Кто куда, а мы - на Рыбачий!

Словно маленькие рожки, недавно проклюнувшиеся после линьки на оленьей голове древнего Мурмана (дабы убедиться в справедливости этого сравнения, достаточно посмотреть на карту России хотя бы пятимиллионного масштаба), полуостров Рыбачий - это самая северная точка европейской части России. Вся Чукотка, за исключением крошечного пятачка с мысом Шелагским на его окончании, находится южнее нас, "ребят семидесятой широты". Сразу хочется пропеть после последнего словосочетания: "Пада-да-пада-пада-да!" – ещё многие, наверное, помнят эту, зовущую бродяжьи души в дальние странствия, весьма популярную в шестидесятых годах прошлого столетия песню композитора и поэта Станислава Пожлакова.

Вообще-то, здесь даже два полуострова – собственно Рыбачий и "буферный" между ним и материком (впрочем, тоже полуостровом – Кольским) Средний, соединённые между собой низким перешейком. Морские террасы и окатанная галька на нём наглядно показывает мне, геологу, что когда-то, возможно, совсем недавно, в геологическом масштабе времени, конечно, - Рыбачий был островом безо всякой приставки "полу-", но уровень моря понизился и он соединился с сушей, благодаря чему мы можем попадать туда не на лодке, а на обычном автомобиле или просто пешком. Впрочем, глобальное потепление, приводящее пока что к медленному, но верному таянию антарктических материковых и арктических плавучих льдов, со временем может вновь привести к повышению уровня моря и Рыбачий снова «приобретёт независимость» от материка, но если это и произойдёт когда-нибудь, то очень не скоро, уже в нашем, общечеловеческом времени, разумеется.

Море вокруг Рыбачьего не замерзает, потому что до него доходит обогревающее всю Западную Европу тёплое течение Гольфстрим, в качестве своего "филиала" - Нордкапского течения, но тёплым его можно назвать с большой натяжкой, ведь температура воды даже летом здесь не превышает четырёх-шести градусов. Именно это обстоятельство – круглогодичный выход в Мировой океан - позволило когда-то учителю и наставнику К.Э. Циолковского, русскому философу-космисту Николаю Фёдорову, порекомендовать перенести сюда российскую столицу. Предложение, заранее обречённое на неудачу, – едва ли кому-нибудь из наших политиков захочется мыть свои сапоги в холодных, хоть и незамерзающих водах Баренцевого моря.

Сюда всегда было трудно попасть. Сначала из-за его удалённости вкупе с суровостью природы, – на телеге или на какой-нибудь шаланде не скоро доберёшься, да и то в условиях благоприятной погоды, а она здесь - редкость. Потом Рыбачий стал пограничной зоной, куда могла проскочить лишь полярная мышь лемминг, а западная часть полуостровов на двадцать лет, с 20-го по 40-й год прошлого столетия, вообще территорией Финляндии, - Советская Россия, предоставив независимость, позволила ей вклиниться между нами и Норвегией, чтобы она имела выход к Северном Ледовитому океану. За "плохое поведение" Страны Суоми перед Великой Отечественной, вылившееся в локальную "незнаменитую" войну, эти западные территории полуостровов мы забрали назад, а в сорок пятом году вообще всё вернулось к границам 1826 года, вследствие чего Советский Союз вновь стал соседствовать с Норвегией.

Очень хотели попасть на Рыбачий гитлеровские отборные части дивизии "Норвегия" в Великую Отечественную. Долго хотели, с 41-го по 44-й год, подкрепляя своё желание непрекращающимися бомбардировками и яростными атаками. Местами каменистая поверхность буквально усыпана железным дождём красных от ржавчины осколков бомб и снарядов, нередко попадаются ещё таящие в себе смерть не сработавшие когда-то мины, - трогать их по понятным причинам не рекомендуется. По сию пору, словно метеоритные кратеры, незажившими ранами на теле тундры зияют воронки от авиабомб.

И ещё одна, вечная, память о войне, - мемориалы с братскими могилами. В День Победы я пришёл на один из них, чтобы отдать долг памяти нашим соотечественникам, сложившим здесь свои головы, дабы враг не прорвался сюда, - на полуострове он мог бы построить аэродромы и из дальнобойных пушек беспрепятственно расстреливать союзнические конвои, доставляющие так необходимые истекающей кровью стране военные грузы. Только здесь, на всём протяжении нашей западной границы, у пограничного знака №1, наши матросы и солдаты воплотили в быль слова из довоенной песни: "Своей земли не отдадим ни пяди!", ведь фашисты так и не смогли перейти её на перешейке между Средним и материком.

На памятнике, с железными касками по краям, столбик фамилий матросов, верхняя из них очень знакомая – Басков. Не дедушка ли это нашего известного тенора погребён здесь в одной из неглубоких могил - едва ли по пояс, - выдолбленных в крепких песчаниках землепахтинской свиты нижнего протерозоя? Откуда мне знать, что они такие? Да потому, что три из них на правом краю кладбища вскрыты. Грешным делом подумал, что чёрные следопыты поработали, но потом узнал, что прах захороненных здесь солдат перенесли на другое кладбище на хребте Муста-Тунтури, где и происходили наиболее ожесточённые бои.

Сюда годами не приходят люди, - "На братских могилах не ставят крестов, и вдовы на них не рыдают…", - и лишь только школьники из Североморска из военно-патриотического клуба "Патриот" регулярно бывают здесь в свои летние каникулы, чтобы ухаживать за ними, но посетить все сразу не получается, - так их здесь много. В конце июля, в День военно-морского флота, на главный мемориал на Муста-Тунтури приезжают ветераны, - они, наверное, по сей день, слышат вой пикирующих самолётов и вспоминают жуткое ожидание разрыва сброшенных ими авиабомб.

В нынешнем году здесь встретились два человека, стоящими в те уже очень далёкие годы по разные стороны окопов: капитан первого ранга в отставке Октябрин Дмитриевич Девятов и бывший артиллерист Герхард Даг. Время примирило их, и каждый из них жалеет, что когда-то они были врагами. Сам я не видел, но мне рассказали, что, когда Герхарда привезли на то место, где стояла его батарея, он горько заплакал.

Голые склоны с редким кустарником на Среднем испещрены сложенными из камня окопами и полуразрушенными дотами, своими бойницами развёрнутыми на юг, - именно оттуда ждали гитлеровцев, так и не сумевших прорваться на полуострова. Обрывистые же берега, так и названные нашими солдатами - "Смерть фашистам", были совершенно неприступны.

Мы же попали на Рыбачий, - возвращаюсь к началу повествования, - довольно легко и «без единого выстрела»: достаточно было на 20-м причале Мурманского порта, симпатичной женщине в военной форме, отмечающей свой профессиональный праздник в День пограничника, показать узкую синюю бумажку, служащую пропуском на приграничную территорию, с обозначенными в ней пунктами: г.Перемётная - губа Эйна - п.Б.Озерки - п-в Рыбачий, и мы вместе с ещё полусотней человек очутились на борту теплохода "Поларис", в котором нам отвели музыкальный салон с большим телевизором на стене, долженствующим развлекать нас, сидящих в совершенно неприспособленных ко сну креслах.

Спустя восемь часов разрезания в кромешной тьме штормящего Баренцева моря, теплоход бросил якорь в широкой бухте между двумя полуостровами, называющейся почему-то Озерко. На большой, снабжённой мощным мотором, резиновой лодке за несколько рейсов нас доставили на заснеженный берег, хоть и было уже пятое апреля. Сразу сообщу, что ровно полутора месяцами позже, в прежнем составе мы проделаем этот путь в обратном направлении, - чтобы вернуться сюда в июле уже посуху, через перевал на Муста-Тунтури, непроходимый в зимнее время, - и берега будут точно так же первозданно белы, потому что несколькими днями раньше разыгралась метель, которой на материке и ветренный февраль бы позавидовал.

Плотность постоянного населения здесь легко подсчитать, причём абсолютно точно, достаточно знать площадь обоих полуостровов, а постоянный житель тут один, Валерий Брага, - это его настоящая фамилия, а не псевдоним, как может показаться с самого начала, принимая во внимание образ его отшельнической жизни. Совсем как Робинзон Крузо, уже двенадцать лет он в одиночку безвыездно проживает здесь. Когда-то Валерий служил в квартировавшей здесь военной части, позволявшей называть Рыбачий «непотопляемым авианосцем СССР», в звании майора ушёл в отставку, да так и остался в этих местах, ни разу не покинув их даже ненадолго, разом решив, таким образом, свои семейные проблемы.

С жильём их, проблем, не было - на месте бывшего военного городка Большое Озерко остались даже две бетонные пятиэтажки с пустыми глазницами окон, но Валерий выбрал ДОСА - типовой "дом офицеров Советской Армии", какие строились на всей территории военных частей СССР от Кольского полуострова до Чукотки. Брага прорубил двери между всеми четырьмя квартирами дома, в каждой из которых стоит своя топимая углём печка, - с дровами здесь проблема, - и получилась чётырёхкомнатная квартира, где я и сфотографировал абсолютно нехмельного Брагу, хоть на снимке он таковым и не кажется (см. фотоальбом).

А ведь ещё в тридцатые годы здесь было многолюдно, тут жили русские, финны, саами, был даже целый норвежский посёлок с "птичьим" названием Цып-Наволок. Вот что написано о былом населении Рыбачьего в "Путеводителе по Северу России" (С.-Пб., 1898. С. 78): "На восточномъ берегу Рыбачьего полуострова рядомъ с Ципъ Наволокомъ находится губа Корабельная, вь теченiе долгаго времени оживлявшаяся деятельностью факторiи, основанной здесь С.-Петербургскимъ купцомь Паллизеномъ, перешедшей затемъ к купцу Зебеку и от него къ обществу "Рыбакъ". Корабельная факторiя оставила въ нашихъ мурманскихъ и беломорскихъ промыслахъ заметный следъ своей деятельности примененiемъ къ лову сельдей и мойвы американскаго невода-кошелька и введенiемъ въ употребленiе морозниковъ для сохранения наживки". Эту цитату я позаимствовал из книги своего нового знакомого, большого знатока Кольской земли, мурманского писателя М.Г.Орешеты "Осиротевшие берега", опубликованной в Интернете на его собственном сайте, - на помещённой в альбоме фотографии он с бородой и мегафоном вместе с безымянным пограничником, а также бывшим нашим врагом, а теперь немецким другом Герхардом Дагом и руководителем североморских школьников Г.А.Пеньковой.

Кроме этих двух поселений существовало ещё множество помельче. В 1594 году участники экспедиции Баренца собирались перед походом в Арктику на острове Кильдин, что стоит справа на выходе из Кольского залива. Один из участников этой героической экспедиции, некто Ян Гугейн, проходя мимо Рыбачьего, отметил в своих записях, что берег полуострова, "будто город большой". Интенсивная милитаризация этих мест покончила с коренным населением, сейчас здесь первозданно пусто.

У читателя возникнет законный вопрос: "А что мы-то делаем здесь так подолгу?" Своими методами мы, работники геолого-технологической станции ООО "Геоконтроль" (г. Самара) своими методами помогаем буровикам избегать аварий при проходке скважин и - искать нефть, и если она есть на Кольском, то только тут, ведь лишь эти два полуострова сложены осадочными породами. Метаморфические и магматические они тоже на поверхности имеются, - в виде беспорядочно разбросанных по тундре глыб самых разных размеров, с пудовую гирю и до многотонных, некоторые из которых с успехом можно было бы использовать в качестве декорации к спектаклю "Руслан и Людмила" в сцене боя главного героя с Головой.

Но они здесь пришельцы, эти глыбы, и за их былую "любовь" к путешествиям и приключениям называются эрратическими (от латинского "эрратикус" - блуждающий), хотя, конечно, сюда они прибыли не по "собственной воле", а во время последнего оледенения "приехали" с Балтийского щита верхом на леднике, либо, словно гигантским бульдозером, были притащены им же, - из-за таких вот "приключений" многие из них приобрели некую, если хотите, эротическую плавность линий, позволю уж себе, хотя бы разок, эдакую игривую игру слов.

Отдельный разговор о погоде здесь. Весь апрель она стояла ровная, в меру тёплая и к 7-му мая снег остался лишь в западинах. В этот день было даже жарко, и мы немного позагорали. Ночью же, ставшей к тому времени белой, совсем уже приготовившейся стать полярным днём, жара отпустила, да так далеко отпустила, что уже 10-го запуржило и наш вагон качало, так, что создавалось полное впечатление, будто он "дембельский", - наша вахта в скором времени заканчивалась и настроение было соответствующим, - увозящий нас на полной скорости к дому, поскольку проносящиеся за окном заряды снега создавали иллюзию курьерской скорости. В июле погода тоже не баловала, и, узнавая из Интернета, что москвичи изнывают от жары, мы надевали телогрейки и шли по своим делам наружу.

По мере возможности, работу мы сочетали с туризмом, ведь сидя на буровой, немного увидишь здешних красот и чудес, а их здесь предостаточно: водопады, каньоны, морские отливы, горы, воспетые в знаменитой военной песне про Рыбачий: "Прощайте, скалистые горы, на подвиг страна нас зовёт…"; непуганые звери и птицы. В один из таких походов я пересёк былую российско-финскую границу, обозначенную цепочкой гуриев - пирамид, выложенных из камня. На некоторых их них сохранились две надписи, подтверждающие, что они пограничные: "Р.С.Ф.С.Р." и "Suomi".

Ходить здесь одно удовольствие, - всё видно на многие километры вперёд и едва ли не на каждом шагу встречаешь что-нибудь необычное и разное, то экзотического зверя, то неразорвавшуюся мину, пролежавшую с войны. Вот буквально из-под ног выскакивает пёстренькая курочка-куропатка и, старательно притворяясь, что у неё не всё в порядке со здоровьем, начинает уводить от своего выводка. Делаю вид, что поверил и иду вслед за ней, держащей дистанцию, не удаляющейся, но и не подпускающей близко. Оборачиваюсь потом и вижу, как она, убедившаяся, что я на безопасном для её семейства расстоянии, громко попискивая, с обеих своих лап торопится назад.

Сейчас, в начале июля, такое время у птиц – защищать своё потомство. Черноголовая с белым шарфиком острохвостая крачка, - а, может, и не крачка, не большой я знаток в области полярной орнитологии, но точно не ворона, - тоже «косит» под больную, требующую длительного хирургического лечения у ветеринара. Она, расставив крылья, будто беспомощно трепыхается прямо на дороге, потом вдруг стремительно поднимается в воздух и бесстрашно пикирует, как когда-то фашистские "Юнкерсы", - я даже голову пригнул, так низко она пролетела.

А вот зверь значительно крупнее: "Так вот ты какой, северный олень!" Это ж надо было сове из известного анекдота так обкуриться, чтобы спутать с ним обыкновенного ежа, - да он же вовсе без колючек, с рогами и копытами и большим количеством вкусно-го высококалорийного мяса! Это я шучу так несколько кровожадно, - глядя на такого красавца, о еде не думаешь, благо, недавно сытно пообедал.

Рыба здесь тоже, разумеется, водится, - откуда было взяться тогда назва-нию полуострова: кумжа, форель, деликатесная сёмга, а когда-то, в середине XIX столетия, на Рыбачьем и на китов "замахивались" не без успеха. Одна беда, за рыбой нужно далеко идти, ведь в Корабельном ручье, на который мы спускаемся за его хрустальной водой, рыбы что-то не видать, - или иметь лодку, чтобы выйти в море, где по дну ползают необдуманно завезённые сюда ещё в шестидесятые годы, чрезвычайно расплодившиеся крабы, ставшие для морских "аборигенов" сущим бедствием. Хоть не очень-то они быстры в своих перемещениях, но крабы и до Норвегии потихоньку доползли, чем весьма обеспокоены тамошние рыбаки.
Ни времени, чтобы уходить так надолго, ни лодки, у нас нет, поэтому мы питаемся обыкновенной говядиной и цыплятами-бройлерами, а рыбу в виде шпрот вылавливаем вилками из консервных банок.

Если тропические острова и полуострова кокосовый рай или там бананово-лимонный, то Рыбачий – это, несомненно, рай морошечно-чернично-грибной. Чтобы набрать грибов на жарёху, нам не нужно отходить дальше, чем на сотню метров и со стороны процесс их сборки напоминает непрерывные наклоны вперёд с короткими перемещениями по горизонтали. На сыроежки обращали внимание только в самом начале грибной поры, пока не пошли подберёзовики, но и они тоже перестали интересовать, когда на свет божий выползли и сразу в таком количестве, что "хоть косой их коси", крепкие подосиновики. Некоторые "старожилы", отработавшие на скважине уже несколько вахт, знают места, где в изобилии растут белые грибы, но никто, разумеется, их не выдаёт.

От черники же, когда она начинает соответствовать своему названию, - а вовсе не "зеленики" вначале созревания, - наши языки становятся, как у экзотических собак - шарпеев. Есть тут и голубика, которую я поначалу путал с черникой, - привык на Дальнем Востоке собирать её с кустов высотой по пояс, а здесь она жмётся к земле, едва достигая щиколоток, и ягоды у неё по виду такие же, только по вкусу отличаются.

По долинам ручьёв, среди камней, иногда прямо на отвесных скалах растёт северный «женьшень» - родиола розовая, или, по-простому, золотой корень. С ним мне приходилось встречаться в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке, но если в походе за этим "корнем жизни" там мне приходилось преодолевать десятки километров, то тут до его плантации четверть часа неторопливого хода.

Лес здесь - ольха и берёза - растёт только по долинам ручьёв, где ветры не так сильны, но и там они заставляют деревья причудливо изгибаться. В августе склоны покрываются лилово-пурпурным иван-чаем.

Осень начинается в сентябре, тундра становится бардово-красной, поспевает брусника, приходящая на смену чернике и голубике, морошка отходит ещё раньше, в середине августа. В октябре брусника уйдёт под снег, дабы куропаткам было чем поживиться весной, – у всемогущей Природы на этот счёт всё продумано.

Скоро солнце надолго скроется за горизонтом, наступит полярная ночь, у которой свои прелести, - северные сияния и весёлые метели, ведь у вышеупомянутой Природы "нет плохой погоды, каждая погода – благодать". Так давайте этой благодатью разумно пользоваться и для этого вовсе не обязательно ехать в экзотические заморские страны, ведь и в нашей есть по-своему не менее красивые места, и полуостров Рыбачий – одно из них!

июль-август 2006 г. 08.12.2017

Все права на эту публикацую принадлежат автору и охраняются законом.