Прочитать Опубликовать Настроить Войти
Евгений Кремнёв
Добавить в избранное
Поставить на паузу
Написать автору
За последние 10 дней эту публикацию прочитали
26.11.2024 0 чел.
25.11.2024 0 чел.
24.11.2024 0 чел.
23.11.2024 0 чел.
22.11.2024 0 чел.
21.11.2024 0 чел.
20.11.2024 0 чел.
19.11.2024 0 чел.
18.11.2024 0 чел.
17.11.2024 0 чел.
Привлечь внимание читателей
Добавить в список   "Рекомендуем прочитать".

ЛЮБОВЬ, ПРИДИ!

Утром 1-го января 1976 года на улице одного приморского города, как ни странно, была капель, вполне гармонировавшая со сраной жизнью, в которой уже уложенная в постель девушка говорит твёрдое «Нет!». Тогда зачем же позволять себя раздевать и щупать с головы до ног? Или это обязательное упражнение в программе университетской Евы, а он - просто удачно подвернувшийся тренажёр?
Одни после таких обломов брюзжат, другие бьют рыло всем подряд, а Серёжа впал в транс…
….За огромным вахтёрским столом, таким же монументальным, а и их сдвоенная девятиэтажная общага, сидит Шура Конкин, или Конь, - похожий на нахохлившегося гуся, пьяный и с початой бутылкой шампанского под рукой. Бутылка, нагло попирающая полированную поверхность КПП, тоже из абсурдного ряда, где с крыш капает в январе. В броне Серёжиного транса образуется трещина, в которую и вламывается Конь. Он раскинул руки и пытается перегнуться через стол с твёрдым намерением обнять кореша. Это Серёжа ему позволил.
Конь принял прежнее положение, а Серёжа остался безучастно стоять с шапкой в руке, пальто нараспашку и со взглядом, устремлённым вдаль, - туда, наверное, где раздевание девушки означает твёрдое «да» и где весна начинается точно в марте.
- Се-ерый! – почти поёт Конь. Его верхняя губа нависла над нижней, как крыша китайской пагоды. – Шампунь будешь?
Серёжа молча прошёл за стол и сел на уступленное ему место. Конь наполнил извлечённый из стола стакан. Серёжа молча выпил. Конь приобнял его за плечи.
- Се-ерый! – Доброта из него так и прёт. Серёжа стряхивает руки Коня. Тот не обижается. Он никогда не обижается. – Толпа интересовалась, куда ты подевался, - говорит он и дурашливо улыбается. – Такой мутный стал!..
Шампанское ударило Серёже в голову и его будто погрузили в аквариум, тёплый и безопасный. Он колышется в волнах собственного кайфа, глядит в одну точку и никак не откликается на лёгкое приятельское тормошение.
Опрокинули ещё по стакану.
Конь было исчез, оставив Серёжу с необременительным бесчувствием аквариумной жизни, но через некоторое время привёл всю кодлу во главе с пританцовывавшим Плисочкой, и Серёжу уволокли наверх.
…В тесной комнате народу больше, чем места. Середину занимает стол, не убиравшийся с прошлого года – то есть со вчера.
Серёжа устроился на кровати, привалясь к стенке, между Конём, который обнимает размалёванную как Арлекино, Дочу и Надькой-Метёлкой. Склонясь к Серёже, Метла шепчет.
- Серенький, кто тебя обидел? Серенький, ты что, а?..
У Метлы мощные формы, а также неискоренимая тяга к рифмоплётству, вранью и истерическим выходкам по пьяни. Она никак не желает смириться с загадочным молчанием Серенького – он здесь около часа, а не сказал ещё ни единого слова – и пытается растормошить своего тайного кумира. Остальные уже плюнули на это и продолжают похмеляться, одна Метла не сдаётся: она прижимается к Серёже всей мощью нестеснённых лифчиком грудей и шепчет в щёку: - Серенький, ну Серенький, ну что ты?..
Но Серёжа вылезать из своего аквариума не собирается. Между тем Метла шепчет: - Хочу тебя! – и рукой шарит ниже ватерлинии. – Пойдём ко мне…
Ну, пойдём, так пойдём.
Метла выволакивает Серёжу из комнаты, на прощание обозвав всех козлами, и, словно раненого с поля боя, тащит по пустынному коридору.
На повороте из холла в коридор смежного корпуса они чуть не сшибают Симу – девушку, то-ли с цыганским, то-ли с кавказским, - обличьем. Та брезгливо сторонится, пропуская парочку.
В институте есть несколько девушек, которых Серёжа боится. Сима из их числа. Сима ему нравится. Ей ничего не стоит выудить его из аквариума, но часа два назад он расстался с девушкой из той же серии… Нет. Ни к чему не обязывающая Надька-Метла – вот идеал момента.
Надькина комната вовсе не пуста. Среди ребят в морских форменках, окруживших стол с аккуратными салатиками и бутылками сухого вина, две девчонки: домовитая пампушка Валька (она живёт вместе с Надькой) и Дочина подруга Юлька. Глядя на ввалившуюся парочку, Юлька поправляет очки и начинает смеяться.
Надька матом сгоняет гостей со своей кровати и заваливается туда с Серёжей. – Одеяло дайте! – орёт она.
Валька растерянно кудахчет, но одеяло подаёт.
- Уматывайте! – командует Метла, потом укрывается с головой и, тесно прижавшись, начинает трепаться о любви. Вспомнив о главном, пыхтя и сопя, пробует освободить его от одежды. Но на Серёже наверчено до фига, процесс требует усилий и вскоре под одеялом становится, как в хорошо прогретом курятнике.
Серёжа лежит потный и равнодушный, но высокая отрешённость его понемногу оставляет.
События в комнате тоже не стоят на месте. Ребята-морячки смущаются, Валька растеряна, инициативу берёт в свои руки Юлька. Она садится в ноги шебуршащемуся дуэту и берёт Надьку за плечо:
- Метла, а, Метла…
- Идите все на х…!
- Не будь свиньёй, Метла.
Надька пробует лягаться, но Юлька придерживает её ноги.
- Завтра же жалеть будешь.
- Отвали!
- Опять будешь истерики закатывать, седуксен глотать...
- Пошла вон, овца, твою мать! – рычит Метла и тут же начинает шептать Серёже: - Любимый!.. – Ему становится смешно. Он выныривает из своего аквариума, откидывает одеяло и встаёт.
- Серенький! - орёт Метла. – Чего ты?
Юлька смотрит на него с укором.
- Серёжка, скажи ей, - просит Валька. Серёжа заправляет выбившуюся рубаху. – Что – «Скажи»?
- Ну, что она как шлюха…
Серёжа пытается стянуть с Метлы одеяло. Та, сопротивляясь, заматывается в него, как в кокон, и начинает выть. Это её знаменитый на всю общагу плач.
- Началось, - говорит Валька.
Курсанты ёрзают.
- Дай воды, - советует Юлька. – Метла!..
Вой становится громче.
- Ну, это надолго, - вздыхает Валька.
- Ладно, я – ушёл, - говорит Серёжа.
В коридоре его нагоняет Юлька. Несколько месяцев назад они случайно перепихнулись.
- Куда идёшь? – спрашивает она заигрывающе.
- К Плисочке.
- Я – тоже. От Метлы голова разболелась.
Словно в ответ вой усиливается. Курсанты вываливаются из комнаты, переминаются, закуривают.
Перед холлом, дверь в дверь, - два просторных помещения: в одном кухня этажа, в другом – прачечная. В прачечной Сима, с тюрбаном на голове, загружает бельё в стиральную машину. Она холодно кивает Юльке.
«Похожа на звезду немого кино», - думает Серёжа.
…У Плисочки частичная смена декораций: Конь спит с открытым ртом, Доча устроилась на коленях у Француза – двоюродного брата Макса. Макс из местных, но в общаге висит постоянно и иногда притаскивает с собой вот этого брата-десятикласника – хватануть общежитской экзотики. Батя у Француза капитан-директор плавбазы. Ясно дело, что у единственного сына денег – как у дурака махорки. Поэтому в общаге он всегда желанный гость. Сейчас он сидит, красный как рак, и не знает, куда девать руки с беспокойными нервными пальцами. Доча одной рукой обнимает его за шею, в другой у неё – сигарета.
- Сер, Сер, ужалься! – скороговоркой предлагает Плисочка.
- Успеется, - говорит Серёжа. – Привет, Макс!
Макс протягивает Серёже ладонь, Плисочка, балансирующий на грани отруба, с размаха стукает стопарём о стол. Доча, беззаветная любительница побаловаться с мальчиками, взмахивает рукой с дымящейся сигаретой и взвизгивает, чуть не свалившись с Французовых колен.
- А у нас тут пари намечается. На пятьдесят рябчиков. Как тебе?
Макс ухмыляется, Плисочка отрывает остекленевший взгляд от стола.
- Что за пари? – интересуется Юлька.
- Любовное, - объясняет Доча и смотрит на переставшего дышать Француза долгим взглядом.
- Пора, пора его мужиком сделать! – говорит Макс и тянется за бутылкой «Плиски» - любимым напитком Плисочки. – Серый, впалим?
- Начисляй.
- Доча, пошли выйдем, - говорит Юлька строго.
- Ну, чего-о! - тянет та капризно.
- Пошли, говорю.
- Заколебала!.. Ты меня отпускаешь, юноша? – обращается она к Французу. Максов родственник выдавливает из себя еле слышное «нет».
- Вот видишь – не отпускает.
- Правильно, - говорит Макс, наливая, - и не отпускай.
- Пошли, пошли, - наседает Юлька. – Отпусти её, мальчик. Видишь, девушка упилась и ничего не соображает…
Француз покорно опускает руки, его пальцы продолжают играть на невидимых клавишах.
- О-о! – стонет Доча. – Мама будет говорить «низ-зя!»…
Дверь за подругами закрывается. Из-за ситцевой шторы, которая отделяет стоящую у окна кровать, выглядывает помятая морда Жамыча.
- Привет! – говорит Серёжа, только что поднявший рюмку.
- Привет, мутный! – отзывается Жамыч.
- Не мутней других.
- Мутней, мутней! – Жамыч широко улыбается и подмигивает. – Свалил втихушку на пэ-эрсональный праздник, а говоришь, что не мутный.
- Ни хрена хорошего там не было.
- Лао-лао, не оправдывайся! Наливай, Макс!..
За ситцевой шторой опять шевеление и появляется Томка – подруга Жамыча. У неё черные блестящие глаза-вишенки.
- Конечно, девочки из университета не чета нам, несчастным торгашам, - говорит она вместо приветствия.
- Ладно, тебе. С Новым годом, кстати!
- Спасибо, что вспомнил. А от коллектива всё-таки нехорошо отрываться. Да? – Томка взлохмачивает роскошную шевелюру Жамыча.
- Благодарю за совет. Учту.
- Пить будешь? – спрашивает Макс у Томки.
- У меня ваша пьянка во уже где!
- Да не пили же ещё по сути ни фига! – восклицает Макс. – Француз, будешь? – он окидывает брата критическим взором. - Не рви ду-ушу, найдём мы тебе бабу! После трёх абортов, но целку...
- Я тебе, Макс, язык отрежу! – грозится Томка.
- Так если бабу увели. Прямо из стойла.
- Не бабу, а девушку.
- Хорош, тару держать! – прерывает словопрения Жамыч.
Все выпивают.
- Так о каких полтинниках шла речь? – спрашивает закусывающий Серёжа. Он искоса поглядывает на смурного Француза.
- Братан сказал, найди мне девочку, я ей пятьдесят рублей дам, - поясняет жующий Макс.
- Неплохие ставочки.
- За полтинник я и сам что хошь подставлю, – ерничает Жамыч.
- Что ты мелешь, что мелешь! – Томка толкает его в плечо.
- А что! – гогочет Жамыч с набитым ртом.
Дверь открывается, снова нарисовались Доча и Юлька.
- Что комиссия по нравственности постановила? – с ударением спрашивает Серёжа у Юльки. Об их грехе не знает никто, подтекст вопроса понятен только им.
- Ничего утешительного, - сердито отвечает Юлька. Доча вперилась в потолок, Француз, симметрично – в пол.
- Француз, - наставительно говорит Макс, - чувихе, извините, девушке, надо глядеть в глаза и гипнотизировать, гипнотизировать её. Чтобы аж плыла!
Француз отрывает взгляд от пола и смотрит на Дочу. Та хитрым взглядом поглядывает на Юльку.
- Многих, наверное, загипнотизировал, - ядовито комментирует Томка.
- Немеряно! – отрезает Макс.
- Ну-ну, прям алкаш и Казанова в одном флаконе! – продолжает язвить Томка.
- А что… - ухмыляется Макс.
- Бухнёшь? – спрашивает Серёжа у Юльки.
- А ты?
- Мы – уже.
- Я потом, со всеми.
Во время этого диалога Макс делает Доче незаметный знак бровью: мол, выйди, и встаёт.
- Пойду-ка, прогуляюсь чуток.
Доча вздыхает:
- Голова что-то ва-ва. Дай ключ, пойду, прилягу.
Юлька даёт ей ключ, Доча выходит.
- Давай ещё по маленькой, - говорит Серёжа.
- Жа-амыч! – напоминает Томка строго.
- По маленькой же, Том… - скулит Жамыч.
- По последней маленькой! – уточняет подруга.
- Вот жизнь! Это же террор!
- Ничего, выживешь.
Они выпивают и закусывают.
- Вот так дела, сигареты кончились, - говорит Жамыч.
Серёжа поднимается. – У меня в комнате «Шипка» есть. Пойду, принесу.
…В тёмном холле Макс и Доча, о чём-то шептавшиеся, сразу замолкают.
- Юльке не говори, что меня видел, - просит Доча.
- Как я мог видеть. Ты же в комнате… прилегла.
- Ты куда, Серый? – спрашивает Макс.
- За куревом.
- У меня есть.
- У меня тоже есть. В пальто остались.
- А там Пономарь, кажись… - Макс не договаривает, но и так ясно с кем и что там Пономарь.
- Тьфу! – Серёжа вспоминает, что оставил пальто у Метлы. Взяв у Макса сигарету, он меняет маршрут.
…В ярко освещённой прачечной стоит Сима. Она упёрла руки в бока и глядит на стиральную машину. Боковым зрением Серёжа ловит её взгляд. Сердце привычно ухает.
- Послушай! – окликает она его. – Извини!
Серёжа останавливается.
- Послушай, ты не можешь посмотреть?
- А что случилось?
- Машинка что-то барахлит.
Он входит в прачечную.
- Поработает немного и выключается. Хоть плачь.
- Отвёртки у тебя, конечно, нет.
- Разумеется.
Серёжа, пошарив в карманах, выуживает копеечную монету и, присев на корточки, откручивает винты на креплении автоматического реле. Сима стоит рядом, засунув руки в карманы красного махрового халата. У неё полноватые, покрытые тёмными волосками щиколотки. «Медвежёнок», - думает Серёжа. В этом есть что-то трогательное и одновременно возбуждающее.
- Все празднуют, а ты стираешь?
- Поссорилась кое с кем и ушла. Делать нечего, вот и стираю.
У Серёжи от этого известия словно крылья вырастают.
… - Ага, так и есть: один контакт отошёл, его надо прижать.
…- Включай! – командует Серёжа, закрутив последний винт.
Машина работает.
- Спасибо! – говорит Сима и улыбается.
- Я ещё загляну, но думаю, всё будет вэлл.
…В комнате Валька убирает со стола грязную посуду, Метла спит в своём коконе.
- Помочь? – спрашивает Серёжа весело.
- Сама справлюсь.
На обратном пути Серёжа останавливается в дверях прачечной, достаёт из пальто, перекинутого через руку, сигареты и закуривает.
- Крутится? – спрашивает он у девушки.
- Спасибо, крутится. У тебя без фильтра?
- «Шипка», - он показывает пачку.
- Жаль.
- Могу найти с фильтром.
- Если не сложно.
- А хоть бы и сложно. Семь сек!
…В холле уже никого нет. В комнате Макс за любимым занятием – наливает.
- Будешь?
- Не берёт.
- Га-га-га!
Доча отсутствует. Плисочка спит. Француз натягивает пальто, придерживая подбородком шарф.
- Макс, дай с фильтром пару-тройку, - говорит Серёжа, кидая «Шипку» на стол, а пальто на Плисочку.
- Ты ж только что курил.
- Не жопься.
- Интересно, куда это мы? – игриво спрашивает Юлька.
- Шерше ля фамм, - подмигивает Жамыч.
- О-о, какие мы любвеобильные! – с подтекстом комментирует Юлька. Серёжа её реплику оставляет без внимания. Перед его глазами ждущая Сима.
- До свидания! – говорит Француз еле слышно.
- Адью!
- Пиши письма!
Макс держит в одной руке бутылку, другой достаёт пачку из кармана.
- Бухло-то кончилось, - сообщает он озабоченно.
- И слава богу! – говорит Томка.
- У Проши есть. Правда, он потерялся. Со вчера ещё, - вставляет Жамыч.
- У него форточка открыта, - говорит Макс. – По балкону залезть можно.
- Я – пас.
- А я рискну. Риск – благородное дело.
- Я – ушёл, - говорит Серёжа, прихватив три сигареты.
- Пока!..
…Они курят, стоя у окна. Серёжа рассказывает о Доче и Французе. Сима морщится.
- Фу, гадость!
- Откуда ты знаешь?
- Это же без любви.
- Зато сделает мальчику приятное.
- Физиология без всякого сердца? Ну, знаешь… - она обжигает его летучим взглядом.
Серёжа не поймёт, что случилось. Или призывный взгляд коричнево-чёрных глаз тому виной? Или влажный локон в виде лунного серпа, выбившийся из-под её тюрбана? Или ноги милого медвежонка? Но всё это складывается в столь мощную симфонию влечения, что он без раздумий шагает в пропасть.
- Я люблю тебя!
- Ой! – Сима уронила свою сигарету.
Дым попал ему в глаза – Сима подёргивается пеленой. Сердце бухает, словно кузнечный молот.
- Почему же ты мне ничего не говорил?
Серёжа разгоняет дым, моргает.
- Как? Подойти в институте или общаге и сказать «Я люблю тебя»?
- Да, подойти и сказать.
- И что было бы?
- То же, что и сейчас.
- А что сейчас?..
Сима наклоняется, подбирает сигарету и гасит её в банке-пепельнице на подоконнике.
- Что у тебя было с Метлой?
- Ничего. Я же был в состоянии абсолютной долампочковости.
- А с Юлькой?
Серёжа гасит безрассудный порыв рассказать правду о мимолётном сексе.
- Мы шли с ней к Плисочке.
- Неприятно было смотреть…
- Ты не ответила на мой вопрос…
- Это и есть ответ.
- Не понимаю.
- Ну, наверное, я ревновала тебя.
- Ты-ы?!.. - Его глаза расширяются от счастья. – Не могу поверить!
- На всякий случай не верь.
- То есть?
- Это я шучу.
- Не надо так шутить, прошу.
Погасив сигарету, он говорит. – Хочу так, - и разматывает тюрбан-полотенце. Влажные волосы рассыпаются по плечам девушки.
- Я, наверное, крокодилиха сейчас?
- Ты – лучше всех! – Серёжа наклоняется и трогает губами её шею. – Я люблю тебя! – Он испытывает двойное наслаждение: от прикосновения и от сладкой музыки слов.
- Давно?
- Не знаю. Наверное, с первого взгляда.
- Значит, с осени? А как ты узнал, что любишь?
- Я тебя боялся.
- А сейчас?
- Нет. Вот сказал - и больше не боюсь. Теперь боюсь только потерять.
…Её губы, теплые и влажные, похожи… На что же они похожи? Когда Серёжа отстраняется от девушки, глаза у него, как у лемура.
- Си-има!.. – выдыхает он.
- Что-о? – в тон отвечает она.
- Мне так… - он качает головой, - …неподражаемо! Я – взлетаю!
- Я – тоже…
- Послушай, а ведь мы с тобой не знакомились.
- Да? А я и не заметила.
Он снова ищет её губы. Сима отвечает. И губами, и телом.
И вдруг где-то кричат. Крик долгий и страшный.
- Боже! Что это?
Они стоят, не размыкая объятий, и прислушиваются. Опять кричат.
- Мне страшно.
- Надо сходить, узнать.
- Может, не надо?
Он освобождается от Симиных рук.
- Надо.
- Я – с тобой!
…Мимо них пробегает Юлька.
- Что случилось?
- Ой, не знаю!
Её каблуки уже стучат внизу, на лестнице.
…В длинном коридоре седьмого этажа сквозняк. Видна открытая балконная дверь, рядом кто-то на корточках и рыдающий.
- Не ходи! – вцепляется в него Сима.
- Жди здесь!
Из чёрного проёма балконной двери выскакивает Юлька, её губы трясутся:
- Там… Там… - Она сдёргивает очки и бессильно прислоняется к стене.
…На балконе – вцепившийся в перила Жамыч. Волосы у него стоят дыбом, будто панковский ирокез. Он смотрит вниз вытаращенными глазами и повторяет одну и ту же фразу: «А т-т-еперь п… ц, ребята!».
Внизу, в квадрате света, в растекающейся луже, темнеет распростёртое тело. Это - Макс на ступенях общежитского входа.
Серёжа застывает, скованный ужасом и ещё чем-то, чему нет названия: Максово тело магнитом тянет вниз.
А Жамыч, заикаясь, всё бормочет:
- Он сказал: «А т-т-еперь п… ц, ребята!». Когда л-летел уже… Летел и сказал…
На балконе появляются одна, другая, третья фигуры. Кто-то кричит про бесполезную «Скорую», кто-то пытается оторвать Жамычевы руки от перил.
Серёжа выходит в коридор. Он опять в «аквариуме». Сима берёт его за рукав.
- Серёжа, уйдём отсюда!
- Вот и попи л Макс водочки, - говорит он, тупо глядя перед собой.
По лестнице, гремя незастёгнутыми сапогами, бежит Француз. Он в трусах и рубахе. За ним летит Доча в халате.
- Не может быть! Не может быть! – скулит она.
…Не включая света, они лежат на кровати в Симиной комнате. У Серёжи ощущение, что он на весах: одна чаша тянет вниз, к Максу, другая – к Симе, скорбно шмыгающей носом, но всё теснее прижимающейся к нему тёплой грудью, всё крепче сжимающей его ладонь, и шепчущей какие-то ласковые слова…

КОНЕЦ
21.09.2014

Все права на эту публикацую принадлежат автору и охраняются законом.