Вредная бабка

- Говорю тебе, Наташка, не пей чай с этой фрау Геббельс! Она тебе чего-нибудь подсыплет, а ребёночка твоего на органы порежет. Или кровь выкачает, как в ентом "воспитательном" лагере в Литве. Послушай умного человека! Я плохого не посоветую.
- Не понимаю, кто кого порежет? Какая фрау Геббельс? - молодая женщина инстинктивно прикрыла живот обеими руками, словно пытаясь защитить будущего ребёнка от всех геббельсов мира.
- Я про Петрову эту, соседку твою, - уточнила Марья Михайловна, нависая над ней, словно грозя раздавить своими пышными формами. Наталья невольно опустилась на ступеньку ниже. - Совсем бабка стыд потеряла! Бегает с белой лентой, пишет письма "болотникам".
- Кому-кому?
- Иностранным агентам, что на Болотную выходили. Они же все куплены Госдепом! Да если бы их не посадили, они бы развалили Россию к чёртовой матери! Вот сестра её со своим хохлом по Майдану скакали - и теперь Украине трындец! Детей заживо сжигают! Это ж какой надо быть стервой, чтобы хотеть такого для своей страны!
- Так, может, она и не знает? - робко вступилась Наталья.
По-честному, она и сама не знала, что происходит на Украине на самом деле. Да и "Болотное дело" как-то прошло мимо неё. Но раз большинство говорит, что там всё плохо, и довели страну до ручки такие вот "болотные" - значит, скорей всего, так и есть.
- Всё она знает! Это у них семейное. У неё дед во время войны был полицаем. Да ещё и на редкость сволочным. У него любимое развлечение было - отрезать детям головы и играть в футбол. Да, да, милая, детскими головами! Матушка ейная под эсэсовца ложилась. От него и нагуляла. Гены, деточка, гены! Сталина на них нет! Дед мой, царствие ему небесное, таких сразу расстреливал!
Тем временем дверь квартиры напротив Марьи Михайловны открылась, и оттуда вышла молодая блондинка.
- Это кто? - спросила Наталья, когда та, бросив небрежное: "Здрасте!" - стала спускаться вниз.
- Это Верка. Ещё та шалава! Эх, говорила я Надюхе: ну, кого ты без мужика вырастишь? делай аборт! А она, дура: буду рожать для себя. Вот и родила, на свою голову!
Поведав в подробностях тёмное прошлое родителей этой блондинки, а также не менее тёмное настоящее её самой, Марья Михайловна охотно перешла на других соседей. Анастасии со второго этажа материнство тоже не принесло счастья. Старшая - Маша - уродилась нормальной, а у младшей - Иры - ДЦП - не может ходить.
- Вот так двадцать пять лет с ней мучается. Сдала бы в приют, хоть Машка жила б нормально! А то ж всё внимание Ирочке да Ирочке! А та уже совсем мамке на голову села. Избалованная девка просто до безобразия!
Хуже всего было то, что её появление на свет разбило вдребезги семью несчастной Анастасии. Прежде Виктор никогда не напивался до чёртиков. Но что остаётся делать нормальному мужику, когда любимая жена целиком принадлежит дочке-калеке? Тут и самый стойкий бы запил. Правильно он сказал: лучше б Ирка родилась мёртвой!
Фёдоровы из пятого подъезда недавно усыновили детдомовского.
- Дураки и не лечатся! Подрастёт Вадик - их же ножичком и прирежет! Ну, кто сдаёт ребёнка в детдом? Бомжи, алкоголики. У них дети уже ненормальные!
Про Анастасию и её больную дочь Наталья знала ещё вчера - во время чаепития с Екатериной Дмитриевной. Но та как-то скупо рассказывала про соседей. Марья Михайловна же восполнила этот пробел так успешно, что, прощаясь с ней, Наталья уже знала о них почти всё: кто сколько водки пьёт и какие фортели выкидывает по пьяни, кто когда с кем спал и с кем спит сейчас втайне от второй половины. Ну, и конечно, кто кого обожает до безумия, а кто кого едва терпит.
- А эту фрау Геббельс обходи десятой дорогой! - предостерегла соседка на прощание. - У неё знаешь какие связи с украинскими бандеровцами! Они ж нас, русских, буквально с рождения ненавидят!
Как во сне поднималась Наталья на пятый этаж. От слов Марьи Михайловны было явно не по себе. Ещё какие-то пару часов назад она думала, как им с Олегом сказочно повезло. Так выгодно обменяли халупу в Суетово на ярцевскую квартиру. Елене Петровне, одинокой пенсионерке, было всё равно, что домик Натальи, запущенный отцом-алкоголиком, находился не в лучшем состоянии. "Мне лишь бы к земле поближе", - говорила она. Оказывается, она попросту убегала от вредной соседки. От Екатерины Дмитриевны. Кто бы мог подумать? А ведь эта фрау Геббельс казалась такой интеллигентной женщиной!
- Олежка, умоляю, давай уедем отсюда! - говорила Наталья вечером мужу. - Мне страшно здесь оставаться!
- Я не понял, - тот был явно ошарашен. - Ты же сама хотела выбраться из той дыры. Что произошло?
- Понимаешь, фрау Геббельс... Она общается с бандеровцами. Я боюсь, что она причинит зло нашему малышу.
- Какой Геббельс? Какие бандеровцы? Наташ, ты чего?.. Нет, ну ты даёшь! - возмутился Олег, когда Наталья во всех подробностях поведала ему про биографию и увлечения соседки. - Из-за каких-то бабьих сплетен готова всё бросить и ехать к чёрту на кулички!
- Но Марья Михайловна...
- Язык без костей у твоей Марьи Михайловны! Завтра скажет, что я мутант с какой-то там альфы Центавра. Или оживший Дракула. Что тогда - тут же со мной разведёшься?
- Но она мудрая женщина, знает жизнь.
- Что-то я не замечал за ней особой мудрости. Видимо, хорошо шифруется. Ну, не обижайся, Натулик, - Олег нежно обнял жену, огорчённую таким непониманием. - Ну, не вижу я смысла - только обустроились и уезжать. А бандероцы, геббельсы... Да пусть они только косо посмотрят на нашего малыша! Зря я, что ли, боксом занимался? Неужели, думаешь, не смогу вас защитить?
Уверенный тон мужа несколько успокоил Наталью. Страх в сердце из огромного монстра уменьшился до размеров мышонка. Хотелось верить, что Олег убережёт будущего человечка от всех бед.

В коридоре родильного дома было холодно, как в чертогах Снежной Королевы. Екатерине Дмитриевне подумалось: какая сволочь вздумала открывать окна? Они что, хотят в канун Нового года застудить пациенток и их малышей? Бедная Даша! И Максимка! Только родился, как попал в это царство холода!
Как же быстро летит время! Казалось, только вчера Дашутка с рыжими косичками бегала по двору, гоняла на велосипеде, лазала по лесенкам. А теперь - уже мама. Но по сути, та же девочка с характером. Не бросила тётю Катю, которую теперь, с подачки сплетницы Марьюшки, половина Ярцева зовёт не иначе как фрау Геббельс. Как бы эта Марьюшка теперь не отомстила ей за верность! А то ж она тут врачом работает.
Не успела она толком закончить свою мысль, как услышала из кабинета врача голос. Судя по всему, молоденькой медсестры:
- Марь Михална, так как Тихомирову оформлять?
- Оформляй как выкидыш, - холодно ответил голос соседки. - Ничего, полежат, сам дойдёт.
Тихомирова? Наташка? Екатерина Дмитриевна знала, что её недавнюю соседку по лестничной клетке вчера ночью увезли в роддом. Значит, преждевременные роды всё-таки случились? Жалко девчонку! Но что означает "сам дойдёт"? Они что, собираются оставить едва живого младенца без помощи? Или он явно не жилец?
Из-за угла тянуло холодом ещё сильнее. Заглянув туда, женщина едва не вскрикнула от изумления и ужаса. На подоконнике перед настежь раскрытым окном лежал крохотной младенец. Ноги сами стремглав понесли Екатерину Дмитриевну к окну, а руки схватили ребёнка и прижали к телу, стремясь отогреть.
Наталья оказалась в той же палате, что и Даша. Кроме них, там были ещё две женщины.
- Наташ, это твой ребёнок? - спросила Екатерина Дмитриевна вместо приветствия, не посмотрев даже в сторону той, кого пришла навестить.
Наталья с испугом посмотрела на пришедшую, словно та отобрала у неё дитя и хочет съесть. Должно быть, Марьюшка крепко напугала её рассказами про "фрау Геббельс". А то ж Наташка больше так ни разу не зашла к ней на чай и при встречах ограничивалась сухим "Здрасте".
- Забирай его. Отогрей хотя бы. Я его только что с подоконника сняла.
- С какого подоконника? - Наталья заметно заволновалась. - Кто его туда положил?
- Я так думаю, что Марья. Она его как выкидыш оформила. Я слышала.
- Так он живой! Живой!
Тут уже заволновались и другие женщины. После такого любой, наверное, станет страшно за своих детей. Что касается Натальи, с ней случилась настоящая истерика. Она требовала врача, медсестёр. Когда же Марья Михайловна зашла в палату, орала так, что дрожали, наверное, стёкла на окнах:
- Если с моим ребёнком что-то случится, пожалеешь, тварь, что на свет родилась!
- Чего истеришь, дура? - проговорила врач с таким хладнокровием, словно речь шла о какой-то незначительной безделушки, из-за которой разгорелся неоправданный сыр-бор. - Твой весит всего килограмм. Всё равно подохнет.
- Вот и спасайте, чтобы этого не случилось, - вмешалась Екатерина Дмитриевна. - И если не дай Бог что - по судам затаскаем. Я выступлю как свидетель, можете не сомневаться!
Марья Михайловна на пару с медсестрой заметно засуетились. Ребёнка Натальи быстренько унесли.
- Вы бы проследили, тёть Кать, - шепнула ей на ухо Даша. - А то вдруг опять попытаются от него избавиться.
- Нет, не думаю. Теперь всё это слишком явно.
Поздравления Дашутки получились скомканными, почти что между делом. Остальное время и гостья, и соседки по палате утешали рыдающую Наталью, которая только что чуть не потеряла своего Ванечку.

Кто-то из учёных, Декарт, кажется, сказал: сомневаюсь - значит, мыслю. Должно быть, намекал, что человеку думающему свойственно сомневаться в правильности своих поступков. Даже если эти поступки самые что ни на есть благородные. Вот и Екатерина Дмитриевна порой сомневалась: правильно ли она сделала, что не позволила по-тихому дать умереть недоношенному ребёнку? Нет, тогда она, конечно, не сомневалась. И Наталия после этого стала относиться к ней значительно теплее. Не упрекнула она Екатерину Дмитриевну и тогда, когда стало заметно, что у Ванечки что-то не так с ножками. И когда врачи поставили страшный диагноз - ДЦП.
- Ну, и чего ты добилась? - с откровенным злорадством говорила ей при встречах Марья. - И ребёнку мучиться, и у Наташки жизнь наперекосяк! Ты ещё хуже, чем твой дед!
Иногда Екатерине Дмитриевне казалось, что доля правды в словах соседки есть. Взять хотя бы Настю, уже к сорока годам полностью поседевшую. Бедная женщина хорошо научилась прятать ножи и таблетки. Психиатр в Смоленске уже в лицо узнаёт мать пациентки, что не раз пыталась покончить с собой. А уж сколько проклятий наслушалась она от Иры за то, что породила её на свет такую! Сейчас девушка вроде бы смирилась со своим существованием, однако интереса к жизни не проявляла. Она могла целыми днями пролежать на диване под звуки телевизора, позволяя матери приподнять её, чтобы поесть, или отнести в туалет.
- Ирка сама себя доделала! - с грустью признавалась Настя соседке. - Раньше она ж в любую погоду просилась на улицу. И мне по хозяйству помогала: еду приготовить, постирать. На унитаз сама забиралась. А сейчас, если не успею отнести, сделает в штаны. Уже даже проползти не может.
Она как никто другой понимала, что может ожидать Наташиного Ваньку. Конечно, он ещё маленький, не понимает своего несчастья. Но ведь вырастет. Не проклянёт ли он потом свою жизнь, родителей и ту женщину, что не позволила ему замёрзнуть? Тем более, когда рядом такая "добрая" соседка, как Марьюшка.
Это она, принимая роды, повредила Ирочке позвоночник. Патологию записали как врождённую, при полном согласии главврача, с которым она, как поговаривали соседи, вовсю крутила роман. Впрочем, они, по всему видно, и сейчас любовники. Кроме того, её Санёк живёт в Смоленске, работает в областной администрации. Так что уволить Марью теперь вряд ли кто решится. Хотя если бы Наташа и Олег захотели подать на неё в суд за Ванечку, Екатерина Дмитриевна охотно бы их поддержала. Но они не стали этого делать. Что толку? У неё связи. Ребёнка всё равно здоровым не сделаешь, только нервы себе попортишь. Кроме того, как бы самим не огрести ещё больших неприятностей на свою голову!
Но по-видимому, мало этой Марьюшке, что, по её милости, двое детей лишились здоровья. Надо ещё их и добить злым словом, ядовитым взглядом, осуждая за то, что они такие живут на земле. Наговорить такого, что даже самый стойкий уверует, что не имел права даже появляться на белый свет. И Настя, и Екатерина Дмитриевна, и другие соседи были уверены, что именно она затерроризировала несчастную Иру. Про Ванечку она в присутствии родителей опасалась что-то говорить. Всё-таки Олег боксом занимался - лучше его не злить. Но весь двор знал о её умении пакостить по-тихому, оказываясь вроде как не причём.
Как раз об этом думала Екатерина Дмитриевна, когда Наталья пришла к ней на чай.
- Проходи, Наташенька, сейчас чайку поставлю. Как раз пряники испекла.
Пряники с имбирём и корицей, покрытые сахарной глазурью, пошли прекрасно.
- Руки у Вас золотые! - хвалила гостья.
- Да я-то что? - скромно ответила Екатерина Дмитриевна. - Вот мама, царствие ей небесное, мастерица была!
Золотое было время, когда мать была жива! Сколько пожилая женщина себя помнила, в их доме всегда было полно гостей. Напечёт мать пирожков, пригласит всех соседей, друзей - и обычный день превращается в настоящий праздник. Во дворе только и разговору было: какие пироги у Варвары Ильиничны. А уж как она пела да как выплясывала! Невозможно было оторваться!
- Мне, кстати, тётя Настя рассказывала, что у Варвары Ильиничны голосище был.
- Да, это точно. Кстати, у меня есть кассета. Я на её Дне рождения записывала. Могу поставить. Где она у меня тут?
Впрочем, кассету удалось найти довольно быстро, и вскоре на кухне зазвучала голосом матери "Тонкая рябина".
- Мама русские народные наизусть знала. И парочку немецких. Генрих её научил.
- Генрих - это немец?
- Да, он мой родной отец.
Мать много рассказывала о тяжких военных годах, на которые пришлась её юность. Тогда же в сорок втором, когда вся Смоленщина была оккупирована немецкими войсками, её мать, бабушка Екатерины Дмитриевны, с риском для жизни прятала в своём доме немецкого дезертира. Генрих бежал из армии вермахта, чтобы сдаться красноармейцам. Не в силах был равнодушно смотреть на бесчинства, творимые его однополчанами на оккупированных территориях. Скитаясь по лесам, чуть было не попался отряду СС, от которого чудом сумел уйти. Однако был серьёзно ранен пулей снайпера. Истекающего кровью его и нашла Прасковья Фёдоровна с дочерью Варей. Он только успел прошептать испуганным женщинам, что хочет сдаться, как потерял сознание. Пожалела дезертира Прасковья Фёдоровна: совсем ещё мальчишка! Её дочери лет восемнадцать и ему на вид примерно столько же. Вдвоём притащили его домой, где выхаживали раненого.
"Я и сама не заметила, как в него влюбилась", - признавалась потом мать.
Не заметил и Генрих, как русская девушка Варя завладела его сердцем.
"Я не мочь жить без тебья! - говорил он ей. - Я тебья любить!".
Когда беглец окреп настолько, что мог самостоятельно передвигаться на значительные расстояния, настала пора прощаться.
"Я буду вернуться, - обещал Генрих. - Ты ждать менья?".
"Конечно, любимый! Я буду ждать!".
Но не суждено было девушке дождаться возлюбленного. В тот же день сбежавший дезертир был обнаружен эсэсовцами и застрелен на месте.
- Мама хотела кинуться к нему, но бабушка её быстренько увела. А через девять месяцев родилась я.
Трудно было молодой женщине в военное время растить ребёнка без отца. Надеяться приходилось только на себя и на то, что кошмар под названием "война" когда-нибудь закончится, что вернётся кормилец... Но увы, вскоре после рождения внучки Прасковья Фёдоровна получила извещение, что её муж пропал без вести. А незадолго до окончания войны её ждал ещё один удар - весть о том, что её Илюша был у немцев полицаем. Да ещё и прославился такими зверствами, что не всякий эсэсовец бы додумался.
- Бабушка до последнего отказывалась в это верить. Она говорит, дедушка был добрейшим человеком. И детей очень любил. Ударить бы ребёнка не смог - не то что голову отрезать. Мама тоже в это не могла поверить. Ещё бы! Такой, говорит, был заботливый отец! Всем соседям на зависть!
- Так почему же Вы всё-таки Дмитриевна? - полюбопытствовала Наталья. - Почему не Генриховна?
В этом была заслуга отчима. Дмитрий был с детства влюблён в её мать, но безответно. Вернувшись с войны, он сделал Варваре предложение. Та согласилась от безысходности, но за годы совместной жизни крепко его полюбила. Когда его не стало, долго печалилась.
Гостья всё это время с интересом слушала историю семьи соседки.
- Да, вот ведь жизнь! - произнесла она, наконец. - Хоть роман пиши.
- Ну, а у тебя-то как? Как Ванечка?
- Да вот Олегу на работе посоветовали доктора Паутова. Говорят, хороший врач, много больных детей на ноги поставил. Записались на обследование. Может, у Вани есть шансы? А там уж придётся продавать квартиру. На операцию, на восстановление - деньги ж нужны. Ну ничего, у Олега в Суетово есть дом, будем жить со свекровью.
Екатерина Дмитриевна не знала, что сказать в ответ. С одной стороны, она, конечно, была рада, что появилась хотя бы призрачная надежда на Ванино исцеление. Но с другой, кто знает, что за доктор этот Паутов? Сейчас среди врачей полно бессовестных обманщиков, дающих ложные надежды, чтобы выкачать побольше денег. Существует ли более удобный объект для манипуляций, чем мать больного ребёнка? А уж если ещё и обработать как следует - так хоть верёвки из неё вей, будет покорной, как овца. Вот если бы в дополнение к любящему материнскому сердцу ещё и трезвый разум!
- Очень рада за тебя, Наташ! Только надеюсь, вы пойдёте на приём вместе с Олегом?
- Ой, это даже не обсуждается. Олег настаивает. Говорит, должен же я знать, что за доктор будет лечить Ванюшу. Он у меня такой умный, такой заботливый! Не знаю, что бы я без него делала! Вот Марья Михайловна, ещё когда я в больнице лежала, всё пугала, что муж меня бросит. Какому мужчине захочется возиться с калекой? А Олег взял и сказал: "Это моя жена и мой ребёнок! И они мне нужны любые, а не только здоровые!".
А ведь и впрямь заботится мужчина и о Наташе, и о Ванюше.
"Запрягла-то его как проклятая баба! - сплетничает с соседками Марьюшка. - Вот жизнь-то у мужика - за калекой памперсы выносить!".
Нет, всё-таки за ребёнка можно не беспокоиться. Даже если врачи не сумеют поставить его на ноги, с таким отцом его жизнь по-любому будет счастливее, чем у Иры.
Уже прощаясь, гостья вдруг обернулась в дверях:
- Екатерина Дмитриевна, а дайте мне фотку Вашего деда. Ну, если, конечно, хотите узнать наверняка. Олежка одно время искал пропавших солдат. Пусть пробьёт.
- Сейчас. Есть как раз в семейном альбоме. Единственная. Бабушка тайком сохранила.
Глядя на фотографию симпатичного мужчины с кудрявой головой и добрыми, лучистыми глазами, трудно было поверить, что этот человек мог творить леденящие кровь злодеяния. Но фотография была сделана ещё до войны - в 1936 году. Что если война изменила его до неузнаваемости?
- Что ж, пусть выяснится правда. Даже если она горькая. Кстати, дедушку звали Вересов Илья Владимирович...

Суббота. Летний день. Счастливые те, кто сейчас плескается в море, лежит на пляже, собирает отполированную волнами гальку, строит из мокрого песка царские дворцы. Сейчас и Наталья могла бы там быть - вместе с Олегом и Ваней. Но увы, перед самым отпуском сменщица попала под машину - только вчера перевели из реанимации. Заменить некем, так что, извините, Наталья Ивановна, придётся Ваш отпуск перенести. Ваня, конечно, огорчился, что мама с ними не едет, но что делать? Он уже, по большому счёту, привык, что очень редко бывает в жизни так, чтобы всё и сразу. И слишком рано узнал цену настоящего счастья - уметь ходить. Пусть и на костылях, которым суждено стать ему верными спутниками до конца жизни. Но тот, кто каждый день делал то, что ещё неделю назад виделось невозможным, делал через нестерпимую боль, тот поймёт, насколько это прекрасно - стоять на своих ногах. Дай Бог здоровья доктору Паутову!
Автобус, пыхтя, остановился. Наталья спустилась на тротуар, перешла дорогу, представляющую собой целое произведение рельефного искусства, и направилась к пятиэтажной хрущёвке, где прошли четыре года её жизни.
У подъезда в инвалидном кресле сидела Ира и что-то увлечённо фотографировала.
- Привет, Ириш! - поздоровалась с ней Наталья.
- Ой, привет, Наташ! Ты к бабе Кате?
- Ну да, решила вот в гости зайти. А ты, вижу, фоткаешь?
- Да, там на сайте конкурс объявили. Вот хочу поучаствовать. Как ты? Как Ванька?
- Да потихонечку. А вы-то как?
Много чего новенького произошло после переезда Натальи в Суетово. Маша, Ирина сестра, недавно родила мальчика. Сейчас живёт с мужем. Выскочила замуж и Верка. Фёдоровы год назад съехали. Затерроризировала их баба Маня из-за Вадика. Сама, кстати, осталась без ног и вот уже полгода как в богадельне.
- Да ты что? И как это она?
- Да в реку свалилась. Зимой. Бухая была. Мамка увидела, как она барахтается, вытащила.
Скорая, которую Анастасия вызвала незамедлительно, сумела спасти её жизнь, а вот ноги не спасли. Из-за сильного обморожения пришлось ампутировать. Сыну больная мать тут же стала не нужна - сдал в дом престарелых. Из родственников у Марьи Михайловны осталась ещё племянница, но та ни за что не согласится ухаживать за тётей-инвалидом. Однажды та уже поплатилась за свою доброту, когда отдала тёте квартиру в Смоленске, доставшуюся ей в наследство от погибших родителей. Якобы на лечение безнадёжно больного сына, который на самом деле был здоров, как бык. Вряд ли девушка когда-нибудь простит тётю за то, что, по её милости, лишилась единственного жилья и вынуждена жить в общаге.
Поднимаясь по лестнице на пятый этаж, Наталья удивлялась благородству Анастасии. Зная, что эта женщина сделала инвалидом её дочь, а потом довела до ручки своими оскорблениями, она ещё пыталась спасти обидчицу. Хотя спасение в итоге и обернулось наказанием - и, как считала Наталья, вполне справедливым, - но вряд ли Анастасия могла это знать заранее. Что ж, пусть теперь почувствует себя в шкуре детей, которым причинила зло. Может, о чём-нибудь да задумается. Или, как это часто бывает в таких случаях, ещё больше озлобится на всех и на всё.
- Ой, здравствуй, Наташенька! - Екатерина Дмитриевна весьма обрадовалась её приходу. - Проходи, садись за стол. Мы тут с Настей как раз торт разрезаем. День рождения у меня сегодня.
- Поздравляю! Простите, не приготовила подарок.
- Ничего страшного. Давай разувайся, проходи.
Анастасия сидела на кухне. Наталья заметила, что вид у неё был несколько повеселевший по сравнению с тем временем, когда она видела её в последний раз. Ещё бы - дочь-то, наконец, начала хоть чем-то интересоваться, а то ж вообще лежала целыми днями, куксилась.
- Как увидела на сайте фотовыставку, - объяснила Анастасия такую перемену, - загорелась: хочу тоже фоткать. Ну, думаю, хорошо, хоть чего-то ребёнку захотелось. Стала на улицу проситься. Да и без Марьюшки, прости Господи, как-то светлее стало. Доставать стало некому. Конечно, есть дураки, но эта совсем уж...
- Да, Ира рассказывала. Говорит, это Вы её из воды вытащили.
- Ну да. Хотя и не собиралась. Иду, вижу: барахтается в воде поддатая, как свинья. И видимо, уже несколько минут, потому что как-то вяло. Думала мимо пройти: пускай себе тонет. Должен же человек хотя бы на том свете расплатиться за свои дела! А потом, сама не знаю - про Бога вспомнила, мысль промелькнула: а вдруг после такого добрее станет. Подала ей руку, вытащила кое-как, скорую вызвала. Получается, при жизни пришлось заплатить. А вы-то как?
За чашкой чая Наталья охотно поведала женщинам о своей жизни, о Вани, о здоровьи свекрови, о неудавшемся отпуске.
- Кстати, зачем я, собственно, приехала. Думала после отпуска показать, но раз не дали. В общем, пробил Олег Вашего деда.
С этими словами она извлекла из дамской сумочки прозрачный файл с документами.
- Вот Ваш дед, Вересов Илья Владимирович. Он погиб под Сталинградом в 1943 году. А вот этот - тоже Вересов Илья Владимирович - как раз и был полицаем и действительно отличился особой жестокостью. У него, я заметила, даже глаза какие-то злые. Такой бы и мать родную задушил! До 1954 он скрывался под чужой фамилией, пока не расстреляли. В общем, здесь подробности.
Несколько минут Екатерина Дмитриевна рассматривала копии и распечатки. С каждым мгновением лицо её становилось всё более радостным. Наконец, пожилая женщина вскочила с места и расцеловала Наталью в обе щеки:
- Спасибо тебе, родная! И Олегу передай мою искреннюю благодарность! А говоришь, что без подарка! Да это самый лучший подарок на День рождения. Вы же вернули моему деду честное имя!
- Ну, теперь-то, - заметила Анастасия, - вряд ли кто назовёт Вас фрау Геббельс.
- Назвать-то назовут, - ответила Екатерина Дмитриевна. - Идиотов кругом хватает! Но теперь я точно буду знать, что мой дедушка чист перед Родиной. 28.07.2018

Все права на эту публикацую принадлежат автору и охраняются законом.