Шампанское из бузины

«- Я люблю твою божественность…
- Так полюби и мою низость.
- Как это?
- Если это и вправду любовь, она сумеет принять все, как нерасторжимость».


Страсть – разрушающая и созидающая. Песнь ее – побуждающая и низвергающая. Дыхание ее - вдохновение или падение. Поступь ее – свобода или плен. Страсть- радость - страсть-мука. Кого-то окрыляет, а кому-то ломает крылья… Страсть темная, порочная, губящая, иссушающая и - божественная, радостная, исцеляющая, отрезвляющая, питающая, оберегающая … Страсть летать, любить, жить.

А еще есть особенная страсть – рожденная в царских, тайных, палатах. Из глубоких низин своих, из основ поднимает она свою благородную, алую, сияющую, главу и одним мощным рывком-волной достигает звезды тысячелучевой - самой дальней, неизменной! И от ее поцелуя возгорается та звезда в миллионкрат, жар исходит от нее необыкновенный и так рождается новый человек - Хомо Аморес! Человек Любящий! Человек, любящий Человека.

«»»

- Ах-ах, - вздохнула про себя Линда.

Линда пыталась все это осмыслить, дать более-менее разумное объяснение произошедшему, но не могла. Выросшая в тисках строжайшего маминого контроля и жесткой, доходящей иногда до самодурства дисциплины (порядочные девочки в театр ходят только с мамами, а не с одноклассниками!), воспитанная в рамках ее рациовыстроенной системой ценностей о том, что мужчины – все подлецы, любовь – зло, а секс (это уже шепотом!) – просто преступление перед обществом и моралью, что главное для юной девушки из порядочной семьи в современном мире – это учеба, дальше карьера, где-то в процессе этого – муж по необходимости, развод, и – о, главное! – потом можно жить одной счастливо и даже с двумя детьми! Система эта была создана на основе маминого собственного неудачного личного опыта – отец сразу после рождения второго ребенка (а это и была Линда) ушел из семьи – по большой любви! - алименты присылал исправно, но лик свой не явил детям больше ни разу. Все фото его были уничтожены разъяренной так подло брошенной женой. Вера Васильевна тогда хотела даже отчества у детей изменить в документах, но новорожденный ребенок отнимал много времени и эта идея сошла на нет с течением времени сама собой. Желание мстить тоже прошло, но характер женщины поменялся радикально. Куда-то ушли жизнелюбие и веселость. Угрюмость и жесткость, частые раздражительность и гневливость без повода и по поводу накрыли ее лоб и глаза темной поволокой скепсиса, словно темный, вдовий плат. Больше она замуж не выходила, даже не стремилась, обретя стойкую психологическую аллергию на слова «любовь», «мужчина», «семья». Нежные поцелуи на телеэкране вызывали приступы удушья.

- Можно прекрасно прожить и без всякой любви, верь мне, - мамины монотонные нравоучения периодически включались где-то под корой мозга Линды, словно записанные на грампластинку. – Нежные чувства, любовь, страсть – зло. Верность, доброта, сострадание – выдумки из сказок. А реальность – вот она - коварство, обман, предательство и все остальное, что включается в этот «праздничных пакет жизни». - она имела в виду, конечно, «ее супружеской жизни», но получалось почему-то «всей жизни» целиком для всех. Главное, это - семья! Держись за семью – и будешь цела и невредима.

Линда жалела маму и уныло соглашалась с ней, ведь книги, которые маленькая Линочка с увлечением, страстно читала, говорили совсем о другом… О любви доброй, верной и жизни солнечной, искренней, щедрой и милосердной. О добрых рыцарях, о феях милых и веселых, о прекрасных влюбленных Ромео и Джульетте…И душа ее при этом отзывалась широко, искрилась, исходила щебетом луговых птиц…Чему, кому верить? Сознание Линочки раздваивалось – как воспринимать этот мир? – через свои, чистые зеркала души, свои ощущения или через затемненные обидами, искаженные гневом отражения мамы?

- Что, опять эти враки читаешь? Чушь все это, – презрительно кривил губы вслед за мамой старший братишка Линочки Рома, добавляя теней и мерзлости, и девочка сжималась, хмурилась, заныривая поглубже под одеяло вместе с «Тимуром и его командой» или «Хижиной дяди Тома» … Яркий фонарик бегал по строчкам, как кораблик по волнам волшебного, иномирного моря, напитанного светом чудных сокровищ - человеческой добротой, честностью, благородством… Все, что сверкало героизмом, подвигами души, привлекало ее, тянуло магнитом.

- Простота ты, племянница! Наивная и глупая, - однажды авторитетно заявил ее дядя Матвей, Матвей Васильевич, брат Веры Васильевны - Простаки и простушки, пастушкИ и пастУшки из отживших идиллий, наивные и доверчивые - опасны для общества, да-да, опасны, ведь именно из-за них у нас процветает воровство и мошенничество… - дядя Матвей поднял вверх указательный палец, как гетьманскую булаву, закрепляя сказанное. - Будь моя воля, я бы всех их отправил на какой-нибудь дальний остров…

- Или на луну! – весело подхватил Рома, с восторгом глядя на дядю – тот был депутатом от какой-то партии какого-то созыва, округа и чего-то еще, о чем Линочка ну ничегошеньки не понимала, но видела, что ее родственники очень этим фактом гордятся. Он имел очень внушительный, квадратный вид, как и его кейс, который он всегда держал рядом с собой.

- Молодец, дружок, - похвалил его дядя Матвей, поглаживая свой кейс, словно толстого , сытого кота. - Все правильно понимаешь. И посмотрим, чего такого умного и полезного они там сами, без нас, практических и разумных людей, создадут на своих свирелях, арфах и никому не нужном героизме. Весь вред от них…«Дафнисы и хлои», менестрели с трубадурами, чушь, чушь, чушь, - повторил много раз он, но при этом что-то холодное, неприятное блеснуло в его глазах, словно у поймавшего мышь ястреба. Линочка поежилась и отошла от стола, где Вера Васильевна разложила дорогостоящие, в ярких упаковках яства, с которыми обычно заезжал к ним с настоящим - ооо! - телохранителем дядя.

Молодость, как весна, – всегда противостоят самым безысходным, как кажется, жуть-идеям. Линда выросла, вытянулась, приобрела нежноцветущий вид семнадцатилетней девушки, стройной, миловидной, немного задумчивой и много колкой на язычок. Теперь рыцарские романы привлекали ее больше не благородными свершениями, а кострами каких-то запредельных (так ей тогда казалось) чувств – преданности, верности в любви, в обещаниях. Ромео и Джульетта, Тристан и Изольда, Дездемона и Отелло, Русалочка… Красота их отношений затмевала все подлости и низости человеческие вокруг них. Она этим восторгалась, горела всем естеством своим, хотела того же, но и боялась. Почему? Ей было стыдно даже мыслить об этом громко – она считала подобное трусостью! – девушка боялась всех их трагических концовок. Ну, почему трагедия? Почему обязательно смерть, расставания, муки сердца? Неужели без этого нельзя любить? Только прекрасные, чудные сказки говорили о счастливом завершении всех любовных драм-перипетий. Неужто невозможно, чтобы сказка стала реальностью – давая жизнь всем чистым источникам, давая им силу противостоять злу, не умирая, а истинно торжествуя во всех мирах – явных и не явных? Вот бы, вот бы… - мечтала Линда, наблюдая за жужжащими пчелами в белых россыпях черемуховых цветов.

Желая и страшась, мечтая и убегая от своих и чужих горячих чувств, от возможных страданий и мук, связанных с ними, Линда стояла как бы осторонь, на обочине яркой, многоцветной, шумной жизни своих школьных приятельниц – втайне завидуя им, их признаниям о первых влюбленностях и первых свиданиях, и укоряя, критикуя их тут же за опрометчивость в выборе, в поспешности, вынося вердикт – мама права, любовь и пламенные чувства приносят проблемы одни, а потому их лучше избегать.

Закончив школу, Линда поступила в университет обучаться премудростям юриспруденции. Предполагалось, что она, как и брат Рома, станет успешным, выдающимся профессионалом в этой сфере – то ли адвокатом, то ли прокурором (она еще не решила окончательно, чего ей больше хочется – обвинять или защищать).

- И то и другое приносит хорошие деньги, при разумном ведении дел, конечно же! – заметил на это брат, а Вера Васильевна кивнула головой, соглашаясь с таким благоразумным и практичным сыном. Рома уже закончил университет, удачно нашел работу в частной адвокатской конторе. И только гораздо позже Вера Васильевна узнает о еще одном мужском предательстве - уже сына! – Рома тайно, в обход ее, маминым, запретам, разыскал отца и именно под его началом сейчас и работал. Тот самый щедрый на бонусы и вознаграждения босс – и был его отцом.

Ученые утверждают, что психологическое влияние родителей, семьи на детей заканчивается где-то за чертой ста десяти километров. Безотчетно, следуя какому-то тайному, внутреннему порыву, Линда выбрала для себя университет в другом конце страны. О наличии в своих тайных глубинах того, что люди называют интуицией, Линда тогда даже не подозревала. Чистый, ясный ум – вот был фокус ее активности! Она даже в мыслях, наедине с собой, боялась честно сказать, что просто устроила побег от семьи, как заключенная из зоны, по одной простой причине - чтобы выжить, не задохнуться под плотной, давящей маской отстранения от жизни большой, великолепной, искристой, от подчинения чуждым ее душе правилам существования. И очень скоро гипнотический, всеконтролирующий взор мамы, смешки брата и авторитет дяди начал потихоньку меркнуть, словно призрак поутру в мистических сериалах. И в нужное время брешь в высокой башне из страхов и запретов была пробита, притом легко и без особых усилий, можно сказать, одним чихом или смешком, конечно, самой Мадемуазель Любовью.

Линда проживала в общежитии института в комнате с двумя одногруппницами. В тот день, вернувшись с занятий раньше других девушек, она по чистой случайности (ох, ох, кто ты, великая Госпожа случайность!) не закрыла дверь на ключ, и, потеряв бдительность, переодевалась, собираясь в душ. В дверь негромко постучали, девушка хотела побыть одна, поэтому не ответила. Но вдруг почувствовала какое-то движение воздуха и резко повернулась - прямо перед полностью обнаженной Линдой стоял Кира, однокурсник, совершенно беспардонно рассматривая всю ее наготу (именно так это оценило зеркало ее остолбеневшего от шока ума). Затем он закрыл дверь, подошел к столу, и как ни в чем не бывало, уже не глядя на девушку, спросил:

- У вас хлеб есть? Мы в спешке забыли купить…

Линда махнула утвердительно головой и одеревеневшей рукой указала на пакет, где лежал купленный по дороге батон белого хлеба.

- Ты не против, если я отрежу немного? Молчишь? Значит, согласна, хм… – он по-хозяйски разорвал пакет, отрезал половину, продолжая не замечать Линду. – Благодарю, красавица, - он опять повернулся в ее сторону. - Кстати, уже можешь одеться, я все увидел. Как на мой вкус – ставлю тебе высший балл!

Девушка вспыхнула, задышала, выйдя из состояния ступора. Вот уж конфуз - о подобных коварных ситуациях ни мама, ни книги ее не предупреждали! Она судорожно схватила со стула халат, но одеть не успела. Ее ум сейчас вообще ничего не успевал – события развивались спонтанно и непредсказуемо – шаблона действия в матрице памяти на этот счет не было.

Кира же подошел к ней, заглянул «бесчеловечно» (как потом уже подумала Линда) своими переливчатыми, как музыка валторны, глазами, изливающими все токи космоса (это опять потом Лидочка описывала своей подружке-дневниковой тетрадке)!), прямо в ее душу, сердце, почки, черт подери, во все тело от макушки до пальчиков ног – и – поцеловал ее в губы – уверенно, нежно, умопомрачительно! Если исходить из того, что за всю ее семнадцатилетнюю жизнь никто ее ни разу не поцеловал не то что в губы, даже в щечки или лобик, шок ее ум испытал посильнее первого. Голова закружилась, земля ушла из-под ног – и стало удивительно легко и, чего уж скрывать от себя и других, сказочно блаженно.

Сказочный поцелуй закончился так же неожиданно. Кира смотрел на нее влажными, звездчатыми глазами – близко, близко, будто пытаясь вобрать ее всю в себя. Затем взял ее ладошку и мягко коснулся губами. Линда в недоумении, словно со стороны, наблюдала за происходящим. Что он делает? Что я делаю? Кира также молча подошел к двери:

- А ключик-то поверни…, - и вышел.

Линда, словно лунатик, подошла к двери и повернула ключ в замке на два оборота. Зачем? Вся масса чувств, таких живых, волшебных, которые так долго ютились в маленьком аквариуме где-то на задворках ее жизни и ее мечтаний, расширились до безграничных пределов и прятаться обратно совсем не собирались! Да и девушка этому уже никак не позволила бы! Дороги назад не было! Корабль под названием «Любовь» раскрыл во всю мощь свои белые, солнечные, пышные, шелковые паруса и отошел от старой, узкой, пыльной пристани, громко пропев всем о начале своего великого путешествия. Страсть взорвалась внутри, заговорила, запела. А ум? Ум, напичканный записями цензор-цитат от Веры Васильевны и собственными страхами всевозможных смертей-наказаний, умолк, явив в лобовом столкновении с мощью первостихии жизни всю свою несостоятельность.

Киру на их курсе называли Серым Кирой. Никто из студентов их потока так и не узнал, каким «веселым словом» он был зачислен в институт, когда все готовились уже к первым сессионным экзаменам. Время от времени он пропадал на пару недель и – о чудо из чудес! – ни один преподаватель после его появления на парах «из небытия» (словечко самого Киры!) даже не спрашивал о причинах отлучки… Он ни с кем из ребят не дружил, больше приятельствовал, с девушками держался галантно, но на расстоянии… Много острословил, знал Пастернака наизусть и прекрасно его декламировал.

« О, если б только бы я мог,
Хотя б отчасти,
Я написал бы восемь строк
О свойствах страсти…»

Вообще, говорил много, но толком вспомнить о чем он говорил, никто потом не мог… Мастер шуток, каламбуров… Но – глаза – острые, тревожные и детские, вопрошающие одновременно... Линда однажды заглянула в них, случайно, и – остереглась падать дальше в эту игру света и теней, быстрых, фантастически неуловимых, словно в топь, опасную, хоть и с цветущей брусникой и летающими веселыми мотыльками. В разговоры о Сером Кире с одногруппниками о его загадочности и заносчивости она никогда не вступала – странная личность, опасный тип, держись от таких подальше - говорила о таких людях авторитетно мама. Но Госпожа Случайность все перевернула с ног на голову.

То, что должно было случиться, случилось самым естественным и замечательным образом. Природа никогда не ошибается… Это ум скачет, как козленок, по камням абстрактных идей и понятий. Природа же взяла их уверенно за руки и повела по величественной лестнице чистых, беспорочных восторгов, одаривая щедрой рукой из чаши любви и наслаждений, обильных и нескончаемых, как тогда казалось! Они плыли в глубоком, чистом потоке любви, несущей два факела некоптящих - сердечная и телесная страсть кружились в одном танце, питая друг друга, озаряя и проповедуя: Мы – одно счастье, мы – одно божество!

Башня-тюрьма рухнула, рассыпалась на микро-частицы – и весна-красна запела во всю мощь в сердце ее с подснежниками, ласточками, звонкими ручьями и березками с золотыми сережками! Как будто кто-то мастерски в Прекрасной Чаше Жизни великолепно-гармонично любящей рукой смешал две энергии – яркую, солнечную мужскую и сияющую, жемчужную, женскую - и восторженное счастье радужными мостами заполыхало над их впавшими в священное безумие головами. Благородная, непорочная страсть юной любви – нежная, благоуханная, искренняя, вела их за собой, питала, воодушевляла, преображала. И разум их блистал, и науки давались просто, все в них преобразилось, укрепилось чистотой и безыскусностью открытых сердец.

- Я – счастливая! – так ликовала запевшая птица влюбленности. Но Кира оставался тем же Серым Кирой даже с ней наедине… Кто он, где он, зачем он здесь – Линда так и не узнала за время их романа. Он был чист и ясен в своей любви к ней, но стояла четкая граница, за которую он девушку не пускал. И так началась уже ее драма, ее грусть, ее сердечная мука. Линда обижалась поначалу. Она уже рисовала в своем воображении солнечные картинки их семейной жизни, строила уютное гнездышко, даже выбрала дерево…Пока не пришло понимание, что у Киры совсем другие планы на будущее… Это было удивительно – узнать, что два человека, составляющие такое единство чувств, могут совсем не совпадать в других сферах и устремлениях. Девушка расстроилась тогда, юность нетерпелива и требовательна. Но…легенды, мифы, сказки – ее выручалки. Она вспомнила историю о прекрасной Психее по нерасторопности, излишней торопливости потерявшей мужа-бога, - Психее пришлось много настрадаться, чтобы вернуть его обратно, повзрослеть, помудреть. Так страдания дают мудрость? И никак иначе мудрость не приходит? Обжечься, чтобы потом… Она не хотела думать о потом, роптала, плакала и – решила в конце концов плыть по течению, пусть будет, как будет и – отпустила поводья, ведь то, что сейчас у нее есть, так великолепно!

Линда, словно пышный июньский пион, раскрылась невообразимо ярко, лицо сияло удивительной, особенной, глубинной красотой морской царевны. Даже острые на язычок одногруппницы - любительницы кухонных пересудов - замолкали, глядя на них. Есть, есть чудо-силы, охраняющие своих адептов от ядовитых стрел зависти!

Однажды она спросила Киру:

- Почему я? Сашка, первая красавица у нас на курсе, Малышка – вся из себя модница…

Кира лег рядом с ней, приникнув головой к ее груди, где ярко билось горячее сердце:

- Сашка – холодна, как снег, сердце ее маленькое, как, камушек, а Малышка – продаст все и всех за новую кофточку, сердце ее вообще где-то в другом мире, спит… А ты так и не поняла? Я ведь не на тело твое смотрел, я твоим великолепным сердцем, его чистой игрой восхитился. И, знаешь, готов его музыку слушать вечно. Какая гармония, какая симфония звуков, безудержность любви и жизни, – и он промурчал что-то из вальсов Штрауса…

Линда была ошарашена подобным откровением Киры о себе, но благодарно обняла его голову, и задумчиво посмотрела куда-то за стены, где есть так много всего, чего она еще не знает, не видит, не слышит. После этого разговора она начала прислушиваться к сердцам другим, к их внутренним тонким биениям, ловить еле различимые флюиды их мелодий и даже что-то у нее начало получаться. Насколько внешний облик человека созвучен его внутреннему звучанию? Иногда угадывала верно, иногда нет.

– Вопрос практики и времени, - объяснял Кира, сверкая своими звездами-галактиками в глазах.

А еще, о чудо, за время их встреч девушка параллельно избавилась от сердечных болей, гастрита, ангин, всего, что регулярно посещало-томило ее организм в течение всех школьных лет под маминым крылом и гипно-оком. Ее голос приобрел волнующе бархатные нотки, движения – плавность и текучесть, заявляя миру – радуйся, мир, Благородство, Красота и Любовь царствуют в этом месте!

Фантастически ярко явили миру себя ее собственные вкусы – она начала покупать еду, которая нравилась ей, а не маме, носить одежду, которая соответствовала ее вкусам, а не дядиным (странно, что именно он был для Веры Васильевны безоговорочным авторитетом в этой области, области женской моды, поведения, она его слушала беспрекословно и заставляла это делать и Линду)… Это ли не было счастьем – обрести себя? Благодарю тебя, Любовь, возвращающая людям истину!

Живительные, целебные ванны в водах благодатных чувств укрепили не только ее тело, душу, но и дух - Линда, проявив невиданные ранее смелость и решительность, избавилась заодно и от не своих целей – забрала документы из юрфака и – перевелась, удивив и раздосадовав семью, в университет культуры – на факультет искусствоведения! Вот что ее занимало с юношеских лет! Вот чего она хотела – незримо для всех, в своих снах, куда запись из маминой и дядиной грампластинки не проникала! Она была уверена – культура, искусство, живое творчество душ – единственный человеческий миронесущий инструмент, способный объединить, принять любого человека, как друга, не глядя на цвет кожи, глаз и язык. Если твой соотечественник сумел создать такую красоту, такие чудеса музыки, движений, архитектуры, как я не могу не благодарить его! Мы же одной - творческой крови, а вместе – одного творческого духа! У каждого свой путь для эволюции – так давайте не мешать, а восхищаться друг другом!

Дневник Линды (новый, старый был ритуально предан концу!) разрывался от ее идей и планов на будущее! Ведь оно уже стало ее! Старая, кисло-горькая начинка пирога была убрана и естественным образом заменена на сладко-пряную, аппетитную! Когда? Может быть, когда она спала? Живой дух ее жизни щедро осластил все – главные цели были выбраны верно!

И на волне своих побед девушка поднимала голову из реки смирения и начинала требовать и настаивать - Кира, Кира-Загадка, Кира-Сфинкс (вот это уж сравнение!) все также был «не покорен». Отпустить нельзя, быть вместе – сложно! Она однажды вспылила:

- А дальше что, Кира, что дальше?

Его ответ поразил ее, заставил разрыдаться:

- Дальше, Лада (он почему-то начал называть ее так) ты будешь счастлива…

- А ты?

- И я… по –своему…

Он поднял ее заплаканное лицо и посмотрел нежно, долго в глаза:

- Лада, Ладочка, у тебя прекрасная, чистая душа! Со шрамами от многих стрел, да, но они быстро заживляются, растворяются… – он наклонился и поцеловал родинку чуть ниже ее левой ключицы. - Обещай, что ты никогда не перестанешь любить, не закроешь больше своего сердца, не будешь прятаться ни от кого. Любовь – это твое! Страсть – это твое! Жизнь – это твое! Не уходи никогда с этого пути…

- А ты? А как без тебя? Не хочу! – задохнулась Линда-Лада.

Божественная неизбежность начала и конца… Иногда ей казалось, вот еще немного, еще миг - и она поймает, узнает секрет его глаз, его сердца, найдет отгадку, и все будет хорошо, именно так, как она хочет…

Кира-Сфинкс, будто догадываясь о ее намерениях, зажмуривался, отворачивался:

- Хакер мой любимый, не пытайся взломать мои личные коды… Там… много мусора… Он тебе не понравиться…

Мирного сосуществования не получалось. Они ссорились, расставались, иногда на полгода, даже однажды на год… А потом… Потом Кира-Загадка появлялся, как магическая тень с солнечными глазами, у входа в здание университета, заглядывал в сердце, вызывая из глубин к жизни ее диких необузданных белых кобылиц:

- Лада, ты сегодня свободна?

Кобылицы неслись по изумрудному полю, поднимая к небу алмазную пыль. О, они были также полны мощи и страсти. И Линда падала в его объятия, чтобы оживиться, омолодиться, пренасытиться, возродиться… Как пели ее душа и тело в единой симфонии счастья, в едином порыве, в едином потоке…Она пыталась выбраться из этого странного круга-колеса своих несбыточных ожиданий, совершенно безнадежных надежд (вот уж каламбур!). Какой-то неизвестной силой они оба были привязаны к нему, этому колесу, словно приговоренные к пыткам (так образно она писала в дневнике).

- Карма… – посмотрев внимательно на девушку, так обозначила суть вопроса знахарка-травница София, к которой Линда пришла по совету приятельницы, когда нервы совсем было расшалились от скачущих в разных направлениях мыслей, аппетит пропал и аристократическая худоба с бледностью не радовали, а больше пугали. – Помучитесь, и все само развяжется…

Карма… Непонятное, чуждое ее мироощущению слово, где все должно быть ясно и просто. Какие-то хомуты, старые завалы из прошлого… Линда взяла бумажный пакет с мятой – ну хоть отвлечет, скептично подумала девушка. И вдруг взгляд ее остановился на сосуде с каким-то переливчатым от солнечного лучика, падающего из окошка, напитком. Сосуд имел длинное горлышко и пробку в замке из проволоки. Она не могла отвести от него взгляд.

- Что это? – помимо своего желания спросила.

- Шампанское из бузины, - от лица Софии брызнуло светом веселья и радости.

Шампанское? В селе? В лесу? Девушка показала пальчиком на него:

- А можно я вот это возьму, вместо мяты.

- Можно, - хозяйка протянула ей бутылочку, протерла чистым полотенцем.

- А что с этим делать?

- Пить, - женщина легонько хлопнула девушку по руке. – И наслаждаться жизнью.

- Даже когда все не так?

- Даже когда все кажется «не так».


…В момент очередной размолвки с Кирой, она даже дала себе слово никогда не поддаваться больше на это искушение, полное страданий для души, и начать строить свою личную жизнь по всем правилам социоразума, вернувшись на позиции согласия с мамой и дядей. Она даже была за шаг до подачи заявления в Загс с Владленом, бодрым, оптимистичным бизнесменом-хозяином сети аптек, мужчиной крепкого телосложения, выдающимся брюшком, боксерской нижней челюстью и хваткими глазами. От него пахло дельцом, деньгами и ничем иным. Линда морщилась, но воля победила чувства, а глупое упрямство - мудрость. Она мстила – кому? Себе, только себе. Иногда ей казалось, что она товар на прилавке, к которому Владлен присматривается, приценивается, цокая губами, затем довольно улыбается, оценив его высокое качество – надо брать. Думалось, он и продаст ее потом, как уже надоевшую, поношенную вещь, правда, по выгодной цене, не в ущерб себе. Зачем ей это было нужно? Шарахнуться от света блаженств в пустоту и инфантильность, когда тобой управляют, решают за тебя. Это уже было, знакомо и даже как-то грело, как теплый, вторично разогретый бульон. Там было – я – божество, здесь – я – товар. Попав в сферу межличностных товарно-денежных отношений, девушка не теряла здравомыслия и наблюдала, осторожничала. Какое-то детское, глупое любопытство включилось – как далеко она зайдет, где остановиться и остановиться ли в этом полете вниз? Владлен демонстрировал ей свои богатства – дом на берегу озера с утками и лебедями, гараж с пятью авто, говорил о своих взглядах на семейную жизнь – об обязанностях жены и правах мужа. И этот приторно, липкий запах денег. Может, одеколон? Но нет, она их все перенюхала в его ванной – запахи как запахи. Ее дурость, глупая апатия правила бал… Но – все тот же неожиданный заоблачный шепот с запредельных небес:

- Лада, что ты сегодня делаешь?

И Линда исчезла тогда для мира на несколько дней, до самого распрекрасного утра понедельника, когда Владлен уже ждал ее у общежития на своем кричаще дорогом авто и в кричаще дорогом костюме:

- Где ты была, я приезжал к тебе… И ты не отвечала на звонки…

- Я была у тети, телефон сел, - не моргнув глазом, весело соврала Линда, очень не любившая в обычной жизни обман. Но это в обычной, а не когда ты еще находишься в параллельном мире абсолютного счастья.

- У тебя нет тети, - резко ответил Владлен и исчез из ее жизни навсегда.

Расстроилась мама, которая уже успела поменять радикально свои взгляды на брак, благодаря бесконечным сериалам… Дядя и брат были недовольны. Но не она. Променять сытую жизнь с ушлым Владленом на несколько дней с Кирой? Да, смогла, да – это того стоило.

Закончив успешно курс университета, она уехала в другой город (опять сбежала?), где, немного попотев, нашла работу в частной фирме по антиквариату «Сфинкс» – салоне мистических древностей. Бежала ли она от Киры? Все может быть – для побега тоже смелость нужна! Где был Кира, была ли у него семья – она не знала и не интересовалась, хотя интернет давал соблазн наскрести нужную информацию. Но зачем? Она увлеклась загадками древней символики… Сердце ее уже не рыдало, билось в обычном, рабочем ритме. По крайней мере, здесь ты всегда находишь разгадку, достаточно приложить усилия – ума и интуиции. У Психеи своя судьба, у меня – своя, – благоразумно подвела Линда черту под историей своей первой любви. Работа предполагала частые, интересные командировки в разные страны. Ее интересовало все – и Египет, и Шумеры, и Древняя Индия, и Майя… Вещица, мелкая, невзрачная, осколок какой-то вазы, вдруг при тщательном изучении почти стершегося знака на нем, при неожиданном взгляде с другого угла зрения, обнажался, являя смотрящему в глубины тайны прошлого, одаривая удивительными откровениями. И, что интересно, от этого они обретали сногсшибательную ценность и значимость в глазах заинтересованных личностей, любителей, почитателей древностей. Хотя Линда недоумевала про себя – что толку владеть чем-то, если открыть его суть, его тайну не можешь? Подержав такой артефакт в руках, вобрав его в себя, словно морская губка капельку соленой воды, которая в тепле и любви распахивает свои истории и тайны, девушка дальше передавала его без сожаления – ведь главное она получила! Эти поездки, встречи с интересными ей людьми приносили восторг и удовольствие, отвлекали от самого важного… Ее страсть, яркая, пламенная, нашла себе новое русло… Луга и поля, наполненные богатствами новых впечатлений, откровений, волновали и радовали бесконечно. Да, она обрела твердую почву под ногами, как специалист, с мнением которого считались, к кому прислушивались и ценили. Но хотелось, очень хотелось опять взорваться солнечным огнем, опять любить, быть любимой, дарить и получать тепло и, больше всего – того самого полета, заоблачного, блаженного…

И вот в одной из командировок у нее завязался горячий, искристый, как летнее солнце в зените, роман с испанцем. Звали его Тристан (а узел завязывался все плотнее – так определила потом для себя этот факт Линда уже по трезвому размышлению!), что загипнотизировало девушку чем-то далеким и важным, привлекло и прибрало к рукам. Она одела на нос розовые очки и улыбнулась глупейшей улыбкой увязшей в сиропе пчелы, уверенной, что это и есть рай. Его горячие, темные, южные глаза, орлиный, гордый профиль сорокалетнего, состоявшегося, уверенного в себе мужчины волновали, обещали что-то высокое, прекрасное. Я тебе покажу, я тебя поведу, я тебя осчастливлю и все такое, на что так падко давно не знавшее любви сердце молодой женщины. Ей двадцать семь, ему сорок – прекрасная разница в возрасте для формирования гармоничных длительных отношений (это кричало в уме очередное социовнушение). Тристан был разведен, имел ребенка от первого брака, уже взрослого – сына (о, боже!) – Ромео! И он просто мечтает о новом браке с умной, красивой, интеллигентной девушкой-славянкой!

- Ваши женщины совсем не похожи на наших. Они мягче, удивительно верно умеют любить… - маслил Тристан свои речи, влажно глядя девушке прямо в глаза. - Я читал вашу классику, да-да, и о женах декабристов и Тургенева, и Толстого. Какие чудные женские образы, типажи – жертвенные, способные на поступок ради своего избранника… Преданность – это редкость на сегодняшний день, - говорил он Линде, давая ненавязчиво понять, чего он от нее ждет в отношениях. Подобные слова вливались в ее уши нектаром, усыпляли, убаюкивали, кружили голову – он понимает ее душу, он даст ей то, что она так ждет от мужчины – взаимопонимание и искренность, любовь и верность до конца. И никаких загадок. Как все просто. В нем кипела горячая кровь всех тореро вместе взятых, безстрашие всех мужчин, не боящихся смерти, опасности, подчиняющего «ярость быка», разящего зверя на повал, чтобы защитить, уберечь… Что?... Ответ ускользал, как и здравый смысл… Да, в этом сквозило что-то дикое и варварское для девушки, но, разве она не так же, как испанский тореро, победила одним холодным, безжалостным ударом то свое первое сердечное желание, свою страсть? Не так же отважно бросила ее растерзанное тело на арене жизни медленно умирать, отвернувшись, убежав, не желая ждать, принимать, страшась быстротечности времени, старости, неизвестности, строптиво требуя все сразу и сейчас?

Тристан красиво, элегантно ухаживал, точь в точь – яркое и сочное проявление статьи из глянцевого модного журнала: «как должен ухаживать мужчина за понравившейся ему женщиной», великолепно пел испанские баллады, дарил разные дорогие милые безделушки, и вот уже - они совместно строили планы на общее, радостное будущее у него на родине. Линда записалась на курсы испанского языка и заодно брала уроки игры на гитаре, так волнующе звучали испанские мелодии в дни их встреч … Правда, однажды он слишком уж жгуче, больно ее обнял, что-то жесткое и хищное появилось в его дыхании. Он чем-то напомнил ей ее дядю. Она испуганно отстранила его. Тристан остановился, извинился и, отвел глаза: - Прости, я увлекся. Линда приняла его объяснение, но полностью расслабиться, довериться уже не могла. Тревога микросоринкой поселилась где-то на окраине сознания. И полет все не получался. Хотя… может, потом? Розовые очки немного накренились и готовы были соскользнуть с ее носика совсем, но Линда без колебаний водрузила их на место волевым решением – может, это я чего-то не понимаю в таких сложных человеческих отношениях? Она старалась услышать звук его сердца, но громкие, чувственные баллады о роковой любви и жгучей, пламенной, южной страсти, о тореро и быках, бесконечной баталии – кто сильней? - не давали возможности сосредоточиться, и она, в конце концов, махнула опять рукой – пусть идет как идет. Хотя мелкие, точечные раздражения проявлялись все чаще по самым пустяковым поводам. Видимо, переутомилась, отпуск пора брать - так объясняла это себе девушка.

Уже второй год длились их отношения. Она все ждала открытия тореровского духа в избраннике, чего-то сверхобыкновенного, чего-то, что избавило бы ее от сомнений, зажгло фитиль ее свечи на полную мощь, как тогда, с Кирой… Какого-то жеста, движения в его душе. Или все – таки в своей? Тристан же занимался торговлей элитными винами Андалусии, имея представительство в их городе. Он приезжал каждые два-три месяца в их город на несколько недель. Несколько раз в Испанию, то по делам, то отдохнуть, ездила и Линда, все больше воодушевляясь, увязая в своих планах-фантазиях. Неожиданно Тристан оказался также и любителем-коллекционером мистических артефактов, и Линда, открывшая свое сердце и душу будущему супругу, несла ему в «своем клювике» лучшее, что появлялось в их салоне. Казалось, вот-вот, еще немного…

И вот, словно взрыв сверхновой, у светофора:

- Лада, ты сегодня свободна?

Наваждение? Зачем, для чего? Ум девушки попыталась сопротивляться. Но душа запела на полную мощь и воспарила... Позабытая страсть разорвала в клочки все ее шаблонированное благоразумие, явив истину, как золотое яблоко на ладони. Линда тогда ясно и точно поняла, что это не соблазн, не искушение, а спасение. Спасение от очередной иллюзии.

Встретив на следующий день в аэропорту своего испанского сердечного друга, она вздрогнула от неожиданности – он был ей абсолютно безразличен, даже где-то отвратителен! То, что раньше привлекало в нем, теперь совершенно отталкивало… Орлиный нос – не благородный, а хищный, голос не мягкий, приятный, а шепелявый, глухой, раздражающий. Ее сердце билось ровно. Ах, Кира, Кира, Сфинкс ты мой загадочный…Зажженный ночью огонь той, истинной, глубочайшей, страсти убрал слепоту с глаз, разбив розовые очки, явив всю неприкрытую ложь красиво-обманных слов, за которыми стоял холодный, расчетливый, похотливый делец – она была ему нужна только в качестве подруги на время деловых поездок, ну и, естественно, интерес профессиональный - артефакты. Прозрение отрезвило и развеселило. Спасибо, Серый Кира! Стало легко и спокойно – сколько бы еще времени она на него потратила? Удивительно, но Тристан Маркос, опытный ловелас и сердцеед, мгновенно уловил перемену в девушке. Глаза его тут же стали холодными, чужими. Они попрощались там же в аэропорту без лишних объяснений.

Нелюбовь, как и любовь, ушла, испарилась, истекла, как выдохшееся, недопитое вино. Линда перевернула и эту страницу своей жизни. Не жаль… ничего не жаль, ни единой капельки-слезинки, ни единого вздоха грусти – жемчужина ее сердца росла, украшаясь все новыми слоями разноцветного перламутра, готовясь предстать однажды перед лицом… Кого же? И перед глазами Линды, как Венера Дали в эфирной пустоте пустыни, явился чей-то лик, лицо…

Сейчас Линда сидела у моря и слушала его вечную, блаженную песню… Или свою? Песню счастья, достижения, умиротворенной любви и покоя… Ах, да, это все у того же Пастернака:

«Достигнутое торжество
Игры…»

Вот уже неделю, как она, Линда, замужем, официально. И сейчас у них самый настоящий медовый месяц! Он появился, как солнечный призрак, тогда, когда она, уставшая и запутавшаяся в хитросплетениях своих чувств, была готова отказаться от детских фантазий и мечтаний о любви счастливой, радостной, смеющейся, без болей, мук и предательств, когда в отчаянье стояла на краю пропасти глухих разочарований. И тогда солнечный рыцарь посадил ее на белого коня, увез ее в свой солнечный, сделанный из пчелиного мягкого воска, дворец в саду цветущих, неувядающих черемух, и сказал то главное, что так хотела услышать Линда от мужчины - Я искал тебя и нашел! Я искал себя и нашел… Я так страшился не успеть… Прими от меня этот дар, - и протянул ей на ладони золотую жемчужину своего сердца. И в его блестящих, солнечных зрачках она увидела себя, свое лицо – прекрасное и озаренное их общей любовью – одной на двоих. – Это Амур, бог, что старше самого Кроноса, коснулся одной волшебной стрелой к груди каждого из нас, - прилетела крылатая мысль! Колесо кармы рассыпалось, растворилось и – мир пришел. Кира-Сфинкс, Кира-Загадка, прощай! Левиафан, страшащийся себя, бегущий от себя и – нашедший себя, свою золотую суть! Друг, защитник, оберегающий, любящий страстно, неуемно. Теперь он был рядом с ней навсегда, ее Кира, ее рыцарь, открывший для себя самого тайну своего сердца, его тьму и его свет, его высоты и его низины, принявший его, смирившийся и – став непобедимым, отдал его в руки Линде.

- Так нужно ли бояться любви, чувств, страсти? – спросила Линда у моря, вслушиваясь в фантастически прекрасную музыку вечности морской синевы. Ее дикие белые кобылицы обрели сияющие крылья и – словно чайки в ореоле незаходящего солнца, среди высоких арок лучезарных радуг летали в наполненных долгожданным счастьем небесах, а на золотом песке блаженствовала ее живая жемчужина с яркой искрой нежного света внутри, видимая с самых дальних далей вселенной, и звезды-радости дарили ей и ее любви свои жаркие поцелуи-объятия.

2021г. 25.12.2021

Все права на эту публикацую принадлежат автору и охраняются законом.