Т. №51. Кошечка /Moore/ и слепой/

----У нас в деревне был небольшой домик, и я часто летом на недельку-две любил наведаться туда – отдохнуть от всего. Сосед наш Петрович, не первой свежести слепой мужик, тем не менее, слыл во всей округе, страшным блядуном. И на этом поприще, его слава была столь велика, что я не совру, если скажу, что притом, что он никогда не был женат, /по личной прихоти/, ни единой ночи не проходило, что бы с официальным дружественным визитом, к нему летом на сеновал, а зимою в избу, или в баньку, не приходила какая-нибудь вдовушка, разведенная, незамужняя, или мужняя баба. Мне по-соседски, не раз приходилось мыться с ним в его баньке, и о размере его полового органа, я могу судить не понаслышке, и могу сказать, что ничего сверхъестественного, /ЛУКИМУДИЩЕНСКОГО/ у него в штанах не было. Это был нормальный, среднестатистический орган, которым обладают большинство советских мужиков, /при этом, почему-то не отличающихся повышенным, и столь пристальным вниманием к своей персоне со стороны прекрасной половины человечества/.
----Однажды, я завел с Петровичем разговор, о его секрете. Он лукаво так улыбнулся, и поведал мне тайну, вернее, полное отсутствие всякой тайны, и рассказал мне удивительный случай, который произошел с ним много лет назад, и который, его из заурядного ёбаря, вмиг превратил в секс символ, всех окрестных баб.
*******
----Тебе Алеша, никогда не приходилось слышать, такую брехню, что в свой смертный час, /именно такою фразою он тогда начал свой рассказ/, так вот в свой последний час, немые люди вдруг начинают говорить, /не в смысле, что нормально как вот мы с тобою/, а вообще впервые, и как оказывается напоследок в своей жизни, они произносят несколько звуков, слов, а то и целых фраз? Точно так же люди глухие, вдруг начинают слышать, а слепые прозревают… У нас, в соседней деревне, жила бабка Пелагея, которая славилась чуть ли на всю область своим умением вправлять кости. Слепая, с самого рождения, /так часто бывает в жизни, когда природа, или там бог, кого-то создавая, чем-то его обделят, и в результате человек рождается слепым, глухим, немым, а то и вообще каким-нибудь калекою/, а потом, вроде как бы опомнившись, или устыдившись, наделяют этого человека, /несчастного, и убогого/, каким-нибудь другим даром, /который имеют все/, но отвалят ему его столько, дара этого, таланту, или способности, сколько, столько тот сумеет унести. Так вот наша бабка Пелагея, как я уже тебе рассказывал, с самого рождения была слепою, и эта ее ущербность, с лихвою, компенсировалась ей чувствительностью пальцев. Она не то что бы чувствовала, а на самом деле видела руками. Вот как придешь домой, там у тебя в прихожей, стоит полированный стол, /мало у кого такая роскошь у нас в деревне есть/, а у тебя есть, /я знаю, я щупал/, так вот как придешь, то возьми и проведи рукою по этой самой полированной поверхности, /я точно так же в санатории делал/, а потом, закрой глаза, и опять проведи и постарайся почувствовать все неровности, которые есть на этой, казалось бы, абсолютно ровной поверхности, или лучше будет сказать не ровной, а именно гладкой поверхности. И я ручаюсь, что ты ни в первый раз, не во второй ничего практически не почувствуешь, а потом, возьми, самую обыкновенную газету, положи ее на стол, закрой глаза, и проведи снова, и я даю голову на отсечение, что ты очень удивишься, ощутив, какая она оказалась не ровной, и уж совсем не гладкой. Ты почувствуешь, что оказывается, на ней имеются шероховатости, углубления, выпуклости, и т.д. тоисть благодаря самой обыкновенной газете, твои пальцы, вдруг обрели, повышенную чувствительность, что и позволило тебе ощутить то, что раньше ты не чувствовал, вернее твои пальцы, просто не в состоянии были ощутить. Я, не знаю, отчего и почему так происходит, но то, что оно почему-то именно так и есть, это, так, же истинно, как и то, что я первый блядун в районе, а может и во всей области…. И он искренне, громко расхохотался. А теперь слушай внимательно, как я докатился до такой жизни! Кум мой, Петруха, ты его не знал! Так вот он, черт его знает где, купил журнал с голыми бабами. Он, как и /впоследствии оказалось, и я/, очень был падок до добра этого. А он, то в поезде у немых, /которые в большинстве своем такие же немые как я зрячий/, карты с этими самыми голыми девицами купит, то фотографии опять же с ними. Фотографии эти, скажу тебе честно никудышные, я хоть и незрячий, но чувствую, а тут представь себе целый заграничный журнал, цветной, да еще и с иностранными буквами. Сумасшедшие по тем временам бабки заплатил, так ему этот журнал значит приглянулся. И вот купил он его, и втихаря, /что бы, упаси боже, кто узнал/, /в то время — это реальное уголовное дело/. И вот значит сидит он у себя дома, за закрытыми на замок дверями, и тащится. Наверное, дрочил он на эти самые фотографии, не знаю, врать не буду, а знаю одно, что стал он для него такою реликвией, ну прямо как библия. Особенно одна там бабенка, “Кошечка”, с ума его сводила, вся голая, только какие-то там кружевные ниточки из одежды на ней, /это видать белье у них там такое/. Да только от белья такого толку то никакого, вон оно все добро, что по идее у порядочных баб, должно быть за ним спрятано, вон оно все, на виду, любуйся, стало быть, сколь душе, будет угодно. Когда он журнал этот купил, и сколько на него молился, этого мне Петруха не докладывал. Но ты сам понимаешь, что иметь что-то, наслаждаться чем-то или кем-то, и бояться об этом даже, не то, что сказать, намекнуть даже, это согласись, оно вроде, как и не наслаждаться вовсе. И вот, видать подобная, невеселая мысля его, заела, что решил он открыться, и с кем-то поделиться, своим счастьем. И вот, хватило, значит у него ума, для этой роли выбрать, кого бы ты думал? Представляешь, Меня! Представляешь дубина, он стоеросовая, меня, значит слепого, выбрал, что бы я, значит, сумел оценить! Приперся он значит однажды ко мне вечерком, с выпивкой, все чин-чинарем. Раз так, понятное дело, сели выпили, закусили, закурили то да се… И тут, он говорит мне:
----Хочу я, говорит Леха, тебя в тайну свою сокровеннейшую посвятить, только ты мне пообещай, /нет, поклянись лучше/, что никому о ней ни слова, а то сам говорит понимать должен, забреют, и поминай как звали.
Я, как услыхал такое, хотел было сразу в отказ, мол:
----Нахрена мне тайна твоя сдалась, уворовал поди чего, а то и того хуже замочил каво небось, а оно как водиться, грех, то на душе лежит, давит, мучит, по ночам спать не дает, а он стало быть возьми и все мне выложи, покается стало быть, ему, оттого облегчение вроде, а каково оно потом мне, с его грехами то жить?
----Нет, помолчав немного говорю ему, хоть ты Петруха мне и кум родной, и хоть водку, я с тобою, завсегда пил, пью, /и если после нынешнего вечера, не отвернешь от меня свою небритую морду/, то и дальше пить буду, но сокровенные тайны свои, будь добр прибереги для кого-нибудь другого.
----Да нет же, чудак человек, отвечает мне он, ты чего такого удумал? Ты ведать решил, что я тебя в свой криминал, какой-нибудь посвятить хочу? В воровство, а то и в убивство какое?
----Ну, да, отвечаю, так и решил!
----Нет, успокойся, это совсем другая тайна, чистая, светлая тайна, это так сказать – тайна всей души моей….
----А ты, кум еще называется, вместо того, что бы хотя бы попытаться вникнуть в суть ее, да что толковое посоветовать, как быть, как жить дальше! Вон даже и выслушать не хочешь!
----Представляешь Алешка, как змей загнул? Я вроде бы как уже и виноватым сделался. Ладно, говорю, раз без воровства, да смертоубийства тайна твоя, то бог с тобою, рассказывай!
Поломался он как та целка, пока я уже свои пол-литра не достал из стола, а потом начал. И вот, что значит, друг мой Алешка он мне выдал. Издалека начал он рассказ свой, /больше на исповедь похожий/, как в город поехал, как со сберкнижки деньги снял, и как повстречался ему мужичек, /из интеллигентных/, который, на ЖД вокзале, возле камер хранения, ему это самый журнальчик и предложил. Как вез его, как ментов боялся, /рожа у него, ментов этих, как мух на говно притягивает/. Стоит ему только из деревни, куда в район, или в область, по делам или в гости податься, а те, сразу тут как тут. Можно подумать, что они все специальное задание у себя там, в ментовке получили, что бы значит он Петруха, не мог мимо них спокойно пройти. И сразу же:
----А предъявите, как будьте добры документы гражданин хороший, которые удостоверяли бы идентичность вашей личности!
А не дай бог, полезут в сумку, /а они обязательно полезут, всегда, сколько помнил себя Петро, обязательно лазили/, а там, журнальчик этот самый, полный баб голых. Ведь засадят, как пить дать засадят. Кого-кого, а Петруху, наверняка засадят, аура у него такая. За разврат, за порнографию, закроют нашего Петю, куда-нибудь к хозяину карандаши строгать. Оно, для него вроде бы и не в диковинку, /карандаши эти самые валить/, дело привычное, считай, всю жизнь в лесхозе, лесорубом отработал. Так оно одно дело ведь, когда на себя, и совсем другое, когда за пайку на хозяина. Такие, невеселые мысли, мучили и терзали его беднягу всю дорогу. И от греха, да и от шмона подальше, засунул он журнал этот, как раз уже к своему греху поближе, к интимному месту. Оно надежней, чем в сумке, да ко всему прочему, еще и в возбуждение вводит… Вообщим, не смотря на все свои переживания и страхи, доехал Петро нормально, закрылся у себя в комнате, рассмотрел внимательно всю свою покупку. Если его впечатления одним словом – Красотища! И из всех изображенных там этих импортный сучек, одна “Кошечка”, его так приворожила, что вот веришь, стали для него все остальные женщины как бы нипочем. Все наши бабы деревенские, районные и областные, и даже союзные, для него, будто их и нету вовсе. А их у нас в деревне, сам знаешь сколько, да все титькастые, да жопастые, кровь с молоком. Ан нет, видите ли, никакого возбуждения они ему не создают, все мысли его только об одной этой самой иностранке. По всему выходит, что влюбился наш Петруха, в ихнюю, импортную стерву.
----Как подумаю только о ней! /это он значит, такое мне откровение, по секрету рассказывает/, дома, или в вахте, или на самой лесосеке даже, веришь, такой столбняк охватывает, что чуть самого в бублик не скрючивает. А про всех остальных баб, веришь, я и думать не хочу даже. Анютка, жена родимая, и та, почитай месяца три как уже нетоптаная ходит. Подозрения, у нее всякие в душу стали закрадываться. Никогда ничего похожего не было, а тут веришь, скандалить стала.
Говорит кобель ты бессовестный Петро, я и раньше знала, что изменяешь, ты мне Ирод, со всеми, кто только под руку попадется, но тогда, ты хоть и блудил, и гулял, так и мне все равно хоть что-то доставалось. А сейчас, видать суку, зазнобу такую нашел, что про меня, про жену свою законную видать совсем забыл! Совсем говорит, ты Петро совесть потерял, блудень проклятый! И со сковородкой чуть ли не в драку…
Такую вот рассказал он мне, тайну свою душевную, сокровеннейшую, и совета у меня, стало быть, спрашивает. А что я ему могу посоветовать? Говорю:
----Ты это, вот что Петро, с ума не сходи, а как будешь в ближайшую субботу баньку топить, возьми ты свой журнал, и спали его к чертовой матери, а время пройдет, природа свое востребует, глядишь, и с хозяйством твоим все наладиться, и будешь ты мил человек, как и раньше драть девок наших, да так, что аж жопы трещать будут….
А он, как вскипит весь!
----Да ты что? Да как можно? Вот так взять любовь свою, да в каменке сжечь!
----В своем ты уме? “Кошечку” и в огонь!
----Если бы ты пень, слепоглазый, сам бы мертвыми своими бельмами смог бы ее хоть раз увидеть, разве стал бы такое дурное советовать!
----А где она, икона твоя спрашиваю?
----Да вот говорит, как всегда, со мною!
----Давай говорю ее суда, смотреть буду, может чаво и увижу!
----Да, говорит, смотри в оба, /увидит он слепота куриная/!
И тут, веришь, в меня как черт, какой вселился!
----Давай говорю! И голос повысил, чуть ли уже не до крика. И вдруг как затрясет меня всего, и злость, во мне такая закипела, и еще обида, /страшная обида/, на весь свет белый, /хотя я свету этого белого, отродясь не видел, все только один черный/. И веришь, так мне вдруг обидно, стало на душе, и больно! Вот думаю человек зрячий, увидел, и полюбил, по-настоящему, со страстью, с мукой душевною, от одного только мертвого изображения, а как живую полюбил, а я….
----А я что?
----А оно, все накатывает на меня и накатывает, кричу, обезумев совсем, давай Петро бабу свою, слышишь! Показывай!
----А сам, уже вроде как верю, как знаю, что может что-нибудь другое, или кого-нибудь другого, и не увидел, а красоту эту, обязательно увижу.
Петро, от всего происходящего, опешил, растерялся, вынул из штанов, /библию свою/. Слышу, страницами шуршит! Ищет свою кралю…. Нашел. Сунул мне в руки, и говорит:
----Смотри!
----Представляешь картинку. Мне, слепому с самого рождения говорит – СМОТРИ!
----Я журнал это в руки взял, к харе поднес, смотрю, /а как оно смотреть и не знаю/, но вообщим таращусь, бельма свои раскрыл как можно шире, напрягся…И вот веришь! Увидел! На малюсенькую, может на какую-нибудь десятитысячную долю секунды увидел, а потом такая боль, такая страшная боль…И опять тьма. И не просто тьма, а еще темнее, чем раньше, и это, после света божьего, от какая это тьма тьмущая Алеша…. Еще хуже мне стало, и слезы, со слепых глаз моих в два ручья, как потекут, и прямо на журнал, на курву его…Петро, как выхватит его у меня из рук, да как заорет на всю избу:
----Ты чего это, Ирод рода человеческого делаешь?
По голосу чую, лют Петро, ох лют. Если бы он меня со своею женою, /Анюткой/, застукал, /в интересном так сказать ракурсе/, то, наверное, и тогда не таким бы зверюгой стал.
Честно, я хотя и не робкого десятку, а испугался не на шутку. Дело пьяное, да еще и за бабу, /хоть и вроде не за настоящую/, а прибьет как за самую, что ни наесть живую. Силища у него о-го-го, а по пьянке, так вообще…
----Прости, говорю Петя, не хотел я! Нечаянно все получилось.
----Не хотел, не хотел! Протирая фотографию сопливчиком, все никак не унимался он.
----А скажи мне, нахрена ты его вообще в руки брал, таращился на него, как тот баран…Увижу! Увижу! Слепота ты куриная!
В другое время, я за такие слова обиделся бы, пренепремнно обиделся, а нынче, не тот случай, чтобы обижаться. И тут, я только и вспомнил, о том, что сразу со страху позабыл совсем. Ведь я же видел! Может спьяну что померещилось, или с головою в ссоре! Так вроде бы нет, с мозгами пока дружу еще, выпили тоже, - ерунду. Для нас с кумом, это тьфу, так баловство одно. Видать и вправду видел!!!! Стал припоминать, что же я такого там видел, и веришь, начинаю вспоминать, что видел. Вижу то, что вспомнил! Каким образом вижу, понятия не имею, но, то, что вижу, так это, чтоб я сдох, если вру. Явно так, вижу эту самую картинку, она у меня и сейчас, как живая перед глазами…Сам успокоился, чую Петро тоже сопеть перестал /успокоился значит/, и говорю ему:
----Да Петро, и вправду, красивая у тебя зазноба! Ничего не скажешь “Кошечка”. И лежит в такой позе аппетитной, что я и сам бы мимо такой не прошел!
Кум, ничего не поймет! Шучу я, издеваюсь над ним, или вправду что-то увидел. Чую, не на шутку озадачил его, и что бы уже окончательно добить его, начинаю ему ее описывать. Мол, и как она лежит, и на чем, и где, а потом, сам пригляделся и спрашиваю:
---Да она у тебя Петро, что брюхата что ли? Кошечка твоя. Точно брюхатая…. Веришь Алеша, Петруха мой охренел от услышанного, а как стал в ясность сознания приходить, давай мне всякие каверзные вопросы ставить, /перепроверять значит/, а я ему как отче наш, и уже в самом конце, что бы окончательно добить его и говорю, а на левой титьке, у нее маленькое черное пятнышко, видать пятно родимое. Он проглотил слюну, и говорит: Точно, родинка. Тогда он давай еще более тонкие подробности, а я ему отвечаю, без запинки, что и как. А он, как услышит от меня правильный ответ, так от восторга только в ладошки и хлопает. Смеется, от прежней обиды и следа не осталось. Вот говорит, скажи кому, не поверят! Вот оно, что красота настоящая с людьми делает! Слепые, и те зрят! Чудеса, да и только! Мы по этому поводу, значит еще с кумом хильнули, /должен вам сказать, что Петро никогда в гости с одной бутылкою не приходит/, а потом, по такому случаю, и я опять выставил. Короче говоря, расстались мы с ним уже перед самим утром. И вот веришь, именно с той самой короткой ночи, все это й меня и началось. Я, с бабами, /с холостячками да вдовушками/, и раньше любил покувыркаться, а то и Петруха, всяких залетных шлендр под меня калеку подкладывал. Но если честно, то я даже представить себе не мог, настолько красивыми они бывают, /а на ощупь разве почувствуешь, мясо как мясо…. Но после этого случая, любая бабенка, которая только мне в руки попадалась, представлялась мне всегда, только в образе той единственной, прекрасной женщины, которую я ВИДЕЛ в своей жизни. И вот с той самой ночи, я их всех люблю, как ту, с журнала, и такая у меня ко всем им нежность и страсть, что просто ужас какой-то. Вот, стало быть, Алеша, и весь секрет мой. Просто любить их всех нужно и все. Любить всех, без разбору. Любить так, будто в этот самый момент, ты в своих объятьях сжимаешь самую красивую женщину на всем белом свете. А разве такую королеву, можно чем-то обидеть, или плохо обласкать? А они, /поверь мне как практику/, сучки, это ой как чувствуют, /когда ты к ним между ног по любви залез/, по пьянке, или просто, для того, чтобы было с кем ночь провести. Они все это чувствуют, и если чувствуют, что ты относишься к ней как к самой прекрасной женщине на свете, то они и отдается тебе вся, до конца. И тут нет, никакой разницы, красавец ты, или урод, прыщ медицинский у тебя в штанах, или оглобля.
----Бабы, они ведь что бы там не говорили не такие уж тупые, и сами понимают, что не все из них, прямо писаные красавицы, а есть такие, экземпляры, что нормальный мужик, не то что трахать их не согласиться, а как говориться: В голодный год, за тазик пельменей, /извиняюсь справлять большую нужду с нею на одном гектаре не согласиться/. А тут, представляешь - Я, такой подарок судьбы, слепой, который ее не видит, и которому она в знак признательности, такие чудеса в постели выдаст, что ни одна красавица не сможет так себя отдать. Вот и подумай, красивая баба, она себе ебаря завсегда найти может, /когда захочет, тогда и найдет/, а страхолюдина какая-нибудь, ведь она как та старуха из анекдота, каждый раз трахаясь, так отдается, думая: / А, вдруг в последний раз? /. Вот, старушки и выделывают такое, что куда тем молодым. Тоже самое и со страшульками, они ведь тоже все ласки и любви хотят, и не просто хотят, и ведь заслуживают ее совсем не меньше чем всякие там красавицы, ну просто видать там в небесной канцелярии, красоты на всех не хватает, вот их сердешных, маленько красотою то и обделили. А если она еще ко всему прочему почувствует, что ты к ней под юбку лезешь, не только потому что яйца от спермы звенят, а еще и с чувством. С чувством того, что ты ей искренне так сказать, честно от всей души и от всех своих сил хочешь доставить удовольствие, то поверь мне, что наедине с тобою, она будет такие чудеса вытворять, что только держи удила!
И еще, такой нюанс:
---- Когда стыдно, куда обычно не смотрят? Правильно в глаза. А если ей вдруг в постели от тебя чего-нибудь такого необычного, стыдного, грязного захочется, то толи зрячего об этом просить, /который будет мало того, что чувствовать, так еще и видеть весь твой позор/, толи слепого, которого попроси, и в глаза ему смотри сколько угодно, один черт ни хрена не видит, вот и просят не стыдясь ничего. Признаюсь, честно Алеша я многих из них, даже и не знаю. Слышу стук в двери или в окошко, выхожу в сени, спрашиваю:
----Кто там?
А там, за дверью молчат. А я ведь слышу, что кто-то есть, дышит, иногда даже две /вдвоем оно им не так боязно первый раз/. ….
----Чего стоишь или стоите, говорю, раз пришли, проходите, распрягайтесь, стесняться некого, можете, и слова мне не говорить, ты мне только как надумала, протяни мне свою руку, коснись, и все, за остальное не боись я все сам сделаю. Вот, только в последнее время СПИДа вашего, немного побаиваться стал, но все равно резинку эту хрен на себя надевать стану. Уж если суждено, помереть от какой заразы, то так, стало быть, тому и быть. Оно, ведь как тут не крути, а что от сифилиса, что от СПИДа, все равно ведь получается, что от любви…. А кто скажи мне, от любви помереть не захочет? А?????
На этом, он и закончил свой рассказ.
----А почему Кошечка?
Попытался я уточнить
----Почему Кошечка?
----Да все потому что под фотографией той была подпись на иностранном языке. Петр ее переписал и в школу к англичанке нашей:
----Мол, что сие означает?
----Она посмотрела на каракули его и говорит: что ничего не означает, но по-английски звучит как МУУР.
Вот, стало быть и стала она для него Кошечкой….
----А как же Петро? Как его судьба сложилась?
Поинтересовался я.
Немного помолчав, он ответил:
----Убило Петра, в следующую зиму. Лесиной, голову ему раскололо, прямо там, в тайге, на лесосеке и помер, так толком из-за своей импортной Кошечки и ненаебшись по-людски бедолага. …
И он, искренне так, трижды перекрестился.
----А журнал куда делся?
---- Журнал, ему Анютка в гроб положила, как икону. Я ей, обо всей этой странной истории, рассказал пред тем, как Петра хоронить собрались. Он просил меня сам: Ты мол, если не дай бог что, проследи, что бы вместе со мною, в землю…. Анютка, она хорошая, она поймет, она простит….
Выслушала она меня, помолилась, и простила его за то, что за последние считай полгода, мучил он ее, потому что поняла. Нигде кроме как у нас на Руси, таких баб больше нету. Что бы вот так, могла такое понять и простить… 09.02.2016

Все права на эту публикацую принадлежат автору и охраняются законом.