Школьная реформа, начало девяностых

1.
Володя стоял перед письменным столом директрисы, широко расставив ноги и крепко держа за руку шестилетнего сына. За окном бесшабашно играл яркими солнечными лучами май 1989-го перестроечного года. Едва вырвавшись из мёрзлого грунта, первая ярко-зелёная травка жадно тянулась своими нежными тонкими стеблями вверх – к могучему небесному светилу, которое, проснувшись после зимней спячки, обрушило вдруг долгожданные потоки тепла и света на исстрадавшуюся от лютых морозов щедрую на урожай землю Среднего Поволжья.

Директор гимназии, внимательно изучив документы посетителей, наконец, ответила на их молчаливый вопрос неожиданно мягким успокаивающим голосом многоопытного педагога:
– Молодой человек, вы прекрасно знаете, что ваш сын должен учиться в другой школе, рядом с домом. ГорОНО распределяет первоклассников согласно прописке. Таков порядок, это удобно для горожан, и для вас в первую очередь.
– Я всё понимаю, но дело в том, что школа эта – она для детей с умственными отклонениями, – с едва заметным возмущением возразил Володя.

– Нет-нет, всё изменилось, – бросила на него быстрый взгляд директриса. – Теперь туда набирают первоклассников как обычно, а контингент нынешнего учебного заведения… впрочем, это вас не касается, разберёмся сами.
– Не хочу в «дебильную» школу! Надо мной ребята смеяться будут – вмешался в разговор парнишка, но отец цыкнул на него и продолжил:
– Дело в том, что в вашу гимназию начинают принимать шестилеток, а Павлу как раз шесть исполнилось. Кроме того… у вас учится моя старшая дочь, и мы с супругой хотим… было бы очень удобно, если бы Павлик учился в одной школе с сестрой. Вы не думайте, он способный мальчик, мы с ним занимались...

– Хо-тим… – протянула с усталой улыбкой директриса, и, неспешно переведя свой умиротворяющий взор на парнишку, спросила его с лёгкой иронией:
– Ну, скажи, вундеркинд, буквы-то ты хоть знаешь?
– Конечно, знает, и читать умеет, и считает до ста прилично, – вступился за сына папаша.
– До тысячи могу, – гордо ответил не по годам умный чудо-ребёнок, спокойно глядя на собеседницу своими выразительными небесного цвета глазами.
– Ну, что же, – задумалась на минуту директриса. И, видимо, окончательно решившись, сказала:
– Наша школа всегда была лучшей в городе, вы знаете. А теперь мы ещё и гимназия. Эксперимент с шестилетками нам провести разрешили, но исключительно на конкурсной основе и, заметьте, с последующим раздельным обучением детей, сдавших вступительные экзамены. Формируются два класса – для мальчиков и для девочек. Это большая наша победа. Вы только подумайте: ничего подобного в нашей стране не было очень давно, и лишь в царской России… Ну, вы согласны? – оборвала она сама себя на полуслове.

Конечно, Володя был согласен. Тем более что Павлуша, в отличие от старшей дочери Лидии, рос послушным и уравновешенным ребёнком. Кроме того, он сносно для своего возраста читал и обладал почти феноменальной памятью: легко мог запомнить полстраницы текста даже с новыми для него словами.
– Значит так, – ещё немного поразмыслив, сказала Владимиру директриса, – собеседование у нас будет через неделю. Требования вы можете посмотреть на стенде в коридоре. Списки претендентов мы уже сдали наверх, поэтому вам придётся написать заявление и отнести его начальнику горОНО. Я ему позвоню, постараюсь убедить, и если он согласится, то ваш сын сможет принять участие в конкурсе. А уж там будет видно: как решит комиссия. Он у вас, я смотрю, парнишка бойкий… в общем, удачи!

2.
– Что она делает?! – укоризненно и даже с некоторой толикой ужаса в голосе воскликнул главный городской начальник по надзору за образованием. – Какие эксперименты?! Она рушит систему! Уничтожает то, что мы собирали по крупицам, нарабатывали десятилетиями!
– А если она права? В стране застой. Об этом даже с высоких трибун вещают. Нужна свежая струя, новые подходы к образованию: попробовать одно, другое, третье, выбрать лучшее. На то она и Перестройка! – решился возразить Володя, стоя всё в той же беспардонно-самоуверенной позе знающего себе цену просителя и по-прежнему держа сына за руку. Однако на сей раз действо происходило в кабинете начальника горОНО.

– Вы не понимаете, – непроизвольно ввязался в спор уже немолодой спортивного телосложения чиновник. – Вот у шахтёров есть такая большая объёмистая книга – Правила техники безопасности. В ней каждый абзац, каждый параграф написан кровью. Слишком часто и регулярно опасная работа горняков забирает жизни людей… и всякий раз после очередной трагедии появлялся новый запрет, новый пунктик в этих самых Правилах. Чтобы ни одна шахта Союза больше никогда, ни при каких обстоятельствах не выдавала на-гора гробы по той конкретной причине, по которой несчастные семьи остались без кормильцев на этот раз.

Система образования тоже, случается, калечит молодые души, коверкает жизни людей. Правда, мы узнаём об этом спустя время, когда исправить уже ничего нельзя. А посему у педагогов, как и у шахтёров, существуют свои зачастую негласные «Правила безопасности», наработанные многими поколениями воспитателей. И нарушать этот священный катехизис, а тем более забывать о его существовании не рекомендуется никому. Ведь мы, учителя взвалили на свои плечи нелёгкий груз – заботу о воспитании тех, кто придёт после нас.

– А не слишком ли много вы на себя берёте? – не выдержал напора чересчур правильных мыслей Володя. – И вообще, кто вам дал право формировать личности наших детей? А может быть, мы не хотим, чтобы они вырастали одинаковыми, будто спички из общего коробка?! Ваша школьная система… шаг вправо, шаг влево – побег, расстрел?! Нетушки, прошли те времена, на дворе Перестройка. А это значит – надо искать новые пути во всём, и в воспитании детей тоже. Мы, родители за них в ответе. А ваше дело – вложить в их головы необходимый объём знаний, не более того.

– Что вы несёте, молодой человек? – взвился главный городской надзиратель за «правильным» советским образованием. – У нас вузы готовят педагогов. Понимаете: пе-да-го-гов, а не репетиторов. Ребёнок большую часть своего активного времени проводит в школе. И хотим мы этого или нет, но в любом случае воздействуем на его психику. Другими словами: формируем личность. Все наши учителя – в первую очередь воспитатели и наставники, и только потом преподаватели-предметники. Их этому учат в вузах, и именно за это они получают свою зарплату!
Главное для нас – вырастить достойного человека и советского гражданина: умного, честного, совестливого. Ну, а насколько большой объём знаний в его голову вложит школа? Это уж как получится. Доучиться можно и потом. А вот изменить мировоззрение совершеннолетнего оболтуса, морального урода или алкоголика… сделать его человеком с большой буквы – это, извините меня, утопия!

– Любовью надо воспитывать, любовью. И в семье! – воскликнул Владимир, пытаясь найти глазами Павлушу, который, воспользовавшись моментом, забрался с ногами на небольшой диванчик в углу и с интересом рассматривал картинки в какой-то книжке, абсолютно не реагируя на происходящее.
Но хозяин кабинета тут же парировал и этот выпад:
– Собственно, принимая абитуриентов в педагогический вуз, мы отдаём предпочтение тем, кто любит детей: активистам, комсомольским вожакам, бывшим пионервожатым и так далее. Ну, а если выпускник не желает работать в школе… что же, насильно мил не будешь. От равнодушных мы стараемся избавляться.
И ещё по поводу воспитания в семье… много ли у родителей остаётся на это времени? Правда, есть бабки с дедками. Конечно, они родные, опытные, любящие, но не обладают педагогическими знаниями. Вырастить умного образованного человека – это, извините, целая наука. Не каждому дано.
Ну, где там ваше заявление? Я подпишу, конечно, но вы подумайте на досуге, почитайте литературу, чтобы потом не было мучительно больно. Образование – это формирование образа человека – гражданина своей страны. Вы только вдумайтесь в это определение! У вас ведь двое детей…

К вступительным экзаменам шестилетнего Павла готовили долго и основательно, а прошли они на удивление быстро. Весёлая ласковая тётенька поговорила с малышами, каждому дала прочесть небольшой текст, а потом всем вместе на короткое время показала картинку с домиком и предложила нарисовать, кто что запомнил. Вернувшись домой, юный абитуриент во всех подробностях воспроизвёл это чудо тестовой мысли. Причём, даже завитки дыма из трубы он изобразил именно так, как было на исходнике, чем вызвал неописуемый восторг домашних.
Радуясь успеху сына, Владимир тут же прочёл слегка модернизированные стихи Михалкова:
Я вижу дом, где Ленин рос,
И тот похвальный лист,
Что из гимназии принес
Павлуша-гимназист…

И действительно, гимназия в маленьком волжском городке – это было большое чудо. Нечто абсолютно невозможное в советские времена. Чуть позже появились два лицея – имени Пушкина и имени Достоевского, школа с музеем космонавтики, национальная школа… неистощимы оказались на выдумку советские «пе-да-го-ги», как их назвал теперь уже бывший начальник горОНО. Дело в том, что его сместили спустя несколько месяцев после памятного разговора с Владимиром. А на его место из области прислали нового руководителя – молодого приверженца «экспериментального» образования. Советский «застой» неспешно сдавал свои позиции блиставшей новшествами Перестройке!
И учителя, и родители – все стремились к обновлению, всем надоело скучное однообразие застывшей в своём развитии классической советской школы. Люди с энтузиазмом ломали старое, не имея абсолютно никакого представления о том, что появится на месте отлаженной системы, которую они теперь бездумно превращали в руины? Ведь, как известно, свято место пусто не бывает…

3.
Володя был ужасно рад тем новшествам, которые случились в жизни страны с приходом Горбачёва. Как надоели всем и каждому длинные речи престарелого Брежнева на партийных съездах, которые он зачитывал с трудом, едва ворочая больной челюстью. Очевидно, что писали их ему помощники, ведь без бумажки партийный вождь и пары слов связать не мог.
Горбачёв – другое дело. Этот сравнительно молодой человек легко и свободно говорил часами, ниспровергая с пьедесталов многое из того, что мешало людям жить и не давало двигаться вперёд огромной стране, опутанной сетями коммунистической идеологии и косной неповоротливой бюрократией.

Новый генсек открыл отдушину, через которую вдруг хлынул свежий воздух живого общения народа с властью. Появились необычные нововведения, от которых буквально захватывало дух. К примеру, выборы первых руководителей предприятий. Ничего подобного не было со времён Первой мировой войны, когда в разгар боевых действий временный правитель Керенский разрешил солдатам выбирать командиров. Правда, спустя короткое время армия стала небоеспособной, но не в этом суть, а в торжестве демократических принципов! К тому же, в годы Перестройки о провокации Керенского никто ничего не знал. И только сегодня – пусть даже задним умом – мы сподобились понять, наконец, что нет ничего нового под Луной. Кругом – сплошное дежавю!
Владимир со товарищи несколько дней подряд до поздней ночи митинговал в городском ДК, обсуждая кандидатов на ставшую вдруг выборной должность директора. Естественно, руководителем предприятия стал тот, кто пообещал больше других. Все были в полном восторге, но год спустя, когда рабочая неделя на заводе сократилась до трёх дней, а зарплата стала величиной весьма условной, люди поняли, что ошиблись. Как говорится, об-шиб-лись, с кем не бывает?! Зато граждане обновлённой страны ощутили на себе обжигающий ветер перемен и до приторности сладкий воздух так называемой «свободы»…

Во всём плохом всегда есть что-то хорошее. Вот и теперь, когда у Володи появилось море свободного времени, он решил заняться детьми. Собственно, дочь Лидия и до этого требовала к себе много внимания. Она была на шесть лет старше Павлуши и училась, скажем так, не очень прилежно. Поэтому отец никогда не терял контакта с её классным руководителем – женщиной умной и опытным педагогом.
С самого начала Владимир состоял в родительском комитете и принимал активное участие во многих школьных мероприятиях. Приходилось красить окна, белить потолки, ремонтировать шкафы и парты. А однажды через завком профсоюза родного предприятия неугомонному родителю удалось, как тогда говорили, выбить автобус и организовать поездку в оперный театр для школьников. Конечно, ребята были довольны, а «классная дама» – тем более.

Кроме того, Лидия училась в музыкальной школе. Играла на фортепиано, что считалось в те годы весьма престижным. Скрипка, виолончель, домра – обучение на этих инструментах было в советское время бесплатным. Но с тех, кто решил освоить фо-но или баян, государство взимало определённую мзду. Старенькое пианино, приобретённое по объявлению в газете, стоило приличных денег. Володя изготовил специальный ключ, с помощью которого довольно точно настраивал сей капризный инструмент.
Словом, родители многое делали для обучения дочери. Но девчонка оказалась с ленцой, а посему приходилось постоянно следить за тем, чтобы домашние задания в обеих школах были ею выполнены качественно и в срок. Совсем другое дело – Павлуша! Владимир не мог нарадоваться, наблюдая, как легко и, можно сказать, с удовольствием он овладевал знаниями в нулевом классе гимназии. Учителя его хвалили, и как-то сама собой отпала необходимость следить за его учёбой.

Однако Володя даже в ущерб занятиям с дочерью вспомнил свои школьные увлечения, достал пылившуюся на полке книгу «Занимательная физика» Перельмана и вызвался вести физический кружок в классе ребят-шестилеток. Вы бы видели, мои дорогие читатели, как горели глаза мальчишек, когда ни с того ни с сего, а просто от тепла поднесённых ладоней вдруг начинал вращаться установленный на обычной швейной игле бумажный конус! А опыты с электричеством! Это было что-то! Настоящая магия, которую Владимир тут же развенчивал своими простыми и доходчивыми объяснениями элементарных физических явлений.
В полном восторге от того, что делал Володя, были не только дети, но и их родители. Спустя месяц на эти занятия стали приводить девочек из параллельного класса, а сам магистр физических наук настолько увлёкся, что стал подумывать о том, чтобы бросить свой никчемный полуразвалившийся завод и устроиться школьным учителем на постоянной основе. Но, как говорится, человек предполагает, а бог располагает…

4.
Безденежье вынудило Володю забрать из музыкальной школы старшую дочь и отдать её в Дом Пионеров, где руководителем бесплатного кружка была молодая неопытная преподавательница фортепиано. Трудно сказать почему, но после смены наставника пропало у девчонки всякое желание учиться. Она ходила на занятия, что-то делала с большой неохотой, но как потом выяснилось, попросту тянула время, не смея перечить воле родителей.
И когда, наконец, Владимир догадался об этом, ему вдруг стало больно и досадно оттого, что все его старания оказались напрасными. Действительно, как можно заставить ребёнка любить музыку? Что-то он сделал не так, что-то упустил, но что? И тут вдруг незадачливый родитель осознал, прочувствовал на себе, понял, почему лучшие учителя города, коих собрала в стенах гимназии директриса, не хотят тратить время и силы на детей со способностями ниже среднего, а также на тех, для кого учёба – тяжкий никчемный груз. Причём, от родителей здесь зависит очень многое. Их участие в воспитании должно быть обязательным так же, как и ежедневный упорный труд педагогов. Иначе – всё пойдёт прахом, любые усилия будут тщетны!

Быстро летело время. Володя отказался от мысли стать школьным учителем. Как мог он воспитывать чужих детей, если даже со своими «короедами» не всё получалось гладко? Чтобы свести концы с концами, взяли они с супругой участок земли за городом. Следуя примеру многих и многих, копались на грядках, пытаясь пережить лихолетье. И действительно, выращенные собственными руками овощи и фрукты помогли им прокормиться, дотянуть до лучших времён. Дети учились в школе, всё стало потихоньку налаживаться, но жизнь – это такая своенравная дама, которая время от времени преподносит нам новые и новые сногсшибательные сюрпризы…

5.
После «успешного» окончания музыкального кружка в Доме детского творчества (Так в постперестроечные годы стал именоваться бывший Дом пионеров) Лидия получила соответствующий документ и больше ни разу не подошла к инструменту, который сиротливо стоял в углу, превратившись в некое подобие мебели – нечто среднее между столом и шкафом. Володя тоже старался не вспоминать о своей неудачной попытке дать дочери музыкальное образование. Он просто оставил её в покое в надежде на то, что хотя бы в обычной школе у неё всё получится.
Но бездействие оказалось очередной ошибкой неопытного папаши-воспитателя. Уж если ребёнок лентяй, если с самого начала родители не сумели направить его на путь истинный, то это, как говорится, надолго. Тем более – подросток переходного возраста. Тем более – ученица довольно-таки ответственного восьмого класса!

Однажды, придя с работы, Владимир услышал, как мать распекает Лидию за лень, плохие оценки и жалобы учителей.
– Никто не хочет учиться, – тоном обиженной базарной торговки возражала девчонка возбуждённой родительнице. – Спроси у любого, у нас все так говорят. Ну, зачем мне нужна эта физика или математика? Думаешь, пригодятся в жизни какие-нибудь там уравнения? Ты, вон, по осени картошку из земли извлекаешь, а не корни квадратные! Ученье – свет? Ошибаешься, свет – это электричество. Причём, мне абсолютно по барабану, в какую сторону в лампочке ток течёт. Другие у меня интересы!..
– Какие же это, позволь узнать? – вмешался в разговор отец. – С подружками в подворотне лясы точить? Или мамкиной косметикой рожу мазать? По киношкам привыкла ходить? Нет, дорогая, так не пойдёт! Лодыря праздновать я тебе не позволю!
– Ты? Мне?! – окончательно вошла в раж непокорная дочь. – А вот не буду учиться – и всё! Что вы со мной сделаете? Музыке, вон, уже научили!

От удивления и возмущения у Володи даже голос пропал. Раньше ничего подобного от Лидии он не слышал. Намеренно сделав паузу, немного успокоившись, мужчина попытался объяснить распоясавшейся девчонке, что на кону стоит её будущее, что всех неучей после школы ждёт тяжёлый физический труд, что надо стараться, а не лодыря праздновать… и вроде бы они с матерью сумели убедить строптивицу. А может быть, она просто сделала вид, что согласилась с их разумными доводами? Трудно сказать, но с этого момента Владимир резко усилил контроль над Лидией, стал регулярно проверять её дневник и выполнение домашних заданий.
Часто они засиживались допоздна, пытаясь наверстать упущенное. Благо, в советских учебниках материал был изложен чётко, однозначно и в высшей степени логично. Придя с работы и поужинав, отец открывал, допустим, математику, и начинались мучения нерадивой ученицы. Сначала они выясняли, что мешает ей решить задачку? Затем возвращались по учебнику на шаг назад. Если эту тему она тоже не знала, смотрели предыдущую. И так до тех пор, пока не находили точку опоры, после чего шаг за шагом продвигались вперёд. А уж потом, опираясь на полученные знания, Лидия вполне себе самостоятельно справлялась с решением задачи.

Путь непростой, но верный. И так во всём – от ботаники до физики и математики. Попытки уклониться от такой учёбы пресекались жесточайшим образом – вплоть до отцовского брючного ремня, который висел на вешалке и одним своим видом стимулировал непокорную дочь к познанию элементарных истин. Тех самых, что должен, просто обязан знать каждый образованный человек.
– Ты на неё только не дави, – говорила Володе супруга, когда они оставались наедине.
– По-другому не получится! – отвечал он слегка раздражённо. – Павлуша, вон, у нас всё делает с удовольствием, а эта…
– Не надо равнять. У Павла память хорошая, а Лиде учёба даётся с трудом.
– Вот и пускай зубрит, старается. Или ты хочешь, чтобы она всю жизнь простояла у заводского конвейера?
– Нет, конечно, – вздыхала мать.

– А если так, то помогай мне. Вместе мы научим, заставим её делать уроки, а заодно и прочие дела самостоятельно. Труд облагораживает человека…
– И делает его горбатым, – вспомнила старую шутку обеспокоенная таким поворотом дел женщина. Но, заметив недовольную мину на лице мужа, уже с серьёзным видом сказала:
– Да нет, всё верно. И Макаренко, и Сухомлинский, и даже Крупская… все советские педагоги считали, что детей надо трудом воспитывать.
– И заставлять, вплоть до физического наказания, если нет другого выхода. Макаренко иногда так и делал. Он ведь в колонии с беспризорниками работал. Там братва была – похлеще нашей Лидии!
– Ну, не знаю… жалко её. А с другой стороны, Горького, помнится, дед регулярно каждую субботу потчевал розгами. Просто так, для профилактики. И ничего, вырос писатель с мировым именем. Но это не значит, что…
– Тоже мне вспомнила. Это когда было, при царе Горохе?!

Спустя пару месяцев систематические вечерние занятия начали приносить свои плоды. Оценки у Лидии поползли вверх, а доверять ей родители стали больше. Теперь её домашние задания Володя смотрел выборочно – два-три раза в неделю, а разговоры о том, что никто не хочет учиться, прекратились сами собой. Пускай из-под палки, насильно, но родители всё же приучили непокорную упрямицу к самодисциплине. И теперь девчонка почти без понуканий тянула свою лямку. Даже несмотря на то, что казалась она ей непомерно тяжёлой. К тому же, Володя не спешил убирать ремень со своего законного места. Так, на всякий случай.

6.
И тут произошло нечто такое, о чём мало кто думал и догадывался. Школа-гимназия, в которой учились дети Владимира, всегда считалась элитной, и большая часть её выпускников, как правило, поступали в вузы. Для этого относительно недавно с некоторыми областными техническими институтами были заключены договора на сопровождение учащихся. Десятиклассники полгода посещали подготовительные курсы, сдавали школьные выпускные экзамены, после чего за редким исключением автоматически становились студентами вуза.
Зная об этом, заинтересованные родители горели желанием отдать своих дражайших наследников в лучшее учебное заведение маленького городка. А «предки» нынешних восьмиклассников (в том числе и Володя с супругой) были почти уверены, что с переводом Лидии в девятый класс никаких проблем не будет.

Однако на сей раз директриса вознамерилась всё переиначить. Она заявила, что слабым ученикам не место в гимназии, и из четырёх полувыпускных восьмых классов будут сформированы только три девятых: математический, гуманитарный и обычный – без всякого уклона. А лоботрясов, которые по результатам экзаменов и годовых оценок в табеле окажутся худшими, отправят в ту самую «дебильную» школу, куда Владимир несколько лет назад не захотел отдавать своего Павлушу. Правда, слабоумных детей там давно уже не было, но кто согласится на перевод своего дражайшего чада из лучшей школы города в самую что ни на есть захудалую? Кроме того, перспектива довериться жребию – маловразумительному конкурсу – мало кого устраивала. Ведь не было никаких гарантий, что всё пройдёт честно и объективно.

О неординарном и даже, можно сказать, жестоком решении директрисы и педсовета было объявлено за два месяца до «полувыпускных» экзаменов. Что тут началось! Родители рвали и метали. Разговоры «шибко вумных» вундеркиндов о том, что никто не хочет учиться, прекратились, будто по мановению волшебной палочки. Напротив, отцы, используя по мере сил и возможностей «ременной» ресурс, буквально вбивали в головы своих недорослей здравую мысль о том, что вместо авторучки и калькулятора им по окончании школы придётся взять в руки кирку и лопату, а может быть даже кувалду или бензопилу.
Кое-кто пытался воспользоваться связями и так называемым «телефонным правом», которое в советские времена было распространено повсеместно. На директрису и нового начальника горОНО давили немилосердно, но школьная реформа давно и однозначно была анонсирована из Москвы, а потому городские власти не решились плыть против течения. Время было такое. Ельцин федеральных министров менял, как перчатки, а уж «попутавшего берега» чиновника среднего ранга сковырнуть с должности – это было совсем не сложно.

Володя не имел знакомых во властных структурах. На Лидию, на её знания также особой надежды не возлагал. Она ведь совсем недавно начала заниматься «условно самостоятельно». Это, конечно, радовало, но с учётом первых двух четвертей годовые оценки у девчонки должны были быть ниже среднего. К тому же, директриса ещё не определилась до конца, какие именно экзамены будут сдавать претенденты на высокое звание гимназиста? Ну, математика там, литература или изложение – это подразумевалось само собой, к этому Лидия была готова. Но что ещё придётся навёрстывать в срочном порядке? Время шло, а ответа на этот животрепещущий вопрос не было.
Неопределённость мучила учеников и родителей. В советские времена ничего подобного не могло быть в принципе. Тогда всё было чётко и ясно, а тут – множество новых учебников, альтернативная история, некогда запрещённый Солженицын… в общем, беда да и только!

Наконец на семейном совете решили подавать документы в гуманитарный класс. Но… незадолго до экзаменов выяснилось, что конкурс здесь будет рекордно высокий. Кроме того, комиссия решила, что «гуманитариям» придётся сдавать историю, к чему мало кто готовился. Да и учебника толкового по этому ставшему вдруг неоднозначным предмету попросту не оказалось в наличии. Радовало, что новейшую историю в восьмом классе не проходили, а достоверные знания по средневековью реформаторы от образования пока ещё не успели «обогатить» своими креативными баснями и измышлениями.
К тому же, во время занятий с дочерью Владимир делал упор на точные науки, но теперь Лидия заявила, что история – не математика, и за оставшийся месяц она вполне сумеет самостоятельно подготовиться к экзамену. А потому на семейном совете было решено оставить всё как есть и сдавать то, что судьба пошлёт. (О боге в те кризисные переломные годы ещё мало кто задумывался).

7.
Сказано – сделано! Основные экзамены Лида сдала довольно-таки прилично – на четыре и пять. Причём, готовилась она к ним почти самостоятельно. Остался последний – та самая история, из-за которой было сломано столько копий. За два дня до часа икс Володя заметил, что дочь занимается чем-то посторонним. Он задал ей вопрос по теме грядущего экзамена, затем второй, третий. Она не смогла ответить. Нет, кое-что недобросовестная ученица, конечно, знала, но этого было явно недостаточно.
Раздосадованный тем, что опять не сумел уследить за дочерью, Владимир тут же потребовал у неё учебник, перечень вопросов для подготовки и попытался организовать мозговой штурм, так хорошо знакомый студентам, которые без проблем могли за одну ночь подготовиться к любому экзамену – хоть по китайскому языку. Однако Лидия воспротивилась подобному «насилию над личностью» и, не сдавая оборонительных позиций, заявила, что она, так сказать, учила.

– Учила, да не выучила, – в сердцах воскликнул отец. – Ну, положим, готовилась. Ну, и что с того? Перед экзаменом знания необходимо разложить в голове по полочкам, как книги в библиотеке. Ты уж поверь бывшему студенту!
– Студенту?! Тоже мне вспомнил! Сто лет назад это было. Сегодня зубрить не обязательно. И вообще, скоро всё изменится. Будет у нас европейская система образования. Выбрал на экзамене из пяти вариантов ответа один правильный – ставь галочку. Без объяснений с учителем, без долгих разговоров – и пятёрка в кармане! А ты… достал ты меня со своей математикой! Нужна она мне, как корове седло! Физика, история, литература... понадобится что-то в жизни – открою книжку и прочитаю.
– Та-ак! – начал «заводиться» Володя. – А может быть тебе и буквы не обязательно знать? Главные выучила, а остальные… азбука под рукой – открыла и прочла?!

Однако понимая, что препираться с дочерью бесполезно, что педагогика не терпит эмоций, Владимир сбавил обороты и вполне себе спокойно попытался объяснить Лидии, как именно надо готовиться к экзаменам. Вместе они составили план работы таким образом, чтобы за полтора дня хотя бы немного проштудировать те вопросы, которые будут в билетах.
Хочешь – не хочешь, но своенравная девчонка подчинилась спокойному и уверенному напору отца. Однако на следующий день к вечеру она, видимо, устала и принялась бузить по-прежнему. Заявила, например, что согласна идти в «дебильную» школу, лишь бы не мучиться с этими экзаменами. Родители пытались её урезонить, но тщетно. Безапелляционная уверенность в собственной правоте в сочетании с интеллектом на уровне знаменитой Эллочки-людоедки – эта гремучая смесь, забродившая в душе Лидии, породила бурный поток эмоциональных речей, жалобных стонов и яростных обвинений.
– Да замолчи ты, в конце концов! – не выдержал доведённый до белого каления отец. – Не ори, я с тобой спокойно разговариваю. Сейчас соседи прибегут, слышимость-то у нас сама знаешь, какая!
Но слова эти только подлили масла в огонь, ещё сильнее раззадорив взбалмошную девчонку. В неё будто бес вселился:

– Ну и ладно, ну и пускай приходят! Милицию ещё надо вызвать. Тогда вы меня, наконец, оставите в покое! – причитала сквозь слёзы Лидия, сопровождая слова свои громогласным рёвом, и даже, войдя в раж, принялась топать ногами на растерявшихся родителей.
Откуда что взялось? Ничего подобного с ней раньше не было. Никогда она так не кричала и не «поднимала ногу» на своих «предков». Володе вдруг показалось, что дочь решила сымитировать припадок, чтобы досадить ему. Но он с негодованием отбросил эту крамольную мысль. И без того всё это действо представлялось ему до ужаса гадким, отвратительным и вызывающим. Они стояли с женой, будто оплёванные, не зная, что предпринять? И тогда Владимир, нарушая все писаные и неписаные каноны педагогики, взял в руки ремень и отхлестал вздорную девчонку по тому самому месту, через которое в дореволюционной России почившие в бозе педагоги и родители предпочитали вкладывать разумные мысли в головы своих вздорных недорослей – наших дедов и прадедов.

Странно, но истерика тут же прекратилась. Стоны, вопли и проклятия непокорной дочери исчезли, испарились, будто страшный сон. И даже слёзы высохли на её побагровевших от пережитого щеках. Впервые в жизни испытав шок от побоев, Лидия сидела в углу дивана, опустив голову, и только скулила чуть слышно, будто побитая собачонка. Володе стало не по себе. Он вышел из комнаты, чтобы успокоиться, потом вернулся, сел за стол, где были разложены тетради и учебники, позвал Лиду, и они как ни в чём не бывало продолжили свои занятия.
Мать – немая свидетельница родительского насилия – смахнув слезу, отправилась на кухню и занялась там своими бесконечными хлопотами. Будто и не было несколько минут назад ничего, достойного внимания, но… именно в течение этого сравнительно короткого промежутка времени в душе вздорной девчонки случился какой-то надлом, кризис, инверсия… не знаю даже, как всё это назвать. А посему с этого момента и до конца своих дней она больше ни разу не сказала вслух… да что там, даже не подумала о том, что учёба – это зло, а учиться не обязательно, что можно прожить и так, не насилуя свои относительно слабые мозги…

На следующий день Лидия вернулась домой после экзамена.
– Ну как? – спросил отец, не отрываясь от свежей своей газеты.
– Да не очень, – ответила расстроенная девчонка. – Тройка, наверное, будет. На один вопрос не смогла ответить.
– Что за вопрос? – бросил на неё быстрый взгляд Володя.
– О средневековых рыцарях. Помнишь, мы вчера с тобой…
– Ладно, ладно, – улыбнулся Володя, стараясь не замечать набежавшую слезу на глазах дочери. – Кто старое помянёт… в общем, не переодевайся, сейчас в школу пойдём.

Отец остался в коридоре, а Лидия зашла в учительскую и вызвала к нему свою «классную даму», после чего направилась к подружкам, которые, будто галчата, весёлой стайкой щебетали в палисаднике за окном. Было заметно, что наставница класса взволнована и крайне озабочена событиями, происходящими прямо здесь и сейчас. Владимир, обуреваемый такими же противоречивыми чувствами, ждал её у широкого подоконника в коридоре школы-гимназии, с которой он с некоторых пор почти сроднился. Собственно, так же, как и эта сорокалетняя женщина, отдающая все силы и знания, большую часть своей щедрой души очередному ведомому ею восьмому классу. Детям, которые вскоре покинут её, но до конца своих дней сохранят тот душевный запал, то тепло и поддержку, что так щедро дарила им главная в их жизни наставница и педагог.

Володя поздоровался и, путаясь в словах, изложил свои опасения по поводу Лидии:
– …Не знала о древних рыцарях… ну, зачем они ей сейчас нужны? На кону её будущее. У девчонки и так в голове сумбур, а если ещё окажется в этом «дебильном» классе… на вывод… будто во времена Гоголя… сколько лет я работал в родительском комитете, никогда ничего у вас не просил, но сегодня… помогите! Решается судьба дочери. Вы должны меня понять…
– Хорошо-хорошо, – успокоила его классная руководительница. – Тройка у неё по истории… постараюсь, если смогу. Вы много сделали для школы, всегда поддерживали меня, а я добро помню!..

8.
По результатам переводных экзаменов Лидию зачислили в девятый класс – обычный, без всяких уклонов. И дальше у неё всё пошло, как по маслу. Училась, все последующие экзамены сдавала самостоятельно – и в школе, и в институте, куда относительно легко поступила после окончания гимназии.
Почему она вдруг взялась за ум? Отчего произошла с ней такая метаморфоза? Что её заставило изменить отношение к учёбе? Может быть, новые учителя сумели заинтересовать сбившуюся с пути девчонку? Или появились иные подруги в старших классах? Кто знает? Но одно могу сказать точно: отцовский ремень сыграл в этом деле немаловажную, если не решающую роль.

Правда, об этом – о физическом наказании подростков – не принято говорить. Особенно сейчас, когда вошла в моду ювенальная юстиция, а «просвещённые» родители боятся слово сказать поперёк своему чаду, опасаются, чтобы оно, не дай бог, не перетрудилось в школе или во время приготовления домашних заданий. Нет, не об этом надо думать. Ой, не об этом! А о том, чтобы ребёнок научился преодолевать трудности, чтобы был честным, добрым, трудолюбивым. И главное: воспитатели любым способом должны приохотить его к учёбе.

Сегодня прогресс шагает по планете, как говорится, семимильными шагами. А потому любые знания очень быстро теряют свою актуальность, устаревают. Приходится учиться и переучиваться всю жизнь, чтобы к старости не скатиться до уровня разнорабочего. Поэтому главное, что должны дать ребёнку воспитатели – это умение самостоятельно осваивать новые знания, расширять свой кругозор. Советская школа – как начальная, так и высшая – умела это делать. Дети прямо на уроках без репетиторов и дополнительных занятий накапливали необходимый объём знаний, получали практические навыки. А сейчас?!

Недавно учительница литературы в моём присутствии дала установку своим подопечным: «Много читать не обязательно. Разве только если захочется!» Не знаю, может быть это такая методика преподавания, но вряд ли у двенадцатилетнего балбеса вдруг появится желание разбираться в хитросплетениях мыслей и чувств писателей серебряного века или штудировать лирику Пушкина.
Человек ленив по своей натуре. И чтобы заставить его трудиться, необходимо дать ему какой-то побудительный мотив, поставить перед ним определённую цель, стимул для самосовершенствования. Вот это и есть главная задача педагога – учителя с большой буквы. Только к огромному моему сожалению подавляющее большинство тех, кто сегодня работает в школе, предпочитают элементарно натаскивать своих подопечных на угадывание тестов и сдачу ЕГЭ. Не воспитатели они, но репетиторы от образования!

Менять! Очень многое надо менять в нашей школе. Иначе случится ужасное. Мы рискуем наводнить страну одноклеточными Шариковыми и жизнерадостными Эллочками Людоедками, не способными к абстрактному мышлению и не умеющими связать двух слов! То есть дикарями, которые не видят ничего дальше приобретённого для них родителями навороченного смартфона!
Причём, это не гипербола, не преувеличение. Нечто подобное произошло с нашим южным соседом после того, как местные школы перестали давать учащимся достаточный объём знаний. Более того, этих «Митрофанушек» всеми силами оберегали от чрезмерных умственных перегрузок. Думать, искать и запоминать что-то новое их тоже никто не собирался учить. В общем, в школу они ходили в основном для того, чтобы потусоваться. Трудно сказать, случайно была совершена эта диверсия или намеренно, но когда процент бесчувственных манкуртов в стране превысил критическую отметку, случилась большая беда… Не дай бог ничего подобного ни одному государству мира!!!

Что ещё? Ах да, вспомнилась весьма кстати поговорка: «Если бог хочет наказать человека, он лишает его разума!»
Так вот, дорогие мои читатели! Если мы с вами не хотим, чтобы детей наших постигла сия божья кара, мы должны, просто обязаны всеми возможными способами:
1. Вложить в их юные души стандартный набор вечных истин, дабы выросли они людьми чистыми и нравственными.
2. Научить их учиться и совершенствовать свои знания – до конца жизни, до гробовой доски!
Причём, сделать это необходимо в обязательном порядке всеми возможными способами, включая наказание и принуждение, если по-хорошему не получится. Да простят меня те, кто предпочитает, чтобы с ними разговаривали полунамёками. Считаю, что менторство в ограниченных дозах очень даже полезно для наших детей.

9.
А «троечный» класс был сформирован. Но родители обошли все возможные и невозможные инстанции и добились-таки, чтобы их любимые чада остались в стенах родной гимназии. При этом пример Чичикова и «мёртвых душ» на вывод был не последним аргументом в споре с городским начальством. Троечников оставили, но решение это оказалось не самым лучшим. Подумайте, как чувствовали себя старшеклассники, собранные в отдельный «дебильный» класс! Да, да, именно так его за глаза и называли. Ведь класс троечников стал резервацией для лентяев и умственно отсталых детей.
А как хорошо всё начиналось: гимназия, новые технологии, раздельное обучение, полный восторг, уря, уря! Только результат оказался плачевным. Даже не верится, что нечто подобное могли сотворить люди с высшим педагогическим образованием. Воистину, благими намерениями выстлана дорога в ад!
Володя видел однажды на стенде годовые оценки детей из этого богом проклятого класса: тройка на тройке, редко где четвёрку поставят строгие «педагоги».

Так вот и начиналась внешне не очень заметная, но крайне губительная для России школьная реформа девяностых. Советские учителя сами, своими руками рушили то, что было наработано за десятилетия! Разрешалось и допускалось всё или почти всё. Ставились головокружительные эксперименты над детьми, над их будущим. Одни тесты ЕГЭ чего стоят – эта немногословная «весёлая» игра в угадайки! Появилось множество разнонаправленных альтернативных учебников. И никто не думал о том, что рядовому ученику не нужно и по большому счёту даже вредно всё это пёстрое разнообразие.

Задача учителя состоит в том, чтобы вложить в головы школьников основу, фундамент элементарных знаний – бесхитростный и простой, как конструкция из железобетонных блоков. А уж что потом вырастет на этом фундаменте… нет, педагогов это, конечно, должно волновать, но смысл их работы заключается в том, чтобы основа заложенных ими знаний была крепка. И чтобы впоследствии не рухнуло здание, которое на ней построят!!!

Прошло время, и сегодня мы вплотную приблизились к тому, чтобы на школьных уроках обучать наших детей приёмам современного секса, доводить до них подробности однополой «любви». Многие поколения русских и советских педагогов, узнав об этом, перевернулись бы в своих полусгнивших гробах, прокляли бы всё на свете и нас грешных в том числе.
Но… следуя за идеологами «дикого» Запада, мы подошли к краю бездонной смрадной пропасти, заглянули в её холодную бездну и с ужасом отшатнулись назад! Не так легко оказалось растлить души русских людей – потомков тех, кто в жестоких боях с предками нынешних растлителей отстоял свободу и независимость нашей великой Родины.
Умом Россию не понять. Это правда! Ведь у нас, в отличие от западных обывателей, есть совесть и есть идеалы – те, которые можно прочувствовать сердцем. Однако они недоступны холодному разуму прожжённого торгаша. А если так, то нечего заезжим гуру соваться к нам со своей сверхсовременной болонской системой образования, с ЕГЭ, с ювенальной юстицией и прочими лукавыми новшествами. Правильно говорят, что со своим уставом в чужой монастырь не ходят! 14.04.2019

Все права на эту публикацую принадлежат автору и охраняются законом.