ДОКАЮРОН.

У каждого человека свой путь. Одни становятся праведниками, другие грешниками, некоторые уходят в монахи, кто-то пускается в распутство, не в силах справиться с наследственной ли, приобретенной, сексуальной озабоченностью. Никого возносить и винить не следует, Его Величество Время само расставит все по заслуженным местам.
Этот роман о судьбе человека с последним из перечисленных достоинств и недостатков, их на земле большое количество, поэтому образ главного героя собирательный. Стремление к сексу - не самый тяжкий грех, он редко приводит кроме тяги к плотским утехам к трагическим последствиям. Наслаждайся, читатель, если ты взял в руки эту книгу, значит, время для получения удовольствий у тебя еще есть.


Д О К А Ю Р О Н.

Роман.

Глава первая.

Поначалу он не понял, что происходит. Шустро сбросив трусы, она одной рукой подхватила его и раскинулась на кровати, он оказался на ней, пятилетний мальчик в коротких штанишках, с деревянным пистолетом за поясом. Новые сандалии остались на полу, пистолет отлетел в сторону, белая рубашка в синий горошек разом скомкалась. Через несколько минут она, здоровая кобыла, раскраснелась, вспотела, дыхание стало прерывистым, на больших грудях вскочили царапающие щеки два твердых коричневых соска. Откуда-то возник незнакомый запах, не вонючий, как бы щекочущий, скользящий, немного селедочный. Запах растекался по одеялу, на котором они барахтались, тревожил ноздри, норовил просочиться под язык, он отдавал сладковатым.
Стиснутый крепкими руками он не знал, запутавшись в поспешно спущенных с него до пяток штанишках, что делать, то ли кричать и звать на помощь, то ли притихнуть и молча ждать развязки. За дверью, в ведущих в сарайчик сенцах, гремела чем-то ее мать, на дереве за окном глумились воробьи. Было стыдно и обидно, хотя он не понимал для чего и в качестве кого его использовали как вещь. Но для злой обиды этого было достаточно, вепившись пальцами в потемневшую от пота ее ночнушку, он просипел сразу утратившим звонкость голосом:
- Пусти...
Она не слышала, хваткими пальцами продолжая молча таскать его по разгоряченным телесам, как какую тряпку по стиральной доске. За задранным вверх округлым подбородком насосом работали распухшие губы, со свистом всасывая, с шипением выталкивая резиновые порции воздуха. Трепетали крылья курносого носа, вспархивали ресницы, закатывались круглые голубые глаза. Внизу живота, между потных толстых ляжек, слякало и чавкало, измазывало сморщенную грецким орехом кожу на его яичках со спрятавшимся в них хухольком сопливыми щекотливыми выделениями. Липкая слизь растеклась до самого пупка, проникла в попу, густой запах свежей разделанной селедки становился сильнее, в груди возникло чувство страха:
- Пусти... я маме расскажу...
Его мать как-то говорила, что пора ей замуж, семнадцать лет стукнуло, все ростовские кобели заглядываются. Их дома стояли напротив, через улицу на краю города, она приучала давно, то конфеткой угостит, то печеньем. Он хватал гостинец и убегал, а в этот раз конфеты с пирогом остались у нее дома, в вазочке. И он не устоял, несмотря на то, что заманить было его трудно. Дед держал настоящую пасеку из десяти ульев, садовые малина, клубника, вишня, чего не было вдоволь, так это магазинного печенья с конфетами. Дед считал их баловством.
Он попытался вывернуться, засучил руками и ногами, она еще крепче вцепилась в плечи, зажала ляжками весь низ почти до пояса. Зрачки спрятались под веки, дыхание рвалось изо рта как синие газы из выхлопной трубы грузовой машины, живот и грудь ходили ходуном, с них ручьями потекли струйки пота. Казалось, она сейчас умрет. Вместе с плотным запахом страх волнами перекатывался по его телу, пропитывал насквозь, не находя выхода метался от пяток к макушке. Он закричал, сдавленно и протяжно:
- Ма-а-ама...
Освободив одну руку, она нервно шлепнула его по губам, и с еще большим старанием взялась натирать хухольком и яичками волосатый жесткий выступ со вспухшими тонкими красными двумя как бы дольками между больших, сопливых и тоже волосатых, уходящих под ее задницу складок. Посередине выпятился налившийся кровью толстый отросток, по нему она и шмыгала его писюном, все это он успел рассмотреть, когда предпринял еще одну попытку выкрутиться из захвативших его пальцев. Увиденное напугало окончательно.
- Ма-а-ма-а-а...
Жестяное громыхание в сенцах переместилось в сарайчик, где в закутке повизгивал вечно голодный и злой ихний поросенок, из горницы за дверь предварительно выгнали даже кошку, улица за окном тоже была пуста. Рот наполнился клубками слюны, он едва не захлебнулся, напрягся подтянуть под себя непослушные ноги, выдернуть кисти рук из-под прессовавших их локтей. Но это оказалось невозможно.
- Пусти меня-а...
Она продолжала таскать его по себе все быстрее и быстрее, крепче прижимать к запылавшему огнем выступу, казалось, задалась целью втереть полностью, как морковку на терке, для этой цели горячими ладонями даже всосалась в его ягодицы, едва не раздирая попу на две части. Незнакомый запах вперемежку с потом превратился в крутую кашу, он откусывал его, смочив обильной слюной, глотал. Хапал и проглатывал, отрывал зубами и с усилием проталкивал вовнутрь, не в состоянии выкроить ни мгновения на то, чтобы позвать на помощь. Огонь от поросшего жестким волосом бугорка быстро распространялся по ее фигуре, вскоре вся она превратилась в облитую водой лежанку, от полыханья которой спасала лишь ее измочаленная ночнушка, да его промокшая насквозь рубашка. Но и эти вещи будто прополоскали в крутом кипятке, набухшие от влаги, они сковывали движения. Он растерялся окончательно, внизу чавкало, под грудью брызгал настоящей лужей в пупке ее ходивший волнами живот, с готовых лопнуть сосков норовили попасть в глаза и в рот большие соленые капли. Ноги, попка, тело до пояса стало липким, отдающим теперь тошнотворным резким запахом, кисти рук одеревенели. Ни пристукнуть кулаком, ни царапнуться. Подбородком завернув складки ночнушки, он попытался прокусить шкуру на ее боку, она оказалась скользкой и упругой, не влезающей в рот, а по волосам стучали тяжелые осатаневшие сиськи. И он сдался, горячечной щекой вмялся в ее плоть, затрясся вместе с нею, думая лишь об одном, как пошире раскрыть рот, чтобы в него влезло побольше воздуха.
Так продолжалось бесконечно долго. Наконец, она на мгновение замерла, пальцы скрючились, ногти впились в его ягодицы, оцарапав кожу до крови и он сразу поднял голову. Огромные зрачки ее скрылись под вздрогнувшими веками, тело закостенело, от кончиков пальцев на ногах, через лохматый бугорок прокатилась крупная дрожь, сопровождаемая долгим протяжным стоном. Таким глубоким и длинным, словно из живота через рот вытянули все, что можно, она забилась в крупных судорогах. Он скрючился от ужаса, не в силах разнять зубы, закрыв глаза, снова уткнулся лицом в разом провалившийся живот, превратившийся в тряпочный:
- Ма-а-ма-а...
С языка не сорвалось ни вопля, ни крика, лишь жалкое сипение согнало с запаянного рта соленую влагу и он притаился. Постепенно она успокаивалась, то одну, то другую часть ее обмякшей фигуры прошивали судороги, словно кто-то продергивал через ногу или плечо толстые нитки. Укрытая волосами голова завалилась набок, из-за мокрых растрепанных прядей проглядывали распухшие до неприличия губы и голубой усталый глаз. Она подмигнула им, натянуто улыбнулась, затем стащила с его попы прикипевшие к ней ладони, дрогнула животом то ли от просочившегося сквозь зубы короткого счастливого смешка, то ли от прошившей его очередной нити слабеющих конвульсий. Будто очнувшись, он пошевелил ступнями, скорчив тошнотную гримасу, с трудом отклеился от ее пупка. Руки по прежнему были ватными, ноги не слушались, ставший ненавистным приторный запах забивал ноздри, кружились стены, окно и пол. Он заставил себя сползти с кровати, подтащил вверх штанишки, застегнув на пуговицу, принялся заправлять в них длинные полы рубашки.
- Подожди, сейчас я встану и подмою тебя, - с хрипотцой в голосе, ласково попросила она. - Не сердись...
Опустив короткий чубчик, он молча сопел над выскочившими из гнезд пуговицами, затем нагнулся, собрал сандалии. Они разбегались, не хотели налезать на пятки, он пальцами оттянул края жесткой кожи и просунул в них ступни.
- Ты же понимаешь, что я всего лишь побаловалась? Ну... мы поигрались.
Откинув завиток волос с ресниц, она повернулась к нему, губы плохо ее слушались, слова звучали с пришепетываниями и с вызывающими рвоту подслякиваниями, от которых у него начинали подергиваться щеки. Он немо продолжал приводить себя в порядок, скрипнув кроватью, она вскочила, быстро натянула трусы и тронула его за плечо:
- Пойдем к умывальнику.
Он отшатнулся, поискал глазами деревянный пистолет, с которым пришел, его нигде не было, а на столе в вазе лежало печенье и его любимые ириски. Из газеты она быстро свернула кулек, опрокинула в него вазу:
- Возьми, я обещала тебя угостить.
Не переставая нашаривать игрушку, он увернулся. Она стояла со злостчастным пакетом на вытянутых ладонях, еще в плену непонятных чувств, вздрагивающая, расслабленная с просачивающимся изнутри довольством, и с каким-то воловьим взглядом огромных голубых глаз. Наконец, он заметил пистолет далеко под столом, быстро опустился на корточки.
- Ты никому об этом не расскажешь? - негромко попросила она в спину. - Мы всего лишь поигрались, что в этом плохого?
Засунув оружие за пояс, он юркнул под ее руками, с разбега ударился в дверь. Обитая клеенкой, та со скрипом открылась, пропуская сначала в захламленные сенцы, затем на залитую солнцем, кричащую ребячьими голосами и передравшимися воробьями, улицу.
Он и не думал ничего рассказывать, он понимал, что это стыдно, хотелось одного, добежать до уличной колонки и звонкой, тугой, ледяной струей смыть и приторную слизь, и тошнотворный запах. И необъяснимое пока чувство вины за произошедшее с ним, ведь это он был виноват, ему хотелось конфет с печеньями, которые дома были не всегда.
...Он развалился в плетеном кресле на открытой веранде на втором этаже собственного особняка недалеко от Рублевки. Поворачивая играющий острыми гранями хрустальный бокал вокруг оси, старался поймать на замысловатый ребристый рисунок как можно больше солнечного света. В глубине бокала чуть колыхалось французское "ВВ Клико", бутылка которого возвышалась на середине накрытого белоснежной скатертью изящного стола из карельской березы. Вечерело, было тепло и уютно. Легкий ветерок алыми огоньками вспархивал на конце длинной сигареты в унизанных дорогими серебряными перстнями пальцах сидящей напротив молодой особы. Он отметил про себя, что приталенное платье до пола однотонно бежевого цвета с глубокими вырезами спереди и сзади идет к обрамленному светлыми локонами бледно розовому лицу миловидной женщины. Вокруг высокой шеи тусклым сиянием сочилось ожерелье из крупных жемчугов, покачивались в умащенных кремами продолговатых ушах оправленные в серебро жемчужные подвески. На верхние веки был наложен серебристый макияж, профессионально обработанные длинные ногти покрывал такого же цвета лак. В лучах солнца, коснувшегося вершин густого леса за спиной женщины, она походила на забранный в серебро средиземноморский рапан - такая же переливчатая и холодная. Стряхнув пепел в изящную, ввиде медузы, хрустальную пепельницу, она затянулась, через выразительные губы выпустила дым. Вскинула зеленые глаза на одетого в белый костюм, с проседью на висках, собеседника и усмехнулась раскованной усмешкой человека из высшего общества:
- Ну-ну, и что было дальше? Надеюсь, сейчас ты не занялся оправданием своей распущенности?
- Ты сама попросила меня рассказать о первых сексуальных опытах мальчиков, - пожал плечами мужчина. - Наверное, тебе наскучило все вокруг, а в живых откровениях на подобную тему всегда можно найти лакомый кусок и для себя.
- И насладиться им вместе с рассказчиком, - с удовольствием согласилась женщина. Подняв такой же бокал, отпила немного вина, посмаковала его под языком и вновь с интересом посмотрела на своего друга. - Итак, мальчик решил подмыть себя сам ледяной водой из уличной колонки, надо заметить, уже в то время у него проявился характер. А что потом?
Окинув окрестности задумчивым взглядом, собеседник посмотрел на благородный перстень с черным камнем на среднем пальце правой руки. Словно в непроницаемой глубине редкого куска дикой уральской породы мог ясно увидеть свое прошлое. Так, наверное, во тьме веков поступал библейский царь Соломон. Когда оттуда однажды воззрилась на него сама смерть, перстень слетел с морщинистой руки, покатился по каменному мозаичному полу. Сумевший собрать все двенадцать разрозненных моисеевых колен в единое царство, старый монарх поднялся с трона, прошествовал за полученным в наследство от отца единственным сокровищем. Из каменного омута на него неумолимо продолжала пялиться смерть. Соломон перевернул перстень другой стороной, увидел никогда не замечаемую раньше полустертую надпись. Сощурив слезящиеся глаза, всмотрелся в написанное, зашевелил старческими синюшными губами, и властно вскинул увенчанную короной седую голову. Надпись гласила: И это пройдет!
Мужчина не думал ни о чем подобном, просто черный цвет обладал свойством притягивать к себе взгляд. Машинально коснувшись пальцами открытого лба, он снова ушел в себя.
...Наверное, с этого эпизода расцвели его сексуальные приключения, тогда семнадцатилетняя соседка разбудила его половые инстинкты, и он начал жить с ними. Через много лет родная сестра как-то выговорила, что стала невоздержанной из-за него, он обожал, когда ему исполнилось лет десять, а ей стукнуло четыре, снимать с нее трусики и копаться пальцами в ее половом органе, возбуждаясь от исходящего от него запаха. Он не предпринимал попыток ввести туда член - писюн даже не реагировал, скорее, он не осознавал что к чему и для чего предназначено, а объяснять было некому. Отца не помнил, дед вскоре умер, а у младшей сестрички папка оказался другой, отчиму он изначально показался обузой, может быть поэтому и учиться отдали с шести летнего возраста. Его тревожил, заставлял играть воображение яркими красками только вид припухших губ да влекущий этот запах, похожий на запах разделанной, с молокой, селедки. В те времена морепродукт не считался дефицитом, часто появляясь на столе. Сестра терпеливо ожидала, пока он насладится вдоволь, стойко переносила боль от краснеющей, вспухающей нежной плоти. И ни разу не предала. Пальцем он добирался лишь до препятствия, дальше углубляться не решался, боясь повредить что-то внутри. Чувства блаженства от щекотливого, приятно слякающего живого отверстия оказывалось достаточно, чтобы получить ни с чем не сравнимое удовольствие.
Еще они с одноклассницей с параллельной улицы, это было до сестры классе в третьем, возвращаясь из школы, забирались в высокие заросли лопуха, забрасывали портфели и, сняв штанишки, принимались показывать друг другу детородные органы. Было жутко интересно, чем они различаются. Потом одноклассницу сменили соседские девочки, он выбирал одну из играющих на улице подружек, заводил в заросли тех же высоченных лопухов и начинал млеть от вида розовых пухлых складок между их ног. До пятого класса все проходило гладко.
Но однажды кто-то проговорился. Отцы с матерями взялись недобро коситься в его сторону, оборазовался вакуум, любопытство пришлось умерить, чтобы избежать угроз с крутыми подзатыльниками. Он стал плохо учиться, не слушаться домашних, мучился от охватывающих его чувств, залезал рукой в штаны, разминал пальцами становящийся жестким хухолек. Удовлетворения не наступало все равно. По счастью, скоро все замялось, видимо, сами родители не забывали, что интересовались в детстве противоположным полом не меньше. Взрослые лишь предупредили, если что произойдет с их дочерьми, пусть пеняет на себя, но кроме "гляделок" они ничем больше не занимались. Он успокоился, возобновил походы в лопухи со страхом и затаенным желанием входящими в его проблемы девочками, лишь сестру под суровым взглядом отчима выбросил из головы напрочь. Навсегда.
Так продолжалось целых два лета. Именно в те времена он приобрел необычную для небольшого городка приставку к имени Дока, подкинутую родителям одной образованной и все понимающей тетей. "Ох, и дока!"- говорила она, не сводя с него, вымахавшего выше сверстников, липучего взгляда. От природы блудливые глаза ее" норовили задержаться на вечно растопыренной его ширинке, привычное с пеленок "юрчик-огурчик" разом испарилось, уступив место Доке, и еще имени Юрон, опять произносимой соседями с тайным подтекстом, поначалу вызывавшим чувство стыда и протеста. А вскоре в чем-то уравнявшем как ни странно со взрослыми, одновременно напрочь отгородившем высокой стеной от недавно доступных подружек. Они принялись обегать его десятой дорогой, словно со званием Дока, их Юрон вырвался из понятного для них детства. Выходы сексуальному напряжению теперь нужно было искать в других плоскостях...
- Дока Юрон, - когда рассказчик на минуту смолк, немного с сарказмом произнесла женщина хорошо поставленным бархатным голосом. Повторила, как бы прислушиваясь. - Дока Юрон... Докаюрон...
- Почти Декамерон, - низким баритоном подсказал сравнение мужчина. Отпив небольшой глоток вина, властными серыми зрачами пошарил по бюсту собеседницы, четко обрисованному складками платья. Спросил. - Разве ты против?
- Ну что ты, - гася окурок в пепельнице, живо откликнулась она. - Я лишь удивляюсь почти точному совпадению с названием всемирно известного гениального произведения. Это говорит о том, что мир не только неповторим, но и повторим, он как бы однороден.
- Вот именно, как там, кажется, у Экклезиаста - все течет, все меняется. И все повторяется... возвращается на круги своя.
- ...добавил от себя последнее Докаюрон. Впрочем, Экклезиасту, царю Соломону, всем библейским пророкам возразить тебе возможности нет, - махнула рукой собеседница. Обернувшись, прищурилась на начавшее краснеть солнце над лесом, затем как бы ненароком заглянула в проем, ведущий в спальню с роскошной итальянской мебелью. И сразу распрямилась, сосредоточила внимание на серебряной зажигалке. - Так какому из способов Дока отдал предпочтение, чтобы выбраться из щекотливого для себя положения? Надеюсь, у него не мелькнула мысль о монашестве? Это было бы печально.
- Только этого не доставало, он уже успел втянуться, - мужчина солидарно ухмыльнулся. - Даже если представить, что кто-то в то время занялся бы половым его воспитанием, он вряд ли бы осознал порочность своих забав, тем более, что по гороскопу принадлежал к самому сексуальному знаку. Он был Скорпионом.
- О да, этот знак серьезный, - согласно кивнула женщина. - Ну и чему дьявольски изощренному современный Докаюрон все-таки отдался во власть?
Повертев в пальцах пачку дорогих сигарет, мужчина молча отложил ее на стол, тыльной стороной ладони провел по волевому подбородку. Резко очерченные губы чуть покривились...
В двенадцать лет Дока вдруг ощутил, что писюн настроился вставать не только тогда, когда испытывал желание помочиться, но от изредка посещавших во сне ярких сексульных картинок. Воображение все чаще рисовало никогда не виденные наяву объемные красочные эпизоды из интимной взрослой жизни. Он носился по воздуху, по голубому небу, за девочками, за обнаженными прекрасными женщинами, не смея к ним прикасаться, получая удовольствие от округлых форм, от абсолютной доступности, издалека. Они жаждали ласкаться, целоваться, завлекали игривыми движениями и взглядами, раздвигали ноги, чтобы получше рассмотрел розовые аккуратные складки между ними. Он просыпался, руки ныряли под одеяло, тянулись к торчащему писюну с напрягшейся кожей, закрывающей головку тугим мешковатым капюшончиком. Морщась от неприятных чувств, пытался закатать чехольчик вниз, чтобы освободить синюшную от натяжения верхнюю плоть. Иногда это удавалось, кожа жесткой резинкой сжималась под головкой, образуя петлю, заставляя страдать от невыносимой рези. Но с каждым разом петля ослабевала, становилась мягче, и все равно, зуд был нестерпимым. Он решил изменить способ игры, зажав писюн между ладонями, взялся катать его туда-сюда, надавливая подушечками сильнее, костенея от усердия сам. Было больно, щекотно и... приятно. Девочки перестали интересовать, когда выходил на улицу, он испытывал перед сверстниками и взрослыми чувства позора и неловкости больше за тайные упражнения с членом, нежели за желание как прежде затащить подружку в широколиственные лопухи.
И тут заприметил странный парадокс, повзрослевшие девочки теперь сами стремились найти повод для того, чтобы оказаться с ним наедине. Мальчиков по прежнему интересовали лишь игры в войнушку, в прятки, в лапту, они только начали смущенно сторониться косичек с платьицами. У девочек же под сарафанчиками вдруг взбугрились небольшие твердые холмики, которые у них словно постоянно чесались, они стеснялись, и норовили покрепче потереться ими с пацанами постарше. Но дело в том, что за то непродолжительное время, пока он привыкал к новому способу самоудовлетворения, в его организме тоже произошли неожиданные перемены. Теперь он избегал девочек не только из-за частой несговорчивости последних, он начал их бояться. Жажда окунуться в незнакомый сексуальный мир не покидала его никогда, да красочный мир этот представлялся уже по другому. Он стал казаться опасным.
С каждым днем желание получить удовольствие становилось сильнее, удерживало лишь одно, после онанизма просыпался жгучий стыд. Щеки принимались пылать, глаза неестественно блестеть, а колени от напряжения подрагивать - ни попасться на глаза матери с отчимом, ни выбежать на улицу к пацанам. Натертый шершавыми от работы по хозяйству ладонями, член горел синим пламенем, как та палочка, с помощью которой древние люди добывали огонь. Вдобавок, кожу ранили грубые складки на трусах. Эти обстоятельства выводили из себя, Дока превращался в нервного, грубого пацана, которого опасались лишний раз потревожить даже родные люди.
Как-то поздним вечером, когда пацаны с девчатами разбежались по домам и на бревне для посиделок остался один конопатый друг, между ними произошел откровенный разговор. Друг поведал, каким из способов удовлетворяет себя, Дока признался, что онанирует, но расслабухи, о которой слышал от взрослых парней, ни разу не испытал. Те хвастались, что кончали в полный рост, молофья хлестала с конца как из ведра, а ему, когда он катает писюн между ладонями, лишь щекотно. Неожиданно друг наклонился, расстегнул ширинку у Доки на штанах, нашарив хухолек, упал на колени и начал его сосать и обсмыгивать не хуже теленка, поймавшего коровью дойку. Было щекотно и стыдно одновременно, к тому же, никаких чувств нигде не зарождалось, ни в яичках, обязанных взорваться струей молофьи, ни в животе, ни в груди. Хорошо, что странный спектакль продолжался недолго, друга позвали с едва различимого за палисадником крыльца, он ушел, не забыв спросить, понравился ли новый прием. Признавшись, что не испытал ничего, Дока засобирался домой тоже. Друг намекнул, что у себя он достает, согнется в кольцо и сосет, если есть желание, может продолжить, но Дока отказался, не захотев лишний раз испытывать гнетущее чувство стыда. Тем более, что из затеи все равно ничего не получилось.
Однажды, спрятавшись, как всегда, в обвитой плющом беседке посреди сада, он настроился уже закончить онанировать, удовлетворение в очередной раз показалось слабым. Как вдруг почувствовал поднимающуюся снизу странную волну, она расширялась, неумолимо захватывая тело, на лбу выступила крупная испарина, руки и ноги свело. Дока испугался, зубы сцепились, горло перехватило, он так и застыл с торчащим из ширинки членом с по прежнему не открывающим головку кожаным капюшончиком. Добравшись до темени, волна ударилась о него, пошумела пеной, откатываясь под вторую, за ней третью, Дока с трудом держался на ногах, его выворачивало наизнанку. Как и возникло, волнение начало угасать, телом принялась завладевать сонная расслабуха, лишь продолжал дергаться напрягшийся писюн. Дока склонил голову, из сморщенного верха капюшончика выползла прозрачная капелька, набухая, скользнула вниз, зависла чистой соплей на тонкой ниточке. Он осторожно подцепил ее пальцем, поднес к лицу, капля оказалась липкой и душистой. Страх уходил, все существо окунулось в приятное чувство умиротворения, какое испытывал только на руках матери, когда та укладывала его спать. Он понял, что впервые по настоящему кончил, а до этого случая насиловал себя, натирал писюн до состояния обуглившегося в костре сучка. И лишь теперь, в начале осени, когда до тринадцатилетия осталось меньше двух месяцев, это произошло само собой.
И пришла первая любовь. После года учебы в расположенном в другом городе ремесленном училище, Дока приехал на летние каникулы. Никто не собирался кормить его, как других пацанов, до окончания десяти классов, нужно было помогать семье деньгами. Дока не помышлял бросать учиться, осознавая, что учение расширяет кругозор, дающий возможность приподняться над сверстниками. Получив в дневной школе аттестат о семилетнем образовании, перешел в восьмой в вечернюю школу рабочей молодежи, одновременно работая на местной хлебопекарне слесарем. Лишь отпахав год, поехал поступать в ремесленное, даже там после занятий настраиваясь сразу на уроки в классах при училище, шагая в ногу с бывшими одноклассниками. И вот теперь, в парадной сатиновой гимнастерке, в черных брюках клеш, с кожаным с блестящей пряжкой ремнем на поясе, он выпендривался перед сверстниками как вошь на гребешке. Пацаны примеривали его заломленную по особому фуражку, девчата трогали пальцами белый стоячий воротник и маленькие сверкающие пуговицы. Дока разрешал, в пятнадцать лет быть во главе необузданной уличной ватаги дано было не каждому. Снова он оказался в центре внимания, снова наслаждался властью...
- Интересной личностью был этот Дока, не как все, - задумчиво проговорила молодая женщина, внимательно слушавшая собеседника. Облокотившись локтями о скатерть на столе, она повертела в руках замысловатую зажигалку. - Половое созревание у него произошло одновременно с возрастными изменениями у девочек, скажем так, из коротких платьиц они вырастают раньше мальчиков. Если основная масса мужчинок еще не эти самые мужчинки, то большинство их сверстниц уже в полном смысле девушки со всеми вытекающими отсюда последствиями.
- Именно так, дорогая. Дока не только сумел вымахать вверх, но и стал дееспособным быстрее однокашников, несмотря на то, что половые чувства у них проснулись практически в одно время, - мужчина открыл пачку с сигаретами, выдвинул одну наполовину и снова втолкнул обратно. Побарабанил пальцами возле фигурной ножки хрустальной вазы с фруктами, как бы осознав, чего потребовал его организм в данный момент, поднес к изогнутому носику сифона толстостенный стакан, впрыснул в него газированной воды. Отпив глоток, промокнул рот тисненной салфеткой. - Но не это главное, интересно другое, почему после того, как стал заниматься онанизмом, он начал избегать девочек? По идее все должно было бы произойти наоборот.
- Здесь я не согласна, - женщина вспорхнула ресницами в его сторону. - Думаю, поначалу он стал получать удовольствия больше от онанирования, нежели от простого рассматривания розовеньких долек под трусиками. А потом, когда созрела сперма, осознал, что превратился в мужчину, то есть понял, что может нанести девочкам не только обыкновенный вред, но и оплодотворить их. А это уже и тюрьма и общественное порицание, которое по силе воздействия даже превосходит несвободу. Отсюда стыд за раннюю взрослость, и страх перед настоящей ответственностью.
- Может быть, - пощелкав ногтем по стакану, раздумчиво протянул мужчина. Скинув пиджак, он повесил его на выгнутую спинку кресла.
Вдали, за кольцевой дорогой, красовались лужковские разноцветные высотки, будто между серопанельными разноэтажными кубами с невзрачными крышами кто-то надумал развести поставленные на попа фигурные, усаженные в беспорядке цветами, каменные клумбы. Перед ними роились мурашами из нескончаемых потоков автомашин, размеченные по европейски, современные широкие автобаны с подвесными развязками, одноопорными легкими мостами и бесконечной лентой железных разделительных перил посередине. Москва все больше начинала походить на пригород одной из мировых столиц, конечно, не Дефанс у ног сир де Пари, не бельгийский крохотный Брюссель, не серенький низкорослый Амстердам у залива Северного моря. Оба последних города почему-то представлялись ему в деревянных башмаках, которые носил, допустим, Рембрандт, или другой известный фламандец. И не по прежнему мрачноватый, отрывистый герр Берлин. Это был скорее пригород слепящего глаза азиатским роскошным уродством китайского Гонконга с поддержанием все-таки европейского порядка. Или малайского Сингапура на полуострове Малакка, когда смотришь на него со стороны моря с борта опять же китайской джонки. Все перечисленные города мужчина успел посетить, когда раскручивал свой бизнес, интересного в них он ничего не отметил, везде люди были как люди с одними и теми же проблемами на всех. Разве что в Европе бросалось в глаза в первую очередь бережное отношение к истории собственной, во вторую, вытекающее из этого личное достоинство.
Мелодично напомнил о себе брошенный под правую руку сотовый телефон, сказав пару слов, мужчина выключил его. Собеседница, посверкав зажигалкой, отложила ее в сторону, сплела длинные пальцы рук.
- Но мы отвлеклись, - с интересом в глазах посмотрела она на мужчину. - Итак, у него проснулась первая любовь. К кому? И кто она такая, сумевшая заменить собой суррогатное увлечение сексом?
- Тебе по прежнему интересно? - переспросил он.
- Очень.
- Тогда слушай дальше...

Глава вторая.

А вечером все собрались на знакомом бревне у забора одного из домов на краю их небольшого городка, в предложенной кем-то из ребят вечной игре в жениха и невесту раскручивался барабан удачи на будущее. Дока хамил, прижимался к пугливым подружкам, пытался ущипнуть за коленки, покруглевшие попы, но ни одна из них, придурковато хихикающих, не затронула натянутых струной желаний. Враз вымахавшие, угловатые, они превратились в боязливых глупых кур, не привлекающих внимания даже запретным - четко обрисовавшимися грудями. В ремесленном член, самостоятельно руливший вслед за девчатами из ихней группы, здесь будто отмер, Дока по прежнему занимался онанизмом, сейчас же сексуального напряжения не ощущал. До него начало доходить, что прошлая пацанячья раскованность не вернется, никто из любезных раньше партнерш не согласится дать затащить себя в кусты, не снимет трусиков и не раздвинет ножки, чтобы он смог насладиться видом едва прикрытых золотистым пушком двух нежных долек. Они повзрослели и теперь смотрели на него как на будущего жениха, невзирая на то, что за все время дружбы ни одна не сумела приблизиться настолько, чтобы называть себя его единственной и неповторимой. Он, сколько себя помнил, всегда выбирал не невесту, а сексуального единомышленника. От неприятного вывода накатила тоска зеленая.
И тут появилась она, высокая, длинноногая, в короткой юбчонке, в белых носочках, волосы были подстрижены под Майю Кристаллинскую. Присела на мигом освобожденное на бревне место, карими глазами повела вокруг, тринадцатилетняя москвичка, приехавшая на школьные каникулы к дальним родственникам. Так мимоходом обронила мать по его объявлении дома. Было странно, что никто из ребят о ней словом не обмолвился, на пятачке убавилось девичьего визга с пацанячьими возгласами. Заметив Доку, она на минуту задержала на нем напряженный взгляд, затем шустро наклонилась к уху одной из девочек, та сразу принялась безудержно смеяться. Дока нахмурился, переступил с ноги на ногу, он подумал, что новенькая передала соседке впечатление от его внешнего вида. Торчавший сзади рыжий дружок, однажды пососавший его член, солидарно хихикнул, он давно набивался в женихи к веселой хохотушке. Теплый летний вечер только наступал, было сравнительно светло, гостья выгодно отличалась от сереньких жительниц окраины провинциального городка, отстоявшего всего в трехстах километрах от Москвы. Покрутившись на бревне, она сообщила какую-то новость подружке с другого бока, та тоже задергалась в деланно радостных конвульсиях. Дока огляделся, заметил, что пацаны как бы отстранились. Москвичка тем временем снова прошлась по его фигуре, в глазах светился вызов, подобную наглость мог позволить себе лишь кто-то из старших, но никак не приезжая, пусть даже из столицы. Но он ощутил вдруг не вспышку раздражения, а чувство симпатии к этой смелой девчонке, именно такие нравились ему всегда, может быть потому, что внутренне, несмотря на напористый вид, он чувствовал себя неуютно. Он и лидером считался лишь из-за физического превосходства, настоящим авторитетом обладал спокойный, уверенный в себе, рыжий друг. Стоило ему выпустить пацанов из поля зрения, как на его месте оказывался этот лучший из корешей. Вот и сейчас ребята притихли в ожидании дальнейших событий, но как всегда выручил друг, предложивший москвичке включаться в игру. Ссориться с Докой ему было не выгодно, тот мог запросто перетянуть к себе его подружку. Закрутилось, завертелось колесо мальчишечьего счастья, кто какой билет вытянет станет известно потом, через много лет.
Ночью Дока не мог заснуть, впервые расхотелось просунуть руки в трусы и помассировать вечно охочий до сладкого член. Под потолком ярко проступало лицо девочки из столицы, задорное и призывное одновременно, ему даже имя и фамилия понравились - Татьяна Маевская. Не Варя Халабудина и не Зина Закавыкина, а Ма-ев-с-кая. Во время игры в жениха и невесту она не раз пыталась высмеять его, подначивая то над якобы похожей на механизаторскую робу формой, то над прической под Ваню дурачка, то над глупыми ответами на простые по ее мнению вопросы. Он стерпел все, если бы так попыталась издеваться любая из подружек, она давно бы ушла домой в слезах. После сдержанного его поведения пацанам осталось лишь похмыкивать в кулак, они как бы поняли на подсознательном уровне, что здесь началась игра по своим правилам. Ко всему, у Доки просто не могло быть соперников, он был неповторим во всем, начиная от идеального голоса, которым владел не хуже Робертино Лоретти, заканчивая бойцовским характером.
Прошла неделя, снова наступил вечер и подошел вплотную к ночи, улица с бревном опустела, ребята разбрелись по домам. Они остались одни, Дока не мог без Тани, как Таня не желала быть без него, их привязанность друг к другу успели заметить не только пацаны, но и взрослые. Родственники больше не грозились отправить Таню домой, мать перестала намекать о том, что "вот шалашовка принесет в подоле, тогда как!".
- Пойдем сходим за цветами? - тихо предложил он.
- Наворуешь? - озорно сверкнула она белками. Темные зрачки слились по цвету с ночью вокруг, лишь пыхали искорками, которые взрывались и гасли.
- Наворую, - согласился он. Подумал про себя, что зайти надо подальше, чтобы в случае неудачи хозяева палисадников его не признали. – Чувствуешь как пахнут георгины, гладиолусы, гортензии.
- Эти цветы запах имеют слабый, - усмехнулась она. - У вас в палисаднике растут ночная фиалка с кустами жасмина, вот от них точно в дрожь бросает.
- Пошли, сама нарвешь.
- Нет, у своих воровать никакого интереса, - она подумала. - Сбегать бы сейчас на луг, ромашки, анютины глазки, незабудки, васильки, колокольчики, сено в копнах… Жалко, темно.
- Луна, вон, показалась, я еще фонарик возьму.
- Все равно страшно. Я боюсь темноты и темной воды.
- Я же с тобой!
- Ты герой... Ладно, пойдем за садовыми, только не на наших улицах, чтобы не настучали, иначе отправят в Москву.
- За Козельской, за Марченко, там палисадники широкие, как огороды.
Он ловко перескочил через штакетник, зарылся в дебрях с громадными шапками цветов на длинных стеблях, она притаилась на дорожке. Настоянный запах ударил в ноздри, вскружил голову, такой обалденно ядреный, что земля покачнулась и сразу удесятерилось поселившееся в груди чувство любви к Татьяне. Сейчас он сумел бы взлететь на любую высоту, погрузиться в какие угодно глубины, он не испытывал никакого страха перед хозяевами роскошного в лучах яростной луны цветочного калейдоскопа.
- Много не срывай, - негромко позвала она. - Они все равно быстро завянут.
Так же на крыльях он перелетел через ограду на дорожку, пробежав пару переулков, отдал ей, сопящей рядом, букет. Она уткнулась в него, переводя дыхание, откинула голову назад, снова погрузилась вся, с волосами. Когда выныривала из пахучих волн, Дока сунулся носом ей в щеку и ощутил, как ее губы жадно скользнули навстречу, успел поймать обе припухшие половинки, даже лизнуть их, липковатые, немного горьковато-сладкие. Замер, не в состоянии обработать полученную информацию, он впервые сделал попытку поцеловаться. Когда в детстве, или сейчас, по приезде из ремесленного, обчмокивала шершавыми губами мать, это было одно, привычно, и теперь не совсем желательно. С девчатами до поцелуев никогда не доходило, сразу до трусов. А здесь под кожу проник щекотно странный импульс, в верхней губе и застрял, не в состоянии пробить дорогу в определенное для него место. Он снова выпятил подбородок вперед, но Таниного лица рядом уже не оказалось, она измеряла длинными ногами притоптанную сбоку дороги тропинку, удаляясь от Доки все дальше.
Догнать Таню удалось лишь возле широких дощатых ворот во двор большого дома ее дальних родственников, бегать подружка умела. Задержавшись под высоким навесом на столбах, она выставила руку ладонью вперед, и когда Дока отдышался, подняла палец:
- Тс-с-с... Я уже дома.
- Понял, - сбивая запал, не стал оспаривать он. - Завтра выйдешь?
- Забыл? Завтра мы все идем на речку, ты обещал показать, как руками ловишь рыбу в норках. Там, на вашем Повороте.
- Не забыл, - шмыгнул он носом. - Тогда не задерживайся.
- Спокойной ночи.
Вяло скрипнула воротина, по ступенькам простучали быстрые каблуки, дверь в дом, наверное, предусмотрительно оставили открытой. Дока перешел на другую сторону дороги, хотел немного посидеть на бревне, затем сунул руки в карманы и в сумасшедшем лунном свете отправился на свою улицу в обход недавно выстроенных срубов с огородами за ними. Маленький город потихоньку расширялся за счет переездов крестьян из близлежащих деревень, данное обстоятельство и раздражало, и пробуждало приятную мысль о том, что вскоре они не будут совсем крайними. Ему по прежнему не хотелось залезать под резинку от трусов и прикасаться к будто оправившемуся от постоянных унижений, вдруг успокоившемуся члену. По телу без болезненного напряжения разливалось блаженное тепло, от которого прогрелись даже вечно холодные кончики пальцев на руках и ногах.
Лето, луг большой, большой, до самого горизонта. И речка. Они, пацаны по пятнадцать - семнадцать лет, в ней купались. Вместе с ними пришла Таня, ей уже исполнилось тринадцать. Она все время старалась дернуть Доку за руку:
- Юрон, пойдем достанешь мне кувшинку.
Тот отмахивался. Они играли в догонялки, ныряли и ловили друг друга, а Таня ему мешала. Дока успел показать ей, как руками ловить рыбу в неглубоких норках под самым берегом. Поймал и выкинул на траву несколько плотвичек с окуньками. Подружка нанизала их на прутик, сказав, что сама сварит уху. Теперь ему пришла очередь проявить себя настоящим мужиком, включиться с ребятами в силовые игрища. Но Таня была настырная, прилипла как пиявка:
- Юрчик, ну пойдем достанешь кувшинку.
Дока кивнул в сторону своего друга:
- Витьку проси.
И нырнул. Долго разводил ладонями под водой, пока не уткнулся в осоку на другом берегу. Татьяна оказалась тут как тут:
- Юрон...
- Отвали, малолетка, - выведенный из терпения, заорал Дока. Таня была на два года моложе его, и если бы они не были с одной улицы и не дружили, он давно высказал бы все, что думал. Про вчерашний побег от него с его цветами напомнил бы тоже.
Наконец, ребята выскочили из реки, пришла пора собираться домой. Дока окунулся и по крутому глиняному откосу стал карабкаться на берег. Вдруг почувстввовал, как большой кусок грязи прилип к спине. Обернулся, посреди реки стояла Татьяна и смеялась. Он тут-же прыгнул в воду, попытался догнать, но она хорошо шла саженками. Возвратился, снова окунулся и полез на верх. И вновь вязкий кусок ила прилип к боку. Он озверел, погреб что есть силы, аж сзади бурун вскипел. Но догнать не смог.
Ребята оделись и пошли. Выскочив на берег, Дока побежал к тому месту, где оставил одежду, и удивленно огляделся. Штанов с рубашкой не было, на другой стороне реки стояла Таня, показывала ему его брюки и преспокойно влезала в свое платье. Он сел на траву, задумался, как ее наказать, потому что на лугу догнать было легче. Потом прыгнул в воду и они побежали. Мчались долго, он стал догонять. Неожиданно она обернулась и он увидел глаза… По инерции ткнулся в ее плечо, но эти карие с искорками огромные зрачки...
Она упала навзничь в высокую траву, раскинула руки и подставила лицо небу. Широко раскрыв рот, втягивала через ровные зубы прожаренный луговой коктейль, впалый живот и грудь подрагивали от плясавшего казачок сердца, сарафан колоколом разбросался вокруг ее обнаженных ног. Подобрав брошенные ею на бегу свои штаны с рубашкой, Дока плюхнулся рядом. В верхнее веко острой вершинкой воткнулась усеянная мелкими соцветиями лиловая кукушечка, в нос норовила пролезть метелка какого-то растения. На этой стороне реки луг пестрел разноцветьем побогаче, потому что каждый год попадал под весенние разливы. Ребята частенько прочесывали его в поисках птичьих гнезд, которых пряталось в траве великое множество, вот и сейчас вокруг беспокойно закружил потревоженный серенький жаворонок. Далеко позади осталась прохладная речка, впереди, за коричневыми будыльями конского щавеля, просматривалась веселая деревенька при железной дороге.
Они быстро приходили в себя, дыхание успокаивалось, воздух уже не казался обжигающим. Подняв голову, Дока сморгнул с ресниц крупные капли пота, сглотнув слюну, подождал, пока сердце нащупает прежний ритм, затем протянул руку к обнаженным коленям Тани, коснулся пальцами еще мокрой загорелой кожи. Девушка не шелохнулась, лишь скосила глаза на его по юношески неокрепшее плечо. Обхватив ладонями ее ноги, он бессознательно вжался в них губами, целуя и легонько покусывая, стараясь удержать стремящиеся к трусикам огрубевшие в ремеслухе пальцы. Нет, желание вновь увидеть покрытые золотистым пушком розовые продолговатые дольки, насладиться их видом до появления во рту тягучей слюны, не вспыхнуло тут-же. Им овладело чувство другое, не узкое, занимающее лишь голову с плечами, а широкое, до кончиков ногтей на ногах, спокойное, не затронувшее яичек и члена. И все равно, привычка норовила приковать внимание к резинке на бедрах Тани, не хватало сил удержать ее в узде. Со стыдливым мычанием Дока потянулся к напрягшемуся животу подружки, когда просунул пальцы под трусики, Таня вцепилась в его локти. Он встретился с пугливым, вопрошающим взглядом, попробовал настоять на своем, но захват оказался крепким. Подружка приподнялась с травы, заваливаясь на бок, попыталась скорчиться.
- Я только посмотрю, - теперь уже откровенно попросил он.
- Убери руки, - негромко потребовала она.
- Не бойся, это я видел.
- Я знаю... - неожиданно проговорилась она. - Но ты сейчас... какой-то странный.
- Ничего не странный, одинаковый. Отпусти руки.
- Не отпущу.... Давай вставать.
- А кто тебе рассказал про меня?
- Никто... Девочки.
- Дуры. Но я им правда ничего плохого не сделал.
- Они не дуры, просто они выросли. Отцепись.
- Но я всего лишь погляжу. Что тебе, жалко?
- Жалко.
Кинув взгляд на ее грудь, Дока вдруг отметил, как она приподнялась, стала выше и острее округлыми до этого холмиками, выпиравшими через материю сарафана из-за мелькавшего под мышкой модного лифчика. В глубине сознания проснулось полузабытое желание насладиться видом вожделенных долек, через мгновение оно обуяло его всего. Как и прежде, он не хотел причинить очередной подружке боль, он лишь требовал возвращения туда, в не отвечающее ни за что детство. Собрав все силы, Дока принялся отдирать ее руки, Таня слабо сопротивлялась, с каждым новым натиском все быстрее сдавая позиции. Наконец трусики были спущены до колен, Дока выпрямился, с силой потянул их на себя.
- Порвешь, дурак, - разжимая пальцы, вскрикнула Таня. - Что я тете скажу!..
- Ничего не говори, - отбросив трусики в траву, взялся за ее ноги Дока. -Раздвинь колени, я ничего не сделаю.
Внимательно всмотревшись в порозовевшее лицо Доки, Таня позволила растащить ее ноги, затем откинулась на спину, сжав кулачок, подложила его под голову. Расширенными зрачками Дока впился в половой орган подружки, он рассчитывал увидеть на лобке тот же золотисный пушок, а узрел редковатый пучок темных кучерявых волос. Обе половинки пухлых губ тоже были покрыты черными мягкими завитушками, запах показался не тем, из детства, похожим на запах от малосоленой селедки с молокой, а, хоть и тоже рыбным, но рыбы другой породы. Во рту принялась скапливаться густая слюна, осторожно раздвинув большие дольки, Дока поводил подушечкой пальца по скользкому углублению с теми же двумя розовыми лепестками внутри, с крохотным как бы хухольком между ними. Послышался слякающий звук, усилился терпковатый запах, он был резче того из прошлого, успокаивающего, заставляющего просто балдеть, этот запах возбуждал. Из паха в яички переместился плотный сгусток энергии, наполнил мошонку, заставив член приподнять головку. Дока проскользнул подушечкой пальца дальше по углублению, и провалился в тугое отверстие. Фигурка Тани напряглась, она вскинула голову, обхватив руку Доки, попыталась отбросить ее в сторону.
- Туда нельзя, - быстро проговорила она. - Мне так больно.
- Знаю, у вас там пленка, - нетерпеливо согласился он. - Я и не думаю залезать глубже, только с краю.
По его пальцу уже побежали сладостные мурашки, забираясь все выше и выше. Немного подождав, Таня убрала свою обмякшую кисть, которая упала вдоль туловища. Было видно, что подружка тоже испытывает удовольствие от его действий, и если бы не настороженность внутри, изредка встряхивающая ее тело мелкой дрожью, она бы приняла предложенные им правила игры. Но дремучий страх на генном уровне не давал возможности расслабиться окончательно. Между тем, Дока послякал пальцем туда - обратно, млея от сексуальных звуков и от туго охватившей фалангу мягкой плоти. Та словно самостоятельно принялась обсасывать кожу вместе с ногтем, одновременно окропляя поверхность ее липкими горячими выделениями. Члену в трусах стало тесно, он запросился наружу, Дока прокрался дальше, в розовую глубь узкого отверстия, добрался до упруго вмявшегося препятствия. Таня закрыла глаза, затаилась, ее колени медленно притянулись друг к другу, зажав его ладонь между полненькими ляжками, щеки стали пунцовыми, дыхание отрывистым. Дока попробовал препятствие на прочность и сразу ощутил, как палец защемили будто клещами, еще чуть-чуть, и он останется в отверстии. Откушенный.
Раньше, с девочками со своей улицы, он не позволял никаких движений внутри их половых органов, довольствуясь возней у входа в бархатные норки. Взрослые не раз предупреждали, что в этих щелках есть такое, за что мужчин расстреливают, а пацанов надолго сажают в тюрьму. Поэтому, зная его порядочность, подружки относились к ковыряниям спокойно, стараясь не показывать вида, что им тоже нравится, когда с них снимают трусики. Они сдерживали взбрыкивания ногами, гасили пробегающие по лицам судороги, убирали неспокойные руки под попы, выходило, что с Докой им было хорошо. Неприятный инцидент из-за его сексуального пристрастия произошел лишь однажды, с девочкой не совсем в себе, остальные случаи спрятались в тени взаимного доверия.
Затаившись, Дока свободной рукой погладил шелковый живот подружки, покрыл пах поцелуями. Таня чуть ослабила жим коленями.
- Я же сказала, дальше мне больно, - с усилием пошевелила она припухшими губами. - Тем более, мы договорились.
- Договорились, - эхом откликнулся он. Наивно признался. - Хотел проверить, у тебя как у наших девчонок, или по другому.
- У меня только мое, - занятая чувствами, пропустила Таня наглое откровение мимо ушей. Попросила. - Лучше сверху помассируй, так приятнее.
Доке ужасно хотелось вместо пальца всунуть в щель вырвавшийся из плавок, налившийся нездоровой краснотой, член. Он впервые испытывал подобное стремление, сам боялся этого, до сих пор не представляя, как можно войти длинным твердым органом внутрь человеческого тела. Наверное будет больно, это как проткнуть тело ножом, прольется много крови. В далеком детстве они с мальчиками дурачились, норовя снять друг с друга штанишки и засунуть в попу коротенький карандаш. Страх оттого, что кто-то сможет попасть в дырочку сзади, долго преследовал его, заставляя не поворачиваться к пацанам попой. Когда ковыряешься у края тепленькой щелки пальцем - это одно, но если пытаться всунуть его, или даже член, поглубже в письку - совершенно другое. Там было какое-то неестественное, пугающее своей неизвестностью, но кто-то упорно подталкивал Доку ввести вовнутрь раздражающего отверстия, пахуще слякающего, именно член. Облизав губы, он поскрипел зубами и принялся всей пятерней нехотя массировать подружке вспухшие половые дольки. Страх оказался сильнее инстинкта.
- У тебя есть кто-нибудь кроме меня? - спросил он, поглаживая спрятавшийся между живыми лепестками крохотный хухолек, от прикосновения к которому напрягалась вся Танина фигурка. - Ну... делал так, как я сейчас?
- Делал, - расслабленно откликнулась она. - Даже лучше.
Дока насторожился, на секунду замер, в голове пронеслась мысль, что он зря стесняется и жалеет подружку так же, как берег соседских девчонок. В Москве, наверное, она видела не такое, недаром взрослые не уставали повторять, что распутство шло из столицы. Там давно открылись тайные дома терпимости с платными проститутками, про блядей говорить нечего - как собак нерезаных. Чувство довольства намерилось уступить место жгучей ревности, пригасив злые огоньки в зрачках, Дока глухо просипел:
- Кто?
Таня помолчала, пропустила сквозь сжатые зубы долгий стон, она выгнулась, не забывая держать колени на стороже. Дока приподнял голову, удивился тому, что лифчик сбился в низ живота, небольшие аккуратные груди с потемневшими сосками торчком самостоятельно выперлись из-под глубокого выреза сарафана. Словно ждали чего-то необычного, от чего раскатались бы в лепешки.
- Моя собака, - как вполне допустимое, наконец, сообщила подружка. Поерзала попой по примятому разнотравью, добавила с придыханием. - Так языком отметелит, что даже горло перехватывает. И слушается, скажешь - фу! - уходит в свой угол.
- Собака..., - поморщился Дока, подумав, что соперник у него действительно есть. Член стремительно начал опадать, как и поднимался, прячась в кожаный мешочек. - Собака может укусить.
- Поцелу-уй, - дрожащим голосом вдруг попросила Таня.
- Что поцеловать? - оторопел Дока.
- Там... В промежности.
Раздвинув половые губы, он послушно настроился пролизывать между углублением, ему это еще не нравилось, но и противным не представлялось. Вновь селедочный запах заполнил ноздри, заставляя напрягаться член, и снова цепляемый языком крохотный хухолек наливался красным соком, становился столбиком. Таня стонала и корчилась, словно у нее хватал живот, но мысль о собачьих радостях на данном интимном месте уже не предлагала Доке заправиться доверху чувством удовольствия. Если Танина собака не кусалась, то ему здорово чесалось вцепиться зубами в уходящие под попу жирненькие дольки, за всю ту лохматую скотинку, удерживало одно - появление крови, за которой обязательно последует тюрьма. И все же он сумел удержать трепетные чувства в узде.
- Хватит..., - испустив последние капли слюны на изумрудные стебли травы под пламенеющей щекой, хрипловато остановила Таня. - Больше не могу.
- Ты разве кончила? - отрывая нос от жесткого бугорка и сплевывая, поинтересовался Дока. - Я не успел заметить.
Подружка ярко-красным языком облизнула пересохшие губы, опершись о локоть, приподнялась. Затем взмахнула ресницами над расплывшимися зрачками и уставилась на Доку, наверное, как на свою способную собаку:
- Кончать не умею, хотя как и ты наслушалась много чего, - призналась она. - Могу только млеть, пока не надоест, дальше иду на кухню и пью чай большими кружками.
- А собака идет в свой угол, - вытирая подолом рубашки рот, тихо договорил Дока.
- Своего Джанира я потом угощаю сочными домашними котлетами, - подружка расслышала и снова пропустила подтекст мимо ушей. - Он у меня умница и порядочный.
- Девочки в Москве поступают так же? - заваливаясь в листья конского щавеля, поинтересовался Дока.
- По разному, - не удивилась вопросу Таня. - Кому целует ее дружок, кому собака, а кто согласен на кота-котовича в красных сапогах.
- Это как?
- В полный рост, лишь бы не было последствий.
- А как поступают ребята?
- Кое-как... Заладил, какашка, - повела глазами подружка. - Кому опять же помогают домашние зверятки, кому девочки. Тебе не делали?
- Что?
- Ничего. Как-нибудь покажу.
- А если сейчас?
- Сейчас пойдем домой, подумают еще...
Легко вскочив, Таня надела трусики, застегнула лифчик на груди, она не поднимала глаз, словно после того, как привела себя в порядок, испытала чувство стыда. Дока тоже старался не смотреть в ее сторону, все между ними произошло неожиданно, поначалу он мыслей не имел поступить с нею так же, как с соседскими девочками пару лет назад.
Когда подошли к окраине города с тенистыми садами за невысокими заборами, Таня вдруг спросила:
- Мы продолжим дружбу, или ты меня уже разлюбил?
- С чего это вдруг? - насторожился он.
- Девочки сказали, партнерш ты менял часто.
Он промолчал, сосредоточив внимание на начале ее улицы, утонувшем в деревьях. Дорога между огородами с распустившимися фиолетовыми соцветиями на мощных кустах картошки была пустынна.
Все лето Таня провела в их городе. Они встречались почти ежедневно, но ни разу никто не заподозрил обоих в сексуальной близости, хотя они уединялись периодически. Отлучки чаще маскировались походами за чужими цветами, до которых местные девчата были не охочи по причине природной лени, или поездками в дальний лес на попутных машинах за грибами и ягодами. То уединением с обыкновенным рассматриванием карандашных рисунков. Таня рисовала прекрасно, выписанные ею лица мальчиков и девочек были так красивы, пейзажи глубоки, а натюрморты правдоподобны, что Дока, всю жизнь тянущийся к недоступному, замирал рядом с подружкой, не в силах выразить словами свое восхищение. Между ними и правда ничего не было кроме привычных "гляделок" с поцелуями половых органов, теперь с обоих сторон. Но, как в случае с конопатым другом, осторожное посасывание его члена Доке абсолютно не нравилось, он привык к силовому интенсивному онанизму, а не к боязливым щекотливым пощипываниям. К тому же, вскоре гляделки с поцелуями прекратились сами собой, потому что крепкая дружба переросла во что-то более серьезное, непонятное и благородное. Пацаны с девчатами завидовали платонической их стойкой любви, взрослые радовались тому, что кобелина Юрон не шастает по трусам вымахавших с потяжелевшими грудями их чад на выданье. За это время Дока настолько сблизился с Таней, что не представлял себе что будет делать, когда она уедет в Москву. А время разлуки приближалось катастрофически, скоро ему придется тоже собирать чемодан для отчаливания в свое ремесленное.
И час пробил. За неделю перед разъездом в разные концы они в последний раз с утра сходили на речку с ватагой пацанов, купаться было холодно, вода стала ледяной после того как Илья-Пророк поссал в нее, и они лишь окунулись. Высокая трава с полевыми цветами была скошена, уложена в небольшие копешки. Жаворонки еще трепетно зависали в прохладном уже, кристально чистом воздухе, но в том же воздухе не щущалось больше зноя с кружащими головы медовыми всплесками. В нем появились длинные белесые нити летящей по воле ветра паутины. Когда возвращались домой, Таня задержала Доку, не говоря ни слова, поводила между стожками привявшей травы, она словно искала место, где можно было бы уединиться. Ему совершенно не хотелось заниматься разглядыванием когда-то заветных пухлых долек, тем более, прикасаться к ним губами. Словно почувствовав его настроение, Таня вдруг прижалась к нему грудью, крепко поцеловала, и бросилась догонять подросших за лето пацанов. Он так и остался стоять между пахучими, аккуратно сверстанными копешками в раздумьях над ее истинными намерениями.
Вечером Дока подошел к заветному бревну в числе самых последних. Среди девчат Тани не оказалось, не подошла она через полчаса и через час. Он забеспокоился, стал оглядываться на залитые электрическим светом окна ее дома, потом не выдержал, сунулся сам к скрипучим воротам. Взобрался внутри посторного двора по ступенькам крепкой лестницы, постучал по лудке двери, ведущей в дом. Открыла тетка, высокая интеллигентная женщина, запахнув вязаную кофту, быстрым взглядом окинула Доку с ног до головы:
- А, Юрон. Ты почему не пришел провожать Таню?
- Как провожать? - отропел Дока. - Куда?
- Домой, - всплеснула руками тетка. - Разве вы не договорились?
- У нее же была еще неделя, - не своим голосом просипел он.
- Была, никто ее не гнал, - пожала плечами женщина. - Но вот решила уехать сегодня, пришла с речки, собрала вещи и часам к пяти мы проводили ее на вокзал. Не договорились, что-ли, горе-влюбленные? Или поругались?
- Мы не ругались никогда, - опустил голову Дока, опять не находя причины тому, что про все знающие ребята и в этот раз ни о чем его не предупредили. Он взялся за перильца. - Извините.
- Адрес дать? - участливо спросила женщина.
- У меня есть, рисунки ее тоже. - буркнул он, не оборачиваясь.
Больше Дока никогда в жизни не видел Таню Маевскую, хотя оба пытались наладить переписку в течении лет трех. Не единожды судьба заносила его в Москву, и каждый раз случались события, из-за которых не было возможностей заглянуть к подружке, живущей по заветному адресу, всегда лежащему в кармане рубашки. В письмах она писала, что ходит в балетную школу, учавствует в театральных постановках уже на взрослой сцене. Потом послания закончились. В один из приездов в столицу Дока услышал от постового милиционера, что в ихнем районе улицы с таким названием не существует, в адресе что-то напутано. Впрочем, может, и была, да в связи с недавними постановлениями могли переименовать, дело, мол, не хитрое - Москва тогда здорово расстраивалась. Дока перестал искать свою первую любовь, он понял, что дороги у них разошлись. Навсегда.


Глава третья.

- Печальный финал, - с грустью в приятном голосе сказала молодая женщина, обнимая пальцами хрусталь. Она помолчала, затем подняла бокал, отпила несколько маленьких глотков рубиновой терпкой жидкости, в ямочке между ключицами забился небольшой родничок. Задержав бокал над столом, она полюбовалась разноцветными всполохами внутри, вспыхивающими от лучей заходящего солнца, и посмотрела на мужчину. - Первая любовь почти всегда оставляет в человеке светлый след, он у тебя остался? Луч из детства, скажем так, хотя бы изредка тебя согревает?
Мужчина, наконец, решился вытащить сигарету из пачки, осторожно размял ее по всей длине, движение не прошло бесследно, женщина едва уловимо усмехнулась. Прикурив, он раздул щеки, подержал дым во рту, затем резко и широко раздвинул губы с похожим на "па" звуком, и только после этого бросил испытующий взгляд серых глаз на собеседницу:
- Почему ты решила, что все рассказанное произошло со мной? – отметил про себя, что вопрос заставил ее немного напрячься. - С самого начала я хотел развенчать твои предубеждения, но ты с таким любопытством впитывала мои фантазии, что ничего не оставалось, как просто подыгрывать. В первую очередь, самому себе.
- Что ты хочешь этим сказать? Не желаешь признаваться, что сожалеешь о том, что не трахнул тогда эту девочку? Кстати, судя по ее фамилии, она еврейка, - Не отрывая пальцев от хрусталя и не подимая глаз, тихо заговорила женщина. - У тебя бы все равно ничего не получилось, даже если бы она сама там, между стожками, затащила тебя на себя. Хочешь узать причину?
С пристальным вниманием мужчина продолжал следить за выражением лица молодой женщины, он как бы сам в точности не знал, куда приведет канва раскрученного им сюжета. В свете этого не ведал ответа и на возникшую загадку, связанную с внезапным отъездом Татьяны в Москву. Вопрос о том, что она осталась девственницей, тоже не давал покоя, но он стоял на втором месте после бегства в Москву тринадцатилетней подружки. Ведь тогда, по идее, он бы долго не мог найти самого себя, не то что вообще думать о сексе, не испытывал бы влечения даже к привычному онанированию. До отъезда в ремесленное училище каждый вечер подходил бы к отшлифованному ребячьими задницами бревну, издали прищуривая веки в надежде в сумерках рассмотреть знакомую поджарую фигурку в коротком платьице и в белых носочках. Поторчав немного, обойденный вниманием и пацанами тоже, направлялся бы под окна ее дома, а не дождавшись Тани, забредал бы в ночной луг, долго стоял бы молча под дождем из крупных звезд, возвращаясь обратно лишь под утро. Наверное, так было на самом деле, если это не сон.
Выдернув сигарету из пачки, женщина прикурила, откинула голову назад, натуральный светлый локон, потревоженный движением, переместился по виску на тонкую выгнутую бровь. Она уложила его на место, не отрывая взгляда от мужественного лица собеседника, во всей ее раскованной позе ощущалось, что она не испытывает чувств к сидящему напротив человеку, в то же время не желает, чтобы он об этом знал. Однако сейчас она жутко ревновала его к той, из тьмы веков, столичной девочке и ничего не могла с собой поделать.
- Ты влюбился в нее, с первого взгляда, так бывает, когда в привычной толпе вдруг разглядишь не похожую на других личность, - женщина сделала глотательное движение, покосилась на бокал, на сифон, снова на бокал с темным французским вином. И затянулась дымом. - А когда любишь, сексуальные проблемы отходят на второй план, особенно явно это проявляется в подростковом возрасте. Юноши и девушки становятся нервными, непослушными влюбчивыми, настоящими прыщавыми бестиями, способными на все, и, как ни странно, удовлетворяющими себя сами. Почти все они онанисты, если подойти к их ложам, от запаха половых выделений начнет кружиться голова, но если кто-то кого-то полюбил, трусики, как и простынь, могут испачкаться только от ночных поллюций. Я ответила на твой молчаливый вопрос?
- Спасибо, об этом я не раз думал и сам, - согласно кивнул мужчина. - И еще одно, в твоих рассуждениях я нашел ответ на причину внезапного ее отъезда.
- Ну и...? - подалась вперед собеседница.
- Все очень просто. Как только Таня поняла, что между ними ничего не может случиться по тому факту, о котором упомянула ты, она решила уехать, чтобы избавить от лишних мучений в первую очередь себя. Ведь она уже была согласна, чтобы он ею овладел, чтобы пометить его своей меткой, что-ли, на будущее, а там уже, как распорядится судьба. Мы-то знаем, что выбирает женщина.
- О, да. Как верно и то, что выбирает, все-таки, пол сильный.
Снова мелодично зевнул накрытый салфеткой крохотный сотовый телефон, нажав на прием информации, мужчина выслушал недлинное сообщение, отдал еще более короткое указание. Пощипав подбородок, покосился на взвинченную рассказанной историей собеседницу, он прекрасно сознавал, что она его не любит и был этому не особенно рад, потому что потратил на признание себя самым лучшим в ее глазах немало времени и средств. Он страстно желал ее, всегда, не единожды предлагал выходить за него замуж, она не отказывала ему лишь в одном, в постели, и только. Жить они продолжали порознь, виной было ее не рядовое происхождение. Проклятая столичная элита не подпускала ни на шаг даже миллионеров от перестройки, если у последних отсутствовала достойная родословная. Необходимо было как то увести разговор в другое русло, иначе сидящая напротив прекрасная молодая дама просто могла оставить его одного в ему принадлежащих теперь роскошных апартаментах. Ее "Пежо" последней модели скромно пристроился в углу двора рядом с его мощным "Лэнд Крузером", сама она жила в сталинских хоромах близ набережной Москвы реки, на известном всему миру Кутузовском проспекте, недалеко от Васильевского спуска.
Покусав нижнюю губу, мужчина солидно откинулся на спинку плетеного кресла, цыкнул языком между фарфоровыми зубами:
- Кстати, за весь вечер ты ни словом не обмолвилась о том камешке, о котором мы пытались порассуждать в прошлый раз. Если намерена посмотреть на него, надо предупредить, чтобы его принесли сюда, деньги пока есть.
Едва заметно порозовев, женщина кинула на собеседника быстрый взгляд, помедлив, делано неторопливо поднесла к ресницам серебряные перстни на пальцах. Потрогала камень на одном из них, самом аккуратном
- Не слишком ли это будет дорогой подарок? - как бы уйдя в себя, отрешенно задала она вопрос. - Здесь три карата, там, кажется, все пять?
- Пять и двадцать пять сотых. Чистой воды.
Мужчина удовлетворенно хмыкнул, судя по ее лицу, уловка достигла цели. Этот разговор о крупном бриллианте, тоже в серебряной оправе, шел давно, деньги на его покупку он успел списать со всех счетов, тем более, подарок стоил новой владелицы. Она любила все бежевое, холодно серебристое, лунно-притягивающее, и лишь в постели не было никого горячее ее, она представляла из себя тип страстный, контрастный, безумно увлекающийся. Это не была женщина - вамп, ее можно было сравнить с таинственной звездной королевой с огромным солнцем внутри, одновременно, с начитанной слушательницей, умеющей внимать рассказчику не только умом, но и душой. Она вся представляла из себя того, кто был нужен ему по самой жизни.
- Это очень большие деньги, - она скрестила пальцы перед лицом, посмотрела сквозь них. - Покупка не станет тебе в тягость?
- Я все продумал.
- Хм..., - женщина выдержала небольшую паузу. - Кстати, ты тоже не сказал, как идут дела с транзитом контейнеров через Данию.
- Только сейчас я дал указание узаконить сделку и скрепить ее подписями моих помощников, - мужчина поднял бокал. Кивнув женщине, отхлебнул вина. - Воистину, ты приносишь удачу.
- Ну-ну, не стоит меня превозносить, в этом деле я почти ничем тебе не помогла, если не считать единственного телефонного звонка каким-то родственникам в каком-то Копенгагене, - она пальцами же отгородилась от похвалы. - Но если хочешь сделать мне подарок, я не воспротивлюсь, только решение будем принимать вместе, - договорила она с упором на последнее слово.
- Однозначно, - мужчина склонил увенчанную идеальной прической голову. Загасив окурок, приподнял рукав в редкую темную полоску рубашки, тускло блеснул платиновый браслет на швейцарских часах с подсветкой. Заметил вдруг, что солнечный диск уже закатился за гребень далекого леса, спросил. - Дорогая, а не пора ли нам подумать об отдыхе? Время перевалило за летнее солнцестояние.
Снизу донеслись осторожные шаги и негромкие голоса заступавшей на смену ночной охраны, кто-то из них включил матовые лампочки по периметру высокого кирпичного забора. И сразу небо над особняком из густо голубого превратилось в чернильное, без единой пока звездочки на нем, воздух посвежел, словно ветер, пробездельничавший весь вечер, ждал, когда мужчина даст команду на отбой. Зябко передернув плечами, женщина вновь зыркнула в спальный проем, обхватив пальцами осанистую бутыль, плеснула в бокал немного вина. Пригубив, прикурила новую сигарету и лишь после этого обратилась к собеседнику:
- И все-таки, ты по прежнему намерен утверждать, что первую скрипку в откровениях - иначе их не назовешь - играешь не ты? - лукаво поиграла она зелеными глазами, не отвечая прямо на вопрос, чтобы успеть замять возникшую было неловкость от упоминания о подарке. Поправив на груди жемчужные горошины, притронулась к забавлявшей ее зажигалке. - Твой рассказ абсолютно не походит на выдумку, в нем слишком все натурально.
- Натурально, говоришь? - Отметив про себя, что он вряд ли встречал натуральнее и прекраснее ее грудей, выпиравших сейчас сексуальными полукружьями из глубокого выреза бежевого платья, мужчина удовлетворенно хмыкнул, скрестил под креслом ноги. Переспросил. - Тебе действительно нравится эта история, или всего лишь интересует, кто ее главный герой?
- И то, и другое, - быстро откликнулась женщина. - Мы бабы народ любопытный, к тому же кто из нас не мечтал, я бы сказала - не жаждал - настоящей любви.
- Но там не было, и не будет, настоящей любви. По моему, - развел собеседник руками.
- Для тебя может быть. А по моему, вся история кричит любовью.
Пожевав губами, мужчина всмотрелся в мигающую разноцветными огоньками ночную тьму, опершись руками о подлокотники жесткого кресла чуть приподнялся, меняя положение тела. Женщина молча следила за ним.
- Хорошо, я продолжу рассказ и доведу его до конца, - наконец, принял он решение. - Но с одним условием.
- С каким? - женщина напряглась.
- Ты никогда больше не спросишь, кто играет в нем главную роль, и ни разу не заподозришь в этом меня. Договорились?
- Согласна. Но ставлю условие и свое.
- Ну-ну!
- Все измышляемое тобой должно максимально походить на правду.
- По рукам.
- И побольше подробностей, они хорошо представляются.
- Но проблем. А сейчас в постель, с этой легендой я, кажется, завелся и сам.
- Что меня и удерживает, - отодвигая кресло, с туманным намеком засмеялась про себя молодая женщина. - С этим у тебя действительно проблем никогда не было.
Где-то на территории двора вспыхнул сигаретный огонек настроившегося бодрствовать всю ночь профессионального охранника. В глубине спальни как бы отозвались тусклым светом над роскошным ложем старинные канделябры. Отсеченная от остальных помещений толстыми кирпичными стенами с крепкой в них дубовой дверью, утонувшая во тьме, она превратилась для мужчины и женщины в продолжение истории с одной лишь разницей. Обстановка располагала без проблем заняться снятием сексуального напряжения, от которого так мучались герои повествования.
И пришел следующий прекрасный теплый вечер. Снова после напряженного делового дня на открытой веранде встретились два абсолютно разных, тщательно пытающихся скрыть чувства, человека. Он осознавал, что несмотря на аристократическую внешность, если бы не обладал талантом рассказчика и незаурядным сексуальным даром, вряд ли бы она сидела напротив. Чтобы затащить ее сюда, пришлось бы изобрести немало необычного. Она же терзалась мыслью, что зря теряет время, имелись кандидатуры поинтереснее, с выходом к мировым человеческим ценностям, где большие деньги играли не главную роль. Приемы, балы, аудиенции, общение не в замкнутом круге пусть золотой клетки, а в обществе себе равных с разносторонними интересами, с расширенным высоким сознанием кругозором. Если бы не его неиссякаемая энергия и не талант большого выдумщика, она бы еще подумала, прежде чем переступить порог двухэтажного особняка на Рублевском шоссе. В районе, в последние десять - пятнадцать лет превратившемся в место проживания озолотившихся при перестройке разношерстных проходимцев. Конечно, Рокфеллер еще мальчиком начинал с перепродажи мыла согражданам через улицу от родного дома. Хаммер тоже поднимался с поставок простых карандашей для нужд молодой Советской республике, попутно прихватывая за бесценок сокровища русской нации, накопленные ее элитой за века. Сейчас это известные на весь мир семьи миллиардеров, с одним "но", в коронованных самой судьбой высших обществах их по прежнему принимают как выходцев из низших еврейских сословий, выскочек. Хотя эти люди успели раздавить высшие общества до положения мокрого следа на паркете, они вспоминают о денежных баулах в основном тогда, когда им необходима солидная материальная помощь. И все - таки несмотря ни на что, в собеседнике угадывалось не совсем чужое, а даже в чем-то роднящее.
Импозантный мужчина с легкой сединой на висках, в свежей белой рубашке в широкую коричневую полоску, облокотился о белоснежную вновь скатерть, наклонил новую бутылку "ВВ Клико" над хрустальным бокалом сидящей напротив женщины с зелеными глазами. Наполнил такой же фужер для вина и себе. Выбрав самый крупный персик, предложил даме, другой перенес на свою тарелочку, и с удовольствием откинулся на спинку мягко скрипнувшего плетеного из гибких прутиков кресла. Отпив пару глотков выдержанного во французских винных погребах напитка, женщина прижгла конец длинной золотистой сигареты, приняла выжидательную позу. В этот раз на ней было светло-зеленое платье с короткими рукавами, открывавшими округлые женственные руки с ямочками на локтях и с как бы кукольными овальными плечами. В таком же глубоком вырезе, как во вчерашнем бежевом платье, поигрывало зеленоватыми искорками изумрудное ожерелье, собранное из камней средней величины. В ушах покачивались серебряные изумрудные клипсы, пальцы унизывали тоже серебряные перстни с крупными изумрудами и зеленым малахитом, запястье левой руки охватывал широкий изумрудный же браслет из почерненного серебра. Богато обрамленная ювелирными изделиями ручной работы, зелень камней выгодно подчеркивала от природы большие зеленые зрачки молодой женщины. В сочетании с беломраморным лбом и бледно розовыми щеками вся она походила на тонкую березку, впервые распустившуюся весенними бруньками. Помучавшись сомнениями в отношении совместного будущего, мужчина вздохнул, послушно взялся закатывать рукава рубашки, словно надумал готовить необычное кушанье...
Итак, прошло три года, Доке исполнилось восемнадцать лет. Он превратился в высокого видного парня, с яркими голубыми глазами, с румянцем во всю щеку на удлиненном лице, с темными волнистыми волосами до плеч. Соседки с улицы и из ближайших окрестностей прочили его в женихи полностью оформившимся дочерям. Он дружил с ними, увлекался, но ни одна из них не задевала чувств по настоящему, как в свое время стронула что-то в душе кареглазая москвичка Татьяна. Подобной он больше не встречал. Не найдя в его сердце места для себя, многие девушки вскоре разъехались получать высшее образование в областном городе, или даже в столице. Оставшиеся подружки, как по команде, принялись выскакивать замуж одна за другой, невостребованные тоже разом упаковали чемоданы и отчалили в более оживленные места. Тогда их было достаточно - комсомольцы требовались везде. И Дока вдруг оказался в вакууме, сами собой прекратились травля невест собаками, прогоны их от палисадника по улице палками в руках матери, отбиваться стало не от кого. Без внимания он не остался, городок был хоть мал, да не на одной улице сошелся клином, в других районах девчат выросло не меньше, но то обстоятельство, что некоторые потенциальные невесты все-таки решились на отъезд, заставило Доку задуматься. Он вдруг осознал, что основной причиной безразличия к подружкам является все то же увлечение онанизмом. Когда сексуальное напряжение снималось, мир вокруг не казался неповторимым, заставляющим мелко трепетать ресницами и вздрагивать крыльями носа. Неприятия добавляла обыкновенная навязчивость девушек, высокий, яркий на внешность, он давно познал себе цену и в связи с этим, во всем привыкший быть самим собой, терпеть не мог насилия в любой форме.
Еще в шестнадцатилетнем возрасте, когда устроился работать слесарем на предприятие на котором трудились слепые, Дока в полной мере ощутил, что может представлять из себя женщина, если она хочет. Слабо видящие девушки, моргая раскосыми зрачками, или вообще пустыми белками, норовили ощупать его с ног до головы, забирались руками в ширинку, поддевая пальцами ужимавшийся от стыда и страха член, стараясь вытащить его из трусов, а самого Доку заволочь в какой-нибудь темный угол. Они были согласны насладиться любовью прямо в цеху, в коридоре, посередине кабинета, для них это было естественно, удовлетворением своих желаний они как бы восполняли природную ущербность. Осуждать их никто не решался, здоровые мужчины старались обходить стороной, перепихнуться со слепой было не только стыдно, но и позорно. Так поступал и Дока, он считал подобный поступок грехом. К тому же, у инвалидок изо рта текли слюни, а выражение лица постоянно было неестественным, что вызывало одновременно с жалостью невольное отвращение. Но дело в том, что этими бездумными действиями они его заводили, заставляя заниматься онанизмом не единожды в день. Насмотревшись на то, как слепые парни лапают слепых девок, Дока принимался искать укромный уголок, чтобы удовлетворить себя. Постепенно начало пробуждаться желание трахнуть хоть пробегающую мимо собаку, не то что слюнявую слепую, и если бы не чувство жгучего стыда, он бы давно развязался по полной программе.
Однажды на площади в центре города, где Дока в воскресный день вместе со знакомым парнем дефилировал вечером перед группкой девушек у входа в Дом культуры, его тронула за плечо более-менее зрячая работница из одного с ним цеха. Женщина считалась гулящей, ее заставали с разными мужчинами, не раз она приставала и к нему.
- Ты что здесь делаешь, Юрчик? - картаво поинтересовалась она с идиотской улыбкой во все раскрасневшееся лицо.
Поначалу Дока шуганулся было в сторону, но знакомый, цыганистый щупловатый пацан с перебитым носом, неожиданно посмотрел на него как на графа Монте Кристо из недавно виденного одноименного кинофильма. У него были большие проблемы по поводу знакомства с девушками. Это было так неожиданно, что Дока сразу возомнил себя прожженным любовником, цыкнув слюной сквозь зубы, он обхватил деваху за плечи правой рукой, левую положил на огромные мешковатые груди за распаренной пазухой:
- Мы гуляем, - развязно подмигнул он. - А ты зачем пришла?
- А мне делать нечего, - хихикнув, немедленно притерлась к нему деваха крепким телом, провонявшим потом. Изо рта пахнуло дешевым вином, заеденным луком. - Можно я тебя обниму тоже?
- Валяй, - разрешил Дока.
Запоздалая мысль о том, что его могут засечь с известной в городке проституткой, все-таки заставила оглянуться по сторонам, разрешать себя обнимать не хотелось тоже, потому что потом вряд ли можно было отвязаться. Если бы не продолжавший ошарашенно вертеть головой знакомый, подобного казуса не произошло бы никогда. Протащившись мимо Дома культуры, они спустились к перекрестку с продовольственным магазином с одной стороны, и со школой, одновременно с церковью на перпендикуляре небольшого сквера, с другой. Ни в отмечавшую какое-то событие школу, ни тем более в церковь с начавшейся службой никто из троицы идти не собирался. Дока обошел бы десятой дорогой и магазин, он до сих пор так и не научился ни пить, ни курить, но знакомый с инвалидкой держали под языками мнения, отличные от его. Первой подала громкий голос слепая:
- Что это мы проходим мимо, когда винный отдел еще работает, - выперла она на Доку базедовые лупалки. - Юрчик, я хочу выпить.
- А я не горю желанием, - попытался он шутливо отмазаться.
- Чего ты? Сегодня туда привезли дешевого, - вроде не понял знакомый. - И я с вами стаканчик пропущу.
Он демонстративно загремел мелочью. Дока принялся подыскивать оправдание, с помощью которого можно было бы увильнуть от обоих собеседников, пьянка никогда не входила в его планы. За все время он единожды попробовал полстакана красного вина, и от злосчастных пары глотков его долго выворачивало в прямом смысле слова наизнанку. Но с одной стороны его крепко обнимала явно накалявшаяся от трения о бока дебелая деваха, с другой шевелил губами мучась с подсчетами знакомый, пути отступления были отрезаны напрочь. Правой рукой Дока дурашливо пощипал провисшую сиську у довольной проститутки, а левой нашарил на поясе под платьем резинку от трусов, подергал на себя.
- Лучше пойдем в школьный сквер, - наклонился он к ее жесткому уху. - Там удовольствий мы получим больше.
Дуреха тут-же вспыхнула от пламени желаний, наверное, она успела поспеть еще до его предложения.
- А гундосого куда? Его брать с собой не надо, - инвалидка облепила Доку полностью, закатив зрачки под верхние веки.
- Я скажу ему, что мы пошли по своим делам.
Ладонью Дока повел по низу ее живота, в голове закрутилась мысль, что знакомый пацан сейчас сдохнет от зависти, подобных действий с бабами не мог позволить себе ни один из его друзей. Ощущение превосходства, вседозволенности, заставили продвинуть руку на гуляющую холодцом задницу впаявшейся в него девахи, размять одну ягодицу. Затем, оборзев окончательно, поднять ее ногу за толстую ляжку и притянуть к своему боку, реакция последовала моментально, слепая въехала с размаха в его губы мясистым ртом, раскатав их по зубам в тонкую пленку. Потом собрала обе половинки, всосалась покрепче и оттянула на полметра от носа. Все это она проделала за секунды, не забыв крестьянскими граблями нырнуть в ширинку, оказавшуюся расстегнутой, одновременно выбрасывая вместе с запахом перебродившего в желудке вина с перегнившим там же луком мякину неразборчивых слов прямо ему под нос:
- Пойдем...шу...шу...шу... потом выпьем... пыш...пыш... у меня есть... гыть...гыть...в заначке... В сквер пошли... аш...маш... под стенку храма... там никого...ыть...гыть...
Обалдевший Дока, не ожидавший скорой реакции, попытался вырваться. Они остановились на углу магазина, под его стеной, день давно перевалил на вторую половину, поэтому народу было мало, и все равно его прошивали стрелы жгучего стыда, смешанного с отвращением. Рядом, отклонившись назад, замер в позе мужика, наконец-то поймавшего долгожданную русалку, его знакомый, из изуродованной ноздри показалась зеленая сопля, которой он не замечал. Поняв, что попытка оторваться от ненормальной бабы успехом не увенчается, Дока свободной рукой с силой сжал вторую сиську, в надежде, что припадочная опомнится. И тут произошло неожиданное, легко оторвав пальцы, ивалидка задрала подол, впихнула его пятерню между разъехавшихся ног в растянутые трусы, и придавила сверху мощной кистью, чтобы не смог вырвать. Средним пальцем он попал туда, куда было нужно. Взвыв диким зверем, слепая уцепилась зубами в его рубашку на плече. До сознания Доки, перебив все мысли, докатилась нестерпимая боль, он вдруг ощутил, как перетирают его ладонь сильные толстые ляжки, как один из пальцев изловчился провалиться в осклизлую щель, из которой сочилась и сочилась моментально достигшая ноздрей слякотная вонь. Еще немного и от пятерни ничего не останется, или обезумевшие ляжки состругают ее в мелкую стружку, или заглотит по локоть ненасытная помойная яма. Немытое тело дурехи взопрело окончательно, скоро от ходивших ходуном сисек пахнуло запахом одинаковым с застойным мочеполовым, в голове помутилось, к горлу подкатили первые позывы тошноты. Дока уперся правым кулаком в широкую шею слепой, стараясь оттолкнуть ее голову, успевшую спутанными прядями отхлестать по мордасам не хуже пастушьей плетки. Левую по прежнему пытался вырвать из железных тисков ляжек.
- Пойдем...ис-са-с-с... пой-дем... с-си-с-са..., - продолжала взвизгивать ущербная женщина, окончательно потерявшая рассудок, напирая всем телом, прижимая Доку к стене, к громадным растрескавшимся бревнам здания дореволюционной постройки. За время развитого социализма горожане так и не сумели возвести ничего нового и более крепкого. Он ощутил эти гладкие вековые стволы вмиг покрывшейся потом обезжиренной своей спиной, они уже оставляли рубцы на его бледно-розовой молодой коже. А вокруг приплясывал пацан с переломанным носом, с двумя густо зелеными соплями из них, засунув руки поглубже в карманы, он мял и тискал свои яйца с членом, приговаривая как заведенный:
- Дай мне... дай мне... я смогу... я тоже смогу, если ты не хочешь. Отпусти ее... дай мне... я кончу туда...
Так продолжалось до тех пор, пока проходивший мимо мужчина не остановился напротив, завертев шеей, он зарыскал нетрезвыми глазами в поисках чего бы урвать и себе. Только тогда Дока изловчился, выдернул измазанную вонючими выделениями кисть, прогнувшись назад, с силой врезал по вращающей белками морде калеки, прицелившись, ударил еще раз по безобразно вывернутым в рваных шрамах губам, затем по толстому носу и в подбородок. Дуреха яростно цеплялась за рубашку, за локти, за грудь, вжималась что есть мочи, умудрившись оседлать его коленку, задергала толстой задницей сверху вниз, издавая нечленораздельные мычания с покрякиваниями. Сверху вниз, полузадушенная скрюченными от ненависти пальцами Доки, пока не выбилась из сил, не обмякла, сползла по стене на землю и громко завыла, удовлетворенно и обиженно одновремено, измочалившая себя до состояния половой тряпки. Вокруг продолжал пританцовывать с дебильным выражением на лице знакомый, с пеленок познавший вкус вина и табака, с которым он до четвертого класса учился вместе, потом Доку перевели в новую школу, поближе к его дому. Поняв, что концерт окончился и урвать ничего не получилось, закачался своей дорогой пьяный. Кое-как приведя себя в порядок, Дока пнул ногой растрепавшую губы инвалидку и, не оглянувшись на решившего все-таки уцепиться за ее подол сопливого пацана, отправился домой. В груди не могли найти места злость и отвращение к женщинам вообще.
После того случая Дока долго не мог притронуться к собственному члену, чтобы испытать удовольствие от онанирования, косая проститутка, выросшая в детдоме, едва не отшибла охоту и к самоудовлетворению, преследуя его на каждом шагу. На другой день в цеху она вновь гонялась за ним, лапая здоровенными ладонями за все подряд, стараясь пальцами пролезть в ширинку. Она скорее всего по животному ощутила, что он не спал с женщинами из-за природной стеснительности ни разу. Это обстоятельство возбуждало в ней звериные чувства превосходства, заставляющие во что бы то ни стало обучить несмышленыша тому, что с азартом проделывала сама. Вскоре к дуре присоединились еще несколько инвалидок, жизнь превратилась в навязчивый сексуальный кошмар, получалось, то, к чему стремился сам, от него же пострадал. Чтобы избежать претензий той проститутки и других потаскух на родное тело, работу пришлось сменить.
Лишь через год, оказавшись в областном центре по поводу сдачи экзаменов в институт народного хозяйства, он вновь случайно остался наедине с девушкой. Еще во время учебы в ремесленном училище не прекращал мечтать о высшем образовании и вот теперь в нагрудном кармане зеленел аттестат об окончании одиннадцати классов средней школы. С ним и с другими документами, он приехал поступать. В маленьком родном городке обещала жадать красивая подружка по имени Галина, она была из крошечной деревни сразу за железнодорожной линией, и ходила на танцы в клуб напротив вокзала, в который переместилась в связи с ремонтом Дома культуры в центре вся молодежная тусовка. Вообще, Доке везло на деревенских скорее всего потому, что свои городские быстро приедались, а ему постоянно хотелось новых ощущений. На тот момент ему стукнуло семнадцать, ей еще не было пятнадцати, за несколько коротких встреч оба толком не успели не то, что поцеловаться, даже как следует подержаться за руки. Но чувства развились нешуточные, вплоть до нервной дрожи в ожидании следующей встречи, наверное, так бывает всегда - самое главное приходит тогда, когда времени на него не остается. В этом случае расставание тоже носило драматический характер. Несмотря на заверения Доки о частых приездах на каникулы, девушка чувствовала, что учеба в институте разделяет обоих навеки. Как показала жизнь, ковать железо надо пока оно горячо.

Глава четвертая.

На период аттестации девушек и юношей расселили по частным квартирам, Доку с пареньком и одной абитуриенткой приютила пожилая женщина, хозяйка трехкомнатных хором. Пока они упирались над конспектами со шпаргалками, свободы на то, чтобы обратить внимание на окружающих не было, но, как и все на свете, экзамены скоро закончились, несмотря на высокий конкурс, квартиранты были зачислены в студенты. Перед разъездом по домам событие требовалось отметить, ближе к обеду паренек, сосед по комнате из городка на краю области, сбегал за бутылкой вина. Дока притащил газировки с конфетами, спавшая в зале на диване, девушка зажарила на газовой плите колбасу с яичницей, нарезала овощной салат. Хозяйка в этот день дежурила в институте. И пьянка началась, Дока участия не принимал довольствуясь, как всегда, любимым лимонадом. Минут через двадцать после приема первого стакана, пацан вдруг нашарил в себе великого и одухотворенного, вытаращившись на не умеющего пить соперника с превосходством прожженного мужика, он пододвинулся к слегка захмелевшей студентке, обнял ее за талию. Бросив на Доку смущенный, одновременно призывно заинтересованный взгляд, та от объятий попыталась избавиться, обратив внимание домогателя на то, что в бутылке еще не кончилось вино. Стаканы наполнились заново, вскоре разговор о прелестях сдачи экзаменов отошел на второй план, на первый вышла болтовня ни о чем. Расслабленная рука новоявленного студента никак не могла удержаться на атласной блузке девушки, зрачки которой успели расшириться, а движения вместе с речью замедлиться. Дока по прежнему не позволял себе ничего лишнего, пробавляясь газировкой с конфетами, сказка из приготовленной по домашнему яичницы с колбасой и салатом закончилась, за окном набирал силу жаркий августовский день. По кроне стоящего напротив дерева с ветки на ветку перепархивали серо-коричневые воробьи с зеленогрудыми синичками, по проспекту катились блестящие разноцветные машины. Несмотря на все больше пьяневшего парня, на агрессивные его подергивания, в груди у Доки разливалось долгожданное спокойствие от осознания того, что сбылось одно из желаний, о котором так мечтал. Вновь можно будет задрать голову, чтобы почувствовать себя лидером пусть и на своей улице. В комнате было тепло и уютно, до отправления нужного автобуса оставалось несколько часов, вечером он приедет домой, тут каких-то километров сто.
Весело посмотрев на студентку, Дока врубился зубами в большое краснобокое яблоко и почувствовал, как девушка взялась втягивать его в себя темно-синими зрачками, вытеснившими белки. До застолья между ними ничего не проскакивало, лишь ответы с вопросами по темам экзаменов. Он вытащил носовой платок и крепко высморкался, немного скомкавшись, отыскал еще одно яблоко, протянул соседке. Молча взяв, та молча его и надкусила, не спуская пристальных глаз, рядом с ее плечом бормотал плохо державший голову паренек. Откровенно подмигнув Доке, она толкнула соседа в спину, когда тот очухался, показала на пустую бутылку:
- Ты думаешь идти за вином? Или уже надрался?
- Н-нет, я еще трезвый, - запротестовал студент. - Кончилось?.. Сейчас принесу.
- А сколько она стоит? - поняв что к чему, подхлестнул его вопросом и Дока.
- Неважно, деньги есть.
Парень ушел, девушка пересела на диван, помедлив, Дока последовал за ней и снова вязкий стыд заполнил нутро, вновь он не знал, с чего нужно начинать. Если снять трусики и приняться разглядывать что под ними, удовлетворения уже не наступит, детские забавы давно отошли в прошлое. А если ввести член в ласковую дырочку, неизвестно, чем увлечение может обернуться. Но девушка ждала действий, еще за столом ее вспухшие от выпитого вина губы приоткрылись, обнажив ровный штакетник белых зубов, мочки ушей порозовели, дыхание участилось. Она вся была во власти охвативших ее желаний. Аккуратные вздернутые ноздри оросились мелкими капельками пота, девушка полуприкрыв влажные зрачки ресницами, уставилась перед собой, предлагая партнеру решать ее судьбу самостоятельно. И Дока вымел из сознания все сомнения, положив руку на дрогнувшее ее колено, осторожно взялся отворачивать подол праздничного платья вверх до тех пор, пока не показались голубые в обтяжку трусы с начесом, доходившие до половины полненьких ляжек. Тугую резинку вдобавок крепко прижал к телу широкий разноцветный пояс. Корявыми от волнения пальцами Дока настроился развязывать сначала его, узел долго не поддавался, пришлось уцепиться зубами. Студентка продолжала лежать молча, она будто закостенела внешне, одновременно вспыхнув изнутри настоящим пламенем сексуальной потребности, наверное, опыт половых игр у нее все-же был, иначе давно вцепилась бы ногтями в запястья. Вытащив из-под спины партнерши длинный пояс, Дока стряхнул его на покрашенный заводской краской пол, теперь нужно было содрать повлажневшие от пота длинные плотные трусы, и наконец-то ощутить то, что давно испытали многочисленные товарищи, а он на это никак не мог решиться. Он еще не ведал, что в завершающей стадии всегда подстерегает какая-нибудь гадость. Положив руки на мягкий девичий живот, подсунул пальцы под впившуюся в пах резинку, потащил ее на себя, она оттянулась и со шлепком вернулась на прежнее место. Спохватился, что начинать следует не сверху, а надо сперва попробовать сдернуть трусы с упругих ягодиц, так и поступил, просунув ладони под крестец. Это оказалось не просто, половинки задницы вспотели, ворсистая материя цеплялась за них как наждачная бумага за вязкую поверхность деревянного кругляша. Вскоре Дока тоже покрылся каплями пота, к тому же, внимание притягивал свернутый в розовую розочку аккуратный пупочек, здорово возбуждавший вместе с обрисованными материей половыми губами между ровненьких ног. Член давно просунул головку под резинку на плавках Доки и теперь пытался поднырнуть под ремень. Расстегнув пряжку, он скатал штаны по мокрым бедрам до колен, чтобы напрягшейся уздечке на конце члена стало легче. Снова вцепился в настоящий пояс верности под ягодицами подружки, медленно стащил цеплючую ткань до поросшего темным волосом лобка. На этом месте трусы надолго задержались, их владелица не предпринимала никаких действий, чтобы облегчить Доке старания, к тому же член уздечкой пару раз пропахал по оголенному ее животу. Скопившееся в яичках изуверское напряжение приготовилось взорваться гранатой без чеки, сдержать его сил не оставалось. Дока едва успел плотно прижаться к долькам, как длинная струя спермы жестко хлестнула вдоль талии замершей на секунду студентки. Он заскрипел зубами, засучил ногами, не в состояни обуздать рванувшиеся изнутри волны страсти, с храпом всасывая через ноздри такой желанный и совершенно незнакомый запах созревшей самки. Впаялся на подломившихся локтях болючими сосками в полукружье гибких ребер, поддернулся вверх и покорно затаился на выпуклых грудях подружки, стараясь собрать далеко разбежавшиеся мысли.
Меж тем подружка продолжала находиться в сильном сексуальном возбуждени, она крупно вздрагивала, отрывисто дышала, она заметила, что-то произошло с партнером, но не поняла, почему затих, отчего так долго возится с нижним бельем. Помедлив, она пальцами нащупала липкую плоть члена у себя на пупке, пересилив стыд, оттянула его, не утратившего упругости, вниз, шляпкой потерла между жаждущими ощущений приоткрывшимися половыми губами. Сначала осторожно, затем по настоящему. Сомкнула ноги, напряглась, зубами вцепившись в воротник мужской рубашки. Несмотря на внутреннее опустошение, Дока ощутил новую волну интереса к студентке, сдвинувшись к девичьим трусам, неумело задергался по самому верху уходящих в промежность пухлых долек, одновременно и в угоду лежащей под ним. Ерзал не он, заставлял двигаться вверх-вниз его величество древний инстинкт, как при онанировании, когда от катания члена между ладонями он постепенно перешел к продольному его поглаживанию. Тогда неторопливое возбуждение напрягшегося мускула в собственной шкурке вызывало ни с чем не сравнимое наслаждение, к тому же, имелась возможность приостанавливать или ускорять процесс. Вверх-вниз, вверх-вниз, как сейчас, только наоборот, но в данном случае все происходило по настоящему. И все же Дока освободился, несмотря на сильные чувства, перед этим от спермы не так ярко, как при искусственном вызове оргазма, поэтому всеми силами попытался достичь желанной расслабухи вновь. Крепо обхватив девушку, подмял ее под себя, заработал задницей, стараясь протащить свою напрягшуюся плоть между ее половыми губами как можно теснее. Кто-то внутри подсказал, что делать надо именно так, а еще лучше воткнуть член между ног подружки, как поступают мужики. Но мысль о том, что с трусами вряд ли суметь справиться, и застарелый страх о последствиях, понуждали довольствоваться малым. Он понял главное: все еще впереди.
Партнерша вдруг протяжно зевнула, вдавилась в грудь Доки лицом и волосами, пытаясь задушить рвущиеся наружу эмоции, заметалась по сторонам, стремясь спрятаться под диванное покрывало, спихнуть избранника на пол, одновременно изо всех сил притягиваясь к нему. В лицо ей ударила волна краски, зрачки закатились, губы съехали на бок, наверное, она сама извернулась поймать то сладостное, о котором тоже была наслышана от взрослых подруг. От неожиданности Дока шуганулся было со студентки, и тут-же понял, что выдраться из железных объятий не хватит сил. Да и не надо было разбегаться так грубо, ни ей, ни ему.
В этот момент громко хлопнула входная дверь, в прихожей нечленораздельно замычал новоиспеченный студент, вконец опьяневший за время похода. Вскочив с дивана, Дока заправил рубашку под ремень на брюках, пригладил волосы, студентка напяливала на крутые бедра злосчастные трусы с начесом, изогнувшись на пружинах коромыслом. По ее пылающим алым пламенем щекам блуждала улыбка Моны Лизы с бумажной копии, которая великому Ленардо да Винчи не иначе доводилась чужою женой. Но в данный момент блудливая, довольная усмешка партнерши говорила о нескольких вещах сразу, о том, что ей удалось снять экзаменационное ужасное напряжение и избавиться от накопившейся сексуальной энергии без последствий. Главное, успеть сделать все это вовремя.
Потянулись плотные дни учебы, когда даже женское общежитие через дорогу не соблазняло освободиться на вечерок. Привыкший подходить ко всему ответственно по причине отсутствия опоры, Дока не только рьяно закреплялся в студенческих аудиториях, чтобы не быть забритым в армию с первого-второго курса, но и зарабатывал на свои нужды сам. После лекций он бежал на товарную станцию разгружать вагоны, иногда удавалось сорвать куш, чаще приходилось довольствоваться местом на подхвате, областной город слыл студенческим, это значило, что желающих было хоть отбавляй. С подружкой, с которой отметили на хозяйском диване сдачу экзаменов, дружбы не получилось, к тому же она к концу первого курса выскочила замуж. Поначалу Дока оглядывался ей вслед, не в силах отвязаться от ощущения недосказанности, потом охладел, девочек вокруг было достаточно, но все они отгоняли его рисованной недоступностью. С женщинами легкого поведения он не горел желанием вступать в контакт сам, напуганный матерью еще в детстве последствиями от венерических заболеваний, как например провал переносицы от сифилиса. На втором курсе заметивший его старательность декан факультета подбросил идею, с исторического того момента должную быть воплощенной в жизнь. А сказал он примерно так, мол, дорогой Юрон, профессию ты себе выбрал народную, значит, работать будешь в самой гуще народной. Так как все вокруг народное, все вокруг твое и мое, то есть по просту никому не нужное, не за горами время, когда найдутся на него хозяева. Сейчас тебе нужно приложить максимум усилий, чтобы втереться в плотное число тех хозяев, они уже взялись сбиваться в стаю, тогда окажешься на коне, иначе так и останешься вечно пьяненьким инженеришкой, всю сознательную жизнь сшибающим на пузырь. После декановского откровения Дока рванул на пять тыщ как на пятьсот, ночами напролет штудируя основные параметры достижения успеха в условиях пока развитого социализма. Результаты ввиде отличных прожектов перемещались в зачетки.
Но наступил момент, когда деваться со своей невинностью стало некуда, природа на то и природа, что неукоснительно диктует и блюдет законы. Если и на старуху бывает проруха, то у молодых на этот счет идет беспрерывная заваруха по двадцать пять часов в сутки. Доку взялись преследовать сексуальные кошмары, то он пыхтел сверху на какой-нибудь смазливой однокурснице, то снизу, то сбоку, то стоя. Поначалу больше с одной, но вскоре с двумя, потом разошелся так, что и группы в пять девочек оказалось мало. Головами они наклонялись в центр круга, приподнимали разнокалиберные попы, он вышагивал вокруг и оприходовал их по очереди, до тех пор, пока на какой-нибудь не кончал. Как протекает настоящий половой акт, он по прежнему не имел представления, член самостоятельно ерзал по верху розово щекотного входа или чуть проскальзывал за края складок. Там и болтался, пока не наступали поллюции, абсолютного облегчения не приносившие все равно, лишь обливавшие спермой трусы, от нее становившиеся заскорузлыми, натиравшими промежность. Постепенно ночные вакханалии превратились в пугающие кошмары, не позволяющие выключать электричества до утра.
Двадцатилетие Дока встретил не только с похвальными грамотами, но и с неприятным осознанием того, что до сих пор боится приблизиться к девочкам. Он все так-же занимался онанизмом, понимая, что порочная слабость мешает натуральному сближению с противоположным полом. И ничего с собой поделать не мог, а суррогатные упражнения удовлетворяли лишь на часы, стало казаться, что большего наслаждения получить ни с кем и никак не удастся, даже первый неудачный опыт с абитуриенткой по прошествии двух лет представлялся подтверждением тому. Но природа все равно требовала своего. В какун Нового года судьба занесла Доку не на шикарный бал в актовом зале института, где жаждала с ним воссоединения подружка самой Снегурочки из параллельного курса, а в маленький обшарпанный домик на окраине города, в гости к парню, знакомому по разгрузке вагонов. Несколько раз он приезжал туда, успев пообщаться с блудливой и симпатичной его сестрой лет шестнадцати, которая тут-же решила заиметь на него виды. На что грузчик махнул рукой, мол, не связывайся, ее весь район перепробовал, Дока лишь усмехнулся, доступность подружки, вроде, не возымела действия. Но именно она подтолкнула его в морозную ночь в назначенный природой момент направить стопы не на автобусную остановку для поездки домой и встречи праздника с завалившей любовными письмами скромной деревенской девушкой Галиной, с нетерпением ждущей его появления в ее доме. И даже не к более близкому ярко освещенному парадному подъезду родной альма-матер, что оказалось бы намного проще, а на глухую окраину к просевшему домику с укатанной горой шлака перед крыльцом. Почему поступил именно так, внятно объяснить он бы не смог даже себе нынешнему.
За накрытым изжованной клеенкой вихлястым столом разместилась вся компания, грузчик и его сестра, ее невысокая под тридцать лет конопатая подруга, Дока и, вначале застолья, седобородый дед. Пропустив наркомовские сто граммов, старик, не дожидаясь наступления момента торжества, ушел за выцветшую занавеску и завалился спать, двое его родственников и гостья продолжили планомерно накачиваться из бутылок, что торчали на середине стола. Дока обходился колбасой с обсасыванием соленых огурцов. Сестра переместилась по лавке как бы незаметно к нему, возражать он не стал, наоборот, воспринял поступок девушки кусочком сыру, поданным вовремя. В актовом зале института ему светили бы аплодисменты за хорошую учебу, надушенные письма с признаниями в любви, мимолетные поцелуи под гулкими сводами за колоннами в два обхвата. Может быть под утро постель с капризной студенточкой в пьяном угаре, если бы получилось, если бы решился - а он бы поддался, как пить дать. После чего наступила бы пугающая неизвестность, или беспардонное навязывание девочки, переспавшей с ним, себя в жены, или угрозы подать в суд за изнасилование, или что одинаково, объявление собственной персоны беременной с вытекающими последствиями. Примеры эти успели потрясти - и продолжали потрясать - стены заведения, на том стоял режим развитого социализма с надвигающимся полнейшим коммунизмом. К сожалению, почти половина даже успевших официально зарегистрироваться парней потом сидела.
Вот какой сценарий мог бы подойти к встрече Нового года в альма-матер. В гостях у знакомого грузчика ничего подбного и быть не могло, во первых, не тот контингент, во вторых, не нужно было прикладывать особых усилий, чтобы его сестра досталась тебе. Если бы не обосранный подол, девка выглядела бы ангелом, а брату все было до лампочки, алкаш обыкновенный, он и на конопатую подружку не больно обращал внимания. В третьих, места за дырявыми занавесками должно было хватить всем, от венерических неожиданностей ребята снабдили презервативами, белыми таблетками и ртутной мазью. Посоветовали после близости пописать и обмыть член собственной мочей, этот способ был верный, спасал парней не раз, вот почему Дока принял предложение знакомого без раздумий.
До полуночи осталось часа два с половиной, а хозяин застолья пару раз уже сунулся носом в тарелку с мочеными яблоками, вскоре, освободив движением локтевого сустава место перед собой, вырубился окончательно. Сидевшая напротив его конопатая подружка недовольно хмыкнула, отложила вилку и уставилась на Доку приглашающим взглядом, сестра грузчика беспокойно заерзала на стуле, плеснула в граненый стакан водки.
- Не хочу, - попытался отказаться Дока.
- Пей, не видишь, товарищ погибает в битве не с тем врагом, с которым бы надо, - вдруг потребовала конопатая. - Один остаешься на девичью компанию.
- Ну и что! - приподнял он плечи. - Не идет она мне.
- Водка? - как бы удивилась конопатая. Обернулась к малолетке. - Налей винца, церковного, что дед на опохмелку оставлял.
- Деду и осталось, - запротестовала было та.
- Под кроватью у него еще одна. Не завянет.
- Да не пью я, - по серьезному воспротивился Дока. - Потом голова будет кружиться.
- От такого не закружится, - живо вскочив, конопатая протиснулась между Докой и его соседкой. Вылив водку в свою посуду, наполнила наполовину стакан темным вином из поданной из-за спины бутылки. Потребовала. – Пей, спасибо скажешь.
- Кому?
- Мне. Зачем тогда приходил, - конопатая насильно впихнула вино в руки. - За шиворот вылью.
Посмотрев на переживавшую за него юную сестру заснувшего на квашеной капусте грузчика, Дока поморщился, повертел в пальцах граненую посудину. И выпил. Густая жидкость неторопливо просочилась по пищеводу в желудок, орошая стенки мягкой прохладой. От водки бы не так, защипало бы, потом внутри перекрутило, после шибануло бы в голову и вывернуло наизнанку. А тут по телу взялось разбегаться расслабляющее тепло, мир вокруг повеселел, запестрел разноцветьем.
Когда-то давно похожее чувство он уже испытывал, не от вина, от наваристого борща, тогда только вышел за ворота ремесленного училища, молодых рабочих поселили в заводское общежитие, предоставили работу на выпускающем тепловозы заводе. Дока обтачивал колесные пары на карусельном станке. И случилась первая получка, по придуманной кем-то традиции обязанная быть пропитой до копейки. Половину месяца пацаны перебивались с хлеба на воду, пока не выдали аванс, Дока накупил картошки, морковки, свеклы, капусты и сварганил такой борщ с мясом, что вкус его до сих пор напоминал о себе. Пахучее хлебово разбегалось по внутренностям, капельками пота выступало на поверхности живота, груди и лба, приятно щекотало бесчисленным числом подкожных мурашей.
- Ну и как? - с интересом спросили рядом. - Впервые вижу не умеющего пить взрослого парня. Ты действительно не размоченный, или притворяешься?
- Пить я умею, дело не хитрое, - повернулся на голос Дока. Рядом в удивленно радостной позе чуть покачивалась конопатая рожица. - Но пить не желаю, разницу улавливаешь?
- Еще бы! Сразу видно, как умеешь, - отказалась спорить соседка, одеваясь в пелену из прозрачных пузырей. Добавила - Точно студент задроченный. Слышь, голубок, может, и с бабами еще не перепихивался?
- Перепихиваться они все умеют, но этот не желает, - язвительно и ревниво подковырнула сестра знакомого, которую конопатая оттеснила на другой конец стола.
- Задроченный... не понимаю, - покраснел Дока вареным раком. - А как перепихиваться знаю, и пробовал.
- Ну и? Результаты были?
- Не понял.
- Сейчас уразумеешь, - гоготнув, пообещала вдруг конопатая и попросила свою подружку. – Держи его, я с него штаны сволоку.
Внутри Доки моментально скрутился тугой комок протеста, подобного поворота событий он не ожидал, повертел носом по сторонам. Хозяин застолья со скатерти успел переместиться на придвинутый к столу засаленный диван, подобрав под себя ноги в ботинках, он натужно посапывал. Из-за занавески доносился старческий храп, напротив таращила наглючие глаза конопатая бестия, в намерениях которой сомнений не просматривалось, за ее спиной маячила смазливая мордашка девочки с обосранным подолом, в гости к которой он пришел. Выходило, рассчитывать надо было лишь на себя, Дока постучал вилкой по краю тарелки, напустив грозный вид:
- Я бы не советовал, чтобы потом не пожалеть, принимать поспешных решений.
- Не, вы посмотрите на этого девственника! - откачнулась конопатая. - От пленки весь сверкает, а уже вздумал рамсы ломать.
Из-за плеча бестии послышался нервный голос сестры знакомого, как ни странно, отказавшейся выполнить просьбу подруги. Она прошипела в пятнистое лицо, подцепив ее за рукав вязаной кофты:
- Не вздумай его тронуть, он пришел ко мне.
- Ты уверена? - норовисто взбрыкнула конопатая.
- На сто процентов.
- Тогда он будет моим, - еще радостнее сообщила бестия. - Это я тебе обещаю.
- Не буду я ничьим, - Дока попытался вернуть праздничное равновесие, потянувшись за бутылкой с вином, выдернул пробку, вылил остатки в свой стакан. - Не надо ругаться, давайте отметим приход Нового года, может быть, он к нам уже пришел
- Кто бы спорил,- сбрасывая с локтя пальцы малолетки, презрительно фыркнула конопатая. Посмотрев на запястье с маленькими часиками, взяла стакан с водкой и снова со злорадством воззрилась на соседку. - Чего губы раскатала? Человек тост провозгласил.
- Ничего, - промямлила себе под нос подружка, рыская рукой по столу.
На короткий период в комнате воцарилась тишина, нарушаемая лишь смачным лясканьем, Дока, допив показавшееся вкусным церковное вино, выловил огурец и сунул в рот. В голове продолжала раскручиваться разноцветная карусель, страх быть униженным женщинами уступал место желанию быть униженным, и поскорее. Им завладел спортивный интерес, с чего могут начать подружки, если с разглядывания прибора в общем и целом, то их не стоит подпускать, а если с введения члена куда надо по очереди, как в навязчивых эротических снах, почему бы нет. По виду конопатая успела не только пройти, но и проползти вдоль и поперек крым и неизвестный рым с огнями, водами и медными трубами, от нее напролом перло заставляющим угинаться бесстыдством. Конечно, с сестренкой знакомого было бы куда проще, но кто ей позволит приблизиться.
Пока Дока размышлял, чья-то шустрая рука пролезла в карман его брюк, через материю нащупала прикорнувший на ляжке член. Он замер с огурцом во рту, стесняясь встретиться глазами с пересекшей границу дозволенного нахалкой, ощутил возле уха теплое влажное дыхание, легкое прикосновение к щеке завитка волос:
- Новый год мы встретим вместе, ты понял? - потребовал вроде ласковый голос конопатой соседки. - Про малолетнюю лахудру можешь забыть, она способна лишь ноги расставлять, да денег на конфеты выпрашивать.
- А ты что умеешь? - машинально пробормотал Дока.
- Я научу тебя чувствовать женщину. Со мною ты получишь сто удовольствий сразу.
На другом конце стола со звоном перевернулось блюдце, Дока поднял тяжелые веки, малолетка опрокидывала наполовину опустевшую бутылку с водкой себе в стакан. Гневно зыркнув на него бешеным взглядом, она выпила крупными глотками, плеснула еще раз, вылакала и это, и уставилась перед собой деревянными зрачками.
- Не трогай ее, она все равно напьется, - упредила благородный порыв Доки конопатая. - Лишь бы скандала не устроила.
- Скандал?
- Драку, за тебя, единственного, посуду станет колотить, матом обзываться. Тогда утихомиривать придется силой, на слова она реагирует слабо.
Ссор и драк Дока не переносил с детства, в них нужно было доказывать преимущество, а что и кому объяснять заново здесь, в этой блатхате, когда все ясно. Размышления рыжей бабенки мигом высветили назревшую проблему - малолетку придется успокаивать до утра, значит, она не позволит раздеть себя донага в потайном углу, чтобы без проблем заняться любовью. Тогда для чего он променял залитый светом актовый зал на убогое подобие горницы в осыпавшемся от старости строении и к чему весь этот пьяный спектакль? Несмотря на упертость характера и выпитое вино, мысли Доки потекли в другом направлении, теперь краше конопатой бабенки он не видел никого вокруг. Она одна обладала способностью распечатать его, избавить от осточертевшей стеснительности.
- Спать мы ляжем вместе! - потребовал он подтверждения ее обещаниям.
- Обязательно. Но сначала уложим подружку, иначе испортит весь кайф.
- Как это сделать?
- Накачать до усрачки.
Сколько времени малолетка сопротивлялась опьянению, стараясь перемануть Доку, он не запомнил, она звала его, умоляла, под конец расплакалась, наверное, понимала, что в этот дом парень больше не придет. Оборвется еще одна мечта о светлом будущем, ведь на земле нет существа, которого бы мечта не вдохновляла. Познавшая грязь раньше любви, юная девушка отключилась рядом с непутевым братом, ресницами смаргивая слезы на засаленную обивку дивана.
Конопатая вместе с Докой принялась искать гнездо на одну ночь, им оказался деревянный топчан за той же разноцветной занавеской. Рядом мерно похрапывал старик с мурлыкающей на плече кошкой, из горницы через дыры в материи просачивался свет от единственной лампочки, по стенам бегали усатые прусаки. Обнадеженный Дока нахально хапнул подругу пятерней под платьем.
- Сама сниму, - отпихнула руку женщина. - Лучше штанами займись.
Дока суетливо расстегнул ремень, сбросил брюки вместе с сатиновыми трусами под ноги, и в носках запрыгнул на тахту, на ходу выковыривая из гнезд пуговицы на рубашке. Майку снимать постеснялся, к тому же, в хате потянуло холодными сквозняками, наверное, уголь в печке на захламленной кухне успел прогореть, а подкинуть новой порции было некому. Конопатая молча возилась возле края топчана, она словно задалась целью помариновать сопливого мальчика, прежде чем допустить до тела. Откинув лоскутное одеяло к стене, Дока сунулся рукой вниз, член был готов выпрыгнуть из яичек, в промежности покалывало, пах стянуло как при упражнении на брусьях, когда держишь прямой угол. Но эти неудобства не стоили ничего по сравнению с ожидаемым наслаждением, не возникло мысли о презервативах с таблетками, ночные кувыркания сконцентрировались на голой спине и белой заднице подруги. В сумеречной полумгле попа отсвечивала бледной уродливой луной на темном небе, Дока не удержался, потрогал ее кончиками пальцев.
- Да все уже, - отозвалась подружка с похотливым смешком, в котором проскользнули ноты материнского участия. - Колготки, вот, сверну, чтобы потом не распутывать.
Невысокая, она подкатилась под бок, обхватила его голову руками, сухие губы мелкими поцелуями забегали по лицу в поисках ответных прикосновений, он почувствовал прохладу больших грудей с твердыми сосками даже сквозь майку. Двигая коленками и животом, она заводила себя, понемногу подлезая под него, Дока неловко навалился, еще не представляя, что делать дальше.
- Не торопись... не торопись..., - придержала она, не переставая оглаживать. - Поцелуй в губы..., поласкай вокруг шеи..., покусай мочки ушей...
Послушно он принялся обсмыгивать названные места, не отказывая себе в привычке просунуть ладонь между толстых ляжек, но возбуждение не приходило, тело и хотело чего-то неведомого, да к встречи с ним готово не оказалось. Даже поросший волосом бугорок, когда-то откликавшийся волнами тепла и бесчисленными мурашками от макушки до пяток, лишь пощекотал кончики пальцев. Он пропихнул руку дальше, раздвинув дольки, поскользил между ними в поисках тверденького хухолька в сердцевине лепестков. Хухолек оказался не под лобком, а чуть ниже обычного, Побольше в размерах, поувертливее, подружка от прикосновения к нему, как и все женщины, немедленно выгнулась дугой, со страстью заворочала языком во рту у Доки. Стало неудобно, противно и слюняво, будто за щеки попала толстая, короткая змейка, а выползти наружу не в состоянии, но партнерша не останавливалась до тех пор, пока клубок слюны не потек по подбородку на ее грудь. Лишь тогда она отвернулась и вытерлась о подушку.
- Не забывай сглатывать, мальчик, - переводя дыхание, с бархатистым смешком посоветовала она. - Иначе не долго утонуть, а спасать нас некому.
- И не надо, - сплевывая на пол, грубо откликнулся Дока. Вспользовавшись передышкой, вошел пальцами во влажную щель, пошевелил ими внутри. - Не больно?
- Нет, - не сразу, но весело откликнулась подружка. Поерзав туловищем, призналась. - Лучше не рукой, а членом.
- А если дальше? - Дока сам не зная почему, пытался оттянуть решающий момент.
- Ногтями поцарапаешь. Давай по настоящему, я уже подзавелась.
Она вытолкнула руку, раздвинула ноги, всосалась губами в его губы. Умостившись между ляжками, он дернул задницей, уперся членом во что-то упругое, не имеющее продолжения наподобие эластичного препятствия внутри дырочки, которое нащупывал у девчонок с ихней улицы. И вдруг волна страха шевельнула волосы на затылке, прокатилась по спине, сковала ноги холодом, он вспомнил о пленке, о том, что за ее разрыв пацанов сажали в тюрьму, а взрослых мужиков расстреливали. Это считалось опасным преступлением, а рыжая бестия подставлялась сама. Замуж невтерпеж, или что-то другое? О женитьбе он не помышлял, сперва надо было доучиться, да и как входить в живое тело торчащим обглоданной костью членом, должно быть это больно, прольется много крови. Нагрянут милиция, общественность, прощай институт, мысли о прекрасном. Зародившееся было чувство самца умерло не проклюнувшись, кожа на яичках сморщилась, член катастрофически начал утрачивать твердость. Дока попятился назад, боясь натворить непотребного.
- Куда ты! Чуть вторую целку не сломал..., - подружка отрывисто дыша облапила за ягодицы, быстро просунула руку между телами, зажав член, подергала на себя, стараясь снова попасть им между складками. - Давай, работай... как бычок необъезженный. Или правда в первый раз?..
Слизав с верхней губы пот, Дока попытался осознать полученную информацию, получалось, что въехал не в ту щель, наверное, у конопатой есть и другая. Конечно, писать, какать и сношаться через одну не будешь, кроме еще родов, а там вообще хрен чего разберешь. Он перевел дыхание, сунувшись вперед, вжался пахом в ее лобок, не ощутив ничего, член словно перестал существовать, не было родного писюна, или отвалился, или оторвала конопатая стерва, моментально заворочавшая задницей в полный рост. В яичках вознило болезненное напряжение, которое распространилось до пупка, ягодицы несколько раз взбрыкнули, во рту образовался новый клубок слюны. Организм сковала непривычная вялость, будто вечером, после дневного цикла лекций пришлось разгрузить пару вагонов с картошкой. Покрутившись немного, откинулась на подушку и партнерша, провела ладонью по лицу:
- Кончил, что ли, мальчик? - спросила она с сочувствующей подковыркой.
- Не знаю, - промямлил Дока, не в силах шевельнуться. - Вроде, не должен.
- Как это - не должен?
- Ну... кончаю не так.
- Понятно. Хреновому танцору вечно яйца мешают.
- В них что-то закололо.
- То и закололо, что испражнились спермой, - добродушно хмыкнув, партнерша погладила его по волосам. - Скажи честно, до меня с кем-нибудь сношался?
- Было, но во внутрь нет, - признался он. - Сверху брызнул.
- Сверху... Это хорошо, что сверху.
- Вообще ничего не чувствую, - пожаловался Дока. - Между ног пустота какая-то.
- А как ты хотел? - рассмеялась сбитая стерва, притянула за плечи, поцеловала в брови. - Сейчас твой член кум королю, сват министру, сделал дело и отдыхает. Во мне.
- В тебе?...
- Ну да, внутри. Когда мужчина кончает, член превращается в тряпку.
- У меня не превращался.
- Ты занимался суходрочкой, раздрачивал его, он и остывал в полустоячке по полдня. А теперь по настоящему.
Дока не ответил, напрягшись, приподнял немного зад, послышались слякающие звуки, в области яичек возникло ощущение, будто вытянул из подружки приросшую к ним небольшую кишку. Перевалившись на бок, глянул на низ паха, покрытый белым налетом член приклеился к ляжке изжеванным презервативом. Таким беспомощным Дока его еще не видел, попробовал расшевелить, реакции не последовало, хотя раньше от одной мысли вставал на дыбы. В мозгу промелькнуло, что он теперь останется навсегда импотентом, Дока заскрипел зубами, уронив голову в ладони.
- Ты что это, пацан, раззадорил и в кусты? - взялась тискать его партнерша. - Со мной такой номер не пройдет, поднимай и вперед.
Но до самого утра так ничего не получилось, словно с потерей невинности Дока утратил и способность оставаться мужчиной...

Глава пятая.

На просторной веранде заканчивалась вечерняя игра теней, причудливые от металлических узоров на решетке ограждения, они оплели пространство крепкой сетью с крупными ячейками. Чем ниже опускалось краснеющее к ночи солнце, тем выше вздергивалась их паутина. Повернув голову к возгоревшимся от последних лучей высоткам города, молодая женщина прищурила зеленые глаза, ее чеканный профиль можно было без проблем переносить на лицевую сторону монеты. Мужчина пожевал губами, долил в чашечку из термоса черного кофе, отпив несколько глотков, пошарил взглядом перед собой, и выдвинул пальцем из-за бутылки "ВВ Клико" вделанную в кусок яшмы зажигалку. Струйка пахучего дыма легко поднялась кверху.
- Странный финал, ии начало, - задумчиво сказала женщина. - Столько лет стремиться овладеть желанным, в итоге не испытать никакого удовольствия. Велик риск потерять интерес навсегда, ты не находишь?
Собеседник глубоко затянулся, подержал дым во рту, стряхнув пепел в углубление под головой бронзовой обезьяны в заломленной фуражке, наморщил высокий с залысинами лоб:
- Нет, наверное, долгожданный, желанный плод тем и прекрасен, что не сразу раскрывает прелестей, тем более, если искать нужно внутри, - наконец, высказал он мнение. - Согласись, редко у какого овоща или фрукта кожура бывает сладкой, чаще кислой, горькой, приторной. Или твердой.
- Ты привел хороший пример, об этом я как-то не подумала, - согласно кивнула женщина. - И все-таки что стало с ним потом, он такой сентиментальный... стеснительный. Думаю, судьба его ждет непростая, люди, не получившие в детстве должной поддержки, конечно, добиваются успехов, но кровью несравненно большей.
- Естественно, как и люди с детства зализанные родственниками могут не оторваться от горшка вообще. Все-таки, скорее, это судьба, если хочешь, его величество случай.
- Ты пытаешься объяснить, что от воспитания ничего не зависит?
- Еще как! Смысл в другом, - перекинув ногу на ногу, мужчина облокотился о подлокотник кресла. - Самое лучшее воспитание выводит индивидуум в высшие слои общества, все равно оставляя его и там в качестве посредственности, гении же рождаются преимущественно в семьях обыкновенных, или вовсе уродливых. После Ленина наши генсеки как один из рабочих и крестьян, чем не пример.
- Прости, не согласна. Политика - вообще дело необразованных пастухов.
- Хорошо. Пушкин, Лермонтов, Байрон - картина ясная, хотя первые двое, скажем так, гении только для нас, но Шекспир, Дюма, Шолохов. Кстати, я бывал в Вероне и не знаю, разве Шекспир туда приезжал? Или он писал как Жюль Верн, который облетел, проплыл под водой, протопал весь земной шар, не выходя из своей квартиры?
- Не выходя из собственного кабинета, - улыбнулась женщина. - Недавно были опубликованы новые сведения из биографии великого мастера приключений, в которых говорится, что он, все-таки, путешествовал. Но мы отвлеклись.
- Да, мы отошли от темы. Не думаю, чтобы герой нашего повествования Дока остался простачком, помнишь, как ухватился он за учебу в институте? - потерев переносицу пальцем, мужчина вопросительно посмотрел на собеседницу. – Тот его разговор с деканом факультета?
- Конечно, но он..., - женщина выдержала небольшую паузу. - Понимаешь, этот Дока стеснительный, а уничтожить в себе отрицательное качество удается не каждому. А оно отрицательное, чтобы там ни говорили.
- Для выхода в народ - да, людей стесняться нечего, но для того, чтобы пописать в подъезде - стесняться необходимо.
- Мы говорим на разных языках, - собеседница нетерпеливо дернула плечом.
- Всего лишь к слову, - поднял мужчина руки вверх. - Я знаю, о чем ты хочешь сказать, дело в том, что в тебе говорит женщина. А слабая половина человечества данного качества не приемлет на дух, потому что у самих его через край.
- По твоему, это не недостаток?
- Всего нужно в меру. Дока стеснялся по одной причине, он был сексуально необразован, но на будущее имел одинаковые права со всеми. Прости уж.
Колыхнув изумрудными серьгами, молодая женщина вытащила из пачки сигарету, постучала мундштуком по краю стола, машинально повертев в длинных пальцах зажигалку, откинулась на спинку кресла и развернула его, мягко скрипнувшего маленькими колесами, немного на бок. Вытянув стройные ноги, обутые в изящные темно зеленые босоножки на высоких каблуках, положила их одна на другую. Оранжевый круг солнца завис над зубчатой стеной далекого леса, между лесом и кирпичным забором дачного поселка олигархов зеленела утыканная неровными рядами кустов возвышенность со странным деревянным строением с железной крышей в середине. Прогретый за день воздух почему-то не струился как всегда над коньками крыши, он показался сероватым и вязким. Ласточки носились над вершинами телевизионных антенн, едва не задевая их.
- Я получил факс, - нарушил молчание мужчина. - Приглашают в Париж.
- Когда? - не оборачиваясь, спросила она.
- Завтра к вечеру должен быть там.
- Серьезный вопрос?
- Деловое свидание с представителем концерна "Лафайет".
- Президент, кажется, араб?
- Тот самый, сын которого погиб в автомобильной катастрофе вместе с принцессой Дианой. Помнишь картинки под мостом?
- Лети, - чуть помедлив, отозвалась она. - Все равно погода здесь портится.
- Почему ты так решила?
- Приметы... приметы, дорогой. Надолго упорхнешь?
- Недели на две, и не только в Париж, - мужчина приблизил к лицу богатый перстень с черным камнем, сосредоточенно его обследовал. - Товары сбегаются на склады моей фирмы не из одной Европы, необходимо поучаствовать в контрольных проверках при пунктах отправки. Кажется, где-то наметился прокол, цены за перевозки вдруг подросли.
- Ты предполагаешь, что дилеры занялись финансовыми махинациями? - придвинув кресло к столу, собеседница прижгла конец сигареты. Посерьезнела. - Из иностранных поставщиков или из своих перегонщиков? Лоскутникам это, вроде, ни к чему, лишь бы иметь постоянный рынок сбыта.
- Иностранцам?
- Европейцам, в смысле раскрашенных под лоскутное одеяло многочисленных стран европейского континента. По сравнению с нашей простыней их выделанные куски на карте пестрят калейдоскопом. До революции мои предки называли немцев с французами херами да мусьями, а это сравнение придумала я, с высоты имперского своего мышления. Тебе не понравилось?
- Без разницы, в действующей армии например диких чеченцев называют благовоспитанными чехами. Вообще абсурд, страна абсурда...
- Я тоже абсурд, - насмешливо хмыкнула женщина, выпустив струйку дыма.
- Прости, опять к слову. Нет, конечно, не из лоскутников, из своих доморощенных, жадных по Блоку потомков скифовых-сарматовых. Думаю, это они накручивают цены, у поставщиков ставки стабильны столетиями.
- Тогда чем занимались твои ревизоры?
- Тем же, они из одного теста, разве ты не в курсе, отчего рассыпаются мощнейшие фирмы? Растащат, по быстренькому обанкротят, и в воздухе зависает сверкающая морозная пыль лэйбла. Дохнул теплом - вода.
- Здесь ты прав, мы не Европа, - согласилась собеседница. - Лет на двести нам бы подошел пиночетовский режим, и как американцы не достают этого старика до сего дня, все-таки, поступок его вызывает заслуженное уважение.
- Муссолини, Франко, Пиночет, греческие черные полковники знали, какой строй необходим именно их народу, поэтому те страны, как Россия при Сталине, в диктаторское правление процветали. Они были ориентированы на национальные доктрины. Странные эти масоны, если людям живется лучше при режимной власти, зачем навязывать демократические свободы, которые не работают все равно.
Неопределенно хмыкнув, женщина сняла присевшую на серебряное изумрудное колье белую пушинку, охвативший запястье массивный изумрудный браслет в оправе из почерненного серебра отозвался на последний угасающий луч солнца зелеными холодными брызгами. Погасив окурок в пепельнице под медузу, она протянула руку к бутылке с вином, напиток окрасил стенки фужера в темно красный цвет, превратил его в хрустальный сосуд, внутри которого заколыхался жидкий рубин. Наверное, так в разливочных ковшах играло тенями стекло, которое варили для кремлевских звезд, из него отлили сначала заготовки для лучей, после их вставили в оправы. Сами звезды сделали символами народившейся республики рабочих и крестьян, получалось, что и пролетариату оказались не чужды буржуазные причуды.
Отпив несколько глотков, женщина отставила фужер, скосив продолговатые глаза на занятого мыслями собеседника, сверкнула зеленью зрачков по направлению к утопающему в темном бархате неба городу. Кое-где высотки обрядились в редкие золотинки, на плоских крышах засветились красные сигнальные фонари, столица погружалась в поднимающиеся снизу мощные световые волны. Скоро над мегаполисом одуванчиком зажелтеет нестойкая заря, начнется новая жизнь, ночная. Ведь земное бытие состоит из двух половинок - из жизни и смерти - которые подразделяются тоже на бесконечное число разноопределяющих близняшек: ночь и день, добро и зло, любовь и ненависть, богатство и нищета. И снова щедрая палитра сольется в единое целое везде и во всем - в мир, в обыкновенный хрупкий мир, который вокруг, это его нужно беречь как зеницу ока, за него бороться, им дышать.
Женщина, бездумно заведя за ухо светлую прядь, разгладила складку на скатерти и грустно усмехнулась своим мыслям, мол, жаль, что мир иногда был незаслуженно жесток.
- А все-таки, с чего ты взяла, что погода испортится? – Собеседник, прервав затянувшуюся паузу, протянул руку к выключателю на стене. Веранду залил ненавязчивый свет из нескольких развешанных по углам бра, не сделавший темнее фон за решеткой ограждения. - Ни ветерка, тепло, кузнечики зацокали, бабочка, вон, закружилась вокруг плафона, черно-бархатная глазунья.
- Кузнечики куют глуховато, ты не заметил? - вспорхнула ресницами женщина. - А бабочка... что ж, этот вальс может оказаться для нее последним.
- Ну-ну, к чему такой пессимизм, сейчас я встану и прогоню ее, эту махаонку.
- Она прилетит вновь.
- Вот именно, о чем мы не раз рассуждали, кстати, у меня есть один штришок по теме, я припарковался к бордюру у перекрестка, собака, бродячая, у кромки то вперед сунется, то назад осядет. Перебежать намерилась, а поток машин сильный. Наконец, какой-то прохожий потрепал ее по шее и под зеленый для пешеходов позвал за собой. Перешли, та собака от перекрестка метров пятьдесят отбежала и снова к кромке.
- Самоубийца.
- Не знаю, не досмотрел. Но ты не ответила на мой вопрос.
- Почему? Кузнечики куют глуховато, ласточки концами крыльев чиркают по антеннам, солнце за лес закатилось красным.
- Убедительно, но интересно - среди природы ты не жила.
- Начиталась, - собеседница привычно поиграла глазами.
- И надолго она испортится?
- На несколько дней.
- Почему ты так решила?
- Комаров нет, к дождю они пропадают, - откровенно засмеялась женщина, повертела в руках серебряную зажигалку. - Сводку погоды передавали, решила проверить, сходятся ли народные приметы с научными наблюдениями. Сошлись.
Некоторое время мужчина не спускал с подружки любопытных глаз, затем откинулся на спинку кресла и взмахнул рукой, пальцем щелкнув по второму выключателю на стене. Веранда погрузилась в интимный полумрак, женщина оделась в таинственные тени, превратившие ее в какую-нибудь Клеопатру или царицу Савскую в современных представлениях. А может, им тогдашним и сейчас не нашлось бы равных, ведь красоте предела нет, как и убожеству. Мужчина подался вперед, вновь придвинувшись к столу с изящными обводами, с интересом взглянул на собеседницу:
- Полетишь со мной?
- О, какое предложение! - немного опешила она. Справляясь с волнением, отложила зажигалку. - Вообще ты мастер всяческих интриг, что означает этот всплеск эмоций?
- На пару недель, Париж, Брюссель, швейцарские Альпы, Венеция, Рим, Неаполь, остров Капри, - не отвечая на вопрос, перечислил мужчина некоторые европейские города. - Ну и Афины, Стамбул, если захочешь, можем подвернуть к пирамидам. Там у меня тоже есть дела.
- Ты забыл Пекин, Дели, Сингапур, ну и маленький Таиланд. Весь.
- В Монголии интереснее всего, если пойти пешком по стопам Пржевальского, Рерихов, через безлюдную пустыню Гоби, затем через Алашанский ад, до Тибета останется рукой подать. А оттуда есть-пошло все, и познание мирового устройства, и религия, и сама жизнь, - не обратил внимания собеседник на скомканно насмешливый тон подруги. - Отвечай сию минуту, ты согласна?
- А как-же Докаюрон? Судьба этого мальчика меня затронула, - развела она притворно растерянно руками. - Я хотела бы дослушать историю до конца.
- Разве в перечисленных городах, вообще в мире, нет подобных уединенных веранд? Или у меня иссякнет словарный запас? - блеснул зрачками мужчина. - Я специально буду заказывать номера в таких гостиницах, до которых не долетит ни один цивилизованный звук. В полнейшей тишине стану пересказывать интимным голосом повествование до тех пор, пока оно не подойдет к завершающему пределу. Ну так как?
- А конец нормальный, или я разочаруюсь? Ты же знаешь мою обнаженную натуру, - молодая женщина продолжая скрывать за игрой некоторое смятение как бы капризно покривила губы. - Не придется ли паковать чемоданы обратно с половины пути? Ведь мы договорились, что рассказывать ты будешь максимально правдиво.
- Именно так. И намек я тоже понял, вести себя буду естественно, постараюсь оправдать доверие, - собеседник опустил голову в вежливом полупоклоне. - Кроме того, в конце беру обязательство назвать имя реального героя
- Ну, что-же, загранпаспорт есть, вещей на две недели, думаю, много брать не стоит, с визами, надеюсь, поможешь. В путь, дорогой граф... Монте Кристо.
- Зря иронизируешь. Напомню, что я родился в лагере для политзаключенных и до сего дня разговоры о родовых корнях в нашей семье под строжайшим запретом, - пожал плечами мужчина. - Вполне возможно что я, как и ты, дворянских кровей, родословную проверить времени никогда не находилось. - Он натянуто засмеялся. - Не стоит забывать, в какой стране мы живем. Но это не главное, сейчас я дам указание забронировать места на "Боинг-747" для двух "vip" - персон. На родных "тушках" даже в салоне для особо важных пассажиров летать невозможно, ни комфорта, ни надлежащего сервиса. Зато валюту дерут как за королевские услуги.
- Деньги считать ты умел всегда.
- Прошу извинить, но тем и горжусь...
Литые колеса "Боинга" чиркнули по бетонной полосе международного аэропорта "Орли" в пригороде французской столицы, громадный авиалайнер пробежал положенное расстояние и замер в точно отведенном ему месте. Мужчина с интересом понаблюдал из иллюминатора с толстым стеклом на высоте метров восемь, как к выходному люку подогнали белоснежный автотрап. Затем отстегнул ремень безопасности, посмотрел вопросительно на соседку, повторившую изгибы мягкого кожаного кресла. Лицо женщины было бледным, она тяжело переносила перепады высот несмотря на идеальную посадку. Сочувственно поцокав языком, мужчина все-таки напомнил:
- Дорогая, мы прилетели, пора двигаться на выход.
- Я поняла, - отозвалась та с напряжением в осевшем голосе. Облизала блестевшие от дневной помады губы. - Наверное, никогда не привыкну к взлетам и падениям, чувства, как в штормовом море на прогулочном катере. Отвратительные.
- Надо тренировать вестибулярный аппарат.
Приземистые здания аэропорта были украшены размалеванными африканскими флагами, наверное, Париж готовился открыть очередную ассамблею стран Африки и Азии. Чуть больше десятка лет назад Франция распахнула границы для беженцев из бывших колоний на черном континенте, теперь негры, увешанные связками сувениров, нагло совали в руки едва не сразу за досмотровым турникетом пятисантиметровые металлические копии Эйфелевой башни, Сакре Кёра и Пантеона с трехцветными флажками. Благополучно миновав бригаду прирожденных попрошаек, мужчина вывел успевшую придти в себя подругу на площадь перед аэровокзалом, осмотрелся вокруг, весь периметр был забит разноклассными машинами. К ним подошел представительный клерк в черном костюме, он сказал несколько слов на профессиональном сленге и все погрузились в длинный черный лимузин, сорвавшийся не мешкая с места. Мужчина презирал шумные бестолковые эскорты, которыми озадачивали иностранцев нувориши из новых русских, везде и всегда обходясь минимумом сервиса. За окнами замелькали аккуратные из розового туфа с песчаником усадьбы потомков храбрых воинов Наполеона Буонапартия, женщина погрузилась в созерцание подзабытого ландшафта, прижавшись плечом к обитой кожей дверце. Взглянув в ее сторону, мужчина спокойно откинулся на спинку сидения, прислоняться к ней в такой машине на подобных дорогах было не опасно.
Время, в связи с обустройством в комнатах и беглым визуальным обновлением в памяти видов места паломничества всех образованных людей, пролетело незаметно. На другой день молодая женщина, сидя за столиком на выходящей во двор, увитой плющом маленькой веранде роскошной гостиницы "La Meison Roze" на холме святых мучеников Монмартр, уже спокойно любовалась открывшимися с нее изумительными картинами. Воздух несмотря на множество автомобилей был необыкновенно прозрачным отдавал запахом французского парфюма, его можно было пить, вытягивать губы трубочкой и наслаждаться не только запахом, но и вкусом. Под ногами сбегали вниз замощенные сглаженными веками булыжниками узенькие улочки, на которых каменные стены домов различались лишь сквозь сплошную зелень вьющихся растений. В просвет между розовыми и коричневыми зданиями виден был приличный кусок панорамы столицы мировой моды с черным стреловидным квадратом небоскреба "Lafayette", с мостами через Сену и даже с раззолоченным куполом собора Инвалидов. Если выйти из гостиницы и метров на сто подняться к вершине холма, на котором отрубили голову трем мученикам во главе с епископом Сен Дени, попадешь на площадь Тертр с художниками в черных беретах, с размалеванными белым с черным гримом мимами, изысканно предлагающими опустить монетку в шляпы перед ними. Сегодня утром она купила там прекрасный натюрморт. Рядом с наполненным - непременно бургундским - вином старинным кувшином лежала гроздь только что сорванного дымчато рубинового винограда. Казалось, прозрачные ягоды сейчас лопнут и сок от них окропит кровавым цветом дебелое домотканое полотно. Она поставила картину на тумбочку возле кровати, долго не могла отвести взгляда, такие же чувства охватили ее возле трехэтажного особняка почившей, всемирно известной, певицы Далиды с бронзовым бюстиком на узком белом постаменте у высокого с пышной кроной дерева за ним забора. Она любила эту, обладавшую низким диапазоном голоса, своеобразную исполнительницу, ее особняк тоже был расположен в двух кварталах вниз по крутому ломаному тротуару из дикого камня.
Солнечный круг неторопливо обходил увенчавшую вершину холма белоснежную базилику Сакре Кёр, мужчина сидевший напротив женщины, потягивал из бутафорского патира местное вино, купленное на небольшом рынке вместе с ним прямо у торговцев На нем была мушкетерского покроя белая сорочка с огромным отложным воротником, с широкими рукавами, с алмазными запонками в манжетах, вокруг загорелой шеи переливалась отшлифованными гранями золотая цепочка "кардинал". Волосы были расчесаны на модный пробор, виски и брови подстрижены, во всем благоухающем облике чувствовалась рука парикмахера из элитного салона. Вид у него был благодушный, располагающий к беседе. Такое же вино поблескивало и в глиняной кружке его собеседницы, вышедшей в этот чудный вечер на веранду в брючном костюме цвета морской волны. Пальцы унизали оправленные в серебро загадочные агаты, в отливающих атласом ушах светились светлым металлом длинные агатовые подвески. С высокой шеи спускалась под вырез прекрасно скроенной жилетки без рукавов длинная серебряная нитка агатовых бус. Она отпивала вино небольшими глотками, некоторое время смаковала под языком, и, не скрывая блаженства, неспешно отправляла дальше. Снова смачивала губы, медлила и глотала. Наконец, мужчина отставил кубок, ногтем постучал по дну коробки с сигаретами, женщина отодвинула кружку тоже.
- Как твои дела? - первой нарушила она молчание, промокая подбородок салфеткой.
- Пока все о,кей. Заключили новый договор, - прикурив, спокойно откликнулся он. - Небольшой, на несколько сотен тысяч.
- В долларах или в евро? Прости, что влезаю не в свои дела, но доллар заскользил вниз.
- В американской валюте на этот год сделки мало кто заключает. В евро, конечно.
- Почему на этот год?
- Бушу надо избавиться от внутренних напряжений в своей стране, - развел руками собеседник. - Хотя, это обыкновенная игра и все заранее предопределено.
- Извини, не поняла, ты хочешь сказать, что можешь ясно представить будущее своего бизнеса?
- Именно. Христианство - ислам, доллар – евро, мир состоит не только из естественных противоречий, но и из созданных искуственно, - мужчина глубоко затянулся, посмотрел на женщину. - Понимаешь, бразды правления этого разнообразия в одних руках, потому что хозяин один, изменить ситуацию могут лишь непредвиденные обстоятельства. Иногда кажется, что буквально все учтено и заранее спрогнозировано, кроме единственного.
- Война?
- Нет, она как раз под контролем, - собеседник выпустил вверх густой клубок дыма. - Любая, в любой точке земного шара.
- Ты меня интригуешь, - женщина прищурила зеленые глаза, повертела в руках замысловатую серебряную зажигалку, с которой не расставалась.
- Абсолютно не думаю, если тебе интересно, попробую растолковать. - пожав плечами, снисходительно ухмыльнулся мужчина. Заметив утвердительный кивок, продолжил.– Человечество, как бы то ни было, со своими правителями определилось, ясно, какая нация-народность или страна-республика занимают первое место, кто из них на высшей ступени развития, кто на второй, на третьей, кто вообще на низшей. А вот матушку природу обуздать до сих пор не удается, примером тому может послужить недавнее наводнение в юго-восточной Азии, когда за считанные минуты погибло больше четверти миллиона человек.
Уйдя в себя, женщина зябко передернула плечами, над столом не надолго зависло молчание, насторожившее собеседника.
- Мне страшно до сих пор. Ничто, никакая мышиная возня не стоят тех трагических мгновений, - тихо сказала она. - Наверное, так начинался описанный в Библии потоп.
- Тогда на этой теме ставим точку, - свернул рассуждения мужчина, взглянув на нее с беспокойством, стряхнув пепел, он некоторое время бегал глазами по предметам на веранде, не зная, на чем задержаться. Спросил. - Кстати, ты когда-нибудь фотографировалась у стены любви? Я имею ввиду предыдущие твои приезды сюда.
- У какой стены любви? - подняла голову женщина, и натянуто улыбнулась. - О чем ты хочешь намекнуть?
- О стене любви и толкую, - заметив ее оживление, заторопился мужчина. - Она всего в тройке кварталов от нашей гостиницы, на ней на всех языках мира написаны признания в любви человека к человеку, мужчины к женщине, и наоборот. И только в любви.
- Господи, я подумала, что у тебя крыша съехала, - рассмеялась собеседница, облегченно вздохнув. - В Амстере есть улица Красных фонарей, по ней я бродила не раз. А в Париже...
- Я имел ввиду не это!
- Поняла, конечно, в первый же приезд, - с готовностью закивала она головой. - На этой стене среди прочих есть надпись, скорее всего, на индейском языке, "нимицтлацотла", кажется. Забавная такая.
- А мне запомнилась на белорусском - "Я кахаю цябе", и еще "Церетлек". На турецком, наверное.
- Озадачил, милый, - вновь расхохоталась женщина. - Не знаю, почему у меня мелькнула мысль о Елисейских полях с мраморным фронтоном одного из зданий, где со времен Марии Медичи проживала и тасовалась аристократическая знать, - вытащив из дамской сумочки кружевной платочек, она под довольным взглядом партнера вытерла выступившие слезы. - Этот проспект в Париже имеет такое же значение как Невский в Питере, Арбат в Москве. Сад Тюильри, улица Риволи, Гран Кур… кажется я недавно бродила между каменными цветами из древних строений. Площадь Клемансо, кони Марли скульптора Гийома Кусту, бесподобный вид на мост Александра Третьего, Большой и Малый дворцы... Это же променадные места в том числе парижской богемы.
- В том числе и... Не ожидал, что ты такая озабоченная, - надув щеки, озорно подмигнул собеседник, имея ввиду первоначальное замешательство собеседницы.
- Сама опешила, - согласилась подружка, она сложила платочек обратно в сумочку. - Кстати, не пора ли нам снова окунуться в историю о Докаюроне, ведь ты обещал, - напомнила она о договоре. - К тому же, солнце зашло за базилику Сакре Кёр, художники в черных беретах сложили мольберты, а Монмартр накрывают вечерние тени. По моему, самое подходящее время.
- Не возражаю, - поудобнее устраиваясь в складном кресле, признал мужчина доводы справедливыми. Он был рад, что сумел увести не слишком приятный разговор о делах, о политике, о мировых катастрофах в сторону, он любил эту женщину, был счастлив, что она не отказалась полететь с ним. Протянув руку, взял прохладный кубок. - Один живительный глоток вина из рукотворного патира и я готов продолжить повесть о сексуальной любви мужчины к женщине хоть до завтрашней зари
- Так напрягаться не стоит, дорогой, достаточно послушать ее до первой звезды, - лукаво повела продолговатыми очами собеседница. Не преминула подзадорить. - А потом ты вспомнишь о моей озабоченности.
- О-о, об этом обязательно...
До самого утра Дока не мог придти в себя от охватившего его замешательства связанного с тем, что член перестал реагировать на что бы то ни было, он словно омертвел. За это время конопатая бестия успела выспаться, сходить в туалет и приложиться к недопитому стакану с водкой, после чего снова забраться в постель, полапать пятерней между ног у Доки, пытаясь разбудить спрятавшийся под шкурку писюн. Но тот упорно не подавал признаков жизни, а Дока было настроился заныть снова о приключившейся с ним вопиющей несправедливости, подружка, отмахнувшись как от комара, повернулась задницей, захрапела с новой силой. И он затих. Дом походил на свинарник, в нем не только посвистывали, похрюкивали, попукивали на разные лады, но от тошнотворного сивушного запаха с прокисшей едой, от перегара, невозможно было дышать. К тому же печка без лежанки, к задней стенке которой привалился седобородый дед, совсем заледенела без очередной порции угля, холод забрался под одеяло, пощипывал пальцы на ногах. Как ни старался Дока зарыться в ватные складки, скоро и нос с ушами засвербили от прихватившего их мороза. Еще раз попробовав растеребить писюн и не добившись результата,он сунулся под мягкий бок конопатой партнерши и заснул как убитый.
Когда очнулся, праздник в доме продолжался в полный рост. За столом расположилась вся дружная компания, весело гудела от пламени печка, покряхтывал над горячей картошкой дед, рядом с ним копошился в тарелке с маринованными огурцами знакомый грузчик. Как ни в чем не бывало пересказывали друг другу разные истории конопатая бестия и сестра знакомого. Но главное было не в этом, а в том, что член у Доки торчал костяным мослом, желание снова побывать в половой щели, в которую наконец-то проник, не встретив того пугающего препятствия, этой расстрельной пленки, вспыхнуло с такой неистовой силой, что не было возможности его удержать. Угнувшись под одеялом, он попытался удовлетворить себя привычным способом, но в этот раз занятие онанизмом показалось мерзким и противным, руки сами отпали от писюна. Высунувшись из-под одеяла, Дока негромко позвал ночную подружку, наконец, та расслышала, повернув лохматую голову, полупьяно скривила губы:
- Чего тебе, студент? – и обратилась к малолетке. - Импотент долбаный, обляпал спермой мою марусю, а довести дело до конца так и не сумел. Отвалился у него, видите ли.
- Отвалился?..
Дока услышал, как злорадно засмеялась сестра грузчика, подумал, что с самого начала надо было подкатывать к малолетке, а не клевать на умудренную опытом конопатую дрянь. Тогда, если бы даже не получилось, дружба продолжилась бы, осталась бы возможность узнать, что это такое, о чем взахлеб молотят пацаны. А после такой ночи ему сказать будет нечего, одни слякотные звуки да страх, что продолговатые дольки всосали и откусили прибор целиком, ведь так по первым впечатлениям и выходило.
Отбросив одеяло, Дока оделся, подсел к столу, осознавая, что упускать возможность совсем не стоит. Среди институтских барышень светит напороться лишь на неприятности, здесь же никто, никому, ничего.
- Пей, - подсунул грузчик под руку стакан с водкой.
- А винца вчерашнего нет? - осмотрелся Дока. - Вроде, голова не болит.
- И не будет, - малолетка зло сверкнула глазами в его сторону.
- Ослиной мочи могу принести, - совсем распоясалась конопатая. - От нее, говорят, оглоблей торчит.
- С утра колом стоял, - ухмыльнулся Дока. - Я ж тебя позвал.
- Что ты гонишь, когда я утром поднималась, специально по яйцам прошлась, - взвилась конопатая стерва. - Колом... куколка тряпичная, хэт, студент задроченный.
- Не трогайте парня, он в институте учится, не в пример вам, лахудрам, - втупился дед. - Опохмелись-ка, родимый, винца, правда, нет. Закончилось.
К вечеру Дока нажрался до поросячьего визга. Как ни пытался уговорить конопатую повторить постельный эксперимент, она отказалась наотрез, одинаково с ней поступила малолетка, поставившая себя так, словно его больше для нее не существует. Лишь когда собрался уходить, подала шапку, проводила до дверей. В доме снова все спали вповалку, дед примостился у задней стенки остывающей печки, конопатая дрянь за занавеской похрапывала в обнимку с грузчиком, делать оказалось нечего. Переступив порог, Дока поскользнулся, ударился позвоночником о заледенелый бугорок, долго лежал, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой, различая, как враз норовят отказать руки и ноги. Сестра грузчика не уходила, стояла возле открытой двери, затем помогла подняться и поддерживала до калитки на улицу.
- Больше не заявляйся, - все равно бросила она в спину.
В тот день он не помнил, как добрался до общежития, как потом выворачивало наизнанку, он вываливал желудок в унитаз, взлаивая от жгучей боли в середине спины. От неминуемой парализации, скорее всего, спасла водка, разогревшая и размягчившая суставы, долго ощущал он ушибленное место, дававшее знать о себе и через годы. А тогда, по прошествии нескольких дней, снова напросился в гости к забухавшему по черному грузчику, но как ни пытался уломать малолетку переспать с ним, ничего не получилось. Как отрубило.

Глава шестая.

Может быть, это природное упорство послужило поводом для подыскивания пары, и Дока, не замечавший до этого никого вокруг, вдруг наткнулся взглядом на миниатюрную первокурсницу. Крепко сбитая куколка с полными губами, аккуратным вздернутым носиком и яркими васильковыми зрачками под невинными ресницами не раз задерживала на нем свое внимание. Мимо пробегали девочки постройнее, покрасивее, с правильными чертами лица, главное, поумнее, они не отказывали ни в дружбе, ни в более серьезных планах на будущее, но судьба знала, кому кто на данном этапе нужен. Дока увлекся, по настоящему, а когда выяснилось, что девочка невинна не только внешне, но и на самом деле, он перестал от нее отходить.
В походах в кино, на студенческие танцы, незаметно пролетело три месяца, за это время ни он, ни она, толком не научились целоваться. На дворе вовсю бушевала весна, кружили головы сирень с черемухой, на газонах пахли медом желтые ромашки с пестрой мелочью, играло зарницами младенчески чистое небо. Однажды, когда после лекций они бродили по зеленым улицам вечернего города, Людмила - так звали девушку - призналась, что именно сегодня у нее день рождения. Не тот, который они отметили в феврале, когда ей исполнилось восемнадцать лет, не паспортный, в этот день ее нарекли именем. Почему не смогли раньше? По разным причинам, в деревне, ведь, даже регистрировали не сразу, по такому поводу не грех пропустить по маленькой стопочке. Где взять, если магазины закрылись, и где примоститься, если милиция ездит кругами? Она взяла ключ от теткиной квартиры, живущей вон в том пятиэтажном доме, в холодильнике бутылка водки и закуска. Тетка? Она в отпуске, уехала в деревню. Дока успел привыкнуть, что подружка не пропускала праздников без стопки, так было заведено в их в большой семье, женщины выпивали рюмочку, изредка две, мужчины сколько хотели. Ему нравилось подшучивать, когда она выпьет и немного расслабится, трогать за налитые груди, за платье ниже пояса, сквозь которое прощупывалась резинка от трусов. Она сердилась, отпихивала руки, но не прогоняла, и сама не уходила. За время дружбы он все реже занимался онанизмом, словно хватало ощущений и тепла, исходящих от нее, крестьянской здоровой девушки, фигурке которой позавидовала бы любая гимнастка. За весь период знакомства он ни разу не попытался настоять на своем, впрочем, это было бы бесполезно. Выросшая в суровых условиях беспрекословного патриархата, крестьянка твердо знала, что можно, а что запрещено под страхом вечного позора.
В квартире действительно никого не оказалось. Быстренько накрыв стол в небольшой горнице, девушка выставила на середину запотевшую бутылку водки, тарелки с нарезанной заранее колбасой, салом, салатом из капусты, огурцов, помидоров. Принесла хлебницу и две рюмки. Внутренне содрогнувшись, Дока поднялся с узкого дивана, сорвал пробку, разлил водку по ровну, он по прежнему не умел пить, тост прозвучал коротко и весомо - чтобы все было хорошо. Выпили, немного поторчав, плеснули в рюмки еще, включили массивный ламповый радиоприемник "Урал", потанцевали под не совсем понятную зарубежную эстраду с шейками и твистами, под которые толком нельзя было прижаться, не то, что поцеловаться. Решили добавить еще по одной. До этого момента нормально ощущавший себя Дока неожиданно заметил, как голова пошла кругом, он понял, что скоро начнет выворачивать наизнанку, и заторопился. Присмотревшись к раскрасневшейся подружке, проскользнул по дивану поближе, вмялся губами в ее горячие губы, она не отпрянула, не уперлась ладонями в грудь, девушка осталась на том месте, на котором сидела. Обхватив руками его шею, она чуть подвернула голову навстречу, прижалась телом. Дока почувствовал, как от ног начала накатывать горячая волна, такая кипучая, что сдержать ее не хватило бы сил. Повалив подружку на ложе, он пальцами задрал платье, нащупал врезавшуюся в тело тугую резинку, стал снимать толстые с начесом трусы. Наверное, все деревенские покупали только такие, способные спасти и от холода, и от насильников одновременно. Девушка не сопротивлялась, лишь крепче вжималась в Доку, словно стремясь слиться в единое целое, она сопела, громко стонала сквозь стиснутые зубы, всхлипывала, сильнее смыкая колени. Стащив трусы с аккуратной попы, Дока вознамерился рывком сдернуть их с полных ножек, но это оказалось далеко не просто, подружка вцепилась в крепкую материю мертвой хваткой, видно было, что она и желала бы заняться любовью, и жутко всего боялась. Ее трясло как в лихорадке. На лбу у Доки давно выступил обильный пот, который ручьями потек из-под волос на затылке под воротник рубашки, прохладными струйками побежал по позвонку. Голова становилась тяжелой, подташнивало, а дело не двигалось с места. Провозившись минут десять, он вдруг ощутил, как в желудке сорвалась со дна горячая тошнотворная масса, забила горло жгучей горечью, готовая вырваться наружу. Спрыгнув с подружки, Дока едва успел добежать до туалета, и надолго прилип к унитазу.
Когда вернулся в комнату, девушка сидела на диване, поджав под себя ноги, из-под платья выглядывала чистая голубая трусина, вызвавшая новую волну желания, прокатившуюся по животу Доки. Сглотнув остатки горечи он навалился на партнершу, не поднимавшую глаз, поспешно закатал платье наверх, попа оказалась почти голой, она только чуть поддернула трусы вверх. Эта деталь означала лишь одно, что девушка согласна. Но не успел он вцепиться в резинку, как ее ноги автоматически пришли в движение, сомкнувшись намертво и борьба под кряхтение со всхлипами, под неясные стенания опять растянулась до того момента, когда полость его рта рвотная масса заполнила. Вновь пришлось вскакивать и бежать в туалет, где совать голову в прохладный унитаз.
Так продолжалось до тех пор, пока Дока не понял, что справиться с маленькой крестьянкой не удастся, она бы рада ему уступить, но сидящий в генах вековечный страх принародного позора без команд из мозга заставлял просыпаться защитную реакцию, ощетиниваться всеми возможными способами. Совладать с нею представлялось лишь с потерявшей сознание, к тому же долгая бесполезная возня порядком надоела и ей, а позывы к рвоте у него стали наступать даже от небольшого усилия. Вскоре, прижавшись друг к другу, они заснули на узком диване, она со спущенными до колен трусами с начесом, он с расстегнутым поясом на брюках. А утром оба, каждый в своей аудитории, слушали лекции по специальным предметам, читаемые доцентами, кандидатами наук и профессорами, учеба у них пока стояла на первом месте.
Но весна на то весна, что спаривает даже бездушные камни, первый неудачный опыт раздразнил, обострил чувства обоих до появления ночных галлюцинаций. Дока еще после ночи, проведенной с конопатой стервой, заметил в себе резкие перемены, он превратился в неуправляемого сексуального маньяка, готового оплодотворить хоть бегавую под ногами кошку. Так хотелось ему утвердиться в мужской роли, и если бы не проснувшаяся к деревенской девушке любовь, он бы давно изнасиловал кого-нибудь из беспечных сокурсниц. Но в трудные моменты будто ангел хранитель оберегал его от дурных поступков, подбрасывая выходы из тупиков, в этот раз он подкинул любовь. Высокое чувство не однажды удерживало его от совершения неправомерных действий, заставив и сейчас принять правила игры подружки. Они решили жить вместе, снять в городе квартиру и перейти туда предложила она, он не стал возражать.
Наступила первая брачная ночь, встреченная молодыми без положенной свадьбы, без росписи в ЗАГСе, без оповещения родителей. В снятой за небольшие деньги старенькой избушке за переборкой возилась с хахалем еще квартирантка, студентка медицинского института. Молодой нарубил во дворе дров, растопил печку, молодая застелила древнюю хозяйскую постель свежей простыней, впихнула подушки в наволочки. На середину простыни была накинута чистая белая полоска плотной материи, потом Дока узнал, что так в деревне поступали девушки, когда выходили замуж. Посидели за расшатанным столом, дожидаясь, пока угомонятся любовники. Электричество было выключено, в пахнущие отсыревшей ватой маленькие двойные окна с кирпичами между рамами от влаги, вливался густой лунный свет. Он падал на распущенные волосы вздрагивающей плечами невесты, на выглядывающие из-под платья цветастые плечики новой ночной сорочки, отсвечивал огоньками в крохотных золотых сережках в маленьких ушах. Сложив руки на столе, Дока беспокойно переплетал пальцы, он волновался не меньше.
Наконец, девушка пошевелила губами, перекрестилась, медленно сняв платье, залезла на кровать, Дока скинул брюки и рубашку, примостился рядом. Ему стало жалко подружку, этого стойкого оловянного солдатика, самостоятельно принявшего судьбоносное решение, он вдруг растерялся, не зная, с чего начать. Неприятное чувство охватывало его не впервой, нередко выставляя перед партнершами как человека без характера, он мучался, злился, но совладать с собой был не в силах. Вот и сейчас его сковало чувство стыда, словно собирался совершить непотребное. Так бы они и пробалдели до утра, если бы стучавшая зубами невеста ненароком не зацепила его рукой, когда надумала вытереть слезы на щеках. Машинальное движение послужило сигналом, подтащив ее отпрянувшую к себе, Дока завернул подол ночнушки провел пальцами по трясущемуся животу. Трусов, этих толстых и плотных с начесом панталонов, на девушке не было, бугорок покрывал показавшийся шелковым нежный короткий пушок. Ладонью он проник вовнутрь продолговатых долек, сунул палец в тугую дырочку, она моментально сократилась, но Дока успел коснуться упругого препятствия, того самого, которое запомнил со времен школьных шалостей с соседскими девочками. Девушка сжала колени, зацепила его руку выше локтя, решительно отвела в сторону, она держалась, эта маленькая Жанна Д, Арк. И тогда он втиснулся между раздвинутыми ею самой, ходившими ходуном коленями, направил член в заветное отверстие. Он уже знал, куда нужно входить, пусть грубо, но его научили, заодно дали понять, что больно от этого не бывает. А когда не впервые, когда постоянно, тогда можно в полный рост, с подскоками, с разворотами во все стороны, все равно, как в широком колодце, ничего не ощутишь. Это можно с ними, с опытными, а когда встретишься с девственницей, тогда, милок... тогда решай сам, потому что с такой недолго за решетку загреметь, если не сама. А то и под расстрел, как дело повернется.
Осторожно войдя, он подергался взад-вперед с краю, чувствуя, как протестует мгновенно напрягшаяся скользкая резиновая плоть, как пытается вытеснить обратно инородное тело. Сопротивление разбудило дух соперничества, заставило протолкнуть член еще на сантиметр, подружка заработала ногами, в испуге стараясь отползти на безопасное расстояние. Он вцепился в ее плечи скрюченными пальцами, не давая члену выскочить, и в тот же момент по головке забегали, защекотали невидимые короткие импульсы, натянули готовую лопнуть уздечку. Сдерживать поднявшуюся на дыбы волну экстаза стало невозможно, подчиняясь первородному инстинкту, он попытался с новой силой проникнуть вовнутрь, стремясь донести хлынувшее наружу зрелое семя до места назначения. Уже добрался до таинственного препятствия, осознал его девственную упругость, и тут невеста вылетела из-под него пробкой аж на спинку кровати. И сразу он выгнулся дугой от пронесшегося от пяток до затылка мощного горячего урагана, сквозь стиснутые зубы прорвался глубокий длинный стон, по вискам на занявшиеся огнем щеки побежали многочисленные струйки пота. Внутри организма сладостно напряглись жилы, заставив сократиться мышцы, на поверхности наброшенной на простыню полоске домотканой материи бился в истерике испускающий крупные тягучие капли спермы член, ужимались в мошонке вмиг опустошенные яички. Волна сладострастия пронеслась несколько раз, затихая, она задерживалась то на плече, то на ягодице, принуждая их невольно встряхиваться, наконец, развязала стянутые в тугой узел нервы, бросила расслабляться дальше самостоятельно. Подобных красочных ощущений испытывать еще не приходилось, Дока, вмявшись щекой в мокрую ночнушку подружки, поддергивал растрепанными губами обильную слюну. Недавно каменная голова зазвенела от пустоты, резиновым мячиком она подскакивала на животе выпорхнувшей из объятий невесты, содрогавшейся от глубоких рыданий. И не было сил промолвить хотя бы слово в утешение.
Прошло, наверное, больше часа. Постепенно за перегородкой смолкли перешептывания проснувшихся любовников, хриплое дыхание одного из них перешло в настырный храп. Девушка тоже успела успокоиться, хотя по прежнему находилась в сильном напряжении, Дока подсунул руку под ее локоть, обнял за талию, поцеловал в окончательно распухшие губы. Ее зубы тут-же застучали по его зубам.
- Ну что ты, глупенькая, - негромко заговорил он, ловя ухом доносившиеся из-за перегородки переливчатые всасывания воздуха. - Страшного ничего нет, все так начинают.
- Я все равно боюсь, он у тебя твердый, - невеста доверчиво прижалась к нему, не преминув выставить колено вперед. - Ты ничего там не порвал? Жжет, сил нету.
- А какой он должен быть, тряпочный, что-ли? - хмыкнул в нос Дока. Ощутил, что от наивных слов девушки энергия снова возвращается к нему. - Такой он и есть, иначе ничего не получится. Наблюдала когда-нибудь, как конь залезает на кобылу, или у нас в городе кобель на сучку вскакивает? Так и у людей... должно быть.
- Видела, не раз, сама помогала быку этот... впихнуть в корову, молодой был еще, не попадал, - всхлипнув остатками рыданий, призналась подружка. – Я почему - то считала, что у животных так, а у людей должно быть по другому - они же люди. У нас все так думали.
- Как по другому? - переспросил Дока, вспоминая, что до недавнего времени сам имел представление о половом сношении, скорее всего, такое-же наивное, как у подружки, несмотря на шмыгания по трусикам соседских девочек. - Ты как представляла?
- Ну..., снимут трусы, письками друг к другу прикоснутся и млеют, а сами в это время целуются. Лет до семнадцати так и считала, - осторожно засмеялась она сама над собой. - Потом соседский парень надоумил подсмотреть за отцом с матерью, но я ничего не поняла, папка залез, подергался. И все.
- А девчата разговора не заводили?
- У нас не принято. Знаешь, когда немцы оккупировали часть территории Советского Союза, они все ошалели, почти девяносто процентов девушек до двадцати лет оказались девственницами. В деревнях показатель вообще был около ста процентов.
- Кто тебе это говорил?
- Профессор лекцию читал о нашествии фашистов. Я не сомневалась, потому что из всей деревни у нас только одна была гулящая, остальные повыходили замуж честными.
Некоторое время Дока языком вылизывал в углу рта высохшую соленую капельку пота. В низу живота возникло напряжение, член зашевелился, наливаясь настырной силой, он как и хозяин словно понимал, что работа еще не окончена и подстегивал завершить ее, не позволяя сосредотачиваться на чем-то второстепенном. Но наивность девушки, ощущение собственного превосходства, порождавшие чувство неловкости и стыда, перебивали неуправляемую агрессивность, заставляя оглядываться на трезвые рассуждения.
- Почему ты легла со мной в постель без росписи? - грубо спросил Дока, стараясь заглушить угрызения совести.
- Я в тебя... поверила, - сглотнув слюну, поспешно ответила подружка. - Я знаю, ты меня не бросишь, потому что ты не такой.
- Классно. О том, чтобы бросить, у меня даже мыслей не возникало, - тут-же успокоился он, словно прозвучавший ответ разом решил все вопросы, к тому же в нем вместо "поверила" явно проступало слово "влюбилась". Вскочивший член уперся невесте в круглую коленку. - Тогда нам стесняться нечего, я сам решил жить с тобой. Давай доведем дело до конца.
- Может, не надо? Я боюсь, - мгновенно напряглась девушка. - Там все болит.
- Поболит и перестанет. Я слышал.
- Ну, потихоньку... прошу тебя, - обреченно заплакала она. - Это же в живот...
- Не в живот..., - Дока бесцеремонно раздвигая колени рывком продрался к ее паху. Нащупал сросшееся от страха отверстие, направил туда набухшую головку члена. - В животе пупок... расслабься.
В этот раз желание кончить не возникало долго. Поначалу Дока решил пойти на пролом и моментально, как в первом случае, подружка выскользнула куском мокрого мыла, вдавилась в спинку кровати. До него начало доходить, что действовать в подобной ситуации нужно обманом, он изменил тактику, вяло повозившись у краев половых губ, острожными толчками загнал головку внутрь, закачал задницей на месте, давая понять, что дальше входить не собирается. Девушка пугливо ослабила тиски крепких рук и коленей, Дока замер, накапливая силы для завершающего рывка. Когда энергии показалось достаточно, а бдительность подружки притупилась, уперся пальцами ног в старый матрац, приподнял задницу и вонзил член по ходу. Опять он успел ощутить желанное упругое препятствие, вновь заскользили по натянутой до предела чувствительной коже щекотливые импульсы, словно вокруг уздечки обрывая поводья зарезвились крохотные живчики. Партнерша пробкой вылетела из-под него, едва не оседлав круглые никелированные шары на гнутых трубах спинки. Дока, не в состоянии скомкать народившуюся волну экстаза, и во второе усердие опростался в простынь.
Так до утра, не добившись желаемого результата, он умудрился кончить раз пять, подружка в заглянувшей в окна заре показалась жалкой и беспомощной. Глаза с затаившимся в глубине страхом стали огромными, под ними обозначились темные круги, лицо посерело, губы распухли до безобразия. Она перестала водить по промежности очередным куском ваты или бинта, потому что не могла дотронуться до натертых едва не до крови больших половых губ. Ноги тряслись, вся она походила на освобожденную из гитлеровского плена заключенную под номером таким-то, как в кино. Измочаленный Дока, не представлявший, что старание прокрученное в сознании не единожды может окончиться подобным образом, прятал виноватые глаза не в силах признаться даже себе в откровенной дремучести. Опустив пятки на холодный пол, он пошел как на ходулях к умывальнику - пора было собираться на лекции в институт. Возле холодной печки возилась вторая квартирантка, бросив на него горящий взгляд будущая доктор лет двадцати трех с нескрываемым любопытством поинтересовалась:
- Как чувствует себя твой родной пенис?
- Какой пенис?- не сразу понял Дока. Отмахнулся, загремев кружкой в ведре с холодной водой.
- А ее девственная плева? - давясь слюной зависти, не унималась подрабатывающая санитаркой квартирантка. - Порвал на портянки, или матерьяльчик оказался не по зубам?
- Не знаю, - угрюмо буркнул он, жадно глотая воду. - У нас еще все впереди.
- Мы так и поняли, - откровенно засмеялась медсестра. - Крестьянки, они такие... туговатые.
Из горницы появилась накинувшая халат девушка, стараясь держаться ровно, прошаркала тапочками к небольшому шкафчику с посудой. Под сочувствующими взглядами Доки и квартирантки, наполнила чайник водой, поставила его на печку, ни на кого не глядя, взялась готовить завтрак. О своих обязанностях она не забывала.
К концу лекций Дока успел возбудиться настолько, что его начало трясти, посиневший член словно забыл, что иногда следует нормально полежать, он горел огнем желаний. Дока не находил места, наверное, так чувствует себя охотник, когда осознает, что раненый зверь уйти далеко не сможет, несколько раз он проскакивал мимо аудитории, в которой занималась девушка. Она вышла в коридор всего один раз на пару минут, вид у нее был настолько удрученным и отрешенным, что невольно закрались сомнения в том, захочет ли она продолжить так неудачно начавшуюся супружескую жизнь, или успела разочароваться. Неуверенность завладела душой, раскалывая ее на части, мысль, что не справился, не оставляла в покое, в конце концов, он сбежал с последней лекции, решив дождаться подружки на улице.
Она вышла после всех, зябко передернув плечами, поплотнее запахнулась в полы вязаной кофточки. Сунув под мышку папку с текстами лекций, повернула голову в сторону Доки, натянуто улыбнулась бледными губами:
- Ты давно здесь торчишь?
- Нет, - соврал Дока. - Как ты себя чувствуешь?
- Неважно. Мне нужно заехать к тетке.
Не поднимая глаз, девушка поковыряла носком туфельки выщербину в асфальте, заправив за ухо прядь светлых волос, повторила как давно решенное:
- Мне нужно.
- Что-нибудь случилось? - сдерживая нервную дрожь, спросил он.
- Ничего не случилось, - упрямо нагнула подбородок подружка. - Надо и все.
Дока переступил с ноги на ногу, сглотнул вмиг заполнившую полость рта слюну. Противоречивые чувства терзали его, не давая возможности оценить обстановку трезво, хотелось схватить невесту за руку и силой заставить пойти домой, ведь это ее идея снять квартиру, это она согласилась жить с ним без росписи. С другой стороны, она имеет право послать и подальше, пока девушка ему никто.
- А мне с тобой нельзя? - он с надеждой посмотрел на нее.
- Нет, - резко отказала подружка. - Я должна пойти одна.
- Хорошо... Ночевать-то домой придешь?
Сцепив зубы, он сжал кулаки в карманах брюк, приготовившись в случае отрицательного ответа развернуться и уйти, чтобы забрать вещи и переселиться снова в общежитие, его койка пока была свободна. Некоторое время она молча сопела, все так-же не поднимая взора от земли, по круглому бледноватому лицу с ямочками на щеках пробегали мимолетные тени, пухлые пальцы перебирали край картонной папки с длинными черными тесемками посередине.
- Приду, - негромко согласилась она.
Девушка возвратилась тогда, когда квартирантка с хахалем успели накататься друг на друге в полный рост. Они нарочно громко ахали и охали, стонали и крякали, стремясь доломать деревянное ложе до конца, тахта скрипела, стучала по половицам толстыми ножками, но сдаваться не собиралась. Наконец силы у любовников закончились, они успокоились и дом заполнил мощный храп. Дока, успевший перекрутиться в морской узел, различил, как тихо хлопнула входная дверь, у порога стукнули сброшенные туфли, возле кровати проворно стали вылезать из платья. Он повернулся навстречу, готовясь принять в объятия свою сдержавшую слово невесту, она подкатилась под бок и он тут-же полез ладонью между ног. Пальцы заскользили по верху больших половых губ, измазались в чем-то мягком и тягучем, Дока невольно отдернул руку:
- Что это? - принюхиваясь к странноватому запаху, настороженно спросил он.
- Вазелин, у тетки конфисковала, - оживленно зашептала подружка. - Там так растерто, что никакая вата не помогает. Сначала я детской присыпкой попудрила, да она здорово подсушивает, а с вазелином будет легче.
- Ты что, с теткой советовалась? - вытирая пальцы о простынь, недоуменно пожал плечами Дока.
- При чем здесь тетка, говорю, сама придумала.
Но видно и вазелин не являлся лекарством от страха. Не успевал Дока добраться до заветного упругого препятствия, даже чуть вдавить его вовнутрь, как при попытке прорвать окончательно подружка пулей выскакивала из-под него, седлала железную спинку кровати и принималась мелко трястись и заходиться в рыданиях. Ничего не помогало, ни жесточайший обхват за плечи, ни сильное прижимание к не слишком мягкому матрацу, ни начавшее накрывать его раздражение. Он по прежнему пользовался одним, подсказанным внутренними убеждениями, приемом, сначала притихал, затем резко двигал задницей вперед, она успевала распознать его намерения за доли секунды, так же быстро сгруппироваться и вылететь наверх. Возбужденная уздечка на головке члена срабатывала спичкой, чиркнутой о коробок, он кончал. Скоро от обильного пота простыни промокли насквозь, кончать тоже оказалось нечем, в яичках лишь образовывалась какая-то струна и звонко лопалась, будто перетянутая, заставляя морщиться от боли. Промучившись снова до утра, оба от неловкости не смели взглянуть друг на друга, надежда на благополучный исход дела тоже вселила серьезные сомнения, опять они предстали перед очами встававшей раньше квартирантки в виде вылезших из забоя горняков. С посеревшими лицами, с черными кругами под глазами, со спекшимися, покусанными губами. Из-за печки выглядывал развеселый шофер местного автопредприятия, хахаль студентки медицинского института:
- Цирк, бесплатное представление, - уматывался он, подтягивая сесейные трусы на выпуклый живот. - Время на сон жалко тратить.
- А чего это вы подслушиваете? - окрысился было Дока, борясь со смущением.
- А куда деваться? Разве вы не так поступаете, или пробки в уши вставляете? - давясь от смеха, развел руками любовник. - Одна переборка на весь дом, и та фанерная. Учти, кирпичную стену возводить никто не собирается.
- Работать надо по мужски, а не как ты... мучаешь, - авторитетно влезла в разговор кваритрантка. Сочувственно поцокав языком, обратилась к напарнице. - А ты должна подмахивать, идти ему навстречу. Ему, а не этому извергу, понимаешь?
Чертыхнувшись, Дока принялся намыливать лицо и шею мылом, деваться действительно было некуда, вместе со стыдом его охватывало чувство униженности от собственного бессилия. Вид у девушки и правда был удрученный, как и в первый раз, она молча загремела посудой.
После лекций подружка снова отправилась к тетке. У Доки мелькнула мысль, что она решила появляться ближе к ночи, чтобы соседи успели заснуть, пожав плечами, пошел домой сам. Вечером за переборкой повторился сексуальный разврат, от которого скулы сводила судорога, главное состояло в том, что ни спрятаться, ни морду набить не представлялось возможным. В первом случае предлагалось искать квартиру без подселения, стоившую несравненно дороже, во втором, хахаль у квартирантки одним видом внушал уважение. Лет на десять старше, он обладал не только отвислым животом, но и мощными руками с толстой шеей. Но Дока зря не смыкал глаз до третьих петухов. Уже зазвенели по рельсам трамваи, а по асфальту зашуршали автомобильные шины, потянулся на заводы с фабриками пролетариат, пришла пора собираться на занятия самому. А девушки все не было.
Не объявилась она и в аудиториях института, ни в этот день ни в следующий. Квартиранты перестали смеяться, бросая на Доку сочувственные взгляды, предложили тарелку горячего борща, он молча отвернулся. На третий день будущая доктор не выдержала:
- Слышь, а где живет ее тетка? - уперев руки в бока спросила она с раздражением в голосе. - Ты как-то обмолвился, что ходил туда, помнишь, когда перетаскивал вещи, а невеста задержалась?
- Помню. Я был там однажды, с большого бодуна, - пробурчал Дока, перекладывая конспекты на столе. - Где-то возле областного драмтеатра, с задней его стороны. В хрущевских пятиэтажках.
- Сходил бы, чего из себя братца Иванушку строить.
- Не строю я никого, - Дока дорисовал на листе паровоз. - Она в деревню рванула.
- С чего ты так решил?
- Потому что есть куда ехать.
- Может быть, - пожевав губами, согласилась квартирантка. - Но я проверила бы и этот вариант.
- А я сделал бы так в первый день, нельзя ей давать опомниться. Собирайся и дергай прямо сейчас, - выглянул из-за плеча подружки ее любовник. - Если не уехала, останется твоей, а протянешь пару суток еще, можешь ее забыть.
- Это правда, она пока не представляет, что с ней произошло, непуганная девственница из глухой деревни, - квартирантка выгнула выщипанную бровь. - Но если осознает, что осталась нетронутой, ищи ветра в поле, во второй раз целками не рождаются.
- По два раза на одну мину не наступают, - поддержал санитарку хахаль. - Одевайся и езжай, когда осмотришься на месте, вспомнишь. У меня так бывало, занесет к черту на кулички, думаешь, приплыл, а мотнешь головой, вокруг все знакомо.
Дока выглянул в окно, солнечные лучи вливались в комнату с наклоном, но не как при позднем вечере. Выйдя в прихожую, он сунул ноги в туфли.
Он сразу узнал этот по советски обшарпанный панельный дом. В подъезде дверь висела на одной петле, стены были исписаны школьным мелом, возле квартиры на третьем этаже лежал пестрый деревенский коврик. Дока потянулся к облезлому звонку, потом еще пару раз, наконец, донеслось шарканье домашних тапочек, медленный поворот ключа в замке. На пороге стояла его невеста.
- Нашел, - то ли огорченно, то ли с облегчением заплакала она. - Я уже домой уезжать собралась.
- Когда? - с придыханием спросил Дока.
- Завтра, с утра. Вещи, вот, приготовила.
- Какие вещи? Твои остались на квартире.
- Тетка домашним гостинцев накупила, должна скоро подойти. Продавщицей она работает.
- Тогда собирайся, - он вошел в прихожую, огляделся по сторонам.
- Я боюсь тебя..., - беззвучно затрясла плечами невеста. - Тело болит...
- Поболит и перестанет, - как можно тверже сказал он, снимая с вешалки вязаную кофточку. - Не ты первая, не ты последняя.
- Подожди, хоть ключ соседям оставлю...
С этого момента Дока не обращал внимания ни на что, даже установившаяся за переборкой тишина была не в силах помешать осуществить задуманное. Укрывшись ватным одеялом, он подтащил подружку поближе к спинке кровати, уперся ногами в железные прутья и намертво сцепил руки за ее шеей. Когда вводил член между распухшими половыми губами, невеста не смогла удержаться от крика, дернула попой и член тут-же выскочил. Казалось, все повторяется. Он покрыл ее рот поцелуем, настырно вошел снова, она и сама стремилась помочь, выпячивая скованный страхом зад вперед. Она приготовилась ко всему, этот маленький стойкий оловянный солдатик в юбке, принявший решение связать судьбу с полюбившимся ей парнем самостоятельно. Нащупав единственно верное положение, Дока оттолкнулся левой ногой от круглого прута и тазом надавил на основание члена, стараясь вбить его как штырь по корешок. Препятствие резиново вдавилось вовнутрь, сцепив зубы, девушка осталась на месте, она словно закостенела. Дока налег что есть мочи, существом владело одно желание - войти в таинственный канал, ощутить его животрепещущую плоть, а потом будь что будет. Потом хоть трава не расти. Закусив губу, он уперся быком, в тот же миг острая судорога пронзила лодыжку до самого левого уха, заставив моментально сбавить напор. Что-то хрустнуло, ступня обмякла соскочила с гладкого толстого прута. Охнув, Дока отвернул лицо в сторону, в мозгу пронесся вихрь мыслей, он понял, что сухожилие порвано. Но не это было главным, теперь предстояло опозориться окончательно не только перед язвительной квартиранткой с ее хахалем, и даже не перед невестой, предложение которой он принял. Стыд за себя неумелого взялся неторопливо обволакивать все его существо плотным покрывалом, замаячил конец надеждам и мечтам. Дока судорожно перевел дыхание, слепо уставился в темноту комнаты.
- Давай... любимый мой... Еще немного...
Он встрепенулся. Подружка вжималась в него, гладила по волосам, по плечам, призывая довершить то, от чего пряталась, скорее всего ей самой не терпелось стать женщиной, чтобы положить конец страданиям. Понимала ли она в тот момент, что случилось с ногой ее жениха, было неизвестно, но страстный призыв не остался не услышанным. Заглушая болезненное жжение, Дока уже правой ногой нащупал тот же проклятый прут, пропустил железный кругляк между большим и следующим пальцами. Член все еще находился внутри партнерши, зажатый непроизвольно сократившимися мышцами влагалища, он, как и левая ступня, почти онемел, подергав мускулами, Дока вновь направил силы на низ живота. Когда накопил их достаточно для рывка, не стал делать равнодушного вида, а со всей дури придавил подругу к жесткому матрацу, руками подгреб под себя всю ее, и оттолкнулся от спинки кровати. Почудилось, что прут разодрал подошву ноги пополам, Дока едва не закричал от боли, но вместе с этим успел осмыслить другое. Направленный в цель член уперся в податливую преграду, растягивая, отодвигая ее дальше и дальше, она расплющила головку, готовая превратиться в мощную пружину, чтобы выбросить инородное тело наружу, она сопротивлялась до последнего, как верный пес у входа в тайное хозяйки. Эту преграду можно было снести только зверским напором. И Дока озверел, на мгновение отпустив поводья мускулов, он тут-же рванул их на себя и яростно вколотил член в непробиваемую стену. Казалось, пленка разлетелась на тысячи лоскутков, которые облепили ворвавшуюся во влагалище живую плоть, девушка громко вскрикнула, заработала руками и ногами, всей фигурой, чтобы отскочить назад. Она уперлась локтями в лицо жениха, готовая пустить в ход кулаки, она уже замолотила ими по всему на что они натыкались. Но было поздно, яйца через прочищенный канал исправно вбрасывали вовнутрь влагалища порции мгновенно забивающей собой все вокруг живительной спермы, словно специально накопленной для такого случая. Девушка это поняла, выскользнув все равно из слабеющих объятий Доки, присмирела на какое-то время пойманной птицей, откинулась назад, сбивая частое дыхание. Так она лежала до тех пор, пока ее организм не смирился с изменениями в нем, затем негромко заплакала. Жалостливо и обреченно, как если бы навсегда прощалась с прожитыми до сего дня годами, с беззаботным детством и влюбчивой юностью.
- Тише, родная...ну что ты, успокойся, - попытался утешить суженую Дока. Губы плохо подчинялись, слова выползали с пришепетываниями и причмокиваниями. - Теперь будем думать, как жить дальше.
Подружка не слышала, вскоре она захлебывалась в бурных рыданиях, тихих, и все равно светлых. Дока не притрагивался к ней, он понимал, что девушка прощается со своей чистотой.
- Вот и все, - донеслось из-за переборки негромкое восклицание. Там помолчали, затем чиркнули спичкой, через минуту ноздри пощекотал запах дыма от дешевых папирос. Повторили с печалью в осипшем голосе. - Вот и все...
Распахнув глаза в потолок, рядом плакала жена, она не пыталась вытереть слезы, всегда акуратная, не тянулась поправить завернувшееся под спину одеяло. Вздрагивала, как ее оставил Дока, с обнаженным из-за скомканной сорочки животом, с брошенными вдоль тела безвольными руками. Ноги были сомкнуты, из-под них под его ягодицы подбиралось влажное, прохладное пятно. Он знал, что это кровь, она не останавливала ее, кровь текла сама. Здорово саднила онемевшая левая ступня, болело между пальцами правой ноги. Дока лежал не шелохнувшись...


Глава седьмая.


Женщина откинулась на спинку небольшого пластикового стульчика, провела ладонью по слегка усталому лицу, словно собиралась как паутину снять серость, накопившуюся под глазами и на гладких щеках за время слушания истории. Солнце давно скрылось за зубчатой стеной, на темном небе проступили звезды, брызнули в лунном свете разноцветными искрами драгоценные камни в серебряных перстнях. Поиграли лучами серебряные подвески в ушах и такие же бусы на бело мраморной груди. Несколько минут мужчина завороженно следил за ней, за одетой в серебро бледнолицей королевой, затем привстал, взял бутылку с местным вином, плеснул себе в кубок, собеседнице в причудливую кружку. Сделав тройку неспешных глотков, женщина прикурила, в больших зрачках неторопливо растворялся застилавший их густой туман. Скоро от него не осталось следа, он будто впитался вместе со смыслом рассказанного, она осмотрелась вокруг. На электрических столбах, спрятавшихся в кипучей зелени ползучих по стенам растений, зажглись ромбовидные фонари, столбы были литые, старинные, каменные стены домов тоже. Одно от другого отделяло максимум полметра, весь тротуарчик по ширине был чуть больше метра. По мощеным диким булыжником улочкам на вершину холма Монмартр группами, поодиночке, вразвалку поднимались туристы, было одно удовольствие полюбоваться видом художественно подсвеченной спрятанными в многочисленных нишах прожекторами белоснежной базилики Сакре Кёр. К грандиозному сооружению вели несколько начинающихся у подножия размашистых каменных лестниц, днем базилика парила словно в облаках, ночью она купалась в звездах. Туристы рассаживались на прохладных ступенях, отдыхали после напряженного дня, или вели мысленный разговор с самим Богом, изливающим божественное сияние на католические кресты над яйцеобразными под Фаберже куполами. Женщина в каждый приезд старалась прикоснуться к древнему сооружению, не уставая восхищаться умом и руками французских мастеровых, творивших чудеса. Вот и сейчас она с легким сожалением смотрела вслед почти одинаково одетым расслабленным людям - шорты, шведка - и желая оказаться среди них, и понимая, что впечатлений на сегодняшний день достаточно. Еще в каждый приезд ее мучал один и тот же вопрос, куда деваются сами французы, парижане в частности. За кассами в магазинах, за стойками баров, ресторанов, отелей, в музейных залах хозяйничали сплошь смуглые выходцы из стран третьего мира, или бледные беженцы из славянских государств. С истинными представителями высоко развитой расы можно было встретиться разве что в конце рабочего дня в маленьких разбитных вагончиках метро, или на длинных рядах овальных стадионов - французы оставались патриотами своей страны. Еще вечером все столики небольших бистро и брасри занимали люди старшего, в основном, поколения, французов же молодого и среднего возраста днем с огнем было не сыскать.
Молодая женщина положила дымящийся окурок в пепельницу, снова приподняла кружку с вином. Кинув на собеседника мимолетный взгляд, пригубила горьковато-сладковатый напиток с привкусом виноградной лозы.
- Ты заставил меня откровенно посочувствовать этой деревенской девушке, невеста действительно оказалась стойким оловянным солдатиком, - отставляя кружку от себя, наконец, заговорила она. - Наверное, и я бы дала деру хоть к черту на кулички, забыла бы о замужестве вообще, или дождалась бы случая более подходящего. Напилась бы, в конце концов, а потом полезла в кровать.
Задумчиво похмыкав, мужчина помолчал, затем перекинул ногу на ногу, сплел пальцы на колене и чуть подался вперед:
- Не забывай, что девочка в Доку успела влюбиться, как ты помнишь, она сама предложила перейти жить на квартиру. Это раз, - без напора принялся он за разъяснения. - Во вторых, если деревенские что-то решают, обязательно доводят дело до конца, странный, казалось бы, пример, но он как нельзя лучше характеризует русских крестьян с данной точки зрения. Сбросили татаро-монгольское иго, выиграли войну с Наполеоном, победили в Великой Отечественной, в общем-то, ополченцы из тех самых холопов. Да, под водительством и по указке начальствующих, в смысле, политиканствующих, горожан, да, этот класс неграмотен, труслив, завистлив, но он строил магнитки, днепрогэсы, рыл каналы. В конце концов, воевал из-под палки, но строил и воевал. И самый, пардон, цимус победы добыли представители драных хамов, потому что даже к середине двадцатого столетия городских жителей в России насчитывалось не так много. А кто в природе живет, тот по ее законам и поступает.
- Прости, но пример не совсем удачный, причем здесь добровольное избавление от девственности и очищение родной земли от врагов? Тут зов природы, а там чувство долга, патриотизм, - передернула плечами молодая женщина. - В чем собственно суть одинаковости?
- Суть, как ты выразилась, одинаковости на первый взгляд абсолютно разных вещей, состоит в одном, - собеседник помедлил. Бросив руки на стол, со вниманием и теплотой посмотрел на женщину. - Она в характере.
На веранду опустилась тишина, крупные звезды, крупнее чем на родине, перекатывались гранями в глубине бесконечного космоса. Здесь он казался ближе, или из-за особой прозрачности воздуха, или холм с казненными на нем мучениками действительно был местом необычным. Внизу мерцал ночной Париж, мириады электрических огней создавали над городом световое облако, оно обволакивало его прозрачным воздушным шаром со вспышками то на одном, то на другом конце. В направлении Де Фанса - города будущего - огни были упорядоченными, Эйфелева башня преставляла из себя новогоднюю елку. А остров Ситэ со знаменитым Нотр Дам де Пари, откуда - с медного пятака под древними стенами монастыря - начинался отсчет всех парижских километров, плыл посреди Сены и всего мегаполиса одуванчиковым пятном. Панорама смотрелась необычайно красиво, женщина с благодарностью взглянула в сторону сидящего напротив мужчины. Слово свое он сдержал, и гостиница с верандой оказались на высоте, и впечатлений даже после экскурсий по историческим местам напластывалось достаточно. Вдохнув полной грудью пахнущий дорогим парфюмом воздух, она улыбнулась, лукаво вильнула глазами по направлению ко входу в роскошный двухкомнатный номер с мощными освежителями воздуха. С готовностью наклонив седеющую голову с идеальным пробором, мужчина поднял вверх указательный палец:
- Всего один момент. Завтра до двух часов дня я намерен решать проблемы нашей фирмы, а вечером мы приглашены на рандеву в загородную резиденцию одного из высших руководителей "Lafayette", господина Корнуэля. Как ты на это посмотришь?
- Ты меня заявил? - немного подумав, переспросила женщина.
- Естественно, это будет не деловая встреча, а обычный русский междусобойчик на французский лад, кто-то придет с женами, кто с невестой, с любовницей, и так далее. Повторяю, встреча неофициальная, но народу, полагаю, соберется достаточно, сама понимаешь, президент араб.
- Я в курсе. Не нужно никаких спецэффектов, в смысле прикида?
- Даже не смокинги, обычные костюмы и вечерние платья. И украшения, само собой.
- А где находится особняк?
- В районе Фонтенбло, одной из бывших загородных резиденций королей раннего периода.
- Версаль стал ею позже, - в знак согласия кивнула собеседница. - Чудненько, экскурсии в деревушку Барбизон не намечается? Ужасно нравится неповторимая барбизонская школа художника Коро и его друзей.
- Тебе мало сокровищ Лувра? Там есть "Женщина с жемчугом" твоего Жана-Батиста Коро и "Жилль" Антуана Ватто. Во всем мире нет того, что выставлено в его полутемных залах с застоявшимся запахом веков.
- О, да! И "Вирсавия" Рембрандта, и "Коронация Наполеона 1" Жака Луи Давида. Не забудь упомянуть про неповторимую Джоконду под темным стеклянным футляром, зацелованную миллионами взглядов, заклацанную ураганами фотовспышек. В прошлом году я едва продралась через плотную толпу туристов из стран утренней росы, восходящего солнца, могущественного дракона. Все как один путешественники были маленькими, узкоглазыми и желтолицыми, старались в разговоре меньше употреблять ласковую букву "л", они так усердствовали фотоаппаратами, что из-за бликов на месте картины красовалось ослепительно белое пятно. И ничего более.
- Надеюсь, охоту к посещениям музея они у тебя не отбили? - поцокал языком собеседник с притворным сочувствием. - В этот приезд, по моему, ты туда не торопишься.
- Зря иронизируешь, - завелась подружка. - Первое, что я сделаю завтра с утра, это поеду на встречу с самым дорогим историческим местом на земле.
- А как же Нотр Дам? - не удержался от колкости мужчина. - До сегодняшнего чудного вечера путеводной звездой был он.
- Чуть позже я съезжу туда помолиться, - холодно отрезала молодая женщина.
В домах вокруг давно погасли огни, истинные французы, как все европейцы, ложились спать довольно рано. Лунный свет делал тени от строений и деревьев резче, таинственнее. Когда на маленькой уютной веранде отключилась единственная в бледно розовом плафончике лампочка, показалось, что в тишине раздалось бряцание боевых доспехов римских легионеров и цокот копыт коней мушкетеров. Но лишь почудилось, так зазвенела в ночи парижская тишина, оберегаемая французами как зеница ока.
Она неторопливо шла по выложенному обработанным камнем просторному Двору Карре к главному входу в бывший королевский дворец Лувр. В лучах утреннего солнца посередине пылала построенная из хрусталя пирамида, закрывающая обширный вестибюль подземной площади, с которой можно было попасть в любой конец музея мирового значения. На фоне ренессансных и классических дворцовых форм угловатое сооружение выглядело чудовищно, его невозможно было сравнить ни с чем, ни к чему приложить. Но интеллигентные французы на то и законодатели моды, что поначалу диктуют неприемлемое, через короткое время становящееся обиходным. В прошлом веке так случилось с Эйфелевой башней, оплеванной парижанами после ее возведения в полном смысле слова, но пройдет всего три-пять лет и неуклюжая на вид пирамида тоже займет славное место в ряду особо почитаемых достопримечательностей.
Выйдя из метро за несколько остановок до Лувра, женщина поднялась наверх, прошлась по улицам пешком, освежая в памяти подзабытые мелочи. Неспешно прогулялась по саду Тюильри с многочисленными статуями, восьмиугольным бассейном, фонтанами, массивными каменными вазами, свернула на набережную Сены. Полюбовавшись юркими речными корабликами, видами на противоположный, забранный в гранит берег, застроенный мрачноватыми средневековыми зданиями, типа конических башен Консьержери, она вернулась на окруженное дворцовым комплексом пространство через площадь Каррузель с самой маленькой из трех на улице Триумфальной аркой. Увенчанная конной квадригой, она была копией римской арки Септимия Севера, все в мире имело первоисточники. И вот теперь молодая женщина входила под гулкие своды королевских когда-то апартаментов. Все течет, все меняется, сказано в Библии устами Экклезиаста, Златоуста, царя Давида, Иоанна Крестителя – неважно, потому что все они говорили об одном и том же, указывали человечеству на бренность земной жизни, на ценности более великие. Но до тех, незримых, не осязаемых на ощупь, ценностей людям дела не было, они стремились заполучить все и сразу. Короли, загребая со всего мира под себя бесценное, тоже не задумывались над тем, что когда-нибудь придется делиться, пришло время, и царствующих особ не стало, сокровища перешли в руки общие. Чтобы ни у кого не возникало желания повторить неразумный пример, шедевры собрали в одно место, объявили охраняемыми государством. Защищали полотна, статуи, изделия из драгоценных металлов не хрупкие смотрители - старички и старушки, не электронная сигнализация, как могло показаться на первый взгляд. Сами люди в силу природной зависти следили за тем, чтобы нигде, ничего, никуда не пропало, многие и рады были бы, да остальным тоже хотелось. Особенно это ощущалось по бегающим взглядам не только людей богатых, но и ничего не смыслящих в искусстве представителей из стран развивающихся. Природу человеческую как переломишь!
Уделив окруженным толпой, меняющей состав как вода, "Сидящему писарю" с глазами из горного хрусталя, безрукой "Венере Милосской", безголовой но крылатой "Нике Самофракийской" по несколько неповторимых мгновений, женщина остановилась перед "Моной Лизой" Леонардо да Винчи. Как всегда, небольшая темная картина купалась в бликах от фотовспышек, мечтать о том, что когда-нибудь плотный человеческий поток иссякнет, не приходилось. И она прошла дальше, ненадолго задерживаясь у средневековых итальянской, фламандской, поздней французской художественных школ. Зато у двухметрового вавилонского, из черного базальта, четырехтысячелетнего "Кодекса Хаммураби" людей не было, человечество законы не интересовали.
Посмотрев на часики, женщина направилась к выходу. Вновь прошлась пешком до площади Согласия с двадцати трех метровым египетским обелиском с отраженными на нем подвигами фараона Рамзеса, с двумя великолепными фонтанами, бассейнами и вездесущими статуями вокруг. Купив в пицерии не менее вездесущую пиццу, примостилась как простой турист на один из гранитных выступов, утолила голод, времени до обеда еще оставалось достаточно. Заметив в конце площади одинаковую на всех языках букву "М", неспешно отправилась туда.
Под куполообразными сводами чередующихся капелл Собора Парижской Богоматери было прохладно и сумрачно, играли всеми цветами радуги витражи южной розы, подсвечивали масивные колонны висящие между ними громоздкие люстры. Женщина прошла через заполненный людьми просторный зал к главному алтарю с деревянными хорами, в котором находилась статуя Скорбящей Богоматери, по обе стороны ее навсегда застыли в колено преклоненном состоянии два французских короля. Перед Богоматерью она осенила себя православным крестом, прошла дальше, за алтарь, напротив громадного креста, подпираемого измученными фигурами в раскрашенных гипсовых одеждах, надолго задумалась. Трепыхались от сквозняков язычки пламени на свечах, пробегали по композиции тени, пахло ладаном и почти восьмисотлетней замшелостью. За спиной, перед алтарем, хор мальчиков в белых одеждах под руководством святого отца исполнял католические гимны, слаженные детские голоса под сводами храма звучали ангельскими призывами к благодушию. Молодая женщина все больше проникалась их, пропитывающих саму суть, благовестом, душа распрямлялась, сердце стучало ровнее. Скоро она вся ушла в себя.
Из задумчивости ее вывел короткий емкий возглас, японский самурай в современных одеждах настраивал ультрамодный "Кэнон" на японскую гейшу не в кимоно. Вздохнув, женщина подтянула ремешок сумочки ближе к локтю, направилась в сторону выхода, времени у креста она все равно провела достаточно, успев выложить все, что отяжеляло душу. На улице было много солнца и тепла, пройдя к вбитому в булыжник отшлифованному желтому каменному пятаку с цифрой "О", обеими ногами встала в его середину, с легкой иронией загадала желание. Уступив место следующему охотнику до чудес, оглянулась на две прямоугольных башни, соединенных вместе ажурной галереей, круглым витражом и коническим входом, образующими готический фасад собора. С каждого угла, выступа, хищно пялились на людей злые химеры, демоны, фантастические птицы и чудовища, вся эта мерзость до того естественно корчила рожи и скалила зубы, запугивая туристов и прохожих, что своей преданностью вековым стенам вызывала к себе уважение. Из-за башен выглядывал рифленый готический шпиль с католическим крестом на вершине. Перекинув сумочку через плечо, женщина поправила широкий пояс на обтягивающих фигуру брюках, не оглядываясь больше, тронулась на другую сторону Сены мимо прилавков букинистов, через причудливый мост Пон Нёф. Программа на сегодняшнюю половину дня была выполнена.
Но она не спешила в гостиницу, в поражавший продуманной роскошью номер люкс, ей хотелось пройтись по усаженным каштанами улочкам, купить у уличного торговца жареных каштанов, пощелкать их в каком-нибудь глухом переулке за простеньким столиком у входа в обычную кафешку с мизерной чашечкой черного кофе без сахара. Она так и сделала, забрела за вылизанный центр в пролетарский район столицы мировой моды, типа Латинского квартала, отыскала крошечное брасри с парой выносных столиков и присела на гнутый металлический стул. Аккуратной стопкой на столешнице возвышались бесплатные "журналь", выдернув свежую "Figaro", углубилась в чтение полосы новостей. Через некоторое время ее отвлек ненавязчивый бархатистый мужской баритон:
- Силь ву пле, мадам, - хозяин брасри услужливо предложил меню.
- Мерси боку, - улыбнулась она, отодвигая газеты и выкладывая из сумочки пачку сигарет.
- Пардон! - тут-же щелкнул зажигалкой хозяин.
Женщина прикурила, поблагодарив, сделала знак, чтобы мужчина подождал. Пробежав глазами меню, заказала бокал красного вина, порцию мидий из Лионского залива и на десерт чашечку черного кофе без сахара. Когда хозяин ушел, осмотрелась вокруг, на другой стороне площади в конце совсем узкой "рю" местные клошары и туземные лимитчики шустро выгружали из длинного треллера капусту, белые листья усеяли пространство вокруг машины. Скоро выгрузка закончилась, грузовик отъехал, появились мулатки с азиатками, быстренько подобрали листья, после них уборщики навели чистоту, словно не было никакого треллера с капустой. На небольшом подносе принесли вино с мидиями, отпив глоток, женщина причмокнула губами, выбор оказался удачным. Она знала, что у французов по цвету вина существуют различия, белое они пьют для здоровья, розовое для любви, а красное предназначено для наслаждений. Избавившись от терзавших душу сомнений под древними сводами собора Парижской Богоматери, сегодня она жаждала наслаждений, дальнейшая судьба уже не представлялась такой туманной. Да, ее спутник еще нуждался в шлифовке многочисленных острых углов, наработанных им в пору перестройки, за время подъема на вершину финансовой пирамиды. Но он стремился войти в общество избранных, он не щадил себя, ночи напролет просиживая за пособиями по этике, за словарями, за дискетами с записями на английском и французском языках. Он рвался в это общество не по принуждению, а сознательно. Конечно, у него было немало соперников из числа потомственных интеллигентов со значительными родословными, всего десяток лет назад активно включившихся в решение судьбы России, родины разбросанных по миру своих предков. За этот период она успела неудачно выйти замуж за одного из отпрысков князей Оболенских, с вотчинами в дореволюционой империи в нескольких местах, в том числе рядом с затерянной в сосновых борах знаменитой Оптиной Пустынью в Козельском уезде. Там у прадеда мужа было имение со стекольным заводом, выпускавшем хрустальную посуду, графины с петухами внутри, после революции производство приспособили к выпуску мензурок, колб и пузырьков для лекарств. К сожалению, всего через пару лет она с князем разошлась. Немного позже смогла отвергнуть еще несколько предложений руки и сердца, суливших безбедную жизнь в сытой Европе с Америкой и Канадой, с собственными яхтами и даже одной обжитой скалой посреди моря где-то в районе Галапагосских островов. Имелись признания в откровенных симпатиях и сейчас, у нее был богатый выбор, она не спешила, в запасе оставалось как минимум еще лет пять. Поэтому вела себя без стеснений, по примеру принцессы Дианы после развода той с принцем Чарльзом, с одной лишь разницей, князья Оболенские не преследовали и не следили за ней, как делала это английская королевская семья по отношению к бывшей супруге принца. Возле гостиницы "La Meyson Roze" не маячили агенты спецслужб, как вынюхивали они вокруг гостиницы "Ritz" в тот день, когда леди Ди с любовником арабом, сыном президента "Lafayette", вышла к машине. Но та не завелась, они пересели в другой автомобиль, уже подготовленный к аварии, трагедия могла произойти где угодно, не обязательно под мостом. То, что писали средства массовой информации поначалу, не имело никакого отношения к тому, что произошло на самом деле, об истинном положении вещей не только догадывались, но и знали в обществах высших. В этих кругах право на месть еще никто не отменял.
Молодая женщина поковырялась в панцире мидии, втянула сырое мясо в рот, допила вино, промокнув губы салфеткой, закурила. Заметила вдруг одиноко перебегающую площадь в конце улицы собаку, это была поджарая длиннотелая такса с длинными ушами и длинным же хвостом, все, в том числе и черный нос, у нее было длинным. Удивилась тому, что и по Парижу разгуливают беспризорные животные. Грустная улыбка уже надумала зародиться в углах рта, когда из-за здания с фундаментом из булыжника вышла бабушка с длинным поводком в руках. Облегченно вздохнув, женщина покосилась на чашечку с черным кофе, конечно, разве могут по Парижу метаться бездомные собаки, если парижане за своими любимцами все отходы собирают в специальные мешочки. Отпив несколько глотков горьковатого на вкус кофе, она сунула под высокую ножку бокала голубоватую бумажку в двадцать евро и встала. Порция мидий из Лионского залива стоила не так дорого, как место за столиком на свежем воздухе и маленькая услуга самого хозяина уютного снаружи и внутри брасри. Женщина не пошла в сторону площади, по неровному каменному тротуару она стала подниматься дальше вверх. Аккуратные дома с крошечными балкончиками, с мансардами под изломами угловатых крыш, тянулись сплошной стеной, изредка прерываемой небольшими перекрестками с магазинчиками на первых этажах, владельцами которых мог быть кто угодно. Когда ей показалось, что заблудилась, она обратилась за помощью к первому попавшемуся продавцу, и сразу поняла, что это серб, жестов и мимики убавилось наполовину. Плохо знавшие французский язык, все югославы объяснялись по русски лишь с легким акцентом, хозяин магазинчика быстренько прояснил положение дел, оказалось, что женщина успела отойти от набережной Сены не так далеко. Если вон по той улице спуститься немного вниз, а затем завернуть налево, то как раз можно попасть к спуску на станцию метро, а там на стенах развешаны подробные указатели. Она перешла на другую "рю", и вдруг на перекрестке с правой стороны увидела знаменитый на весь мир храм науки Сорбонну. Увенчанное колоннадой с башнями, с широкой мраморной лестницей перед входом, величественное здание олицетворяло собой цитадель разума. Она знала, что поступить в университет можно без экзаменов, лишь один предмет сдавать необходимо, это французский язык, после чего получалось право посещать или не посещать аудитории, слушать и записывать, или не слушать вообще лекции. Но во время семестров преподаватели гоняли по зачеткам по полной программе, по этой причине случайные люди в коридорах университета практически отсутствовали. Полюбовавшись видами площади, на которой возвышался храм знаний, женщина уважительно склонила голову и направилась к станции метро.
Сквозь неплотные жалюзи пробивались лучи уходящего за горизонт солнца. У богатого трюмо из красноватого бука наносила на лицо последние штрихи молодая женщина, до отъезда на рандеву в загородном особняке высокой персоны оставалось минут пятнадцать. Стоя сзади, мужчина делал вид, что занят галстуком, на самом деле он украдкой оценивал новый прикид подружки. Вечернее платье без рукавов цвета спокойного моря перед закатом переливалось вплетенными в него серебряными нитями, распущенные тепло-соломенные волосы в крупных завитках закрывали глубокий со спины вырез, проливались едва не до плавного изгиба высоких бедер. Спереди и сбоку их перехватывала узкая алмазная заколка ввиде латинской буквы "V", в мочках ушей покачивались продолговатые клипсы с меняющим цвет от нежно зеленого до густо розового натуральным александритом. Такой же камень играл тенями и в перстнях на длинных тонких пальцах, в ожерелье вокруг высокой шеи. Таинственная глубина зазеркалья удачно подчеркивала и зеленые глаза молодой женщины, и розовые гладкие щеки, и редкий в сочетании зелено-розовый перелив драгоценного камня, и серебро причудливых оправ. Запястье украшал широкий браслет, картину дополняли чуть загорелые округлые плечи и руки. Женщина стояла перед зеркалом на высоких каблуках закрытых туфель под цвет платья, наконец она развернулась к мужчине, критическим взглядом прошлась по его стройной фигуре. Крылья тонкого с горбинкой носа дрогнули от ироничной усмешки:
- Кажется кто-то сказал, что свидание будет не деловое, - раскрыла она большие полные губы.
- Я не отрицаю, - встрепенулся мужчина. - А что такое?
- Тогда почему галстук строгой расцветки?
- Ты находишь? - недоверчиво хмыкнул он. - Подобный галстук я видел на господине Моруа из министерства иностранных дел Франции, когда тот присутствовал на званом ужине у моих друзей в Москве.
- Господин Моруа такое позволить себе может, но ты ведь не чиновник?
- Хм, - вскинул голову мужчина, и сразу передумал защищаться. - Тогда что ты посоветуешь навесить?
- Думаю, в этом вопросе ты разберешься без меня.
Отвернувшись, женщина продолжила заниматься собой, она не желала обидеть мужчину, она приучала его к самостоятельности. Ведь не всегда же он станет таскать ее за собой, впереди будет немало случаев, когда решения даже по таким, казалось бы, второстепенным вопросам ему придется принимать самому. Мужчина завозился в платяном шкафу, набросив на плечо с десяток незавязанных галстуков, стал примеривать их за спиной подружки один за другим. Женщина усмехнулась снова, не желая напоминать о зеркале в другой комнате, так ему наверное было удобнее. Наконец он выдернул из связки подходящий, остальные повесил обратно, завязав его в узел под воротником рубашки в редкую коричневую полоску, вынул расческу, поправил спереди волосы. Он не спросил, тот ли галстук надел, он понимал, что в обществе, в котором всю жизнь прожила его подружка, самостоятельность стоит на первом месте. Мелодично отозвался брошенный на диван сотовый телефон, пора было выходить из гостиницы.
- Он тебе к лицу, - озабоченно ковыряясь в дамской сумочке, как бы мимоходом похвалила выбор женщина. И первой направилась к дверям.
Из-за плавного поворота дороги показалась бывшая резиденция французских королей, экспроприированная у них народом наподобие Царского Села в России. У входа в особняк пригласившей их персоны, мужчину и женщину встретил привратник в роскошном бархатном кафтане, в панталонах, с буклями на голове. Склонившись, указал рукой в сторону массивных дверных створок с двумя мушкетерами по сторонам.
- Прости, дорогой, ты ничего не перепутал? Это разве не костюмированный бал? - беспокойно огляделась вокруг женщина.
- Это не бал, и не прием в королевском дворце, - мягко взял ее под руку мужчина. Пояснил. - В фамилии хозяина присутствует приставка "де", она до сего дня диктует правила ушедших столетий...
- Спасибо, я это знаю. В России и до подобного додуматься не смогли.
Снаружи, в зарослях кустов и высоких деревьев размеченного ровными дорожками парка, особняк выглядел не столь внушительно, но внутри, когда прошли прихожую и ступили на сверкающий паркет довольно объемного зала, мужчина невольно напрягся. Несмотря на частые посещения подобных мест, он до сих пор не избавился от внутреней скованности, молодая женщина, наоборот, вскинула голову, расправила плечи. С высокого потолка свисала ромбовидная хрустальная люстра с множеством продолговатых электрических лампочек, по бокам залы тоже горели начищенные медные канделябры, в обитых дорогим деревом стенах имелись просторные ниши, в которых стояли мягкие диваны. Впереди, выстроившись на небольшом выступе, играл негромкую музыку квартет, с левой стороны была зашторенная бархатными занавесками дверь, из которой обязан был появиться сам король. Гостей набралось уже немало, показалось, что время по прежнему не имеет власти над собравшимися здесь людьми, разве что в одеяниях чувствовался налет современности. Костюмы и платья выглядели проще, без многочисленных рюшечек, оборочек и отворотов с колоколами, но бриллианты, драгоценные камни, золото, платина, серебро сверкали как в те далекие столетия, когда обществом управляли благородные династические отпрыски.
Навстречу вновь вошедшим уже спешил сам хозяин, господин Дезмезон де Корнуэль, высокий мужчина за пятьдесят лет, сухощавый, как почти все деловые французы, с блестящими от бриолина волосами. Из-за отворота двубортного пиджака выглядывала белая накрахмаленная рубашка с алмазными запонками, на широком с замысловатым рисунком галстуке сверкала алмазная заколка. Средний палец правой руки венчал перстень с крупным бриллиантом. Рядом с ним семенил прилизанный переводчик, хотя особой необходимости в этом не было в силу знания богатым французом с русскими корнями языка предков. Собрав глубокие - а ля Бельмондо - морщины в раскованную улыбку, он еще издали протянул руку женщине:
- Бонжур, мадам.
- О! Бонжур, месье, - слегка поклонилась она.
- Парле ву франсэ?
- Ви..., - женщина оглянулась на своего спутника. - Пардон, месье, пуркуа... Я знаю, что вы говорите по русски, но почему бы нам не перейти и на ваш родной по прабабушке язык. Еще раз простите, я не хотела бы, чтобы разговор при моем спутнике был, скажем, в одни ворота.
- Пока я кое-что понимаю,- натянуто похмыкал спутник. - А что будет после, события покажут.
- Согласен, - пожимая руку женщине, рассмеялся и хозяин. - Потом, как это по русски... - он посмотрел на переводчика. - Racontez-nous le voyage gue vous avez fait.
- Я поняла, - упредила перевод женщина. - Обязательно, господин де Корнуэль.
- И не только о вояже, о первых совместных впечатлениях на французской земле тоже, - добавил ее спутник. - Ведь до сегодняшнего дня я посещал вас один.
- Мерси, месье, именно этот момент я имел ввиду, - подтвердил господин де Корнуэль с незначительным акцентом, подавая узкую ладонь партнеру по бизнесу. Склонил голову. - Прошу вас, в этом доме вы найдете достаточно общих знакомых.
- Некоторых из них я уже заприметил, - добродушно ухмыльнулся мужчина, просовывая руку под локоть подружки.

Глава восьмая.


Рандеву действительно носило бы ни к чему не обязывающий дружеский характер, если бы нестабильность на мировых биржах, в первую очередь на Нью-Йоркской валютной, вносивших свои коррективы. То там, то здесь деловые люди забывали о дамах, с которыми пришли, уединялись в отдаленные углы и принимались обсуждать последние новости. Президент Буш официально объявил о долгосрочной корректировке финансового положения Америки на мировом рынке, в связи с этим доллар неуклонно продолжал пикировать вниз. Падение национальной валюты было выгодно американцам, но не европейцам и азиатам, привыкшим экномику полностью ориентировать на доллар. Нефть повышалась в цене, заставляя дорожать производимое на земле, евро при искусственно созданной нестабильности не могло зацепиться за удовлетворивший бы всех конкретный уровень. Назревал переломный момент, при котором на плаву удержались бы немногие. Мужчина тоже примыкал то к одной группе, то к другой, неизменно через малый промежуток времени возвращаясь к спутнице, она не сердилась, найдя себя в обществе сопереживающих спутникам прелестниц. В женском обществе разговоры велись, в основном, о нарядах и домашних делах, естественно, пересыпанных свежими сплетнями, так она узнала, что принц Чарльз наконец-то назначил день свадьбы со своей возлюбленной Камилой Паркер Боулз. Что королева - мать с семьей, вроде бы, не против присвоить невесте королевский титул, передаваемый из глубины веков в титулованных родах по наследству. Конечно, покушение на принцессу Диану, ее смерть, заглаживать как-то было надо, народные массы успокаивать тоже, иначе так не долго распрощаться и с короной, и с самим троном. Подобные нонсенсы прокатывались по старой Европе один за другим, то в Швеции, то в Дании, то в Голландии вспыхивали великосветские скандалы, потрясающие монархические устои. В Норвегии дядя высокопоставленной особы шлялся по забегаловкам до тех пор, пока не надумал связать судьбу с обыкновенной уличной проституткой, до последнего момента промышляющей продажной любовью в этих самых питейных заведениях. Он перебрался с новой подружкой в однокомнатную захламленную квартиру, забросив ноги в ботинках на стол, пил и курил дешевые сигареты, просаживая здоровье. И никто ему не был указом. Слухи давно бродили в российских дворянских собраниях, заставляя членов именитых фамилий умерять застоявшийся послереволюционный пыл. Впрочем, без того было ясно, что после драки кулаками не машут, никто не собирался возвращать отобранное восемьдесят лет назад, как никто не думал ломать шапки перед объявившимися потомками графов и князей. Но никто на этом здорово и не настаивал, российские дворяне цену себе знали, по забегаловкам, как в кичливой Норвегии, не шлялись, на подзаборных бабах жениться не собирались. Всеми силами они старались помочь встать на ноги несмышленой родине, опять способной допетлять до того места, где Макар телят не пас. Хотя нужно заметить, что большинство из них состояли в масонских ложах так-же, как их предки до революции, пустившей в распыл великую Российскую империю. Ума у их родины хватало пока только на это.
Наконец, прозвучал призыв отужинать, ухоженные дамы неспешно тронулись под руку с господами в банкетный зал, где был накрыт роскошный стол. Мужчина с женщиной оказались в первой десятке гостей, они расположились на высоких стульях по правую руку от хозяина. Это обстоятельство о чем-то говорило, ведь ближайшее окружение составляли, естественно, французы из деловых кругов. Спутница дала понять блеснувшим от уважения взглядом, что событие не осталось незамеченным, мужчина в знак признательности мягко надавил пальцами на ее локоть. Рядом с их местом умостилась парочка японцев с бесконечными поклонами во все стороны, напротив выделялись цветущим здоровьем и габаритами американские бизнесмены. Дальше застыли в отмуштрованной застольной стойке чопорные англичане, а за японцами без устали вертелись и размахивали руками итальянцы, первые законодатели демократических устоев. По узким хрустальным бокалам разлили рубиновое бургундское вино пятидесятилетней выдержки, Дезмезон де Корнуэль, как глава торжества, провозгласил тост на французском языке. Он говорил о все более сокращающихся расстояниях в связи с развитием современных средств передвижения, о возрождении России с ее неизмеримыми богатствами, о недалеком вступлении великой страны в ВТО, о скорейшем принятии ее в Евросоюз. Переводчики за спинами торопливо зашептались на разных языках, молодая женщина требовательно посмотрела на своего соседа. Мужчина все понял, поднявшись, сделал благодарный поклон в сторону выступавшего, раздались громкие аплодисменты, а господин де Корнуэль продолжил краткий анализ дел в современной мировой экономике. Он напомнил об истощении природных богатств, о том что их надо беречь, в связи с этим необходимо сокращать добычу полезных ископаемых, по возможности заменяя их синтетическими продуктами. Для этого мировой капитал обязан отчислять деньги на развитие научных разработок. Но, пока мир живет по старинке, каждый из присутствующих должен со вниманием относиться к проблемам делового партнерства, без принуждений со стороны делая все возможное для разрешения возникающих конфликтов. Окинув олигархов доброжелательным взглядом, выступавший улыбнулся и закончил: вот за дружбу давайте и выпьем. Приглашенные встали, потянулись друг к дружке наполненными бокалами. Чокнувшись со спутником, женщина грациозно изогнулась в сторону неустанно раздающей поклоны японки и ее соседа, и лишь потом обернулась к французам, скрестила свой бокал с остальными.
Позже, в номере, когда мужчина спросил, почему первый знак уважения достался японцам, она сначала снисходительно усмехнулась, затем пояснила, что Япония для России ее будущее, а населения франций с америками, италиями будущие нахлебники. России нужен критический ум, природных богатств у нее своих хватает. Тогда, отбросив предубеждения, мужчина задал второй вопрос, касающийся американской валюты: что думает спутница по поводу ее стремительного падения. Не задумываясь надолго, женщина ответила, что на дно экономической пропасти упасть доллару ни одна страна в мире не позволит, потому что он является эталоном в валютных операциях. Как, допустим, атомное время, как платиновый метр, хранящийся в государственных закромах. Никто ими не пользуется, никто не видит воочию, а они действуют безотказно, внося существенные корректировки в жизнь человечества.
Но это произойдет позже, пока же в банкетном зале завершалось начатое в зале приемов знакомство. После второй рюмки тончайшего на вкус вина, женщина слегка наклонилась к уху спутника, негромко проговорила:
- Обрати внимание, слева от американцев восседает чета из Швеции, они белокурые, со скандинавскими чертами лица.
- Обратил, - мужчина, прожевывая ветчину с кусочком сыра "Маасдам", вильнул глазами в ту сторону. - Что ты хочешь этим сказать?
- Мои дальние родственники по линии отца. Он представитель стокгольмского филиала международной фирмы "Петролеум Бритиш", она секретарь-референт при министерстве внешних сношений Швеции. Муж и жена, муж доводится мне родственником по одной из ветвей нашего древа.
- Он тоже связан с нефтегазовыми ресурсами?
- Владелец буровых вышек в Норвежском море.
- Неплохо. Со шведскими магнатами у нас контакт слабый.
- Его можно усилить, кстати, с бразильской компанией "Петролеу Бразилейру" тоже. Там несколькими танкерами владеет мой внучатый племянник по линии дяди со стороны матери.
Мужчина взял рюмку, отпил глоток вина, затем промокнул губы и посмотрел на женщину долгим изучающим взглядом. Он ничего не сказал, привыкший мгновенно обрабатывать полученную информацию и связанные с этим доходы или убытки, мысленно он уже занялся подсчетами. Выдержав его жгучее в данный момент любопытство, женщина поднесла вилку ко рту, не промолвив в свою очередь ни слова, просто дала понять, что здесь она тоже что-то значит. Прозвучавшее из ее уст откровение было как бы ответом на занимаемое им место в обществе избранных.
Когда банкет подходил к завершающей фазе, мужчине пришлось убедиться еще раз в том, что спутница каким-то образом причастна к окружавшему его со всех сторон почтению со стороны владеющих миллиардами долларов могущественных людей. Он вспомнил о небрежно брошенных ею перед отъездом из Москвы словах о единственном звонке каким-то дальним родственникам в "...каком-то Копенгагене". И надолго ушел в себя. Лишь по возвращении в гостиничный номер он вернулся в действительность, но за этот период женщина в его глазах успела здорово подрасти.
Она проснулась, когда по номеру настроились гулять вечерние тени, рандеву у господина Дезмезона де Корнуэля, назначенное на выходные дни, завершилось лишь под утро. Женщина улыбнулась, вспомнив события прошедшей ночи, она сумела произвести необходимое впечатление и на общество, и на своего спутника. Во время прощания именно она получила больше всего приглашений посетить загородные виллы, особняки и коттеджи, в том числе в других странах. Она заверила, что непременно этим воспользуется, ее спутнику оставалось лишь фиксировать новые знакомства, подтверждать данные ею обещания, да поддерживать непринужденные вначале разговоры. Она видела каких усилий стоит ему переварить неожиданно свалившуюся на голову информацию о ней, ведь в Москве спутница представлялась совсем в другом свете. Но она и пальцем не шевельнула, чтобы помочь разобраться, она твердо была убеждена в незыблемости истины о том, что всему свой срок. Вконец измочаленные, оба вернулись в гостиничный номер к предобеденному ланчу, и вырубились на двуспальном ложе, на котором так удобно было почивать хоть вдоль, хоть поперек.
Пошарив рукой вокруг, женщина поняла, что партнер давно окунулся в неотложные дела, из приотворенной двери в следующую комнату доносилось шуршание бумаги, негромкий разговор по сотовому телефону. Накинув халат, она прошла в ванную, покрутила еврокран для горячей и холодной воды, смешивая обе струи в приемлемый по температуре поток, почистив зубы, сбросила халат, приняла ванну. Обтеревшись насухо, завернулась в полотенце и вошла к мужчине.
- Ты проснулась? - откладывая страницы, поднялся он навстречу.
- И успела привести себя в порядок, - прижимаясь, поцеловала она его в гладко выбритую щеку. - Что новенького?
- Новенькие партнерства по твоим подсказкам начинают давать результаты. Только что имел разговор со Свенсонами, а перед этим господин Акихито изъявил желание поближе ознакомиться с делами моей фирмы.
- Господина Акихито нефтегазовые и промышленные производства интересуют постольку-поскольку, - отодвинулась она от него. - Как воздух ему необходим бартер на японские машины, желательно на то, чего нет в Японии.
- А в Японии нет ничего, я так и понял, - ухмыльнулся мужчина. - Поэтому исходил из того, как с наименьшими затратами доставлять нефтепродукты на острова и перегонять с них обратно "ниссаны" с "тойотами" в центральную Россию.
- Разве русские первопроходцы не указали кратчайшего пути? - в свою очередь засмеялась женщина. - Со школьной скамьи помню истории про казаков Хабарова и мореплавателей Семена Дежнева, - она лукаво подмигнула. - Миклухо Маклая не забыла тоже.
- Что-то ты не туда заехала с этим Миклухо, да и Дежнев огинал Чукотку, а не Новую Гвинею, Хабаров тоже гулял по Амуру. Дело не в том, кто открыл Курилы и кому они в конце концов будут принадлежать, а в нашем совместном с японцами бизнесе. Уверен, толку от сотрудничества будет больше, чем от янки с англичанами и голландцами. Вместе взятыми.
- О, как запел, лишь вчера ты имел мнение, отличное от сегодняшнего, - взгляделась она в собеседника. - Или мне так казалось?
- Думаю, что казалось. Время налаживать полновесные контакты со страной Восходящего Солнца еще не пришло, слишком много разногласий, и не только из-за спорных территорий. Так я представлял себе проблему, - посерьезнел мужчина.- Но разговор с господином Акихито подтвердил твое мнение, что Япония - это будущее России.
- Спасибо, хоть в чем-то и я могу быть полезной, - она на секунду прижалась к его груди. И встрепенулась. - Кстати, солнце перевалило на вторую половину дня, давай проведем нынешний вечер в отеле. Вдвоем.
- Согласен.
- На веранде, за бутылочкой "Клико", и ты продолжишь рассказ о Докаюроне. Мне интересна его судьба.
- Правда?
- Скорее всего, да, это кроме того, что сама тема меня заводит, - помолчав, со смешком кивнула головой женщина. - Могу предугадать, что с этой честной деревенской девушкой у него ничего не получится. Хотя... ее по человечески жалко.
Неопределенно хмыкнув, мужчина поцеловал подружке руку и начал убирать с письменного стола в ящик ворох бумаг, лишь сотовый телефон скользнул прижимом за пояс брюк. С ним он не расставался никогда, с первого, заработанного в начале перестройки, доллара. Наверное, набитый электроникой пластмассовый брусок тоже привык к хозяину, не уставая напоминать о себе по нескольку раз в час.
Свежий предзакатный ветерок вспархивал над уставленным фруктами и напитками легким плетеным столиком с двумя такими же стульями. Возле женщины на скатерти лежала наполовину раскрытая плитка шоколада и обязательные сигареты с неизменной зажигалкой, может быть, замысловатая хранительница огня успела обрести звание талисмана. Впрочем, вделанная в кусок зеленой яшмы, зажигалка мужчины тоже не менялась им на другую, наверное, оба собеседника страдали приверженностью к любимым вещам. Спелые гроздья фиолетового винограда свешивались через края хрустальной вазы, женщина отщипывала по одной ягоде, медленно отправляла в рот, мужчина вытирал салфеткой румяный персик. Оба успели выпить по чашечке черного кофе и по рюмке красного вина и теперь ждали момента, когда оба напитка начнут действовать. Несмотря на хороший сон, после вчерашних излишеств это было кстати. Сегодня на женщине было темно-желтое платье без рукавов с большой серебряной розой над левой грудью, в светлых волосах поблескивали вплетенные в них серебряные нити, ухоженные надбровные продолговатые дуги тоже отливали серебром. С бусами ввиде маленьких серебряных ракушек, с серьгами наподобие морских коньков, она походила на королеву морских глубин, решившую провести вечер на берегу. В который раз мужчина поймал себя на мысли, что при виде этой женщины теряется. Временами его охватывало паническое чувство собственной неполноценности, словно только что выдрался из мусорного рва и в лохмотьях предстал пред зелеными очами самого очарования. И не знает, как прикоснуться к чуду природы грязными руками, не понимает, по какому праву допускает его к божественному телу, да еще с интересом впитывает рассказываемую им пошленькую историю о сексуальных похождениях перезрелого юнца, не могущего откопать в себе мужчину. Усилием воли ему приходилось в очередной раз брать себя в руки и, внешне расслабившись, выдавать себя за графа Монте Кристо, способного не только сбежать из неприступной островной тюрьмы, но и обладающего несметными сокровищами.
Заметив, что мужчина управился с персиком, молодая женщина вытерла руки небольшим полотенцем, провела салфеткой по влажным от густого сока губам. Чуть отклонившись назад, улыбнулась непринужденной улыбкой:
- Ты не забыл, в каком положении оставил героев? Докаюрон, кажется, умудрился сломать себе ногу, не поверишь, я ему весьма посочувствовала.
- Да уж, после брачной ночи оба стали инвалидами, на какие жертвы не пойдешь ради достижения цели, - не сумел удержать собеседник короткого хохотка. - Долго пришлось ему хромать по институтским коридорам, если бы кто узнал, как было дело, насмешек бы не избежать. Подружка тоже не горела желанием подпускать его к себе, хотя снова убегать к тетке больше не решалась. Итак, ты ждешь продолжения?
- Естественно, - обращаясь в слух, с любопытством взглянула на мужчину женщина. - Скажу больше, даже во время рандеву у господина де Корнуэля я не могла отвязаться от мысли о том, что станется с этим мальчиком с необычным прозвищем.
- Ну, что же, продолжим дальше повествование о похождениях Докаюрона, - усаживаясь поудобнее, мужчина забросил ногу за ногу. - Но учти, там не все так гладко, как нам этого хочется...
Где-то с полгода молодые притирались друг к другу, Дока, наконец-то дорвавшийся до заветной цели не знал, куда деться от не проходящего желания сексуальной близости. Он готов был любить подружку с утра до утра с перерывами на учебу и для того, чтобы по быстрому что-то перехватить. Даже ночью старался не вынимать члена из тесного влагалища, засыпая в неудобном положении, зато с чувством хозяина теплой и сладкой живой собственности. Но у деревенской девушки на этот счет имелось мнение другое, мало того, что страдала от постоянных натираний больших губ и входа в половой орган крупного члена Доки, она бы еще удовлетворялась лишь одной близостью в месяц. Из поколения в поколение в деревнях этим занимались только в свободные минуты, сначала работа на барина, потом на коллективное хозяйство, после на собственном подворье отнимала не только время, но и силы. Самая сладкая пора приходилась на позднюю осень, когда досаждал уход лишь за одной домашней скотиной, да часть зимы со стужами и метелями, когда из хаты носа не высунешь. Но с началом весны надвигалась посевная, с началом лета сенокос с прополкой полей, уборкой урожая, заготовкой припасов, в том числе дров, на зиму. На летние каникулы они хоть и выезжали в деревню, к теще, но вековые устои заставляли молодую супругу, вместе со взваливанием на плечи тяжкого крестьянского труда, отгонять от себя мужа-самца.
Сейчас на дворе устоялась весна с цветением сирени и плодовых деревьев. В отличие от спешащих по домам горожанок, жена Доки все чаще стала задерживаться то в институтском общежитии у подружек, то у тетки в гостях. Наконец, наступил момент, когда она заявила прямо, что была в женской консультации и там посоветовали или поменять сексуального партнера из-за несоответствия в размерах половых органов, или сократить занятия сексом до минимума. Дока категорически с этим не согласился, он уже не представлял себе жизни без половой близости, назрели первые скандалы, после которых жена отваживалась не приходить ночевать. Дока выходил из себя, по неделям не брался за учебники, но изменить супруге мысли не возникало ни разу. Он любил ее, веселую хохотушку с пунцовыми щеками и откровенно блядскими глазами, обладающими способностью завлечь хоть на дно омута. До того момента, пока однажды квартирантка, сидя на корточках возле печки, не высказала страшную мысль, разбудившую до поры до времени дремавшую жгучую ревность. А чувство ревности у Доки было бешеным, переданным по наследству от испарившегося с его рождением родного отца. И жизнь сразу превратилась в кошмар.
- Она от тебя гуляет, - вполне обыденным голосом заявила медсестра-практикантка - жена снова была в бегах. Добавила. - Нашла себе какого-нибудь механизатора ближе по духу и встречается с ним.
- Как это - гуляет?.. – Дока, будто его стукнули по спине, согнулся над тарелкой лапши быстрого приготовления.
- Ты говори, да не заговаривайся, - рассердился из спальни любовник стервы. - Выбирай выражения, а то натворишь делов...
- А что, какой толк от будущего управленца народным хозяйством? Где оно, это хозяйство, все порушенное? - обернулась на голос квартирантка. - А у нее специальность промышленное скотоводство, вечный кусок хлеба с мясом. Почему деревенские бегут после восьми классов в замечательные калинарные училища? Потому что те дают возможность подойти ближе к кормушке. Вот она, во весь рост вековая практичность.
- У всех у нас... эта практичность, одна ты ходишь делать уколы бесплатно, - недовольно буркнул хахаль. Подколол, и замолчал.
В доме наступила тишина, но сказанное медсестрой успело ранить сердце Доки раскаленным жалом, застрять в нем навсегда. Жизнь поменяла русла, он перестал боготворить женщину, верить ей, с каждым последующим знакомством стараясь упредить предательство собственной изменой. Но это произойдет потом, сейчас же он выплеснул лапшу в помойное ведро, лег на кровать и уставился в потолк. Слышно было, как квартирантка занялась любовью со своим хахалем, как раскачался готовый подломиться старенький топчан, а переборка задрожала как в лихорадке. Неимоверным усилием воли Дока дождался утра, попив из бачка холодной воды, помчался на лекции, и в перерыве увидел свою разлюбезную, выспавшуюся, сытую и довольную. Впервые в жизни ударил женщину ладонью по лицу, затрясся от содеянного, стремясь тут-же вымолить прощение. Но кто когда ослабшего духовно человека прощал сразу, ему, словно по негласному велению сверху, давали возможность сперва помучаться, осознать ошибку. Если акция не имела успеха, разрешали варварство продолжать, уже за него не спрашивая, во всяком случае, на земле. Большую половину месяца Дока пробегал за женой, упрашивая простить его и вернуться обратно, наконец, та согласилась при условии, что кроме учебы в институте он опять пойдет на заработки, разгружать вагоны. Рассчитывала, наверное, что агрессивности у него поубавится, или правда было что другое. Снова Дока впрягся в уродство, а потом пришло лето в деревне с натиранием кровавых мозолей на подсобном хозяйстве тещи. Муж ее умер, как и положено русскому мужику - от водки.
И снова предучебный возврат в город, в коридоры родных пенатов. Из дома помощи не было, из деревни жене прислали счет на шестьсот рубликов, оказывается, перед поступлением в институт она успела поработать продавцом в сельском магазине, сделать крупную растрату. К пропаданиям у тетки прибавились требования денежного характера. Чувство ревности как засело в груди, так и не проходило, терзая неоправданными в большинстве подозрениями. В деревне она уединялась с одноклассником, соседом по улице, в городе вместе с любовником квартирантки приходил его друг с бутылочкой винца. Приглашали жену за стол, пока муж на работе, или сама задержится у подружки в общежитии, хотя что там делать, если дома нужно убраться, постираться. А новый скандал, это очередной побег за ветром в поле, и выхода из ситуации никто не подсказывал. Когда душевные метания осточертели, Дока напросился в гости к знакомому грузчику, думал по старой памяти подвалить к его сестре, а получилось красивее. К его сестре пришла подружка, лет семнадцати девочка с параметрами фигуристки, выпив стопарик водки, Дока как бы ненароком положил руку ей на бедро. И развилась дружба, сдобренная платонической пока любовью, видно, обладал он сводящим женщин с ума тем самым магнетизмом. Встречаться старались в местах, где народу поменьше, она боялась пацанов с улицы, он объяснений с однокашниками. Стал и Дока приходить домой позже.
В конце сентября еще тепло и довольно светло. В один из ясных дней Дока с подружкой сели в автобус, отправились на окраину, от которой до луга было рукой подать, природа вокруг была пока зеленая, цветы кое-где неувядшие. Облюбовали полянку, покидали на тряпку газировку с пирожками и конфетами, спиртного не брали, оба выпивали по принуждению. Подружка знала, что он женатый, но пошла, села напротив, подтянула колени к животу, поползла цветастая юбка к попе, оголяя полненькие ляжки до пестрых трусиков. Дока мотнул головой, открыл шипучку, сам приложился к другой бутылке, заодно сглатывая клубок слюны. Не удержался, правой рукой прихватил девушку за шею, левую сунул под юбку, стараясь оттопырить края трусиков и проникнуть пальцами в половую щель, тугая на сексуальную близость жена при подобных маневрах соглашалась быстрее. Девушка сжала колени, уперлась руками в грудь:
- Ты еще не развелся, а уже лезешь..., - возмущенно уставилась она ему в зрачки. - Сначала рассказал бы, что да как.
- Что говорить? Мы живем плохо, - попытался оправдаться он.
- Домой бежишь все равно... Пусти, больно.
- А куда бежать? - ловя ее губы, надавил он сверху на груди. - Квартиры не подыскал.
- Вот тогда и поговорим. Пусти, чокнутый... я кричать буду!
- А кто услышит? Одни мыши шуршат.
- Мышам и пожалуюсь. Убери грабли...
Дока рукой проник между половинками половых губ, нащупал вход во влагалище, дальше стянутое мышцами отверстие без борьбы не пропустило бы ни пальца, ни, тем более, члена. Девушку требовалось размягчить, трусики снять тоже, хоть не с начесом семейные до колен, а городские гультики, но и через них вряд ли кто прорывался. Он заскользил пальцем вверх по углублению, стараясь отыскать клитор, на самом верху, под лобком, наткнулся на вертлявую под кожей горошину. Слегка прижал подушечкой, заметил, как подружка подалась навстречу, он покрутился на этом месте подольше. Приподнявшись, она выдернула его руку за запястье и с силой сдвинула колени, и все-таки он успел задержаться на лобке с мягким пухом волос.
- Что ты как маленькая, поиграться не даешь, - с укором сказал Дока, стараясь не сдавать захваченных позиций.
- Предупреждаю, статью за изнасилование никто еще не отменял, - наливаясь краской, быстро проговорила девушка.
- Какая разница, изнасилование или попытка, год туда, год обратно, - небрежно пожал он плечами. - Попытку уже можно приписывать.
- Вот именно..., - сфыркнула она волосы с губ, на секунду задумалась. - Ты хочешь и рыбку съесть, и в масле покататься?
- Ничего я не хочу, я желаю тебя.
- Обойдешься... Когда получишь развод, тогда и посмотрим.
- Да боюсь я этого развода, - занервничал он.
- А я боюсь этого..., - возразила она в ответ.
- Но ты же не девушка?
- Не знаю...
- Как это! - притворно удивился он, уверенный в обратном.
- Вот так, - подружка отвела глаза. - Всякое бывает.
- Тогда почему артачишься? - разочаровался он. - Я же не съем.
- Не артачусь... а опасаюсь последствий. И еще...
- Но я туда не буду, - нетерпеливо перебил Дока.
- И еще, - повторила девушка. - Я не уверена, что стала женщиной.
- Давай проверим.
- Как?
- Пальцем.
Она отвернулась, соображая, что сказать. Тонкие ноздри подергивались, над верхней губой выступили бисеринки пота, было видно, что сомнения мучали ее давно, может быть, по этой причине согласилась встречаться с женатым мужчиной. Мнение улицы все-таки было сильно, и надежда за замужеством скрыть девичий грех представлялась единственно правильным ходом. Дока пальцами легонько пошевелил волосы на лобке, жесткая канва трусов успела вдавиться в кожу на тыльной стороне ладони, помедлив, он чуть сдвинул руку вниз, нащупывая заветный вертлявый шарик. Девушка не шелохнулась, она словно решила впасть в забытье, уставившись в одну точку, закусила губу и засопела через ноздри. Тогда, отбросив сомнения, он принялся массировать клитор, одновременно фалангой пальца нашаривая внизу вход во влагалище. Жесткий захват коленями слабел, локоть девушки упирался в его грудь не так сильно, зато дыхание учащалось, быстрее поднимался и опускался впалый под платьем живот. Скоро Дока смог убрать ее руку в сторону и припасть своими жадными губами к закрасневшимся щекам, к капризным еще уголкам рта, к шее, наконец, указательный палец вошел туда, куда направлял его хозяин, стало как всегда приятно и щекотно. Осторожно, чтобы не потревожить задумчивости подружки, он продвинулся по каналу вглубь влагалища, наткнулся вдруг на ту самую, знакомую с далекого детства, преграду. Поводив подушечкой по краям, ощутил как бы в стороне узкое углубление, не переставая покрывать поцелуями лицо девушки, втолкнулся в этот проход. Фаланга вошла полностью, но дальше снова путь преграждало мягкое препятствие, или подружка расслабилась не полностью и мышцы влагалища до сих пор оставались сокращенными, или она действительно была еще девственницей. Поелозив туда-сюда, Дока убрал руку, вытер ее о траву, в голове возник бесхитростный план. Когда он сформировался полностью, Дока решительно взялся за резинку от трусов, в этот момент следовало бояться лишь одного, чтобы не получилось так, как произошло в первую брачную ночь с женой. Предусмотрительно определив носком ботинка земляной бугорок и опробовав его на прочность, он накрепко запомнил, что член следует совать не прямо, а чуть в сторону, по направлению к углублению. Затем как можно спокойнее произнес:
- Я проверил, ты уже не девственница.
- Правда? - словно очнулась подружка, она приподнялась на локтях, во все глаза разглядывая Доку. - А как ты это узнал?
- Девственная плева отсутствует, - авторитетно заявил он, не переставая расстегивать ремень и сбрасывать штаны. - Она должна быть у входа, а я пролез пальцем до самой шейки матки.
Не давая партнерше опомниться, он стащил с нее трусы и вошел в нее стоящим колом членом, наверное, она не успела сообразить что происходит, потому что только и сумела выпучить огромные зрачки и слабо вскрикнуть. Тонкая фигурка закостенела от охватившего ее страха. Быстро дотолкавшись до препятствия, Дока нашарил ногой кочку, чуть приподнял член в направлении углубления и с силой двинул тазом вперед, одновременно за талию дергая девушку на себя. В этом вопросе он успел пройти настоящую школу, три дня позора первой брачной ночи запомнились на всю оставшуюся жизнь, теперь он ощутил, как легко поддалась преграда как лопнула она со слабым щелчком на головке члена. Девушка изогнулась, засучила руками и ногами, завихлялась телом, стараясь изо всех сил выскользнуть из под партнера, с корнем вырывая пучки пожухлой травы, отползла с придушенными вскриками назад едва не на пару метров. Но Дока вцепился в ее талию словно клещ под кожу, где-то в паху народилась первая сладостная волна, выгнала через шкуру липкую влагу, встряхнула Доку снова накатила шумным валом. Пот из-под волос побежал по виску, затылку, заструился прохладным ручейком по спине, а он все дергался и дергался, кончал и кончал, как в первый раз по настоящему, когда жена разрешила отвязаться в полный рост. Тогда, после трех месяцев совместной жизни, она прекратила стучать кулаками по чем попало и щипаться, а сама прижала его к себе, с остервенением целуя. Наверное, в тот момент и она кончила в первый раз.
- Ты что-то порва-ал..., - запричитала девушка, захлебываясь хлынувшими из глаз слезами. - Там треснуло...
Усилием воли подняв голову кверху, Дока осмотрелся вокруг помутневшим взором, но на лугу по прежнему было пустынно.
- Ой больно, ой мамочка-а... -, продолжала она сбрасывать его с себя, растрепав длинные волосы. - Отпусти меня дурак, там разорвалось и кровь течет...
Он не поддавался, он понимал, стоит ей обрести свободу, она может в горячке побежать в милицию. Потом поздно будет доказывать, что сама согласилась пойти с ним в это уединенное место.
- Остатки, наверное, - через силу прошепелявил Дока, пытаясь собрать разбегающиеся мысли и сгруппировать мускулы.
- Какие остатки-и? От чего-о?.., - не унималась партнерша.
- От плевы от девственной... Или снова успела зарасти.
- Кто?..
Дока промолчал, постепенно к нему возвращались и разум, и чувства. И первой ясной мыслью, неторопливо завладевавшей всем существом, была мысль о последствиях за лишение чести несовершеннолетней девственницы. В крайнем случае, за подобное полагается тюремная камера на долгие годы, в случае исключительном - исключительная мера наказания, то есть, расстрел. Где-то он успел прочитать об особенностях русского менталитета, в какой-то запрещенной книжке, подпольно ходившей по студенческим аудиториям вместе с "Одним днем Ивана Денисовича". В книжке той черным по белому было прописано, что русский человек сначала пернет, а потом оглянется, сначала свернет с дороги, после покосится на того, кого сшиб. Сперва высморкается и харкнет, потом возьмется отирать одежду того, кого обляпал соплями. Теперь на пограничном - между и между - примере пришла пора убедиться в этом самому, ничем он не отличался от описанного русского, что стоило ему потерпеть еще хотя бы месяц, если жена не желала удовлетворять его сексуальных потребностей, развод не заставил бы себя ждать. В данной истории выхода из ситуации, кроме как до последнего удерживать девушку возле себя, он не видел.
Но подружка продолжала остервенело вырываться. Уж и член выскочил из влагалища, зарылся в высохших колючих стеблях, и попавшие под ноги трусы девушки затрещали по швам, а она все плакала, размахивала руками, била по земле пятками. Он не ослаблял тисков, он соображал, что это последняя его надежда на положительный исход дела хотя бы сейчас, а дальше как судьба распорядится. Придя в себя окончательно, зашептал на ухо ласковые слова, перемежая их уверениями, что возьмет развод и женится на девушке, ведь не зря же они встретились в доме у грузчика и полюбили друг друга с первого взгляда.
- Я тебя не люблю... и никогда не любила, - вскинула на него подружка налитые страхом глаза. Поддернула сопли. - Я люблю... одного парня, а он меня бро-осил.
- Если бросил, то возвращаться не стоит, - рассудительно заметил Дока, вместе с облегчением испытывая вдруг ниоткуда возникшее непритяное чувство ревности. Значит, не показалось ему то углубление, а было на самом деле, может быть девушка не девственница давно, а он тут переживает. Спросил осторожно. - Это у тебя с ним, что ли, было?
Она долго не отвечала, затихая в его объятиях, поняла, что в горячке выплеснула то, о чем говорить не следовало. Затем откинулась на траву, размазала слезы по лицу, но саднящая боль в области паха не давала спокойно лежать. Девушка снова засучила ногами, пытаясь от нее как-то отвлечься, не утерпела, уперлась ладонью в подбородок Доки:
- Отодвинься, я посмотрю, что у меня болит.
- А что там может быть, там все нормально, просто немного крови выступило, - чуть отклонился он, лихорадочно придумывая новое оправдание. Вспомнил вспухшие с капельками крови половые губы жены, растертые его членом при первых контактах. - Мы же с тобой не каждый день этим занимаемся, это когда постоянно, тогда все входит в норму.
- Крови!? - испуганно вытаращила она глаза. - Какой крови? Ты что-то порвал?
- Ничего я не рвал, уже так было. Растерлись, говорю, друг о друга, твоя и мой.
- Тогда почему саднит внутри?
- Потому что у меня большой член, из-за этого и расходимся, что врачи посоветовали жене искать другого полового партнера. Она всегда близость переносила болезненно.
- А ты ничего не порвал?
- Нет. Я бы почувствовал и продолжать бы не стал, наверное, твой парень постарался до меня, - спокойно соврал Дока. - А ты так и не ответила на этот вопрос.
- Ничего у меня с ним не было, и не любила я его вовсе, - противореча сама себе, всхлипнула девушка. – Гонялся за мной как лохматый шарик, а после начал встречаться с Ленкой с другой улицы.
- Не обманывай, только что рассказывала обратное,- протянул он, боясь спугнуть наметившийся контакт.
- И ты от меня уйдешь, - вдруг со вздохом, прерываемым глубокими всхлипами, сделала заключение подружка. - Слабохарактерная я.
Они пролежали в траве до глубокого вечера, истерика накрывала девушку с головы до ног, так же внезапно прекращаясь. Непроглядная тьма опустилась на луг, принеся с собой колючий холод, ни звезд, ни луны, лишь неподалеку изредка взлаивала бездомная собака, да со стороны города доносился приглушенный автомобильный гул. После того как Дока ощутил, что подружка почти смирилась с тем, что с ней произошло, он встал, поддернул брюки, взглянув на ее ноги, подумал, что неплохо бы ей где-то подмыться. Когда шли сюда, возле окраинных домов стояла уличная колонка, но до нее требовалось еще дойти. Помнится, родная жена в первый день после брачной ночи не могла ходить, передвигалась как на деревянных ходулях, будто Дока забыл вытащить член из влагалища. Но супруга действительно была девственницей, а в отношении новой подружки имелись сомнения - слишком быстро и легко все получилось. Впрочем, если сейчас вдаваться в подробности, испарившийся на время страх о последствиях за содеянное может вернуться, значит, надо действовать. Наклонившись, он поймал безвольную руку партнерши, потащил на себя:
- Вставай, пора расходиться по домам, иначе здесь мы скоро замерзнем.
- А я и хочу замерзнуть, - едва слышно откликнулась подружка.
- Ты обещала выйти за меня замуж.
- А ты не передумал?
- Нет. Лишь бы твои родители были не против.
Девушка приподнялась, медленно встала на ноги, Дока нашарив под ногами ее трусы, собрал в бумагу и остатки продуктов, затем взял ее под локоть, повел к едва различимой тропинке. Он не подгонял, не проявлял нетерпения, когда дотащились до колонки, включил воду, сам ополоснул ноги спутнице, заставив ту тщательно подмыться. Покончив с процедурой, помог вытереться ее же трусами и сразу их надеть, после довел до ближайшей трамвайной остановки. У дома с высоким крыльцом прижал к себе, поцеловал в распухшие губы:
- Теперь ты моя и меня не интересует, была ты с кем до меня, или нет.
- Правда? - эхом отозвалась она.
- Правда, - подтвердил он. - Сегодня вопрос решился сам собой.
- Тогда переходи жить к нам.
- Вот и поговори с родителями, что они думают на этот счет. Я лично хоть завтра.
- Завтра не надо, их еще подготовить нужно, - слабо улыбнулась девушка. - Вид у меня... ладно, скажу, что разболелся живот. В этом году я провалила в институт, а они настаивают на учебе, подкину идею, что ты станешь меня готовить. Согласен?
- Как скажешь, иди домой, тебе надо отдохнуть. До завтра?
- Я люблю тебя, - она вдруг кинулась ему на шею. - Никому не отдам...

Глава девятая.

Домой Дока вернулся часам к десяти вечера, жена лежа в кровати читала любовный роман. По быстренькому управившись с едва теплым стаканом чая с куском черного хлеба, он разделся и прыгнул под одеяло, выхватив книгу из ее рук, повалил на спину, одновременно стягивая все те же с начесом длинные до колен голубые трусы, спасавшие и от сквозняков, и от связанных с ними простуд. Ввел немытый член в тугое влагалище.
- Кобель, - легонько покряхтывая под ним, довольно проворчала супружница. Иногда хорошее настроение не покидало ее и в постели. - Нагулялся где-то...
Дока старался как никогда, долго и с охоткой, он словно мстил жене за постоянные отлучки, за деревенскую прижимистость, за собственничество. За узкий взгляд на окружающий мир, за себя наконец, не как она - при родне - с пеленок одинокого. За переборкой смолкли вечные разговоры, фанерная, она затряслась теперь не от занявшихся любовью квартирантки с хахалем, а от усердий Доки на тугой со всех сторон крестьянской подружке, с которой надо было скоро расставаться. В этот исторический миг счастливее его не было никого на свете.
Но зря Дока проходил под окнами новой невесты весь мокрый и ледяной октябрь, у родителей девушки планы на будущее дочери были давно расписаны. У высокого крыльца все чаще притыкались новенькие "Жигули" последней модели, мордастый широкоплечий парень, недавно отслуживший в армии, враскачку поднимался по крутым ступенькам крыльца, по хозяйски хватаясь за фигурную ручку двери. Хозяева крепкого пятистенка потому и жили не бедно, что знали, с кем водить дружбу, а что было взять с Доки кроме конспектов, трудовых мозолей, набитых на разгрузке после лекций вагонов, да неясного будущего на посту руководителя народного хозяйства. Кому надо, тот осознал, что главные деньги ковались не на фабриках с заводами, другими предприятиями, а во все больше отделяющейся от народного, в том числе от самого народа, торговле. Там имелась возможность, несмотря ни на что, развернуться в полный рост, получалось, права была жена Доки, выходец из глухой деревни под названием Волково. Это обстоятельство начинало бесить, к тому же, новая подружка за месяц спорхнула с крыльца всего тройку раз, она как ни в чем не бывало, щебетала про не нужные ему мелочи из собственной жизни, не отходя далеко от дома, едва начинало темнеть, убегала. Он понял все, перед окончательным расставанием затащил в переулок с мощными в три обхвата деревьями, прислонил спиной к стволу одного из них, завернул на ней тонкое демисезонное пальто. Затем приспустил трусы и стоя вошел членом между ее нижних губ, благо, половой орган располагался у нее выше, чем у супруги.
Красивая получилась поза, по улице совсем рядом спешили в вечерних сумерках прохожие, обнюхивали ботинки собаки из ближних домов, раздирался надвое забытый на крыльце матерый кот. А Дока трудился за себя и за того мордастого парня, за его сверкающие лаком "Жигули" последней модели, по лицу подружки было видно, что она без ума от подобной выходки. В этот раз она бы отдалась без остатка, если бы не непривычное место с долетающими к ним человеческими голосами, с ситцевыми занавесками на небольших окнах напротив. Пришлось ей искусать губы до крови, чтобы удержать разрывающие тело на части волны чудесных ощущений, никогда ранее не испытываемых, прорывающихся через легкую боль внутри. Невероятно, но то обстоятельство, что в двух шагах от них спешил народ, доставляло удовольствий еще больше, и если бы не воля родителей, она не задумываясь связала бы судьбу с мужчиной ее мечты. Насытив зверский аппетит ревности, Дока дождался, пока член не обмякнет внутри, а вытащив, приподнял подол платья, вытер им свои гениталии, потом застегнул ширинку на пуговицы, одернул лавсановую курточку. Не поднимая глаз на девушку и не оглядываясь, отошел от дерева и завернул за угол, он уже уверился в своих способностях. Окончательно.
Какое-то время над плетеным столиком гнездилась тишина с вкраплениями мерных деревянных постукиваний со стороны венчавшей вершину горы базилики Сакре Кёр. Наверное, монахи при грандиозном белокаменном сооружении с яйцеобразными куполами исполняли один из древних ритуалов, или по округлым булыжникам мостовой стучала деревянными башмаками поднимавшаяся вверх группа японских туристов. От ближних жилых кварталов с засветившимися окнами не доносилось ни единого звука, с заходом солнца не только Париж - умирала вся Европа, чтобы рано утром воскреснуть опять. Кончиками пальцев женщина потянулась к серебряной броши на груди, машинально поправив ее, с легким хрустом отломила кусочек от плитки шоколада. Прежде, чем отправить его в рот, скосила потемневшие зрачки на сосуд с вином из крестьянских подвалов. Желание сделать освежающий глоток заставило отложить шоколад, вместо него поднести к чувственным губам обыкновенную кружку из обожженной глины. Она с удовольствием пропустила вовнутрь приятную на вкус, немного обволакивающую жидкость, и только после этого надкусила темно-коричневую пластинку. Мужчина одобрительно усмехнулся, повторил действия собеседницы, и снова взялся за мохнатый персик.
- Неплохое начало для сексуального повесы, думаю, теперь озабоченного Юрона никто не сможет остановить, - нарушила молчание собеседница, вытирая пальцы небольшим полотенцем, в бархатистом голосе прозвучало некоторое разочарование. - До этого он вызывал некоторое сочувствие, и мне постоянно хотелось называть его Юрчик-огурчик, а с окончанием данной сцены он стал достоин лишь грубой клички Юрон.
- Мы уже согласились, дорогая, что его имя Докаюрон, - блеснул глазами оживившийся мужчина. - Я не верю, что это звание успело тебе разонравиться.
- Нет, конечно, пусть... себе на здоровье. Но эпизод был грубоват.
- Не спорю, тем более, дальше по тексту будут места еще откровеннее. Ко всему, на переправе коней не меняют, - мужчина с удовольствием погрузил зубы в сочную мякоть спелого фрукта. Промокнув салфеткой побежавший по подбородку сок, озорно подмигнул настроившейся призадуматься женщине. - Мне стоит продолжать историю, или на этом поставим точку и займемся делами более важными?
- А что может быть важнее этой истории в такой чудесный вечер? - сразу напряглась собеседница, взгляд ее невольно задержался на глинянной кружке. - Нет уж, милый, под чудесное французское вино просто необходимо рассказывать или добрые старые сказки, или замешанные на эротике случаи из нормальной человеческой жизни. Тогда и солнечный виноградный напиток начинает действовать сообразно создаваемому рассказчиком уюту - с теплом в расслабленном теле, или наоборот со сквозняком, если у сказителя не получается соткать нужный узор. Испытать обратное, прости, не хотелось бы.
- Абсолютно согласен с тобой, к тому же, до завтрашего утра небо еще успеет и потемнеть, и снова посветлеть. Сейчас оно лишь таинственно затухает, ты не находишь?
Собеседница неторопливо подняла голову, долгим взором окинула густо посиневшее атласное полотно со всполохами цвета расплавленного червонного золота на том его конце, которого касалась антенна на Эйфелевой башне. Массивная шапка, венчавшая конструкцию, уже зарделась красноватыми огнями, хотя солнечные лучи не торопились прятаться за зубчатый горизонт из зданий разной высоты. Столица Европы представляла из себя город невысокий, помеченный лишь в последние десятилетия по всей площади редкими небоскребами, возведенными всемирно известными процветающими фирмами. Но свет уже не полыхал в надраенных стеклах, создавая впечатление разгоревшегося пламени, лучи как бы скользили поверх затухающего пожара, заставляя здания-уголья покрупнее обноситься черным налетом. Потоки света уменьшились, сократились, казалось, скоро они вообще повернут в обратную сторону, но это только казалось, фитилек по кромке горизонта просто догорал. Качнув серебряными серьгами ввиде морских коньков, женщина с уважением посмотрела на мужчину, выдав этим неординарное свое отношение к людям с художественным вкусом:
- Ты прав, небо действительно затухает как крестьянская лампа, как ночник в монашеской келье, медленно и... неотвратимо. Странно, в отличие от светильника остановить эту неотвратимость немыслимо...
- ... как нельзя прервать цепочку событий в судьбе любого живого существа. Они будут чередоваться до тех пор, пока существо живо, пока их не остановит смерть, - продолжил мужчина навеянную тихим закатом мысль собеседницы. - Только смерть имеет на это полное право, только ее возможности, в отличие от жизни, безграничны.
- Знаешь, меня вдруг осенила одна догадка, странная и нелепая. Искусственная, - женщина вытолкнула из лежащей перед нею пачки тонкую сигарету, прикурила, пустила струю дыма вбок, перламутровым ногтем постучала по переплетениям золотистых прутиков не застеленного скатертью стола. - Закат солнца можно продлить.. с помощью зажженной лампы. Пусть это будет не солнечный свет, но тьма отступит все равно.
- Прекрасный пример, - импозантный собеседник чуть подался вперед.
- В связи с этим не кажется ли тебе, что есть способы и для изменения собственной судьбы? Например, придумать себе другой день рождения, взять новое имя и жить по иным правилам, которые станут диктовать более удачно подобранные буквы и цифры.
- Это не ново, многие из великих именно так и поступали. Тебе это должно быть известно в большей степени, чем мне, потому что ты с рождения вращалась в подобных кругах, - мужчина откинулся на спинку кресла, в знак согласия наклонил голову с ровным пробором в коротких с проседью темных волосах.
- Ты прав, я просто подстраховываюсь, - не выходя из задумчивости, хмыкнула женщина.
- Тогда широких объяснений не требуется. Певцы, музыканты, вообще люди искусства, литературы, чтобы добиться успехов максимальных, в большинстве своем так и поступают. Да, этот способ искусственный, похожий на онанизм, которым до близости с женщинами занимался Дока, но многих он удовлетворяет полностью. Единственным камнем преткновения является навязчивый вопрос, а можно ли этими способами пользоваться? Не противоречит ли это заповедям так горячо любимого всеми нами – и не существующего на самом деле - Господа? То есть, не придется ли за позволяющую избежать нежелательных терний уловку отвечать перед Высшим Судом? Ведь, каждому из нас Божественным Судом предопределен путь свой, не допускающий перескакиваний на дорогу чужую. Вот в чем вопрос.
- Прости меня, но тогда и обыкновенная лампа является искусственным облегчением собственной участи, и электрический свет, и стиральная машина, в конце концов, - не согласилась женщина. - Эдак можно договориться черте до чего.
- Вот именно. Не являются ли научные открытия с разработками, все излишества, облегчающие земной путь, тем самым грехом, за который мы несем кару Господню?.. Бред какой-то, - откровенно ухмыльнувшись, мужчина протянул руку к сосуду с вином, плеснул живительной влаги в свою кружку. Отхлебнув пару глотков, вновь посмотрел на собеседницу. - Знаешь, мы не на ту дорогу направили свои стопы, давай закончим этот разговор и перейдем на более приземленные темы.
- Согласна, - тут-же откликнулась она. Загасив окурок, отпила из кружки, промокнула полотенцем губы, в светлых волосах струйками вниз побежали серебряные нити. - Итак, Докаюрон уверился в своей сексуальной силе окончательно, как-же он ею распорядился?
- Ты действительно хочешь, чтобы я продолжил столь откровенное повествование?
- А ты начал в этом сомневаться? Не волнуйся, я всего лишь рассердилась на этого Доку Юрона за то, что он взялся хаметь с хорошенькими девушками, ко всему, не соблюдая примитивных правил гигиены. Подмылся бы, что-ли, прежде чем заняться любовью с собственной женой.
- В следующий раз я заставлю студента-наглеца поступать именно так, - настороился было согласиться мужчина. - Вот увидишь, в очередных любовных похождениях он у меня будет выглядеть вымуштрованным интеллигентом.
- Нет уж, пусть все остается по прежнему, - неожиданно запротестовала собеседница. - Чем ближе к натуральным поступкам, тем интереснее вникать в подробности.
Хохотнув, мужчина пододвинул к себе зажигалку из зеленой яшмы, постучав серебряным основанием по плотной салфетке под глиняной кружкой, все-таки отложил увесистый квадратик в сторону. Пачка дорогих сигарет так и осталась не тронутой. Этим машинальным движением он как бы подтвердил, что сейчас ему хорошо и без дополнительного допинга, и что настроился он на продолжение истории по серьезному.
- Если тебе так нравится, я не возражаю, - наконец, взглянул он в сторону собеседницы. - Но учти, натуральных сцен я обещаю тебе в достатке.
- Куда уж натуральнее, - не замедлила откликнуться она.
- К тому же, истории теперь будут носить отрывочный характер, ввиде маленьких спектаклей на эротическую тему, по причине достижения главным действующим лицом сексуального познания. Согласись, Дока добился того, чего желал столько лет, успел ощутить чувство блаженства от занятий сексом, но всего этого ему стало мало. Теперь оставалось одно - разнообразить формы сексуального общения с женщинами. Я прав?
- Абсолютно. Я вся обратилась в слух.
- Итак...
После того, как Дока обрел уверенность в собственной половой силе, жена со своими крестьянскими заморочками перестала его удовлетворять. Но главную роль в вопросе постепенного отчуждения все-же сыграла подкинутая квартиранткой мысль о том, что она погуливает с близкими ей по духу парнями из деревень. Скоро она перевоплотилась в терзающую ежечасно ревность, напрочь отобравшую покой за семейный очаг, казалось, жена только тем и занимается, что выбирает ребят с членами поменьше и крутит любовь на стороне. Чтобы окончательно не оказаться в дураках, Дока перестал пропускать мимо себя любую смазливую девушку или женщину, но, как ни странно, редко кто из них соглашался на сексуальную близость на короткий период времени. А тех, кто шел на это без оглядки назад, можно было смело записывать в отбросы общества, остальные требовали серьезных отношений едва не с первых минут знакомства. Вспоминалось высказывание супруги о том, что, когда немцы заняли часть территории Советского Союза, около ста процентов девушек оказались девственницами. В деревнях понятное дело, там все на виду, ко всему, существуют вековые устои, а город позволял нырнуть в любую подворотню и постольку тебя видали. Оказалось, что горожанки тоже недалеко ушли от деревенских, категорически отвергая сексуальные забавы без намека на семейный очаг. Получалось в огромной стране нормального секса и правда не было, за таким, без крестьянских дремучих поверий, ехать нужно было на целинные земли, на великие стройки, устраиваться во Всесоюзные общества слепых и иных калек. Там половая близость с собратьями по несчастью была почти узаконена, потому что являлась единственной в жизни радостью, или опускаться на самое дно, в кодлы алкашей, бомжей, воров и проходимцев разных мастей. Но грязи не хотелось, будучи человеком всесторонне развитым, Дока органически не переносил отклонения в любом виде.
И все-таки случай утвердить в себе мужчину представился. До окончания института оставалось не более полугода, жена в который раз собрала вещи и перекочевала к тетке. В дни идиотского одиночества квартирантка с хахалем наиболее прилежно разваливали скрипучий деревянный топчан, не давая возможности не только заниматься с конспектами, но и сосредоточиться в нужном направлении. Было воскресение перед наступлением праздника восьмое марта, Дока, заскочив на квартиру перекусить, по быстрому переоделся и метнулся к выходу на улицу. В одном из Домов культуры сегодня были танцы, а свежий весенний ветер до такой степени будоражил кровь, что ее не остепенил бы никакой самый зверский онанизм. Он уже взялся за ручку двери, когда квартирантка задержала вопросом:
- Надолго? Домой хоть вернешься?
- А что такое? - притормозил Дока.
- Да так.., - как бы лениво потягиваясь, сдула упавшую на лоб прядь волос будущая врач-терапевт. - Одной скучно проводить эту ночь.
- А где твой, этот... товарищ?
- В командировке, обещался заглянуть лишь через недельку, да и поругались мы, на новое платье денег пожадничал. На восьмое марта опять нижнее белье подкинул.
- Ты бы ему об этом сказала.
- Кому, врожденному жмотяре? Он же до мозга костей калымажный шоферюга, бутылки водки не купил, моим спиртом услаждается, - квартирантка как бы ненароком приподняла подол платья, показав длинные ровные ножки. Сверкнула белоснежными зубами. - Одной пить тоже не с руки, даже разбавленный сладким сиропчиком. Компанию не составишь?
- Не пью я, - Дока переступил с ноги на ногу, подумал, что дома безобразничать не стоит. Добавил. - Тем более, спирт.
- Разведенный, с сиропом, - медсестра наивно поддернула вверх тонкие брови на красивом удлиненном лице. - По грамульке всего.
- Все равно, в спирте сила большая.
- Ну как знаешь, - квартирантка усмехнулась, желчно спросила. - На свидание спешишь, пока со своей в разбегах?
- На танцы. Сама говорила, что моя погуливает, - не остался в долгу Дока.
- Мало-ли что я скажу, а ты сразу воспринял...
Но Дока уже закрывал дверь с другой стороны. Несмотря на то, что медсестру можно было выпускать на подиум и помещать на обложки авторитетных журналов страны, доверия к ней не было никакого. На улице уже начало темнеть, подмороженные гребни грязи похрустывали под подошвами начищенных ботинок.
В просторном зале Дома культуры народу набилось достаточно, громко играла магнитофонная музыка. Потоптавшись у порога, Дока заприметил лет двадцати девушку в кофточке с отложным воротничком, в гофрированной юбочке до колен, направился было к ней, уже руку протянул для приглашения на танец, когда дорогу преградил один из местных авторитетов. Скривив губы в презрительной усмешке, он с оттяжкой произнес:
- Слышь, студент, валил бы ты отсюда, это моя подружка.
Дока перевел взгляд на девушку, заметил, как она качнулась навстречу ему, а не в сторону комковатого хулигана, с первого взгляда угадавшего его род занятий. У себя в районном городке у него еще никто не отбивал подружек, привычка быть первым безотказно сработала и здесь, подцепив девушку за локоть и услышав ее вздох облегчения, он кинул сопернику через плечо:
- В нашей стране все общее, а я подошел первым.
- Ты не подумал, что могут вынести последним?- ощерил парень щербатые зубы.
- Товарищ, я пришел на танцы, а не думать, - приостановился было Дока. - Голову ломать в институте надоело, соображаешь?
Девушка потащила его в середину танцплощадки, на лице высветилась радость от того, что он успел пригласить ее первым. Когда они зашли за группу танцующих, в спину донеслось:
- Я тебя предупредил.
На несколько мелодий Дока и его партнерша словно прикипели друг к другу, не отходя ни на шаг, не произнося ни слова. Когда из динамиков полилась известная песня в спокойном ритме, он обнял осторожно прильнувшую к нему фигурку подружки, размягченную непринужденной атмосферой, наклонился к маленькому уху:
- Мы так и не познакомились, - негромко сказал он.
- Разве это важно? - эхом отозвалась девушка, как показалось, теснее прижимаясь плечами и животом. - Мне с тобой без знакомства хорошо.
- Ты знаешь, мне тоже, - чуть оторопел он от неожиданной откровенности. - Ты учишься или уже работаешь?
- Пашем как лоси, берем больше, кидаем дальше.
- Грузчиком, что-ли? - совсем опешил Дока.
Девушка рассмеялась, вытащив из-за поясочка платок, промокнула на лбу бисеринки пота.
- Ну зачем так грубо, поленился обратить внимание на мои ладони? Бухгалтер я, горы цифр каждый день разгребаю, - подняла она большие веселые глаза. - Какие отгружаю и отправляю по назначению, а какие для отчета заношу в школьную тетрадь.
Дока невольно покосился на лежащие на его плечах руки девушки, она тут-же демонстративно распрямила пальцы для лучшего их обзора, кожа оказалась тонкой и розовой, ладошки пухленькими с ямочками на тыльной стороне. Не грубовато-мозолистые лапки супруги, тяжеленькие, когда та выходила из себя, а легкие как пушинки порхающие ручки-крылышки с гибкими пальчиками. Они сразу приглянулись Доке, и еще высокая шея, стоячие груди с узкой талией и округлой попой, девушка понравилась вся. Он вдруг почувствовал себя неловко, словно вернулась юношеская стеснительность, когда при встречах с девчатами с их улицы боялся собственных мыслей о них, будто те заранее знали тайные его желания. Чтобы скрыть неприятные ощущения, замедлившие движения, грубовато спросил:
- Ты была замужем?
- Нет.., но я долго дружила с парнем, пока его не забрали в армию, - тоже напряглась партнерша. - Он отслужил и привез с собой жену, теперь мы друзья, вернее, подружка его уехала к себе на юга, а он пытается навести старые мосты.
- А ты далеко живешь? - неожиданно для себя спросил он.
Она похлопала ресницами, как бы рассуждая, стоит ли раскрываться полностью, затем четко назвала адрес - улицу, номер дома и квартиру, оказалось, они обитали в одном районе и она была не прочь, чтобы он ее проводил. Оставалось по окончании танцев без приключений покинуть актовый зал и выскользнуть за двери Дома культуры, но именно эту несложную затею осуществить было довольно трудно. Не успели из динамиков упасть на паркетный пол последние звуки, как к Доке с его партнершей подвалили сразу несколько крепко сложенных парней, и прямо в толпе собравшейся расходиться молодежи завязалась легкая потасовка. Прикрывая новую знакомую спиной, Дока как умел старался отбить град ударов кулаками и каблуками. Вскоре предоставилась возможность продемонстрировать и свои бойцовские качества, несколько точных попаданий заставили нападавших начать осторожничать, конфликт стал угасать, ситуацию помогли разрядить вовремя подскочившие дружинники. Когда они наконец-то выбежали за дверь, новая знакомая перехватила руку Доки, увлекла за собой на автобусную остановку. Уже в салоне попыталась крохотным надушенным платочком остановить бежавшую из рассеченной брови кровь, он сопротивлялся вяло, только когда подошли к ее дому, спросил:
- А кто это был, и что им от нас было нужно?
- Тот, с которым в самом начале у тебя произошел конфликт, мой бывший ухажер, остальные его друзья, - приглядываясь к подсыхающей ране, отвлеченно пояснила подружка. - Давай зайдем ко мне, я наложу на бровь лейкопластырь, заодно напою тебя чаем.
- А что там, так серьезно? - Дока потрогал пальцами свой лоб.
- Нет, но кровь еще сочится. И надо же тебя отблагодарить за то, что защищал меня.
- Чаем?
- Хм, в тумбочке стоит бутылка водки.
- А кто у тебя сейчас дома?
- Никого, эту квартиру родители купили мне.
- Тогда все нормально.
Дока сделал шаг к распахнутому настеж темному подъезду, подцепив девушку за рукав кофточки, ногой нашарил бетонную ступеньку. Она не сопротивлялась, наоборот, как бы обрадовалась продолжению знакомства, с самого начала сама предложив зайти к ней в гости.
Попить чайку не удалось, потому что едва переступив порог небольшой однокомнатной квартиры, Дока притянул подружку к себе и жадными губами нашарил ее тоже припухшие от возбуждения за время недолгого общения уста. Наверное, у нее давно не было своего парня. Немного покачавшись у двери из стороны в сторону, он потащил девушку к отсвечивающей никелированными частями кровати в углу, она так и не успела включить свет, отдалась напору полностью, скорее всего, еще по дороге домой уже готовая лечь с ним в постель. Видимо, бывший друг до такой степени опротивел девушке, так не терпелось ему отомстить, что заняться половым сношением с едва знакомым парнем она согласилась бы прямо у него на глазах. Почувствовав, что желание носит обоюдный характер, Дока сразу запустил руку под тонкую гофрированную юбку, пальцами прошмыгнул под тесьму по ласточке узеньких трусиков. И задрожал от радости, как трясся каждый раз, когда чувствительная кожа на подушечках соприкасалась с нежной кожицей на больших половых губах. Указательным пальцем скользнул по углублению вниз, до входа в жадное влагалище, почувствовал вдруг, как обволокло оно фалангу, потянуло в кипящее страстями отверстие, вмиг оросившееся пахучими выделениями. Сам собой расстегнулся поясок на юбке, вместе с трусиками пополз по бедрам вниз, и остановился на середине упругих ягодиц. Снимать одежду подружка явно опоздала, Дока нетерпеливо расстегнул ремень на брюках, не стаскивая их, выпустил на волю готовый поскакать самостоятельно член и оттопырив край ласточки, успевшей напитаться пахнущими рыбой каплями, направил головку в промежность. Та без принуждений нашла вход, с натугой втиснулась во влагалище и замерла в нем, не в силах сдержать преждевременных подергиваний. Дока едва не опростался закипевшим в яичках семенем, двинул задницей назад, пытаясь в корне задавить покорежившие тело судороги с конвульсиями. И не смог, потому что в этот самый момент девушка подалась навстречу, успев захватить головку члена тугим кольцом мышц. Не переставая обсасывать ее играющим волнами влагалищем, увлекла в горячую свою глубь, в которой сопротивление оказалось уже бесполезным. Невольно вскрикнув, Дока губами впился в губы партнерши и рванулся вперед, стараясь войти вместе с вмиг сжавшимися в комочки яичками. Охваченный неистовым блаженством, он бы влез туда весь, если бы это было возможно. На секунду подружка замерла, затем суматошно заработала попой, пытаясь на взрывной волне поймать восходящий поток сладострастия и у себя. Это ей почти удалось, казалось напрягшиеся под кофточкой твердые соски сейчас лопнут, затвердевшие вершины грудей ощущались даже через материю и ее кофточки, и его рубашки. Ходивший ходуном живот повлажнел от пота, с угла рта на горячую щеку потекла липкая слюна. Но партнер стремительно угасал, видимо, первоначальное хотение оказалось таким огромным, что вместило в себя все накопленные ранее силы, заставив мускулы моментально расслабиться без намека на скорое их возрождение. И девушка прекратила изворачиваться, она осознала, что не сможет довести до нужного предела вздыбившуюся волну желания для обрушивания ее, пенной, сквозь взопревшие телеса наружу так, чтобы ощутить абсолютную расслабленность и пустоту внутри. Превратиться в упавшее на землю и зацепившееся за корни трав легкое бездыханное перышко, которое поднять на воздух сумел бы лишь очередной ураган безумных страстей. Она просто не успевала выплеснуться вся, и она запаниковала, боясь,что собравшиеся в объемный клубок чувства внутри разорвут ее на части, разбросают кусками по кровати, превратив девственную белизну пододеяльника и простыней в испачканное тряпье из какой-нибудь палаты смертников.
- Я хочу тебя, хочу.., - заколотила она руками по спине Доки. - Почему ты так резко остановился? Давай, давай... ты же мужчина...
- Потому что я кончился.., - подшмыгнув сопли, невнятно пробормотал он. - Я очень возжелал тебя, а ты захотела меня, но из обоюдного согласия может получиться только минус, потому что положительные полюса отталкиваются.
- Меня не интересуют дешевые оправдалки, я хочу тебя, сейчас... Зачем ты не дал мне раздеться? Если бы ты не поторопился, у нас бы все получилось.
- У нас все еще впереди, я отдохну и мы начнем сначала.
- Ты не мужчина, - наконец, поняла она его состояние. Столкнув с себя, одернула юбку и, крупно вздрагивая, закинула руки за голову. - Тряпка, как этот... долбанный студент.
Перевалившись на спину, он подтащил штаны вверх, пошарил по карманам в поисках сигарет, выловив измятую пачку, просунул в нее пальцы, но пачка оказалась пустой. Тогда он приподнялся, протиснул руку в задний карман брюк, наткнулся на полный сигарет плотный прямоугольник, распечатав его, чиркнул спичкой, прикурил. Глаза немного привыкли к подсвеченной уличными фонарями темноте, недалеко от кровати удалось рассмотреть деревянную тумбочку, прицелившись, он закинул на нее сигареты вместе со спичками и снова неглубоко затянулся. До сего дня Дока не научился ни пить, ни курить по настоящему, стараясь спиртное смаковать маленьким глотками и пропуская дым не дальше собственного языка, отчего во рту не проходило чувство горечи. Когда сигарета дотлела до фильтра, он встал, загасил окурок о спичечный коробок и, скинув брюки с рубашкой, навалился на девушку, поцелуями покрывая лицо, а рукой сдергивая вечно для него злополучные трусики. В этот раз ничто не помешало стащить их до конца и откинуть в сторону. Поначалу разочарованная подружка попыталась выскользнуть из-под него, потом не совсем угасшие чувства возгорелись в ней с новой силой, вновь он вставил жадный на любовь член во влагалище и неистово заработал задницей. Дока не помнил, чтобы когда-нибудь ему было так хорошо и так сильно хотелось, кожа на члене лопалась, яички опять наполнились спермой, а нервы зудели от предвкушения сладострастной разрядки. Он ощущал, как влагалище мнет и обсасывает половой орган, готовое вытянуть из него все до последней капли, как набухли у партнерши большие и малые половые губы, прилипая, словно обцеловывая, заросший волосом его лобок, как не6ольшие груди снова превратились в каучуковые бугорки, затвердевшими сосками царапавшие его грудную клетку. Опять подружка издавала протяжные интимные стоны, призывающие взять ее всю, снова через сверкающие зубы вырывалось запальное дыхание, короткими толчками билось в подбородок и шею, а горячие руки обхватили задницу и неустанно подталкивали ее вперед. Только вперед. И он работал, он исправно пахал, всем разгоряченным телом чувствуя, как заводится она, снова седлая вскипевшую пеной волну безумной страсти, вздергивая взмокший аккуратный зад вверх, хапая воздух жадными порциями.
И пропустил тот момент, когда и у него зародился мощный вал ярких чувств, когда следовало впаяться в неистово подпрыгивающий лобок напарницы и переждать лавину сорвавшихся с привязи ощущений. Сметая все на своем пути покатилась волна от кончиков пальцев на ногах до самой моментально взорвавшейся испариной макушки, покрывая тяжелеющую фигуру обильными ручьями пота, скрючивая конечности, раздирая рот в невольном крике. А девушка никак не могла добраться до заветного гребня, на вершине которого мечтала покататься с самого начала неожиданной встречи с незнакомым парнем, которого почему-то сразу пригласила к себе домой. Она снова летала где-то на горбатом боку, не в силах вскарабкаться на скользкий пенный хребет, наверное, какая-то мысль удерживала ее на одном месте, не давая возможности обрубить крученые канаты. Может быть, несмотря на противоречивость, этой мыслью оказались рассуждения о бывшем ухажоре, о его настойчивых, ныне серьезных, ухаживаниях. Но сейчас она оказалась не в силах изменить ситуацию в лучшую сторону, ощутив, что партнер снова забился в эротических конвульсиях, девушка швырнула свое напряженное тело на кровать и уцепилась зубами в подушку. Теперь ее сотрясли не волны страсти, а приступ настоящей злости на себя неумелую, и на него торопливого.
Между тем, исчерпав яркие конвульсии без остатка, Дока перевлился на бок, потянулся рукой к тумбочке, нашарив пачку с сигаретами, выдернул одну за фильтр, прикурил и затянулся в своей манере. Потом положил ладонь на вздрагивающую спину подружки, расслабленно произнес:
- Успокойся, у нас с тобой еще вся ночь впереди.
- А толку что? - нервно шевельнула она лопатками. - Я хочу, ты понимаешь это, я вся заведенная, как... пружина на волчке, а ты не в силах довести дело до конца. Не успел войти - уже кончил, сто лет не трахался, что-ли?
- А ты когда занималась этим?
- Я?... А тебе какое дело? Я доверилась, а ты оказался неспособным.
Он долго лежал молча, втягивая в рот и выпуская через ноздри горький дым, он был абсолютно не согласен с выводами сексуальной партнерши, потому что знал себя очень хорошо. Бывали случаи, когда часами не слезал с супруги, доводя ее до полного физического истощения, до истерического состояния, когда та грозилась выцарапать ему глаза. Но признаваться в том, что ему очень приятно с новой напарницей, не хотелось, ему впервые попалась подружка с безумно сладким влагалищем. От ребят он слышал, что бывают такие, называются они корольками, у них женский половой орган как бы высасывает соки, все равно оставляя партнера неудовлетворенным. Получалось, сколько с ними не трахайся, желание не проходило. Это они загоняли парней до полной отключки, влюбляли в себя на всю оставшуюся жизнь. Но такие попадались очень редко. Дока за неимением пепельницы замял окурок снова на спичечном коробке, откинулся на подушку, ощутил, как в области живота опять возникает желание слиться в единое целое с лежащй рядом девушкой, насладиться ощущением ее мягкого, словно без костей, тела, войти в него и забыть про все на свете. Зыбкая мысль о том, что так недолго отдать концы самому, всколыхнула было вялое чувство страха и растворилась в наползающих эротических осязаниях. Вновь член оторвал прилипшую к ляжке головку, а в яичках засвербило от новой порции заполняющей их спермы.
- Никакого дела до твоей личной жизни у меня нет, - разворачивая подружку на спину, жадно облизал он губы. - Я очень хочу тебя, а ты лови момент, чтобы успеть полетать в пушистых облаках. Знаешь, там так приятно и... прон-зи-итель-но...

Глава десятая.

Ясное утро пробралось в окно, комнату исполосовали косые линии лучей, в которых замельтешили миллиарды невесомых пылинок. Со стороны тумбочки несло гарью от кучи обуглившихся на ней окурков, изжеванные простыни пропитались половыми выделениями, подушка отдавала смешанными с потом цветочными духами. А от девушки все так-же исходил призывный запах сексуального влечения. Дока сдул с губ соленые капли, он только что довел, наконец-то, подружку до нужной кондиции, она кончила, но не так, как хотелось ей вначале, а более болезненно, с зубовным скрежетом, с подворачиваниями рук и ног под себя. Она просто взорвалась горячей испариной, враз истаяла, обнажив проступившие вокруг живота полукружья ребер, губы безобразно выперлись, нос припух, а без того большие круглые глаза сделались огромными и бездонными. Но под ресницами и по опавшим щекам, расплескалось розовое счастье, успокоенное и безоблачное. Сколько раз за короткую ночь они занимались любовью, он перестал соображать после третьего или четвертого желания, они, эти желания, вместе с обязательной очередной сигаретой плотным туманом заволокли мозги. Голова у Доки кружилась, конечности плохо слушались, весь он превратился в тряпичного Петрушку с похолодевшим животом и носом. Вдобавок тело от макушки до пяток прошивали непонятные судороги, заставлявшие болеть икры, сухожилия под коленями и предплечья. Казалось, за это время он успел разгрузить целый состав из пульмановских вагонов с грузом мандаринов из братской Грузии. Яички словно прищемили прищепками, а через член просунули выдранный из плетня деревянный кол, тот напрочь забыл, как надо расслабляться. Но несмотря на раздражавшие неудобства, и Дока светился неподдельными радостью со счастьем - такого с ним никогда еще не бывало. В горле першило, весь рот давно обгадили кошки.
Приподняв голову, девушка разодрала ресницы и взглянула в сторону окна, задернутого ситцевыми занавесками - они как паруса увеличивались в объеме, все больше заполняясь солнечным светом. Машинально перекинула взгляд на батареечный будильник на трюмо напротив кровати, провела побелевшим языком по шершавым губам. Спросила:
- Ты на занятия не опоздаешь?
- Нет, - глухо отозвался ее партнер.
- Ты придешь ко мне еще? - после некоторой паузы поинтересовалась она.
- Если пригласишь - обязательно.
Девушка помолчала, шмыгнув носом, отвернулась в противоположную от него сторону и, справляясь со стеснительностью, негромко попросила:
- Приходи, только после работы. С утра до шести вечера я на своем предприятии.
- Договорились.
Сипло откашлявшись, Дока с трудом дотянулся до лежавшей на тумбочке коробки с сигаретами, попробовал пододвинуть ее поближе, она слетела на пол, воздушная и вертлявая. Перегнувшись через продолжавшую умирать подружку, он свесился вниз, затылок потяжелел, в глазах моментально заплясали красные круги, подцепив пачку негнущимися пальцами, заглянул вовнутрь ее. Пачка оказалась пустой.
Но вырваться к безумно сладкой новой знакомой долго не удавалось, во первых неожиданно вернулась законная супруга - женщины в вопросах измены весьма чувстительны, вот и она не была лишена этих качеств. Вдобавок, недоучившаяся до сей поры медсестра подкинула дров во вспыхнувший вдруг костер ревности, после чего жена, обвинив Доку во всех земных грехах и закатив крепкий скандал, заставила его подсчитывать минуты от ухода на занятия до возвращения после них домой. Пришлось мириться, потому что на развод никто не подавал, а менять квартиру не хотелось, во вторых, черной тучей надвинулись преддипломные контрольные с толпой проверяющих из разных кандидатов, доцентов и из профессорского состава. Необходимое личное время потекло между пальцами сухим песком с крымских солнечных пляжей. И все-таки он сумел вырваться из стального обруча проблем к девушке, знакомой по танцам в Доме культуры. Перед самой сдачей государственных экзаменов, когда каждый студент был занят лишь тем, что рыскал по друзьям в поисках нужных шпаргалок, Дока вдруг обнаружил, что жена снова по целым дням стала пропадать у подруг. Свой диплом он уже написал, оставалось подправить цифры в чертежах и упаковать все в красивую папку, впрочем, особо напрягаться не стоило, весь курс во главе с деканатом намекал ему на окончание института с красными корочками и с медалью высшей пробы. Выкинув из головы эти мелочи, он нагладил брюки, начистил ботинки и вечером перед выходным днем побежал на подзабытую улицу с одинаковым для всех хрущевок подъездом.
Наверное, судьба решила одарить его еще одним подарком, потому что когда девушка открыла дверь, она с порога попыталась объяснить, что долго ждала звонка в свою квартиру, что поезд ушел и она снова встречается с бывшим другом, который когда-то поступил с ней так жестоко. Но из-за спины подружки уже выглядывала юная особа лет пятнадцати - шестнадцати, немедленно возжелавшая общения с ученым студентом. Девушке пришлось пойти навстречу, отступив в глубь прихожей, она пропустила Доку в комнату, предложила стул за уставленным закусками столом с бутылкой водки посередине. Скорее всего, обе отмечали имеющий отношение только к ним праздник, потому что до государственных загулов было еще далековато, и междусобойчик продолжился. Дока не понимал, почему не ушел сразу, ведь она успела изменить и он здесь был откровенно лишним, к тому же, не исключалась возможность появления в квартире ее хахаля, имевшая все шансы закончиться продолжением выяснений кто кому чем обязан. Видимо, бросившаяся в глаза молоденькая знакомая хозяйки спровоцировала переступить порог, и если девушка оказалась занятой, то обаяние слепо перескочило на нее. Дока разговорился, постаравшись представить себя в лучшем виде, ко всему, он лишь пригубил и подружкам пришлось приканчивать бутылку водки одним. Скоро обе прилично захмелели, сторонившаяся его поначалу хозяйка попыталась опять наладить контакт. Но Доку она уже не интересовала - измены прощать он не умел - к тому моменту окончательно переключившись на потянувшуюся к нему ее подружку, полностью оформившуюся. Хозяйка залпом выпила полстакана водки, ее развезло, стало плохо, гости уложили на кровать, но там ей было еще хуже, она цеплялась за Доку умоляла его лечь рядом, словно чувствовала, что между соседкой и студентом проскочила сексуальная искра. Не прекращая щупать юную особу то за груди, то за попу, он терпеливо уговаривал бывшую партнершу постараться заснуть, в конце концов та как бы отключилась, бормоча под нос жалобы с прошениями. И они бросились в жаркие объятия, будто всю жизнь ждали этого момента. Они упали на расстеленный на полу небольшой коврик, впились друг в друга губами, споро раздергивая на себе пуговицы с замками. Дока запустил руку под платье, трусиков на новой знакомой не оказалось, они уже пестрели сбоку ярким пятном, не мешкая, он сорвал брюки вместе с трусами, отпихнув их ногами, вошел членом в половую щель. Показалось, что опять придется разрывать девственную плеву - с таким трудом удалось протиснуться всего на несколько сантиметров, осторожно подергал задницей, боясь опростаться раньше времени. В этот момент хозяйка квартиры очнулась и снова, повернувшись на бок, принялась звать Доку к себе, и вдруг в непогашенном электрическом свете увидела обоих, исходящих сладострастием на брошенном перед кроватью коврике. Она заплакала навзрыд, не вытирая хлынувших из глаз слез, вообще не поднимая рук к голове. Дока перестал двигаться, ощущая, как мышцы влагалища накрепко захватывают его член, он невольно взглянул на партнершу, виновато и плутовато уводившую взор в сторону. Истерика хозяйки продолжалась недолго, подшмыгнув сопли, она отвернулась к стене и затихла, выждав паузу, Дока попытался продолжить сексуальную игру, подружка тоже зашарила пальчиками у него под рубашкой. Но член словно врос во влагалище, кожа натянулась, под головкой образовался болезненный хомутик, возникла мысль о том, что так недолго скреститься, как собакам. Правда, те разбегались сами, а людей, по рассказам, помещали в молочные ванны и отпаривали в течении нескольких дней. В груди швельнулось чувство страха, подумалось не только о позоре, еще и о том, что с данными раскладами можно потерять красный диплом с золотой медалью. Невзирая на возникшую в паху боль, он руками уперся в пол, рванулся назад, член стронулся с места, из груди Доки вырвался облегченный вздох. Юная подружка внизу корчилась от смеха, все-таки смешанного с пробегавшими по розовому лицу болезненными гримассами.
- Ты что, издеваешься? - уставился он на нее, стараясь пальцами привести в чувство занемевший орган. - А если бы мы склющились?
- Испугался, рогоносец, - проглатывая слюни, прильнула к нему партнерша. - Когда ты решил пожалеть мою подругу, я нарочно ужалась внутри, чтобы ты не обращал на нее внимания, наслушалась вдоволь, как вы с ней прокувыркались всю ночь. Могла бы и откусить, силы бы хватило.
- Не сумела бы, она без зубов, - разом осмелел Дока, вновь настраиваясь на завершение полового акта.
- Зато с мускулами, твердыми, как десна у младенцев.
- У тебя есть дети?
- Пока нет.
- Тогда займемся любовью, иначе нам обеспечат еще один сюрприз.
- Давай, мне с тобой хорошо...
Парнерша тут-же заелозила упругой попой по жесткому половику.
Утром Дока проснулся от того, что на теле заныли рубцы от грубых швов толстого половика, механически пошарил рукой вокруг себя, рядом никого не оказалось. Он разлепил веки, с кровати прямо на него смотрела опухшая от сна хозяйка квартиры, по щекам блуждала легкая тень презрения. Откашлявшись, он осмотрелся вокруг, юной, такой сексуальной, ночной партнерши нигде не было, прислушался, но из кухни с туалетом не доносилось ни единого звука.
- Ушла она, от стыда убежала, - опередила его вопрос девушка, смаргивая с круглых глаз ресницами остатки вчерашней пьянки, было видно, что Дока по прежнему ей нравится и что особой ненависти она к нему не испытывает. И все-таки она нашла в себе силы четко произнести. - И тебе здесь делать нечего.
Больше, как ни тянуло на недалекую улицу с одинаковым для всех хрущевок подъездом, подружек он никогда не видел, ни одной, ни другой. Лишь через много лет случайно встретился с круглоглазой с танцев, она по прежнему оставалась не замужней.
- Ревнует, - вяло отмахнулась женщина от распросов, как от давно наболевшего.
- Кто? К кому? - с интересом подался вперед возмужавший Дока.
- Он же, к тебе. До сих пор не в силах забыть ни драки на танцах, ни нашего с тобой побега от него.
- Не может быть! И он, что-ли, не женат?
- По сю пору вьется вокруг нашего дома...

Уютную веранду на третьем этаже гостиницы "La Meison Roze" обложила густая ночная тьма, сидевшие на ней за уставленным вином и фруктами плетеным столиком мужчина с женщиной, наверное, забыли включить свет. Сегодня французская луна взяла заслуженный за долгий небесный путь выходной, вошедшую в свои права ночь разряжали только неяркие уличные фонари, далекие прожекторы, на вершине холма Монмартр освещавшие белоснежную базилику Сакре Кёр, да чистый светлый нимб над отошедшим в сон многомиллионным городом. Нарушаемая лишь уместными звуками тишина располагала к спокойной беседе.
- Очень странные мы, женщины, создания, за тем, кто сразу понравился, готовы пойти хоть на край света. Впрочем, о таких мелочах рассуждать не стоит, это доказали декабристки, дворянки по рождению, с которых простолюдинки до сих пор пытаются брать пример, - нарушила молчание собеседница, сидящая напротив мужчины. - Но чтобы точно так-же поступали уважаемые наши ухажеры, в мире примеров наберутся единицы.
- Естественно, если не брать в рассчет дуэлей и бесчисленных подвигов, совершаемых во имя одного - любви к любимой женщине. Скорая смерть не дает возможности оценить благородный поступок по достоинству, потому что поступок этот связан со смертью. И он действительно очень скорый, - мужчина закурил, промочив пересохшее горло хорошим глотком вина, откинулся на спинку стула. - А женский подвиг всегда растянут во времени, со смертью редко идет в ногу, его можно и посмаковать. Чего не сделаешь с поступком мужским, чаще завершающим недолгий жизненный путь.
Качнув серьгами ввиде морских коньков, собеседница пододвинула поближе аккуратную перламутровую пепельницу, стряхнула в нее пепел с длинной тонкой сигареты. Ее чеканный образ в рассеянном в воздухе почти неосязаемом мерцании крупных звезд на небе и электрического нимба над мегаполисом словно сошел с древней греческой монеты. Или с кельтской, с изображением на реверсе галльского бойцового петуха, а на аверсе православной княгини Ольги, ставшей королевой католической Франции, если бы такая монета у кельтов-галлов, что одно и то же, существовала. На темно-желтое платье, отливающее червонным золотом, упал случайный луч от фар проурчавшей мимо гостиницы машины, поиграл переменой тени со светом в лепестках серебряной розы на груди, коснулся немного усталого лица женщины с высокими бровями. И пропал. Снова обрамленный светлыми волосами удлиненный полуовал ее лица окунулся в трепетное дыхание приглушенного ночью света.
- Ты прав, в отличие от мужчин мы рассчитаны на применение долгое, - немного подумав, с полуулыбкой согласилась она с доводами собеседника. - Но мы сами здесь ни причем, к этому нас обязывает матушка природа. Она изначально наделила женщину поистине великим терпением в первую очередь для вынашивания плода, его дальнейшего становления на ноги под ее неугасаемым вниманием. Во вторую очередь для создания благоприятной атмосферы в ячейке под названием моя семья.
- Не только одним этим качеством обладает женщина. В ней заключено само существование со всеми противоречивыми составляющими - любовь и ненависть, доброта и злость, преданность и неверность. В конце концов, жизнь и смерть. Все эти обозначения женского рода, как вечность, планета, земля, к тому же в отличие от мужских - рок, миг, даже непознанный космос - вселяют надежду на будущее. Женщина это жизнь и смерть в одном лице, только она имеет право решать, продолжаться веку дальше или поставить на нем точку.
- Да, конечно, у мужчины прав намного меньше. Ко всему перечисленному добавлю, что одного его может хватить на несколько сотен нас, чтобы возродить жизнь во всей ее красе. Одной женщины на несколько сотен мужчин, скажем мягко, недостаточно.
- Он сам готов эту жизнь вырубить с корнем, - насмешливо покривился мужчина.
Со стороны Елисейких полей с ярко освещенной Эйфелевой башней в центре долетел гулкий хлопок, словно там что-то лопнуло. То ли пролетающий на этим местом реактивный самолет обогнал скорость звука, то ли треснул по швам откуда-то запущенный метеорологический шар. Оба собеседника невольно повернули головы туда, но все вокруг по прежнему дышало чинным спокойствием. Лишь звезды над верандой вошли в световой экстаз, они покрупнели, засверкали расколотыми на части алмазами.
- И все-таки, вернемся к Докаюрону, получается, что семейная карета у него покатилась под откос, - женщина налила в кружку вина, поставила сосуд на место. Отпив несколько маленьких глотков, промокнула губы узорной салфеткой. - Я надеялась, что на определенное время он найдет любовницу, а потом, устояв на ногах, займется строительством родового гнезда. Так почему-то мне... хотелось, что-ли, после стольких лет издевательств над членом, он мог бы его и пожалеть. Мне, например, его писюн жалко.
- Пожалела змея зайца, оставила от него одни.., - поддержал ее собеседник веселое настроение спутницы. Загасив окурок, он вззглянул на часы со светящимся циферблатом. - Дорогая, тебе не кажется, что завтра мы снова встанем во второй половине дня? А ведь нам уже закупили билеты до Амстердама.
- Так быстро пролетело время? - немного опешила она. Взгляд удлиненных зеленых глаз невольно метнулся в сторону города, купающегося внизу в электрическом нимбе. - Разве ты успел закончить здесь все свои дела?
- Дела не кончатся никогда, тем более, в такой экономически развитой стране, как эта, но в Нидерландах у меня тоже имеются склады с товарами. Прости, я понимаю, что ты влюблена в Париж по уши, но терять драгоценное время лично мне как-то не с руки.
- Лично я с тобой согласна, - не преминув подковырнуть, опустила голову собеседница. Покрутила на столе кружку с вином. - Я успею съездить в так любимую Наполеоном королевскую резиденцию в Фонтенбло и на русское кладбище в Сен Женевьев дю Буа?
- У тебя там похоронен кто-то из родственников?
- Очень далекие. И по генеалогическому древу, и... по столетиям.
- Думаю, что да, если мы не будем мять простыни до того часа, когда истинные французы займут столики в своих многочисленных брасри и не примутся потягивать разбавленное водой дешевое вино. Наш самолет вылетает поздним вечером, гостиница в Амстердаме уже заказана
- А ты не смог бы изменить способ передвижения?- вдруг спросила она.
- В каком смысле? - вздернул мужчина подбородок вверх.
- Например, пересечь границу Франции не на самолете, а в автомобиле. Думаю, разница во времени была бы небольшая из-за малого расстояния между и между.
- Должен заметить - две границы, дорогая, как раз посередине расположена Бельгия.
- Тем более, в законодательном Брюсселе мы бросили бы монетки в небольшой фонтанчик под Манекен Пис, присмотрелись бы к лицам истинных фламандцев, насколько они изменились по отношению к намалеванным на картинах великими фламандскими художниками, описанным хорошими их современными писателями. Заодно поинтересовались бы, почему бельгийцы живут лучше русских, разве причина только в размерах территорий?
- Могу ответить сразу, что ума, а главное культуры, у них несравненно больше, - поняв скрытый юмор, усмехнулся мужчина, нашарив любимую зажигалку, повертел ее в пальцах. - Над вопросом передвижения я обещаю подумать завтра, а сейчас не кажется ли тебе, что нам пора бы пойти на покой? К тому же похолодало.
- Конечно, если бы звезды умели греть...
Спустившись по крутым ступенькам парадного подъезда королевского дворца в резиденции Фонтенбло, построенного в виде корпуса огромной виолончели, женщина направилась на выход. Под каблуками перекатывались мелкие камешки от желтоватого песчаника, которым были посыпаны аккуратные дорожки с яркими цветочными клумбами посередине и просторными зелеными лужайками по сторонам. На старинные пушки и картины мало известных мастеров в узких темных коридорах цитадели она внимание задерживала не очень. Лишь притрагивалась пальцами к древней холодной меди, пристально вглядывалась в лица людей из прошумевших над землей столетий. Больше всего женщину притягивала внутренняя атмосфера дворца, она словно пыталась вообразить себя и, как ни странно, своего спутника на месте придворных фрейлин с царедворцами из тех времен, напитаться царившей тогда атмосферой. Скоро пришла к выводу, что если бы все вернулось, то таким бы и осталось, потому что внутренняя человеческая сущность с веками не менялась, она лишь подстраивалась под веяния моды. Выйдя за ажурную металлическую ограду, женщина прошла к дожидавшемуся ее "Рено-меган", открыв дверцу салона, умостилась на заднем сидении.
- Вам понравилось убранство комнат? - развернулся назад водитель.
- Здесь я уже бывала, - рассеянно ответила она. - Французы хороши тем, что свято блюдут наказы предков, стараясь в окружавших тех древних интерьерах ничего не менять.
- Они наращивают богатства, прибавляя к старому новое, а мы разрушаем и отстраиваем, ломаем и воздвигаем…
- Все более никчемное, - добавила пассажирка. Махнула рукой. - Эти бесполезные разговоры уже надоели, поехали, пожалуйста.
- В Сен Женевьев де Буа? - тут-же подобрался шофер, представлявший из себя смышленого русского крестьянина, вдруг оказавшегося в цивилизованном обществе и потому старавшегося подражать окружающим со всем усердием.
- Именно, там хоть мертвые сраму не имут.
Ровные ряды могил с обыкновенными деревянными крестами, с маленькими скульптурными композициями, с золотистыми ангелочками и короткими, но емкими надписями были разделены аккуратными дорожками, присыпанными все тем же желтовато-коричневым песчаником с гремевшими под ногами камешками. По главной аллее женщина дошла до покрытой золотым персидским ковром могилы Рудольфа Нуриева с застывшей на нем в высоком прыжке тонкой фигуркой балерины, постояв немного, слегка наклонила голову и завернула на боковую неширокую дорожку. Пройдя несколько шагов, внимательно осмотрелась, в этом же квартале, недалеко, находились могилы Андрея Тарковского с надписью: "Человек, который увидел ангела" и Александра Галича с его женой. Громоздился громадный гранитный крест донским казакам от благодарных потомков, вообще, казачьих усыпальниц чаще с православными деревянными крестами было достаточно. Напротив расположились могилы графов и князей, принцев и дворовой знати с царскими приспешниками, все они были украшены небольшими мраморными или гранитными деталями ввиде раскрытых или закрытых книг, высоких ваз, других предметов быта. Вокруг царили тишина, чистота и порядок, нарушаемые лишь шелестом листьев на подстриженном кустарнике, на аккуратных деревьях, ронявших на землю редкие пожелтевшие листья. Народу было очень мало, отдельные люди темными линиями пятнали пестрое кладбище в разных его местах, отчего еще больше усиливалось ощущение незыблимого здесь покоя. Мария де Витт, урожденная Трепова, лежала под одним серым камнем с князем Петром Трубецким, рядом белела плита с синей православной луковкой семейства графов Толстых. Князь Дондуков-Изыдинов, граф Капнист наверное с матерью Николь Ивовной, Миря и Андрей Матиасы, Баттичелли... Невысокие из тесанного камня арочки, на каменном кресте распятый Христос, на тонкой мраморной плите позолоченная из меди хризантема, барельефы, фигурки Божьей матери... Молодая женщина продвинулась немного вперед, надолго застыла над пятнистым темно-коричневым надгробьем, под которым уместилось несколько человек с княжескими титулами, ведущими род свой от русских столбовых дворян. С пышных розовых кустов слетело несколько нежных листочков, чуть в стороне негромко тронули струны какого-то музыкального инструмента, и сразу за звуками зачастил густой голос православного батюшки. Женщина подумала, что все приходит и уходит, умирает и возрождается. Вот и на этом кладбище в самом сердце Франции чаще стала звучать русская речь, хотя так называемые россияне не думают отдавать дань захороненной здесь не по своей воле былой своей славе, предлагая поклоняться ей больше людям иноземным. Порядок по большей части поддерживался энтузиазмом французских граждан.
Вздохнув, женщина положила на могильную плиту букет цветов, осенила себя широким крестным знамением и по хрустящей чистенькой дорожке молча пошла вдоль каменных обломков когда-то великой, единой и неделимой, скалы, крепче которой, казалось, не будет в веках. Перед выходом с кладбища заглянула в небольшой аккуратный домик, сунула в сморщенную руку смотрителя свернутые в трубочку деньги. Старик немедленно раскрыл лежащую на столике тетрадь, внес соответствующую запись и вопросительно посмотрел на меценатку, в ответ женщина лишь грустно улыбнулась. За воротами в роскошной машине ее ждал шофер из нового поколения русских, не соизволивший пройти даже за ограду. Всегда сдержанная, она осыпала зелеными искрами презрения сытого потомка скотника с дояркой, бросила сквозь плотно сжатые уста:
- В Париж, и побыстрее.
- Как смогем, гражданочка, - услужливо захихикав, откликнулся тот, уловив настроение хозяйки. Повернул ключ в замке зажигания. - Во Франции пробки тожеть случаются.
Столицу Нидерландов Амстердам построили на реке Амстель, которая впадала в залив Северного моря. Это был невысокий, как большинство их в Европе, ухоженный городок с многочисленными музеями, со знаменитой улицей Красных фонарей с огромным на ней подобострастием фаллосу ввиде изваяния, исчирканный вдоль и поперек широкими и узкими, глубокими и не очень каналами с абсолютно чистой водой, в которой так любили плавать в меру подкормленные дикие утки и лебеди. По берегам высились пяти и десяти этажные здания старинной постройки в стилях барокко шестнадцатого и восемнадцатого веков, и более поздние в стиле ампир. Чувствовалось громадное влияние итальянской и французской архитектур. Въехав в город по широкому автобану, шофер прилежно проскочил до центра города, обогнув знаменитую на весь мир фабрику по обработке природных алмазов, притормозил шестисотый "Мерседес" возле современного здания пятизвездочной гостиницы недалеко от музея Ван Гога. Сидящий на переднем сидении мужчина неторопливо развернулся назад, посмотрел на нисколько не утомленную путешествием красивую спутницу. Опустив боковое стекло, она с любопытством осматривалась вокруг.
- Куда ни кинь взгляд, одни велосипеды, - удивленно воскликнула она, не дожидаясь вопроса от мужчины. - Россия вооружается вонючими и тяжелыми автомобилями, Европа переходит на безвредные велосипеды. Снова мы впереди планеты всей.
- Что еще ты успела заметить? - все-таки решился спросить он.
- Амстердам точная копия Санкт-Петерсбурха... Или наоборот.
- Скорее, второе, оно весомее и точнее.
- По берегам ухоженных водоемов бегает голландская старость в длинных трусах или прекрасных спортивных костюмах без пузырей на коленях.
- Вместе с молодежью во всем цивилизованном мире люди стараются убежать от инфарктов с инсультами. В России и в Азии над этим новшеством пока смеются.
- Столица Нидерландов насквозь пропахла селедочным запахом.
- Разве? Я что-то не учуял, впрочем, селедку в Амстере продают на каждом углу в любых рассолах с приправами. Хоть в меду.
- И самое главное, - женщина подняла вверх указательный палец. - Народ здесь высокий, он выше, чем на нашей родине и в оставленных нами позади государствах.
- Обо всем перечисленном ты подметила довольно точно, остается добавить, что этот город был построен, как Питер с Вашингтоном, по масонским чертежам, - подвел черту мужчина. - А теперь вылезаем и поднимаемся в свой номер люкс на пятнадцатом этаже. Когда я здесь был в последний раз, с него открывался чудесный вид на залив Северного моря с богатыми яхтами, старинным парусником и китайскими ресторанчиками на воде. Если нидерландцы не возвели закрывающий панораму тихой гавани еще один небоскреб, я покажу тебе некоторые достопримечательности их столицы не покидая лоджии.
- Дондер энд бликсем! - гром и молния! - гаркнул бы голландский шкипер, - дергая за ручку двери, выпучила зеленые глаза прекрасная попутчица. - Но я выскажусь скромнее, как насхет хорошего обеда со стаканчиком сухого вина? В здешних местах с винами, говорят, небольшие проблемы.
- Этого добра везде сколько угодно, но сами голландцы употребляют спиртное в очень небольших количествах. Молодежь вообще предпочитает горячительным напиткам марихуану, купить ее можно в любой кафешке, каннабис растет в горшочках прямо на подоконниках забегаловок и ресторанов.
- Ты знаешь, я тоже была бы не против пары-тройки затяжек порядочной марихуаной, - выйдя из машины, призналась женщина. - В России любой продукт требуется подвергать основательной проверке.
- Ты успела попробовать эту травку? - озабоченно скосил на нее глаза спутник.
- Не только эту... из-под полы, но здесь она узаконенна, а если разрешают, то мрачные последствия исключены. Так почему бы не отведать?
- Исключены, но никто не гарантирует к ней привыкания. Тебя к каннабису не тянет?
- Абсолютно нет, это не тяжелые наркотики. Легкий кайф, который я испытала, можно сравнить разве что со стаканом доброго бургундского на голодный желудок.
- Как прикажете, сударыня, у меня единственное условие, - запахнул прекрасно скроенный английский пиджак собеседник. - У себя держать это зелье мы не станем, а приобщимся к нему лишь в специально отведенном для этого месте.
- Согласна, - спутница чуть дрогнула длинными черными ресницами, качнула пышными соломенными волосами. И первой сделала легкий шаг ко входу в гостинницу.
Погода благоприятствовала путешественникам, за весь путь не было ни одного намека на дождь. Вот и сейчас золотистые лучи заходящего солнца заскользили по островерхим крышам голландских домов с покрашенными темной краской высокими кирпичными трубами, по крыльям старинной ветряной мельницы на окраине некрупного, в общем-то, города, по серебристым снастям бросившего якорь у входа в спокойную бухту древнего парусника. На просторной лоджии на пятнадцатом этаже гостинницы из стекла и бетона, за уставленным тарелками с фруктами и небольшим количеством холодных закусок маленьким деревянным столиком с белоснежной скатертью, снова расположились мужчина и женщина в вечерних нарядах. В этот раз на мужчине была надета темно-синяя рубашка в мелкую, косую и светлую, полоску с бордовым галстуком с косыми же золотистыми линиями, на рукавах блестели английские алмазные запонки. Немного вьющиеся темные с проседью волосы, разделенные идеальным пробором, поблескивали от питательного крема, удлиненное лицо с большими губами, чуть крупноватым носом, коричневыми глазами выражало полное спокойствие. Черные приподнятые брови оттеняли высокий смугловатый лоб, на щеках с продольными черточками от ямочек в детстве лежал неяркий румянец.
Мужчина приподнял веки, с добродушной усмешкой посмотрел на партнершу на другом конце стола. Молодая женщина мягко улыбнулась в ответ, оторвав от ветки прозрачную салатовую виноградину, отправила ее в рот и снова взялась осматривать окрестности. Сегодня на ней было длинное цвета фрез платье, как всегда, с глубоким вырезом вокруг высокой белой шеи, украшенной бриллиантовым серебряным колье, в маленьких розовых ушках поблескивали точно такие же серьги с тоненькими серебряными как бы подвесками, удачно оттенявшими падающие на плечи светлые локоны. Запястье охватывал бриллиантовый серебряный браслет, на ухоженных пальцах обеих рук с покрытыми серебряным лаком ногтями посверкивали по три серебряных перстня с одинаковыми с колье драгоценными камнями. В волосах с левой стороны головы издавала светлое свечение серебряная заколка ввиде узкого лепестка с бриллиантовыми капельками на ней. В нежарких лучах солнца, на фоне голубого пока залива за спиной, вся она походила на дивный цветок лотоса в спокойных водах Нила, покрывшийся утренней росой.
- Прекрасная панорама, я просто не в силах оторвать взгляда, - задумчиво сказала женщина
- Да, за такой вид не жалко любых денег, - подтвердил ее спутник. - Так надоели офисы с конторами, с автомобильными и самолетными салонами, что я готов вобрать всю эту красоту в себя полностью, чтобы отдаться ей без остатка.
- Знаешь, когда мы ехали по территории Бельгии, меня поразил один пейзаж, - чуть развернулась к нему женщина. - Вдруг среди убранных пустынных полей вырос оазис с небольшим двухэтажным строением, с магазинчиком, бензоколонкой, телефоном, сверкающим чистотой туалетом, с дорожными разводами. А вокруг первозданная тишина и спокойствие, ни машин, ни людей. Чувство охватило такое, словно мы попали на другую планету, населенную более разумными существами с несравненно высоко развитой цивилизацией.
- А это была всего лишь автозаправочная станция, - мужчина в знак согласия опустил подбородок вниз. - Именно так по всей матушке Европе, действительно, как ты выразилась, совершенно другая планета.
- Но самое главное, что разделяет нас - дикарей, и их - не землян с нашей точки зрения, всего лишь тонкая вспаханная линия под названием государственная граница. Поразительно, что все мы - люди - произошли от одних отца с матерью.
- Вылупились из одного яйца, хотя последние исследования крови говорят о том, что люди имеют разных родителей. Это говорит о том, как и другие примеры, что Библия написана с дальним умыслом и по заказу одной нации, - побарабанил пальцами по столу собседник с озабоченностью, проявившейся в возникших на лбу морщинах. - Я заметил, чем дальше мы отдаляемся от исторической родины, тем впечатлительнее ты становишься. Предлагаю переменить тему разговора.
Некоторое время женщина продолжала слепо рассматривать развернувшуюся перед ее взором картину, затем облокотилась о стол, подняла руки и провела ими по лицу, словно смахнула налипшую отрицательную энергию. Тряхнув кистями, выбила из пачки длинную сигарету и прикурила, не преминув бросить кровожадный взгляд на открытую бутылку розового вермута с многочисленными медалями на этикетке. Ее спутник молча привстал со стула, наклонил бутылку с густым вином сначала над ее бокалом, затем до краев наполнил свой. После чего откинулся назад и снова воззрился на собеседницу:
- Ты не желаешь поговорить о другом, об алмазной фабрике, например? Кстати, при ней имеется магазинчик по продаже обработанных алмазов, то есть, бриллиантов от ноль сотых карата до нескольких десятков. Там же есть маленький музей с очень крупными образцами алмазов, когда-либо добытыми голландскими рудокопами, или изъятыми ими же в качестве контрибуции на территории других государств. Среди них выделяется просто чудовищных размеров, к тому же черный, самый большой в мире алмаз.
- При фабрике находится мастерская, в которой корейские ювелиры на глазах покупателей из длинной цепи из благородных металлов сделают вам цепь на шею, браслет на руку или цепочку для карманных часов, - женщина насмешливо покосилась на спутника. - Ты наверное забыл, милый, что этой дорогой я успела пройти не раз.
- Тогда с тобой просто не о чем поговорить, - притворно развел тот руками.
- Ну почему же, судьба Докаюрона меня волнует по прежнему.
- Странно, обычно ты настраивалась послушать эту историю после того, как обегала все местные музеи, осматривала известные магазины и обходила исторические места с не менее древними достопримечательностями.
- Весь этот багаж я собралась распаковывать только завтра, а в сегодняшний чудный вечер хочу насладиться звучанием твоего голоса, раскрывающим с глубокими интимными нотами в нем содержание сексуальных похождений паренька из провинциального города.
- Наконец-то первой похвалы дождался и я, - с явным оттенком удовольствия засмеялся собеседник, приподняв бокал, отпил несколько глотков настоянного на травах вермута. И договорил. - Весьма признателен, сударыня, в твоих глазах так недолго подняться и до пьедестала, пусть пока с третьей ступенью. Я не зря надеюсь?
- Мысль твоя работает в направлении правильном, - осыпала она скатерть мягким серебром согласного смеха. - С той лишь разницей, что ты уже давно перерос начальный порог.
- Прекрасно, тогда я продолжу восхождение, - отставив бокал в сторону, посерьезнел спутник. Выдернув из небольшой вазочки салфетку, он промокнул увлажненные губы. - Итак, на чем мы остановились в прошлый раз?
- На том, как Дока прибавил в свою коллекцию еще одну юную и несмышленую подружку, с которой хорошо провел время на квартире у однажды пригласившей его к себе лупоглазой танцовщицы.
- Разве он неправильно поступил?
- Не знаю, будь на его месте, я бы тоже постаралась скорее всего не упустить момент.
- Вот именно, многими простыми людьми руководит на подсознательном уровне его величество Время, которое просыпается между пальцами как пыль с проселочного тракта. Она просыпается и развеивается ветром по той же дороге, изредка прилипая к ладоням крохотными крупицами истин, и кто не успел опознать их, тот безнадежно опоздал, потому что пыль уже не соберешь, надо черпать новую горсть. Если это возможно.
- Если позволят высшие силы, дважды в одну и ту же реку входить не советующие. Но наша беседа переливается в философские рассуждения, а я после путешествия хотела бы расслабиться.
- Прости, дорогая, едва не оседлал любимого конька.
Смущенно хмыкнув, собеседник поправил галстук и уселся поудобнее, черты лица неторопливо разгладила легкая задумчивость...

Глава одиннадцатая.

Наступила дикая пора сдачи государственных экзаменов и защиты диплома. Дока не помнил, как переходил из одной аудитории в другую, целыми днями он не вытаскивал носа из учебников, полагаясь не на шпаргалки, которыми набивали карманы его однокурсники, а только на свою память. Наконец, за спиной неслышно закрылась последняя тяжелая дверь, осталось ждать результатов многолетней упорной мозговой деятельности. Его супруга телепалась за ним по пятам, выклянчивая подсказки по общим со специальными вопросам, покрывалась обильным потом, когда пыталась вникнуть в суть дела. Она плохо соображала в том, чему ее пытались научить пять лет, но она была выходцем из деревни и это являлось огромным козырем в ее руках. Дока стал замечать, что все больше ненавидит первую любовь, что взгляд чаще стал скользить по стройненьким ножкам других студенток, снова внутри зашевелилось чувство сексуальной неудовлетворенности. И как только осознал, что годы напряженного штудирования конспектов остались позади, выпустил эти чувства на волю. Рванул на окраину города в обшарпанную халупу со знакомым грузчиком-алкашом, его блудливой сестрой и дедом в ней, и опять получил капитальный облом, отрезвивший до отъезда по распределению в другую область. Дед умер, грузчик спился и отправился бомжевать, а сестра наконец-то вышла замуж. Когда замешательство прошло, вместе с ним порог халупы переступил безобразно квадратный муж новой хозяйки с животом между колен, подцепив Доку за шиворот, надавал ему подзатыльников и наказал забыть сюда дорогу.
Бывшие однокурсники разъезжались по разным городам огромной страны, Дока ко всему разбегался с женой - той вручили направление в родной колхоз. Он отказался последовать за ней, предпочтя направить стопы в другую сторону, приехал на одну из многочисленных комсомольских строек, получил должность мастера на металлургическом предприятии. Месяца три ушло на утверждение своей личности на работе и в комнате общежития, когда страсти улеглись, вновь дал о себе знать прикорнувший было половой инстинкт. К тому времени игравший на гитаре Дока приобщился к художественной самодеятельности, музыкальный коллектив перед наступлением очередного советского праздника крепко поддал, Дока увязался за солисткой из ансамбля, невзрачной эстонкой. В общежитие обоих не пустили, возжелавшая его поначалу подружка заартачилась, категорически не согласившись прилечь за кустами. Была середина осени и к вечеру заметно холодало. Как ни уговаривал девушку, она отвечала твердым отказом, тогда он применил испытанный прием, зажав ее в каменной нише здания общежития, просунул руку под резинку от трусов, нащупал вертлявый шарик клитора. Крепко стиснувшая ноги полупьяная эстонка потихоньку расслабила мышцы, осталось лишь сдернуть трусики и войти во влагалище лопавшимся от напряжения членом стоя и спереди. Или успеть развернуть задом, забросить подол платья на спину и притянуть за упругую попу. Он уже спустил тугие трусики вниз, когда девушка вдруг отшвырнула его руки, быстренько привела себя в порядок и бросилась к тротуару. Дока погнался за ней, ему так хотелось вновь испытать яркие ощущения от контакта горящего страстями члена с женским половым органом, что был готов пожертвовать всем на свете.
- Не подходи ко мне, проходимец, - оттолкнула его девушка, когда он приблизился. - Я тебя совсем не знаю.
- На заводе пашем, в одном коллективе поем и танцуем, - настаивал Дока, стараясь схватить ее за рукав осеннего пальто. - Ты сама согласилась переспать со мной.
- Тебя не пустили в общежитие, значит ты чужой, - убыстряя шаг не сдавалась эстонка, трезвевшая на глазах.
- Нас не пропустили потому, что время для посещений уже позднее. Взгляни на часы, вокруг давно стемнело.
Но та не хотела слушать никаких доводов, не соблюдая правил, упорно продолжала идти вперед, пересекая улицы перед радиаторами снующих туда-сюда машин. Наконец, в глухом переулке возле какой-то лесопосадки, он снова привлек девушку к себе, сунув руку в трусы, нашарил заветные половые дольки, двумя пальцами заерзал вдоль углубления, стараясь разбудить в партнерше сексуальный инстинкт. И вдруг ощутил, как кожу на руке словно ошпарили горячим чаем, на мгновение он замер, не в силах сообразить, что бы это могло обозначать, и с недоумнием уставился на подружку. Эстонка мочилась прямо в трусы, отведя светло голубые глаза в сторону, от нее потянуло неприятным запахом:
- Совсем по фазе сдвинулась? - с укором сказал он, вытаскивая ладонь и вытирая о полы ее пальто. - Ну зачем ты так!
- Я сказала, что больше не желаю иметь с тобой дела, тем более, на улице, - откачнулась она. Негромко взвыв, скорчила дурацкую рожицу. - Проходи-имец, меня всегда пускали в это общежитие, а с тобой нет, потому что ты в нем не живе-ешь.
- Не говори глупостей, я живу в комнате номер тридцать пять.
- Не ве-ерю, ты лабух из местных, а у нас в цеху играешь за де-еньги.
- Думай что хочешь... Ну прошу тебя, дай, я сделаю это быстро, - соображая, что она решила состроить из себя дурочку, Дока не в силах был справиться с возбуждением. Даже моча не оттолкнула от желания ощутить живую трепетную плоть внутри ее полового органа. - Я не буду кончать туда, качну пару раз и сразу вытащу.
- Отойди, я сказала, иначе позову на помощь.
Эстонка нашарила за спиной сухую ветку, замахнувшись, опять ударилась в бега. Узкая дорога вела к высоченной из бетона плотине, перегородившей неширокий в этом месте Днепр с бывшей казачьей вольницей - островом Хортица - в сотнях метров от нее. Уже доносился глухой гул от падавшей вниз воды. Вместе с бригадой Дока успел побывать в неприступном когда-то лагере непокорных запорожцев, осмотреть его вдоль и поперек, полюбовались они сверху и бешенными потоками, рвавшимися из узких прорезей плотины. Между тем эстонка, проскочив до полосатого шлагбаума, остановилась, закружилась посередине серой ленты асфальта, вид у нее был такой, словно она оказалась в незнакомом районе. Быстро темнело, дальше начиналась охранная зона с вооруженным постовым в будке, Дока подошел, взял за рукав тонкого пальто, привлек к себе. Она не сопротивлялась, наверное, просто испугалась, что заблудилась окончательно, она снова доверяла ему, словно ничего не произошло, до тех пор, пока он не принялся мягко и настойчиво сталкивать ее с дороги в густые заросли кустов. Но именно этого она желала меньше всего, выпростав руки из рукавов пальто, принялась шлепать его ладонями по плечам, по спине. Непонятная агрессивность разозлила, швырнув девушку на землю, Дока властно потянул за резинку от трусов, сняв их, кулаком раздвинул ноги, просунул пальцы вперед, чтобы следом всадить готовый к действиям член. Ощутил вдруг влажную и липкую от не просохшей мочи промежность, задохнулся от вонючего запаха. Брезгливо откачнувшись назад, обтер ладонь о пожухлую траву, желание исчезло само собой, словно его никогда не бывало, эстонка негромко кряхтела, пытаясь напялить подол платья на голые колени. Он хапнул пару глотков свежего воздуха, встал и пошел не оглядываясь обратной дорогой.
Первый сексуальный опыт на новом месте проживания вышел неудачным. Дока, встречаясь с эстонкой взглядами на репетициях в актовом зале, старался не отвечать на откровенные улыбки пришедшей в себя бывшей знакомой. Он был уверен, что теперь она готова пойти с ним куда угодно, но липкая моча и приторно-вонючий запах надолго задержались в сознании, отбивая охоту к очередному сближению. Скоро и в комнате общежития наметился крупный сабантуй. Обыкновенным маленьким попойкам не видно было конца, они проходили ежедневно, бывали случаи, когда пропившись до копейки, утром ребята вылезали из комнаты и, пока не объявлялись шустрые уборщицы, бродили по коридорам в поисках пустой посуды, чтобы сдав ее, купить на вырученные деньги буханку хлеба и заглушить чувство голода. Посуды оказывалось много, монеток от нее чаще хватало на новую бутылку вина, и пьянка продолжалась. Кто-то приходил в гости, кто-то из дома получал перевод, а кому выписывали внеочередной аванс.
В этот раз у Валика Козловского, живущего этажом выше солиста группы, в которой Дока играл на гитаре, случился день рождения, или день ангела наступил у кого-то из ребят и они позвали знаменитого на весь город певца к себе в гости. Факт заключался в том, что парня на руках носили местные девчата. Невысокого роста, худощавый, он обладал удлиненным с тонкими чертами лицом, обрамленным ниже плеч черными волнами волос, яркими голубыми глазами с длинными ресницами и большим чувственным ртом. У Козловского в городе в своей квартире жила родная сестра, но никто не знал, почему он оказался в общежитии. Вместе с Валиком в комнату, где обитал Дока, пришла девочка, шестнадцатилетняя истая поклонница певца. Когда все расселись за сдвинутыми вместе столами, она оказалась рядом с Докой, сидеть подле Козловского не разрешалось никому, чтобы не мешать тому перебирать гитарные струны.
И праздник начался под привычный звон граненных стаканов с куском наспех обжаренной на общей кухне дешевой колбасы, под запрещенные тогда песни иностранных исполнителей. Особенно популярными считались прямой потомок выходцев из России, осевший во Франции американец Джо Дассен, французский певец Жан Татлян и не уступавший обоим ни в голосе, ни во владении вокалом Валерий Ободзинский. Лучше всего у Козловского получалось под Татляна, он шпарил парочку знакомых песен певца без остановки, исполняя их на своем тарабарском языке, как всегда, незаметно накачиваясь до состояния попавшей в пляжную зону морской звезды, когда в щедро разбавленных испражнениями водах на ту нападал столбняк. Первые часа полтора юная поклонница не сводила с певца глаз, потом спиртное взялось за перелицовку ее сознания, не имея возможности приклеиться к кумиру, она все откровеннее прижималась к пока еще трезвому Доке. Наверное, он тоже начал нравиться ей. И Дока принял правила игры, сознательно взявшись накачивать девушку вином с водкой одновременно, он своевременно решил, что мечтающих переспать с Валиком молоденьких наложниц у того достаточно, а у него и со случайным подарком судьбы ничего не получилось. Скоро голубые глаза у девушки взялись разбегаться, аккуратненький носик чуть увеличился, покрылся мелкой испариной, а губы распухли, стали липкими. Она уже не в состоянии была воспринимать недавнего кумира, целиком отдав себя в руки сидящему рядом Доке. Оглядевшись вокруг и заметив, что товарищи давно стараются перекричать друг друга, Дока перегнулся через стол, попросил у Валика ключи от его комнаты, вряд ли тот что-нибудь понял, машинально засовывая непослушную руку в карман. Подхватив девушку за талию, Дока оторвал ее от стула и направился к двери.
- А куда мы идем? - с пьяным любопытством поинтересовалась она возле выхода.
- В мою комнату, - осознавая, что и она рада близости, не стал обманывать он. Привлек девичью фигурку к себе. - Я люблю тебя, я очень хочу побыть с тобой вдвоем...
- Я тоже... ты понравился мне сразу, - потянулась она мокрыми губами к его подбородку. Попытавшись оглянуться, спросила. - А мы еще вернемся сюда?
- Конечно, немного позже.
В комнате у Козловского была идеальная чистота, певец занимал ее один, рассчитанную на двух человек. Закрыв за собой дверь, Дока нетерпеливо всосался в губы партнерши, чтобы не дать опомниться как в случае с эстонкой, сразу потащил на белевшую в темноте простыней постель. Задрав коротенькое платье, зацепился кончиками пальцев за резинку от маленьких трусиков, девушка не мешала, она жарко обцеловывала шею, щеки, лоб смачными прикосновениями губ, все, что встречалось на пути. Разогретая вином, она тоже завелась, вжималась в него упругими грудями, шустрыми бедрами и полненькими ляжками, непроизвольно мешая стащить трусики через не сброшенные на пол туфли. Когда он справился с этой бедой, пришла другая ввиде скомкавшихся под пахом штанов, с трудом расстегнув закусившуюся на ремне пряжку, судорожными движениями ног затолкал брюки с трусами под спинку кровати. И навалился на партнершу, ощущая, как стоящий колом член без посторонней помощи отыскал то, что ему было нужно, он сам раздвинул головкой жирненькие половинки больших половых губ, со звучным сляканьем втиснулся в тугое отверстие влагалища. Это была победа, отмеченная невыразимо яркими ощущениями тягучей сладости, испускаемыми взбудораженными нервными окончаниями, оплетающими член от основания до уздечки под готовой лопнуть от напряжения головкой, до самого томно занывшего пупка, и выше, до готовых подпрыгнуть сосков на грудных мышцах. Доку прошила длинная судорога, заставившая выпрямить колени, дугой изогнуть спину, сквозь стиснутые зубы прорвался длинный интимный стон. Он медленно качнул задницей взад-вперед, не давая возможности чувствам застать себя в расплох.
В этот момент притихшая было партнерша неожиданно рванулась из-под него. Хватаясь пальцами за углы подушки, за никелированную спинку кровати, она засучила ногами, заелозила по сложенному поверх простыни одеялу, запрокидывая голову и громко икая. Поначалу он ничего не понял, вцепился в нее, попытавшись глубже просунуть член. Он не собирался вытаскивать его, пусть хоть расположенная на третьем этаже комната вместе с постелью рухнет на первый этаж, пускай девушка под ним даже отключится. Он так долго ждал этого счастливого мига, столько натерпелся от суррогатного удовлетворения себя шершавыми от работы ладонями, что готов был пойти на все. Увидел вдруг, как из раскрытого рта подружки вырвалась наружу рвотная масса, поползла по подбородку, запачкала белую материю, девушка выгнулась еще раз, потом еще. Лишь убедившись в том, что партнерше стало плохо, Дока рукой дотянулся до приоткрытой створки окна, не вынимая члена, подтолкнул подружку к подоконнику сам. Свесив волосы наружу, она блевала, выворачивалась наизнанку перекручиваясь мокрым бельем, он продолжал ее насиловать. Когда внутри дрожащей от напряжения плоти настал черед обрушиться мощному валу чувств, вжался в девушку, словно решил слиться с нею воедино, и разорвал углы собственного рта в немом вопле, одновременно заходясь в ярких конвульсиях, забился выброшенной на берег рыбой. Он был счастлив, он добился своего, наконец-то осуществилась не дававшая спокойно жить мечта, долгожданная пустота заполняла каждую клеточку тела, старательно выметая из потаенных уголков сознания дразнившие его столько времени сексуальные мысли.
Но видимо так устроен человек, что с мечтою расстается неохотно, скорее всего похотливые желания присохли накрепко, если даже после яростной разрядки он все равно остался неудовлетворенным. Хотелось еще и еще, не терпелось раздернуть на партнерше пуговицы с застежками, сорвать с нее одежду и пуститься в дикую пляску половых извращений. Дождавшись, пока девушка опрожнит желудок и рукавом кофточки вытрет губы, Дока развернул ее на спину, снова воткнул член в как бы готовое вытолкнуть его обратно скользкое влагалище. Наверное, она тоже возжелала насладиться сексом, потому что сразу принялась активно работать кругленькой попой. Некоторое время оба старательно пытались удовлетворить друг друга, Дока млел от распалившего его наслаждения, не обращая внимания на неприятный запах изо рта подружки, губами ловил ее вспухшие губы и с остервенением обсасывал их, перескакивая на раскрасневшиеся пухлые щеки, на мягкую шею, на мочки ушей. Он работал и работал задом, находя во влагалище все новые уголки с раздражающими уздечку под головкой члена маленькими складочками. Их было достаточно, этих неровностей. Вскоре внутри полового органа девушки словно включили непрерывно движущийся конвейер из сладостных рубчиков с заусенцами, выдержать постоянное напряжение оказалось сложно, Дока приготовился к очередному извержению семени. И снова подружка рванулась из-под него, пытаясь удержать чудовищную рвоту, опять уцепилась за края подоконника, свесила русые длинные волосы наружу и задергалась будто в припадке. Но и в этот раз Дока не пожелал расстаться с ней, клещем вонзившись в спину, девушка блевала, а он не переставал вздымать задницу до тех пор, пока его снова не скрутила в баранку очередная волна эротической разрядки. Как только она спала, руки отцепились сами и Дока мешком отвалился на постель, но и в этот раз сил оставалось еще достаточно.
Они старательно расшатывали железную кровать до тех пор, пока подружка не очистила желудок окончательно, а исходивший потом Дока не похудел на глазах. В конце концов поняли, что требуется передышка, прильнув друг к другу, постарались отключиться. В этот момент в дверь кто-то громко и настойчиво постучал, Дока попытался приподняться, но измочаленная плоть не хотела слушаться, ноги были ватными, живот подрагивал на хребте кучей ребер.
- Кто это может быть? - уцепилась за его плечи подружка, смахнув с лица мокрую прядь волос. - Стучит и стучит... настырный.
- Наверное, пришел хозяин комнаты.
Он специально не назвал имени Валика Козловского, чтобы не ввести девушку в смущение. После того, что произошло между ними, имя это могло расстроить его дальнейшие планы, а он больше не желал расставаться с партнершей по сексу, загадав начать с ней дружбу. В дверь продолжали барабанить, теперь кулаками и ногами.
- Ты сказал, что комната твоя, - приподняла девушка наивные бровки.
- Она была нашей до прихода... певца.
- Нам нужно одеваться и уматывать? - она машинально оглянулась на темное окно, за которым властвовал глубокий вечер. - А куда мы пойдем? В такой поздний час я до дома не доберусь. - Добавила с надеждой. - Да и не пустят, я вся растрепанная.
- Пойду договариваться, - хрипло откликнулся Дока, опуская дрожащие ноги на пол. - Если не получится, придется переселиться в нашу комнату.
- Вас там несколько человек! - подружка испуганно схватила его за запястье. - Пусть лучше певец переспит на твоей кровати, а мы останемся здесь.
- Если согласится...
Козловский не согласился, мало того, полез в драку, к выясняющим отношения подбежали ребята, послышался голос дежурного, предупредивший, что милиция скоро приедет. Дело запахло керосином. Пока конфликт улаживали, девушка успела исчезнуть.
Много позже Доке удалось встретиться с ней еще раз, даже проводить до дома. Она обещала навестить его в общежитии, но ни разу не пришла, а он постеснялся набиваться.
Началась двойная жизнь. В общежитии Дока не просыхал от пьянок, ходил в королях, на заводе же выдвигался в передовики за хорошую работу. Удовлетворения такое существование не приносило, потому что было способно сломать и привести на скамью подсудимых. Ко всему контакта с женщинами опять не получалось, они хотели целомудренной дружбы и создания семейного очага, что в корне противоречило его внутренней сущности. Он еще не нагулялся.
Как-то товарищ из комнаты рядом рассказал, что трахает бабу за сорок лет, она ему так надоела, что не знает как избавиться. Если Дока желает, пусть присоединяется, мол, после совместного секса хоть повод появится послать подальше. Добавил, что подруга не против сама. Он нехотя согласился, заниматься любовью с женщиной в возрасте было как-то неприлично, но снова от сексуального перевозбуждения спасал лишь опротивевший до блевотины онанизм, а после любви с подружками наступало душевное равновесие. Вечером он побрился, надушился одеколоном и отправился в назначенное место встречи. Товарищ и его партнерша, огромная баба под пятьдесят лет с необъятным животом, пунцовыми щеками и толстыми руками, уже пританцовывали возле винного магазина. Купив три бутылки вина, компания отправилась на берег Днепра, разложив закуску на обломке скалы, одним концом уходящим под воду, а другим утонувшим в береговом песке, на него они поставили емкости с хмельным напитком. Дикое неухоженное место слабо освещал единственный фонарь на столбе у дороги вдоль реки, в темноте гремела бурными потоками воды близкая плотина. Баба не переставая сыпала мелким смешком, зыркала на Доку слезящимися от ветра лупалками, она как бы приценивалась, а он стеснялся ее нахальных взглядов, отворачивался в сторону.
Первую бутылку оприходовали мигом, будто не приносили с собой, вторую растянули минут на двадцать, после чего знакомый расстегнул пуговицы на пальто и уверенно взялся за ремень.
- Так, пора работать, - с напускной дерзостью громко сказал он.
Тостушка мигом задрада подол платья, сняла так знакомые Доке теплые рейтузы с начесом, аккуратно сложив их на камне, разлеглась на нем сама, раскидав ноги в разные стороны. Дока видел, как приблизился к ней знакомый, как стоя задвигал задницей, появившееся было чувство возбуждения вяло пошевелило член в штанах и, не набрав нужной силы, исчезло. Дока забеспокоился, что с таким настроением имеет все шансы опозориться, после ребятам в общежитии не докажешь, что не желал трахать годившуюся в матери бабу. Плеснув в стакан вина, выпил и отошел в сторону, пытаясь расшевелить угасшую волну, она будто в песок просочилась. Меж тем товарищ, изредка оглядываясь на Доку, продолжал прилежно работать нижней частью туловища. Прошло минут пятнадцать, Дока принялся руками разминать онемевший писюн, но тот словно усох.
- Что-то у меня не получается, при посторонних кончить не смогу, - послышался голос знакомого. - Может, ты попробуешь?
Подруга грубо засмеялась, по матерински похлопала его ладонью по щеке:
- Паши, милый, я еще не разогретая. Кончать он собрался...
- Качай, качай, я попозже, - надрывно отозвался и Дока.
Он уже откровенно взялся за возбуждение не желавшего просыпаться члена, зажав между ладонями, раскатывал его как дикари палочку для добывания огня. От грубых мозолей сморщенная кожа принялась нестерпимо гореть, в яичках появился болезненный зуд - никакого толку, писюн будто самостоятельно решил не позорить себя близостью с неряшливой теткой. Тогда Дока напряг бедра с ягодицами, усилием воли представил себе пятнадцатилетнюю подружку лупоглазой танцовщицы, с которой удалось переспать всего одну ночь, и просто погладил половые органы. Через минуту член, по прежнему не ощущавший прикосновений, шевельнулся, в области уздечки зазудело желание. Скоро он, обласканный вниманием, торчал как было надо, с одним недостатком - он был готов опростаться семенем немедленно.
- Не могу, не получается, - снова донесся голос знакомого. - Иди завершай дело, иначе она нас обоих отмудохает.
- Безо всяких сомнений, привели, выблядки, а трахать за них дядю зови, - отчеканила его партнерша, похожая на разложенную на камне огромную черную тушу. Наверное, она успела захмелеть, потому что когда обратилась к Доке, в грубом голосе прозвучала явная угроза. - Эй, на берегу, что ты там притих? Дуй сюда, иначе обоим яйца оторву.
У Доки катастрофически начала исчезать охота. Заметив, что товарищ отошел от камня, он приблизился к бабе, суматошно направил сникающий член в слякающее влагалище, показалось, что оно похоже на одну из черных дыр в космосе - такое же холодное, бездонное, заполненное одними угрозами. Торопливо задвигав задницей, постарался слабую волну возбуждения не загасить совсем. Он успел почувствовать, как семя по каналу выползло наружу, словно писюн с усилием выдавил зеленые сопли, как моментально сморщилась кожа на нем и на яичках, будто ее продрал ядреный мороз. Сексуального удовлетворения не последовало, оно так и осталось греметь внутри никуда не годным пережженным кирпичом. Он уже хотел отклеиться, ощутив, что обильные выделения из резко пахнущего влагалища по лобку устремились в промежность, когда тетка облапила его за плечи широкими крестьянскими руками, привлекла к себе и, басовито покряхтывая, нацелилась таскать по низу огромного живота как по стиральной доске.
- Вот теперь дело будет, - радостно гоготнул закомый, приводивший себя в порядок в трех шагах от них. - Я же говорил, что бабушке меня одного мало.
Некоторое время Дока, скованный смешанным со стеснительностью чувством слабого извержения семени, с покорностью отдавался во власть сильным рукам, ерзая по залежам жира взад-вперед. Но скоро все существо его воспротивилось откровенному насилию, он попытался вывернуться. Баба напряглась, замерла в странноватом положении, и вдруг осела враз подтаявшим сугробом, дохнула в лицо запахом протухших яиц, заголосила в полный голос:
- Вы-ый-й-й-й, не могу-у-у... Ах ты, родненьки-и-ий-й, дове-е-ел меня-а до ха-аты-и-и ...
Выскользнув из объятий, Дока откачнулся, с отвращением посмотрел на тетку, дрыгавшую ногами, на заросшую черным волосом безразмерную половую щель, дальше переходившую в два разделенных глубоким оврагом трясущихся студнем окорока. Затем перевел взгляд на распахнутое пальто, из-под которого виднелись сползшие на ботинки брюки, и застыл с открытым ртом - полы пальто, рубашка и брюки оказались густо измазанными белыми выделениями. Наверное, товарищ тоже сумел опростаться, но признаваться в этом не пожелал, решив показать свою мужскую силу.
- Ну, ты молодец, - тот уже стоял рядом, похлопывая Доку ладонью по спине. - Сколько ее ни трахал, доводить до хаты так и не получалось.
- Она довела себя сама, - вытаскивая носовой платок, партнер брезгливо взялся оттирать одежду. - Родненькая, блин... знал бы, десятой дорогой обошел.
Перед самым Новым годом Доке от бывшей жены неожиданно пришло письмо, они не переписывались, лишь вначале обменялись адресами. Прочитав послание, он забросил его в тумбочку, возвращаться на родину не хотелось, на новом месте перспектива выйти в люди была все-таки основательнее. Он чувствовал, что с каждодневными пьянками пока в силах справиться самостоятельно, главное, его на рабочем месте ценили, обещая в скором времени перевести начальником смены. Как в институте, так и на заводе, он с прилежностью вникал в тонкости производства, выводя коллектив бригады в передовые, к тому же, участие в художественной самодеятельности делало его заметным человеком, прибавляя баллов по графе общественная работа. В общежитии он стал полноправным авторитетом, ребята объявили его королем, чего не хватало, так это охочей до секса постоянной партнерши. Как ни выкручивался Дока, по жизни двойные стандарты рушили все планы на этот счет, на работе надо было держать себя в руках, друзья в общежитии не давали спокойно осмотреться.
Наступил Новый год, который он, отказавшись от небольшого отпуска, предоставленного администрацией, решил провести со ставшим родным коллективом. Руководитель музыкально-инструментального ансамбля после концерта в цеху объявил, что на встречу Нового года они приглашены в женское общежитие при заводе. У Доки было достаточно знакомых девушек, приехавших на предприятие из Западной Украины и проживавших там же, они часто смеялись над ним, предлагая правильно произнести фразу: на полыци лыжить пивполяныци. Как он ни старался, западянки все равно покатывались со смеху над его москальским акцентом, все они не отказывали в дружбе, ставя одно условие - рукам волю не давать.
Концерт начался не в актовом зале общежития, а прямо на лестничной площадке в коридоре, Дока терзал гитару как заправский лабух, он обладал исключительным чувством ритма. Ребят из ансамбля облепили молоденькие девушки, они звонкими голосами подхватывали мелодию, которую задавали музыканты, и доводили ее до конца самостоятельно. Оставалось только подыгрывать. Одна из подружек, давно набивавшаяся в друзья, особенно плотно прижималась в этот день к Доке, когда подоспело время садиться за накрытые столы, она опять оказалась рядом. Дока в этот раз разрешил себе отвязаться по полной программе, вместе с подружкой он опрокидывал одну рюмку водки за другой. Потом все выходили в коридор, пели, плясали, смеялись, обнимались, и снова возвращались к уставленному спиртным с закусками столу. Дока видел, что является центром внимания, ему можно было приглашать любую девушку, ни одна не отказала бы в близости, но прибившаяся поначалу подружка не спускала с него зорких глаз. Скоро он почувствовал, что перебрал лишнего, голова стала покруживаться, пальцы захватывать не те струны. Никто не обращал внимания на фальшивую игру, лишь бы любимые всеми лабухи присутствовали на празднике, в конце концов ему пришлось передать гитару более трезвому парню и включиться в общее веселье. В какой-то момент он с подружкой оказался зажатым в темном углу просторного коридора, ощутил вдруг, как приникла к нему она разгоряченным телом, как подставляет пылающие щеки и сама жадно ловит его губы. Голова закружилась еще больше, ноги стали ватными, вместо сексуального возбуждения изнутри поднялась мутная волна тошноты, борясь с нею, Дока вяло отвечал на страстные поцелуи. Девушка вжималась, мяла и тискала его, а ему нечем было дышать, наконец он оторвался от стены, устремился по коридору в поисках туалета или хотя бы мусорной урны. Подружка не отставала ни на шаг, наоборот, сама показала дверь в туалетную комнату. Когда отблевался и вышел, снова прильнула ладной деревенской фигуркой, не обращая внимания на потеки рвоты на его рубашке. Не в первые Дока подумал о том, что пьянка и секс несовместимы, сколько случаев было упущено из-за обычного неумения держать себя в руках, сосчитать не представлялось возможным.
Вот и сейчас он осознавал, что девушка заведена, ее не следует уговаривать, а нужно брать голыми руками и тащить в какой-то укромный уголок. Он бы давно это сделал, если бы не новые спазмы желудка, категорически отвергавшего спиртное не в меру. Прислонившись к прохладной стене, позволил подружке все, что ей хотелось в данный момент, но ей этого оказалось мало, схватив за рукав рубашки, она увлекла его за собой вниз по лестнице. В длинном коридоре завернула за угол, устремилась к одной из дверей с намалеванными белой краской большими цифрами вверху. От быстрого бега у Доки вновь начались приступы рвоты, рассуждать было некогда, к тому же туалета поблизости не оказалось, и он срыгнул прямо на кучу мусора в углу. Она и в этот раз терпеливо засуетилась рядом, поддерживая ему голову, вытирая платком рот, а когда он распрямился, снова потащила к заветной двери. Наверное, в комнате она жила, потому что в кармане платья оказался ключ. Открыв замок, вошла в темное пространство, не выпуская из пальцев его рубашки, другой рукой включила свет, и сразу сникла, резко и безнадежно, словно наткнулась на непреодолимое препятствие. Немного протрезвевший Дока приподнял тяжелую голову, осмотрелся вокруг. С обоих сторон большого чистого помещения выстроились по три в ряд шесть железных коек аккуратно заправленных белоснежными простынями с наволочками белее снега на небольших подушках. На одной из них, свесив ноги в ботинках на пол, негромко похрапывал молодой парень, он как Дока был пьяным в умат, потому что безвольно разбросанные кисти рук тоже болтались в воздухе. Потоптавшись на месте, Дока решительно выключил свет, привлек подружку к себе, ощутил, как из собственного рта пахнуло запахом рвоты, а в глазах заплясали разноцветные круги. Он устоял, поводив губами по пышной копне волос, настойчиво подтолкнул девушку к одной из кроватей, она не сопротивлялась, вся какая-то опустошенная, вяло чиркая туфлями по полу. Лежа на кровати позволила обнажить груди, поцеловать соски, погладить ладонью между ног. Дальше продвигать руку не следовало, она оборвала попытки нащупать резинку от трусов решительно, словно за резинкой этой находилась ее душа.
Сколько они пролежали вместе, Дока не помнил, как пропустил момент, когда отключился напрочь. Очнулся от яркого в широких прозрачных занавесках света, когда день полностью вошел в свои права, девушки рядом не было, не похрапывал и незнакомый парень на кровати рядом. Зато на тумбочке стоял стакан вина и тарелка с нарезанной колбасой с кусочком черного хлеба. Он не опохмелялся, но сейчас заставил себя приподняться, отхлебнуть несколько глотков, почувствовал, как спазмы скомкали желудок, заставив его подкинуть к горлу остатки пищи. Усилием воли он задавил потуги к рвоте, а минут через десять сделал еще пару глотков. Теперь вино прошло в желудок без протеста, по взопревшему телу неторопливо разбежались первые волны тепла, в груди рассасывался тугой клубок неприятных ощущений. Скоро вся плоть отмякла, сделалась послушной. Дока помнил все до мельчайших подробностей, и от этого несоответствия, заставляющего прошедшее переживать заново, хотелось уткнуться в подушку и затрястись в глубоких рыданиях. Какой раз упускалась возможность переспать с красивой девушкой, в который случай он не сумел обрести любовницу. Он вспоминал друзей, у которых все получалось с первого раза - и наслаждаться сексом с молоденькими девчонками, и находить среди них жену под себя, его же вечно подводили непредвиденные обстоятельства. То член из-за стыдливости и от внутреннего напряжения не вовремя откажет, то организм примется самоочищаться от спиртного, а вахтеры в общежитии, пропускающие даже бродячих собак, отвяжутся на него как на не родного.
Немного позже, когда Дока поднялся наверх и присоединился к встречающим за столом Новый год, он увидел девушку, она сидела рядом с каким-то парнем. Но вчерашняя подружка его уже не узнала.

Глава двенадцатая.

Солнце медленно опустилось в залив Северного моря, ярче засверкали разноцетные огоньки вокруг выгнутых крыш китайских ресторанчиков на воде, побежали световые дорожки по снастям старинного парусника на самый верх высоченной мачты с корзиной на ней вперед смотрящего. Похолодало. Зябко передернув плечами, молодая женщина сняла со спинки стула теплую вязанную кофту, накинула на плечи. Ее собеседник протянул руку к выключателю на стене, под потолком просторной лоджии вспыхнула плоская люстра ввиде какого-то цветка. Затем приподнялся, налил женщине вермута в бокал, наполнил хорошим вином свой до краев, отхлебнув пару глотков, щелчком выбил из пачки дорогую сигарету. Из серебряной зажигалки из зеленой яшмы вырвалось ровное пламя.
- Спасибо, - поблагодарила женщина с легкой улыбкой на бледноватом лице, охватывая бокал пальцами. - Ты всегда был настоящим английским сэром.
Занятый своими мыслями, мужчина ответил молчаливым кивком головы. Немного помедлив, его собеседница пригубила вино, посмаковав под языком, снова прильнула к хрустальному краю играющей всеми цветами радуги тонкой посудины. Бриллиантовое колье солидарно отозвалось драгоценной россыпью искр, за ним эстафету подхватил серебряный браслет на запястье, сережки в ушах. Мелодию камней увенчала заколка в светлых волосах, и скоро вся женщина словно оделась в живую радугу цветов. Мужчина завороженно распахнул карие глаза, он будто впервые увидел спутницу в ином ракурсе. Но это чудо длилось всего лишь миг, собеседница поставила бокал на белоснежную скатерть и метелица искр растворилась в свежем воздухе. Теперь лишь отдельные зеленовато-синевато-красные росчерки отскакивали от украшений, окружая их обладательницу завесой таинственности.
- Почему-то мне все больше становится жалко этого Доку, словно над ним висит злой рок, - негромко сказала женщина после минутного молчания. - Или дело в его характере, необузданном, невыдержанном, который ощущается даже при таком изложении рассказа, как бы на подсознательном уровне, то ли сам он от рождения ненасытный.
- Разве мало людей с подобными диагнозами? В том-то и штука, что свои чувства нужно держать в ежовых рукавицах, а не разбрасывать их в прочем числе на почву бесплодную, - мужчина глубоко затянулся дымом, густой струей выпустил его вверх. - В развитых странах к самообладанию приучают с пеленок путем вежливого обращения, затем религиозного наставления с беспрекословным подчинением закону. В странах отсталых ни один из приведенных примеров не работает, поэтому бардака в них достаточно, а продвижение вперед по пути прогресса мизерное.
- В первую очередь индивидууму в странах с высоким интеллектуальным потенциалом дают возможность испробовать многие запретные плоды на себе с тех самых подгузников, чтобы потом он сумел выбрать сам, по какой из дорог ему пойти, - пожала плечами женщина. - На первом месте у них семья, поэтому браки совершаются после тридцати лет, когда возможность обеспечить ее всем необходимым становится реальностью. До этого же срока каждый волен вести себя как заблагорассудится, разумеется, не преступая заповедей Божиих, подкрепленных земными законами. Ты чаще меня бывал на Западе, разве я не права?
- Я в свободном обществе не родился и не жил, я лишь изредка его навещал, поэтому представление мое о нем почти такое же, как и твое, - не согласился с доводами собеседник. Повертел в руках отполированную зажигалку. - Но вряд ли английские или французские родители разрешат малышу то, чего ему не следует делать. Правда здесь заключается в том, что они дают ребенку свободы больше в тех сферах жизнедеятельности, которые не наносят вред в первую очередь им самим, во вторую обществу, в котором они живут. То есть для себя, для своего здоровья с удовольствиями - пожалуйста, для поступков, превышающих человеческий нормальный аппетит, для извращенных - категорический запрет. У нашего героя Доки запрет лежал на всем - и на добром, и на плохом, поэтому выросло уродливое подобие человека хотя разумного, но с большими отклонениями в сексуальном воспитании.
- В какой-то степени ты прав, на девочек, на вино с сигаретами ограничения правильные, но у Доки был запрет на самое главное - на счастливое детство. Ведь он вырос без отца, который смог бы растолковать ему разницу между полами, чтобы удовлетворить жгучее мальчишеское любопытство. Поэтому ему приходилось учиться на собственных ошибках, о чем мы с тобой пытались говорить в прошлые разы.
- Эта тема вечная…, - хмыкнул мужчина.
- ...потому что мы сами давно отцы и матери. У Гончарова она выросла в целый роман, - продолжила мысль собеседница. Оторвала от грозди крупную виноградину, отправила ее в рот.
- Но почему мы снова взялись ее разрабатывать? - недоуменно вздернул он черные брови. - Разве нам не о чем больше рассуждать?
- Есть. Таких тем также, как и вопросов к зачинанию интересной беседы, бесчетное количество, - спутница по лисьи облизала губы и закончила со смехом. - Дело в том, что Дока давно стал нашим сыном, во всяком случае, для меня.
- Слава Богу, я думал, в главном герое повествования ты до сих пор подозревашь своего покорного слугу, - облегченно выдохнул собеседник. - Тогда рассказывать о его дальнейшей судьбе будет легче, если конечно она не успела надоесть.
- Не то что надоесть, даже пресытиться ею не сподобилась по одной причине, - весело откликнулась она. - То о чем ты повествуешь, включает в себя две главных на мой взгляд темы в жизни - о детях с их родителями и о сексе, в данном русле рассуждения не наскучат никогда. Но на сегодня хватит, потому что на завтра у меня составлена большая программа.
- Согласен, к тому же, мне тоже предстоит нелегкий день. Я уже предупредил своих представителей в здешних фирмах о большом производственном совещании, хотя в это стране дела у нас идут неплохо.
- Перед собранием я бы посоветовала тебе посетить музей мадам Тюссо. Он находится недалеко от нашей гостиницы.
- Там появились новые фигуры мировых знаменитостей?
- Этого добра достаточно, - махнула рукой женщина, сдерживая внутренний смех. - Зная твой горячий темперамент, я предлагаю посетить музей по другому поводу - чтобы успокоиться.
- Прости, а что там может благотворно подействовать на нервы?
- Выражение физиономий восковых кукол, точных копий их земных подлинников. Они скопированы практически точно.
- Разве?
- Ну да, только у одних выражения сложились из человеческой материи, а у других из смешанного с воском парафина.
- Хорошо подмечено... Я выгляжу ершистым? - вскинул подбородок собеседник.
- Ты недоволен тем, что у Доки ничего не получается, - прыснула в салфетку спутница, уловив, что собеседник не чувствует подвоха. - Во время повествования это явно отражалось на твоем лице.
- Опять ты хочешь соединить меня с ним, - притворно возмутился он. - В который раз повторяю, это герой вымышленный, так называемый собирательный образ. Понимаешь?
- Отчего не понять. Но так похоже...
По нескольким каменным ступенькам женщина поднялась на площадку перед входом в музей Ван Гога. У скромного окошка кассы собралась небольшая очередь, состоявшая не только из многочисленных туристов из разных стран, но и коренных жителей Амстердама, вообще независимых Нидерландов, приезжавших сюда на машинах целыми семьями. Как ни странно в стране, в которой разрешалось буквально все, в том числе свободная продажа наркотиков и занятия проституцией, дети вели себя более чем скромно. Можно сказать они поступали разумно, не прыгали, не толкались не кричали визгливыми голосами, не крутились под ногами, а чистенькие, сытые, чинно продвигались в очереди рядом с родителями. Ухоженные умные дети, похожие на интеллигентных своих предков. Купив билет за четыре евро, женщина прошла за стеклянные двери первого этажа музея, она бывала уже здесь, знала, что основная часть картин великого постимпрессиониста позапрошлого века была развешана по стенам в просторном зале на втором этаже. Там висели холсты с уродливыми лицами туземных женщин и мужчин, пейзажами с морем и пальмами по берегам, натюрмортами с подсолнухами. Последних было достаточно в разных числах - от одиноких подсолнухов с желтыми лепестками вокруг спелых черных зерен, до плантаций их. Определенную часть жизни художник прожил среди аборигенов маленьких колониальных островов, затерянных в бескрайних океанских просторах. А на первом этаже было больше полотен других художников, в том числе Рембрандта, раннего соплеменника Ван Гога, даже в какой-то степени более значительного. Впрочем, картины висели на всех трех этажах наполненого светом здания. Женщина заметила присевшую на корточки небольшую кучку мальчиков и девочек с кисточками и карандашами в руках, не оглядываясь больше по сторонам, поспешила в ту сторону. Скоро за выкрашенной светлой краской колонной открылась картина, которую она не могла забыть, это был "Ночной дозор" великого Рембрандта. Дети пытались скопировать эпическое полотно в свои альбомы, здесь их стремление не только поддерживалось, но и поощрялось бесплатным пропуском в музейные залы. Ни вангоговские "Ночное кафе", ни "Пейзаж в Освере после дождя", по написанию в чем-то схожие с "дозором", не оставили в сознании молодой женщины столько впечатлений, сколько за один раз подарила эта картина гениального его земляка.
Закованный в доспехи дозор из нескольких суровых воинов гремел ботинками по булыжникам ночного города. В руках мертвенным светом отсвечивали алебарды, мечи и длинные копья, на головах поблескивали шлемы с забралами, через узкие прорези в которых пристально вглядывались в темноту улиц дикие глаза ратников. Казалось, железными телами воины заполнили картину от края до края, делая ее первобытной, сумрачной и угрожающей. Но впереди отряда с растрепанными волосами вышагивала маленькая девочка в рваных одеждах, на которую падал свет от горящего факела. Ребенок выглядел таким хрупким, что невольно хотелось прижать его к груди, защитить от средневековых расправ. И в то же время именно девочка беззащитностью своей наполняла всю композицию жизненным теплом, несмотря на мрачные тона, делала ее светлой, жиненноутверждающей. Как бы подающей надежду на приход светлых и радостных дней. Воистину художник в полной мере владел мастерством отображения света и тьмы, на их контрастах создавая настоящие шедевры. От картины невозможно было оторваться, она завораживала, притягивала к себе, заставляя впитывать всю без остатка, чтобы потом надолго задуматься о смысле такой недолгой жизни.
Прислонившись к массивной колонне, женщина сняла с плеча дамскую сумочку, ремешком переплела обе руки и с вожделением посмотрела на вывешенное в музее не его имени великое произведение голландского гения. Прекрасные зеленые глаза ее подернулись туманом глубокой задумчивости.
Она не помнила, сколько простояла перед чудным творением, из оцепенения ее вывел громкий возглас ребенка, женщина огляделась вокруг. Сбоку картины стояла молодая чета европейцев с маленьким мальчиком на руках, пальчиком указывающим на девочку в центре картины. Неизвестно, что заставило ребенка издать восклицание - сам образ на полотне, или светлые мазки, которыми он был выписан, только на лице мальчика отразилась настоящая тревога, желание привлечь внимание родителей к его беззащитности. Грустно усмехнувшись, женщина молча прошла вглубь музея, как ни странно, несмотря на внутреннюю солидарность с художником, Ваг Гог интересовал ее меньше. После просмотра его написанных на пике нервного напряжения картин всегда появлялось неприятное чувство одиночества, отрешенности от беззаботного в большей степени мира людей. В связи с этими неудобствами оставалось только освежить в памяти усвоенное в прошлые приезды, да посмотреть, что нового успели наворотить современные постмодернисты, во владение которым отводилась просторная секция в одном из углов просторного зала на первом этаже. Но и они, эти чудики от настоящего ремесла, не порадовали ее в этот раз резиново-металлическими извращениями, а ограничились крестьянскими колосьями с подвешенными сверху серпами. Это было позорное копирование дамоклова меча над вечным бытием, только ограниченное узостью мышления к подсмотренной чужой теме. Там - угроза самой жизни, здесь - всего лишь продуктовое предостережение.
Свернув в небольшой коридорчик, женщина прошла на остекленную сверху до низу веранду, служащую одновременно и смотровой площадкой, и местом для курения. Прикурив сигарету, подождала, пока дым наградит подусталую плоть легким кайфом, облокотилась об аккуратную линию как бы перил. Перед взором раскинулась панорама невысокого, не столь уж большого, зеленого городка с редкими ажурными этажерками до двадцатого этажа, но ухоженного до такой степени, что о его чистоте можно было судить даже по крышам с длинными прямоугольниками труб, выкрашенных черной краской. По размеченным проспектам неторопливо бежали немногочисленные автомобили, оставляя позади себя никуда не спешащих велосипедистов, по тротуарам прохаживались по большей части одинокие обеспеченные жители. Размеренность чувствовалась во всем, она была присуща всей Европе, закрывающейся с заходом солнца в квартирах перед уютными экранами современной видео техники. И снова необъяснимое чувство тоски сдавило женщине грудь, это происходило всегда, как только она пересекала государственную границу. Наверное, давала знать о себе загадочная русская душа, не могущая представить себя без родной помойной ямы. Передерув плечами, женщина с привычным раздражением подумала о том, что никакой загадки в корне быть не должно, нет ее в душе, как не существует особого пути России. Это выдумки старающихся удержаться у власти идиотов-патриотов, точно такие-же, как явная ложь, присутствующая в рассуждениях, что еврейская нация самая умная на земле. Ум еврея развился от одного неудобного для этой нации обстоятельства - от вечной конспирации. Когда человека приговаривают пожизненно прятаться, он приобретает способность пролезать сквозь игольное ушко. Точно так-же и русская душа, наследница нахлынувших из диких степей татаро-монгольских нукеров, вечно плачет под цыганские переборы гитарных струн по необъятным первобытным просторам, презирая ухоженное благополучие на немерянных природных богатствах завоеванных территорий.
Загасив окурок, женщина перекинула ремешок сумочки через плечо, неспешной походкой направилась к выходу из музея, на сегодняшний день было запланированно еще много разных дел, обещающих поднять настроение. А вечером, когда ее спутник освободится, они обязательно посетят улицу Красных фонарей, на ней установлен трехметровый памятник торжеству жизни - мужскому фаллосу. Там, за зеркальными витринами, извиваются в эротических позах современные наложницы из разных стран, предлагающие за немалые деньги мимолетную любовь. Белые, желтые, черные, красные коричневые, узкоглазые, с глазами в поллица, широкоскулые и с лицами наподобие острой сабли. Толстые и тонкие, длинные и короткие, все они тяготятся одним - нехваткой денег. Своего спутника женщина сводит туда обязательно, как и в кафе с порциями каннабиса прямо на столиках, чтобы доказать преимущества свободного общества, выбирающего свой путь не как в России - особый - а по собственному разумению, по решению раскованного разума. Хочешь - иди на панель и кури травку, желаешь добиться значительного - займись любимым делом.
Еще в этих кафе игривые официантки любили подшучивать над туристами из Шотландии. Когда здоровые парни в клетчатых юбках заходили в помещение и в поисках свободного места останавливались посередине прохода, одна из девушек, обслуживающих столики, осторожно подкрадывалась сзади и резким движением подкидывала край юбки кверху. Вид волосатых ног и обтянутых мужскими трусами крепких ягодиц на мгновение парализовывал многочисленных присутствующих разных национальностей. И лишь минуту спустя громкий раскатистый хохот посетителей надолго зависал под сводами потолков, заставляя замедлять шаги даже публике на улице. Сами шотландцы с удовольствием присоединялись ко всеобщему веселью, позволяя шустрым девушкам проделать над ними фокус еще раз.
Красноватое солнце выпуклым краем коснулось штилевых вод залива, рассеянными лучами прощупало шикарную лоджию на пятнадцатом этаже элитной гостинницы, решив перед сном принять морскую ванну. Недавно вернувшиеся из экскурсии по городу мужчина и его спутница уже успели смыть амстердамскую не густую пыль и переодеться в вечерние наряды. Для них это стало своеобразным ритуалом, призывающим к неукоснительному поддержанию не только формы, но и светского образа жизни. Вежливый официант из местных афроголландцев расставил на столике вазы с фруктами, дорогую бутылку марочного вина, ловко скинул на белоснежную скатерть две хрустальных селедочницы с розовыми кусочками селедки в лимонном соку. Чуть отодвинув стулья от стола, неслышно удалился. Мужчина первым показался на лоджии, завернув рукав отличного пиджака от Пако Рабанна, взглянул на часы, затем посмотрел на солнце. Скинув пиджак, опустился на стул и сразу подхватил серебряную вилку, воткнул ее в самый жирный кусочек сельди, потащил в рот, поддерживая тот ломтем белого хлеба. Закрыв глаза, принялся смаковать непривычное кушанье. От этого занятия его отвлекло появление женщины в новом вечернем платье до щиколоток, с разрезом по правому боку до середины бедер и с аккуратной шляпкой из серебристой соломки на убранных под нее волосах. Она была верна своим привычкам, надев украшения из светлого серебра, лишь драгоценные камни оказались другими. В этот раз в ожерелье с браслетом, в клипсах с заколкой в волосах отсвечивал синими брызгами звездчатый сапфир. Прижавшись мимолетно к поднявшемуся навстречу мужчине, она присела на услужливо придвинутый им стул и расслабленно откинулась на высокую спинку.
- Слава Богу, кажется, мы добрались до дома, - облегченно выдохнула она. Заметив на подбородке у спутника потеки масла, вздернула тонкие брови. - Ты успел отпробовать местный деликатес? И как он тебе на вкус?
- Прости, не удержался, у этой сельди такой аппетитный вид, - признался спутник, подтолкнув свой стул поближе к столу. - Надо сказать, голландцы мастера приготавливать из сельди отличные блюда, лично я едва пальцы не проглотил. Советую отведать.
- Тогда налей, пожалуйста, в бокал немного вина. Сначала нужно промочить горло.
Вино на вкус оказалось настолько приятным, что женщина с опаской покосилась на селедочницу. Ей не хотелось сразу перебивать как бы прохладно-тягучие ощущения, освежившие полость рта.
- Не нахожу слов, напиток просто прелесть,- почмокала она полноватыми губами. Вскинула глаза на мужчину. - Что за марку ты заказал на сегодняшний чудный вечер?
- Нам принесли "Шато Икем" с тминными и травяными добавками. Тебе понравилось?
- Очень, даже не хочется браться за нежнейшую на первый взгляд селедку.
- Тогда советую сначала покурить, а потом приниматься за закуску.
- Меня и курить не тянет. Настоящая прохладная нега, под которую подошла бы хорошая история о настоящей любви с натуральным сексом.
- Хм.., не ожидал подобного воздействия от глотка обычного вина, - как бы про себя пробурчал мужчина. Плеснув напитка и себе, осторожно отпил, посмаковал под языком, пожав плечами, покосился на играющий цветами радуги в закатных лучах хрустальный графин, перевел взгляд на собеседницу. - Ну что же, если я сумел угодить тебе в первый раз, то постараюсь побаловать и во второй, тем более, что нашему герою ничего не оставалось, как влюбиться в какую-нибудь прелестницу и наконец-то обрести с ней душевный покой. Если это, конечно, получится. Кажется, своей неопределенностью во всем он стал доставлять беспокойство и тебе, я правильно понял твои вчерашние высказывания по поводу его судьбы?
- Нет, конечно, - засмеялась женщина. - Судьба у него своя, он ее уже сделал - прожил - до сегодняшнего дня, спрашивается, зачем тогда переживать о прошедшем. О прошлом нужно не печалиться, а жестко констатировать факты, чтобы не повторить просчетов, своих и чужих, уже в другой линии жизни.
- Велик народ, умеющий смеяться над своими ошибками. Если бы еще он умел делать из этого выводы - цены бы ему не было, - с пафосом продекламировал мужчина. - Дорогая, я давно понял, что ты плоть от плоти, кровь от крови дочь своей великой нации.
- Разве это плохо? - вскинула голову собеседница.
- Я хотел сказать, что как раз за это я люблю тебя еще больше, и мечтаю о том, чтобы в нашей стране все оказались такими. К сожалению, это невозможно.
- Ты только что утверждал, что я плоть и кровь от своего народа, а теперь говоришь, что это невозможно, - иронически усмехнулась женщина. - Объясни, где здесь спрятана логика?
- Она наверху, - мужчина пригладил волосы. - Русский народ живет чувственными прекрасными мечтами, не воплощая их в жизнь на практике, он мечтатель, как и ты. У тебя была - и остается - возможность сделать карьеру и присоединиться к европейскому бомонду, но явственно осязаемому благополучию ты предпочла темную лошадку, то есть, меня. Почему?
- Потому что, я тебя тоже... уважаю, - немного подумав, скромно опустила женщина длинные ресницы. - К тому же, там все ясно, а здесь, как ты выразился, темная лошадка. А я, как и мой народ, по жизни игрок.
- Вопрос исчерпан,- собеседник с довольной улыбкой откинулся на спинку стула. Решительно взмахнул руками, боясь продолжать случайную тему, чтобы ненароком не затронуть откуда-нибудь выпрыгнувших болевых точек, а их во взаимоотношениях с прелестной спутницей оставалась еще масса. За время не столь долгого пути он был удовлетворен достигнутыми результатами. Повторил. - Этот вопрос считаю полностью исчерпанным, и перехожу к продолжению повествования о нашем общем друге. Или о сыне, как тебе будет угодно.
- Согласна, не стоит развивать диалог дальше, осмыслить полностью наш странноватый на первый взгляд союз мы пока не готовы, - собеседница, поднося бокал к губам, пригасила дерзкие лукавинки в зрачках. Отпив несколько глотков, потянулась к коробке с сигаретами. - Итак, сына мы оставили в незавидном положении, что же произошло с ним дальше?
- Ты сама подтвердила, что он успел прожить свою судьбу до нынешних дней, - усаживаясь поудобнее, улыбнулся мужчина. - Мне остается лишь проследить за ее предначертаниями и отметить, что из загаданного им сбылось, а что ушло в зыбучий песок иллюзий.
- С удовольствием присоединяюсь к этому...
Не успел Дока осознать, что при неправильном образе жизни найти достойную пару ему не удастся и сексуальное удовлетворение он по прежнему будет искать в опостылевшем онанизме, он не откладывая откликнулся на письмо законной жены. Месяца через два та вдруг приехала к нему, такая же по крестьянски ладная, но раздобревшая по линии начальственного гонора. Оказывается, ей успели предложить невысокую руководящую должность не в родном колхозе, а в районном центре, и она постаралась нашуметь некоторыми инициативными начинаниями. Единственное, что могло помешать дальнейшему продвижению по службе, это неустойчивое семейное положение. По паспорту вроде и замужем, а супруга рядом нет, занимающему пост члену партии такое было не к лицу. Истинную причину приезда она, конечно, скрыла, сослалась на то, что соскучилась по любимому с первого взгляда человеку, готова пойти на мировую в ущерб собственному достоинству. Он поверил в любовь с бессонными ночами, в то, что жена мечтает о ребенке, пришел к директору завода и написал заявление на увольнение. На уговоры с немедленным предоставлением квартиры в малосемейке, подыскиванием общими усилиями невесты, главное, досрочным переводом его в начальники отдела, ответил категорическим отказом. В тот момент он больше доверял супруге не только по линии любви, но и обещанию скорого его продвижения по службе на родине. Это представлялось более похожим на правду с ее по крестьянски мощной пробивной силой, граничащей с откровенным хамством.
Как только они вернулись, им действительно сразу предоставили квартиру, два специалиста, да еще с высшим образованием, оказались для небольшого городка подарком. Но розовые мечты развеялись чуть не с первого месяца, несмотря на хорошую должность и неплохую зарплату, Доку никто не стремился излечивать от ревности. Вдруг всплыла безобразная история о похождениях супруги с каким-то слесарем с авторемонтного завода, затем еще что-то подобное, докатило наконец-то и то обстоятельство, что нужен он ей лишь для восхождения по служебной лестнице на вершину власти. Он с недоумением воззрился на маленького рядом наполеончика из глухой провинции, осенило вдруг, что все они, коротышки, одинаковые: карлы двенадцатые, наполеоны, ленины, жуковы, в том числе и всякие сталины. И он взбесился, вспомнив отказы девушек при сексуальных к ним домогательствах, всю невыплеснутую злость выместил на жене, избив ту до полусмерти. О своих изменах задумываться не пожелал, в бешенство приводил тот факт, что вернулся к женщине, у которой был первым, но на которой кто-то успел побывать. Всегда рассчитывал, что его подруга по жизни будет как жена Цезаря - в неприкосновенности и вне подозрений. Оказалось, что за время отсутствия она опустила его ниже обывателей, над которыми он снисходительно посмеивался, перед которыми старался возвыситься. Семейная телега загремела под откос, увлекая за собой седоков, отбирая у них то, чем успели их наградить власть имущие. Собрав манатки, супруга укатила в большой областной город, оставив Доку тонуть в бутылках с вином.
После отъезда жены прошло месяца три. Как-то изрядно опустившийся, спешащий в магазин за очередной бутылкой, Дока лицом к лицу встретился с подружкой, с которой мечтал познакомиться до женитьбы. Тогда ему стукнуло семнадцать лет и он готовил документы в институт, а ей не было пятнадцати, теперь это была красивая, с огромными застенчивыми глазами, стройная девушка лет девятнадцати. Стояли теплые летние дни, знакомая была в легком ситцевом платье, босоножках на босу ногу, удлиненное лицо с точеным носиком обрамляли волны светлых волос. Она шла навстречу по пыльной обочине дороги, и вдруг как споткнулась.
- Неужели это ты, Юрон?! - вспорхнув ресницами, раскрыла она большие губы. - Откуда, какими судьбами! Мне говорили, что ты куда-то уехал.
- Приехал, вот, обратно, - смущенно переступил он с ноги на ногу, стараясь угнуть помятое после недавних пьянок лицо. - А как дела у тебя?
- Ничего... Значит, в чужих краях не понравилось?
- Почему? Была перспектива и там, - он ощутил неудобство в груди, понял, что застеснялся своего прошлого. Она стояла перед ним свежая, красивая как и прежде, а у него на ботинке отклеилась подошва. - Обстоятельства... Галя.
- Ты даже помнишь, как меня зовут.
- Не забывал.
Подумал, что действительно в мечтах часто представлял ее воздушный образ, пытался осознать, почему перекинулся на будущую супругу. Неужели из-за того, что до Галиной деревни нужно было топать километра полтора, а когда умотал учиться, вообще наезжал домой лишь на летние каникулы. Нежданная невеста же посещала одни с ним лекции, только с другой группой.
- Но ты женился, и... не забывал!
- Так получилось. Я понимаю, что после совершенных ошибок доказывать ничего не следует, потому что и без слов все ясно, - заторопился он, вынув руки из карманов. - Нет у меня никаких оправданий, но я действительно вспоминал о тебе.
- Между нами ничего не было.
- Не успело. А как ты, замуж вышла?
- Не успела.
- Почему? Ты такая привлекательная.
- Разве дело в этом? - покривила она красивые губы. Ему всегда нравились чуть выше среднего роста стройные, знающие себе цену, спокойные девушки с такими вот полноватыми губами, лишь жена оказалась ниже желаемого во всем, кроме этих самых губ. - Может, я тоже не могла забыть одного парня, которого любила по настоящему.
- Интересно, кого? Городок у нас маленький.
- Теперь это неважно, к тому же он обрел семью.
- Галя.., - Дока осекся, подыскивая слова, носком ботинка поводил по пыльной обочине. - Галина, я хотел бы с тобой встретиться.
- Но ты женат, - отшатнулась она назад.
- Был. Зря приехал обратно, там бы я хоть при деле остался, теперь моя бывшая супруга вместо меня отправилась испытывать судьбу в других краях.
- Но ты женился.., - почти шепотом повторила девушка. Резко развернувшись, она скорым шагом перешла на другую сторону дороги.
Некоторое время Дока с сожалением смотрел ей вслед, затем встрепенулся, проглотил клубок слюны и качнулся за ней:
- Галя...
Она прибавила скорости, легкая, красивая, сразу ставшая необыкновенно желанной, такой необходимой в опустевшем вокруг мире, что захотелось припустить за ней галопом. Но мысль о том, что сейчас она не захочет с ним разговаривать, заставила остановиться. Потоптавшись на месте, Дока решил уже продолжить путь, когда новая догадка пригвоздила к земле. Несколько раз девушка повторила, что он женат, не обозначает ли это, что она до сих пор сожалеет о его поспешном решении? А если так, не он ли был тем парнем, которого она любила по настоящему? В области желудка возникли тягучие позывы, организм потребовал взбодрить его очередной порцией спиртного. Дока с ненавистью посмотрел в сторону недалекого магазина и повернул назад, в опустевшую двухкомнатную квартиру, в которой даже летом ощущался настоящий холод.

Глава тринадцатая.

Несколько дней он безуспешно пытался отыскать следы когда-то обманутой им подружки. Съездил в близкую к городу деревню, но ее родные дали понять, что она давно переехала жить в областной центр, откуда изредка наезжает и снова возвращается на свой турбинный завод. По всему выходило, что встреча носила случайный характер. Дока надумал уже приуныть, когда утром работяги из руководимой им строительной бригады сообщили, что вчера вечером его искала красотка в черных очках. Он вспомнил, что как раз в это время пошел после работы пешком в деревню, никаких координат таинственная посетительница не оставила, но Дока нутром чувствовал, что это была Галина. Значит, снова разминулись. Когда наступил вечер, направился в центр города, где возле Дома культуры собиралась обычно молодежь, и сразу увидел ее, в темной коротенькой юбчонке, в белой шелковой кофточке, стоящей в окружении местных девчат. Не говоря ни слова, взял за руку и, под недоуменно-завистливыми взглядами подруг, повел в расположенный напротив парк. Она тоже молчала, словно понимала, что слова сейчас оказались бы лишними, только внутренняя дрожь заставляла вздрагивать чуткие тонкие пальцы.
Они присели на лавочку напротив видневшегося за густыми зарослями кустов кинотеатра. Небо еще было светлым, сквозь ветви деревьев прорывались золотистые солнечные лучи, рассыпались игривыми зайчиками по деревянным планкам скамейки, по его брюкам, по подолу ее юбчонки. Укутавшись копной светлых волос, девушка молча сопела рядом, носком туфельки водя по асфальтовой дорожке. И он решился, рывком развернув к себе, страстными поцелуями осыпал ее губы навыкате, шелковые щеки, носик, мохнатые ресницы над большими карими глазами. Упираясь локтями в грудь, она слабо попыталась оттолкнуть его, но он настырно впился в оголенную шею, зашарил рукой под отворотом кофточки. Не в силах сдержать его страстный порыв, она непроизвольно прильнула к нему и сама, не успев осознать, что долго сдерживаемые чувства вулканической лавой хлынули наружу, облили словно кипятком с головы до ног, заставив запылать огнем не только бледно розовые щеки, но и груди с низом живота. Мысль о том. что в парке могут находиться люди, среди которых немало знакомых, на мгновение налила мускулы силой, девушка оторвала от себя Доку, запрокинув голову навзничь, сверкнула зрачками по сторонам. И тут-же снова потеряла власть над собой, без оглядки назад отдавшись охватившим ее желаниям.
Так они терзали друг друга до тех пор, пока окончательно не взмокли от пота, пока кто-то завистливый со всей дури не саданул палкой по соседней лавочке, издав при этом ржание голодного жеребца. Тогда они ослабили тиски объятий, виновато сунулись друг в дружку, чтобы одновременно перевести дыхание. Придя в себя, Дока оглянулся на громкие настойчивые стуки, в нескольких шагах кучка великовозрастных парней с остервенением продолжала терзать скамейку, выколачивая из нее деревянные вопли.
- Пойдем ко мне, - хриплым голосом предложил он девушке.
- Пойдем... Нет, у меня билеты на утренний поезд.
- Больше я тебя никуда не отпущу.
Она вскинула подбородок вверх, пальцами пробежалась по беленьким пуговицам на кофточке. Затем округлила опушенные черными ресницами большие глаза, сдерживая нахлынувшие вдруг рыдания, с отчаянием призналась:
- Ты опозда-ал, у меня есть парень, там, в областном центре, - с усилием сглотнула слюну. - Он ждет моего возвраще-ения, у нас скоро свадьба...
- Ты любишь его? - впился он в ее зрачки, не желая освобождать девушку из объятий. Повторил. - Скажи, ты в него влюбилась?
- Нет.., не знаю, я только начинаю к нему привыкать. Он хороший, окончил институт, работает начальником смены на нашем турбинном заводе.
- Все равно, он живет в общежитии для молодых специалистов, а у меня уже двухкомнатная квартира, - продолжал он убеждать наобум. - Перспектив тоже больше, даже могу вернуться в тот город, откуда приехал, малосемейку там предлагали сразу.
- Зачем уезжать, у тебя и здесь получится, если... не будешь пить.
- С тобой брошу все. Но тот город огромнее областного центра, в котором ты живешь сейчас, к тому же, расстраивается. Оставайся со мной.
- Мы уже отнесли заявления в ЗАГС, нам дали испытательный срок, - в поисках выхода она заметалась взглядом по Докиной рубашке с фабричными трубами, не замечая, что ногти больно терзают его спину. Как доказательство, привела веский аргумент. - А у него есть собственная квартира в центре, в сталинском доме, которую ему сделали родители.
- Я тебя никуда не отпущу, - замычал от бессилия Дока. Он вдруг ясно почувствовал, как медленно, но верно, ускользает из рук подружка его юности, не оставляя надежд ни на что, как возникшая было жизненная опора снова вытесняется из груди недавно поселившейся там безысходностью. Вспомнил, что после отъезда жены не просыхал ни одного дня, с приходом нового утра опускаясь все ниже. И запаниковал, яростно встряхнул сидящую напротив девушку. - Просто никому не отдам, ты это понимаешь?
За спиной еще сильнее ударили палкой по скамейке, затопотали ногами по деревянным планкам. Дружный взрыв идиотского хохота всколыхнул застоявшийся предвечерний воздух, стегнул кнутом по натянутым нервам, девушка невольно приникла к Докиной груди, сжав колени, спрятала лицо в волосах. Он оторвал ее от себя, не оборачиваясь назад, с жаром выдохнул:
- Пусть будет так, как ты этого захочешь, но до утра еще много времени и мы успеем обсудить нашу проблему. Пойдем ко мне.
Молча кивнув головой, она первой поднялась с крашенной лавки, уже на выходе из маленького парка их догнал разбойничий посвист. Дока не оглянулся, в родном городке его авторитет пока держался на должной высоте.
Они лежали на скрипучей с панцирной сеткой железной кровати с брошенным на нее ватным матрацем, в ногах скомкалось зеленое солдатское одеяло. В спальне было темно, через открытую в зал дверь просачивался бледный свет от одинокой сорока ваттной лампочки в раскуроченной люстре. Изредка за незанавешанным окном вспархивали отсветы от уличного фонаря, и тогда по комнате начинали бегать причудливые тени, ускользающие от больших светлых пятен. В их частых высверках было видно, что распаренная борьбой девушка лежала на спине с задранной на живот коротенькой юбкой, плотно сжатые ноги подрагивали от напряжения. Страх уже не так искажал тонкие черты лица, хотя не изгладился совсем, из под одеяла виднелись белые трусики. Дока, скинувший штаны на пол, прижимался в одной рубашке к партнерше правым боком, левой рукой обняв за плечи. Он терпеливо продолжал уговаривать:
- Почему ты не желаешь со мной близости? Думаешь, что после этого я тебя брошу?
- Один раз ты меня уже бросал, - с шумным вздохом ответила девушка. После первого бурного натиска она успела немного успокоиться, но настороженность таилась в каждом движении. - Этот этап мы прошли.
- Боишься забеременеть? Я сказал, оставайся у меня навсегда, будем вести хозяйство вместе.
- Хозяйство.., - усмехнулась она.
- Наживем, не проблема.
- Никто не спорит.
- Прости, тогда какие еще причины мешают тебе переспать со мной? - Дока посмотрел девушке в красное лицо, рукавом рубашки смахнул с бровей капли пота. Она так и не дала разомкнуть коленей и всунуть стоящий колом член во влагалище. - Может быть, тебя не устраивает мое предложение и ты не хотела бы изменять своему парню?
- Какая глупость, друг другу мы пока никто и до свадьбы я сама себе хозяйка, - покривила она красивые губы, взглянула на Доку как на большого ребенка. - Ничего-то ты не понимаешь, женатый человек, кажется, кличка у тебя была основательная - Дока.
- При чем здесь моя кличка?
- Если дока, то и понимать должен больше остальных.
- Что понимать, ты в состоянии объяснить? - начал подзаводиться он. Снова вспомнил, что с подружками у него редко получалось по обоюдному согласию, вечно с какими-то вывертами. Подумал о наставлениях мужиков в возрасте, что женщин надо брать, не спрашивая их согласия. - Раздвигай колени, иначе у нас до утра будет детский сад.
- Ну подожди, пожалуйста, - опять захныкала она. - Дай же мне собраться с силами.
- Зачем тебе силы, все равно работать буду я, - грубо хмыкнул он. И вдруг застыл в неудобном положении, немного откачнулся назад. - Галя, ты хочешь сказать, что ты еще девушка?
Она не ответила, закутавшись в светлые волны волос, отвернулась к противоположной стене и надолго притихла. Дока не знал, какие действия предпринимать дальше - стоит ли благодарить судьбу за то, что не впервые подкладывает под него девственниц, или наоборот, пора задуматься над странным явлением. Когда-нибудь это недоразумение имело шансы привести к нежелательным последствиям, оно чаще заканчивалось расстройством нервной системы, когда, натерпевшись страху от мысли о расплате, он принимался паниковать, приходя к выводу, что с удовольствием поменял бы брыкающуюся и царапающуюся незнайку на уже имеющую сексуальный опыт подружку. Долгая возня тоже не предвещала особого праздника, сломанная на собственной супруге нога до сих пор давала о себе знать неприятным нытьем. Подцепив с пола брюки, Дока извлек из кармана сигареты со спичками и закурил. В окно всплесками накатывал тусклый свет с улицы, выхватывая из темноты прижавшую ладони к лицу партнершу, ее обнаженные до паха ноги с темным пятном волос на лобке будоражили сексуальные желания, не давая чувствам успокаиваться. Член торчал, словно его только что выстругали из крепкого деревянного корешка, казалось, вместе с яичками в таком состоянии он способен занеметь навечно. Низ живота изредка прошивали непроизвольные судороги.
Загасив окурок, Дока повернулся к девушке и решительно сунул руку между ее ногами, он подумал о том, что если сейчас не сделает ее женщиной, она уйдет навсегда. Красивая, веселая, с тонкой талией, во всем превосходящая бывшую супругу. Но она тут-же с силой стиснула колени, испуганно приподняв голову, попросила:
- Не надо... я еще не готова.
- В таких случаях готовность не наступит никогда, - глубокомысленно изрек он продолжая упорно растаскивать ее ноги.
- Почему ты так думаешь?
- Потому что она возникает неожиданно, как время умирать и время рожать, падать и подниматься. Всему свой срок, сейчас он пришел к нам.
- Умирать?.. - затаив дыхание переспросила она.
- Когда расстреливают - да. Но тебе это не грозит, раздвинь, пожалуйста, ноги.
- Постой... скажи, а это больно? - она уцепилась в его рубашку, округлила большие карие глаза. - Твоя жена была честной?
- Обязательно, она говорила, что посаднило и перестало, потом даже удовольствие успела поймать.
- Как это?
- Ты совсем, что-ли, неграмотная? Замуж она собралась.., - Дока слизнул пот с верхней губы, добавил в голос нежности. - Не ты первая, не ты последняя, все будет хорошо.
В коленях девушки чуть ослабло напряжение и он моментально просунул между ними свою ногу, заработал туловищем, отвоевывая пространство для активных действий. Скоро член прикоснулся к большим половым долькам, даже вошел в ласково обжавшую его щель, в области уздечки забился горячий родничок, живыми струями касаясь оголенных нервов, заставил пропустить сквозь зубы мучительный стон. Весь низ живота вплоть до разом подскочивших сосков на груди вспыхнул огнем желания, словно создатель прикрепил несколько нитей к завязи под головкой, дальше прикрыв член и остальное тело сплошной чувствительной рубашкой. И теперь она, сотканная из живых волокон, плотно облепила Доку, будоража беспрерывными волнами страсти. Хотелось войти в партнершу, вжаться в нее всему и надолго замереть в сладостной истоме. Дока так бы и поступил, если бы не упорство девушки, которая умудрилась сомкнуть не только ноги, но и обе половинки попы, не давая возможности пальцами расшевелить чувствительные места в промежности. Снова борьба принимала затяжной характер, ко всему, давно не бывший с женщинами, Дока ощутил, как созревшее семя взялось толкаться в канал.
- Пусти, что ты, в самом деле.., - задыхаясь от чувств, попытался он урезонить подружку. - Я знаю как надо поступать, чтобы не было больно.
- Я боюсь.., - замотала она по скомканной подушке длинными прядями волос. - Ты хочешь войти вовнутрь меня, ты это понимаешь?
- Но так делают все люди, поэтому и продолжается на земле жизнь. А жизнь - это счастье и радость.
- Не для всех. Мне сейчас, например, не до счастья, остаться бы в живых.
- Вот ты глупая, ну совсем...
Приступ смеха не вовремя едва не стал помехой для достижения цели, Дока содрогнулся, чувствуя, как по мышцам пробежала волна нежелательной расслабухи. Но и напарница тоже осознала, что ляпнула что-то не к месту, она отозвалась беззвучным похмыкиванием, на доли секунды потеряв контроль над собой. Не воспользоваться слабостью было бы непростительной ошибкой. Собрав волю в кулак, Дока заставил себя встряхнуться, мигом просунул ладони под ее плечи и с силой воткнул член между большими половыми губами. Тугие стенки влагалища сразу взялись выталкивать его наружу, но имевший небольшой опыт, Дока танком попер напролом, до тех пор, пока не уперся в препятствие едва не в начале канала. Опомнившаяся девушка рванулась накрытой сетью птицей, упершись руками в подбородок, попыталась отбросить его голову, одновременно поддергивая попу по ходу движения. Жадными пальцами он сграбастал ее за ключицы, привлек к груди, не забывая головкой отыскивать слабое место в возникшем на пути податливом препятствии. Вспомнив, как поступил с променявшей его на сытого козла малолеткой, бывшей знакомой сестры пьяного грузчика, сначала приподнял член вверх. Но там каучуковое уплотнение оказалось еще тверже. Тогда он опустил головку вниз, под основание упругой стены, и здесь его ждало разочарование, казалось, препятствие имело солидный запас прочности. Между тем подружка набирала обороты, она принялась яростно сбрасывать его с себя, больно цепляясь за волосы, царапая ногтями шею со спиной, стукаясь лбом о его переносицу. В голосе вместо прерывавших его рыданий появились не обещающие ничего хорошего деревянные ноты, видно было, что она ужасно боится не настырно тезрающего ее партнера, а самого процесса лишения девственности.
- Уберись, иначе я выдеру все твои волосы, мне больно, ты понимаешь? Больно, больно.., - она колотила Доку кулаками, с размаху шлепала его по щекам, стукала твердым лбом, словно окончательно опомнилась и теперь во что бы то ни стало решила остаться девушкой. - Уйди, подлец, алкаш несчастный, ты бросил меня, бросил.., а теперь желаешь заполучить...
- Я всю жизнь любил только тебя, - придушенно прорычал он сквозь стиснутые зубы, не переставая нащупывать слабое место в стене поперек тесного тоннеля. - Я хочу, чтобы ты осталась у меня.
- У тебя!?. Отцепись, мне больно, внутри уже все горит..
- Потерпи немного, сейчас перестанет...
Дока поелозил членом по сторонам, но и с боков препятствия слабых мест не оказалось. Он понимал, что пора делать передышку, потому что напор ослабевал, а торчащий половой орган уже не в состоянии был выдерживать адского напряжения. Или лопнул бы, или вспыхнул и оплавился стеариновой свечкой. В яичках и в паху тоже возникли набирающие силу ноющие импульсы, грозящие перейти в болезненные взрывы. Но если прекратить действия, партнерша выскользнет из-под него и, как в случае с супругой, когда после второй ночи та убежала к тетке, во первых, не подпустит больше и на пушечный выстрел, во вторых, умотает в областной центр к жениху, напрочь выкинув Доку из головы. Покусав нижнюю губу, он решился направить головку на середину по прежнему податливой резиновой заглушки внутри тугого влагалища. Упершись пальцами ног в затерщавший по швам ватный матрац, вложил в член всю тяжесть собственной задницы и неожиданным рывком скакнул вперед. Сначала показалось, что разбухшая от натираний головка разлетелась на несколько частей, за нею глубокими трещинами пошел весь член до самого корешка, странноватый взрыв не пощадил и яйца, оторвав их от туловища. Дока закостенел в ожидании дальнейших событий, во рту стало сухо, глаза непроизвольно полезли из орбит, ощущение было таким, будто в одно мгновение лишился половых органов. Девушка охнула, раскинула руки и, больше не ерзая ни назад, ни вперед, забилась под ним в долгом истерическом припадке. Из глубины груди через раззявленный рот вырвался испуганный придушенный вскрик, опалил лицо партнера горячим плотным выдохом и растаял под потолком затопленной темнотой комнаты. Собрав силы, она стащила его с себя, вцепившись в подушку, зарылась в нее, затряслась в крупных рыданиях. Неловко примостившись с краю постели, Дока с напряженным вниманием продолжал прислушиваться к собственному телу, затем осторожно пошевелил пальцами, просунул руку между своими ногами. Маленький член, весь в каких-то липких выделениях, оказался на месте, сморщившиеся яички тоже, под бедра подбиралась теплая лужа, то ли это была кровь, то ли кто-либо из партнеров с испугу помочился под себя. Сжав ладонь, он обмакнул ее в мокрое и поднял вверх. Свет от болтающегося под ветром фонаря за окном ополоснул комнату широким водопадом, задержался на облупленном потолке и, будто электрические качели, вылетел на улицу. Но за этот промежуток времени Дока успел рассмотреть, что пальцы были измазаны кровью, значит, подружка из доинститутского прошлого действительно оказалась девственницей. От макушки до пяток его прошиб колючий озноб, в мозгу завертелась метелица мыслей, он подумал о том, что девушка сопротивлялась и это попахивает насилием с его стороны. Всплыли, казалось, навсегда исчезнувшие мальчишеские страхи о расплате - о длительных сроках заключения, о расстрелах, в который раз пришлось признать, что от женщин ему выпадают одни неприятности. Но услужливый разум не собирался сдавать позиций, подкинув мыслишку, что не все так страшно, как представляется на первый взгляд. Вполне возможно, что у подружки сейчас самый пик менструального цикла, а препятствие внутри влагалища она создавала сама сжатием внутренних мышц. При очередном световом всполохе он снова впился зрачками в красные от крови пальцы на руке, поднес их к носу. Ничего не поняв, торопливо вытер ладонь краем давно не стиранной простыни.
Между тем, девушка продолжала вздрагивать, всхлипывать, жалобно постанывать, светлые волосы широкой прядью сбились на одну сторону, белая шелковая кофточка измялась, задранная юбка оголила две половинки округлой попы. Пересилив страх, Дока посмотрел на подогнутые под себя ее ноги, успел заметить, что по ним на постель сбегает тоненький темный ручеек, снова дрожь заставила высыпать на лоб мелкую холодную испарину. Протолкнув вовнутрь плотный комок слюны, он облизал пересохшие губы, попробовал что-то сказать, но голос осел, он даже не вырвался из сдавленного горла. Дока закинул руки на спинку кровати, вытянулся в рост и уставился в потолок, все решения уместились в одном, переданном предками через гены, бестолковом изречении: будь что будет, авось пронесет.
Так они промолчали до того момента, когда вместо тусклого света от уличного фонаря в комнату просочились живительные солнечные лучи. Заплясали в них невидимые в темноте мириады пылинок, отозвался никелированным блеском старенький будильник. Партнерша наконец-то перестала вздрагивать, лежала рядом тенью, притихшая, опустошенная, Дока боялся ее побеспокоить, закостенев в одном положении, после случившегося он не знал, какие действия нужно предпринимать, ждал, когда развязка наступит сама. От бессонной ночи голова гудела просторным чаном, заброшенные за голову руки занемели, а ноги замерзли.
Наконец, подружка глубоко вздохнула, перевернулась на спину, Дока настороженно покосился, под глазами у нее четко обозначились темные круги, увеличив и без того огромные карие зрачки. Сморгнув ресницами, она провела языком по бледным потрескавшимся губам, негромко откашлялась, и сразу болезненно сморщилась, испуганно бросила руку на низ живота:
- До сих пор болит? - хрипло спросил он.
Она помолчала, пальцами поводила по животу, вскинув с легким стоном подбородок вверх, сказала в потолок:
- Там будто глубокая рана. И кожа на ногах шуршит.
Он бросил испуганный взгляд на ее оголенные бедра, заметил уходящие под попу черные потеки крови, которые расползлись на половину простыни. Снова под горло подкатила волна неудержимого страха, заставившая еще крепче уцепиться за спинку железной кровати. В глаза бросился неспешо отсчитывающий время будильник, Дока обреченно признался, с трудом вытолкнув воздух наружу:
- Это засохшая кровь. Много.
- Много!?. - эхом откликнулась девушка. Черты лица неторопливо исказились, она переспросила. - Как... много?
- Вся простынь в крови, - он добавил с надеждой в голосе. - Может, это менструация?
- Она прошла у меня дней десять назад...
Снова в комнате зависла тревожная тишина, нарушаемая лишь навязчивым тиканием часов. За окном загудел автомобиль, внутри дома послышалось топание ног по лестнице, заставившее Доку подобраться.
- У тебя есть вода? - глухо спросила девушка, когда шаги затихли.
- Может быть, воду у нас часто отключают.
Вопрос немного ослабил внутренне напряжение, потому что взывал к действию. Пересилив онемение рук и ног, Дока опустил пятки на пол, протопал на кухню, из крана упала холодная струя, обрызгала мелкими каплями низ туловища. Сняв с гвоздя полотенце, он намочил его в раковине и понес в спальню.
- Я сама.
Подружка уже приподнялась, отводя взгляд от окровавленной простыни, осторожно слезла с кровати и, забрав у Доки полотенце, потащилась к умывальнику...
Опершись о лудку она стояла у двери, осунувшаяся, с растекшимися под глазами темными кругами, но по прежнему стройная, гибкая, красивая. Долго в упор рассматривала успевшего одеться бывшего ухажора напротив, затем разлепила большие губы, заговорила, словно то, о чем хотела сказать, вынашивала всю жизнь:
- Я не жалею о том, что произошло между нами, сама решила избавиться от запрета на любовь, поэтому пошла с тобой, - она грустно усмехнулась, заправила за ухо светлую прядь волос. - Ты даже не можешь представить, что все время после твоего отъезда на учебу и женитьбы на другой женщине я продолжала любить только тебя. Несмотря на твою подлую измену только тебя, ты это понимаешь?
- Нет... я не знаю, что говорить, - Дока нервно дернул правой щекой.
- Тебе нечего сказать, потому что ты не обладаешь и сотой долей верности, которая заложена во мне. Я всегда была уверена, что ты рожден обыкновенным кобелем, и все равно продолжала тебя любить. Безумно.
- Оставайся, и мы начнем новую жизнь, - встрепенулся было он.
- Оставайся.., ты и тогда был создан не для меня, хотя не пил и не курил, - с сожалением хмыкнула она. - А сейчас еще и опускаешься, на кухне море пустых бутылок, на полу гора окурков.
- Я брошу, даю тебе слово, лишь бы у нас все наладилось, - заторопился он. Переступил с ноги на ногу, попытался встретиться с девушкой взглядами. - Ты мне не веришь?
- Нет, конечно, потому что знаю наверняка - горбатого исправляет лишь могила. А у тебя горбов целых три.
- Не преувеличивай, - попытался защититься он.
- Во первых, бабник, во вторых, и пьешь, и куришь, в третьих, неудачник из-за жуткой неуверенности в себе, - отчеканила она. - Могу продолжить.
- Я же даю слово, что брошу опускаться и возьмусь за себя.
- Со словом ты опоздал, его дают все, у кого за спиной эти горбы.
- Но они еще не выросли, пить-курить-гулять я по прежнему не желаю.
- Это тебе так кажется, горбы уже проросли.
Дока недоверчиво вскинул глаза, резко замотал головой:
- Я не поддамся, мы еще поборемся.
- Борись.
Девушка болезненно поморщилась, затем взялась за ручку двери, толкнула ее плечом. Перед тем, как выйти в вечно темный и грязный коридор построенного еще в прошлом веке кирпичного здания, снова повернула к Доке измученное бессонной ночью лицо:
- То, о чем я мечтала все эти годы, свершилось. Ни один парень так и не сумел справиться со мной, а у тебя это получилось легко и свободно, наверное, я желала только тебя. Но сейчас любовь моя развеялась словно дым, на душе спокойно и радостно, спасибо, теперь я не забуду тебя по другой причине.
- О каких причинах ты говоришь?
- О праве первого мужчины. Только он достоин занять место в сердце девушки на всю оставшуюся жизнь.
- Разве это так важно?
- После стольких лет похождений… Надо же, как распорядилась судьба.., - она с натянутым смехом замотала длинными волосами, одновременно удивляясь и радуясь обретенной свободе. - Гордись, ты действительно оказался у меня первым.
- Велика награда, - пробормотал Дока, все еще находясь во власти ночных страхов. Попытался вновь удержать желанную подружку. - Оставайся, я действительно хочу начать все заново.
- Не поверишь, еще несколько часов назад я готова была опять полететь за тобой хоть на край света, - на серое лицо девушки все быстрее возвращался здоровый розовый румянец. Скоро щеки запламенели, губы наполнились живыми соками, а темные круги под глазами начали сокращаться, уже можно было предположить, что она всего лишь не выспалась. - А теперь я по настоящему хочу встречи с парнем, который ждет меня там, в областном центре, я поняла, что он подходит мне, а я достойна его.
- А меня ты перестала замечать? - оскорбленно покривился Дока.
- Почему же, ты по прежнему стоишь передо мной, - вдруг весело улыбнулась недавняя подружка. - Знаешь, я сейчас испытываю невероятное какое-то превращение из золушки в принцессу, словно повзрослела на десяток лет и поумнела в несколько раз одновременно.
- Хм... ты и раньше казалась мне девушкой разумной. Но все равно, поздравляю.
- Это я должна благодарить тебя за хорошую, главное, настойчивую мужскую работу, - она приблизилась, поцеловала Доку в щеку. - Прощай, моя такая мучительная первая любовь. Навсегда.
Скрипучая обшарпанная дверь пропустила девушку в коридор и с тоскливыми звуками закрылась обратно, по деревянной лестнице простучали осторожные каблуки. Дока бросился к незашторенному окну, прилип лбом к прохладному стеклу, она уходила от подъезда легкой походкой, лишь чуть больше отставляя круглую попу назад. Необычная за долгую скуку ночная партнерша на глазах исчезала навсегда. Дока грохнул кулаком по подоконнику, он понимал, что изменить уже ничего нельзя, потому что в многолетних мечтах о нем девушка поставила окончательную точку. Она сумела призрачные иллюзии воплотить в реальность, оставив его на том же распутье с тремя дорогами в никуда.


Глава четырнадцатая.


На просторную лоджию элитной гостиницы в центре столицы Нидерландов опускалась прохладная ночь. Солнце уже закатилось, черная гладь залива вдали отблескивала разноцветными электрическими бликами от вспыхнувших радужными пожарами общественных заведений по берегам и на воде. Зябко подрожав плечами, женщина поднесла ко рту тонкую черную сигарету, сделав губы подобием свежего пунцового бутона, вдохнула дым, пустила его кольцами к электрическому кренделю над головой. Мужчина бросил руки на стол, поддернув рукав пиджака, долго рассматривал светящийся зеленоватым светом золотистый циферблат, затем поднял хрустальный фужер с рубиновым вином, неторопливо опорожнил его до дна. И тоже потянулся за сигаретами.
- Странные мы создания, никогда не знаем, чего хотим, - нарушила женщина молчание. На ее груди в серебряном колье холодно сверкнули крупные бриллианты, россыпью бенгальских огней отозвались в небольших подвесках под маленькими сережками в ушах. - Но я довольна, что рассказ закончился на этой ноте, именно так поступила бы и я... скорее всего. На уровне интуитивном девушка поняла, что в отношении старого дружка она глубоко заблуждалась и в многолетнем единоборстве с собой необходимо было поставить основательную точку. Она ее припечатала, к месту и вовремя.
- Иначе ее разорвало бы от внутреннего перенапряжения, не помогло бы и удачное замужество, потому что чувство неудовлетворенности бесследно не проходит. Я так понимаю женскую вашу психологию?
- Почти, она и правда здорово отличается от мужской. Эта девушка наверняка не сразу доверилась бы тому начальнику смены на ее заводе, к которому поспешила. В душе у нее оставался бы морозный ком чувств к Доке, который вряд ли растопило бы даже то обстоятельство, что не первая любовь, а тот из областного центра лишил бы ее девственности. Отсюда следует, что терпения на нормальную семейную жизнь у обоих могло бы не хватить. Теперь же она летела к нему как на крыльях, не имея за спиной сомнительного груза неудачной любви.
- Я с тобой полностью согласен, - немного помолчав, опустил собеседник голову с идеальным пробором в чуть тронутых сединой темных волосах. Казалось, прическу он себе сделал на все времена. - Странно, как сама жизнь распоряжается нашими судьбами, она заставляет нас задумываться над каждым шагом, не делать ничего, не прокрутив поступок в мозгу по тысяче раз. И все равно потуги ее бесполезны, лишь единицы отказываются идти по первобытной тропе, то есть, на поводу у чувств.
- Не потому ли в своем развитии человечество до сих пор находится на прежнем уровне, за тысячелетия не изменившись ни на йоту? - с расстановками произнесла женщина длинную фразу. - Оно достигает невиданных успехов лишь в смысле техническом, забывая о расчистке потоков сознания в разуме собственном...
- Об избавлении себя любимых от вредых привычек, необдуманных поступков, просто обычных штампов, мешающих достичь ощутимых высот, - оседлал философскую волну собеседницы и мужчина. Вытащив из коробки хорошую сигарету, размял ее в пальцах, поднес зажигалку, выдохнув дым, постучал плотным квадратиком из зеленой яшмы по краю стола и с улыбкой продолжил. - Я, конечно, не властелин мира, даже не царь, но до сих пор не в силах представить, что получится, если все мы начнем строго соблюдать заповеди Божьи. Ведь миллиардов иисусов в принципе быть не может, вернее, не должно, иначе мир превратится в хрупкий однобокий сосуд, который любая недоразвитая особь расколет прикосновением мизинца. Бытие состоит из противоречий, на них оно держится, ими существует. Скажем так, тем и крепко мироздание, что противопоставляет все всему, извлекая из противостояния простейшее трение, от которого возгорается сама жизнь.
- Ты знаешь, даже на эту неоспоримую аксиому имеется своя, абсолютно противоречивая, истина в последней инстанции, - рассмеялась женщина. Отпив из бокала несколько глотков вина, весело посмотрела на собеседника. - Если взять, например, идеальную супружескую пару, то все преимущества ее святого образа жизни будут на лицо. Во первых, они живут дольше других людей, счастливо, без раздоров и метаний с поисках только своего - лучшего - пути. Во вторых, обычно уходят из жизни без болезней и прочих невзгод.
- В третьих, такие старики сразу попадают в заслуженный ими еще на земле рай, - солидарно похмыкал и мужчина. Посерьезнел. - Это видимая часть айсберга под названием земное бытие, такие люди просто научились упреждать конфликты, внешне оставаясь невозмутимыми, но внутри у них борьба не ослабевает ни на минуту. Согласись, чтобы сохранить благоприятную атмосферу в доме, нужно приложить немало усилий.
- Кто бы сомневался, и все-таки, этот пример достоин подражания.
- Не спорю, на уровне чувственном так оно и есть на самом деле. Но я сравнил наше существование с айсбергом, а подводная часть холодной глыбы полностью состоит из противоречий физических. Вот еще один, снова на первый взгляд не стоящий внимания пример. Когда мы кушаем, пища проходит через пищеварительный тракт, создавая определенное трение, когда идем, совершаем движения, за счет которых осуществляя трения, мысль наша, прежде чем воплотиться в нужное действие, немало потерзается среди других мыслей. И так далее, то есть, если мы говорим о бытии, оно имеет право на жизнь лишь через противоречия.
- Прости, милый, здесь я хочу высказаться против тебя, потому что не имела ввиду физико-химические реакции, эти законы - основа бытия, они ясны и к ним вопросов нет. Я же акцентировала внимание на веке человеческом, на тех самых миллиардах иисусов, способных путь наш по грешной земле сделать счастливым.
- Прости меня и ты, дорогая, но и тут присутствует одно разочарование, - умостившись поудобнее, собеседник положил руки на стол. - Дело в том, что счастливые пары как бы самоотстраняются от окружающего их быта, замыкаясь только на собственном гнезде, отсюда следует страшный вывод - они равнодушны ко всем и ко всему, кроме себя. Если представить, что люди разбились на ячейки и напрочь забыли о других подобных, проявится не очень-то приятная картина. А равнодушие самое страшное качество, которым Господь наградил тварь человеческую, если желаешь, оно является духовной смертью.
- Ты хочешь сказать, что Иисус Христос был неправ?
- Почему же, соблюдать провозглашенные им заповеди необходимо, иначе мы вообще утонем в клоаке. Но - соблюдать, и - по мере возможности - а не следовать им беспрекословно.
- Выходит, Библия не столь уж великая книга, каковой ее превозносят?
Задав волновавший ее вопрос, женщина напряглась, подалась немного вперед, в зеленых зрачках вспыхнул неуемный огонек. Собеседник загасил окурок в хрустальной пепельнице, погладив подбородок, побарабанил пальцами по скатерти, внимательно посмотрел на женщину.
- Знаешь, в чем заключается весь смысл Библии? - он немного помедлил, затем четко произнес. - В том, что людям не следует говорить правду.
- Распнут... Как-то ты уже открывал этот секрет, - откачнулась она назад.
- Тогда в чем дело? - ухмыльнулся мужчина. - В той же Библии есть ответ на все вопросы, он звучит очень просто - плодитесь и размножайтесь, и не задавайтесь целью достичь высот божиих. Больше ничего от нас не требуется.
- Прости, но из этого следует, что и счастливые пары из стариков со старухами, достигшие в нашем представлении совершенства, - прежде чем закончить мысль, женщина сделала глотательное движение, - тоже исповедовали по отношению друг к другу всего один принцип - равнодушие превыше всего!
Мужчина промолчал, откинулся на спинку стула, за столом надолго зависла тишина. Затем он, как само собой разумеющееся, небрежно бросил:
- В этом мире относиться к чему-либо с трепетом, тем более любить, нельзя ни в коем случае. Жизнь коротка, не успеешь привыкнуть, как наступит пора расставания.
Аккуратный город вокруг почти весь погрузился в глубокий сон, лишь неслышно резвились красочные огни реклам, да со стороны одной из недалеких площадей доносились приглушенные расстоянием звуки нескольких электрогитар. Набежавшие на Амстердам индейцы развлекали местную молодежь национальными мелодиями. Некоторое время женщина бездумно сплетала и расплетала тонкие пальцы, на лбу все четче прорезались две едва заметные морщины. В конце концов они продолжились двумя черточками над переносицей, под глазами обозначились тени глубокого раздумья. И вдруг нахмуренные брови взлетели вверх, тонкие черты лица преобразились от озарившей их озорной улыбки, женщина наклонилась над краем стола:
- Не хочешь ли ты этим сказать, что сексуальные похождения Доки абсолютно оправданы? То есть, каждый человек должен вести себя в соответствии со своими желаниями и возможностями, не оглядываясь на пророков, призывающих его к нравственности.
- Именно так, дорогая, но ни в коем случае не брезгуя дельными советами этих пророков, от которых жизнь предстанет только краше. Если же кто-то выберет священную тропу просветления, то в обществе ему делать будет уже нечего. Самое неприятное, что о небесном своем пути мы не ведаем ничего, ни одна великая книга не дает ответа, есть ли Бог на самом деле, и имеется ли в реальности у человека душа. Никто воочию не видел Господа, никто наяву не проследил полет души, поэтому каждый из нас вольно или невольно задается вопросом, а не получится ли так, что и от земных благ отказался добровольно, и на небе никому не нужен.
- Все-таки монахи тверды духом и в большинстве своем довольны судьбой.
- Потому тверды и довольны, что единожды встав на путь безгреховный научились опасаться гнева Божия, боясь вернуться назад, в общество бездуховное. К тому же, каждодневные молитвы как бы успокаивают изнутри, заодно делая всех нас чище.
- Ты выбиваешь из-под ног точку опоры, не давая взамен ничего,- снова натянуто засмеялась собеседница. - К тому же я, слабое существо, просто не в состоянии пойти по земле путем, предложенным допустим психологом Ницше.
- Тебе и не следует идти тем путем, который является абсолютной противоположностью монашескому. Надо просто жить как деревья, цветы, другие женщины и мужчины. Как тот же наш Дока.
- К чему и пришли - плодитесь и размножайтесь...
Мужчина похмыкал в подбородок, но предпочел промолчать. Со стороны залива прилетел сильный порыв прохладного воздуха, раздул огонь на конце сигареты в его пальцах, забросил светлый локон на аристократическое лицо собеседницы. В раскрытых дверях в комнату волной вздыбились набивные портьеры, концами прошуршали по лакированному буковому комоду у входа. И ветер улегся, успев сошвырнуть на пол одну из тисненных салфеток. Женщина бросила невольный взгляд на пиджак мужчины, тот не мешкая снял его, обойдя вокруг стола, острожно накинул на плечи подруги.
- Спасибо, дорогой, - благодарно улыбнулась она. - Ты всегда был внимательным.
- Таковым я и останусь, - поцеловал он ее в щеку. Заняв свое место, поставил локти на стол. - Если наши философские рассуждения исчерпаны, предлагаю выпить и перенести заседание на следующий день.
- Ты устал?
- Ничуть, но завтра нам предстоит менять это место пребывания на новое.
- Значит, дела здесь уже закончены?
- Конечно, конфликты улажены, итоги подведены. Скажу откровенно, я ожидал худшего, а получилось, в общем, неплохо.
- Это из-за приставленных к твоим складам с товарами голландских посредников?
- В первую очередь из-за них. Наши соплеменники на радостях, что очутились в свободной стране с повышенным комфортом, наворотили бы здесь такого, что за столетия не удалось бы разгрести. Голландцы же фиксировали товар в амбарных книгах и прослеживали дальнейший путь каждого контейнера до нельзя скрупулезно.
- Я за тебя беспокоилась.
- Спасибо. Кстати, немалая заслуга в четкости проведенных операций принадлежит твоему дальнему родственнику из Копенгагена на той стороне вон того Эйсселмерского залива, который поблескивает за твоей спиной.
- В его порядочности я сомневалась меньше всего, личность ответственная несмотря на русские корни. Наши соотечественники только на родине, в России, потеряли собственное лицо, променяв его на маску низменной холопской лжи, здесь же, на Западе, они по прежнему твердо держат свое слово, - женщина поднесла к губам бокал, затем отщипнула от грозди крупную виноградину, отправила ее в рот. - Исправить присущий хамам недостаток будет сложно. Но, интересно, куда наша дорога проляжет теперь?
- В Лондон, дорогая, в столицу Великобритании. К сожалению, в этом чопорном городе мы задержимся всего на полтора дня, затем отправимся по европам дальше.
- По европам? Сейчас мы находимся в самом центре европейских государств.
- А существуют еще прекрасные окраины, такие, как Англия, куда мы направляемся и, в частности, Италия - Венеция, Флоренция, Рим, Неаполь. Если тебе захочется, сбегаем на большом морском катере на осторов Капри, который от погибшей Помпеи, что чернеет печальными останками позади Неаполя, отделяет всего сорок морских миль.
- Это было бы прекрасно. С одной стороны Европы я бы омыла руки в Тирренском море, с другой постаралась бы окунуть ладони в его величество Атлантический океан.
- Прости, это женская прихоть, или вошло в привычку?
- Скорее, последнее. В каждой стране я отдаю дань почтения водным артериям, потому что живыми соками они питают всю территорию того или иного государства. Висла, Одер, Эльба, Сена, Амстель...
- Моря ты учитываешь тоже?
- Нет, они имеют значение расплывчатое, а вот океанов всего четыре.
- Договорились, я постараюсь пойти тебе навстречу.
- Заранее признательна, - слегка улыбнулась собеседница. Устремила задумчивый взгляд в пространство. - Значит, воспользоваться автомобилем нам больше не придется? Жаль, в нем так удобно размышлять над судьбами отдельных людей, и разных наций тоже.
- Почему же, до побережья Франции машина в полном твоем распоряжении, а потом из французского Дюнкерка на пароме мы переправимся через пролив Па-де-Кале в английский Дувр, и уже оттуда снова на машине доберемся до Лондона. Надеюсь, такая расстановка вещей тебя устраивает?
- Вполне, разве что пожелала бы, чтобы море оказалось к нам благосклонно и не очень штормило. Я плохо переношу качку.
- Однажды в самолете я посоветовал тебе тренировать вестибулярный аппарат.
- Ежедневно во время утренней гимнастики я только и делаю, что кружусь на одном месте с высоко задранным подбородком. Но хватит ли моих тренировок до английского Дувра с жителями, проповедующими протестантский образ жизни. Они такие бездушные.
- Запасемся таблетками от морской качки, завтра я обязательно дам поручение. Кстати, в Лондоне обещаю тебе небольшой сюрприз, от которого, я в этом уверен, ты будешь в восторге.
- Какой сюрприз? Ты не мог бы рассказать о нем пусть в общих чертах, чтобы постараться заранее к нему подготовиться?
- Для этого нет никакой необходимости, хотя бы потому, что к подобному ты привычна с детства.
- К сюрпризам, или к тому, что обещаешь преподнести?
- И к первому, и ко второму, - добродушно похмыкал собеседник. - А сейчас пора спать, моя дорогая, несмотря на странный финал в нашей истории, я весь горю от желания любить только тебя.
- Ты прав, подходя к удобной кровати не стоит оборачиваться на печальную повесть о несостоявшейся любви...
Во французском Дюнкерке моросил мелкий осенний дождь, аккуратные цветные домики с крутыми готическими крышами терпеливо пережидали его, не выказывая никакого уныния. Как ни странно, луж нигде видно не было, под колесами шестисотого "Мерседеса" лишь мягко шуршала мокрая брусчатка. Машина вкатилась на территорию порта и остановилась у одного из причалов, возле которого замер высоченный морской паром с тремя палубами над белоснежным корпусом. По широкому трапу реденькой цепочкой поднимались укрывшиеся под зонтиками, и все равно казавшиеся промокшими, молчаливые пассажиры. Сидевшая сзади представительного мужчины женщина, окинув взглядом бетонный мол, посмотрела на видневшееся между судами море. Серые волны нескончаемой чередой накатывали на причал, отбегая обратно уже с пенными верхушками. Она зябко просунула руки в висящую на груди на тонком шнурочке маленькую пушистую муфту.
- Волнение, - как бы про себя сказала женщина. - Если здесь неспокойно, то в открытом море шторм будет покруче.
- Это не шторм, это, как ты правильно заметила в первый раз, небольшое волнение, - мягко отозвался мужчина, обернувшись с переднего сидения. - А во вторых, кто говорил, что мы пойдем в открытое море? Нужно всего лишь пересечь пролив, каких-то двести пятьдесят километров, вот такой "мерс" это расстояние покрывает за час, с учетом, что по дороге мы примем душ.
- Шестисотому, если по суше, к тому же, по разлинованной бетонке, под силу и триста километров в час, - воспротивилась женщина. - А ихний неуклюжий паром какую скорость разовьет, да еще по горбатым волнам?
- По времени немногим больше... часа на два, на три. Успокойся, лучше посмотри, сколько народу решили отправиться в путешествие именно в такой день.
- Разве мало вокруг нас самоубийц, - похмыкала себе под нос спутница. Попросила. - Приготовь, пожалуйста, зонтики, ужасно не хочется попадать под этот колючий ливень.
- Они давно на взводе. Вылезаем, дорогая, до отплытия осталось всего полчаса.
- И здесь бедной крестьянке деваться некуда...
Пассажирка, за дорогу успевшая пригреться, с притворным кряхтением выбросила длинную красивую ногу в темном чулке в приоткрытую дверцу машины, осторожно нащупала брусчатку высоким каблуком. Распрямившись во весь рост, взяла себя в руки, с чувством собственного достоинства огляделась вокруг, отклонив вначале предложенную мужчиной помощь:
- Я еще не переступила порог перезрелого возраста.
- А я всего-навсего блюду этикет.
- Хм, ты не следишь за нововведениями в высших кругах Европы и Америки. В них старые монархические замашки давно считаются признаком слабости.
- Куда нам... перед вашим высочеством.
На середине пути, в открытом море, волны достигали пятиметровой высоты. Сидя на кровати в каюте "люкс" на верхней палубе, прекрасная женщина с продолговатым побледневшим лицом безуспешно пыталась бороться с подкатившей тошнотой. Мелкие капли пота осыпали мраморный лоб, усеяли переносицу с верхней губой серебристым бисером, чередой скатывались по высокой выгнутой шее за воротник распахнутой кофточки. В каюте было тихо и тепло, но за широким плотным окном бесновался морской бродяга ветер, гулявший по натертой до блеска палубе как по степи. Таблетки от качки оказались бесполезными, сидящий рядом мужчина, на всякий случай приготовивший бумажные кульки, с беспокойством посматривал на спутницу, боясь обмолвиться неловким словом. Наконец, когда в очередной раз женщина с покашливаниями склонилась вниз, он негромко посоветовал:
- Попробуй задержать дыхание, это верный способ.
- Про него разве что бездомные собаки не знают, - сплюнув, откликнулась спутница. - Можно подумать, что я его не пробовала.
- Тогда вырви и положи под язык лимонную дольку.
- Все-то ты знаешь, - рассеянно развела она руки в стороны. Хапнув воздух белыми губами, надолго уставилась в покрытый пластиком потолок, затем выдохнула и болезненно сморщилась. - Ничего не помогает, лучше я выйду на свежий воздух.
- Я бы не советовал, такой ветер, - мужчина с опаской выглянул в окно, нахмурившись, ладонью провел по волосам. - Действительно, погода разыгралась не на шутку.
- Кто-то говорил, что в море будет еще спокойнее.
- Ну.., всего не предугадаешь
Накинув курточку и прихватив с собой дождевик, женщина направилась к выходу из каюты, ее спутник суетливо принялся совать руки в рукава просторного черного плаща. Когда оделся и снова посмотрел сквозь стекло, женщина крепко держалась за поручни на противоположной стороне обширной палубы. Огромные волны с размаху разбивались о белоснежный корпус морского парома, рассчитанного на первозку нескольких сотен людей вместе с их личными машинами. Лохматые клочья густой пены взлетали в пропитанном влагой воздухе, достигая самой верхней палубы, оседая на ней шипящими мыльными пузырями. Казалось, в этот день могучая природа решила позабавиться, швыряя неподъемное судно с волны на волну как пластмассовую игрушку. По небу метались косматые серо-черные тучи, сквозь которые не было видно не только краешка солнца, отсутствовал даже намек на светлый диск. Величественная картина завораживала, заставляла из глубины организма подниматься дополнительным силам, позволявшим с восторгом отдаваться острым ощущениям. Женщина подставила лицо упругим порывам ветра, с наслаждением и внутренним страхом окунулась в резиновые потоки, от позывов тошноты не осталось и следа. Она не заметила, как спутник просунул руку под ее локоть, замерла с приварившимися к поручням пальцами, унизанными дорогими серебряными перстнями, не ощущая морозных покалываний тоненькими иголочками вмиг посиневшей кожи.
Так, прижавшись друг к другу, они простояли на палубе до тех пор, пока вдали не показались едва заметные поначалу изрезанные берега туманного Альбиона. А когда корабль приблизился настолько, что стало возможным различить многочисленные строения вдоль береговой линии, женщина вдруг ощутила успевший охватить ее холод. Повернув голову в сторону мужчины, задрожала округлым подбородком:
- Кажется, я промерзла насквозь, - с трудом шевеля большими губами, пожаловалась она. - У нас есть что-нибудь из горячительного покрепче? Вместо чашечки кофе я бы с удовольствием пропустила сейчас пару рюмочек хорошего французского коньяка.
- Нет проблем, - приготовился мужчина исполнить желание спутницы. - Пойдем, я сам накрою небольшой столик.
- Не очень-то приветливо встречает меня вечно дождливая Англия, что-то ждет на ее берегах, - пробормотала женщина с обидой в осевшем голосе, с трудом отрывая руки от железных поручней. Деревянно переставила ноги по скользкой палубе. - А ведь по крови я не совсем здесь чужая.
- Все будет хорошо, - успокоил ее спутник, поддерживая за локоть и вышагивая рядом. - Разве я посмею отдать тебя на растерзание кому бы то ни было.
- Спасибо, милый, как раз в этом я сомневаюсь меньше всего.
В портовом английском Дувре, напомнившем с первых шагов по нему о чопорности всей бывшей великой морской империи, путешественники задерживаться не стали. Оседлав послушный черный "мерседес" помчались в столицу соединенного королевства по вылизанному автобану мимо зеленых еще сочных английских лугов с сытыми пятнистыми коровами на них. В машине женщина почувствовала небольшую температуру, но вовремя принятые меры предосторожности исправно действовали на организм, запрещая тому поддаваться. Как всегда в эту осеннюю пору, Лондон встретил путников густым туманом над островерхими крышами с острыми шпилями над многочисленными старинными зданиями и протестантскими соборами. Обогнув Букингемский Дворец с застывшими у резных ворот стражниками в средневековых, лохматых и высоких, черных папахах и со старинными мушкетами на плечах, автомобиль завернул на одну из тихих улиц, остановился возле частной гостиницы из красного кирпича. Это было строение начала девятнадцатого века в стиле ампир с монументальной лепниной, лапидарными нишами и плоскими колоннами вдоль длинного фасада. У входа дежурил портье в ливрее с королевскими позументами по ней, с достоинством поклонившись, он проводил посетителей к отшлифованной за столетия до блеска стойке и вернулся на свое место. Получив ключи от номера и проигнорировав лифт, путешественники поднялись по широкой мраморной лестнице на шестой этаж, прошли в конец залитого приглушенным светом коридора со старинными люстрами и канделябрами по стенам. За массивной дубовой дверью с львиными головами вместо ручек их встретили состоящие из нескольких помещений светлые просторные комнаты. Женщина сняла замшевые перчатки, заглянула сначала в ванную, затем в туалетную комнаты, и только после этого прошла в большую спальню с двумя широкими под шелковыми балдахинами деревянными кроватями. Бросила перчатки на прошитое квадратиками тонкое одеяло из гагачьего пуха, скинула длинный плащ, повесила его на спинку стула и заторопилась к зашторенному набивными портьерами высокому окну. На улице по прежнему шел мелкий лондонский дождь, словно кто-то значительный просеивал немерянные массы холодной воды через серебряное ситечко с маленькими дырочками. Сквозь туманную пелену виднелись зубцы со шпилями стен и дворцов королевской резиденции, в которой правила королева-мать всей Англии, рыжая Елизавета Вторая, являвшаяся по совместительству Председателем английской масонской ложи. Впрочем, рыжий с белым цвета были национальными для известной еще со времен античной Греции и мирового господства римлян Альбионии, названной так именно за цвет волос основного населения. Несмотря на пасмурную погоду, внутри замкнутого пространства шла своя жизнь, к подъезду одного из дворцов то и дело подкатывали дорогие сверкающие автомобили, из них выходили солидные люди в черных смокингах, над которыми служащие раскрывали огромные купола зонтиков. По дорожкам вышагивали клерки в белых воротничках, в накинутых на плечи старинных плащах, за ними спешили особы в современных джинсах и кожаных куртках. Но это так казалось, что жизнь за крепостными стенами бьет ключом беспрерывно, женщина знала, на самом деле прием по поводу очередного какого-то праздника закончится, и вся публика уберется за ворота, растворится в бесчисленных коридорах за бесчисленными дверями в мрачноватые комнаты не менее мрачных дворцов. Двор опустеет, по нему изредка будет прогуливаться лишь охрана из Скотленд Ярда, или наряд из гвардейцев. Покусав верхнюю губу, она прошлась взглядом по периметру резиденции, не заметив ничего нового, отвернулась от окна. Мужчина копошился возле поставленных лакеем на паркетный пол вещей, дверцы шкафа из мореного дуба были открыты.
- Тебе понравился наш номер, дорогая? - обернулся он к женщине, подошедшей к нему.
- Как всегда, я в восторге, - ласково отозвалась она. Помогла переложить из чемодана на бесчисленные полочки полиэтиленовые пакеты с нижним бельем. - Но знаешь, за окном вид все-таки чудеснее.
- О да, в апартаментах королевы-матери ты чувствовала бы себя как в своей тарелке. Кстати, именно сегодня она дает большой прием и я совершенно случайно еще в Париже сделал заявку на наше присутствие на нем. Ты не возражаешь?
- Через знакомых олигархов, или по монаршей линии? - вмиг оживилась женщина, она весело сверкнула зелеными зрачками. - Помнится, и там, и там ты успел обзавестись множеством друзей с авторитетными фамилиями.
- Через монстров от бизнеса, конечно, до монархических связей с безумно сложными этикетами нам пока далеко.
- Не желаешь ли ты оповестить, что нынешний прием в резиденции королевы имеет значение и для нас в том числе? - спутница растерянно захлопала ресницами. - Только сейчас я увидела, как к подъезду дворца ее Величества Елизаветы Второй подъезжали эскорты из дорогих машин.
- Пока со своим разношерстным окружением общается принц Чарльз, а позднее, ближе к вечеру, бразды правления паствой возьмет в руки его мать. Так что, я посоветовал бы тебе не очень расслабляться.
- Воистину, с корабля на бал! - она суетливо пробежалась пальцами по нераспакованным вещам, неловко надорвала один из пакетов. - Но когда же мы сможем привести себя в порядок, уже сейчас время перевалило за полдень.
- Вот в эти несколько часов мы и постараемся уложиться, - в голосе собеседника проскользнули твердые ноты. - Прости, моя дорогая, это и есть тот маленький сюрприз, который я обещал тебе еще в Амстердаме.
Обширный зал приемов с красочной лепниной по стенам сверкал великосветской пышностью. На самых видных местах висело с десяток картин известных мастеров живописи, стояло несколько древнегреческих с древнеримскими скульптур, на небольшом возвышении в углу отблескивал черным лаком старинный рояль. Вековые хрустальные люстры и медные канделябры пятисотлетней давности с когда-то чадящими в них фитильками, своевременно замененными на электрические лампочки, заливали ярким светом объемное помещение, делая его воздушным, наполненным радужной атмосферой. Роскошная основательность полезла в глаза еще до входа в эту драгоценную шкатулку огромных размеров. На мраморных лестничных маршах и в сходящихся к залу коридорах были развешаны портреты родоначальников династического древа нынешней королевы, начиная с терявшихся во тьме веков грубых солдат и кончая сытыми лицами сэров с леди из дня сегодняшнего. Закованные в железные доспехи суровые воины с копьями и мечами смотрели на проходящих острыми, одновременно разумными взглядами, как бы передавая гостей следующему такому же неподкупному портрету, который намеревался приподнять тяжелый шлем, чтобы получше рассмотреть нежданного посетителя из нынешнего времени. Графы и бароны, кронпринцы и принцессы, короли и королевы с белыми шелковыми кружевами вокруг шей, с пышными жабо на усыпанных орденами грудях, с воланами по рукавам, нескончаемой чередой тянулись по обеим сторонам бесконечного пути с раскатанной на ступеньках, на полу, ковровой дорожкой до самого входа в главный зал. И везде поддерживая монархический полумрак источали неяркий свет медные старинные светильники с причудливо изогнутыми рожками.
Женщина, легким наклоном головы ответив на очередное приветствие прогуливающихся парами приглашенных, быстрым взглядом окинула стройную фигуру шедшего рядом с ней мужчины в длинном черном фраке, в белой рубашке с высоким воротником, с галстуком бабочкой под самым подбородком. В белоснежных манжетах поблескивали золотые запонки с африканскими бриллиантами. По пробежавшей по утонченному лицу едва заметной улыбке можно было сделать заключение, что сегодня спутник нравился ей больше, чем обычно. Только что наведенный лоск буквально на все, в том числе на искусно сделанную прическу под а ля принц Чарльз, вызывал чувство удовлетворения и партнером, и атмосферой вокруг. Сам партнер в это время со вниманием рассматривал роскошный интерьер зала, изредка переключаясь на кланявшихся ему издали известных бизнесменов, даже здесь ощущавших себя полными хозяевами всего и вся. Трудно было не согласиться с тем, что разносторонне развитым тонким миром все-таки правит грубый расчетливый капитал. Незаметно поддернув длинные темные перчатки до локтей, женщина поправила ремешок висящей через руку темной миниатюрной дамской сумочки, медленно поворачивая голову обвела присутствующих блестящими глазами, и в который уже раз мысленно осмотрела всю себя.

Глава пятнадцатая.

Сегодня на ней было надето длинное до щиколоток темно бордовое платье от Версаче с короткими рукавами, со свободными полукругом складками по груди. На уложенных в высокую прическу светлых волосах лежала серебряная диадема с настоящими рубинами в гнездах, в маленьких розовых ушках источали кровавый свет большие серебряные клипсы, шею обнимало широкое рубиновое колье из того же белого металла. Коллекцию украшений дополнял серебряный браслет на запястье с рубинами величиной с крупную фасоль. На стройных ногах женщины были надеты темно бордовые туфли на высоких каблуках, она специально не стала леред отъездом в Букингемский дворец влезать в свое любимое, цвета вечернего неба в крупных звездах, роскошное платье, а предпочла нейтральную окраску, чтобы подчеркнуть свою независимость. Конечно, она была в курсе, что монаршим особам льстило, когда их гости из других стран напяливали какую-нибудь деталь с национальными символами руководимого ими государства. Но врожденное чувство свободы не позволяло ей опускаться до мелкого подхалимажа. В отношении прически партнера она не сделала никаких замечаний по простой причине, во первых, подстригали его в гостиничной парикмахерской высшего разряда, в которой подобный стиль прочно вошел в обиход из-за соседства с монархической резиденцией, во вторых, она ему шла, и в третьих, мужчине еще предстояло пробиваться в то общество, в котором она от рождения занимала достойную нишу. Как бы то ни было, она радовалась, что парикмахер угадал нужную спутнику по случаю приема в высшем обществе прическу под а ля принц Чарльз и всячески старалась это показать. Заметив невдалеке знакомую еще по Парижу японскую чету, мирно беседующую судя по визиткам на лацканах фраков с южнокорейскими дельцами, чуть больше положенного наклонила голову, незаметно подтолкнула спутника локтем:
- Кажется, половина приглашенных нам уже знакома, - негромко сказала она. - Помнится, на загородном рандеву недалеко от Фонтенбло, на вилле у господина де Корнуэля, ты о чем-то договаривался с покладистыми японцами.
- Вот уж никогда бы не назвал их этим словом, - хмыкнул спутник. - Если хочешь знать, они из горла выдерут то, что им нужно.
- А на вид такие ласковые, - лукаво повела глазами женщина. Пытливо прищурилась на собеседника. - Но я не об этом, ты закончил с ними обсуждение своих дел?
- А что такое?
- Есть смысл завершить их здесь.
- Совместный договор на поставку разного рода российского сырья взамен на японскую теле радио и другую, в первую очередь компьютерно-вычислительную технику с автомобилями, мы давно подписали. Через моих представителей полным ходом идет его исполнение.
- Значит, особых беспокойств здесь не предвидится?
- Я не снимаю руки с пульса договора, пока все идет по плану. Еще бы с сеульскими корейцами заключить парочку солидных контрактов и можно было бы говорить о том, что крепкая стена на развитый азиатский рынок нами успешно пробита, - мужчина ласково прикоснулся к руке спутницы, добавил с убеждением. - Пусть наш президент с новоявленными громоотводами из разношерстного правительства продолжает толкать пустые речи Бушу со Шредером и Миттераном, последнее слово все равно остается за такими, как я.
- Не много ли вы на себя берете? - улыбнулась женщина. - Не забывайте, что вы живете в стране, в которой главную роль всегда играло мнение народа.
- Это в европах с америками народ главный, там действительно прежде, чем что-то сделать, сто раз отмеряешь, иначе пристрелят как Джимми Картера, а у нас население с азиатскими наклонностями, что подадут - и тому рады, - мужчина легонько махнул рукой. - Эти самые выходцы из народа у власти столько напихали палок в колеса машины с собственной экономикой в кузове, что даже мы не знаем, за что хвататься и к какому из берегов прибиваться. Прости уж, иногда кажется, что к вражескому будет дальновиднее.
- Вот как ты заговорил, когда набил мешки народным добром, - откровенно засмеялась женщина. Кивнула головой очередным гостям. - Знаешь что, давай-ка больше не касаться душещипательных вопросов, тем более, на подобном мероприятии, иначе весь наш круиз пойдет насмарку. Одно скажу что я, как патриот своей родины, со многими твоими рассуждениями не согласна.
- Правильно делаешь, - согласился спутник, напуская на лицо доброжелательность. - Я и сам с ними в вечной ссоре, это все нервы.
- Тогда, пока есть немного времени, давай займемся променадом по примыкающим к залу апартаментам. Места здесь превосходные, в смысле исторических реликвий.
- Конечно, ты бывала во дворце не раз, экскурсовод из тебя отменный. И все-таки, не мешало бы перекинуться несколькими дельными предложениями с некоторыми из гостей, с которыми у меня были заключены контракты еще во Франции с Бельгией и Нидерландами. Я вижу, сегодня здесь присутствует весь мировой бизнес-бомонд.
- Ни в коем случае сейчас, какой смысл говорить о серьезных вещах на голодный желудок, - испуганно округлила глаза женщина. - Делами мы займемся тогда, когда нас пригласят за скудный английский стол.
- А ты рассчитываешь на то, что после официальной части нас могут внести в обойму избранных и пригласить отужинать пресной овсяной кашей?
- Я в этом уверена.
- А если обойдут стороной и королевские придворные вместо ужина предложат послушать произведения Моцарта, например, исполняемые одним из известных пианистов вон на том старинном рояле?
- И тогда нам следует дождаться конца трапезы, чтобы добиться своей цели.
- Ну что же, кажется ты как всегда права...
Они вернулись в зал тогда, когда до выхода королевы Елизаветы Второй оставалось минут пятнадцать. Быстренько заняли выгодные позиции сбоку ковровой дорожки, по которой она должна была пройти и приготовились лицезреть женщину, имеющую огромное влияние на одну из самых высокоразвитых стран мира, которая в свою очередь, если не брать в расчет Соединенных Штатов Америки, ее же заспинного сателлита, основательно влияла на жизнь всей планеты. Недалеко от них вела оживленную беседу с незнакомым осанистым мужчиной во фраке не так давно получившая титул баронессы железная леди Маргарет Тэтчер. После ухода с самого высокого в английском правительстве поста она немного поправилась и постарела одновременно, живые светлоголубые глаза со старательно замазанными под ними морщинами выцвели еще больше, крупный нос над узкими невыразительными губами был заметно припудрен, а на чуть округлившихся щеках лежал тонкий слой румян. Баронесса раздалась в талии, даже складки прекрасно подогнанного, как всегда имеющего уклон в деловую сторону, платья не скрывали небольших жировых отложений и мешковатых грудей. Но изредка вспыхивавший в серых зрачках стальной блеск говорил о том, что воли бывшему премьер министру в юбке не занимать. Маргарет Тэтчер на минуту отвлеклась от разгвора с солидным собеседником, вежливо кивнула высокому и худому господину в черном смокинге с тонкой короткой тростью в руках.
- Граф Нельсон, потомок не знавшего поражений в морских битвах адмирала, виконта Горацио Нельсона, - указав на собеседника баронессы, быстро шепнула женщина на ухо спутнику. - В свое время заведовал морскими делами Соединенного королевства.
- Если бы он находился при деле сейчас, - мужчина иронично поддернул уголки волевых губ.
- Такие люди без власти не остаются, - быстро отпарировала спутница. - А вот посмотри, один из министров теневого кабинета уважаемого тобой Франсуа Миттерана.
- Это уже что-то, с этим министром ты тоже в каких-то отношениях?
- Только на расстоянии, но если нужно, я попробую познакомить тебя с ним через друзей.
- Спасибо, как только возникнет необходимость, непременно постараюсь воспользоваться твоими связями. Пока по Франции мне вполне хватает дружбы с господином де Корнуэлем, кажется, его благородное лицо с седыми бакенбардами мелькает в первых рядах гостей.
- Это именно он. Странно, как я не заметила его раньше.
- Не переживай, у нас еще будет время побеседовать и с ним несмотря на то, что встречались всего несколько дней назад.
В это время высокие створки резных дверей распахнулись настеж, пропуская в зал свиту из разноцветных пажей, капельдинеров и прочей прислуги, за которой вышагивала чепорная толпа высокородной придворной знати. Все они чинно рассредоточились вдоль ковровой дорожки до противоположной стороны огромного помещения, повернули головы в сторону дверей. И наконец, в сверкающем от света хрустальных люстр проеме возник предмет обожания не только англичан, но и остального просвещенного населения маленькой планеты под названием Земля. Сделав несколько шагов, Елизавета Вторая остановилась, со вниманием вгляделась в лица азартно зааплодировавших ей приглашенных на прием, и едва заметно наклонила голову. Закрепленная на прекрасно уложенных голубовато седых воздушных локонах, небольшая серебристая корона со множеством отозвавшихся ярким блеском бриллиантов, тут-же образовала над ней светлый ореол. Темно-бордовое платье с синей в звездах вставкой по груди и плечам удачно оттеняло еще сохранившуюся фигуру монархини, перешагнувшей порог восьмидесятилетия. Приятный овал лица, высокие брови над голубыми глазами, аккуратный носик и правильные губы, небольшой, но волевой подбородок - все без исключения черты миловидного, одновременно властного, лица безупречно играли на положительный имидж королевы. С полным основанием можно было сказать, что несмотря на возраст, эта женщина прекрасна. Совершив небольшой обязательный ритуал, она под несмолкаемые аплодисменты медленно двинулась вдоль рядов присутствующих, облаченные в черные фраки мужчины склонялись в признательных поклонах, женщины рядом с ними приседали в глубоких книксенах. Лишь баронесса Маргарет Тэтчер, единственная из всех гостей женского пола, ограничилась легким непродолжительным кивком ярко-рыжей прической, данную вольность, как и высокие титулы, она заработала безупречной службой на благо английского народа. Сама королева ответила бывшему премьер министру правительства Консерваторов более чем вежливым поклоном.
- Как она величественна и приземленна! Она действительно настоящая королева, - негромко прошептала женщина, стоящая рядом с мужчиной, завороженно следя за каждым шагом земного идола. - Это и есть то самое древо, соединяющее нас нынешних с ушедшими в глубины веков предками.
- Это древо необходимо беречь всем, - машинально поправляя галстук-бабочку, тихо согласился спутник. - Они единственные, которые в корне отличаются от нас, иванов не помнящих родства, и которые даже внешним видом вызывают абсолютное доверие.
- Посмотри, у нее платье такого же цвета, как и мое, - спутница восторженно переступила с ноги на ногу. - Не зря столько времени я провозилась с нарядами.
- Да, твой выбор оказался правильным.
Елизавета Вторая в это время перекидывалась короткими фразами со стоящей ближе к середине зала представительницей испанской королевской семьи, облаченной в черные цвета. Впрочем, черный цвет для андалусийцев с каталонцами был национальным, как и для русских кавказцев, недаром не одно столетие муссировался слух, что эта нация, особенно непокорные баски, являлась прямой ветвью от грузин, или наоборот. Но сейчас спутницу импозантного мужчины волновал вопрос другой, покусывая губы, она гадала, узнает ли ее в густой толпе приглашенных королева-мать, или молча кивнет и пройдет дальше. Пару лет назад на одном из приемов коронованная особа уделила ей несколько приятных минут, превратив обычное знакомство на почти личную аудиенцию с разницей в месте ее проведения. Женщине внимание было необходимо для развития дальнейших отношений, ведь и она играла пусть небольшую, но роль в разбросанном по всем континентам собственном династическом древе.
Время приняло тягучий оборот, оно потекло густой темно-золотистой патокой, Елизавета Вторая все чаще задерживалась с приветственными словами и небольшими на ходу беседами с добивавшимися ее расположения гостями. Не подавая виду, что волнуется, женщина по прежнему с достоинством улыбалась окружающим, теперь она жаждала, чтобы королева признала их мимолетное знакомство, она не осознавала до конца, для чего это так необходимо, когда можно было бы обойтись связями из королевского окружения. Но то ли на подсознательном уровне наступил какой-то отвественный момент, то ли не терпелось утвердить себя в глазах мужчины, до сей поры не слишком беспокоившим ее по части продолжения отношений, она действительно чувствовала себя сейчас не в своей тарелке.
Наконец, королева походя кивнула рядом стоящей пожилой чете и, с удовольствием пройдясь взглядом по спортивной фигуре спутника женщины, встретилась с ее глазами. Мелькнувшее на лице поначалу раздумье быстро сменилось откровенным любопытством:
- Кажется, мы с вами уже знакомы, - чуть приподняла высокие брови Елизавета Вторая, улыбнулась доброй улыбкой. - Ну да, вас мне представляла Великая княгиня Мария Леонидовна, чей сын является прямым наследником на Российсий престол, не так ли? Сама мать наследника из древнего грузинского рода Багратиони.
- Вы абсолютно правы, Ваше Величество, два года назад вместе с княгиней мы присутствовали в этом дворце на балу в Вашу честь, - приседая в глубоком книксене, на английском языке ровным голосом сказала женщина. - Я Вам весьма признательна, и желаю Вам долгих лет жизни на благо великой Англии. Я молюсь за Ваше здоровье, пусть Господь подарит Вам счастье на многие годы.
- Спасибо за теплые пожелания. Помнится, вы тоже принадлежите к монархической династии потомков русских царей.
- Именно так, Ваше Величество, княгиня Мария Заславская из династии русских столбовых дворян Долгоруких.
- О, это древний и особо почитаемый род, я хорошо помню русскую историю, князь Юрий Долгорукий был основателем нынешней столицы России белокаменной Москвы, - Елизавета Вторая с интересом окинула взглядом стройную фигурку женщины, чуть удивленно воскликнула, - Да у нас и платья одинаковые по цвету! Скажите, среди моих придворных нет шпионов, передающих вам информацию, в каком наряде я появлюсь перед гостями на этот раз?
- Исключено, Ваше Величество, это всего лишь случайное совпадение,- немного сконфузилась женщина. - К тому же, в Вашем платье имеется вставка с национальным английским мотивом, а у меня оно сплошное.
- Я шучу, просто приятно среди приглашенных встретить человека с одинаковым вкусом, - королева мягко улыбнулась и перевела взгляд на стоящего рядом с женщиной мужчину. - В тот раз вас представляла Великая русская княгиня Мария Леонидовна, а кто сопровождает вас теперь? Кто этот галантный кавалер с мужественными чертами лица? Представьте мне его, пожалуйста, я хотела бы познакомиться с ним поближе.
- Это бизнесмен Владимир Милютин, входящий в первую десятку российских олигархов владелец нефтегазовых месторождений и перерабатывающих заводов с несколькими приисками с драгоценными металлами, - женщина отошла немного в сторону. Добавила. - Он мой хороший друг.
- Очень приятно, - Елизавета Вторая протянула затянутую в кружевную перчатку руку. - Скажите, вы не родственник графам Милютиным? Один из них имеет большую усадьбу в графстве Йоркшир, я с ним знакома, весьма солидный и уважаемый господин.
- Нет, Ваше Величество, к сожалению, я родился в лагере для политзаключенных и о своей родословной ничего не знаю, - как можно вежливее объяснил мужчина на сносном английском языке, делая шаг вперед и пожимая руку королеве. - Простите, Ваше Королевское Величество, многие из нас, нынешних преуспевающих бизнесменов, родом из бывшего Советского Союза, в те времена населенного иванами не помнящими родства.
- Очень жаль, что Уинстон Черчилль называл Сталина величайшим из правителей на земле, в то время, как он был подобный Гитлеру диктатор, не более. Я сочувствую вам, - королева вновь сложила руки на низу живота, ласково прищурила голубые глаза. - Кстати, вы немного походите на нашего графа Милютина, я советую вам заняться своей родословной, вдруг вы тоже из русских дворян.
- Непременно, Ваше Величество, - с благодарностью наклонил голову мужчина.
Елизавета Вторая еще раз окинула заинтересованным взглядом мужчину и женщину, чуть откинувшись назад, с любезностью произнесла:
- После официальной части я приглашаю вас на ужин для избранных гостей, который пройдет в зале для торжественных трапез, - удостоверившись в согласии обоих, добавила. - Мне доставит удовольствие увидеть вас вместе еще раз.
...Проснувшись, женщина поднесла руки к лицу, помассировала веки, затем осмотрелась вокруг, на роскошной кровати она лежала одна, ложе мужчины пустовало, значит, она снова проспала тот миг, когда он, играя бицепсами, делал утреннюю зарядку. Ей ужасно нравилось подглядывать за ним, созерцая на расстоянии высокую поджарую фигуру со впалым животом и развитыми грудными мышцами. Когда возможность посещать спортивные залы была ограничена, он занимался упражнениями возле кровати, доставляя ей, продолжающей допивать ночную негу, массу удовольствий. Старинные настенные часы показывали половину двенадцатого дня, откинув легкое одеяло из гагачьего пуха, женщина опустила ноги на пол, осторожно протопала к дверному проему в деловую комнату. Ее спутник как всегда, окружив себя вычислительной техникой и неизменным под рукой сотовым телефоном, с головой ушел в толстую распечатку деловых бумаг. И как всегда он выглядел выспавшимся, свеже выбритым, в новом костюме, ладно сидящем на спортивно подобранном теле. Она уже хотела отойти от двери, когда мужчина оторвался от бумаг, посмотрел в ее сторону:
- Доброе утро, дорогая, - с теплыми нотами в голосе сказал он. - Как ты себя чувствуешь?
- Утро доброе, милый, ощущаю я себя прекрасно, - мелодично отозвалась она, обматывая подол ночной рубашки вокруг хорошеньких ножек. Облокотилась о деревянный плинтус, - Мне кажется, что вчерашняя аудиенция в королевском дворце удалась на славу. Как ты считаешь?
- Она прошла более, чем успешно, я даже не рассчитывал на такие прекрасные результаты, - согласился собеседник. - Парочка весомых договоров, несколько новых предложений о сотрудничестве со всемирно известными фирмами. О подобном исходе дел с большой порцией интересной деловой информации можно было только мечтать. Спасибо тебе за серьезную помощь в моих делах.
- Я сама удивилась охватившему меня желанию во чтобы то ни стало поддержать тебя. Не поверишь, едва не прошибла нервная дрожь от мысли, что королева не задержится возле нас, а пройдет мимо, - женщина засмеялась, отставила ногу в сторону. - До сих пор не могу понять, почему нестерпимо зачесалось набиться к самой Елизавете Второй на ужин для избранных, а после него взяться за не свойственную мне работу - обработку нужных людей в пользу твоей фирмы. По моему, в любви я тебе еще ни разу не признавалась.
- А я никогда не скрывал, что дороже тебя у меня никого нет, - он отложил паркер на бумаги и с удовольствием посмотрел на лукаво ухмыляющуюся подругу. - Скажу больше, мечтаю о будущем семейном благополучии только в союзе с тобой.
- О, какой всплеск горячих чувств! Так недолго прийти к выводу, что, наплевав на все брачные процессы, сейчас мы находимся в свадебном путешествии.
- Извини, дорогая, но правила нужны лишь на пустом месте, чтобы упорядочить дальнейшие действия, или на переполненном, для той же цели. А у нас, я так полагаю, фундамент уже наметился, во всяком случае, имея ввиду себя, чертежи для семейного очага я подготовил давно.
- Ты не торопишься? - спросила она с едва заметной настороженностью, продолжая игриво усмехаться.
- Ничуть, я говорил, что с первого часа нашего знакомства мой маленький и узкий мир по части наращивания не знаний, а всего лишь капитала, заполнен одной тобой, только ты имеешь право возвышаться над самым главным, которому я посвящаю свою жизнь. Даже на вчерашнем приеме у королевы Англии я обращал внимание не на впервые увиденную монархиню из современной легенды, а взора не спускал с тебя. Ты была прекрасна, как никогда.
- Поразительно, но сама Елизавета Вторая постоянно искала глазами тебя, ручаюсь, ты ей здорово приглянулся, - притворно вздохнула женщина, не отвечая на комплимент напрямую. Словно что-то решив, откачнулась от дверного плинтуса. - Но на сегодня этих признаний хватит, иначе ты заговоришь стихами, а я начну танцевать арабский танец живота. Не сомневайся в моих способностях, я хорошо умею это делать.
- А из меня вышел бы отличный зритель.
- Мой милый, вынуждена напомнить, что здесь нам уже не до развлечений, времени для пребывания в столице Великобритании с достойной этой страны королевой-матерью осталось мало. Тебе пора вновь окунаться в работу, иначе ничего не успеешь, - собеседница категорично чиркнула пальцем по воздуху. - Кто-то сказал, что в Лондоне мы пробудем не больше полутора суток.
- Извини, дорогая, придется задержаться еще на сутки, - снова подбирая паркер с бумаг, признался спутник. - Подписанные контракты и новые деловые предложения заставляют заняться ими не медля.
- Значит, у меня есть возможность для обзорной экскурсии? - обрадовалась собеседница.
- А что в прошлые приезды тебе не удалось узреть?
- Во первых, с удовольствием полюбовалась бы лохнесским чудовищем, которого до сих пор никто не сумел поймать, во вторых, опять съездила бы в Стоунхендж, чтобы постоять возле мегалитического сооружения из камня, воздвигнутого тысячелетия назад. В третьих, снова побывала бы на нулевом меридиане в Гринвиче. Представляешь - нулевой, как здорово! Продолжить?
- Осмотреть даже перечисленное ты просто не успеешь, я уже забронировал билеты на самолет. Кстати, пока мы не собирались, ты не надумала еще раз изменить маршрут нашего путешествия?
- Ни в коем случае, самолетом до Берна, потом на машине через альпийские горы до прекрасной Венеции. Прости меня тоже, дорогой, но второго путешествия на пароме через Ла-Манш я просто не осилю.
- Поэтому мы выбрали самолет, - мужчина нажал какую-то кнопку на лежащем перед ним ноутбуке, хитро прищурился. - Но летчики не признают опозданий.
- Как и железнодорожники с моряками, - засмеялась собеседница. - Не беспокойся, все значительное у англичан собрано почти в кучу, расстояния между чудесами небольшие.
- Ну что же, согласен, - утвердительно кивнул он. - Вечер, надеюсь, мы проведем вместе?
- Обязательно, я успела соскучиться без этого неловкого Докаюрона...
- А у меня голова трещит от новых историй о нем...
На противоположных стенах просторной гостинной комнаты висели два темных портрета, написанных неизвестными английскими художниками пятнадцатого века. На одной на переднем плане был изображен дождливый пейзаж с шотландцем в клетчатой юбке на фоне рыцарского замка с зубчатыми стенами, на второй момент вручения королем награды какому-то вельможе в королевской резиденции. Несмотря на темный фон картины не угнетали, а как бы исподволь переносили присутствующих в те далекие чопорные времена. Мягкий ненавязчивый свет от причудливых настенных бра падал на накрытый белоснежной скатертью, уставленный фарфоровыми тарелками с разнообразными закусками, красивой хрустальной вазой с фруктами и обязательной бутылкой с марочным вином, старинный ореховый стол на гнутых ножках, стоящий посреди помещения с высокими лепными потолками. В витиеватом с узким горлышком сосуде из разноцветного веницианского стекла источал нежные запахи огромный букет оранжерейных цветов. Изредка женщина наклоняла к нему голову, раздувала тонкие ноздри и втягивала в себя неземную палитру, испускаемую полупрозрачными лепестками, в такие моменты сидящий напротив мужчина ревниво отводил взгляд в сторону. Букет был прислан из Букингемского дворца, принес его разукрашенный золотыми галунами негр лакей, внутри находилась записка, из которой следовало, что преподнес цветы некто, не теряющий надежды на возобновление с женщиной дружеских отношений. Поначалу она капризно фыркнула и хотела отослать букет обратно, но поразмыслив, решила оставить, на записку особого внимания не обратила, лишь прочитала и, недоуменно пожав плечами, засунула опять между стеблями. Лакей негр тоже ничего путного не сказал, получил свои десять долларов и припустил бегом вдоль длинного и широкого коридора гостинницы. Дав мужчине немного помучиться в раздумьях, женщина решила, наконец, высказать свои предположения:
- Знаешь, милый, мне кажется, что цветы преподнес не кто иной, как принц Чарльз, - она с напускной серьезностью посмотрела на собеседника. - Он снял с себя траур по погибшей во Франции супруге, принцессе Диане, и только недавно все-таки решил сыграть свадьбу со своей бывшей любовницей леди Паркер. Но привычки старого кобеля не дают спокойно заниматься ни семейными вопросами, ни государственными делами, вот он и вспомнил обо мне.
- Почему именно о тебе? Я не видел его ни на приеме, ни на званом ужине, - настороженно поинтересовался спутник, не замечая подвоха. - Вы были с ним так близко знакомы?
- Мы и сейчас хорошо знаем друг друга.
- Прости, но тогда я не понимаю, что все это значит. Ты до сих пор с ним в тесных отношениях?
- Как тебе не стыдно, - притворно возмутилась собеседница. Едва сдерживая рвущийся наружу смех, коротко объяснила. - Когда-то, несколько лет назад, мы крепко дружили, затем немного поссорились, а сейчас он решил замолить грехи передо мной. Разве это плохо?
- Если все на самом деле так, то это ваше личное дело, - собеседник ревниво похмыкал в подбородок. - Мне достается лишь роль стороннего наблюдателя.
- Ты правда не злишься на его маленькую шалость, или притворяешься, что тебе все до лампочки? - поинтересовалась женщина, стараясь подавить сотрясающую ее изнутри икоту.
- Допустим, я не придаю этому значения. А в чем, собственно, дело?
- Ни в чем, я просто тебя разыгрываю, - дала волю чувствам спутница, откинувшись на высокую спинку стула, она засмеялась негромким бархатистым смехом. - Неужели ты мог подумать, что принц Чарльз посмеет скрываться за неизвестным именем? У него на лошадином лице с детским румянцем во все щеки написано, что он абсолютный английский сэр, прямой как та трость шашечками, которая идеально подходит под его клетчатый костюм во время прогулок по королевскому парку.
- Тогда кто это может быть? - воскликнул повеселевший мужчина.
- Откуда я знаю, вполне вероятно, что подшутил наш друг граф де Корнуэль, он мастер на подобные розыгрыши. Когда-то я тоже прислала ему записку любовного содержания с таким расчетом, чтобы ее нашла его жена.
- И что же было потом?
- Она закатила ему грандиозный скандал. Он с восхищением смаковал его при каждой новой встрече со мной.
- Прекрасно, мне подобные розыгрыши по душе,- признался собеседник, стараясь загнать поглубже продолжавшие терзать его сомнения. - В Москве друг над другом так мастерски умеют подшучивать лишь представители от культуры - известные писатели, композиторы. Особенно из еврейской среды.
- Ты прав, смех у этой нации в любой сфере деятельности обязательно стоит на первом плане. Они на деле подтверждают, что он продлевает жизнь.
- Будем считать, что и мы в такой тихий и чудесный лондонский вечер, украшенный нескончаемым за окнами шумом дождя, тоже сумели прибавить некторое количество времени к своим жизням.
- Результат будет еще весомее, если ты продолжишь повествование о похождениях нашего беспутного и неуклюжего в любовных приключениях приемного сына, так мы, кажется, начали его величать, - удовлетворенно улыбнулась женщина. Снова вспорхнула мохнатыми ресницами, - Надеюсь, врученный мне лакеем по утру этот бесподобный букет цветов не столь затронул чувствительные струны твоей неоправданной ревнивности.
- Я абсолютно спокоен, - бросив мимолетный взгляд на вазу, собеседник постарался с достоинством кивнуть головой. - Мало того, я теперь просто уверен, что это проделки нашего друга графа де Корнуэля, не раз он и меня пытался вовлечь в разные розыгрыши.
- Вот и отлично, а теперь я хочу послушать продолжение эротических подвигов славного Докаюрона.
- Я сделаю это для тебя, моя дорогая, с превеликим удовольствием. Прости, всего одно замечание.
- Какое же?
- В повествовании будет достаточно бытовых сцен из жизни сексуально озабоченного и все-таки обыкновенного соцслужащего, в общем, совка. Я хочу сказать, что эротические эпизоды будут перемежаться с неустроенностью в том времени в целом, захочется ли тебе вникать в чужие проблемы?
- Как раз судьба главного героя без каких бы то ни было прикрас меня вонует больше всего. Не стоит о них напоминать, тем более, что до этого ты старался не опускать так называемых серых подробностей.
- Тогда я снимаю свое замечание.

Глава шестнадцатая.


...После того, как закрылась дверь за подругой юности, Дока настроился мерить квартиру быстрыми нервными шагами, он понимал, что вернуть девушку назад невозможно, она приняла твердое решение уехать к парню из областного центра. Она просто сравнила его нынешний быт и перспективы роста обеспеченного уже сейчас начальника смены на ее заводе, пусть не с помощью ума, хотя подружка всегда была неглупой, а на подсознательном уровне, но сравнение произошло. И то, что случилось в этой квартире, лично для нее значения уже не имело, можно было считать, что она завершила тот языческий ритуал, который замыслила много лет назад и теперь, освобожденная от груза былого, со спокойной совестью принялась строить личную судьбу. Ну что же, честь и хвала таким женщинам, они достойны лучшей доли, оставалось вплотную заняться собственным обустройством. Девушка помогла раскрыть глаза по своему оригинальным поступком, по новому посмотреть на окружающую его действительность. Она показалась отвратительной, это была не жизнь, а жалкое существование опускающегося с каждым днем все ниже слабого волей человека, жизненный путь которого сумел бы распознать любой сторонний наблюдатель. Дорога, на какую он ступил, медленно и неотвратимо вела на кладбище, уже до упора усаженное могилами молодых алкашей.
Заломив руки за голову, Дока зарычал в бессильной ярости, поддал ногой рваный ботинок, попавшийся на пути. Чувство удовлетворения от того, что повезло сделать женщиной еще одну девственницу и связанное с ним нестерпимое желание обмыть неординарное событие, быстро испарялось из головы и всего тела, жаждущего взбодриться. Лезущая в глаза батарея пустых бутылок под кухонным столом не просто раздражала, а начала бесить, возникло желание перемолоть их в стеклянную пудру. Чтобы окончательно не потерять рассудок, Дока натянул брюки с рубашкой, захватив авторучку с листком бумаги, бросился из квартиры на улицу. Он опомнился только в отделе кадров, когда начальник строительного управления взял у него заявление об уходе.
- С каких это бодунов ты решил от нас уйти? - грубым голосом вопросил здоровенный мужлан. - Ни одного выговора за каждодневные пьянки не получил, за брак из зарплаты не вычли ни рубля, и увольяешься, думаешь, на другом месте будет лучше?
- Ничего я не думаю, от себя не убежишь, - опустил голову Дока.
- А если понимаешь то, что до других доходит только через могилу, почему бы не начать новую жизнь здесь? Решил, что мы тупые, не соображаем ничего? А мы все видели, коллектив за тебя переживал, невесту вон подыскали, красавица, спортсменка. Руководитель хора в художественной самодеятельности, как и ты, недавно развелась.
- Нас с женой еще не разводили, - буркнул Дока. - Никого мне не надо, я уехать решил.
- Куда?
- Пока не знаю, но здесь житья не будет все равно.
- Соображаешь, что казенную квартиру придется освободить? Кто и где тебя примет с распростертыми руками, ни кола, ни двора, ни копейки за душой.
- Наживу.
- Тогда получай, - начальник управления поставил на заявлении размашистую подпись, сунул бумагу Доке, затем повернулся к начальнику отдела кадров. - Рассчитать и уволить с сегодняшнего дня, чтобы духом его больше не пахло.
Дока снова ехал на юг, но не в тот город, в котором возведенная при Сталине мощная гидроэлектростанция перегородила широкий Днепр, и в котором успел показать себя с лучшей стороны, а еще южнее, к теплым берегам недалекого Черного моря. Когда-то туда направили одного из его институтских товарищей, там теперь жила и его бывшая жена.
Но правильно заметили старые люди - сколько гнилую веревку не связывай, она порвется все равно. И жена приняла, и на работу устроился, и дочка родилась, армию отслужил, вернулся назад, малосемейку за его службу в армии не в пример другим получили, а радости в семье не прибавилось. Пошел Дока снова гулять по пивным да по забегаловкам с кабаками, а где пьянка, там и бабы. То в новом общежитии с ледяными ветрами, стреляющими по бетонным коридорам, пристроится с заблудшей шалавой, то вообще окажется в вырытой в лесопосадке землянке среди присланных на стройку разбитных зэчек. Отключится на одной, проснется рядом совсем с другой, опять надо работать, иначе зэчки оторвут член вместе с яйцами. На стоячку жаловаться было грех - молодость брала свое - а вот кончать стал моментально. Но вскоре мужская сила начала затухать, то ли жена забегала по бабкам, то ли от вина с водкой и немерянными сигаретами, но член все больше становился вялым и непослушным, похожим на уваренную ливерную колбасу.
Однажды на улице Дока познакомился с красивой южанкой в простеньком платье, под которым проглядывалась идеальная фигурка. Толстые, худые, кривоногие, с другими изъянами, его не интересовали, стремление оставалось прежним - к идеалу во всем, даже во вредных привычках. Вообще, на югах девушки были не в пример северам - одна краше другой, и эта оказалась темноволосой, кареглазой, с удлиненной смазливой мордашкой и кругленькой попой. Слово за слово, соблазнил подружку, пригласил по случаю отъезда жены с дочкой в отпуск к себе на квартиру. На юге ограничений на секс было меньше, недаром после завоевания Кавказа утихомиривать необузданную энергию черноусых мужчин пришлось именно русским бабам Но не это качество насторожило Доку к нему он относился с уважением, а совсем иное, когда разложил девушку на скрипучей кровати, по привычке залез под подол, чтобы снять трусики, то таковых на ней не оказалось. Партнерша раскидала ровненькие ножки в разные стороны, отвернулась лениво посасывая конфетку, предоставляя незнакомому дружку возможность делать все что ему заблагорассудится. Член еще торчал довольно крепко, направив его в положенное место, Дока подналег в надежде получить всегда сладкое удовольствие, и вдруг ощутил, что не чувствует привычного трения полового органа о стенки, будто и члена у него не было, и влагалище у подружки отсутствовало. Он поводил по сторонам, попробовал покачать вверх-вниз - никаких соприкосновений ни с чем, просунул руку, нащупал вялые половые дольки и собственный между ними орган, опять заработал задницей. Та же история, словно вошел в не имеющее стен холодное пространство. Тем временем девушка подзавелась, стала покусывать розовые губки, вскоре зад ее взялся прилежно разваливать совковую кровать. Дока прекратил предпринимать любые действия, лежал с поникшим внутри дыры членом и молча ждал конца странноватого спектакля.
- Быстрее.., - неожиданно выплюнув конфету и накрепко стиснув зубы попросила подружка. - Ты способен быст-рее?..
- Сейчас.
Он послушно задвигался взад-вперед, стараясь лобком как можно крепче вжиматься в место расположения ее клитора. Подружка вошла в экстаз, ее начало выкручивать, глаза закатились, а ногти глубоко впились в его задницу, Дока оказался словно на хорошо натянутом батуте, он то взлетал вверх, то с размаху падал вниз.
- Помоги-и-и мне-е, - зашлась она в длинном выдохе. - Я хочу ко-о-ончи-ить...
С него потекли ручьи пота, во рту пересохло, а она продолжала наращивать обороты. Наконец, когда показалось, что от усердия оба вылетят через окно на улицу, Доку пронзила внезапная мысль, он вспомнил о рассказе старого дальнобойщика о встрече того с дорожной проституткой.
Однажды тот водитель, в то время еще молодой, на одной из трасс подцепил в кабину стоявшую на обочине девушку. Пока ехали по степной дороге, он потихоньку готовился, выискивая место, где можно было бы скатиться с асфальта и заняться любовью, с первых слов было ясно, что попутчица не против, для нее это привычно. Наконец, вдали затемнела небольшая роща, и как только островок из деревьев поравнялся с машиной, он закрутил баранку туда. Покушали, девушка выпила, затем сама сняла трусики, и пошла шоферская пахота, которая, что на трассах, что на бабах, везде одинаковая. И тут ему показалось, что воткнул член в небо, абсолютно нулевые ощущения кроме неторопливо обволакивающего холода, и чем дальше, тем неуютнее он себя ощущал. А девушка задирала ноги, требуя внимания только к себе, скоро она будто ошалела начав царапаться и кусаться. Шофера охватил ужас, он был уже не рад, что связался с ненормальной, задыхаясь в железных тисках, мечтал о том, чтобы кошмар поскорее кончился, но насилие продолжалось по нарастающей. Тогда к нему пришло неожиданное решение, он уцепился за мысль, как утопающий хватается за соломинку, призывавшую вынуть член, а вместо него просунуть во влагалище пальцы. Он так и сделал, подруга хрипела, давясь белой пузырчатой пеной, телом помогала пальцам протолкнуться в собственное нутро, потом кулаку, а вскоре всей руке до самого локтя. Липкие выделения измазали одежду, запах мешал нормально дышать, а дорожная проститутка не в состоянии была кончить. Водитель пропахал на проститутке не меньше часа, пока она не соизволила взорваться невиданным приступом полнейшего телесного опустошения.
Это и было тем самым бешенством матки, о котором среди мужчин гуляло немало легенд. Позже он узнал, что женщины с такой болезнью кончать были не в состоянии.
Вспомнив об истории, Дока в который раз облился ручьями пота, и снова неумело задергался на странной подружке, потом, решившись, рывком отклячил задницу и вместо сморщенного члена всунул во влагалище сразу четыре пальца. Он боялся, что нарвался на похожую женщину, бездонная утроба проглотила их, как утка морскую гальку, лишь заходила ходуном еще сильнее. Он собрал руку в кулак и уже им попробовал довести девушку до заветного и для себя в том числе рубежа, она выгнулась струной, на лице засверкали зубы и белки, дыхание вырывалось из груди как пар из паровоза - плотное и обжигающее. Казалось, она лопнет пополам пергнутой доской. Это продолжалось до тех пор, пока из стиснутого горла у нее не продрался долгий интимный стон, после которого подружка как-то разом опала, мгновенно превратившись в плоскую тень на кровати, в отпечаток незнакомой женщины с распущенными волосами, расплескавшимися темными волнами вокруг кукольного лица. Нос распух, губы заполыхали тюльпанами, через частокол мохнатых ресниц было видно, как возвращаются на место яркие коричневые зрачки. Дока с трудом поднялся с кровати и пошел в туалетную комнату мыть руки, таких случаев у него еще не было.
Но сразу отвязаться от новой знакомой ему в тот день не удалось, она попросила, чтобы он ее накормил, затем пожаловалась, что идти некуда - с родителями поругалась, а остальные родственники не больно любят. И он разрешил девушке остаться на ночь. Лежа на кровати, задал мучавший его вопрос:
- А что у тебя за болезнь?
- Не поняла? - напряглась она, не поворачивая головы.
- Почему ты так странно кончила? - напрямую спросил он.
- А кто из женщин кончает сразу? Ты же меня не завел, - заняла она круговую оборону. - У меня все нормально, разве что чувствительность притупилась, я однажды сильно простыла.
- Я тебя рукой доводил, почти весь кулак вошел.
- Разве? Я что-то не заметила, - поджала она губы. С облегчением добавила. - Впервые за несколько лет кончила по настоящему, никто еще не сумел довести.
- А сколько тебе лет и когда начала заниматься сексом? - присмотрелся он к новой знакомой. Показалось, что та погнала от фонаря, потому что на вид ей было не больше восемнадцати.
Она помолчала, долго рассматривала рассохшуюся побелку на потолке, затем заложила руки за голову и как-то отрешенно призналась:
- В четырнадцать лет меня трахнул родной дядя, с тех пор я пошла по рукам. Так что на серьезное со мной ты не рассчитывай, я обыкновенная блядь.
- А сейчас тебе восемнадцать?
- В этом году стукнуло девятнадцать. Хочешь спросить, была ли я замужем? Была, и не раз, ни с кем не получалось, а теперь не хочу сама.
Утром Дока собрался на работу, а девушка пошла своей дорогой. Он был уверен, что они больше не встретятся, но вечером подружка дожидалась его у подъезда дома, он не нашел сил отказать, снова пригласил к себе на квартиру. Больше недели они прожили как муж и жена, девушка таскала с дачных садов фрукты и малину с клубникой, варила вкусные борщи, Дока покупал колбасу и хлеб. Потом приехала жена и он упросил товарища по работе пустить подружку к нему, навещая ее, когда тот оставался во вторую смену. Он уже приспособился спать с ней, получая приличное удовольствие и от общения, и от того, что влагалище странным образом начало сокращаться, превращаясь в нормальную половую щель. Жизнь с женой по прежнему не налаживалась, он подумывал о том, что пора бы прибиваться к какому -нибудь берегу, нравилась и девушка, она была еще ребенком, неумелым и беззащитным. Однажды встретила на выходе из проходной завода, объяснив, что здорово соскучилась, предложила пройтись пешком. В руках был завернутый в платок небольшой предмет, он подумал, что снова принесла что-нибудь вкусное, но когда отошли от завода на приличное расстояние, лукаво повела глазами и замолчала. И тут раздался громкий мужской голос, настоящий человеческий, Дока суматошно завертел головой вокруг, но рядом никого не оказалось, девушка затряслась от смеха, угинаясь как можно ниже. Он сердито сунул руки в карманы, но основательный баритон снова заставил зашарить глазами по сторонам. Только на третий раз он сообразил, что у подружки под платком спрятан обыкновенный транзисторный приемник, громкостью которого она умело манипулировала. А дома они занялись сексом в ванне, наполненной горячей водой, он натягивал ее на свой член, поворачивая то боком, то передом, то задом, с наслаждением вжимаясь в кругленькую попу, ощущая, как влагалище принимает его половой орган как родной, облизывая шустрыми мышцами от головки до самого корешка. Лишь когда собрался уходить, обнаружил, что с трудом передвигает ноги, это жесткое как наждачная бумага покрытие ванны стесало кожу на коленях едва не до костей.
Он долго не приходил к ней, а когда выкроил свободную минуту, вдруг заметил, что девушка возле подъезда дома не может расстаться с каким-то незнакомым парнем, тот зарывался в ее пышные волосы, обцеловывал лицо, она крепко обнимала его за плечи. Дока повернулся и ушел, но вскоре не выдержал, зная, где живут ее родители, отправился к ним с расспросами о ее жизни. Он все еще не расставался с надеждой на лучшее, рассчитывая встретить только свою судьбу. Те не стали откровенничать, зато их сосед во всех красках обрисовал, как еще пятнадцатилетней подружка убегала в воинскую часть напротив, как потешались над ней по целому взводу солдат за один раз. Как приползла однажды с засунутой во влагалище пустой бутылкой, и как убивал ее отец прямо под окнами собственного дома. Ничего не помогало, не зря люди говорили, что блядство даже старость не в силах излечить. Дока несмотря на услышанное еще пуще заскучал по девушке, то ли ему нравились люди с поломанными судьбами, то ли в них он угадывал самого себя, но через несколько дней снова набился в гости к товарищу. Вечером подружка отдалась ему с тем же азартом, с каким подкладывалась всегда. Он ни словом не обмолвился об увиденном и услышанном, ведь она сама призналась, что обыкновенная блядь, и рассчитывать на что-то серьезное ему не следует.
Так прошло лето, надвинулись затяжные осенние дожди, а потом крепко похолодало. Товарищ надумал жениться, попросил девушку освободить квартиру и она вернулась в отчий дом. Все чаще встречи стали носить случайный характер, к тому же Доке напрочь расхотелось разводиться на зиму. На одно из свиданий подружка пришла с закутанной в пальтецо маленькой девочкой, односложно отвечая на распросы, схватила Доку за руку и потащила на автобусную остановку. Они приехали на сады за городом, открыли дверь в каком-то домике, выпили прихваченное с собой вино и заснули, она так и не призналась, что ребенок был ее дочерью. Утром Дока продрал глаза, увидел, что девочка задыхается от кашля, растолкал разромлевшую под одеялом партнершу, но сколько ни требовал отвезти ребенка в больницу, та полупьяно убеждала, что все обойдется. Оставив их в продуваемой насквозь холодной хибаре, злясь на то, что опять согласился встретиться с ней, он убежал на работу. С этого момента Дока начал бояться любовницы, его страшила мысль, что ребенка она тогда не спасла, и они расстались. Лишь много позже случайно встретились то ли в магазине, то ли на автобусной остановке, Дока сразу спросил о судьбе той девочки. Пообносившаяся любовница долго крутила вокруг да около, пока не поняла, что нового романа уже не получится. Скомкавшись под угрожающим напором, призналась, что сдала малышку в детский приют, поклялась, что говорит правду, мол, ей там будет лучше, и снова с надеждой вскинула прекрасные, разве что с мало заметными мешками под ними, карие глаза. Но Дока уже отворачивался от нее, в этот раз она сумела накормить его баснями до отвала.
Не выдержав супружеской жизни взаймы, жена подала на развод, их развели быстро, не вдаваясь в подробности, оставив жить пока под одной крышей. Увидев, что семейный возок развалился окончательно, каждый постарался наверстать упущенное, жена перестала вылезать с курортов, Дока загулял по черному. То в парке подцепит надушенную дамочку, приведет домой, разложит на кровати и всю ночь гуляет кумом королю и сватом министру, а утром ломает голову над тем, как отстирать белую простынь, насквозь пропитанную менструацией. Или в трамвае прилепится к смазливой девушке, доведет ее до подъзда и вдруг нестерпимо захочется выпить, и подружка, настроившаяся отпробовать чашу любви с обаятельным парнем, обливала его, смеющегося, последними словами, перед уходом норовя стукнуть кулаком. Ему отказывали редко, высокий, подтянуйтый, с большими выразительными глазами, он походил на американского актера, весельчака Стива Мартина. В карман за словом не тянулся тоже.
Однажды произошел даже смешной случай, квартира, в которой жил Дока, находилась на пятом этаже дома из белого кирпича, напротив стояло женское общежитие. Как-то одна из заблудших овечек задержалась допоздна, сколько ни пыталась достучаться, дверь вахтеры не открывали. Проснувшийся от громкого стука, Дока выглянул в окно, разглядев облитую светом единственной лампочки девушку, негромко крикнул, чтобы она поднималась к нему. И она поднялась, немного поломавшись, легла с ним в кровать, а после решила показать нелегкий характер. Трусики лежали на полу, сорочка оголила пупочек, но ее крепко сжатые ножки превратились в бетонные надолбы под Москвой. Его пальцы успели побывать в ее влагалище, подружка едва сдерживалась, чтобы не закричать от удовольствия, но как только Дока принимался проталкивать член между половых губ, начиналась невообразимая истерика. Она рыдала, брыкалась и делала все, чтобы он не вошел внутрь, словно никогда не спала с парнями. Вскоре обиженный Докин член скукожился, убрался под кожные складки, желание угасло, и он смирившись с неудачей, подкатился под теплый бок подружки, намереваясь хотя бы отоспаться за пару-тройку часов, которые остались до работы. Уже смежил веки, различил первые цветные картинки хорошего сна, когда девушка грубо перевалила его на себя и широко раздвинула ноги. Он тут-же поймал нарастающую волну, напружинив низ живота, впаялся в выпирающий лобок партнерши, так вдруг взыгралось, что скулы затрещали, но член словно задубел, от него не последовало никакой реакции. Дока изворачивался змеем на горячих угольях, губами хапал нос, щеки, кончики ушей подружки, облизывал алый бархат на вспухших ее губах. Все было бесполезно. Тогда он применил испытанный способ, просунув палец в призывно играющее тугое влагалище, нацеплял пахучей смазки и измазал ею член, а после поднес палец к собственному носу. Желание превратилось в нестерпимую потребность, так обладать женщиной как сейчас он еще никогда не хотел, даже в первые свои сексуальные опыты. Но до сего момента добросовестный половой орган омертвел окончательно, он не только не думал показывать головку из складок кожи, наоборот, постарался спрятаться еще глубже.
- Ну давай же, я хочу тебя, - девушка пылающими щеками терлась о его лицо. - Что ты медлишь, введи его вовнутрь, разве ты не видишь, что я согласна...
- Подожди немного, я сосредоточусь и мы займемся любовью по настоящему, - растерянно бормотал Дока, руками терзая непослушный член. - Наверное, он перенапрягся...
Приятный запах доступных половых органов партнерши будоражил нервы, заставляя волосы на загривке подниматься дыбом и стягивая мышцы живота. От осознания, что стал хозяином положения, что еще одна победа приготовилась украсить грудь, Доку выворачивало наизнанку. Под пупком зачавкала лужица из пота, влажная простыня окончательно опутала мокрые ноги, вдобавок в рот настырно полезли покрытые лаком колкие завитки волос подружки Назойливые мелочи бесили, не давая мыслям собраться в целенаправленный пучок, отвлекая от главного готового раздербанить изнутри теперь самого взбудораженного самца. Но измученный член, вспыхнувший под нетерпеливыми пальцами синим пламенем, перестал подавать признаки жизни. Дока готов был оторвать его с корнем и выбросить в окно, из которого завлек к себе девушку так необдуманно, а партнерша продолжала нагнетать обстановку, ногтями царапая его спину:
- Очнись ты, наконец, внутри у меня все горит, - она уже примеривалась покусывать дружка остренькими зубками. - Ты же только что чуть не изнасиловал, и вдруг расхотел...
- Я тебя не насиловал, - слабо отбивался Дока, рукой пытаясь протолкнуть во влагалище оставшийся от члена вялый отросток. Поняв, что из затеи вряд ли что получится, сдался. - Давай доведу пальцами.
- Ни в коем случае, они грязные, - всполошилась партнерша. - Я хочу, чтобы ты вошел в меня им.
- Но я уже возбуждал тебя рукой.
- Я ничего не ощущала, думала, что водишь снаружи.
- Я входил вовнутрь.
- Нет, только им, ты же мужчина...
Отшвырнув от паха кисть, подружка плотнее прижалась к Доке, впилась ногтями в его задницу, он губами размазал ее губы на ее зубах и схватив за волосы, надолго заставил замереть в неудобном положении. В квартире наступила тишина, слышно было как просыпается малосемейка, как на улице прохладный воздух портевожили первые восклицания спешивших на работу жильцов. А он продолжал прижимать девушку к постели, не позволяя той сделать лишнего движения.
Так продолжалось целый ледниковый период, пока он не удостоверился, что страсть подружки потихоньку начинает улегаться, она уже не так стремилась втереться лобком в его измочаленный член, опали и забугрившиеся под нижней рубашкой груди. Громко зазвенел будильник, дотянувшись до него рукой, Дока нажал на стопор, затем отклеился от партнерши и как на ходулях пошел подмываться. Он с трудом отыскал спрятавшийся вовнутрь тела свой половой орган, подобного с ним тоже не происходило ни разу. Вернувшись в комнату, увидел, что девушка успела встать с кровати и облачиться в короткое платье, начал тоже одеваться, зло и растерянно. Когда дошли до трамвайной остановки, чтобы расстаться окончательно, она вдруг повернула к нему красное лицо, процедила сквозь сцепленные зубы:
- Импотент несчастный, ты хотел меня взять силой.
- Ты сама легла в кровать, - огрызнулся он, замедлив движение.
- Ты меня насиловал, просто ничего не получилось, потому что я не далась, - громко крикнула она явно в рассчете на то, что ее услышат люди вокруг. - Продержал в своей вонючей квартире всю ночь, думаешь, тебе это легко пройдет?
- Ты пришла ко мне сама.
- Это ты затащил меня к себе и начал издеваться, - оглядываясь по сторонам, перебила она его. - Трусы порвал, ночную сорочку.
- Не говори глупостей, ничего я не рвал, - Дока попытался взять ее за локоть.
- И там у меня все болит,- отшатнувшись, крикнула девушка. Несколько человек на остановке повернули к ним головы. - Пальцами тыкал, а потом свой недоразвитый пытался запихнуть.
- Что ты хочешь? - развел он руками, окончательно растерявшись.
- Чтобы за все ответил, понял?
- За что?
- За изнасилование, - вновь крикнула девушка. - За то, что заманил к себе и до утра продержал взаперти, издеваясь как садист.
Это было уже слишком, Дока нутром почувствовал, чем подобное заявление грозит обернуться. Оглянувшись на сумрачных с утра работяг, продолжавших прислушиваться к набирающему обороты скандалу, он отошел от подружки, кивнул как можно спокойнее на подкатывающий гремящий трамвай:
- Вот сейчас залезем в салон и разберемся, кто над кем издевался.
- Ты решил надругаться, изверг.
- Я к тебе даже не думал прикасаться, уже было заснул, а ты заставляла меня заниматься любовью, - стараясь стороной обходить опасные выражения, тем же ровным голосом как бы увещевал он. - Все пальцы болят, так ты их накрутила.
- Стоячка, что ли, пропала? - гоготнул ближайший к ним громила в потертом ватнике, согнав с широкой морды угрюмость. - За это любая баба башку отвернет.
- Он меня насиловал, - снова крикнула девушка, чувствуя, как испаряется в воздухе напряженность. - Зажал на постели и не отпускал.
- А что тут особенного, ждал, когда проклюнется, - снова гулко забухал здоровяк под уже солидарные усмешки.
- А пока работал пальцами, - подхватил кто-то из толпы.
- Сам признался, что ты ему их едва не откусила.
Подгремевший трамвай со скрежетом распахнул погнутые двери, работяги под соленые шутки взялись штурмовать переполненный салон, никто уже не обращал внимания на оставшихся на остановке двоих молодых людей. Не дожидаясь, пока соберется новая толпа, Дока круто развернулся и быстрым шагом заторопился в ближайший переулок, за его спиной настырная ночная партнерша ударилась в визгливый плач. То ли действительно у нее от полового неудовлетворения не выдержали нервы, то ли она решилась из-за женского каприза на что-то более серьезное. Разбираться в этих причудах не было времени, главное, унести бы ноги по добру, по здорову.
После неприятного случая Дока довольно долго был не в силах избавиться от ощущения, что по спине гуляет изморозь, он напрочь отказался от привычки зазывать к себе по ночам общежитовских заблудших овечек, обходясь лишь знакомствами далеко на стороне. Но все они, мимолетные, не приносили сексуального удовлетворения, а постоянной любовницы, не говоря о кандидатке в супруги, по прежнему не встречалось. Или не хватало терпения в пику со временем и обыкновенной наблюдательностью, или от природы был искателем приключений, поэтому, не успевала закрыться за очередной подружкой дверь, как пальцы через пару дней сами принимались теребить вновь напрягшийся член. Получалось, на одну ночь не совсем нормальной любви выпадала пара-тройка месяцев занятий стервозным онанизмом, потому что бывшая супруга в близости отказывала напрочь.
Так продолжалось до того момента, пока в месткоме профсоюза вдруг не вручили путевку на турбазу в горах. Дока никогда не любовался горными вершинами, не купался в настоящем море из-за того, что отпуска в экзотических местах казались ему причудами с баловством недалеких особей. Или, если необходимостью, то для людей пожилого возраста, когда за плечами нет рюкзака с неразрешенными вопросами, когда действительно нужно успеть в последний раз на окружающий мир посмотреть, показать и себя. Ведь и папуас из Новой Гвинеи мечтает захватить царский трон, не имея к тому ни разума, ни надлежащей формы, так что пока молодой, целесооборазнее было потратить отпуск не на бесполезное загорание с купанием, а на обустройство квартиры, например, или на приобретение новых знаний. Так он рассуждал. Но путевка оказалась поощрительным призом за хорошую работу, отказаться от нее означало не признать награду. На дворе стоял сентябрь, заботы по общему дому пока были совместными, дочку проводили в первый класс, заготовки на зиму сделали. Подхватив рюкзак, Дока сел в поезд и поехал на Кавказ.
Сама турбаза находилась в горах, добираться до нее пришлось сначала на автобусе по узкому серпантину, затем на фуникулере до одного из диких плато, окруженного мрачными вершинами терявшимися в облаках. Когда разместились в хрупких домиках, вышли на смотровую площадку, то перед глазами открылась нетронутая временем первозданная красота. Стоявшая рядом с Докой красивая женщина лет за тридцать ненароком прислонилась к нему, пожирая широко распахнутыми глазами заснеженные пики вокруг. Несмотря на чувства, переполнявшие и его грудь, на то что старые понятия о проведении отпусков моментально сменились на новые, невольный поступок женщины незамеченным не остался. Дока привлек ее к себе, по хозяйски обняв за талию.
А вечером после ужина они уже поднимались на ближайшую гору, обходя огромные валуны и стараясь, как их успели предупредить, не смотреть вниз. Вверху было пусто и прохладно, свежий ветер задирал подол платья на новой знакомой, у которой Дока не успел спросить даже имени. Далеко внизу пас по склонам небольшую отару овец звероподобный обликом чабан, обросший черным волосом. Дока вполглаза впитывал в себя невиданные доселе красоты, не выпуская из поля зрения подружку, которая бездумно подошла к самому краю обрыва, и подняв руки вверх, занялась издаванием голосом восторженных восклицаний. Муж у нее служил, кажется, летчиком в авиаполку. Очередной порыв ветра вздул колоколом ее платье, оголив ровненькие ножки и узенькие голубые трусики, женщина быстро обернулась, со смехом стараясь опустить подол вниз. В этот момент Дока успел заметить, что из-под краев трусиков выбивались черные завитки волос, сами они четко обрисовали две выпуклые половые дольки, увидел он и как соблазнительно сладко выпирает лобок. Окружающие прелести тут-же перестали существовать, протянув руки, он принял на себя легкое тело новой знакомой, не мешкая, уложил на жесткую траву и, оттопырив пальцем ласточку на трусиках, другой рукой направил вырвавшийся из ширинки необузданный орган между половыми губами. Женщина выгнулась назад, затем с радостью дернула попой вперед, сама помогая члену войти глубже, и замлела вкусившей нектара бабочкой, изредка подергивая то тонкой бровью, то прозрачными ноздрями. Скоро ее приятное лицо опутала паутина неясных теней, принявшихся ткать томную вуаль наслаждений, впечатление было таким, будто она сто лет не спала с мужчиной. Губы моментально припухли, через стиснутые зубы со свистом всасывался воздух, большие груди заворочались как два очнувшихся ото сна упитанных зверька. Торопливо сдернув брюки с Докиной задницы, она пробежалась пальцами по пуговицам на платье, чуть приподнявшись, неуловимым движением расстегнула бюстгальтер и отбросила его в сторону. Груди двумя упругими колобками сексуально заскакали перед носом у Доки, норовя крепкими сосками попасть в рот. Всегда испытывавший от их вида неловкость, связанную с неприязнью оттого, что родная мать мало им занималась, в этот раз он поймал один из сосков и с удовольствием взялся обсасывать. Эффект оказался поразительным, поднапрягшись, партнерша рывком перевернула кавалера на спину и заскакала сверху хорошей наездницей на жестком хребте у жеребца. Теперь немного шершавые соски стали сверху щекотать его губы поочередно, не забывая проскальзывать вовнутрь, чтобы он имел возможность поводить по ним горячим языком. Так это было красиво, что Дока забыл о тех конфузах, когда с другими подружками член у него вдруг начинал опадать, или, не успев войти, принимался дергаться, испражняясь жиденькой струей прозрачной спермы. Сейчас ощутивший мужскую силу половой орган головкой готов был добраться до пупка, чтобы уверившийся в себе хозяин мог покрутить на нем партнершу вокруг ее оси. Рано или поздно Дока так бы и поступил, если бы успевшая кончить не единожды подружка вдруг не прижалась к нему пылающим лицом и не взялась бы остервенело обчмокивать от затылка до подбородка. Он терпеливо пережидал ее любвеобильный приступ, готовый поменять позу на другую, затем она резво соскочила, задом отползла к его ступням и воткнула член себе в рот. Не ожидавший подобного выпада, Дока на минуту притих, он редко позволял девушкам заниматься с ним оральным сексом, не испытывая от него, как от прямого контакта, острого наслаждения. Всегда почему-то возникало чувство стыда, заставляющее отворачиваться и давать понять, чтобы напарница поскорее заканчивала облизывать его член. А может это желание отсутствовало у него именно от их неумения, вот и сечас Дока закряхтел, зашевелил ногами, стараясь показать, что способ ему не нравится, затем положил ладони на плечи женщине, настойчиво стал отталкивать ее от себя. Из точащего оглоблей полового органа катастрофически быстро убегала мужская сила, вскоре член превратился в обычный вялый придаток к сморщившимся яичкам, не желавший и за пряник побаловать себя острыми удовольствиями. Женщина подняла голову, воззрилась с кротким недоумением на недовольно отвернувшегося партнера:
- Тебе не нравится? - негромко спросила она, смахивая с губ белый налет.
- Никогда не нравилось, - признался он. - Просто неприятно.
- Некоторые за это готовы отдать все.
- Вот и занимайся с ними, а мне и по нормальному не плохо.
- Хорошо, давай продолжим как ты любишь.
Дока не ответил, он знал наверняка, что член теперь не поднимется, даже если его разогреть между ладонями как палочку для добывания огня. Приподнявшись, он поддернул рывком брюки и быстро встал на ноги, женщина вскочила тоже, виновато заморгала глазами:
- Я тебя чем-то оскорбила?
- Я уже сказал, что не люблю этих выкидонов.
- Не любишь, или еще не понимаешь?
- Терпеть не могу, - огрызнулся он, едва сдерживаясь чтобы не ляпнуть, что такими приемами владеют только проститутки с большой дороги. - Пошли, иначе опоздаем на вечернюю поверку.
- Ни поверок, ни разводов здесь не бывает, это не армия, - сконфуженно засопела партнерша. - Прости меня, если я чем-то тебя обидела.
- Ты не дала мне кончить, - буркнул он не оборачиваясь, делая первый шаг по крутому склону. - Спросила бы для начала, перед тем как засовывать его в свой рот.
- Я подумала, что так тебе будет еще приятнее.
- Или тебе... Приучили, что-ли?
- Ну зачем ты так! Я же извинилась...
Солнце стремительно свалилось за крутые горные хребты, вокруг быстро потемнело, со стороны базы донесся гулкий гортанный окрик, принявшийся метаться между склонами как внутри пустой бочки. Там, сбоку разноцветных днем домиков на курьих ножках, вспыхнули небольшой кучкой электрические огни и тут-же послышались звуки инструментальной музыки. Наверное, горец-распорядитель приглашал туристов на танцы.
- Дай, пожалуйста, руку, - попросила женщина, прерывисто дыша сзади. Когда он протянул ладонь, поинтересовалась. - Ты пойдешь на танцы?
- Обязательно, мы с парнями уже договорились.
- Я бы и сама не прочь, но почему-то сразу здорово устала, наверное, мрачные горы вокруг давят на психику.
Он не ответил, радуясь в душе сказанному ею, снова желая быть вольным казаком, не связанным никакими условностями. Столько молодых девушек в первые же минуты знакомства в ответ на его интерес к ним многообещающе заиграли прекрасными глазами, что Дока уже сейчас жалел о том, что на виду у всех потащил в горы женщину в возрасте. Теперь они имели полное право оставить его у разбитого корыта. Но не для того он вырывался из нудной обыденности большого города, чтобы довольствоваться тем, что подкинет его величество случай. Попав в гарем, не следует рассиживаться на мягких коврах, предаваясь слушанию обволакивающей музыки с потягиванием исходящего зеленоватым дымком кальяна. Необходимо отбросить посторонние мысли и работать с прекрасным полом в поте лица своего. Так он и решил, кивнув подружке при подходе к лагерю кивком, не обещающим продолжения закомства.

Глава семнадцатая.

На танцах уже разминались первые парочки, и Дока не заходя в домик прямиком отправился к ярко освещенной площадке. Заприметив смазливенькую украиночку с Донбасса, с которой ехал сюда в одном вагоне поезда, он шустро подскочил, потянул ее за рукав в центр круга. Дивчина попыталась было вильнуть в сторону, но он уверенно прижал ладно сбитую фигурку к своей груди, заглянул притягивающими серо-голубыми зрачками в ее распахнутые в мир карие глаза. Впрыснул в них приличную дозу природного обаяния, подкрепленную неизрасходованной энергией от незавершенного полового акта, девушка суматошно поводила очами вокруг, по его лицу и, наконец, покорно шагнула в гущу танцующих. Мелодия была быстрая, но Дока загулял бедрами нарочно медленно, заставляя и подружку последовать его примеру. Вскоре он с удовольствием ощутил на своих плечах ее горячие руки, паутинки темных волос девушки скользили по носу и щекам, гуляли по лбу, по подбородку, заставляя поеживаться как от внезапной щекотки. Мощные динамики разбрасывались калейдоском звуков по огороженной невысоким частоколом танцплощадке, раскидывали его дальше, заполняя узкое ущелье громоподобным аханьем. Кажется такой эффект молодым в большинстве своем парням и девчатам очень нравился, вокруг смеялись, крутя головами едва не вкруговую с удивлением и спрятанным внутри испугом. Дока с поясницы осторожно опустил ладони на бедра партнерши.
- Какие у тебя первые впечатления? - с легкой улыбкой спросил он.
- Ничего, музыка вот больно громкая, - отозвалась немного пригревшаяся подружка. - Грохает как в пустой бочке.
- Я сам обратил на это внимание, это эффект эха, загнанного в глубокую пещеру.
- В пещере замкнутое пространство, а здесь над головой вроде небо со звездами.
- Это место можно определить тремя словами - глубоко, высоко и дико.
- Точно, - засмеялась подружка, прижимаясь плотнее. - И еще холодно.
- Перепады капитальные, днем было жарко, а сейчас хоть шубу натягивай, - Дока скользнул руками еще ниже. - Ты не замерзла?
- Пока нет, но протягивает, понимаешь ли.
Она зябко передернула плечами, укрытыми легкой вязанной кофточкой, за воротником белой блузки сверкнул маленький золотой кулончик с цирконом на тоненькой цепочке вокруг оголенной шеи. Между складками шелковой материи угадывались полукружья небольших аккуратных грудей в однотонно темном лифчике. Дока поморщился от того, что задал неудачный вопрос про холод, теперь нужно было или предлагать согреться быстрым танцем, что не входило в планы, или прижиматься к партнерше еще плотнее, что могло окончиться нежелательной размолвкой. Он аккуратно положил ладони на подрагивающие ягодицы девушки, одновременно стараясь зарыться в ее пышных волосах, она не отстранилась, не оттолкнула, лишь учащенно засопела в ухо. В этот момент мелодия кончилась, туристы сдвинулись на край бетонной площадки, приподняв подбородок, Дока посмотрел им вслед, прикидывая, как бы удержать партнершу на месте до следующего танца. И вдруг встретился взглядом с женщиной, с которой чуть больше часа назад занимался любовью на вершине горы, одетая в великолепный спортивный костюм, она с настороженностью обделенной на внимание волчицы следила за каждым их движением. Подкрашенные выразительные губы резко выделялись на бледноватом лице, тонкие ноздри раздувались от рвущихся изнутри негативных эмоций, казалось, она способна была сорваться с места и вцепиться в волосы недавнему половому партнеру. Дока невольно втянул голову в плечи, подумал о том, что если он с подружкой сейчас сместится на край площадки, скандал будет обеспечен, а если останутся на месте, возможно, женщина не решится переступать порог приличия. Обхватив плечи девушки покрепче, он развернул ее другим боком, застыл в ожидании следующей мелодии, и медленный танец не заставил себя ждать, а партнерша с удовольствием приняла грубоватые знаки внимания. После нескольких движений в половину оборота, подняла на него затуманенный взор:
- Я видела, как после ужина ты с туристкой из сопредельной группы поднимался на вершину горы, - спокойно сказала она. - Вы из одного города?
- Понятия не имею, - невольно подобрался Дока. - А о ком ты говоришь?
- Она стоит возле фонарного столба и не сводит с нас злого, по моему, взгляда.
- А, в спортивном костюме? Она уже старая, за тридцать лет.
- Ты с ней знаком?
- Перед ужином перекинулись парой слов. А что?
- Ничего, просто интересно.
- Это тебя я знаю уже больше суток, а ее только здесь впервые увидел.
- И сразу пошли в горы? - недоверчиво поморщилась подружка.
- Она попросила показать маршрут, по которому мы завтра пойдем в поход на гору Грезы Любви. Тренер нам про нее как раз перед этим рассказывал,- заторопился Дока с разъяснениями. - Мы дошли до вершины невысокой горы, увидели дорогу по ущелью и вернулись обратно. Да она горнолыжница, чемпионка Европы.
- А почему она в тот момент была в платье, а сейчас в спортивном костюме?
- Ну.., тогда не успела переодеться, - покусал он свой язык. - Это у нее надо спрашивать.
- Кажется, она собралась подойти к нам, - сообщила подруга все так-же спокойно.
- Не знаю я этой женщины! - воскликнул Дока, ощущая в коленях нервную дрожь, он, круто повернувшись, зашарил глазами по краю площадки. - Что еще ей от меня надо?
Стоящая у фонарного столба недавняя сексуальная партнерша порывисто сдула с губ завиток волос, переступив на месте новенькими кроссовками, криво ухмыльнулась Доке и, ни слова не сказав, подалась по одной из узеньких тропинок к слабо подсвеченным домикам для туристов. Дока облегченно вздохнул, якобы поправляя волосы смахнул рукавом рубашки со лба выступивший на нем пот, и тут-же постарался снова положить ладони на теплые ягодицы подружки, которая и сейчас не выказала никакого протеста.
- Наверное, ты ей понравился и она рассчитывала с тобой потанцевать, - тоже с облегчением перевела дух партнерша, поглядев вслед удаляюшейся сопернице. Пристроив руки на его плечах, склонилась к груди. - Ну что-же, вряд ли за такое короткое время между вами что-то успело произойти. Для начала я тоже согласна с тобой потанцевать.
- А потом? - тут-же настроился он на эротическую волну.
- Как себя поведешь, когда ехали в поезде, ты мне понравился своими вниманием и обходительностью, - девушка рассмеялась. - Надеюсь, не разочаруешь.
Звуки магнитофонной музыки еще продолжали опадать на залитую бетоном площадку как раз посередине неширокого ущелья, а Дока в обнимку с новой знакомой уже поднимался к одному из дощатых домиков, в котором ему и еще двоим путешественникам выделили крохотную комнату. Он не стал щелкать выключателем, потому что видел соседей по комнате среди танцующих, к тому же за окном горела многоваттная лампочка, света от которой было достаточно. Сорвав с девушки вязанную кофточку, он расстегнул пуговицы на шелковой блузке и с жадностью принялся целовать гладкую шею, торопливыми пальцами стараясь прорваться под бюстгальтер, чтобы размять твердые соски. Она не сопротивлялась, видимо, еще в поезде решив стать его подружкой хотя бы на время отпуска, и эта ее покладистость еще больше разжигала сексуальные чувства словно не было всего несколько часов назад бурного полового акта с женщиной, женой неизвестного летчика. Если бы не ее наглый выкидон, вряд ли бы он раздевал сейчас с таким рвением очередную партнершу стоящий колом член буквально раздирал трусы - так хотелось ему из вечной темницы вырваться на волю. Запустив руку под платье, он потащил резинку от трусов вниз, чувствуя, как тонкая материя цепляется за вспотевшую враз попу. Не прекращая тыкаться губами в его подбородок, девушка неловко сжала ноги, попыталась оторвать и пальцы. Тогда он схватился второй рукой с другой стороны трусиков, выждав подходящий момент, разом спустил их ниже колен и тут-же опрокинул подружку на едва различимую в темноте кровать, не переставая раздергивать поясной ремень на собственных брюках. Панцирная сетка немедленно отозвалась громоподобным скрежетом и звоном. В голове пронеслась мысль, что обслуга лагеря специально поставила в комнатах громкие постели, чтобы туристы не отвлекались на шуры-муры, а отдыхали по полной программе. К тому же, при таких звуках вряд ли кому удалось бы довести дело до конца, но, как ни странно, поначалу отбив корабельные склянки, сетка стала лишь легонько поскрипывать. Под убаюкивающую мелодию тележных колес, Дока без проблем снял трусики с полных ножек, без усилий раскидал и сами ножки, торчащий железным болтом член самостоятельно нашел узкую щель, с тягучим наслаждением радвинул упругие половые губы и втиснулся вовнутрь влагалища. От пяток до макушки пошла без остановок гулять нарастающая волна приятных ощущений, от которых яйца придвинулись к основанию члена, готовые взорваться зрелой спермой, как вулкан потоками раскаленной лавы. Дока попытался сбавить обороты, но подружка попалась горячая, недаром над верхней губой и по икрам темнел налет волоса, согнув колени, она заработала хорошенькой попой так, что сетка вновь принялась настраиваться на чудовищную какофонию звуков. Теперь девушка не стесняясь вложила скользкие припухшие губы в его губы, пытаясь и сама переключиться на французский поцелуй. Не в состоянии больше сдерживаться, он остервенело вмялся низом живота в выпирающий лобок, ощущая, как огнем загорелось то место, где у нее располагался клитор. Вдобавок, головка уперлась в подвижную плоть, принявшуюся живо ее облизывать, больше налегая на натянувшуюся тетивой уздечку под ней. Дока приготовился взорваться переполненным энергией сосудом когда партнерша вдруг коротко вскрикнула, прихватила его верхнюю губу острыми зубками и задергалась в охвативших ее неконтролируемых конвульсиях. Так красиво у нее это получилось, что готовый придти в действие взрывной механизм внутри его тела, вкупе с болью от прокушенной на губе кожи, каким-то образом застопорился. Дока с силой прижал к себе напружинившуюся плоть подружки, с удовольствием чувствуя, как возвращается к нему мужская уверенность, оставившая его несколько лет назад сразу после армии. Наверное, служба вблизи ракетных полигонов тоже не обошла этот факт стороной. Дождавшись, пока судороги у подружки начали затихать, он чуть шевельнул членом внутри расслабляющегося влагалища, настраиваясь продлить удовольствие, и сразу широко открыл рот, вскинул голову вверх, немедленно вознесшись на гребень этого движения и ждущей своего пика притаившейся волны. Теперь партнерше пришлось охватить его спину ладонями и постараться удержать на себе, чтобы он не свалился на скипучий пол.
Когда Дока с девушкой немного успокоились, за дверью раздался осторожный возглас, затем кто-то негромко побарабанил костяшками пальцев по деревянной лудке. Пытаясь справиться с расслабухой во всем теле, он лениво пошевелился, с трудом протолкнул через рот осевший голос:
- Кого там черти несут?
- Своих, - недовольно отозвались из маленького коридорчика. - Вы скоро?
- Не пускай никого, - тревожно зашептала партнерша. - Не забывай, что мы находимся на Кавказе, в горах.
- Да это свои, - невольно засмеялся он. - Где они будут ночевать, на улице?
Она ничего не сказала, лишь накрылась тощей подушкой, стараясь сдержать вновь накрывшую ее мелкую судорогу теперь уже от беззвучного хохота.
Но, видимо, не суждено было провести им отпуск вместе, на другой день группа, в которую записали и Доку, сразу после завтрака отправилась по дну ущелья по направлению к горной вершине под названием Грезы Любви, а девушка с другой группой должна была пойти в Цейское ущелье. Им предстояло расстаться всего на пару дней, если бы это было в обычном городе или селе, время пролетело бы незамеченным, но на турбазах, курортах, в домах отдыха действуют правила иные. За два дня там перед глазами прокручивается такой яркий калейдоскоп из новых ощущений, что из памяти начисто стирается даже утренняя информация, к вечеру становясь похожей на прошлогоднюю. Тогда в сопровождении величавого кавказца-проводника они добрались до самой горы во второй половине дня, быстренько поставили пару ненадежных палаток, развели костер, кто-то из наиболее шустрых туристов смотался в ближний аул за слабенькой на градус аракой. Когда на горы снова внезапно упала черная как волосы горянок ночь, начался настоящий пир при горящих в костре сухих ветках, Доке всунули в руки гитару, и он запел. Он и до этого испытывал к себе повышенный интерес женского пола, а после исполнения нескольких шлягеров вообще превратился в Грея из романтического произведения. Успевшая переспать с ним жена неизвестного летчика не сводила с него прекрасных печальных глаз, с каждым новым глотком араки осознавая яснее, что тягаться с молоденькими девушками, облепивших Доку плотным кругом, ей будет не под силу. А на того нашло вдохновение, он перебирал струны как настоящий гидальго, вел себя как истинный испанский гранд в окружении прекрасного пола, и когда дошла очередь ставить автографы на бейсболках, на его кепочке для всех желающих не хватило места. Не уставая извлекать из гитары чарующие звуки, он, тем не менее, не прекращал приглядываться к девушкам вокруг с роскошными распущенными волосами. Коротковолосые, как и короткие в остальном, его по прежнему не волновали.
Вскоре проводник-кавказец объявил, что местный закон предписывает, чтобы каждый член группы выбрал себе невесту или жениха и провел с ними ночь на горе Грезы Любви. Было понятным, что проводники из аборигенов таким образом в первую очередь заботились о собственных удовольствиях, но обычай понравился всем. Несколько девушек в томном ожидании уставились на Доку, он выбрал окутанную каштановыми завитушками до пояса, голубоглазую красавицу с тонким с горбинкой носом, с выразительными губами и высокими грудями, ту, которая расположилась прямо перед ним. Жена летчика опрокинула в себя стакан аульной бормотухи, и не обращая внимания на домогания нескольких мужчин сразу, отправилась в палатку оплакивать неудачный перед этим поступок с сосанием Докиного члена. А он с невестой продолжил пир. Когда звезды приблизились настолько, что их стало возможным потрогать пальцами, когда почти все разбежались по ближним кустам и началась смачная кустотерапия на каменистой почве, они поднялись, взявшись за руки, молча прошли к одной из палаток. Захватив с собой одеяла с брезентовыми дождевиками, по освещенной громадной турецкой луной узенькой тропинке отправились вглубь колючего леса. Они удалялись от лагеря все дальше, пока запах дыма от костра прекратил щекотать ноздри, пока перестали долетать звуки человеческих голосов. Вскоре тропинка почти испарилась, стало ясно, что без проблем вряд ли можно будет вернуться обратно, а они все шли и шли, давно потеряв под ногами каменистый путь. Теперь их со всех сторон окружал первозданный, обильно обнесший себя колючками, корявый горный лес, где-то трещали сучья будто кто-то огромный продирался следом, где-то приглушенно кричали какие-то живые существа, с серебряными переливами журчала невидимая вода. И падала далеко вниз, доносясь оттуда звуками орлиного клекота, наверное, они шли по краю пропасти, а потом и лес кончился, под ногами мелким камнем захрустела тоненькая дорожка от словно подброшенного кем-то вертлявого каната. Слева чувством опасности в кромешной тьме осязалась пропасть, справа вздымались к звездному небу отвесные скалы. На одном из поворотов Дока споткнулся о валун, вслепую пошарив вокруг, нащупал отшлифованную ветрами ступеньку и, крепко сдавив ладонь подружки, потащил ее за собой на верх. Он подумал, что за валуном скала обрывалась бездонной пропастью, а ступеньки приведут к начавшей новый виток тропинке.
Наконец, Дока разглядел впереди небольшую полянку, залитую по ветви деревьев вокруг густо-синим лунным светом, пройдя на ее середину, он расстелил шерстяное солдатское одеяло, упал на него и запрокинул голову к небу. Мыслей не было никаких, лишь глаза невольно следили за движениями невесты на одну ночь, девушка в этот момент укладывала сбоку одеяла грубые дождевики. Потом распрямилась, сбросив спортивные штаны, спустила заодно и беленькие трусики, и легла рядом, рукой нащупывая пуговицы на его рубашке. Облегченно вздохнув от того, что не надо в который раз овладевать женщиной силой, Дока расстегнул ремень на брюках, потом стащил с себя рубашку и привычно провел ребром ладони между ног партнерши, ощущая приятную щекотливость от мягких завитков волос. Раздвинув половые губы, поводил пальцем по скользкому и горячему ущелью с пахучим запахом от него, напрягшийся член медленно встал в полный рост, покачал отяжелевшей головкой. Вскоре он был готов к добросовестному исполнению своих обязанностей.
- Не надо руками, они могут быть грязными, - ласково попросила девушка. Охватила пальцами его половой орган. - Войди сразу им, он у тебя такой роскошный...
Дока послушно исполнил просьбу, он знал наверняка, что теперь его член будет работать долго, потому что в нем самом и в его мужском достоинстве забродила та самая сила, значительнее которой нет ничего на свете. Недаром купола церквей, пагод, мечетей с минаретами возводят в точном соответствии с половым органом мужчины, и уже из них возносятся хвалебные молитвы Господу, прося защиты, благополучия и справедливости. Только на мужской член можно опереться спокойно, не боясь опрокинуться навзничь, все остальное шатко, лживо и ненадежно. И Дока исправно повторял движения по примеру коротких волн, которыми было пронизано не только все живое на земле, но и сама Вселенная, подружка под ним, разметав каштановые волосы, изнывала от сладостных мук, стараясь не сбить партнера неосторожным движением с пойманного им ритма. Она не решилась поменять позу даже тогда, когда в спину окончательно впился острый осколок камня, когда кто-то большой и неловкий протопал по лесу совсем рядом, издав недовольное ворчание. В этот момент партнер особенно страстно старался добиться ответной любви, обцеловывая ее лицо, шею, грудь долгими поцелуями. Она отвечала ему тем-же.
Так продолжалось до тех пор, пока оба не поняли, что силы на исходе, Дока перекатился на спину и лег рядом, девушка накрыла его и себя грубыми дождевиками.
- Я хочу, чтобы мы больше не расставались, - высказала она свое пожелание ему на ухо.
- Непременно, - полусонно буркнул он, пристраиваясь поудобнее. - Ты мне понравилась.
Девушка счастливо улыбнулась, она, как и он, не хотела думать больше ни о чем, потому что ей, как и ему, было очень хорошо.
Утром обоих разбудило сердитое похрюкивание, подружка больно толкнула Доку локтем, открыв глаза, он увидел, что их ноги обнюхивает дикий кабан. Громадные клыки выпирали из нижней челюсти двумя маленькими бивнями, длинный нос свирепо морщился.
- Не шевелись, - прошептал Дока как можно спокойнее. - Если его не испугать резким движением, он уйдет сам.
- Он уже напугал нас внезапным появлением, - партнерша боязливо потянула ноги под себя. - Прогони его, иначе этот зверюга отгрызет мои пятки.
- Я сказал, не дергайся, - чуть жестче повторил он. - Это вепрь, его не трогают ни волки, ни даже медведи.
Девушка расширила глаза, вперилась в кабана с еще большим напряжением, затем сглотнула набежавшую слюну:
- Один из медведей прошел по лесу недалеко от нас, когда мы занимались любовью, - скороговоркой зачастила она. - Я думала, что нам пришел конец.
- Не говори глупостей.
Покрутившись вокруг кроссовок, кабан недовольно хрюкнул и побежал в лес, видимо, ему не понравился запах промышленного каучука. Приподнявшись на локте, Дока разглядел среди ветвей небольшое стадо чернявых длинношерстных свиней, раскапывающих рылами землю у оснований деревьев. В голове мелькнула мысль, что от лагеря они, наверное, отошли на довольно приличное расстояние, если здесь столь свободно пасутся дикие животные. Подружка встала тоже, осторожно завела за спину свалявшиеся пряди длинных волос.
- И как мы теперь отсюда выберемся? - с испугом посмотрела она на него.
Не отвечая, Дока пошарил по карманам в поисках перочинного ножа, но там его не оказалось, тогда он отбросил загремевший дождевик и шустро вскочил на ноги. Наверное, громкий шорох брезентовых курток заставил самок прыснуть в разные стороны, за ними бросились поросята, поджарые хряки, постояв некоторое время в раздумьях, тоже стронулись с места. Путь к лагерю был свободен. Дока, собрав одеяла с дождевиками и скатав их в один объемистый валик забросил его на плечо, потом подхватил девушку за руку и потянул за край полянки в том направлении, откуда они пришли. Но как только они сделали по лесу несколько шагов, страх снова начал сковывать их движения, потому что за неширокой полосой деревьев открылся крутой обрыв в никуда. Далеко внизу виднелись в легком осеннем мареве крохотные копешки сена, поставленные вдоль окруженного горными вершинами ущелья, похожий на муравья человек тащился по дороге сбоку сверкающей в лучах солнца узкой речушки. Ни селений, ни других строений из покинутой всего пару дней назад цивилизации, лишь безмолвный муравей -человек. Измерить глубину открывшейся перед обоими пропасти не представлялось возможным, как и докричаться до одинокого пешехода, первозданная красота завораживала, одновременно заставляя от нее пятиться. Дока невольно сделал шаг назад, посмотрел в одну сторону затем в другую, но конца края пропасти нигде не было видно, ко всему, обрыв заворачивал в том направлении, откуда они по рассчетам пришли.
- Как мы сюда попали? - негромко спросила у него девушка с внутренним трепетом. - И кто нам теперь подскажет дорогу в наш лагерь?
Переступив с ноги на ногу, Дока сбросил с плеча потяжелевшую ношу, затем осторожно подошел к краю пропасти, серая каменная стена, обросшая колючим кустарником, уступами сбегала в головокружительную глубину. Но главное заключалось в том, что высота уступов с неприметной по ним тропинкой равнялась примерно метрам десяти, если не больше. Он вдруг вспомнил, что ночью им пришлось не только идти по ровному месту, но подниматься в гору, цепляясь руками за скалы с растительностью на них. Дока нервно отпрянул назад, новая волна страха высыпала на лбу мелкими каплями пота, охладила спину морозным порывом.
- Но дикие свиньи тоже пришли сюда не по широкому тракту, - сказал он сам себе сиплым голосом. - Хотя, им не привыкать скакать по отвесным скалам.
- Что ты там бормочешь? - отозвалась подружка. - Если бы знать, как далеко мы удалились от лагеря, можно было бы позвать на помощь.
- Я предлагаю тронуться по следу свиней, не свалились же они на поляну с неба.
- Ты, конечно, прав, но там, куда они убежали, начинается крутой подъем в гору.
- Все равно у нас выхода нет, - уцепился за свою же мысль Дока, подхватывая скатку. - Если мы ничего не предпримем, нас здесь прикончат горные орлы.
- Или медведи. Теперь я точно знаю, что один из них ночью бродил вокруг поляны, - согласилась девушка, вобрав голову в плечи. - Мне становится страшно.
- Перестань, мы неплохо провели время...
Они быстро пересекли поляну, поднявшись среди деревьев по почти вертикальному склону, остановились, пораженные видом отвесной, освещенной солнцем, совершенно белой стены. Отшвырнув одеяло, Дока рванул вдоль нее в один конец, затем в другой, и понял, что они очутились в западне, потому что с одного края поляна замыкалась новой стеной, а с другого - крутым обрывом. Как им удалось подняться в кромешной тьме ночи на это мизерное замкнутое пространство, оставалось загадкой, он обхватил голову руками и присел на корточки.
- Я сейчас завою в голос, - объявила девушка, сдерживая дрожь в коленях. - Подойду к краю пропасти и начну аукать, чтобы нас услышали наши из лагеря.
Дока не ответил, он мучительно соображал, каким путем они могли пройти на поляну, если бы он был один, то попробовал бы спуститься по отвесному обрыву, цепляясь за ветви кустов и за многочисленные каменные выступы. Это давало бы хоть какую-то надежду на спасение, но с подружкой из затеи вряд ли бы что получилось. Между тем, она встала на самый край пропасти и принялась оглашать окрестности звонким голосом, гулкое эхо тут-же подхватило его, с удовольствием постучав им по бокам ущелья. Некоторое время слышна была только эта перекличка, наконец, то же эхо принесло едва различимый ответ, но такой далекий, что в груди у Доки невольно шевельнулось чувство новой опасности. Едва ли бы уловивший крики о помощи обратил на них серьезное внимание, скорее всего подумал бы, что развлекается еще одна группа туристов с другого маршрута. Так оно и произошло, когда девушка в очередной раз подала призыв о спасении, с каждым разом становящийся глуше - в ответ прилетел слабо различимый смех. Больше ждать милостей от кого бы то ни было не стоило, их бы конечно нашли и спасли, но сколько на это потребовалось бы времени, и какой позор предстояло бы испытать потом. Поднявшись с корточек, Дока направился к пропасти, встав на краю, долго изучал отвесные утесы, соображая, где может находиться незаметная тропинка, приведшая их на поляну. А она должна была быть, иначе могло почудиться, что сюда они переместились по воздуху. Неспешно продвигаясь вдоль обрыва, он старался зацепиться за любую корягу, уступ или трещину, иногда казалось что путь к свободе найден, но цепочка удобств то заканчивалась не начавшись, то доводила лишь до середины обрыва, дальше предлагая спорхнуть на заваленную камнями тропку невесомым перышком. Не добившись нужного результата, осипшая подружка за спиной упала на присыпанную листьями каменную россыпь и зарыдала в голос. Дока отрешенно подумал, что природа старается оградить женщину от перегрузок, предоставляя ей возможность воспользоваться в критических ситуациях стравляющим клапаном. В мужчину же она наоборот нагнетает эмоций до упора, и есть только один выход избавиться от этих эмоций - послать все к чертовой матери.
Он уже в какой раз взялся за пристальное обследование обрыва перед небольшой поляной, на которой они оказались, и вдруг обратил внимание на кучку тощего кустарника, росшую сбоку огромного валуна. Каменная глыба как бы нависала над пропастью, загораживая обзор отвесной под ней стены, он неожиданно вспомнил, что вчера ночью, зацепившись за что-то на тропе, они изменили направление и по тесной щели стали подниматься в гору. Дока наклонился вперед, развел жиденькие ветви кустов, за ними сбегала до самого низа удобными отшлифованными ступенями узкая шершавая трещина, та самая, на которую они наткнулись в кромешной тьме. Усмехнувшись в душе, он распрямился, провел ладонью по осунувшемуся лицу и только после этого негромко позвал к себе по прежнему лежащую ничком невесту на одну ночь.
Но и в этот раз данному друг другу на поляне обещанию не суждено было сбыться. Не успели они спуститься в лагерь, как жена летчика подхватила подружку Доки под руку и потащила к себе в палатку, примерно через полчаса та вышла совершенно в другом настроении. Отозвав Доку, пристроившегося было с кружкой чая возле костра, девушка в упор воззрилась ему в лицо:
- Однако, ты шустрый, - сузив губы в жесткую нитку, оскорбленно процедила она сквозь нитку жемчужных зубов. - Я думала, что заимела тебя первая, что мы будем неразлучны до отъезда с турбазы, а ты всего за пару дней успел завести себе гарем.
- Какой гарем, о чем ты? - вильнув зрачками в сторону, оторопел тот от прямого попадания. - Ты у меня одна и я хотел бы быть только с тобой.
- А с подружкой из другой группы, которая отправилась в Цейское ущелье, почему расхотел? С темненькой украиночкой в белой блузочке? - подбоченилась недавняя партнерша. - А с вон той женщиной у палатки с чего решил разорвать отношения?
- Кто тебе наплел такую чушь, эта дура за тридцать лет, с которой ты потащилась сплетничать? - прищурился Дока, сознавая, что жена летчика решила пойти до конца и что отвертеться вряд ли удастся. - Больше она ничего не накрутила?
- Пока достаточно этого, - партнерша не спускала с него ревнивого взора.
- Тогда пусть расскажет и про себя.
- У тебя и с ней что-то было? - ахнула она.
- Спрашиваешь, - дерзко ответил он, не скрывая хлынувшего на щеки веселья. - Только я пришел к твердому выводу, что ей впору трахальный станок императрицы Екатерины Второй, а не мои скромные потуги.
- Постой, и ты говоришь правду? Не может бы-ыть!..
Но Дока уже не слушал, отвернувшись, он подался к костру продолжать чаепитие, опять красивый и свободный, такой, какой необходим был всем девушкам на турбазе. Одного он не учел, что жена летчика оказалась далеко не подарком, вскоре и на турбазе, и за ее пределами каждый знал, кого представлял из себя Дока.
Лишь перед отъездом, когда надежда найти новую пассию приобрела несбыточный образ, он вдруг снял на танцах крепкую узкоглазую девушку, оказавшуюся навеселе. Поначалу он не обратил на нее никакого внимания, но когда та в который раз больно толкнула его локтем, присмотрелся повнимательнее. Подружка сморщила нос-кнопочку и превратилась в смешного нанайца или эскимоса из мультфильма про быт народов севера. Недоуменно хмыкнув, Дока все-же решился подхватить ее под руку и войти в круг танцующих. Партнерша оказалась стройной, невысокого роста со скуластым лицом, довольно общительной, она рассказывала и про то, и про это, не переставая теребить его то за плечо, то за рукав рубашки, и еще про что-то, которое ему сто лет не снилось. Под конец разоткровенничалась, заявила, что маршрут у них проходит по всем кавказским республикам, после которого они отправятся на пароходе в Турцию, а оттуда в кругосветку.
- Богатая у вас организация, - с сомнением покачал головой Дока. - Такое путешествие стоит больших денег.
- Да-а, очень больших, - с радостью согласилась партнерша. - Мы из Якутии, целая группа, золотодобытчики мы, алмазники, оленеводы.
- Так ты якутка?
- Ну да, я радистка из города Тикси, что на берегу моря Лаптевых. Красиво у нас, особенно зимой.
- Само собой, тундра, ягель, полярные совы, - невольно передернулся он.
- Это каждый день, а вот полярное сияние бывает не часто.
- А что оно из себя представляет?
- Это происходит тогда, когда градусник начинает показывать выше пятидесяти градусов мороза, когда ночь соединяется с ночью, тогда с неба каскадом спускаются как бы тронутые белым инеем длинные палочки, или полые трубочки, - обстоятельно взялась якутка за пояснения. - В какой-то момент они начинают играть переливающимися от края до края разноцветными огнями, и тогда кажется, что это дед Мороз подключил к невидимому солнцу гигантскую небесную елку. Подобной красоты я не встречала больше нигде.
- Потому что больше нигде не существует таких сильных морозов, - ухмыльнулся Дока. - А если бы они были везде, вряд ли люди сумели бы выжить.
- Но мы-то еще не вымерли?
- Вы - народ особенный.
После танцев Дока пошел провожать новую знакомую до ее домика, расположенного в самом низу турбазы, построенной ступенями на стесанной вершине горы, дальше начинался крутой обрыв с бегущей по дну ущелья громкой речкой. Они шли по утонувшей во тьме дорожке и дурачились, вернее, якутка не знала что делать с охватившим ее чувством бестолковой радости, а Дока лишь посмеивался над ее выходками. Она то повисала у него на руке, то, обхватив за шею, старалась пригнуть к земле, или принималась толкаться, хапая руками за все подряд. Он позволял делать что она хотела, подогревая себя мыслью о новом сексуальном приключении теперь с представительницей малого северного народа. В голове зарождался план о том, что неплохо было бы переспать с женщинами всех национальностей огромной страны, или довести количество подружек до сотни. Как-то бывшая супруга с затаенной ревностью поинтересовалась на этот счет, тогда он лишь почмокал губами, не желая оглашать не столь большую цифру. Теперь же, в связи с приездом на место, в котором собирались туристы со всего государства, исполнение мечты показалось реальным.
Пока добрели до домика, якутка полностью созрела, открыв дверь в пустую комнату, она включила свет и, не успел Дока войти, щелкнула замком и выключателем одновременно. Он тут-же поволок ее к постели в углу, на ходу стараясь содрать с нее узкие брюки, но это оказалось не просто. Подружка принялась точно так-же, как цеплялась от переполнявших ее чувств за все подряд по дороге к домику, отбиваться от него с яростью попавшего в западню полярного песца. Она брыкалась, царапалась, кусалась, не давая расстегнуть пояс на брюках а когда это получилось, стала выворачиваться наизнанку, мешая стащить их с ног и сумев раззадорить Доку до такой степени, что остановить его теперь не смог бы никто. С одной стороны комнаты за дощатой переборкой смолкли громкие голоса, с торца включили посильнее магнитофонную музыку. Но посторонние звуки перестали играть для него какую-либо роль, он твердо решил добиться своего, в конце концов, он просто придушил партнершу по танцам подушкой, и пока та приходила в себя, сорвал брюки с трусами, вошел членом во влагалище. Судя по неприметной комплекции девушки, он ожидал встретить что-то необыкновенное, если уж не очередную девственницу, то во всяком случае половую щель "с мышиный глазок". Но член почувствовал, что привечать его настроились так-же, как принимала охотников далекая полярная тундра, о которой с упоением рассказывала якутка -просторно враждебно и холодно. Меж тем девушка забилась под ним пойманной куропаткой, выгнулась коромыслом залопотав что - то по своему, замерла на несколько минут в состоянии новой автомобильной рессоры, затем захлестала ладонями по одеялу, затопала пятками по кровати, одновременно мотая большой головой с короткой прической, словно настроилась по меньшей мере рожать. Притихший Дока покусал верхнюю губу, не решаясь вмешиваться в чужеродный процесс получения сексуальных удовольствий. Заметив, что страсти потихоньку улегаются, поднажал низом живота, доводя работу до естественного конца. Когда кончил, оперся на локти, боясь весом тела задавить миниатюрную партнершу под собой. Немного погодя прислушался, хозяева соседних комнат, кажется, собрались отходить ко сну, музыка смолкла, голоса утихомирились, осторожно перевалившись на край кровати, он свесил ноги на пол, успел поддернуть трусы. Тут девушка очнулась, с новыми силами вцепилась в его волосы с ушами, перетащила на себя, слюнявыми губами обцеловывая все, до чего дотягивалась. Затем пустилась в странные признания, что давно его ждала, полюбила с первого взгляда и отныне они никогда не расстанутся. Дока молча слушал этот бред, выбирая момент, когда можно будет спрыгнуть с партнерши, одеться и уйти, на другой день он должен был уезжать в свой город.
- Как хорошо, что я тебя встретила, теперь мы будем только вместе. Я поговорю с начальником, он возьмет тебя на станцию радистом, и по закованному льдами морю Лаптевых мы будем проводить большие суда с продовольствием и оборудованием, поддерживать связь с пролетающими через северный полюс самолетами, - обдавала она его порывистым дыханием. Но и дыхание у якутки было таким же холодным, как ее любимые ледяные просторы. - А завтра с утра я пойду договариваться с командиром нашей группы, чтобы тебя внесли в списки и ты поехал в кругосветку с нами. Деньги есть, денег очень много.
- А кто даст разрешение внести меня в списки, - насмешливо хмыкнул он. - Для этого, как минимум, нужно несколько лет поработать в вашей бригаде, потом получить добро из самой Москвы. Или родиться на Севере, на какой-нибудь льдине.
- Все сделаем, ты не беспокойся, - поспешно заверила она. - Деньги пробивают стены и потолще.
Вздор продолжался до тех пор, пока он не начал отстраняться с недовольным видом, она поняла это по его вялым движениям с нечленораздельным отрицательным мычанием. Он и не думал верить в бредовые росказни про мешки денег, про всесильного начальника сплоченного их коллектива, особенно про кругосветное путешествие. Подобное имело место быть лишь в якутских заунывных сказаниях, а Дока сказки слушал только в детстве. Девушка забилась вдруг, резко откинувшись на подушку, в визгливом плаче, пальцами разрывая на себе одежду, ногами стараясь скинуть на пол недавно горячо любимого партнера. Перемены в настроении происходили у нее настолько непредсказуемо, что Дока не знал, к чему готовиться в следующую минуту.
- Подлец, ты взял меня насильно и за это ответишь, - в полный голос зарыдала сексуальная партнерша, минуту назад жадно обцеловывавшая его лицо. - Ты отнял у меня мою честь.
- Зачем зря наговоривать, - принялся убеждать он ее, стараясь не повышать голоса. – Я думаю, если у тебя не было хорошего мужа, то парочка любовников из русских радистов периодически наскакивала обязательно.
- Не знала я ни мужа, ни любовников, я была девушкой, - брызнула она слюной. - По нашим законам ты обязан теперь на мне жениться, иначе позора мне не пережить.
- Если ты говоришь правду, то распространяться про нашу встречу тебе не следует, - вспоминая прохладный тоннель между ног у подружки, продолжал ухмыляться Дока, одновременно прислушиваясь к неясному говорку, возобновившемуся за дощатой стеной. Судьба словно нарочно норовила подкинуть ему приключения на грани фола, он на всякий случай еще раз провел ладонью по одеялу, оно оставалось сухим. Повернув голову к соседке по ложу, откровенно улыбнулся. - И тогда никто не догадается, что тебя лишили невинности.
- Да, ты обесчестил меня.
- Хм, так легко и быстро? Считаешь, что я такой способный?
- Ты все равно ответишь, или женишься, или тебя убьют наши полярники.
- Пусть попробуют, я тоже не подарок...
Партнерша уткнулась в подушку и зашлась в заунывном плаче, воспользовавшись моментом Дока взялся застегивать пуговицы на рубашке и натягивать собственные штаны. Его возня не осталась незамеченной, якутка вскочила с кровати, бросилась к выключателю, затем, когда комната наполнилась светом, тем же шустрым песцом нырнула под постель напротив, вышвырнула из-под нее просторную адидасовскую сумку со множеством замков и ручек. Дока уже встал на ноги, каких-то несколько шагов и он оказался бы по ту сторону двери, и пускай тогда якутка проклинала бы судьбу, позволившую ей упустить крупную добычу. Он суетливо оправил на себе одежду, сделал шаг вперед, в этот момент скуластая якутка раздернула замки и рывком раскрыла сумку, объемистое вместилище, крепко скроенное, битком было набито пачками денег. Вперемежку с красными десятками виднелись углы сиреневых четвертаков, зеленых полтинников и стольников желтовато-песочного цвета. Сцена походила на щекочущие нервы кадры из фильма про ограбление банка.
- Ты не веришь мне? Вот смотри, сколько здесь денег, - партнерша продолжала пожирать Доку черными узкими глазами, сдув с потного лица метелку жестких волос, еще шире раскрыла сумку. - И это только часть нашей общей кассы, есть еще.
- Не нужно мне вашего богатства, - растерялся он от такого количества невиданных доселе банковских упаковок. - Что с ним делать?
- На них мы будем жить, - нервно всхлипнула подружка. - Поженимся, купим дом, машину, поездим по миру, я стану тебя любить, кормить и обстирывать. У нас будет много детей.
Дока неловко переступил по полу ботинками, постарался проглотить застрявший в горле сухой ком, он не знал что предпринимать, то ли присаживаться на корточки перед богатой якуткой и просить прощения за грубое обхождение, то ли уносить ноги по добру, по здорову. В конце концов неизвестно, кто она и откуда у нее чуть не половина мешка настоящих денег, а вдруг она член преступной группировки, гастролирующей по всей стране. Тогда и правда по одному ее слову в любой момент может придти крышка. И еще одно, зачем ему скуластая и узкоглазая представительница малых народов Севера, если даже у идеальных своих южанок что на лицо, что по фигуре и характеру, он постоянно выискивал изъяны. Пока он размышлял, якутка стала приходить в себя, вытерев слезы, застегнула замок на сумке, быстро затолкала обратно под кровать, бросила косой и настороженный взгляд в его сторону. В этой позе на корточках она так походила на присевшую у степного костра первобытную монголку из империи Чингисхана, что невольно по телу пробежала морозная судорога. Разве смогут сокровища заслонить собой физические недостатки? Вряд ли.
- Уходи, - непримиримо сдвинув брови, со свистом прошипела якутка, осознавшая свою несостоятельность уговоров. Повторила. - Проваливай из этой комнаты.
Дока с облегчение протолкнул вовнутрь царапающий горло ком, взялся за ручку двери, за ним тут-же звонко защелкнулся замок. Огромная луна зависла над одной из черных вершин, обливая первозданное ущелье мертвенно-бледным светом, где-то далеко в горах взвыл шакал, послышался звук камнепада. Наверное, медведь прогонял непрошенного гостя из своих владений.
В день отъезда Дока увидел узкоглазую ночную партнершу еще раз, вместе с большой группой таких-же скуластых соплеменников, она сгиналась под тяжестью объемных рюкзаков, направляясь к фуникулеру. Только что закончился завтрак, до отчаливания Доки с затерянной в горах турбазы оставалось больше половины дня, потому что поезд отправлялся с вокзала в столице кавказской республики только вечером. Скинув рюкзак на землю, якутка скосила на него черные зрачки и отвернулась, ни слова не сказав. Пожав плечами, Дока скользнул равнодушным взглядом по крепким сумкам и пошел готовиться к подъему на вершину ближней горы, чтобы еще раз полюбоваться воистину дикими, оттого изумительно прекрасными, видами вокруг. На душе у него было легко и свободно.

Глава восемнадцатая.

Женщина зябко передернула плечами и спрятала подбородок в обмотанном вокруг шеи легком шарфике за широким воротником длинного черного плаща,осмотр достопримечательностей был окончен, она уже собиралась отряхнуть зонтик от дождевых капель и уходить. На ногах у нее были высокие темно-коричневые сапожки со шнуровкой до середины икр, на голове красовалась шляпа такого же цвета с опущенными полями. Осень в Соединенном королевстве несмотря на теплое течение Гольфстрим, омывающее британские острова, была прохладной, с нескончаемой чередой мелко моросящих дождей, отчего окрестности превращались в унылые пейзажи со скучных английских картин, представляясь ко всему в подвешенном состоянии. Наверное, мельчайшие брызги от падающей на землю воды скапливались в призрачный туман, как бы приподнимающий в воздух горизонт с островками леса, полями и строениями. Вот и мегалитическое сооружение из поставленных на попа прямоугольных камней, расположенных небольшим кругом, возле которого с ноги на ногу переминалась женщина, тоже словно вибрировало над мокрой, но до сих пор изумрудной, травой вокруг. Казалось, еще немного и оно засверкает разноцветными прожекторами, вознесется в мглистое небо невесомой тарелкой, на которых посещают землян космические пришельцы. Так это было правдоподобно вкупе с пространными слухами об истинном предназначении одного из загадочных чудес света, что женщина невольно оглянулась на неясные очертания зданий небольшого городка Стоунхендж, маячившие за сплошной пеленой дождя. В отдалении, на дороге, дожидался ее возвращения вишневый "БМВ". Еще раз окинув быстрым взглядом тесанные каменные плиты, она повернулась и быстро зашагала прочь, она всегда уходила отсюда без оглядки, будто могущественный некто обладал неземной силой оставить ее в магических кругах навсегда. Ведь предложенная людям больше двух тысяч лет назад загадка до сих пор не была разгадана.
Теперь путь лежал через Виндзор с родовой резиденцией правящей королевской династии в самую престижную школу Великобритании Итон, которую она по настоянию родителей закончила много лет назад. В ту пору вместе с посольским корпусом они кочевали из страны в страну, из одной части света в другую. А потом сделать крюк, чтобы омыть руки в Бристольском заливе под небольшим городком Майнхед, если не осталось времени пересечь Англию с Шотландией и добраться до пенных волн Атлантического океана. Все равно воды залива смешивались с океанскими. Вечером же они вместе с мужчиной поедут в аэропорт, чтобы перелететь через Ла-Манш на самолете и приземлиться уже в альпийской Швейцарии. Второй раз заглянуть в переполненные моряками пабы вольного английского Дувра, как и снова пройти на пароме по штормящему морю до французского Дюнкерка, она наотрез отказалась.
- Вы не замерзли? - спросил шофер, открывая перед женщиной дверцу.
- Не знаю, надеюсь отогреться в салоне, - пробормотала она посиневшими губами, складываясь за заднем сидении.
- Я включил печку и приготовил кофе.
- Спасибо, это как раз то, что сейчас надо.
Звонко щелкнул дверной замок, машина, взвизгнув колесами на скользком асфальте, сорвалась с места и вонзилась в призрачную пустынность великолепного шоссе. Когда скорость автомобиля выровнялась, женщина выдвинула столик, отвинтив пробку на стеклянной фляжке, плеснула в чашечку хорошего коньяка. С удовольствием сделала пару небольших глотков и поставила чашку на столик, вместе с выпитым кофе, коньяк быстро разогрел в сосудах кровь, вернув на лицо прежний румянец. В голове неторопливо стала развиваться мысль о том, что приславший букет господин наверняка ждет от нее ответа, с каковым она задерживалась третий год подряд. Но о чем можно было рассказать на середине путешествия в неведомое, которое она начала с таким интересным спутником. Странно, но пройденные с ним расстояния все больше отдаляли ее от того партнера со стабильным жизненным укладом, теснее придвигая к претенденту, считавшемуся ее друзьями и ей самой темной лошадкой. По всему выходило, что результаты этого круиза станут известны лишь в конце пути. Вздохнув, она твердо решила не спешить с решением жизненно важного вопроса, протянула руку к чашечке с напитком, затем сунула уже пустую посудину на дно небольшого холодильника за спиной. За окнами машины проносились ухоженные английские пейзажи с сытыми коровами и добротными домами, построенными вдали от шумной дороги.
Вечером мужчина и женщина были уже на аэродроме, когда заняли места в салоне класса "люкс" "Боинга-747" женщина повернулась к иллюминатору, увидела ярко освещенные здания международного аэропорта. Возле одного из них продолжала поднимать руки вверх маленькая кучка ее бывших однокашников по учебе в Итонском колледже, чуть в стороне стоял высокий мужчина в шляпе с букетом цветов в руках, точно таких-же, которые негр-лакей принес в гостиницу. Он так и не решился подойти и выяснить причины ее молчания, он еще надеялся на лучшее, этот богатый английский сэр с русскими корнями. Женщина усмехнулась, зная неорганиченный возможности господина, она была уверена, что встретит его на маршруте еще не раз. Мельком взглянув на соседа по креслу, снова прильнула к окошку, непроизвольно подняла ладонь вверх и пошевелила пальцами над высокой прической, она сделала странный на первый взгляд жест только для себя, ни на что не рассчитывая. В этот момент импозантный сосед повернулся к ней и участливо спросил:
- Как ты себя чувствуешь, дорогая?
- Спасибо милый, я ощущаю себя прекрасно, - отреагировала она на вопрос, вздрогнув живее чем обычно. Засунула руку под ремень безопасности. - Знаешь, мне все больше нравится путешествовать именно с тобой, ты такой внимательный.
- А я все сильнее влюбляюсь в тебя, - признался мужчина под приглушенный рев запущенных двигателей. - С каждым разом я нахожу в тебе что-то новое, заставляющее любоваться только тобой.
Воздушный лайнер вырулил на взлетную полосу, разогнался и оторвался от земли. Откинувшись на спинки кресел, собеседники на несколько минут замкнулись в себе, не сгоняя с лиц похожих благодушных улыбок.
Проведя ночь в уютной гостинице при аэропорте, ранним утром оба спутника скорым шагом двинулись на выход, столица маленького альпийского государства Берн встретил их прохладной, но довольно солнечной погодой. Освободившись от теплых свитеров, накинув на плечи легкие курточки, они пересели на аккуратной площади перед зданием аэровокзала в поджидавший их шестисотый "Мерседес". За тонированными стеклами замелькали красные черепичные крыши домов, построенных в большинстве своем из камня. Сооружения конического типа были видны везде, словно жители крошечной страны задались целью быть поближе к небу, вознося хвалу Богу в католических с протестантскими молитвах.
- Вот еще один пример того, что восточные страны намного приземленнее, - задумчиво проговорила женщина, указывая на дома с церквями. - А ведь веры, что русская, что западная, пытаются доказать обратное.
- Что ты хочешь этим сказать? - повернулся к ней мужчина, сидящий рядом.
- Вера у нас православная, она больше духовная, нежели католическая или упрощенные до прямого креста протестантская с лютеранской. У них все воззвания к Богу идут от тела, потому что святые находятся как бы перед глазами - и дева Мария, и Езузус, от истового поклонения святым могут образоваться кровавые стигмы - язвы на руках и ногах. То есть в тех местах, через каковые был прикован к кресту Иисус Христос, что опять же указывает на веру в первую очередь плотскую. А нам в молитвах надо к своим святым возноситься на небо, то есть, через посредство души.
- Здесь ты права, наши церкви врастают в землю основательнее, не протыкая небо куполами луковкой, а вроде бы скользя по нему, передавая мирские просьбы и принимая божественные благословения навороченными крестами-антеннами. Разве через навороты то и другое дойдет быстрее? И не значит ли это, что нам еще рано стрелой вонзаться в небо и разговаривать с Богом, который у них перед глазами, напрямую и с такой же откровенностью? Не оттого ли они живут лучше, думают разумнее, поступают мудрее?
- Не знаю, может быть здесь ты и прав, только до Бога нам все-таки ближе, ведь он тоже дух, - не выходя из задумчивости, призналась собеседница. - С этой точки зрения я еще ни разу проблему отсталости России от остального мира не рассматривала. Выходит, сначала необходимо найти свое место на земле, а уж потом возноситься, пусть мысленно, на небо?
- Думаю, так будет вернее и принесет православным во всем мире лучшие результаты, что и доказали передовые развитые страны, проповедующие христианство упрощенное, - мужчина поудобнее устроился на сидении. - Представь себе, даже в сказках немцы с французами стараются работать, а не летать на коньках-горбунках с коврами самолетами. Кстати, ковры-самолеты, это истинно восточный сказочный образ, азиатский, а все азиатские страны опять отсталые, что в быту, что в передовых технологиях.
- Карлсон у Астрид Линдгрен тоже летает, - хмыкнула женщина себе под нос.
- Вокруг банок с вареньем, - засмеялся собеседник. - Даже Кай с Гердой в Снежной Королеве надеялись не на волшебные палочки-выручалочки, а исключительно на себя. Посмотри вокруг, все это великолепие построено и сохранено их руками, а не вымышлено иванушками дурачками с царевнами лебедями. Ты со мной согласна?
- Спорить я не собиралась, - женщина развела руками. - Одно маленькое но: всеми силами мы обязаны помогать своей нации выбирать правильный путь.
Теперь пришла очередь собеседнику откинуть голову на спинку сидения и тоже молча развести руками. Когда машина проскочила очередное чистенькое поселение и помчалась по широкому автобану, проложенному по склонам пологих альпийских гор, он выдернул из-за пояса мобильный телефон, перекинул ногу за ногу и вновь обратился к спутнице:
- Мы нигде не будем останавливаться? Надо заранее забронировать места в гостинице.
- Я бы не хотела, дорогой, к тому же время в пути летит незаметно. Расстояния здесь не столь велики, судя по скорости на спидометре, во второй половине дня мы прибудем уже в Венецию, - откликнулась собеседница, снова погрузившаяся в созерцание окрестностей. - Разве что в каком-нибудь придорожном брасри перехватить горячего, чтобы не сбивать желудок с привычного ритма.
- Ты как всегда права, дорогая, швейцарские кантоны-области по размерам сравнимы с городскими районами областного центра в России, если этот центр взять и раскидать на небольшом расстоянии. От Берна до границы с Италией мы проедем за каких-то часа три.
- Иногда мне кажется, что вся Швейцария не больше Москвы с пригородами. Странно, что на этом маленьком пространстве люди разговаривают сразу на нескольких языках, находя один общий и умудряясь достойно делать одно дело, получая от него немалую выгоду, - продолжила рассуждения спутника женщина. - Кроме всего, это крохотное государство сумело предстать в мировой короне крупным именным бриллиантом.
- Да уж, богатыри - не мы. Но не надо забывать главного, на что нам указывают великие умы человечества - человека расхолаживают именно большие пространства…
"Мерседес", задержавшись на считанные минуты у пограничного поста с упитанными пограничниками, снова понесся по размеченному широкому автобану с указателями и услугами через каждые пару сотен метров, вглубь горных массивов. Пологие склоны вокруг словно кто культивировал - такими ухоженными и подстриженными казались деревья с кустарником на них. Если встречались небольшие горные селения, то дома спускались вниз опять же ровными полукруглыми рядами, как цветные бусы на груди у исторической пьемонтки или ломбардийки, а до этого у швейцарских гельветки или бургундки.
Наконец, и горы отошли назад, разбежались по сторонам, впереди размахнулась желтовато-коричневая возвышенность с убранными квадратами полей, с одинокими вдоль обочины кипарисами и платанами с зелеными кронами. В раскрытое окно автомобиля пахнуло летним теплом, словно Альпы являлись границей между холодом и жарой. Скинув курточку, женщина осталась в платье без рукавов, еще больше опустила боковое стекло вниз, спутник последовал ее примеру, забросив пиджак за спинку сидения. Водитель включил вентилятор.
- Чем выше по стволу к вершине европейского дерева, тем ближе Африка, - доставая из холодильника бутылку с минеральной водой, насмешливо похмыкал носом мужчина. - Скоро будем мы лакомиться марокканскими апельсинами.
- Если считать Англию корнями, то да, - отозвалась женщина. - Но демократические устои все-же пришли в Европу из Римской империи...
- ...и успели перевернуть первобытно-общинные принципы общежития с ног на голову, - продолжил мысль спутник, все так-же усмехаясь. - Как там в Библии: все течет, все меняется, и все возвращается на круги своя.
- Экклезиаст, царь Соломон, Сократ, Лу Синь и другие мыслители здесь ни при чем. Эти мудрецы просто констатировали окружающую их изменчивость якобы стабильного мира, пытаясь объяснить круговорот воды и разума в природе. Но мы снова из ничего создаем себе проблему, - собеседница закинула ногу на ногу. - Тепло, которое врывается в салон нашего автомобиля, всего лишь влияние близкого Адриатического моря, омывающего с одной стороны благословенную и неповторимую страну Италию. С другой ее стороны плещет ласковыми волнами море Тирренское, тоже не очень холодное.
- Поздравляю с прекрасным знанием географии. Значит, скоро мы опять пересядем на паром и с материковой суши отправимся с экскурсией на острова Мурано, Бурано и так далее, на одном из которых неторопливо уходит под воду мировая жемчужина - Венеция.
- Ее построили на острове Мурано. Главное, лишь бы море было спокойным...
- Это я тебе могу обещать, потому что в здешних местах штормы бывают только по прихоти сильных мира сего.
Они стояли на устланной темной плиткой площади Сан Марко и кормили с ладоней печеньем забывших про испуг голубей. Шустрые птицы усаживались под несмолкаемую трескотню фотоаппаратов и кинокамер туристов со всего мира на их плечи, на головы, громко хлопали крыльями, стараясь когтистыми лапками и твердыми клювами испробовать на прочность заодно и кожу на человеческом теле. Так это у них получалось забавно, что громкий смех вокруг не обрывался ни на минуту. В начале площади возвышался приземистый разноцветный собор Святого Марка со множеством небольших, конических вверху, каменных шатров по всей крыше с фигурками святых внутри, с похожей на заточенный длинный и квадратный коричневый карандаш колокольней рядом. По бокам пространство замыкали трехэтажные здания двухсот летней давности с узкими сотами окон по фасаду, конец площади ограничивало строение с колоннами в два яруса. На всей территории для людей со всех концов земного шара не находилось даже мгновения для грусти и печали, на лицах отображалось счастье созерцать неповторимое чудо света, боготворить его и запечатлевать вместе с собственной персоной со всех сторон. Ведь по прогнозам ученых красоте этой недолго оставалось радовать землян бесподобными линиями уходящих под воду, похожих на дворец Дожей, старинных дворцов, причудливых мостиков над бесчисленным множеством каналов, несмотря на все усилия мировых умов.
Поиграв кнопкой на японской видеокамере, женщина обернулась к спутнику, разглядывавшему какую-то надпись на древнем литом фонаре:
- Милый, ты не хотел бы поводить меня по этому чудесному городу сам, не прибегая к услугам вальяжных, как гондольеры, местных гидов?
- Разве ты боишься здесь заблудиться? - поднял голову мужчина. - Городок не столь велик, как нам кажется, а я бы пока осмотрелся в гостинничном номере.
- Я про это знаю, но именно сейчас на меня нахлынули романтические чувства. Я бы с удовольствием полюбовалась еще раз Дворцом Дожей, постояла бы с тобой на мостике Вздохов, прошлась бы по мосту Риальто. Кстати, в этом городе жило немало великих людей, в честь которых благодарные итальянцы прикрепили на стенах домов памятные доски.
- А если нам воспользоваться услугами гондольеров? С узких лодочек, прекрасно бегающих по каналам, открывается великолепный обзор старинных дворцов и зданий. Церковь Санта Мария Делла Салуте, дворцы Ка,Пезаро, Ка,Фоскари, Кавалли Франкетти, Ка,д,Одро на Большом канале, проплыть под мостом Риальто, мостом Вздохов. Выйти из гондолы и пройтись по узким гранитным тротуарам на Рио Сан Барнаба, на острове Бурано полюбоваться свисающим с балконов разноцветным нижним бельем обыкновенных венецианцев.
- Если еще посадить на корму голосистого итальянского певца с гитарой, то лучшего подарка придумать невозможно, - засмеялась женщина. - Нет, милый, несмотря на то, что вода в каналах не отдает затхлыми запахами, я бы все-таки совершила пешую прогулку. Она бодрит тело и успокаивает нервы.
- Тогда я к вашим услугам, сударыня...
За окнами приспособленного под гостинницу стариннного особняка, построенного в стиле барокко, неторопливо опускалось в Венецианский залив жаркое красноватое солнце. Лучи от него проторили блестящую дорожку по морской глади, зачернив множество рыбацких суденышек, между которыми лавировали двухпалубные катера с туристами, но главный фарватер никто не занимал, по нему медленно тащился океанский лайнер, утыканный снизу до верху множеством иллюминаторов, совершающий круиз вокруг земного шара. Рядом с ним рыбацкие лодочки казались брошенными в воду детьми игрушечными корабликами. Постояв у подоконника, женщина поднесла ко рту бокал с местным слабеньким кьянти, отпив пару глотков направилась на просторный балкон с каменными перилами на каменных же толстеньких колоннах, почти копию балкона зала большого совета. Внизу прямо под стенами плескались маслянистые волны, по которым одетые в причудливые костюмы гондольеры, лениво шевеля будто лакированными веслами в таких же отшлифованных уключинах, неспеша прогоняли похожие на греческие или арабские древние суда лодки с высоко загнутыми носами, с разноцветными фонариками под загогулинами. Изредка с кормы доносилась негромкая песня на певучем итальянском языке. Прислуга уже вынесла на середину балкона стол на кривых буковых ножках, накрыла его белоснежной скатертью и даже успела поставить несколько блюд с холодными закусками и ваз с фруктами. Оставалось украсить пустующий в середине пятачок парой бутылок вина из Тосканы и выдвинуть из-под стола крепкие буковые стулья.
Наконец, все было готово, женщина, окинув придирчивым взглядом сервировку стола, прошла в апартаменты, легонько толкнула ведущую в угловую комнату дверь. Ее спутник, как всегда, изучал кучу разложенных перед ним документов, поминутно сравнивая полученные выводы с цифрами, мелькающими на мягко светящемся экране ноутбука. Помедлив, она приятным голосом оторвала его от бумаг:
- Милый, тебе не кажется, что сегодня ты умудрился забыть не только про правила, оговоренные нами перед путешествием, но даже про меня?
- Прости, дорогая, получил факс из Сеула. Кажется, там решили присоединиться к моему проекту, который я огласил корейцам еще в Париже, на рандеву у нашего хорошего друга господина де Корнуэля, - мужчина откинулся на спинку стула, смахивая усталость, провел ладонями по лицу, затем по волосам.
- И который ты подтвердил еще раз всем посвященным в него в Лондоне, на светском рауте в в Букингемском дворце, резиденции королевы Англии Елизаветы Второй.
- Именно так.
- Тогда это хорошая новость, но позволю себе напомнить, что ничто не должно нарушать порядок вещей.
- Тысячу извинений, я уже у ваших ног, моя госпожа...
Мужчина немедленно встал из-за журнального столика и пошел в спальню переодеваться, на ходу бегая пальцами по кнопкам сотового телефона.
Под несмолкаемые всплески волн Венецианского залива на погружающийся в море неповторимый город опускалась теплая ночь с легкими дуновениями ветерка, прилетающими из необозримых просторов Адриатического моря. На темно-синее бархатное небо выкатилась огромная луна, в лучах которой воды залива покрылись расплавленным серебром, а забытые хозяевами рыбацкие суденышки с габаритными огнями по бортам превратились в неясные очертания романтических каравелл, качающихся на рейде средиземноморского порта. На балконе электричество включено не было, но в комнате горела за открытой дверью хрустальная люстра. Усмиренные тонкими цветными занавесками, блики покрыли стол и сидящих за ним людей ровным голубоватым светом, создавая уютную обстановку. Собеседники насытились, оставалось завершить трапезу хорошим тосканским вином из высокого графина, закурить сигарету с прекрасным турецким табаком и настроиться на мирную беседу о любви. Но женщина успела отпробовать еще не все, взгляд ее скользил по тарелкам, не зная, на какой из них остановиться, в конце концов она взяла серебряную вилку, наколола на ее зубцы кусочек отваренного мяса в остром итальянском соусе и поднесла ко рту:
- У-у, прелесть, - через некоторое время сказала она, запив кушанье глотком полусухого виноградного напитка. - В Европе так готовить не умеют.
- Надо признать, что итальянцы преуспели не только в спагетти, - согласился собеседник, откладывая столовые приборы в сторону. Он облокотился о край стола и промокнув губы салфеткой, посмотрел на спутницу. - Итак, дорогая, я готов продолжить повесть о нашем приемном сыне, мечущемся в поисках сексуального удовлетворения, на чем мы остановились в прошлый раз?
Он с удовольствием прошелся по женщине влюбленными глазами. Сегодня на ней был надет шикарный арабский халат розовых тонов с широкими рукавами и серебристого цвета поясом вокруг тонкой талии. Вся она представляла собой только что покинувшую спальню, наспех успевшую привести себя в порядок, непокорную пленницу царских кровей, не по своей воле оказавшуюся в султанском дворце. Вид ее возбуждал, тревожил затаенные уголки разума, заставляя высвечиваться необузданным фантазиям. Эротичности добавляли воткнутая в золотистые волосы, оправленная в серебро, крупная розовая приколка ввиде раскрытого рапана, длинные сережки из панцирей речных моллюсков в серебре, простенькие бусы из покрытых серебром же мелких ракушек. Запястье украшал серебряный браслет со вставками из того же материала, на щеках играл яркий румянец хорошо отдохнувшего человека, создававший в сочетании с блеском жемчужных зубов романтический образ прекрасной незнакомки. Из-под полов халата виднелись расписанные серебряными цветами загнутые носы маленьких розовых туфелек. Мужчина тоже успел переодеться в прекрасно сшитый домашний халат светло-коричневых оттенков с пространными отворотами фигурного воротника и на рукавах, на ногах красовались обверложенные коричневым мехом мягкие парчевые шлепанцы. Сама атмосфера за уставленным яствами столом говорила, что впервые за время путешествия оба собеседника настроились на создание между собой семейного взаимопонимания.
- На том, как Докаюрон отправился в горы реализовывать незаурядые сексуальные свои способности, - потянулась за сигаретами спутница. Прикурив, прищурила в усмешке миндалевидные глаза. - Кстати, после того, как бывшая супруга поинтересовалась об успехах в обхаживании молоденьких девчат, конкретно о их количестве на его душу, у него появилась мысль, что неплохо бы партнерш по сексу начать коллекционировать. Кажется, до сотни трахнутых баб ему еще было далеко.
- Ты перестала его уважать?
- Почему ты так решил?
- Потому что в твоих словах начало проскальзывать равнодушие, - мужчина щелкнул зажигалкой, с интересом воззрился на собеседницу. - Коллекционер, сотни трахнутых баб... до этого к Доке в твоем голосе присутствовало некоторое сочувствие.
- Совсем наоборот, мне нравится целеустремленность, пусть даже она проявляется в порно похождениях главного героя, - не согласилась спутница. - Весь смысл заключается в том, чтобы суметь реализовать себя за отпущенное нам на земле время. Неважно в чем, но обязательно реализовать.
- Думаешь, там это зачтется?
- В первую очередь наши подвиги зачтутся нами самими, для себя, ну и там посмотрят не косо, - она смешно выпятила губы. - Ведь Дока рвался только вперед, а женской половине населения и там, и тут, скажем так, это не безразлично. Мне, во всяком случае.
- Спасибо, тогда продолжим рассказ со спокойной душой.
- Прежде, чем ты углубишься в повествование, милый, я бы попросила тебя прояснить важную для меня деталь.
- Я весь внимание.
- Когда и где ты купил этот шикарный бухарский халат? - спутница на мгновение как бы затаилась в чувствах, одновременно небрежно указывая пальчиком в сторону мужчины. - Или тебе кто-то его подарил?
- Я купил его в магазине своего друга в Москве, - собеседник недоуменно похмыкал себе под нос. - А в чем дело, дорогая?
- На халате до сих пор красуется ярлычок с простенькими инициалами на русском языке и сердечком посередине. Вон тот на воротнике, рядом с петелькой для вешалки.
- Ах этот, разве я не рассказывал, что халат делали на заказ? - мужчина закинул руку за шею, нащупав ярлычок, спокойно оторвал его и бросил на стол. - Магазинчик с небольшой швейной мастерской поностью в руках жены моего друга, она пришивает ярлычки со своими инициалами на те вещи, которые под ее чутким руководством и с ее участием шьются только для избранных. Одним из таковых оказался твой покорный слуга.
- Тогда все в порядке, хотя эту вещь ты старался надевать лишь в исключительных случаях. В Москве я видела тебя в ней всего раза два, а здесь впервые, - собеседница подергала плечами и, снимая внутреннее напряжение, перевела потеплевший взгляд на ночной залив, начинавшийся прямо от стен гостиницы. Добавила с игривой усмешкой в уголках губ. - Прости, мне показалось, этот халат нравится тебе потому, что не дает забыть одну из моих предшественниц.
Некоторое время мужчина молча крутил в пальцах зеленую из уральской яшмы серебряную зажигалку, затем со вниманием присмотрелся к окутавшейся лунным светом золотоволосой своей пассии, негромко произнес чуть дрогнувшим голосом с хрипотцой:
- Спасибо, дорогая, если любимый человек начал замечать мелочи, мимо которых ты сам равнодушно проходишь, значит, вера в обоюдную любовь не напрасна. Я люблю тебя и постараюсь, чтобы ты во мне не разочаровалась.
- Вот и хорошо. И давай-ка не будем больше о грустном, иначе даже вечно голубое небо над благословенной Венецией начнет хмуриться, - окончательно избавилась спутница от сомнений. Отпив глоток вина из высокого хрустального фужера, промокнула салфеткой свои выразительные губы. - Итак, Дока Юрон покинул высокогорную турбазу, весть о недюжинных его способностях вознамерились разнести на все четыре стороны света сразу четыре женщины, доверивших ему свои чувственные желания. Что же было дальше?
- Ты снова иронизируешь? - добродушно засмеялся ее собеседник.
- Ничуть, просто у меня поднялось настроение.
- Тогда в путь, как бы ни был он тернист...

После того, как Дока вернулся домой, сексуальные желания у него увеличились многократно, теперь он согласен был трахнуть для общего счета даже пробегающую мимо собаку. Он вдруг открыл для себя, что на отдыхе люди расслабляются, что сил для победы над женщиной требуется меньше, нежели в пропитанном выхлопными газами, вечно суетливом городе, в котором озабоченное выражение на лицах партнерш не сходит даже во время полового контакта с ними. Значит, при любой возможности нужно пользоваться путевками, предоставляемыми профсоюзом, и работать, работать в поте лица, чтобы поскорее достичь заветного рубежа в сто женщин. Его удивило, что простая деревенская бабенка - бывшая жена - додумалась до этого раньше, каждый год уезжая на отдых в южные санатории. Он давно оставил надежды на то, что она сохраняла ему верность, хотя они не растаяли окончательно, ведь жена выросла в деревне, в которой до сих пор поклонялись патриархальным устоям, к тому же, к сексу относилась с прохладцей. Но по приезде из очередного отпуска, бывшая супруга каждый раз лукаво поводила блядскими глазками и с прозрачными намеками на его нередкое половое бессилие заводила разговор о том, как хорошо заниматься кустотерапией с горячими и настойчивыми кавказскими мужчинами. В связи с этим он не мог отвязаться от мысли, что давно настало время догонять в счете теперь ее, запоздалые думы только подхлестывали заманчивые мечты.
На следующий сезон Дока уже сам напрашивался на поездку к берегам Черного моря, профсоюз пошел навстречу, отмечая прилежный труд, и в конце лета снова выписал путевку подающему надежды начальнику смены, теперь на морской курорт. Дока никогда не видел моря, поэтому с волнением влезал в скорый поезд до Адлера, а когда состав потянулся вдоль присыпанного крупной галькой побережья, когда у самых шпал заплескались зеленовато-синие пенные волны с кипельно белыми гребешками, у него невольно перехватило дыхание.
Когда распаковался и получил ключи от номера в похожем на белоснежный океанский лайнер здании санатория, немедленно сбежал по крутым ступенькам и устремился к берегу.
Морской простор открылся внезапно, сразу за стеной продуктовых палаток с продавцами-кавказцами в них. Так же неожиданно показался заваленный голыми телами пляж, который тянулся по побережью аж до выступающего в море скалистого мыса, и на всей этой усеянной людьми узкой полосе отыскать свободное местечко оказалось проблематично. Дока растерянно осмотрелся вокруг, множество женщин любого возраста с удовольствием подставляли кругленькие, плоские, квадратные - разные - попы палящему в полную силу ослепительному в чистом небе солнцу. Мужских комковатых задниц он старался не замечать. В этот момент звонкий девичий голос весело позвал:
- Эй, парень, ты играешь в карты?
- Играю, - живо обернулся Дока.
- Тогда подсаживайся к нам, у нас одного игрока не хватает.
Девушке на вид было лет двадцать, напротив лениво наблюдала за отдыхающими ее подруга одинакового с ней возраста. Обе успели загореть до стойкого коричневого цвета, открытые купальники закрывали интимные части тела узкими полосками, едва удерживаясь на бедрах и на спине за счет тонких завязочек. С третьей стороны наброшенного на гальку покрывала с колодой карт посередине поджимал под себя ноги худощавый мужчина лет сорока пяти, настороженно бегающий глазами вокруг. Оценив обстановку, Дока бросил на землю сумку с полотенцем, шустро расстегнул пуговицы на рубашке и брюках, обратился к позвавшей его девушке:
- Я только окунусь и сразу обратно, хорошо?
- В первый раз, что-ли? - снисходительно засмеялась та.
- Да вот же, - не стал спорить он.
- Тогда тебя на берег бреднем не вытащишь.
- Сам прибегу, - уже на ходу отозвался Дока.
Вода оказалась удивительно теплой, ласковой и как бы тягучей, она стойко удерживала на поверхности, не давая возможности заглянуть под нее. Дока с удовольствием помахал руками и ногами возле берега, побаиваясь заплывать далеко - все-таки немерянный морской простор заставлял относиться к нему с уважением. Наконец, изловчившись, он сумел погрузиться на небольшую глубину, сразу широко раскрыл глаза, заметил вдруг между навалами все той же пестрой гальки прятавшегося под нее маленького краба, перед носом шевелила отростками совершенно прозрачная медуза, рядом с ней другая. А вдали, в туманной глубине, ворочалось неясное с отлетающими от него вверх серебристыми пузырями, оно медленно приближалось. Дока хотел уже вылететь наверх, когда вдруг выяснилось, что это торопилась к берегу женщина в разноцветном купальнике. Ходуном ходили под бюстгальтером полные груди, выпуклый лобок под плавками то вспухал бугорком, то выпячивался двумя большими половыми губами, продолжавшимися аж до ягодиц на другой стороне тела. Из-под воды так красиво было наблюдать за ритмичными движениями незнакомой пловчихи, что он едва не забыл про иссякающий запас воздуха. Выскочив пробкой наверх, сморгнул ресницами и увидел почти рядом красивую девушку в том самом разноцветном купальнике, которая примеривалась взобраться на крутой береговой откос. Очередная волна подтолкнула ее под попу, но пловчиха не удержалась, опять оказавшись в воде.
- Вам помочь? - подался Дока к ней, выворачивая ступни на неровном дне.
- Спасибо, я справлюсь, - улыбнулась девушка заметив, что добровольный помощник сам едва держится на ногах. - Надо только успеть оседлать следующий вал.
Так они и вылезли на высокую галечную насыпь вдвоем и на карачках, помогая друг другу зацепиться за любой удобный выступ, уселись у воды. Пляжники вокруг одобрительно заулыбались, наверное, вместе они хорошо смотрелись.
- Вы уже давно здесь? - сдувая с губ влагу, поинтересовался Дока, он успел забыть, что его ждут в компании для игры в карты.
- Пошла вторая неделя, так быстро летит время, - девушка зыркнула на него круглыми синими глазищами, сунув руку под ногу, поправила края плавок. - А вы, наверное, первый день?
- Вы угадали, - он откинулся на спину, невольно проследив за действиями новой знакомой, протянул ноги под накаты волн. - Хорошо здесь - море, чистый воздух, горы вокруг.
- А где вы остановились?
- В санатории, который на вершине горы за нашими спинами.
- А я дикарем, так интереснее.
- Почему?
- Потому что сама себе хозяйка.
Дока наморщил лоб, он уже успел ознакомиться с внутренним распорядком курортного общежития, но ранние подъемы на завтрак и отбои в десять часов вечера его не устраивали. Рядом остановилась какая-то отдыхающая, погремев камушками под ногами, намеренно развернулась так, чтобы тень от нее накрыла Доку. Он вскинул голову и узнал подружку, позвавшую составить компанию в карты.
- Одежду не забудь, курортник, - посоветовала она так-же весело, как приглашала. - Я сразу сказала, что тебя назад и бреднем не приловишь.
- У вас до сих пор не хватает четвертого? - приподнялся он на локтях. - Тогда я мигом.
- Теперь я решила искупаться, - усмехнулась девушка и с берега прыгнула в воду.
- Я тоже пойду, - встала с места и пловчиха.
- Постойте, мы даже не успели познакомиться, - вскочил на ноги Дока.
- Разве вы до сих пор один? - ладно сбитая пловчиха скосила ярко-синие зрачки на море, между полненькими ее ножками четко выделился выпуклый лобок. - Кажется, в том коллективе недостает одного человека.
- Я вообще только пришел, штаны с рубашкой к ним подкинул, и все.
- Ах, вот как. Правда, я уже собираюсь, потому что днем загорать вредно, - девушка на несколько мгновений ушла в себя. - Ну, хорошо, тогда вечером приходите на танцы.
- А где они будут?
- При вашем санатории есть своя танцплощадка, но мы в горы не поднимаемся, а ходим в шестую поликлинику. Она сразу за этим пляжем, через дорогу.
- Понял, за высоким фигурным забором с фонарями на кирпичных столбах.
- Все правильно, начало танцев в восемь часов вечера.

Глава девятнадцатая.

Проводив ее масляным взглядом, Дока постоял еще немного и снова вошел в море. Теперь ему не терпелось отыскать приглашавшую его на игру подружку, но среди множества разноцветных резиновых шапочек и непокрытых голов с плотно уложенными волосами отыскать кого бы то ни было представлялось проблематичным. Поплескавшись, он вылез на берег и потопал на место первого пристанища, там все уже были в сборе, даже колода карт роздана. Через некоторое время поступило предложение размочить сухой счет, с которым Дока с напарницей оставляли противников. За вином побежал худощавый мужчина, когда он принес несколько бутылок розового портвейна, Дока успел основательно познакомиться с подружками с одинаковыми льняными волосами и курносыми носами. Обе оказались из Подмосковья, на курорт приезжали не впервые, поэтому знали все ходы и выходы. После первого стакана разговор пошел откровеннее, та девушка, которая пригласила в компанию, доверчиво прилегла ему на колени, возбуждая у Доки шелковой шоколадной кожей эротические чувства. Она была одновременно мягкая и упругая, словно гуттаперчевая воздушная гимнастка из цирка, ее землячка, по виду, тоже не скрывала намерений завязать дружбу с ним, потому что мужчина рядом с ней оказался скованным что в мыслях, что в желаниях. Незаметно подоспело обеденное время, Дока собрался покинуть компанию, но подружка вдруг притянула его голову к своей груди, негромко прошептала:
- Не уходи, разве тебе с нами плохо?
- С вами хорошо, но я боюсь опоздать на обед, не хотелось бы с первых дней нарушать распорядок дня, - поцеловал он девушку в щеку. Он успел почувствовать себя хозяином, загадывая, что вечером обязательно поведет новую пассию на природу. - К тому же, на таком солнце запросто можно обгореть.
- Сама упарилась, - она теснее прижалась к нему, поводила губами по соскам, не поднимая глаз, обыденно сказала. - Давай уйдем вместе? Надоели оба, и мямлят, и жуют сопли.
- Согласен, - живо откликнулся Дока, легко вскакивая на ноги, он словно ждал этого предложения - Собирайся, иначе недолго обуглиться.
- Куда это вы? - навострила вторая девушка сонную физиономию, скользнула завистливым взглядом по Докиной фигуре. - А мне с вами можно?
- У тебя есть свой ухажер, - жестко отрезал он под застывшей мимикой на лице ее обожателя.
- Какой он ухажер, мастер переливать из пустого в порожнее.
- Тогда выбирать надо было раньше.
Быстро одевшись, Дока помог своей подружке застегнуть со спины пуговицы на платье и влезть в босоножки, затем подцепил под руку и припустил к выходу с пляжа.
По узкой улице курортного поселка они поднимались в горы все выше и выше, пока дома не остались позади, пока не дошли до жиденького ручейком водопадика, журчащего с обрывистого склона поросшей густым лесом скалы. Свернув с тропы, Дока углубился в заросли, помогая идущей следом девушке вскарабкиваться наверх, наконец, между кустами завиднелась небольшая полянка с неброскими цветами. Смахнув с лица капли пота, он на ходу расстегнул ширинку и тут-же увлек подружку на жесткий зеленый ковер, одновременно правой рукой задирая подол платья и стягивая с ее попы не успевшие просохнуть плавки.
- Да подожди ты, надо бы осмотреться, - попыталась она оттолкнуть его. - Кажется, в той стороне хрустнули ветки.
- Это кабаны, - отрывисто пояснил он, отбрасывая плавки на траву и нашаривая головкой члена вход во влагалище. Торкнулся задницей вперед. - Или мед-ве-ди-и...
- Да ты что! - пугливо взвизгнула партнерша. - А если сюда притащатся?..
- Не ус-пе-ю-ут...
Ягодицы Доки заработали паровозными маховиками, в уголках рта начали скапливаться первые пузыри тягучей слюны. Он успел ощутить как подружка, забыв про медведей, принялась быстро подстраиваться под него, как активно взялась она подмахивать, стараясь не упустить и своего. И тут-же закостенел всем телом, трепеща лишь кончиками пальцев на руках и ногах, яйца сперва сморщились, а потом взорвались обильным потом, член задергался словно в приступе обильной рвоты. На какое-то время он потерял контроль над собственным существом, тыкаясь в пылающее лицо партнерши несмышленным кутенком, а когда стал приходить в себя, первой мыслью было, что снова вернулась застарелая беда - быстрое извержение семени. Сколько он пережил из-за нее насмешек от многочисленных подружек и даже от своей жены, вспоминать было противно, вот и сейчас Дока приоткрыл глаза, с испугом покосился на бурно задышавшую под ним партнершу. Но она ничего пока не замечала, исправно подмахивала задом, не забывая острыми ногтями пощипывать и его ягодицы. На плотно сомкнутых веках трепетали длинные крашенные ресницы, на сочных губах стерся слой краски, обнажив тонкую бледно-розовую кожу, на аккуратном носу подрагивали крупные капли пота. Невольно Дока отметил про себя, что подружка попалась почти красавица. В этот момент она еще выше задрала довольно длинные ноги, водрузила пятки ему на поясницу, он понял, что нужно продолжать работать и дальше, несмотря на сникающий член, иначе может получиться крупный скандал, потому что на женщину с покладистым характером новая пассия никак не походила. Чтобы возбудиться снова, продвинул руку между ее бедрами, поскользил ею по покрывшимся обильными выделениями половым губам, потом запихнул указательный палец под свой член в тугом влагалище, отвлеченно отметив, что новая знакомая еще не рожала. Внутри у девушки все кипело и чавкало, температура стояла такая, что кожу на руке пощипывало будто от жаркого пламени, скорее всего, она успела кончить не раз, но не подавала виду, стараясь оторваться на полную катушку. Дока просунул вовнутрь еще один палец, подушечками придавил уздечку на члене и принялся ритмично двигать всю конструкцию взад и вперед. Партнерша уже изгибалась коромыслом, хапая горный воздух короткими жадными порциями, сегодня она явно была в ударе, но, как и в начале полового акта, из раскрытого рта не вылетало ни одного стона. Лишь беспрерывные всхлипывания со всхрипами, перекликавшиеся с маслянистыми звуками, идущими снизу. Скоро и Дока почувствовал некоторое оживление в собственных половых органах, головка очнулась от забытья, уздечка натянулась, ощущая прелесть занятий сексуальными упражнениями, ко всему, напарница поиграла мышцами влагалища, постаравшись сузить его до размера мышиной норки. Вздыбив ягодицы, Дока с удовольствием взялся за пахоту удобренной извержениями рыхлой пашни во второй раз.
Так, с небольшими перерывами на короткий отдых, продолжалось до тех пор, пока где-то в стороне снова не послышался хруст сухих ветвей, оба партнера с неохотой отвалились друг от друга, пытаясь восстановить запальное дыхание. Никто из них не подумал отреагировать на громкие звуки явным беспокойством, будто в этом лесу на их поляне так и должно было быть. Через несколько минут по тропинке, глядя прямо перед собой, скорым шагом прошли мужчина и женщина средних лет, они скользнули по крутому откосу на следующий виток стежки вокруг вершины горы и исчезли в зарослях дикого шиповника. Единственное, что постаралась сделать лежащая рядом девушка при виде незнакомой пары, это одернуть подол платья вниз, но Докина рука так и не дотянулась до сброшенных штанов. Он отвернул голову набок, поймал губами высохший стебелек и с довольной усмешкой взялся его бездумно жевать, впервые за долго время он чувствовал себя полностью удовлетворенным.
Когда они спустились вниз, на чистеньких улицах приморского поселка зажглись первые ртутные фонари, на верандах многочисленных кафешек зазвенели струны электрогитар, а по ухоженным аллеям заважничали прикинутые отдыхающие. Из шашлычных тянуло вкусными запахами хорошо прожаренного мяса, из пивных запахами свежего пива, голова у Доки начала покруживаться, во рту быстро скопилась горьковатая слюна. Подружка рядом тоже, видимо, испытывала одинаковые с ним чувства, с усилием передвигая длинные и ровные свои ноги. Дока мельком взглянул на часы, стрелки беспристрастно показали, что сегодня он пролетел не только на комплексный обед, но и на сытый ужин:
- Ты хочешь кушать? - обратился он к спутнице, проглатывая застрявший в горле шершавый комок.
- После такого марафона да кто бы отказался,- фыркнула та полными губами, бросая голодные взгляды за каждую раскрытую дверь забегаловок. - Ты решил меня угостить? - не дожидаясь ответа, добавила. - Ты знаешь, я была бы не против.
Дока сунул руку в карман брюк, наощупь перелистал несколько сложенных купюр, взятых с собой денег должно было, кажется, хватить на бутылку вина и на сытую закуску к ней. Поймав ладонь девушки, он вошел в первую же кафешку, но цены оказались куда более высокими по сравнению с ценами даже в Докином, не столь северном, городе. Что там, что здесь, вездесущие армяне не стеснялись грабить покладистых россиян, а курортников тем более. Потоптавшись у стойки, он ограничился не шикарным ужином на две персоны, а парой стаканов крепленого вина, несколькими отварными сосисками с прозрачными ломтиками хлеба к ним и пачкой плавленного сырка на двоих. Под конец трапезы водрузил на высокий столик две кружки с прохладным пивом, этого угощения, как ни странно, оказалось достаточно, чтобы восстановить истраченные силы. Ощутив бодрость духа, Дока сразу за порогом подхватил под руку подружку, взявшуюся хмелеть на глазах, повлек за собой вдоль оживленного тротуара.
- Куда ты тащишь? - со смехом упиралась она. - У меня уже ноги не передвигаются.
- На карусель, красивая, - весело погремел он мелочью в кармане. - На два билета здесь должно хватить.
- Ни в коем случае, на сегодня приключений достаточно, - запротестовала пассия, уцепившись за мохнатый ствол пирамидального кипариса. Они успели завернуть на темную аллею небольшого парка. - Лучше проводи меня до дома, и сам ступай отдыхать.
- Но я еще не устал.
- А я бы с удовольствием поспала.
Дока присмотрелся к девушке, плечом прижавшейся к поросшему коричневым мохом дереву, заметил вдруг, что от стакана вина с кружкой пива ее развезло так-же, как днем на берегу, когда она прилегла на его колени. В голове мелькнула озорная мысль. Он крепко обнял ее за талию, стащил с освещенной аллеи на подстриженный газон, по нему доволок до ряда тополей вдоль белой стены здания прибрежного курорта и, прислонив к толстому стволу, рывком задрал подол платья. Наверное, она не успела сообразить, что он собрался делать, потому что когда Дока воткнул ей член между ног, только и смогла произнести:
- Сумасшедший... От тебя пора бежать, ты затрахаешь меня до потери пуль-са...
Но смысл этих слов до него уже не дошел, не обращая внимания на пешеходов, приостанавливающих за деревьями движение, он настырно старался достичь желанного оргазма, пробуя членом на прочность упругие стенки влагалища и стремясь добраться до заветной огненной точки в глубине. Он знал наверняка, что эта точка, от которой многократно усиливается ощущение блаженного полета, существует, она имеется у каждой женщины. Это она держала уздечку под головкой в постоянном напряжении, заставляя тело извиваться в эротических конвульсиях, помогая добиваться неземного экстаза.
Когда закончился каскад сладострастных подергиваний, Дока расслабленно положил голову на плечо подружки, полуприкрыл глаза. Ему было все равно, что кто-то может подглядывать за ними, он давно решил, что будет пользоваться любым моментом для удовлетворения своих сексуальных желаний, потому что начало половой жизни получилось слишком поздним. Теперь следовало наверстывать упущенное, чтобы успеть полакомиться в полный рост.
- Очнись, дорогой, - похлопала его партнерша ладонью по щеке. - Перед нами скоро толпа отдыхающих соберется.
- Пусть хоть вся курортная зона, - промямлил Дока, с усилием отрываясь от ее груди, на сегодня половых игрищ было достаточно. Но в мозгу крутился один неразрешенный вопрос, когда он созрел, Дока застегнул ширинку и взял за плечо девушку, оправлявшую платье. - Ты далеко живешь?
- О как, только что умирал, - она с удивлением уставилась на него.
- Пойдем, я провожу тебя домой, - не стал он пускаться в объяснения.
Новая пассия жила далеко, за мостом через бурную горную речку. Обратно Дока почти бежал, он боялся опоздать на танцы, на которых назначила ему свидание пловчиха с огромными густо-синими зрачками. Она сразу ему понравилась и он не хотел ее упускать, эта пловчиха была куда интереснее отправившейся отдыхать подружки. Сил прибавлялось с каждым шагом, и когда впереди показался освещенный фонарями забор вокруг шестой поликлиники, он вновь чувствовал себя в своей тарелке. Лишь чуть покруживалась голова, да руки оставались сухими. Девушка стояла напротив входа на танцплощадку, всматриваясь в лица выныривающих из темных зарослей парней и мужчин. Дока сходу сунулся лицом в пышную прическу, губами прихватывая кожу на высокой шее, ему надо было как-то скрыть отразившийся на внешности - он это знал точно - отпечаток бурно проведенного дня.
- Ого, да вы, молодой человек, охамели, - испуганно отшатнулась пловчиха. - Что это вы так сразу!?
- Шучу, шучу, - зачастил он, отскакивая на безопасное расстояние и пытаясь спрятать блудливую улыбку. - Давно не виделись, успел соскучиться.
- Разве? А мне кажется, что вам было не до скуки, - пловчиха попыталась присмотреться к нему получше.
Дока живо вильнул под сень дерева, с тревогой подумал о том, что сексуальная партнерша запросто могла отпечатать на рубашке или на теле следы губной помады. Вот это получился бы номер. Выдернув из заднего кармана брюк мятый платок, он суматошно принялся вытирать пот со лба, заодно стараясь надраить щеки и шею так, чтобы не оставить на них и тени для подозрения. Лупастая пловчиха не сводила с него внимательных глаз, она ждала ответа на свой вопрос.
- Каждый час показался мне високосным годом, - наконец разродился он правдоподобной фразой. Добавил как бы с укором. - И почему сразу на "вы", когда на море мы пообщались на "ты"? Ты успела от меня отвыкнуть?
- Давай на "ты", но я к тебе еще не привыкала, чтобы начать отвыкать, - пожала плечами подружка. - К тому же, ты опоздал.
- О, это заявка на длинный разговор, - ухватился за последнюю фразу Дока вместо того, чтобы оправдываться. - Давай сделаем так, я схожу за билетами, а ты подождешь меня еще несколько минут. Хорошо?
- Я на чужие деньги не рассчитываю, поэтому билет себе уже купила, - с достоинством проинформировала его пловчиха. - А ты иди в кассу, иначе мы и на танцы не попадем.
- Договорились, - он шустро вышел из тени дерева, кажется, на сегодняшний вечер ему все-таки удалось предстать девственником.
Танцплощадка была до отказа заполнена отдыхающими, Дока вместе с новой подружкой долго продирались сквозь сплоченные компании, прежде чем сумели найти свободный пятачок. Не успели осмотреться, как раздалась мелодия очередной ритмичной песни, оказалось, что партнерша ко всем достоинствам неплохо танцует. Дока попытался подстроиться и неожиданно почувствовал, как жутко он устал в связи с переездами, обустройством на новом месте и лазанием по диким горам. Значит, ощущение легкости было мимолетным, оно было обманом для организма, как второе дыхание у спортсменов, израсходовавшего много сил, ноги заплетались руки взлетали в воздух обломанными ветками, все тело казалось набитым сырыми опилками. Но он захотел продолжить знакомство с этой красивой девушкой, значит, пути к отступлению не существовало. Между тем пловчиха окончательно освоилась, кидая на него призывные взгляды огромными зрачками, превратившимися в синие омуты, закрутила в полный рост сбитой, будто резиновой своей фигуркой. Высокие груди ладно подрагивали в такт музыке, попа, обтянутая коротким платьем, сексуально подергивалась, она словно задалась целью измочалить ухажора до упадка сил, будто чувствовала, что в чем-то ее хотят провести. Молодые мужчины и парни откровенно любовались ее красивыми раскованными движениями, не сдерживая кривых ухмылок по поводу неуклюжих действий партнера, явно проигрывающего ей в этом виде развлечений.
И пловчиха добилась своего. Когда зазвучала медленная мелодия, а Дока снова с раздражением взялся вытирать платком пот, бежавший с него ручьями, видный мужчина протянул девушке руку и увел в круг, даже не посмотрев в его сторону. Больше они не расставались до конца танцев. Уверенный в том, что его кинули, Дока вслед за другими потащился к выходу, и вдруг за железной калиткой ощутил на плече маленькую горячую руку. Он повернул голову, увидел синеокую красавицу, старающуюся идти с ним в ногу.
- Я подумал, что тебе с новым партнером стало лучше, - замедлил он шаги.
- Этот мужчина прекрасный танцор, - утвердительно кивнула головой пловчиха, пряча лукавую усмешку. - Жаль, что мне с ним не по пути.
- Почему?
- Он живет в другой стороне, - девушка открыто прыснула в кулак.
Дока остановился, растерянно осмотрелся вокруг. Он понимал, что понравился девушке, но тот мужчина, похожий на американского актера Стивена Сигала, выглядел таким представительным и надежным, что ему в голову не пришло предъявлять претензии. Облизнув губы, он снова всмотрелся в бездонные зрачки оказавшейся верной подружки, и утонул в них.
- Наверное, я сегодня перенапрягся, - хрипло сказал он.
- Я тебя понимаю, когда я приехала в первые дни только и делала, что отсыпалась, - она сочувствующе улыбнулась. - Не поверишь, на танцы я пришла лишь во второй раз.
- Иначе мы с тобой бы не встретились.
- Иди отдыхать и... приходи завтра на море, - негромко попросила она.
- Спасибо, но ты меня совсем не знаешь, - заторопился было он с оправданиями, благодарный за привязанность.
- Если бы я могла предвидеть, родилась бы гадалкой, - засмеялась она бархатистым смехом. - А так я всего лишь обыкновенная женщина, каких на улицах городов и сел великое множество. Иди, новое утро все расставит по своим местам.
Он пришел ближе к обеду, когда многие отдыхающие нацелились покинуть пляж. Дока стеснялся встречи не с синеглазой пловчихой, а с сексуальной партнершей, с которой успел полазить по окрестным горам. Он боялся, что та окликнет его и закомство с новой подружкой на этом закончится, ведь места, которые обе выбрали для отдыха на пляже, находились почти рядом. Его тревога оправдалась, не успел он сделать по галечной россыпи несколько шагов, как раздался знакомый голос с хрипотцой:
- Сюда, разлюбезный, заруливай на нашу стоянку, - замахала вчерашняя подружка сразу обеими руками, она явно успела и опохмелиться, и окунуться в новый кайф. - Только не ссылайся на режим и лечебные процедуры, я уже в курсе, какое у тебя здоровье.
- Я и не думаю оправдываться, на здоровье тоже пока не жаловался, - настороженно крутя головой по сторонам, Дока остановился возле наброшенного на пляж покрывала. Посередине лоскута материи снова возвышались несколько бутылок с портвейном, две банки кильки и буханка хлеба. Сидящая напротив землячка пассии небрежно обнимала за шею того худощавого мужчину в возрасте, который после их вчерашнего ухода в горы оставался с ней. Наверное, они сумели договориться. - Но от выпивки категорически отказываюсь.
- А что здесь пить, ослиная моча, - пьяно откачнулась назад подружка. - К тому же мы не в родной замоскворецкой конторе, а в отпуске.
- Он и вчера губы кривил, - ее соседка неприязненно покосилась на Доку. Мужчина взял девушку за щеку, развернул к себе и демонстративно поцеловал в губы.
- Спасибо за приглашение, ребята, но такой отдых меня не устраивает, - Дока, воспользовавшись моментом живо отвернулся, чтобы по ступенькам взобраться на бетонную эстакаду с раздевалками и душем. Бросил через плечо. - Желаю удачи.
- Ну и дергай, щелкунчик на час, - послышалось за спиной. - Проситься станешь, не пустим.
Поморщившись, Дока полез наверх. На залитой солнцем просторной площадке на деревянных топчанах подставляли жгучим лучам животы и спины курортники в разноцветных плавках и купальниках. Дока направился к одной из раздевалок, он прошел уже половину эстакады, когда вдруг увидел знакомую сбитую фигурку, девушка, оттопырив круглый зад, опиралась на железное ограждение, любуясь водным пространством, раскинувшимся до горизонта. Ровные бедра с узкими полосками плавок на них равномерно переходили в полные икры, под коленями играли тенями сексуальные ямочки, распущенные волосы на гибкой спине слегка шевелил набегавший с моря теплый бриз, в заброшенных на лоб защитных очках играли яркие блики. Вся она представляла из себя не вечно зависимую от разных обстоятельств слабую половину человечества, готовую выйти за кого угодно, нарожать ему кучу детей, лишь бы ее кормили, одевали да изредка замечали. Эта девушка цену себе знала. Женщины данного типа возбуждали Доку больше всего, потому что они были именно женщинами, о такой он мечтал сколько себя помнил и не задумываясь отправился бы за ней на край света. Подумал о том, что она видела, как крутился он по пляжу, наверняка засекла его перебранку с теплой вчерашней компанией. Переступив с ноги на ногу, он набрался решимости и подошел к девушке сзади:
- Привет, а я тебя искал.
- Я видела, - помедлив, обернулась она к нему. Критическим взглядом осмотрела всю его фигуру в спортивном трико и сандалиях на босу ногу, фыркнула под нос полными губами. - Выспался?
- Само собой, даже на завтрак не ходил.
- А на процедуры?
- Там назначили... еще успею.
Пловчиха снова покривила округлые линии лица в веселой усмешке, поиграла искорками в ярко-синих глазах, облокотившись о перила, положила ногу на ногу. Внизу поджарого живота четко обрисовался выпуклый лобок с вылезшими из-под плавок несколькими черными завитками волос. Дока почувствовал непреодолимое желание обладать девушкой, он понял, что она принадлежала к тем женщинам, которых мужская половина человечества прозвала сладкими. Все у нее было к месту: и округлый подбородок, и стоячие груди, и высокий розовый пупочек посередине мягкого живота с тонкой талией, плавно переходящей в овальные линии бедер. И выпирающий лобок, вызывающе приглашающий овладеть хозяйкой всего этого богатства и насладиться не только отточенными внешними формами, но и опьянеть от внутреннего содержания, которое просто обязано было быть обильно хмельным. Чтобы сдержать охватившие его страсти, Дока невольно потянулся пятерней к прическе.
- Успевать надо вовремя, - назидательно заметила девушка, она вскинула брови вразлет. - Ты заметил, что люди потянулись на выход?
- Конечно, а что?
- Я вот думаю, может, и мне не стоит нарушать распорядок дня?
- В каком смысле? - невольно насторожился Дока.
- В прямом, - изучающе посмотрела на него девушка. - Я еще ни разу не загорала под дневными лучами солнца, которые скоро начнут прожаривать весь пляж. Говорят, это вредно.
- А мы не станем валяться на гальке, а пойдем купаться, вот солнце до нас и не дотянется.
- Ты так хорошо плаваешь?
- С тобой хоть до Турции и обратно, я видел, как ты профессионально работаешь кролем.
- Я тоже приметила, как ты тихо сидел под водой и ждал, пока я над тобой проплыву, - с издевкой прищурилась пловчиха. - Признавайся, любишь подглядывать за бабами?
- И в мыслях не было, - отнекался Дока. - Я за крабами и за медузами наблюдал.
- Интересно?
- Еще бы, я их впервые узрел.
- Ну, хорошо, - девушка прикусила нижнюю губу. - Иди переодевайся, и поплыли в Турцию.
Вода была удивительно теплой и мягкой, она обволакивала тело солоноватым рассолом, впуская в себя с глухими всхлипами и отпуская наружу руки с ногами. Большой красный буй, ограничивающий территорию купания, остался далеко позади, Дока старался не отставать от сноровисто идущей впереди девушки, он понимал что рискует, с первых дней решив отплыть от берега на далекое расстояние, но понадеялся на крепость конечностей и армейскую закалку. Между тем, подружка словно перестала замечать своего ведомого, она прибавила скорости, Дока понял, что его решили проверить на выносливость, собрав силы, вздыбил ногами пенный бурун, догнав пловчиху, намеренно пересек дорогу перед самым ее носом и, обдав крутыми всплесками воды, повернул обратно. Теперь совесть его была чиста, иначе чувствовал бы себя ущемленным, бравая мысль какое-то время помогала легко преодолевать расстояние, до тех пор, пока Дока не решился посмотреть в сторону берега. Извилистая линия показалась такой далекой, что в груди шевельнулось чувство беспокойства, не было видно вовсе обнадеживающего красного буя, он замахал руками резвее, стараясь не поднимать головы из воды. Между тем тревога продолжала непроизвольно возрастать, вспомнив случаи из армейской практики, Дока нырнул и надолго затаил дыхание в глубине, выскочив на поверхность только тогда, когда легкие приготовились взорваться от распиравшего давления. Парочка таких упражнений сняла на несколько минут нервное напряжение, позволив продвинуться к берегу еще на тройку сотен метров. Завиднелся качавшийся на ряби маленький красный шар, пловчихи рядом не было видно, она или продолжила путь дальше, или отвернула далеко по горизонтали. И вдруг на левой ноге в области икры возникла резкая боль, заставившая разом закостенеть все части тела, Дока, быстро погрузившись в воду, с усилием дотянулся пятерней до этого места, пытаясь помассировать сократившуюся мышцу, которая превратилась в выпуклый отпечаток окаменевшей буквы "М". В мозгу стрелой пронеслась мысль о том, что иголка, с которой он никогда не расставался, осталась на берегу приколотой под воротничком рубашки. Судорога не отпускала, мало того, она притянула голень напрягшимся сухожилием к бедру, кожа в этом месте едва не разрывалась пополам. Как ни стучал Дока по ней и по колену, натяжение продолжало увеличиваться, скоро весь бок вместе с предплечьем занемел окончательно, словно через него продернули колючую проволоку. Загребая правой рукой, из последних сил подтянулся до поверхности, чтобы успеть хапнуть несколько глотков воздуха, и опять камнем пошел вниз. Но молодой организм противился причуде умереть от случая, он боролся за жизнь как только мог. Снова и снова Дока дожимался до черты между небытием и бытием, не переставая отталкиваться от плотной воды правой ногой, помогая себе свободной растопыренной пятерней. Вот уж впереди блеснул скользким боком показавшийся недалеким шар буя, послышался громкий возглас купающегося, уже можно было бы позвать на помощь, если бы хватило на это сил, если бы кто-то решился обратить на крик внимание. Дока четко понял, что может утонуть на глазах облепивших берег отдыхающих, не вызвав у них к собственной судьбе никакого интереса, ему стало жалко себя, и эта жалость отобрала еще несколько крупиц драгоценного упорства. До вожделенного буйка оставалось десятка два метров, расстояние казалось непреодолимым, когда вдруг неизвестно откуда возникшая темная тень метнулась под водой к нему. И немедленно острая боль пронзила тело от макушки до пяток. Дока судорожно задвигал конечностями, пытаясь открытым ртом поймать такой желанный воздух, ощутил, что левая нога распрямилась, каким-то чудом разом отмяк весь левый бок, он уже имел возможность рвануть к берегу на полных парах. Метрах в пятидесяти в стороне из воды вырвалась одетая в солнечные блики женщина, пошла мерять расстояние широкими сильными отмашками. Он поморгал ресницами, чтобы избавиться от влаги под веками, тут-же последовал ее примеру.
Дока выполз из воды, перевалился на берегу на живот и тяжко задышал под недоуменными взглядами немногочисленных курортников, почувствовал, как кто-то провел по спине чем-то острым. Оторвав голову от россыпи пестрых камней, скосил глаза, перед ним присела на корточки синеокая пловчиха, лицо у нее было спокойным, а в пальцах она держала небольшой осколок ракушки.
- Я чуть было не утонул, - откашлявшись, сипло выдавил он из себя.
- Я знаю, но ты не утонул, - смахнула она волосы на одно плечо. Заметив недоумевающую его ухмылку, чуть помолчала и добавила. - Думаю, ты все равно бы добрался до буйка, ты такой настырный...
На приморский поселок опускался очередной чудный вечер, они шли рядом по аллее из пальм, высокие, стройные, еще издали вызывающие у встречных уважительный блеск в глазах. Дока успел покушать в санаторной столовой, девушка сходила к себе на квартиру, и теперь они встретились для того, чтобы пройтись по парку, повеселиться на многочисленных аттаракционах, побаловать себя молочными коктейлями, купленными у разбитных мороженниц. Дока несколько отошел от морского приключения, хотя нервная изморозь еще таилась внутри его тела, он до сих пор не мог понять, кто подсобил избавиться от судороги, едва не отправившей его на дно. А что избавление не обошлось без посторонней помощи, в этом он был уверен на сто процентов, он успел несмотря на страх рассмотреть под водой мелькнувшую рядом гибкую тень. Все произошло так стремительно, что осознать кто это был, возможным не представлялось. Новую знакомую Дока в рассчет не принимал, потому что она заплыла слишком далеко и не могла так быстро придти на помощь, а больше рядом никто не плавал, разве что одетая в солнечные блики женщина, которая вырвалась из воды впереди него. Но и она была на слишком большом расстоянии, чтобы смочь его проплыть под водой. Дока зябко передернул плечами, покачав в очередной раз головой, повернулся к идущей рядом подружке, он был обижен на нее за то, что она как показалось, с прохладцей отнеслась к случившемуся с ним.
- Не в силах забыть этот случай? - спросила она как о чем-то постороннем.
- С ним все понятно, - отмахнулся он немного раздраженно. - Не могу найти ответ на вопрос, кто сумел так незаметно приблизиться и воткнуть что-то острое в икроножную мышцу, отчего спазм моментально прекратился, иначе бы я пошел ко дну. Я заметил смутный образ, но кому он принадлежал, разгадать до сих пор не в состоянии.
- Человеку, конечно, - рассудительно заметила девушка.
- Понятно, что не Господу Богу, да вокруг все равно никого близко не телепалось.
- Я все время находилась рядом с тобой, - сказала подружка как-то отрешенно.
- Когда я повернул обратно, ты ушла далеко вперед, - не согласился Дока. - Я все глаза просмотрел, чтобы отыскать тебя.
- Плохо смотрел.
Дока приостановился, пристально вгляделся в спутницу. Девушка перекинула сумочку на другую руку, она продолжала спокойно глазеть по сторонам, не выказывая ни малейшей заинтересованности к тому, о чем только что поведал ее собеседник. Ему показалось, что безразличие это напускное, на самом деле за ним что-то скрывается, мельком взглянув на проходящих мимо людей, он поджал губы, на некоторое время ушел в себя. Подружка терпеливо стояла рядом, лишь рука потянулась к прогнувшейся вниз ветке лаврового дерева. И вдруг Дока ясно осознал, кто на самом деле является истинным его спасителем, сморгнув веками, с напряжением уставился на разминавшую пахучий лист пловчиху напротив. Вместо благодарности в его глазах начало разгораться пламя негодования, сделав глотательное движение, он сдержанно спросил:
- Почему ты не поспешила на помощь раньше?
- Потому что я была уверена, что ты доплывешь до берега, - девушка убежденно покривила пухлую розовую щеку, расстегнув сумочку, вытащила острый осколок раковины и протянула его Доке. - Это тебе на память, чтобы в следующий раз знал, перед кем следует выпендриваться.
- Я не думал соревноваться с тобой, поэтому повернул обратно, мне давно было ясно, что ты спортсменка, - он покатал под кожей на скулах твердые желваки, не прикасаясь к раковине и не понимая, зачем ее предлагают. - А ты знала, что я еще не успел акклиматизироваться.
- Хочешь сказать, что не имела права звать тебя за собой? - прищурилась пловчиха на него. - А кто первый предложил сплавать в Турцию?
- Я высказал шутливое предложение.
- Тогда в чем дело?
- Почему ты сразу не поспешила мне на помощь? - с упорством повторил он вопрос.
- Я уже говорила, что была уверена в твоих силах, - девушка выбросила осколок под дерево, нетерпеливо фыркнула выразительными губами. Наверное, выяснения отношений посередине оживленного тротуара стали ее раздражать. - Что тебя интересует еще?
- Только одно это, - Дока в замешательстве потоптался на месте, он не знал, что делать и о чем думать. Если перед ним холодное существо, способное равнодушно проплыть мимо тонущего человека, то от него нужно бежать как можно дальше, такие ни в грош не ставят жизнь постороннего человека, с ними и удовольствий не испытаешь никаких. А если девушка просто растерялась, то почему не желает в этом признаваться. Он по инерции повторил. - Лишь одно, больше ничего.
- Сейчас ты похож на попугая, - подружка вскинула голову, с громким треском защелкнула сумочку. - Знаешь, завтра мне нужно уезжать, и я не хотела бы испортить себе последний вечер, так что, лучше я прогуляюсь одна.
- Тогда для чего нужно было знакомиться вообще? - Дока снова с недоумением уставился ей в переносицу. - Что это бы тебе дало?
- Я увлеклась тобой, с первого взгяда.
- А теперь разочаровалась?
- Выходит, что так.
В груди у Доки возник привычный прохладный пузырек пустоты, он начал появляться еще в детстве, с той поры, когда его оставляли в одиночестве, в такие моменты накатывала волчиная жестокость, призывающая рвать и метать окружающее. Услышав ответ девушки, он понял, что за несколько часов шапочного знакомства тоже успел привязаться к ней, почувствовать родное существо. Не то, которое буквально вчера тискал по случаю высоко в горах - подобных женщин вокруг было море - а именно свое, которое ищешь всю жизнь и ни за какие деньги не купишь. С первых минут встречи он как зверь впитал в себя это ладное, одновременно мягкое и упругое, тело с высокими небольшими грудями, с розовым аккуратным пупочком и вызывающе выпирающим лобком. О, как прекрасно наверное обнять точеную фигурку, до изнеможения насладиться прелестью плоти, созданной природой в единственном экземпляре. В то же время, как ни странно, он боялся запутаться в длинных завитках шелковых волос, тем более, заглянуть в огромные густо-синие зрачки, чтобы не утонуть в бездонной глубине. И опять мечтал о продолжении знакомства, даже согласился бы на немедленную женитьбу, зная наверняка, что таких женщин не бросают.
И вот теперь все доброе, успевшее накопиться в груди, пришла пора выбросить как ненужный хлам, но этого делать нельзя было ни в коем случае. Дока осмотрелся, уличные фонари обливали мостовую с окрестностями бледно-синеватым светом, поток людей уменьшился, отдыхающие разошлись по кафе и ресторанам, заняли места в кинотеатрах, лишь изредка на тротуаре маячили прижавшиеся друг к другу парочки. За спиной девушки возвышался заросший густым кустарником крутой бугор с вечно зелеными деревьями над ним, узкая тропинка ныряла в заросли и пропадала в двух шагах от дороги, там, куда она бежала, разлилась вязкая чернота. Девушка собралась сделать шаг с того места, на котором приостановилась, она отряхнула руку от остатков лаврового листа, поправила сумочку и взглянула на Доку. В глазах уже не было ни первоначального тепла, ни недавнего равнодушия, яркие зрачки выражали одно упрямство:
- Всего хорошего, - холодно сказала она. - Думаю, что провожать меня не надо.
И Дока решился. Подавшись вперед, крепко обхватил пловчиху за талию и поволок ко входу в образованный кустарником тоннель. Колючие ветви ободрали кожу на лице, на шее, они забрались даже под рукава рубашки, но он упорно тянул жертву дальше, в самую гущу зарослей. На пути вырос камень с притоптанным пятачком перед ним, Дока опустил подружку на землю, всунул пятерню под ее платье, девушка не сопротивлялась, она словно потеряла сознание. Он рывками сдернул с ее попы тоненькие трусики, затем стащил их с одной ноги, расстегнул на ширинке замок, высвободил с каждой секундой твердеющий член, вошел раскидав округлые колени безвольной жертвы головкой между ее половыми губами. С животной радостью ощутил тесное и горячее влагалище, отозвавшееся на проникновение в него сокращениями мышц упругих и скользких. Волна наслаждения обдала Доку жаром от пяток до макушки, он замычал растянутым в нитку ртом не в силах сдержать внутренние эмоции, еще дальше вгоняя вставший колом член. Головкой вмялся в подавшееся навстречу твердое препятствие, догадался, что это была шейка матки. Девушка охнула, дернула попой вниз и попыталась выскользнуть из-под Доки, но он уже ощущал, как из яичек по каналу заспешила раскаленная сперма, кощунственно было бы сбрасывать ее на землю, когда половой орган обволакивала благодатная плоть. Дока навалился на партнершу всем весом, заставив раскрыть чувственные губы, вложил в них свои и пловчиха через мгновение притихла, потом подалась вперед, выпуская через нос длинный тягучий стон. И захлопала ладонями по земле, накрепко впаявшись мягким лобком в его пах, мышцы влагалища задергались словно от судорог, они буквально высасывали из члена энергию, накопившуюся в нем. Она хлынула бурным потоком без положенных в таких случаях перерывов, будто пробивший себе дорогу источник решил вытечь сразу весь. Такого блаженства Дока еще не испытывал, он моментально взорвался обильной испариной, как переполненный паром котел.
Так они и лежали на земле, сцепленные мертвой хваткой неконтролируемого земным разумом закона продолжения рода, изредка встряхиваясь от прошивавших их конвульсий, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой. Губы обоих утонули в клубах слюней, ручейки пота перемешались тоже и можно было бы после полученных друг от друга бесподобных удовольствий забыть про конфликт и продолжить дружбу. Но как только Дока осознал, что тело начинает оживать, он отвернулся от девушки, взявшись приводить себя в порядок, он принуждением к половому сношению словно отомстил ей за то, что она не поспешила в опасную минуту на помощь, а понадеялась на его выносливость.
Тем временем девушка нашарила трусики, одела их и занялась собой, пытаясь во тьме отряхнуть платье и поправить прическу. Они невольно соприкасались, чтобы сразу отстраниться, будто исполнив сладострастный ритуал, снова превратились в незнакомых друг с другом людей.
- Тебя до дома провожать, или дойдешь сама? - холодно поинтересовался он через хрипотцу у партнерши, когда пришла пора вылезать из укрытия.
- Я пока еще не инвалид, - помолчав, сообщила она с легким смешком.
Они спустились на тротуар, боясь встречаться взглядами, осмотрелись по сторонам. Невдалеке играл яркими огнями приземистый кинотеатр, редкие парочки все так-же бороздили празднично раскрашенную разноцветными гирляндами улицу курортного поселка, из кафешек неслась несмолкаемая музыка. Потоптавшись на месте, Дока провел рукой по лицу, негромко сказал:
- Спасибо тебе за все. Я пойду.
- Там было очень глубоко, наверное, метров пятнадцать, - девушка нервно потеребила пальцами ремешок на сумочке. Она хотела что-то добавить, вскинула длинные ресницы и тут-же опустила их.
- Тем более, - сплюнул он под ноги, не вдумываясь в смысл.
Дока не оглядываясь заспешил по укрытому плиткой тротуару в направлении перекрестка, с которого асфальтовая дорога вела на вершину горы с похожим на белый океанский лайнер зданием санатория на ней. Он осознавал, что девушки с собственным мнением, у которой к тому же было все при месте, может не встретить никогда, но обида за равнодушное отношение к его судьбе не позволяла обернуться назад. Неприязнь, вызванная этой обидой, мешала осмыслить и последние странные слова, ко всему, сказанные подружкой как бы со скрытой усмешкой.

Глава двадцатая.


Лакированный "Мерседес" представительского черного цвета едва слышно шуршал шинами по великолепному автобану, размеченному в разных направлениях четкими белыми линиями со стрелками и украшенному по бокам разноцветными дорожными знаками. Через равные расстояния посреди шоссе торчали стойки с телефонными аппаратами на них, возле бордюра чернели большие полиэтиленовые мешки для мусора, так-же равномерно были расположены и автозаправки со всем необходимым - с автосервисом, с обычными в кафешках чаем и кофе, с сигаретами, вплоть до женских прокладок в промтоварных секциях. Поначалу дорога бежала как бы посередине Венецианского залива, с обеих сторон охлаждавшего ее, прогретую солнцем Адриатики, зеленовато-синими волнами. Сама Венеция располагалась на островах и попасть в чудный город можно было только по воде. Потом за тонированными стеклами машины устоялся обычный итальянский пейзаж с желтыми убранными полями, коричневыми возвышенностями и двух -трех этажными фазендами на их вершинах, селения встречались не часто, все они по русским меркам имели вид скопления загородных дач для солидных людей. Мужчина устроился рядом с шофером, а женщина расположилась на заднем сидении одна, решив продлить подольше чувство комфорта. Изредка она чиркала зажигалкой, прикуривала новую сигарету, затем нажимала на кнопку в спинке переднего кресла, плескала кофе из термоса в чашку, приправляла его легкой порцией коньяка, смаковала питье маленькими глотками и снова впивалась взглядом в окрестности. В голове теснились мысли о римлянах, о цезарях, сумевших создать более двух с половиной тысяч лет назад первую на земле демократическую республику, еще о когортах бесстрашных воинов, о гладиаторах из взятых в плен иноземных солдат. Обо всем том, о чем в юности читала взахлеб в исторических книгах и от чего до сих пор в ее груди не угасала звезда восхищения роскошной жизнью в мраморных дворцах с бассейнами среди оливковых рощ. Рощи, как и причудливые кроны платанов с другими деревьями, вместе с развалинами дворцов проносились за окном, можно было подать сигнал водителю, выйти из салона и прогуляться среди шершавых стволов, между древних стен, даже взобраться на какой-нибудь сохранившийся портальчик и помахать оттуда рукой проезжающим мимо путешественникам. Но она не спешила этого делать, потому что впереди ждали главные достопримечательности поставленной почти две тысячи лет назад на колени могущественной империи, поменявшей языческих богов на христианского Иисуса Христа не по своей воле. Сейчас женщина не желала начинать с малого, она жаждала того, чего в Риме было с избытком - всего и сразу.
Остались за очередным отворотом дороги очертания плавающей в жарком мареве далекой Вероны, той самой, в которой Ромео и Джульетта разыграли по прихоти Шекспира не меркнущий в веках спектакль. Вроде бы и сюжет был неприхотлив - он повторялся в каждом написанном слове со дня сотворения мира, действующие лица ничего из себя не представляли - какая может быть любовь между почти детьми - но взял писатель пятнадцатилетних юнцов и повенчал их любовью со смертельным исходом. Получился коктейль, в котором до сей поры захлебываются от чувств и взрослые, и дети. Женщина проводила задумчивым взглядом колеблющееся в прогретых струях воздуха пятно из розовых строений, грустно и одновременно мечтательно вздохнула. На переднем сидении скрипнул кожей ее спутник:
- А может, все-таки, заедем? - спросил он с выжидательной усмешкой. - Такое место, единственное и неповторимое для всех нас, смертных.
- Ты прав, это мекка для истинных влюбленных, - отозвалась она так-же негромко. - Но мы с тобой успели переступить порог зрелости, а бередить душу воспоминаниями нужно лишь в одном случае - когда уже лежишь на смертном одре.
- Не спорю, но отдать дань уважения людям, стремившимся сберечь любовь даже ценой собственной жизни, я думаю, каждый нормальный человек посчитал бы за честь.
- И я не смею отрицать этого факта, если бы не одно но.
- Что ты хочешь сказать? - спутник окончательно развернулся назад.
- В их возрасте любовь была единственной для них целью в жизни, к тому же до конца и по настоящему неосознанной.
- То есть, влюбленных погубила обыкновенная концентрация сил на одном всего лишь чувстве, больше акцентировать внимание им было не на чем. Прости за неловкое сравнение, но подобное больше присуще душевно больным особям, занятым только своей болезнью.
- Вот именно, Ромео с Джульеттой из-за небогатого жизненного опыта не имели возможности оглянуться вокруг и спустить пар вовремя, и поэтому котлы их взорвались.
- Но такое часто происходит и со взрослыми людьми.
- Происходит.., как ты правильно подметил, чаще с душевно больными особями.
- Значит, во взрослой жизни настоящей любви быть не может? - мужчина пристально вгляделся в зеленые глаза женщины.
- Безрассудной, как у героев Шекспира - нет, - она с ироничной улыбкой развела руками в стороны. - А настоящая - глубокая и сильная - присутствовать обязана, та, ради которой мы все живем.
- Страдаем, надеемся и ждем, - со вздохом закончил собеседник мысль спутницы. Заняв прежнее положение, он вытащил из кармана платок, промокнул пот на лбу и на шее, сказал не обращаясь ни к кому. - Вот и попробуй после этого поверить в искренность любимой женщины, когда даже на признанное всеми бессмертное творение она смотрит под другим углом.
- На то она и женщина, чтобы разгадали не сразу.
- Гм, гм... опять соглашусь, иначе, как в сказке, пропадет интерес к содержимому сундука на дне глубокого колодца...
Ответа на это вновь грубое сравнение не последовало, женщина докурила сигарету и молча затушила ее в никелированной пепельнице. Она не желала расставаться с пронизавшим с некоторых пор ее душу теплом.
"Мерседес" бесшумно въехал на чистенькие улицы небольшого городка, свернул к каменному зубчатому забору, за которым стояло массивное круглое здание под коричневым колпаком, за ним виднелась высокая, вся в колоннах, наклонная башня с круглой смотровой площадкой на верху. Водитель припарковался к обочине дороги, вопросительно взглянул на мужчину.
- Я думаю, для обзорной экскурсии нам вполне достаточно час - полтора, - полуутвердительно спросил тот в свою очередь у женщины. - За это время мы успеем заскочить в ресторанчик, здесь прекрасно готовят местную пиццу.
- Все тут знакомо еще по школьным учебникам, - почти пропела она, натягивая на распущенные волосы соломенную шляпку с широкими полями. - Помнится, один из великих открывателей силы земного притяжения лет эдак восемьсот назад проводил здесь свои опыты.
- Он влезал на верх построенной им самим башни и опускал с нее привязанные за веревочку грузики, или сбрасывал кого-то из учеников с площадки вниз головой, - засмеялся спутник. - А после него другие пизано открыли при баптистерии школу художестенного мастерства.
- Именно так, мой сеньор, - согласно отозвалась собеседница. - Николо Пизано был основоположником проторенессанса, его трудами мы сможем полюбоваться за этим высоким забором, слава богу, без колючей проволоки.
Водитель выключил двигатель и выскочил наружу, чтобы открыть двери, спутники вышли на тротуар и сразу попали под палящие лучи солнца. Красивым движением женщина загнула вниз полы шляпы спереди, защищая глаза от яркого блеска, ее провожатый лишь прищурился.
Возле входа на территорию баптистерия громадный негр продавал гипсовые фигурки животных, его обвешанные сувенирами соплеменники расположились по всему периметру музея под открытым небом, они совали в руки туристам из разных стран незатейливые по одному- трем евро игрушки, цепочки, разную бижутерию со стеклярусом, и громко переговаривались друг с другом басовитыми голосами. Женщина выбрала красно-коричневого слоника, сидящего на задних ногах и задравшего хобот вверх, повертев его в руках, вложила две монетки по одному евро в необъятную светлую ладонь африканца.
- Сенкью, мэм, - пророкотал продавец, тут-же настроившись всучить еще что-нибудь.
- Грация, - остановила она его рвение твердым взглядом.
Африканец тут-же переключился на других посетителей. За турникетом открылась обширная территория, покрытая сочной зеленой травой с уложенными плиткой тротуарами, с посыпанными желтым песком аккуратными дорожками. Тропинки пересекали площадь баптистерия в разных направлениях, сходясь у входа в непривычный на первый взгляд главный храм, больше напоминавший обнесенный колоннами снизу до верху азиатский шатер с куполообразной крышей. Он возвышался посреди огражденного пространства, белый, унизанный ажурными нишами с длинными окнами в их глубине. Напротив громоздилась тоже вся в колоннах полуготическая просторная церковь с галереями по фасадам второго и третьего этажа, продолжавшимися на лицевой стороне узкой надстройки по всей длине строения. За храмами вдоль задней стены забора расположились трех этажные желтовато-красные здания, перед ними на вырастающей из белого мраморного постамента тонкой гранитной колонне вознеслась метров на восемь вверх бронзовая волчица-мать, кормящая из распухших своих сосков двух человеческих детенышей.
- Символ основанного две тысячи семьсот пятьдесят лет назад вольного города Рима, - с уважением в голосе произнес мужчина, расставив ноги перед памятником и заложив руки за спину. - С ума сойти, какая глубь веков.
- И основали его вскормленные этой волчицей два брата близнеца - Ромул и Рэм, - закинула его спутница сумочку за спину. - Вон они, толстощекие, высасывают волчье молоко под лохматым брюхом приемной матери.
- Не потому ли Римская империя за все время своего существования была агрессивной, пока из-за внутренних распрей сама не распалась на отдельные государства. Снаружи она была непобедимой во все века.
- Мне кажется, что это судьба всех великих народов, если бы не ссоры между боярами, кто знает, какое место в истории заняла бы Рюриковская Русь.
- И какое Византия, которая по духу к нам ближе, ведь у православной греческой империи во главе со Спартой имелся выход на бескрайние российские просторы задолго до зарождения Новгородской Руси под началом Рюриков, - мужчина со вниманием посмотрел на спутницу. - По всему побережью Черного и Азовского морей до сей поры возвышаются развалины их древних поселений.
- А оттуда до Волги и до центральных областей России рукой подать, - согласно кивнула женщина головой. - Остальное доделали бы татаро-монголы, вряд ли Чингисхан справился бы с укротившими огонь греками. Подмяв под себя немерянные пространства, он положил бы их к ногам византийцев, как его предкам пришлось поступить перед воспрявшей ото сна Русью.
- К сожалению вышло так, что Византии к тому времени уже не существовало, ее саму растащили на части крестоносцы, - грустно вздохнул собеседник, поднял глаза вверх. - Странно, какие мысли может навеять дошедшее до нас из тьмы веков древнее изваяние. Все приходит и все уходит.
- И все возвращается на круги своя. кажется, так сказал библейский Экклезиаст, а может и сам Заратустра, давно уже не перечитывала, - улыбнулась спутница. - Впрочем все философы, начиная с тибетских с индийскими мудрецов, с греческого Сократа, твердят нам об одном и том же, а мы как не прислушивались к дельным советам, так и продолжаем от них отмахиваться. - Она взяла собеседника под руку и, увлекая его за собой, сделала шаг в сторону от колонны. - Прости, милый, но так устроен мир, и эти чудные картины в славном итальянском городке Пиза, которыми мы любуемся сейчас, померкнут в нас через несколько лет, оставив после себя в нашей памяти лишь туманный след.
- Он проляжет Млечным путем, изредка давая знать о себе внезапными вспышками из прошлого, - подстраиваясь под ее походку, постарался поддержать мужчина поэтическое настроение спутницы. - И мы не перестанем восклицать - неужели все это было с нами!
Они покружили вокруг украшенной сонмом тонких белых колонн знаменитой падающей башни, затем вошли вовнутрь, поднялись по узкой лестнице на смотровую площадку. Невысокий городок Пиза, утонувший в зелени деревьев, раскинулся перед ними как на ладони, если бы не аккуратная разметка улиц и не чистота вокруг, жизнь в нем ничем не отличалась бы от жизни в таком же населенном пункте в России. Так-же по тротуарам спешили горожане, мигали огоньки светофоров, отделяя друг от друга жиденькие потоки автомашин, сверкали в лучах солнца окна и покатые крыши, создавая картину пожара. Но языки пламени были куда длиннее и жарче - они не тускнели от грязи, смрада и туч пыли, накрывавших российские города и села всегда.
И снова под широкие колеса немецкого лимузина упала ровная лента автобана, тихо шумел встроенный в обшивку кондиционер, из динамиков доносилась негромкая итальянская музыка. Пели Эльбано и Рамина Пауэр, сочетание высокого почти дисканта тенора певца с бархатным почти контральто голосом певицы создавали атмосферу легкого напряжения, невольно заставляющего прислушиваться к дуэту. Женщина откинулась на спинку сидения, она бездумно водила пальцем по бедру, прикрытому тонкой материей летнего платья, рядом с ней, опершись спиной на другой угол мягкого сидения, возлежал в отдыхающей позе ее спутник. Еще в начале пути он решил пересесть назад, проскользнув вслед за впорхнувшей в салон подружкой и заставив ту уступить часть территории, и теперь на ее лице изредка появлялась гримасса недовольства. Она принуждала кидать жадные взгляды на вожделенную кнопку в переднем кресле, при нажатии на которую выдвигался небольшой столик с крохотным баром за ним. Наконец мужчина повернул голову в сторону спутницы и расслабленно произнес:
- Милая, ты не хотела бы выпить чашечку черного кофе с небольшой порцией коньяка?
Женщина покосилась на него подозрительным взглядом, и сделала глотательное движение:
- Нет, дорогой, при такой жаре кофе с коньяком плохо действуют на нервы, - ответила она.
- По моему, в салоне не так жарко, - хмыкнул собеседник. - А глоток чудесного напитка только взбодрит и позволит наслаждаться прекрасными за окном пейзажами в полную меру.
- Где ты видишь пейзажи? - сердито отозвалась женщина. - От самой Пизы по бокам дороги тянется однообразная равнина с невысокими холмами гор вдали.
- Вот видишь, тебе уже пора принять допинг, иначе твои нервы не выдержат однообразия вокруг, - открыто ухмыльнулся мужчина. - Приготовить тебе чашечку кофе с коньяком, или ты найдешь в себе силы воздержаться до Флоренции?
- А почему это тебя так взволновало? - не выдержала женщина завуалированного собеседником издевательства над ней, заерзала на сидении, не зная, на чем остановить взгляд. - Кажется, ничем таким я тебя не зацепила.
- Шучу, милая, шучу, - затрясся сосед в беззвучном смехе. - Как только занял твое место, так сразу заметил, с какой жадностью ты поглядываешь на кнопку в спинке кресла. Вот и решил подзадорить, чтобы не так скучно было.
- Подзадорить.., - пробурчала спутница. - Лучше бы пересел на эту сторону.
- Ты хочешь на ходу переползти сюда?
- Почему бы и нет, все равно за стеклами авто беспросветная скучища.
- Тогда размочи ее хорошим глотком терпкого коктейля, и все займет привычные места...
Они остановились в самом центре Флоренции и почти сразу окунулись каждый в свои проблемы. Ее спутник поехал в представительство своей фирмы просматривать деловые бумаги, она сразу направилась по набережной реки Арно к знаменитому мосту с построенными прямо на нем трех-четырех этажными жилыми зданиями обычного здесь красно-песочного цвета. Постояв на середине подобия каменного виадука, перекинутого через усыхающую реку еще в начале первого тысячелетия, ощутив пальцами прохладу древнего чугунного литья ограждения с железными, словно спаянными свинцовым раствором булыжниками под ногами, женщина окунулась в паутину прожаренных солнцем нешироких улиц. Она долго бродила по городу, прежде чем войти в старинное здание, в котором располагалась знаменитая галерея Уффици, не переставая восхищаться мастерством древних итальянских зодчих. Полюбовалась, пройдя к центру, четкими контурами разлинованной голубыми разводами белокаменной церкви Санта Кроче - Святого Креста с шести конечной звездой на фасаде и колокольней ввиде квадратного минарета за ней. Отмерив несколько улиц, остановилась напротив ажурного кафедрального собора Диото с высоченной башней колокольни Джотто с узкими окнами-бойницами и фигурками святых в нишах. Задержалась возле массивных золотых ворот с библейскими сценами из Ветхого завета на обеих створках баптистерия святого Иоанна Крестителя. Древнее строение было похоже на окруженную крепостной стеной основательную марокканскую мечеть, или на индийский Тадж Махал, только без четырех минаретов по углам, но с элементами, какие были присущи замкам крестоносцев. Главный вход в нее отделывал Гиберти, когда закончил работу, великий Микеланджело назвал ворота "Вратами рая". Оглянувшись вокруг и заметив, что на выступе фундамента разлегся какой-то мужчина в потертой одежде, она все-таки решилась подойти к створкам и притронуться к покрытым золотом пластинам. Металл отозвался шелковой прохладой, словно солнечные лучи не нагревали его, а скользили по поверхности, заставляя последний гореть нестерпимым жаром. Потом была христианская церковь Санта Мария Новелла, она прикасалась к стенам с ажурной лепниной, трогала постаменты причудливых памятников рядом с сооружением, будто пропитываясь духом старины, исходящим от этого великолепия, насыщенного благородной жестокостью с имперским величием. Она чувствовала, прошумевшие века отгородились от суетливой действительности застывшей в камне мелодией мятежных душ и понимала, нынешним поколениям землян после себя оставить будет нечего, кроме технического прогресса. Разум современника ужался до размера процессоров, глаза превратились в стоячие болота, затянутые тиной, лишь души каким-то чудом еще откликались на грандиозные вокруг творения рук человеческих. Скорее всего, связь их была все-таки неразрывной.
Потом снова была похожая на основательный дом с мансардой наверху католическая церковь с мраморной стеллой перед входом и готической колокольней сзади, еще одна и еще. Затем низенькие азиатские дворцы, одинаковые с базарными строениями, с коридорами вдоль стен из колонн, и снова пустынность флорентийских улиц с нескончаемыми рядами автомашин вдоль одной из сторон.
И вот теперь женщина готовилась войти в сокровищницу итальянской и мировой культуры галерею Уффици, которая расположилась в построенном по приказу семьи Медичи старинном здании. Она сунула несколько монеток в пасть бронзового вепря с мощными клыками, выставленного на краю площади недалеко от входа, затем прошла к фонтану с восседавшими на краях бассейна каменными героями и богами, с влекомой квадригой лошадей фигурой Аполлона на колеснице посередине. Возле ног богов пристроились страшные чудища, похожие на химер, охранявших стены Нотр Дам де Пари на острове Сите в центре Парижа. Они точно так-же корчили горбоносые рожи, высовывали длинные языки, замахивались, протягивали худые руки с длинными когтями по направлению к туристам. Туристы не старались задобрить позеленевшую от времени нечисть, но с опаской обходили ее стороной. Неторопливая очередь продвигалась к стенам древнего здания, она пряталась от лучей под сенью навесного крыльца со строительными лесами вокруг. Эти ажурные леса с шаткими мостиками встречались везде, будто итальянцы решили разом реконструировать все свои облезлые архитектурные сокровища и представить их взору гостей полностью обновленными.
В широких полутемных коридорах с высокими потолками стояла тишина, не нарушаемая даже стуком каблуков. Звуки поглощались толстыми ковровыми дорожками, красноватыми реками струившимися по дубовому паркету от одного входа в зал до следующего, от одного поворота коридора с лестницей вверх или вниз до другого. И не было конца ни заполненным реликвиями залам, ни бесконечным коридорам. Прижав сумочку под мышкой, женщина переходила от шедевра к шедевру, чувствуя, как с каждым шагом язык все теснее прижимается к небу, а во рту начинается настоящая засуха. Она успела оставить позади портрет герцога Урбинского работы Франческа, икону Мадонны всех святых Джотто, Тициановскую Венеру Урбинскую, Вакха Караваджо и даже Весну Сандро Боттичелли. Со страхом приблизилась к Благовещению Леонардо да Винчи, с благоговением сложив руки на животе, чуть наклонила в знак глубокого уважения голову вперед. И вдруг рядом услышала судорожные всхлипы, их издавал седой мужчина под семьдесят лет в прекрасной тройке, в галстуке и со шляпой в руке, слезы бежали у него из голубых глаз, они текли по глубоким морщинам, скапливаясь на унылом носу и дрожащем подбородке. Некоторое время женщина, не зная что предпринять, стояла как вкопанная, затем тронула старика за рукав и по английски с участием спросила:
- Простите, мистер, смогу ли я вам чем-то помочь?
Мужчина пришел в себя, оглядевшись вокруг, он вытащил носовой платок и принялся вытирать лицо. Махнув рукой, сунул платок в карман пиджака и хриплым голосом сказал по русски, не сводя с картины блестящего взора:
- Чем вы можете помочь, мне уже за семьдесят лет и я впервые увидел наяву то, о чем мечтал всю сознательную жизнь.
- Вы русский?! - опешила женщина, переходя на родной язык.
- Я профессор из Новосибирского академгородка, - старик сморгнул влагу редкими ресницами, зажмурившись, неловко потянулся рукой к выцветшим глазам. - Выпустили, наконец - то, будь они все неладны... Скажите, разве можно лишать человека права лицезреть такую красоту?
Женщина проглотила набухший в горле ком, вильнула на собеседника виноватыми глазами.
- Нельзя, - выдавила она через силу, справившись с волнением, добавила. - Но кроме себя нам винить некого.
- Тогда почему у нас в России хам, это скотоподобное быдло, дикрует нам свои правила?
- Потому и диктует, что мы согласны на диктат.
- Вы хотите уверить меня, что мы достойны лениных со сталиными?
- Простите, но как раз эти вожди нам роднее, чем все остальные вместе взятые, они плоть от плоти наши. А нынешние вожди, пришедшие им на смену, сделали ставку на этого хама и стоя у него за спиной, повелевают им как пожелают. Но мы продолжаем винить во всем хама, не зная истинных хозяев в лицо.
Официант вынес небольшой столик на узкий балкон древнего здания гостинницы, застелил его белоснежной скатертью и украсил бутылкой местного тосканского, затем принялся перекладывать с тележки на колесиках различные блюда, главным среди которых оказалась пицца под густо красным соусом. Проследив за рассчетливыми действиями служки, женщина приподняла подбородок и посмотрела вдаль, из глубины прохладной комнаты была видна в раскрытую дверь панорама раскинувшегося на пологих холмах невысокого города, утонувшего в зелени деревьев. С одной стороны гостинницы шелестела желтым усыхающим руслом река Арно с древними мостами-акведуками через нее, с другой опускалось за вершины сглаженных гор осеннее итальянское солнце со жгучими лучами. Светло-голубое небо накрыло город широким покрывалом, создавая ощущение спокойствия и уюта, воздух был прозрачен, как везде в Европе, несмотря на мощные на улицах потоки машин. Она легким движением поправила складку на вечернем платье, кинула лучистый взгляд зеленых глаз по направлению к другой комнате, в которой ворожил над бумагами ее спутник. Обойдя вокруг стола с букетом цветов в массивной вазе остановилась напротив сотканного из холста старинного панно в деревянной раме. На нем изображалась Флоренция времен Рафаэля, творца "Сикстинской мадонны", и Боттичелли, автора рисунков к бессмертному произведению Данте Алигьери "Божественная комедия". По мощенным булыжником улицам ходили знатные особы мужского пола при шпагах и в дутых венецианских шароварах до колен, рядом с ними держались женщины в длинных платьях с богатыми ожерельями на высоких шеях и в причудливых головных уборах. Над домами как в нынешние времена возносились католические кресты на куполах многочисленных соборов и темно - зеленые свечи кипарисов между платановыми насаждениями. Небо неизвестный художник выткал светло-голубыми нитками, может быть он заканчивал работу такой же осенней порой, только пятьсот лет назад.
Наконец официант поставил по бокам стола два венецианских стула и протащил пустую коляску к выходу в коридор, негромко защелкнулся дверной замок и тишина взялась прибирать пространство комнат с высокими потолками к своим рукам. Женщина прошла на балкон, подняв фужер, полюбовалась холодной игрой света на хрустальных гранях, затем наполнила его из графина рубиновым вином и отпила маленький глоток. В голове пронеслась мысль о том, что и это тосканское чудо делали еще в средневековье, излучающем до сей поры свет от расцвета культурных ремесел, что играющий рубиновыми искрами королевский напиток ровесник Леонардо да Винчи с Тициано Вечеллио, создавших первый одухотворенную Джоконду, второй не менее божественную Данаю. Вино горчит от растворившихся в нем веков, оно как бы передает запахи той эпохи, самой противоречивой из всех, когда с одной стороны вставало солнце возрождения искусств, а с другой надвигался мрак инквизиций с Варфоломеевскими ночами. Запахи будоражили воображение, заставляя невольно поводить плечами, женщине не хотелось отрывать фужер от губ, она вдыхала терпкий аромат в себя и ощущала, что уносится из настоящего во влекущее все сильнее прошлое. Там было интереснее, там казалось почему-то теплее и спокойнее, несмотря на безрассудство церковных служителей, на то - она знала это наверняка - что там ее ждал бы жаркий костер, на которых сжигали пособников нечистой силы. С прекрасными чертами мраморного удлиненного лица, с диковатым блеском в зеленых зрачках, заставляющим многих претендентов на ее руку терять рассудок, она точно попала бы в список ведьм, подлежащих немедленному сожжению.
На оголенные ее плечи легли широкие ладони, погладили указательными пальцами подбородок и успокоились на груди. Она чуть повернула голову назад, скосила продолговатые глаза на мужчину:
- Ты закончил свои дела? - негромко спросила она, чувствуя, как от партнера исходит внутренняя сила и спокойствие.
- Даже успел продвинуться на шаг вперед,- зарокотал в ухо его бархатистый голос, обдавая кожу на ее шее клубочками тепла. - С Италией у моей фирмы никогда не было проблем несмотря на то, что мафиозные структуры здесь как нигде в авторитете.
- Ну-ну, не преувеличивай, мафиозные кланы, как мне помнится, угнездились только на Сицилии, - не согласилась женщина. - Сначала они выполняли роль защитников народа от иностранных завоевателей и посягателей на их веру с национальными особенностями, а потом переросли в бандитские группировки...
- ... которые с острова расползлись не только по Италии, но и по всему миру, - докончил предложение собеседник. - Прости милая, к сожалению, это наша действительность и если бы мы вовремя не подсуетились, вряд ли что-либо удалось бы сделать даже в этом, предложившем миру демократический строй, государстве под руководством нынешнего лидера партии "Вперед Италия" Сильвио Берлускони.
- Ты с ним еще не познакомился? - быстро спросила женщина.
- А что такое? - немного отстранился спутник. - Ты успела соскучиться по приемам?
- Я имела ввиду совсем другое - он очень импозантный мужчина и мне кажется, что за Берлускони большое будущее.
- Если его не остановит налоговая полиция. Этот лидер правящей партии очень умен и остер на слово, но, к сожалению, азиатские привычки по части подкупов со взятками здесь проявляются сильнее, нежели в остальной Европе. Сказываются не только набеги мамлюков, но и влияние близких восточных соседей.
- Я с тобой согласна, к тому-же сама Италия состоит из разноцветных лоскутов. На севере ее открывает почти арабская Венецианская республика, на юге замыкает полуарабское Неаполитанское государство, там даже жители, в отличие от рослых голубоглазых северян, невысокие и черные.
- Сицилию с незапамятных времен облюбовали греки. В связи с чем, человечество зря грешит на итальянцев, приписывая им создание мафиозных структур, которые поначалу были греческими.
- Они и сейчас лишь объиталились.
- Остается Рим с его тысячелетними демократическими устоями, - засмеялся мужчина оседлав венецианский стул, он протянул руку к графину с вином. - Тебе не кажется, что мы начинаем потихоньку политизироваться, в то время, как цели перед собой ставим совершенно другие?
- Разница, каким из путей взобраться на вершину власти, небольшая, - улыбнулась женщина, присаживаясь напротив. - Главное, чтобы в любом из случаев чувствовать себя комфортно.
- Это я тебе обещаю.
На балкон легли первые тени от наступающей ночи, пахнуло прохладой, принесшей с собой ароматные запахи чего-то неповторимо итальянского. Может быть перепорхнувший через Адриатику ветер захватил с собой из арабских стран запахи восточных сладостей,смешав их с переданными Тирренским морем африканскими ароматами преподнес как национальное достояние этой страны. А может древняя земля Тосканы источала свои запахи, не уступающие никому по благовонию. Из раскрытой в комнату двери сочился свет от хрустальной люстры, графин для вина, почти опустевший, играл правильными гранями, искры отскакивали от него, впивались в бриллиантовую брошь на платье женщины над левой грудью, в крупные серьги в аккуратных розовых ушах, перепрыгивали на серебряные перстни с такими же камнями. Они добросовестно исполняли роль отлетевших от большого костра крохотных сгустков огня, воспламенявших нутро благородных камней, заставлявших тех рассыпаться в свою очередь бесчисленным множеством разноцветных светлячков. От безумства игры света и теней возникала небольшая радуга, которая на доли секунды зависала над женщиной, делая ее похожей на осыпанную сокровищами царицу Савскую или на не менее загадочную Клеопатру. Но обладательница чудного образа мало обращала на это внимания, неторопливые движения рук и гордо вскинутая голова говорили о том, что цену себе она знает и без этого фейерверка. Зато сидящий напротив собеседник все чаще менял взгляды украдкой на долгие смотрины неземного творения на то, чтобы прибавить в переполненную любовью собственную кладовку новый штрих достойный возлюбленной. Искры не обходили стороной его массивный перстень, алмазные запонки на белой рубашке в крупную светло-коричневую полоску, навороченные швейцарские золотые часы с бриллиантовой россыпью по всему циферблату. Но проскакивали они по этим вещам куда стремительнее.
Наконец женщина прикурила длинную черную сигарету, повертев в пальцах неизменную зажигалку, выпустила дым через сложенные в трубочку губы и вскинула на собеседника свои миндалевидные глаза:
- Итак, дорогой, на каком из эпизодов мы тогда остановились?
- Ты это о чем? - отставил бокал в сторону мужчина, занятый своими мыслями.
- Все о том же, о нашем несравненном Докаюроне, - улыбнулась она. - Надеюсь, наша тысяча и одна ночь не спешит подходить к завершающей фазе.
- А чем мы хуже арабов, - подхватил мужчина благодушное настроение спутницы. - Лично у нас все только начинается.
- Тогда продолжим, пока дно в графине еще покрывается некоей толикой чудесного напитка и пока солнечные лучи из-за гор не отсалютовали малиновым световым веером. Он опахнет засыпающий анклав коротким взмахом и растворится во тьме.
- Но пока этого не произошло, мы успеем напитаться сексуальными заботами нашего героя и где-то порадоваться за него, а где-то посочувствовать. Не так ли, милая?
- Сочувствовать ему я уже не желаю, этот паразит с каждым разом наглеет все больше, - собеседница сделала кистью руки отвергающее движение, заставив спутника невольно прыснуть в воротник рубашки. - А вот проследить за его дальнейшими опытами над слабой частью населения Земли мне не терпится. Когда-то же должен кто-то оторвать ему гениталии за безудержное стремление к сексу, или, по крайней мере, хотя бы на время удовлетворить, иначе он посшибает своим членом все столбы вдоль всех дорог.
- Каким? - не сумел мужчина справиться со смехом.
- Тем самым, который отрастил...
- Ему такой достался... ик, с рождения.
- Тем более, он обязан владеть им с умом.
- Тогда слушай... ик, кстати, судьба у Доки... ик, не такая уж легкая... Прости.
- Прощаю и слушаю во весь слух. И перестань икать.
- Слушаюсь... ик, на чем мы остановились?..

Глава двадцать первая.

На другой день Дока появился на пляже лишь к ближе к вечеру, он специально прошел все процедуры, чтобы больше не встречаться с пловчихой. Он знал наверняка, что не сумеет устоять перед блеском ярко-синих зрачков обладательницы идеальной фигурки, перед ее обаятельной улыбкой, украшенной белыми ровными зубами. Она должна была уезжать, вот и пусть поезд уносит ее в родные края. Пловчихи действительно нигде не было видно, зато теплая компания из дождливого Подмосковья оказалась на прежнем месте, только на запачканном покрывале стояли не две бутылки с портвейном, а сразу несколько. Посередине возвышался баллон с пивом. Завидев Доку, бывшая сексуальная партнерша тут-же принялась махать руками:
- Эй, красивый, где ты там пропал? Заруливай к нам, пока мы добрые.
Насмешливо похмыкав, он все-же внял приглашению, рассудив, что пока суд да дело, на первое время будет с кем потрахаться.
- Зачем ты его позвала, вы же еще вчера разбежались, - полупьяно покривилась ее землячка, она завистливо осмотрела Доку с ног до головы и с неприязнью покосилась на соседа. Сидевший рядом с ней худощавый мужчина оторвался от чашки с вином и поднял вверх вечно настороженные воловьи глаза.
- А я в него влюбилась, - заявила девушка. Налив в стакан хмельной жидкости, махнула рукой. - Все равно ночью уматываем, хоть вспомнить будет о чем.
- Опять оставите нас одних и свалите в горы? - продолжала допытываться подружка. На прикрытом светлыми прядями лице отразилась бабья зависть.
- Да мы хоть за эстакадой место найдем, прямо сейчас, - взбодрилась партнерша, приобняв Доку за плечи. - Он у меня мужик работя-ащий, правда, красивый?
- Об чем речь, - поднимая посудину, не стал спорить он. Вино оказалось не плохой подделкой, а настоящим портвейном из крымских погребов, терпким на вкус, сделав несколько глотков, Дока потянулся за куском колбасы. - Была бы предложена работа, а пахать мы умеем.
Оба наклонили головы друг к другу и засмеялись, объединенные общей сексуальной тайной. А когда Дока снова принял вертикальное положение, вдруг заметил как спрятала лицо в ладонях сидящая напротив смазливая землячка его знакомой, как зарылась она в светлые волосы и открыто принялась вздрагивать плечами. Мужчина попытался было привлечь пассию к себе, но девушка сердито отшвырнула его руки.
- Что это с ней? - обратился он к своей соседке.
- А ничего, завидует, - ухмыльнулась та, и негромко добавила. - Я рассказала ей, как хорошо у нас получилось, вот она и расплакалась. У ее-то хахаля стоячка совсем пропала, а может, и вовсе не было.
Дока с сочувствием уставился на еще молодого и крепкого мужика, на вид рабочего или сельского механизатора, в мозгу пронеслась мысль, что эротическими моментами надо пользоваться, пока они доступны. Потом возможностей может быть и больше, да связанные со здоровьем обстоятельства не позволят. При виде выпершихся из-под узкого бюстгалтера шарообразных грудей партнерши и плотно обтянувших половые губы узких плавок, он жадно облизал губы. Несмотря на грустные воспоминания о пловчихе, Дока готов был оплодотворить соседку по застолью хоть сейчас, если бы она была еще трезвой, цены бы ей не было.
Когда диск солнца, похожий на монету из червонного золота, завис над кромкой горизонта и пляжники выстроились в очередь, чтобы подержать его пока фотограф щелкнет аппаратом в руке, Дока с подружкой оделись и отправились в скверик перед гостинницей. В гуще кустарника между ветвистыми деревьями легко было найти укромную лавочку для сексуальных забав, подниматься в горы времени уже не оставалось, а москвичке, к тому же, еще надо было успеть собрать вещи. Пройдя в конец темной аллеи, Дока присел на скамейку, подружка тут-же опустилась перед ним на корточки и расстегнула ширинку, вытащив член, она всунула его себе в рот, взялась со смаком облизывать. Наверное, это занятие доставляло ей удовольствие, с каждым движением она распалялась все больше, скоро шустрый язык, делавший круги вокруг головки, принялся облизывать член продольными дорожками. Не слишком любивший оральный секс, Дока тихонько кряхтел, не решаясь прерывать партнершу, но когда высвободив из плавок яйца она начала их обцеловывать, он неожиданно почувствовал прилив сексуальных сил и желание ввести член во влагалище. После этого почти случайного действия проснулись спавшие до сего времени другие ощущения, яркие, острые, заставляющие выгибаться на спинку деревянной скамейки. Теперь Дока не ужимался стыдливо, а старался выпереть пах вперед, чтобы партнерша заглотила член поглубже, заметив, что случайному ухажору это понравилось, та заработала языком с удвоенной энергией. Когда довела Доку до готовности изнасиловать хоть бежавшую в ресторанную кухню жирную кошку, быстренько спустила трусики и сверху взгромоздилась на член, раскидав ноги по длинной скамейке. Горячее влагалище взялось выполнять ту роль, с которой только что справлялся юркий язычок с удивительно подвижным и влажным кончиком. Партнерша медленно приподнималась и так же не спеша опускалась, успевая мышечным кольцом своего полового органа зацепиться за его набухшую головку с натянутой уздечкой под ней. Она усердно нагнетала волну страсти, готовая и сама погрузиться в нее по макушку. Краем прищуренного глаза Дока вдруг заметил идущую по аллее молодую парочку, но ни сил, ни желания прервать сладкую истому у него не осталось, все, на что оказался он способен в данный момент, это сквозь щели между трепетными веками проводить уткнувшихся друг в друга парня и девушку до тенистого перекрестка. И тут-же снова двинул зад вперед, намереваясь вогнать член до обросшего волосом корешка. Подружка с усилием напялилась на него, закрытая светлыми прядями, потерявшая ощущение времени и пространства, распахнула мокрый рот и с громкими стонами завалилась Доке на грудь. Он попытался отстранить от себя безвольное тело чтобы иметь возможность беспрепятственно всасывать воздух и почувствовал, что сдерживаться дальше не получится. Качнув пару раз ягодицами, жадно сгреб партнершу за вспотевшую попу и притянул к себе, стараясь выплюнуть закипевшее семя как можно глубже.
Так они застыли в неудобной позе, отрешенные и опустошенные одновременно. Когда прошло немного времени, Дока ощутил порывы свежего ветра, остудившего потоки обильных выделений из обоих половых органов, между ляжками неприятно заляскало. Оторвав голову от плеча партнерши, он окинул взглядом пустынную аллею, пощипал девушку за попу:
- Очнись, твой поезд подъезжает к Москве.
- Так быстро! - сонно всхлипнула она, пьяно заблажила. - А я не хочу домой, мне и с тобой не плохо.
- Мне тоже, но... хорошего по немножку.
Дня два Дока ходил по пляжу неприкаянным холостяком. Было и здорово, что обе подружки разом разъехались, и одновременно скучновато, потому что требовалось заново подыскивать партнершу для секса. Наконец, на танцах все в той же шестой поликлинике, он познакомился с хрупкой девушкой лет восемнадцати, это была веселая кареглазая болтушка из Барнаула с короткой прической на темных жестковатых волосах и длинными ногами. С первого же танца она предложила Доке посоревноваться на выносливость, когда тот согласился, пустилась в такой зажигательный пляс, что стоящим вдоль ограждения местным джигитам там делать было нечего. Как умел, старался и Дока, под конец марафона оба истощились до того, что кожа под глазами стала прозрачной. Новая подружка снимала квартиру опять за мостом через бурную горную речку, ему почему-то везло на этот край поселка, растянувшегося вдоль извилистой кромки моря. Идти надо было далеко, Дока предложил прогуляться не по шумной центральной улице, а по берегу, девушка согласилась. Небольшие волны с пенными верхушками с шумом накатывали на россыпи гальки и с шипением отходили назад, в свете многочисленных фонарей с прожекторами вода казалась зеленовато-чернильной, кипельно-белая пена тоже окрашивалась в красивые оранжево-чернильные цвета.
- Как оно прекрасно ночью вот в такую тихую погоду, - девушка с удовольствием вдыхала в себя воздух, легко переставляя ноги по вязкой гальке. - И какими богатыми переливами оно играет, словно это не волны, а потоки уральского малахита и других самоцветов.
- Природа владеет бесконечной палитрой, - согласился Дока, довольно щурясь на воду. - К тому-же, переходы от одной гаммы к другой бывают почти незаметными.
- Природу повторить нельзя, - кивнула она, и засмеялась. - А вот люди друг на друга походят часто, я смотрела по телевизору американский фильм, один актер как две капли воды похож на моего соседа по лестничной клетке.
- Ты живешь с родителями? - поинтересовался он.
- С мужем, от родственников мы съехали, - призналась девушка как бы с неохотой.
- Надо же, я думал... И давно живете вместе?
- Скоро год, на работе познакомились, я там помимо прочего общественный работник, а он водитель на грузовой.
- Дети есть?
- Пока нет, но... скоро будут.
- Молодец, что с уверенностью заглядываешь в будущее.
- А больше смотреть некуда, - призналась она со смешком. - Если по сторонам, то не заметишь собственной судьбы, а если назад - не стоило и родиться.
- Надо глазеть вокруг, тогда опыта наберется больше.
- Но сил на движение вперед останется меньше.
- Поспешишь - людей насмешишь...
- И мух ловить тоже не след.
- А ты не лезь поперек батьки в пекло, а семь раз отмерь - один раз отрежь.
- А ты не мечи бисер перед свиньями, они в нем все равно не разбираются, - прыснула в кулак шустрая танцовщица. Бросила стеснительный взгляд на собеседника, - Договорились, скоро обзываться начнем, лучше бы искупались, я ни разу не плавала в ночном море.
- А в дневном? - Дока лукаво вильнул глазами.
- Вообще, впервые в жизни увидала.
- Ну да, у вас же непроходимая тайга с ручными медведями.
- С кедровыми орехами, а медведи ручными не бывают.
- Зато я почти ручной. Ну что, поплаваем?
Девушка посмотрела на темные волны, зябко передернула плечами и решительно задрала вверх подол платья. Отойдя на пару шагов, Дока с уважением посмотрел на ладную тоненькую фигурку в цветных трусиках и белом лифчике, на спутнице не оказалось никакого купальника, только это каждодневное нижнее белье. Он тоже не думал купаться, но ему было проще, потому что мужские трусы мало чем отличались от плавок, расстегнув ремень, быстро выскочил из брюк, затем бросил на камешки рубашку с часами. Спутница осторожно пробовала воду растопыренными пальцами ноги, видно было, что она поторопилась с предложением. Дока взяв с места крутой разбег перескочил через первую волну и ласточкой вошел в пенный гребень второй, вода оказалась похожей на парное молоко, она тут-же облепила тело плотной живительной пеленой, просочившейся в самые укромные уголки. Выскочив наверх, он замахал руками, стараясь держаться не так далеко от берега, он помнил, чем закончился заплыв на дальние расстояния с крепко сбитой пловчихой, а повторять поучительный урок не имело смысла. Тогда чудесное избавление пришло со стремительно мелькнувшей под водой тенью, и если бы не тот таинственный подарок судьбы, лежал бы он сейчас, обглоданный крабами и другими существами, на пятнадцатиметровой глубине. Так, кажется, определила расстояние до дна несравненная пассия. Сердито фыркнув, Дока всмотрелся в бесконечные фосфоресцирующие волны, катящиеся из темого неведомого пространства, затем оглянулся в сторону берега, девушка, мелко перебирая ногами, все-же решилась войти в море, зайдя по грудь, принялась ополаскивать лицо изумрудно-аметистовыми пригоршнями воды. Хмыкнув, он набрал воздуха в грудь и нырнул, стараясь достать до дна, добрался до россыпей мягко постукивающей гальки за несколько энергичных рывков, его окружала несмотря на открытые глаза кромешная тьма. Наощупь поковыряв пальцами камешки, Дока собрался уже выныривать, как вдруг острая боль пронеслась по телу электрическим разрядом, подумав, что нарвался на краба, потревоженного вторжением, загреб пятерней все что оказалось на том месте и вылетел на поверхность пробкой. Раскрыв ладонь, промыл под всплесками волн груду гладких кусочков породы, среди них перламутрово переливалась половинка большой раковины от моллюска с концом, похожим на заостренное лезвие. Дока обсосал окровавленный палец и поплыл к плескавшейся в маленьком прибое девушке.
- Я тебе подарок со дна моря достал, - протягивая ей раковину, сфыркнул он воду с губ.
- Там было глубоко? - вскинула она на него радостные глаза.
- Не очень, метров пять.
- Ого, полгода кувыркаться нужно, пока донырнешь. И все вниз головой…
- ... когда надо вверх, - засмеялся он.
Девушка смущенно отвернулась, посмотрев еще раз на перламутровое нутро раковины, ловко забросила ее на сложенную у самого берега свою одежду:
- Спасибо, мне еще никто не дарил подарков со дна моря.
- Спасибо в карман не положишь и в стакан не нальешь.
Он обхватил ее за талию, дурашливо повлек на глубину, свободной рукой стараясь проскользнуть между ног. Когда это удалось, приподнял подружку над сглаженными гребнями, одновременно прижал к груди, она слабо уперлась ему локтями в плечи, пятками пытаясь поднять пенный бурун.
- Пусти, я хочу на берег, - сообщила она дрогнувим голосом.
- А что там делать? - грубовато спросил он, стараясь держать волнение в узде.
- Там спокойнее, и там наша одежда...
- Кому она нужна.
Почувствовав ее нерешительность, Дока перевернул девушку передом и поймал солоноватые губы своими губами, член тут-же начал ускоренный подъем. Когда в трусах ему стало тесно, а партнерша сильнее вдавилась бедрами в пах, Дока выпустил его на волю, оттопырив края трусиков, быстрым движением закинул ноги девушки себе за спину, немедленно вошел во влагалище. Наверное, подружка рассчитывала на то, что на первый раз будет достаточно поцелуев, потому что резко дернулась назад. Но он уже крепко держал ее за ягодицы, не давая возможности отлепиться. И она сдалась на милость победителя, скорее всего и в том числе успокоившись мыслью о том, что в подобных случаях вода для женщины является союзницей.
Но ожидаемого эффекта не произошло. Дока думал, что от сексуальной оргии в море он получит сказочное блаженство, на самом деле вместе с членом соленая вода проникла во влагалище, не только охлаждая половые органы, но и уменьшая до минимума трение их друг о друга. В голове мелькнула мысль о том, что точно так-же произошло с пропустившей до него через себя едва не взвод солдат молодой блядью с ребенком, которую он трахнул в ванной, тогда он здорово стер колени о шершавые стенки, не испытав от близости и малейшего удовлетворения. Изрядно постаравшись, пришлось под конец крепко поднапрячь низ живота, чтобы просто кончить, кажется, партнерша тоже была не в восторге от поспешной затеи, вскоре обвиснув на нем безвольной жертвой. Теперь единственным условием, по прежнему объединявшим обоих было то, что они продолжали нравиться друг другу и о расставании пока не думали.
Прошло несколько дней, они снова пришли на берег, примостились на край штабеля из шпал, солнце продолжало поливать землю жгучими лучами несмотря на то, что день перевалил на вторую свою половину. Вечером девушка уезжала в далекий Барнаул, за это время они успели облазить все окрестности, даже те затаенные уголки, до которых не добирались и следопыты. И везде занимались любовью. Их уже тошнило друг от друга, но Дока продолжал жадно поглядывать на похудевшие колени сексуальной подружки, он готов был не слезать с нее вообще. Скорее всего, чувство неудовлетворенности развилось от ласковой и веселой какой-то покорности девушки, готовой расставить ноги где угодно, лишь бы партнеру было хорошо. Таков был характер истинных русских женщин, несмотря на многомиллионные людские потери нации в революции с голодами-холодами, с гражданскими и отечественными войнами, успевавшими все равно восполнить эти потери и даже прирастить народонаселение. И Доку с его неуемным характером это устраивало, потому что он сам был из того же теста. Но сегодня девушка уезжала, а до конца его курортов оставалось еще время.
- Писать-то будешь? - спросила она, глядя в безбрежную темно-синюю даль, на похудевшем лице остались одни огромные карие глаза, да красные выпуклые губы.
- Конечно, - Дока покусал сухой стебелек, помолчав, решился задать мучивший его вопрос. - Слушай, если ты забеременела, то не стесняйся, сообщи, я что-нибудь придумаю, или собирай вещи и приезжай ко мне.
- Пустишь?
- Устроимся, квартиру снимем.
- А с чего ты решил, что я беременная?
- Сама сказала, что давно месячных нет.
- Я говорила это к тому, чтобы ты не опасался заниматься со мной любовью.
- Чего я должен был бояться?
- Мой муж, например, соскакивал всегда вовремя.
Дока помолчал, продолжая теребить в зубах соломинку. Вода пестрила от бесчисленных бликов, казалось, перед ними лежит сверкающая чешуей огромная рыбина, головой упирающаяся в скрытый голубой дымкой Туапсе, а хвостом в далекую Турцию. Девушка подняла голову, тихо призналась:
- А месячных у меня и быть не должно.
- Почему?
- Я беременная, уже месяца четыре.
- Не понял! - он быстро обернулся к ней, отбросил соломинку в сторону. - Ты это серьезно?
- Куда еще серьезнее, взяла я с тобой грех на душу.
- Почему не сказала?
- Потому что стеснялась, боялась, что перекинешься на другую.
- Ну, блин, кино и немцы, - Дока ладонью поводил по лбу, ковырнул носком ботинка крупный голыш. Повторил. - Как в цирке, блин.
- Не знаю, как буду мужу в глаза смотреть, - вздохнула подружка, потеребила подол коротенького платья. - Не думала, что в моем интересном положении можно было увлечься другим мужчиной. Дома смотреть ни на кого не хотела, а здесь, вот, расслабилась.
- Курорт, - хохотнул он то ли с облегчением, то ли от досады, что не ему пришлось застолбить место под солнцем будущему маленькому существу. - Курорт и... немцы.
- А теперь писать будешь, или охота отпала? - снова повторила девушка свой вопрос.
- Бумаги мне не жалко, а вот ты, когда родится ребенок, вряд ли найдешь время для меня. Пеленки, соски, погремушки и так далее, враз забудешь, как меня звали.
Она долго молчала, щурясь на покрытое серебряным порывалом безбрежное водное пространство. Потом опустила подбородок на сомкнутые колени, тихо сказала:
- Может быть, ты и прав.
Размещенные под крышей солярия загорелые курортники собрали пожитки и потянулись на ужин, вслед за ними принялись сворачивать водные аттракционы местные предприниматели. И только дикие фотографы с обезьянками, змеями и крокодилами продолжали обход лениво реагирующих на них разморенных пляжников, надеясь на случайную удачу. Дока машинально взглянул на часы, это движение не осталось незамеченным, девушка оправила платье, раскрыла небольшую дамскую смочку.
- Возьми, чтобы больше не теребить душу.
- Что это? - уставился он на ее ладонь, на которой сверкало что-то продолговатое.
- Ракушка, ты достал ее со дна моря и подарил мне. Помнишь?
Дока на секунду замер, сцена расставания с пловчихой повторялась один в один, даже сумочки оказались одного цвета, не говоря о блестящей перламутровым нутром половинке домика для морского моллюска. И точно так-же, как в тот день, ему захотелось затащить подружку за пахучий штабель шпал и насладиться ею еще раз перед окончательной разлукой. Он присмотрелся к своему подарку, заметил острый, словно нарочно заточенный, блескучий конец раковины, и вдруг понял смысл сказанных тогда пловчихой, девушкой, прекрасней которой не встречал, торопливых слов: там было очень глубоко, метров пятнадцать. Значит, она поняла, что с ним случилось. Это она ныряла до тех пор, пока не нашла подходящую ракушку с острым концом, чтобы воткнуть ее в стянутую судорогой мышцу под его голенью, это ее тень мелькнула рядом с ним под водой. Пловчиха была той, одетой светом, женщиной, вынырнувшей на далеком от него расстоянии, кроме нее разве мог кто-то еще продержаться под водой без воздуха столько времени. Дока взял из рук уезжающей подружки подарок, повертел в руках и поднес к губам:
- Прости меня, я только сейчас понял, что держал в руках журавля, но рожденный дураком, дураком и умрет, - с запоздалым прозрением тихо прошептал он, продолжил более громким голосом. - Вряд ли удастся поумнеть за короткий период жизни на земле, но стать еще глупее - нет проблем.
- Не надо расстраиваться, у каждого из нас свой путь, - задумчиво проговорила недавняя партнерша, принявшая его слова на свой счет. - Ты прав, ребенок обязан быть превыше всего, даже настоящей любви. Не обижайся, если я не отвечу на твое послание, потому что причину ты осознал раньше меня...
Дока молча усмехнулся и склонил голову к коленям.
Всего сутки прошли с момента отъезда последней сексуальной подружки, а Дока уже снова спустился с вершины пологой горы на танцы в шестую поликлинику. Танцплощадка при санатории не прельщала по простой причине, он терпеть не мог отъедавшихся на курортных харчах толстых женщин, ведущих ко всему размеренный образ жизни. Бабы вызывали отвращение сытыми кухонными запахами и вонючими пота при любом энергичном движении, которые не в силах были перебить отечественные духи, не говоря о заграничных. И это несмотря на то, что работы для настоящего мужчины в многочисленных сотах-комнатах было непочатый край. Сверкая плавающими в масле глазами, рабоче-крестьянские женщины сами хватали Доку за рукава рубахи, недвусмысленно намекая на уединение в одинаково обставленных комнатах. Там они накачивались спиртным до онемения языка и без стеснения спаривались со случайными партнерами, которые млели на них как хряки на жирных свиноматках в узких загонах колхозных свиноферм. А на танцевальной площадке вблизи берега моря, открытой всем ветрам, собирались приехавшие в основном дикарями поджарые представительницы интеллигентной прослойки, выглядевшие не только пошустрее, но и на любовь зарившиеся обоюдо азартную. Длинноногие стервочки старались и в танцах выкладываться в полный рост, как бы ненароком заводя партнера, незаметно со стороны оценивая его способности. Эти продуманные действия усиливали спортивный накал, заставляя с неподдельной страстью выкидывать немыслимые фортеля, лишь бы добиться желаемого.
В этот раз Дока сразу приметил в сторонке скромно переминавшуюся с ноги на ногу молодую женщину лет тридцати с распущенными по плечам волосами, возле нее крутились два подростка - мальчик и девочка. Почему выбрал именно ее, он и по прошествии времени не сумел бы ответить вразумительно, то ли точеной фигурой она напомнила пловчиху, правда, успевшую родить, то ли ее утонченный профиль с выразительными губами под хрящеватым носом с трепетными крыльями ноздрей возбуждал волну желания. Но обойдя стайку шоколадных и доступных девушек с короткими прическами, он направил стопы именно к ней. Женщина вскинула продолговатые голубые глаза с косыми линиями ресниц над ними, внимательно посмотрела на остановившегося напротив Доку:
- Разрешите пригласить вас на танец, - протянул руку тот. Заметив, что женщина оглянулась на подростков, обнадежил. - Не переживайте, никуда они не денутся, забор вокруг танцплощадки очень крепкий и высокий.
- Вы так считаете? - с ее лица исчезли тени сомнений, на их месте возникла милая улыбка. - Тогда давайте попробуем, правда, танцевать мне пришлось давно, несколько лет назад.
- И то по случаю получения мужем водительских прав, - не преминул схохмить он, проводя женщину в круг.
- Права мужу выдали еще в армии, а наплясалась вволю я на свадьбе своей подруги, дай бог, чтобы молодые жили долго и счастливо.
- О, вы добрая женщина.
- Просто мы дружим с первого класса, а она вышла замуж после меня.
- Это ваши дети? - сообразил Дока.
- Мои, и мальчик, и девочка, мы приехали отдыхать всей семьей сразу.
- И папа здесь?
- А вот папа остался работать.
- Я бы вас ни за что не отпустил, даже с детьми.
- Вот как! Это почему же? - засмеялась партнерша.
- Вы такая красивая, вас запросто могут украсть.
- У меня два защитника, они уделают любого, да и вы не очень похожи на абрека, спустившегося с диких гор.
- Но я сексуальный маньяк, не верите? Мне постоянно хочется, даже тогда, когда я остаюсь наедине с девушкой и когда нужно просто работать, - Дока скорчил рожицу, подумал, что после подобного грубого откровения женщина вряд ли пойдет с ним танцевать во второй раз. Заметил, что по ее лицу пробежала тень недоумения. - Простите за бестактность, но это действительно имеет место.
- Ничего удивительного, мужчинам это свойственно, - партнерша неловко пожала плечами, от ее волос исходил терпкий запах дикого вереска. - Хотя признаваться в таких слабостях следовало бы не с первых минут знакомства.
- Простите еще раз, мне почему-то показалось, что именно вы должны меня понять.
- Я считаю, что к откровенности вас подтолкнули мои дети и.., - она помедлила, вскинула казавшиеся раскосыми глаза. - И ваша распущенность. Думаю, девушки отказывали вам редко.
- Не отказывали, но они уезжали, и я снова оставался один.
- И опять приходилось искать подружку для удовлетворения сексуальных потребностей, иначе похотливые мысли заставляли беспокойные ладони нырять под резинку в трусах.
- Вы знаете даже это, - Дока смущенно прикусил нижнюю губу, он не ожидал, что партнерша найдет в себе силы продолжить разговор на щекотливую тему. - Все так и есть на самом деле.
- Моему сыну одиннадцать лет, а я врач, в один из моментов заметила за ним эти неприятные отклонения, - женщина вздохнула, замедлила движение. - Не представляю, что ждет его дальше и чем рукоблудие может закончиться.
- Ничем, уверяю вас, эта нечаянная прихоть из детства на здоровье никак не влияет, - грустно усмехнулся он. - Кроме беспокойных мыслей, связанных с постоянными сексуальными потребностями, от которых находишься в раздраженно-возбужденном состоянии. Разве что руки с ногами вечно потные и холодные, да постепенно развивается неврастения, но и она исчезает, когда половые связи становятся нормой.
- Спасибо, думаю, вам про это известно как никому другому.
Мелодия закончилась, они остановились возле края площадки, Дока краем глаза заметил, что мальчик с девочкой затеяли игру с другими детьми, изредка кидая быстрые взгляды в их сторону. Наверное, следовало откланяться и уйти, но что-то продолжало удерживать возле женщины с пахнущими терпкими степными цветами густыми волосами, несмотря на затронутую им, по меньшей мере неприятную, тему.
- Даже не соображу, с чего вдруг я так разоткровенничался, - развел он руками.
- Ничего страшного, с подобным я встречаюсь часто, - успокаивающе улыбнулась женщина, машинально заправила кофточку в брюки. - Я уже сказала, что на откровенность вас вызвали мои дети, заметив их вы решили, что со мной можно вести себя проще, что и сделали. Но я на вас не в обиде, к тому же, накопились проблемы свои, и на ту же тему.
- Вот как, а вид у вас довольной и всем обеспеченной особы.
- Говорят, с первого взгляда человека можно оценить на девяносто процентов, оставив десять процентов на его артистичность и на свои ошибки при выборе угла зрения. Сейчас вы увидели меня под щадящим углом, а если присмотреться повнимательнее, проявятся невидимые до сих пор негативные складки и черточки, говорящие о том, что у меня не так все гладко. Это обыкновенная аксиома, не требующая доказательств.
- У вас действительно есть проблемы?
- У моего мужа облитерирующий эндертериит, поэтому его с нами и нет.
- Это болезнь серьезная?
- В любой момент тромб способен оторваться и муж умрет, - полупьяные лабухи на деревянном возвышении над танцплощадкой ударили по струнам электрогитар, по клавишам "Ямахи" и зазвучала мелодия быстрого танца. Вскинув голову, женщина посмотрела на Доку, чуть покривив красивые губы, произнесла. - Так что вам, молодой человек, я посоветовала бы познакомиться с беззаботной девушкой, тогда и время пролетит вдвойне интереснее.
- А на сексуальные отношения болезнь влияет? - спросил он, словно не расслышав совета.
- Еще как, из-за нее я тоже вечно голодная.
- Тогда я попал по адресу, чутье меня никогда не подводило, - Дока уверенно махнул рукой. - Давай знакомиться.
- Вот как... но у меня дети, - немного опешила женщина. - Они находятся постоянно при мне, ни на шаг не отпускают.
- Разберемся, в первый раз, что-ли.
- А как я посмотрю в глаза мужу?
- Супруга надо уважать, но держать жену на голодном пайке ему не следует, иначе она может протянуть ноги.
- И все-таки, вокруг столько красивых девушек, - женщина попыталась направить в иное русло мысли негаданного ухажера, пряча одновременно растерянную и лукавую улыбку. - Они просто жаждут общения с противоположным полом.
- Не все они смазливые, это раз, во вторых, на них нужно тратить время, а его у меня практически не осталось.
- Короче, вы.., ты предлагаешь бартер?
- На выгодных условиях - никто никогда не узнает о нашей связи, - Дока упрямо наклонил подбородок вниз. - По рукам?
- Это не розыгрыш? - откачнулась подружка назад.
- Розыгрыши бывают только в отечественных "спортлотах", а у нас с тобой будет идеальная любовь до тех пор, пока ты не махнешь белым платочком со ступеньки убегающего вдаль поезда. Перестань сомневаться, я человек серьезный, лучше пойдем танцевать.
- Чудеса, да и только, хорошо бы еще не в решете.
С танцплощадки они уходили вместе - женщина и Дока с детьми посередине. На настороженные взгляды мальчика и девочки он постарался как можно мягче объяснить, что является их соседом по улице, на которой они живут. А когда мальчик попытался поинтересоваться, какую улицу Дока имел ввиду, мать быстро перевела разговор на другую тему. Во время танцев оба успели договориться, что завтра встретятся на местном рынке, куда она, пока дети будут отсыпаться, должна пойти за овощами.
На другой день на базаре Дока правда подхватил полные продуктов сумки и легко зашагал с ними вдоль обсаженной пальмами, кипарисами и лавровыми деревьями тенистой улицы. Рядом спешила прятавшая смущенную улыбку за густыми прядями распущенных волос новая знакомая, от нее снова исходил тот самый волнующий запах дикого вереска, скорее всего, эти духи были у нее любимыми. Изредка она протягивала руку и трогала Доку за локоть, как бы показывая что рада ему. Идти нужно было далеко, на другой конец курортного поселка, растянутого вдоль побережья моря, почти туда, где жила уехавшая домой алтайская подружка. Когда подошли к мостику через ворчливую речку, выбегавшую из заросшего колючим лесом ущелья, Дока приостановился, чтобы поменять руки. Смахнув рукавом пот со лба, небрежно кивнул на ведущую на гору узкую тропинку:
- Заскочим по пути?
- Куда?
Прекрасная спутница, похожая на Анжелику из французского приключенческого романа, испуганно вильнула зрачками в ту сторону. Это движение продолговатых голубых глаз, больше присущее не матери двоих детей, а молоденькой девушке, заставило сердце Доки забиться учащеннее. Он в который раз с удовольствием окинул взглядом точеную фигурку на ровненьких ножках.
- Тут недалеко заросли дикой малины и барбариса, я прихватил с собой пару пакетов.
- Но я вся открытая, и руки, и ноги, а там иголки ого-го…
Скрывая похотливую усмешку, Дока довольно прищурился. Сегодня на партнерше была надета широкая гофрированная юбка из полупрозрачного цветастого материала с широким лакированным поясом по тонкой талии, и обыкновенная как бы комсомольская блузка с маленьким карманчиком на аккуратной груди. На ногах краснели туфельки с бантиками на невысоком каблуке. Сквозь материю юбки просвечивали узенькие беленькие трусики, вызывая желание задрать подол и оттопырить хотя бы их край, за которым четко просматривались пухлые половые губы. Сглотнув слюну, он с уверенностью произнес:
- Я туда уже ходил, тропинка довольно широкая. А если заросли будут мешать, пойду впереди и стану придерживать ветви.
- Это вряд ли поможет, а мне не мечтается порвать юбку с блузкой. Да и белые полосы от царапин на загорелом теле, согласись, зрелище не из этических.
- Пару раз в море окунемся, от них следа не останется.
- До того момента, как тело высохнет.
- Извини, но по моему здесь исцарапанные ходят все.
- А куда мы денем сумки? Они тяжелые, - женщина цеплялась за любое, чтобы оттянуть мгновение, о котором она давно догадалась.
- Мы можем отнести их к тебе домой и потом вернуться сюда.
- Давай так и сделаем, - согласилась она как-то легко.
- А дети? - Дока покусал губы, подумал, что с этим предложением он оплошал. Теперь надо было начинать раскрутку подружки заново. - Такой вариант не подходит, потом они не отпустят.
- Значит, возьмем их с собой, дикая малина растет и у нас, они за ней бегали.
- А я хотел бы побыть с тобой наедине, - решился на откровенность он, напомнил. - Поначалу ты тоже была, вроде, не против.
Опустив голову, женщина заложила руки за спину, поковыряла носком туфельки бугорок на асфальте. Видно было, как борется она с охватившими ее чувствами, от которых щеки то бледнели, то покрывались красными пятнами. На лбу выступили светлые бисеринки пота.
- Во всяком случае, мне так показалось, - негромко добавил Дока.
- Я и сейчас согласна... - не поднимая глаз, призналась она.


Глава двадцать вторая.


Он подхватил тяжелые сумки и не говоря больше ни слова, свернув на тропинку, уверенно зашагал в густые заросли. Сзади по земле мягко цокали каблуки красных туфелек, которые были надеты, он это видел собственными глазами, на прекрасные ровные ножки с круглыми коленками. Чтобы колючки не царапались, Дока добросовестно отгибал длинные ветви, спиной загораживая идущую следом женщину, стараясь пропустить ее на свободное пространство. Когда показалась небольшая полянка, он быстро поставил сумки под корявые стволы деревьев, принял вынырнувшую следом подружку в объятия и, не позволив ей даже осмотреться, запустил руку под подол гофрированной юбки, оттопырил края белых трусиков. То, от чего маялся на дороге, борясь с сомнениями, наконец-то свершилось, неуверенность была вознаграждена, такой волны захлестнувших его эротических чувств он ждал всегда. Дока даже не торопился выпускать свой моментально взбесившийся член на волю, стараясь оттянуть кульминацию подольше, он наслаждался ласками зрелой женщины, захотевшей овладеть им, но знавшей, что за быстрыми действиями может последовать долгое чувство неудовлетворенности. Только Дока понимал это на уровне интуитивном, а она успела испытать это на себе, оба ласкали друг друга, напрочь забыв об окружающем. Женщина раскрывала вспухшие от желания губы, захватывала ими губы млевшего от удовольствия партнера и, не переставая оглаживать волосы, плечи и спину теплыми руками, изредка крепко пощипывая задницу ногтями, как бы втягивала его плоть вместе с энергией в себя, не оставляя ничего. Он будто растворялся в ней весь, ощущая лишь одно, что с каждым мгновением становится невесомее, превращаясь в наполненный блаженством воздушный шарик. Если бы не неприятные ощущения в паху, он бы оторвался от земли и стал парить над крохотной поляной, на которой они остановились, над корявым лесом, над горами и морем. А может, исчез бы из виду вообще. Но яички набухли, незамечаемые раньше они сделались твердыми как из слоновой кости, головка члена пыталась прошмыгнуть под ремень, чтобы натянутая струной уздечка имела возможность потереться обо что-то и, наконец-то, ослабнуть. Иначе она могла лопнуть от перенатяжения Само тело казалось размягченным, запас жизненных сил сосредоточился в паху, отяжеляя его, заставляя болезненно напрягаться. Когда чувство боли начало распространяться на низ живота с ногами Дока торопливо расстегнул ремень с ширинкой, быстро спустил плавки вниз цепляясь резинкой за торчащий колом член и, оттянув трусики на партнерше за края еще больше, направил головку в тесный проход. Весомая, она сама нашла то к чему настырно стремилась. Скользнув по ложбинке между большими половыми губами, вошла со сладостным звуком в преддверие влагалища, заставив партнершу, двигавшую до этого лобок навстречу, чуть отдернуть попу назад. Между стиснутыми зубами обоих просочился долгий стон, как только он иссяк, женщина вновь подалась вперед низом живота, с удовольствием насаживаясь на член, стремящийся не сорваться в продолжительный припадок от подпиравшего семени.
- Не-е то-ро-пи-ись.., - простонал Дока, не в силах совладать с собой, его всего выкручивало как одежду на ветру, вывешенную для просушки. - Дай мне привы-ыкнуть...
Она поняла, о чем он попросил, замедлив движения, на долю секунды отстранилась, пытаясь облизать пересохшие губы. Дока приоткрыл глаза, как в тумане различил пылающее радостной страстью лицо партнерши, ресницы ее трепыхались пойманными в сачок мохнатыми ночными бабочками, тонкие ноздри раздувались, щеки горели алым пульсирующим светом. Женщина в этот момент была так прекрасна и желанна одновременно, что не было слов описать ее образ и свое состояние, хотелось смотреть и смотреть на нее, цепко прижимая к себе, чтобы она, такая воздушная, не смогла улететь невесомой пушинкой. Взять ее окончательно, почувствовать себя хозяином этого неземного существа, понять, что и в следующий раз будет так-же хорошо. В голове у него не промелькнуло ни одной мысли о том, что новая подружка - мать двоих детей, что она старше тех девушек, с которыми он наслаждался до нее, лет на десять. Лишь один образ имел право затмить играющее эротическими эмоциями лицо женищины напротив, это чистый облик уехавшей домой пловчихи, он понял с первой минуты их встречи, что лучше той девушки не было и не может быть никого. Но сейчас она не потревожила его сознания, не напомнив о себе ничем, да и терпкий запах дикого вереска исправно исполнял свои обязанности, отбивая охоту не только к сравнению, но не давая возможности оглянуться вокруг.
Прошло несколько пронзительных минут, в течении которых Дока пытался сдержать сперму, рвавшуюся наружу наглыми толчками, наконец, буря в яичках немного успокоилась, давая возможность перевести дух. Сморгнув ресницами зависшие на них капли пота, он отставил ногу, осторожно наклонил подружку назад, пытаясь положить ее на желтые стебли травы.
- Ой, как здесь колко.., - приоткрыла она на мгновение исходившие голубым сиянием прекрасные продолговатые глаза, невольно поежившись и вздрогнув веками. - Не спеши, давай сначала я сниму трусики, а потом мы что-нибудь подстелим.
- Я не смогу долго выдержать этих пыток, - заворочал Дока непослушным языком. - Потерпи немного, потом будет легче...
- Но там еще и россыпь камней.., - партнерша испуганно выгнулась дугой.
Но он уже наваливался на нее бедрами, стараясь придавить попу к земле, пытаясь одновременно ладонями защитить ее спину от неровной поверхности. И женщина подчинилась, обхватив Доку руками за плечи, с наслаждением впилась в его губы, судорожно подбрасывая таз вперед. Она словно забыла обо всем на свете, отключив все чувства сразу, кроме одного - желания обладать партнером в полной мере. Она облепила его со всех сторон какой-то плотной ватной истомой, не давая возможности контролировать движения, заставляя подчиняться только ее действиям, воспринимать лишь ее одну. И он бросился в бездонный омут ощущений с головой, а когда снова в яичках закипела успокоившаяся было сперма, больше удерживать ее не стал, а продвинул член по влагалищу к приподнявшей шейку матке и мощными порциями выбросил огненную лаву на раскрывшийся навстречу вход в нее. Всей плотью он почувствовал, как рванулись вперед неудержимые струи и как заглотил их таинственный орган, давно приготовившийся к их приему. Партнерша выпустила губы Доки, откинув голову назад, закатила зрачки и зашлась в таком нежном интимном стоне, что сразу стало ясно, что такое настоящее счастье. Вдобавок ко всем ощущениям у него по коже побежали торопливые мурашки, так было приятно осознавать, что сумел удовлетворить настоящую взрослую женщину, что Дока надолго замлел, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой.
Так они пролежали до той поры, пока где-то внизу не раздались веселые голоса, скорее всего, одна или сразу несколько пар, поднимались по тропинке, чтобы испробовать на природе пьянящий эликсир ничем не сдерживаемой любви. Ведь в тесных деревенских домах или городских квартирах такого вряд ли испытаешь, там даже стены имели глаза и уши. Привстав, Дока увидел, что пока они приходили в себя обильные выделения успели подсохнуть и половые органы как бы склеились. Стало ясно, что женщина давно не испытывала половой близости, она и не собиралась этого скрывать, со счастливой улыбкой рассматривая наклонившегося над ней партнера.
- Пора вставать, - смущенно пробурчал он. - Кажется, к нам кто-то решил набиться в гости, а мы еще сумки не распаковывали.
- И печку не затапливали, - по девичьи прыснула она большими красными губами. Дрогнула чуть припухшими веками с высокими над ними дугами бровей. - Теперь как бы растащиться в разные стороны, наверное, мы успели привариться намертво.
- Не говори глупостей, - насторожился Дока.
- А что, я слышала, так бывает. Страстных любовников после бурного полового акта в парном молоке отпаривают.
- Как в ацетоне, что-ли?
- Примерно, - женщина с серьезным видом отвернулась в сторону. - Долго, недели две.
Приподнявшись на локтях, Дока рывком вскинул вверх голую свою задницу и тут-же с мычанием отвалился набок. Половые органы, хоть и с усилием, но разлепились, но в ладони больно впились острые края мелких камней, он принялся под придушенный смех партнерши выковыривать их из кожи. И лишь после этого испуганно оглянулся на женщину.
- Не переживай, мы народ привычный, - поймав его взгляд, успокоила она. - Хорошо еще, что кофточку с юбкой и трусиками снимать не пришлось, иначе замостилась бы щебнем до самого копчика, - она гибко перевернулась на живот. - Давай, нетерпеливый, займись-ка выкорчевкой щебня теперь из моих складок.
- Идут, говорю, не слышишь, смеются?
- Можно подумать, что они такого не видали...
Перед выходом на тротуар, они снова тщательно отряхнули друг друга, смахивая незамеченные сразу веточки с соломинками. Женщина молча отобрала у Доки тяжелые сумки:
- Дальше меня провожать не надо, - ласково сказала она.
- Почему? - попытался удивиться он.
- Если бы между нами ничего не произошло, я бы чувствовала себя перед детьми уверенно, а теперь я не смогу посмотреть им в глаза.
Дока помолчал, покрутил головой в разные стороны:
- Но это не последняя наша встреча? - спросил он.
- Все зависит от тебя.
- Тогда до вечера, я назначаю тебе свидание на танцах.
- Ты действительно хочешь встречаться со мной? - внимательно всмотрелась она в него.
- А что тебя удивляет?
- Я подумала, что в твоем возрасте молодые мужчины пользуются любой возможностью пополнить список побед над женщинами.
- И я не прочь это делать, - откровенно пожал он плечами. - Но ты мне нравишься больше, чем незамужние дурехи.
- Почему сразу дурехи?
- Потому что с ними возни больше.
- Понятно, тогда до вечера, - она взвесила сумки в руках. - Но учти, я снова приду с детьми, девать их мне некуда.
- Намекаешь, чтобы я держался в сторонке?
- Желательно не мозолить им глаза, иначе дома...
- Я понял, - Дока пригасил плутоватую усмешку. - Но хоть что-то они во время танцев у тебя просят?
- К чему клонишь, парень? - вскинула партнерша длиннющие ресницы.
- За мороженным, например, посылают?
- Сами бегают, - засмеялась она.
- Тебе тоже полезно прошвырнуться, - придвинулся он ближе. Заметил, как у собеседницы голубым пламенем вспыхнули огромные девичьи зрачки. - Я провожу тебя по темным аллеям.
- Проводи, только учти, я детей никогда не баловала. Мороженное будешь покупать сам.
Несмотря на то, что по вечерам на побережье опускалась прохлада, на танцплощадке негде было яблоку упасть от полуобнаженных женских фигур и фигур мужчин с закатанными рукавами на рубашках. Дока долго наблюдал за вливающейся в створки ворот бесконечной толпой, он хотел купить билет и на женщину, но знакомая пассия опаздывала, музыканты-армяне на возвышении заиграли пятый по счету танец. Чтобы не терять времени даром, Дока взял билет и протиснулся в дальний угол площадки, в тот самый, в котором они познакомились. Их место занимала стайка молоденьких девочек лет по семнадцать, одна из них, не успел он осмотреться, подошла и присела в полукниксене:
- Разрешите вас пригласить?
Дока засунул контрамарку в карман, окинул внимательным взглядом тоненькую фигурку, и вдруг как-то ненароком понял, чем отличается молодая женщина от девушки. Женщина как бы округляется, она приобретает волнующие формы, на успокоенном замужеством лице нет той неуверенности о будущем, вместо нее на нем, оглаженном, проступает разбогатевшее на энное количество человеческих знаний внутреннее содержание. А стоящая перед ним девушка, не успевшая насладиться прелестями супружеских утех, вся светилась тем, чем обладала в данный момент. И было ясно с первого взгляда, что багаж она имела невеликий.
- С удовольствием, но танец, кажется, быстрый.
- Это так кажется из-за барабанной ритмики, на самом деле его танцуют медленно.
- Вы разбираетесь в музыке? - подхватывая партнершу за талию, Дока решил не прерывать разговора. - Наверное, учитесь в музыкальном учреждении?
- Я студентка, но профессию выбрала иную, просто у меня идеальный слух. Знаете, сочинять музыку, писать стихи и романы, рисовать картины - учить не следует. Таким даром природа щедро наделяет тех, кого считает достойным этих профессий.
- Странно, зачем-же тогда открывают училища и высшие учебные заведения по таким благородным профилям? - Дока с еще большим вниманием всмотрелся в партнершу по танцу. - Если размышлять по вашему, они ни к чему, и учителя с профессорами получаются дармоедами. Я сам закончил институт народного хозяйства, скажу честно, без него я был бы специалист никакой.
- Не надо сравнивать несравнимое, хотя и здесь есть исключения, - улыбнулась девушка приятно и одновременно успокаивающе. - Согласитесь, что есть люди от природы талантливые, эдакие самородки, которые безо всяких школ обладают способностью творить немыслимое в общечеловеческих понятиях.
- Не спорю, деревенский поэт Сергей Есенин, Иосиф Бродский с шестиклассным образованием, писатели, художники, композиторы от сохи послереволюционных времен. И так далее.
- Вот видите? Их необходимо было только подтолнуть в нужном направлении, а дальше они пошли сами, - загорелась девушка, машинально слизывая с верхней губы капельку пота. - Точно так-же в физике, математике с химией, некоторые люди от рождения нацелены считать и выводить формулы, остается лишь показать им дорогу, на которой они выразили бы себя с наилучшей стороны.
- Вот потому и нужны школы, училища и высшие учебные заведения с учителями и профессорским составом. Вы так хотели сказать? - добродушно усмехнулся он. - Спасибо, объяснили доходчиво, хотя каждый из нас знает об этом с пеленок. Я, например, в детстве с удовольствием собирал старинные монеты, значки, другие знаки различия, млел от исторических и приключенческих романов. Учитель истории говорил прямо, что у меня прямая дорога в археологи.
- Но вы по археологическим тропам не пошли, - засмеялась партнерша.
- Не удалось, может быть потому, что учитель пения прочил мне большое будущее на музыкальном поприще. Надо признать, что пел я в то время не хуже самого Робертино Лоретти из Италии.
- Значит, у вас тоже идеальный слух.
- Его у меня никто и не отнимал.
- Тогда вы должны слышать, как фальшивят музыканты.
- А вы решили, что здесь обязаны работать профессионалы? - откровенно засмеялся он на наивность девушки. - Люди, которые на возвышении терзают струны электрогитар и бьют по клавишам синтезатора, с таки же успехом торгуют на базарах овощами и фруктами. Они больше ни на что не способны, кроме как на неутомительный, но денежный труд.
- Я с вами согласна, - собеседница прикрыла ресницами блестящие глаза. - Кстати, танцы начались уже давно, а вашей вчерашней партнерши что-то до сих пор не видно.
- А вы были здесь и вчера? - Дока смущенно покашлял в кулак.
- Мы ходим сюда каждый день.
- Ну и как, нравится?
- Слушать фальшивые аккорды музыкантов, или сама атмосфера?
- Все в общем.
- Представляете, идти больше некуда.
- Познакомились бы с парнем, посидели бы с ним в кафе.
- Я не надеюсь открыть Америку, но в России кроме дураков и дорог есть немало других проблем, - девушка посерьезнела, как-то странновато взглянула на партнера. - Одна из них заключается в том, что найти нормального парня удается лишь немногим девушкам.
- К тому же, в парнях чувствуется вечный недостаток. Все правильно, ощущение такое, что наша страна никогда не выходила из конфликтов, оттого и поколения рождаются как бы неполноценными, - похмыкал носом Дока. - Я вас понимаю и, поверьте, сочувствую, женщинам действительно не сладко.
Лабухи слаженно взяли последний аккорд и мелодия закончилась. Осмотревшись по сторонам и не заметив среди присутствующих утреннюю пассию, Дока подхватил под локоть девушку, собираясь отвести ее на место.
- Разговор у нас получился слишком заумным, - запоздало спохватился он, провел пальцами по лицу. - В таких местах большие проблемы поднимать не следует, как вы думаете?
- Я сама натолкнула вас на эту тему, - засмеялась партнерша, она кинула на собеседника быстрый косой взгляд. - Разве со вчерашней женщиной вы вели беседу ни о чем?
Теперь пришла очередь рассмеяться Доке, он понял, что понравился девушке и она решила показать себя начитанной особой, вытащив платок, он промокнул уголки губ и снова со вниманием осмотрелся вокруг. Они продолжали стоять почти на середине освобожденной от танцующих заасфальтированной площадке. Женщины с детьми не было видно нигде, наверное, у нее что-то случилось, или она опомнилась, что совершила непоправимую ошибку и теперь горько жалела о том, что поддалась на уговоры мимолетного любовника. Скорее всего, последняя мысль была наиболее верной.
- Вчера мы пытались решать задачи другие, - с уверенностью в голосе сказал он, пробежавшись пальцами от локтя собеседницы до ее мягкой и теплой ладони. - Уверяю вас, они были посложнее разговора ни о чем.
- Ну и как, получилось? - напряглась та.
- Что получилось? - не понял он вопроса.
- Решить хоть одну из задач. Я намекаю на то, каков оказался результат?
- Он у меня почти всегда положительный, - усмехнулся Дока, и встрепенулся. - А что это вас так заинтересовало?
- Да вот тоже решаю задачку, продолжать танцевать с вами и дальше, или отойти и постараться держаться на приличном расстоянии, - она кивнула в сторону деревянного возвышения. - Музыка-то заиграла снова.
- Тогда я приглашаю вас на танец, тем более, что этот, кажется, не быстрый.
- Не боитесь показаться в невыгодном свете человеку, которого постоянно ищете глазами?
- Думаю, что остерегаться теперь нечего, скоро половина танцев пройдет.
Танцы закончились, площадка неспешно начала пустеть, а утренняя пассия, такая сексуальная, не объявилась. В душе у Доки зародился было прохладный пузырек обиды от того, что после всего хорошего его решили отодвинуть как шаловливого щенка, побаловались, получили удовольствие, и пусть топает на свой коврик. Стоящая рядом девушка терпеливо ждала дальнейших решений, не вынимая своих пальцев из его ладоней и не говоря ни слова, будто не мешая ему сосредоточиться. Достав платок, Дока вытер вспотевший лоб, натянуто улыбнулся:
- Ну что, не желаешь пройтись по берегу ночного моря? - они успели за время танцев перейти на "ты". - В эти часы оно бывает особенно таинственным.
- Море хранит свои тайны всегда, - облегченно вздохнула подружка, быстро оправила на себе легкое платье. - Но в начале танцев кто-то говорил о кафе.
- Пожалуйста, у меня куча денег.
В маленькой кафешке сразу за оградой танцплощадки негромко цокала из динамиков ритмичная музыка. Заняв столик и заказав бутылку полусухого шампанского с плиткой шоколада и двумя порциями мороженного, Дока посмотрел на собеседницу:
- Что-нибудь еще?
- Этого достаточно, - вежливо отказалась она. - Если тебя потянет на выпивку, обещай, что мы сразу уйдем.
- Ты не любишь пьяных мужчин?
- Они мне противны.
После такого признания Дока постарался не выпивать и положенного, больше налегая на мороженное с сигаретами. Они потанцевали и здесь, теснее, чем на танцплощадке, прижимаясь друг к другу, но не переходя рамок приличия, казалось, что вдвоем им было просто хорошо. А когда шампанского на дне бутылки осталось несколько капель, девушка наклонилась к собеседнику и негромко призналась:
- Ты знаешь, я приехала на море в первый раз и меня никто еще не водил по берегу в такой поздний час. Ты не забыл о своем предложении?
- Обещания я стараюсь выполнять, какими бы трудными они ни были, - приподнялся он из-за столика, подавая ей руку. - Прошу, сударыня, я как раз подумал о том же.
- О, какое это прекрасное, незаслуженно забытое слово - сударыня...
Невысокие волны неторопливо набегали на галечный пляж, невольно напоминая о том, что в кратковременном мире существуют свои вечные двигатели, альтернативы которым человек не придумал до сих пор. У него все получается таким, каков есть он сам - смертным. Дока, поддерживая девушку под локоть, подвел ее к пенной кромке, взбиваемой прибоем, присев на корточки, зачерпнул горсть изумрудной воды. Она оказалась теплой на ощупь но с внутренней как бы прохладцей, говорящей о том, что курортный сезон подходит к концу.
- Ты собрался купаться? - с интересом спросила спутница.
- Почему бы нет, - ухмыльнулся он, в голове пронеслась мысль, что он уже успел с одной из подружек попроказничать в ласковых волнах, тем более, что в море не надо было прилагать особых усилий, чтобы затащить партнершу в безопасное место и стянуть с нее одежду. Она и раздевалась сама, и находилась в самом надежном месте. - А как посмотришь на это ты?
- Ни в коем случае, холодрыга капитальный, - подребезжала она губами. - Сейчас купаться можно только днем, когда еще жаркое солнце успевает отогревать застывшую кровь, а ночью луна лишь добавит в этом смысле проблем.
- Пожалуй, я соглашусь, - приподнялся Дока с корточек. - К тому же, одному плавать среди пустынных волн будет скучновато.
- Почему одному? Вон там под водой виднеется силуэт чего-то длинного и зубастого.
- Где? - невольно вырвалось у него, о чем он тут-же пожалел.
Подскочившая девушка обхватила его за плечи и, под непрерывные восклицания, активно затыкала рукой в одну точку. Вскоре и он пригляделся к длинному черному предмету в сотне метров от берега, то ли бревно, то ли обломок доски в свете берегового прожектора то выныривал на поверхность, то скрывался в просвечиваемых насквозь волнах. В голове мелькнула мысль, что неплохо бы подтащить предмет к берегу и рассмотреть его получше, заодно показать новой пассии свое мастерство пловца-перворазрядника. Благо, на курорте он успел обвыкнуться и новый приступ судороги теперь вряд ли был возможен. Дока быстро сбросил с себя рубашку, расстегнул ремень на брюках, когда осталось стянуть носки, девушка неожиданно прижала руки к груди и прошептала:
- А вдруг это утопленник!
- Тогда поможем ему добраться до суши, - невольно замедлил он движения. - С чего у тебя появились нехорошие мысли?
- По бокам у этого... предмета, вроде, как руки болтаются.
- Разберемся.
Прохладная вода тут-же обжала со всех сторон, заставив дыхание споткнуться. Набрав в грудь побольше воздуху, Дока нырнул и надолго затаился, подобным приемом он преследовал две цели, во первых, давал телу привыкнуть к ситуации, во вторых, унимал нервную дрожь. Затем рывком выскочил на поверхность и размашистым кролем пошел отмерять расстояние до черневшего вдали предмета, когда до него оставалось метров пять показалось, что плававший в воде обрубок вовсе не черного цвета, а белого. Мало того, по бокам у него действительно отвисали в разные стороны похожие на руки отростки с пальцами на концах, в груди защемило, руки и ноги моментально сковала невольная судорога. Чтобы избавиться от опасного ощущения, Дока опять глубоко нырнул и расслабился, предоставляя возможность воде самой выталкивать его наверх, когда почувствовал теплый верхний слой, сам ускорил подъем. Таинственный предмет покачивался перед носом, это был то ли унесенный с берега штормом толстый горбыль от комеля дерева, то ли грубая неоструганная доска от борта древнего корабля, затонувшего за сотни километров отсюда и принесенная течением сюда. Возвращаться обратно с пустыми руками показалось неинтересным, развернув предмет вдоль, Дока с силой толкнул его вперед. Вокруг слышались беспрерывные таинственные всплески, кто-то невидимый то начинал вздыхать, то громко шлепать пастью, или подныривал под пловца, опутывая его ноги или теплыми, или ледяными тугими струями. Но Дока уверенно гнал перед собой обрубок, он понимал, если случится что-то непредвиденное, у него есть отличное средство спасения, плавучести которого позавидовали бы дельфины, короли морских глубин. Стоит только протянуть руки вперед и сплести пальцы вокруг предмета.
Когда лунная дорожка оказалась пройденной до конца, Дока выглянул из-за торца обрубка, оставленная им на берегу девушка стояла точно по курсу, прижимая руки к груди, даже во тьме было видно, как горят у нее глаза от восхищения. Подтолкнув дерево вперед еще раз, Дока нащупал ногами дно, начал карабкаться наверх, он с трудом дополз до своей одежды, свалился на нее без сил и без каких-либо желаний. Подружка присела рядом на корточки, забыв опустить подол задравшегося платьица, заставив все-же сделать невольное глотательное движение. Между полными бедрами завиднелись в свете тех же лучей прожектора белые тонкие трусики с темным пятном волос под ними, в разрез платья наверху попытались вылезти не забранные в лифчик две хорошенькие груди. Дока перевел дыхание и попросил:
- Посмотри, пожалуйста, что я приволок, это доска или обыкновенный горбыль?
- Это трухлявая доска с несколькими латинскими буквами на боку, - откликнулась она. - Наверное, оторвалась от корпуса какого-нибудь затонувшего старинного корабля, или греческого, или римского. А может, и египетского.
- У египтян никогда не было латинской азбуки.
- Разве римляне не навязали им свое письмо, когда завоевали Египет?
- Нет, там очень сильным было арабское влияние, а Рим уже катился к закату.
- Тогда испанского или португальского, во всяком случае, европейского, - подружка осторожно присела на мокрую гальку, протянула руки к Докиной груди. - Я думала, что ты не вернешься, такая даль, волны, темно, я всматривалась, всматривалась, но видела лишь белесоватые фосфоресцирующие всплески. Наверное, под водой сейчас кто-нибудь шастает.
- Кому мы нужны, - шумно вздохнул Дока, он уже чувствовал, как силы начинают возвращаться к нему, наполняя каждую клеточку упрямством и упругой тягой к жизни. - В старину моряки иной раз неделями плавали по морю на какой-нибудь щепке, пока течение не прибивало их острову или к берегу. Хотя, страшновато, чего там говорить.
- Я бы ни за что не поплыла, - девушка поежилась. - Издали доска была похожа на утопленника.
- Сам, когда приблизился, подумал об этом.
- А чего не повернул назад?
- С пустыми руками? Я бы и утопленника до берега дотолкал.
Дока приподнялся, огладил рукой лицо и посмотрел в сторону толстой доски, притороченной к берегу прибоем, ему не терпелось встать и самому прочитать надпись латинскими буквами, о которых поведала сидевшая рядом подружка. Но в ногах еще ощущалось легкое онемение, вскоре и оно улетучилось, разогнанное восстановившимся током крови. Он встал и начал одеваться, девушка поднялась тоже, направилась к берегу.
- Интересная доска, с железными крюками, - крикнула она оттуда. - Что ты собираешься с ней делать?
- Ничего, кому надо, тот пусть и займется, - завязывая шнурки на ботинках отозвался Дока, потерявший интерес к предмету разговора, его потрясывало от прохладного ночного воздуха. Но на всякий случай спросил. - Ты так и не разобрала, что там написано?
- Де-бар-ка... абракадабра какая-то, вроде баркаса с приставкой де.
- Все ясно, эта доска ничего из себя не представляет.
- Почему?
- Потому что оторвалась от пловучей пристани. Пошли, я провожу тебя до дома.
- Я не хочу домой, - обернулась девушка.
- Тогда давай пройдемся по берегу, я начал замерзать.
Она подошла, обняла его за плечи, поводила теплой ладонью по спине, по телу разбежались мелкие мурашки, заставив невольно передернуться.
- Холодно? - спросила она.
- С тобой теплее.
Девушка еще теснее прижалась к Доке, ступая в ногу, они приблизились к выходу с пляжа, вокруг не было ни души, ни возле моря, ни на лежаках поднятого на бетонные стояки соляриса. Не белело окно даже в службе спасения с огороженным мостиком перед ней, лишь освещенная одиноким прожектором, поблескивала мириадами отсветов широкая полоса мокрой гальки. Теплое дыхание девушки толкалось в его открытую шею, мягкая ягодица притиралась к бедру, вызывая притупившееся было желание. До выхода с тоннелем под железнодорожным полотном оставалось всего с десяток шагов, за ним, с двумя рядами палаток по обе стороны, проходила оживленная и днем, и ночью главная трасса приморского поселка. Дока резко развернулся и поймал влажные губы спутницы, одновременно стараясь перегнуть ее через колено, они упали на загремевшую гальку, уцепились друг в друга, охваченные страстью. Но девушка не желала, чтобы это произошло неожиданно и в таком ненадежном месте, она изо всех сил старалась вырваться. Она сопела, царапалась, изворачивалась, перепахивая пятками груды насыпных камней чтобы через мгновения прильнуть разгоряченным лицом, губами, грудью к партнеру, осыпать его торопливыми поцелуями. Бросить моментальный взгляд по сторонам и снова продолжить молчаливую борьбу. Дока применил испытанный прием, просунув кулак между ногами девушки с силой продвинул его к паху, стараясь пальцем отстранить край трусиков и раздвинуть половые губы, чтобы попасть в заветное сладостное отверстие. Накопленный опыт подсказывал, что в таких случаях партнерша становится намного покладистее. Придавливая девушку к земле весом тела, он залез другой рукой под платье и нашарил тугую резинку, улучшив момент, когда подружка скорчилась для очередного рывка, сдернул трусики с попы, разом продвинув их до самых коленей. И тут-же нащупал уже увлажненное отверстие, просунул не мешкая палец на всю длинну, поводил подушечкой по скользким стенкам влагалища. Девушка притихла, отвалившись на спину, молча уставилась на Доку рассерженным взглядом огромных зрачков, заполнивших глазные яблоки. Он без проблем снял с одной ее ноги трусики, затем с другой, расстегнул ремень, спустив брюки с трусами до колен приблизил член к промежности, чтобы воткнуть его во влагалище вместо пальца. Подружка продолжала лежать не шелохнувшись лишь выразительные глаза говорили о том, что несмотря приятную внешность Доки и что он ей нравится и она не прочь заняться с ним сексом, делать это сейчас ей не очень хочется. Во первых, в любой момент здесь могут объявиться люди, во вторых, они ничего не подстелили и ее попа, как и спина, уже горят от впившихся в кожу острых каменных углов. В третьих, он не надел противозачаточного средства, и вообще, она видит его во второй раз в жизни. Но Доку выразительный взгляд уже не остановил, покрутив пальцем во влагалище, чтобы подружка немного раззадорилась, быстро вытащил его и сразу направил головку члена ко входу. Тело казалось бы смирившейся девушки немедленно пришло в движение, заставив его промахнуться и воткнуть член вместо заветного отверстия в грубый песок между камнями. Стиснув зубы от боли, Дока с новой силой придавил ее к земле, стараясь неловкими поцелуями успокоить, а мышцами рук и ног парализовать движения. Это не удавалось, у нее словно открылось второе дыхание, она взбрыкивала коленками, толкалась, стукалась лбом о его лоб, пыталась выдернуть с корнем волосы. Набор многочисленных приемов она проделывала молча, напрочь отказавшись от главного своего помощника - голоса - или действительно не понимая, или прекрасно осознавая, что данное обстоятельство разжигало страсть лежащего на ней мужчины еще больше. В конце концов Дока начал звереть, он то почти втискивал головку члена во влагалище, то с остервенением втыкал ее снова в колючий песок, кроша эмаль на зубах от пронзающей плоть боли. Он давно перестал замечать окружающий мир, страстно желая добиться одной цели, ради которой согласен был теперь на все.
Так продолжалось до тех пор, пока извивающаяся змеей девушка не налетела на что-то более острое, заставившее ее сначала замереть, затем изогнуться дугой, этим моментом Дока воспользовался не мешкая, войдя во влагалище членом до самого корешка. Протолкнуться было трудно до такой степени, что ему пришлось не только упираться в ненадежную почву носками ботинок и коленками, но и вцепиться в плечи подружки мертвой хваткой. Теперь она замерла от присутствия в ней инородного колючего предмета, разинув рот, уставилась на партнера расширенными от страха глазами, не представляя, что он умудрился запихнуть ей вовнутрь. Видимо, налипший на член песок неприятно оцарапал стенки влагалища. Поняв, что Дока не сделал ей ничего плохого, попыталась расслабиться, с неохотой шевельнула попой навстречу, а Дока вдруг почувствовал, как давно созревшая сперма рванула по каналу наружу заставляя сцепить зубы и застыть поверх партнерши бесчувственным бревном. Он ничего не мог с собой поделать, ни застопорить процесс, ни выдернуть головку наружу, чтобы избежать нежелательных последствий, оставалось насладиться семяизвержением в полный рост. Уловив его состояние, подружка отбросила правила приличия, торопливо обхватив Доку руками, закачала бедрами не хуже зрелой бабы, познавшей вкус алчной любви. Она нарочно накачивала себя до того момента, пока внутри живота не загорелась огнем маленькая точка, пока не превратилась она в большое пламя, охватившее всю ее плоть от кончиков пальцев на ногах до самой макушки. И когда это пламя перехлестнуло через кожу, девушка взорвалась горячей испариной, разом превратившись в выхваченный из костра пенный огнетушитель, в уголках вспухших губ и правда вскипела белая пена, внутри полового органа стали скапливаться обильные выделения. То ли она взбила там его сперму, то ли это были ее, липким киселем измазавшие его яйца. Дока невольно перестал дергаться, не представляя что делать дальше, а охваченная крупной судорогой подружка молча стукалась головой о неспокойную гальку, распихивая ее каблуками туфель и загребая скрюченными пальцами.
Наконец, сильные конвульсии перешли в редкие подергивания, а вскоре прекратились совсем, облизнувшись, партнерша попыталась разлепить сомкнутые веки. Дока невольно откачнулся назад, потому что под ними заблестели одни безжизненные белки, а закатившиеся зрачки не спешили вернуться на свои места. Сморгнув пот, он негромко спросил:
- Как ты себя чувствуешь... студентка?
- Нормально, - хрипло отозвалась она, шевельнула пальцами на руке. - Со мной еще никогда такого не было, едва коньки не отбросила.
- Ты что, в первый раз кончила?
- Понятия не имею, у меня вообще с мужчиной пятый половой акт... по моему. Если не считать игры в петтинг.
Девушка окончательно пришла в себя, настороженно оглянулась вокруг, и сразу уперлась руками в Докину грудь.
- Пусти меня, там кто-то есть.
- Где? - Дока быстро обернулся назад.
- Под солярисом, огоньком сигареты пыхает.
Он сразу заметил неясный силуэт притаившегося за бетонной стойкой человека, вскочив, заправил рубашку в брюки, застегнул ширинку, за спиной подружка торопливо влезала в свои белые трусики, пытаясь сохранить равновесие на одной ноге. Она плотно прижалась к его спине и прошептала:
- Уходим отсюда, по моему, он все видел, кто знает, что у него в голове. Возьмет и набросится.
- Пусть попробует, - хмыкнул себе под нос Дока, потрепал ее по плечу. - Ты как, ноги передвигать сможешь?
- Попытаюсь, трясутся, как после хорошей пьянки.
- Я смотрю, ты уже все успела попробовать.
- Можно подумать, что ты не был студентом...
Когда они проходили мимо бетонного сооружения с лежаками наверху для принятия солнечных ванн, из темноты под бетонным перекрытием прилетел прокуренный голос с явными нотами затаенной зависти.
- Крепко ты ее надрал, теперь неделю будет заглядывать под подол, не осталось ли чего.
- Каждому свое, и в свое время, - не останавливаясь, кинул Дока через плечо.
- Оно-то так, - с угрозой пробурчали вслед. - Но осторожность тоже не помешает...
Он не обернулся, потому что предостережение было не лишним. Сколько раз, лежа на женщине, ему приходилось или отворачиваться, или прятать лицо в складках одежды из-за торопливого желания поскорее снять трусики и где угодно овладеть очередной жертвой сексуальной распущенности. И сколько раз наспех схваченное, пусть и несравнимое ни с чем, удовольствие могло закончиться несоразмерными же последствиями. Он запоздало подумал о том, что в России спрос на маньяков никогда не падал.


Глава двадцать третья.


Не успело нежное розово-голубое утро войти в свои права, как из кабинета мужчины в спальню, где отдыхала женщина, прилетел звон серебряного колокольчика. Она открыла глаза, потянувшись, отбросила одеяло и спустила ноги на прохладный буковый паркет, на котором ближе к выходу из комнаты подсыхали мокрые пятна. Значит, спутник не поленился сделать зарядку и принять ванну и теперь призывал и ее повторить то же самое. На столе из красного дерева источал в китайской вазе запахи свежий букет из субтропических цветов, на большой фарфоровой тарелке громоздилась гора экзотических фруктов. Подхватив мохеровое полотенце, женщина обмоталась им вокруг талии, надвинула на закрученные вокруг головы волосы резиновую шапочку и впорхнула за дверь ванной комнаты. Она поняла, что времени на сборы ей отвели очень мало.
И снова под колеса автомобиля упало похожее на терракотовое покрытие, которое применяют на беговых дорожках хороших стадионов, асфальтовое полотно ухоженного автобана. За окнами замелькали вечно зеленые свечи кипарисов и причудливые деревья со сдвинутыми как бы в сторону кронами, они были посажены вдоль кромок убранных полей, желтеющих по сторонам ровными квадратами. За ними поднимались коричневые пологие склоны нескончаемой череды холмов. Этот пейзаж напоминал бы, если бы не четкие линии межей между участками, ковбойскую картину прожаренных жгучими лучами солнца американских прерий, казалось, вот-вот из-за холмов покажутся повозки переселенцев с возницами, сидящими на козлах в широких шляпах с загнутыми полями, с ружьями за спиной и с длинными ремнями вожжей в руках. Несколько лошадиных спарок будут стремительно уносить их на встречу неизвестной судьбе, рядом с ними полетят иноходью прирученные мустанги со стелющимися по ветру густыми гривами и со смелыми всадниками на крутых спинах. Но спокойствие будет недолго сопровождать небольшой отряд, с противоположных склонов сорвется лавина облаченных в расшитые кожи, украшенных пышными перьями полуголых индейцев с луками и томагавками в руках. Она бросится с воинственным клекотом в погоню за пустившимися на обретение своего счастья мирными людьми, и перенасыщенная страхом и яростью кавалькада скроется за горизонтом, оставив после себя трупы убитых и умирающих раненных людей, вина которых будет заключаться лишь в одном - в поисках собственного места под солнцем. И если бы не изредка проплывающие мимо современные сооружения да не помаргивания разноцветных огоньков на приборной доске автомобиля с цокающими из динамиков звуками музыки, можно было бы предположить, что путники впорхнули в контролируемый машиной времени участок дороги и перенеслись в другую страну на пару веков назад. Женщина хотела в очередной раз протянуть руку к знакомой кнопке перед собой, чтобы размочить навязчивый мираж хорошим глотком терпкого коктейля, как вдруг краем глаза успела поймать надпись на дорожном указателе. Она снова располагалась на заднем сидении одна, видимо, мужчина решил не игнорировать ее внутренних свобод. Между тем надпись гласила, что до населенного пункта под названием "Roma" осталось несколько десятков километров, она сфыркнула с губ пушистый завиток волос и вновь откинулась на спинку сидения:
- Послушай, дорогой, неужели мы так быстро добрались до Рима? - воскликнула она невольно. - Мне показалось, мы только что оторвались от подъезда гостинницы во Флоренции.
- "Мерседес" идет со скоростью двести тридцать километров в час, вот и раздели расстояние между двумя городами на эту скорость, - обернувшись назад, улыбнулся спутник. - Я думаю что тебя просто укачало однообразие пейзажа и ты на какое-то время ушла в себя.
- Не скажите, любезный, - подалась собеседница вперед. - За время путешествия я чуть было не перенеслась в американские прерии с ковбоями, индейцами и прочими мустангами - так впечатлили виды рыжих холмов с желтой стерней убранных полей под ними.
Мужчина кинул быстрый взгляд по сторонам, пожевав губами, согласно пробормотал:
- Ты права, если бы не промышленные навороты, этот пейзаж здорово походил бы на северо - американские или на мексиканские прерии с разъезжающим по ним всадником без головы. Наверное, Италия находится на одной параллели с этими государствами.
- Не наверное, а точно, если мысленно вообразить глобус, то Рим расположится где-то между Сан-Франциско и Лос-Анджелесом с другого края Штатов.
- А с этого края он под Вашингтоном?
- Должен быть намного южнее, так мне кажется.
Впереди показалась сложная развилка дорог с высокими эстакадами над ней, машина сбавила ход, завернула на один из закрученных отворотов и снова вылетела на прямой как стрела автобан, только теперь уже под углом к прежнему. Шофер покосился на мужчину:
- На виллу Боргезе, - коротко бросил тот, поняв его немой вопрос, пояснил спутнице. - Отличное место с водоемами, дворцами и скульптурными композициями на тенистых аллеях. Недалеко от виллы находится прекрасная гостинница в так любимом тобой стиле ампир, уточняю, с поистине королевскими покоями.
- И с арабским балдахином над шикарной кроватью, на которой так удобно заниматься любовью, - усмехнулась женщина. - Знаешь, дорогой, сейчас я предпочла бы неге солдатскую суровость римских легионеров, я чувствую, что за время путешествия начала расслабляться, а успеть посмотреть хочется так много. Ведь это столица бывшей Римской империи с ее непревзойденной колыбелью цивилизации.
- Которую она позаимствовала у древней Греции, - не удержался собеседник от подсказки. - Но ты здесь бывала уже не единожды.
- И с каждым разом мне становится все интереснее. Кстати, часть культуры Греция переняла от фараоновского Египта.
- А тот принял эстафету от Индии, а Индия в свою очередь напиталась соком созидания от Тибета и так далее, до ушедших под воду острова Посейдонис, Атлантиды, Лемурии... Про все это мы читали и кое-что из прочитанного помним.
- Ты забыл рассказать про культуру индейцев племени майя, про их ступенчатые пирамиды, - добавила спутница с сарказмом в голосе.
- И про статуи на острове Пасхи, и про гранитные столбы на другом забытом богом острове, и про Стоунхендж... Ничего я не забывал, - не согласился собеседник. - На Земле масса культур, но источник у всех один и цепочка их развития тоже одна, я ее уже назвал.
Женщина молча прислонилась плечом к обитой мягкой кожей боковине салона, принялась рассматривать новостройки пригорода Рима. Вечный город как и много веков назад, продолжал расширять границы своих владений, казалось, он как магнит притягивает к себе обновленные пространства, не меняясь лишь сердцевиной. Трудно было представить, сколько жителей вместили его бесчисленные дворцы и дома сейчас, если еще во втором веке их насчитывалось более миллиона человек.
Несмотря на то, что лепные потолки вознеслись больше чем на привычные даже в московских сталинские метры, в обласканных солнечными лучами покоях на третьем этаже гостинницы было тепло и уютно. В шикарном убранстве комнат, за стенами, излучающими имперскую основательность, чувствовалось разумное решение житейских задач, сводящихся к созданию максимума уюта. Женщина распаковала вещи, приняла ванну и настроилась на обзорную экскурсию по городу, день только перевалил на вторую половину и до вечера еще оставалась масса свободного времени. Мужчина тоже привел в порядок свой туалет и вышел к обеденному столу с маской повседневной озабоченности, она не взялась размягчать его настроение расспросами и просьбами, предоставив спутнику самому решать сиюминутные проблемы. В знак благодарности, когда был выпит последний глоток вина, мужчина поднялся из-за стола, прошел за спинку ее кресла и поцеловал спутницу в шею долгим поцелуем, не оставляющим после себя никаких следов, но заставляющим ощутить всю пылкость натуры партнера. Она оценила этот жест, ответила взглядом взаимности. Дверь захлопнулась, стук каблуков его ботинок поглотила ковровая дорожка в коридоре, посидев еще немного, она прошла на балкон, с которого открывался чудесный вид на виллу Боргезе, на раскинувшиеся в ее владениях сады Пинчо. Она знала, что с возведенной там террасы хорошо просматривается панорама вечного города, расположенного как все они, великие, на бесчисленных больших и малых холмах. Знала и о том, что возле окруженных деревьями и цветущими кустарниками водоемов с чистейшей водой с золотыми рыбками в ее глубине можно хорошо отдохнуть и прийти к неожиданному в этой жизни выводу, что не все так плохо на грешной земле и что все еще впереди. Тем более, когда рядом импозантный спутник, не отягощенный земными заботами, и что это все теперь зависит лишь от самой себя.
Но когда вышла из подъезда гостинницы, она не направила стопы к близкой ограде вокруг виллы, а побрела по узкой улице ко входу в метро. Как и в предыдущие приезды, в первую очередь ее влекли грандиозные останки римского Колизея с не менее величественными остатками дворцов Римского форума за ним, с увенчанной на первый взгляд невзрачными двух-трех этажными зданиями из ушедших эпох вершиной Капитолийского холма На него вела широкая лестница, она заканчивалась перед разлинованной геометрическими фигурами просторной площадью со всадником на коне посередине, по бокам и дальше тоже вздымались скульптурные композиции из белого камня. С холма, как с террасы в садах Пинчо, открывался изумительный вид на развалины форума, на Колизей с одной стороны, а с другой на раскинувшуюся в одной из седловин большую часть города. Ее тянуло сюда как магнитом, словно в этих местах сосредоточился непобедимый дух римлян с их прозорливыми цезарями, сумевшими добраться до Альбионии на севере, покрытой холодной дождевой пеленой и первобытным мраком бытия, и до испепеленной солнцем Ливийской пустыни с египетскими пирамидами почти в ее центре на юге. Это была империя в полном смысле слова, не похожая ни на одну из возникших после нее и потому притягивающая мысли о ней до сей поры.
Выйдя из метро, женщина прошлась немного по виа Фори Империали и остановилась у бетонного парапета ведущей вниз дороги, впереди загораживал небосклон громадный круглый чан, вздымавшийся четрьмя дырявыми ярусами на пятидесяти метровую высоту. Сотканный из прямоугольных ниш, округлых по верху и сквозных по третьему ряду, он был похож на положенную боком на землю турбину от современного агрегата гигантских размеров. Сходства добавляли видные с высокой точки, где она остановилась, кирпичные ячейки внутри с разделительными перегородками между ними. Если бы песочно-красноватый цвет можно было заменить на серебристый, сооружение походило бы на уменьшенную в тысячи раз копию одной из турбин в крыле воздушного лайнера. Так это было необычно и так притягивало взгляд какой-то своей таинственностью, что женщина как всегда невольно переступила с ноги на ногу. Древняя конструкция никак не вязалась со словом цирк с манежем и прочими атрибутами циркового искусства, скорее, она походила на что-то космическое, имевшее своей целью затягивать в свое нутро.
- Алло, сеньора, буонасейра, - вывел ее из задумчивости голос позади, она обернулась, увидела машину и сверкающие в ее салоне зубы на подвижном лице с черными усами. - Колизеум, сеньора?
Женщина поняла, на что намекал притормозивший рядом водитель хорошей иномарки, холодно улыбнувшись, постаралась собрать разбежавшиеся мысли:
- Но, но, сеньор, грация, итальяно донжуано.., - поспешно ответила она. С внутренней усмешкой добавила по русски. - Я в состоянии дойти и сама.
Водитель прикрыл веками жгучий блеск в черных глазах, откачнулся к рычагам управления:
- Арриведэрчи, мадонна миа.
Внизу было столпотворение, многочисленные группы туристов из разных стран сновали туда-сюда, не переставая клацать японской техникой со вспышками. Их зазывали воинским убранством и мускулистыми телами группы гладиаторов из трех человек, они были в шлемах с высокими гребнями, в сверкающих доспехах, прикрытых красными короткими плащами, в мощных руках поблескивали отточенные мечи с удобными крестообразными рукоятками и небольшие круглые щиты. Гладиаторы обступали очередного клиента, принуждали того встать на колени и сделав зверские физиономии, приставляли меч к его горлу, одновременно опуская большой палец правой руки вниз. Товарищ или подружка жертвы тут-же принималась щелкать затвором фотоаппарата, на века запечатлевая немую сцену казни, забава стоила недешево, но приносила туристам массу удовольствий. Поодаль показывали мастерсто актеры в маскарадных костюмах, за небольшими столиками торговали мелочью с проспектами и путеводителями переселенцы из объятых разногласиями мировых регионов. Актеры и гладиаторы были итальянцами, а торговцы в этой стране чаще не имели даже вида на жительство, большинство из них были представителями расколовшихся на части Югославии и Советского Союза, хорошо говорившими по русски. Пройдя сквозь строй тех и других, женщина приблизилась к покрытым многочисленными углублениями, изъеденным временем массивным стенам, прикоснулась рукой к сглаженному красноватому кирпичу. Кирпичики были маленькие и аккуратные, раза в два-в два с половиной меньше полновесных российских, в голове невольно возникла мысль, что на все сооружение потребовались миллиарды их, обожженных в печах, подогнанных друг к другу и надежно стянутых раствором. Неродные железные ворота вовнутрь Колизея с цепочкой на задвижке были открыты, она вошла в темный и прохладный тоннель под амфитеатром пробралась к уходящим уступами вверх узким нишам с отшлифованными ступеньками между ними и надолго замерла от открывшейся взору величественной картины с не столь большой ареной в центре. Она знала, что сооружение было рассчитано на семьдесят две тысячи человек, что тогдашний плебс занимал места неудобные а римские патриции и знать самые лучшие, но сейчас казалось что проходившие здесь спектакли с людскими жертвами открывались как на ладони с любой точки воронкообразно расширяющегося вверх зала. Страшно было представить как люди убивали друг друга, как рвали их на части звери и неистовствовали зрители, на глазах хмелевшие от вида растерзанных тел и запаха крови. И это тоже была Римская империя, та самая, несшая будущей Европе не тьму первобытного существования с подкупами и дачей взяток нужным людям, с насилованием женщин, с отбиранием ясака, с угонами побежденных в рабство, как делала это с тогдашней Русью татаро-монгольская империя Чингисхана, а демократические устои, на которых эта самая Европа и расцвела. А чуть позже она стала диктовать ту же демократию ее прародительнице, приклеив бывшим господам кличку макаронники.
- Эскъюзми, миссис, - обратился к ней худощавый молодой человек в серых брюках, белой рубашке и красном галстуке до ремня. Он оторвался от своей группы и теперь ощупывал фигуру женщины заинтересованным взглядом. - Ду ю спик инглиш?
- Ес, сэр, - развернулась она к нему.
- Разрешите задать вам вопрос?
- Я с удовольствием постараюсь на него ответить.
- Как вы думаете, не на той ли крытой и обособленной ложе восседали римские императоры во время гладиаторских боев? Цезарь, там, Флавий, Тит, который разгромил царство Израильское. Если исходить со всех положений амфитеатра, она находится в самой середине его, занимая исключительную точку для обозрения.
- На счет Цезаря я здорово сомневаюсь, потому что он жил на сотню с лишним лет раньше, чем был воздвигнут Колизей, при императоре Тите сооружение еще строилось, он принадлежал к династии Флавиев, которые эту стройку затеяли, - снисходительно пояснила она. - А вот императоры более поздние бывали здесь периодически.
- Я понял, и все-таки, они восседали именно в той нише, которая напротив нас? - не унимался настойчивый турист.
- У вас в руках план сооружения, - засмеялась женщина, разглядывая розовощекую с чертами, присущими только англичанам, физиономию. - Тогда в чем дело?
- Простите еще раз, я в этих чертежах плохо разбираюсь, - засмущался, скорее всего, преуспевающий клерк из лондонского супермаркета. - А вернее ищу стороннего подтверждения обозначенному на проспекте, итальянский язык такой неуклюжий.
- Я поняла, ниша, на которую вы указали, и есть та самая ложа императоров с их семьями и приближенными. Но вы правы, в итальянском языке достаточно лишних слов и букв, как, например, в русском.
- Спасибо, миссис. Не поверите, я с трудом добрался до Тибра, местные жители так перевирали простое ривер Тибр, что пока спустился к берегу, пришлось покружить возле искомого не меньше трех часов, - разоткровенничался англичанин. - На их языке название известной во всем мире реки звучит как фиума теуверие. Вы не находите, что присутствует поразительное сходство с языком индейцев из племени, допустим, могикан?
- Скорее, все-таки, из племени ирокезов, - саркастически поджала губы женщина, прекрасно понимая, что молодой человек ищет повод для знакомства. - На их слэнге признание в любви звучит как нимицтлацотла... с не менее длинной приставкой типа …толуол. Но это уже мои измышления.
- А где вы такое вычитали?
- На стене любви в Париже, там о прекрасном чувстве написано на всех языках мира.
- Странно, я тоже побывал на склонах Монмартра и постоял напротив этой стены, но подобной длинной надписи не заметил, - английский клерк задумчиво покусал пухлую губу.
- Она красуется в середине всех надписей, поэтому не так бросается в глаза, - женщина одарила собеседника веселыми зелеными брызгами. - Да и само чувство, согласитесь, весьма коварное, оно приходит не к каждому и не всегда.
Некоторое время мужчина пытался осмыслить полученную информацию, он искоса поглядывал на ухмыляющуюся ему в лицо собеседницу, не в силах разгадать ее настроения. Затем приподнял плечи, вздохнул и признался:
- Я гоняюсь за ним по всему земному шару. Как вы думаете, мне удастся когда-нибудь с ним встретиться?
- Все зависит от того, знатете ли вы на него ответ.
- О, ключ я храню под сердцем.
- Тогда все в порядке.
- Сэнкью вэри матч, миссис.
- Арриведэрчи, сеньор, - засмеялась женщина. - Не забывайте, что мы находимся в Италии.
Она неторопливо продвигалась по крупным булыжникам, которыми была вымощена знаменитая Аппиева дорога, в стороне и позади осталась громоздкая арка Константина, прародительница всех сооруженных после нее победных арок. По бокам тянулись состоящие из одних фундаментов и колонн на них остатки древних дворцов, зияли глубокие котлованы с ковырявшимися в глинянной утробе археологами, впереди возвышались вылизанные стены императорского дворца на Палатине, а за ними Табулярий и сам Капитолий. Все сооружения были построены из розового туфа, что придавало заполненным древними памятниками окрестностям не столь угрюмый вид. Взобравшись на холм, она обернулась назад, в который раз окинула зачарованным взглядом грандиозную картину собранных здесь воедино сооружений, оставленных прошумевшими над ними веками. Затем вдохнула полной грудью неповторимого воздушного коктейля и по тротуару заторопилась к белоснежному монументу Виктору Эммануилу Второму, воздвигнутому всего лишь в конце позапрошлого века. О, это было чудо из чудес с застывшими в камне квадригами лошадей, с колесницами и возницами в них на крышах каждой из сторон, с колоннами по всему фасаду неохватного одним взглядом здания и с таким же монументальным всадником перед ним. Она долго сбегала по мраморным ступенькам вниз, на площадь Венеции, затем свернула на виа дель Корсо и направила свои стопы к любимому не только римлянами но и туристами из разных стран фонтану Треви. Здесь, возле наполненной бурлящей водой гранитной чаши с Посейдоном на гребне волны и рвавшимися из рук обнаженных возниц крылатыми конями, было место встреч для всех заблудших душ, тут-же можно было купить любой сувенир на память о Риме. Если поторговаться с уступчивыми продавцами, они отдавали вещь за полцены. Посидев немного на краю прохладной чаши и послушав разноязыкую речь, женщина омыла руки в кристально голубой воде, затем встала, прошла к крошечному кафетерию на краю площади. Она заказала начиненную мясом со специями увесистую пиццу с чашечкой прекрасного ароматного чая. Можно было бы расположиться за одним из небольших столиков в глубине маленького прохладного зальчика с кондиционерами, к тому же ланч обошелся бы дешевле, но она предпочла выйти наружу, где под зонтиками стояли такие-же столики с пластиковыми стульями, зато вид был и на уютную площадь с величественным зданием напротив, и на все сбегавшиеся на нее улицы с толпами праздного народа. За эти удобства официант к обычной цене набавлял два евро.
Управившись с сытной пиццей, она отхлебнула из чашки прекрасно настоявшегося пахучего чая и откинулась на спинку стула, ее внимание привлек выскочивший на площадь мотороллер с сидящими на нем водителем и девушкой на заднем сидении. Оба были в шлемах, парень к тому же был облачен в толстый кожанный костюм блестящего черного цвета, а у девушки короткое платье оголило округлые колени, которые она широко раздвинула по сторонам. В этот момент из одного из переулков выехал еще один мотороллер с молодой девушкой за рулем, в шлеме, из-под которого на грудь и на спину пролились волны волос светло коричневого цвета. Одета она была тоже в костюм из кожи, на заднем сидении возвышалась объемистая сумка. На середине площади оба водителя замешкались, не решаясь, кому из них первому уступать дорогу, чтобы продолжить путь дальше, видно было, что они спешили по делам и времени было в обрез. Немая сцена упорства длилась всего несколько минут, но она успела привлечь взгляды многих из зевак. Наконец парень исхитрился вывернуть руль и продвинуться вперед на корпус мотороллера, обе девушки оказались друг перед другом. И немедленно дал о себе знать неповторимый итальянский темперамент, который так умело передал в своих картинах великий Марчелло Мастрояни, театр которого находился всего в нескольких кварталах от этой площади, сразу за Пантеоном, напротив Кампидоглио - Капитолия. Девушки разом вскинули руки вверх, энергично замахали ими, звонкие оскорбления на мелодичном итальянском языке пронзили скромную площадь, на миг превратив ее в балаган со странствующими артистами. Так это было неожиданно и одновременно прекрасно, что люди замерли кто в недоумении, а кто в предвкушении дальнейшего развития действия в уличном на ходу спектакле. Девушки продолжали выяснять отношения до тех пор, пока молчаливый парень не крутнул руль, вильнув мотороллером в переулок, но и тогда истинные представительницы своей страны с огромными лучистыми глазами оборачивались назад и осыпали друг друга всякими словами, какие проливались на их языки из чудесных головок.
Так же, как начался, спектакль разом закончился, усмехнулся привычной улыбкой официант, прислонившийся к дверному косяку, приступил к своим обязанностям бармен за стойкой. Середина площади опустела, лишь зеваки продолжали пожирать глазами место недавнего действия, в который раз прокручивая в умах случайный эпизод из эмоциональной итальянской комедии на колесах.
Взглянув на маленькие часики, женщина положила обязательные три с половиной евро рядом с тарелочкой от пиццы и вышла за ограду кафетерия. Времени до момента, когда закругляются все обзорные экскурсии, было еще в достатке, еще можно было потратить два-три часа для того, чтобы освежить в памяти картины от вида собранных под одной крышей величайших творений в мире. Они находились в Ватикане, в самом соборе сятого Петра и примыкающих к нему зданиях. От виа дель Тритоне до пьяца Барберини со станцией метро на ней было несколько кварталов, она прошла их легким шагом, по пути успев полюбоваться витринами шикарных магазинов в центре столицы. И когда втиснулась в вагон метро, подумала о том, что завтра непременно предложит спутнику наведаться в модные бутики, потому что законодательницей моды современного образа жизни являлась не только Франция, но итальянцы тоже, последние даже в большей степени. Она успела заметить, что молодые девушки от четырнадцати до восемнадцати лет носили джинсы, спущенными едва не до середины ягодиц, так, чтобы из под поясов выглядывали те самые, воспетые во многих русских частушках, злополучные резинки от трусиков. Маечки тоже едва прикрывали спину, скорее они походили на топики, оставляя открытой нижнюю часть туловища. Связано ли это было с охлаждением в чувствах мужской половины человечества, перегруженной работой и следственно падением рождаемости, или для возбуждения в самцах сексуальных эмоций стало недостаточно округлых женских форм, а возможно сами женщины в любовных разнообразиях пошли дальше, ответа пока не имелось, но очередная невинная на первый взгляд придумка быстро распространялась по миру, заставляя мужчин чаще коситься на вертлявые от природы женские прелести.
Вот и сейчас, опустившись на свободное место в вагоне, женщина первым делом окинула взглядом стайку щебетавших в уголке подружек, юные римлянки выглядели куда цивилизованнее молодых представительниц той страны, откуда она приехала. Ни громкого хохота, ни резких вскриков или размашистых движений руками, хотя с первого мгновения стало ясно, что диалог велся на повышенных тонах. Даже внимание уделяли не всем и не вся вокруг, а целенаправленно лишь на то, что заинтересовало всерьез. Лица у девочек тоже были не такие страшненькие, как привыкли описывать соотечественники, побывавшие за границей, они казались одухотвореннее, собраннее, главное, на мордашках юных особ лежала печать ума, чего у россиянок не всегда можно было отыскать.
Вспомнился рассказ знакомого директора одного производственного объединения. Вместе с группой он за три дня осмотрел все достопримечательности столицы непобежденной никем, потому развалившейся самостоятельно империи, и потом экскурсовод объявил о свободе действий до завтрашнего утра. Перед тем, как распустить людей, предупредил, чтобы туристы были осторожнее, потому что вечерами и ночами на улицах Рима разбойничают банды из цыган, африканцев, выходцев с русского Кавказа и азиатского мира. Утром они должны были отбывать дальше по маршруту, и директор решил использовать время по своему, вооружившись цифровой камерой, он покинул поздним вечером гостинницу и поехал снимать подсвеченный мощными прожекторами Колизей с остальными памятниками мировой культуры. Он вошел в вагон метро, огляделся вокруг, увидев нескольких цветных уцепился за поручни, расставив ноги, напустил на лицо суровое выражение, всем видом показывая, что его лучше обходить стороной. Надо заметить, что в армии он служил в десантных войсках. И вдруг ощутил на себе взгляд юной особы лет шестнадцати-семнадцати, она устроилась на сидении напротив, то и дело зыркая в его сторону красивыми темными глазами. Кучка цветных сошла на какой-то станции, никто из них не попытался приблизиться к десантнику, как не виделось рядом других разбойников, а девушка продолжала коситься, задерживая взгляд на мужчине все дольше. Он не знал, что по этому поводу думать - то ли понравился, то ли попал в поле зрения профессиональной грабительницы. Наконец перед подъездом к очередной станции она поднялась, улыбаясь прекрасной улыбкой, пошла прямо на него, не переставая говорить какие-то слова, поезд, сбрасывая скорость, несколько раз дернулся, плавно покатился вдоль пустого перрона. От толчков девушка невольно качнулась к десантнику, глядя на него снизу лучистыми глазами, быстро зашевелила полными губами, пропуская через них строчки незнакомых слов, она как бы притиралась своим телом, с неохотой продвигаясь к выходу из вагона. Внутренне собранный директор едва не растаял от подобной доверчивости, он тоже раскрыл рот и на польско-английско-французско-итальянской мове с пафосом произнес, мол, бардзо добже, панночка, все о,кей, мисс, экскюзи, мадемуазель, мерси боку и арриведэрчи, сеньора, до следующего приезда. Не отрывая от него глаз, девушка прошествовала до выхода и исчезла за окнами вагона, директор поехал дальше, когда вышел из метро на площади перед Колизеем, отступил к фасаду старинного здания и надолго задумался над вопросом, чем таким сумел зацепить римлянку минимум в два раза моложе его. У него даже мысли не возникло проверить содержимое своих карманов - так беззащитно прижималась она к нему и так чувственно шевелились ее губы, через которые - он был уверен на сто процентов - пролились самые лучшие похвалы в его сторону. И вдруг понял причину ее поведения, она заключалась в его независимой позе. Он вошел в вагон как хозяин, крепко уцепившись в поручни, принял мужественную стойку и показал всем, что с ним лучше не связываться, он был тот самый русский из непроходимых лесов и бескрайних степей, который даже великую Италию считал своей вотчиной. Этот чудный край для него являлся очередной Чувашией или Мордовией, и девушка почувствовала это на интуитивном уровне. С пеленок окруженная рафинированными интеллигентами, готовыми извиниться первыми, даже если их толкнуть нарочно, она ощутила в бывшем десантнике прущую напролом непокорную первобытную силу и невольно, по принуждению природы, потянулась под ее крыло. Так стали делать ее подружки по Европе - голландки, француженки, бельгийки - предпочитая африканцев доморощенным парням, так в России девчата тянутся к выходцам с Кавказа и из Азии, бросая измочаленное революциями и перестройками родное чаще пьяное, пусть и начитанное, уродство и уходя к неграмотному в основном чужеземному неандертальцу. Навсегда.
По виа Оттавиано женщина дошла до пьяцца Рисоржименто, продвинулась вдоль стен, похожих на крепостные, к окруженной - каждая в четыре ряда - колоннадами, возведенными в виде подковы, к площади святого Петра с тонкой и изящной с католическим крестом наверху стеллой, взметнувшейся посередине разлинованного причудливым узором пространства. И остановилась, молча впитывая в себя красоту открывшихся взору творений рук человеческих. По верху колоннад от начала площади, напоминающей пузатый сосуд с широким горлом, до фасада собора тянулись ряды белокаменных фигур святых в различных позах, размеченный тоже колоннами фасад украшали фигуры побольше. И за ним возносился в небо, опять опиравшийся на круг из сдвоенных колонн, серебристый купол собора Петра с венцом из тех же колонн, с фигурками на вершине и католическим крестом в самой ее середине. По бокам серебрились два купола поменьше. Женщина скользнула за невысокую ограду из обыкновенного штакетника и по прогретой солнцем площади двинулась ко входу в собор, каблуки зацокали по чешуе идеально уложенного камня. Она знала, чтобы попасть вовнутрь как обыкновенной туристке, нужно было завернуть за угол, пройти мимо ворот, охраняемых рослыми швейцарскими охранниками с алебардами в руках, одетых в красные старинные одежды и черные шляпы с перьями, и только потом по ступенькам подняться в напичканный электронным оборудованием небольшой зал проходной комнаты. Но прежде чем идти туда, она в который раз за приезды заторопилась к высоченным колоннам перед резными дубовыми дверями, прислонилась к одной из них плечом, ощущая прохладу античного камня и мысленно благодаря бога за то, что наградил ее возможностью побывать в святом месте еще раз. И только потом отправилась в путешествие вокруг собора.
Сразу за контрольно пропускной комнатой открылся узкий двор, уставленный древними фигурками с другими предметами из тех эпох. Бегло осмотрев экспонаты, женщина завернула вправо, к капелле Пьетта, в которой находилась выполненная Микеланджело пятьсот лет назад скульптурная группа с Девой-матерью, изображенной в вечной молодости. В этом же нефе хранилось драгоценное деревянное распятие Пьетро Кавалини, которое он создал еще в тринадцатом веке. Несмотря на поклонение гению Микеланджело, она не задержалась надолго и здесь, стремясь поскорее окунуться в другие его работы, встать под возведенный его же умом купол собора и преклонить колени перед папским алтарем над гробницей святого Петра работы Бернини. Аспиду собора украшала грандиозная кафедра святого Петра с креслом из античной базилики четвертого века, поддерживаемое четырьмя гигантскими фигурами учителей церкви. Сверху расположилось круглое окно с цветным витражом, изображающим Святой Дух ввиде голубя на фоне порхающих в облаках ангелов. С этого момента женщину уже не покидало чувство восторженности перед величием человеческого разума.
Женщина вошла в Сикстинскую капеллу и отодвинулась в сторонку, чтобы не мешать мощному потоку туристов проливаться по широкому коридору дальше, она подняла голову кверху и надолго замерла, созерцая сцены из библейских сюжетов, выписанные на голубом фоне с золотыми звездами. Она знала, что молодой Микеланджело расписывал капеллу в течении четырех с лишним лет, потолок и стены были покрыты красочными картинами, в каждой из которых проглядывал свой неповторимый почерк. Почти одновременно с ним работали в соборе над станцами великие Леонардо да Винчи и Рафаэль, гении эпохи Возрождения как бы дополняли друг друга, выписывая неповторимые картины с божественным смыслом. Адамы и евы срывали с обвитого змием дерева райские яблоки, полуголые боги с раскрытыми на коленях книгами передавали детям истины из первых уст, ангелы с крыльями за спиной вместе с мужчинами в длинных тогах любовались обнаженными женщинами, возлежащими на зеленых лужайках. Сидели на тронах императоры, вершился суд граждан над упавшими во грех людьми, по морю плыли корабли богатых купцов, седобородый мудрец вчитывался в древние рукописи.
- Это невозможно ни вобрать, ни пережить!
Женщина встрепенулась, голос принадлежал приткнувшейся в угол пожилой даме с еврейскими чертами лица. Та вскинула подбородок, пожевала синеватыми губами:
- Как он мог все это сотворить, и кто на самом деле ему помогал? – вопросила она с пафосом.
- Он был еще молод и помогал ему сам Господь, - ответила она, поправила сумочку на плече. - Без помощи Всевышнего, я думаю, здесь не обошлось.
- Вы верите в Бога? - быстро спросила соседка.
- А вы разве нет? - повернулась женщина к ней.
- Не знаю... Во всяком случае, у каждого из нас он должен быть свой.
- Я с вами согласна. Самое главное неважно, что он из себя представляет...
На стене большого алтаря была расписана фреска "Страшного суда", работа над которой тоже заняла пять долгих лет. Обнаженные или прикрытые кусками материи мужчины, женщины и дети возносились на небо, на лицах у них было выражено смертельное напряжение, внизу чернел на берегу водоема крест с распятым на нем Иисусом Христом, из перегруженной лодки во все стороны прыгали люди, на которых замахивался веслом мускулистый воин. Вокруг царили Содом и Гоморра и не было ни для кого укрытия, казалось, сама картина сочилась страхом и болью, ручьями сбегавшими к ногам казненного Спасителя. Женщина невольно провела ладонью по лицу, прислонилась к стене.
В зале проходило богослужение по случаю святого праздника, здорово сдавший папа Иоанн Павел Второй, в миру людей поляк Карел Войтыла, крепился между поддерживавшими его с обеих сторон служками и дрожащим голосом читал проповедь. Пробиться к нему поближе не было никакой возможности, тогда женщина заняла наиболее выгодное положение, с которого хорошо просматривался весь папский выход, и сложила руки на животе. Черные, смуглые и белые кардиналы в красных одеждах с круглыми красными шапочками на макушках выстроились ровными рядами и послушно внимали зову пастыря, сбоку и сзади от алтаря расположились певчие в белых балахонах с черными сутанами под ними. Одни прижимали сложенные ладони к груди, некоторые держали в руках зажженные длинные свечи, ровный хор голосов поднимался под своды капеллы и уже оттуда заполнял все пространство помещения гулом, прерываемым старческим брюзжанием самого папы. Она достала из сумочки небольшой театральный бинокль, навела оккуляры на наместника Бога на земле. Увидела голубые блеклые глаза с седыми бровями над ними, высокий бледный лоб, покрытый бисеринками пота, розовые щеки хорошо питающегося старого человека и непослушные губы, кривящиеся при каждом пропускаемом через них звуке. Она знала, что у папы есть настойчивое желание объединить все христианские конфессии, в том числе и православную, в единое целое, что на него было совершено не одно покушение и не только турком Агджой, что его мужеству и недюжинному уму можно было возносить хвалы. Но ведала и про то, что Иоанн Павел Второй страдал от неизлечимой болезни и что дни его, в общем, были сочтены. И сейчас, глядя на занявшего католический престол единственного за всю историю христианской церкви славянина, мысленно желала ему долгие лета.
Рядом осеняли себя крестными знамениями паломники из разных стран, среди которых старательно выводил мелодию молитвы мальчик лет пяти в шортиках и рубашке без рукавов, кивал седой бородой огромный ухоженный старик в прекрасном костюме и в кроссовках на ногах, пыталась отвести от лица длинную прядь волос похожая на Мадонну молодая особа. А женщина уже настроилась пробиваться к выходу из капеллы, она не желала дожидаться конца богослужения, чтобы вспыхнувший в груди огонек божественного света не затух вместе с окончанием мессы, а продолжал согревать все существо подольше. Позади остались апартаменты Борджа, станцы Гелиодора, Сеньятура, "Пожара в Борго" со сценой победы в морском сражении Льва Четвертого над сарацинами, дворы Сан-Домазо с Лоджиями. Все они расписывались Рафаэлем. Она быстро продвигалась уже между зданиями папской резиденции к выходу за ее стены, чтобы в тишине гостиничного номера попытаться осмыслить увиденное и сохранить до следующего приезда сюда, в таинственный и неповторимый Ватикан, вбитый как гвоздь по самую шляпку в центр столицы бывшей языческой Римской империи. По чьей воле произошло это величайшее событие, кто держал в руках молоток, занесенный над господином целого мира, кто осмелился отобрать у него это господство? Спускаясь к станции метро, женщина опасалась, что и на этот раз отзыва на вновь возникшие вопросы она не получит ни от кого, хотя сама давно знала правильный ответ. Просто разум противился признавать растворенную по всему миру, одновременно исключительно сплоченную, похожую на зыбкий завлекающий мираж силу, заставляющую страны и даже континенты идти предначертанным только ею путем, и никаким другим более. Не зря гений Микеланджело изваял статую Моисея, стоящую возле собора, с дьявольскими рожками. Это были именно рожки, несмотря на опровержения многочисленных ученых из евреев, пытавшихся доказать, что так носили тогда древние иудеи повязки, завязывая их на голове концами спереди.
Чтобы сохранить в душе одно хорошее, она сошла на пьяца Ди Спагна, направилась к ее середине с гранитной чашей фонтана Баркачча. Крутая каменная лестница взбегала высоко вверх, к подножию стоявшей на вершине холма церкви Тринита дей Монти, похожей квадратными двумя главами на Нотр-Дам де Пари. Она была как всегда плотно забита парнями и девчатами, присевшими на ее ступеньки, это было место для дискуссий и отдыха молодых людей со всего мира. На город опустился прохладный вечер, пространство освещали приглушенным светом многочисленные фонари, то здесь, то там мелькали вспышки от фотоаппаратов. И вдруг она заметила одетых в черную униформу итальянских гвардейцев с автоматами в руках, расставив ноги, они расположились по периметру, не выпуская за пределы площади никого. Женщина остановилась, не зная как вести себя дальше, пристально всмотрелась в подвижную толпу. Увидев в стороне несколько воздетых над головами написанных от руки плакатов успокоилась, осознав, что вездесущие антиглобалисты и здесь решили провести акцию протеста против насильственного лозунга "надо делиться". Она нашла свободное местечко на лестнице и влилась в общее созерцание происходящего вокруг, было видно, что студенческая поросль из развитых стран молчаливо поддерживала демонстрантов, традиционно настраиваясь против полиции. Она тут-же приняла правила игры, чувствуя, как ее мысли вливаются в общий поток, облегченно вздохнула, ощущая, как освобождается душа от громоздких наворотов в ней и как их место занимает юношеская дерзость.
- Экскюзи, мадемуазель, парлеву франсе? - вежливо спросили рядом.
Женщина повернула голову, увидела сидящих рядом парня с девушкой в потертых джинсах, с небольшими рюкзачками за плечами и длинными патлами ниспадающих на лица волос, сообразила, что это странствующие будущие ученые степени.
- Ви, - согласно кивнула она головой.
- У вас не найдется нескольких евро, мы хотели бы выпить по чашечке кофе в брасри за углом? - смущаясь, вновь обратился к ней парень.
- А почему вы днем не потрудились на разгрузке автомашин или в том же "Макдональдсе", и не заработали себе на ужин? - вопросом на вопрос ответила она.
- Мы только приехали автостопом из испанской Сарагосы и не успели как следует осмотреться, - спокойно пояснила подружка парня. - Сегодня ночью мы где-нибудь отдохнем, а завтра найдем себе работу, впереди у нас еще не близкий путь.
- Вы далеко собрались?
- В Египет, а потом в Марокко, - поспешно ответил парень. - Мы будущие археологи, если повезет, попробуем добраться до Центральной Африки.
- Тогда вам придется перебираться через Средиземное море, - раскрывая сумочку, посочувствовала она. - А на кораблях, как мне помнится, бесплатно не возят.
- Вы тоже путешествовали в студенческие годы? - с любопытством уставилась на нее девушка.
- Я из страны, из которой даже сейчас вырываешься с трудом, - усмехнулась женщина, вытаскивая сиреневые двадцать евро и передавая их собеседникам. - Но когда училась в Великобритании, мы добирались до Гибралтарского пролива, как раз напротив испанского берега находится африканский Марокко. А у вас, если вы отчалите с острова Сицилия, из портовой Катаньи, прямо по курсу будет Тунис.
- Спасибо, мадемуазель, вы так хорошо знаете географию, - принимая деньги, изумился длинноволосый парень.
- Нам в общем все равно, лишь бы попасть в Африку, - блеснула зрачками его спутница. - А там по материку хоть до мыса Горн.
- Желаю удачи, - улыбнулась женщина, заметив, что ребята собрались уходить, спросила. - Кстати, как вы относитесь к выступлениям антиглобалистов, из-за которых везде столько шума?
- В какой-то мере мы их поддерживаем, потому что добрые начинания власть предержащих должны быть разумными и подконтрольными, - почти разом ответили студенты. - Простите, мадемуазель, но всех страждущих из стран третьего мира не накормишь, им надо учиться работать самим.
- Вы абсолютно правы, - кивнула женщина. - И еще одно - не следует забывать поговорку о метании бисера перед свиньями, они в нем все равно не разбираются.
- Об этом правиле нам приходится думать постоянно, потому что Франция превращается в азиатско-африканский отстойник, - провел парень категоричную черту в воздухе. - Но изначально навязанный нам космополитизм не дает спокойно разобраться в возникающих уже сейчас проблемах, заставляя французов плыть по течению навозной кучей.
- А я с этим не согласна, - девушка зыркнула глазами на спутника. - Менталитет простых людей везде одинаков, так какая разница, какого цвета у них кожа.
- Дело не в цвете кожи, а в накопленной нашими поколениями культуре, я не желаю признавать культ силы, который доминирует в странах неразвитых, и который они тащат к нам, - завелся было ее друг.
- А ты на него не отвечай, - не уступала в споре подружка.
- Но мне насилие навязывают.
- Старайся уходить в сторону как человек более цивилизованный и разумный, ты хорошо знаешь, что насилие порождает лишь насилие.
- Прости, но лично у меня уже терпения не хватает.
- А мне как-то все равно, - весело фыркнула девушка.
- Потому что тебе нравятся мужчины из первобытных племен...
Чувствуя, что несогласие между студентами переходит в скандал, женщина поднялась с мраморной ступени, огляделась вокруг. Заполнившие площадь Испании молодые люди разбились на небольшие группы и возбужденно обсуждали последние новости, главным в которых являлось выступление антиглобалистов по всему земному шару. Видно было, что мнения не всегда совпадают. Чтобы не дать спору между путешественниками разгореться окончательно, она обратилась к ним:
- Вы согласны, что Библия - это свод законов, или правила бытия, для всех людей на Земле?
- Еще бы! - насторожились те.
- Я дам два ответа на вопрос, в чем заключается смысл книги, а вы попытайтесь вникнуть в суть. Хочу предупредить, что выводы эти личные.
- Интересно, - спорщики разом обернулись к ней.
- Весь смысл Библии заключается в том, что людям нельзя говорить правду - распнут. Во вторых, текст великой книги призывает к одному - к терпению, - она поправила на плече сумочку и начала спускаться вниз по лестнице. Ступив ногой на камни площади, обернулась назад и помахала рукой. - Желаю приятного путешествия...
Когда женщина вернулась в гостиницу, мужчина был уже в номере, поднявшись из-за стола с бумагами, он приблизился к вошедшей в кабинет спутнице и мягко коснулся губами ее несколько загоревшей щеки:
- Ты успела осмотреть все достопримечательности Рима? - спросил он с ласковой улыбкой. - Есть ли какие-нибудь изменения, или все остается таким-же, как две с половиной тысячи лет назад?
- Даже дух почудился прежним, - развернулась она к нему, вспоминая мощные торсы закованных в латы гладиаторов возле Колизея и кладя сумочку на комод в прихожей. - Рим стал разве что интеллигентнее, все остальное на местах, в том числе Капитолийский холм с собором святого Петра в Ватикане.
- Дух любой нации неистребим, это необъяснимая закономерность, - усмехнулся спутник. - Ты успела побывать в музеях Ватикана, в станцах, расписанных Леонардо да Винчи и Рафаэлем с Микеланджело?
- Я смогла окунуться в их божественный мир красок, послушать мессу, которую проводил папа Иоанн Павел Второй, и даже поторчать среди молодежи на площади Испании, - женщина закинула руки за голову спутника, потерлась носом о его подбородок, стараясь не измазать шею крашенными губами. - Ужасно проголодалась, ты не сделал заказов официанту?
- Все готово, осталось снять крышки с кастрюль и разлить по тарелкам суп из Средиземноморских устриц.
- О, какие это адские муки долготерпения... а мне еще нужно принять душ и переодеться, - простонала она. - Нельзя ли присесть к столу с немытыми руками?
- Я был бы не против, но с балкона открывается замечательный вид на виллу Боргезе с подсвеченными садами, а чуть в стороне виден приличный кусок залитого электричеством вечного города.
- На что ты намекаешь? - чуть отстранилась она.
- Только на то, что надо бы принять душ.
- Пойду и приму, нарочно...
Накрытый белоснежной скатертью стол на балконе посверкивал кастрюлями со столовыми приборами при них и выставленными на середину двумя бутылками вина с длинными узкими горлышками, такими, в которые во Франции разливалось вино "Шато Икем" или "Мадам Клико" в праздничном исполнении. Но сейчас в посудинах искрилось рубиновое "Калабрийское" отжатое итальянскими крестьянами и привезенное ими же с виноградников на южной окраине страны. Кроме супа из устриц в гусятницах томилась сочная индюшатина в местной подливке, на тарелках манила хрустящими поджаренными корочками вездесущая пицца, разделанные крабы с нежными ломтиками осьминога в лимонных дольках. Отдельно возвышались термоса с различными соками, напитками и мороженным в узких вазочках со льдом. Все эти яства больше подошли бы к обеденному времени, после которого можно было бы прилечь часика на два на мягкую кровать, но за время путешествия стрелки часов заметно сместились, вслед за ними и спутники перенесли отход в сон на более поздний час. Женщина подошла к двери, ведущей на балкон, остановилась на пороге, осыпаемая бликами от хрустальной люстры в комнате и обливаемая светом мощных лучей огромной в полнеба луны. Она почувствовала, как жадно впитали свет украшения из драгоценных камней на ее руках, груди и в волосах, она редко надевала на себя многие караты бриллиантов и десятки граммов серебра, стараясь чтобы то малое, которое сочла нужным надеть в данный момент, искрилось максимальной отдачей света и тепла, создавая ореол радуги вокруг ее светлого образа. Сегодня на ней было длинное с глубоким разрезом розовое платье с рисунками по нему как бы от Пабло Пикассо, с большой серебряной брошью ввиде бригантины с бриллиантом на конце мачты на груди. В волнах распущенных волос струились вниз серебряные нити, они вытекали из бриллиантовой заколки с левой стороны головы и заканчивались в пушистых завитках на спине в округлой выемке перед бедрами. На запястьях посверкивали узкие алмазные браслеты из серебра, покачивались в ушах алмазные серебряные сережки по нескольку тонких пластин в каждой, на ногах женщины матово блестели розовые туфли на высоких каблуках. Она словно нарочно одела наряд, полную противоположность величественным дворцам и живописи на их стенах, которыми любовалась несколько часов назад, и этот поступок говорил о том, что кумиров для нее и правда не существует, какими бы могущественными они не были.
Мужчина тоже решил поменять внешнее амплуа, он стоял у перил балкона в белом костюме в редкую черную линию, в розовой рубашке с черно-белым пестрым галстуком, с алмазными запонками в широких манжетах. Волосы как всегда разделял идеальный пробор, смещенный на сегодня по есенински налево, на ногах были светло-желтые туфли с темными разводами и с дырочками на передней их части. Заметив спутницу, он затянулся дымом дорогой сигареты и, облокотившись о высокие перила, указал пальцем в сторону виллы напротив:
- Поначалу я хотел предложить тебе посидеть в небольшом ресторанчике у тихого водоема с прозрачной водой, но увидев твое измученное лицо решил перенести поход туда на следующий раз. Я правильно поступил?
- Даже не сомневайся, едва ли я дошкандыляла бы до тихих аллей между субтропическими деревьями и смогла бы просидеть в ресторане хоть один час, - подтвердила женщина. - А потом надо было бы возвращаться в гостинницу, и не по гладкому асфальту, как в родной Москве, а по булыжной мостовой, по которой цокали копытами еще лошади самого Калигулы.
- Отлично, тогда я открываю бутылочку "Калабрийского" и мы приступим к трапезе, - сказал мужчина, направляясь к столу и снимая на ходу пиджак. - Тем более, вид отсюда ничем не уступает виду с ветвистых террас виллы Боргезе.
Мощные лучи от яркой луны на синем бархате неба неторопливо продвигались ко входу в комнату, они заставляли играть разноцветными огнями хрустальные грани на высоких фужерах, крошечными огоньками дрожали в драгоценных камнях женских украшений, мелировали золотистые волосы на голове прекрасной спутницы мужчины, откинувшегося на высокую спинку венецианского стула. Лучи заливали все вокруг таинственным синевато-дымчатым золотом, создавая атмосферу роскошности флавиевских эпох с их почти восточными наклонностями, заставляя думать возвышенными мыслями. Не зря императоры из этой династии были одержимы кроме прокладки водопроводов с канализациями еще дворцовым строительством, в том числе и венцом всего-зловещим Колизеем. Задумчиво поворачивая вокруг оси тонконогий фужер женщина любовалась игрой бликов внутри него, наполовину наполненного прекрасным калабрийским вином с привкусом горьковатых виноградных косточек и сладковатой, прожаренной солнцем, кожуры. Но было во вкусе и что-то еще, приятное и веселое как сама Калабрия, заставляющее нервные окончания расслабляться и отдаваться легкой неге, незримо растворенной так-же в самом воздухе, чистом и прохладном. Было тихо и уютно, земные огоньки перемигивались с небесными, соединенными друг с другом молочного цвета туманностями, изредка их протыкали насквозь звездочки, неторопливо спешащие в разных направлениях. Странными и одухотворенными казались мысли о том, что внутри звездочек находятся люди, они решают неземные задачи, а в минуты отдыха любуются видами голубой планеты, с которой стартовали и вокруг которой летают месяцами. Наверное, когда эти люди возвращаются на землю, они чувствуют себя на ней как на незащищенном маленьком острове, затерянном в бесконечных космических пространствах, бежать с которого некуда. Никому.
Женщина поднесла фужер к губам, пригубила вина, и не опуская его на стол, вскинула глаза на собеседника:
- Ты до сих пор ничего не сказал мне о своих делах, - негромко напомнила она. - У тебя все в порядке?
Мужчина вышел из задумчивости, положил локти на край скатерти, темные зрачки его, когда он посмотрел на спутницу, обрели вид созревших вишен, излучающих солнечную энергию:
- Конечно, моя дорогая, в этом ты можешь не сомневаться, - он повертел в руках зажигалку из зеленой яшмы, как бы прикидывая, стоит ли прикуривать новую сигарету, отложил ее в сторону. На лбу прорезалось несколько глубоких морщин. - Я решил с тобой посоветоваться по поводу одного предложения от представителей местной фирмы.
- Значит, итальянцы все-таки решились на расширение контактов с тобой, - чуть подалась собеседница вперед. - Ну-ну, и что же они предлагают в обмен на российское сырье?
- Построить в каком-нибудь нашем городе поточную линию для промышленного литья из алюминия, - обошелся мужчина без предисловий. - Опыт подобных работ у них уже имеется, достаточно вспомнить Тольяттинский "Автоваз" или "Ростсельмаш" в Ростове-на-Дону.
- Не выгоднее ли закупить у них оборудование и собрать линию самим? - женщина поставила фужер на скатерть. - Мне кажется, для твоей фирмы это будет намного выгоднее, чем платить итальянским рабочим за сборку потока приличные зарплаты.
- Я предполагал то же самое, но другой опыт показывает, что нам еще нужно учиться у них хотя бы сносно работать. Южнокорейцы помогли возвести в Воронеже "ВЭЛС", начали поставлять комлектующие для современных телевизоров, через год производство их сдохло, не набрав нужных оборотов. Руки у наших соплеменников пока спрятаны в попе, понимаешь?
- Я что-то слышала об этом, - грустно усмехнулась собеседница.
- Если бы мы умели работать как до революции, то сейчас обошлись бы обыкновенной покупкой технологий, что принесло бы выгоду во всех отношениях.
- А может виноваты не руки русских людей, а мозги власти, стоящей над ними? – возразила она. - И доказал это, как ни странно, диктатор Сталин.
- Ты абсолютно права, тем более, что нынешней власти в России нужны не рабочие руки – их по миру сколько угодно и на что нужно, они просачиваются в страну даже без призывного свиста. А русские сокровища, собранные народом за много столетий, но это тема для разговора на другую тему.
- Тогда какой из вариантов ты настроился предложить своим оппонентам? – понимающе усмехнулась собеседница, приглушая ресницами блеск в глазах.
- Купить производство здесь и заставить его работать на российский рынок.
- Ты с ума сошел, вкладывать деньги в иностранную экономику! Нет, милый, на нас пахать не станет никто, - женщина возмущенно вскинула брови. - Поэтому нам нужно приучать работать только своих людей, иначе недолго пойти по миру с протянутой рукой. Мы и так без вины виноватые – задолжали всем и по многу, особенно МВФ, будто созданому специально для грабежа доверчивых и глуповатых вроде нас. И это при наших немерянных людских и природных ресурсах.
- Я знал, что ты будешь против этого предложения, - засмеялся мужчина, заставив подругу поволноваться еще немного, он потянулся к бутылке с вином. - Тогда давай обсудим, какой из вариантов принесет наибольшую выгоду, и завтра я дам итальянцам окончательный ответ.
- Ты решил привлечь меня к своим делам? - собеседница польщенно опустила ресницы. - С каких это пор ты стал доверять мне больше обычного?
- Как только осознал окончательно, что люблю тебя крепче самого себя и что лучшей супруги и одновременно помощницы в сфере своих интересов мне не сыскать.
- А ты уверен, что я могу оказаться дельным советником?
- Я долго прислушивался к твоим рассуждениям, оценивал ненавязчивую помощь с твоей стороны, качества, которыми ты обладаешь, показались мне убедительными, - отпив глоток вина, мужчина с серьезным видом посмотрел на спутницу. - Пришла пора переходить нам к более тесным взаимоотношениям во всем.
- Но наше путешествие еще не завершилось, - воскликнула она с притворным отчаянием в голосе. - И ты еще не дорассказал мне историю про Докаюрона.
- Ты решила сделать из нее выводы в отношении меня? - рассмеялся собеседник, разгадавший тайные замыслы спутницы. - То есть, стоит ли вообще связывать свою судьбу с моей, так?
- А что в этом плохого? - фыркнула женщина губами.
- Конечно, мне пока не присылали роскошных букетов цветов, запахом которых ты наслаждалась в номере лондонской гостинницы, - решился напомнить он.
- Подобные знаки внимания еще нужно заслужить, - не осталась она в долгу.
- Куда уж нам.., - пожевал он губами. - Тогда слушай дальше историю по Доку Юрона, конец не так уж далек. Но как только точки совместятся, я потребую от тебя окончательного ответа на свое уже заявленное предложение о супружестве.
- Эти две точки - конец нашего путешествия и конец истории про Докаюрона?
- Именно это я имел ввиду.
- Мне кажется все имеет право закончиться гораздо быстрее, я без точек чувствую, что здорово привыкла к тебе, - посерьезнела собеседница, она лукаво повела зелеными глазами. - Но... все нужно доводить до конца, поэтому я вся внимание.
- А я готов к продолжению истории, к тому же желание женщины- закон для мужчины.

Глава двадцать четвертая.

На другое утро Дока рыскал по заваленному голыми телами пляжу в поисках женщины с двумя детьми, с девушкой они договорились встретиться вечером, чтобы посидеть в одном из многочисленных кафе - танцы новая пассия отвергла напрочь. Он понял, что студентка боялась встретиться взглядами с более опытной соперницей, поэтому решила избежать выяснения отношений таким вот способом, она понимала, что ее новый ухажор не зря косил глазами по танцплощадке. А Доке было как-то все равно, наоборот, ему нравилась роль Дон Жуана, беспокоило одно, чтобы член не выкинул очередной фортель с нестоячкой. Иногда с ним подобное случалось.
Свою пассию и двоих детей он заметил еще издали, она стояла посреди лежащих на покрывалах с полотенцами отдыхающих и тоже осматривала окрестности из-под ладони. Заметив Доку, энергично замахала руками, он поспешил навстречу, перепрыгивая через загорающих мужчин и женщин, с языка готовился сорваться вопрос на неприятную для него тему. Он по прежнему тяжело переживал, когда какая-то женщина бросала его первой.
- Почему ты вчера не пришла на танцы? - сбивая бурное дыхание спросил он без перехода, не обратив внимания на то, что стоящие рядом мальчик и девочка навострили тут-же уши. - Я ждал тебя... вас до самого конца.
- Спроси лучше у них, - со смехом указала подружка на детей. - Они решили, что ты начал ухаживать за мной и вечером устроили такой скандал с разборками, что какие там танцы, остаться бы в живых.
- Это правда? - он недоверчиво повернулся к мальчику. - Я же объяснял, что я ваш сосед по улице и мне понравилось, как ваша мамка танцует.
- Ей есть с кем потанцевать дома, - насупился парнишка.
- Наш папка этого делать не может, потому что у него болят ноги, - мать с укором посмотрела на сына. - Зачем ты обманываешь дяденьку?
- Все равно, он вылечится и снова будет как молодой, - вступилась девочка за брата.
- Вот так, а ты спрашиваешь, почему не приходили, - развела руками женщина, она прищурила на Доку голубые с восточным разрезом глаза. - А как ты провел вчерашний вечер? Наверное, было весело?
- Я подождал вас, а потом пошел купаться, ночью вода холодная, я чуть не утонул, - шмыгнул он носом. - Какую-то доску пригнал к берегу с надписью на латинском языке.
- Вон ту, что ли, которую пацаны обследуют? - кивнула она по направлению к крытому павильону с лежаками.
- Успели вытащить, - Дока посмотрел в ту сторону. - Она самая и есть, метров сто пришлось толкать ее перед собой.
- Пойдем посмотрим, что на ней написано, я знаю латинский язык.
- И мы с вами, - заныли оба подростка в голос.
- Вам нужно вещи стеречь, вечно меня оставляете, - понарошку рассердилась мать на них. - Я сейчас приду, минуты не даете отдохнуть.
- Мы только прочитаем и сразу назад, - заверил и Дока, ощущая, как зашевелился в трусах отдохнувший за ночь трудяга-член. - А вы пока рассмотрите эту ракушку, специально для вас разыскал вон за тем молом.
- Что выдвигается далеко в море? - заинтересовался мальчик. - К нему корабли еще пристают.
- И корабли, и теплоходы. И обыкновенные рыбацкие лодки с кефалью на дне.
Дока любил объясняться с подростками, но сейчас ему надо было справляться с проступившей на лице похотливой усмешкой от затанцевавшей в голове мысли, что вчера поздним вечером он уломал-таки недалеко от этого мола молоденькую студентку, доведя и ее до крайней степени возбуждения. А может, помог налипший на член крупный морской песок, вместе с которым он продрал ее влагалище так, что она после сексуального безрассудства с трудом передвигала ноги. Дока отвернулся и подцепил за локоть молодую женщину, обладавшую фигуркой воздушной акробатки, она признательно улыбнулась.
Доска, выволоченная им на берег и сейчас окруженная пацанами, оказалась насквозь проеденной жучками и червячками, с торца уже сыпалась труха, но латинские буквы на закрашенной поверхности еще не совсем стерлись. То, что вчера прочитала студентка, оказалось верным буковка в буковку, это была деталь деревянной обшивки плавучей пристани, или дебаркадера. Убедившись в этом, Дока равнодушно отвернулся, притерся к стоявшей рядом подружке.
- Ты действительно выловил ее из моря? - с интересом спросила она.
- В свете прожектора доска напоминала утопленника, но я все равно поплыл, - поцеловал он ее в загорелое плечо, тихо поинтересовался. - Как у нас сегодня с часиком-двумя личного времени?
- Ночью, один? - вскинула она, словно не расслышав вопроса, яркие как у кошки зрачки.
- Представь себе, еще и море было не совсем спокойным, и расстояние до этого горбыля показалось не маленьким, но меня заинтересовало, что могло ворочаться в пенных волнах далеко от берега. А вдруг это была неизвестная науке большая рыбина, - объяснил он с легким флиртом. - Но это все пустяки, доску вытащили на берег и пусть ею занимаются пацаны, как у тебя со свободным временем?
- И в тот момент рядом с тобой никто не находился? - женщина еще настойчивее продолжила допрос.
- Что ты, в самом деле, я на тебя разозлился, поэтому и подался в ночное море, - Дока бросил руки вниз, движение получилось таким естественным, что подружка запрокинула голову и разразилась звонким мальчишечьим смехом, заставив его оторопеть. - Что с тобой сегодня, часом, не перегрелась на солнышке?
- Правда из-за меня?
- А из-за кого еще, я с танцев пошел прямо сюда.
- Тогда тебя следует раззадорить посильнее, глядишь, доплывешь до Турции.
- А что там делать?
- Иногда турки поставляют в Россию хорошее нижнее белье.
- Ты на что намекаешь?
- Ни на что, - смахнула она выступившие слезы. - Иди к своим вещам и подожди меня у выхода с пляжа.
- А с пацанами как?
- Если из-за меня ты бросился в штормящее море, то своих сорванцов я беру на себя.
Примерно через час они были на той же, укрытой стеной колючего кустарника, поляне на склоне ущелья, убегающего вглубь горного массива. Прежде чем бросить на землю захваченное с собой полотенце, Дока испытал жуткие мучения, снова при виде повиливающей впереди округлой женской попы он задрожал от нетерпения задолго до момента, когда они ступили на желтую высохшую траву. Опять он почувствовал, как закипела в яичках сперма, готовая извергнуться прямо на пупок, до которого достал протиснувшийся под ремень член. Он не знал, как ослабить напряжение - или расстегнуть ремень, о который терлась уздечка налившейся кровью головки и, задавив стыд в зародыше, выпустить вставший колом половой орган наружу, или задрать подол платья идущей в полусогнутом состоянии женщины и оплодотворить ее прямо на узкой тропинке с колючками с обеих сторон. Но когда впереди открылась поляна, Дока уже дошел до состояния, когда насилуют молча и беспощадно. Солнце, морской воздух и плотная соленая вода с растворенным в ней йодом, вкупе с санаторным питанием, совершили чудо - Дока обрел в себе мужчину, способного не хуже арабского эмира удовлетворить несметный гарем наложниц. Их и правда было достаточно, ласковых, податливых, на любой вкус и цвет.
- Хорошо, что мы познакомились с тобой именно в этот период, - подружка, не замечая его терзаний, заложила руки за голову и гибко прогнулась назад.
- Почему? - машинально спросил он, торопливо накидывая полотенце на ломкие стебли.
- Скоро у меня должны пойти месячные, если бы это случилось раньше, мы бы с тобой не встретились.
- Почему? - как попугай повторил он вопрос, раздергивая пуговицы на рубашке.
- По качану да по хряпке, - бархатисто засмеялась она. - Опять намылился взять меня прямо с ходу? Нет, уж, давай сначала пообвыкаемся.
- Ты обвыкайся, а я, кажется, не успеваю... Снимай трусы, чтобы опростаться не напрасно, что ли...
- Ты хочешь кончить? - наконец, поняла она его состояние.
- Вот именно, из него уже брызгает.
- Тогда снимай трусы ты.
Он не стал противиться, словно почувствовал, что в данном случае ее опыт может пригодиться, быстро скинул брюки, распрямился и сомкнул ноги. Она захватила пальцами яички и крепко сдавила их, особой боли он не ощутил, но сперма перестала толкаться в канал, ее будто заставили успокоиться силой воли, вложенной в теплую ладонь. Напряженная головка с натянувшейся тонкой кожицей тоже прекратила дергаться, она торчала вперед хорошим дубовым суком.
- Можно перевязать, чтобы продлить удовольствие, - промурлыкала подружка, языком облизывая его губы. - Тесемочка у меня с собой.
- Кого перевязать, член? - не понял Дока предложения. - Он и без того скоро закостенеет.
- Яички, - с тихим смехом пояснила она, пробежавшись горячими пальцами по его половому органу. - Ты никогда не пробовал?
Молча развернув подружку задом, Дока забросил подол платья ей на спину, рывком сдернул с попы свежие трусики и с долгим стоном вошел во влагалище. Момент истины наступил, оставалось завершить его достойно, поэтому он не стал торопиться с исполнением желания, а почувствовав, что поток спермы вновь приготовился подняться наружу, захватил основание яичек в кольцо из пальцев и сжал его. Кипение внутренних страстей тут-же прекратилось, будто с перекрытием канала кто-то невидимый снимал напряжение не только со всего члена, но успокаивал нервную систему, оставляя лишь притупленное ощущение полового акта. Дока с удовольствием закачал задом, прищуривая от наслаждения глаза, казалось таким способом можно было таять сахарной ватой во рту хоть до самого вечера, пока не устанут ноги. Партнерша тоже испускала тягучие стоны, изредка встряхиваясь всем телом, забросила руки назад, обхватила пальцами Докины бедра и как бы с усилием насаживалась на член, не забывая играть мышцами влагалища, сокращая его до девственного состояния. Наполовину загорелая округлая попа равномерно приподнималась и опускалась перед глазами, подпитывая возбуждение сексуальными движениями. Краем глаза Дока заметил, что подружка дотянулась ртом до ветки дерева и со смаком пережевывает листочки, ощутил, что губы пересохли и у самого, они стали жесткими, покрытыми корявой пленкой. Он тоже был бы рад смочить их добрым глотком шипучего напитка.
Так Дока наслаждался процессом, то сжимая кольцо из пальцев посильнее, то разрывая его, чтобы объять партнершу за попу и вновь нагнать бешенную волну страстей до тех пор, пока в коленках не возникла легкая тряска. Вскользь подумал, что для того, чтобы быть арабским султаном, необходимо железное здоровье. Он уже приготовился завершить действия выпуском на волю перезрелого семени, когда женщина приподняла голову и спросила:
- Ты не устал?
- А что случилось? - обрадовался было он общим признакам утомления.
- Давай я сяду на него передом.
Дернув щекой, Дока на секунду отпустил подружку на свободу и сразу принял снова, повисшую на нем. Она забросила ноги на его бедра и обхватив шею руками с радостью насадилась на член, продолжавший маячить закостеневшим суком, утративший первоначальную чувствительность с розовостью. Новые ощущения взбодрили его ненадолго, зато партнерша откинулась назад и в порыве очередного сексуального приступа закусила губы, длинные волосы разметались по земле, она почти касалась затылком сохлой травы. Дока понял, что подобный прием быстро отнимет у него последние силы, потому что исходившие от низа живота возбуждающие звуки заставляли напрягаться сильнее. Ее большие половые губы и его яички с промежностью давно покрылись белым налетом обильных выделений, которых оказалось так много, что они начали стекать длинными соплями по ляжкам обоих. Повторялся прошлый случай, когда показалось, что оба действительно могут приклеиться друг к другу. В конце влагалища женщины образовалась еще одна щель с кипящей расплавленным солнцем точкой, заставляющей головку с давно перетянутой уздечкой упорно рваться туда. Таким тугим был вход и так нестерпимо тянуло войти в него, что он невольно вцепился во влажные бедра партнерши, с остервенением всадил член еще глубже. Он на секунду замер, привыкая к неизведанным ощущениям.
Тем временем подружка забилась в его руках подстреленной куропаткой, она раскидала руки, разметала волосы, растрепала губы и, брызжа слюной, моментально покрылась горячим потом с ног до головы. Глаза у нее закатились, а живот стянула длинная судорога. Не дожидаясь, пока она отпадет от него использованным презервативом, Дока мысленно нащупал на уздечке спусковую кнопку, резко надавил ею на одну из складок внутри влагалища, одновременно приготовившись выйти из него вовремя. Несмотря на бешенный ритм, он не забыл про рассказанный ему случай о том, что бывает, когда партнеры по сексу склещиваются, после чего им помогает лишь ванна с парным молоком, в которую их помещают на две недели. Яички настроились взорваться спермой как вулканы закипевшей лавой, низом живота он впаялся в выпуклый лобок подружки и застыл в предвкушении нарождающейся волны, обычно поднимающейся откуда-то снизу и захлестывающей с головой. Она возникла огромная, с пенными гребешками на вершине, ошпарила ноги и пах, прокатилась по локтям и груди, и шибанула в темечко, приподнимая черепные кости. Невольно разинув рот, Дока откинулся назад, не в силах справиться с инстинктом, заставляющим половой орган не вытаскивать, а запихивать как можно дальше, до того места, в котором жадно растопырила твердые края всепоглощающая матка.
Так он и млел до тех пор, пока последняя капля не стекла куда надо, пока затухающие импульсы не ушли через голову в космос. Вместо них, азартно-горячих, тело начало заполняться пустотой и спокойным безволием, позволившим коленкам затрястись от испытанного ими перенапряжения наконец-то по настоящему. И в этот момент из кустов раздался уверенный мужской голос:
- Спокойно, ребята, ваши действия засняты на пленку.
Дока вдруг ощутил, как резко сжалось у его партнерши влагалище, как напряглась она, силясь вырваться из объятий. Инстинкт самосохранения заставил его вильнуть задницей назад и в сторону, член пробкой вылетел из влагалища, словно его выплюнули как ненужную вещь. Дока расслабил руки, подружка мешком шлепнулась на траву и тут-же закрыла лицо ладонями. Из зарослей кустарника вышли двое одетых в милицейскую форму молодых парня, в руках одного посверкивал объективом фотоаппарат, Дока невольно чертыхнулся, подумав о том, что редко какой половой акт проходил у него без приключений. То протащится кто-нибудь рядом, то сами партнерши выкинут такого фортеля, что он долго был не в состоянии принять потом нормальный вид. Между тем, милиционеры остановились и деловито зашуршали бумагами неподалеку.
- Одевайтесь, одевайтесь, - разрешил один из них, не прекращая писать. - Теперь вам торопиться некуда.
- В каком смысле? - вяло поинтересовался Дока, подхватывая с земли брюки. Он чувствовал себя таким опустошенным, что готов был упасть на траву и заснуть не застегиваясь.
- Сначала составим протокол, а потом пройдем в местное отделение милиции.
- Простите, но это моя жена, мы имеем право общаться друг с другом как хотим.
- Документики при вас имеются?
- Сейчас оденемся и посмотрим.
Дока надеялся на то, что у партнерши окажется какое-нибудь удостоверение, в котором будет указано, что она замужняя женщина и мать двоих детей, тогда легче было бы отмазаться. Ясно, что парни решили подкалымить, иначе кому бы они здесь были нужны. Между тем женщина продолжала лежать с задранным подолом, не отрывая ладоней от лица, казалось, она потеряла сознание. Дока наклонился, похлопал кистью по ее щекам:
- Милая, вставай, я надеюсь, что ребята войдут в наше положение, - попытался он ее подбодрить, добавил. - Я думаю, что они вправе решить вопрос на месте.
- Как будете себя вести, - косвенно подтвердил догадку один из милиционеров.
Его ответ заставил партнершу приоткрыть глаза и протянуть руки к отброшенным в сторону трусикам. Она натянула их на покрытую темными вмятинами от острых камней попу, затем поднялась, одернула платье и со смущенной улыбкой повернулась к ближайшему из парней:
- Простите, сколько с нас причитается за нарушение общественного порядка?
- Прочитаете протокол, потом поговорим об оплате, - чирнул тот авторучкой по бумаге.
- Но мы действительно муж и жена и у нас двое детей, - женщина пошарила пальцами в небольшом кошельке. - У меня есть документ на детей, а в отделении нам и штрафа не выпишут, мы занимались любовью на дикой природе, что не запрещено.
- Это заповедная зона.
- Но мы не видели никаких указателей.
- Зато нам известно, что здесь заповедник.
- Хорошо, если это так, то мы не спорим. Сколько с нас за помятую заповедную зону?
Милиционер усмехнулся, посмотрел на товарища и назвал сумму, она оказалась не столь большой. Дока сунул руку в карман, нащупал пачку смятых купюр.
- Не надо ничего, у меня достаточно своих денег, - остановила его подружка.
Они спускались вниз с блудливо-счастливыми улыбками на лицах, словно их и правда застали за совершением полового акта, а они сумели откупиться. Впрочем, так и было на самом деле - и акт дали возможность завершить, и размер выкупа оказался не столь большим.
- Они следили за нами с самого начала, - покачал головой Дока.
- Это их работа, - она со смешком пожала плечами.
- Больше сюда мы ходить не будем.
- Здесь есть достаточно прекрасных уголков, в которых можно надежно укрыться, но это место было самым надежным и уютным.
- Потому что оно стало первым в нашей первой близости.
- Потому что и в первый, и во второй раз ты взял меня удивительно легко и красиво. Такое запоминается надолго.
Они вышли на тротуар, посмотрели друг га друга:
- Я знаю, что ты кобель, но мне с тобой легко, - сказала она.
- Мы еще встретимся? - спросил он.
- Обязательно, я просто обязана наверстать упущенное, и я тебя... люблю.
Она уезжала, она шла по чистенькому тротуару приморского поселка с тяжелыми сумками в руках, рядом вышагивали нагруженные рюкзаками ее дети. Мальчик и девочка выглядели загорелыми, отдохнувшими, на лицах играла подкрашенная озорными взглядами по сторонам веселая улыбка. Наверное, уже сейчас они думали о том, как по приезде в далекий свой северный край будут рассказывать сверстникам о черноморских приключениях, о пальмах и свисающих прямо с веток спелых мандаринах с апельсинами, о жестковатой еще зеленовато-розовой хурме, которую они все равно попробовали, об абрикосах с алычей и усыпанных барбарисом с фундуком кустах на склонах высоких гор. Они были счастливы. Но мама не разделяла их радости, наоборот, в ее прекрасных продолговатых глазах притаилась глубокая печаль, которая углубила мягкие складки вокруг рта с большими губами, пролегла двумя морщинками на лбу, продляя тонкую переносицу. Взгляд больших голубых зрачков то утыкался под ноги, то принимался суматошно рыскать вокруг, словно надеялся наткнуться на желанное и прилипнуть к нему намертво. Женщина запретила Доке провожать ее, пояснив, что так будет легче, да и детям не стоит лишний раз мозолить глаза, чтобы не застрять в их умах и не пролиться тревогами в беседах с родным отцом. Но то, что за время коротких встреч влюбилась в него по настоящему, она скрывать не собиралась.
Прощальный вечер им пришлось провести под проливным дождем, она прибежала на крохотную площадь между двумя гостиницами только тогда, когда дети угомонились, и сразу бросилась на грудь поджидавшему ее Доке. Она уже не сдерживала своих чувств. Перед этим они договорились, что посидят на открытой веранде одного из кафе, выпьют вина, потанцуют, а по пути к ее дому на привычном своем месте отдадутся любви в последний раз. Но планы изменились, из-за гор наползла туча и пошел дождь, поначалу мелкий, обещающий быстрое прекращение, а вскоре перешедший в крупный, промочивший насквозь все вокруг. На побережье это было обычным явлением. Они не стали укрываться в душных залах забегаловок, пропахших дешевым вином, а побежали по дороге к ущелью, они поняли, что бесполезно идти наперекор судьбе, пришла пора расставаться по настоящему. Когда уже в ущелье торопились пройти мимо обнесенного жердями домовладения с приусадебным участком, Дока схватил женщину за рукав платья повлек через кусты на огород. Она первой юркнула под жердину, завалилась со смехом на одну из грядок на спину, подставив скользкие губы под его торопливые поцелуи. Он ловил упругие половинки, ощущая, какое несравнимое удовольствие получает от соприкосновения с ними, одновременно стараясь задрать мокрый подол ее платья и стащить прилипшие к телу трусики. Это долго не удавалось, она не переставая смеяться продолжала извиваться на раскисшей от дождя грядке, словно решила вдруг вырваться из объятий и спрятаться между высокими стеблями репейника возле изгороди. Так бы и произошло на самом деле, если бы не усохшая на меже ботва с жесткими ветками от других растений, они послужили одновременно препятствием и подстилкой.
Наконец Доке удалось продвинуть скатавшиеся в жгут трусики до округлых коленей, рывком сдернуть их с ее ступней и отбросить назад. Он торопливо пробежался по своему ремню, заскакал пальцами по вертлявым пуговицам, а когда спустил штаны и подобрал полы рубашки, ощутил, как по голой заднице забарабанили холодные струи дождя. Крупные капли впивались в мошонку, вызывая болезненные ощущения в яичках, они целились в ее основание, невольно заставляя подбираться ягодицы. Он долго шарился членом по половым губам, не находя входа во влагалище, головка скользила вдоль промежности, цеплялась уздечкой за напрягшийся клитор, принуждая обоих трястись в коротких щекотливых конвульсиях, и пробкой выскакивала на поверхность покрытого кучерявым волосом лобка. Там она запутывалась в жесткой паутине, норовящей обвиться вокруг мягкой плоти, а когда член оттягивался вниз, возникала резкая боль, и все приходилось начинать сначала. Партнерша продолжала крутить задницей как на танцплощадке, она словно задалась целью довести Доку до белого каления. Она то раскидывала ноги в стороны, и когда он просовывал руку вниз, чтобы помочь члену попасть в отверстие, смыкала смоченные дождем бедра, то задыхаясь от грудного смеха, выталкивала его задницу на поверхность своего тела. Скоро он почувствовал, что может кончить не успев ввести головку во влагалище, он не понимал ее состояния, не мог сообразить, почему она решила поиздеваться над ним в последнюю их встречу. То ли давала понять, что умнее и соблазнительнее других женщин, умеющих лишь подневольно подставлять свой половой орган под мужскую настойчивость и лежать под партнером бесчувственным бревном, то ли действителньо решила проучить его за допущенную им ошибку. Если то и другое было правдой, время и место она выбрала весьма неудачно. Он с раздражением начал ощущать, что колючий дождь успел промочить брюки и рубашку насквозь, они испачкались в грязи, ко всему, по телу от холода забегали ядреные мурашки. Стиснув зубы, Дока постарался придавить женщину к земле:
- Ты долго будешь надо мной издеваться? - прошипел он.
Она не ответила, не переставая смеяться, завертелась под ним, одновременно желанная и недоступная, будто специально принуждающая к агрессивным действиям. Она будто хотела, чтобы партнер избил ее, а потом взял силой, и это можно было бы назвать третьей причиной. Может быть по приезде домой ей легче было бы смотреть в глаза собственному мужу.
Наконец Дока изловчился, и когда подружка раскинула ноги, чтобы в следующую секунду сомкнуть их снова, схватил член за тело и с силой повел им по промежности снизу вверх. Головка уткнулась в небольшое углубление, Дока нашарил каблуками ботинок упор и дернул задницей вперед, партнерша выпустила через рот изумленно-испуганный возглас, затем вытянулась в струнку и закостенела наколотой на булавку стрекозой. А Дока продолжал толчками продвигаться вперед, стараясь войти как можно глубже, в голове пронеслась мысль, что за время возни влагалище должно было бы увлажниться выделениями. Но отверстие оставалось сухим и шершавым, стенки его цеплялись за уздечку, едва не отдирая ее от головки. Но он упорно натягивал партнершу на член, чтобы донести успевшее созреть семя до места.
- Вы-та-щи... - вдруг с трудом прохрипела подружка. - Прошу тебя, мне бо-льно-о...
И он наконец понял, что попал не туда, куда нужно, эта оплошность отозвалась в груди радостью, словно он разом сумел отомстить за все ее издевательства. Дока поднапряг ягодицы и протиснул член еще на несколько миллиметров вглубь, заставляя партнершу выгнуться деревенским коромыслом. Она уже не закрывала рот, уперлась, откинув подбородок, затылком в грядку и закатив зрачки, лишь выпускала тягучее кряхтение, будто сидя на толчке старалась очистить кишечник от содержимого, а тут вдруг случился запор. Капли дождя стучали по ее лбу, по щекам, они попадали на растянувшиеся в полоску губы, на зубы, взрывались крохотными фонтанами, образовывая легкую пелену. И сковозь эту пелену вновь послышалась с усилием произнесенная просьба:
- Вытащи пожалуйста-а, ты не туда попа-ал...
- А куда нужно? - попытался Дока притвориться дурачком.
- Выше... мне так неприятно.
- Разве анальным сексом ты еще не занималась?
- Никогда...
Женщина по прежнему была не в силах шевельнуть ни рукой, ни ногой, ее словно посадили на кол, и эта неспособность к сопротивлению веселила Доку больше, чем клоуны в цирке. Ведь так он уже пробовал и многим девушкам было как-то все равно, разве что какая из них точно так-же испуганно таращила глаза, но не от боли - от необычности и неприятных вначале ощущений. Потом все входило в норму. Но сейчас он решил закончить невольный эксперимент, посчитав, что достаточно наказал подружку за первоначальную неприступность. Он выдвинул член, воздел его немного вверх и вошел в громко всхлипнувшее горячее влагалище, оно показалось теснее обычного, заставило двигаться быстрее. Партнерша облегченно вздохнула, приподняла голову и попыталась пристыдить Доку сквозь пробегающие по лицу судороги от враз охвативших ее приятных импульсов:
- Бессовестный... Ты всегда так ведешь себя с женщинами?
- Почему всегда, и почему бессовестный? Если случается возможность, почему ею не воспользоваться! - откликнулся он, не переставая работать. - Я подумал, что ты захотела попробовать именно такого секса.
- Значит, я сама дала тебе повод? - подлавливая нарастающую волну удовольствий, успела задать она еще один вопрос. И затрепетала ресницами, зашевелила тонкими ноздрями, взлетая на самый гребень чувств.
- Не надо было подставляться, - сквозь зубы процедил он, вжимаясь лобком в ее лобок, чтобы сдержать нахлынувшую и на него страсть. - Я искал свое, а ты подсунула ее.
Некоторое время партнерша приходила в себя, успокаивая бурное дыхание, затем сморгнула веками скопившуюся в глазах влагу, слизнула ее языком с губ и на выдохе прошептала:
- Кого? О чем ты говоришь?
- О твоей попе, которую ты пододвинула под мой член, - пояснил он скороговоркой с закрытыми глазами, семя уже готовилось снести последнюю преграду и устремиться из яичек на волю по длинному каналу.
Но несмотря на холодный дождь заканчивать половой акт не хотелось так быстро, поэтому Дока просунул ладонь под пах и с силой пережал мошонку, как научила его подружка. Начало извержения откатилось назад, отозвавшись в яичках неприятными ощущениями, чуть подергавшись, успокоилась и уздечка. Можно было вновь приниматься накачивать некоторое количество атмосфер, до того момента, когда придуманный все предугадавшей природой клапан не возьмется стравливать лишнее, тем самым спасая жизнь человеческому организму. Дока так и поступил, настроив неторопливый маховик с привязанной к нему гирькой на размеренную работу, он добросовестно исполнял задницей качки взад и вперед, вверх и вниз, в точности повторяя действия коротких волн-импульсов, которыми была пронизана вся Вселенная и на принципе которых зародилась сама Жизнь. Он проделывал это до тех пор, пока поведение партнерши снова не показалось странным - она ни на секунду не переставала трястись. Поначалу он подумал, что подружка подзамерзла, ведь она лежала спиной на мокрой грядке, и чтобы ее согреть, он ускорил челночные ходы, но когда пригляделся, невольно замедлил движения. Женщина вздрагивала не от холода, ее накрывала волна долгого смеха.
- Что с тобой? - взял он ее голову в свои ладони. - Я выгляжу таким смешным?
- Прости меня, наверное, скоро придется горько заплакать, - с усилием выдавила она сквозь стучащие зубы. - Ты всегда вызывал во мне улыбку нетерпеливым поведением, но сегодня превзошел самого себя.
- И что же я сделал смешного? - немного успокоился он.
- Если бы ты посмотрел на себя в зеркало, - прыснула она губами от едва сдерживаемого хохота, и добавила, справившись с ним. - И если бы кто со стороны увидел нас обоих.
- А ты уверена, что за нами никто не наблюдает? - подмигнул он ей, настраиваясь продолжить работу.
- В такую погоду?.. - подружка невольно дернулась под ним, округляя глаза.
Он не стал отвечать, почувствовав, что дождь наконец-то добился своего, отозвавшись мурашками сначала на бедрах, а потом на плечах, нащупал концом члена заветную горячую точку в тупике влагалища, поднапрягшись, дал головке раскалиться и приготовился залить эту точку сгустком лавы. Партнерша тоже решила испытать наслаждение еще раз, она подобрала живот, сжала коленями ягодицы Доки и часто задышала, ловя губами его губы. Такими желанными они показались и такими всасывающими были их действия, что он невольно выпустил долгий стон, и когда наступил момент извержения, не стал больше удерживать захватившую плоть лавину чувств, а предоставил ей право разгуляться вволю.
Так они и кувыркались на грядке, постепенно превращаясь в решивших принять родоновые ванны курортников из абхазского Цхалтубо, с той лишь разницей, что те грязи считались целебными, а от грязей с лазаревской грядки недолго было подхватить заразу. И еще одна особенность неудобно выпирала наружу - в Цхалтубо ванны принимали в почти обнаженном виде, но думать об этом мешало обоюдное упоение друг другом. Когда эмоции успокоились и дождь напомнил о себе жутким холодом, они поднялись и направились к ограде из жердей. На поселок опустился глубокий вечер, на пронизавшей его центральной улице почти никого не было и они побрели к ее дому, продрогшие и голодные одновременно, не мечтавшие напугать кого-либо своим видом. У калитки Дока облокотился о столб, женщина прижала руки к воротнику грязного платья, сделала глотательное движение:
- Я уезжаю, а ты остаешься, - сказала она, как бы спрашивая.
Дока помолчал, погладил ее по скатавшимся в длинные сосульки волосам, по мокрой спине с прилипшими к ней комками земли, говорить было нечего, но и торчать истуканом показалось неправильным. Он провел рукой по своему лицу, ощутил, как заскрипел на зубах песок:
- Ты хотела бы, чтобы было наоборот? - пожал он плечами.
- Тогда восторжествовала бы справедливость, - неожиданно призналась она. - Ты даже не считаешь нужным скрывать, что представляешь из себя настоящего кобеля.
- А что в этом плохого? - снова вздернул он плечи вверх.
Она бросила на него странный взгляд, будто успела промерзнуть насквозь, а до тепла еще нужно было долго добираться, и вдруг расплакалась глухими рыданиями, потрясшими ее с ног до головы. Она не тянулась к нему, наоборот, отстранялась понимая, что является никем, и в то же время была не в силах справиться с обуздавшими ее чувствами. Она не успела уловить момента, когда они свили гнездо в груди, может быть эти чувства с эмоциями были желанными и долгожданными после многих лет не совсем удачного замужества. Она жила ими, мечтала о них и, наконец, получила в полной мере, неожиданно и все сразу, хотя имела возможность принимать посылки с ними до приезда сюда, в этот рай с неписанными для любви законами. Ведь с ее внешностью нетрудно было вскружить голову кому угодно и возле собственного подъезда.
- Спасибо за откровенность, ты как всегда остаешься самим собой, - успела сказать она, нащупав лазейку в нервном срыве, задержав дыхание, торопливо выбросила принятое заранее решение. - Нас провожать не надо, так будет лучше и для меня, и для нашей семьи. Я желаю тебе дарить свою любовь одиноким душам так-же щедро, как ты преподнес ее мне.
Дока в который раз молча пожал плечами, по его виду можно было определить, что он не совсем понимал, о чем идет речь. И эта пацанячья непутевость разожгла тягу к нему еще сильнее, заставив женщину интуитивно протянуть руку к скобе на калитке:
- Прощай, - сдавленно сказала она, и растворилась в глубине темного двора.
А еще через день и Доке пришла очередь покидать открытый для любви поселок на берегу ласкового моря, но теперь он был твердо уверен, что приедет сюда не раз.
Дома все оставалось по прежнему. Изо дня в день маленькая жена на крохотной кухне гремела крышками от кастрюль, убирала мизерную комнату, мотая подолом изжеванного халата и обдавая запахом едкого женского пота Доку, возившегося с утюгом или с полками. Лаялись соседи, гундосили под окнами алкаши, взвизгивали у подъезда беспризорные дети. Надвигался следующий новый год, а очередь на новую двухкомнатную квартиру тащилась черепашьим шагом.
- Кобель, от... кобель, - ворчала жена едва не каждый вечер. - Вместо того, чтобы оприходывать безродных и бездомных потаскух, трахнул бы какую из заводоуправления, уже давно жили бы кум королю, сват министру. Вон сколько их, лядащих, метелят подолами проходы в цеху, а ты все на чумазых стерженщиц заглядываешься.
- С чего ты завелась? - бурчал Дока больше себе под нос.
- Зазря пропадаешь, вот с чего, а тут хоть какая бы польза была.
- В заводоуправлении все бабы с рамками на шее ходят - ни туда, ни сюда, как портреты, блин, - нехотя отбрехивался он. - А в стержневом любая подружка тянется к тебе с открытой душой и без претензий. Чуешь разницу?
- Весь цех успел проскочить, много ты их уже... отодрал?
- Не считаю, кто даст - та и моя, сама намекала, чтобы я до сотни комплектовал.
- Когда это я тебе говорила, совсем что-ли с катушек слетел? - приподнимала супруга высокие брови. - Допрыгаешься, что причиндалы отопреют.
- Не отопреют, такое там место, - криво ухмылялся Дока.
Он тыкал отверткой в очередной шуруп и принимался вспоминать свои победы, их было много и счет им по прежнему рос, одна из них была совсем простенькой. Не успели на шихтовом дворе обмолвиться парой словечек - девушка работала в соседнем цеху станочницей - и после работы проехать в автобусе несколько остановок, как между Докой и знакомой возник тот чарующий контакт, заставляющий забывать про все на свете. Они выскочили из салона, пробежали несколько десятков метров вглубь просматриваемой насквозь рощицы и с разбега упали под одно из деревьев. Он даже не помнил, как снимал с нее трусы, скорее всего, она сама успела стащить их еще на ходу. Она приняла его как родного, взявшись с такой жадностью подбрасывать на укрытой листьями, отсыревшей от осенних дождей земле, что он не продержался и нескольких минут, опроставшись неожиданной струей спермы в довольно тесное влагалище. Он не мог вспомнить, сумел ли удовлетворить партнершу за это летучее мгновение или только раззадорил, наверное все-таки нет, потому что ее лицо после полового контакта выражало жуткую озабоченность. Или это дало о себе знать запоздалое раскаяние. Но потом она не соглашалась встретиться снова ни за какие блага, сколько ни упрашивал и сколько ни требовал новой близости, хотя сталкивались друг с другом по нескольку раз на день.

Глава двадцать пятая.

А вскоре после этого случая произошло вообще по чудному. Была пятница, за проходной завода он познакомился, как всегда на ходу, с киргизской девушкой из горного поселка под каким-то Бишкеком, в голове тут-же пронеслась мысль, что делить постель с представительницами этого народа еще не приходилось. Подхватив ее под руку, Дока поменял направление, ноги понесли не к дому, а к друзьям семьи. Пока готовились отужинать, пока выпили да поговорили, наступил вечер, он выразил желание остаться на ночь. Зная о вечных разногласиях его с женой, друзья постелили ему с киргизкой на кухне, сами улеглись в горнице. Когда все затихло, Дока стащил с узкоглазой девушки трусики, вошел членом во влагалище, но таким объемным оно показалось, что продолжать половой акт расхотелось напрочь. С трудом кончив, он сразу же засобирался домой, он делал так почти всегда, если партнерша чем-то не нравилась. Но киргизка схватила его за рукав рубашки, она боялась оставаться на ночь у незнакомых людей да еще в чужом ей городе, и Дока примостился рядом, намереваясь хотя бы выспаться. Но получилось по другому, изголодавшаяся азиатка заставила его работать всю ночь, она крутилась как хотела, то садясь верхом, то становясь в позу дохлого рака, то, когда он не в силах был поднять сморщенный член, принималась обсасывать его, с остервенением втягивая в себя отчего казалось, что содержимое яичек а вместе с ним живота, перемещается в ее ненасытный желудок. Из горницы доносились поначалу возмущенные восклицания хозяев, а потом все чаще громкие комментарии, иссякшие лишь под утро. Когда первые лучи щедрого солнца разлились по деревянному полу, Дока был не в состоянии шевельнуть ни рукой, ни ногой. Вошедший хозяин с непонятной ухмылкой на лице оповестил, что после опохмелки и завтрака они собираются на день рождения к общей знакомой, приглашают и его с новой подружкой.
От стакана вина с верхом здорово полегчало, а когда повторили, настроение вернулось на прежние позиции, Дока успел, пока хозяева отвлеклись на сборы, оплодотворить киргизку еще разок на кухне, заставив ее упереться лбом в стену над умывальником. Активному процессу не сумело помешать даже противное дребезжание мусорного ведра между ее длинными, кривыми и худыми ногами.
Знакомая друзей жила на десятом этаже новой высотки, возле лифта образовалась небольшая толпа, а когда она стала рассасываться, Дока с удивлением обнаружил, что друзья с киргизкой втиснулись в лифт и благополучно уехали.
- Отстали? - участливо спросили рядом.
Он оглянулся назад, рядом стояла молодая женщина с сумками в руках, в больших темных глазах посверкивали насмешливые искорки, ровненький носик подрагивал тонкими крыльями. Эта необычайно тонкая южная красота, возникшая от смешения русско-украинско-греко-турецко-кавказских кровей, всегда заводила Доку с полоборота, он не в силах был справиться с похожим на ненормальное любопытством, заставлявшим его буквально впиваться в представительниц местного населения и разглядывать их, придвигаясь едва не вплотную. Девушки начинали смущаться, отводить взоры в сторону и вдруг оказывалось, что они сами не замечали, как подпадали под власть его магнетизма. Вот и сейчас, не успел Дока нацелиться серыми зрачками на прекрасные восточные глаза с правильными чертами лица, как молодая женщина почувствовала себя не совсем удобно, переступив с ноги на ногу, она все-таки решилась посмотреть на него еще раз, но теперь ее затягивающие омуты выражали не насмешливый интерес. Искрящийся свет их как бы размягчился, уступая мужскому упорству:
- Ваши уже поднялись, наверное, на восьмой или десятый этаж, - неуверенно пояснила она.
- А вам на какой? - Дока с охотой принял ее заботу о нем.
- Я живу на шестом.
- Тогда я помогу вам донести сумки.
- Пожалуйста, но у порога их придется передать мне - навстречу может выйти муж.
Дока покосился по сторонам, заметив, что на площадке первого этажа они остались одни, прислушался к шуму спускающегося вниз механизма, затем взял из рук спутницы одну из сумок:
- Жаль, я был бы не прочь заглянуть к вам в гости, - озадаченно причмокнул он губами.
- А как же ваша подружка? - засмялась женщина. - Она у вас такая... экзотическая.
- Вот именно, а меня больше тянет на своих.
- Тогда думать об этом нужно было раньше.
- Да она мне никто, - Дока покривил щеку.
Они вошли в раздвинувший двери лифт, женщина нажала на кнопку и раздолбанный механизм пополз снова вверх, Дока качнулся к спутнице, он где-то вычитал, что шустрые парни успевали оплодотворять девушек и в кабинках, пока те добирались до нужного этажа. Ощутил кожей лица свежую упругость щек новой знакомой, ее мягкие полные губы, пальцы сами зашарили по подолу коротенького платья. Такими разительными были ощущения, оставшиеся от блуда с высушенной азиатским солнцем киргизкой, что он невольно подналег телом, не желая быстрого расставания с красивой женщиной. Но та просунула руку между его и своими губами, пальцами другой руки обхватила запястье его ладони, успевшей облапить выпуклый лобок.
- Не делай глупостей, - сказала она как нельзя спокойнее. - Это может плохо кончиться.
- Но я хочу тебя, - замычал он, сопротивляясь мгновенному сексуальному взрыву внутри себя, и сквозь зубы пропустил неожиданную для своей натуры мысль. - Ну почему все самое сладкое всегда обходит меня строной.
Женщина сунулась вперед и прыснула смехом ему в воротник, густые темно-каштановые волосы, пахнущие луговыми цветами, защекотали шею, подбородок, скользнули по его верхней губе.
- Потому что ты даже торопиться не умеешь, - сумела выговорить она, почти ласково отодвигая его на середину кабины, добавила с дружескими нотами в голосе. - Отлипайся, мы уже приехали.
- А как нужно торопиться? - успел спросить он, пока створки не разъехались.
- А вон красная кнопка на стене кабины, пониже всех, - небрежно махнула она рукой на пульт управления. - Но это только для тех, кто согласится добровольно.
- Если бы я так поступил, ты бы согласилась?
- Ну... куда деваться, кстати, тебя ждут несколькими этажами выше.
Она уходила в дальний угол площадки к обитой коричневым дерматином двери с медной ручкой и толстым ковриком под ней. Поставив сумки возле порога, обернулась назад.
- Расхотелось мне туда, - уныло вдруг признался Дока.
- Старайся бегать туда, куда будет тянуть, - негромко посоветовала она, округлила без того большие глаза. - Но знай, что лакомиться сладким дано не каждому.
- Кому же оно достается? - задержал он половинки смыкающихся дверей.
- Уверенным в себе, да и то не всем. И даже не героям.
- Тогда кому?
- Кобелям... вроде тебя.
- Значит, у меня есть шанс?
Молодая женщина не ответила, она потянулась пальцем к звонку, коротенькое платьице приоткрыло еще на несколько сантиметров безумно ровненькие ножки, тесно обволокло округлую попу, невольно заставив дофантазировать остальное. Дока отпустил створки, в груди шевельнулось сожаление о том, что с юности не пропускает ни одной встречной подружки, а толк от этого получается не всегда. Среди них действительно было немало сладких, с которыми не хотелось расставаться, но эта нежно-таинственная, зефирная какая-то сладость разбавлялась остальной сумятицей, отчего наспех сварганенная каша почти всегда получалась пресной. Чувство неудовлетворенности собой коснулось душевных струн и растаяло дымком от дорогой сигареты в опоясанной золотыми ободками квадратной пачке, которые довелось наблюдать за толстым витринным стеклом очень дорогого магазина. Но за них нужно было выкладывать немалые деньги, или запасаться адским терпением с постоянными оборачиваниями назад, чтобы не ляпнуть чего непотребного, а он привык обходиться чем бог послал, согласным на его какое есть существо. И так было привычнее.
За порогом нужной квартиры его встретила сама хозяйка, это была молодая женщина лет двадцати пяти с выразительными голубыми глазами, с тонкой талией и полными ножками. Одета она была в простенькое, плотно облегающее кукольную фигурку, ситцевое платье с завязанным сбоку на узелок нешироким пояском. Если бы губы были побольше, она походила бы на невесту Владимира Ивашова из фильма, где он играл роль солдата, получившего отпуск за подбитый немецкий танк. Пройдясь по Доке цепким взглядом, она отошла в сторону и сделала приглашающий жест:
- Входите, только вас и ждем, - сказала она мягким голосом.
- А я сюда попал?- пряча пустые руки за спину, Дока заглянул в коридор за спиной хозяйки. Стало неудобно от мысли, что не подумал заранее о подарке виновнице торжества. - Это у вас день рождения?
- У меня, у кого же еще, - засмеялась женщина. Только сейчас он понял по брызнувшим из глаз искрам и чуть оплывшим чертам лица, что она немного навеселе. - Я вас знаю, мы работаем в параллельных отделах цеха.
Дока напряг было сознание, но в цехе насчитывалось больше тысячи рабочих, в одном стержневом трудилось человек триста женщин.
- Тогда я побежал за цветами, - крутнулся было он на каблуках.
- Ничего не надо, цветы уже вручили, подарки тоже, - она подхватила его за рукав рубашки. - Проходите, все уже за столом и, кстати, вас там ждут.
- Киргизка, - машинально догадался он, знакомство с девушкой из-под Бишкека начало его беспокоить.
- Ну да... азиатка, у нее даже глаза от волнения за вас увеличились в размерах.
- Если бы кое-что уменьшилось, то можно было бы эту знакомую потерпеть пару дней еще, - пробурчал он, прошел в коридор и занялся шнурками на ботинках.
- Чему там уменьшаться! - не поняла женщина намека. - Грудь... маленькая, попа тоже.
- Не скажите, у азиатов раздутого чего много, например, самомнения.
- Ну, вам виднее.
Вокруг накрытого стола сидело человек десять гостей, водка была уже разлита, стаканы и рюмки многие держали в руках. Доку встретил хор нестройных голосов, окинув быстрым взглядом застолье, он заметил, что единственное не занятое место было рядом с киргизкой, та при виде партнера по сексу едва не выронила рюмку из пальцев. Оглянувшись на хозяйку и наткнувшись на ее насмешливый взгляд, он подался к своей нежданной пассии, глаза у той действительно стали похожи на лупалки суслика, отведавшего корешков опиумного мака. Дока знал, что плантации этого зелья прячутся в долинах перед Памирскими хребтами, об этом поведал в своих книгах его любимый писатель Чингиз Айтматов. Черные зрачки азиатки блестели, словно их отполировали шерстяной тряпочкой, они полностью заняли глазницы, оставив для белков лишь крохотные треугольнички в местах соединений верхних и нижних век. Было непонятно, что она видела через эти стекляшки, ведь они только отражали, не впитывая в себя ничего.
- С тобой все в порядке? - спросил он на всякий случай, присаживаясь рядом.
- Я тебя люблю, - громко призналась киргизка. - Я хочу, чтобы мы никогда не расставались.
- Вы тут уже успели без меня выпить? - присмотрелся он к ней еще внимательнее.
- Никто не пил, но я выкурила одну сигарету.
- С травкой, - догадался он.
- Она слабенькая.
Собеседница кивнула на висевший на поясе сотканный из бисера кошелек, опрокинула в рот, призываемая общими здравицами, рюмку с водкой и схватилась за вилку, Дока тоже поднял стакан, поднес его к губам. Пить особенно не хотелось, хватало утренней опохмелки, но в организме уже просыпался тот необузданный и завистливый зверек, которым господь при рождении награждает каждого русского. Он уже терзал желания, заставляя их активнее воздействовать на несогласный разум, и Дока не нашел в себе силы для сопротивления. Когда огненный напиток просочился в желудок и принялся растекаться приятным теплом по телу, он наколол на вилку кусок жирной селедки, медленно повел глазами вокруг. Соседи по застолью были из рабочего сословия, они не слишком напрягали разум, чтобы показать себя с лучшей стороны, тем более, блеснуть разумными мыслями, хотя желание такое ощущалось, беседа в основном сводилась к работе, к семейным проблемам и к ценам на базарах. На женщинах неуклюже сидели мешковатые платья с выглядывавшими из-под воротников бретельками от лифчиков, губы были густо напомажены яркой краской, щеки подрумянены, а короткие прически представляли из себя одинаково боксерские с рубленными затылками штампы для всех совков. Придя к выводу, что кроме хозяйки торжества остановить внимание не на ком, Дока развернулся к той лицом.
- Вы не забывайте о своей подружке, - неожиданно посоветовала она. - Рюмка у нее уже опустела, а вы даже не замечаете.
Дока попытался было возразить, мол, киргизке достаточно того, что она поспешила проглотить, и вдруг странная догадка заставила попристальнее взглянуть на сидящую во главе стола молодую женщину. Она действительно выделялась из присутствующих, начиная простым покроем платья из дешевого, ей к лицу, материала, не успевшей расплыться фигурой, свободно распущенными темно-русыми волосами с тонкой золотой цепочкой вокруг высокой шеи. На руке живо передвигался вверх-вниз браслет из черепахового панциря. Но главным было выражение ее больших голубых глаз, оно отличалось умом от бестолковых взглядов остальных гостей. Покосившись на все больше хмелевшую партнершу по сексу, Дока протянул руку к бутылке с водкой и наполнил ее рюмку до краев, осознавая, что такая доза может свалить. Краем глаза изловчился схватить одобряющую его действия усмешку именинницы.
Так продолжалось до неизвестно какой по счету рюмки, когда пришла пора перекура, он сбросил обнимавшие его руки киргизки на ее же худые колени и заспешил к выходу из комнаты. Гости потянулись на балкон, а виновница торжества шмыгнула в спальню, оставив дверь неплотно прикрытой. Он зашел за нее, увидел слабо мерцающий на стене белым светом ночник ввиде распустившегося лотоса и наклонившуюся над постелью женщину, сначала подумал что она успокаивает ребенка, но на кровати никого не оказалось, вообще спальня, залитая полумраком была пуста. Не долго думая Дока обхватил обтянутую почти прозрачным материалом вожделенную попу и прижал ее к себе, ощутил мягкие округлости с неожиданным желанием партнерши вжаться покрепче. Но когда потянулся рукой приподнять подол, хозяйка неуловимым движением развернулась к нему передом:
- А кто будет заниматься азиаткой? - певуче спросила она, упираясь кулаками в его грудь, она будто знала наперед, что кроме него в спальню больше никто не войдет.
- Азиаты пусть и займутся, да она уже готовая, - попытался он выкрутиться. - Я с ней познакомился по дороге сюда.
- Не надо обманывать, мне уже все доложили.
В глазах именинницы начали разгораться огоньки ревности, их во чтобы то ни стало следовало загасить, иначе они могли перерасти в обжигающее пламя. И тогда последовал бы очередной облом, после которого в душе почти всегда давал о себе знать таившийся там до поры до времени осадок, напоминавший о брошенности, о ненужности и прочем идиотизме. Дока понял что друзья успели просветить хозяйку обо всем, связанном с ним и киргизкой, поэтому взял ее за запястье и как можно спокойнее сказал:
- Во первых, я даже не знаю, откуда она взялась, во вторых, мы вчера крепко выпили и я отрубился прямо на кухне у наших общих знакомых, - он проглотил слюну и продолжил. - А утром жена друга мне сообщила, что приглашает к тебе на день рождения, и азиатка увязалась за нами. Может, ей идти некуда.
- У себя оставлять я ее не буду, - посерьезнела женщина.
- И правильно сделаешь, - согласился Дока, не давая ей опомниться. - Она почти отрубилась, пусть проспится и дергает в свою узкоглазию.
Он снова просунул руку между коленями женщины, подхватив край платья, потащил его вверх, когда нащупал упругую резинку от трусиков, зацепился за нее пальцами и продолжил движение руки теперь вниз. Хозяйка не сопротивлялась, она молча наблюдала за развитием событий, отдваваясь начавшему охватывать ее волнению. Дойдя до лобка с мягким волосом, Дока пропихнул под резинку всю ладонь и облапил горячий бугорок, одновременно средним пальцем стараясь проскользнуть в промежность по углублению между пухлыми губами. Под подушечкой шевельнулся маленький чувствительный отросток, который принялся быстро наливаться силой, Дока мягко придавил его, сделал пальцем несколько круговых движений, он знал, что клитор здорово походит на крохотный писюн, у него тоже имеется своя головка и закрывающая ее крайняя плоть. При раздражении плоть оттягивается вниз, открывая головку полностью, и тогда женщина перестает сопротивляться накатывавшим на нее желаниям. Вот и сейчас новая подружка невольно выпустила через губы вздох облегчения, подалась попой навстречу, стараясь подобравшимися холмами грудей прижаться к Доке. Второй рукой тот обхватил выпершиеся через материю платья соски, взялся массировать и эти твердые комочки, не забывая пальцем первой руки продвигаться ко входу во влагалище. Наверное хозяйка квартиры давно не была с мужчиной, дыхание у нее стало горячим, вспухшие губы зашарили по лицу партнера в поисках ответных поцелуев. Он поймал подвижные влажные половинки своими губами, втянул их в себя, стремясь языком пройтись по уголкам, по чувствительным краям, протолкнуться вовнутрь подвижной щели. Наконец и подружка вскинула кисти, бросила их за его шею, увлекая Доку за собой на кровать, мягко скрипнули пружины, упруго промялся матрац, оставалось сдернуть трусики с аппетитной попы и войти членом в разбуженное сладострастием влагалище. В мозгу у Доки пронеслась запоздалая мысль, что дверь надо было бы запереть на замок, а вдруг какой из гостей вздумает искать хозяйку торжества, чтобы продолжить застолье, но сознание принялось обволакиваться той привычной и всегда желанной дозой секусального опиума, от которой окружающее переставало существовать. Сорванные самой женщиной, трусики мелькнули в темноте комнаты белизной и пропали в одном из углов, он расстегнул ремень, рывком спустил брюки с трусами до колен и зашарил головкой члена по орошенным начальными выделениями половым губам партнерши. Несмотря на то, что она жаждала сближения, найти вход во влагалище оказалось не просто, природа подстраховывала словно нарочно свое неразумное дитя от необдуманных поступков, навертев препятствий из малых половых губ и других складок перед вратами в сад наслаждений. Головка заскользила вверх-вниз, заставляя подружку выгибаться тесовой доской и издавать интимные восклицания, невольно нагнетающие в член новые порции страсти, от напора которых он едва не разлетался на несколько частей. В конце концов шляпка вошла в предназначенное ей отверстие и оба партнера оседлали волну страсти, понесшую их в неведомую даль, организм Доки, не успевший выработать новой порции семени, лишь заставлял член торчать колом, донельзя притупив на нем чувствительные места. Если раньше уздечке стоило только зацепиться за постороннее что - то и она уже нажимала на спусковую кнопку, то теперь самое нежное место под головкой тупо ерзало по стенкам влагалища, передавая телу болезненные импульсы, как при трении о наждачную бумагу. Дока чувствовал что ему повезло, что под ним женщина-королек, у которой влагалище не является неподвижной полой трубой, а играет стенками словно живое, оно облизывает его половой орган, втягивает в себя, выталкивает, и снова играет с ним, как губы профессиональной минетчицы. О подобных партнершах мечтает вся мужская половина человечества. Он напрягал низ живота, сжимал ягодицы, сводил колени вместе, но заставить возбуждение, колотившее все тело, зародиться и в яичках, был не в состоянии, сейчас он без проблем мог удовлетворить хоть два десятка женщин одновременно, зато лишен был права получить удовольствие сам. Это обстоятельство стягивало скулы, принуждая скрипеть зубами и вызывая неприязнь ко всему, ведь главным для него был и оставался конечный результат.
Между тем, партнерша работала как в последний раз, ситцевое платье, опрометчиво не сброшенное сразу, пропиталось потом насквозь, в ямке между ходившими ходуном грудями скопилась лужица. Женщина горячим дыханием сдувала с лица прилипающие к нему волосы, смаргивала влагу подкрашенными ресницами, которые не уставали трепетать пойманными каким-нибудь ботаником махаонами. Скоро одеяло, а вместе с ним простыня, собрались под ее попой в кучу, было видно, что подружка начинает уставать. Как ни странно, Дока не заметил когда она кончила, во влагалище тоже не слякало, оно оставалось в меру увлажненным, по прежнему желающим любви и призывающим к ней, оно играло стенками, настойчиво предлагая органу друга опростаться порцией живительной спермы. И так бы произошло давно, если бы не второй день загула и не проведенная с киргизкой бурная ночь, Дока понимал, что без этих глупых обстоятельств успел бы кончить не единожды. Почувствовав тяжесть в напрягшемся паху, он уже намерился сбавить обороты, когда подружка замерла, затем громко и продолжительно ойкнула и попыталась куницей выскользнуть из-под него. Природный инстинкт заставил Доку схватить ее за плечи, придавить к ложу, но она упорно вырывалась из рук, и он уступил. Женщина села на край кровати, положила ладонь на низ живота, стараясь сдержать дрожь, пронизывающую ее насквозь. Дока перевернулся на спину, сбивая бурное дыхание, сипло спросил:
- Что с тобой? Тебя затошнило?
- Нет, - отозвалась она после некоторого молчания. - Ничего, пройдет.
- Болит? - добавил он участия в голос.
- Успокойся, все в порядке, - отмахнулась она. - Просто я давно не была с мужчиной.
- Тогда нас надо принимать порциями, как пищу после голода, - криво ухмыльнулся он. - Иначе живот может скрутить так, что не разогнешься.
- Мне это не грозит, я крепкая, - усмехнулась и она. - У меня другое.
- А что может быть еще? - не унимался Дока, хотя подробности интересовали его мало, но природное любопытство продолжало брать свое. - По моему, у нас все было в порядке.
Некотрое время партнерша молча массировала низ живота, затем наклонилась, подняла с пола трусики и положила их на кровать рядом. Только после этого развернулась лицом к нему, со снисходительной улыбкой, как несмышленому, объяснила.
- Во время полового акта я испытываю радость и большое желание получить удовольствие, но когда наступает пора кончать, внутри возникает сильная боль. Ты никогда не встречался с подобным явлением?
- Нет, а может подружки не признавались, - поджал он губы.
- Зачем тогда спрашивать...
Она едва успела натянуть трусики, когда дверь тихо отворилась и в спальню заглянула безобразно толстая жена Докиного друга. Окинув комнату подслеповатым взглядом, она обратилась к женщине:
- Милочка, а мы тебя обыскались, все уже расселись по местам и ждут продолжения.
- Сейчас приду, - хозяйка квартиры тут-же вскочила на ноги. - Ты подай им чего-нибудь, а потом будем выставлять второе.
- Обойдутся, всего еще навалом, - отмахнулась было толстушка, прищурила глаза на постель. - А это кто у тебя, уж не Юрон ли и здесь кровать успел оседлать?
- Он самый, - смешалась женщина. - Говорит, поплохело ему, вот и приперся сюда.
- Вот паразит, азиатка его ждать устала, так и заснула в углу горницы, а он себе новую зазнобу нашел, - возмущенно воткнула руки в бока жена друга, обделенная на любовь. - Гони блудливого кота, они нам всю ночь спать не давали, мы думали, что посуду перебьют и до холодильника доберутся.
- Кто они? - опешила новая Докина подружка.
- Юрон со своей киргизкой, я ж тебе еще с порога толковала. Не поняла ничего?
- Зачем же вы их тогда сюда привели? - женщина не могла прийти в себя от новости.
- Сами увязались, да еще мой заступился, мол, друг, не бросать же на улице. Он им вчера и двери сам открывал, а я была против.
Поддернув брюки и застегнув их за спиной партнерши на пуговицы, Дока спустил ноги на пол, громко откашлялся:
- Ты ее не воспринимай, у нее кругом одни коты и шалавы, по кустам трахаются, - сказал он своей новой пассии, обретя уверенность. - Самой не досталось погулять, так других помоями обливает.
- Это я обливаю? А от чего грохот на кухне стоял до утра? - взвилась толстушка.
- От того, меньше прислушиваться надо...
Ночь давно перевалила на вторую свою половину, за окнами посерело, веселье гостей потихоньку улегалось, кто-то настроился уходить, кто-то продолжал тянуться за последним глотком. Наконец и за ними, ненасытными, защелкнулся дверной замок, за столом остались лишь успевшая крепко накачаться виновница торжества и Дока, да в углу мирно посапывала скрутившаяся калачиком киргизка. Поначалу женщина решительно отстранилась от наглого кавалера, видно было, что она с удовольствием выгнала бы его на улицу, но тот вовремя прикипел к гитаре. А петь он умел, гости дружно облепили его со всех сторон, превращаясь попеременно то в послушную публику, то в мощный хор, потрясавший стены скороспелой брежневки. И она принялась опрокидывать в себя рюмку за рюмкой, с каждым разом все чаще прилипая взглядом к гитаристу. Под конец, когда домой засобирались общие друзья и Дока отставил инструмент к стене, чтобы уйти вместе с ними, она сама схватила его за руку и усадила на место. И вот теперь они сидели друг напротив друга и не знали, о чем заводить разговор.
- Подлец, - наконец выдохнула женщина, она раздула ноздри и бросила на Доку полупьяный вопрошающий взгляд. Повторила. - Подлец и котяра.
Он молча пожал плечами, взяв с тарелки веточку сельдерея принялся бездумно ее жевать. На душе было просторнее, чем до прихода сюда, когда вызывали не очень приятные ощущения мысли о нелюбимой жене, к которой нужно было возвращаться, и не совсем удачном половом контакте с киргизкой. Все-таки он успел переспать с двумя разными женщинами, одна из которых была азиаткой, вторая украинкой, хотя этого добра вокруг пруд пруди. Хохлушка в постели тоже неплохо. Лишь думы о том, что кончить не удалось, не давала возможности поставить на очередном жизненном эпизоде окончательную точку, чтобы задвинуть его в дальний угол памяти. Прожевав веточку, он покосился на тарелки с объедками, не найдя ничего достойного, потащил из салатницы длинную капустину, желудок был полон еды, но во рту начало отдавать неприятными отрыжками армянской паленой водкой.
- Мы спать пойдем или будем качаться здесь до утра? - спросил он, не надеясь на положительный ответ.
- Подлец и котяра, - тут же откликнулась хозяйка, икнув, вновь навела на собеседника оловянный взгляд больших голубых глаз. - А дома еще и жена имеется.
- Баиньки, говорю, не пора, или ты решила навешать мне на уши кастрюлю лапши?
- Баиньки, это значит, в спальню? - зрачки у подружки немного прояснились. - А после меня ты пристроишься к киргизке и в моем же доме при живой мне заодно оприходуешь и ее?
Дока хмыкнул, проглотил разжеванную капустину и повертел в пальцах пустую рюмку:
- Про жену не забудь, - он развернулся к собеседнице. - Ты преувеличиваешь по поводу моих способностей, хотя... как знать.
Собеседница крупно икнула, во взгляде проскользнула настороженность, видно было что она пытается сообразить, сможет ли сидящий напротив мужчина переспать после нее еще и с другой партнершей. А потом придти домой и чпокнуть для количества свою жену. Где-то она такое слышала, кто-то говорил ей подобное, но уяснить, относилась ли застрявшая в голове информация к ловеласу напротив, не могла. Она вскинула подбородок вверх, заведя неловким движением за ухо прядь волос:
- Подлец и потаскун, - заученно повторила она.
- Я не спорю, - не стал Дока оправдываться.
- Вряд ли у тебя останется сил на других, за все время ты ни разу не взглянул на азиатку.
- Она умерла, не хватало еще с трупом возиться.
- Как... умерла!..
- Ну отрубилась, какая разница.
В комнате воцарилась долгая тишина, затем женщина встала и зашаталась в коридор, громко стукнула дверь в спальню.
- Иди сюда, котяра, - донесся оттуда нетрезвый голос. - Перед тем, как ты отправишься домой, я хочу кое-что сказать...
Он старался на ней, как привык работать всегда, ручьи горячего пота смачивали ее красные щеки с темными в свете ночника, расплескавшимися на поллица, зрачками, стекали за шею, наверное, пот успел пропитать насквозь толстый матрац и даже просочиться на пол. А Дока не торопился кончать, он знал, что теперь его организм сумеет обрушиться лавиной чувств, он отдохнул, накопил энергии, яички не стукались безвольно о ягодицы партнерши, а прикасались к ним чутким волосом, добавляя наслаждений еще больше. Головкой члена он натыкался на шейку матки, подминал ее под себя и настраивался поелозить по ней уздечкой, а когда зарождалась волна страсти, снова отодвигал свой орган назад. Партнерша тоже не лежала бревном, единожды вкусившая его ласк, она жаждала заполучить их еще, отдаваясь по настоящему. Она и правда соскучилась по сексуальному наслаждению, стараясь наверстать упущенное даже через хмельной туман, губы ее без устали рыскали по его губам, щекам, подбородку, всасывались в шею, оставляли видимые отпечатки на плечах и на груди. Они были живыми и желанными, они призывали чувствовать себя хозяином положения, добавляя уверенности в действия.
Но все знают, что желаемое редко становится действительным, было бы неправильным искупаться в волнах страстей не погрузившись в них с головой, да и ненужным. В один из эпизодов Дока прозевал момент, когда энергия снесла тонкую преграду сдерживаний и хлынула наружу тугими струями спермы. Он заерзал на подружке, стремясь протолкнуть семя по закону природы в нужное место, ощутил, как навстречу бутоном раскрылась шейка матки, заглотила жадно свое и вновь сомкнула жесткие лепестки, готовая повторить действие, оправдывая тем самым свое предназначение. Скорее всего у партнерши это произошло тоже непроизвольно, потому что не отдалась любви полностью и не испугалась возможности забеременеть, она продолжала наслаждаться сексом не меняя позы - жадно и бездумно одновременно. И это ее постоянство взбодрило Доку, подвигнув его на новый подвиг, тем более что стенки влагалища взрыхлились, они со смаком обсасывали член, не давая утратить способности, способствуя приливу новых сил. Они не покинули его основание полового органа лишь на секунду потеряло устойчивость чтобы тут-же окрепнуть дубовым комлем, Дока почувствовал возвращение остроты ощущений, он понял, что теперь способен работать хоть до выпада в осадок всего организма. Снова настроился на прежний лад, дающий максимальную отдачу ввиде сладостного блаженства, снова все тело охватила страстная истома. Поерзав по твердой шейке матки, он продергивал свой орган к выходу из влагалища, где его головку крепко охватывало мышечное кольцо и опять млел от наслаждения. Ощущение было таким, словно он оказался в постели с очередной девственницей и стоит лишь продвинуться вперед, как путь преградит упругая девственная плева, за которой откроется не знавшее построннего вмешательства непаханное никем до него поле земных чудес. И он не спешил вновь раздвигать членом стенки влагалища, истаивая от мысли, что так оно и есть на самом деле, тем более, что партнерша попалась разумная. Она тонко подстраивалась под телодвижения напарника, несмотря на большое количество проглоченного спиртного, напрягая мышцы входа и сжимая ими головку до ощущения легкой боли вокруг нее.
Так продолжалось до того момента, пока Дока с особой страстью не вжался в подружку, намереваясь нагнать еще большую волну желаний, он ощущал, что готов взорваться и сам новой обильной испариной, испытать более долгое, чем в первый раз наслаждение, но отпускать тормоза не торопился. В это время сдерживающие центры партнерши, видимо, не выдержали напора, заставив распахнуть давящим на них чувствам ворота настеж, сначала она разорвала рот в немом крике, тело ее закостенело, чтобы тут-же забиться в непроизвольных конвульсиях, слово его пронзил ток большого напряжения. Из глубины груди вырвался долгий интимный стон, она закатила глаза, одновременно скрюченными пальцами подгребая под себя одеяло вместе с простыней. Дока настроился помочь ей достичь вершины блаженства, задвигал задницей быстрее, он был доволен что довел партнершу до цели, и вдруг та затрепыхалась подстреленной птицей, стараясь вырваться из его объятий и соскочить с кровати на пол. Он попытался удержать ее, чтобы успеть кончить самому, он уже понял все, запомнивший первую страность в ее поведении. Но она сунула жесткие кулаки ему в лицо, с силой отжавшись, соскочила с члена и упала на пол, подтягивая под себя ноги и утыкая голову в колени. Дока остался лежать на кровати, чувствуя как продолжает дергаться напрягшийся орган и заходили вхолостую мышцы паха и ягодиц, потерявшие точку опоры. Так было неприятно осознавать, что и в этот раз придется довольствоваться лишь памятью о не совсем удачно завершившейся сексуальной близости, от которой трещали наполнившиеся очередной порцией спермы яйца, что он невольно заскрипел зубами. Но желания механически довести дело до конца не возникло, после испытанных им ярких чувств это показалось никчемным занятием.
Так они и лежали, один на постели, вторая на полу до тех пор, пока в спальне не посветлело, снаружи начал пробиваться сквозь неплотные шторы первый луч солнца. Член у Доки взялся терять свою мощь, он сгорбился и вскоре прикорнул на ляжке использованным презервативом. Больше в этой квартире делать было нечего, поддернув брюки, он встал с ложа, тронул женщину за плечо, но та отбросила его руку, еще жестче скрутившись в кольцо. Скорее всего она все еще пребывала в забытьи, то ли не утихла неведомая боль внутри, а может партнерша не хотела его видеть. Тогда он просунул ладони под ноги и талию, рывком оторвал ее от пола и бросил на кровать, она тут-же уткнулась носом в подушку и затихла, неподвижная и бесполезная. Дока вышел в горницу, пошарил глазами по сторонам, в утренних лучах блестели громоздившиеся на столе края тарелок и рюмок с салатницами, отозвалась светом наполовину пустая бутылка с темным вином. Взгляд скользнул в тот из углов, в котором прикорнула киргизка, девушка раскидалась на паласе, платье завернулось на попу, обнажив пестрые трусики и довольно ровные ляжки. Но ниже остреньких колен все равно шли кривые голени. Дока хотел было отвернуться, и тут тупая боль в паху заставила обратить внимание на темный треугольник между ногами, шевельнулся успевший отдохнуть член, в мозгу пронеслась пошленькая мыслишка о том, о чем нафантазировала ему еще за столом подружка. Он прошел к столу, наполнив вином стеклянный бокал, неторопливо выпил густо-терпкую сладость, закусил кусочком шоколада с орехами. Из спальни донеслось громкое сопение, видимо, хозяйка квартиры сумела справиться со своей бедой и мирно отошла в сон, тихо посапывала и азиатка. Он дождался, пока теплая волна не прокатится по телу от пяток до макушки, затем подошел к азиатке, осторожно сдернул с нее трусики и пристроился между длинных ног. Вяловатый член долго не мог найти вход во влагалище, он рыскал по сторонам, сгибался в три погибели, отказываясь исполнять обязанности, наконец головка просунулась за половые губы партнерши, попыталась продвинуться вглубь влагалища. Но оно оказалось сухим, словно жар внутри самой азиатки иссушил всю смазку.
Киргизка по прежнему не подавала никаких признаков жизни, лишь мерно вздымалась и опускалась плоская грудь. Дока представил себе, что продолжает оплодотворять аппетитную хохлушку, он заставил вернуться к нему те ощущения, которые испытывал, лежа на ней. Прием подействовал, половой орган напрягся, с усилием продвинулся вперед, Дока пальцами взялся за мошонку и чтобы член не ерзал внутри собственной кожи оттянул ее назад. Где-то внутри яичек проклюнулся зародыш нужных чувств, член наполнился силой еще больше, оставалось развить действие и довести дело до конца, чтобы уйти из квартиры с чувством выполненного долга. Он заработал маховиками ягодиц, нагнетая нужные атмосферы, по вискам и по затылку снова покатились ручьи горячего пота, они орошали ничего не чувствующую азиатку, ее шею вместе с грудью, скатывались на толстый палас. Из спальни перестало доноситься громкое сопение, словно там решили прислушаться к странным звукам, долетающим из горницы, а Дока наращивал обороты, он вошел в то состояние, из которого был единственный выход - выброс спермы в раскаленное от трения влагалище. Уже и киргизка, продолжая оставаться в глубоком сне, невольно взялась ему подмахивать, у нее порозовели бледные губы и щеки, а напряжения все не наступало, казалось, уздечка напрочь забыла, как нужно сбрасывать лишнюю энергию и чем сильнее он старался, тем быстрее терялось ощущение сексуальности. Сердце Доки заколотилось со страшной скоростью, еще немного и оно разлетится на куски, он понял, что кончить ему не удастся, ослабил мускулы, опустил голову мимо жиденькой метлы волос шумно дышавшей азиатки, уперся лбом в палас. Требовалось подняться на ноги и уйти из квартиры, и пусть женщины разбираются сами, кто здесь оказался лишним и кто кому чего должен, а у него сегодня выпал не его день. Отдышавшись, он так и поступил, заглянув сначала в ванную комнату, где старательно подмылся, использовав душистый шампунь для нормальных волос. Тихо клацнул за спиной замок, покрашенная заводской краской дверь отсекла очередное прошлое от маячившего впереди неясного настоящего. Лифт не работал, Дока поскакал по пыльным ступенькам бесконечной лестницы вниз, радуясь тому, что ноги и тело еще продолжают служить ему верой и правдой.


Глава двадцать шестая.

Черный «мерседес» представительского класса неслышно подкатил к морскому вокзалу в Неаполе и мягко затормозил возле входа в него, молодая женщина в брючном костюме бежевого цвета, сидевшая на заднем сидении, посмотрела в запотевшее окно и зябко повела плечами. Мелкий дождь, начавшийся после того, как они отъехали от Рима километров двести, стал моросить еще занудливее, казалось, на землю опустилось полупрозрачное грузное облако, из-за которого окружающий пейзаж потерял четкие очертания. Она с сожалением посмотрела сначала на зачехленный зонтик рядом с собой, потом на спутника, занявшего переднее сидение. Тот копошился в портфеле с бумагами, с которым расставался только на ночь или когда пребывал на светских раутах, там же помещался портативный ноутбук, оснащенный мощными аккумуляторами для работы на нем в течении долгого времени. Наконец мужчина повернул голову назад и мягко сказал:
- Дорогая, нам пора оставлять теплый салон и окунаться в сумрачный день на мысе Соренто, куда мы прибыли, от него рукой подать до острова Сицилия. Но еще ближе находится остров Капри, мы пойдем туда на морском катере, закупленном кстати итальянцами еще в бывшем СССР. До острова примерно миль сорок, - он оставил портфель в покое и развернулся снова к спутнице. – А если пойти по этой дороге перед носом нашего авто, то мы попадем на развалины Помпей. Ты не забыла, что туда нужно идти мимо лавчонок с сувенирами?
- Не забыла, нам и сейчас нужно купить у странников, попавших под колесо передела мира, какой-нибудь сувенирчик, - спутница снова поежилась, подребезжала губами, покосившись через стекло на длинный торговый ряд. - Бр-р-р, холодильник, на севере этой страны теплее. В Сиене, например.
- В Венеции стоит жара – деревянные лавки рассыхаются, - поддакнул мужчина. – Хотя из деревянного там только лавки, остальное древний камень и волны Адриатического моря.
- А здесь море Тирренское соединенное со Средиземным, а впечатление такое, словно очутились опять в английском Дувре.
- Там было, скажем так, сырее.
Женщина посмотрела через лобовое стекло:
– Ты считаешь что мы сможем добраться до места, с которого Карл Брюллов писал картину «Гибель Помпеи»? – она поджала губы. - Но туда нужно идти не меньше часа по дороге, напоминающей нашу проселочную, усыпанную к тому же камнями.
- Тогда давай выйдем из машины и переждем время до отхода катера в привокзальном ресторанчике, - мужчина снова завозился с портфелем. – Заодно окинем хотя бы взглядом неаполитанские окрестности с туманным побережьем мыса и старинным замком. Он высится за нашей спиной на скальном выступе.
- Я в нем была, замок отличается от европейких широкими круглыми башнями, на крыши которых может приземлиться вертолет. Достопримечательностей тут много, кстати, в одной из здешних церквей выложен на полу мозаикой великолепный скорпион с поднятым для удара хвостом, - собеседница надела кожаную курточку, надвинула на голову шляпу с опущенными полями. – Но все и сразу не пересмотришь, давай лучше выберем что-нибудь из сувениров и пройдем на пирс, может быть моряки успели причалить к нему наш катер.
У лавчонок, стены которых были увешаны множеством безделушек, не было даже туристов, продавцы опустили на лбы капюшоны и спрятали руки в карманах дождевиков, переговариваясь о чем-то друг с другом. Спутники приблизились к одному из прилавков, женщина протянула руку к бронзовой копии мужского члена с яичками и крылышками над ними, она видела такое изображение на одной из плит, которыми была замощена улица в Помпеях. Рисунку набежало более двух тысяч лет, но выглядел он, очищенный от вулканической лавы и пепла, хлынувших тогда из жерла Везувия, словно сработали его только что. Мужчина усмехнулся зыркнул глазами на продавца, переминавшегося поодаль.
- На каком бы языке спросить, сколько стоит этот монстр, - покосившись на спутника, озабоченно посоветовалась женщина сама с собой.
Тот с улыбкой продолжил ее мысль:
– На итальянца он не похож, больше смахивает на югослава из южных областей этой страны, рассыпавшейся на несколько республик, - предположил. – Хотя все здешние продавцы должны знать итальянское кванта коста.
Хозяин лавки вытащил руки из карманов, подойдя, чуть подался к женщине:
- Сеньора.., не так – сударыня, спросите на русском, я скажу цену.
Он произнес фразу с небольшим акцентом, присущим югославам, если брать во внимание выступления в советские времена их певцов Радмилы Караклаич или Джордже Марьяновича. Мужчина со значением посмотрел на спутницу:
- Я оказался прав, здесь много сербов, бежавших из бывшей Юогославии после агрессии албанцев в Приштине и Косово, и суда над их лидером Милошевичем, - он с участием наклонил голову в сторону югослава. – Извините, Россия ничем не помогла братьям по крови, как это было во времена Российской империи. Ельцин, обозвавший себя царем всея Руси, выкинул только цирковой номер, послав вам на помощь батальон десантников.
Голубоглазый югослав оживился:
- Спасибо вам, у нас прибыло тогда сил, русские навсегда братья и сестры.
- Вы серб или черногорец? – поинтересовался мужчина.
- Так, я сербиян.
Женщина благожелательно улыбнулась и произнесла голосом, в котором прозвучали теплые ноты:
- Значит, нам посчастливилось и здесь встретить родственную душу.
- Так, сударыня, я тоже доволен, - вежливо сказал серб. – Трудно, когда за родина нет твердины, а есть чужая земля. Мы здесь чужие.
- Я вас понимаю, - она перевела взгляд на тяжеленькую отливку, успевшую покрыться зеленой патиной. – Сколько стоит ваш сувенир?
- Цена десять евро, это бронза, а вам пять евро.
Покупательница полуобернулась к спутнику:
- У русских такого признания родства с душевной щедростью вряд ли теперь найдешь, новые власти отгородили нам духовные ценности стеной из долларов, обеспеченных только просмоленной бумагой, - она обратилась к сербу. – Спасибо, братец, но эта вещь слишком хороша, чтобы брать ее за полцены, она стоит гораздо дороже.
Путешественники, посидев за ланчем в небольшом ресторанчике, вышли на просторную площадь перед пирсом, образовавшей прямоугольный квадрат, две стороны которого острым углом обрывались в бухту и в открытое море, а две другие продолжались сушей с домами и дорогами. Прямо напротив покачивался на волнах катер довольно приличных размеров с итальянским флагом на флагштоке на корме, за ним пенилось седыми волнами Тирренское море. Мужчина взглянул на часы, до отхода судна оставалось немногим более десяти минут, у трапа не было ни одного пассажира, лишь на небольшой палубе копошились двое матросов. Женщина вопросительно посмотрела на мужчину, но тот лишь покривил щеку, как бы давая понять, что и на судно они успеют, и волнение под три балла, показанное барометром на выходе из ресторанчика, не доставит особых проблем. Они обошли навороченный строительный механизм, загораживавший обзор, и сразу им открылась величественная картина швартовки океанского лайнера к выходящей в бухту перпендикулярной стороне пирса, который можно было принять за многоэтажную гостиницу на берегу с окнами необычной формы. Судно бесшумно двигалось вдоль бетонной кромки, оно почти притиралось высоченным бортом к ее краю, пятясь кормой назад. Казалось белоснежный лайнер скользит по площади, не издавая скрежета железа или другого звука. Он закрывал собой не только бухту за ним, но и гористый берег со взбегавшими по склонам зданиями в несколько этажей, с субтропическими пальмами и цветущим кустарником вокруг них. Замершая было на месте женщина сделала невольный шаг по направлению нему, она хотела подойти ближе чтобы узреть расстояние, разделявшее крутой борт с мощной бетонной стеной, но мысль о катере заставила покоситься и туда. Мужчина просунул руку под ее локоть:
- Мы успеем на свое судно, - успокоил он. – Пока из лайнера вылезут разноплеменные пассажиры и часть их присоединится к нам, пройдет еще какое-то время.
- Почему ты так думаешь? – спросила она машинально.
- На острове Капри нет причала для больших кораблей, поэтому путешественникам вокруг света приходится добираться до него на перекладных. Эта громада впечатляет, не правда ли?
- Я только сейчас увидела взаимодействие как бы живого механизма с железобетоном, когда ничего не крошится и не встает дыбом с громом и молниями. Даже в Дюнкерке и в Дувре не довелось наблюдать такого ювелирного мастерства капитана с его шкипером и мотористами.
- Ты права, расстояние от борта до пирса не превышает порой двадцати сантиметров, нынешняя электроника позволяет человеку творить чудеса. Особенно в космосе, когда грузовой корабль надо пристыковать к автоматической станции.
- Ты уже и там успел побывать? – женщина с явной иронией воззрилась на спутника.
- Надеюсь у меня, и у тебя тоже, это впереди. Ведь мы теперь вместе?
- Гм.., ну да.
Волнение моря усиливалось, и когда катер отчалил от берега оно достигло трех баллов, недобранных барометром на стене ресторанчика. Спутница качнулась к мужчине, сидевшему сбоку нее в середине длинного переднего ряда кресел по правому борту, она подумала о том, что зря отказалась от предложения нанять на берегу быстроходную посудину, которая доставила бы их на остров меньше чем за час. В голове все чаще возникала мысль о морской болезни и связанных с ней неудобствах, в смысле бумажных кульков, не оказавшихся в кармашках за спинками кресел.
- Если капитан принял решение отчаливать от берега в такую погоду, значит он в курсе, что ждет его в открытом море, - ответил мужчина на ее немой вопрос, нашарив прохладную руку, принялся растирать подушечки ее пальцев между своими. – В крайнем случае по всему борту висят спасательные круги.
- А если разыграется настоящий шторм? – не унималась она, ощущая приближение тошноты. Мысль о том, что под днищем волнуется мертвящая глубина, приводила ее в ужас, усиливая позывы. – Как спасатели найдут нас среди волн с пенными верхушками?
- Найдут, - он приобнял спутницу и кивнул на других пассажиров. – Посмотри на этих толстых немцев, французов и японцев с американцами, разве они похожи на экстремалов?
Но шторм на середине пути к острову поднялся сначала до четырех баллов, а потом дошел до пяти, волны стали перехлестывать через борт катера окатывая массами воды иллюминаторы, задраенные резиновыми уплотнителями. Впечатление было такое, словно судно погрузилось в глубину и превратилось в субмарину, в просторном салоне раздались испуганные возгласы, грозящие перейти в панику. Первыми не выдержали тяжеловесные немцы, занимавшие средний ряд кресел, женщины и мужчины там взялись на перебой взывать к юнге, разносившему по рядам бумажные кульки. За ними разразились лающими звуками американцы с расплывшимися высокими фигурами, сидевшие по левому борту, поднялся всеобщий гвалт, в котором не стало слышно отдельных слов. Смачные выбросы в кульки содержимого желудков, сляканье слюней и соплей, вопли женщин и тяжелое кряканье мужчин заполнили зал, казалось, стенания сорвут гулкими взрывами не столь надежную крышу из пластика, и тогда море ворвется в салон, чтобы довершить дело. Юнга с кульками сбился с ног, не успевая менять их на новые, он обходил стороной только небольшой участок салона по правому борту и ближе к корме, где прижались друг к другу на передних сидениях мужчина и женщина, и где разместились на задних местах русские туристы. Оба спутника молчали, как боролись молча со страхами их соотечественники, уткнувшиеся носами в воротники свитеров с куртками, словно не желавшие знать, что происходит внутри судна и за его бортами. Это была самая тихая и терпеливая группа, выбить которую из полусонно-настроженного состояния могла только катастрофа корабля, камнем ринувшегося бы на дно. Но и тогда большинство русских не поддались бы всеобщей паники, они, прошедшие жесточайшие катаклизмы ввиде революций, войн, призывов догнать и перегнать и последующих за ними демократических преобразований успели бы разобрать спасательные круги, чтобы поделиться ими даже с врагами.
А волны продолжали нападать на катер мощными наскоками, грозя перевернуть его и показать лохматому от туч небу прокрашенный краской киль, венчающий округлое дно. Женщина как могла боролась с глубокими приступами тошноты, изредка поднося кулек ко рту, но вид бедолаг-немцев со среднего ряда не позволял ей распоясаться окончательно как они, красные от напряжения, рыгающие обильными потоками рвоты, распахивающие пасти на ширину локтей. Она выдавливала из себя тягучую слюну, клубившуюся в глубине пищевода, вызывая на лице соседа страдальческие эмоции, но помочь подруге было больше нечем – таблетки от морской болезни были ею проглочены. На какое-то мгновение наступило зыбкое затишье, шквал волн отхлынул от судна, образовав вокруг него мертвое пространство, шипящее растревоженными глубинами. Слышно было как ворочают они толщами воды готовые образовать воронку и втянуть в нее болтающийся на поверхности катер, чтобы уронить его на дно и уже там расплющить о камни. Женщина подняла голову, увидела в иллюминаторы перед собой как на нос их суденышка надвигается с огромной скоростью плотная зелено-синяя вертикальная стена, вершина которой курилась белыми облаками, как при сходе лавины в горах. Она успела заметить, что стена исполосована белыми широкими трещинами, словно в них набился снег, и сразу жуткий вопль, вырвавшийся из многих глоток, заглушил грохот многих тонн воды, обрушившихся на обшивку катера. Почувствовала как рука спутника рывком притянула ее голову к груди, заставив уткнуться носом в жесткие волосы за распахнутым воротником рубашки, успела вдохнуть через ноздри последний глоток воздуха, насыщенный запахом его тела. И замерла в ожидании конца осознавая, что любима и что покинет этот мир вместе с надежным спутником, к которому вдруг проснулось готовое перейти в любовь бесконечное доверие. Удар гигантской волны был таким сильным, что многие пассажиры попадали с кресел, они так и остались лежать на полу, доверившись судьбе. В салоне наступила тишина нарушаемая лишь грохотом воды со всех сторон, стремящейся затянуть судно в глубину или содрать с него обшивку, что было в обоих случаях равносильно его гибели. Ощущение конца бытия продолжалось так долго, что женщина ощутила, как уходит ледяное оцепенение, сковавшее ее, и как заслезился глаз от попавшего в него волоса на груди спутника. Она прислушалась, последний вагон, хлестнув на прощание будто метлой по корпусу катера унесся вдаль, уши заложил гул штормового моря, по прежнему вселявший тревогу. Она продолжала лежать будто на шпалах, напитанная громом пролетевшего над ними поезда, понимая, что он больше не вернется. Со стороны донеслись топающие звуки, словно кто-то прошел уверенной походкой по проходу между креслами, остановился на пятачке перед ними, собираясь решать судьбу пассажиров. Оторвав нос от мерно вздымавшейся груди спутника, она скосила глаза на передние иллюминаторы, страшась увидеть новую стену теперь стального цвета. В салоне стояла давящая на виски тишина, прерываемая редкими всхлипами со смачным отхаркиванием, ощущение было такое, словно большинство туристов поперхнулись рвотными массами. И вдруг встрепенулась, оживая за доли секунды, торопясь выскользнуть из под ладони мужчины и рапрямиться в кресле, не замечая, что в глубине его зрачков еще не растаял ледяной стержень могущей вернуться опасности. Всем существом завладела сцена, представшая перед ней, вдохнувшая в грудь новые силы.
На небольшом пятачке перед рядами кресел, отделяющем их от передних иллюминаторов, возвышались широко расставив ноги и заложил руки за спины итальянские моряки от капитана судна до моториста с юнгой. Среди них не хватало только рулевого, продолжавшего выполнять свои обязанности. Они со снисходительными улыбками смотрели на пассажиров не выказывая волнения, утверждая раскованными позами, что все в порядке, они уверены в надежности судна и в том, что придут на остров Капри без происшествий. От пассажиров требуется лишь терпение. Моряки стояли до тех пор, пока последние всхлипы с чиханиями не растаяли под пластиковым потолком салона, и пока тишину не нарушил чей-то мелкий смешок скорее всего над своими страхами. Его подхватило хихикание японцев, пришли в восторг жизнерадостные американцы, а затем непривычно громко заржали немцы, показавшие, насколько противоречива их нация, не только умевшая объединяться в кулак, но и веселиться по русски – от души. Женщина повернула голову к спутнику, лишь теперь заметив, что он не переставал гладить пальцами ее руки и прижиматься к ней плечом. Она смущенно улыбнулась, проводив благодарным взглядом моряков, спешивших занять свои места, снова воззрилась в боковые иллюминаторы, за которыми умеряли буйство волны, становясь все более пологими. Подумала о том, что перед истинной смелостью отступает все негативное, даже стихия, подвластная лишь земным законам.
Минут через двадцать впереди вынырнула из волн серая точка, она увеличивалась в размерах до тех пор, пока не превратилась в огромный валун, брошенный великаном посреди бурного моря. Скоро передняя часть его начала растягиваться в стороны, открывая вид на уютную бухту со спокойной водой, вдававшуюся в середину острова с разбросанными вдоль побережья цепочками домов под красными черепичными крышами, тянущимися так же нитками бус на его вершину, скрытую буйной растительностью.
- Мы пришли к месту назначения, - добродушно прохмыкал мужчина, поправляя воротник на рубашке. – Заметь, без каких-либо потерь со стороны команды и туристов.
Женщина глубоко вздохнула и оглянулась назад, словно кого-то выискивая:
- Команда здесь действительно великолепная, с такой можно смело покорять любые моря и океаны.
- Наши итальянцам ни в чем не уступят, - спутник похлопал по карманам в поисках сигарет, нащупав пачку, оставил ее в покое, и закинул ногу за ногу.
Женщина нахмурила брови и чуть опустила уголки губ, показывая, что сравнение ей не очень понравилось:
- В смелости русским не откажешь, а вот во внимании к людям.., - наконец сказала она. – Вряд ли кто из наших моряков поступил бы в такой ситуации подобным образом, можно даже предположить, что кто-то спрятался бы за углом каюты и даже посмеялся над беспомощностью пассажиров. Думаю, такая оценка будет вернее.
Мужчина посопел носом, запахнул полу легкой куртки светло коричневого цвета, его рука потянулась к портфелю, задвинутому под сидение:
- Тогда не следовало признавать революцию, навязанную нам извне, после которой народился так называемый гомо совьетикус, как нас привыкли величать иностранные господа, - он неторопливо развернулся к собеседнице. – Дорогая, я не собираюсь с тобой спорить, но считаю, что именно здесь надо искать корень равнодушия, поразившего русскую нацию, особенно низшие ее слои. Посмотри на соплеменников, сидящих позади нас, им все было до лампочки даже в экстремальной ситуации, в то время как загнившие капиталисты готовы были порвать команду на портянки. Хотя она-то как раз ни в чем не виновата, матросы знали наверняка, что все будет в порядке. Разве что они вывели судно в неспокойное море.
Катер мчался полным ходом к деревянному молу, выходившему далеко в море, успевшему успокоиться окончательно, на носовую часть проспешил по узкому борту матрос, наклонился над бухтой толстого каната, собираясь завести конец за кнехт на берегу. Женщина проследила за его действиями и мягко улыбнулась мужчине, тоже не желая обострять отношений спором не к месту:
- Дело в том, дорогой, что люди быть одинаковыми не могут, как хотела добиться того родная советская власть, потому что разными их сотворил сам Господь. В этом вся причина, но это мое мнение, на котором я не настаиваю.
- Я на своем тоже, - засмеялся мужчина.
Она развернулась на месте, не выискав на лице резких черточек затаенного противоречия застегнула ему рубашку на предпоследнюю пуговицу и прикоснулась губами к щеке:
- Я благодарна тебе за поддержку, без тебя мне пришлось бы туго, - она потеребила край его курточки, намекая на то, что на острове, судя по ясному небу за иллюминаторами, прекрасная погода. Скинула свою вместе с газовым шарфиком. – Ты же знаешь что я трушу везде, хоть в море, хоть в воздухе.
- И все-таки умудряешься ездить, летать, и даже плавать в настоящий шторм, - похмыкал он в подбородок.
- Это от страха, - не удержалась и она от короткого смешка. – И все-таки я жалею, что не воспользовалась твоим предложением нанять быстроходное судно у местных мореходов, а решила прокатиться на катере как обыкновенный турист. В запасе осталось бы несколько лет, слопанных за милую душу диким ужасом, сковавшим меня вдали от берега. Еще эта гигантская стена из воды, несокрушимая, покрытая как бы снежной изморозью… Я боюсь, она будет меня преследовать.
- Вряд ли, скоро ты вышибешь ее из своей памяти как клин в русской пословице, потому что теперь тебе деваться некуда, - собеседник покосился на нее насмешливо и одновременно участливо. – Ведь самолеты здесь не летают и мы поплывем отсюда тоже на катере, а тупиковая ситуация - настоящий враг страху с ужасом.
На небольшой площади, окруженной двухэтажными домами под красными крышами с не менее пышными цветами на клумбах, разбитых везде, их ждал поджарый американский джип с открытым верхом. Туристы втеснились в короткие микроавтобусы похожие на задиристых баранов, успели раствориться в узеньких улочках городка. Шофер итальянец, заросший черной бородой, открыл заднюю дверь, помог женщине взобраться на высокую ступень с не менее высоким сидением в армейском салоне. Мужчина забросил туда сначала портфель, потом вскарабкался сам на переднее кресло, железное и основательное, и машина, выпустив вонючее выхлопное облако и сделав по площади круг как по арене цирка, вылетела на дорогу, поскакала по ней, круто завернувшей в гору, горным козлом. По сторонам замелькала растительность, усыпанная цветами от макушки до корней, но чем круче вздымался подъем, тем меньше становилось вокруг цветного разнообразия. Скоро спутников окружили только скалы светло коричневого цвета с глубокой пропастью с одной стороны и отвесной стеной с другой. Шофер скалился крепкозубой улыбкой, он держал руль как быка за рога и терзал его как хотел, не забывая давить на газ, он был копией кавказского джигита, счастливого и довольного своей судьбой. Дорога сузилась до козьей тропы, местный джигит чудом разминался со встречными машинами, стараясь прижиматься к самому краю пропасти. Мужчина, сидевший рядом с ним, стал чаще оборачиваться назад, в глазах появилось стойкое беспокойство за состояние спутницы, снова принявшейся бледнеть на глазах. Но просить водителя умерить пыл было бесполезно, для него быстрая езда на грани полета в небесное пространство являлась национальным достоинством, которое он не променял бы ни на какие блага на свете. Тем и была похожа Италия на Россию – на севере этой страны жили высокие светлорусые люди с голубыми глазами и правильными лицами, а на юге обитали черноволосые неаполитанцы, горячие и необузданные как кавказцы или латиноамериканцы. Быт этих людей, принадлежащих к одной нации, различался тоже, на севере культура поднималась со ступени на ступень, принимая завершенный вид, на юге она как бы замерла на уровне прошлых тысячелетий, вдобавок породив в свою защиту Коза Ностру.
А женщине меж тем все чаще приходила на ум русская поговорка – из огня да в полымя, заставляющая ее изо всех сил цепляться за железные выступы позади передних кресел, она не впервые подумала, что сегодня не ее день. Но тем и прекрасна Земля, что она круглая, а значит если все начинается сначала, то это все имеет свой конец. Примерно через полчаса джип, умудрявшийся держать скорость под пятьдесят километров, преодолел последний почти вертикальный отрезок пути и пробкой вылетел на плоскую, но узкую, вершину горы с улочкой вдоль нее с миниатюрными домиками по обеим сторонам. Шофер остновился рядом с веселой мини кафешкой с размалеванными деревянными боками, с итальянским флагом над входом и с цветными занавесками на почти русских окнах. Перед заведением была небольшая площадь, окруженная одноэтажными домиками, копиями тех, что остались у основания горы. Женщина протянула руку навстречу местному джигиту, уже открывшему дверь, насильно улыбнувшись, ступила на каменистую почву, прижимая к груди дамскую сумочку из кожи латиноамериканского питона. Бежевый брючный костюм без единой складочки тут-же оценил ее фигурку сексуальными выпуклостями с округлостями в самых обозримых противоположным полом местах. Это заставило водителя вновь ощериться белозубым частоколом под черными усами и задержать ее руку в своей дольше допустимого. Но здесь его ждало разочарование, путешественница не взглянув в его сторону, прошла легкой походкой к мужчине, остановившемся напротив с портфелем в руках. Он поцеловал ее в щеку, небрежно кивнув через плечо шоферу, нанятому через фирму для обслуживания вип клиентов, отвел в сторону и с участием спросил:
- Как ты себя чувствуешь? Этот неаполитанец ничуть не лучше российских горцев.
- Так и есть, милый, но я понемногу прихожу в себя, голова не так кружится, а тошнота успокивается, - она глубоко вздохнула. – Хорошо, что этот… всадник довез нас на вонючем своем козле до местного брасри, надеюсь, у них найдется немного охлажденного лимонного сока.
- Непременно, здесь очень хорошая кухня, не уступающая лучшим ресторанам в Неаполе.
- Это сейчас было бы то, что надо, - женщина покосилась на джип, взявший с места приличную скорость и словно упавший с горы в том месте, где они поднимались. – Нам попался какой-то сумасшедший водитель, он не обращает внимания ни на кого.
- Приходится констатировать, что таковы все южане.
- Приходится констатировать, что нам придется с ними жить, - покривила она губы, все еще раздраженная на опасную и утомительную езду, намекая на похожую обстановку в России.
Спутник с сожалением пожал плечами и прежде чем войти в брасри предложил собеседнице сделать несколько шагов по направлению к домам:
- Вон там наша гостиница, - указал он рукой на один из них почти на краю отвесной скалы с левой стороны от кафешки. – Впрочем, ты здесь бывала и я думаю не забыла, что внизу по склону расположена фазенда Лолобриджиды, а справа от нее бывшая дача Ульянова-Ленина, к которому часто наезжал Пешков-Горький.
- Это тот самый пролетарский писатель, воспитавший и давший дорогу в жизнь родному брату Мойши Свердлова, ставшему потом генералом французской армии, - не преминула она продолжить.- Я все помню, дорогой, в том числе чудный вечер на даче Джины и поход в гости к новому владельцу ленинской недвижимости на этом острове. - Она легко застучала высокими каблуками по асфальтовому покрытию. - Должна заметить, что в покоях гения революции почти ничего не напоминало о его жизни здесь, если не считать бюста в саду с песчаными дорожками, отданному больше под цветочную оранжерею нежели под плодовые деревья.
Мужчина усмехнулся и посмотрел в сторону входа в кафе:
- Итальянцы уважают только свою историю, что же касается известных людей из других стран, они стараются обходиться мемориальными досками в их память, притороченными чаще всего косо, - он поймал глазами название заведения. – Тогда я предлагаю не тратить времени на обзорную экскурсию с осмотром нашего уголка в гостинице, а расслабиться от бурного путешествия в местном бистро.
- Я намекала тебе об этом с самого начала, - она остановилась и смешно сморщила носик. – Ну что, извозчик, поворачиваем оглобли?
- Ну да.., - только и нашелся он что сказать.
В середине заведения свободных мест не было в маленьком зальчике тесно стояли столики со стульями из ценных пород дерева, у входа отгородился от посетителей барьером небольшой бар с резным прилавком и батареей бутылок на полках с цветными наклейками. В переднем углу красовалось распятие с иконками в цветах, дальний занимало пианино вишневого цвета, парочка выскобленных ступеней вела в закуток с раздвижными занавесками, наверное для вип персон. Все столики были заняты туристами, решившими основательно заправиться перед осмотром острова, состоящего из одной громадной скалы, чтобы потом не искать продуктовый магазинчик, которого здесь вполне возможно не было. Мужчина остановил худощавого официанта в белой рубашке с черной бабочкой под воротником, сказал несколько слов на английском языке. После чего взял спутницу под локоть и повел ее за ним, завилявшим костлявыми бедрами, в самый дальний угол зала.
- Все занято, милая, даже места, самые дорогие для этого райского уголка, - пояснил он женщине с легкой досадой. – Нам досталась медвежья берлога, надеюсь, не прикрытая ельником.
Она понимающе улыбнулась:
- Если уж повезло перейти штормовое море на советском катере с отважной итальянской командой, то с этими неудобствами мы как-нибудь справимся, - добавила, смахнув со лба бисеринки пота. - Лишь бы здесь подавался лимонный сок с кусочками льда на дне стакана.
- Я надеюсь, - промычал спутник в ответ, и повторил. – Надеюсь, так и есть…
Но тревоги оказались пустыми, и стол был накрыт великолепный, и место самым лучшим в зале, потому что с обеих сторон угол отделяли от внешнего мира лишь огромные окна с крестообразными перекладинами. Солнце, проглядывавшее все настойчивее сквозь остатки кучевых облаков, облило светом стены из покрытых лаком досок, добавив на них позолоты, обойдя стороной только их столик под огромной пальмой. Спутница снова заказала тосканское полусухое, мужчина с удовольствием присоединился к ней, бросая жадные взгляды на куски телятины, покрытые аппетитной корочкой, и на сыр с плесенью. Конечно, тот уступал по качеству французскому, зато у него были преимущества, связанные с местными травами и приготовлением в местных условиях. За окнами с одной стороны открывался вид на крыши городка внизу, усеявшие подосиновиками с белыми ножками небольшую бухту, заставленную катерами и лодками, за которыми все еще снежилось пенными гребнями Тирренское темно - синее море. Оно успокаивалось после внезапного шторма, редкого и недолгого здесь как взрывной итальянский темперамент, оплывая под берегом просветленными краями, но чернея к горизонту. Почти на черте между небом и землей замер на одном месте как бы бумажный корабль, скорее всего океанский лайнер, такой же величественный, как причаливший на их глазах к неаполитанскому пирсу, совершавшему кругосветное путешествие. А может морской теплоход, бегавший из Голландии мимо Франции с Испанией в Италию, казавшийся большим из-за белого цвета. Один такой напоролся по вине капитана на рифы у берегов порта Ливорно, заставив пассажиров падать ночью в море, минуя спасательные шлюпки, не все спущенные на воду. Об этом сообщили мировые телеканалы, заставив многих туристов вернуть билеты туркомпаниям. Молодая женщина передернула плечами и перевела взгляд на окно с правой стороны, она все еще находилась под впечатлением от шторма, накрывшего катер на середине пути сюда. Подхватив губами трубочку, торчащую из высокого стакана с лимонным соком, потянула воздух на себя, ощущая, как поднимается со дна терпкая жидкость, охлаждая полость рта, заставляя мысли уступить ощущениям. Спутник бросил на нее короткий взгляд, снова принялся терзать кусок хорошо прожаренной телятины, подумав о том, что переход из Неаполя на остров оказал на впечатлительную женщину негативное влияние. Но она почти справилась с эмоциями, заинтересованная видами из окна. С другой стороны площадь переходила в единственную дорогу, бегущую по центру гребня на вершине горы. По обе стороны стояли тесными рядами разукрашеные теремки с узкими палисадниками наподобие тех, что возводили вокруг домов жители небольших городов в России. Только русские палисадники были шире и длиннее, но цветы за ними росли такие же пышные, даже красок было не меньше. Дорога упиралась вдали в скальный выступ, закрывавший дальнейший обзор местности, это женщине не совсем понравилось, она оставила трубочку в покое и посмотрела на собеседника:
- Я предлагаю после ланча пройтись по улице, чтобы обновить потускневшие от прошлых приездов впечатления, а потом уже устраиваться в гостиничном номере, - кинув взгляд на тарелки с закусками, добавила. – Благо, утомиться мы еще не успели и чемоданов с собой не брали.
- Ты правда чувствуешь себя в норме? – покосился он на нее.
- Конечно, вот подкреплюсь хорошим куском телятины и совсем воспряну духом.
- Отлично, тогда мы обойдем пока наши будущие покои стороной.
По узкой улочке еще не проходили туристы, продолжавшие пировать в кафе, поэтому на небольших столиках перед входом в маленькие дворики усадеб, утонувших в цветниках с плодовыми деревьями, было достаточно бутылок с вином, фруктов и сладостей. Огромные персики с желтовато красными мандаринами, с крупным прозрачным виноградом и печеньем притягивали взгляд, рядом с темными пузатыми бутылками стояли небольшие стаканчики с бумажными салфетками под ними. Можно было выбрать что угодно на любом из столиков и, взглянув на ценник, оставить деньги на тарелочке, не дожидаясь хозяев, которые могли объявиться к концу дня. Но путешественники успели насытиться, они продолжали движение, вдыхая хрустальный воздух, насыщенный густыми запахами благоухающей растительности. Короткую улицу в конце прервала впадина с буйной субтропической порослью по бокам, с птицами с ярким оперением, мелькавшими перед лицами, с тропой, продолжавшейся на другой стороне. Здесь они еще не были, поэтому не раздумывая ступили на тропу. Поднявшись по ней из впадины, прошли еще метров триста и оказались на каменистой площадке с естественными ступенями на скальный выступ высотой метров пятнадцать, похожий на огромный рог носорога. Снизу казалось, что на его вершине может уместиться разве что один человек, но женщина упорно тащила друга дальше, требуя получить ощущений сполна. Она сняла туфли, и теперь переминалась босыми ступнями на месте, бросая наверх нетерпеливые взгляды. Мужчина, как бы потакая ее желаниям, взобрался на первый камень и подал руку, они с трудом преодолели подъем и стараясь не смотреть на обрывы по сторонам, очутились в еще более опасном месте. Предстояло покорить венчавшую вершину скалы каменную пирамиду высотой около двух метров с макушкой размером в десяток подошв от горных ботинок. Туда можно было подняться лишь подтянувшись на руках, одновременно опираясь ногами на выступы и углубления в камне, а на самом верху надежда была только на себя. Но в груди у женщины продолжала бушевать радость первооткрывателя, не позволявшая делать правильные выводы, она беспечно оглянулась назад, намереваясь оценить пройденное расстояние. В глаза вдруг бросились острые углы камней на узкой тропе и огромная высота с жуткими пустотами по бокам скального выступа, словно она остановилась посередине шеста, перекинутого между крышами небоскребов. Женщина неожиданно для себя почувствовала слабость в теле, она перевела взгляд на крохотную площадку перед пирамидой, на которой они умещались, тоже обрывавшуюся по бокам отвесными скалами. Грудь вместо радости принялось заполнять угнетающее чувство страха.
- Дорогой, давай спустимся обратно, - уцепилась она за рубашку мужчины, ощущая как ее начинает захватывать дрожь. – Я кажется не рассчитала свои силы.
Он сразу понял состояние спутницы, подумав, что если ее накроет паника, они могут не вернуться обратно, он помнил, что эта черная дама накатывала мгновенно, парализуя ее тело и душу. Мужчина остановился, пытаясь найти решение сложной задачи, но его не было, потому что тропа между камней была единственной, а у них за спиной не выросли крылья. Оставался один выход - дать женщине возможность постоять на площадке, пока не привыкнет к высоте и к мысли, что ей никто не поможет, кроме нее самой.
- Успокойся, я стою рядом, - сказал он как можно спокойнее.
- Это не помогает, - откликнулась она. – Меня тянет оглянуться назад.
- А ты смотри вверх.
- От высоты кружится голова…
Тогда он приблизил к ней лицо и заговорил ровным голосом, стараясь смотреть ей в зрачки, увеличенные нарастающим страхом.
- Нам осталось преодолеть только этот валун и мы увидим красоты, которыми редко кто любовался, - он погладил ее по волосам. – Мы никогда здесь не бывали, разве ты не мечтала покорить эту вершину хотя бы раз?
- Я боюсь даже спускаться, - задрожала она подбородком, не отводя взгляда от его лица.
- Ты должна взять себя в руки, иначе мы вместе полетим вниз.
Но она продолжала цепляться за страх, позволяя ему завладеть собой:
- Я уже успела полетать в жутких волнах, - с трудом выдавила она из себя. – Ты поможешь мне покинуть это место?
Мужчина переменился в лице, он понял, что уговаривать спутницу бесполезно, она его не услышит:
- Мы не сумеем этого сделать, - сказал он жестко.
- Почему!? – замерла она.
- Потому что у тебя начнут подворачиваться ноги, а я не смогу взять тебя на руки.
- Что же нам делать!?.
- Подниматься наверх.
- Чтобы ринуться оттуда птицей? – ее зрачки выплеснули ужас.
- Может быть с другой стороны спуск будет более удобным.
- Там отвесная стена!
- Мы еще не видели, что там, - с нажимом сказал он.
Женщина заставила себя посмотреть на вершину скалы, она прижала руки к груди и резко выдохнула. Потом еще раз и еще.
- Я попробую, - стиснула она зубы. И повторила. – У меня нет другого выхода, кроме как превратиться в птицу, парящую в облаках.
Мужчина быстро подхватил ее под мышки и подсадил на пирамиду, уверенный в том, что клин нужно вышибать клином:
- Цепляйся за что угодно, - крикнул он. – Иначе ты столкнешь меня с площадки.
Она неловко бросила ладони вперед вцепилась пальцами в края пятачка наверху и ощутила животом твердую опору, на которой можно было перевести дух. Спутник продолжал подсаживать ее за голени обеими руками, давая понять, что не оставит в любом случае. Она навалилась грудью на вершину скалы, вдруг осознавая, что та не так мала – кончики пальцев с трудом доставали до противоположных краев. Это обстоятельство придало уверенности, заставив ужас смениться сильным волнением, она забросила колено на площадку и принудив себя смотреть только перед собой, повторила то же со второй ногой. Мужчина продолжал дотягиваться до ее ступней, выплескивая ровным голосом потоки слов, сглаживающих как масло углы страха, она крикнула, глотая окончания:
- Поднимай…, здесь можно умести… вдвоем.
- Сейчас, дорогая, - откликнулся он, сбрасывая туфли и хватаясь руками за верх пятачка. Подтянув сильное тело до середины препятствия, нащупал ногами небольшой уступ и продвинулся еще выше. – Посторонись, иначе мне придется свисать отсюда одной стороной, как на кровати.
- Я не могу, - пожаловалась она, дробно стуча зубами. – Руки еще не слушаются.
- А ты сядь здесь как на стул…
Он стоял во весь рост на вершине скалы, продуваемый морскими ветрами, облетаемый чайками, залетавшими и сюда, испытывая чувство освобождения от земного тяготения. Рядом сидела уцепившись за его ногу любимая женщина, опасливо поводившая по сторонам зелеными глазами. Внизу туманилось пенистое море, бескрайнее с трех сторон, ограниченное впереди зыбким миражом мыса Соренто, проступавшего через широкий пролив сглаженными вершинами гор и почти ровной береговой линией. Это был конец мыса, воспетого великим Робертино Лоретти, тогда еще мальчиком, он вдавался в морские дали закругляясь лишь у горизонта, но выглядел он в этом месте безжизненным. А может необозримый пролив вместе с водянистым туманом от недавнего шторма не давали возможности рассмотреть истинные красоты, создавая впечатление от окружающего как от чего-то неземного. В начале мыса раскинулся невидимый отсюда город Неаполь, за которым вздымался туманными вершинами Везувий, спаливший при извержении город Помпеи, высокоразвитый в те времена, прославив тем самым его в веках. Солнце зависло над величавым вулканом, окутанным голубоватой дымкой дурной славы на тысячелетия, превратив его в шляпу Наполеона с чуть загнутыми краями и с неглубокой впадиной посередине. Он спал, этот клокочущий в глубинах колосс, он набирался сил, чтобы повторить набег на людей или угаснуть навсегда, задавленный в зародыше могущественными силами природы – хозяйки всего живого на земле. Под ногами обрывалась почти до береговой линии острова отвесная скала, у подножья окультуренная еще римлянами, разбившими на нем огороды и построившими дома с красными крышами, казавшиеся отсюда коралловой россыпью. Мужчина обернулся назад, намереваясь обозреть селение, оседлавшее вершину неуклюжего валуна, и увидел внизу свечу кипариса, дотянувшуюся почти до площадки под пирамидой. Рядом покачивало ветвями еще одно дерево с узкими светлыми листьями и белесым стволом, не замеченное как кипарис во время подъема сюда, за ними бушевала всеми красками растительность, перемежаемая участками дач с садами, грядками и одно-двух этажными домиками при них. Вид этой подушки безопасности заставил мужчину покоситься на спутницу и улыбнуться, теперь он знал как привести ее в чувство, чтобы превратить трудный спуск со скалы в подобие приключения. Он хорошо понимал что подстилка из листьев и ветвей не поможет, но вид сплошного ковра из зелени успокаивал нервы. Теперь и панорама поселения с маленькой площадью на другом конце улицы пробуждала уверенность, к тому же было видно, что возле кафешки толпились сытые туристы. Дальше калейдоскоп красок обрывался, уступая до самого горизонта место синеве различных оттенков. Мужчина переступил босыми ногами по неровной поверхности камня и чуть наклонился над женщиной, продолжавшей ужимать плечи.
- Дорогая, мне кажется, ты успела измять брюки, - сказал он серьезно.
Она не ответила, лишь дернула головой и снова уставилась в точку на горизонте, худенькие лопатки оттопырились под пиджаком наподобие зачаточных крылышек. Он нагнулся ниже и тронул ее за воротник костюма, пошитого у итальянского кутюрье:
- Ты собралась превратиться в птицу?
Женщина отняла руку от его штанины и обернулась, лицо имело сероватый оттенок:
- Наверное ты подметил правильно, только я оттягиваю этот момент размышлениями, ведь у нас еще не все потеряно!?
- Мы не потеряли ничего.
- А где та точка опоры, о которой говорил еще Архимед?
- Она у нас под ногами.
- А я чувствую себя бабочкой, наколотой на иголку.
- Вот это зря, потому что до вершины кипариса что под нами, рукой подать. Поверни голову влево и посмотри вниз.
- О чем ты?.. Я боюсь это делать.
- Тогда ты останешься в этом орлином гнезде до тех пор, пока не прилетит орел. Но я не уверен, что он не столкнет тебя отсюда как своего врага.
Она снова схватила его за штанину и как кукла наклонила голову вбок, и вдруг переменилась в лице, заигравшем противоречивыми эмоциями.
- Это кипарис!.. – удивленно воскликнула она, округляя глаза. – Но как он смог так вырасти!?.
- Там есть еще одно дерево, а за ними лес из таких же, - мужчина протянул ей руку, боясь упустить момент ее прозрения. – Осмотрись вокруг, виды отсюда неповторимые, а потом начнем спускаться. Нам еще надо поспеть к ужину.
- Но как же так!.. – не могла придти она в себя, поднимаясь на ноги и требуя на свой полувопрос сразу два ответа – о кипарисе и о спуске со скалы. Руки были еще холодными, но глаза уже принимались всасывать в себя необозримые дали. – Как же так!
- Наверное, молча, - последовал короткий ответ ее спутника…
В уютной комнате со старинной мебелью и с хрустальной люстрой под высоким потолком было тепло и уютно, в приоткрытое окно вливался свежий вечер, настоянный на терпких запахах моря, созревших фруктов, цветов и еще чего-то итальянского и бесценного, выдержанного в веках как золотая корона Цезаря, украшенная россыпью драгоценных камней. Посередине возвышался круглый стол на гнутых ножках, покрытый скатертью цвета топленого молока и уставленный вазами с фруктами, большими тарелками с закусками и бутылкой марочного вина, окруженной высокими бокалами из венецианского стекла. Вокруг него стояли крепкие стулья с резными спинками, похожие на такие же из покоев венецианских дожей. На одном из них восседал мужчина в белой рубашке свободного покроя, с едва заметной проседью у висков, с неизменной малахитовой зажигалкой поверх коробки дорогих сигарет, лежащей подле хрустальной пепельницы ввиде морской ракушки с жемчужиной внутри. Мужчина не курил, он молча блуждал глазами по стенам, не останавливаясь надолго ни на одном предмете, хотя посмотреть было на что. Это был зал, из которого было три выхода – в прихожую, в спальню и на просторную веранду. Прямо перед ним висел Вакх, прекрасная копия картины Веласкеса, придворного живописца испанского короля Филиппа Четвертого, под которой стояла на треноге античная амфора с высоким горлом, скорее всего греческая. Другую стену украшал портрет Калигулы неизвестного художника с нимбом над головой вместо венца, изобразившего томного императора в момент его наивысшего любования собой, когда тот окончательно возомнил себя богом. За спиной возвышалась на аккуратном постаменте древняя статуя Зевса, изваянная из мрамора, все это говорило о том, что хозяева гостиницы были неравнодушны к искусству, при чем, не только к итальянскому. На губах мужчины блуждала лукавая улыбка, но он не торопился начинать разговор со спутницей, находившейся тоже в комнате, притягивавшей его внимание больше, нежели раритеты на стенах. Он наслаждался эмоциями, пробегавшими по ее лицу нескончаемой чередой и выдававшими душевное состояние молодой женщины. Она сидела на мягком бархатном диване напротив, поджав ноги под себя, на ней был накинут махровый халат золотистого цвета, выгодно оттеняющий светлые локоны и благородную бледность ее щек с едва заметным румянцем. Халат был хозяйским для пользования им после душа, как домашние тапочки с заостренными носами, поставленные предусмотрительным слугой у входа в комнату. Прекрасный костюм вместе с нижним бельем находился в стирке, эти аксессуары после похода по необжитым местам острова требовали нешуточного к себе внимания. Из-под полы халата выглядывало колено с довольно большой царапиной и темным потеком сбоку, руки у женщины тоже были исцарапаны, по ним успели пройтись ватным тампоном, смоченным в зеленке. Но ногти она успела привести в порядок, хотя их пришлось укоротить почти наполовину, они снова отсвечивали золотистым лаком. Когда спутница подносила к щекам длинные пальцы, ее лицо превращалось в драгоценное изваяние из золота, в котором сияли зеленым светом два крупных изумруда. Мужчине всегда в такие моменты хотелось, чтобы наваждение продолжалось как можно дольше, наверное она догадывалась об этом, потому что сейчас ее ладони пытались укрыться в складках довольно большого халата.
Наконец он загнал лукавинку в углы губ и вскинул голову:
- Ты еще не разложила чувства по полочкам? – обратился он к спутнице.
- В каком смысле! – отрешенно отозвалась женщина.
- Они до сих пор отражаются на твоем лице, сменяя друг друга.
Собеседница встряхнулась, возвращаясь в действительность, на щеках резче обозначился едва заметный румянец. Она улыбнулась:
- Ты прав, я переживаю события нынешнего дня в который раз и никак не могу ими насладиться. Они оказались такими прекрасными, что я ощущаю нескончаемую радость, и хотелось бы, чтобы они не потускнели подольше.
- Вот как! Но я слышал как ты сказала, что сегодня не твой день.
- Это было до нашего подъема на вершину скалы, там я испытала чувства на пределе человеческих возможностей, - она подалась вперед. – Должна признаться, что со мной ничего прекраснее до этого момента не происходило.
Спутник пофыркал губами и побегал глазами по накрытому столу:
- Я это понял, когда ты слетела с вершины как птица, ни разу не ступив босыми ногами куда не нужно. Я догнал тебя только на другой стороне впадины, которую ты перепорхнула в один миг.
- Я полетела бы дальше, если бы у меня выросли крылья, ведь я освободилась от страха, с которым боролась всю сознательную жизнь.
- От него так просто не избавишься, - мужчина поцокал языком и тут же ободряюще подмигнул. – Но теперь ты знаешь, как гнать от себя этого паразита.
- Это не паразит, это огромный зверь, не знающий пощады. Я стала понимать, что его нельзя уничтожить, но можно приручить.
- Именно это я хотел сказать, и очень рад, что ты сама правильно оценила свою слабость.
- Я осознала ее с твоей помощью, - она с благодарностью взглянула на собеседника, но тот лишь пожал плечами. А она продолжала. – Я вдруг поняла, почему ты не потащил меня вниз, а заставил лезть на верх, откуда сверзнуться на камни было еще проще. В тот момент я не воспринимала тебя как верного друга, а скорее как жестокого человека, и полезла на вершину скалы только ради того, чтобы быстрее прекратить свои мучения.
- Клин клином… - развел собеседник руками.
- Я с тобой согласна, - виновато сморгнула она. – Хотя должна заметить, что этот метод весьма жестокий.
– Кто бы спорил, - согласился он, затем поднял бутылку и разлил вино по бокалам. – Слава богу, что сегодняшние приключения закончились у нас благополучно. И давай не будем больше гадать если бы да кабы, а присядем к столу и займемся ужином.
- Здесь ты тоже прав, дорогой, я с удовольствием присоединяюсь к тебе, – женщина скинула ноги с дивана и легко переместилась на стул напротив. – А потом ты продолжишь рассказ про нашего Докаюрона. Я уже знаю, что ты не оставишь его без шансов на нормальную жизнь, пусть даже этот парень абсолютно неисправим.
- Я постараюсь, - засмеялся он, ловя ее руку и прижимая к своим губам.
Она словно ждала этого момента, пересев на его колени потянулась к нему вся, укрывая плечи шелком волос и захватывая губы в крепком поцелуе:
- Я так тебе благодарна, милый, - успела она протолкнуть признание сквозь белоснежные зубы, чтобы тут-же забыться в страсти, охватившей ее с ног до головы… - Ты… все понимаешь.

Глава двадцать седьмая.


Дома он первым делом бросил взгляд на кровать, жена свернулась калачиком, накрывшись толстым одеялом, она привыкла к его приходам когда ему захочется, поэтому лишь вздохнула, не перебивая сна. За окном наливался светом новый день, до работы оставалось чуть больше часа времени, Дока снял ботинки, затем стащил брюки и рубашку, бросил их себе под ноги и ужом нырнул жене под бок. Он повернул ее на спину, бесцеремонно содрал плотные трусы и пока она пыталась сообразить, что с ней хотят сделать, всунул член между половыми скользкими губами. Влагалище по прежнему было тесным и не столь длинным, хотя играть его мышцами супруга так и не наловчилась, предпочитая как все деревенские лежать под мужем обыкновенным бревном. Головка сразу наткнулась на податливое препятствие, Дока не стал проверять его на прочность, он знал что это действие заставляет жену недовольно морщиться и подтаскивать под себя колени, одновременно сдвигая их вместе. В голове пронеслась привычная мысль, что вначале их жизни врачи посоветовали ей поменять полового партнера, потому что его орган для нее оказался большим. Может быть по этой причине она до сих пор находилась в поиске, включая частые отлучки на Кавказские пляжи с минеральными водами, но и там она вряд ли нашла достойную для себя замену. Он чуть просел задницей и заработал ею, стараясь шляпкой водить по сторонам, отчего чувства принялись удваиваться. Дока успел отпробовать с хохлушкой более аппетитного, и все равно влагалище разморенной сном супруги показалось горячим и родным, заставившим возникнуть мысли о том, что если бы не его неуемный характер, то лучшего искать бы не стоило. Хотя разница между женщинами огромна и измерить ее практически невозможно по тому же определению: нет предела лучшему, как нет предела худшему, он все равно пришел к выводу, что общие принципы для всех женщин без исключения являются одинаковыми.
- Не нагулялся, кобелина? - спросила жена, приоткрывая припухшие глаза с навечно блядскими густо-синими зрачками. Она старалась сдержать трепет черных жестких ресниц, давая понять, что не получает от сношения с ним особого удовольствия. – Бляди не смогли удовлетворить, что ко мне прибежал?
- Ты хотела бы предложить мне коврик у порога? - пробурчал Дока сквозь стиснутые губы, не прекращая нагнетать волны страсти.
- С удовольствием, если бы прав у меня было побольше.
- У нас кровать одна на двоих, ты лучше подмахни, если не хочешь, чтобы я затягивал.
- Пусть тебе другие подмахивают. От... кобелина.
- Но тебе тоже приятно?
- Я просто терплю.., - огрызнулась она, силясь не показывать своих эмоций, забегавших по ее лицу короткими тенями. - Натаскался и при...перся под утро, коб-бели-ина...
Дока ухмыльнулся и с еще большим усердием взялся за работу, составляющую по прежнему смысл его существования. Он чувствовал, что на этот раз сможет опростаться от семени с величайшим наслаждением, потому что оно успело созреть, пока он добирался до дома, а значит и удовольствий при извержении доставить многократнее. Если бы получилось еще с хохлушкой, он лежал бы сейчас на кровати опустошенный и виноватый, не смея трогать супругу даже голосом. С киргизкой бы такого не получилось, слишком лядащая и холодная как ледники Памира, возле которых она родилась, а тут настоящий рай с разными чувственными цветами и запахами, возбуждающими ненасытный аппетит. Он знал, что выброс семени будет долгим, с мучительно сладостным томлением по всей обмякшей плоти, с волнами дрожи до кончиков пальцев на ногах, когда кажется, что распрямляются жилы внутри бедер с икрами и до самой макушки, когда чудится, что так может снести саму крышу. А потом он провалится в короткий, похожий на кубышку с медом сон, остатки которого рассосутся уже в цеху лишь к обеденному перерыву. А до этого времени все будет происходить как в тумане.
- Плохо д-дали?.. - успела спросить жена, прежде чем задрожать от накатившей на нее волны сладострастия. Она сцепила зубы, отвернула с усилием голову набок.
- Кого ты имеешь ввиду? - отозвался Дока, с интересом наблюдая за ее потугами скрыть плоды его работы. Нравоучительно добавил. - Разве в постели задают такие вопросы? Здесь нужно бросать руки и л-ловить к-к-ка-айф…
Ответа он не получил, лицо супруги упорно заливала ярко алая заря, норовящая окрасить не только мочки ее ушей, но и корешки самих волос. Жена вцепилась пальцами в края простыни, потащила их на себя, словно решила укрыться ею от стыда, крупные губы припухли, ноздри затрепыхались, а жесткие черные ресницы над закатившимися под лоб яркими незабудками начали мелко дрожать. Дока ощутил, как доверчиво приподняла она раскаленный лобок, словно решила подставиться вся, а до этого, как только дело доходило до близости, вечно прятала его куда-то вниз. И еще подумал о том, что человек весьма странное существо - чем больше подозрений на то, что партнер с кем-то переспал, тем сильнее становится желание овладеть им, тем острее выплескиваются сексуальные эмоции. Будто кто-то со стороны принуждает доказывать, что тот кому изменили, ничуть не хуже своего соперника или соперницы. Наверное природа таким способом пытается защитить свои права, в том числе и на полноценную семью, отклонения от которых ей чужды, вот и сейчас Дока наблюдал картину, от которой испытывал неудобство. Он понимал, что для жены в данный момент дороже его никого не существует, и что он для нее слаще и роднее кого бы то ни было на свете. Но знал он и другое, что не успеют схлынуть яркие чувства и утихнуть пожар страстей внутри ее плоти, как она оттолкнет его, разразится потоками новых подозрений, чем настроит против себя еще сильнее. И все-таки он невольно помогал партнерше по сексу достичь наивысшего блаженства, не в силах сопротивлятья внутренней какой-то солидарности, притираясь своим лобком к ее выпуклости как можно теснее. А когда начала впадать в безволие, сам ощутил приближение брызжущего разноцветными искрами урагана наивысшего сексуального взрыва, притих, намертво сцепляя зубы и запрокидывая голову назад. И подломился в локтях, и сломался в коленях, осязая, как над кожей по всему телу образовался плотный туман испарины, как ударила она в материю одеяла, вмиг пропитывая ее насквозь. И забился с долгими стонами в желанном избавлении от накопленных за день отрицательных эмоций, не замечая, что супруга тоже старается усладить его предупредительными качками навстречу сладостных половых долек.
- Кобелина, от... коб-белина, - ворковала она непослушными губами, одновременно гладя его по спине увесистыми крестьянскими ладонями. - Не выдержал, кобели-ина, кончил, а вечером опять пойдет шастать по лумырям.
Он молчал, он знал, что после наслаждения снова испытает чувство неудобства за свою неуемную прыть, за то, что постоянство в браке его просто угнетает, когда следовало бы к нему наоборот стремиться. Медленно сдвигаясь с жены набок, он затихал, стараясь провалиться в недолгий омут сна, после которого нужно будет отправляться на работу. А там дело покажет, там обыденность сворачивала рога и не таким человеческим драмам.
Прошла зима, наступила бесноватая весна, когда у женщин увеличиваются зрачки и губы, когда они покрываются конопушками желаний, не в силах сдержать забродившие в них соки. И уже не так бросались в глаза своры бродячих собак с истерзанными в их середине сучками и потерявшие привычный лоск коты, раздирающие пасти в воплях. Весна для того и существует, чтобы содрать со всего живого наросшую за зиму корку коросты и обнажить для мира новую розовую кожу, через которую запросились бы наружу возродившиеся к жизни чувства.
Как раз в середине марта Дока получил от своего друга, с которым проходил службу, приглашение на свадьбу, он написал заявление на отпуск за свой счет и поехал в Краснодарский край. Друг жил в небольшом хуторе, в нескольких километрах от затерянной в степях крохотной железнодорожной станции. Не успел Дока ступить на миниатюрный перрон, как сразу попал в объятия многочисленной родни и знакомых сослуживца. Когда первые эмоции прошли, кто-то предложил подкупить спиртного в пристанционном магазине, раз уж они оказались здесь. В хуторе можно было разжиться только самогонкой.
- Это дело, - согласился друг и вся компания завернула к продмагу.
За прилавком стояла удивительной красоты девушка в меховой кубанке с повязанным поверх нее белым пуховым платком, она крепко походила на московскую княжну из древней Руси. Если бы огромные глаза были не темно-карими, а ярко-голубыми, а длинные волосы не каштановыми, а соломенными, она с легкостью заменила бы и царевну-лебедь из пушкинской сказки. Пока продавщица отпускала товар, Дока уставился на нее долгим пристальным взглядом, он сразу почувствовал к ней непреодолимое влечение, он уже знал, что будет добиваться ее расположения любыми путями. Знал и возможности своих магнетических серых зрачков. И когда девушка в очередной раз посмотрела в его сторону, ощутил, что и она не прочь познакомиться с ним поближе.
- Кто это? - негромко спросил он у сослуживца.
- Наташка? - ухмыльнулся тот. - Жена одного прапора, он в Краснодаре служит. Понравилась?
- Не то слово, - не стал Дока скрывать.
- Вряд ли чего получится, она неприступна как царица Тамара, что обитала в грузинском Дарьяльском ущелье. Сколько парней пытались ее развести - бесполезно.
- Она из вашего хутора? - не унимался Дока.
- Они живут в двухэтажном доме рядом с вокзальчиком, им там квартиру выделили, и у них имеется трехлетний ребенок, - сослуживец вдруг посерьезнел, по скулам у него забегали желваки. - Тот прапорщик мой хороший знакомый, так что, забудь - и точка.
- Да я ничего, - заскользил Дока пальцами по пальто, полез в карман за пачкой сигарет. - Красивая, говорю, продавщица, такие нечасто встречаются, да еще на заброшенной станции.
- На них любимых молимся и стараемся удержать в нашем медвежьем углу, хотя моя не уступит ни в чем, - нагловато усмехнулся сослуживец, добавил. - Я специально столько лет не женился, ждал, пока она подрастет.
- Дождался своего, значит, - натянуто улыбнулся Дока, ему не понравилось признание товарища, которое вызвало чувство досады.
Вся компания вывалилась наружу и нацелилась ступить на проселочную дорогу, ведущую на хутор, до него было не меньше трех километров. Дока вдруг хлопнул себя по карманам, оглянулся назад:
- Братцы - кубанцы, сигареты кончаются, надо бы подкупить, - громко объявил он. - Подождите меня, я туда и обратно.
- Есть у нас все - и сигареты, и водка, - друг попытался было его удержать.
Но Дока быстрыми шагами спешил к магазину, сейчас бы его не остановило ничто. В помещении никого не оказалось, видно было, что народ бывал здесь не часто, и те все свои, девушка складывала выручку в ящик стола, заметив Доку, она ускорила процесс, торопливо пробежалась крашенными ногтями по платку поверх кубанки. Он сунулся к прилавку, приблизил свое лицо к ее вмиг распахнувшимся глазам и с придыханием сказал:
- Я хочу с тобой встретиться, - проглотил набежавшую слюну. - Где и как можно это сделать?
- Не знаю.., - оторопела она в первый миг, но в зрачках уже возгорался огонек желанной интрижки.
- Говори скорее, они могут пойти за мной следом, - подогнал он девушку.
- Я живу в двух этажном доме рядом с вокзальчиком, - она бросила опасливый взгляд на вход, снова поймала его глаза. - Окна с другой стороны от него, выходят на лесопосадку.
- На каком этаже?
- На первом, рамы покрашены коричневой краской.
- Муж на службе?
- Он приедет через неделю, а я живу с маленькой дочкой, которую на время работы оставляю у соседей, - молодая женщина скрывая смущение опять зыркнула на входные двери.
- Если я постучусь в окно, ты мне откроешь?
Она молчала всего несколько секунд, а показалось, что прошла целая вечность, Дока не отрывал взгляда от ее огромных прекрасных глаз, опушенных длинными темными ресницами. В середине наливающихся истомой зрачков разгорались крохотные огоньки, скоро они слились в единый костер, обещавший обогреть и усладить его беспутную душу теплом своего пламени. Он с еще большим нетерпением подался вперед, он уже сейчас жаждал впиться губами в наяву припухающие губы собеседницы, обцеловать ее ровненький носик с трепетными крыльями ноздрей, ощутить мягкость соболиных бровей вразлет, чтобы затем перескочить на белый высокий лоб без единой морщинки. А потом раздернуть выглядывающий из-под курточки воротник платья и всосаться в лебединую шею, он знал, что эта часть ее тела такая и есть на самом деле - белая, шелковистая и высокая. Дальше пускаться в фантазии не имело смысла, потому что плоть начали пронизывать волны сексуального возбуждения.
- Только приходи, когда стемнеет, - наконец ответила она на его зависший в воздухе вопрос, опустила ресницы вниз и вновь вскинула их вверх. Пояснила. - Я дочку должна уложить в кровать, она без меня не засыпает.
- Я приду,- с облегчением выдохнул он, выложил на прилавок деньги. - Дай мне пачку сигарет, любых...
Свадьба перевалила на свой третий день, наступил момент, когда гости еще не выпали в осадок, но ходить без поддержки друг друга уже не могли, в хате стало тесновато, народ запросился на улицу. И забродило то русское голосистое веселье, при котором что ни калика перехожий, то родной брат или сват со сватьей. Сбежался весь хутор, за ним потянулись жители из ближних селений, стесняясь, они брали из рук виновников торжества стаканы с самогоном, пожелав молодым возы добра, опрокидывали их в рот, занюхивая по большей части рукавом. Скоро кто-то предложил пройтись до железнодорожной станции, до единственной в округе достопримечательности, помахать платками проходящим мимо поездам. Оглашенное подхватили без раздумий, каждому хотелось выплеснуть из бездонной своей души накопленное за века плохое и хорошее, но больше плохое, мешающее подняться в полный рост. Кавалькада празднующих растянулась по дороге, пританцовывая и горланя песни на всю степь вокруг. Дока оказался в самом центре, рядом извивалась гибким телом краснощекая казачка с черными завлекающими глазами, она зыркала на него ими, рассыпая снопы блескучих искр, искрилась сахарными зубами между подкрашенными губами, и если бы была немного помоложе, он не задумываясь остановил бы свой выбор на ней. Но женщине перевалило за тридцать лет, а Дока после жены летчика на высокогорной турбазе Кахтисар старался с такими не связываться - слишком они были привязчивы и мстительны.
- Эх, нет с нами Сережи Скрипки, - обратился к нему друг, поравнявшийся с ним, его молодая жена как и в первый день свадьбы продолжала цвести и пахнуть, словно не было за спиной бессонной ночи. Она и правда мало чем уступала продавщице из привокзального магазинчика. - Помнишь тихоню сержанта, которому на дембель дали старшего?
- Конечно, из нашей роты я не забывал никого, и двух метрового Витьку Жирова вспоминаю, и Потехина с Еськой, - откликнулся Дока. - Еська был из Грозного, нормальный кореш.
- А Скрипка земляк, я ему приглашение посылал, он ответил, что приедет, но до сих пор нету.
- Я с ним тоже переписывался, однажды даже заезжал, он в центре Краснодара живет. Парень обязательный, может случилось чего?
- Кто его знает, глядишь, к шапочному разбору объявится.
На пригорке между разрывом лесопосадки показались несколько строений, в середине которых отблескивало черепичной крышей здание вокзала, Дока тут-же вспомнил о прекрасной продавщице, к которой набивался в гости. Впрочем, о ней он не забывал никогда, но не знал, как вырваться из под опеки свадебного застолья, сейчас тоже ничего путного на ум не приходило, но теперь до девушки стало на несколько километров ближе. Он наморщил лоб и принялся решать непростую задачу, в которой не должен пострадать никто, ведь в сельской местности каждый поневоле дышит другому в затылок. Значит, жительница затерянного в кубанской степи маленького полустанка должна оставаться вне подозрений, да и ему не хотелось терять хорошего друга, с которым два года тянули солдатскую лямку. Но упускать возможность переспать с настоящей красавицей, к тому же изъявившей тоже желание, было бы непростительной ошибкой. Когда гости растянулись вдоль железнодорожной линии и взялись махать руками пассажирам в проезжающих мимо вагонах, он отошел и надолго задумался. Заметил вдруг, что составы перед станцией здорово замедляют ход, особенно товарные, это натолкнуло на интересную мысль, Дока переступил с ноги на ногу, прикинул в уме что к чему В это время к нему снова подошел друг со своей невестой, кивнул головой в сторону магазинчика:
- Не хочешь туда заглянуть, заодно сигаретами запасешься? - спросил он с усмешкой.
Дока понял, что тот догадался, зачем он возвращался в прошлый раз, покосившись на невесту, по прежнему беспечную, пожал плечами:
- Ты же сам сказал, что сколько ее ни пытались развести, все бесполезно.
- А вдруг именно тебе и повезет, - хохотнул кореш, он явно бахвалился положением завидного жениха. - Домогались наши хуторские, а ты из областного города, а там рысаки известные.
Дока смешался не зная что делать, на станцию продолжал вползать товарный поезд. Он понимал, что друг его разыгрывает, давно заметил за деревенскими странную особенность, у них перемена настроения присутствовала в полный рост - сейчас они готовы были выложить душу и отдать ее бесплатно. А через минуту-другую взыскать за нее с человека, которому мгновение назад доверились, со всей беспощадностью крестьянского произвола, категория родства при чем не имела значения - будь то брат, сват, дорогой друг или просто прохожий. Он снова испытующе взглянул на кореша, по захмелевшему сыто-сальному лицу которого блуждала пошленькая усмешка, видимо, крепко зацепил его тот возврат Доки без свидетелей, и пожалел о приезде на его свадьбу в этот глухой хутор. Вот взорвется в нем первобытная энергия за попытку оскорбления своего земляка путем негласного свидания с его женой, и пойдет она гулять по сбитому телу, значимо накапливаясь в весомых кулаках. Кто окажется правым, а кто виноватым - после разбираться станет не зачем, потому что дело уже будет сделано.
Но испугали Доку не возможные разборки, а заставил стать дерзким заскорузлый крестьянский анахронизм, вызывающий ответную реакцию. Переспать с продавщицей теперь захотелось во чтобы то ни стало, это действие походило на месть свободного горожанина навечно закабаленному крепостным правом холопу, хаму от рождения. Осмотрев товарняк и приметив сквозные тамбуры позади раздолбанных вагонов, Дока застегнул пуговицы на пальто и развернулся к жениху:
- Так говоришь, что наш дорогой командир второго отделения до сих пор не приехал? - небрежно спросил он. - А ты ему приглашение посылал, так?
- Сам свидетель, - пожал дружок плечами. - А к чему ты клонишь?
- Хочу собственноручно доставить Скрипку на твою свадьбу в целости и сохранности, - ухмыльнулся Дока во весь рот, вынул руки из карманов. - Воинскую смекалку, как и нахрапистость в достижении цели, мы еще не растеряли.
- Не понимаю я тебя, - только и успел вымолвить кореш.
Скользнув по склону, Дока перескочил через паутину железнодорожных путей и пристроился рядом с длинным пульманом, а когда тамбур поравнялся с ним, уцепился в поручни и подтянул тело к железным ступеням. Уже стоя на площадке, развернулся лицом к свадьбе, замешкавшейся от его странного поступка, замахал руками:
- Я еще вернусь, вы только водку всю не выпейте, и не забудьте купить пару пачек сигарет, чтобы я за ними не возвращался.
- Ты на меня обиделся? - донеслось запоздалое раскаяние армейского товарища сквозь удивленные разноголосые крики. - Спрыгивай, я не забыл, что ты умеешь играть на гитаре, она у меня есть.
- Вот и хорошо, я вернусь, - снова пообещал Дока.
Он перешел на другую сторону тамбура, всмотрелся в проплывающую мимо неширокую лесопосадку, она была редкой и просвечивалась насквозь, лишь за станционными постройками между голыми деревьями зачернели заросли кустов. Дока спустился на нижнюю ступеньку, проводил взглядом поднятую стрелу семафора, вагон попрыгал на стыках, набирая ход, мягко заскользил по сплошному рельсу. Когда поезд отъехал от вокзала на приличное расстояние, Дока оттолкнулся от подножки, стараясь приземлиться не на щебенку, а на землю, прикрытую почерневшими стеблями. Этого сделать не удалось, нога подвернулась на мелких камнях и он покатился кубарем, успев сгруппироваться лишь в последний момент, прокувыркавшись с десяток метров, поднялся, заспешил к лесопосадке. Надо было успеть спрятаться, пока состав не протащил мимо свой хвост.
Он сидел в кустах и наблюдал за тем, как свадьба сбилась в кучу и принялась обсуждать его поступок, выбрасывая ладони по направлению ушедшего поезда, громче всех выплескивала свое недовольство холостячка за тридцать лет, надеявшаяся прибрать его к рукам. Высокая, стройная, она даже издали отличалась от хуторян красотой и ниспадавшими по спине роскошными длинными волосами. Но Доку это не прельстило, мысли его были заняты встречей с прекрасной незнакомкой, дом которой находился почти напротив того места, где он спрятался. Саднили локти, побаливали колени, на лице тоже ощущался непорядок, он поднял руку, провел пальцами по щекам и недовольно поморщился, наткнувшись на липкий ручеек. Разбитой оказалась левая бровь с левой частью лба, Дока вытащил из кармана платок, приложил его к ране, подумал, что неплохо было бы где-то смыть кровь, чтобы не появляться на глаза девушке в растерзанном виде. Но по другую сторону привокзальных строений до самого горизонта расстилались бесконечные кубанские поля, безмолвные в ожидании скорого лязга тракторных гусениц.
Прошло часа два, пока солнце не начало опускаться по небосклону за неровный горизонт, намереваясь спрятаться за него совсем, свадьба отправилась в обратный путь, не забыв посетить разноцветный магазинчик. Перед уходом гости распили большую половину из купленного спиртного, усеяв бутылками крошечную привокзальную площадь, затем, загорланив долгоиграющую песню, передаваемую по наследству еще от запорожских казаков, растянулись по узкой дороге в хутор, растворились в накрывающей их темноте. Постепенно стихли мычание коров и лай собак, из магазина показалась девушка. Видно было, как закрыв двери на замок, она дошла до начала дороги, замерла на некоторое время на месте, затем прошла за обнесший просторный двор штакетник. В окнах двухэтажного здания напротив зажглись первые лампочки, вскоре вспыхнул свет и в комнате на первом этаже. Дока взглянул на часы, приподняв воротник пальто, зябко сунул руки в рукава, решив посидеть в засаде еще немного, ведь она должна была уложить ребенка в кровать. Когда показалось, что половина окон погрузилась во тьму, вылез из кустов и зашагал к дому через железнодорожные пути. Он не опасался ничего, единственное что могло его встревожить, это собачье рвение, от которого искать убежища не представлялось возможным, потому что собаки могли поднять на ноги всю округу. Подкрался на цыпочках к нужной раме, костяшками пальцев постучал по стеклу, на призыв никто не отозвался, Дока попробовал заглянуть в комнату, но вид загораживали плотные занавески. Он снова осторожно но резво погремел по окну, неожиданно свет в квартире погас и наступила тишина что внутри ее, что снаружи. Это продолжалось минут десять, за которые Дока вдруг понял, что не он один набивался в гости к продавщице, наверное были и другие претенденты, отвадить которых можно было лишь одним способом - не отвечать. Тогда он приблизил лицо к стеклу и негромко крикнул:
- Открой, это я, приезжий.
Дока вдруг осознал странную нелепость, что забыл имя девушки, которое произнес всего один раз армейский кореш, когда он только сошел на этот затерянный в степи перрон. А потом была пьянка с немерянными дозами спиртного и бессонными ночами, крутившаяся рядом казачка, еще кто-то, обязательно желавший запечатлеть себя в его мозгу. И вот теперь он не знал, как обратиться к желанной женщине, мечте долгих месяцев, заполненных не теми и не тем, кем бы ему хотелось. И он запаниковал, боясь, что и с возвратом на хутор опоздал, и на поезд не попадет по причине их редкого здесь появления, и что ночевать придется в холодной лесопосадке на еще мерзлой земле, переживая глубокое похмелье. Это в его планы не входило никоим образом, Дока подтянулся на руках до закрытой форточки, толкнул ее вовнутрь помещения. Она отворилась со скрипом, давая насладиться последней надеждой.
- Открой милая, это я, который приехал на свадьбу к твоему знакомому, - сдавленно зашептал он. - Мы с тобой еще о встрече договорились.
Пальцы занемели, обещая распрямиться, но он уже слышал приближающиеся к подоконнику легкие шаги. За занавеской некоторое время прислушивались, затем неласково спросили:
- Кто здесь?
- Это я, твой новый знакомый, - заторопился Дока. - Ты сама обрисовала мне свое окно.
В комнате учащенно задышали, затем угол занавески отвернулся, в свете уличного фонаря заблестели увеличенные глаза:
- Уходи отсюда, не дай бог кто увидит - сраму не оберешься, - быстро заговорила молодая женщина. - Муж скоро должен вернуться, уходи.
- Но мы с тобой договорились, - опешил Дока, ладони не выдержали напряжения и он соскользнул на землю. - Ты была не против.
- Я думала, что у нас был шутливый разговор.
- Какие шутки, когда я чуть не разбился, - он прикоснулся к ранам на лице.
- Как разбился? - женщина плотнее прильнула к стеклу.
- Я с поезда спрыгивал.
- Зачем?
- Чтобы встретиться с тобой.
Она, наверное, поняла его уловку, помогшую оторваться от остальных гостей, или сама была свидетелем его пуступка, различила и сочащиеся кровью ссадины. Покусав нижнюю губу быстро щелкнула шпингалетом и потянула створку на себя, Дока подпрыгнул, перевалился через подоконник в теплое помещение с устоявшимся семейным запахом. Раньше это заставило бы его засмущаться, теперь же лишь подкинуло азарта, он помог закрыть раму и тут-же привлек женщину к себе.
- Подожди, я посмотрю, что с тобой, - она попыталась выскользнуть из его объятий.
Он не внял ее голосу, выпрастывая руку из заранее расстегнутого пальто, отбросил его под стену, одновременно впиваясь губами в ее размякшие от тепла щеки, нос и губы. Осознал вдруг, что она стоит перед ним в ночной сорочке, под которой нет ни лифчика, ни даже трусиков, скорее всего она любила спать в обнаженном виде, перед сном освобождаясь от стесняющих движение вещей. Это обстоятельство прибавило похотливых чувств, заставило усилить напор, Дока рывком расстегнул ремень на брюках, перескакивая с ноги на ногу, выскочил из брючин и тут-же повалил женщину на прикрытый шершавым паласом пол.
- Ты с ума сошел, - успела она испуганно воскликнуть, стягивая в последнем усилии колени вместе. - Сейчас же пусти меня, дочка может проснуться...
Он не ответил, пальцы привычно втиснулись между полненькими ляжками, нащупали поросший пушистым волосом горячий лобок с начинающимися от него вожделенными во все времена дольками. Дока грубо пропихнул колено между ее голенями, чувствуя, как наливается силой половой орган, продвинул указательный палец дальше по желобку между половыми губами ощутил крохотный пока шарик клитора, обещавший раскрыться бутоном, и стиснул зубы от приятной мысли, что в который раз станет обладателем несравненной фигурки с бесподобными остальными данными. Нащупав отверстие во влагалище, поводил внутри него по кругу и снова вернулся к вертлявому клитору, надавил подушечкой пальца, стараясь массировать его по часовой стрелке. Молодая женщина прекратила борьбу, откинув голову на палас, она медленно раздвинула ноги, положила руки ему на плечи, она согласилась принять его, лишь в глазах продолжала искриться тревога от неожиданности действия и от неизвестности во всем. Между тем поняв что сопротивление подавлено, Дока направил головку члена поверх паха, стараясь уздечкой поводить по шелковистой коже, он ждал, когда член закостенеет и потеряет остроту чувств настолько, что можно будет не торопясь насладиться половым сношением в полный рост, одновременно доставив и партнерше удовольствий побольше. Если же вводил его сразу, то сперма имела прихоть вскипать внутри яичек и вырываться наружу досрочно, принуждая дожидаться созревания новой порции томительные периоды, за которые нужно было уговаривать подружку полежать под ним еще немного, а не мчаться в туалет подмываться.
Не переставая обцеловывать хозяйку квартиры и шептать ей на уши ласковые слова, Дока довел ее до того момента, когда она невольно стала сама приподнимать и опускать зад, напрашиваясь на глубокие поцелуи головкой его члена еще и при входе во влагалище. Он опустил конец пониже нащупал горячее отверстие, распустившееся бутоном малых половых губ, погрузил шляпку вовнутрь и медленно вытащил ее обратно. Женщина потянулась за нею как ребенок за конфетой, чувство тревоги испарилось, осталось желание использовать подарок судьбы на полную катушку. Она обвила партера руками за шею, впилась губами в его губы, наполняя их соками страсти, он успел провести кончиком языка по их краям, окаймленным твердой полоской, говорящей о том, что обладательница прекрасных больших губ является страстной натурой. Затем прикусил как бы пушистую мочку уха, обсасывая нежную кожицу, слегка потерзал зубами, заставив партнершу плотнее прильнуть к нему. Было приятно ощущать наличие тонкой талии, переходящей в плавные овалы бедер, наслаждаться прикосновениями шелковистой кожи к своим ногам, удовольствия доставлял и массаж тела по обнаженным местам пульсирующего мышцами поджарого ее живота. Придержав желания, Дока рывком расстегнул пуговицы на рубашке и вместе с майкой отбросил ее подальше, помог подружке избавиться от ночнушки - все-таки это была материя, выполнявшая роль пусть тончайшей, но прослойки. Теперь они были обнаженными, они ощущали как проникли друг в друга чувства, выдавленные страстью на поверхность их тел, как принялись они смешиваться в сумасшедший коктейль, от которого невольно закружились головы, а плоти пронизались амурными стрелами. Казалось, вокруг образовалось живое облако из знойного томления, обещавшего высосать из них все соки, оставив на полу обтянутые сморщенной кожей два скелета. И если бы кто надумал сунуть в это облако хотя бы палец, он тоже пропал бы в огненнном вихре неземной страсти. Дока уже не осознавал, сколько времени он владеет партнершей, он давно вошел головкой члена в желанное влагалище и без перерыва нагнетал атмосферы чувств, испытывая райские наслаждения, скорее всего он проделывал эти движения машинально, как приказывала ему породившая его матушка природа. Если учесть, что так было на самом деле, то все вокруг действительно возникло от неистовой любви всего ко всему, от которой отказаться было невозможно и которая притягивала к себе беспрекословно, как смерть в конце жизненного пути. Но любовь, как и молчаливо ждущая своего часа смерть, объявлялась природой вне закона.
Это продолжалось до того момента, пока Дока не почувствовал, что кончить в очередной раз ему уже не придется. Как только в паху возникал очередной позыв к семяизвержению, яички отзывались болезненными сокращениями, притягивая мошонку чуть ли не к самой промежности. Пот давно иссяк, от него остались лишь соленые дорожки. Партнерша под ним рыскала сухими губами по его лицу в поисках влажного места, дыхание у нее было горячим и прерывистым, под правой грудью суматошно колотилось сердце. Чтобы облегчить ей дыхание, Дока отвалился на сторону, увлекая ее за собой, она благодарно царапнула его заострившимся носом по щеке и уронила голову на палас.

Глава двадцать восьмая.

Так они пролежали до того момента, пока не стали замерзать, а за стенами не послышался стук вагонных колес. Редкий в этих краях поезд неторопливо въехал на станцию, заскрипел тормозами и остановился.
- Товарняк? - спросил Дока, задавая вопрос как бы самому себе, спросил потому, что где-то на задворках разума болталась мысль о прапорщике. Она не была назойливой, не помешала заниматься и любовью, но она существовала всегда.
- Пассажирский.., странно, почему он решил затормозить, - отрешенно отозвалась молодая женщина. – Наверное, кто-то сорвал стоп-кран или машинист высадил знакомых.
- Не может одним из них оказаться твой муж?
Она долго не отвечала, сопя в подсунутую под щеку руку, затем шевельнула бедрами, успевшими приклеиться к его животу, и все так-же равнодушно сказала:
- Бывает что он тоже просит машинистов притормозить на нашей станции, и они идут ему навстречу, - женщина облизала губы, она по прежнему была опустошенной до нежелания пошевелиться, - А, все равно, я давно хочу уехать из этого медвежьего угла, где изо дня в день одно и то же, а мне хочется успеть добиться чего-то весомого. Ведь бег времени остановить невозможно.
- Если у тебя нет любви к мужу, то это твое право, - Дока приподнялся на локте.
- А у кого она есть, эта любовь? Я не какая-нибудь Юнона, чтобы прождать всю жизнь возлюбленного Авоську, обходясь без мужского тепла. Мой тоже если уезжает, то на полмесяца сразу.
- Но зачем тебе скандалы на всю округу, когда все можно сделать по тихому.
На всякий случай он уже вознамерился подняться, ощущая, что сил хватит только на то, чтобы натянуть штаны, все последующие действия приходилось доверить прихоти судьбы.
- Я тебя предупреждала, что муж должен скоро вернуться, - партнерша улыбнулась и открыто посмотрела на него веселыми глазами. - Но я тебя уважаю, ты дал мне тот самый толчок, после которого моя жизнь обязана пойти по другому.
В этот момент в дверь постучали, Дока выпучил глаза на хозяйку квартиры, он ожидал чего угодно, только не этого неожиданного почему-то стука, ко всему он был уверен, что в армии до сих пор соблюдается железная дисциплина. Но партнерша видимо привыкла к незапланированным приходам супруга, это стало ясно по тому, как вильнула она глазами к лишь слегка прикрытой ставне на окне. Подобрав ноги под себя, она машинально бросила руку к ночнушке.
- Мне убираться? - спросил он, нащупывая одежду и холодея от мысли, что пока вывернет рукава со штанинами, да пока облачится в пальто, дверь могут снести с петель.
- Я же сказала, что мне все равно, быстрее получу развод, - проговорила она без каких-либо интонаций в голосе. - Но учти, мой прапорщик не только не робкого десятка, он еще покрупнее тебя.
- К чему клонишь, милая? - переспросил Дока, стараясь казаться спокойным.
- К тому, что он служил в небесных войсках, а вы с другом, как я понимаю, в приземленных.
- Все-то ты знаешь, только заранее не делишься.
- Еще чего...
Снаружи настойчиво требовали отворить дверь, стуки крепчали, обещая насторожить весь дом. Чертыхнувшись, Дока быстро оделся, подхватив пальто, сунулся к окну и замер возле него, остановленный по прежнему спокойным голосом хозяйки квартиры:
- Не спеши, сначала я спрошу, кого черти принесли среди ночи, - с усмешкой просветила его подружка, накидывая на себя халат. - Если это мой, он может по улице пробежаться до окна, и тогда вам точно не разойтись, а если кто из соседей - останешься до утра.
- А утром как?
- На Краснодар будет проходить товарняк, я машинисту маяк подам. А сейчас скройся в спальне, только потихоньку, чтобы дочку не разбудить.
Держа пальто в руках, Дока прошел за ширму над входом в другую комнату, затаился в широких складках материи, он отчетливо слышал, как хозяйка квартиры нарочито сонно спросила, кто стучится, как повернула ключ в замке и впустила кого-то в коридор. Сердце его заработало с перебоями, он похлопал по карманам в надежде найти что-то на случай самообороны, но кроме ключей от собственного жилья там ничего не оказалось. Тогда он огляделся вокруг, увидел в свете бледноватых лучей луны узкую железную кровать с откинутым одеялом, рядом с ней стояла низкая деревянная с высокими спинками и боковинами, в которой посапывало неразличимое существо. Наверное в ней спала дочка партнерши по сексу. В одном из углов темнел какой-то предмет, похожий на ручку от швабры или на шланг от пылесоса, за грудиной немного полегчало, все-таки в первые моменты натиска противника имелось чем отмахнуться от него. А что без драки дело не обойдется, он был уверен в этом на сто процентов, потому что сам принадлежал к породе ревнивцев. Между тем, в коридоре продолжали не говорить, а тихо шептаться, одновременно шаркая обувкой по полу, Дока начал догадываться, что пришел кто-то из населявших дом жильцов. Вскоре громкий возглас выдал в неизвестном женщину, а еще через минуту поздняя гостья вознамерилась заглянуть сразу и в горницу, и в спальню.
- Туда не надо, - преградила ей хозяйка квартиры дорогу в последний момент. - Ты же знаешь, как трудно будет дочку уложить потом снова.
- У самой такой-же, - с неохотой согласилась посетительница, прошла к выходу. - Значит, к тебе в окно никто не стучался?
- Что ты, я бы не отозвалась, - заверила подружка, убедила. - В первый раз, что-ли гвоздят, кобели проклятые.
- Раскраснелась ты... видно со сна-то. Ну ладно, наверное за самогоном приходили да углами обознались - бабка Стерха с другого бока живет. Извини если что не так, а то слышу говор со стонами, думаю, как бы мою соседку не придушили, варнаков сейчас развелось - пруд пруди.
- Если бы только снасиловали, еще куда ни шло, - засмеялась хозяйка. - Вся молодость в одних томлениях проходит.
- От этого бы и я не отказалась, хоть бы и бык в навозных ошметьях, - солидарно взвыла собеседница, приглушила голос рукой. - Мой паразит как пил так и бузотерит, знала бы, подол ветру подставила и только бы меня тут видали.
- О то-ж...
Женщина вошла в спальню и сразу прильнула ладным телом к успевшему расслабиться Доке, а он вдруг почувствовал, что от нее пахнет не затхлым запахом хуторского магазина, а как бы солнечным ветром, наполнившим паруса над судном с новехоньким корпусом. Этому судну до сих пор не дали возможности покувыркаться среди крутых волн, изначально заставив болтаться в прибрежном - каботажном - плавании. Он понял, что повезло первому подняться на скрипящую новыми досками палубу, еще немного и кто-то другой взгромоздился бы на капитанский мостик и начал прокладывать курс по своему усмотрению. Всего какая-то неделя-вторая, он никогда бы не встретился с этой женщиной, светящейся настоящей южной красотой, а если бы пути пересеклись, она бы его просто не узнала.
- Можно опять раздеваться? - спросил он, отрывая свои губы от ее жадного рта.
Она засмеялась внутренним смехом, торопливо распахнула халат, обдавая его резиновым облаком тепла, насыщенного новой энергией, упругая кожа на ее теле, казалось, сейчас возьмется электрическими разрядами, особенно сильными они будут на кончиках сосков, успевших набухнуть.
- Не одевался бы вовсе, - она уже доверилась ему полностью, не видя кроме него никого и ничего вокруг себя. - Тогда меньше бы истратилось сил.
- Какая ты жадная... А если бы пришла не соседка, а действительно приехал бы твой муж?
- Здесь ему пока делать нечего.
- Не понял!.. - опешил Дока.
- Он на учениях на Кавказе, отрабатывает приемы ведения боя в горных условиях.
- Тогда к чему был этот спектакль?
Дока немного отстранился, ему стало неудобно, что кто-то стоит на рубежах Родины, а он ползучим змеем пробрался в его супружеское ложе, и тут-же вспомнил свою службу в армии и рассказ одного из работяг об измене жены с мастером из его же цеха. Получалось, что это не предательство, а всего-навсего армейская взаимовыручка как в офицерских гарнизонах, в которых все успевают перетрахаться друг с другом, пока по очереди ходят на дежурство.
- Это был не спектакль, я действительно устала от такой жизни, - сказала она, виновато рыская ладонью по его груди. - Кстати, тебе тоже следовало подзарядиться, иначе после двух свадебных дней и небольшой возни со мной ты расслабился бы и провалился бы в долгий сон. А я хочу тебя еще и еще...
- Небольшой возни, говоришь? - Дока недоверчиво хмыкнул себе под нос. - Тогда как у тебя было с мужем, когда он возвращался домой? Наверное прилетал здорово голодный.
- Почти никак, у него тяжелая служба...
Она бросила руку вниз, начала расстегивать пуговицы на его ширинке, видно было, что природная стыдливость сковывает ее движения, но чувствовалось и другое - застоявшийся внутри гибкого тела родник из неизрасходованной страсти. Стоило лишь сорвать с него, готового ударить тугими струями, сохлую корку запретов, как он грозил взорваться мощным фонтаном, обдавая брызгами все вокруг. Самое главное, что медлить не следовало ни в коем разе, иначе подружка могла перегореть, и тогда ее можно было смело выбросить в мусорное ведро как отслужившую свое лампочку. Ведь никто еще не умудрился поменять спираль на ходу, а если такое было возможным, на это требовалось время, которого в подобных случаях катастрофически не хватало. Дока скинул штаны, сбросил рубашку с майкой, задрав подол ее ночнушки, нащупал пальцами скользкую и глубокую ложбину между половыми губами и попытался ввести член спереди. Но тот еще не успел как следует отдохнуть, он походил на резиновый шланг без должного напора воды. Развернув партнершу задом, Дока пропихнул свой орган в ее влагалище, привстав на цыпочки, поднапряг мышцы живота, одновременно стараясь уздечкой поелозить ближе ко входу, где по прежнему не расслаблялось тугое мышечное кольцо. Когда почувствовал зарождение нового желания, вошел членом поглубже и умерил прыть, не давая ему разгораться. Негромкие сладостные звуки от жадного соприкосновения половых органов совместно с учащающимся дыханием, в котором проскальзывали невольные интимные восклицания начали заполнять сонную комнату. В какой-то момент женщина повернула голову со спадающими вниз волнами длинных волос и прислушалась, видимо материнское начало возвышалось у нее над всеми другими чувствами. Ребенок продолжал размеренно посапывать. Затем изогнулась еще больше, выпячивая зад навстречу его паху, когда заглотила член до основания принялась облизывать его короткими тягучими сокращениями влагалища, стараясь покрепче обхватить головку, подтянуть ее к ракрывающейся навстречу бутоном твердой шейке матки. Дока ощущал, как разрыхляется бутон, как насаживается он на кончик шляпки как раз на то самое место, из которого обязана была брынуть тугая струя спермы. Температура в том месте повысилась, шейка матки горела неистовым пламенем, принуждая уздечку оборвать напряжение и обмякнуть жилами, вмиг превратившимися в кучу изжеванной кожи. Но Дока не желал преждевременного семяизвержения, раздвинув ноги пошире, он с натугой вытащил шляпку из плотного обода, поелозил ею по тесному влагалищу. Подружка обхватила его бедра руками, притянула к своему заду, она настроилась кончить так, как никогда еще не кончала, она подоспела взорваться от переполнявшей ее энергии, а чтобы этого не произошло, готова была разодрать ягодицы партнера крепкими пальцами с острыми ногтями. Дока едва не заблажил от боли, отпустив груди, он сжал кулаки и занес их над спиной подружки, но та словно перестала осязать действительность. Все ее действия превратились в непроизвольные покачивания аппетитной попой вперед-назад с нервными содроганиями тела на слабеющих ногах, сейчас она походила на сучку, готовую загрызть любого, отказавшуюся по какой-то причине от дальнейшего спаривания с раззадорившим ее кобелем. Из груди вырывался лишь призывный интимный стон, женщина требовала довершения дела до конца, она умоляла об этом. У Доки в голове невольно возник вопрос о том, что с нею происходит, не бешенство ли матки, и не по этой ли причине муж не спешит возвращаться домой? Он вспомнил случай из своей практики, когда одна из подружек точно так-же упрашивала его не экономить на движениях, а стараться вовсю. "Бы-ст-ре-е", задыхаясь от охвативших ее чувств, требовала девушка, выгибаясь на глазах коромыслом, но на той подружке побывал одновременно взвод солдат, и у ее влагалища не было ни стенок, ни дна. А здесь вертела прелестной попой знавшая лишь одного супруга, неизбалованная по части разврата почти девственница, влагалище которой старалось наоборот вытолкнуть член поскорее наружу, одновременно цепляясь за него всеми клетками. Значит, дело было в другом, в том, что его партнерша несмотря на рождение ребенка созрела только сейчас, и только сейчас в ней сорвались с привязи те самые чувства, от которых одинокие женщины сходят с ума.
- Ну что же ты!.. - с усилием выдохнула она, вновь подавшись попой навстречу его лобку. - Я хочу тебя, ты слышишь? Хочу... хочу...
Новая мысль заставила Доку покривиться от довольной усмешки, он опустил руку вниз, зажав яички в ладонях, подержал их в таком состоянии несколько секунд, ощущая, как успокаивается в них взбесившаяся сперма, как костенеет член без подпитки, вновь готовый поработать по полной нагрузке. Затем продвинул головку по влагалищу до шейки матки, кипящей раскаленной лавой, и прильнул бедрами к мягким, словно пуховая подушка, ягодицам партнерши. Она охнула, просела вниз, не переставая совершать челночные движения всем корпусом, не замечая, что дружок почти оседлал ее. И сорвалась по стене, на которую опиралась, на несколько сантиметров вниз, один раз, потом второй, замерла в неудобном положении, сотрясаемая с ног до головы ядреной дрожью, выплескивая с долгим мучительным стоном наружу плотный сгусток энергии. Этот сгусток, растекся по ее ляжкам, перекинулся на его промежность с половыми органами посередине, и на ноги. Он подействовал как те невидимые "хотенчики", которые облепляют всунутый во влагалище палец и принимаются его щекотать, вызывая приятные чувства, он воспламенил успокоившийся было внутри Доки пожар страстей, принудив теперь его задохнуться от могучей волны сладострастия. Дока едва успел переступить с ноги на ногу и вцепиться в бедра покрепче, чтобы не опрокинуться навзничь, забился в точно таких-же конвульсиях как минуту назад его партнерша, стараясь протолкнуть член поглубже, чтобы донести сперму до места предназначения. По телу побежали обильные ручьи пота, вынося на поверхность вместе с хмелем застоявшийся сумрак житейских неурядиц, делая плоть легкой и воздушной, словно наполненной прохладным, но уже весенним, воздухом.
Так они и стояли, приклеившись друг к другу, пока ребенок в кроватке не надумал повернуться на второй бочок. Молодая женщина с тихим стоном разогнулась, выталкивая из влагалища успевший привять член партнера вместе со скопившимся воздухом. Но неприятные звуки не произвели негативного впечатления, Дока с подружкой лишь смущенно улыбнулись, снова падая в усталые объятия. За неплотно зашторенным окном раскачивалась полоска света от одинокого уличного фонаря, а больше в этом мире не двигалось ничего, на чем можно было бы акцентировать внимание. Да им было ничего не надо, они испытывали одинаковое телесное после полового сношения опустошение, не обязывающее ни к чему, и когда зазвучал успевший приручиться ее воркующий голос, он лишь напряг слух, сам оставаясь неподвижным:
- Давай перейдем на кровать, - сказала она с растяжкой. - Мне кажется, что я сейчас сложусь в груду металлолома, как механическая кукла.
- Кто-то говорил, что первым отрублюсь я, - напомнил он, разлепив непослушные губы.
Женщина не ответила, лишь попыталась усмехнуться, сбросив руки с его плеч, передвинула ноги по направлению к постели и рухнула на нее, издавшую домашний скрип, не покосившись на детскую кроватку, предлагая Доке последовать примеру. Он так и поступил, не удосужившись поднять с пола и повесить на спинку стула свою одежду. Привалившись к ее боку, без перехода ухнул в пучину без сновидений, не успев осознать по настоящему, как хорошо заниматься любовью в деревенских условиях, когда никто не мешает и не слышно скрипа даже одинокого фонаря за окном.
Утром Дока проснулся от того, что успевшая одеться хозяйка квартиры оттягивала тоже облаченную в костюмчик девочку от кровати, на которой он спал. Но той страсть как хотелось потрогать дядю за выпавшую из-под одеяла руку, ее пугала его неподвижность, к тому же он нисколько не походил на родного отца. Женщина настойчивым шепотом предлагала дочке прогуляться по улице, на которой ее дожидался вчерашний щенок:
- Если он убежит в свой домик, больше ты его не увидишь, - убеждала она.
- Увижу, его мама все равно выведет его погулять, - не соглашалась девочка и снова тыкала пальчиком в Доку. - А кто это и как этот дядя пришел в нашу спальню?
- Разве эти складки похожи на дядю? Ты еще не проснулась и тебе все мерещится...
По комнате разливался сероватый свет начинающегося дня, предметы все еще имели неясные очертания и слова женщины были недалеки от истины. Чтобы правдоподобнее походить на мираж, Дока затаил дыхание, он понимал, что ребенок может поделиться информацией с кем либо из жильцов дома, чем навлечет на маму ненужные подозрения. Тем более, что ночью уже приходила напрягшаяся от их возни соседка.
- Я еще сплю? - переспросила девочка по детски наивно.
- Ну конечно, ты же не захотела смыть сон водичкой, - спокойно уверяла женщина, выводя ее из комнаты.
- Водичка очень холодная.
- Зато ты бы проснулась и тебе ничего бы не казалось.
У выхода из спальни она пропустила дочь в коридор, обернулась через плечо и сдавленным голосом прояснила ситуацию:
- Я тебя закрою, вернусь лишь поздним вечером, днем вряд ли ты выскочишь незамеченным, - она помолчала. - Если захочешь в туалет, возьми старое ведро и сходи в него - удобства у нас во дворе.
- А дочка? - приподнялся он с постели, он хотел сказать, что оставлять ее вчерашней ночной гостье не стоит, потому что она ей все расскажет.
- Заберу с собой в магазин...
Весь день Дока пролежал на кровати, вставая только за тем, чтобы покушать и справить нужду в оставленное в коридоре ведро. Скоро вонь от испражнений, сдобренных самогонным перегаром растеклась по всей двухкомнатной квартире, как ни старался он залить их водой и забросать бумажками, послесвадебные отходы все равно источали непередаваемый запах. Он с внутренним дискомфортом ожидал возвращения домой хозяйки квартиры с дочерью и был уверен, что после таких наворотов она не станет удерживать его возле себя ни минуты. Как назло, прохватил понос, бегать на ведро пришлось через каждые полчаса, скоро посудина заполнилась наполовину и вонь стала невыносимой. Несколько раз он порывался открыть створку окна и выплеснуть содержимое злополучного ведра на улицу, и каждый раз под окнами кто-то проходил, а на просторном дворе не прекращалась ребячья возня. Около одиннадцати дня вдоль станции проволокся грузовой состав, вчера ставший орудием славной аферы с якобы отчаливанием Доки в Краснодар. А часов в пять вечера по рельсам простучал пассажирский тот самый поезд, на котором приехал на заброшенный в середину кубанской степи полустанок. Наступила тишина, она продолжалась до самых ночных перебранок чугунных колес со стальными нитками рельсов тормозившего здесь лишь по просьбам колхозников еще одного пассажирского поезда, места на него бронировали лишь по прихоти местных заправил или по закону лукавой женской улыбки, для которой даже небесные врата не являлись запретом. На Доку напала хандра, теперь он готов был рвать отсюда когти хоть сию секунду, видимо чувство стыда в отличие от остальных чувств не имело привычки притупляться. С ним или рождались, или его не было вообще. И когда в замке загремел ключ, он накинул на себя пальто и приготовился уходить, твердо решив вернуться сначала на хутор и догулять свадьбу, а после сразу уехать домой. Но вошедшая женщина быстро затолкала его в подобие платяного шкафа у входа в горницу и тем же утренним шепотом приказала:
- Сиди здесь тихо, до той поры, пока я не уложу дочку.
- Может мне уйти? - заикнулся было он.
- Куда? На улице дождь собирается, а до хутора не меньше пяти километров. И поездов никаких не будет.
Он проглотил тягучую слюну, отвернувшись в сторону, решился подсказать:
- Там ведро в коридоре, я в него сходил.
- Я уже принюхалась, вынесу, - поморщившись, отмахнулась она, наконец-то сняв с души Доки пахучий воз не оправданных терзаний.
Три дня заточения несмотря на тревоги, не покидавшие Доку, пролетели как одна ночь. Каждый вечер к хозяйке квартиры заскакивали то одна, то вторая, то тертья соседки, беседы с которыми тянулись по часу и больше времени, кроме всего, женщины перестали оставлять в покое подружку и по утрам. Они нахально втирались в комнаты и принимались обнюхивать каждый в них угол, видимо женская интуиция обладала свойствами, проверенными веками, подсказывающими, что жене прапорщика вдруг расхотелось маяться от одиночества, у нее завелся ненасытный хорек, успешно справлявшийся с омолаживанием всего ее организма. Доке с женщиной надоело уже придумывать, куда бы спрятаться в следующий раз, да и девочке стало казаться, что в их квартире поселился домовой. Пока он был добрым, обходился оставляемыми ему печеньем с конфетами и не особенно старался показываться на глаза, но мог превратиться в злобного барабашку, и тогда его и медом никто бы не задобрил.
Но все эти проблемы не стоили выеденного яйца по сравнению с тем наслаждением, которое сексуальные партнеры испытывали каждую ночь, вряд ли кто сумел бы растащить их по разным углам, тем более, что женщина с первого дня начала прибегать домой и в обеденный перерыв. Не успевала девочка смежить веки, как они бросались в объятия и как вампиры начинали высасывать друг из друга энергию без остатка, партнерша уже не надевала трусы, чтобы не тратить время на снимание, половые губы разбухли, стали напоминать два больших ломтя розового сала. Влагалище тоже сократилось, когда Дока вводил в него свою распухшую шляпку, подружка запрокидывала голову и издавала долгий мучительный стон, от которого спавшая в кроватке девочка вздрагивала и сворачивалась в плотный клубочек. Но ничто уже не могло остановить ночных с дневными вакханалий, ни детская боязнь барабашки, ни боль в половых органах, ни ставшие похожими на болезненные припадки ненормальные оргазмы. Они привыкали к мучительным сношениям, извлекая из этого своеобразное для себя наслаждение, незаметно превращаясь в вампиров-извращенцев. Боль стала для них той самой желанной целью к которой они стремились уже на подсознательном уровне. Кожа на скулах натягивалась, на щеках разгорался нездоровый румянец, под глазами красовались все больше черневшие круги, руки начинали подрагивать, ноги подгинаться, а без того поджарые животы прилипали к хребту.
На четвертый день Дока не узнал вошедшей в квартиру своей подружки, щеки у нее запали, глаза расплескались на поллица, большой рот растянулся двумя бледными полосками чуть не до скул. Имевший больше возможностей отдохнуть и лишний раз покушать, он выглядел резвее, и все равно едва успел спрятаться за ширму в горнице, пока женщина торопливо укладывала дочку в кровать.
- Барабашка, - не капризничая и не мешая маме раздевать ее, как-то обыкновенно сказала девочка, сама стремясь поскорее залезть в кровать.
- Что ты выдумываешь, - нетерпеливо откликнулась женщина. - Барабашки живут на кухне и там гремят посудой.
- А у нас он стал бродить по всей квартире, - не согласилась девочка. - То на твоей кровати поваляется, то из горницы выглянет. И подмигнет...
- Больше тебе ничего не кажется?
- Больше казаться нечему, он у нас пока один.
Девочка вздохнула и отвернулась к стене, ее мама уже стремилась ворваться в горницу, в которой опробованный с первой встречи пол стал второй жесткой для обоих кроватью. Синтетический палас не сглаживал неровностей, углы досок под ним так успели наломать бока, что казалось деревенские мужики все-таки походили по ребрам горбылями от заборов. Подружка на ходу стянула с себя платье, и когда оно упало к ее ногам, Дока невольно отшатнулся назад. Перед ним стояла много дней не видевшая пищи женщина с формами потерявшими округлость, с опустившимися ниже солнечного сплетения грудями, главное, с неприятно взлохмаченными волосами на красноватом лобке. Торопливая походка тоже была неуверенной, как и блудливый взгляд огромных темных глаз. Так не шло на ее лице выражение согласной на все собаки к сохранившему гордую осанку облику, что он подумал о немедленном отъезде к себе домой. И когда она прильнула к его груди, он не набросился с жадностью на ее губы, а чуть отстранился, подыскивая нужные слова, но партнерша не заметила перемены, продолжая тыкаться носом в его небритый подбородок.
- Мне пора уезжать, - прочистив горло, нашел он в себе силы сказать об этом.
Она притихла не сразу, настроившаяся на любовь, сначала без усилий потеребила напрягшийся его член, затем пробежалась губами по груди и шее:
- Что ты сказал? - переспросила она осевшим голосом.
- Я говорю, что мой отпуск закончился, и работать за меня никто не будет.
- О чем ты говоришь, какая работа?
- Мне пора отчаливать домой, - повторил он более твердо.
Она отшатнулась, осознав его признание, долго шарила яркими зрачками по его лицу, стараясь найти подтверждение услышанному. Она по прежнему была прекрасна, эта лань с бровями вразлет, с длинными неспокойными ресницами, с тонким носом с трепетными крыльями, ее безо всяких подготовок и бешенных денег для подкупов нужных людей можно было выпускать на мировой подиум красоты, где она без усилий заняла бы гран-при. А она влачила бездуховную жизнь в обложенной безмолвными полями глуши, царственным видом радуя глаза лишь пьяным механизаторам, да бабам в измазанных пойлом для скота передниках. И она это понимала, готовая пойти на все, лишь бы вырваться из убожества, она видела, что помочь ей может только случай, которого не представлялось много лет подряд. Не представилось бы еще долго, до той поры, пока кто-то за спиной не подвел бы черту под целой жизнью, сказав с сожалением:
- Красивая была, скотинка, трахнуть бы ее в те годы.
- Она и сейчас ничего.
- Такую пришла пора отправлять на бойню...
Она понимала и то, что стоящий перед нею молодой мужчина с приятными чертами лица вряд ли предложит что-то дельное, для него, как и для всех мужиков, она являлась лишь желаемым подарком судьбы, получив который он пойдет искать следующий. Ведь что в уродстве, что в прекрасном предела не существует. Она сознательно пошла на близость с ним, инстиктивно ощущая, что за изменой мужу обязан открыться новый путь в неизведанное, зато разрешенное ей самой природой. И случайный партнер по сексу поможет ей нащупать тропу к этому пути, чем и как неважно, главное сделать первый шаг, и вдруг оказалось, что с его уходом пропасть между нею и мечтой грозит лишь углубиться, не принеся результатов. Она забыла, что как раз это обстоятельство имеет все права послужить толчком к дальнейшим действиям, нужно суметь лишь вовремя и с умом им воспользоваться, но с его известным заранее признанием в том, что он покидает забытую богом станцию, на которой она живет, ею вдруг завладели только чувства:
- Ты решил уехать? - запинаясь, спросила она. - Я тебе разонравилась?
- Ты самая красивая из женщин, которую я когда-либо встречал, - он потрогал ее волосы, немного утратившие блеск. - Но мы настроились затрахаться в доску, а что это даст кроме подозрений окружающих тебя людей?
- Прости, но я не поняла, о чем ты?
- Ты теряешь свои достоинства.
- Я быстро восстановлюсь.
- Это надо сделать до приезда мужа, - он прижал ее к себе. - Мне правда нужно уезжать, да и твои соседи больше не оставят нас в покое.
- При чем здесь они?
- Эти люди стали уже рваться в твою квартиру, когда-нибудь они меня заметят.
- А тебе чего бояться? - усмехнулась она. - Это я должна блюсти супружескую верность.
Он помолчал, не уставая оглаживать ее, чуть напрягшуюся, по спине, затем приподнял за подбородок и взглянул в бездонные омуты зрачков:
- Я боюсь не за себя, хотя хорошего мало, когда меня начнут метелить дубовьем. Я боюсь за тебя и за твою маленькую дочь.
Она упрямо мотнула головой, на ресницах задрожали слезы:
- Ты бросаешь меня, а я успела к тебе привыкнуть.
- Несмотря на обнесенные поносом ведра? - попытался Дока разрядить обстановку.
- Эта беда может случиться с каждым.
- Как хорошо ты сейчас сказала. Если дело обстоит так, то кто запрещает тебе приезжать ко мне?
- Ты говоришь правду? - натянулась она струной.
- Только дай телеграмму, чтобы я успел снять квартиру, мы с женой хоть и разведены, но продолжаем жить в одной комнате.
- Спасибо... Больше мне ничего не нужно.
Она взяла в теплую ладонь продолжавший торчать колом его член и поводила головкой по своему синюшному клитору. По лицу от боли змейками побежали едва сдерживаемые гримассы, но она лишь улыбнулась острым ощущениям, наверное, теперь только они были способны удовлетворить ее полностью. Чтобы насладиться гремучей смесью приятного с болезненным, женщина расставила ноги, стараясь выпереть лобок как можно дальше, затем наклонила шляпку ко входу во влагалище и с силой нанизалась на нее. Дока запрокинул голову и заскрипел зубами, ягодицы у него свело от судороги, он успел заметить, как откинулась назад партнерша, как затряслись у нее похудевшие ляжки. И все-таки настоящая сильная боль была мимолетной, скоро она успокоилась, проявляя себя лишь по краям половых органов обоих партнеров, а потом только вплеталась в охватывающее обоих сексуальное возбуждение, добавляя ему неповторимых красок. Сделав несколько качков, Дока подхватил ногу подружки и притянул ее к своему животу, теперь налившиеся красноватыми соками ее половые губы с его красавцем членом стали видны как на ладони. Зрелище возбуждало, оно ворошило запасники чувств, выгоняя из них потоки желанной сексуальной роскоши, заставляя их растекаться по всей плоти и подчиняться только одной прихоти - наслаждению. Ноздри обоих партнеров зашевелились от здоровых запахов, от которых начали увеличиваться зрачки и губы, соски на грудях и сами носы. Дока видел, как вместе с движениями его полового органа вход во влагалище смачивается капельками смазки, они выступают и на стремящихся вывернуться наружу малых половых губах, и на поверхности кожи его члена, они смягчали трение, делая его приятным и долгожданным. И когда обозначилось начало извержения вулкана страстей, он оттопырил зад, оставив внутри тела подружки только шляпку, давая возможность набухшему стволу немного остудиться. Он видел, что партнерша еще не подошла к краю пропасти, за которым ее ждал болезненно-прекрасный полет в пучину чувств. Он понимал, что работу надо бы продолжить, тогда она не испытала бы неприятного включения сдерживающих центров и докатилась бы до станции назначения без лишних остановок. Тем более, что после каждодневных многократных выбросов сперма, скорее всего, стала безопасной во всех отношениях и разрешалось кончать прямо в заглатывающую шейку матки в полный рост. Но ему жутко хотелось продлить себе удовольствие, он уже привык к тому, что какая-то часть его постоянно отогревается в другом теле. Мало того, не забывал и о своей партнерше, надеясь доставить побольше приятных минут и ей. Но у той на этот счет тоже имелись свои прихоти, она тоже хотела дать ему насладиться собой, чтобы запечатлеть себя в его памяти как можно дольше, ради этого она готова была на все, даже на то, чего в супружеской жизни никогда не делала, считая такое за разврат и позор. Заметив, что дружок притормозил, молодая женщина дернула попой назад, заставив член выскользнуть из входа во влагалище, быстро опустившись на колени, обхватила его рукой и всунула себе в рот. И начала сосать как покрытую толстым слоем шоколада конфету, одновременно теребя пальцами яйца и подталкивая ствол рукой, как-то в гостях ей пришлось увидеть порнофильм и запомнить, что поступать стоит именно так. А еще следует делать круговые движения языком вокруг головки с натянутыми под ней парочкой жилок, от их раздражения мужчина обычно столбенеет и брызгает фонтаном спермы, после чего нужно быстро затолкать мужской половой орган обратно во влагалище и успеть кончить самой. Дока и правда поначалу выгнулся дугой, потому что сдерживающие центры не выдержали лобовой атаки и заскрипели отпускаемыми тормозами, в то время, как он настроился покататься на подружке еще. Поняв, что справиться с чувствами не удастся, несмотря на то, что минетчица из партнерши была никакая, он подался задницей вперед, решив окунуться в наслаждения с головой. Когда жиденький поток выделений устремился с болезненными ощущениями в канал, он попытался протолкнуть член в рот еще немного, и чуть было не закричал от боли. Подружка отскочила от него назад, шлепнулась на попу с выпученными глазами, с конца члена капали жиденькие светловатые выделения, они падали на ногу партнерши, на шершавый палас. Но Доку настораживало не это, сдерживая эмоции, он не сводил взгляда с растекавшегося по коже полового органа кровавого пятна. Когда конвульсии начали утихать, он посмотрел на женщину:
- Зачем ты это сделала? - спросил он, выискивая на ее лице разгадку.
- Мне рассказывали, что так можно захлебнуться, - продолжала она испуганно таращиться, невольно пережевывая что-то во рту. - Я думала, что ты будешь вытаскивать его, когда станешь кончать, а ты начал втыкать глубже.
В промежности между ее ногами все еще темнела щель, образованная ее половыми губами, раздвинутыми его членом по сторонам, светился красным фонарем укрытый пушистым волосом выпуклый лобок. Вся фигура совсем недавно уверенной в себе женщины, супруги десантника, сознающей свою неординарную красоту, медленно принимала позу провинившейся перед хозяином собаки, заставляя невольно возникать мыслям о скорейшем отъезде. Дока вдруг понял, что человека таким обращением недолго сломать, женщина была уже готова на все, лишь бы добиться чего-то своего, для него пока не разгаданного. И хотя внутри ее зрачков не ослабевал огонек уверенного, знающего себе цену, человека, сейчас на нее было жалко смотреть. Подхватив с пола трусы, он вытер ими свои половые органы и стал одеваться:
- Когда, говоришь, приходит поезд из Краснодара?
- Не знаю.., - женщина провела руками по лицу, словно стягивая с себя липкую пленку. - Пара часов у тебя еще есть, чтобы привести себя в порядок.
- Вот и славно, - он протянул руку, помог ей подняться с пола и прижал к себе. - Об остальном мы договоримся, когда ты приедешь ко мне в гости, я постараюсь сделать все, чтобы ты была счастлива.
- Ты сказал правду? - притихла она в его руках. - Я могу приехать в твой большой город?
- Тебе есть к кому приехать, слов на ветер я еще не бросал. Хотя бабам со мною всегда было тяжко, потому что я неуправляемый,- Дока поцеловал женщину в спутанные волосы. Усмехнулся. – Дурной, одним словом.
- А ты мне и не нужен, мы с тобой абсолютно разные, - вдруг призналась она тоже с усмешкой. - Мне главное сделать первый шаг от затягивающей в себя трясины обыденности, чтобы хоть чего-то добиться в этой жизни. Здесь я сдохну от скуки и потоков лести простых людей, а там я сама найду свою дорогу.
- А ребенка на кого оставишь?
Он спросил просто так, чтобы лишний раз оправдать себя в том, что неряшливым своим поступком разбивает семью и толкает женщину на неизвестный путь, на котором сгинули тысячи и тысячи ей подобных.
- Дочку я заберу с собой, - сказала она с внутренним убеждением. - Если у меня ничего не получится, у нее будет какой-никакой задел для будущего. И мой опыт.
- А опыт дорогого стоит, - согласился он, снова приподнимая за подбородок ее лицо. - Ты можешь смело рассчитывать на меня, я не подведу, но... брать буду натурой.
- Я согласна, здесь ты и вправду мастер на все руки.
Она засмеялась впервые за три дня их тесного знакомства, видно было, что с приглашением Доки к себе у нее с души свалился огромный камень. А он в очередной раз с грустью подумал о том, что миллионы разумных женщин в таких же затерянных на просторах России станциях с хуторами уступают силе свою судьбу, достойную лучшего, отдавая ее тем самым ничтожеству, кривляющемуся на вершине, незаконно им занятой, и теряя себя навсегда.


Глава двадцать девятая.

Легкий морской бриз проталкивал в полуоткрытое окно теплые волны воздуха, насыщенные благоуханием природы, за верандой не мог придти к слаженности хор насекомых, или цикад, или местных кузнечиков. Наконец нестройное цекотание оседлало волну и заскользило на ней, усиливаясь и уменьшаясь до первой зари, поднимавшейся здесь из морских пучин золотисто-алым шатром. В комнате стояла тишина, итальянская луна покрывала подоконник толстым слоем расплавленного золота, проливая его на паркетный пол, походя подкрашивая позолотой толстые портьеры. Хрустальная люстра под потолком искрилась розовыми отсветами из-за тающих мягким свечением настенных бра с розовыми плафонами, она была выключена перед тем, как спутники удалились в спальню, отчего помещение погрузилось как бы в настой из лепестков роз. А вернувшись, они не стали ее включать, чтобы подольше продлить интимные чувства друг к другу, к этому призывало и новое повествование о похождениях их героя. Шел третий час ночи, скоро с улицы донесутся, как везде в мире, петушиные крики и природа начнет готовиться к пробуждению, меняя ровное теплое дыхание на прохладное порывистое позевывание. Мужчина, сидевший за столом в накинутой на плечи белой рубашке в темную полоску, повертел в пальцах сигарету и положил ее, не раскуренную, в хрустальную пепельницу. Затем дотянулся до стакана с гуавовым соком цвета сгущеного молока, только менее густого, сделав несколько мелких глотков, отставил стакан и устало улыбнулся спутнице, сидящей на стуле напротив. Женщина завела за ухо шелковистую прядь волос, взгляд ее зеленых глаз выражал сочувствие, она тоже посмотрела на пачку сигарет перед собой, но осталась сидеть в прежней позе.
- Ты разочарована финалом очередного приключения нашего Доки? – спросил собеседник, стараясь уловить ее настроение.
Женщина помедлила с ответом, она запахнула на груди халат и откнувшись на спинку стула, протянула ноги под стол.
- Когда мы отплываем с этого острова? – неожиданно спросила она.
Он приподнял плечи, оперся ладонями о край скатерти:
- Мы можем сделать это хоть сегодня, - в его голосе прозвучало недоумение. – Но мы намеревались задержаться здесь дня на три, к тому же, не успели сходить в гости к Джине, чтобы полюбоваться ее колекцией фотографий. Ведь она не только великая актриса и режиссер, но и прекрасный фотограф.
- Я бывала на ее выставках в Париже, - собеседница потеребила в пальцах пояс от халата. – А куда проляжет наш путь потом?
- У тебя есть выбор и мы это уже обсуждали – Греция, Египет, Арабские Эмираты, Индия…
- …Сейшельские острова с островами Карибского бассейна, острова Зеленого Мыса и даже остров Пасхи с каменными плитами на головах гигантских статуй, не говоря о хваленой Америке, всеми обожаемой, - продолжила она список ровным голосом, стараясь скрыть за ним какое-то важное решение, созревшее в ее голове. – Акрополь, пирамиды, ужин с бедуинами, Тадж Махал с одним из семи чудес света Железным столбом, Манхэттэн со статуей Свободы, Уолл Стрит с еврейскими ювелирными магазинами, полинезийцы, туземцы, папуасы…
Мужчина на мгновение ушел в себя, стараясь определить, что хочет сказать его спутница перечислением национальных святынь с нациями и племенами, затем поднял голову и спросил:
- Ты устала от Докаюрона и его выходок?
Она снова надолго замолчала, стремясь вырваться из вихря мыслей и настроиться на одну, к которой пришла неожиданно для себя, но та продолжала вызывать сомнение по поводу ее оглашения. Ведь вслед за этим должен был последовать поступок, способный стать в ее судьбе поворотным. Затем вытащила из пачки сигарету, долго разминала в пальцах и все-таки закурила, морщась от дыма с насыщенным ароматами запахом.
- А ведь Дока оказался прав, судьба почти у всех русских женщин незавидная, они и есть бабы, несмотря на то, что милее и выносливее многих европейских особей женского пола, - сказала она наконец. – И виноваты в этом татаро-монголы и наши безразмерные пространства, отнятые потом у них же.
- У русских мужиков тоже хорошего в жизни мало, то революции, то войны, то достройка недостроенного, чаще ненужного, - покривился собеседник, стараясь не упустить ход мыслей подруги. – В России делается много бесполезного, другой вопрос по какой из причин - от природной дури, про которую нам пытаются внушить, или от целенаправленного оглупления всей нации.
- Я думаю, что первое и второе неотделимы друг от друга, наша доброта и доверчивость, то есть эта самая дурь, перешагнула все рамки приличия, над ней уже смеется весь мир, - женщина встрепенулась, подвинула к себе бокал с лимонным соком, словно приготовилась или читать лекцию, или к долгому спору. – Меня всегда выводило из себя поведение иностранцев на играх с участием наших команд, особенно канадцев. Они специально перед матчем покупали тряпичных петрушек и потрясали ими каждый раз, когда кто-то из наших хоккейных игроков подъезжал близко к борту площадки.
- Хм, ты заметила даже это, хотя на спортивных соревнованиях бывают случаи посерьезнее! – улыбнулся собеседник. – Но ведь болельщики, представляющие из себя простой народ, были в общем-то правы, этими потрясаниями они пытались сказать, что социализм это очередная афера мировой власти и что русским нужно было тысячу раз подумать, прежде чем надевать на шею красное очередное ярмо. Не будешь же ты оспаривать неоспоримое, что добро должно быть с кулаками.
- Конечно нет, но как ты сам говорил, менталитет изменить невозможно, он заложен в нас через ДНК самой природой, - щеки у нее порозовели, а чувственные губы припухли. – А этот факт говорит о том, что природу нации изменить невозможно, какой она родилась, такой и останется до конца своего развития. Тогда зачем ломать неломаемое?
- Я тебя понял, ты хочешь напомнить, что пользоваться человеческой доверчивостью непозволительно?
- Именно это я подразумевала.
- Но Господь соткал мир из противоречий, в них есть место для добрых и злых, для умных и глупых, и кто-то обязательно окажется наверху людской пирамиды, прибрав к рукам богатства тех, кто остался внизу.
- Это так, но это абсолютно не так, если учесть существование еще добродетели, находящейся между противоречиями. А по ней умный обязан помогать глупому достич высот, на которые поднялся сам, безвозмездно.
- Прости, дорогая, но здесь ты противоречишь сама себе если учесть, что менталитет, как мы знаем, изменить нельзя. Исходя из этого можно с уверенностью сказать, что глупого невозможно сделать умным, он не сможет вместить в себя знания, которыми обладает умный, в силу неразвитых полушарий головного мозга, например. Кстати, умный не особенно ломает голову над учеными книгами, потому что разум заложен в него изначально той же природой, как например голос, умение рисовать картины или конструировать ракеты. Ты же не будешь утверждать, что любой человек способен стать великим композитором или математиком.
Женщина снова ушла в себя, забыв о наполовину истлевшей сигарете между пальцами, она бездумно поводила по скатерти ногтем другой руки, словно хотела найти ответ в решении сложной задачи. Мужчина терпеливо ждал ее возвращения в действительность, стараясь не помешать лишним движением и не спуская глаз с ее лица, надевшего гипсовую маску.
- Не буду, - протяжно сказала она наконец, вскидывая ресницы и уводя взор к бутылке с вином. – Ты не оставляешь обреченным на простую жизнь людям надежды на светлое будущее.
- Почему ты так решила? – не согласился он.
- Потому что новая подружка Доки, как бы ни была она мила, так и останется доживать век на далеком хуторе. А если вырвется из омута одиночества, вряд ли добьется каких-либо результатов даже в городе, куда стремится всей душой.
- А вот здесь ты не права, разве среди наших депутатов из крестьян мало дураков? - мужчина категорично чиркнул по столу ладонью. – Или в правительстве, например, или среди богатых людей, которым пофартило?
- Но они все равно остаются дураками, - насторожилась она.
- Конечно, зато дураками как бы при месте, не имеющими нужды ни в чем, а это немало если учесть, что их дети и внуки тоже останутся не в накладе.
- Оставаясь теми же дураками, - она невольно усмехнулась
- Естественно, даже многие поколения не улучшат их умственных способностей при условии, если они будут размножаться от себе подобных.
- А если им повезет сойтись с более умными?
- Разница получится невелика, ум в таком случае может только как бы усредниться. Я уже говорил, что гениями не становятся, ими рождаются.
- Значит, за негра выходить замуж не следует.
- Смотря за какого негра, в том числе азиата или бедуина, если у них родители вожди племени, то это уже более высокий отбор, и человеческий селекционный, и самой матушки природы.
- Ну да, ну да.
- А если дети низших сословий обладают от природы какими-то талантами, то в городе они имеют возможность реализовать их в полной мере. Нужно только, чтобы эти талантливые ребятишки имели еще мятущуюся душу, иначе можно сопреть под ворохом таких же листьев, облетевших с осенних деревьев.
Мужчина хотел сказать что-то еще, но заметил, как собеседница вильнула глазами на бутылку с вином. Привстав со стула, он наполнил бокалы рубиновой вязковатой жидкостью с приятным запахом кишмиша, затем перенес с большой тарелки на лопаточке кусок торта на ее блюдце с бумажной салфеткой возле него.
- Ты хочешь что-то еще? – решил он упредить ее просьбу.
- Спасибо, дорогой, больше ничего не нужно, - отрицательно качнула она ладонью, по прежнему пребывая в себе.
Отпив глоток вина, он промокнул губы концом платка и потянулся к сигарете, и на этот раз оставив ее в покое. Сложив руки на скатерти, повертел большими пальцами, выдавая внутренне напряжение.
- А ты знаешь, мы ведь спорим с тобой ни о чем, - не сдержал он ухмылки.
- Как это? – спросила она как бы издалека.
- Представь себе талантливого человека в любой из областей человеческой деятельности: певца, токаря, художника, слесаря, писателя, пекаря, композитора, спортсмена, скульптора, каменщика и так далее. Ты видела их работы, слышала голоса, музыку и другие достижения, знаешь возможности, по крайней мере, можешь оценить на что они способны по выражению ими своих талантов, - он отметил про себя, что спутница обратилась в слух.- Но разве тебе не приходилось встречать людей, не имеющих ни званий, ни наград, а выдающих вдруг такое и так талантливо, что невольно замираешь на месте.
- Конечно, это происходит сплошь и рядом, стоит только обычного человека заставить раскрыться полностью в привычной для него обстановке,- встрепенулась женщина, гася окурок в пепельнице. – Тогда Козловский, боровшийся за первенство с Лемешевым, поперхнулся бы от зависти, Вертинский забыл бы о гитаре и балладах, а Вишневская запросилась бы не на сцену Ленинградского оперного театра, а в цыганский табор. Что она и сделала, не выдержав конкуренции с Образцовой, молодой Синявской и другими оперными дивами, бросившись в объятия смекалистого виолончелиста Ростроповича.
- Тогда о чем мы с тобой здесь спорим, - мужчина хитровато ухмыльнулся. – Это говорит о том, что большинство людей не знает своих возможностей или не собирается их раскрывать, окунувшись с головой в обыденность.
- Да-да.., - осеклась она на полуслове, оседая на стул, с которого чуть привстала. – Ты снова вернул меня к мысли о том, что мир состоит из противоречий.
- Все течет, все меняется, как говаривал Экклезиаст.
- И все возвращается на круги своя, - досказала она, снова погружаясь в задумчивость.
Выдержав паузу, собеседник промочил горло хорошим глотком вина, затем сощурил веки и окинул женщину озорным взглядом. Сейчас ему доставляло удовольствие видеть ее не как всегда отстраненной, даже иногда неприступной, а уступившей наконец его присутствию рядом с ней, почти равносильному признанию его как равного. Он столько времени добивался этого, а признание пришло так внезапно, что скопившееся за годы напряжение стремилось вырваться наружу ввиде раскованности больше обычного. Он заставил себя посерьезнеть и мягко произнес:
- Дорогая, то, к чему мы с тобой сейчас пришли, ничего не значит, потому что здесь все намого сложнее.
- Почему!? – опешила она. – Разве наши размышления были неправильными?
- Правильными, если не принимать в расчет один нюанс, самый главный.
- Какой? – загорелась собеседница снова, заставив партнера скрыть удовольствие за напускным видом.
- Мы спорили о талантах, которых все-таки немало, а начали разговор о гениях. Дело в том, что самородок надо обработать, превратить его в алмаз, а это получается не всегда. Если же удастся это сделать, то согласись, алмазное колье куда дешевле бриллиантового.
- К чему ты клонишь?
- К тому, что все возвращается на круги своя, - мужчина чуть подался вперед. – Гениями не становятся, ими рождаются, и это непреложный закон природы.
- То есть, из талантливого человека получится, как его не обрабатывай, все равно талант, ты это хотел сказать?
- Ну да, если принять во внимание, что алмазы принадлежат тоже к капризам среды в земных недрах.
- А гениев природа рождает в единичных экземплярах?
- Именно так.
- Но… в природе не существует бриллиантов, они получаются из алмазов.
- Поэтому я говорю, что для получения бриллианта хватает небольшой обработки нужного алмаза, тогда как из самородка чаще получается алмазный неликвид, когда все вроде бы при месте, а искры, скажем так, не сыплятся.
Собеседница отклонилась назад, ее губы отражали то усмешку, прятавшуюся в углах и готовую сорваться в язвительность, то снова как бы припухали в вопросительном состоянии. По комнате блуждала светотень от бабочки, прорвавшейся сквозь занавеску вдоль приоткрытого окна и метавшейся возле плафонов в поисках выхода, но оба собеседника лишь мельком обратили на нее внимание и опять ушли в мысли, каждый в свои. Старинные часы на стене издали очередной приглушенный вздох, напомнив о ночи, подходящей к концу. Женщина потянулась к бокалу с вином, ее лицо начало светлеть, словно она приняла единственно правильное решение. Легкий румянец занял на бледноватых щеках законное свое место, глаза залучились зеленоватым светом, а волны светлых волос, бездумно смахнутые ею на плечи, показались более пышными. Мужчина следил за превращениями спутницы взглядом человека, которому дорога в дивном этом облике каждая черточка, под верхними веками разгоралось восхищение с которым он боролся с первого дня их встречи, не сумев победить окончательно. Она чуть приподняла округлый подбородок и шевельнула выразительными губами:
- Ты как всегда оказался прав, дорогой, бриллиантов на свете что в прямом, что в переносном смысле, очень мало, - сказала она. – Они требуют к себе пристального внимания, ими нужно дорожить.
Собеседник чуть наклонил голову вперед, он вдруг понял, что пришло время вынесения ему приговора. Что подтолкнуло спутницу к этому, какой из эпизодов в его жизни, или может быть в судьбе Докаюрона, было неизвестно, но время оглашения настало, и он сжался внутри, продолжая надеяться на лучшее.
- Перед нашим путешествием ты кажется сделал мне предложение, - заговорила она вновь ровным голосом, вкладывая в слова полувопрос вместе с утверждением.
- Я это подтверждаю, - приложил он к сердцу ладонь.
Она решительно отодвинула от себя бокал с вином, затем кинула быстрый взгляд на пачку сигарет и тоже отстранила ее подальше. Зрачки увеличились, ресницы медленно опустились и быстро поднялись вновь, словно она боялась упустить что-то важное в живом диалоге.
- Я согласна стать твоей супругой, - сказала она тем же ровным голосом с легкой хрипотцой в конце.
Он посидел несколько мгновений молча, не отнимая руки от сердца, стараясь унять участившееся дыхание:
- А я согласен стать твоим мужем, - проговорил он наконец.
Женщина облегченно вздохнула и чтобы разрядить обстановку, попыталась улыбнуться:
- А как же наш Дока Юрон? – хрипотцы в ее голосе заметно прибавилось. – Ты доведешь рассказ о нем до конца?
- Твое желание - закон для меня.
Мужчина заставил себя подняться со стула и обойти вокруг стола, рука спутницы вспорхнула навстречу, скользнула в его раскрытую ладонь и свернулась там в трубочку. Губы чуть приоткрылись, трепеща от чувств, переполнявших ее душу.
- Я люблю тебя, - выдохнул мужчина, наклоняясь над нею. 01.06.2013

Все права на эту публикацую принадлежат автору и охраняются законом.