Солнце на закате

Восьмое марта близко-близко – и сердце бьётся, как олень…
Игорь собирался на корпоративную вечеринку: принял душ, тщательно выбрился, надел французскую рубашку. Так, теперь запонки. Серебряные кузнечики готовы были выпрыгнуть из пальцев в самостоятельный полет. Но Игорь их усмирил, вставив в манжеты. В свои сорок восемь женатый холостяк ощущал себя модным, независимым и неотразимым. Преподаватель биологии, он знал по опыту, что заезженные, словно кобылицы, училки один раз в году традиционно сбрасывали с себя узду строгости, испуская сладкий мускус вожделения. И тут уж надо не прозевать…
- Изысканный труп готовится пить молодое вино? – саркастически спросила жена, просверлив его взглядом опытного рентгенолога. Игорь вздрогнул.
Он и забыл, что она ещё не ушла.
- Не говори глупости, милая, - ответил он и изобразил на лице заботу: - Ты не опоздаешь?
- Нет. За мной заедут. – Пропитывая нежные местечки за ушками мятежным ароматом, предупредила следующий вопрос: - Коллеги.
Пять пар рельефных губ насмешливо растянулись, повторяя улыбку жены.
- Я приду поздно, сама понимаешь, мужчин в коллективе мало, пока всех дам провожу до дому, - промямлил Игорь, не в силах отвести взгляд от экстравагантного флакона духов с брендом сумасшедшего Дали.
- Ничего, меня подвезут. Пока-пока! – Жена чмокнула воздух рядом с его щекой и птичкой упорхнула.
На туалетном столике продолжал загадочно улыбаться флакон, чуть-чуть подрагивая уголками губ. Игорь взял его в руки. Тревожно и воинственно застрекотали запонки-кузнечики; затикали их механические колёсики и молоточки; заиграли крошечные скрипочки, задрожали, резонируя, маленькие зеркальца на надкрылках. Губы Дали испуганно скривились, повыскакивали с места, обнажив полную пустоту флакона, и разлетелись в панике по углам.
Игорь помотал головой, прогоняя наваждение, но оно повисло в воздухе. Пять рубиновых улыбок танцевали, дразнили, искушали, манили и демонстрировали превосходство. Игорь погнался за ними, захлопал руками. Мягкие губы щекотно дотрагивались, касались лица, но тут же ловко увиливали; не давались в руки, избегали хищной пасти, прятались за спиной и показывали ему язык из-за зеркала.
Щекотное мельтешение нарушил телефонный звонок. Звонили с работы.
- Игорь Николаевич? Ну что же вы? Мы вас ждём-ждём… - по имени-отчеству, соблюдая конспирацию, назвала его учительница младших классов и любовница по совместительству. - Приезжай, я хочу тебя, - жирным шёпотом добавила она.
Игорь представил, как шевелятся её алые губы, касаясь трубки, приоткрываются, обнажая хищные резцы, от которых у него еще с прошлогоднего празднования остались на шее шрамы…
Голова закружилась, и он упал, утонув затылком в мягком ковре. На лицо наехала ослепительная темнота. Рубиновые губы осмелели и со всех сторон подскакивали к лежачему, жалили горячими поцелуями шею, руки, пробирались под французскую рубашку и дышали там жарко и влажно. Пытаясь выбраться из манжетных петель, дребезжали и буксовали запонки. Наконец кузнечики вырвались из плена и начали охоту, затрубили, запрыгали по неподвижному телу, зацарапали крошечными коготками. Острые когти и ненасытные губы объединила нешуточная схватка, катавасия, адский клубок визжащих котов. Теперь вся разношёрстная компания ползала по животу, кусала и раздирала правый бок, кромсала пах и прожорливо кишела уже внутри.
Его вырвало на ковёр. Боль трудолюбиво вязала арматуру и забивала гвозди в его чреве. Там вовсю шло строительство чего-то гигантского.
Телефон жены находился вне доступа…
Зато скорая приехала быстро. Фельдшерица в макияже из веснушек только этого и ждала: отбить мстительными пальцами барабанную дробь на животе какого-нибудь мужчинки, неосмотрительно попавшегося в сети праздничного дежурства. Залетел, голубчик! Она отыскала в зарослях лобковых волос съёжившийся на свету пенис; со вкусом знатока ощупала каждую складочку, будто ткань шёлкового платья на сезонной распродаже, подула на него, подозрительно взглянула на отверстие – словно нашла текстильный дефект; взвесила в руках мошонку. Встряхнув рыжими кудряшками, она ловко поймала у виска заблудившуюся бабочку улыбки, пришлёпнула себе на бесцветный рот и зашелестела фальшивыми губами:
- Такой интересный мужчина… накануне восьмого марта… жаль… первая городская… урология… собирайтесь…
Собирайтесь. Развлекайтесь. Неравноценная замена! Вместо накрытого в учительской праздничного стола – прогнувшаяся от впечатлений больничная кровать. Вместо бокалов с шампанским – баночки из-под майонеза, наполненные скорбной уриной. Вместо неутомимых плясуний – усталая кукла из коллекции Цинцинната: похожий на крысу Гоголь, на которого напялили одноразовую шапочку-шарлотку.
- Послушайте, а когда мне скажут диагноз?
Маленький классик с неподдельным интересом смотрел на новенького и многозначительно молчал, сведя глазки к долгому носу. Потом подхватил швабру, три раза шлёпнул тряпкой по льду трещиноватого линолеума и с достоинством удалился. За дверью взорвалось что-то стеклянное и включился чей-то почти ультразвуковой визг.
- Да откуда ей знать? Это же санитарка, Регина, – сообщил интеллигент с кровати напротив, мотая лысой головой. – Нелепый бабец!
- А кто знает? У кого спросить? – спросил Игорь жалобно.
- Терпи, казак! Сегодня не твой день! После праздников появятся… - откликнулся другой сосед, по виду слесарь, с кровати наискосок от Игоря.
- Как после праздников? Как же ЭТО можно терпеть – три дня?
Ответа не последовало. Работяга подошёл к окну, а интеллигент зашаркал большими пляжными тапками, выходя из палаты.
Третий житель палаты, укрытый одеялом с головой, молчал. То ли спал, а то ли не дотерпел, бедолага…
Игорь корчился и пытался угнездиться в такую позу на заземлённом гамаке, чтобы ублажить монстров в своём беременном животе. Камасутра, блядь! Но зелёные кобылки не унимались, причиняя чудовищные страдания. Ебутся они там, что ли? Винтажные кузнечики совокуплялись с влажными губами-вагинами a la Salvador в хвост и в гриву, на полную калитку, плодились и множились.
- Скажите, а вы тоже пребываете в неведении? – спросил Игорь.
- Чтобы достичь безупречности, человеку следует избавиться от веры в собственное бессмертие, чувства собственной важности и жалости к себе, - глубокомысленно изрёк слесарь.
- Какое, нах, бессмертие?.. – проворчал вернувшийся интеллигент. – Там Регина опять анализы расколотила! Дура раскосая!
Игорь набросил на голову подушку. Его вера в бессмертие кончилась с началом приступа. Важность? Давно уже он не чувствовал себя столь неважно. Со страхом и грустью прислушивался он к тому, что происходило у него внутри. Жалость к себе выплеснулась из разбитых баночек и затопила жёлтым всё пространство до горизонта. Солнце на закате. Ему было больно, страшно и одиноко.
Телефон жены недоступен, а её тело доступно другому. Счастливчику…
Вечером в палате появились в обнимку дежурный врач и медсестра с неординарной фигурой. Если её уложить на бочок - вполне могла бы заменить собой математический символ бесконечности, обещая нескончаемые удовольствия. Но сейчас поставленный вертикально символ вызывал глухое раздражение.
Медсестра начала буднично ставить предпраздничные уколы. Врач, не поднимая глаз, забубнил без интонаций и пауз:
- Жалобы есть нет ну и славненько в выходные старайтесь много не пить…
- А ты нам наливал? Не пить… - возмутился плешивый, но ойкнул и замолчал, сражённый инъекцией.
- Я имею в виду совсем не пить любой жидкости воды чаю вести себя спокойно не прыгать дотяните до исхода. - Здесь эскулап позволил себе маленькую паузу. – Летального исхода праздников а там вами займутся. – Поставил твёрдую точку и направился к выходу.
Поторапливая сестричку, погладил на ходу нижнюю округлость бестактной восьмёрки, возвышающуюся над укрытым с головой, но выпроставшим другую волосатую часть тела, пациентом.
- А как же я? Скажите, доктор, когда?.. - закричал Игорь.
Но того уже и след простыл. Зато к Игорю зловеще приближалась игла в руке, обтянутой резиновой перчаткой.
Утром приехала нарядно обнажённая жена. Высыпала на тумбочку ворох кислых сладостей, чмокнула воздух у щеки, обдав мужа надменным ароматом:
- Не скучай!
- Постой, давай поговорим! У меня в животе…
- Имей совесть, дорогой! У тебя тут ролевые игры с медсёстрами, а я… Сегодня, между прочим, женский день, а ты со своими капризами… - Каблучки цокали уже по коридору.
Игорь подошёл к окну. Жена изящно поднимала ножку, садясь в похотливо распахнутый автомобиль
- Хороша штучка! – Слесарь цокнул языком за спиной надутого мужа.
- Ебать повезли, - завистливо подтвердил плешивый интеллигент.
- Коллега, - уныло констатировал Игорь.

От смирительных инъекций пациенты погружались в маринад вялого анабиоза. Теперь их состояние походило на ожидание малосольных огурцов в банке рядом с бутылкой водки: знают, что их сожрут, а убежать не могут. Иногда пикули тоже развлекались: им было позволено самостоятельно наполнять баночки из-под майонеза, которые тряпичный Гоголь уносил куда-то в большом белом ящике.
Иногда они по привычке сравнивали, у кого больше. Если нельзя сравнить собственный автомобиль с машиной соседа, сравнивают телефоны или то, что попалось под руки. Объектом маскулинного делирия в этот раз стали камни.
Наличие в мочеточнике самого большого конкремента обеспечило Игорю почётное последнее место в очереди. Название операции звучало зловеще: КУЛТ. Будто от обрубка - культи - откромсали ещё кусок.
Когда он уже всерьёз стал задумываться об эвтаназии, состоялось приглашение на казнь. Монстры в марлевых повязках протягивали резиновые щупальца.
- Эпидуральная анестезия. Вам не будет боль…
Анестезия, анастасия, атанасия… Эпидуральная, педальная, спиральная.
Чёрная дыра с розовым ободком раскручивалась с бешеной скоростью. Гигантская спираль затягивала, всасывала сознание в водоворот. Внутрь.
Внутрь – кого? Себя? Или бородатого, словно анекдот, анестезиолога в шапочке-шарлотке, как у Регины-Гоголя? Страшное – всегда вне нас. Бородатая морда. От страшного лезут под одеяло. Но оно осталось в палате. Страх преодолевается смехом. Коза, прекрасно обнажённая. Седина бобра не портит. Жуки карапузики с усами, как у Дали. Нельзя, невозможно смеяться. Не помогает. Ужасное – глубже. Ужасное – важнее. От ужасного – кричат. Сверкающая темнота залепила рот – не закричишь. Понять что-то про него – сложно. Ужасное - внутри. Приговор. Предчувствие конца. Солнце на закате. Жёлтое небо. Яйцо. Я. Диплоидное, как зигота. Тысяча мелочей, запахов, оттенков. Что-то упоительное и раздирающее. Мягкое, как материнская грудь. Твёрдое, как камень, застрявший в мочеточнике. Песчинка и мироздание.
Щупальце прибора проворно пробирается внутрь, словно шейка флакона, которую вводит самец кузнечика в половое отверстие самки.
Кто я – самец, принёсший роскошный дар? Или я – это самка, медленно и со смаком поедающая после спаривания сладкий подарок? Или сперма, медленно перетекающая внутрь неё самой? Или всего-навсего один крошечный живчик, сосредоточие беззащитной Вселенной, не успевший юркнуть ещё в норку и застывший от ужаса перед надвигающимися челюстями? Или я - порожняя тара, пожираемая за ненадобностью на десерт?..
Для чего этот дьявольский выбор, преследующий человека всю его жизнь?

- Матка, Матка, чей допрос?
- Мой!
- Кого возьмёшь: солнце на закате или хуй на самокате?

Появление на свет камня сродни рождению человека.
Вышедший из чрева боб с гроздью горошинок, в трещинках и пещерках, изменил восприятие, расширил границы известного. Вот оказывается, как это бывает! Таинство рождения. Магия. Сгорание в огне изнутри.

- Больной, вы проснулись?
Первое, что увидел Игорь, вынырнув из чёрной дыры наркоза, - чёрные губы. Растянутое посередине, будто отражённое в выпуклом зеркале, лицо. Жуть!
Сведённые к переносице, чёрные глаза не отпускали взгляд, тянули на свет. Постепенно в мир возвращались краски и звуки. Похожий на крысу Гоголь с жадным любопытством наблюдал за возвращением.
- Регина? Милая! Красавица ты моя! Как же я рад!
Гоголь удовлетворённо хмыкнул:
- Жив… - Но тут же спохватился и отвернулся. От кукольной спины исходил аромат живой харизматичной женщины.
- Постой, куда ты?
- Тише, больной! Вам нельзя разговаривать! – сварливо сказала маленькая санитарка, впрягаясь. – Поехали! - И с неловкой грацией покатила каталку по коридору.
Колесо задело какую-то тумбочку, и взорвалось что-то стеклянное.
- Реги-и-на! – Высокие, как ультразвук, ноты издавала медсестра со сногсшибательной фигурой – восьмёркой. Игорь засмеялся. Дивный оксюморон - матерящаяся леди! Это… это сексуально, чёрт подери!

Когда Игорь ехал домой, таксист оживлённо рассказывал:
- Представляешь, был в автомагазине. Пришла тётка за бензонасосом и объясняет продавцу: «Мне это, ну, чтоб не сосать, а руками пожмакать – и само потекло!»
- Красивая? Блондинка, наверное? – Мужчины обменялись понимающими взглядами и захохотали. 13.08.2015

Все права на эту публикацую принадлежат автору и охраняются законом.