ёжика.
− Вот это да! − только и смог я произнести, − тебе ещё осталось налить молока и тогда ты будешь как настоящий ёжик. «Глумк» − радостно донеслось из под железной жилетки Будильника. − Хм, а заржаветь не боишься? − спросил я, на что не получил ответа.
Так и прошло наше лето, а к осени мне пришлось собираться и возвращаться в суету и бестолковость дымного города. Я хотел взять с собой Будильник, но он категорично заявил свой «глумк» против такой затеи, и я его так и оставил на столе. К тому времени он основательно оброс печенючными единицами, прям как настоящий ёжик в иголках, правда молоко отказался пить.
Когда я уходил, то помахал ему рукой и на прощание сказал: − Береги свои единицы, они очень уж будут привлекательны для мышей. Будильник ответил мне короткой трелью и одним очень печальным «глумком».
− Что ж, − вздохнул я, − мне тоже будет тебя не хватать. 04.06.2013

Все права на эту публикацую принадлежат автору и охраняются законом.