Невероятные приключения блудниц на святой земле

1.

Фира – давняя любимая подруга, когда-то вместе начинали. Вопрос о ее проф(не)пригодности уперся в пятую точку, которая на самом деле стала жирным бесформенным пятном на ее производственной характеристике. Даже клиент, помешанный на пышных формах, испуганно спрашивал: «Она что, в кринолине?»

Рано и позорно уйдя из секс-индустрии, Фира подрабатывала дизайнершей. Обычно она с надменным лицом выслушивала пожелания клиента, наметанным глазом оценивая его платежеспособность и степень интерьерного дебилизма, затем делала многозначительную паузу, поглощала две-три шоколадки и долго рылась в бюстгальтере, купленном в магазине «Богатырь», будто искала там дизайнерское решение, и, наконец, вопрошала медовым голосом: «Ну, так что, будем этот бред городить или все сделаем, как я скажу?» Потом она садилась за комп и малевала в кислотных тонах невообразимые плоды своей больной фантазии. «У вас будет квартирка в стиле хай-тек, смешанном с провансальским модерном и с легким флером индонезийского кантри. Такого в Москве еще ни у кого нет», - понижая голос, уверенно говорила она всем клиентам. Случаев отказа нуворишей история не зафиксировала.

Муж Фиру давно бросил, а дети выросли и разбежались. Единственной родней, с которой она поддерживала ленивую переписку, была сестра Роза в Израиле. Фира ненавидела это государство, потому что, по слухам, «там все дорого и нет свиных отбивных». Она любила повторять слова классиков, что якобы лучше умереть стоя, чем жить без свинины.

Но, прослышав об отмене виз и сезонных скидках на авиабилеты, Фира засуетилась и предложила мне составить компанию для отдыха на исторической родине. Я прикинула и согласилась позагорать в марте и окунуть свою кормилицу в целебные воды Мертвого моря.

2.

За границей Фира никогда не была, если не считать вояж на Украину за салом и виртуальными женихами. Надо ж было идиотке назначить свидание всем троим в колбасном отделе в одно и то же время! Увидав, как невеста жрет сало, едва отойдя от прилавка, они переглянулись, перезнакомились и убежали пить горилку.

Ссоры с подругой начались уже в Домодедово. Фира прочла Дути Фрее и кинулась в парфюмерный отдел. Ассортимент поразил небедную еврейскую девушку буржуазным шиком, ассортиментом и развращающей халявой пробников. Подруга лила на себя все, что попадалось под руку. Если не находила открытого флакона, то нагло вскрывала упаковку, искала на себе сухое место и брызгала от души. Продавщицы столпились вокруг в ступоре. Уже и посадку объявили, но девушка только вошла в раж. Тогда я крикнула: «Фирка, там напротив в отделе алкоголя тоже пробники есть, айда!» Парфюмерное облако машинально рвануло было к алкоголю – сработал безусловный рефлекс, - но вдруг резко развернулось и пошло на меня с упертыми в бок руками. «Зина, предупреждаю, если ты еще хоть раз испортишь мне культурный отдых, высажу из самолета на полдороги! Ты изверг, Зина, не мешай мне веселиться!»

Самолетом Фира летела впервые. Едва втиснувшись в кресло, она внимательно выслушала инструктаж о спасательных жилетах, перебивая бортпроводника возгласами «О, ужас!» и «Они нас угробют!», после чего попросила принести десять пакетов для рвоты. Наивный вопрос стюардессы, зачем так много, не застал подругу врасплох. Она стала перечислять все, что сожрала на завтрак и ответила вопросом: «И куда вы все это денете?» Лишь когда ей принесли огромный джутовый мешок, с какими челноки мотаются на московские оптовки за китайским барахлом, она сказала «Поехали!» и по-гагарински махнула рукой, но локтем попала по морде соседу.

3.

В аэропорту Тель-Авива встречала Роза, с позавчерашней халой на голове и пятью сегодняшними в животе. На руках ее сидело собачко неопределенных пола и породы (в силу мелкости разглядеть было невозможно). А на фоне Розиной груди оно вообще казалось мышью, если б не заливалось постоянно писклявым голосом и не скалило зубья.

Донна Роза фигурой и лицом походила на сестрицу, но превосходила ее размерами раза в полтора. Когда счастливые сестры картинно бросились лобызаться, Роза затарахтела со скорострельностью автомата «узи», а собачко захрипело в приветственной злобе, изнемогая слюною, и гостеприимно пустило желтую струйку на парфюмерно избыточную кофточку Фиры. Роза представила свое сокровище: не то Пейсах, не то Цахес. Наконец мы отправились на такси в поселок на оккупированных территориях.

- А ты, Роза, не писала, что оккупантка! – заметила Фира.
- Скажи еще «аннексантка». Не боись, арабы у нас там по струнке ходят, - ответила сестра. – Да и автомат у меня под кроватью всегда заряжен, и гранаты в бочке с огурцами….

Поселок располагался на горе. С трех окрестных холмов нависали вражеские позиции, которые бдительная Роза ежедневно мониторила в бинокль.

- Ну, что ты там видишь? – спросила я хозяйку, застав ее на любимой лежанке в саду. – Скоро ли очередная интифада?
- Да вот смотрю, как один арабский жеребчик загоняет хворостиной козу в сарай, а у него стоит…
- Неужели на козу?
- Да коза больно тоща. Вот если б я… моя… - Роза смущенно запнулась, выдав тайное желание, и проникновенно погладила свою полную соков грудь.

«Достали эти грязные арабы», - затянула Роза за завтраком израильскую народную песнь. При этом на кухне стены и плита были покрыты годовым слоем жира, а пыльный стол ломился от грязной посуды. На полу, как шелуха от семечек, валялись раздавленные тараканы.

4.

Вот обожаю восточный обычай ездить в гости, везя сундуки подарков. Фира все-таки дура. Когда она доставала и раскладывала бижутерию и тряпки для Розы, та сидела с каменным лицом и только вежливо повторяла: «такое у меня уже есть» или «ты потратила деньги на такую херню?». Когда же я положила на стол палку салями, а потом окорок, и поставила пятизвездочного армяшку, Роза расцвела не по сезону. Я приобрела лучшую подругу и кусочек привезенной колбасы на бутерброд к чаю.

К нашему приезду ее профсоюз объявил забастовку, требуя повышения зарплаты. Роза не готовила, а бастовала и митинговала. Поэтому обедать нам приходилось в местечковом общепите. Забудьте в Израиле про гефихте фиш, форшмак и прочие цимесы из советского детства. Ешьте уличную шаурму, безвкусное кошерное мясо и овощи, пропитанные уксусом. В кулинарном смысле государство Израиль не состоялось, доложу я вам!

На историческую родину Роза ехала с мужем, которому послужила ковром-самолетом для бегства из совка, и который сразу по приезде ее бросил. Жила Роза в квартирке из двух крошечных комнат, зато с выходом в садик, в котором росла одна лужайка («вы знаете, сколько стоит вода для полива?»). Работала она тренершей по плаванию в каком-то лягушатнике, представив диплом института физкультуры, купленный в московском подземном переходе еще в смутные годы. Сама еле держалась на воде, но учить любила и детей почти не била.

Назавтра Роза отправилась на корпоративном автобусе на пикет министерства. В полдень она позвонила и взволнованно заорала в трубку: «Сичажже включайте девятый канал, нас сымают!» На экране телевизора светилась праведным негодованием Роза, заслоняя грудью остальной профсоюз. Она орала, свистела, приплясывала и страстно обнимала какую-то худосочную бабенку с глазами навыкате (Роза Люксембург и Клара Цеткин воскресли? - Воистину воскресли). Зрелище походило на гей-парад или по крайней мере на марш суфражисток. На лбу Розы желтой краской был набросан ивритской вермишелью некий страшный антиправительственный лозунг. Она вырвала у журналиста микрофон и так гневно затараторила на иврите, что даже мы поняли, что продажное сионистское правительство проводит политику геноцида тренеров по плаванию. Что-что, а бороться за свои права Роза умела.

5.

Под вечер мы с Фиркой пошли осваивать окрестности и любоваться закатом. На окраине поселка наткнулись на лежащего на тротуаре спящего черного мужчину со спущенными портками.

- Эфиоп, его мать! – воскликнула Фира.
- Не-а, суданский гастарбайтер, смотри на толстые губы и приплюснутый нос, - показала я этнографическую стать. – Сильно пьяный…

Огляделись, вокруг никого.

- Давай затащим в кусты и изнасилуем! – одновременно выкрикнули мы с подругой, схватили и дернули было полутруп за ноги.

Но откуда ни возьмись подскочила полицейская машина, в которую люди в униформе затолкали вожделенный объект, а потом стали донимать нас разными вопросами. Мы притихли как мышки перед приходом санэпидстанции. Лишь Фирка с виноватыми глазками нацистского преступника на Нюрнбергском процессе, такого располневшего от испуга Гесса во вьетнамках, в ответ иногда мычала несуразное на пиджин-инглише в свое оправдание, типа «в прошлом году я перевела через дорогу 33 старушки, из них 29 благополучно…».

- Фира, что ты несешь?
– Как это что? Я гордо несу головку, полную ума, чести и совести нашей эпохи.

На наше счастье вскоре послышался писклявый лай Пейсаха-Цахеса, а за ним приковыляла Роза. Она объяснила полицейским, что мы девушки сердобольные и только хотели помочь несчастному переночевать с удобствами на траве под кустом, а не мучиться на голом асфальте. Мы ничего не понимали, но согласно кивали.

Дома уста Розы разверзлись не на шутку, и она объявила тоном, не терпящим даже поднятия глаз, что мы похотливые сучки и подзаборные бляди и что она выдаст нас в Израиле замуж за приличных человеков. До полуночи она, запершись в спальне, делала какие-то звонки. Тут мы осознали, что сватовство и было истинной причиной приглашения в Израиль.

6.

Наутро явился первый жених Зяма, наглядное пособие по климаксу. Он был из «датишников», - так называют ортодоксальных евреев. Зяма был в кипе и лапсердаке с веревочками, пейсы отливали бриолином, а из шнобеля и ушей валил дымчатый мох. То и дело он промокал пот и сморкался в тот же платок.

Роза поведала, что «датишники» живут в Израиле припеваючи: не работают, в армию почти не ходят, только изучают тору в своих иешивах, молятся и плодятся; за это государство платит им приличное пособие, а их женам – хорошие деньги за каждого отпрыска. У них только один маленький недостаток: по субботам, когда в шабат им запрещено заниматься сексом с женами, они стоят в очередях к украинским проституткам.

- Ну, зачем стоять в очереди, когда мы здесь? – вырвалось у нас с Фирой одновременно.

Роза закашлялась и затруднилась с переводом.

- Давайте поговорим о музыке, - робко начал Зяма, глазами охаживая мои бедра. - Вы не находите, что фольклор безбожных одесских евреев дурно повлиял на израильскую эстраду?
- Дорогой Зямчик, я плохо разбираюсь в музыке, моя любимая группа - Маркс, Энгельс, Ленин, Зюганов, - отбрехнулась я.
- Зяма, а почему вы до сих пор не женаты? – поинтересовалась Фира, сося оральную конфету.
- Видите ли, отношения с девушками не складываются потому, что все они похожи на манерных педиков…
- Ага, все гандоны, а я один воздушный шарик! – вырвалось у меня.
- Твоими устами бы да рот закрывать, - вмешалась Роза и отняла у меня тарелку с бутербродами.

Она поспешно выпроводила претендента на наши холеные ручки, а я шепнула Фирке:

- Тикать отседова надо, подруга!

Фира закончила смачным плевком орально-карамельный секс и решительно сказала:

- А то!
Если Роза с утра принципиальная, тут уж хоть кол на жопе чеши. Она пилила весь день, особенно сестру. Грозилась привезти ей семидесятилетнего вдовца из хосписа. За мной же ходила по пятам, выключала свет и десять раз напоминала, как дорого у них электричество. А после моего двадцатиминутного душа с ней приключилась едва ли не истерика: «Зина, ты мотовка, ты не экономишь воду! Зина, ты меня разоришь!»

- Да не переживай так за Зямку, - утешала я Розу, - пришлю я ему Лерку - недомерку, метр писят на каблуках, на лицо отвратную, паскуду по жизни, или это будет неравный брак?
На этом сердце свахи временно успокоилось, но назавтра же мы купили экскурсию в Иерусалим и недельный пансион на Мертвое море.

7.

В экскурсионном автобусе свободных мест не было. Публика – несчастные православные, купившиеся на еврейскую хитрость с отменой визы. Фира громко разгадывала кроссворд: «Если в слове Снегурочка поменять местами пару букв, то может получиться как эпическая Огнесручка, так и абсолютно неполиткорректная Негросучка...»

Перед Иерусалимом нас завезли в какое-то арабское местечко туалета ради, чтоб мы не засирали святой город трех религий. После скверного кофе со вчерашними круассанами в забегаловке мы кинулись в сортир, по выходе из которого нужно было дать арабу два шекеля.

Фира недолго поколебалась между мочеизъявлением и волеиспусканием и стремглав зашла и вышла из туалета, прижимая к груди ридикюль, а на протянутую руку араба рявкнула так, что все обернулись:

- За что?! Я сама все сделала!

Ошарашенный туалетный работник, громко ругаясь, вприпрыжку проводил ее до автобуса, мнения в котором разделились. Одни осуждали Фиру за скаредность, другие возмущались туалетной мелочностью хозяев. Напрасно Фира искала у меня поддержки, ибо я надела черные очки и тем сохраняла вооруженный нейтралитет. Тема так взволновала публику, что никто уже не слушал гидессу и даже не заметили, как въехали в Иерусалим.

Впрочем, катю и без того слушать было тошно (катями на профжаргоне турагенств называют всех гидесс), несла она часто полную околесицу, путая даты, имена, события, и компенсируя это бородатыми анекдотами из унылого советского прошлого. Половину выступлений катя посвятила угрозам не ждать опаздывающих и рекламе «случайно» прихваченных буклетов и дисков по двойной цене.

По дороге к Храму Гроба Господня я ухитрилась отстать и потеряться. На арабской торговой улочке один продавец (пупсик в моем вкусе) завлек на кофе. Не будь дурой, я потянула его за ширму и отымела на тюках с черно-белыми палестинскими платками. Когда кончила, группа уже плутала с катей по святым подземельям, а Фира волновалась и часто нервно оглядывалась. Соорудив из палестинского платка бандану, я настигла охристианевших за время экскурсии попутчиков уже на выходе из храма. Фира бросилась мне на шею с пафосными воплями и слезами радости:
- Я думала, что потеряла тебя навсегда! Почем платок брала?
- Фира, экономь ресурсы, стена плача еще впереди, - сказала я подруге и не ошиблась.

8.

У входа на Стена Плача-пляц нас долго обыскивали две бдительные еврейки-солдатки со злыми глазками. Они потребовали развязать бандану, напрасно полагая, что под ней колтуны, в которых я прячу осколочную бомбу, затем по очереди понюхали пудру, не пахнет ли та тротилом. Но после моего вкрадчивого «трусы снимать?» немедленно переключились на Фирку. Ее заставили вывернуть на стол ридикюль, в котором почему-то среди помад оказались пачка пупырчатых презервативов со вкусом корицы и крошечный анальный вибратор.

- Фира, это мелко, - сказала я строго. – Вибратор перед шмоном могла бы спрятать в более укромном и предназначенном для этого месте, а презики – взять в рот вместо жвачки. Но если будешь хорошо себя вести в очаге трех цивилизаций, то на ужин куплю тебе булочку с корицей.

На подходе к Стене Плача катя показала ящик, где брать одноразовые бесплатные кипы, и научила, как в расщелины стены совать записки с просьбами к Богу. Еще она наказала ни в коем случае не фотографировать стену и молящихся.

Расталкивая степенных туристов, Фира кинулась к кипам и начала рыться в ящике, очевидно, в поисках своего размера. Когда ей сказали, что эти белые шапочки вообще-то для мужчин, она не растерялась и приложила парочку к грудям, затем довольная засунула их в свой безразмерный ридикюль.

Потом подруга вспомнила, что надо обратиться к Богу и написала на косметической салфетке какую-то глупость. Я сделала то же самое, и мы со скорбными лицами приблизились к стене.

- А яврейский Бог поймет по-русски?
- Конечно, Фира, он полиглот.
- Тоже инъяз закончил?
- Задай этот животрепещущий вопрос нашей кате.
- Ой, Зин, а что ты в записке написала, ну скажи…
- Ну, на, смотри, от лучшей подруги у меня нет секретов.

Фира развернула мою записку и скорчилась от смеха. Там было написано: «Выйти замуж за олигарха».

- Че ты ржешь, несчастная? Сейчас же сделай трагическое лицо, будто ты на похоронах Христа или, по крайней мере, твоей сестры-сводницы.
Тогда подруга развернула перед моим носом свою записку. Читаю: «Выйти замуж за олигарха». Вдруг Фира посерьезнела:

- А как же яврейский Бог нас различит? Надо бы подписаться.
- Ага, и домашний адрес укажи, и телефон.

Но Фира уже достала запретный фотоаппарат, сунула мне в руки, а сама начала позировать. Она то обнимала стену, задирая ножку, то кокетливо улыбалась, высовывая язык и прижимаясь к святыне, будто фотки предназначались для музея истории порнографии. Тотчас выскочил из ниоткуда какой-то пейсатый и заорал на нас грубо. Подруга руки в боки и пошла на него тараном. Красноречивым жестом она пригрозила ему гомосексуальным актом и прочими народными забавами. Надо было видеть, как несчастный ортодокс бежал, оглядываясь.

- Фира, он позовет подмогу, - сказала я мудро, - тикать отседова надо.

9.

Перед вояжем на Мертвое море Фира заявила, что ей нужно купить купальник. Предвидя разборчивость сестры, Роза повезла нас в Гран Каньон в Тель-Авиве, где почти все продавцы говорили по-русски. Плевать подруге, что купальники нельзя мерить. Набрав дюжину, она заперлась в примерочной. Как ни стучались продавщицы в кабинку, натренированным коммунальным голосом Фира орала «Занято!»

Роза в это время тонула в контейнерах с уцененкой, откуда летели с руганью в разные стороны экземпляры маленьких размеров. «У вас что, магазин для дистрофиков и лилипутов?» - Донимала она притихших продавщиц. Наконец с грохотом распахнулась кабинка, и выплыла потная и счастливая Фира, на босу ногу с малиновыми ногтями и в оранжевом купальнике с зубастой акулой на первопричинном месте. Она прошествовала к большому зеркалу, оглашая зал криками:

- Роза, Зина! Ну, как я в нем?!
- Не жмет? – то ли участливо, то ли издевательски спросила Роза. – Девочки, - обратилась она к пожилой продавщице, - поищите эту модель на три размера больше.

Принесли, но белый с черной акулой.

- Вы в своем уме? – возмутилась Фира. – Белое полнит!
- А уж как стройнит тебя оранжевое…

После трех десятков бутиков Фира катила перед собой тележку, до краев наполненную розовыми кофточками и трусами с начесом для Розы, поверх которых лежал ее вожделенный купальник кроваво-красного цвета с разинувшим пасть крокодилом на трусах. Да, матч по экстремальному шоппингу я проиграла вчистую.

10.

В пансионат на Мертвом море мы прибыли к обеду и попали сразу на шведский стол. После великого поста в доме Розы откровенно хотелось жрать. Фира не мелочилась. Вместо того чтобы положить в тарелку ложку кушанья с общего стола, она тащила приглянувшееся блюдо к нам за столик. Конкурентов успешно отпихивала задом, а пирожные аккуратно сложила в припасенный пакет для авиарвоты.

После обеда мы пошли в косметическую лавку «Дары Мертвого моря». У входа стояли поджарый бедуин и упитанный верблюд. Первый подсаживал и брал шекели за фотографии верхом на втором. В магазине все надписи для лохов были по-русски. При появлении Фиры с джутовым мешком – подарком авиакомпании – лица продавцов просияли. Это был их день. Самый наивный помог потом дотащить покупки до номера, за что был изнасилован на месте, с контрольным поцелуем Фиры в висок.

Наконец мы собрались на пляж. Фира подготовилась к премьере красного купальника с крокодилом, обмазавшись с головы до ног целебной грязью. Главной интригой было, пойдет ли Фира сразу ко дну или знаменитый насыщенный раствор соли вынесет и эту экологическую нагрузку.
Но Фира не захотела как простая смертная тихо войти в воду. Она прошествовала на мостик и стала готовиться к прыжку, как я ни отговаривала. Привлеченные ожидаемым зрелищем, на берег высыпали гастарбайтствующие суданцы и тунеядствующие эфиопы. Они издавали подбадривающие крики и поглаживали под плавками набухшие гениталии. Даже вездесущие бундес-фрау в панамках привстали, раскрыв рты. И очень зря! Когда Фира наконец зажмурила глаза и бултыхнулась, волной не только накрыло озабоченных африканцев, а немецкие старушки хлебнули соленой воды, но и, как сообщил телеканал «Аль-Джазира», на иорданском берегу были затоплены несколько отелей.

Нахлебавшуюся Фиру доставали багром, буксировали к берегу и откачивали всем миром. Отплевавшись от соли и придя в себя, она стала жрать резервные пирожные, чем снова собрала вокруг себя зрительный зал. Провожали в номер два десятка африканцев и примкнувший к ним маленький волосатый старичок-грузин. До ночи, с перерывом на ужин, новоявленная Мессалина утоляла накопившуюся женскую тоску, оглашая отель громовыми оргазмами. Время от времени я подходила к тихой шепелявой старушке, выдававшей напрокат полотенца в коридоре, и та без запинки докладывала: «шишнаццатый пошел…»

11.

Будучи убежденной противницей разнузданной групповщины и принципиальной врагиней промискуитета, я в это время бурно выходила замуж. С Джузеппе мы познакомились на пляже. Он прошествовал через пекло в черном плаще, черных кожаных штанах и ботинках от Zilli. Тряхнув вороной гривой, бросил черный дипломат на соседний шезлонг и разделся. Лицо и тело его словно ваял сам Микеланджело, который будь натуралом, Сикстинская капелла была бы до сих пор оклеена обоями.

Опустив солнцезащитные очки от Prada, я наметанным взглядом выхватила его Patek Philippe и платиновый перстень с турмалином. Олигархам в четырехзвездочном отеле не место, значит элитный эскорт. Работает или отдыхе? Метросексуал или гей? Интрига, однако. Я обронила любимую "revolette" от Dunhill. Он поднял зажигалку и бархатным басом с улыбкой протянул:

- Prego.
- Tante gracie… Molto gentile da parte Sua, - убивала я вежливостью светской дамы.

После взаимного изучения опознавательных знаков и нескольких необязательных фраз я уловила знакомый акцент. А из-под перстня выглянул кусочек татуировки – очень по-русски.

- Джузеппе, - представился пижон.
- Шарман, землячок, я Зиночка. А ты из московских, питерских или зажопинских? Может, прошвырнемся?
- Из Питера. Я Изя Пинхасик. Номера у меня пока нет, не подумал заказать заранее. Может, к тебе маханем?
- Не так сразу, касатик, - вспомнила я, что сегодня Фиркин день. – Для начала осмотрим окрестности.

Мы взяли такси и поехали смотреть соляной столб, в который, как фантазируют в одном бестселлере, превратилась жена Лота. У меня была возможность рассказать Изе сказку на ночь и преподнести урок всем воображаемым катям.

12.

- Здесь неподалеку, на дне Мертвого моря, - плавно повела я рукой, - стоял град Содом, в котором было много ночных клубов, саун и публичных домов, а на центральной площади у памятника богу Фаллосу находилась плешка. Куртизанки и куртизаны заседали в парламенте, который ежегодно принимал законы о снижении возраста полового созревания. Парламентская комиссия по садо-мазо регулировала вес наручников, длину плетей и толщину страпонов. Процветание достигло своей высшей, критической точки джи. Со всей Палестины шли сюда караваны сексуально озабоченных сынов Израиля, бывали специальные секс-туры из Египта и Месопотамии, и даже чартеры на джонках из Китая. Греки и римляне приезжали на стажировку, а индийцы – на педпрактику по Камасутре. Благодаря мощной секс-индустрии Содом расцвел и превратился в Мекку древнего мира…

Касатик был зачарован, он прижался спиной к соляному столбу и мечтательно закатил глаза.

- Но Господь, который наделил всех тварей гениталиями, дабы размножались, себе таковых не оставил, дабы не плодить божков, которые бы потом подвели Его под монастырь. Поэтому он ненавидел Фаллоса и страшно завидовал тому, которого любили, почитали и целовали больше, чем Создателя. И решил ревнивый Господь уесть Фаллоса, погубив его любимое творение. «Пролил Господь на Содом и Гоморру дождем серу и огонь с неба, и ниспроверг города сии, и всю окрестность сию, и всех жителей городов сих». То есть, сыпанул серой из ушей своих и дыхнул пару раз перегаром, как Змей Горыныч. Добрый потому что был и, наверно, нетрезвый. Судьбы погибших в огне и страшных муках граждан, включая женщин, стариков и детей, еще предстоит выяснить Комиссии по правам человека ООН, а Экологической комиссии – расследовать катастрофу, в результате которой цветущая долина превратилась в Мертвое море.

Изя был восхищен, он смотрел влюбленными глазами, а меня несло дальше.

- Но среди мутного моря развратников Содома Господь нашел и прозрачную каплю высокой морали – пожилого импотента Лота с женой и двумя дочками. Перед катастрофой он шепнул Лоту: мол, тикать отседова надо! А кто оглянется, того превращу, мол, в соляной столб. Это он чтоб свидетелей геноцида не осталось. Папаша с дочками и барахлишком руки в ноги и бегом, а у женушки в Содоме полюбовник остался, которого предупредить не успела. Как полыхнуло, она и оглянулась. Вот тут наш добрый Господь и превратил ее в соляной столб, у которого мы стоим.

- А что стало с Лотом и его дочерьми? – спросил неискушенный касатик.
- Девки были распутными малолетками. По сравнению с ними Ленинградка – это Зачатьевский ставропигиальный женский монастырь! В первую же ночь они накачали родного отца алкоголем и вступили с ним в половую связь, как учили в гимназиях Содома. Представь, на дочерей у старого импотента встал таки. Им так понравился инцест (все свои и деньги в доме), что наплодили пол-Израиля. Вот откуда пошла деградация евреев!

13.

На закате мы вернулись в отель. Фира храпела, разбросав натруженные ноги. Под белой простыней колыхался живот и западал рот при вдохе. Мы расположились на соседней койке. В сексе «Джузеппе» оказался слабее, чем в итальянском. Впрочем, храп из-под простыни мало способствовал возбуждению и нирване.

Мы выпили по коньячку «с почином и свиданьицем». Напарнику я не забыла подсыпать слабительного, после чего прикинулась удовлетворенной женщиной и якобы заснула, предчувствуя дальнейшее. Спустя полчаса Изя встал, аккуратно уложил в дипломат всю мою наличность и ювелирку, но тут-то и приспичило. Пока он исследовал качество туалетной бумаги в сортире, я прикинула, что тикать отседова надо, обернулась в палестинский платок, похватала свои манатки, его колечко и часики, и выскочила, заперев дверь снаружи.

14.

У парадного возлежали в дреме бедуин и верблюд, нежно сложив головы на груди друг у друга. Уворачиваясь от плевков, я растолкала обоих, показала на карте аэропорт Тель-Авива и, кивнув на верблюда, сунула бедуину Patek Philippe и перстень с турмалином, которые, конечно же, оказались китайскими подделками. Верблюд промычал, а бедуин перевел, водя пальцем по карте: нет, мол, только до Арада. Ок, прикинула я, к утру доберемся, а оттуда автобусом в аэропорт.

Насрулла уложил вещи на спине животного, потом подсадил меня и, наконец, запрыгнул сам на «переднее сидение». Я вцепилась в него, как Отелло в шею Дездемоны, а застоявшийся верблюд рванул как восьмицилиндровый бумер.

Мы помчались по пескам Иудейской пустыни под желтыми звездами в вечном небе. Раздавленные скорпионы скрипели под верблюжьими копытами. Легкий ветерок развевал на мне платок, обнажая грудь, которой я прижималась к спине Насруллы, а руки судорожно сжимали вздыбленный член бедуина, потому что я смертельно боялась упасть.

На пустынной автостанции Арада, в ожидании автобуса, я вознаградила долготерпение Насруллы три раза на лавочке в зале ожидания. Достойный представитель бедуинского племени оказался на высоте, недоступной фальшивым итальянцам.

Садясь в автобус, я позвонила Фире. Подруга сняла трубку, не прекращая храпа.

- Фирка, проснись! Я Зина, прием, прием…
- А зачем ты мне, подлая, звонишь из-под одеяла на соседней кровати, да еще по дорогому роумингу? – Пробурчала спросонья подруга.
- Фира, ветром судьбы меня понесло в аэропорт. Меняю билет и сегодня же вылетаю на родину. Подробности письмом.
- Ой, а кто ж тогда на твоей кровати?
- Это тебе мой подарок, пользуйся и ни в чем себе не отказывай.

По прилету домой я еще неделю получала по СМС репортажи с красочным описанием насильственных действий сексуального характера. На прощанье Фира подарила питерскому жиголо мою фотку неглиже в качестве компенсации за часы и перстенек, и свой купальник - на память о страстной любви.

Ходят слухи, что после отъезда госпожи горничная нашла истощенного и в синяках Изю, привязанного к унитазу. Но в смерти его Фира не виновата, повесился он уже в полицейском участке, на красном купальнике («он сам все сделал»). Однако ж гад успел написать на туалетной бумаге предсмертную записку: «Зина, ты сука!». Вот сволочь неблагодарная…
-----------------------------------------
Тем, кто не поверил невероятным приключениям Зиночки+1, охотно высылаю фото на верблюде наложенным платежом за 25000 шекелей /доставка не включена/. 16.05.2013

Все права на эту публикацую принадлежат автору и охраняются законом.