Обнимая колени руками

Мы сидели у Женьки дома, я жаловалась подруге на собственного мужа, она понимающе кивала, наполняла рюмки и подкладывала в тарелки салаты, на которые была великая выдумщица.
— Представляешь, садимся ужинать, он включает телевизор, а сыну разрешает только спиной к нему сидеть – воспитывай волю, говорит. Сам смотрит, комментирует, ржёт, как конь, а ребёнку даже голову повернуть нельзя – одним глазком нельзя посмотреть! И меня всё время дрессирует. Каждые выходные на дачу к свекрухе ездим – от рюкзака уже плечи болят! – перечисляла я, трогая ключицы и заодно поправляя подплечники на новом кардигане.
— А сам что – налегке идёт?
— Сам тоже – каждый раз бревно тащит.
— Какое бревно? – Женька закурила и, прищурив глаз, попыталась выпустить дым кольцами, но поперхнулась и закашлялась.
— Сосенки в парке прореживает. По вечерам, когда гуляет с собакой, выбирает не очень толстую, спиливает ножовкой, обрубает ветки, а ствол запихивает в чехол для лыж – и волочит домой, а в субботу — на электричку. Люди смотрят, как на придурков: лето на дворе, а мы с лыжами ездим! – Я тоже закурила, демонстрируя ровные красивые колечки.
— Вишь – какой хозяйственный! Повезло тебе! – подруга пыталась меня подбодрить, заодно высказать и свое наболевшее: — А моему артисту — ничего не надо! Сыном не занимается, на дачу не ездит. Кран на кухне потёк – не до крана ему! Горячий завтрак, свеженькая рубашечка, галстучек и… только под утро заявляется, благоухая чужими бабами.
— А что ты? Принимаешь его – с этим… запахом? – брезгливо поморщилась я.
— Ну, а как – иначе? Я его люблю. – Женька помолчала, потом добавила с горькой усмешкой: — Он меня своими флюидами крепко держит!
— Чем-чем держит? – переспросила я.
— Флюидами. Биополе любви! Не слышала о таком? Так что жду его, у окна всю ночь, плачу, жалею себя, а придёт – будто солнышко взошло! В ванну усажу, промою с гелем, до красноты мочалкой отшоркаю... Он только смеётся… А потом скажет ласково: иди ко мне, булочка с корицей! С корицей — потому что укоряю его! И всю… понадкусывает, изжамкает… – Женька быстро взглянула на меня, я увидела, что она покраснела, потом сделала глубокую затяжку и продолжала: — Снова и снова прощаю. Недавно смокинг ему подарила. Он говорит, смокинг без классического бантика — как невеста без жениха… И бабочку купила, и кушак атласный… А, все мужики сволочи! – неожиданно махнула рукой Женька, делая банальный и понятный всему женскому полу вывод, потушила сигарету и снова подлила водки. — Давай выпьем, Ленка, — за нас, девочек! Вот этот салат ещё попробуй…
— О! Похож на «Цезарь», только… не пойму, чем ты его заправила.
— Ну да, вместо майонеза… — и Женька подробно перечислила ингридиенты новой заправки.
— А мой, — продолжала откровенничать я после изрядной порции салата, — совершенствует свое спортивное тело в любую свободную минуту. На унитазе сидит не как все нормальные люди, а на корточках. Вцепится в края пальцами ног – говорит, так тренируются мышцы и вестибулярный аппарат…
— О, господи! – прыснула Женька, но спохватилась, взглянула на часы и заметалась по комнате: бросилась собирать посуду со стола, потом побежала в спальню и тут же выскочила оттуда полуголая, присела на краешек кресла и принялась натягивать тонкие гридеперлевые чулки.
— Что с тобой? Идти куда-то собираешься? – спросила я, сожалея, что нашим душевным посиделкам подходит конец.
Идти домой не хотелось, я снова закурила, наблюдая за Женькой. Изящные чашечки коричневого с былым кружевом бюстгальтера и крошечные трусики того же цвета пряничной глазури едва сдерживали готовую вырваться наружу пышную красоту её тела. И, правда – сдобная булка!
— Сегодня обещал прийти вовремя, иначе… не знаю!.. Я ему ультимативно заявила… Мне нужно сегодня выглядеть, — оправдывалась Женька и многозначительно пояснила: — Мириться будем! Глянь, Лен, шов сзади ровный?
— Ровный. Только дырочка вон там маленькая, петля поползла, – сочувственно сказала я, поднимаясь. – Пойду я, Жень…
Но уйти не успела. На пороге возник высокий блондин в белой рубашке, бабочке и тёмно-синем смокинге – любимый муж подруги.
— О! У нас гости! – радостно воскликнул Виктор, подсаживаясь к столу. — По какому поводу банкет, девчонки?
— Пятница, — ответили хором.
— А что мы пьём? – он деловито осмотрел стол. — Водку? Уважаю! Где твоя рюмочка, Лен?
— Да я, собственно, ухожу, — пробормотала я, искоса взглянув на Женьку.
Та уже умудрилась надеть платье – кстати, чуть узковатое ей в талии — и, не глядя на меня, протягивала мужу чистую тарелку.
— Куда это ты пойдёшь, Леночка?! Разве мы тебя отпустим? Лучшая подруга жены – это и моя… лучшая подруга! – Виктор жонглировал лёгкими, словно пух одуванчика, улыбками и, накидав их на меня целый ворох, пригвоздил к дивану, засыпал с ног до головы, замотал тонкой паутинкой флюидов – так вот они какие! — и завязал изящным бантиком. Поставил рюмку на локоть, торжественно провозгласил: — За вас, красавицы! – Тряхнув пепельной шевелюрой, выпил до дна, как настоящий гусар…
Я растаяла даже от половины внимания, которое он честно распределял между мной и женой, от проникновенных взглядов, сопровождавших тосты. А когда Виктор взял в руки гитару — просто сомлела, ощутив себя «очарованной, околдованной» и «ах, какой женщиной». Бархатный голос обволакивал и убаюкивал. Песня за песней, и все – будто обо мне. Именно я сижу в белом пушистом свитере «у костра, обнимая колени руками, средь берёз, что макушками в небо росли, слышу звон долгожданной гитары…"
— Это Витя сам сочинил, для меня, — некстати прервала сладкие грёзы Женька.


Парк дышал сиреневым маем. Я шла домой по старым дорожкам, слегка пошатываясь и стараясь не наступать на пробивающиеся в трещинках хрупкие травинки. С завтрашнего дня начну новую жизнь. У Женьки – праздник! У Женьки – флюиды! Я тоже хочу праздника! Я не рабыня Изаура какая-нибудь!
— Мама, где ты зависла?.. – встретил на пороге сын.
— Папа пришёл с работы? – вопросом на вопрос ответила я.
— Да, уроки уже проверил, — сынок закатил глаза, показывая, насколько суров педагогический процесс, если им занимается отец. — Они с Эри гуляют. Предупредил, что вернутся голодные!
Ну, об этой «новости» предупреждать излишне! И муж, и тем более — беременная ризеншнауцериха – отсутствием аппетита никогда не страдали! Сейчас начнётся: тарелка горячего борща перед телевизором – хозяину, полкастрюли густой «сбалансированной» каши — собаке! И попробуй замешкаться с котлетами…
Будет вам – и второе, и третье! Но сначала мне нужно принять душ. Не могу же я предстать пред светлые очи в таком виде? Я прошмыгнула в ванную.
Вот чёрт! Как я могла забыть? Ещё утром замочила постельное бельё – благоверный любит белоснежно-крахмальные простыни — теперь они мокли тут, в мутноватом растворе стирального порошка. И что прикажете делать?
Слегка отжав и отодвинув бельё в сторону, встала в ванну, взглянула в зеркало. А талия-то у меня потоньше Женькиной будет! Я включила душ, но поскользнулась, простыни радостно чавкнули и жадно прилипли к телу. Ну и пусть – полежу так, чего уж теперь – зато на мяконьком! Направляла на лицо струйки тёплого душа, и думала: «Везёт Женьке!» Её «сволочь» разительно отличалась от моей! «Мне б такую…», — крутился в голове липучий мотивчик.
Чуть не уснула. Очнулась оттого, что заскребла когтями в дверь Эри — пора мыть лапы после прогулки. Выбралась из ванны, накинула халат, протёрла все четыре собачьи ноги и пол в прихожей, накрыла на стол и ушла в спальню.
Утро выдалось отвратительным: я не могла поднять с подушки голову. Вот она, непривлекательная изнанка праздника – похмелье! Сыну срочно понадобились деньги – опять собирают в школе на какую-то экскурсию — дала и снова рухнула. Муж с собакой вернулся, – оба энергичные, в боевой готовности перед трудностями нового дня, а тут, в кровати, — ванька-встанька, у которого сменился центр тяжести. Ванька-невстанька. Виктор рассвирепел, глаза белые, — оттого, что посуда с вечера не мыта, да ещё и яйца самому жарить пришлось. Ну и пусть! Я отвернулась к стене. Чем хуже – тем лучше!
Наконец, все разошлись, я осталась одна, не считая собаки. На работу позвонила, что подхватила вирусную инфекцию. Да, Лена, жизнь дала крена. Лена – тонкая штучка – напилась словно… Эри. Нет, собаки не пьют. И не болтают лишнего. К головной боли добавились угрызения совести. Чего я так запала на Женькиного Витьку? У меня и свой — такой же! Почти. Все кости им перемыли! Неужели, наши мужья тоже – в сугубо мужской компании – так откровенничают о своих половинках? Это же — по сути – предательство!
Ну, они тоже хороши! – нашла я себе оправдание. Интересно, имена у мужиков одинаковые: и мой, и Женькин — Викторы. Но до чего же они разные! Женькин – артист, человек-радость, а мой – не сможет успокоиться, если кто-то превосходит его ребёнка в учебе, а жену – в стройности, в выносливости и в кулинарных талантах. Изведёт придирками. Всё у всех в нашей семье должно быть только на пятёрку. С плюсом. Фельдфебель, а не муж… Какие бывают фельдфебели, я могла лишь догадываться, но слово – нравилось!..
Когда я поднялась, Эри кинулась было навстречу, но почему-то стыдливо спрятала морду и поджала купированный хвостик.
— Чего натворила, собаченция? – я постаралась придать голосу строгость.
Ризеншнауцериха, прекрасно понимая, что лучше сдаться мне, чем хозяину, который муштрует её похлеще нас с сыном, привела меня к журнальному столику в гостиной. На нём стояла вазочка из-под варенья — чистенькая, словно только что вымытая. Только по краям налипли чёрные курчавые волосинки.
— Собаченции сладенького захотелось? А разве можно без спросу? – я погрозила пальцем. — Ладно, не дрожи, не скажем ему. Только ты больше так не делай!
Эри благодарно лизнула мою коленку.
Я нашарила в шифоньере спрятанные под одеждой сигареты и вышла на балкон. Муж до сих пор не знал, что я курю. Дома я позволяла себе это не часто. Но что это? Хорошо помню: в пачке оставалось больше половины, а теперь всего пять штук! Кто-то тырил сигареты из тайника, и этот кто-то – точно не Виктор! И сказать ведь ничего не могу – коль у самой рыльце в пушку!

Вечером я расстаралась: приготовила курицу в фольге, картофельное пюре и даже салат «Цезарь» по Женькиному рецепту. Виктор демонстративно молчал, уставившись в телевизор, и тщательно пережёвывал каждый кусочек – никак не меньше пятидесяти раз. Когда сын поблагодарил за ужин и скрылся в своей комнате, решила поговорить.
— Может, съездим куда-нибудь завтра — все вместе?
Муж удивлённо взглянул на меня:
— Конечно, съездим – завтра же суббота – мама на даче ждёт! Велела рассаду привезти.

Когда мыла посуду, в кухню влетел сын, посмотрел заговорщицки и не выдержал, расхохотался.
— Ловко ты меня обломила, мамуля! — развернул листок, который я засунула в пачку вместо сигарет.
Мне и самой понравилось, как здорово получился нарисованный фломастером кукиш!
— Т-сс! – приложила палец к губам.
Сынуля понимающе кивнул и, продолжая хихикать, убежал к себе.

Ночью в постели предприняла ещё одну попытку приблизить постную супружескую жизнь к празднику:
— Почему ты меня никак не называешь – только по имени?
— А чем тебе твое имя не нравится?
— Муж и жена должны иметь собственные слова друг для друга, особенные. Иначе… слишком всё пусто! Вот Женьку муж, например, булочкой называет…
— Мне бы твои проблемы! Спи, Лен, завтра рано вставать, — и, отвернувшись к стене, Виктор тут же уснул.

В электричке у Эри начались роды.
— Расступитесь, видите, собака щенится! – муж пытался сдержать натиск пассажиров.
— А куды ж ты её в таком состоянии прёшь?! Вот звери-люди!
— Да рано ей ещё, через неделю только должна была… — огрызался он.
— Все вам чего-то должны! Кровопийцы! – потрясла сухоньким кулачком какая-то старуха в нелепой розовой шляпке.
Когда вышли на нашей станции, Виктор скомандовал:
— Домой, Эри! Беги к бабушке!
Ризеншнауцериха жалостно заскулила, но ослушаться не посмела, потрусила по тропинке, роняя на неё алые капли.
Мы бежали, как могли, старались не отставать. Но разве это возможно с такой ношей: Витька тащил бревно в чехле для лыж, сын – коробку с помидорной рассадой, а я – рюкзак с провизией и двух завёрнутых в кофту новорождённых кутят.
На крыльце дачного домика подбоченившись стояла свекровь. Несчастная собака смотрела на нас укоризненно, а сама все лизала, пытаясь оживить мертвого щенка.

***
Со своими одноимёнными мужьями я и Женька всё-таки развелись. Между собой мы общались часто. Я шла через парк к любимой подруге и любовалась яркими красками осени. Солнце медлило, оттягивало заход, цеплялось за грозди рябины, за полупрозрачные золотистые кроны берёзок, тонуло в лужах.
Я навсегда вылечилась от каждодневного – пока была замужем — ожидания чего-то гадкого. Затянулись раны от долгого и унизительного бракоразводного процесса. Теперь на душе было спокойно и радостно. Скоро свадьба сына. Невестка мне нравилась. Приедут все родственники. Пообщаемся. Да и вообще люблю праздники!
Женька заставила стол чистыми банками и раскладывала в них пунцовые помидоры, пересыпая слоями чеснока, хрена и специй. На плите исходил укропным ароматом рассол.
— Ничего себе, сколько заготовок! – Бодро сказала я. – Ты в своем амплуа!..
— Ты знаешь, у меня последнее время какая-то фобия… Не выношу даже вида пустых банок. Солю и мариную. Солю и мариную. А кто всё это есть будет? Сыну ещё год служить…
Я понимающе кивнула. Бывает, мы иногда ошибаемся. Ошибки совершать можно. Кроме одной: той, которая разрушает. И тогда нужно поторопиться исправить её!
Когда я осознала, как разрушителен для меня брак, я подала на развод. И начала, наконец, ощущать каждый новый день – светлым праздником!
А вот Женьку, похоже, разрушала совсем другая ошибка.
— Встретила недавно Виктора.
— Ну… — я заинтересованно подалась вперёд.
— А он говорит: зря мы расстались, Жень. Чуть-чуть надо было перетерпеть. Перебесился б, и жили…
— Так может, не поздно ещё? Что он ещё сказал?
— Поздно. Ты же знаешь, у него жена, ребёнок. Дочке три года уже. Он с ней и гулял. Хорошая девочка – как куколка с бантиком… Эх! – Женька шмякнула об стол помидорину, она разлетелась по кухне смачными брызгами. А я… я ведь тоже хотела дочку ему родить! Мне он всегда говорил, что хватит нам и одного… Зря слушалась, в рот смотрела…
— Ладно, не горюй! Найдешь другого мужчину, полюбишь.
— Дура я, дура! – в сердцах воскликнула Женька, не желая слушать ни о каком другом. — Ну, зачем так было любить? Я же растворилась в нём. А он, знаешь, что ещё сказал? Не надо было растворяться! Что ему было любить во мне – собственное отражение? Так и сказал, Лен: друг друга отражают зеркала, взаимно искажая отраженья. Красиво-то как! Даже больно! – Женька прижала ладонь к левой груди.
— Хватит, Жень, не накручивай себя, — я постаралась перевести разговор. – Приходи на свадьбу. Оторвёмся с тобой по полной – попляшем, попоём песни. Ты же мне как сестра… Обещай, что будешь веселиться!

За столом Женька сидела от меня наискосок, смеялась и выглядела оживлённой. Меня сильно увлекали сценарные перипетии – я ведь играла роль старшей женщины клана: мать жениха, хозяйка.
Кстати, его отец тоже пришёл. И даже сидел рядом. Посмотрели друг на друга, перекинулись парой слов – и ничто души не потревожило… Виктор тщательно жевал, уставясь в одну точку. Спросила у него из вежливости:
— Как мама? – и более заинтересованно: — А Эри?
— Обе умерли, — бесцветно сказал бывший муж и оживился: – Дача теперь моя – новый дом там строю… Приезжай!..
Я встряхнула головой. Не надо мне ничего: старой ваты воспоминаний, торчащей клочьями из потрёпанного матраса – не надо! У меня теперь другой способ передвижения по жизни, своя маленькая лодочка. И просто плыть по течению – вовсе не так уж плохо!
Свадьба между тем миновала все фазы чинного знакомства с новой роднёй, и бурлила единым весёлым потоком. Женька лихо отплясывала цыганочку, игриво поводя плечами и выстукивая каблуками задорные дробушечки. Какой-то низенький мужичонка – видимо, из родни невестки – увивался за подругой, семенил ножками в маленьких ботиночках, смешно надувал щёчки. Ну, этому ничего не светит. Куда ему до Виктора с флюидами! Когда вышли с Женькой на крылечко покурить, она пренебрежительно бросила:
— Мужичок-пустячок!
Потом меня отвлекли обязанности хозяйки, а когда я снова увидела Женьку, она торжественно стояла на столе. Ярко-красный костюм: узкая юбка-карандаш, приталенный пиджак с баской, чулки любимого жемчужно-серого цвета, туфли на шпильке и отстранённый царственный взгляд.
— Да, я институтка, я фея из бара… — нетрезвым голосом выводила подруга.
— Королева! – восхитился «пустячок» и едва успел подхватить сильно качнувшуюся Женьку. Обнимал её за колени и преданно смотрел снизу вверх.
Потом странная парочка исчезла. На второй день свадьбы появились — Женька, немного виноватая, но какая-то обновлено-красивая — и Федя, родственник со стороны невесты – сияющий, как медный таз.
Странные повороты делает иногда река под названием «жизнь»! И совершенно непонятно, куда она вынесет твою лодку, или плот. И даже большой пароход, на который тебе посчастливилось купить однажды билет, не гарантирует благополучного или интересного путешествия. Ты проплываешь мимо людей на берегу и думаешь, как хорошо им на этой зелёной лужайке, а они провожают взглядом тебя и мечтают оказаться на палубе… 14.10.2014

Все права на эту публикацую принадлежат автору и охраняются законом.