Прочитать Опубликовать Настроить Войти
Владимир Вейс
Добавить в избранное
Поставить на паузу
Написать автору
За последние 10 дней эту публикацию прочитали
28.03.2024 1 чел.
27.03.2024 0 чел.
26.03.2024 0 чел.
25.03.2024 1 чел.
24.03.2024 1 чел.
23.03.2024 0 чел.
22.03.2024 0 чел.
21.03.2024 1 чел.
20.03.2024 0 чел.
19.03.2024 0 чел.
Привлечь внимание читателей
Добавить в список   "Рекомендуем прочитать".

История проститутки

Глава первая о Борисе, его дочке и оргазме



Я поднимаю руку.
Хотя этого можно было и не делать.
Владелец «вольво» остановился не сразу, а чуть проехал.
Я его понимаю. Если не сотни глаз, то десятки видят эту картину – девушка лёгкого поведения, стоящая на обочине одной из оживлённых трасс города, ловит клиента. Особенно любопытны пассажиры общественного транспорта и маршрутных такси.
Но я не девушка лёгкого поведения! Ошибаетесь! Самого что ни на есть тяжёлого!
Владелец иномарки мужчина средних лет. Ему, судя по инею на висках, чуть за сорок. Он не перегибается через переднее сиденье, чтобы открыть мне дверь. Я знаю таких: они уверены в себе только с теми, кто зависим от них. И слегка трусливы. Остановиться чуть дальше – это подстраховка.
Я открываю дверь:
- Не передумал, - спросила я уже на сиденье, и сразу лезу в сумочку за сигаретами с ментоловым запахом. Он перебивает запах мужчины, лезущего ко мне с поцелуями. В тот самый момент. Подобные клиенты зомбированы своими жёнами, которые знают, что делают: «Ты меня поцелуй сначала, подогрей, а после…» Или в тот самый момент: «Ну, целуй меня, целуй!»
Пряча пачку сигарет в сумочку, показываю клиенту упаковку презервативов. Они у меня обычные. Навороченные пусть покупают сами клиенты!
Затем подсаживаюсь ближе к водителю. Моя рука делает рекогносцировку. Это поглаживание ног мужчины, нежный обжим. Ответная реакция говорит о том, что особых извращений можно не ожидать. Хотя ничего полностью нельзя предугадать.
- Ладно, - мужчина достаёт свои сигареты и прикуривает от зажигалки в приборной доске, и в этот момент я подумала, что мы знакомы, - брось ты это! На сколько рассчитываешь?
Даже не поворачивается ко мне. Смотрит перед собой. Но машину он ведёт классно. Ловит каждый просвет впереди, лавирует между рядами, подходит к перекрёстку как раз на зелёный. Таким проститутки нужны, чтобы слегка расслабиться. И деньги у таких есть.
- Две сотни, - говорю, тоже рассматривая лобовое стекло, словно на нем засветились титры моего любимого фильма «Красотка» с Ричардом Гиром и Джулией Робертс в главных ролях!
- Ты же уличная! – лёгкий поворот в мою сторону.
- Я круглосуточная! У меня кредит за квартиру, вот и подрабатываю, как могу!
- Круто, банки принимают от фирмы проституток? - усмехнулся он, - Посмотрим на тебя в деле, но дам три сотни, если сделаешь то, что попрошу.
- Тогда придётся набросить! Когда так предупреждают, я подписываю контракт!
- Какой контракт, о чем ты?
- Устный…
- Ладно, едем, ты ещё та штучка!
- Я не штучка, а Лариса.
- Борис.
Наконец он посмотрел на меня. В его серых глазах я прочитала провалы. Такие как и в моих глазах, когда долго смотрю на себя в зеркало. Это провалы души, памяти и ещё чего-то, опасное безвозвратностью.
Вольво хорошая машина. Мы скоро оказываемся за городом, мчимся по трассе в аэропорт, но сворачиваем в дачный массив. Со стороны трассы Сокские дачи – это демонстрация богатства самарской деловой и политической элиты. Мы въезжаем на территорию трёхэтажного особняка. Мягко шуршат шины по гравию. Я успеваю осмотреть возможные пути отступления…
Нас встретила прислуга. Пожилые мужчина и женщина. Женщина была в белом переднике, мужчина – в комбинезоне. Мне показалось, что они муж и жена.
- Дарья, - сказал Борис, - мы будем в гостиной. Обслужи нас.
Большая гостиная была на втором этаже. Светлая, три стены были наружными с широкими окнами. Но все было зашторено, и мягкий рассеянный свет хорошо сочетался с прохладой кондиционеров. В мягких креслах можно сразу уснуть.
Небольшую часть гостиной перегораживал стеллаж с книгами. Хорошие глянцевые издания, справочники, атласы. Это придавало помещению вид рабочего кабинета, но шикарная тахта у противоположной стеллажу стены мешала такому восприятию.
«Вот здесь он меня будет…», - подумала я и осталась довольной: чисто, уютно, прислуга привыкшая. Бровью не повела эта Дарья.
Но Борис указал на кресло:
- Располагайся! Я переоденусь.
Я утонула в кресле. Вошла Дарья с подносом. На столике передо мной появились коньяк, конфеты, чистая пепельница.
Борис вернулся не в халате, как я предполагала, а в светлом летнем костюме - рубашка на выпуск и шорты. Ноги стройные, крепкие и по-мужски прикрыты негустым ковром мелких в колечки волос.
Однако он сел не в кресло, а придвинул пуфик.
- Лариса?
Я посмотрела на него и вдруг неожиданно увидела своё отражение в экране телевизора с плоским плазменным экраном. Мой облик в темных тонах был романтичным. Я не остригла волосы до старушечьего маразматического одуванчика на голове. У меня была толстая коса, начинающаяся с верхней части затылка, и заканчивающаяся чуть ниже плеч. Такую причёску любит актриса Мадлен Коротич. Ну вы её не знаете, потому что она снялась в одном фильме… Но я уже познала практическую пользу толстого слоя волос на затылке. Я падала и отделывалась лишь незначительными ушибами ног и бёдер. А голове – ничего! Правда, один из клиентов, под 110 килограммов весом, попытался потаскать меня за косу, когда ему показалось, что я тоже кончаю: «Ты мне детей тут не парь, тварь!» Так он кричал в рифму. Я заехала ему ногой в пах. Но это было в первый год моей практики жрицы любви.
Ещё в прихожей я обратила внимание на тусклый взгляд его больших глаз и подумала, что у человека с таким тоскливым взглядом можно было попросить и все четыре сотни.
- Лариса? – повторил Борис. – Я помню тебя с диктофоном, когда ты пришла ко мне с этим рыжим оператором… Веней, кажется. А тебя звали Оксаной.
Я узнала молодого бизнесмена Кудряшова. Да, это было лет десять назад… Но, в прошлой жизни!
- Оксана умерла, - сказала я. И закурила.
- Хорошо. О покойных или только хорошее, или ничего.
Банальность кстати. Начитанный мне попался клиент.
Борис встал. И в этот момент в гостиную влетела девушка, в топике, приоткрывшем её загорелый животик. Она была стройненькой, весёлой и с очень невинным взглядом больших зеленоватых глаз. Я вспомнила свои шестнадцать.
- Это моя Диана, - представил Борис, и меня ей, - Лариса - профессиональная проститутка!
- Ой, как здорово! – захлопала в ладошки дочь Бориса.
- Я не состою в профсоюзе проституток, - ответила я. Меня не покоробили ни тон, ни слова клиента. И почувствовала, что работать придётся больше головой.
- Расскажи Лариса о том, как ты вышла на панель?
- Охренеть можно, - не выдержала я и спросила, - это твоя затея привести меня сюда?
- Нет моя. – Тотчас же отозвался её папа.
- Сочинение в школе писать? – не унималась я.
- Нет, - опять ответил за дочь Борис. – У неё в голове засела мысль стать проституткой.
- Серьёзно?
Диана кивнула головой и прыгнула в кресло. Она почти утонула в нем. Лишь озорное личико смотрело на меня из прямоугольника спинки кресла.
- Если я начну рассказывать, то это будет совращение малолетних. Следовательно – статья! Откуда я знаю, где у вас здесь спрятана видеокамера?
- Я добавляю сотню за твой откровенный рассказ.
Я потушила сигарету. Всякое у меня было за семь лет работы жрицей любви. Сначала нас называли путанами. Это было красиво. Это было совсем ново для России. И сначала безопасно, если только умело предохраняться от беременности и болезней.
- Ну что ж, девочка, - сказала я. И налила себе немного коньяка.
Диана потянулась, было за другим бокалом. Но я погрозила:
- Алкоголь убивает клетки мозга!
И начала читать лекцию.
- 50 тысяч клеток за один глоток. Сначала я пользовалась алкоголем как дезинфицирующим средством. Но разве за всеми уродами уследишь? Через семь месяцев активной работы на панели я заразилась гонореей. Пакостная болезнь, пакостное лечение, а главное расходы и потеря темпов в работе. Ну, как тебе начало, деточка?
- Начало обнадёживающее, - сказал папа и пошёл по своим делам.
Когда за ним закрылась дверь, я спросила его дочку:
- Ты что, свихнулась? Колись, зачем ты обо всем этом хочешь знать?
- Я хочу стать проституткой.
- Денег не хватает?
- Я оргазма не испытываю!
Вот так, ни больше, ни меньше! Вот дурёха-то!
- Чего-чего!
Так давно я не смеялась!
- Для оргазма, - успокоившись, сказала я, но ещё с лёгким смешком, - надо любить!
- Я уже с десятком мальчишек любилась. И ничего!
- Не дозрела!
- Говорят, что проститутки ничего не испытывают. Вот я и хочу узнать!
- С чего ты взяла? Я сама первое время умирала от воображаемых сцен. Меня тащили в постель, а я думала, каково с таким самцом быть! Ну и представляю сам процесс… А после… - Я вздохнула и очень даже искренне. - Насильно внушила себе, что это работа. И все! Механическая работа за каким-то станком! Иногда тошнит, а держишься! Ладно, сменим тему. Отец знает про твои опыты?
- Конечно, знает. Он первый меня и попробовал…
- Вот сволочь! – не выдержала я. – У тебя нет матери?
- Есть. Она живёт с другом отца.
- Да, - я снова закурила, - есть от чего свихнуться! И давно у тебя с отцом связь?
- Когда мне исполнилось 12 лет, как раз в день рождения.
Диана засмеялась.
- Ты что?
- Да я сама все сделала! Он хорошо выпил. Ну, я к нему и залезла в постель! Он и не разобрался, кого трахает…
- И что?
- Наутро он впервые избил меня! Я не пошла в школу.
- А когда пошла, то пошла по рукам?
- Я выбираю секс сама. Я выбираю партнёра сама. Я все делаю сама…
Полная истеричка, замкнувшаяся на высшей свободе распоряжаться собой!
- Удивила ты меня…
Но я устала. Я представила, что это моя дочь, ну как бы моя дочь, и стало очень
противно на душе!
А она, неугомонная:
- Пошли ко мне! Я хочу попробовать с тобой.
- Я не лесбиянка.
- Разве тебе не все равно за что деньги получать?
Я обречённо вздохнула. Отрабатывать, так отрабатывать!
- Я тебе баксов двести приплачу, - пообещала маленькая бестия, бегущая вприпрыжку в свою спальню, - только доведи меня до оргазма!
Я занималась этой дурочкой весь оставшийся день. Визжала она страшно! Даже царапалась! Я после представила счёт папаше по полной программе! Он молча выложил мне кусок. Но перед тем, как отдать деньги, спросил:
- Не пойдёт в проститутки?
- Нет. Она просто из киндер-сюрпризов, которым есть до всего дело! Ей бы влюбиться по-настоящему, да ещё мать бы не помешала…
Он молча кивнул головой.
На том и расстались. Я ушла с чувством непонятной тревоги за эту дурочку. Что ещё выкинет её воображение?

Зимой я уже не выходила на обочину Московского шоссе. Меня сняли строители из Турции, надолго засевшие в Кировском районе нашего города. Богатые люди! У них сеть аптек и складов с медпрепаратами. Конечно, использовали они меня при отсутствии своих жён на всю катушку, но и я не терялась, зарабатывая на жизнь. Мне бы только выкупить квартиру!
У меня выдался выходной. Я привела в порядок все свои счета в банке. Проценты были хорошие, что позволило мне пойти в ресторан «У Клима», где Ирина, моя давняя подруга, отмечала свой день рождения. Ресторан находился в оживлённой торговой части города, где раньше были цеха подшипникового завода. Здесь стояли уже высотные магазины. В малом зале на двести человек играли свадьбу. А мы собрались в углу большого зала. Пришли друзья Ирины. Она девушка была известная в своём роде всему городу, если под ним подразумевать лишь одних алчущих секса мужиков.. Красивая, с чувством собственного достоинства. Мне она нравилась тем, что спокойно посылала клиентов в баню. Уж если ей кто не понравится, то никто не заставит её идти против своего желания. Много денег на этом принципе она не заработала, но добиться Ирины означало для клиента полный набор изысканных наслаждений.
Мы выпили по пятому разу. Двери в большой зал были открыты и мне были слышны крики «Горько!». У меня замутилось в голове, и тогда я впервые всерьез подумала, что мне пора оторваться от этого бизнеса и заняться только собой! Но это было грустно.
Я пошла покурить в одиночестве. В этом ресторане был такой закуток «Пепельница» в виде небольшого сада под куполом с рядом кресел и маленьких столиков, на которых стояли пепельницы.
После несколько затяжек я ещё раз подумала о том, что больше не выдержу садистских требований тюрков. А они все больше и больше будут ещё более жестокими! Я виновата в том, что они не видят рядом своих тонконогих, пахнущим чем-то кислым женщин, с кучей болезней, приобретённых на цементном полу их хижин… Не слышат гомона шумливых детей, где сопливые мальчики горланят какую-то чепуху из непонятных призывов к чему-то…
Я решила вернуться к телевизионной журналистике, которая отвергала воображение.
- Лариса?
Я подняла глаза. Передо мной стоял Борис.
- Я не работаю…
- Но, надеюсь, ты думаешь?
- Да, о том, чтобы ещё раз умереть и снова стать Оксаной.
- Это сильные мысли для жрицы любви…
- Не поддаю сидя в кресле, - грубо ответила я и поднялась.
Я ничего не хотела иметь общего с этим растлителем собственной дочери! И пошла.
- Ты ангел!
Я остановилась и медленно повернулась в сторону голоса. В голове уже была готова, самая что ни на есть, пошлейшая реплика. Лишь бы защитить свою независимость, свободу!
Борис шагнул ко мне:
- Ты вернула мне дочь!
Теперь я догадалась, кто выходит здесь замуж.
- Диана?
- Она!
- Счастлива?
- Сегодня – да. Как счастлив биолог Кох, найдя свою палочку!
- Разве можно быть счастливым от умения найти туберкулёз?
Мы были достойными по эрудиции собеседниками.
- Да, счастлива тем нездоровым интересом к новому витку в своей жизни, что делает учёного истинным исследователем.
Мудрено. Но ведь я поддерживаю эту мудрёность!
- Что сказать? – Я вздохнула. - Она так молода…
- Она хочет быть моментально старой и мудрой…
- Страшно это.
- Страшно… Пойдём, поздравишь её.
- Да, но у меня нет подарка…
- Пошли!
И я пошла на свадьбу, увидев Диану во главе длинного стола. Она сидела с мальчишкой, ставшим предметом её пристального изучения.
Когда закричали «горько», она встала и приложилась к губам своего совсем юного мужа с одной лишь целью, узнать насколько это было горько?
Она видела меня одним глазом из под чёлки. Это был раздвоенный взгляд. В той части, отведённой для меня, она хотела узнать, влюбился ли её отец в меня?
Мне это было ясно.
Но она хотела понять жизнь каким-то иным, непонятым мне способом. Похоже, неведомым никому на этой Земле!





Глава вторая. Любовь и сволочи.



«Я хочу исчезнуть из этой жизни!»
Это заявила мне Ирка.
«Как это? – с желанием придать этому заявлению долю искренней иронии уточнила я. – Чтобы следов не осталось?»
«Вот именно!»
То, каким тоном она это сказала, срезало улыбку с моего лица.
О том, что Ирка была беременной, я узнала после её смерти.
Беременная проститутка. Что вы знаете об этом состоянии? Ничего не знаете!
«Это тоже самое, - сказала когда-то сама Ирка, - что оплодотворить автомат, выдающий порции горячего кофе».
И вот она была этим автоматом, который был оплодотворён ещё и мыслями о материнстве. Начались сбои, когда посетители обслюнявливали за услуги свои деньги.
Она была этим автоматом, в который влезла бабка-повитуха со своим скребком, валявшимся среди средств от клопов.
Обо всем этом я думала на похоронах подруги. Единственная, кто бросил на её гроб горсть земли, была я на пустом кладбище.
Ирка умерла в ванной. Она лежала с измученным от боли и страха лицом, полузалитым красной от крови водой. А я долго сидела на краю ванной, раздумывая о бессмысленности человеческого существования. И даже попыталась представить себя на её месте. И протяжно вздохнула.

Его звали Максом.
- Тётя, дай малышу, - сказал он, когда я выходила из своего подъезда.
- Прямо здесь, что ли? – усмехнулась я, понимая, что он просит. Мальчишке было лет пятнадцать. А может и меньше.
- У меня дома никого нет.
- Где ты живёшь?
Он показал на дом, противоположный моему:
- Третий этаж, вон пакетное окно.- Сосед, значит.
Во дворе никого не было. Асфальт аллеи был в пятнах от опавших листьев. Рано утром слышен шелест метлы дворника. Но осень упорно устилает землю листьями.
- Я тебя вычислил, - сказал он. Робкие усики на его верхней безгрешной губе дрогнули. - Я видел, как тебя нанимали.
- Математик или разведчик?
- Нет, хочу попробовать серьёзную телку.
- Серьёзная телка, - усмехнулась я, - задарма не работает.
- 200 баксов на часа три…
-У тебя в школе подружки нет?
- Есть, но я хочу, чтобы она почувствовала мой опыт.
Вон как серьёзно – опыт!
Я была свободна.
- Если под кроватью окажется футбольная команда твоих дружков, - предупредила я, - то с каждого по сотне баксов!
- Ты зайди через минут пятнадцать, квартира 27.
Он побежал в свой дом.
Я прошла вдоль своего дома, вышла на улицу и заглянула в кафе. Одна чашка, одна сигарета, десятки взглядов мужчин. И презрительных от опытных, и наивных с похотью от романтиков.
Я выгляжу на все сто. Даже больше, хотя Ирка была круче меня. Эх, подружка!
На улице я повела себя осторожно. Стояла, подкрашивая губы, в зеркальце осмотрелась. Малыш мог устроить пакость.
И в подъезде осмотрелась, поднялась на лифте на восьмой этаж, затем спустилась пешком. Ничего подозрительного.
Дверь в 27 квартиру была приоткрыта. Только вошла, как мой клиентик вынырнул из ванной. Он был в халате с отцовского плеча.
И бросился запирать за мной дверь.
Я осмотрела квартиру. Четыре комнаты, мебель новая, все облагорожено со вкусом. И в комнате мальчишки все, как у любимого отпрыска: компьютер, музыкальный центр, домашний кинотеатр, удобное кресло, полутораспалка. Уместимся.
- Ты красивая, - вошёл мальчишка.
- Даша, - представилась я. Соврала, не знаю, почему.
- Максим, - и без перехода, - вот деньги.
Он вынул из кармана халата две сотни.
- Пока спрячь, - сказала я. – Туда, в свой стол. На прощанье отдашь. Ведь пойдёшь провожать даму к двери?
- Ну что ж, осторожность не помешает.
Максим сказал это очень даже рассудительно.
Я стала раздеваться. Это продуманный ритуал. Плащ я повесила на спинку кресла. Так можно было быстро одеть его на голое тело, а вещи бросить в сумочку. Лёгкая кофта, короткая юбка, трусики, бюстгальтер. Это на компьютерный стол.
Пока я неторопливо раздевалась мой юный клиент раз пять садился на кровать и вскакивал. Он то кутался в халат, то распахивал его, демонстрируя своё возбуждение.
Я расставила акценты, подойдя к нему, заставив окончательно лишиться халата. Обняла, унимая его дрожь. Затем оттолкнула от себя на кровать и после некоторых манипуляций, предохраняющих от беременности, сверху села на неплохо натренированное тело.
- Паспорт есть?
- Что? – не понял он, судорожно стянув края простыни обеими руками.
- Паспорт, - повторила я.
- Он в столе. Но ты не поднимайся, я сейчас кончу!
Я подчинилась. Таковы издержки обучения.
Паспорт я все-таки проверила. Парню оказалось почти семнадцать лет. Ну, что ж, в растлении малолетних меня не обвинят.
Курс обучения продолжался по заказанному времени. Мальчишка был быстро возбудим. Это и есть недостаток, который устраняется только сильной волей. У Максима она была где-то на задворках.
- А как у тебя самой первый раз это было? – спросил он, чтобы хоть немного отвлечься, потому что его естество протестовало против всякой задержки перед новым кругом обучения. Это было совершенно неожиданно для меня.
- Я была старой, - сказала я, - уже работала диктором телевидения, ну, седьмого канала, когда мой шеф закрыл в кабинете дверь. Сначала он пальцем лишил меня девственности…
Я рассказывала скучным, равнодушным языком. Но не про то, как этот красавец с виду Жорж Алмазов (в миру Георгий Наумов) настоял на моем увольнении после того изнасилования. Это было чудовищной подлостью. Он кричал в кабинете главного редактора о морали. Он брызгал слюной. Он назвал меня проституткой! Я тогда потребовала месячный оклад за дефлорацию…А через полгода, в парике и крутом прикиде, появилась в компании Жоржа и его друзей, вызвавших девочек. Я все-таки здесь же, на людях, вытребовала у Алмазова месячную зарплату!
- У меня был парень, - я же говорила Максиму о другом, о раннем моем прошлом, - мы были одноклассниками, и проводила служить его на флот. Он утонул, оказавшись на плоту, унесённом от берега…
- Ух, ты! Как его звали?
- Не помню,- соврала я и тотчас же спросила, – а твою девушку как зовут?
- Ленкой.
- Она у тебя будет второй, после меня?
- Первой! Ты не в счёт!
Я вздохнула. Вот так я не принадлежу в этой жизни даже самой себе!

Когда я выходила, то у двери на лестничной площадке уже стоял красивый, слегка седоватый мужчина. «Отец», - догадалась я.
- Пап, - это наша училка, по биологии, - нашёлся Максим.
- Да, я знакомлюсь с учениками, - поддакнула я.
- Понятно, - ответил отец. Он дураком не был. – Сколько ты ей отдал?
- Ещё не…
- Сколько я тебе должен, - спросил родитель у меня.
- 200 долларов за три часа.
Он засунул руку в нагрудный карман своего модного пальто, вытащил деньги и отсчитал мне четыре бумажки по 50 долларов. Отдал он их левой рукой, а правой съездил мне по лицу.
Я разорвала эти деньги и бросила клочки в лицо папаше:
- Я их не мелко, можно будет склеить!

Дня через два меня снова подкараулил Максим. Он стоял между пролётами и смотрел в окно. Он слышал, как я закрыла дверь, повернулся ко мне и стал подниматься.
- Вот деньги.
Я взяла их и хотела обойти мальчишку. Но он расставил руки.
Я улыбнулась:
- Как Леночка?
- Не знаю? – Полная растерянность в темных глазах юноши. - Можно я к тебе поднимусь?
- С какой стати? А следом ворвётся твой папаша?
- Ну, можно?
- Ты, что, снова хочешь меня? - Я всплеснула руками. – Ну, дела!
- Мне с тобой было хорошо.
- Уймись, между нами пропасть! Ты читал «Воскресенье» Льва Толстого?
- Вместе почитаем…
- Мне 31 год! Я измочаленная проститутка! А ты сосунок.
- Я тебе заплачу! – крикнул мой юный возлюбленный. - Это заказ!
Он полез в карман за деньгами.
- Ах, Леночка твоя трахается с другим? – догадалась я.
Максим побледнел и повторил то, что сделал его папаша на его лестничной площадке.
Декорации не меняются.
У меня появилось красное пятно на левой щеке.
На правой прошло, но та помнила боль.
- Сволочь! Вон отсюда!
Послышались чьи-то шаги по лестничному маршруту над нами.
Максим не стал дожидаться свидетеля и, повернувшись, запрыгал вниз через три ступеньки. Легко, спортивно, с чувством.

Мне стало совсем плохо. Я заплакала и поднялась к своей двери. Слезы и душили, и мешали вставить ключ в замочную скважину. Я слышала, как с пятого этажа спускался человек. Судя по шаркающим звукам, вероятно пожилой человек.
- Ещё ни разу не видела плачущую проститутку, - услышала я за спиной голос женщины. В этом голосе угадывались властные нотки классной руководительницы.
Ну, вот, купила себе квартиру! И откуда только люди узнают обо всем? Я сжала губы. И не хотела отвечать. Занесла ногу за порог, но обида заставила меня обернуться:
- У меня была строгая мама, как вы. Но она любила меня и берегла…
Я вбежала в свою прекрасную однокомнатную квартиру. В ней ещё стоял запах недавнего строительства. Это был смесь аромата клея, краски, линолеума и мела. Я любила этот аромат. Но сейчас он был запахом одиночества.
Я пошла в ванную и стала набирать воду. Шум струи стал успокаивать, я подошла к окну, увидела выходящую на улицу соседку. По стройной осанке угадывалась её красивая молодость. Может быть какого-нибудь балетного класса. Женщина остановилась и посмотрела на моё окно снизу вверх. Она не могла видеть меня за занавесками, а я изучала её дальнее лицо. Оно, действительно, напоминало мне мою маму, и я прочла в её невидимом для меня взгляде боль.
Звуки говорили о полной ванне. Я разделась, нашла в маленьком шкафчике под зеркалом скальпель, оставшейся от мамы. Она была медсестрой. Шагнула в воду и часть её вылилась на пол, когда я просто в изнеможении села.
Я подняла руки. Одна держала скальпель и подрагивала. Другая смотрела на меня нежной стороной с бьющимися прожилками.
Обе как бы спрашивали: «Хочешь ли ты исчезнуть из этой жизни?»

Я не стала уходить из жизни, а устроила себе отдых. Сервировка с нежным вином и все такое. После первого тоста наедине с диктором какого-то канала по телевизору в дверь позвонили. В глазке я увидела Максима. Ещё я увидела за его спиной краешек букета цветов.
И я открыла дверь.
Так у меня начался роман.
Максим был чем-то похож на моего утонувшего на Дальнем Востоке одноклассника, имя которого было Любимый. И это имя сейчас забирал мальчик из соседнего дома.

Наш город вытянут вдоль Волги. Бывший исторический центр застраивается зданиями архитектуры, опробованной в цивильных странах на Западе. Я подолгу смотрю утром на город под окнами балкона. Надышавшись гарью от машин, закрываю створки и включаю кондёр. Все, отрезана от мира! Затем подолгу смотрю на себя в зеркало. Только мне одной известны изменения лица и фигуры. В уме складывается некий график старения. Я стараюсь ограничивать его самым близким будущим: днём нынешним, днём вторым… Дальше страшно заглядывать.
Мой юный возлюбленный ничего не видит. Он прибегает, как на тренировку со спортивной сумкой. Только в ней не пахнущая потом форма и кроссовки, а небольшой букет цветов, какая-нибудь любимая закуска или бутерброд из дома и несколько учебников. Он знает, я готовить не люблю, но разбираюсь в школьной программе. Я помню все! Когда работала диктором, достаточно было одного лишь взгляда на листок с текстом…
Я раскрылась, и теперь Максим зовёт меня Оксаной, а иногда просто Ксой. Кса, и все!
Ещё я купила продвинутый ноутбук. Иногда помогаю своему другу готовить контрольные. Видимо то, что сын стал преуспевать в учёбе, не вызывало потребностей родителей контролировать передвижения Максима. А он проявлял чудеса конспирации. Я скажу об одной его операции. Он входит в дом с крайнего подъезда (набор кода на замке двери подъезда – не проблема для него), поднимается на последний этаж и там, через неприкрытый люк по чердаку идёт к моему подъезду и со всеми предосторожностями спускается.
Я понимаю, что когда-нибудь кто-то из бдительных жильцов с трясущимися от старости руками, но выстраданным в советские времена чутьём на шпионские темы, его застукает, но об этом думать не хотелось.
Кстати, о его родителях.
Об отце, руководителе отдела риэлтерской конторы «Петушок», знаю, что он относится к жизни серьёзно. И это все о Вадиме Николаевиче с тяжёлой рукой, двинувшей мне по лицу.
А вот мадам Елизавета…

В нескольких кварталах от нашего дома есть салон красоты «Салют». Такое название можно было с успехом присвоить пиротехнической фабрике или заводу по выпуску шахтных ракет. Но какой-то шизанутый бизнесмен открыл эту парикмахерскую для высших слоёв общества города. Да и области тоже. И гламурное бабье и мужички в твидовых пиджачках потянулись туда. Разумеется, каждый в свой салон.
В чем секрет этого «Салюта» многие или не понимали, или тщательно скрывали. Но я уже давно знала, что в соседнем помещении, куда уводила незатейливая серая дверь для подсобных помещений, был оборудован другой салон - для свиданий. Сюда приходили те дамы, которые жаждали получить все, что входило в понятие «внимание мужчины», а мужчины заглядывали, чтобы решать кое-какие дела с дамами, обличёнными властью.
Все приходили сюда с солидными суммами, подарками, вручаемыми во время обедов в кабинках. Гарик, глава этой хитрой фирмочки, сидел под крышей какого-то крутого отдела милиции. Все были довольны.

Итак, мадам Елизавету я увидела в соседнем кресле. Это, когда я позволила себе зайти сюда. Из озорства. Женщина сорока лет сидела под колпаком, а миниатюрненькая девушка-мастер обрабатывала ей руки. Выстригивала заусенцы, подпиливала и красила ногти. И шёл такой милый общий трёп. В обращении к клиентке не было «Лизочки», «Лизы», а только строгое и торжественное, почти царское – Елизавета. И все о брелках, ожерельицах, серьгах и диадемах.
Я не знаю, может быть, девушка-мастер подрабатывала в ювелирном магазине, но беседу она поддерживала профессионально.
Прошло около часа, когда появился сам Гарик и, зачем-то наклонившись над ухом клиентки, громко сказал:
- Елизавета, вас ждут. Третья кабина.
- Ах, это ты, сводник, - засмеялась Елизавета, - и кто на этот раз?
- Аск...нов, - скороговоркой сообщил Гарик, - …тат городской Думы.
- Я сейчас, дружок.
В тот же момент из рук Елизаветы в руки Гарика перекочевало несколько ассигнаций.
«Вот проститутка!» - подумала я, забыв о своей профессии.
Лишь месяц назад я заметила эту женщину. У подъезда дома Максима.
Я быстро прошмыгнула за ней следом. Могу даже не говорить о том, что она вошла в квартиру моего юного любовника. И я тогда поняла, что это она семнадцать лет назад рожала Максима.

- Дружок, - сказала я, когда Максим появился у меня, озабоченный какой-то формулой из тригонометрии, - как зовут твою маму?
- Елизавета Антоновна. А что?
- Ну, если ты меня когда-нибудь представишь ей, я не буду ошарашена столь звучным именем.
- Представлю? – весело переспросил сынок.
- Извини, я размечталась…

Уже полгода прошло, как Максим перестал появляться у меня и поняла это правильно: теперь мой любимый утонул в море своей юной жизни. И похвалила себя за то, что не переставала работать. Не так интенсивно, как до Максима, но ведь и мне он был не безубыточен.
В апреле мы столкнулись в парке Струкова. Точнее, я увидела его с юной девицей. Они сидели на скамейке и без устали целовались, распахнув верхнюю одежду. Время было около трёх часов дня. Сбежали с уроков. Думаю, это была Леночка, которая уже, вероятно, набралась опыта. Я прошла и присела на дальнюю скамейку, уставшей от всех прожитых лет, и подумала что, если он ещё раз придёт ко мне, то обязательно будет платить. Поторгуюсь!


А к маю жизнь опять вошла в привычное русло.
Что это значит?
Я по-прежнему снимаю для работы квартиру Ирки. В двух газетах постоянно висит наше объявление об оказании услуг. Конечно, массаж! Кто хочет, тот понимает это и звонит. Или еду по вызову.
А сутенёры?
Они боятся моей крыши. Это все Иркин двоюродный брат. Игорёк работает в милиции. Правда не прочь был побаловаться как со своей сестрой, так и со мной. В своё время и бесплатно. Теперь я у него одна. Но выдерживаю.

Вчера позвонил Максим.
- Как ты? – голос очень заботливый.
Голос, ещё оставшийся мне родным. Я сглотнула.
- А ты? – спросила.
- Ты же видела, - небольшая, но многозначительная пауза. - Мне нужна твоя помощь.
Так звонят матери…
- Я догадываюсь.
- Неужели? Вот здорово! Так ты согласна?
- Нет, я не дам тебе свою комнату для сношений с твоей Леночкой!
- Но ведь нам негде! И я… заплачу!
- Из папиного кармана?
- Не важно!
- Важно. Я не буду устраивать у себя дом свиданий.
- Вот как?
В голосе Максима прорезались злые нотки. Но он, чувствуется, хорошо подготовился к разговору. Сдержал себя.
- Хорошо, я буду с вами двоими.
- Вот как? Интересно! К кому платить будешь?
- Тебе, конечно!
- А она как? В очереди будет?
- На кухне посидит.
- И она согласна?
- Она меня любит. Будет согласна.
- А вдруг я соглашусь, но надо будет для твоей подружки чайник ставить, конфеты, варенье… Одним словом, расходы! Ты и это будешь оплачивать?
- Да, ради денег ты на все пойдёшь! - Появился деловой тон. - Договоримся!
- Но ещё есть одно…
- Ну, что ещё?
- А вдруг она забеременеет, когда моя очередь придёт на кухне чай пить?
- Это не твоя забота!
- Папа её спросит: «Кто и где тебя обрюхатил, дочка?» И что тогда, явка с повинной? Мол, все это было у Оксаны? Она сводница и растлительница!
- Издеваешься?
- И да, и нет! Прощай!
Я положила трубку.
Как я могла влюбиться в такого мерзкого мальчишку?
Снова звонок. Ясно, что это он.
- Что ещё?
- Ты же любила меня?
- А ты?
- Очень! Я тебе благодарен. Но ты же для меня почти мать!
- Вот тебе и мать твою! – воскликнула я.
- Откажешь, натравлю пацанов! Уж они бесплатно выполнят твою месячную норму! Среди них двое больных.
- Испугал! Я полк выдержу и презервативов покрепче накуплю!
- Нарываешься? Могли бы и по мирному.
- Да ты просто сутенёр!
- Думай. Даю два часа.
- Подожди, - закричала я, - не вешай трубку. Я тебе помогу. Квартиру я тебе не предоставлю, это факт! Но ты можешь пойти в одно местечко, где все чинно и благородно. Немного денег и никто слова не скажет.
- Правда?
- Конечно. Я же тебя ещё люблю.
- Куда?
Я назвала ему адрес.

Меня встретили двое.
- Это ты что ли? – спросил у меня худощавенький, но прыткий. Я знаю, таким износа нет.
- Да, это она, - сказала я о себе в третьем лице.
- Призналась! Тебя, наверное, весь город знает?
- Раз спрашиваешь, значит, не все потеряно, - отрезала я и получила удар в лицо.
Из носа потекла кровь.
- Не умничай.
Я полезла за платком, но тут же меня ударили по рукам. Сумка упала, там была косметичка, сотовый телефон, ключи. «Если сейчас нагнусь за ними, - подумала, - они собьют и ногами измочалят». Слабый свет уличного фонаря, ни одного прохожего.
- Серый, - приказал худощавенький своему напарнику, возьми ключи.
Его бугай нехотя присел на корточки, и, не вставая, стал рыться в сумке. Он нашёл триста баксов и тотчас же сунул себе в карман.
- Я сказал ключи, Серый. А деньги отдай мне.
Верзила нехотя отдал доллары.
- Здесь ещё сотовый, - сказал Серый.
- Мне.
И мой телефон оказался у худощавенького.
- Не много ли для одного? – спросила я, шмыгая носом. Но получилось зло.
Худощавенький снова размахнул рукой. Но я одним приёмом свалила его на землю и поддала со всей силы между ног. Тот завизжал, схватившись за хорошо подбитое хозяйство. Бугай не успел встать, потому что с изумлением смотрел, как я уложила его друга. Я врезала ему ногой по уху. Это очень больно, словно в голове раздаётся взрыв петарды. Всему этому меня учил Иркин брат-любовник. Бугай свалился. Я взяла свои вещи у худощавенького, смазав ногой по подбородку, побежала к своему подъезду. Передо мной дверь подъезда открылась, и появился Максим. За его спиной показалась тенью его подружка по школе
- Врезать? – спросила я.
- Да мы хотели пошутить… Ты сама во всем виновата, зачем показала место, где мать трахается?
Я ушла. Я отключилась.

С проституцией я завязала. Публично. Устроилась на работу. Сначала в воинскую часть, что за городом. После двух лет лавирований между старшими и младшими офицерами, что не всегда проходило успешно, заработала прозвище Неприкасаемая. Я усиленно занималась в спортивном клубе, осваивая мастерство ТЭК-Ван-до. И думала о том, когда снова стану телеведущей.
Максим мне встречался несколько раз, он приезжал из Москвы, где учился в каком-то институте. Он порывался поговорить. Но я смеялась в лицо: «Побить или сразу отбить?»
А вчера я нашла в почтовом ящике письмо.
Максим писал о чем-то много и страстно. Его письмо после прочтения мной было смятым и мокрым от моих слез. Это были последние мои слезы. Я помнила, как Ирка с украинским акцентом приговаривала при случае: «Нехай они плачут и пишут заявления!»



Глава третья, полная морали и чепухи



Заставка. Полуокружность из кресел занимают герои передачи. Это нечто новое, от обратного, когда обычно показывают, как участники «круглого стола» расходятся. А здесь голос мужской, за кадром:
«Почему от женщин требуют так, что они занимают круговую оборону?
Почему девушки идут на первую связь, как на привычную тусовку?
И почему, задавая эти вопросы, мы все время думаем о том, что в мире ничего не изменилось?
Эти вопросы в том или ином виде всегда вставали перед обществом, но решались ли они всегда жёстко и бескомпромиссно?
И лишь в наше время мы снисходительно смотрим на то, как мораль, окрепшая было в сознании советского обывателя, пришедшего в прошлом веке из сельской местности в бурно строящиеся города, закалённая на верность в письмах на фронт во время войны с фашизмом, сегодня разваливается под натиском имиджа секса …
Крупный план. Моё лицо.
И я говорю:
- Итак, мы открываем очередное заседание «Клуба девственниц»! Сегодня у нас в гостях…
Я перечисляю имена и фамилии, должности, неоднократно, мысленно, конечно, спотыкаюсь, потому что думаю, собрала, или мне помогли собрать всех шлюх города.
Вот сама Агалаида Невская! Женщина, прошедшая огни и воды, рыженькая - той породы, которая особо ценилась на Среднем Востоке ещё во времена Навуходоносора и её трахали все, кому было не лень поднять покрывала, прикрывающие гениталии, упрямо лезет в телевизионный бомонд.
Я заметила, как все проститутки мира закрутились на телевизионном экране и пропуск на эти передачи один - РЕЙТИНГ!
Кто его определяет? Тот, у кого поводья! Там, в царстве Навуходоносора, она крутилась вокруг огромной статуи фаллоса перед храмом. Поблёскивали весёлые глаза молоденькой проститутки, рано понявшей, что такое её тело и что стоит за мужским потом, перегаром и сальными словами, за которые боги умеют карать! Это был взгляд проститутки, ещё не испытавшей всей гонореечной тяжести этой профессии, остренький язычок, который очень нравится мужчинам, когда они разваливаются на матрацах, брошенных на пол, в ожидании бесконечного кайфа.
Кто против своего естества? Поднимите руки!
Постыдные проститутки своего времени!
Хорошо, не буду обличать, это неблагодарное дело!
А выйти из проституток каково?
Подвинься мужик! Ты своё сделал, уйди в тень, смывая под душем хреновую свою страсть!
Знали бы они, эти самцы, как иногда хочется пустить в ход такие же остренькие зубки, чтобы весь мир, перед опустившейся на колени наложницей окрасился в красный цвет мести!
- Ой, вы знаете, - щебечет эта Агалаида в микрофон, подмигивая зрителю, - на мою долю пришлось очень много браков, чтобы найти одного единственного…
Чушь собачья!
Этот самый единственный, её Невский, держатель контрольного пакета крупного завода по переработке нефти, ниже её ростом, прыщавый, самодовольный мужлан! Он нашёл эту Агалаиду в постели своего друга, когда тот ещё не проснулся после бурной ночи. И позаимствовал девицу, приоткрывшую глаз…
Вы слышите, что она говорит?
Послушайте!
Вот её речь:
- У меня места в паспорте не хватило для штампов, и мне пришлось зачать новый паспорт - вот дура, чешет прямо по народному фольклору! – А вот в Германии сами родители разрешают жить своим детям половой жизнь до брака. Ах, какие, судя по статистике, у них крепкие семьи!
Разбегаются друг от друга, как корабельные крысы! Вот моё резюме!
Этот тот штамп, используемый такими, как депутат Лахренова, внедрившая в школу уроки о сексе! Учитесь, ребятишки, как наверстать несбывшиеся мечты этой самой Лахреновой. Баба она, и все!
Дома надо учить, примером родителей, которые не афишируют свою интимную близость, но предельно внимательны друг к другу!
Это я консервативна? Пропустившая через себя город средней величины?
Ну, ладно, наконец, заканчивается все финальные речи, а музыкальная заставка звучит реквием, а титры как надписи на надгробии!

Участницы моей передачи хватаются за сигареты, и тотчас же студия наполняется дымом из самых разносортных сигарет.
Я выхожу, я бросила курить.
- Ну что ты, милочка, - протягивает мне на прощанье свою пачку эта самая Агалаида, - неужели твой зарплаты не хватает на нечто из British American Tobacco?
Запомнила фирму, а как её сигареты называются, не помнит!
Вот сволочь!
- Вы невнимательны, дорогая, - тон у меня самый что ни на есть слащавый, - я все время придерживала во время передачи микрофоном вставную челюсть. Сейчас найду повязку и вставлю сигарету. У меня мужские, «Прима»…
В этот момент у Славки упал треножник. Он стоял за некоей ширмочкой, держа картинку в ракурсе. А сейчас свалился вместе с треножником от смеха.
Вообще Славка молодец. Я с ним работаю уже полгода. И только один раз, когда мы отмечали чьё-то рождение, спросил на ухо, не успев ещё закусить:
- Ты, что, правда, к нам прямо с панели пришла?
Он парень честный, но наивный.
- Криво пришла! Ты знаешь, что такое панель?
- Нет, - оторопело.
- А ты стань голубым, и выйди…
Больше он не приставал.

Первые впечатления никогда не подводят. Когда я подняла руку, чтобы остановить Бориса, ну, того, что привёл меня к его дочке, то определила в его действиях толику осторожности, такой, что на грани с трусостью.
Не знаю, как, но его дочка остепенилась. Родила неплохого мальчонку. А я загубила своего мальчонку, у которого все подростково чесалось! Он предал меня, решив за меня, что время моё закончилось. Вот так, отдайся мужчине, и он из тебя сделает, то, на что способен! А ведь способны они на малое, как дети, которым дали игрушку. Но им не дана подробная инструкция, как этой куколке жить дальше! И ещё, на всякий случай, снимите женщину, отпустите её с дарами! Не каждая дура поймёт, что это рыцарь, да и не надо ей понимать: она дура! Но ты-то кто?
Когда я решила вернуться на ТВ, вспомнила о том, что Борис предложил свою помощь, в случае чего.
Начиталась объявлений. И, удача! Требуется диктор, или ведущая программу…
Звоню.
Девица на том конце провода:
- Повторите, как ваша фамилия?
- Крестинова.
Это я. Это моя фамилия!
На восьмом канале ТВ все поменялось. Нет ни прежних ведущих, ни редакторов! О том, что меняются секретарши, разговора, нет: это сцена первичных кадровых разборок. Здесь испытывается все!
- Ой, знаете, вы как раз вовремя. Редактор программы просил вас вызвать. Я собиралась позвонить…

Телестудия огородилась охраной ещё тогда, когда я девчонкой пришла сюда. Мне повезло. Дежурил Степаныч. Он меня помнил.
- Ты где пропадала, голуба? – спросил он.
- Практику проходила.
- Ну и как?
- Прошла.
Он оглядел меня. Немного грустно, немного осуждающе. Мужик все понимает.
- Ну, что, пропустишь, Степаныч?
- Иди, ты же своя.
Вскоре я, как «своя» быстрым шагом прошла в кабинет редактора программы. Секретарша упала в обморок от моей стремительной походки.
В кабинете редактор держал в объятиях молоденькую практикантку. Девчонка была тоненькой, чёрненькой, с растерянными глазками.
- Выйди из объятий, - сказала я ей. И без паузы. – Вам нужна ведущая?
- Кто ты? – И девушке. – Иди, детка.
Детка испуганно заспешила на выход.
- Я по объявлению. Крестинова Оксана.
- Читал резюме. Наглое оно. Садись, поговорим. Ты знаешь, кто я?
- Гарик Аминов.
Я села. Было ясно, что Гарик ещё тот фрукт.
Он тотчас забыл о практикантке, изучая мои формы.
- Что ж, Оксана, - плотоядно открыл он все свои вставные зубы, - вид у тебя ещё тот.
- Да и ты не промах, - сказала я, не дав ему моргнуть.
- Ты знаешь, ты подходишь!
Гарик объявил как-то очень искренне.
Он закатил глаза на потолок и начал вещать:
- Смысл моей новой программы – институт брака. Ты была замужем?
- Миллион раз!
- А детей имеешь?
- Не хотела…
- Сама-то помнишь себя ребёнком?
- Помню…
- Послушай, Крестинова, вдруг перевёл он на меня несколько затуманенный взгляд, словно у него изо рта выпала трубка кальяна, - твоя фамилия - это нечто религиозное. А как если Тростинова?
- Да мне плевать, это будет отмечено в контракте?
- Какой контракт, милая? КЗОТ! И 12 тысяч рублей!
- Это до Крестиновой или после?
- Я Гарик! Ты что торгуешься? У тебя есть для этого крыша?
Я назвала Бориса. Гарик набрал его номер и, тогда все было решено.
- Ты что, подснежник? – спросил Гарик, положив мобильник перед собой? – Такой мужик! Я ему верю!
Но при этом Гарик погрозил мне пальцем.
Через минуту я строчила заявление о приёме на работу.

Вы знаете, как готовятся телепередачи? Да, да, как посылки для заключённых: собираешь одно, а на контроле половина выбрасывается, но так, чтобы сами тюремщики кое-что подобрали. Одним словом прикатил Метелев Игорь Давидович. Из всего этого обозначения его как личности лишь это «Метелев» подходила ему. Молол он с чувством. Такое впечатление, что включили стиральную машину, а таймер сломался.
- Оксаночка, вы давите острыми углами. Что это за вопрос: «Вы боитесь своего мужа?»
- Малахов и не такие вопросы задаёт!
- Ах, вы, гениальная наша, под Малахова работаете?
Ну, я ему сказала ровно столько, сколько он мог осмыслить в течение одного часа. А Гарик, когда выслушал нытье Игоря, усмехнулся.
Гарик ещё тот. Уж не обслуживала я его когда-нибудь? Надо вспомнить…

Да, Гарик пользовался мной один раз. Это когда рейтинг передачи поднялся на столько, что она стала прибыльной.
Коэффициенты…
У меня был свой кабинет, вот он и завалил с бутылкой виски.
Мы оба выпили. Меня тянуло покурить, но когда Гарик затянул то, что имеет запах травки, мне стало страшно: за что же убивают продюсеров и артистов?
Он полез ко мне тяжело и безнадёжно. Я уступила. А после сказала, чтобы он ко мне больше не приходил с «мухой».
Он как-то уважительно посмотрел на меня:
- Хорошая ты баба, много вынесла… Или многих? – И махнул рукой. - Да иди ты!
А ушёл сам, решая какую-то очень сложную для себя (или своего клана) задачу.

Итак, что я вынесла из проституции, которой занималась столько, сколько не живут?
Зависимость от денег?
От мужиков?
От жизни?
Я сумела понять, что моя принадлежность к женщине – это огромный внешний выигрыш. Ещё девочкой мне не от чего было зависеть! Я с рождения не фригидная, но и не падкая! Я была сама себе хозяйка! Это только, кажется, что я завишу от денег. Нет, деньги от меня зависят!
Это только у финансистов есть законы, по которым деньги идут к деньгам! Но в жизни деньги, затаившись, выжидают, кому броситься в кошелёк. Это как биологический закон…
Я вдруг осознала, что их следует не замечать, презирать! Они тогда сами идут в руки, как женщины, влюбившиеся в красавца, которые ему не нужны…
Я влюбилась в себя!

- Здравствуй, дорогая, - ты хорошо выглядишь на экране.
Это объявился Борис.
Он поджидал меня у телестудии. Он стоял, открыв дверь своей машины. Стройный, красивый, в меру седой, но достаточно зрелый, что бы говорить «Здравствуй, дорогая!»
- Ты зря со мной связываешься, - сказала я, - затаскают по допросам!
- Ты кого-то убила?
- Да, себя, 111 ножевых ударов в сердце!
- Снайперски! 112-й в моё!
- Ах, рыцарь, где ты был, когда бросали жребий?
- Садись! – прозвучала команда, которой хотелось подчиниться.
- Ты баба ещё та!
Двигатель взревел и мы помчались. Улицы были полупусты, по дорогам сновали лишь маршрутки, борясь за каждого, кто когда-то ждал бы автобуса. Времена изменились! Я ждала тогда своего принца, самарская Ассоль!
- Кто у тебя на этот раз сексуально озабочен?
Он вытащил из бардачка сигареты:
- Бери!
- Завязала!
- А ведь тогда ты мне сбивала ход управления машиной.
- Яйца, что ли твои погладить?
- Грубо!
- Врежешься в цыганку (намёк на роман Стивена Кинга "Худеющий")! Рули направо. Мой дом там!
- Ты стала знаменитостью!
- Проблема! Да любая стерва сейчас выскочит на экран, лишь бы все было при ней!
- Но ты – не любая!
И тут он сказал такое, отчего у меня упало сердце:
- Ты любимая мной!
- Где же ты был? Останови машину! Я не могу так!
Он резко затормозил.
Слезы переполняли меня, они душили, мне хотелось повеситься на первом же неправильно сказанном им слове!
Был февраль. Снежный, сугробистый. Я вышла на снег и застряла. Упала, задрав задницу, потому что ноги провались куда-то очень глубоко. Вы что думали, меня и в такой позе не трахали! Ещё как, да целой гурьбой!
Сильный рывок. И я на свободе, я на его руках.
- Хватит!
Я обняла за шею человека, казавшегося мне осторожным и зависимым от мнения общества:
- Если все так, как оно есть, то вернейшей тебе дуры никогда не будет в жизни!
- Знаю!
Он усадил меня на заднее сиденье! Он укрыл меня пледом! Он ехал молча, и было слышно, как я глотала слезы...

Ну, вот и все мои записи. Я домохозяйка. Я всегда жду своего мужа, ни ложки, ни щепотки не возьму в рот, пока он не появится.

Самара апрель-август 2006
29.01.2021

Все права на эту публикацую принадлежат автору и охраняются законом.