Чужбина не встречает коврижками, гл. 11,12

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

А на следующий день меня неожиданно навестил Сергей Чикин. Он предложил работу. Чикин работал охранником на самой известной в Чили дискотеке «Ла Ос» и там нужен был продавец ход-догов. Мы договорились встретиться на дискотеке в десять часов вечера. Сергей подробно объяснил как туда добраться, набросал эскиз. У меня была распочатая бутылка шведской водки «Абсолют». Я знал, что Сергей неравнодушен к крепким напиткам и предложил ему, из благодарности за заботу обо мне, выпить. В качестве закуски подошли оказавшиеся у меня какие-то консервированные креветки. Сергей с готовностью принял моё предложение. Он профессионально разлил питье по стопкам и, картинно сморщившись, произнес саркастически:
- Фу гадость! Как только её пьют партийные?
- Будем здоровы! - добавил я от себя.
- А-а-х! Хорошо пошла! – удовлетворенно облизнулся мой гость.
Он оценивающе оглядел мою комнату, полистал лежащий на тумбочке русско-испанский словарь:
- Углубляешь лингвистический уровень?
- Стараюсь постичь по возможности. Обстоятельства вынуждают.
- Лучший способ изучить иностранный язык – найти себе подругу-чилийку и
поселиться у неё. Постоянное круглосуточное общение способствует лучшей усвояемости языка. Я сам так сделал и за короткой срок овладел испанским.
- К сожалению, мне такой способ не подходит – ко мне жена приедет. И если до неё дойдёт о моих похождениях…
- Когда ещё это произойдёт? Я тоже вначале мечтал свою семью сюда перевезти. Но до сих пор этого не случилось. А жизнь-то даётся один только раз и я хочу успеть насладиться её прелестями. Как можно обходиться без женщины?
- Я по своей натуре однолюб и другая женщина не может заменить мне жену. Я ценю не столько сексуальные отношения, как духовную близость.
- По части духовности – это церковь. Я там душу свою совершенствую.
- Сергей, а ты верующий?
- Конечно!
- А я скорее колеблющийся.
- Ты не веришь в бога?
- Моё отношение в вопросе религии точно выражено в таких строках:

Бытие оставляет в сознании нашем в залог, -
будто след колеи, - бороздящую память годов.
Несомненно, что жизнь – это только к чему-то иному пролог, -
но конкретно к чему, я пока что сказать не готов.
…мне постичь предстоит ещё только понятие «Бог».

- Это кто написал?
- Я.
- Ты? Ну, круто ты это завернул! Я так понимаю: ты – материалист. И кто же тогда весь этот мир создал?
- Серега, я не специалист в физике, но ты, наверное, как и я, слышал о Большом взрыве?
- С этим понятно! А как же тогда параллельные миры? Ты не веришь в то, что они существуют? Но уже есть тому подтверждения.
- Что я могу на это ответить? Как приверженец материализма, могу высказать собственное предположение. Человечество многие века в своем развитии постигало тайны мироздания и сейчас мы знаем много того, о чём прошлые поколения не ведали. Это и электричество, и радиация, и проникновение в микромир, и освоение космоса…да мало ли что ещё. А в отношении параллельных миров у меня такая идея. Вот есть наш мир – это то пространство, которое мы познали вокруг, включая звёздные образования. Что есть за этими
пределами наука пока не изучила. Это в направлении увеличения. Если взглянуть в сторону уменьшения, то с изобретением микроскопа люди добрались до клеточно-молекулярного уровня и открыли элементарные частицы. А что находится, скажем, внутри ядра атома или
электрона?
- А-а-а! Я понял. Ты хочешь сказать, что параллельные миры – это то, что находится, к примеру, в космосе за пределами нашей досягаемости или внутри микрочастиц?
- Ну, да! Примерно так. И что там внутри происходит, и кто оттуда проникает в наш мир мы не знаем. Со временем наука изучит это и тогда человечество познает ещё кое-что из тайн мироздания. Надо подождать немного, может на нашем веку случится ещё испытать
радость открытия.
Так, за глубокомысленными рассуждениями о высоких материях мы, жаждущие знаний, как Михайло Ломоносов, прикончили остатки «Абсолюта». На этой почве внезапно обозначившееся родство душ позволило ощутить нам проникновенные чувства друг к другу.
Расстались мы почти братьями.

***

В назначенный день я отправился на встречу с Чикиным. Дискотека находилась в Провиденсии – это один из центральных районов Сантьяго. Довольно быстро нашёл улочку Чукре Мансур – она расположилась у подножия горы Сан Кристобаль и была абсолютно
безлюдна в этот вечерний час. Улочка оказалась в длину всего каких-то метров двести. Там теснились невзрачные обшарпанные домишки и старые здания, тоже с облупившейся штукатуркой и выкрашенные в какие-то блёклые тона. Кругом громоздились горы мусора, стояло ужасное зловоние, по стенам и в углах виднелись множественные потёки, разящие резким устоявшимся запахом мочи. Я прошёл до конца улицы, но нигде не встретил ни единой живой души. Кругом все двери были заперты. Я походил туда – сюда, не зная что делать. И вдруг услышал из-за массивной деревянной двери самого большого здания, похожего на конюшню, доносившиеся звуки и голоса. Я постучал в эту дверь. Мне открыл какой-то чилиец и спросил: что я хочу? Я не понимал по-испански, он позвал кого-то. Из недр длиннющего коридора появился огромный детина под два метра ростом, пьяный и счастливый, как Киса Воробьянинов, нашедший последний стул. Он небрежно взглянул на меня сверху вниз и спросил по-русски:
- Что ты хотел?
Я очень обрадовался, услышав родной язык, к незнакомому соотечественнику мгновенно проникся добрыми чувствами:
- Мне бы Сергея Чикина. Мы договорились встретиться сегодня здесь.
Громила впустил меня внутрь и сказал:
- Серёги ещё нет, ты посиди тут, он скоро подойдёт.
Возле входной двери находился столик с телефоном и два стула. Я умостился рядом с верзилой. Мы познакомились. Он назвался Геннадием, здесь работал охранником и у входной двери был его пост. Кроме настольного телефона у него в руках была массивная рация, по которой он иногда разговаривал. Прибывали люди, работающие на дискотеке, здоровались и исчезали во мраке коридора, длина которого была никак не меньше тридцати метров, а лампочка находилась только у входа.
Оказывается, здесь был служебный вход, а главный в дискотеку - находился с другой стороны. Входящие работники увеселительного заведения выглядели круто: тут были молодые люди и с заплетёнными многочисленными свалявшимися косичками-дредами на манер Боба Марлея, и с хвостами на затылке, и с серьгами в ушах и в носах, и совершенно лысые, и с вычурными татуировками; женщины были раскрашены пёстрым макияжем и все одеты крайне небрежно в дранные и мятые шмотки…
Я тихо привыкал к окружающей обстановке. Понравилось то, что все обращались друг с другом дружественно и непринуждённо. Улыбки сияли на лицах, как солнечные блики на воде. В России такого массового веселья я не наблюдал отродясь, а угрюмость и озабоченность людей там столь естественны, что не вызывают ни у кого беспокойства. Я поделился с Геннадием впечатлениями.
- А чего индейцам быть озабоченными? - отозвался он. - Они не знают тех проблем, с которыми сжились мы. Здесь не бывает ни голода, ни холода. Есть работа – хорошо, нет работы – иди воруй или попрошайничай.
- Да, я заметил, так много в городе попрошаек, нищих, уличных торговцев всякой мелочью и музыкантов.
- Ты знаешь, Влад, здесь такой порядок, что нищий идёт в муниципалитет и там регистрируется. Ему выдают большую алюминиевую кружку с номером и выделяют точку в каком-нибудь людном месте. Так государство заботится о своих подданных.
- Ну и ну! Такого я ещё не видывал. Слышал как в подземных переходах нищие стучат об пол своими кружками, в которых бренчит мелочь и такой грохот стоит кругом. Для чего они это делают?
- Так они привлекают к себе внимание и требуют, чтобы прохожие немедленно бросали им подаяние. А в действительности не обязательно, что они нищие, - просто у латиносов совсем не зазорно просить милостыню. Попрошайка вполне может быть благополучным владельцем собственного дома и иметь полноценную семью.
Попрошайничество у индейцев – это состояние души, неотъемлемая часть их менталитета.
Я жадно впитывал мельчайшие подробности быта нового для меня мира, шаг за шагом постигая его. Определенно, мне здесь нравилось, хотелось скорее влиться в новое общество. Я понимал: добравшись до чужих берегов, должен заново начинать свою жизнь. Та, первая судьба, которую оставил в России, не сулила никаких перспектив, и я её брезгливо сбросил прочь, как Василиса свою лягушечью кожу. Я почувствовал, что здесь смогу обрести достойное будущее. Но прошлое никак не отпускало, крепко сжимая душу цепкой когтистой лапой судьбы. Особенно по ночам преследовали призраки прошлой жизни – тревожные кошмарные сны.
Во сне я продолжал жить минувшим. Разговаривал с женой и дочерью, общался с прежним окружением, жил ушедшими проблемами. Смогу ли я начать свою жизнь с чистого листа? Эта мысль все время сверлила сознание. Я ещё раньше слышал, что многие эмигранты, не выдержав мук ностальгии, пасуют перед новой действительностью, сдаются. А что такое эта самая ностальгия? Сумею ли я превозмочь её?
Вообще-то, у меня есть пока ещё запасной ход: виза моя действительна на три месяца, этот срок еще не закончился, дорога обратно оплачена, билет на руках, так что,.. но об этом не хочется думать! Ещё в России я много раз всё взвесил, поставил на карту последнее, вложил в предприятие оставшиеся средства и буду, как камикадзе, биться до конца, а там как судьба распорядится: если остались мозги в голове – выкручусь, если нет – пропаду. Да, пусть
простят меня близкие!
- Слушай, Влад, - прервал охранник мои размышления, - скорей всего ты Сережу сегодня не дождёшься, уже дискотека открылась, все давно пришли на работу, а у него, видимо, какие-то свои дела. Времени уже - полночь. Ты лучше иди домой, а с ним договорись
встретиться в другой день. Зря прождёшь его.
- Как же так, ведь мы договорились на сегодня?
- Ты ещё не знаешь как переводится слово «маньяна»?
- Нет.
- О! Это по-русски значит «завтра». Здесь ещё столько раз ты услышишь это слово, тебе будут обещать что-нибудь сделать завтра и это завтра будет продолжаться до бесконечности. А Чикин давно живёт среди латиносов и сам стал немного индейцем. В Чили выполнением обещаний никто себя особенно не обременяет. Привыкай.

***

Я шёл пешком по ночному городу. Торопиться было некуда, спать не хотелось, да и приятно было просто прогуляться, подумать о своем нынешнем положении. Я прошёл мимо университета, по мосту пересёк речку Мапочо, вышел на авениду Аламеда в районе пласы Италия. Город переливался светом рекламных огней. Несмотря на полночь, кругом царило оживление: сновали автомобили, ночные бары и рестораны настежь распахнули двери, уличные торговцы громко предлагали свои товары…Народу было больше, чем днем. Ночная жизнь бурлила на улицах Сантьяго. Проходя мимо какого-то сквера, я почувствовал резкий запах марихуаны. Прямо на зелёном газоне расположилась компания молодых чилийцев.
Бренчала гитара, кто-то проникновенно пел красивую испанскую песню. По кругу передавалась дымящаяся папироса. И всё это происходило обыденно, непринуждённо, хотя невдалеке и маячил постовой карабинер. Но каждый был занят своим делом, параллельно
сосуществуя с другими подразделениями общества. Удивительная толерантность, достойная зависти!
В России же антагонизм между различными слоями общества в последние годы достиг крайнего своего апогея: богатые откровенно презирают нищих, русские ненавидят нерусских, милиция, призванная поддерживать правопорядок, в действительности вовсе не занимается искоренением преступности, а потакает оной, власть до основания коррумпирована, политика внешняя и внутренняя ущербна и лжива. Как можно нормальному человеку выжить в таких
условиях? Лично я не нахожу смысла продолжать своё жалкое существование в подобной стране. В конце концов, бог создал Землю общей для людей, а те сами разделили её границами, определили какие-то условности в обществе. А если я не согласен с этими
условностями, я не приемлю кем-то навязываемые в данном обществе правила? Значит я имею полное моральное право оставить не подходящее мне общество и попытать своё счастье в другом месте.
В той покинутой стране никому я ничего не должен, мне должны – это есть, но сам я долгов не имею.
Ночное небо в россыпи звёзд вполне гармонировало с землёй, отражающей в космос огни рекламы, месяц приветливо мне улыбался сверху. После дневного зноя прохлада приятно бодрила тело. От равновесия чувств душа внутри плоти довольная мурлыкала на манер отдыхающего кота.
Эх, благодать! И чего ещё надо для ощущения полноты жизни?

В моём дому царят покой да тишь,
да посещает божья благодать;
когда случится – до полуночи не спишь, -
о недостигнутом доводится мечтать.
Мои мечты простерлись до небес,
притом, и в ширь охват неограничен.
Не соответствует, порой, удельный вес
объему, если массой увеличен.
Но грёз моих бесплотные тела, -
как облака, носимые ветрами.
Судьба замысловато соткала
дорожку и осыпала дарами
и, падок до заманчивого дух, -
не хочет от кормушки отлетать.
Мечтам своим заботливый пастух, -
я призываю божью благодать.
Она-то и мешает ночью спать, -
чтоб довершил, что не достиглось днём.

…упущенное дабы наверстать –
и делаешь, порою, ход конём!..

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Ох и ощутима языковая проблема за рубежом! Ежедневно я упражняюсь в испанском – для этого прихватил с собой из дому самоучитель и небольшой словарик. Прилежно следую всем предписаниям учебного пособия, зубрю грамматику, запоминаю слова и выражения. Но, видимо, оттого, что сильно нервничаю, чужой язык никак не даётся. Языковую практику обретаю, главным образом, в магазинах, общаясь с продавцами, а также, с прохожими на
улице. Однако всего этого явно недостаточно для овладения необходимым уровнем. В магазине-то всё усвоил я достаточно быстро, там даже если чего и не знаешь, ткнул пальцем – и продавец тебя понял, ты только производи оплату. Но когда приходилось более тесно соприкасаться с испанской речью, проблема языкового барьера вставала весьма актуально. Я, вроде бы, и немало знал испанских слов, но использовать на практике свой словарный запас никак не получалось. Тешился мыслью: вот устроюсь на работу и начну ближе общаться с чилийцами тогда и обрету необходимую практику – и пойдет язык. Но с работой всё как-то не складывалось, а имеющаяся денежная наличность катастрофически таяла, как эскимо в руках пятилетнего лакомки. При всей моей бережливости и скромности текущих запросов скорый финансовый крах реально устрашал своей неотвратимостью. Продукты пропитания я, как и все пребывающие в моем положении, приспособился добывать по воскресеньям в церкви. Их туда с благотворительной целью регулярно поставляла матушка Ульяна, чтоб поддерживать страждущих в их беде. Часто эти продукты были, если судить по местным меркам, непригодны к реализации: была повреждена упаковка, поцарапана этикетка, испачкана обёртка, а фрукты и овощи, вообще отталкивали покупателя своим вялым видом либо слегка подпорченными местами. Но в моём положении привередничать не имело смысла: я вырезал подгнившие места, как это принято на моей родине большинством населения, и употреблял эти продукты в пищу. Да, ведь мы не чилийцы и не избалованы изощрённостью выбора.
Случилось однажды быть мне очевидцем следующего эпизода. Двое немолодых бедных чилийцев явились в русскую церковь, чтоб добыть себе здесь что-нибудь на пропитание. Их провели к отведённому месту, где оставляли продукты нуждающимся. Когда аборигены увидели то, что им предлагали в пищу, они в первый момент просто лишились дара речи, а когда пришли в себя, возмущённо молвили: «Это всё несъедобное!..» С тех пор они уже никогда не появлялись в этом божьем храме. Их так отпугнули подгнившие фрукты и подпорченная упаковка предлагаемых продуктов, что пропал весь интерес к подобной благотворительной помощи.
В общем, нам, экстремалам, выжить здесь не представляет труда. Но всю жизнь выживать – это невыносимо, от этого, в принципе, я и бежал сюда. И вот, приходится испытывать на себе гадливое чувство побирушки, промышляющей чем подадут. Для сорокалетнего, полного сил мужика – это невозможно. Ведь нас учили: человек – звучит гордо! А я не ощущал себя в полной мере человеком, ибо от животного нас отличает способность к труду. Нужно искать любую работу. Чтобы зря не терять время, я поехал в монастырь на встречу с отцом Вениамином с намереньем просить его помочь мне в поисках работы. Старик принял, как всегда, учтиво. Мы чинно поговорили о том – о сём, отдав долг вежливости традиции. Затем, я осторожно напомнил о цели своего визита.
- Да-да, я поговорил о вас, - поспешил успокоить священник. - Я вас познакомлю с одной дамой, она живёт здесь поблизости и охотно согласилась принять участие в вашей судьбе.
- Очень любезно с её стороны. Спасибо вам, батюшка, что помогаете мне.
- Ничего! Не стоит благодарности, - поскромничал поп. - Она, вообще-то, мой должник и охотно откликнулась на мою просьбу. Пойдёмте, нас ждут.

***

Домик, куда мы направились с отцом Вениамином, находился здесь же, на территории монастыря. Был он небольшой, ухоженный и утопал в цветах и разной тропической растительности. Нас гостеприимно встретила пожилая подвижная женщина. Её седовласые локоны красиво обрамляли лицо с благородными чертами. Мы тут же познакомились. Её звали – Львова Екатерина Андреевна. Эту даму я уже видел во время служб в церкви.
Мы вошли в дом. Там всё было в идеальном порядке – чувствовалась добрая рука заботливой хозяйки. Хоть мебели и немного, но подобрана со вкусом. Меня привлекло то, что в развешанных на стенах и расставленных на мебели старых семейных фотографиях были запечатлены люди, судя по их одежде, принадлежавшие к дореволюционной России и… к гитлеровской Германии. Особенно заметно одна миловидная блондинка, одетая в военный мундир вермахта, присутствовала на многих фотографиях…
Отец Вениамин быстро откланялся, сославшись на необходимость провести какую-то церковную церемонию в монастырской часовне. Я остался с глазу на глаз с радушной хозяйкой. Мы пили чай с печеньем, и она по-старушечьи разоткровенничалась – принялась
вдруг рассказывать о себе. Я слушал с интересом.
- …а происхожу я из древнего дворянского рода. Мои родственники сражались с коммунистами в Гражданскую войну. Потом, кто-то из них сгинул в огне сражений, кто-то погиб в застенках красного режима. Когда началась Вторая мировая война, наша семья, терпящая большие притеснения от коммунистов, с надеждой встретила весть о вторжении германских войск на территорию Советского Союза. Германия, как нам тогда казалось, расправится с советской властью в России и нашей семье вернут утраченное.
- И много у вас забрали?
- Как рассказывала нам мать, под Калугой находилось наше родовое поместье и ещё в Петербурге на Фонтанке имелся особняк, да ещё какие-то деревни по России. Но мы с сестрой родились в двадцатые годы, то есть, после свершившихся в России трагических событий, закончившихся свержением монархии.
Она широким жестом указала на одну из фотографий на стене, где запечатлена была красивая блондинка в германской военной форме:
- Вот, видите, как я тогда была молода?
- Так это вы?! Как вы оказались у немцев?
- Вот так и оказалась, вместе с сестрой! Мы жили на Украине и когда туда пришли германские войска, мы пришли в городскую комендатуру и предложили свои услуги.
- Но ведь это были враги! Они пришли убивать…
- Кого убивать? Мы ненавидели коммунистов – они обобрали нас. Мы готовы были сотрудничать хоть с чёртом, только бы он расправился с ненавистным нам режимом. Вот так мы с сестрой стали служить при комендатуре. Нам выдали полагающиеся пайки и жалованье. Обязанности наши заключались в том, что мы доводили до сведения населения все распоряжения немецких властей, были переводчиками, вели различную документацию на оккупированной территории. В общем, всё складывалось благоприятно для нас до той поры, пока Красная Армия не стала наступать. Мы с сестрой последовали за немецкими войсками.
- А как вы оказались в Чили?
- О! Это потом. А сначала пришлось пережить такой кошмар! В самом конце войны, когда Советские войска вошли в Германию, там творилась такая неразбериха…кругом бомбят, артиллерия обстреливает, внезапно прорываются русские танки…Ужас! То американцы, то французы с англичанами…Но страшнее всего были русские…Кругом паника!.. Мы с сестрой в тот момент находились в каком-то маленьком немецком городишке, когда начался массированный обстрел его. Мы, как раз, шли к месту службы, когда начали рваться первые снаряды. Нам пришлось поспешно укрыться в первом попавшемся подвале какого-то дома. Там укрывалось гражданское население и только мы двое оказались в военной униформе. Обстрел продолжался долго, потом слышался грохот проходящих танков. В городе начались уличные бои, которые продолжались трое суток. Всё это время никто не покидал подвал и было неизвестно в чьих руках город. Больше всего мы боялись, что городом вдруг овладели русские. Нам с сестрой поблажек ждать от сталинского режима было нереально.
- Да, я понимаю ваше состояние…
- Конечно, нас бы расценили как предателей Родины. А это по законам военного времени грозило смертной казнью. Но, к счастью, как выяснилось вскоре, город заняли американцы. Нашему ликованию не было предела. Мы оказались в американской оккупационной зоне и сдались на милость победителей. Так мы попали в лагерь для военнопленных. Ну, а дальше всё было просто. Мы изъявили желание перебраться на американский континент. Уехать в Штаты желающих было много и попасть туда быстро просто не было возможности. Нам предложили Латинскую Америку – как раз в тот момент формировался пароход на Чили. Мы решили, что это наш шанс, а там недалеко и до Штатов. Если что, со временем переберёмся туда. Так, в сорок шестом мы оказались здесь. Ну и получилось, что остались навсегда. Моя сестра пятнадцать лет назад покинула этот мир. И мне приходится доживать свой век в этой стране. Вот такая она моя судьба…
Я тоже вкратце рассказал о себе, делая упор на то, что не являюсь сторонником коммунистических идей, что, как и собеседница, немало натерпелся от варварского режима. Это, как мне казалось, должно было идейно объединить меня с госпожой Львовой. И, кажется, на этой почве имело место понимание моей ситуации. Старушка пообещала постараться ради меня в поисках рабочего места. Мы расстались друзьями. Только Екатерина Андреевна предупредила, что сюда к ней приходить больше не следует – легче всего нам будет общаться в церкви.
- Ну, что же, это как вам будет угодно, - согласился безропотно я.
Забегая вперёд, скажу, что несколько раз ещё мне довелось поговорить в церковном дворе с сеньорой Львовой. При последней нашей встрече она была предельно откровенна. Буквально ошарашила широтой и открытостью своей русской натуры… Неожидано она вдруг с нескрываемой ненавистью выплеснула мне в лицо всю гадость, какую накопила в себе за годы отчуждения:
- И что вы навязываетесь ко мне? Пусть вам помогают ваши коммунисты, а меня увольте от подобного шага. И, вообще, мне неприятно с вами разговаривать. Вы погубили Россию. Вы несёте угрозу всему миру. Вас ненавидит всё цивилизованное человечество. И нечего вам здесь делать, убирайтесь в свою проклятую страну!..
Дискутировать в этой ситуации не имело смысла, и я оставил свои надежды, связанные с этой озлобленной старушенцией. Нужно искать другие варианты. Но как всё же люди переменчивы и непостоянны, будто рядятся в беспрестанно меняющиеся маски, участвуя в спектакле жизни!..

Мне кажется, что жизнь сгущает краски!
Гораздо проще дело обстоит.
Природа просто наряжает в маски,
поскольку карнавал нам предстоит.
И никаких не нужно апелляций
по поводу трагических картин:
пред нашим взором смена декораций, -
сюжетом заправляет Алладин.
Мелькают незнакомые нам лица
и ряженых меняется поток, -
и нужно представленьем насладиться,
расслабившись пред вечностью чуток.
Давайте будем вместе веселиться,
пока в бокале плещется вино,
неведомо ведь сколь судьба продлится, -
конец найдёт когда-то – всё одно!
И маски,.. переменчивые маски…
пред взором, словно сонмище гримас
мелькают, и загадочные краски
невольно
завораживают
нас. 15.10.2016

Все права на эту публикацую принадлежат автору и охраняются законом.