Т. №7. Аборт.

В тот день, у нее, как раз был юбилей. Шестьдесят лет. Никто ее не поздравил, никто не сделал ей подарок. И поэтому, она, особо по этому поводу не расстраиваясь, решила сделать подарок самой себе. Какой?
Самый лучший!
А, что, согласитесь, может быть лучше, чем в собственный день рождения, своими собственными руками, убить, своего собственного сына!….
Она не могла точно вспомнить, сколько времени простояла в нерешительности перед закрытой дверью. Час, два, а может лишь какое-то мгновение. Она не помнила, как вошла вовнутрь, все, происходило, в каком-то тумане, который сразу же исчез, после того как она сделала этот шаг. Так как всего лишь, один глоток, свежего, морозного воздуха, приводит человека в чувство. Так случилось и с ней, но только с точностью, до наоборот. Стояло ей только сделать один единственный вдох, в его комнате, и она сразу же пришла в норму. Сотни всевозможных, отвратительных запахов, наполняли эту комнату, и среди них, не было ни одного, о котором, даже с большой натяжкой, можно было сказать, что он, мог бы быть, кому-то приятен. В следующее мгновение ее вырвало. Прямо у него в спальной. В этой норе, наверное, вырвало бы любого, разве что только мертвый, остался бы к этому ''аромату'' равнодушен. И то, не потому, что мертвые, как известно мало того, что не потеют, так они, еще и не рыгают. Нет, просто, обычно, в моргах их потрошат, и им, просто нечем блевать. Она включила свет. Все в комнате, было точно так же как и пять, и десять лет назад. Он запретил ей входить в его комнату, и она не смела, ослушаться, на протяжении всего этого кошмара. И вот сегодня решилась нарушить запрет. Тот, кто запретил ей входить в его комнату, тоже был здесь. Он лежал на диване лицом вниз, и как-то по животному храпел. С тех пор, как он стал пить, он все время спал на животе, видимо боясь, как Боб Скот, из его любимой АС/ДС, захлебнуться собственной блевотиной. Которая из него регулярно извергалась, о чем свидетельствовал запах. Этот запах, смешанный с запахом мочи, запахом неизвестно, сколько времени, не мытого мужского тела, запах перегара, от одеколона, или какой-то другой гадости, запах грязных носков, окурков, гниющих, заплесневелых объедков, все это смешалось в такой ''букет''. В котором вряд ли мог существовать нормальный человек. А было ли то, что лежало на диване, с раскинутыми руками и ногами человеком? Скорее всего, наверное, нет. То, что оно когда-то было человеком, напоминала лишь форма, а человеческое содержание, было давно заменено скотским. Она вдруг вспомнила, как благоухал ее младенец, это был самый сладкий запах, который она когда-либо ощущала. Это был запах огромной материнской любви. И вот сейчас, она стояла, и ощущала запах ненависти. Да, человека, который так ''пахнет'' можно только ненавидеть, пусть это даже ваш собственный сын. И она его действительно ненавидела, и вот именно сегодня, сейчас, ее ненависть достигла своего апогея. Она подошла к спящему, накрыла его голову какой-то тряпкой, ''что бы кровь не брызнула'', занесла топор, и что есть силы, опустила обух, ему, на голову. Что-то хрустнуло, и он, счастливчик, умер, даже не поняв этого. То, что она его убила, она знала наверняка, для этого ей абсолютно не было никакой необходимости слушать пульс, или улавливать с помощью зеркальца или пера, есть ли дыхание. Она просто знала, что убила его и все. Просто если есть какая-то высшая справедливость, в которую она, несмотря на все, еще продолжала верить, то она должна была его убить, вот так, с одного удара. Потому, что ненависть, которую она к нему испытывала, давала ей, сто процентную гарантию того, что он мертв. Положив на пол топор, она подошла к окну, по живому сорвала шторы, и распахнула окно. Свежий, живой, воздух, ворвался в эту никогда не проветриваемую могилу, и буквально замер. Казалось что даже он, задохнулся в этом смраде, от той вони, которой было пропитано все внутри. Но так, продолжалось всего лишь несколько мгновений. А потом, жизнь, как ей и положено, стала понемногу побеждать, и комната постепенно стала наполняться чистым воздухом. Она стояла у распахнутого настежь окна, вдыхала полной грудью этот чистый воздух, и казалось, что и в ней самой, за сколько мертвых лет, впервые стало, что-то оживать. Она в блаженстве закрыла глаза, и вдруг вспомнила как же, все это началось.
Все матери естественно помнят день рождения своего ребенка, некоторые, возможно, могут вспомнить и ''час зачатья'', но, наверное, вряд ли кто может вспомнить тот самый день, когда они впервые узнали о своей беременности. Наша героиня помнила, это был вторник, 1 ноября 1955 года, и вот почему она это так хорошо запомнила. Придя от гинеколога в общежитие, она сообщила своей лучшей подруге, что беременна. Подруга сказала ей, что она родилась в рубашке, и ей крупно повезло, а потом, не моргнув даже глазом, заявила следующее:
---Вот и чудненько, в обед, по Маяку, как раз передавали, что с сегодняшнего дня у нас в стране официально разрешили делать аборты. Так что прямо завтра иди ложись, и пусть выскребают к чертовой матери… Или ты собираешься рожать ребенка от этого ублюдка, который тебя поимел и бросил?
Она промолчала, как бы этим давая понять, что не собирается обсуждать это даже со своей лучшей подругой. Подруга куда-то торопилась, и явно не собираясь ее переубеждать, просто обуваясь, сказала: ---Дурой будешь, если родишь, самой последней дурой, и сколько жить будешь, будешь меня вспоминать, и каяться, что не послушала, и не выскребла!
Увы, как не больно ей было в этом себе признаться, но подруга оказалась права. Но поняла она это, когда уже было слишком поздно. А пока она решила выносить, ребенка и родить, чего бы ей это не стояло. Что это было? Материнский инстинкт! Или что-то другое! Скорее всего, что-то другое, и это другое называется любовью. Она просто любила, того, кто был недостоин ее любви. Наивная девочка, думала, что он, узнав о том, что она не захотела сделать аборт, и решила родить, /или родила/, от него ребенка, испытает угрызение совести, раскается, и вернется к ней. Но, увы, он кончил думать об этой провинциальной дурочке, в тот же самый миг, когда кончил.
Она всю жизнь проработала в заводской столовой, в разделочном цеху. Так что расчленить еще одного ''барана'', для нее не составляло особого труда. Для этого, у нее даже был специальный ножичек. Она сама неизвестно для чего как-то взяла его на работе. Нож был очень острый, она взяла его сразу же после того как все ножи, которые были в столовой, принесли из заточки. Зачем она его взяла? Она не знала, просто завернула в фартук, и принесла домой. А, принеся, домой, завернула в полиэтиленовые мешки, и хорошенечко спрятала, авось, когда-нибудь пригодиться! Вот именно сегодня, он как раз и пригодился. Она была сильной женщиной, поэтому ей без особого труда удалось перенести из спальной, ''то'' что в последнее время только курило и пило. А при таком образе жизни, сами понимаете, избыточный вес еще никому не грозил. Она перетащила труп в ванную комнату, предварительно наполнив ванну теплой водой, чуть меньше, чем наполовину. Раздела его, и положила отмокать. Процесс расчленения, ни чем не отличался от ее обычной работы. Там где не справлялся нож, она использовала или топорик, или пилку по металлу. Когда все было закончено, она расфасовала части тела по трем полиэтиленовым мешкам, и под покровом ночи вынесла их в мусорные баки, которые стояли прямо перед ее домом. Хотя темнота в данном случае, не имела абсолютно никакого значения, просто была ночь, и она вынесла мусор, после того как навела в доме порядок. Был бы обед, или утро, она поступила бы точно так же, не никого не опасаясь. Ведь она была абсолютно уверена в том, что не совершает ничего, что противоречило бы закону. Потом, она затопила печь, и стала сжигать в ней, все то, что так или иначе было связано с ним. Все вещи, все к чему он когда-либо мог прикоснуться, даже матрац, на котором он спал, все подлежало очищению, а что как не огонь, является наилучшим очистителем, от скверны, которая поселилась в ее доме много лет назад. Потом дошла очередь до фотографий, все снимки, на которых было изображено ''оно'', безжалостно кастрировалось, и отсекалось все, что только могло напомнить об его существовании. Обрезки шли в огонь, куда следом за ними шли и его документы: Свидетельство о рождении, Военный билет, Паспорт, Аттестат о среднем образовании, Диплом за техникум, даже пачка его армейских писем, в которых он еще называл ее мама… Когда кроме воспоминаний, уже ничто не могло напомнить о нем, она успокоилась и присела отдохнуть. Ах уж эти воспоминания! За весь вечер, ни один нерв, ни одна струна ее измученной души не расслабилась и не дернулась, и только когда, разрывая очередное письмо, для того что бы бросить его в огонь, она увидела написанное его корявым почерком слово мама, что-то заныло у нее в груди. А ведь когда-то она была для него мама… Когда же это все началось? Когда же впервые появилась между ними эта трещинка, которая сегодня как раз достигла своего апогея, и материализовалась, у него в черепе. Наверное, после того как он вернулся из армии. Он служил во внутренних войсках, охранял зеков, возможно, что именно так он и потерял уважение к людям, и стал относиться к ним как к скоту. Скорее всего, что именно там он и начал пить. До армии она как-то не замечала в нем особой озлобленности, ребенок как ребенок. А вот из армии он вернулся волчонком. Который, в последствии превратился в страшного матерого волка. И не просто волка, а волка с претензиями.… И претензии его в этом мире заключались в том, что он хотел абсолютно все, и притом именно сейчас. Но при этом даже палец, об палец не ударяя, для того, что бы его претензии и запросы осуществились. Работать он, даже, не собирался, и, отгуляв положенные после службы два месяца, устроился в милицию. Там он долго не продержался, вы можете себе представить, что значит волк в ментовской форме, с замашками конвоира из зоны. И после того как его выгнали, озлобленный на весь свет он просто затаился, как волк, в своем логове. Но волку требуется пища, а ему мало того, что нужно было, что-то есть, так еще с каждым днем все больше и больше ему нужно было выпить. Здоровенный мужик, как клещ, как пиявка, присосался к своей матери и до самой своей смерти сосал ее, как только мог. Бедная женщина все эти годы, несла этот непосильный крест, и никто, никогда не слышал от нее даже маленькой жалобы. Потом в стране начались известные события, сделавшие всех в одночасье нищими, взять на роботе было уже нечего, зарплату платили, когда хотели, в магазинах все было по талонам, и талоны эти выдавались лишь тем, кто где-то работал, или хотя бы числился. Ее сын, числился у нее на шее… И поэтому ее скудная зарплата, все то что ей всеми правдами и неправдами удавалось достать фактически прожиралась, и пропивалась им одним. От голодной смерти ее спасло лишь то, что она в столовой, хоть иногда она могла не то, что поесть, перекусить. Именно в это время он в первый раз на нее повысил голос. Потом, однажды, он ее толкнул, потом дал пощечину, а потом, пошло поехало…Он бил ее со всей силы, пинал, и топтал ее ногами, будто она была вовсе и не человек, не женщина, не его мать, а какая-то скотина. Хотя нормальные люди, не позволяют так себя вести даже и со скотиной. И если раньше, он искал причину для того что бы ее избивать, то последние несколько лет, он бил ее просто так, без причины, от нечего делать, срывая на ней зло. Обычно, так поступают очень трусливые люди, которые, не зная на ком выплеснуть, зло пинают, беззащитных кошек собак, или просто ломают ветви, абсолютно ни в чем не повинных деревьев. Соседи, общественность, сначала пытались вмешаться, и призвать его к ответу. Но стояло, лишь только кому ни будь попытаться ее защитить, как она, как настоящая, любящая мать, бросалась на своего защитника, с кулаками, защищая своего сына. Людям скоро все это надоело, и они оставили их в покое: Пусть разбираются сами..
В милицию она не заявляла, по той же глупой и наивной причине, по которой когда-то она решила оставить ребенка. Она верила и надеялась, что ''ОН'', видя как она стойко и мужественно переносит все его издевательства, когда ни будь поймет, как она его любит, покается и исправиться.
Бил он ее, профессионально, не оставляя никаких следов, пригодилась, армейская подготовка, к тому же видя, как она безропотно терпит унижения, и побои он становился все более и более жестоким, к тому же абсолютно уверовавшим в свою безнаказанность.
В доме он пропил все, что можно было пропить, а потом пропил даже то, что казалось, пропить было невозможно. И вот как раз сегодня, о сообщил ей то, что стало последней каплей, которая переполнила чашу, казалось бесконечного материнского терпения. Придя, домой, он заявил ей, что нашел покупателя на дом. Сказано это было просто так, для информации, он не советовался, он не спрашивал ее разрешения, он просто сообщил ей свершившийся факт, который завтра, будет оформлен юридически. Его не интересовало ее мнение, ее реакция, он просто сказал, так для информации, хотя мог ей об этом, и не говорить совсем. После чего, еле передвигая ноги, отправился в свое логово.
----Самое страшное, было то, что она знала, если завтра, он скажет ей поставить свою подпись там-то и там-то. То она безропотно это сделает, потому что завтра, она его снова будет любить несмотря ни на что, а вот сегодня она его ненавидит
----Она вдруг вспомнила о записи в паспорте. Гласившей: Сын Пахомов Павел Михайлович. 16 июля 1956 года. Можно было конечно вырвать страницу, но она вспомнила, как в детстве ее брат выводил из дневника двойки. Она взяла нож, заточила спичку, и, макая ее в мед, в точности обвела весь текст, написанный в паспорте, после чего взяла паспорт, и, выйдя на улицу, положила его на муравейник. После чего со спокойной душой пошла спать. Что ей снилось, он не помнила, разбудил ее собачий лай. Выглянув в окно, она увидела участкового, и с ним еще несколько человек.
---Расчлененный труп, рано утром обнаружили местные бомжи, которые по утрам, совершали свой обычный рейд, по мусорным бачкам, в поисках чего ни будь ценного. Развязав мешки, они сначала от ужаса разбежались, ну а потом, придя в себя, сообщили о своей страшной находке участковому. Участковый вызвал группу из райоддела. Части трупа были извлечены, собраны до кучи, насколько только, это можно было сделать. Участковый сразу же опознал в трупе мужчину, который проживал как раз на этой улице, и у ворот дома, которого, в мусорном бачке, его части, как раз и были обнаружены. Туда и направилась группа, состоящая из участкового, двух милиционеров из РОВД, и понятых. Возле калитки, они встретились с неизвестным мужчиной, который после заданных ему вопросов, оказался именно тем покупателем, который как было уговорено с теперь уже покойным хозяином, утром пришел смотреть дом.
Вышла хозяйка дома. На вопрос участкового: ''Где сейчас находиться ее сын?''. Она сделала искренне удивленное лицо, и ответила, что никакого сына у нее, отродясь не было. В подтверждение этого, она протянула свой паспорт. Участковый, взяв документ, и раскрыв его на нужной странице, удивился. Лист был абсолютно чистым, / муравьи хорошо сделали свое дело/. Предъявив ордер на обыск, вся группа вошла в дом. Специалистам, без особого труда удалось найти буквально ''кричащие'', о совершенном вчера преступлении улики. Хозяйка была арестована. Было следствие. Ее вина была неопровержимо доказана. Была судебно-психиатрическая экспертиза, признавшая ее вменяемой, а стало быть, подсудной. Дело было передано в суд. Где ее вина в совершенном убийстве, и последующим за ним расчленением была полностью доказана. Естественно на суде всплыли и все факты ее жизни, если только ее можно было назвать жизнью. Избиения, издевательства, унижения, и хотя в некотором смысле это были смягчающие вину обстоятельства, но, тем не менее, прокурор запросил у суда максимально строгое наказание. Наконец последнее слово предоставили и самой подсудимой. Все время, пока длился процесс, она сидела в клетке, и с искренним непониманием того, что происходит, смотрела в зал. На вопрос, зачем, же она все-таки убила своего собственного сына? Она в недоумении, и с явными признаками наступившего, или наступающего безумия, посмотрела на того, кто ее спросил, и удивленно ответила.
---Кто убила? Я убила? Я никого никогда не убивала! Просто я сделала аборт, с опозданием на 40 лет… 29.12.2015

Все права на эту публикацую принадлежат автору и охраняются законом.