По следу Гончего пса. Часть 8

Круговорот

Картинка перед глазами оператора Юры Головина пропала, словно оборвали кинопленку в проекторе. И снова полная темнота. Но он всё ещё осязал запах щей из серой капусты, смешанный с резким духом живности в доме старика.
«Кажись, уснули»,- произнес Юра. «Кажи-ись,- раздался рядом передразнивающий голос журналиста Ильи Плетнева,- глубоко, однако, погрузился. Кто хоть уснул-то?» «Царь с Кашкой». «Что за кашка?» «Долго объяснять». «А я только Ваську Губова с Бориской Годуновым проводил. В Лужецкую обитель помчались. Там желают Бакуню перехватить, а потом и к Андрею Курбскому нагрянуть». «За своим слогом последи». «С кем поведешься. Любопытное кино». «Кино ли?» «А где наш третий друже?» «Здесь я, здесь,- отозвался из непроглядной темени продюсер Петя Вельяминов.- Малюта не стерпел, погнал с опричником Лопухиным в Александрову слободу. Намерен с Федором Басмановым встренуться, выведать что в самом деле с государем». « Иван Васильевич с каменоломни намедни сбежал»,- сказал Юра.
Коллеги рассказали друг другу что видели. Оператор следил за государем и опричником Кашкой, журналист за стряпчим Губовым и Годуновым, а продюсер находился рядом с Малютой Скуратовым.
-Не складывается пазл,- сказал Вельяминов. - Князь Старицкий остался без нашего внимания. Думаю, именно он интригу закрутил.
-Не он, а твой Малюта,- возразил Головин.- Старицкий лишь решил воспользоваться ситуацией и покончить раз и навсегда со Скуратовым.
-Для чего? Он же знает- царь не простит ему прошлых кознодейств и рано или поздно изничтожит.
-Князь понимает, что Григорий Лукьянович под него копает. Желает с Шуйскими породниться, чтобы выбиться на самый верх. А Рюрикович Старицкий ему как кость в горле.
-Интересно, друзья, а мы с вами подлинные события наблюдали или всё это фантазии профессора Давыдова?-спросил Юра.- Я нигде не читал, чтобы царь Иван Васильевич на каменоломнях вкалывал. Кстати, заметили, его Грозным никто не называет?
-Да, любопытно,- ответил журналист.- Но мне зело интересней где мы сейчас находимся. А?
Все замолчали. Юра Головин пошел вперед. Ноги перебирали, словно по воздуху, не ощущая опоры. Потом побежал. Ни напряжения, ни усталости. Когда «остановился», крикнул во все горло:
-Ау, люди! Вы где?
-Чего надрываешься?- спросил рядом Вельяминов.
-Вроде бы убегал от вас.
-Я тоже пытался. Застряли мы, будто в черной дыре повисли. И есть не хочется.
-Может, умерли?-предположил журналист и ущипнул себя за руку.- Вроде бы нет, больно. Не думаю, что после смерти в информационном гиперполе можно ощущать себя физически. Хотя, до сих пор никто не знает, что ждет нас в ином мире и есть ли он вообще.
-Похоже на преисподнюю,- сказал Головин.
-Грехов за нами, телевизионщиками, воз и маленькая тележка, -ухмыльнулся Вельяминов.- Но вместо того, чтобы нас в котлах варить, нам кино про Ивана Грозного показывают. Чудно.
-Думаю, созвездие Гончих псов, планета Энона и история с гончим псом Малютой Скуратовым каким-то образом взаимосвязаны. На полевом уровне, - выдвинул версию журналист.
-Хм. Кинотеатр одного фильма. Только где начало, где конец?
- Речь у киногероев какая-то странная, то старославянские слова употребляют- «токмо», «али», «ежели», то современные.
-Видимо, киномеханик или кто он там, вставляет. Для колорита. Не более. «И пиша беглый боярин царю свои изветы злобецким собацким умышленном слогом, подобно лая или яд ехидны отрыгая...» Уши сломаешь.
- А где экипаж «Адмирала Врангеля», где сам корабль наконец?
Опять замолчали.
-Все же удивительное путешествие в дальнюю эпоху. Видишь всё: травинки, листочки, песчинки так отчетливо...,- Юра долго не мог подобрать сравнение,- как в кошмарном сне после недельного запоя.
-Тебе виднее,- ухмыльнулся Илья.
-Тоже мне, трезвенник,- парировал оператор.-Забыл как на новогоднем корпоративе надрался и полез целоваться с директоршей английского телеканала CNA Амандой Брикман, матерью троих детей? А тебе её муж в нос дал.
- Кто ж знал, что он скудоумец? А ты вообще...
-Да уймитесь же, друзья по неволе,- осадил коллег продюсер.- Что делать-то станем?
-А у нас есть выбор?- удивился Юра.- Как раз тот случай, когда его нет. Никакого. Эй, стражи пространства и времени! Кино будем дальше крутить или как? Ха-ха.
«Ежели желаете, то за ради Всевышнего Спасителя и повелителя нашего Иисуса Христа»,- раздался громкий, четкий голос «Софокла».
-Эй! Эй! Подожди! -закричал Головин.- Объясни, дьявол виртуальный, где мы!
В следующую секунду Юра оказался в затхлой избе крестьянина, Илья в посадах Можаеской Лужецкой обители, а Петя у стен Александровой слободы.

Выслушав историю о мнимой болезни царя, Андрей Курбский рассмеялся:
-Ну хоть бы что поновее этот сатрап придумал! Было всё это уже тому тринадцать годков назад. Повторяется, злой демон. Так же якобы заболел и велел присягнуть боярам на верность малолетнему Дмитрию. Старицкий тогда грудь выпятил, бояре его многие поддержали, не желавшие служить Захарьиным. Больше всех Сильвестр с Адашевым распинались- токмо Владимир Андреевич нам государь. И что из того вышло? Всем вестимо что. Я тогда Старицкого не поддержал. И не только потому, что сразу раскусил задумку Ивана, а потому что понимал, что Владимир не тот правитель, который нужен Руси. Кстати, в своем послании мне Иван ставит сие в упрек, мол, я с Адашевым желал его с трона спихнуть. Ну я ему весомо ответил- и в мыслях того не держал, понеже не достоин того был князь.
-Ведаю, читал твое послание,- кивнул Василий Губов, отрывая лапу у жирного гуся в моченых яблоках и в кислой забродившей сливе.
Андрей Михайлович встретил гостей в своей резиденции в Миляновичах на широкую ногу. Он собирался на охоту, но когда увидел стряпчего царя в окружении Бакуни и неизвестного ему юноши, уронил от удивления укороченный мушкет -бандолет. Полез обниматься с Губовым и Плетневым, как с лучшими приятелями.
-И вы, верные царевы клевреты, от Ивана сбежали?- улыбался он своим скуластым, широким лицом с двойной, холеной бородкой.
Бориса поразило то, что при нескрываемой, искренней радости, глаза беглого полководца были печальны, словно готовые в любой момент пролиться слезами. Эту, видно, въевшуюся в душу грусть, подчеркивал и рот с опущенными уголками. « Чем-то похож на государя,- подумал Годунов. - Оттого и собачатся».
-По делу прибыли, Андрей Михайлович,- поклонился Курбскому низко, но с достоинством Василий.
-По делу, так по делу. Однако не лишайте меня удовольствия принять вас, как близких друзей! Если б вы только знали, как я страдаю по родине и близким! А все он, тиран злобный, всю жизнь мне испортил, -сжал князь рукоять сабли «карабела» в виде орлиной головы.- Ну чего стоите?- обратился он к своим охранным людям- запорожцам, татарам и литовцам, что привели к нему «московитов». - Накрывайте живее стол, несите лучшие вина, жарьте рыбу и птицу. Эх, рановато пожаловали, к охоте готовился, оленинкой молодой бы вас попотчевал. Ну ничего, вместе постреляем. Так ведь? А для начала в баньку. Я тут нашу, русскую поставил, с паром до костей. Ляхи в этом деле ничего не смыслят, в кадках сосновых моются. Тьфу! Все у них не так.
-Но, вижу, и не обделяют тебя, князь,- окинул взглядом стряпчий огромный дом Курбского.
-Умеют ценить нужных, умных людей,- кивнул Андрей.- Эй, Радвил, свежую одежду гостям в парную, а их вычистить до нитки!
-Нас уже обчистили до нитки на заставе твои новые приятели, князь,- сказал Бакуня.
Высокий, как жердь литовец, встряхнул длинными соломенными волосами, побежал выполнять приказ хозяина.
- Ха, пограничные лободырники могут,- рассмеялся Курбский.- Всюду одинаковые. И с мухи сдерут последнее. Чего же через посты-то пошли, других дорог в Литву мало?
Стряпчий и Годунов встретились с Бакуней, как и было уговорено, через седмицу в посадах Лужецкой обители. Заглянули в первый день в можаецкий кабак и тут же появился Илья Плетнев. Без приветствия сел рядом, положил на стол дорожную сумку.
-Там бумага пустая, я печать сорвал,- сказал он.- Ни слова князю Андрею Курбскому.
-Понятное дело,- кивнул Губов.-Тебя Малюта как баламошку использовал. Недаром тебя Бакуней прозвали.
Тиун Скуратова не обиделся. Велел принести себе брусничного меда и каши с гусиными потрохами.
-Что же делать станете?- спросил он, опорожнив кружку легкого ягодного напитка.
-Не станете, а станем,- поправил его Борис.-Теперь понял, какую страшную игру затеял твой хозяин?
На молчание Бакуни, Годунов одобрительно кивнул.
-Так то. Ежели желаешь свою голову к веревке приладить, возвращайся к Малюте. Более ты ему не нужен. А для чего? Письмо Старицкого у него в кармане. Тебя он угнал сюда, чтобы мы за тобой увязались и под ногами у него не болтались. Ты лишний свидетель его козням. Не иначе боярин просчитал, что обнаружив пустышку, мы тебя сами и порешим. Ты ведь более и нам тогда не надобен. Так?
-Ну. Не надобен что ль?
-Отчего же?- сказал Губов.- Очень даже надобен. Поедешь с нами к Курбскому и все как на духу ему расскажешь.
-Но...Тогда обратной дороги мне уже не будет.
-А нужна ли она тебе эта обратная дорога? Ежели не Малюта, так царь тебя удавит, как сподвижника злодея.
-Государь же мертв. Сам сказывал.
-Здоровее тебя, дроволом ты десятиаршинный. На то и расчет, чтоб такие лободырники как ты в его кончину поверили.
-Хм. Вона как. Этого Малюта и стерегся. Значит, Григорию Лукьяновичу все одно конец. Хм. Токмо... Скуратов смекнет, что перехватив меня, вы помчитесь предупредить Старицкого.
-И что?- вскинул черные брови Борис.- Малюте только на руку, что у тебя мы не нашли письма Владимира Андреевича. Это в случае чего подтвердит его преданность царю. Не уговаривал, не диктовал- все князь от злобы к нему придумал.
-Но Григорий Лукьянович ведь не знает, что государь Иван Васильевич в полном здравии и благоденствии!- крикнул на весь кабак Бакуня.
Народишко притих, стал оборачиваться.
-Слава царю!- поднял высоко свою кружку Василий и осушил до дна.
Кто-то еле пробубнил «слава» и весь кабацкий люд снова заговорил и зачавкал на все лады.

В Литву вошли южнее Смоленска. Именно здесь теперь находилась государева застава, которую по предложению князя Никиты Одоевского, стали именовать пограничной службой. Казачья стража в зеленых кафтанах с алыми рукавами, подпоясанная желтыми кушаками с кистями, вычищенными до блеска пищалями и секирами, знала себе цену. Во всех смыслах. Стражники, среди которых были и татары, долго вертели в руках подорожную грамоту, выписанную князем Старицким, вздыхали, крутили носами. «А что нам двоюродный брат царя? Он нам не указ,-говорили они,- вот была бы подорожная от воеводы Воротынского, али от самого Скуратова, тогда другое дело». «Не указ,говорите?- надвинулся на пограничных стрельцов Василий Губов.- А знаете ли, что князь Владимир Андреевич ни сегодня завтра станет новым государем? Иван Васильевич-то помер». «Слыхали,- равнодушно отвечали стражники. Да токмо никто из наших командиров сей слух не подтвердил. Брешут люди, поди».
Так и препирались бы неизвестно сколько, если бы Василий, скрепя сердце, не достал мешочек с гульденами и талерами. Пара золотых вмиг решила проблему и вскоре Губов, Годунов и Плетнев оказались за Днепром, в Литве. Не успели перебраться по мосту на другой берег, как словно из-под земли выросли крылатые гусары с пахоликами. Крылья из перьев птиц у них были не только за спинами, но и на щитах. Панцири, кольчуги и нагрудники шляхтичей блестели на солнце ярче золота. Гусары выглядели для Бориса так необычно и нелепо, что он невольно расхохотался. Его толкнул в бок Василий:
-Для ляхов самое обидное, когда над ними потешаются. Уймись.
Однако то оказались не поляки, а сербские наемники. Они, хорошо понимавшие по-русски, сразу предложили заплатить за проезд по земле «великого короля Сигизмунда». О цели приезда даже не поинтересовались. А когда Василий достал «золотой» мешочек, высыпали себе в шлемы все содержимое, бросили на землю и ускакали.
-Непотребки!- крикнул им в спины Губов.- Не орлы вы, воронье ненасытное!

-Значит, везли шиллинги и гульдены мне, а достались они гусарам?- смеялся Андрей Михайлович.- И об чем же мне с вами тогда говорить, с пустыми? Ха-ха. Хорошо хоть меня сразу в Миляновичах нашли, а ведь я скоро собирался в Вижву. Оголодали бы и одичали. Ха-ха.
-Ну, князь, и мы не лыком шиты,- сказал Василий.- Не привык я все яйца в одну корзину складывать. И монеты преднамеренно разделил. Осталось, правда, немного. Самый жирный кусок воронье крылатое склевало.
-Голодны теперь гусары, да. И остальное войско королевское. Иван сильно Сигизмунда поизмотал. Слух докатился, что он помер, но я не верю. К тому же вы здесь. Преставился бы, не до меня вам было.
-Все так, князь. Для начала тебе Бакуня кое-что расскажет.
И Илья Плетнев честно поведал Курбскому все что ему было известно о кознях Малюты. Бакуню со всеми подробностями дополнили Губов и Годунов. А затем Борис достал из каблука записку Старицкого. Андрей Михайлович разгладил её на столе, вслух прочитал: «Верь этим людям, аки мне. Да падет тиран и мучитель человеческий государь Иван Васильевич и сгорят в геенне огненной его апостолы под гневом Господа нашего Иисуса Христа! Аминь».
- Возможно, этим людям я и поверю,- сказал Курбский после некоторых раздумий, -но не тебе князь. До сих пор крещусь обеими руками, что сбежал из Московии. От этих ненавистных, чванливых рож. Сбежал не потому, что попали в опалу мои приятели Сильвестр с Адашевым и не потому что и мне бы грозила плаха за сношения с ними , а потому что стало тяжко дышать на родине. Кругом песий смрад и запах свежей крови.
Андрей расстегнул ворот на шелковой рубахе, шумно втянул большим носом воздуха, как будто задыхался. Глаза его стали еще печальнее.
-Ха. Меня ведь тоже в первый день обобрали литовские стражники. 500 золотых и серебряных талеров, 44 рубля. В яму бросили. Но Сигизмунд спас.
-И ты ему, князь, сполна отплатил,- ехидно заметил Илья Плетнев.
-Осуждать что ль меня пришли? Так напрасно. Да, я водил литовцев на русское войско.
- За то тебя твои же печорские старцы и прокляли,- вставил Губов.
-Водил!-громко повторил Андрей.- Но токмо потому, что войско служит тирану и убийце Ивану. А, значит, они неразделимы, одно целое. Опричных, признаюсь, велел живыми не брать. Эти бешеные псы, почувствовавшие человеческую кровь, не способны уже остановиться. Иван мне отписал, мол апостол Павел говорил, что всякий противящийся власти противится богу. Но не богу я противлюсь! Дьяволу! Не потребна господу кровь невинная. Не может быть потребна. А коль потребна, что же это тогда за бог такой? Не поклонюсь я такому властителю.
-Какой же правитель, князь, тебе нужен? Иван Васильевич не угоден, Владимир Андреевич тоже не мил. Что ж, отменить на Руси монархию?- спросил Борис, внимательно разглядывая бывшего царского воеводу. Он уже, кажется, составил о нем свое представление и вопрос прозвучал с некоторым вызовом и осуждением.
Пристально поглядел на Годунова и Андрей.
-Что ж, юноша, отвечу. Именно вам, молодым, следует наконец понять истину. Я не против монархии, но в решении всех наиважнейших государственных дел должен участвовать Всенародный Совет. Нынешний Земский Собор- пустышка, его под себя Иван давно подмял. Рядом же с царем постоянно должны быть умные советники, искушенные в военных и земских делах, а, главное, с чистыми помыслами, полные предобрых и светлых намерений. Не боящиеся сказать в глаза правду. И ведь было то при деде нынешнего сатрапа великом князе Иване Великом. Он действовал сообща с мудрыми и мужественными советниками - сигклитами и расширил государство. А теперь что? Царь войну в Ливонии затеял, со всеми поссорился. Никого не слушает. Знаю от кого он того набрался. От епископа Вассиана Топоркова. Это пресветлый его научил- ежели хочешь быть самодержцем, не держи рядом с собой мудрых советников, так будешь тверд на царстве и будешь иметь все в руках своих. Этот силлогизм сатанинский превратил самодержавие в самовластие. А потому считаю уместным ограничить власть царя. А в случае его самодурства и неспособности к управлению, у Совета должно быть право отстранить его от престола и назначить новые выборы государя. Причем, не только из родовитых семей, но и из всех сословий!
-Это ты хватил, Андрей Михайлович,- сказал Василий.- Где это ты видал, чтоб царем был, скажем посадский человек? Такого наворотит даже с советниками, не приведи бог. Пока отстранят, все царство Российское сгорит.
-А теперь не горит? А теперь не стонет?
-Стонет, князь,- кивнул Борис.
Губов бросил на него колючий взгляд, но ничего не сказал. Бакуня разминал в задумчивости свои огромные кулаки.
-А отчего то происходит?- продолжил Андрей Михайлович.- А потому что нет единого закона для всех людей. Одному можно всё, другому ничего. А кто так решил- бог или некий человек? Пред Всевышним все равны- и боярин, и смерд. Да, надобно соблюдать и закон христианский. Но наиглавнейшим должен стать закон естественный, человеческий. Именно этот закон нарушает Иван, именно поэтому он стал тираном, присвоив себе исключительные права. А его любострастие позорное с Федькой Басмановым? Об том все знают. Но молчат. Федька Овчинин один воспротивился, схватил Басманова за грудки-что вы творите? Царство великое позорите. Так в тот же день в винном погребе удавленным нашли. Было?
Губов отвел глаза, Бакуня про себя ухмыльнулся- и за его хозяином Малютой как-то случился садомитский грех, с мальчонкой из посадских. Но Григорий Лукьянович после того плевался и велел Илье никому об том не рассказывать.
-Что же касаемо царства,- продолжил Курбский,- то я, князь Ярославский и потомок Рюрикова дома, имею на него не меньше прав, чем князь Старицкий. И правил бы я Святорусским царством со всей присущей мне добродетелью и справедливостью. Странно, что об моих корнях забыл Владимир Андреевич, токмо о себе печётся. Впрочем, может, и не забыл, но считает меня лишь тварью лесной, волком злым, которым можно воспользоваться, напугав недругов, а потом и пристрелить. Скажите мне, други, надобно мне то?
-Надобно,- твердо ответил Борис.- Добродетель- сильнее зла, но, чтобы она восторжествовала, следует бороться. Победа над Малютой- первый к тому шаг.
Андрей похлопал Бориса по плечу.
-Славный малый, даром что на конюшне обретается. Хотя, если уж с такими зубрами дружбу свел, теперь о лошадиных хвостах можно и забыть. Итак, вы желаете, чтобы я опорочил Григория Лукьяновича своим письмом, в котором уверил бы его, что вскоре двину полки шляхтичей на Москву. Предположим. Но как же с тем согласуется честность и порядочность? А? Предлагаете мне поступиться принципами правды и пойти на обман.
-Это не обман, а ловушка для злодея Малюты,- сказал Губов.-Ежели на тебя полезли с палкой, не обязательно защищаться тем же, коль у тебя в руке топор. Нечестно? Все честно, чтобы сохранить жизнь.
-И чью жизнь вы предлагаете мне сохранить, князя Старицкого? А он бы вступился за меня, ежели бы я вовремя...не ушел в Литву? Правда, напугать Ивана, это славно. Да вы кушайте. Отведайте карасей в сметане. Мои польские повара их гораздо готовят. Сам Сигизмунд мне сих умельцев прислал.
Было тепло, сухо и солнечно. Словно и не начало ноября на дворе, а настоящее лето. И листья еще не все опали, как в Московии. Слуги князя ставили на стол под старыми рябинами все новые и новые блюда. Здесь были и жаренные лебеди, и копченые поросячьи ножки по-немецки, и крупные маринованные щучьи головы в чесночном соусе. Разрывая очередную рыбью пасть, обливаясь пахучим соком, Андрей говорил:
-А еще великий князь Сигизмунд обещал мне отдать Ковель с замком. Я ему говорю- да куда ж мне столько? с теми-то поместьями, что ты мне пожаловал, управиться не могу. А король в ответ- у доброго человека и добра должно быть немало. Ха-ха. Кстати, Василий, ты сказал, что не все яйца в одну корзину сложил. Много монет осталось, ну из тех что вы мне везли? Мне ведь?
-Тебе, князь,- ответил Губов, удивляясь как быстро Андрей перешел от разговоров о нравственности и духовности к своим личным интересам.
Василий высыпал на стол оставшиеся гульдены, талеры и шиллинги. Андрей тут же сгреб золото и серебро в ладонь, взвесил.
-Не густо, но ладно. Потом обсудим, какую маляву Малюте отписать. Так, чтоб он волком диким взвыл на крюках палача, не закрывая пасти несколько дней. Ха-ха. Чем больше Ивановых пауков передохнет, тем лучше. Попомните мои слова- поляки все одно рано или поздно Москву возьмут. Свободу и справедливость на Русь принесут. Без иноземцев нам нельзя, не выросли ещё, дики и глупы зело пока. Варяги Русь основали, варяги теперь её и спасут. Об одном жалею- в Юрьеве жену и сына оставил. Хм. Но и здесь славную даму для сердца присмотрел- Марию из рода Гольшанских. Глаз не оторвать- рыжеволоса, стройна, смотрит, словно талерами дарит...Прабабка Сигизмунда тоже принадлежала к её семье. Чуете? Токмо вот незадача- она замужем за шляхтичем Козинским. Ничего, подождем. Адам часто в походы ходит, глядишь, как-нибудь и не вернется. Ха-ха.
Прямо к столу подскакал всадник. Закрутился на взмыленном коне.
-Великий князь литовский и король польский Сигизмунд Второй Август сюда из Ковеля направляется!-крикнул он по-польски.
Андрей вскочил из-за стола, отер жирные руки о расшитый подсолнухами рушник, огладил мокрую от щук бородку.
-Не ждал. Сказывал, что во Львов собирается. Ну так оно и лучше.
Гости прекрасно поняли гонца. Василий заерзал на высоком березовом стуле, Борис залился пунцовой краской, а Бакуня еще крепче сжал свои кулаки. Князь позвал бывшего стрелецкого голову Тимофея Тетерина, который вместе с ним бежал в свое время из Юрьева. Теперь Тимоха командовал личным войском Андрея Курбского.
-Всех в парадные мундиры, коней вычистить!- приказал князь.- Трубачей разбудите, опять пьяные поди валяются. И двор выметете, а то как на псарне. Ну, живо!

Старец Аксиний растолкал незваных гостей еще затемно. Дал им порты, рубахи, линялые волчьи шубы и валенки. Их каторжное тряпье затолкал под печь. В мешок сложил овсяные лепешки и репу.
-Здесь долее не следует вам быть,- сказал он,- не иначе скоро со Сьян сторожевые прибегут. Споймают вас и меня заодно прибьют.
-Тебе ж, дед, все одно скоро помирать, сам говорил,-ухмыльнулся Кашка.
-Когда Всевышний велит, тогда и помру, а самому заранее копать себе могилу-грех. Жить-то всегда охота,-добавил он, тяжело вздохнув.
До схрона шли довольно долго дремучим лесом, видно, только старику известными тропами. Царь опять ослаб, его колотила лихорадка. Наконец, когда просветлело, добрались до землянки, вырытой в холме. Внутри она была выложена камнями и трухлявыми бревнами. Вход прикрывала кособокая дверца.
-Пару дней тут отсидитесь, а потом бог вам дорогу укажет.
-Какой бог?- изумился Кашка.-Из этой глухомани сам бес не выберется.
Дед указал рукой на три высокие сосны впереди:
-Дойдете до сих исполинов, затем прямо вдоль молодого ельника и горелого леса. Упретесь в поляну. От нее до деревеньки Жеребятьево рукой подать. Там же дорога на Москву, в другую сторону- на Серпухов. Куда вас лихая судьба понесет, туда и ступайте. А мне более с вами некогда.
Дед хотел что-то еще сказать, но махнул рукой и не попрощавшись, скрылся в чащобе.
В землянке, как ни странно, было довольно тепло. Осень еще не успела выстудить ее внутренности. К тому же вскоре выглянуло солнце и даже начало припекать- небывалое дело для месяца полузимника.
Легли на соломенные тюфяки. Кашка развязал котомку, вынул пару лепешек, одну протянул государю. Тот отстранил его руку, закрыл глаза, начал что-то шептать, видно, молитву. Парень укрыл его своей шубой, подложил под голову найденный тут же комок тряпья. Потрогал его лоб.
-Да ты весь горишь, государь.
-Пустое,- ответил тот белыми губами.- Помру, закопай неподалеку. Крестик сооруди, да холмик повыше. Пусть птички небесные мне на нём песни свои поют. Не говори никому где я упокоился. Не желаю более никого видеть. Блуждал всю жизнь в глуши непроглядной, в глуши и сгинул. Без следа, без скорби людской. И по делом мне, грешному. Бог рассудит, взвесит на своих весах чего более на моей душе- черных дел или добрых помыслов. Да токмо наперед ведаю- гореть мне в геенне огненной. Нет мне прощения. Ты хоть прости меня, Дмитрий сын Адамов.
Кашку удивило, что царь не забыл его истинного имени, поправил под ним тюфяк.
-За что же мне тебя прощать, государь? Бог с тобой свел, велел по одной тропе идти, одни муки принимать. Оттого и счастлив.
-Спасибо, Дмитрий. Токмо каждый выбирает себе свой путь. А иначе за что спрашивать с человека на Страшном суде? Мы- творцы своей жизни. Бог лишь направляет, ежели об том мы его усердно просим. Ты на звездное небо часто смотришь?
-Для чего?- удивился Кашка.
-Вселенная бездонна, а потому в ней не может быть исключений.
-Ты это к чему?
-Звезды- души людские. Большие- маленькие, яркие- тусклые, красные-синие. Значит, есть там такие же как и мы с тобой, похожие один в один. Ничего мы нового на земле сделать не можем, все уже было. А потому надобно бы сразу смириться, жить тихо в свое счастье и молиться богу. Как это делают монахи, остальное бессмысленно, суета-сует. К сожалению, это понимаешь лишь в конце пути. И впереди токмо страх перед наказанием за содеянное. Но я не страшусь, я прямо взгляну в глаза Создателю - да убивал, да злодействовал, да делал это от злого черствого сердца. Но в моей душе всегда горел огонь добра. А добро сильнее зла. Может, простит меня Всевышний, а?
Государь даже приподнялся на локтях, устремив на Дмитрия огненный взгляд, в котором были и вопрос, и просьба. Словно находился перед них не опричник Кашка, а сам господь.
-Поспи, Иван Васильевич.

На следующий день проснулись от лая собак.
-Ну вот и все, государь, вот и дошли мы с тобой рука об руку до божьего чертога. Помирать будем вместе.
-Выследили, сатаны,- прохрипел царь. А дед-то прав, жить всегда охота. Но и умирать надо достойно. Негоже подыхать в норе, аки барсуки от гончих псов.
Кашка отодрал от стены полугнилое полено. Откуда-то взялись силы и у государя. Он встал, тоже взял палку.
Выбрались наружу. Лай был уже совсем близок. Оба перекрестились, приготовившись принять последний бой.
На редколесье выскочили здоровенные сьяновские псы. Подскочили к Ивану с Кашкой, окружили. Лай их стал совсем неудержимым, перешел в единый гвалт. Собаки хватались желтыми зубами за палки, которыми отмахивались беглецы. Во все стороны летели щепки. Государь громко читал молитву, перемежая ее криками:
-А, бесовское племя! Кровью своей умоетесь!
Из ельника вылетели всадники. Было их человек десять. Они плетками и бердышами отогнали собак, а один из них соскочил с коня и...упал перед Иваном Васильевичем на колени. Уткнул желтую бороду в землю.
- Прости, государь, за потраву псовую, вперед окаянные вырвались. Слава Всевышнему, отыскали тебя.
Человек поднял голову и царь с удивлением увидел, что перед ним ни кто иной, как его верный пес и головной опричник Григорий Лукьянович Скуратов-Бельский.
Царь пихнул его в плечо ногой:
-Где шлялся так долго? На кол посажу без перекладины!
После этих слов Иван Васильевич без чувств повалился на землю.

Во владение Курбского великий князь литовский и король польский въехал без всякой придворной помпезности. Был Сигизмунд в походной одежде, пыльный, слегка хмельной и веселый. Соскочил с коня у ворот, возле которых его ожидали Андрей, московские гости и слуги. Приобнял Курбского:
- Miło cię widzieć, przyjacielu.
Андрей поклонился:
-I jestem bardzo zadowolony, spotkania.
Гости поняли диалог- оба рады видеть друг друга. Курбский представил их королю- личный стряпчий московского царя Ивана Васильевича, тиун головного опричника Григория Скуратова и...Тут Андрей запнулся, не зная как представить Бориса, но потом просто назвал его имя и фамилию.
Сигизмунд выпучил глаза, которые выглядели двумя большими коричневыми пуговицами на узком, бледном лице. Бориса же поразило то, что король и беглый князь тоже были очень похожи, причем не только двойной короткой бородкой. Мимика, жесты, а главное, выражение лица. Как только с короля сходила улыбка, тут же появлялась какая-то тяжелая, глубокая задумчивость. «Да что они все как из одного сундука? Что Иван Васильевич, что король, что Курбский».
-О-о,- расставил руки Сигизмунд.- Не ожидал увидеть столь влиятельных персон на своей земле.
В его голосе звучали и искреннее удивление и некоторая издевка. Его речь переводил Андрей.
- С чем пожаловали, уж не желаете ли мне послужить верой и правдой, как Андрей Михайлович?
И не дождавшись ответа, задал другой вопрос:
-Верно ли, что государь Иван Васильевич скончался?
И опять же сам ответил:
-Думаю, глупый слух.
За гостей сказал Курбский:
-К несчастью, жив здоров московский деспот, продолжает трупы убиенных им жертв клевать. Не насытится, подлый. Больным притворился. А его родственники и приближенные, не зная правды, меж собой грызню устроили, друг под друга ямы роют.
Король расхохотался, даже несколько раз хлопнул в ладоши.
-Хитер Иван Васильевич. Кстати, я однажды тоже больным нарочно сказался, такого про себя узнал! Ха-ха. Только хитрость свою царь против себя же и обращает. Вместо мира и добра, слезами и горем землю русскую заливает. К чему опричнину создал? Православные православных режут. А я вот принял привелей о равенстве в правах католиков и православных и теперь живут у меня все люди в дружбе и согласии. Так ведь, князь?
-Так, Ваше величество,-поклонился Андрей.- Ваш привелей вошел в Статут Великого княжества Литовского.
Король поморщился:
- «Ваше величество...» Не на приеме. Ну сколько раз просил, среди приятелей зови меня просто Сигизмундом. Мы же сейчас среди приятелей? Ха-ха. И чего ж ты своего друга у ворот держишь! Проголодался я с дороги. Так бы кабана целого съел.
-Собирался на охоту, да не успел,- ответил князь.- Но не побрезгуй, ваше....Сигизмунд, лебедями жареными, рыбкой копченой и маринованной, вином сладким, водкой пшеничной.
- А-а, водка,- погрозил пальцем король гостям.- Польское название хлебного и овсяного вина себе присвоили. А ведь рецепт перевара нам римляне в свое время подарили. Хотя, признаться, только вы, русские, способны водку так искусно готовить. Андрей Михайлович- первейший в этом деле мастер.
Курбский опять поклонился, а король, похлопав его по плечу, твердым, хозяйским шагом направился на двор княжеского поместья.
Сняв с себя дорожные кожаные латы, расстегнув рубаху чуть ли не до пупа, Сигизмунд блаженно откинулся на спинку глубокого кресла под рябиной. Но вин и водки Курбского пить не захотел. Потребовал своей, что была в походном обозе. Слуги налили ему красного, клюквенного цвета напитка в высокую рюмку, принялись ставить на стол свою еду. А вот от нее король отмахнулся- зачем обижать хозяина? Князь, несколько растерявшись винным предпочтением короля, принялся наливать свою водку, настоянную на сушеной груше, гостям.
Бакуня, не дождавшись, когда Сигизмунд пригубит свою рюмку, опрокинул в себя серебряный стаканчик ароматного напитка. Крякнул, занюхал рукавом, затем полез за куском лебедя. Его подтолкнул сапогом под столом Василий. Тот недоуменно посмотрел на стряпчего, но быстро понял свою оплошность, засмущался. Но король, выпив вина, махнул двузубой вилкой:
- Bez ceregieli, panowie.
-Без церемоний, панове,-перевел Андрей.
-Raz król zezwala, ceremonii naprawdę do niczego,- произнес неожиданно по-польски Борис.
Все от неожиданности и удивления раскрыли рты. Илья выронил кусок птицы.
-Rozumiesz i mówisz po polsku?- после паузы спросил король.
-Немного,-ответил уже по-русски Годунов.- На царской конюшне служат несколько поляков. У них и научился.
-Поляки на вашей конюшне?- удивился король.
-Да, в Александровой слободе,- ничуть не смутившись, ответил Борис.- Пленные, под Вильно взяли. Прижились, не тужат.
Король выпил ещё рюмку, швырнул на стол в сердцах вилку:
-Эту войну пора прекращать! Зачем Ивану балтийские подати? Все равно царские клевреты их разворуют. Эта московится натура...Лишь бы украсть, лишь бы под себя подгрести. О пользе государству никто не думает. А все потому что вы, русские, дикое, нечистое племя!
Слова короля охотно переводил Андрей. Сигизмунд встал, сжал кулаки. Однако быстро взял себя в руки.
-Простите, панове, вы, я предполагаю, исключение. Но Иван...сколько же зла исходит от одного человека!
-Позвольте заметить, Ваше величество,- сказал сквозь зубы Борис. Он был явно оскорблен столь нелестным отзывом о русских людях.- Насколько мне известно, шляхта предложила вам вполне разумный проект- учредить в каждом повете королевских прокуроров, которые докладывали бы Вашему высочеству о злоупотреблениях чинов. У вас ведь воруют тоже немало. Но вы почему-то отвергли сей проект.
Опять повисла тишина. Король сделал шаг к Борису, указал на него пальцем:
-Кто вообще это?
-Мальчик с царской конюшни,-ответил не без злорадства Бакуня.
-Мальчик...Хм. Да будет тебе известно, юноша, что это мой собственный проект! Более того, я предложил, чтоб в случае необходимости, действия прокуроров поддерживались бы войском. Но сейм отверг мое предложение. Король у нас, в отличии от Московии, не всесилен. В этом суть развития и процветания государства.
- Я об этом как раз и писал Ивану, но в ответ- одна злобная ругань,- вставил князь Курбский.
-Когда вы, Ваше величество, женились на простолюдинке Барбаре Радзвилл, сейм потребовал чтоб вы развелись- тихо сказал Василий Губов, которому тоже было неприятно слышать гадости о русских.- Но вы не только не послушали дворянство, но и короновали её. Где же ваши королевские ограничения?
-Ах, Барбара,-вздохнул Сигизмунд.- Как её любил. Она умерла через год после свадьбы у меня на руках. Отравили ненавистники. Я соблюдал траур почти два года.
-Хороша же ваша государственность, когда жён королей травят как мух,- ухмыльнулся Борис. - Говорят, эта ваша матушка Бона Сфорца подсыпала ей яду. Как и первой вашей жене Елизавете.
На этот раз Годунов говорил по-русски и когда Андрей, морщась, перевел его слова, король сжал кулаки, но тут же остыл.
-Возможно. Но это...дела семейные. Упокой господь их души. Мы же сейчас говорил о политике. Да. Только мы, поляки, можем принести вам, русским, освобождение от самовластной тирании, приобщить вас к европейскому миру!- распалился король.- Вскоре я намерен создать Союз Королевства Польского и Великого княжества Литовского. Это будет одно крепкое как никогда государство. Предполагаю назвать его Речь Посполитая. И тогда наступит конец старой, дряхлой, насквозь прогнившей, лапотной Московии. Над ней взойдет светлая, католическая звезда. И вздохнете вы наконец полной грудью, узнаете что такое свобода!
-Гости предлагают выдвинуть шляхетские полки на Москву уже сейчас,- сказал Андрей Михайлович.
-Что?- не понял Сигизмунд.
-Просят от меня письмо, в котором бы я пообещал Малюте Скуратову, заручившись твоей королевской поддержкой, выдвинуть войско на Московию. Пока царь де болеет, под шумок взять Москву. Заметь, Скуратов об том не просил. Это уловка князя Старицкого.
-А Иван Васильевич болен?
-Здоров как бык.
-Тогда в чем же суть уловки?
Андрей Курбский передал королю всё, что рассказали ему «други» о кознях Малюты и интригах князя Старицкого. Выслушав, Сигизмунд расхохотался, затем выпил несколько рюмок водки Курбского, зажмурился. Закусил щукой. Все напряженно ждали его ответа.
- А что, забавно,- сказал он наконец.- Письмо царю понравится. Ха-ха! Представляю его глупую физиономию. Только что это даст? Ну повесит рыжего Малюту, ну отрубит на всякий случай голову Старицкому. Хотя...Перебросит опять к Полоцку войска из Лифляндии, развяжет нам там руки. Дело. И вообще, чем больше смуты у врага, тем лучше. И поэтому я принимаю решение...вас троих повесить. Причем незамедлительно. Предполагаю, что вы лазутчики Ивана и специально хотите втравить меня в одну из его авантюр. Не выйдет!
Губов подавился рыбой, Илья побледнел как мел, а Борис остался абсолютно невозмутимым.
-Не повесите,-спокойно сказал он.
-Это почему же?- сдвинул длинные черные брови Сигизмунд, доставшиеся ему от матери- итальянки.
- Есть русские воеводы, желающие перейти на сторону Вашего королевского величества. Когда узнают, что вы убили ни в чем не повинных московских гостей, кто ж на то решится? Разве вам то надо?
Король задумался, а потом широко заулыбался:
-Я пошутил. Никто вас и пальцем не тронет. Андрей Михайлович напишет нужное письмо, а я скреплю его своей подписью и печатью.
Встав из-за стола, Сигизмунд потянулся, широко зевнул.
-Скучно тут у вас. Эй, где там мои музыканты!
Губов незаметно сжал руку Борису:
-Не прогадал, что взял тебя с собой. Ежели б не твое умное слово, повесил бы нас король. Андрей бы не заступился.
На двор вошли музыканты. Это была целая ватага цыган с бубнами, дудками и бубенцами. Они шумной толпой встали возле стола, приготовились играть. К королю, рядом с которым оказался Борис, подошла пожилая одноглазая цыганка. Низко поклонилась сначала Сигизмунду, потом Годунову.
-А почему ты, Тшилаба, поклонилась и ему?- кивнул на Бориса Сигизмунд.
-Передо мной два короля, двоим и поклонилась,- ответила Тшилаба.
-Какой же это король, старая?-рассмеялся Сигизмунд.- Это юнец с конюшни.
-Сегодня-юнец, завтра- властитель. Повелителей выбирают не люди, а бог. Вижу на нем печать Всевышнего.
Тшилаба еще раз поклонилась «королям», взмахнула рукой и над поместьем разлилась грустная, рвущая за души цыганская песня. Видимо, именно такие и любил Сигизмунд. Он сел за стол, выпил, обхватил голову руками, стал подпевать. «И почему все короли так несчастны?- подумал Борис.- Что бы их понять, надо самому стать королем».

-Несчастный король Сигизмунд, прозорливая цыганка Тшилаба. Чушь какая-то,- сказал журналист Илья Плетнев.
-Не вам, молодой человек, рассуждать что чушь, а что нет,- раздался в такой же полной темноте голос «Софокла»,- знаем мы вас, журналистов. Такого напридумываете, как от вируса зачешешься.
-А-а, так это ты, виртуальный гений, нам своими сказками голову морочишь?- догадался продюсер Петя Вельяминов.
-Почему же морочу?- обиделся «Софокл». - Интересно ведь.
-Интересно,- согласился оператор Юра Головин.- Только не разберешь где правда, а где твои буйные фантазии.
-Тогда поговорите с самими героями, возьмите у них интервью.
«Как?!»- воскликнули все трое.
-Очень просто.
Свет зажегся и телевизионщики увидели, что находятся в своем отсеке корабля «Адмирал Врангель». В креслах, спинами к ним, сидят какие-то люди в старинных одеждах. По очереди стали поворачиваться. Это были: Великий государь и великий князь Иван Васильевич всея Руси, его головной опричник Григорий Лукьянович Скуратов-Бельский и Борис Годунов. Только теперь это был не мальчонка с конюшни. В кресле восседал в расшитых золотом одеждах, со скипетром в руке, серьезный, правда, тоже несколько грустный правитель. Это сразу бросилось в глаза оператору. Он подошел к Годунову:
-Государь Борис Федорович, если не ошибаюсь?- Тот кивнул.- Ну а вы-то о чём печалитесь?
-А-а,-махнул скипетром Годунов,- утомился. То Мстиславские с Шуйскими донимали, то голод великий навалился, то банда атамана Хлопка Косолапа разбуянился, а тут еще самозваный император Дмитрий объявился, бес бы его побрал.
-Какой еще самозваный император Дмитрий?-выкатил глаза Иван Васильевич и попытался встать, но почему-то не смог. -Мой сын от Машки Нагой? Он истинный наследник престола и есть! После Федора, конечно, этого постника и молчальника. Не приспособлен Федор для престола, более для кельи годен. Да, от седьмой жены Дмитрий, вроде как незаконнорожденный. Но плевать на попов! Их слушать, лучше и не жить.
Государь несколько раз перекрестился, стал шептать молитву, потом продолжил:
- И чего вы с этим холопом с конюшни разговариваете, а не ко мне, царю, первым делом обращаетесь? Какой он вам государь?
-Ирина Федоровна Годунова, сестра Бориса Федоровича, насколько помните, была женой вашего сына Федора,- вмешался бортовой компьютер «Софокл».-А когда он взошел на престол, Ивана-то вы убили, она стала царицей.
-Я сына не убивал,- опустил глаза царь.- Сам об стенку лбом стукнулся. А нечего было за свою скудоумную супружницу вступаться! Ишь, вышла ко мне чуть ли не голая. Даром что брюхатая.
-Пропустим. По причине неумения управлять государством, его опекуном стал Борис Федорович Годунов. Федор Иванович царствовал, Годунов управлял. Так ведь?
Годунов степенно кивнул.
-После вашей кончины...
-Какой еще кончины?-возмутился царь.
-Ну...короче, Федор сослал Дмитрия вместе с матерью и опекунским советом в Углич. Как-то царевич играл в ножички со своими приятелями Петрушкой Колобовым и Важеном Тучковым. В землю бросали заостренный четырехгранный гвоздь, сваю. Внезапно у Дмитрия начался приступ черной немочи, эпилепсии, он упал и горлом напоролся на сваю. После его смерти бояре крикнули царем Годунова.
-Не верю!- крикнул царь.-Это Бориска, грязный потрох, его убил. Каких-нибудь Волоховых или Битяговских с ножом подослал. Что б самому царствовать! Эх, напрасно я тебя, конюх, кравчим сделал, боярином пожаловал. Сестрицу твою кособокую за своего Федора выдал.
Иван Васильевич погрозил кулаком Годунову, но тот презрительно отвернулся.
- Расположение твое я честно заслужил,- сказал он. - Если б не я, сгинул бы ты, государь, бесследно в сьяновских болотах. Загрызли бы тебя псы охранные, а кости вороны поклевали. И надобно мне было зело Дмитрия изводить? Он был противен церкви и потому не стоял у меня на пути. Царем аз стал. А кому им быть? Ваське что ль Шуйскому?
-Василий Иванович Шуйский еще станет государем,- сказал «Софокл».
-Да ну?-искренне удивился Годунов.- Не додавил я Шуйских, напрасно из Галича в Москву вернул.
-Пропало Московское государство,-тяжело вздохнул Иван Васильевич.
- Как же, пропало,- возразил Борис.- Я вернул все земли, которые ты, государь, во время Ливонской войны похерил. Водопровод в Кремль провел, Москву еще одним валом окружил, которого крымский хан Казы-Гирей испугался и не стал нас воевать. А еще...
-Значит, вы не убивали царевича Дмитрия?- неучтиво перебил Годунова оператор.
-Даже и не думал. - Борис Федорович опять отвернулся.
-Покайся хоть сейчас, изменник!-крикнул государь.- Царица небесная, и кого я пригрел, нет мне за то прощения, грешному.
-Если царевич Дмитрий зарезался сам и тому были свидетели,откуда же взялся слух, что он жив?- спросил продюсер.- Кто такой Лжедмирий?
Борис Федорович ухмыльнулся:
-Враги мои те слухи распустили. Не желали, чтобы я царствовал. Я-то сразу знал, что это Гришка Отрепьев, чернец Чудова монастыря. Это он, сбежав в Польшу вместе с дружками Варлаамом и Мисаилом, подговорил шляхтича Ильюшку Плетнева выдать себя за царевича Дмитрия.
-Подождите,- потер лоб оператор.-Это Бакуня что ли, тиун Малюты?
-Он самый. Когда мы были с Васькой Губовым у Курбского, он кинулся в ноги королю- оставьте у себя, обратной дороги мне нет. Сигизмунд сжалился, разрешил служить у Андрея. А вскоре Ильюшка окреп, вошел в доверие к польскому дворянству, ходил в Ливонию с русскими воевать, получил поместье под Краковом.
-И Бакуня поднял меч на своих же?- изумился журналист Плетнев.-
-Еще как. Все они изменники одинаковы. Сначала сатрапов доморощенных осуждают, за свободу и благодетель ратуют, а своему же народу с легкостью кровь пускают.
-Сие верно,- кивнул Иван Васильевич.- Сие так оно и есть. Не верьте иудам в их благих намерениях. О своей шкуре пекутся, о государстве не думают.
- Не сбивай, государь, и на твоих руках крови, как воды в море,- поморщился Борис.- О чем это я? Ах, да о Гришке. Так вот Плетнев определил его на службу к князьям Вишневицким. Ловко чернец их облапошил - крест наперсный им предъявил, который украл у царицы, показывал бородавку на щеке, такую же как у настоящего Дмитрия, руки мол еще разной длины. Те уши-то развесили и представили самозванца Сигизмунду. Тот признал его наследником Ивана Васильевича, позволил набрать войско.
-Хобяка ползучий, Гришка Отрепьев!- воскликнул царь.
-И пошел, негораздок, двумя полками на Москву. Всюду хулу на меня возводил-де я и желал убить царевича Дмитрия, но он якобы спасся чудесным образом. «И вы ныне нашего изменника Бориса Годунова отложитеся к нам и впредь уже нам, государю своему прироженному, служите...» Но мы Гришке всыпали как следует под Добрыничами, еле ноги унес.
-Не убивали вы, значит, Дмитрия,- сказал оператор.- А дьяка Тимофея Никитина, что нес послание от Малюты Скуратова царю? Он тоже сам на ножик напоролся? Какая-то странная параллель прослеживается.
-Да,-поддержал Юру государь, хотя и не понял слова «параллель».- Кто дьяка-то ухлопал, и что было в том послании?
Все обернулись на Малюту, который все это время сидел тихо, как мышь. Только изредка тряс своей рыжей бородой да чесал большую бородавку на переносице.

Малюта Скуратов вместе с Федором Лопухиным остановился в деревеньке Елькино под Александровой слободой, у бывшего воеводы Кузьмы Ивановича Хрунова. Кузьма еще при великом князе Василии Ивановиче ходил с отрядом Дмитрия Жилки на Казань и Литву. Вместе с Хабаром Симским разогнал пушками крымских татар во главе с ханом Магмет-Гиреем у Переславля Рязанского. За свои подвиги получил несколько деревенек, в том числе и Елькино. По причине своей старости сидел в своем поместье почти безвылазно. Его любили навещать нынешние воеводы и дворяне- попросить совета или послушать его забавные рассказы о прежних временах. Любили еще и потому, что Кузьма был очень хлебосолен и выставлял гостям все, что у него было в доме. В свое время именно Хрунов помог Малюте подняться. Отец Григория- Лукьян Афанасьевич- был другом Кузьмы Ивановича.
Хрунов встретил Скуратова радостно, пожурил, что тот давно к нему не заглядывал и совсем забыл старика. Бывший воевода был прав- если б не надобность, Малюта к нему бы и не наведался. В отличии от других, он не любил его баек и в последнее время в советах не нуждался. Но не теперь. Отличительная особенность Кузьмы была и в том, что он никому не рассказывал для чего к нему приезжали и о чем с ним говорили. Все оставалось в тайне. А советовались на самые разные темы. Иногда даже привозили девок на выданье и спрашивали-стоит ли ее отдавать за того или иного дворянина. И Кузьма подробно объяснял все плюсы и минусы данной затеи. Его благодарили- совали деньги или ткани, но он отказывался- «мне то ни к чему, своего хватает, а в могилу ничего не унесешь». Он был одинок. Все его жены умерли, а сыновья погибли в сражениях с татарами. Кузьму стали называть даже святым, но церковники говорили что при таком имуществе человек не может считаться божьим человеком. Вот ежели бы он от всего отказался да перебрался в скит, тогда другое дело. Однажды с таким предложением к нему приехал один поп, но Кузьма вытолкал его взашей и велел более не появляться.
Своим дворовым людишкам, которые были такие же древние, как и он сам, Кузьма велел немедля накрыть стол, растопить баню. Малюта не стал дожидаться угощения, сразу перешел к делу. Рассказал, что враги государя Ивана Васильевича затеяли против него злую игру, хотят извести. Но царь внезапно заболел и теперь у злодеев спутаны все фишки, они не знают что делать.
-Уж не ты ли эту игру затеял?- в лоб спросил Кузьма, погрозив Скуратову пальцем.
Тот сделал вид, что обиделся, заерзал на лавке.
-Мне то ни к чему,- сказал он, покраснев словно рак. - Умный пес хозяину руки не отгрызает. Кто ж его кормить будет?
-На то они и псы, чтоб сначала отгрызть, а потом подумать,-ответил старик.-Не иначе опять князь Старицкий воду мутит.
-Он самый.
-Не уймется Владимир Андреевич, пока его Иван на кол не посадит. Но понять князя можно. Иван при смерти, ему новым государем и быть.
-Ой ли.
-Что, не желаешь князя в государи?-Старик захихикал, потер сухие руки. -Да-а, времена. Вот бывало при великом князе Василии Ивановиче...
-Погоди, Кузьма, о прежнем царе. Давай о нынешнем. Иван сказался больным, никого в его палаты не велено пускать, даже Темрюковну и митрополита. Чуешь?
-Чую,-кивнул старик.- Али помер ужо, али его там нет.
-Вот именно! Мне это и надобно выяснить.
-Сходи в слободу, да спроси у стрельцов, кто тебе посмеет отказать?
-Не желаю, что б меня кто-то видел. И чтоб царь узнал, ежели он там, что я об нём дознавался.
-Ох, Малюта, и ты своей смертью не помрешь. Говори прямо- Старицкого решил со своего пути убрать, но что-то не срослось?
-Ну-у...,-замялся Григорий Лукьянович.- Он царя ненавидит, зла ему желает.
-А ты не желаешь? Знаю тебя, свистни, ты хоть сейчас на трон с ногами залезешь. Да кто тебя пустит! Ха-ха. Вот и маешься. А Ивана Глинского, двоюродного брата государя в расчет не берешь? Выдал бы старшую дочку-красавицу за него али боишься, вдруг и он в опалу попадет?
-Подумаю, Кузьма Иванович. Мне это в голову не приходило.
-Головой пользоваться надо, а не токмо в неё мед и вино заливать. Бабы-это сила. Помнится, видел еще одну сродственницу твою, кажется Марфу. Великолепная девка, сам бы на ней женился.
-Дочь захудалого дворянина Василия Собакина из Коломны. Седьмая вода на киселе.
-Эх, Гриша, даром я тебя в люди вывел. У тебя, как погляжу, в голове точно кисель. Привези её в Александров, приблизь ко двору. Мария Темрюковна-то, сказывают, царю неугодна. Даже не спит с ней. Ну, понял?
-Хм.
-А ты возню со Старицким затеял. Оно тебе надобно?
-Теперь уж отступать поздно.
-Ну раз так, говори чем помочь могу. Токмо не подведи меня старика под монастырь. Знай, на дыбе молчать не стану, все как на духу про тебя выложу.
-Говорил же, желаю выяснить что с царем и где он. Повара Маляву надобно из слободы выманить. Кто-то ж кормит государя, ежели он жив. А уж я у него дознаюсь.
-Маляву, говоришь? Знаю я этого пентюха, за полушку змею оближет. Выманить не проблема. Своих людишек в слободу пошлю- мол свежую телятину помещик Хрунов почти даром отдает. Надо- не надо, сам прибежит, вот увидишь. Сделаю, но с одним условием.
-Ну.
-Расскажешь всё как есть, чего натворить успел. Как на исповеди.
Слуги принесли еду. Ели молча, к вину почти не притрагивались, зная что еще понадобятся свежие головы. Потом Малюта выпроводил Лопухина и начал «исповедоваться» Кузьме. Старик крутил головой, иногда стучал себя по лбу, давая понять Малюте, что тот- скудоумец.
-Наворотил ты дел, молодец,- произнес он, выслушав Малюту.- Нет бы сразу ко мне прийти. Вот что я тебе скажу, Гриша, ты допустил две оплошности - доверился Бакуне и заставил Старицкого написать письмо Андрюшке Курбскому. Губов его уломает. Такой пасквиль на тебе из Литвы привезет, не отмоешься. Так оно и будет.
-Письмо-то Старицкого у меня. Это он не отмоется. А Бакуню я с пустышкой отправил, чтоб за ним межеумок Васька Губов с Годуновым побегали.
-Ежели чего, Старицкий скажет, что он решил тебе подыграть, чтоб раскрыть перед государем твое аспидное нутро. А вот то что из Литвы прибудет, это серьезно. И послание, которое ты с дьяком Никитиным отправил, наверняка у князя Старицкого. Так что моли бога, что б царь или помер или...Кстати, по поводу этого Бориски Годунова с конюшни. Чего это его вдруг Губов пригрел? Не иначе с подачи самого царя. А, значит, нужен он ему. Но зачем? Есть какая-то нить между Старицким и этим мальчонкой.
-Во-она как,- протянул Малюта.- То есть, Бориска по указке князя и прихлопнул Тимошку?
-Он или Малява, раз то злодейство случилось на столовом дворе, более некому. Так что повара надобно по-любому попытать. Годунов более страшен, нежели ты думаешь.
-Откуда же они о моем письме узнали?
-Или Бакуня о нем князю поведал или следили за ним. Все просто.
- Бориска...Расторопа какая малолетняя, заноза!-воскликнул Григорий Лукьянович. В порошок сотру!
-А вот этого пока делать не следует. Ежели царь жив и здоров, надобно будет его переманить на свою сторону, подкупить чем-то. Он явно сильный игрок и сбрасывать его со счетов не потребно.

Повар Малява заявился за дармовой телятиной к воеводе Хрунову уже через день. Приехал на широкой подводе вместе с татарчонком Аги. Как только за ними захлопнулись ворота, на двор вышел Григорий Лукьянович. Повар от неожиданности съежился, позеленел:
-Малюта?! Как ты здесь?
-А что, запретно проведать старого знакомого?
-Не запретно, вестимо.
-Почем телятину брать станешь, по полушке за фунт или сразу за все рублей сто отвалишь?
-Шутишь, Григорий Лукьянович?- заерзал на телеге Малява, предчувствуя недоброе.
-Мне не до шуток. Или заплатишь своей шкурой, или сто рублем от меня получишь. Выбирай.
-Чего тебе надобно?- Повар спрыгнул с телеги, размял косточки. В его взгляде уже не было явного испуга, почувствовал выгоду.
-Где царь Иван Васильевич?- в лоб спросил Малюта.
-А где ему быть? -пожал плечами повар.- Где следует, там и есть.
-Не юли, Горыня. Живой али уже помер?
-Ах, вот оно что,-подбоченился Смелов.- Так ты пойди сам спроси у стрельцов, что палаты стерегут.
-Сходил бы, да лень.
-А-а, вестимо. Токмо мне жизнь моя пока еще дорога и разбрасываться ею не собираюсь.
-Значит, смерть предпочитаешь. Что ж, твое желание - закон. Эй, Федор.
С крыльца спустился кромешник Лопухин, поиграл плеткой, стал заворачивать рукава на кафтане. Но его отстранил вышедший из дома Кузьма.
-Да обождите вы,- сказал он.- Не видите кто с Горыней Михайловичем к нам пожаловал?
Хрунов подошел к татарчонку Аги, который болтал ногами на телеге и не обращал ни на кого внимания. Он обрывал дохлой мухе крылья.
Обняв мальчика, Кузьма его спросил:
-Меду брусничного желаешь?
Аги кивнул, не отрывая взгляда от мухи.
-Ну, умница, получишь целый кувшин. Скажи, Аги, а ночные посудины из царских покоев ты по утрам выносишь?
Малява понял подвох, дернулся к мальчику, но Лопухин удержал его в объятиях.
-Нет,-запросто ответил татарчонок.- Они ведь пустые.
-Почему? Разве и раньше так было?
-Всегда были полные, а теперь пустые. Царя-то в палатах давно уж нет.
-Где же он?
-Не знаю. Боярин Басманов к нему приходил, а утром царь и пропал. Токмо об том никому не велено говорить.
Повар в сердцах сплюнул на землю.
-Конечно, конечно, никому и не говори. Федор Басманов или Алексей?-продолжал пытать мальчика Кузьма.
-Молодой, ну с кем царь иногда целуется.
-А-а. Понятно, Федор. А что ещё видал?
-Более ничего. Ну токмо чуть свет какой-то чернец с черного хода из палат вышел. Я рано проснулся, мыши шуршали.
-Когда то было?
- Две седмицы тому.
-Та-ак,- многозначительно произнес уже Скуратов.- Может, что добавить желаешь, Малява? Куда царь ушел, говори! Или прям здесь твое гнилое нутро наизнанку выверну!
Лопухин вынул саблю, попробовал лезвие пальцем. Схватил повара за шиворот. Тот повалился на колени. Оторвавшийся воротник зипуна остался в руке опричника.
-Не убивай, Григорий Лукьянович! Ведь не велено же!
-Ты понимаешь, пес шелудивый, что от царя столько времени ни слуху ни духу?! Может, он уже сгинул где или помощи нашей ждет, а ты тут своим жирным брюхом трясешь! Ну!
- Федор Басманов палаты царские стерег, потом вдруг сорвался. А когда вернулся я разговор его со стольником Вяземским подслушал. В кабаке он государя под Троицком, в селе Клементьево нашел, его чернолюдины смерти предать хотели. Отбил, но государь велел ему далее за ним не следить. А затем Ивана Васильевича вроде как в Мытищех видали. Далее не знаю. Пару дней тому Федор снова ускакал, что-то про князя Старицкого говорил.
-Вот как. Мытище, значит. Молодец. Ты мого сродственника Тимошку Никитина зарезал?
-Не я ! Когда подошел, над телом Бориска Годунов уже возился. Весь в крови. Видел я как он из сумки дьяка какую-то бумагу вынул и себе в сапог сунул.
-Говорил об том кому?
-Нет.
-Почему?
-Годунов сказал что в ней прописано, будто я намерен отравить ядом государя, полученным от князя Старицкого. И чтоб я молчал, иначе мне конец. Ужасен этот Бориска!
-Тебе все равно уже крышка,- сказал Лопухин и поднес клинок к горлу повара.
-Пусть пока живет,- остановил опричника Малюта.- Но помни, кому-нибудь хоть полслова и даже черви не найдут твоих костей.
-Все понял, Григорий Лукьянович.
-Умница, Аги,- потрепал по голове татарчонка воевода Хрунов.- Пойдем, я тебе мёда налью.

Подковы коня, на котором Малюта несся к Троицку, раскалились до бела. Скуратова сопровождал опричный отряд из шестидесяти сторожевых стрельцов. Взял почти всех что были в Александрове.
Он ворвался в слободу вихрем, сразу к царским палатам, у которых играли в кости стрельцы, схватил за грудки десятника, подтянул к своей бороде. Захрипел, забрызгал слюной, но так и ничего не сказав, швырнул на землю. Взлетел по лестнице вверх. Дверь в покои вышиб ногой. Все углы обшарил, заглянул даже под царское ложе- нет государя. За его спиной уже суетился подвоевода Стругов: «Не велено, Григорий Лукьянович».
Тот, не оборачиваясь, двинул ему локтем в зубы.
-Всех повешу и тебя первым,- прохрипел он.- Верно ли что Басманов здесь был?
-В-верно,- держась за скулу подтвердил опричник.
-Когда к Старицкому уехал?
-С утрева.
- И Вяземский с ним?
-Так.
-Всех собирай у собора, всё войско! Ну живо! Царя проспали, государство просрали, скоты!
-Слушаюсь, Григорий Лукьянович,- засуетился Стругов. На лестнице споткнулся, кубарем скатился вниз. «Измена!»-заорал он на дворе.
У погорелого Троицкого монастыря войско разделилось. Двум десяткам кромешников во главе с Федором Лопухиным, велено было мчаться в Воробьёво к князю Старицкому. Взять и доставить его на тайный волжский остров.
-Будет артачиться, не стесняйся,- наставлял Малюта Лопухина,- хоть в рожу бей, я в ответе. Так же и с Федькой Басмановым поступи. Ежели его опричные запротивятся, рубите их нещадно. Федьку только не троньте.
Конечно, могло статься, что царь сидит себе спокойно в какой-нибудь обители или у какого боярина и мед попивает. Но Скуратов своим большим носом, а главное бородавкой чувствовал, что это не так, с государем что-то стряслось. И сейчас самое время прийти на выручку. Тогда и вся честь ему. «Главное, Басманова обойти. Раз поскакал к Старицкому, значит думает, что Ивану конец, пора боярскую Думу собирать, нового царя обсуждать. Что ж, поглядим».
Двадцать человек Скуратов отправил в Мажаецк, поджидать троицу, ходившую в Литву к Курбскому. Раз Бакуня не объявился, значит с собой туда и забрали. Не убили же, зачем им?
Подвоеводе Стругову наказал:
-В крестьян служивых наряди, чтоб Губов с Бориской не признали.
-А верно ли они через Можаецк вертаться станут?-спросил опричник.
-Кто ж их знает,-пожал плечами Малюта.- Но скорее всего так, другие дороги сейчас размыло. Поймаете, сразу обыщите. Ежели бумаги найдете, не вскрывать! Лично мне в руки. Хотя вряд ли найдете, не такие они простофили.
Сам же с остальными стрельцами полетел в село Клементьево. Расталкал пьяных людишек в кабаке, сразу к целовальнику. Перво наперво за волосы и об стол.
-Где царь?
-Какой царь?- спросил тот через кровавую юшку.
-Тот, которого ты, мородофиля, хотел живота лишить.
-Не я то! Мне государь напротив за верность перстень пожаловал.
Кабатчик продемонстрировал подарок государя.
-Хм. Не его это. Кажись, такой у Басманова видал.
-Верно. Он с пальца боярина сорвал и мне дал.
-Ну-ну, охолонись,- похлопал по груди целовальника Малюта.-Что ж, услужил царю, молодец, хвалю. Где он?
-Кто?
-Не посмотрю что наградной, в зубы дам. Государь, вестимо.
-Не ведаю. С заступником своим, рослым молодцем ускакал. Кашкой тот назывался.
Помчались в Мытище. В церкви шла служба. Поп Демьян махал кадилом, бабки гнусавили молитвы. Малюта взобрался на амвон, хлопнул в ладоши:
-Кто скажет что мне надобно, рублем одарю.
-А чего надобно-то?- прошамкала одна из старух. Одного глаза у нее не было.
-Двоих всадников видали? Один в монашеском наряде.
Демьян перестал курить ладан, махнул Малюте рукой.
-Видно, о тех двух горемыках говоришь. Один другого царем называл. У меня они ночевали. Потом из воевода забрал.
-Воевода?-затряс рыжей бородой Малюта.- Где он?
Мытищенского старосту нашли на торжище, где он собирал дань с крестьян. Увидав Малюту, ослаб в ногах. Он хорошо знал кто такой Скуратов.
Когда дошло кого отправил на Сьяны, разрыдался:
-Не ведал что творю! Простите ради Христа!
-Христос и простит,- спокойно ответил Григорий Лукьянович.-Будешь дорогу показывать.
Воеводу Малюта лично привязал за ноги к своему седлу, погнал коня. За ним с улюлюканьем поскакали стрельцы. Староста кричал на всю округу, людишки в ужасе качали головами, поп Демьян крестился: «Ох, человеки, ох злоба неиссякаемая...»
Бесформенное тело старосты отвязали только через десяток верст, свалили в канаву.
На Сьянах теперь воеводствовал Григорий Сумлеев-Стрешнев, родственник боярина Воротынского. Он пил вино в доме своего предшественника, убитого царем Федора Шемякина. И здесь Малюта церемониться не стал. Велел заломить Григорию руки, схватил того за горло:
-Ну, сказывай где у тебя царь-государь всея Руси камни рубит.
На Сьяны Сумлеев-Стрешнев приехал после Федора Басманова. Но о том, что якобы здесь был царь, конечно, знал.
-Не ведаю, все обыскали! Нету!
-Плохо искали, будешь снова носом землю рыть. Или живьем закопаю, вместе с выводком. Собери-ка людишек. Всех.
Детей и жены у Григория еще не имелось, но спорить, конечно, не стал. Согнал между браками стражу и каторжан. Малюта влез на бочку, окинул взглядом огромную толпу. Он даже и не представлял сколько разбойников рубит на Сьянах камень для церквей и храмов.
- Местные есть?- спросил Малюта.
Человек двадцать подняли руки.
-Остальные не нужны, пшли!
Этим двум десяткам сказал, что если кто поможет найти пропавшего царя, даст не только свободу, но и дворянство.
Каторжные зачесались, загомонили. С радостью согласились помочь.
Целый день стрельцы вместе с «каменными» обходили окрестные деревни, в том числе и те что спалили кромешники. Обыскивали сараи, подполы. Ни следа. И только на следующее утро заглянули на хутор к старику Аксинию. Он ел репу, запивал квасом. Когда к нему вошли стрельцы, даже не обернулся.
-Хлеб да соль,- сказал Малюта.
-Ем да свой, а ты рядом постой,- ответил дед.
-Не ласков.
-А чего мне с тобой ласкаться, не баба, чай.
-Тебе поди уж давно не надобно. Двоих беглых видал?
-Кого видал, тому наподдал. И тебе обломится.
-Во-она...
-А то.
-Богатый. И телок и куры.
-Все при мне. Продыху от вас нет. Забирайте последнее и идите с богом.
Малюта походил по избе, постучал пальцем по клетке с птицей. Остановил взгляд на куче тряпья у печи. Развернул. Его сердце сжалось. Это были две рубахи, какие носили каторжане на Сьянах.
-Твое?- спросил Скуратов.
-Не твое же.
-Эх дед, не желаешь ты умереть своей смертью. В печь тебя голым задом засунуть, али вон на крюке за ребра подвесить?
-Уж ты сам выбирай, на то ты и боярин, Григорий Лукьянович.
-Знаешь меня?
-А то. Вся русь тебя знает, слезьми умывается.
-Крепок. Да любой орешек можно расколоть.
-Пальцы холеные камушком не повреди.
Конечно, было у Скуратова желание попытать старика, но нельзя. Он чуял, что знает дед где царь, но не сознается, не выдает. Если государь жив, то за такое упорство дед награды достоин, а нет- так вынуть из него душу всегда успеется.
-Ладно, старик, кушай, токмо не подавись.
Малюта велел привести сторожевых псов с каменоломни. Им дали понюхать рубахи. Один пес сразу же взял след. За ним на конях поспешили опричники.
Так в глухом лесу Малюта Скуратов отыскал царя Ивана Васильевича. Нес его сам на руках до лодки, укрыв своим меховым кафтаном. Искоса глядел на Кашку- что за остолбень еще объявился? Но не прогонял, раз был с государем, значит, ему надобен. И не знал- радоваться ему, что царь жив или нет. Придется теперь объясняться. «Ничего, Малюта и не из таких ям выползал, не такие партии выигрывал, выкрутится, всё в свою пользу обернет».
В Александров царя не повез, доверил стрельцам. Велел сразу же послать в Москву за немецкими лекарями. А сам поспешил на Волгу.
Туда уже тянули опричники в крытых возках князя Владимира Старицкого и кравчего Федора Басманова.
Федор Лопухин со стрельцами нагрянули в поместье князя как снег на голову. Резать охрану не пришлось, так, слегка лишь бока намяли. Старицкий и Басманов уже собирались ехать в Кремль подговаривать бояр и дворян на созыв Думы и Земского Собора. Нет царя, пропал, следует решать дело и немедля. Не успели. Резвости и наглости Лопухина возмутились, но особо не сопротивлялись, узнав куда их приказано доставить.
А Василия Губова и Бориса Годунова стрельцы перехватили на дороге уже за Можаеском. Переодеваться в крестьян не пришлось. Те, казалось, и не удивились охранным царским стрельцам. Более того, радостно их приветствовали и без противления последовали за ними.
Обыскали, но никаких писем, как и предполагал Малюта, при них не нашли. Губов и Годунов не были простофилями. Послание Андрея Курбского Малюте, за подписью и печатью короля Сигизмунда, в Московию было переправлено другим путем. 21.05.2017

Все права на эту публикацую принадлежат автору и охраняются законом.