Приметы летнего счастья

Людка откинулась на смятые подушки и распростёрла руки в готовности подержать на весу, измерить свалившееся на неё счастье. Так устроен человек: как бы много ты не имел – хочется ещё больше. Мужчина, который только что вознёс её на вершину наслаждения, лежал рядом, прикрыв глаза.
- Ты меня любишь? – спросила Людка, когда восстановилось дыхание.
- Да, малыш, ты же знаешь…
- Знаю, - согласилась она и тут же снова спросила: - А жену любишь? Нет, правда, скажи честно, Палыч! - Она приподнялась, облокотила голову на ладонь и требовательно ждала ответа.
- Как тебе сказать… - немного помолчав, ответил любимый. – Привык к ней. Мы же с первого класса вместе. За одной партой сидели…
- Тебе хорошо со мной?
- Да, очень, - Он нежно уложил девушку на подушку, зарылся носом в её волосы, шумно вдыхая запах.
- А с ней - хорошо?
- Как тебе сказать… - Палыч слегка отстранился и уставился в потолок. - Она холодная, как… как луна.
- Неужели! – удивилась Людка и села. – Так почему ж ты… - она не договорила, испугавшись, что всё-таки давит на него, вопреки обещанию самой себе - не делать этого.
- Почему - не уйду от жены? – продолжил её вопрос Палыч. – Я тебе, кажется, уже говорил, - сухо сказал он и начал одеваться.

Людка не относилась к числу женщин, которые из ничего умели смастерить шляпку, салат или трагедию. Она считала себя независимым человеком, не зацикленном на бабских охах и ахах по поводу сорок первого рецепта «наполеона» или какой-нибудь кофточки «совсем как в «Модном приговоре». Ей было куда интереснее пробежаться с картой по лесу или пофанатеть с приятелями на стадионе. Косметикой девушка почти не пользовалась, светлые волосы просто стягивала в хвост, круглый год носила джинсы, профессионально занималась спортивным ориентированием и считалась своим парнем в кругу приятелей.
Незаметно подкрался тридцатник. Привыкшая к короткому и тесному общению на спортивных тусовках Людка обнаружила странную разреженность окружения. Оказалось, что она словно контрольный пункт на соревнованиях: торчит на лесной полянке видная издали оранжевая призма; спортсмены подбегают, задерживаются на минутку, делая отметки в карте, и проносятся дальше. А она остаётся – трепыхаться на ветру и мокнуть под дождём – в холодном одиночестве. Подружками Людка почему-то не обзавелась, а друзей, с которыми она так весело проводила время в походах и пила пиво после соревнований, потихоньку разобрали. Причём разобрали те самые, презираемые ранее в их компании клушки, которые внезапно превратились в ручных пташек её приятелей. Нормальные пацаны теперь нежно ворковали вокруг избранниц, старательно чистили им пёрышки и важно раздували зобы - гордились выводками отпрысков. Всё чаще на приглашение где-нибудь потусоваться в трубке раздавались ответы:
- Ты, Люд, конечно, свой парень, но у меня семья… понимаешь…
- Завтра ребёнка рано в сад вести… какое пиво… пойми…
Вот уроды! А ведь были одной командой! Людка вмиг почувствовала себя какой-то неполноценной, что ли… Ей вдруг ужасно захотелось, чтобы у неё тоже было всё как у людей: заботливый муж, исправно согревающий кровать, дети. Нет, становиться домовитой толстой квочкой она вовсе не собиралась. Но ведь не обязательно всё делать лично, в одну каску! Можно перепоручить возню с потомством ему, а самой продолжать тренировки... Вот только где его взять – такого домовитого?
Задуманная и желанная цель обладает свойствами магнита. Она выстраивает события так, как хочется нам. Вскоре в Доме детского творчества, где работала Людка, появился новый инструктор по туризму. Мужик как мужик. Крепенький. Не очень молодой, виски седоватые, но подтянутый, живот не торчит, и вовсе ещё не лысый. Людка наблюдала, как возится Владимир Палыч с пятиклашками, обучая собирать рюкзаки или разжигать костёр, и поняла: вот же он! Ничего, что женат. Надо брать!
Сказано-сделано! Она «случайно» отдалась ему в палатке на каком-то выездном семинаре, а потом… понеслось! Влюбилась – и в полной мере ощутила на себе заботу взрослого мужчины. Да, она не ошиблась, Палыч – мужик что надо!
Он дарил цветы и шоколадки, угощал кофе из автомата в фойе на работе, приносил почитать свои любимые книги, чинил розетки и краны в её однокомнатной квартире. Изредка приглашал в кино. Один раз даже ходили в театр.
Билеты на спектакль по случаю театральной недели им всучил профорг. Не только Палычу с Людкой, конечно. Другие коллеги тоже пришли поклониться Мельпомене и сидели в том же ряду по обеим сторонам от них. Но Людку это не напрягло, а даже обрадовало: сказывались общительный характер и тоска по прежним тусовкам. Палыч сидел рядом и, когда гаснул свет, нежно прикасался к её руке кончиками пальцев. Она даже успела подумать: коль решился это делать при всех…
Во время антракта вдруг начали проводить опрос среди зрителей: часто ли вы бываете в театре. Людка уже приготовилась отвечать, потянулась к микрофону, но Палыч дёрнул её за руку, увлекая в коридор – подальше от наезжающей на них видеокамеры.
- Ты, что? – возмутилась она.
- Жена каждый день смотрит по телеку местные новости. - Палыч потупился.
- И?.. – Людка недоумевала: не в койке же их снимали, а в театре – с коллегами.
- Включит телевизор, а тут я, в театре – и без неё! Пойдём лучше в кафе, угощу тебя коньячком. – Он поспешил замять неловкость. Выпили по рюмочке, потом ещё по одной. В зрительный зал возвращаться не стали.
Словом, Палыч окружил Людку такой заботой и вниманием, какие ей даже не снились. В его искреннем чувстве к себе она ни капельки не сомневалась и дальнейшей жизни без этого человека уже не могла себе представить. Но… Он всегда возвращался домой. Любовь любовью, а уходить от жены почему-то не спешил. Хуже всего приходилось в выходные, когда Палыч уезжал с семьёй на дачу. «Вот ведь в какой неволе человек живёт! Нет, определённо у его бабы садистские наклонности!» – с сочувствием думала Людка и снова ехала на какие-нибудь соревнования, лишь бы не оставаться одной в своей крохотной квартирке.
Время шло. Людке стукнуло тридцать два. Забеременеть, а потом шантажировать любимого ребёнком она не хотела. Всегда была выше этаких бабских штучек. Да, честно говоря, и не верила, что подействует. Разве удивишь его ребёнком? У Палыча в семье - двое детей: мальчик и девочка. И он действительно не раз говорил Людке, что не уходит из семьи как раз из-за детей. Бред какой-то! Нет, ребёнок не поможет. Как бы хуже не сделать. Надо идти другим путём…
Снова сработал магнит, подстраивая события в нужном порядке. Однажды, сразу после совещания при директоре Саша Потапов, руководитель шахматного кружка, громко спросил:
- Палыч, а ты свой день рождения-то, что - зажал? Нехорошо, брат! У нас такое не прокатит! Давай-ка, накрывай поляну!
- Да мне сорок пять. Вроде не принято мужикам такую… женскую дату праздновать: я же не ягодка… на поляне! – попробовал отшутиться тот.
- Где не принято? Давай-ка без предрассудков! Предрассудки у нас не приняты, это точно! – поддержали шахматиста сослуживцы.
- Я на дачу собирался. Мы с женой в этот день…
- Вот и славно! – Саша возбуждённо потёр ладони. – Говори адрес, приедем и шашлык-машлык организуем сами: у нас с этим - всё чётко, правда, коллеги?! У тебя дача, кажется, в Есауловке?..
Палыч бросил на Людку быстрый взгляд, но она отвернулась и вышла из актового зала, сделав вид, что не заметила или не поняла его. Она решилась. В этот раз она поедет к нему на дачу вместе со всеми. И поставит точки над i. Или, по крайней мере, произведёт разведку на месте. Посмотрит на жену любимого мужчины и придумает, как выручить его из сетей старой паучихи. А что: любит-то Палыч её, молодую и лёгкую на подъём, но вынужден жить – по давней привычке! – с нелюбимой, старухой… Пора что-то делать, восстановить справедливость, наконец! А чтобы драгоценный друг, не дай Бог, не сумел как-то отговорить её от поездки, Людка пока вовсе не будет с ним встречаться. И отвечать на звонки не будет. Пора, пора уже устраивать судьбу! И действовать в этой ситуации нужно решительно.
Собирались всем коллективом, а на вокзал пришли всего шестеро. Шахматист Потапов и два тренера по восточным единоборствам – Митя и Витя – Людка всегда их путала: одинаково невидные, щуплые, с короткими – под копирку - стрижками, в похожих спортивных костюмах. Эти поехали, потому что никогда не пропускали возможность выпить. Сорокалетней Вале, ведущей в Доме творчества кружок мягкой игрушки, и балетмейстерше Леночке, которой вот уже лет десять было «тридцать с хвостиком» - было интересно поглазеть, как обустроена дача коллеги. Шестая – Людка. Имеющая личный интерес в этой поездке, она решила одеться поярче, чем обычно – светлые джинсы, а к ним – бирюзовую маечку на тонких бретелях.
В электричке распили бутылочку. Мужчины замахнули по полстакана водки и травили анекдоты, гогоча на весь вагон, дамы чуть пригубили и вели обычный бабский трёп, совершенно неинтересный. Людка глотнула побольше, наравне с мужиками - для храбрости. Всю дорогу молчала, уткнувшись лбом в стекло. Вышла на перрон - красивая и смелая. Готовая к самым дерзким поступкам ради достижения означенной цели. Пока шли по закоулкам дачного посёлка, снова молчала, боясь расплескать собранную по капельке решительность. Нарядный домик прятался под кроной раскидистой сосны в самом конце улочки.
Палыч встретил у калитки, придерживая большую лохматую собаку.
- О! Добрались! Проходите! – Смутился, увидев среди коллег любовницу, но вида не подал; придерживая её за локоть, слегка прижал к себе, шепнул: - Тебе идёт голубое, - и крикнул в глубь сада: - Гости приехали!
Из-за кустов вышла невысокая женщина с приветливой улыбкой.
- Здравствуйте! Я Нина. Давно хотела познакомиться с сослуживцами мужа! А я жимолость собираю, осыпается уже... - Она протянула гостям маленькое ведёрко с сизоватыми ягодами: - Угощайтесь! Берите-берите, не стесняйтесь, – и почему-то сунула ведёрко в руки Людке. – Ах, какая бледненькая и худенькая девочка! Прозрачная! Наверное, давно из города никуда не выезжали! Вот и отдыхайте, милая, дышите воздухом, кушайте витамины!
- Спасибо, - выдавила из себя Людка.
- Мы тут привезли… для шашлыка, - вставил Проскурин, ставя на дорожку сумку, в которой стеклянно звякнуло.
- Это - к хозяину. Мангал и мясо – по его части. А я могу показать сад – кому интересно. Пойдёмте со мной, девчонки!
«Девчонки» дружно последовали за хозяйкой. Валя и Лена чрезмерно округляли глаза, громко восторгаясь клумбами, цветочками и грядками со всякой зелёной ерундой. А Людка таскала из ведёрка горьковатые ягодки, отправляла их в рот и исподтишка разглядывала её – жену своего Палыча. Просторное красно-коричневое платье-рубашка до колен скрадывало округлости фигуры и сочеталось по цвету с пышными каштановыми волосами, перевязанными жёлтой лентой. «Старушка вовсе даже ничего, - вынуждена была признать Людка. - Может, и не паучиха вовсе. Не так всё просто, как казалось!» Она посмотрела на маленькие ступни хозяйки в кожаных плетёных босоножках, перевела взгляд на свои кроссовки тридцать восьмого размера, и сравнение ей не понравилось. «Зато я не такая толстая!» - подумала Людка.
Плетёнки сошли с дорожки и становились на мягкой травке.
- Здесь у нас зона отдыха: беседка, столик, скамейки, - это всё Вовка сам мастерил. А вот и бабочка прилетела – главная примета летнего счастья! – щебетала хозяйка.
- А кто у них Вовка? – в замешательстве спросила шёпотом Людка у Вали, провожая взглядом порхающую над грядками капустницу.
- Как кто? Так Палыч же. Ну, ты даёшь, Люд! – Валя посмотрела на Людку как на ненормальную и громко отчётливо проговорила: - Владимир Павлович! – и так же громко расхохоталась.
Нина подозрительно взглянула в их сторону. Вот чёрт! Людка покраснела. Какую глупость сморозила! Ну да, все на работе звали коллегу Палычем, и она так называла, ей нравилось. А он, оказывается, Вовка! Людка пыталась применить к Палычу этого Вовку, но у неё не получилось.
- Красиво-то как! Ну, Палыч, ну рукодельник! Это ж надо так придумать! А сделано-то как! Вот аккуратист! - Леночка и Валя наперебой восторгались конструкцией дачной мебели, устройством теплицы, красиво выложенными плиткой дорожками, аккуратным домиком с изящной мансардой.
Людка больше не хотела жимолости, растерянно поглядывала на испачканные, словно чернилами, пальцы, но не знала, куда пристроить ведёрко. В это время протяжно и жалобно завыла у ворот собака.
- Не бойтесь, он добрый! Настоящее воплощение верности, - сказала Нина и, забирая у Людки ягоду, спросила: - Что, горькая? Это ничего. Горчинка делает ощущения слаще… Руки можно помыть – вон там, мойдодыра видите?
- А почему пёс воет?
- В деревне у кого-то сучка течёт, вот и тоскует. Два раза убегал, а сейчас цепь прочная. Вы идите, девочки, к мужчинам - наверное, заскучали без вас, я сейчас…
Людка подошла к умывальнику, действительно напоминающему того – «из маминой из спальни». Мыла руки, досадуя на себя. Всё пошло как-то не так. С наскоку разобраться с паучихой не получилось. Ладно, надо улучить момент. Она оглянулась. Нина стояла около пса, склонившись над лохматой башкой, и что-то приговаривала, ласково почёсывая за ухом. Псина прогнулась в спине и преданно виляла хвостом.

Вскоре гостей пригласили к столу на большой веранде. Потапов произнёс тост за виновника торжества, потом за хозяйку дома.
- Вы посмотрите только, какой шикарный стол накрыла хозяюшка! – медовым голосом запела Валя.
- Да чего там, - Нина отмахнулась. – Мясо для шашлыков вы сами привезли, наши – только закуски.
- А ну да, ну да. - Шахматист обвёл взглядом изобилие простой деревенской еды. – Огурчики-помидорчики – из теплицы, лук и прочая петрушка – прямо с грядки – сами, считай, выросли. Папоротник Палыч в лесу за забором насобирал – отменная, кстати, вещь, скажу я вам! Пирожки хозяйка испекла. Хлеб – тоже сама. В магазине такого не купишь! Окрошечка!.. Квас – чую, самодельный, яйца – курочки снесли, видел их в сарайчике… редисочка - опять же сама наросла. Самогонку и то сам хозяин выгнал!
- Разных сортов, причём, - довольно улыбаясь, подтвердил Палыч. – Вот эта клюковка, эта смородиновка, эта на полыни – абсент, так сказать. – Он перебирал стоящие на отдельном столике бутылки. - А эта – корнёвка: на золотом корне. Оч-чень рекомендую вам, парни!
Митя и Витя с готовностью подставили рюмки.
- Я и говорю: халявщик ты, Палыч, – на халяву стол собрал, ни копейки не потратился! А ещё зажать днюху хотел! – засмеялся Саша.
- Да нет, не всё на халяву - горчица у них магазинная! – пискнула Леночка, и её голосок заглушил взрыв смеха.
- Нет, - возразил Палыч, - купили горчичный порошок, а горчицу жена на рассоле заводит, ядрёная, зараза!
Шахматист густо намазал горчицей кусок ржаного хлеба, откусил – покраснел, закашлялся и поднял вверх большой палец, не в силах произнести слова.
- Сметана купленная! – вспомнила хозяйка. - Сметану купила у соседки. Баба Вера корову держит. Сметана – чудо! Ложка стоит…
- А когда идёт электричка в город? – неожиданно спросила Людка.
- Ой, а вы что, уже домой собрались? – всполошилась Нина. – Теперь только одна электричка осталась – в одиннадцать двадцать. На шестичасовую уже не успеете – вон слышите – свистит?
- Да, чё ты, Люд, в самом деле? Вместе приехали, вместе и уедем, - толкнула в бок Валя.
- Мы же только приехали – и сразу уезжать? – разочарованно сказал Митя. Или Витя.
- Да и уезжать не надо, ночуйте, места всем хватит. Завтра – суббота, куда торопиться?
- А ну-ка не киснуть, Людмила Петровна, вот я тебе сейчас корнёвочки налью, чтобы тонус поднять! – Палыч подошёл и, легонько похлопав по спине, подлил в рюмки - ей и сидящей рядышком Вале. Та мигом просветлела лицом, вскочила с места и торжественно провозгласила новый тост:
- Давайте выпьем за наш коллектив! Вот разные же все – а такие дру-ужные!
Компания подхватила:
- За коллектив!

На шестичасовой - приехали сын с женой и полуторагодовалым внуком. К этому времени подоспели угли в мангале, и Палыч с Митей и Витей занялись шашлыками, Палычев сын играл в шахматы с Потаповым. Хозяйка о чём-то разговаривала с невесткой: совсем ещё девчонкой. Валя с Леночкой переписывали рецепты из толстой растрёпанной тетрадки. Людка сидела в углу веранды, прикрыв глаза, и отчаянно хотела домой. Она уже сто раз пожалела, что приехала. Ничего из её затеи не выйдет.
- Вот оно, лето – в собственном соку, приправленное дымом и туманом! – Хозяин принёс блюдо с дымящимся мясом.
Гости снова подтянулись к столу.
- С днём рождения, папа! – сказал сын, симпатичный, очень похожий - так, наверное, выглядел Палыч в молодости. – Я многим тебе обязан. Всему, что умею делать, научил меня ты! Мы решили подарить тебе лодку! Резиновую. Потом надуем, посмотрим. А сейчас выпьем – за тебя, отец!
Внук, крепенький мальчуган - таким, видимо, был Палыч в детстве, быстро освоился и бегал вперевалку по лужайке, заглядывал на веранду, посматривая на взрослых с серьёзным видом. Людка никогда раньше не видела близко маленьких детей и заинтересованно за ним следила. Вот он поиграл с кошкой Кисой, покатался на пластмассовой машине, отталкиваясь ногами, а вот уже малыш с любопытным личиком - в дверном проёме. Увидел бутылки с цветными этикетками на приставном столике, протянул ручки, взял одну. Его родители увлечённо поглощали пищу и не обращали на сына внимания. Нина, держащая в поле зрения весь народ на веранде и за её пределами, мягко забрала и поставила ёмкость на место. Мальчик улучил момент и, едва бабушка отвернулась, снова схватил бутылку, принёс деду. Палыч расцвёл, заулыбался, крякнул:
- Молодец, внук! Настоящим мужиком вырастешь! - и показал на Людку: - Иди, отнеси вон той тёте.
- Ня, - ребёнок смотрел на Людку большими бесхитростными глазами.
Она взяла бутылку, налила себе какого-то розового напитка, выпила, налила ещё и вертела в руках, не зная, что делать с пузырём дальше. Ребёнка сильно обеспокоило, что вот так запросто, своими руками, он отдал семейное имущество чужой тётке. Крошечный Палыч задумчиво бродил по веранде, тревожно оглядывался на Людку, не осмеливаясь подойти к ней ещё раз, и морщил мордашку, раздумывая, заплакать сейчас или погодить. Нина мигом просекла затруднения внука и сказала:
- Иди, Ванечка, забери у тёти нашу бутылку и поставь на место!
Людка видела, как обрадовался малыш и с важностью кинулся восстанавливать нарушенный порядок.
Она вышла из-за стола, пошатываясь, прошлась по полянке перед верандой. Слов нет: хорошо тут! Воздух, сосны, птички поют и эти… бабочки летают. Вечерело. Солнце собиралось садиться, но замешкалось, облокотилось на крыши домов и висело, ожидая приглашения к застолью, облизываясь и начиная краснеть от нетерпения или негодования: вот он, локоток - рядом. Да не укусишь! Ох, как она его понимала! Теперь Людка начинала понимать всё! Вон, оказывается, отчего любимый не торопится уходить от жены. Паучиха крепко держит всё в своих маленьких лапках! Ишь ты - примета летнего счастья! Чужого, кс-стати. Людка икнула. А где же заблудилось её счастье? Или это она сама заблудилась… Ориентировщица хренова – взяла и заплутала – в трёх соснах! Сами собой покатились слёзы. Людке стало безумно жаль себя и своё потерявшееся счастье. Всё здесь чужое! И бутылка, и карапуз, и сметана… Ишь ты – ложка стоит! Всё-то у вас стоит… А у меня… А я вот пойду и проверю – стоит у них ложка…
Хозяева и гости столпились в углу сада, наблюдая, как вырастает на травке из складок резины надувная лодка. Громко чавкал насос-лягушка. Слышались пьяненькие голоса, тоненький смех Леночки, радостный лепет ребёнка, ржание Мити-Вити. Людке удалось прокрасться к дому никем не замеченной.
Ложка действительно стояла. Даже, когда стеклянная банка выскользнула из Людкиных рук, сметана не растеклась белым озером и лежала на полу мягкой оплывшей горкой, подтаявшим айсбергом среди голубоватых осколков-льдинок. А ложка продолжала стоять – кривой мачтой торчала из снежной вершины…
- Ты решила отдать всю сметану кошке? – в дверях стояла Нина.
Людка выпрямилась, мстительно сузила глаза и молчала.
- Ты сама не своя. У тебя какое-то горе?
- Вы моё горе! – выкрикнула Людка.
- Вот как! – Нина села за стол и жестом указала место напротив: - Садись и рассказывай!
- Я люблю вашего мужа! – выпалила Людка.
- Ну… - выжидательно произнесла хозяйка и спокойно спросила: - А он тебя?
- Тоже любит!
- И что?.. – невозмутимо спросила Нина.
- Как что? – Людка растерялась и повысила голос. – Вы понимаете, ваш муж вас не любит, он любит меня! Он вам изменяет! Со мной! – почти кричала она. – Уже почти два года мы встречаемся! Любим друг друга. С ним я почувствовала себя настоящей женщиной…
- Хм! Очень за тебя рада! – Нина усмехнулась. - А чего ты хочешь от меня? – Она, похоже, вовсе не была ошеломлена новостью и даже нисколько не удивилась.
- Как чего? Отпустите его ко мне.
- Бери, - каким-то равнодушным голосом сказала Нина и встала, словно утратив интерес к беседе, начала убирать с полу осколки банки. – Кис-кис! – позвала кошку. - Поешь сметанки, Киса, да смотри, язычок не порежь.

Людка не могла поверить этому «бери!» и, тем более стерпеть равнодушие, с которым Нина встретила её слова об измене мужа. Её вдруг прорвало. Скопившееся напряжение хлынуло потоком. Она закричала:
- Нет, вы, наверное, не поняли, я и ваш муж любим друг друга! Мы встречаемся. Уже два года встречаемся! - Людка размазывала по щекам потоки предательских слёз и продолжала выкрикивать, громко всхлипывая: - У нас всё хорошо, здор-рово и пр-рекрасно! Каждый раз он доводит меня до орг-газма…
- Вот как! А почему же ты плачешь, если у вас всё так замечательно? – Нина повернула к Людке смеющееся лицо. – Ты пьяна, милочка, и завтра будешь очень жалеть о том, что мне сейчас говоришь.
- Нет! Никогда не пожалею! Всегда хотела это вам высказать! А вас… а вы… вы холодная, как луна! И жадная, как паучиха!
- Ну, про паучиху ты видно сама придумала. Кстати – совершенно напрасно! Думаешь, небось: поймала мужика в сети и держу изо всех сил? Нет, не держу, забирай – хоть сейчас! Да и что значит – отдайте? Он что – бычок на верёвочке или ещё какая тварь бессловесная? Сам, небось, уходить не хочет… А вот про луну – интересно. Это он тебе сказал? – Нина снова села напротив Людки, протянула ей бумажное полотенце. – На, утрись. Да кончай ты реветь. Любишь и люби. Думаешь, я не знаю? Знаю. Жёны всегда чувствуют, когда у мужа кто-то завёлся…
- Завёлся, - с сарказмом повторила Людка. - Вы говорите, будто я вша какая-то. – Она снова заплакала. - У вашего мужа завелась вша! Нормально, да? Но я не вша. И люблю его! И меня просто так не вытравишь! – выкрикнула она.
- Да уж, тут никакие пестициды не помогут. Но мы и огород не привыкли гадостью поливать…
- Зря вы смеётесь! Он меня тоже любит!
- Ох, девочка! Любит – не любит… Думаешь, ты первая? Ну, такой он мужик – любвеобильный. Что с ним поделаешь?
- А вы… почему вы так спокойно это воспринимаете? Ведь это же из-ме-на!
- А что такое измена? Сама же видишь – у Володи семья на первом месте. Того, что он может дать – мне вот как хватает! – Нина провела ребром ладони по горлу. – Но, видимо, у него ещё остаётся много чего-то – невостребованного. Для меня и детей он всё сделает – в первую очередь. Ну, а девушки, а девушки – потом, - пропела она. – Не веришь мне? Ну да, умеет Вовка любить, каждая думает, что единственная. – Нина улыбнулась, и Людка поразилась тому, какие красивые у паучихи глаза.
- И вы никогда не хотели развестись?
- А зачем? Кому от этого станет легче? Первый раз узнала, что изменил – да, горько было, плакала, терзала его и себя. Он сказал тогда: не можешь простить – что ж, давай разойдёмся. Так жить невыносимо. Только подумай о последствиях. Ведь я люблю тебя, а ты меня. Как мы друг без друга? Ты у меня всегда на первом месте. Прости – и давай жить дальше. Так и живём… Привыкли. Думаешь, он сможет – без всего этого? - Нина широко развела в стороны руки. – Здесь ведь каждый гвоздик вколочен им с такой любовью…
- А он сказал, что вы ещё на свадьбе договорились не разводиться, пока вашему младшему ребёнку не исполнится восемнадцать. Эх, дура я, дура! Наверное, мне надо было ещё подождать. Это же недолго, да? – Людка с надеждой посмотрела на соперницу. - Сына вашего видела. Взрослый и сам уже отец. Наверное, и дочке чуть-чуть осталось до восемнадцати…
- Ну, вообще-то, дочка у нас старшая. – Нина задорно засмеялась. - Ей в этом году двадцать пять исполнилось, с мужем и внучкой в отпуск за границу уехала – путёвка горела, а так – тоже были бы здесь: папка у них - любимчик!
- Значит, он всё врал!? – Людка опешила, зажала ладонями рот, чтобы не разреветься снова.
- Нет, договор такой действительно был. Вовке выпало тяжёлое детство. Его родители развелись, когда ему было десять. Мать заставляла говорить на суде, что отец бьёт и издевается, отец тоже - купит кулёк конфет и учит, какие гадости надо рассказывать про маму, чтобы остаться с папочкой. Издёргали, измотали мальчишку. В результате мать таки лишили родительских прав, и Вовка вырос с отцом и мачехой. Вот он и придумал: как бы нам трудно друг с другом ни было – надо принять, как непреложное – развод невозможен, пока не выросли дети. Сыну сейчас двадцать четыре. Они у нас погодки. Вот и считай, сколько лет после его совершеннолетия живём. Не плачь, девочка! Не трать понапрасну времени. Это только кажется, что у тебя всё ещё впереди. Лето такое короткое! Не успеешь оглянуться - уж зима катит в глаза, - сказала Нина, вставая. – Ладно, я пошла мыть посуду, а ты пройдись, погуляй. К мойдодыру сходи: лицо у тебя…
- Почему вы меня успокаиваете? Должны были выгнать с позором…
- Да потому что, прогоню тебя - другая нарисуется.
- Что это значит? – спросила Людка.
- Да то и значит, что двух женщин мужчине мало, а одной – много… - непонятно сказала Нина. - Да и куда я тебя выгоню – на ночь глядя? Последняя электричка через полчаса отходит. Не успеешь. Ваши только что ушли: девчонки и Саня, а каратисты –пьяные в хлам, остались ночевать, Вовка их на втором этаже укладывает.
- Как – через полчаса? – Людка встрепенулась. - Тогда я побежала. Успею!
- Дело твоё – удерживать – не стану…

Людка не успела. Пока умывалась, пока брела по улочкам дачного посёлка. Нарочно медлила, надеясь, что вот-вот догонит её Палыч с рюкзаком, и они поедут начинать новую жизнь. Потом обдумывала разговор с его женой. Постепенно из головы вышел весь хмель, а его место занял стыд. У Людки пылали щёки, и нестерпимо жгло в груди. Она свернула с тропинки и вышла к какому-то водоёму. Плескала тепловатой водой в лицо, стараясь загасить огонь, выжигающий грех из её души. Когда подходила к станции, электричка просвистела мимо.
- И что теперь делать? В этой Есауловке я ведь совсем никого не знаю, - сказала в пустоту Людка, но ответа не последовало.
Она сидела на перронной скамейке и болтала ногами – будто совсем маленькая девочка.
Из темноты выкатилась под свет фонаря собачья свадьба. Людка сперва испугалась, но собакам было не до неё. Штук семь или восемь разного размера псов вились вокруг одной важной дамочки, которая пробежалась по перрону, вильнула хвостом и направилась в деревню. Рыча и поскуливая, нападая друг на друга и огрызаясь, свора ринулась за ней.
Людке стало холодно в бирюзовом топике, и она побрела обратно. Крыльцо нарядного домика под кроной разлапистой сосны освещала голубоватая лампочка. Людка опасалась собаки, но было тихо. Ну, да, псина гуляет на свадьбе. Подёргала дверь, но та была заперта. Людка посидела на крыльце, не решаясь постучать. Потом решила обогнуть дом. Из открытого окна доносился лёгкий шум. Подошла и прислушалась. Вспыхнули щёки, когда поняла, что это окно спальни. Отстранилась, чтобы её не заметили, но, заворожённая звуками, сразу уйти не смогла. Да и куда ей было идти? Супруги занимались любовью. Людка слышала горячечный шёпот, продиравший до озноба:
- А кто говорил, что я холодная, как луна? Это я холодная? Вот тебе за это, негодник! Вот, вот и вот.
- Маленькая моя – ты для меня самое большое и тёплое счастье!
Шёпот сменился хриплыми стонами и громким скрипом кровати. Людка отпрянула от окна, упала и поползла между кустами, пока не уткнулась во что-то упруго-резиновое.
Лежала в лодке, смотрела на звёзды и подсчитывала приметы летнего счастья: скрип кровати, звуки поцелуев, вот всхлипнул во сне ребёнок, где-то грызутся псы, мяукнула кошка, вьются под лампочкой мошки и бабочки, падают с кустов продолговатые капли жимолости… 09.03.2016

Все права на эту публикацую принадлежат автору и охраняются законом.