Написать автору
За последние 10 дней эту публикацию прочитали
20.11.2024 | 2 чел. |
19.11.2024 | 0 чел. |
18.11.2024 | 0 чел. |
17.11.2024 | 2 чел. |
16.11.2024 | 0 чел. |
15.11.2024 | 1 чел. |
14.11.2024 | 2 чел. |
13.11.2024 | 3 чел. |
12.11.2024 | 3 чел. |
11.11.2024 | 0 чел. |
Привлечь внимание читателей
Добавить в список "Рекомендуем прочитать".
Боец и царьДобавить в список "Рекомендуем прочитать".
Андрей Нартов оставил свои воспоминания о Петре I – «Достопамятные повествования и речи Петра Великого». Есть там интересный эпизод из заграничных путешествий Петра I. Изучая кораблестроение, Петр сам работал топором на голландских верфях, а за ещё более передовым опытом устремился на лондонские верфи. Петр I был человеком огромной силы. В Голландии останавливал ветряные мельницы, ухватившись руками за крыло. Известен его дружеский спорт с Августом Сильным, польским королём и курфюстом саксонским. Август Сильный свернул в трубку серебряную тарелку. Петр I повторил это. Затем разрубил кортиком брошенную вверх штуку сукна – чего не смог сделать Август. Поэтому Петра I очень заинтересовали и боксерские схватки англичан. Английский бокс в ту пору напоминал, скорее, бои без правил. В ход шли броски и захваты, били и ниже пояса, добивали лежачих. У чемпиона – огромного шотландца была своя коронка – неотразимый удар головой. Неписанные правила русских кулачных боёв были гораздо гуманнее и благороднее. Несмотря на это, нашёлся доброволец из петровских гренадеров, пожелавший сразиться с боксёрами. Он рассеял сомнения императора, утверждая, что в Москве за Сухаревой башней выдерживал натиск целой стенки. Не поздоровится и англичанам – крепко помнет им рёбра и скулы. За него Петр I поставил в заклад крупную сумму – 500 гиней. Бой состоялся 20 апреля 1698 года в саду лорда Кармартена, что подтверждается и «Поденными записками» князя Щербатова. Когда свели бойцов – все зрители заранее обрекли русского кулачника на роль жертвы, настолько подавлял своими размерами английский чемпион. Между тем гренадер ничуть не растерялся и придерживался выжидательной тактики, провоцируя противника на ошибочные действия. Наконец дождался стремительной атаки шотландца головой, точно рассчитав дистанцию, отступил на шаг и сразил наповал шотландца страшным ударом по набыченной шее.
- Я думаю, он точно без шеи! – восторженно захохотал Петр I – Русский кулак стоит английского лба!
Истинно по-царски император распорядился выигрышем. Гренадер и шотландец получили по 20 гиней. Кроме того, 20 гиней - лекарю на излечение английского чемпиона. Того вернули к жизни только «пустив кровь». Своим гренадерам - 30 гиней. Они показали лондонцам и стеношный бой, и русскую борьбу. Лондонской черни бросил 50 гиней, остальные передал в инвалидный дом.
В 1718 году Петр I во главе делегации был в Париже. Русским гренадерам позволили устроить баню на берегу Сены. Красные от банного пара солдаты ныряли с головой в Сену и освежались, подолгу плавая. А поскольку это происходило среди зимы, то дрожащие на ветру парижане были совершенно шокированы. Королевский гофмейстер Вертон умолял Петра I запретить это, так как «купание грозит неминуемой смертью». (Бани тогда были в диковинку, как во Франции, так и в Германии).
Братья Орловы
Писатель Валентин Пикуль для своего романа-хроники «Фаворит» исследовал огромное количество исторических документов. О гвардейцах братьях Орловых, в какой-то момент даже повлиявших на ход российской истории, он собрал следующую информацию, прозвучавшую со страниц «Фаворита».
«Орловых было пятеро братьев – Иван, Григорий, Алешка, Фёдор да Владимир. Все пятеро – верзилы-громобои, кровь с молоком и мёдом…
Немного о Григории Орлове, долгие годы бывшим фаворитом Екатерины II: «редкая картина: голова Аполлона на торсе Геракла… Любил кулачные драки, вольтижировку в манежах, фехтование на шпагах, поднятие непомерных тяжестей». Был титулован князем за избавление Москвы от эпидемии чумы.
Теперь чуть подробнее о Алексее Орлове. «Алехан был и самым могучим, самым дерзким. Ударом палаша отрубал быку голову, одной рукой останавливал за колесо карету, запряженную шестериком. Он вызывал на кулачный бой десяток гренадеров, бился об заклад на деньги. Весь в кровище, но в ногах стойкий, укладывал наземь десятерых… Богатырской силе Орловых во всём гарнизоне Петербурга мог противостоять только офицер армии Шванвич. В драке один на один он побивал даже Алехана».
Затем о пребывании Алексея Орлова в Италии: «Алехан и в чужих краях не изменил привычкам. Пизанским дамам небрежно показывал «гвардейские» фокусы: легко разгибал подковы, на улицах Пизы мертвой хваткой останавливал шестерку лошадей». Но умел не только силой хвастать, да кулаками махать. Проявил себя не просто героем, но и умелым военачальником в морской битве. Графом Чесменским он был пожалован за руководство русской флотилией при Чесменском морском сражении, когда за одну ночь был уничтожен весь флот султана.
Русская сила всегда приумножала русскую славу. Вот эпизод из переговоров Алексея Орлова с турками в 1772 году на острове Парос: «Извещенные о нечеловеческой силе Орлова, турки (всегда уважавшие физическую мощь) показали графу своего богатыря, который взял колоду карт и шутя разорвал её на две половинки. «Здоровый парень»! – похвалил его Алехан. Турки обрадовались. Орлов взял половину от разорванной колоды и легко разорвал её в пальцах на три части. Обрывки карт он швырнул в окно, и ветер разнес их над волнами».
А президентом Академии Наук стал граф Владимир Орлов.
Победитель страшного турка
А вот ещё одно предание времен русско-турецкой войны. Участвовал в ней и небогатый помещик П. Л. Денисов. Он служил гусаром в армиях Потёмкина и Суворова и был очень знаменит своей физической силой. Один из примеров этой силы, правда, не батального характера, приводится у нескольких авторов. Подробнее других пишет об этом историк Пыляев: «Был взят в плен необыкновенной силы турок, который содержался при нашей армии. Хвастался своей силой и вызывал русских на единоборство. Многие отваживались с ним биться, но никто не мог его одолеть. Иных он даже изувечил и некоторое время единоборства с ним были запрещены».
Непобедимость турку принесло не только его умение, но и свирепость: покалечил многих жестокими ударами головой. Поединок обычно проходил по турецкому обычаю. Узнав об этом, лихой гусар Денисов не устрашился турка, а наоборот загорелся желанием померяться с ним силой. Чтобы выйти на Кинбурнскую косу, где содержался турок, восемь верст брёл по воде – где по колено, где по пояс, а где и вплавь. Дальнейшее также происходило в духе авантюрных романов. Представьте себе ночь (к утру Денисов должен вернуться в расположение к утренней поверке), подземный зал, освещаемый факелами и увешанный коврами. Пол также застелен коврами. Собрались зрители из главных воинских чинов. И вот приводят турка…
«Турок показался очень страшным. Он был необыкновенно огромен и широк. Но Денисов, никем ещё не побежденный, надеялся на себя крепко и стал читать суворовскую молитву. Бойцам велели раздеться донага и потом подали им два богатых турецких платка, которые они тут же повязали каждый сам себе на шею. Потом, взяв друг друга левой рукой за платок под горлом, стали ходить. Турок много раз покушался ударить Денисова головою в грудь, но никак не мог сломить его руку. Бой продолжался долго, самым ожесточенным образом. Наконец, турок был побеждён».
Денисов дожил до глубокой старости, сохранив и силу, и задор юности. Вот как Пыляев описывал его: «Восьмидесятилетний старик высокого роста, белый, как лунь и необыкновенно крепкого сложения. Он был крепок и здоров, как самый крепкий юноша, и никто не помнил, чтобы когда-нибудь он был нездоров. Он не чувствовал слабости и усталости в ногах, у него ещё скрипели кулаки, когда он их сжимал. Не было силача, который мог бы с ним сладить. Он сам говорил, что у него сила непомерная и при этом показывал огромность своих крепких кулаков и наслаждался их скрипением».
Тот же Пыляев удивлялся ещё одному поединщику, любителю биться головой: «Обладал феноменальной силой поручик Телегин, служивший на Кавказе в Нижегородском драгунском полку. Офицер этот – лихой во всех отношениях – имел одну физическую особенность: при большой силе он обладал такою крепкою головою, что ею, как тараном, отворял любую запертую дверь. Таран этот он употреблял с особенным успехом против персиян».
Слово о генералах
И дадим мы это слово отчаянно дерзкому боевому генералу Степану Александровичу Хрулеву. Широкую известность и репутацию храбреца высшей марки он заслужил в Польской войне 1831 года, в Венгрии в 1849 году и Дунайской компании 1854 года. Ещё были военные действия в Коканде и штурм Ак-Мечети. Его рассказ писатель Сергеев-Ценский сохранил для нас в исторической хронике «Севастопольская страда».
«В бытность мою в Кавказской армии слышал я о Ермолове Алексее Петровиче, что отрубил он шашкой голову быку с одного взмаха – вот какая у него была сила в молодых годах! Вот каков был когда-то главнокомандующий русских войск.
…Ермолову сейчас уже девятый десяток идёт, а он ничего себе, дуб дубом стоит, повыше нас с вами головы на две и пошире раза в четыре! Если бы силы большой не было, до таких дремучих лет не дожил бы, будьте покойны! А жён у него на Кавказе осталось – десятки! Есть и черкешенки и армянки, и у всех ребята от Ермолова выросли – богатыри богатырями!»
Если вы посчитали этот рассказ всего лишь типичной бравадой офицерского застолья, тогда советую обратиться к дневникам великого мэтра французской литературы Александра Дюма. Он ведь оставил и описание своих путешествий по Кавказу. И о генерале Ермолове писал, что тот с одного удара отрубал саблей голову быку.
Но теперь пусть Хрулев продолжит свой рассказ: «Генерал Булгаков Сергей Александрович командовал войсками Кавказской линии. Семьдесят лет уж ему тогда было, а на самом горячем жеребце персидском за зайцем мог скакать как мальчишка! Подковы гнул и ломал в семьдесят лет, чёрт побери! Росту был колоссального, голосище протодъяконский… А вино у него за столами пили из бычьих рогов, оправленных в серебро, и перепить его, семидесятилетнего, никакой чёрт не мог, не то что протодъякон! Вот какие были генералы в старину, когда гремели наши солдаты на весь мир! Солдат любит что именно? Чтобы генерал был первый солдат в армии! Чтобы он и быкам головы рубил, и подковы ломал, и чтобы на коне он скакал, как чёрт, и чтобы перепить его никому было нельзя!».
И правду сказать – великими воинами на поле брани показали себя русские генералы Костенецкий и Бакланов. Про гениальность полководца Суворова, пожалуй, нет нужды распространяться. Но мало кто знает, что сила мысли и сила духа великого генералиссимуса основывались на великолепной физической форме. Современники считали чудачеством его образ жизни: пробежки, закаливающие процедуры и строгую диету – «чревоблудия не потерплю!». Александр Васильевич по внешности был далеко не богатырь. Но ещё смолоду закалил себя крепче булатной стали. Он заставляет вспомнить державинские строки: «Сила в том, чтоб дух пылал!».
Ещё в Первую мировую войну стали полными георгиевскими кавалерами (то есть имели полный георгиевский бант георгиевских крестов всех четырех степеней), а в Гражданскую войну ставшие её героями – Чапаев и Буденный. Вот выдержка из интервью маршала Буденного журналу «Спортивная жизнь России» (1965 г. № 6):
«Ещё в мирное время я до тонкостей изучил и отработал приёмы владения шашкой. Я знал, что в бою зарубить меня невозможно…».
И это не было пустым хвастовством. Пройдя через тысячи сражений, он имел право сказать это. Уместно вспомнить, что он был лучшим наездником Кавказской кавалерийской дивизии.
Ужас горных вершин
- А баклановский удар знаешь? Гляди!
Чубатый выбрал престарелую березку, пошёл прямо на неё, целясь глазами… Он медленно заносил шашку и приседая, вдруг со страшной силой кинул косой взмах. Березка, срезанная на два аршина от корня, падала…
- Видал? Учись. Бакланов – атаман был, слыхал? Шашка у него была – на стоке ртуть залитая, поднимать тяжело её, а рубанёт – коня пополам.
Григорий долго не мог усвоить сложной техники удара.
-…Вот как надо, - учил Чубатый, и шашка его в косом полёте разила цель с чудовищной силой.
С ранней юности мы помним эти страницы «Тихого Дона». Помним, как Чубатый опробовал свой приём на человеке: «Ужасающий удар… расклинил пленного надвое, от плеча наискось до пояса». И совершенно зря мы считали плодом авторской фантазии как самого атамана Бакланова, так и его коронный приём, которым рубили березу с одного удара. Земляки Шолохова узнавали в персонажах романа реально существовавших станичников. И атаман Яков Петрович Бакланов (1809-1873 гг.) был исторической личностью. В 1863 дослужился до звания генерал-лейтенанта. А поскольку во время своей боевой карьеры прославился как сверхметкий стрелок, то ежегодно разыгрывались даже Баклановские призы, которыми награждали за меткую стрельбу, как офицеров, так и нижних чинов. В Донском кадетском корпусе была учреждена стипендия имени Бакланова. В начале XX века его имя присваивается 17-му Донскому казачьему полку.
А начинал он службу казачью совсем зеленым юнцом. Но давала о себе знать кровь потомственного воина. В шестнадцать лет он уже урядник Крымского казачьего полка. Через десяток лет он служит на Кавказе сотником казачьего полка Кубанской линии. Выглядит как мощный гигант ростом в два метра два сантиметра. Ещё более устрашающий колорит придают лихо закрученные усищи. Но не только наружность имел внушительную. В русско-турецкой войне своей воинской доблестью заслужил ордена Святой Анны четвертой и третьей степени. А на Кавказе служил под руководством большого оригинала генерал-лейтенанта Г. Х. Засса. Засс проповедовал идею страха и чтобы заставить уважать себя, нагонял атмосферу жуткой тайны. Самые новейшие открытия науки использовал для шарлатанства. Опытами с гальванизмом и вольтовым столбом дурачил диких горцев и уверил их, что знается с шайтаном. Его идею психологического воздействия на противника Бакланов принял на вооружение. Но уважать себя заставлял собственной неустрашимостью и полным презрением к опасности. Силу духа и лихость казачью противопоставил свирепой кровожадности горцев. И вот мчится во главе казачьей лавы, сметая всех на своём пути гигантский древнеславянский титан с огромным копьем наперевес. Великий ужас наводит он на врагов. И беспримерным воодушевлением зажигает он своих бойцов. И они действительно творят чудеса! Разбили отряд черкесов численностью в три раза больше их. Так в нашумевшем бою 4 июля 1836 года заслужил он великую славу и Орден Святого Владимира четвертой степени.
А позднее в битве на Яман-Су три сотни казаков разбивают чеченскую конницу в шестьсот всадников. Под Баклановым было убито пять коней! Но невредим остается громадный титан. На первый взгляд – самая удобная мишень. Уж в него-то не промахнешься! Возможно, что Бакланов попросту скрывал свои раны, раздувая миф о собственной неуязвимости и непобедимости. Неужели он был заговоренным, или действительно смелого пуля боится? (Приходилось читать, что под сильнейшим психоэнергетическим воздействием происходит искривление поля. И пули, отклоняясь в сторону, бессильны повредить невидимую защитную оболочку. И после боя заговорённый, совершенно невредимый, вытряхивает пули из своей одежды. Так пытаются объяснить легенды времён Гражданской войны). А старинные казачьи легенды утверждают, что Бакланов был «Характерником», то есть опытным мастером «казачьего Спаса», поэтому и был неуязвим, не только для сабель, но и для пуль. Много очевидцев изумлялось, что на «Урус-шайтане» после боя бурка была изрешечена пулями, а сам он оставался невредимым. Тем более суеверные горцы считают Бакланова существом сверхъестественным – «Даджалом».
А он был не только лихим рубакой. За восемь лет командования 20-м Донским полком на левом фланге Кавказской линии покрыл себя славой не только отважного, но и мудрого военачальника. Им был создан отряд пластунов – казачьих ниндзя. Теперь бандиты не будут знать покоя ни в ночной тиши, ни в самых густых зарослях. Сейчас террористы подкупают московских чиновников, а тогда казачий атаман Бакланов внедрил путём подкупа целую сеть платных осведомителей среди горцев.
Страх тому причина или хитрость, но чеченцы целыми аулами сдаются ему без боя. А ведь это Кавказ, где всё существует в гиперболизированной форме. Если это религиозный фанатизм, то он доходит до мракобесия. Имам Шамиль приходит в лютое бешенство. Бакланов становится ему личным врагом номер один. Специально для убийства Бакланова нанимает он лучшего чеченского снайпера Джанема. Всё идёт в ход – золото, молитвы и тут же загадочные сатанинские ритуалы. На «шайтана Боклю» - так они именовали Бакланова – отливаются специальные медные пули. (Забавно, что самые злобные и лютые шайтаны преисподней считают нечистой силой кого угодно, кроме самих себя!).
Настал час, когда Джанем подстерег Бакланова. Прогремел выстрел. Но Бакланов даже не шелохнулся в седле. Лишь направил коня в сторону убийцы. Встал из-за валуна Джанем, гремит второй выстрел. И вновь не шелохнулся Яков Бакланов. Затем сдернул с плеча винтовку и недрогнувшей рукой с первого же выстрела уложил наповал лучшего чеченского киллера. Не помогли ему медные пули, не пригодилось и золото. Это событие окончательно парализовало былую ярость разбойников.
Интересно также, что в 1863 году, когда польские мятежники узнали, что в Виленский округ командирован генерал-лейтенант Бакланов и назначен командующим всеми донскими полками, то пришли в совершенный ужас и были полностью деморализованы.
На поле брани
На войне большая сила помогала не только ее обладателю. Не волшебная палочка порою выручала от неминуемой гибели целое воинское подразделение, а силушка богатырская, примененная с умом и смекалкой. Сергеев-Ценский, как пример, приводит неладно скроенного, но прочно сшитого Ивана Дворниченко. «В Дунайскую компанию целая дивизия турок напала на одни Тобольский полк. Рота, в которой служил Дворниченко, оказалась отрезанной от остальных рот глубоким и широким оврагом. Нужно было спешить на подмогу своим, но препятствие казалось неодолимым. Тогда Дворниченко бегло оглядел овраг и, найдя в нем самое узкое место, быстро спустился в него, стал в нем на два каменных уступа, до предела расставив для этого ноги, и замахал руками, крича своим: «Скакай, ребята! В тяжелой полной походной амуниции, держа перед собой ружье, стоял он, нагнув голову на бычьей шее и выставив спину горбом, а через эту спину, становясь на нее с разбегу одной ногой, перемахнули один за другим все двести с лишком человек, бывших в роте. И только благодаря этой дюжей спине, вовремя подоспела помощь остальным трем ротам, изнемогавшим уже в неравной схватке. Так яростно ударили в штыки, добежавшие до своих молодцы, что разом показали тыл турки. Мало быть человеком большой силы, - надо еще и самому найти на что может пригодиться эта сила в решающий для успеха общего дела миг. За этот подвиг получил он свой первый Крест - второй заслужил в Севастополе на пятом бастионе.
При обороне Севастополя
Кроме рукопашных атак днем, широко практиковались и ночные вылазки, порою позволяющие отбить позиции, потерянные ранее. В любом месте эти вылазки изматывали противника, не давая ему отдыхать по ночам, не говоря о численном уроне противника. Предводительствовал ночными вылазками удачливый и удалой командир Бирюлев. Первый признанный храбрец ночных диверсий – матрос Петр Кошка. За что после войны получил трехгодичный отпуск. Соперник Кошки по храбрости в ночных вылазках – матрос Болотников, тоже отличался разными выдумками, хитростью и смекалкой. Был очень ловко скроен, с особым шиком и лихостью носил бескозырку, заломив ее на правый бок. Был убит при вылазке, в отличие от Кошки, лишь однажды, получившего легкую штыковую рану. Староват уже был унтер-офицер Рыбаков, но в деле был очень стремителен и находчив. Матрос Елисеев – на отдыхе шутник и балагур, в рукопашной превращался в боевую машину, работавшую с убийственной жестокостью и точностью.
Сибиряк из Владимирского полка Лазарь Оплетаев обладал медвежьей силищей и был неизменным охотником во всех вылазках и в крупных сражениях большую сметливость проявлял этот медведь. Однажды сам, единолично захватил и доставил двух зуавов, целехоньких без царапинки. Один зуав оказался офицером.
Кого-то могут удивить чудеса храбрости, которые проявляли матросы в сухопутных военных действиях. Прежде всего, нужно уяснить себе какими физическими качествами обладали матросы парусного флота. Во-первых, лихость необыкновенная, во-вторых сами собою разумеющиеся ловкость и проворство. Ведь работать со снастями приходилось и на головокружительной высоте, на раскачивающейся из стороны в сторону мачте. Если судно слегка покачивается на ходу, то верхушки мачт дают весьма ощутимый разбег из стороны в сторону. Амплитуда становится еще больше при волнении на море, когда усиливается качка. Причем работать нужно без права на ошибку – это не цирк, где сорвавшегося воздушного гимнаста страхует предохранительная сетка. А третье качество – большая физическая сила, которая требовалась ежеминутно.
Закалку рядовых матросов нам очень трудно представить. И.А. Гончаров в своих путевых заметках о кругосветном путешествии на фрегате «Паллада» описывает следующий случай. В тропиках матрос парусника совершенно свободно держит на ладони пойманного скорпиона. Скорпион пытается ужалить ему ладонь и не может прокусить! Настолько загрубели ладони от работы со снастями. Другой матрос Дюпин, широкоплечий артиллерист берет и поднимает как поднос пятипудовый кранец с пушечными ядрами «Трудно встретить человека крепче и плотнее сложенного» - отмечает Гончаров.
Твердыня Севастополя
Теперь немного подробнее о храбрецах, добровольно подвергавших себя смертельному риску в ночных рейдах. Вылазки охотников по ночам проводились обычно малыми командами. «Особой удачливостью славился лейтенант Бирюлев. Исключительный любимец жизни, не способный теряться в минуты опасности. Словом, он был прекрасный командир роты в бою и, пожалуй, больше всего именно этим объяснялась его таинственная удачливость в вылазках». Поэтому нижние чины его обожали и готовы были следовать за ним хоть в огонь, хоть в воду.
К примеру, Игнат Шевченко, широкогрудый человек большой физической силы. Только по тому, как его нагружали ранеными пленными или штуцерами, когда возвращался назад, можно было судить, что у него безотказная крепость мышц. Матросы звали его «воронежским битюгом» - есть такая порода лошадей – тяжеловозов. В штыковом бою, какой бывал обыкновенно в траншеях интервентов при вылазке, он действовал как таран, - за ним шли другие …. Неизменно ходил во все вылазки с Бирюлевым, взял на себя роль дядьки при молодом горячем лейтенанте. Бирюлев любил этого битюга, который однажды самолично приволок с вылазки вполне исправную мортиру некрупного калибра.
Во время очередной атаки Бирюлев с обнаженной саблей шел впереди роты, и Шевченко, вырвавшись вперед принял на себя весь залп зуавов, предназначавшийся офицеру (отступая, 15 зуавов прицелились в Бирюлева). Самоотверженный подвиг был отмечен в приказе главнокомандующего всеми военными силами Крыма Меньшикова.
В одиночную ночную охоту выходили снайперы, разведчики и любители небольших диверсий. «Стрелки-одиночки» наскоро устраивали свои ложементы шагах в 20-ти от вражеских. Они не назначались, они вызывались охотниками сами. Сначала это были пластуны, потом матросы и пехотинцы. Французы своих стрелков в ложементах называли «окаянные ребята» и «дьяволы» (сорви-головы, головорезы, черти).
А с русской стороны первым их таких храбрецов был матрос-квартирмейстер Петр Кошка. Сергеев-Ценский описал этого унтер-офицера с георгиевским крестом: «Очень верен – загорел, сухощав, скуласт, с дюжим носом и дюжими плечами». Не обладал яркой героической внешностью – никто не подозревал в этом неказистом с виду матросе такого удальца, каким он проявил себя.
Ночью вынес труп товарища с английской траншеи. Средь бела дня увел с нейтральной полосы великолепного английского скакуна. Ходил во все вылазки, часто приносил на себе раненых англичан или французов, или 2-3 их штуцера. Когда же вылазок не было и ночи были темные, пробирался к английским траншеям один и непременно притаскивал оттуда штуцер – вещь ценную в обиходе русского солдата.
Другие источники отмечали его незаурядную физическую силу – жонглировал пушечными ядрами, во время рукопашного боя в траншее ударом кулака убил французского офицера. Порою проявлял организаторские способности – собрал команду охотников, буквально заставил подпоручика саперов Бородатова принять командование и возглавить атаку. Так спасли остатки Бужищева, выручили из плена капитана 1-го ранга Л.Будищева.
К сожалению, был у него один недостаток – предавался беспробудным кутежам. В вылазки ходил каждую ночь. Захваченное при этом английское снаряжение продавал офицерам, и деньги у него бывали. За пьянство на некоторое время по приказу Нахимова его даже списали с бастиона на корабль «Ягудиил».
Думаю, что никому не нужно представлять гения мировой литературы Л.Н. Толстого. Напомню те годы его жизни, когда молодой поручик служил на 4-м бастионе Севастополя, в то само время, когда на этот бастион сыпалось до 2-х тысяч бомб в день. Довелось ему участвовать и в сражении на Черной речке. Был награжден орденом Анны 4-й степени. Лишь немногие эпизоды обороны легли в основу, его «Севастопольских рассказов». Но не могут не затронуть за душу следующие строки о негромком героизме, мужестве и стойкости защитников Севастополя…
«..Вглядитесь в лица, в осанки и движения этих людей: в каждой морщинке этого загорелого скуластого лица, в каждой мышце, в ширине этих плеч, в толщине этих ног, обутых в громадные сапоги, в каждом движении, спокойном, твердом, неторопливом, видны эти главные черты, составляющие Силу русского – простоты и упрямства; но здесь на каждом лице кажется вам, что опасность, злоба и страдания войны, кроме этих главных признаков, приложили еще следы сознания своего достоинства и высокой мысли и чувства.
…Главное, отрадное убеждение, которое вы вынесли, это убеждение в невозможности взять Севастополь и не только взять Севастополь, но поколебать где бы то ни было силу русского народа…
…Надолго оставит в России великие следы эта эпопея Севастополя, которой героем был народ русский».
Н.А. Крылов (отец ученого-кораблестроителя) служил в 14-й артиллерийской бригаде Севастопольской обороны. Прибыл в Севастополь, когда Толстого отправили в Петербург с пакетом. Но воспоминания его сослуживцев запечатлел в «Очерках из далекого прошлого» опубликованных в журнале «Вестник Европы» за 1900 год: «Оставил по себе память как ездок, весельчак и силач. Так он ложился на пол, на руки ему становился пудов в пять мужчина, а он, вытягивая руки, подымал его вверх; на палке никто не мог его перетянуть»
Гиляровский в очерке «Старогладовцы» приводит воспоминания старого казачьего офицера К.Г. Синюхаева, заслужившего и солдатский Георгий и кавказский крест. Он был сверстником Толстого и родом из Старогладовской станицы, в повести «Казаки» описанной под названием Новомлинской.
«У нас стояла 20-я артиллерийская бригада, в ней его брат офицером был. Помню я, у Толстого конюшне были хорошие лошади – гнедая и чалая. Выведут, разгорячат лошадь, а он вскочит на нее и скачет по станице…. Лихой джигит был да с дядей Епишкой дружил, а то разве знал кто, что он такой будет после!.. Потом уж, когда Толстой офицером был, рассказывали, что он в набегах отличался. За Старый Юрт ходил он со своей батареей, потому о нем тогда и говорили. А если не был бы джигит, кто бы на него внимание у нас обратил?»
А далее Гиляровский рассказывал: «Довелось мне разыскать на Кавказе и еще одного старика генерала, служившего в дни юности в одной батарее с Львом Николаевичем. Но от него я добился только одной фразы:
- Как же-с… Мы оба с ним имели честь служить в одной батарее, славный был офицер.
… Граф Толстой любил ходить босиком по сырой земле-матушке, косить высокую траву и за плугом мог отшагать не одну версту. Не в этой ли неразрывной привязанности к родной земле скрыт секрет недосягаемой высоты и глубины его таланта?
Уже в пожилом возрасте, разогнавшись на коньках по льду, любил перепрыгивать через специально расставленные скамейки. Даже в 80 лет был необычайно крепок. Никто из молодых людей приезжавших в Ясную Поляну не мог одолеть его в рукоборстве.
Титан мировой литературы и богатырем был не из последних.
Пластуны
В свое время живой изгородью России, ее непроходимым колючим кустарником назвали пограничные казачьи станицы. Екатерина II переселила запорожцев с Днепра на Кубань, стеречь русские рубежи на юге России. Так появилась суворовская или пластунская линия. Теперь землепашцы могли спокойно пахать и сеять за спиной у казачьих застав. Сначала на Тереке, затем на Иртыше и Амуре. Повсюду приходилось сталкиваться с изощренным коварством кровожадных диких племен. Пограничники вынуждены были исключительную роль отвести разведке и сбору информации. Так и появились разведчики - невидимки, названные пластунами. Впервые в Черноморском казачьем войске в 1842 году пластуны получили официальное признание, как отдельный род войск. По штату полагалось иметь команду в 60 пластунов на конный казачий полк, а 96 на пеший батальон. Хотя пластуны получали повышенное жалование, но естественный отбор выдерживали люди только среднего возраста – молодым не хватало терпения и смекалки, а старики были немощны. Пластуны имели большое преимущество перед разведкой армейской пехоты. Особенно это выявилось во время кавказских войн. Пластуны проявляли виртуозное мастерство скрытного и бесшумного передвижения по любой местности – будь то горы, лес или болото. Когда смотришь видеофильмы о японских ниндзя, с их прыжками через пятиэтажный дом, ничего кроме веселья они не вызывают (Ну вы и врать, ребята!) Попробовали бы они сутки провести в засаде в камышовых плавнях, не шелохнувшись среди комариных полчищ. От чуткого слуха пластунов не ускользал не слабый шорох, ни крики птиц, ни их передвижение. Это были непревзойденные следопыты, мастера на всевозможные военные хитрости, засады и ловушки. К примеру, снимали часового или добывали языка, сдернув его за ноги длинным крючком. Любой человек при падении вперед инстинктивно выставит руки перед собой, бросив оружие- обезоруживать уже не надо. А связать упавшего для пластунов было секундным делом.
Интересны впечатления очевидцев. В полк прибыл отряд пластунов. Наслышанные об их подвигах, многие были разочарованы – ожидали увидеть чудо-богатырей, Ерусланов Лазаревичей со свирепыми усищами и геройской грудью колесом. А перед ними предстали невзрачные ч виду мужички, некоторые даже в лаптях. Сергеев-Ценский описывает знакомых ему разведчиков. Все 4 пластуна по сложению люди некрупные и поджарые. Даже на парадной черкеске у каждого не менее 8 заплат разных цветов. Немудрено, ведь по заданию приходилось и в любую щель пролазить, и затаившись в мелкой рытвине на нейтральной полосе, весь световой день дожидаться наступления спасительной темноты. Вот один из пластунов - «есаул Данильченко, заколдованный от пуль и снарядов. Седоусый, но лихой и бравый, подтянутый как скаковой конь, с пистолетом и двумя кинжалами, кроме кавказской шашки за поясом». Здесь промелькнул намек на владение есаулом системы Спас.
Пластуны – 2
У англичан были сильные редуты – 35 орудий большого калибра и укрепили их отменно. Но каждую ночь страшное беспокойство причиняли им малые вылазки пластунов, лишавшие сна и солдатский и офицерский состав.
По ночам сдергивали и часовых с траншейных валов крючьями на длинных палках. Часовой летел вниз, его проворно связывали, затыкали рот и уносили с собой. Путь для очередной диверсии был открыт. И досаждали интервентам постоянно.
Начальник гарнизона Севастополя барон Остен-Сакен даже получил письмо французского генерала Конробера, императорского адъютанта. Разгневанный Конробер писал, что сражаться полагается так, как это принято у просвещенных народов, то есть: пушками, мортирами, ружьями, саблями, штыками наконец, но не какими-то крючками на палках и веревками. Остен- Сакен смиреннейше ему отвечал, что крючками на палках и веревками, действуют очевидно рабочие, посылаемые в отбитые ложементы для земляных работ. Что же касается строевых русских солдат, то откуда же у них могут взяться какие-то крючки и веревки?
Но и тот, и другой определенно знали, что «крючки» - это загнутые концы казачьих пик, которыми орудуют по ночам казаки-разведчики.
Особенно пластуны отличились в ноябре 1855 года на героическом 4-м бастионе. Защитники бастиона терпели большие потери – прямо напротив противник врыл глубоко в землю 6-мортирную батарею. Командир пластунов-черноморцев казачий полковник Головинский взялся разделаться с убийственной батареей. За ночь все было разведано – совершенно бесшумно и незаметно. К утру сводный отряд из четырех сотен пластунов скрытно пробрался к позициям батареи и провел с собой 1250 добровольцев-охотников. По сигналу дружно дали первый залп и бросились в рукопашную. Пошли в ход привычные навыки – пластуны предпочитали пользоваться кинжалами, а солдаты и матросы – штыком и прикладом. Артиллеристы батареи и солдаты ее прикрытия были уничтожены, три больших медных мортиры привели в негодность. Великан-урядник Иван Герасименко выбросил наверх из подземного капонира три мортиры, которые унесли с собой как трофей. Захватили с собой множество нарезных штуцеров имевших большую ценность, поскольку они намного превосходили русское стрелковое орудие. Привели с собой 14 пленных – среди них полковник и поручик. Хотя пришлось отразить несколько контратак противника и отходя выдержать сильнейший обстрел, все же потери были сравнительно небольшими – 8 убитых и 5 раненых.
2.8 Последний Гайдук.
Так когда-то называлась лента «Молдова – фильм» о Котовском. Меня всегда удивляло, как романисты прошли мимо совершенно фантастической биографии Котовского. Одной его жизни с лихвой хватило бы на все эпопеи Дюма – отца и сына. Какой феерический калейдоскоп – дерзкие налёты, кровавые «эксы», лучшие скакуны уносят от погони. Ослепительные романы с первыми красавицам, превращение бессарабского Робин Гуда в сибирского каторжника, головокружительные побеги из тюрем. Для развлечения сломанные подковы, а по необходимости, отогнутые тюремные решётки, глядя на которые никто не мог поверить, что это дело рук человеческих, а не работа механизма. Затем Котовский предводитель лихой конницы, герой гражданской войны, член Молдавского, Украинского и Союзного ЦИКа.
Я абсолютно уверен, что если бы он увлёкся спортом по – настоящему, то стал бы чемпионом в одном из видов атлетики. Сила в нём играла стихийная, но, скорее всего спорт для него был пресноват. А настоящим наркотиком для него была игра по самой крупной ставке – на собственную жизнь.
В детстве Григорий из–за травмы позвоночника около полутора лет провёл, не вставая с постели. Поднял себя на ноги невероятным упорством и силой духа, через миллионы повторений доступных физических упражнений с волевым напряжением мышц. Эту привычку к имитационной гимнастике пронёс через всю дальнейшую жизнь. Пока был прикован к постели, прочитал горы приключенческой и романтической литературы.
Может быть, его жизнь сложилась бы по–другому, ведь его дед потомственный дворянин, и – отметим на будущее – отчаянный кавалерист – рубака, настоящий полковник. Но с 12 лет Григорию суждено было остаться круглым сиротой и дальнейшей жизнью распоряжаться самому, по собственному усмотрению. За вызывающее поведение исключили из реального училища. Закончил сельскохозяйственную школу. Вырос в гиганта – силача, о прошлом иногда напоминало лишь лёгкое заикание.
Далее у биографов лёгкие разночтения. По В. Лаврову - он работает у пана Скоповского агрономом. Но, пожалуй, придётся придерживаться версии Романа Гуля – современника Котовского, участника ледового похода Гражданской войны. По его мнению, одиссея Котовского началась, когда он устроился практикантом в имение князя Кантакузино. Южная страсть пылкой княгини не позволила ей спокойно переносить присутствие красавца – атлета - завлекла Григория. Связь вскоре разоблачили. Многочисленная дворня по приказу князя избила Григория, и бросила замерзать связанного в зимней степи.
И здесь он не сдался. Катился по снегу, пока не нашёл дерево, об которое перетёр верёвки.
Теперь жизнь его меняется круто. Пошёл на поводу у собственной необузданной натуры. Убил князя, сжёг имение и сбежал. Из всех вариантов выбрал дикую волю – стал врагом богачей, закона и самодержавия. Сколотил в лесах банду – 12 самых отъявленных сорвиголов из беглых каторжников. Диву даёшься – ну пусть он самый безумный из отчаянных, но ведь он ещё юноша, откуда в нём и организаторские способности, и железный характер. (Впрочем, у других авторов (советских) это трактовалось немного иначе – организовал боевую группу революционеров – анархистов).
Дальше он словно разыгрывает на сцене жизни свои спектакли по собственным сценариям и в своей постановке. Обычно элегантные грабители бывают только в бульварных романах. Котовский играет роль опасного бандита, хоть сам не бандит из корысти. Дворянин – разбойник соединил в одном лице Дубровского, Робин Гуда и Карла Моора. Он стал романтической легендой и знойной мечтой помещичьих жён и дочек. Ах, как жаждал слабый пол проявить свою слабость! Котовский любил жизнь во всех её проявлениях – музыку, спорт, женщин, рысаков. Пожалуй, даже чересчур самоуверен в своей неуловимости – открыто разъезжал по Одессе на собственном фаэтоне, словно работая на публику. Наслаждаясь риском, с отчаянным азартом играет со своим противником – приставом Хаджи Коли. Даже на волосок от смерти – сохраняет невероятное самообладание, которое вместе со звериным чутьём опасности спасает от преследователей. Котовский всюду на высоте положения – и у лесных костров среди каторжников и в роли богатого барина.
Любил он оставлять автографы не только в альбомах провинциальных барышень, но и в служебных журналах разоружённых конвоев: «Освободил арестованных крестьян. Г. Котовский». К этому времени он навёл панику на всю Бессарабию. Отряд Котовского нападает даже на жандармские военные конвои, отбирает оружие, освобождает арестованных крестьян. Раздаёт деньги в нищих молдавских сёлах, наделяя батраков целыми состояниями. Словом сплошная робингудовщина. Об этой странице его жизни и был снят фильм «Последний гайдук». Вот некоторые его жесты: обязует помещика в трёхдневный срок подарить дойную корову бедствующему крестьянину. И хапуга – ростовщик тоже не отказался выдать тысячу рублей для передачи крестьянам погоревшей деревни.
С юмором висельника устраивает целые анекдоты из грабежей и налётов. Из этой серии налёт на помещика Негруши, которому Котовский командует: «Ноги вверх!», так как был осведомлён, где у того на полу кнопка звонка тревоги, проведённого в полицейский участок.
Элегантный денди с широким размахом попадает на званый вечер к богатейшему магнату края Д. Семиградову. Он в центре внимания, весел и остроумен. Когда речь зашла о Котовском, Семиградов неосторожно похвастался, как бы он запросто расправился с Котовским, ведь для него специально припасён заряженный браунинг. В эту же ночь – крупное ограбление квартиры магната. Котовцы бесшумно, как привидения, вынесли все драгоценности, включая большие персидские ковры и драгоценную трость – подарок Эмира бухарского. Из-под подушки мирно спящего хозяина высовывался заряженный браунинг, в дуле которого торчала записка: «Не хвались идучи на рать, а хвались идучи с рати!» Скандал получился грандиозный. Губернатор пушил полицию в хвост и в гриву. Теперь охоту за Котовским ведёт не только Хаджи – Коли, но и его конкурент полицмейстер Зильберг. Дерзкие экспроприации не прекращаются, охота кошек за мышью обернулась тем, что в плен попал Зильберг. Котовский делает широкий эффектный жест – отпускает Зильберга, вдобавок подарив ему трость Эмира бухарского из коллекции Семиградова.
Но что стоит слово полицейского Зильберга? Благодаря провокатору М. Гольману через месяц Зильберг схватил Котовского на конспиративной квартире в Кишинёве. До недавнего времени в кишинёвском музее хранилась сабля Котовского и расписка эсера Гольдмана, получившего тысячу рублей в полицейском участке.
«Сенсация!» - выкрикивают продавцы газет, - «Схватили потрясателя юга России, героя 1001 уголовных авантюр и политических экспроприаций!»
Котовского заключают в Кишинёвский замок. Крепок был этот старинный замок – высокие стены, тройные железные ворота, часовые повсюду, а в обязательном порядке через каждые сорок метров. У Котовского – сразу возникает план побега – захват охраны, затем всей тюрьмы, обманом взять в заложники жандармскую верхушку, и инсценируя отправку большого этапа в Одессу, захватить железнодорожный состав. Замысел был грандиозный, полностью в духе Котовского, как по масштабу, так и по дерзости. По приказу атамана вспыхнуло восстание арестантов. Вся внутренняя охрана была уже бесшумно захвачена, осталось взять наружную… И вот здесь побег всей тюрьмой сорвался из – за шкурничества и предательства уголовников.
Мятежникам ужесточают режим, а самые суровые меры применяют к атаману. Его бросают в особую железную камеру в высокой башне со специальной охраной. Казалась бы всё против него, но может быть, сама судьба покровительствовала ему. И оттуда сбежал Котовский. Жена высокопоставленного чиновника, влюблённая в Григория, тайком передала ему при свидании каравай, в котором были запечены браунинг, верёвка из шёлка и пилка, а также папиросы с опиумом для усыпления охраны в ночное время. И наступила ночь, когда ему удалось, подсунуть такую папиросу конвоиру…
На утро всем стало ясно, птичка выпорхнула из гнёздышка. Но и сейчас, и через долгие месяцы следствия никто из чиновников и следователей не мог поверить, что два толстенных бруса металлической решётки были отогнуты наружу и вверх без всяких механизмов. Это был лишь один из эпизодов его бурной жизни, а впереди целая серия дерзких побегов, как с каторги, так и из тюрем.
Всего месяц погулял по воле – снова попадает в засаду. Стремительным неожиданным броском вырывается из окружённого дома, прорывает и вторую цепь полицейских, бешено паля с двух рук во все стороны. Скрылся в переулке, но и тут снова стрельба, и схватка в рукопашную. Вырвался, оглушив двух полицейских, сбросил с козел проезжавшего извозчика и угнал пролётку. Спрятался в бахчах, пока провокатор не навёл полицию на раненного Котовского. Теперь его бросили не в башню тюрьмы, а в секретный полуподвал, заковав в кандалы. Спустя некоторое время, сговорившись с анархистами, ведёт подкоп. Но… плод двухмесячной работы провален провокатором С. Рейхом.
О дальнейшем периоде своей жизни сам Котовский вспоминал так: «Одиночный режим в течение двух с половиной лет с 15 минутной прогулкой в сутки с полной изоляцией от живого мира. На моих глазах люди от этого режима гибли десятками, и только воля и решение во что бы то ни стало быть на свободе, жажда борьбы, ежедневная тренировка в виде гимнастики спасли меня от гибели». Несчастье когда–то заставило Григория проделывать множество упражнений на самосопротивление и изометрию. Поэтому системы Мюллера и Анохина не стали для него большим открытием, и он использовал их ежедневно, даже в самых, казалось бы, невозможных условиях. В любых условиях надо было сохранить физическую мощь.
Его ждали и другие испытания, пострашнее карцера и одиночки. Главари бандитов хозяйничали на тюремной кухне, мародёрствовали среди заключённых, издевались над ними. А Котовский, как всякий человек стихийного размаха ненавидел шакалов. Поэтому в тюрьме неизбежны были не стычки и даже не конфликты с уголовными паханами, а война не на жизнь, а на смерть. Вожаки уголовников Загари, Рогачёв, Козлов при поддержке тюремной администрации устраивают ряд покушений на жизнь Котовского.
В бане не удалось обварить его кипятком и добить шайками. Сорвалось и убийство булыжниками во время прогулки на тюремном дворе. Здесь между арестантами разгорелось страшное побоище, где победа осталась за Котовским и его сторонниками. Затем уголовники устроили ему засаду в тюремном сортире. Казалось бы, все козыри внезапности были у душителя Загари, умертвлявшего своих жертв тонкими шёлковыми шнурами. Но как удалось Котовскому с одного взгляда разглядеть их замысел? На трёх матёрых убийц нагнал такого страху, что удирали в смертельном ужасе. Роман Гуль писал, как страшен, был Котовский в такие моменты: «Но если охватывала этого чёрного силача злоба, от его взгляда самые крепкие убийцы – уголовники уходили словно собаки, поджав хвост. Необычная сила жила в Котовском». Только дерзость и сила духа Котовского, объединив бытовиков и политзаключённых могли обеспечить холодное и беспощадное подавление блатного беспредела.
Так слово Котовского стало законом для всей тюрьмы.
Вновь ему зачитывают приговор: 10 лет каторжных работ. Странная улыбка появляется на лице Котовского и изумлённые судьи слышат его ответ: «Десять лет это же пустяк по сравнению с вечностью!» Что это - бравада? Или своеобразная философия, в которой он черпал своё вдохновение?
И зашагал под звон кандалов по долгим этапам до самой Сибири. Передышка в Николаевском централе. Кому передышка, а у Котовского обнаруживают при обыске пилки, его сажают в одиночку и подвергают строжайшему режиму. И с первой же партией отправляют в Сибирь, на Нерчинскую каторгу. Конвоирует тройная цепь пеших и конных стражников. Гнали этап переходами не менее сорока вёрст. Прошли Сретенск, Горный Зерентуй, Шелапугино.
Сибирь встречала арестантов сурово – трескучими морозами и метелями, хлестала по лицу колючим снегом. В слепящих вихрях стоял густой каторжный мат. А Котовский необыкновенной выносливостью поражал даже видавшие виды казачьи конвои. Сбрасывал арестантский бушлат и шёл, подставляя обнажённый могучий торс морозному ветру. В чём–то он опередил самобытного старца Порфирия Иванова. Одна черта характера их объединяет. И Порфирий Корнеевич и Котовский подобно древним стоикам полностью избавились от чувства страха, сняли психологические барьеры. Пожалуй, больше впечатляет гремящий кандалами, неукротимый сибирский каторжник полуголый в крепкий мороз. Вдобавок на привалах растирался снегом, занимался гимнастикой по Анохину и Мюллеру. Глядя на то, как он размахивает руками и приседает, конвойные заливались смехом. Веселье прекращал старый вахмистр: «Вы больно рот на него не разевайте. Такой как задаст стрекача, так его ни пурга, ни тайга не остановят».
На приисках Нерчинской каторги, в глубокой шахте отработал два года. О нём вспоминали, что мог последним своим тряпьём прикрыть мёрзнущего товарища. Значит, был великодушен? Но он же в 1913 году, убив двух стражников, скрылся в тайге. Как он выжил среди зимы в этом хмуром, вечнозелёном безбрежном океане? Ведь он не сибирский чалдон, а человек с тёплой Бессарабии…
Целых четыре года на нелегальном положении беглеца скитается по России. Какое–то время скрывался в Томске. Затем укрылся на Волге. В Жигулях работал грузчиком на пристанях, тянул и бурлацкую лямку. Теперь уже подсмеивались над ним его коллеги. Что это за бурлак, запросто ломающий подковы, который водке предпочитает молоко? Но для дела Григорий Иванович мог выпить очень много, практически не пьянея. А для маскарада мог пофорсить душистой сигарой, хотя обычно не курил. Подтрунивали поначалу, когда в трактирах заказывал своё любимое блюдо – яичницу из 25 яиц. Но когда выяснилось, что его не могут перетянуть и несколько бурлаков, стали относиться с большим почтением.
Затем в Балашове устроился десятником на мельницу. Когда удалось раздобыть чужой паспорт, сбежал, ограбив хозяина.
Как Одиссей после долгих странствий и под чужим именем, спустя десяток лет возвращается в Бессарабию. Долгое время с успехом ведёт двойную жизнь. Днём - на радость хозяевам образцовый и солидный управляющий крупного имения. Ночью – грабежи и налёты во главе банды дезертиров. Когда особо крупных налётов накопилось свыше двух десятков, власти забили тревогу. Тут угораздило «проколоться» и самого Григория Ивановича. Когда щедро наделял очередного погорельца крупной суммой, у него вырвалось: «Не благодари, Котовского не благодарят, не свои отдаю!»
Старый знакомый Котовского Хаджи Коли успел сделать карьеру. В Санкт – Петербурге служит в дворцовой охране царя. Теперь его срывают с тёплого местечка и отправляют в командировку. Снова, как в добрые старые времена, как в молодые годы Хаджи–Коли гоняется за Котовским. По наводки погорельца Хаджи–Коли отыскал Григория Ивановича. Сильный отряд полицейских окружает имение. Но Котовский не сдаётся без перестрелки. Его взяли только в бессознательном состоянии, тяжело раненного в грудь. Так закончилась «трогательная» встреча двух старых врагов.
Котовский был схвачен и доставлен в Кишинёв 25 июня 1916 года. К нему применяется исключительный режим. В феврале 1917 года на сессии военно – окружного суда Котовского присуждаю к высшей мере как бандита. Но он заявляет протест, объявляя себя анархистом, то есть преступником политическим. В последнем слове он не просил помилования. Единственная просьба – заменить виселицу расстрелом.
А вот здесь выясняется, насколько был популярен в народе бессарабский Робин Гуд. В Одессе поднимает движение за его помилования не только интеллигенция. Общественные круги и влиятельная генеральша Щербакова добились отсрочки казни. Но наибольшую роль сыграл известный писатель А. Фёдоров. Сначала выпустил нашумевшую статью «40 дней приговорённого к смерти». Затем сумел убедить министров А.И. Гучкова и А.В. Колчака. Наконец в Одессу пришла телеграмма Керенского: «Революция дарует милость преступнику». …В свой любимый оперный театр заявляется Котовский. В антракте закатывает театрально–пышную речь и продаёт свои кандалы за 10000 рублей в пользу революции.
Следующее его появление - в кавалерии шестой армии Румынского фронта. Котовский в обличии опереточного гусара – алые чикчиры, венгерка, шпоры со звоном. А вот храбрость у него далеко не шуточная, за неё и получает Георгия и чин прапорщика. Командует отдельной казачьей сотней, проводящей смелые разведки в тылу.
Бешеная энергия и презрение к опасности бросали его в самые рискованные предприятия. В бурлящем водовороте революции и гражданской войны нашёл себе применение. Во время революционной смуты самовольно формирует кавалерийские отряды, которыми руководит как атаман. К этому времени анархист Котовский становится большевиком. Во всех схватках с белыми в первых рядах, даже попал в плен, но тут же сбежал.
А поскольку стал большевиком, партия направляет его в революционные подполья Одессы. А там, как вспоминают современники, власть менялось кинематографически. Своеобразная атмосфера: кипящая лава страстей, вспыхивали огни авантюр и душил тяжёлый кровавый угар. Каким бы шумным не было застолье, но пробка шампанского, лихо по–гусарски хлопнувшая в потолок привлечёт всеобщее внимание. Так же эффектно Котовский преподнес Одессе свой бурлящий коктейль из политики и разбоя. С неистощимой дьявольской изобретательностью и остроумием разбойника–висельника прокручивал самые немыслимые авантюры. Дразнит и дурачит контрразведку, шантажирует фабрикантов. Котовский в своей обычной роли: экспроприации, налёты на банки и казначейства, феноменальные по смелости грабежи – приключения. Вот только к привычному для него ремеслу добавился террор.
Но какая же чёрная тоска одолела его весной 1919 года? Вдруг отменяет вечерний налёт и собирается в оперу на «Евгения Онегина»… Заведомо зная, что за его голову назначена крупная награда… Все истерики подпольщиков, протестовавших с пеной у рта, усмирил один «тёплый» взгляд Котовского. «Тяжёлые камни глаз» - таким точным определением Р. Гуль описывал этот взгляд.
Сидящий во втором ряду важный господин в цилиндре и смокинге, намётанным взглядом обнаруживает некоторую суету – готовится облава. Прорываться, паля из револьверов нельзя – будет много напрасных жертв. Остаётся одно – бить на психологию… В антракте шествует прямо к главному выходу. Лениво прогулявшись по фойе, выходит на крыльцо. Медленно спускается по ступеням, в упор смотрит в глаза дежурившему сыщику. Останавливается, вынимает сигару, откусывает кончик, вежливо просит у агента прикурить. Тот подымает застывшей рукой папиросу. Котовский прикуривает от неё. Спокойно, неспешно делает ещё несколько широких шагов. И вот он уже вне досягаемости, несётся по Одессе на своём лихаче.
Что же так сковало сыщика, почему он не стал бить тревогу? Как умудрился великан со столь броской внешностью проскользнуть сквозь плотное кольцо оцепления? Владел искусством мгновенно изменять свой облик, или умением «отводить глаза», как это называлось в народе? Владел ли он методикой психологического воздействия из арсенала спецслужб, когда преследователю внушают, что перед ним совершенно другой человек? Все эти вопросы сейчас останутся без ответа. Пожалуй, лучше не задумываться над тем, каких нервов стоила бравада Котовского его товарищам по конспиративной работе. Ситуацию постоянно осложняла и взаимная вражда Котовского с уголовниками. Одесское криминальное шакалье, все эти пресловутые Бени Крики, а в миру Мишки Япончики, Домбровские, Загари, люто ненавидели и не понимали барина, путавшего им все карты. И он платил им той же монетой.
…И наконец, красные окончательно взяли Одессу. Сказать, что во главе кавалерии, вступавшей в город был Котовский, это значит ничего не сказать. На белом элитном красавце скакуне торжественно восседал картинно подбоченившийся Котовский. На нём его любимые алые чикчиры. Под стать ему и бравые хлопцы из его сотен, лихо горланившие матершинные куплеты. Пышное получилось зрелище… Уж очень большим любителем оперы был Григорий Иванович.
Были и чёрные страницы в его жизни. Это было то время, когда Троцкий планомерно превращал Россию в гигантский концлагерь. Искусственно организовывался голод, крестьянство уничтожалось как класс. В 1922 году во главе кавалерийского корпуса Котовский послан Троцким на подавление крестьянского восстания в Тамбовской губернии.
Верный своей авантюрной натуре, Котовский в образе атамана анархистов Адского сам вышел на предводителя крестьян. Неисправимо любил Котовский блеск опереточных эффектов. И вот уже пьют самогон за одним столом с крестьянским вожаком. Это был кузнец Иван Матюхин, силач - «не человек, а груда железных мускулов,... руки как башни...» (характеристика Р. Гуля). А в решающий момент прогремело уже нешуточно: «Хватит ломать комедию! Я - Котовский!». Но его маузер трижды (!) дал осечку. Сцепились с Матюхиным, как два медведя... (Трагический парадокс истории: два русских титана убивают друг друга, вместо того, чтобы объединиться против бесноватого сионистского фюрера). Убит атаман Матюхин, полегла и вся его вольница. Сам Котовский получил два тяжелых ранения, но оправился, и вновь в седло.
В ужасе смотрели крестьяне села Кобылинка на затмившую солнце воронью тучу. Но главный вороний пир был впереди. За 5 дней тысячи восставших крестьян из антоновской армии были искрошены головорезами-котовцами при поддержке другой кавбригады и отряда броневиков. Чересчур легкой была эта добыча для его лихих рубак.
Народному заступнику, последнему гайдуку Молдавии пришлось стать карателем. Приказ есть приказ. Это страшное противоречие надломило душу бессарабского Робин Гуда. Великое сомнение поселилось в нем -бессознательно он стал искать смерти.
Но время было такое, что некогда было ни задумываться, ни скучать
А дальше был бешеный бег конниц Котовского и Будённого по Речи Посполитой, почти до самой Варшавы. Но зарвались лихие рубаки, далеко оторвались от тылов, подвела несогласованность и наполеоновская фанаберия Тухачевского. Соревнование – кто первым возьмёт Варшаву, закончилось тем, что ещё быстрее драпали обратно. Погоню сдерживала опять же конница Котовского.
Вот один эпизод из этой кампании. Как в древние века – в узком промежутке между двумя застывшими конными лавами мечутся два всадника в яростной сабельной рубке. Григорий Котовский против полковника польских улан. Котовскому повезло больше – чуть не до седла развалил полковника. Это уже не дешёвое позерство, а нечто гораздо большее.
В 1923 году на съезде в Харькове, как он эффектно сверкнул клинком, воздев его к потолку – таким образом, закончил свою горячую речь против ультиматума Керзона. И весь зал в едином порыве, вскочив с мест, повторил этот жест! В чём секрет его воздействия на массы – какая сверхъестественная гипнотическая сила?
А кто бы ещё смог отъявленных рубак – головорезов его корпуса выгонять зимним утром на зарядку с голым торсом? А на десерт подвергать водным процедурам – обливанию холодной водой из ведра? Была когда-то в ходу фотография – на снегу борются два полуголых гиганта – Котовский со спортивным инструктором. Помните его знаменитую фразу: «Каждый из моих бойцов силён и ловок, как чемпион французской борьбы, поэтому мы можем справиться с превосходящими нас численно силами противника!»
Независимость и популярность Котовского и его влияние на массы не давали покоя тем, кто проводил геноцид народов России. Вспомним известный принцип Азефа – руками террористов убирать лучших государственных деятелей России, а руками охранки самых смелых героев революции. А захватив власть Азефы и Троцкие, станут во главе нового сионофашистского «Ordnunga».
Самые смелые и независимые герои революции и гражданской войны погибали не в бою, а от черного предательства. По прямому приказу Троцкого был убит выстрелом в затылок Николай Щорс. Позднее проведению геноцида мешал П.П. Постышев - убрали Постышева.
Поэтому внешне такой нелепой и кажется смерть Котовского в ночь на 6 августа 1925 года. В пустяшном споре получает в упор несколько пуль из маузера от курьера собственного штаба. Ещё более загадочное обстоятельство – курьер Майоров бесследно растворяется в стране сионочекистского надзора.
Хотя и сам Котовский не был ангелом, но картинно – благородные жесты в эпоху кровавых многомиллионных душегубов Троцкого и Кагановича не прошли ему даром. (Когда–то выпустил живьём за кордон несколько тысяч белых офицеров сдавшихся ему под честное слово).
Спустив траурные флаги Одесса прощалась со своим любимцем. Почётный караул сопровождал гроб, утопавший в цветах. Гремела канонада из 20 орудий. Котовский остался бы доволен своими похоронами.
Сам Котовский называл себя: анархист – кавалерист. Многие считали его великим авантюристом, Робин Гудом, искателем приключений. Меня же он заинтересовал не только как природный силач с невероятной жизненной энергией, но как человек из породы титанов с великими способностями и талантом.
Можно только гадать, кем бы он стал дальше, какое применение нашёл бы своим незаурядным способностям, если бы не его гибель в 43 года.
Все права на эту публикацую принадлежат автору и охраняются законом.