ФИЛИПОК

1982 -1991 годы
Давать людям прозвища… Думаю, это – плохо. Но «народ - стихия», и к нему с первых дней прилепили: «Филипок сказал…», «Филипок вывесил приказ», «Филиппка вызвали в Обком»... К нему, моему новому начальнику, заместителю Корнева по телевидению, Сергею Филипповичу Афонову.
А перевели его к нам из «Блокнота агитатора», - есть такой «партийный орган».
И каким как он будет руководить нами? Ведь технологии телевидения совсем не знает.

Ну да, есть во внешности Сергея Филиппыча что-то от прозвища: невысок, плотен, круглолиц, с серыми невыразительными глазами над крутыми щёчками… А так - общителен, улыбчив, иногда даже и смешлив, говорит негромко, сбивчиво, короткими фразами, - как бы только намекая. Странная манера.
А дверь его кабинета почти всегда настежь, - «свой парень», так сказать.

Был у нас в студии банкетик в честь восьмого марта, так Сергей Филипыч плясал, читал свои стихи, пел в хоре, частушки, играл в КВНе.
«Хороший человек, хороший»… пока, но каким окажется?

На летучках уже делает замечания, но не профессионально, - так, одни эмоции. Сказала ему об этом – опустил глаза и промолчал.
Обиделся!

Записывала передачу с женой Николая Поскова, редактора областного издательства. Конечно, как ведущая – деревянная она какая-то, да и некрасивая, грубоватая, и сценарий у нее слабенький, но амбиций!.. Ну, я и отозвала её в сторонку, сказала: если, мол, не устраиваю вас, как режиссер, то в другой раз работайте с Павловским, а сегодня помалкивайте, так она пошла и нажаловалась Афонову. Вот и зашел он к нам сегодня, и стал мне выговаривать: к авторам, мол, относитесь небрежно!
- Сергей Филипыч, - засмеялась, - ну, плохой она автор! А как ведущая – еще и хуже, поэтому если не принесёт больше своих беспомощных сценариев, то потери никакой не будет.
А он и поджал губы, и набычился… но, ничего не ответив, вышел. И тут-то я смекнула: да, для телевидения – не потеря, а вот для него… Он же кое-что пишет, хочет издаваться, а «сценарист» Поснова - жена редактора местного издательства, так что…
«Вот тебе, бабушка, и Юрьев день».

У нас в кабинете два дня батареи холодные. Иду, говорю Афонову, а он… с неожиданным знанием дела:
- Это на втором этаже пробка образовалась, - поясняет, и тут же возмущается: - Ну что ж Поцелуйкин-то с Жучковым не поднимутся, чтобы воздух из батарей спустить?
- Сергей Филипыч, - обалдеваю, - ну, разве это дело журналистов? Это вроде бы слесарь должен…
- А-а, - машет рукой и выходит.
Минут через пятнадцать появляется снова, и прямиком – к батарее:
- Ну, вот… сразу и потеплела.
- Что? - удивленно смотрю на него. - Сами… воздух спустили?
- Да, - коротко взглядывает, - а что тут такого?
- Сергей Филипыч, - уже и смеюсь, – ну разве это ваше дело с батареями возиться? – И обобщаю: - Вот потому-то у нас в стране и бардак, что «работники идеологического фронта» из батарей воздух спускают, а слесаря в это время…
- Нет, не понимаю Вас, - прерывает, огорчённо махнув рукой, - ни-икак не понимаю.
Смотрю на него и вдруг соображаю: ведь и впрямь не понимает!

Похоже, что презирает мнение летучки: если передача ему безразлична, отдает её на растерзание, а если понравилась, делает своё заключение вопреки всем, - обозревающие вот уже несколько недель клюют передачу Ривкиной «Идем в кино», а он говорит как-то её редактору:
- Да пошли они все на… Пусть ведёт, как и вела. Или проведи разок сам, а потом снова отдай Ривкиной.
Вот и сегодня: только покрикивал иногда на беснующихся, косо поглядывая, но унять даже и не пытался, - пусть, мол, порезвятся.
Наблюдать все это интересно, а иногда и смешно.

«Закручивает гайки», - выговаривает опоздавшим, - и тогда у кончиков губ сразу проявляются складочки обиды. Вчера и меня встретил:
- Вот вы все опаздываете, опаздываете, а иногда и вовсе до обеда не изволите приходить…
«Лучший метод защиты – нападение» - вспыхивает в голове:
- Вы считаете, - говорю хотя и тихо, но нагло, - что просиживать стулья, когда нечего делать, это работа? – Молчит. Тогда «разворачиваю панораму»: - Да, я люблю работать, я хочу работать, но не сидеть, а вы, - наглею еще больше, - сидя в своем просторном кабинете и высматривания опоздавших… - Он чуть вскидывает брови, но я не сдаюсь: - Хорошенькое занятие для руководителя творческой организации: дежурить у двери и записывать, кто когда пришел? Лучше бы требовали от журналистов, чтобы сдавали сценарии во время, тогда бы и режиссеры могли над ними работать, а не просиживать диваны.
Посмотрел на меня до-олго, тяжело… Подумалось: ну, сейчас!.. но он ответил тихо:
- Приходите и вы… сидеть… в мой просторный кабинет.
- Спасибо за приглашение, - съехидничала, - но лучше я сыну уроки помогу сделать, и то пользы больше будет и ему… и государству, - закончила пафосно.
А он сегодня на летучке и брякнул: Сафонова, мол, предпочитает уроки с сыном делать, а на работу не ходить.
И вывесил приказ: «В связи с опозданием по неуважительной причине, предупредить…»

Вывесил и еще один приказ, в котором перечислено: кто и на сколько минут опоздал за эту неделю, - подтвердил, так сказать, статус дежурного.
Недоумевали: и чего Филипок озверел?
А оказалось: Обком открыл новую компанию по укреплению дисциплины и за прогулы даже увольняют.

Едем с ним и Сорокиным троллейбусом домой, говорим с Женькой об истощении земли у нас, о том, что, мол, уж очень много бросовых полей… а Сергей Филипыч больше помалкивает, и ему уже пора выходить, но вдруг бросает:
- А вот в Армении каждый клочок на счету, даже в горах - все террасы, террасы. - И, обернувшись к Женьке, с улыбкой: - Ну, Сорокин, пошли…
Зна-ает, что сегодня, в день зарплаты, тот обязательно пойдет за вином, - гастроном-то как раз напротив остановки.

Захожу к нему в кабинет:
- Сергей, Филипыч, этот Полозков (тогда - партийный секретарь и главный редактор «Новостей») предъявил мне претензию и грозится срезать премию за то, что в «Новостях» вместо заставки «27 съезду парии – 47 ударных недель» (съезд был в феврале 1986-го) дала другую: «Навстречу 27 съезду партии». Объясните, пожалуйста: какая разница?
Помолчал… а потом:
- А-а, - махнул рукой, - никакой. Не переживай! Скажу ему…

Стал ко мне внимателен, улыбчив. Сегодня, я:
- Сергей Филипыч, помогите! Записала «Козьму Пруткова» на минуту дольше, так, может, сократите «Новости» на пару информаций?
Взял папку с ними, листает:
- Это надо… это надо, это тоже…
Но выбросил несколько устных информаций, и уже остались одни киносюжеты, но я опять:
- Нет, мало. За нами Московские новости. Может, в них врезаться?
Посмотрел, улыбнулся:
- А-а, врезайтесь! Если что, скажете, что я разрешил, - и потёр ладони: - А я уже в отпуске буду!
И махнул рукой: всё, мол, это - ерунда!

Ведет теоретический семинар о Перестройке. Выступает секретарь нашей парторганизации Яркова с вопросом «О передовой роли партии в процессе перестройки экономики страны»… а, впрочем, не выступает, а читает передовую из «Правды». Но вот уже кончает, и тогда Сергей Филипыч итожит:
- Ну, может, кто-то… что-то… хочет возразить? – и ухмыляется: - Нет возражений? – окидывает всех хитроватым взглядом.
Молчание. И тогда снова, с тем же взглядом, с той же ухмылкой, - что, мол, смелости не хватает возражать против передовой статьи «Правды»? – закрывает занятие.

Обиделась на него, что раскритиковал передачу Платона: не надо, мол, было говорить журналисту о свалках города (у нас, в Союзе и свалок мусора нет!), и о том, что до Перестройки в нашей области ой!.. как далеко!
Но сегодня встречаемся с ним во дворе и он:
- Вы… ты когда идешь в отпуск?
- С пятнадцатого.
- А то Обком просил… хочет, чтобы мы с тобой сделали фильм о Бежице, болгарам потом будут показывать.
Успокоила: ну, раз Обком!..

И смонтировала фильм о Бежице.
И смонтировала так, как хотела, потом дала Сергею Филипычу монтажный лист, и он написал по нему текст. Небрежно написал, - штампами.

Готовлю для «Новостей» фотографии: все какие-то ма-аленькие, синюшные! А тут как раз Афонов входит.
- Сергей Филипыч, - почти возмущаюсь, - неужели не можете достать для телевидения хорошей бумаги! Любители и то достают, а у нас… Ведь фотографии – лицо телевидения… да и Вашего, в какой-то мере, как руководителя.
Посмотрел на меня до-олго, чуть вопросительно:
- Пусть Гулак делает фотографии на том, что есть. Нет у нас…
И догадалась, - или хотелось так думать? – что хотел сказать: нет, мол, у нас своего лица. Но не решился.

При каждом удобном случае норовит поговорить со мной, - одинок что ли?
Как-то пришел в наш кабинет и часа полтора болтали с ним о том, о сём, - я аж устала.
И сегодня до-олго говорили о фильме Чингиза Абуладзе «Покаяние».
Этот фильм – потрясение, в нём впервые явно читается аналогия с годами Сталина, Берии, террором тех лет. А показывали его в Доме политпросвещения только нам, «работникам идеологического фронта», - Обком так решил (1987-й год).
Ну да, о многом Сергей Филипыч думает так же, как и мы с Платоном.

Как-то, в очередной нашей долгой беседе, спросила его о смысле жизни:
- Не вижу… не знаю… никакого смысла.
И о вере: он – материалист, не признаёт никаких богов.
Ни мистики, ни идеализма в нём - ни капли!

Сыграл свадьбу сына, - ездил за невестой на машине моей ассистентки Ильиной, которая снабжает нашу «элиту» продуктами из обкомовского магазина, - у неё там мать работает, - да и от продуктов и вин не отказывается, когда та их привозит оттуда же.

1988-й
Если что-нибудь предлагаю по работе, охотно соглашается.
Любит при случает порассуждать о том, в чём живем.
Доверяет или проверяет?
Но как-то ехали троллейбусом домой, а он вдруг и говорит тихо:
- Да-а, видать на Западе социализм построят быстрее, чем у нас… в уже построенном, - и ухмыльнулся.
А убедило его в этом вот что: вычитал… или услышал где-то?.. что в Канаде как-то объявили конкурс медсестер на бесплатную работу в психбольнице, так отбою от желающих не было. «Бесплатно!.. Понимаешь?» Это его просто потрясло.
- А у нас… - и махнул рукой.

Когда на летучке начала возмущаться действиями милиции в Сельцо…
Там толпа напала на отдел милиции, сожгла две машины, милиционеры, защищаясь, стреляли в асфальт, в толпу, десятерых ранили, а старушку убили…
Так вот, начала возмущаться, а Сергей Филипыч вдруг обернулся ко мне и почти выкрикнул:
- И правильно делали, что стреляли! Там, в Сельцо, половина жителей – бандиты!
Вот так…

1989-й
Вчера, в разговоре, он:
- И как, зачем занесло меня на эту должность? Целыми днями гонорары только и делю. Одному начислю - другой приходит, жалуется: обидели! Вроде бы и делать особенно нечего, а домой приходишь уста-алый!
Да, похоже, что вся эта канитель, называемая телевидением, ему – до фени: лишь бы только не терзали! Поэтому просто старается, чтобы не было склок, а если вспыхивают, спускает их на тормозах.

Сижу в кабинете в ожидании конца рабочего дня и читаю. Заходит:
- Чего ж домой-то не идете?
И я начинаю вроде как оправдываться: да вот, мол, хочу почитать, а то, когда дети рядом, то…
Потом дома рассмеюсь, осознав ситуацию.

Были в колхозе на уборке свеклы и Сергей Филипыч, что называется, не отходил от меня, - ну где еще можно вот так поболтать без «лишних ушей», как не у бурта свекольного!
Мечтает жить в деревне, - его деревня в Калужской области, - тем более что брат, таксист, уйдя на пенсию, уже живет там.

1990-й
Как–то сказал, что если бы полным хозяином был на телевидении, то оставил бы только треть работников:
- А то, понимаешь… получаем свои зарплаты ни за что… хотя они, в общем-то, и похожи на пособия по безработице. – И хихикнул: - Но, в то же время, как работаем, так и получаем.
И я согласна с ним.

Он и Корнев сняли с эфира очередной выпуск «Эстафеты демократа Сомина за то, что у него слишком острые сюжеты, цепляющие наше партийное начальство, и вот теперь будет обсуждение «распоясавшегося» журналиста.
Пришла... Сидят: Корнев, Гергало, Афонов... «Тройка» собралась, как в тридцатых, и «расстреливать» будут Льва Ильича.
А вот и он... Вошел, сел у окна и теперь смотрит во двор.
После просмотра - общее молчание. Потом Афонов бросает:
- Ну... пошли...
Понимаю: хотят уйти от обсуждения при мне. Тогда спрашиваю:
- Ну и почему вы сняли «Эстафету» с эфира? Все материалы правдивые, интересные, крепко сделаны...
Сергей Филипыч сразу вскидывается:
- И Вы считаете, что все это можно давать в эфир?
- А почему бы и нет?
Словно надувается:
- Вот и будете говорить об этом на летучке, а не здесь.
- Вы, Сергей Филипыч, - прерываю, - не указывайте мне, где говорить. Всю жизнь говорю не тогда, когда разрешают, а когда считаю нужным!
И он ничего не ответит… повернётся… выйдет.

1991-й
В газетах и по телевидению спорят о том, как отмечать «славный праздник Октябрьской революции, принёсший счастье не только народам нашей страны, но и…». Так вот, где-то намечают провести альтернативные митинги, где-то «торжествовать», но за счет самой партии КПСС, где-то и вовсе не вспоминать об этом «празднике».
А вчера в наш кабинет вошел Афонов:
- С наступающим праздником Вас... - ко мне. Я с усмешкой посмотрела на него, а он подождал ответа, помедлил и прибавил: - так сказать...
- Да уж лучше «так сказать» - улыбнулась. - Лучше б этого праздника и вовсе никогда не было, - уточнила свою позицию.
- Что так? - дернул щечками. - Как же... традиция... годовщина.
- Годовщина чего? - взъерошилась. - Каких достижений? Что у пропасти висим?
- Да не скажите, - усмехнулся. - Есть и достижения.
- Сергей Филиппыч, о каких вы достижениях? Уничтожили крестьянство, уничтожили интеллигенцию, религию, наконец, а Вы...
- Да, да... крестьян... - потоптался возле моего стола, взглянул странновато и стал сбивчиво, по фразам, словно выдавливая из себя, рассказывать, что вот, мол, он и сам из крестьян; что жили они до революции зажиточно, а после революции, когда землю всем раздали, и вовсе хорошо, а потом... - замолчал, отошел к окну, постоял так с минуту, обернулся: - Но, ничего. В нашей деревне на трудодни всегда кое-что давали. Да и вообще, удавалось нашему колхозу отбиваться от объединений, разъединений. Правда, далеко не везде так было, - стоял напротив меня, полуприсев на соседний стол, и сбивчиво, с паузами говорил, словно только-только осмысливая. - Да, крестьянство уничтожили... интеллигенцию – тоже, а «гегемона-пролетариата» все утверждали, утверждали, но, в конечном счете, и его обвели вокруг пальца.
Слушала, помалкивала, а на языке висело: ну почему ж тогда ходите по кабинетам и поздравляете, почему?
Но не спросила. Потому не спросила, что не хотелось снова слышать от него враньё.

Как-то разговорились о фильмах:
- Самый мой любимый… - усмехнулся, взглянув на меня непривычно весело, - это греческий «Грек Зорба».
- Сергей Филипыч! – засмеялась и я, - и мой тоже!
А фильм вот о чем: грек Зорба (играет обаятельнейший актер Антони Куин) случайно знакомится на вокзале с европейцем, летящем в Грецию для получения наследства и, в ожидании задерживающегося полета, открывают они друг в друге родственные души, грек понемногу убеждает европейца вложить свои нечаянные деньги в строительство подвесной дороги, уверяя, что это очень выгодно и что он сам займется этим. А дальше – об этом строительстве… которое, в конечном счете, заканчивается полным фиаско.
И вот заключительная сцена: они – на берегу моря понуро сидят на песке; тихо начинает звучать мелодия Теодоракиса; устало встает Зорба, начинает приплясывать в ритме этой мелодии; пытается встать и европеец… и вот они уже оба пляшут у моря под прекрасную, озорную мелодию «Сиртаки».

2012-й
И эта запись моя о Сергее Филипповиче Афонове – последняя. Почему?
Ну да, подводит меня память: и куда он потом пропал?.. куда его перевели?
А, может, и не переводили, а просто…
Просто довольно скоро я узнала: «Филипок» умер. От рака.
И в той самой деревне Калужской области, в которую мечтал вернуться. 30.05.2013

Все права на эту публикацую принадлежат автору и охраняются законом.