назорейская ересь

НАЗОРЕЙСКАЯ ЕРЕСЬ
(драма)

Действующие лица:
Муж – хозяин
Жена – хозяйка
Батюшка – православный священник
Матушка – его жена
Ксёндз – католический священник
Пастор – священник протестантской церкви
Жена пастора - пасторша
Смерть – ангел
Милость – ангел

Деревенский дом, хозяева начали когда-то внутреннюю отделку стен, да так и продолжают,– спартанское убранство. Слева отгорожена ширмой небольшая спальня: кровать, ночной столик, шкаф. Справа – детская: ученический стол, книжная полка, топчан. В центре, чуть правее, – плита с лежанкой. Между лежанкой и детской втиснулся диван и тумбочка с телевизором. Над диваном – большое зеркало в раме, в нем отражается весь дом, и хорошо наблюдать, что делается в других уголках дома. Плита повернута к заднику сцены – там кухня и место для хозяйки, отгороженное занавеской. В глубине сцены, за кухней, дверь, там лежит больной мальчик, и хозяйка и хозяин часто туда заходят. В центре большой самодельный стол и табуреты. Много больших зашторенных окон.
Зимний сумрачный вечер. Слышно, что разгулялась метель, постепенно перешедшая в буран. На коленях, возле детской, прикрывшись от глаз жены углом дивана, молится хозяин. Хозяйка справляется на кухне, сердито и раздраженно гремя утварью, иногда громко хлопая входной дверью, так что занавеска трепещет.

Картина 1
Муж. День отошел – душа моя заглянула в преисподнюю… Плачу душой своей, изливаю пред Богом горечь мою. Ты – всё знающий! Ты сотворил меня, и Ты смотришь на все дела мои. Как дым пред Тобою жизнь моя… Не знал я Тебя, Господи, в юности своей, но Ты нашел меня и извлек из житейской трясины, по великому чадолюбию открылся мне… Осветилась душа моя смыслом и узрел я истину, и стал я жить по заповедям Твоим… Но Ты решил испытать меня – и поразил сына моего болезнью неизлечимой… Беда великая пришла в дом мой… Виноват я перед Тобою, Господи, виноват. Сними с меня поношение моё – дай сыну моему встать на ноги… Но если Ты хочешь забрать его – то не забирай его некрещеным… Прости, прости меня, – моя вина, что сына своего я не отдал Тебе. Сними с меня поношение мое и даруй сыну моему крещение… Завтра я хотел везти его в церковь. Завтра, но сегодня начался буран… Уразумел я, что полагаться на завтра – удел безрассудного, ибо не в моей власти и день сегодняшний.
…К Тебе тянусь душой, как трава тянется к солнышку,– пошли нам утешение. Утешь жену мою лаской Своей – уж больно она мается. Вот-вот упадет в пропасть отчаяния. Помоги нам все претерпевши устоять… Еще третьего дня была надежда на улучшение, но сегодня утром доктор дал окончательный ответ. Окончательный! надежды не оставил… А тут и дорога в церковь исчезла, как сон по пробуждению… Что будет с сыном моим без крещения? Дрожит душа моя во мне и я у порога безумия, но куда я пойду от Тебя?..

Муж упал на лице своё и молиться, молиться, молиться. Итолько плечи его вздрагивают, и руки то сжимают голову, то обессилено ложатся на пол.
Входит жена. Останавливается у стола, смотрит на мужа, затем берет табурет, ставит его с грохотом, садиться и начинает истерично смеяться, причитая сквозь слезы.

Жена. А ты всё молишься, молишься… а Он… ха-ха-ха… а Он, добродетель рода человеческого… ха-ха-ха… дороги-то… все дороги засыпал… так что шиш тебе, а не крестины… Представляешь – шиш тебе, а не церковь… ха-ха-ха… там даже черту лысому не пробраться… а ты в церковь, в церковь намылился… (Опускается на колени возле мужа, трясет его.) Ты думаешь я не догадываюсь… ты думаешь я не знаю, не знаю… Ты не крестить сына хотел… нет, нет… Ты хотел везти его на отпевание… Так вот тебе, вот тебе… отпевай здесь… здесь за дверью и отпевай… (Садиться на табурет.)
Чтоб я сдохла, как я всё это ненавижу. Я ненавижу тебя, ты – юродивый. Ты думаешь Он поможет тебе, да Ему начхать. Он там себе сидит на облацех и радуется… ха-ха-ха… Ему – чем хуже здесь, тем там лучше… Бедный я человек, что только в этой жизни надеюсь на Христа. Ты понял, понял? Бедный я человек! если я надеюсь на Бога только в этой жизни… Так значит здесь я бядак, а там… а мне наплевать, что будет там. Я хочу здесь и сейчас… Ты думаешь люди не видят как и кому Бог помогает?.. видят, видят. Богатые и удачные у Него в чести! А мы – голодранцы… А что с нас взять – все наши деньги, хозяйство, мебель, все-все ушло на лечение, на докторов. Ты сколько десятины и пожертвований в церковь перенес, а! сколько еще можно бы было лекарств купить. Да еще и по церквям разным шатаешься: то к протестантам, то к католикам, то к православным, – шатун какой-то. Смеются уж над тобой… Ну да теперь всё… всё едино… (Опускается на колени возле мужа.)
Как я устала, как устала. Сдохнуть бы поскорей… А там от Него мне ничего не надо – ни загробной, ни надгробной жизни. Закопают рядом с сыночком и всё, всё… Прости меня, Господи, если сможешь… Вставай, вставай, иди по хозяйству справляйся, да и печь пора закладывать… воды принеси, да повесь фонарь на крыльцо – метет так, что тьма… Пусть хоть один огонек будет, авось кому в радость…Авось да небось… Только тем и живем, что авось да небось… О! Господи!

Картина 2
Из-за метели начинаются перебои со светом. Гул пурги сильный и монотонный, будто за стенами огромная паяльная лампа сжигает ночь. После очередного всполоха электрического света на лежанке материализовались две сущности.

Смерть. Авось с небосем водились, да на печке очутились...
Милость. Не перевирай… Авось с небосем водились, да оба в яму ввалились.
Смерть. Да знаю я, знаю, какой смысл люди вкладывают в эту пословицу. Да только она не про меня, а про тебя.
Милость. Согласен, – не следует надеяться на случайную удачу.
Смерть. Авось да небось такая подпора, хоть брось.
Милость. Сделаем на авось, да небось выгорит.
Смерть. Успокоил. А теперь обживаемся. Нам тут до утра быть. Правда, без тебя я бы быстренько это дельце… Да ничего не попишешь – всегда наперед меня тебя посылают.
Милость. Ворчи, ворчи да кумекай, как ночь коротать будем.
Смерть. Небось, брат, авось рядом. Шашки при мне.
Милость. Люблю тебя, брат, за сообразительность. Небоська вывезти вывезет, да незнамо куда.
Смерть. Небоськино дело шатовато. Расставляй.
Милость. Авось беду кличет – а беда вымучит, да выучит.
Смерть. Тогда продолжим. Вот тут, на лежанке, нам будет тепло и приятно, да и мешать никому не будем. Бывает, придешь в дом, а там и расположиться негде, вот и жмешься в уголочке. А еще бывает, сядешь себе в кресло, как барин, задремлешь в ожидании часа икс, да кто-нибудь из присутствующих на мою сущность и взгромоздиться… Тут такое начинается: ой! и что ж мне так поплохело; ой! валерьянки мне; ой! давление, – и бегают к горемыке то с водой, то с лекарствами; а я еще и виновата, с меня там потом спрашивают. Так что лучше всего в уголочке, меньше отчетов писать. А у тебя, брат, как с живыми?
Милость (расставляет шашки). Если по правде, то они меня больше боятся, чем тебя. Как соприкоснуться со мной, особенно случайно, так будто шило проглотили. Совесть-то сразу просыпается, взбрыкивать начинает, да как прокурор, которому недоплатили, требует самого сурового наказания. Люди от этого покой теряют, а самые слабые из них во все тяжкие впадают, так что потом и отмолиться сил недостает…
Смерть. Да, от меня им легче отделаться. Со мной: раз – и готово, а тебя попробуй ублажи.
Милость. Довольно философии; я так понимаю, ты сегодня белыми играешь.
Смерть. Беленькими, беленькими… Беленькие начинают и выигрывают…
Милость. Не радуйся на рать идяши, а радуйся с рати воротяши…
Смерть. А нам татарам все едино: что наступать – бежать, что отступать – бежать.
Милость. Ваш ход, ангел смерти.
Смерть. Всегда готов оказать честь, ангелу милости.

Ангелы склоняются над доской, и, сопя, усердно разыгрывают дебют. У плиты хозяйка готовит ужин, хозяин приносит воду, дрова на завтра, – совершается обычное ритуальное действо деревенской семьи зимнего вечера. Ангел смерти более начинает присматриваться к хозяевам, чем к игре.

Смерть. Вот что я до сей поры никак в голову не возьму: и зачем люди нерадостны7 У этих понятно – горе; а остальные. Приходишь в дом, где и здоровье и достаток и удача со всех уголком скалиться, а нет же, не видать радости. В сердцах раздражение, уныние, зависть, злоба, – такая, видишь ли, мой брат сердобольный, неудовлетворенность, что впору самому в петлю лезть.
Милость (задумчиво изучая доску). Чего ж не залезть7
Смерть, Шутишь. А я вот что тебе скажу, брат мой нелицеприятный… (Оглядывается по сторонам, наклоняется к собеседнику, и в самое ухо шепчет.)
Милость (бросает смотреть на доску и во все глаза смотрит на сотоварища). Что, что, что?..
Смерть (злорадно отваливается и орет как блаженная). Тебя, тебя там нет – Ми-ло-сер-ди-е!... И знаешь кто в этом виноват? Ты – ангел милый сердцу. И не смотри на меня вот так с укоризной, брат мой человеколюбивый. (Соскакивает с лежанки и бегает по горнице.) Ты думаешь, что служишь Богу? нет! ты горько заблуждаешься. Ты Ему больше мешаешь. А держит Он тебя возле людей больше из сострадания… к тебе. Ведь от нас Ему никогда не избавиться, вот Он работенку нам и подбрасывает.
Милость. Эко тебя понесло. Милосердие по необходимости в свет вступило, а ты по призванию.
Смерть, Адам меня из небытия вызвал!. А тебя он не звал.
Милость. Знамо дело. Куда ему сердечному было знать обо мне. Когда ты вошла в мир, тогда меня Творец посвятил в рыцари Света.
Смерть. Это ты? ты – рыцарь?. ты – воин?.. да ты, ты – пацифист! космополит клятый. Это Я – воин, Я– солдат, Я лучше любого наемника; и дело своё исполняю с пре-ве-ликим усердием.
Милость. Ну, да! Нуда! Просто нуднеько, брат, иногда.
Смерть (подозрительно уставилась, как следователь на обвиняемого). А ты не рыцарь. И ты не воин… не раб… ты… вы…Вы… (зажимает рот ладонями).
Милость. Спокойно, спокойно…дыши равномерно, не затягивайся воздухом.. Ну я, ну я такая… Что уж тут попишешь?.. смириться надо.
Смерть (икает, всхлипывает как малое дитя). Ты… Вы есть смерть вторая…
Милость (обнимает плачущего и гладит по голове). Потерпи, брат, потерпи… Да пошли партию доигрывать, я тебе и так шашку проиграл.

Картина 3
Муж и жена. Муж сидит за столом и смотрит перед собой; жена облокотилась на лежанку и разглаживает покрывало.

Жена. Давай малыша перенесем на лежанку, пусть погреется и телевизор посмотрит.
Муж (обреченно). Квелый он, да и спит.
Жена. Солнышко моё! Уж лучше бы я туда, а он… он бы пожил, да порадовался бы. А так…

Гладит покрывало и удивленно присматривается и принюхивается к лежанке. Муж с нарастающим интересом наблюдает за женой.

Жена. Солнышко моё!.. Что то я не пойму, как бы запах чужой. (Принюхивается тщательно-тщательно, и удивленно смотрит на мужа). Вот здесь запах плесени… а вот здесь ландышем пахнет… Еле-еле уловимый запах прели и ландыша…
Муж (иронично). А почему в единственном числе?
Жена (озабоченно). Не знаю, но ощущаю.
Муж. Ну-ну; а хотя, зиме скоро конец, вот весна о себе и напоминает. Бывает, что неизвестно отчего и откуда среди самого морозостоя улавливаешь вдруг тихое веяние весны…
Жена (отмахивается от слов мужа и пытается что-то осознать или вспомнить). Я не об этом, –это не то веяние… Это как бы жизнь, но другая…
Муж. Ясно. Пойдем пить чай.
Жена (начинает впадать в истерику). Вот ты мне не веришь, не веришь, а это знаешь, знаешь чей запах! Это запах смерти из моего детства. Вот также пахли могилки после весны, когда на них ландыши оживали.
Муж (идет к тумбочке потом на кухню). Ну-ну, успокойся…вот тебе валерьянка… пей, пей, да пошли на диванчик, – полежишь, а я тебе ножки поглажу, телевизор вот посмотрим. Вот так, вот так, любимая, Бог милостив – всё, что не делается, всё к лучшему.
Жена. Дай лучше щетку, я волосы поправлю.

Становиться у зеркала, расчесывается. Муж прячет пузырек с настойкой в тумбочку и уносит стакан на кухню. Стук в дверь. Муж идет открывать, жена поправляет лицо у зеркала. В сенях слышны робкие голоса и в комнату со снегом входит православная чета.

Батюшка. Мир вам, добрые люди!
Матушка. Примите, хозяева, путников.
Жена. Здравствуйте. Проходите вот сюда, к печке.
Батюшка (замечает оторопелый взор хозяина). А почто, добрый человек, на меня, как на чудо воззрился?
Жена. Вот сюда, вот сюда, к печке. (Мужу.) Да прими пальто у святых людей.
Батюшка. Что ты, молодка, бог с тобой, оставь; мы такие же смертные и убогие как и простые грешники.
Муж (с улыбкой). Ты, батюшка. не скромничай, не скромничай, да к теплу вот, к теплу.
Батюшка. Продрогли больно уж. Оделись не по сезону – в машине, чай, да дорогу замело. Три часа в машине ждали, ждали, когда дорогу прочистят.
Матушка (весело). Мы звоним, звоним, жалуемся, помощи просим, а они нас обещаниями кормят: мол скоро, скоро какой-то там грейдер придет. Мы ждали, ждали, бензин пожгли. Всё, пропадай, голь земная. Батюшка мой даже молебен покаянный отслужил. Да видим – мерцает, чай, лик ангельский во тьме кромешной, – ну думаем, знак нам. На огонек-то и пошли. Идем-идем, псалмы поем, по пояс в снегу пробираемся; так и вышли на свет. Спасибо, добрые люди, что огонек в ночи зажгли – видно не только о себе думаете.
Жена. Чаю с дороги. Вот тапочки и носки вязаные, а для матушки теплая кофта.
Батюшка. Спаси Бог, хозяюшка. Что ты, мил человек, все на меня как на икону зришь?
Муж (с надеждой). А крестить ты, батюшка, на дому можешь?!
Матушка. Он всё может: и крестить, и венчать, и отпевать…
Жена (в ужасе). Отпе-вать…
Батюшка (испуганно). Что ж ты, молодка, замертвела вся, аль горе у вас7
Муж. Да, святый отче, горе у нас.
Батюшка (твердо). Нет такого горя, которое Отец наш небесный не сокрушит.
Муж. Аминь, святый отче.
Батюшка. Сказывай, сын мой.
Жена (оттесняет мужа). После-после. Чаю с дороги, проходите к столу.
Батюшка. Истину глаголешь, молодка, аки чадо разумное. Когда животу тепло, то и уму светло.
Муж. К столу, к столу, батюшка; вот на это место, потеплее здесь, матушка. Сейчас, сейчас все на стол подадим. Сейчас я. Сейчас. Ухаживай. Ухаживай за дорогими гостями, жена. А я сейчас, сейчас я…

Муж уходит в комнату сына. Преклоняет колени и возбужденно молиться.

Муж. Славлю Тебя, Господь мой и Бог мой! Ты услышал вопль мой и послал служителя Своего в дом мой. Великую радость соделал мне. Знаю, что не покинешь и не оставишь нас погибать без крещения. Спасибо Тебе, спасибо, спасибо! А я на ласку Твою уповаю!.

Картина 4
За чаепитием.

Батюшка (отдуваясь и поглаживая бороду). Благодарствую за хлеб-соль, люди добрые. Так какая нужда во мне, человече?
Муж. Сына прошу крестить.
Батюшка. Похвально, похвально! Дело доброе, доброе дело. Вот во святом храме сей обряд и совершим, где всё к этому предуготовлено.
Муж (растерянно). А здесь, сейчас?..
Батюшка. Да пошто такая спешка-то?
Муж (сбивчиво, пытаясь объяснить все сразу). Сын у меня болен…смертельно болен… а не крещеный… Вот я и боюсь, что не успеем окрестить…
Батюшка (раздумывая, нерешительно). Болен… крестить… сейчас…
Матушка (пришла на помощь). Чинопоследование таинства крещения по древнему обычаю требует присутствия крестных – кум и кума по-мирски.
Жена. А муж и я?
Матушка. Нет, вы родители плотские, а перед Богом нужны родители духовные, то есть восприемники.
Муж (упавшим духом). А без этого нельзя?
Матушка (назидательно). Никак нельзя, никак нельзя, – Бог крещения не примет.
Батюшка (строго). Ты, матушка, чай-то пей, пей чай-то, матушка. А тебе, добрый человек, скажу…

Стук в дверь.

Муж. Простите, батюшка.

Идет открывать. На пороге импозантный мужчина в добротном штатском платье. Не успевает сказать приветствие и осмотреться, как звонит телефон.

Ксёндз. Слушаю вас внимательно… да… да… застрял на дороге, машину занесло… да… буран… Мы за грейдером шли, да у него соляра кончилась… горючее закончилось… говорит, что кто-то в гараже слил… Я машину бросил и на огонек вышел… Да, кто-то , хорошо, фонарь засветил. Да говорю, добрые люди фонарь повесили,вот я на свет и вышел… да, когда ситуация перемениться,я перезвоню…

Отключается, смотрит на присутствующих, протягивает руку хозяину. Звонит мобильный телефон.

Ксёндз. Слушаю вас внимательно… да… буран… застрял в буране, говорю… Думаю, что самолеты не летают… хорошо… мне тут на вторую линию звонят… хорошо, перезвоню, с Богом. Слушаю вас внимательно, ваше преподобие… буду вам признателен… нет. не отменяйте… думаю, что завтра прилечу… буду держать вас в курсе… амэн…

Хозяйка подносит гостю стакан горячего чаю.

Ксёндз. Кстати, кстати, очаровательная донна.
Муж (батюшке). А вот и кум, то есть восприемник.
Ксёндз. Простите…
Батюшка. Подожди, сын мой… А скажите, уважаемый, вы какой веры?
Ксёндз. Я?! Я ксёндз!
Муж. Вот это же замечательно! За кума служитель божий! (Обращается к гостю.) Вы, брат, крестным отцом у сына моего будете!..
Батюшка (раздраженно и увещевательно). Какой такой брат? Восприемник должен быть одной веры с новообращенным.
Муж (непонимающе). Так он же служитель Божий и во Христа верует.
Батюшка. Ересь речешь, чадо бестолковое.
Матушка. Бесы тоже веруют, да трепещут.
Батюшка. Истину глаголешь, душа моя.
Муж. Бред.
Батюшка. Не юродствуй, мирянин, а коль приложился к православной церкви, по почитай устав ея!
Муж. Да какой устав почитать, если вы оба служители Христовы?
Матушка. Латиняне не тому богу служат.
Ксёндз. Византийцы уж тому богу служат.

Повисает пауза. Батюшка, вслед и ксёндз осеняют себя крестным знаменем: справа-на-лево, слева-на-право. Присутствующие уставились на крестную дуэль. Шум в сенях – и на пороге избы, завьюженные снегом, появляются мужчина в летах и молодая особа. Хозяин и хозяйка помогают гостям стряхнуть снег и разоблачиться от верхней одежды.

Пастор. Мир дому сему.
Муж. С миром принимаем.
Пастор. Я вижу, брат, ты нашей веры.
Ксёндз. А хозяин наш – экуменист.
Матушка (креститься). Это как же, господи?
Батюшка (саркастически). И нашим – и вашим.
Жена. Что это вы, святой отец, мужа моего подзадориваете?
Муж. Помолчи, жена. (Обращается к батюшке.) А этот брат в восприемники годиться?
Пастор. А в чем собственно дело?
Муж. Вы в православной вере крещеный?
Пастор. В детстве родители крестили.
Муж. Вот и хорошо. Прошу вас быть крестным отцом у моего сына. (Поворачивается к священнику.) Вот, батюшка, и кум сыскался.
Батюшка (грозно встает). Да ты, сын химеры, издеваешься надо мной! Это же протестантский священник! – самый злостный еретик и есть!
Ксёндз (наливает чай и как бы ни к кому не обращаясь). Homo Sapiens non urinat in ventum.
Батюшка (оторопело). Это я-то… это я-то против ветра мочусь?..
Муж (затравленно смотрит на гостей… и приходит к выводу). Эх! жена, неси белую – без бутылки тут не разберешься.
Батюшка (миролюбиво). Multa paucis – многое в немногих словах.
Матушка (креститься). Мульта пауза… о господи!..
Жена. Обалдел что ли!?.
Ксёндз. Не серчайте, милая донна, но случай уж больно казусный, так что, по славянскому обычаю сей гордиев узел и попытаемся распутать.
Пастор. Вообще я не одобряюЯ, но раз такое дело…
Муж. Эх! Один горюет, артель воюет! Жена! всё, что в печи, на стол мечи!

Суета вокруг стола.
С лежанки любопытно взирают ангелы.

Смерть. Вот тут-то самое интересное и начинается. Люблю, знаешь ли, брат, нечаянную встречу верующих разных деноминаций и конфессий – таких откровений наслушаешься, что впору и самому в атеисты податься.
Милость. Да, ребус. Это значит протестантская чета! Премилое дельце вырисовывается… Casus belli.
Смерть. Casus belli – случай для войны. И заметь, casus a nullo praestantur – за случай никто не несёт ответственности.
Милость. Не думаю. Casum sentit dominus –хозяин сам несёт ответственность за случайную гибель вещи.
Смерть. Digitus dei est hic! – это перст божий!
Милость. Такова судьба!
Смерть и Милость дружно читают:
Cicada cara, quam es fortunata!
Felicitate plus hominibus dotata!
In herbis mitibus aetatem agis
Roremque melleum deliciose trahis.

Кузнечик дорогой, сколь много ты блажен,
Сколь больше пред людьми ты счастьем одарен!
Препровождаешь жизнь меж мягкою травою
И наслаждаешься медвяною росою.

Картина 5
За столом. Хозяйка и матушка пропадают на кухне, пасторша занята мобильным телефоном, усевшись с ногами на диван, и в тоже время внимательно прислушивается к беседе за столом. Хозяин порядком возбужден, видно, что его мучает неразрешимый вопрос. Он, то присаживается к столу, то бродит тенью от стола до двери, где спит больное дитя. Святые отцы вкушают трапезу.

Батюшка (пастору). Померла, чай, супруга-то?
Пасторша (подпрыгивает на диване). Тьфу, тьфу на вас, фарисей вы этакой.
Батюшка (умиротворенно). Не тебя, пигалица, пытаю, а мужа твого.
Пастор (обиженно). Я никому ответ давать не обязан, кроме бога.
Батюшка (осанисто). А я, как представитель этого-то бога на земле, и пытаю: почто супруга-то молода и простоволоса?
Ксёндз (в подражание батюшке). А почто тут невразумительно, святой отец, – наш пастор муж благолепный, их преподобие, корень Давида, так-что им по уставу многоженство не возбороняется.
Батюшка (благочинно вознося перст). Бесовское семя. Я всегда говорю, что еретики оне.
Пастор (не в своей тарелке). Хотите знать, мы с женой развелись по обоюдному согласию еще до моего обращения.
Матушка (приносит кушанье). Да как же так, при живой жене и с другой на ложе?
Батюшка. А оне, матушка, окаянцы суетные, что вздумали – благодать Христову себе на служение поставили. Мол, что бы ни сотворил, все благодать покроет, вот и грешат и паству этому научают. А невдомек им, что Благодать есть спасительная сила Божья, дающая средство христианину к достижению жизни праведной… Бог не цяля, бачыць круцяля.
Ксёндз. Рупiцеся аб мiр з усiмi i аб святасць, без якое нiхто не убачыць Езуса, гледзячы, каб хто не утрацiў ласкi Божае; каб якi горкi корань, вырасшы уверх, не зрабiў шкоды, ды каб праз яго не апаганiлiся многiя.
Батюшка. Згода, згода, чалавеча Божы.
Пастор. Дык мы, прыняўшы царства непарушнае, ласку маем, праз якую служыцiмем Езусу даспадобы з сарамлiвасьцяй i страхам, бо Бог наш ёсць агонь, што пажырае.
Муж. Пачакайце, айцы, спрачацца, лепш падымем кубак за ласку спадзявання – надзею! Бог жа надзеi няхай напоўнiць нас усенькай радасцяй i мiрам у веры, каб мы, сiлаю Духа Святога, абагацiлiся надзеяй!
Все. Амэн.

Гаснет свет. Жена приносит свечи, муж с фонарем помогает ей. Трапеза продолжается при свечах.

Муж. Так что же мне делать с сыном, мужи божьи?
Пастор. А вы сами, простите, какую церковь посещаете?
Муж. Я?.. Это зависит от дороги.
Все. Это как?
Муж. Когда дорога хорошая – езжу в православный храм, он подалее; когда распутица или заносы, то к католикам в собор; ну а когда и туда не добраться, то в соседнем селе есть протестантская ячейка.
Батюшка (разводит руками). Ну… сын мой, это уже полный экуменизм какой-то.
Ксёндз. Я бы сказал – полное униатство.
Муж. Согласен с вами. Но ведь пример почерпнут из истории, – край то наш есть униатский.
Батюшка. А, может, ты и синагогу посещаешь, чадо блудливое?
Муж (с улыбкой). Посещал бы, батюшка, да, увы, не осталось у нас евреев.
Ксёндз. Похвально, все мы дети Авраама, Исаака и Иакова.
Пастор. Евреи по духу наши братья. У меня и прабабушка еврейка.
Пасторша (с дивана). А ты не говорил, что ты жид.
Пастор (кто за язык тянул?). Только на четверть.
Пасторша (с претензией). И что ты еще от меня скрываешь?
Батюшка. Как знать, как знать, матушка. Может у него в роду и антисемиты есть.
Пасторша. А это что, секта такая, или братья протестанты?
Ксёндз. Ты где, пастор добрый, такой цветок невинности сорвал; чай, не лидер она у вас в церкви?
Пастор (смущенный). Да, лидер прославления.
Батюшка. Дивны дела твои, Господи.

Входят хозяйка и матушка с пирогом.

Матушка. Вот, хозяйка побаловать нас решила, да и я по мере сил поспособствовала.
Жена (улыбаясь). Не скромничайте, не скромничайте, матушка.
Батюшка (блаженно). Она у меня мастерица сдобу печь.

Обделяют всех пирогом. Звонит таймер. Жена вздрагивает и роняет кусок пирога на стол; муж отходит к лежанке, следом жена.

Жена (просительно и устало). Может, не будем колоть?
Муж (застыл и всматривается во что-то). Если бы не подумали, что я того… то сказал бы, что на лежанке кто-то есть.
Жена. Не городи чушь, если выпил, то держи себя в руках. Колоть укол будем?
Муж (гладит лежанку). Нет, подождем с этим делом. Малыш и так спит.
Жена (гладит лежанку). Ты иди, иди к гостям, а я еще постою, ноги не слушаются.

Муж бредет к столу, но разворачивается и идет в комнату сына. Жена напряженно следит глазами за мужем,– вся там, за закрытой дверью… Зажигается электрический свет. Как после сна, женщина отрывается от лежанки и бредет к гостям.

Картина 6
Ангелы за игрой; провожают взглядами мужа и жену, беседуют.

Смерть. Не потому, что он (змий) имел прежде ноги, как говорит Иосиф и так называемое Малое Бытие, теперь Бог объявляет, что он будет ходить на чреве; но, как объясняет Златоустый Иоанн, прежде он благодаря прямому положению имел такую смелость, что приблизился к самому уху Евы и разговаривал с ней, а теперь осужден, и совершенно справедливо, ползать по земле.
Милость. Малое Бытие говорит, что Адам неосмотрительно взял от древа и ел и не обратил полного внимания на слова Евы, потому что изнемог от труда и голода. Но об этом, возлюбленный, лучше умолчать, ибо, как сказано выше, бывает нечто достойное и молчания; разве только и ты хочешь говорить, что Адам взял жену, чтобы не обратиться на других животных.
Смерть. Змий стал пресмыкающимся из скота, и имел руки и ноги; но это было отнято ради того, что он дерзновенно вошел в рай и посему первый взял от древа и ел. Адам отгонял птиц и пресмыкающихся, собирал плод в раю и ел его с своей женою. Вот это-то, чтобы не сказать, и еще гораздо большее из подобного, содержит Малое Бытие.
Милость. Но оставь это; ибо иначе относящимся к Священному Писанию (это) покажется, напротив, смешным и забавным.

Пасторша читает с мобильного телефона, за столом благоговейно внимают.

Пастор (прокашлявшись). Откуда это?
Пасторша (торжественно, но читает с запинкой). Греческий церковный писатель Михаил Глика, общий подвижник православных, католиков и протестантов.
Пастор. А как же – антисемиты?
Пасторша. Могу же я что-то не знать, если под рукой интернет!
Ксёндз. Простите, многоуважаемая донна, а чем болен ваш сын?
Жена (встрепенувшись от глубокой задумчивости). Лейкемия.
Батюшка. Это белокровие что ли?
Жена. Весной простудился… Врачи долго диагноз поставить не могли… а когда поняли в чем дело, то было уже поздно лечить. Вот он и не жилец; двенадцать годков…
Пастор. Да вы присядьте, присядьте. В церковь обращались?
Жена (продолжает стоять). А что толку… Ну приходил батюшка, молебен совершил… А потом и от вашей церкви, пресвитер что ли, приходил со своими, молились здесь – бесов связывали, кричали на непонятном… песни пели… Да мальчику еще хуже стало… Вот теперь хотим окрестить.
Ксёндз. А в костел обращались?
Жена. И из костела приходили, иконки приносили. Да и православный батюшка иконку продал… Всё не помогает – тает сыночек как свечечка.
Матушка. Вы все-таки присядьте, милая, чаю испейте.
Батюшка. Откушай чаю, сердечная. А вот, Бог даст, поправиться дитя.

К столу подходит хозяин, выпивает остывший чай, осанисто крякает и торжественно объявляет.

Муж. Пойдемте, царское священство, нужную дорогу прочищать.
Все заинтересованно внимают.
Муж. Ну, ту дорогу, куда царь пешком ходит… уборную от снега освобождать.

Мужчины уходят. За столом женщины.

Матушка. Выпьем вина, голубушки, все ж целебное для души лекарство.
Пасторша. Вообще-то у нас не положено упиваться.
Матушка. Да кто ж упивается, сердечная, – так, для тонуса.
Жена. А дети у вас есть, матушка?
Матушка. Есть, есть, голубушка. Мой сразу сказал, когда я за него шла: один ребенок – не ребенок, два – полребенка, а три – целый ребенок. Вот и родила ему четверых. Старшие уже служат, при нас младшенький, школу оканчивает. А пошто у тебя один?
Жена. Не дал Бог… да и этого скоро заберет.
Матушка. А ты не отчаивайся, не отчаивайся. Он все видит! Ты, голубица, заступнице нашей, Деве Марии, молитвы-то твори, да к образу Ее святому прилагайся – вот и облегчение душе твоей.
Пасторша. Мы иконы не признаем – идолопоклонство это.
Матушка. А иконы – это не идолопоклонство, это образ напоминания. Это зримое напоминание Божьего присутствия. Ведь ты, чай, фотографии имеешь любимых тебе людей? Так и иконка есть образ, лик Его незримый, так что Он всегда пред человеком, как напоминание. А молимся мы не иконам, а Отцу Небесному, Который есть Дух Животворящий. А иконка, что иконка, – это суть средство общения.
Пасторша. Все равно, это не по Библии.
Матушка. Ну и что, что не по писанию. А если душа жаждет образ любимый завсегда при себе иметь, лицезреть? Вот ты фотографию как образ имеешь, но ты не с фотографией беседуешь, а посредством оной с отсутствующим пред тобой, но где-то там реальным…
Пасторша. Вы, сударыня, не учительствовали, чай7
Матушка. Учительствовала, голубушка, учительствовала, да и ныне в воскресной школке уроки детям даю, божьему пути их обучаю. А ты, чай, из каких будешь?
Пасторша. Я? Работник культуры.
Матушка. А к протестантам как пошла?
Пасторша ( в первую очередь женщина). Встречалась с одним музыкантом, а он оказался наркоман… Он меня в церковь-то и привел: мол, хочешь срубить бабок на халяву, иди в прославление. Тогда, когда мы открывались, был даже неформальный лозунг что ли: хочешь быстро разбогатеть – открой церковь. И вы знаете, люди несли такие деньги…такие деньги. (Вздыхает.) Мне пятнадцать в ту пору было… нас таких много было. А теперь кто спился, кого уж нет в живых, кто от Бога отрекся. И я бы ушла. Да стала как-то на молитву, а Бог мне и открыл – что нет для меня дороги обратной… Вот уже пятнадцать лет никогда ни о чем не сожалею… А детей нет, вот уже три года с мужем, а детей нет… Это мне за грехи юности моей.
Матушка. Попей, попей винца-то, полегчает.
Пасторша. Нам запрещено.
Матушка (сердито). Глупость не реки. Пей, чадо, да улыбайся почаще – вот и сумрак души твоей размягчиться.
Жена. И я еще выпью.
Матушка. Пейте, голубицы. Вино сердце веселит. А кто не умеет от лозы виноградной потчеваться, тот в сердце своем упрямство носит – обиду потаенную. А ведь известно, что всякую тяжесть душевную, слеза виноградная размягчает.
Жена. Вино невинно — пьянство виновато.
Матушка. Верно, верно, матушка, только о слезе виноградной и речь. Вино – утешает, а секира – глумится.
Жена. Секира, как я понимаю, – всякое вино, кроме виноградного.
Матушка. Верно, верно слово.

Картина 7
Входят мужчины. Разоблачаются, греются у лежанки.

Ксёндз. Крутит как, вертит как, к машине и не пробраться.
Пастор. А вы спешите куда-то7
Ксёндз. Да. На утро назначено совещание у кардинала. А тут буран, так-что в Италию не попаду.
Пастор. И часто вы заграницей бываете?
Ксёндз. Последнее время часто.
Пастор. А я вот в Америку выезжал несколько раз! Думаю перебраться туда на жительство.
Батюшка. А почто вам родные пенаты не глянуться?
Пастор. Да там жизнь совсем иная, – прогресс. И церкви у них с достатком.
Батюшка. Да… нам до них, как до луны на карачках, прости господи. А вы что так за границу часто?
Ксёндз. Дела, дела! Вот налаживаю связи по обмену молодежи. Надо привлекать школьников и студентов к общественно значимой жизни, обучать их идеалам добра и, конечно же, приобщать к прогрессу. Я руковожу обществом по обмену талантливых, подающих надежды программистов-католиков. Вот и сейчас со мной новейшие разработки одного юноши, которые принесут огромные прибыли после внедрения. У нас ведь трудно развернуться, не хватает ресурсов, чиновников тьма египетская, а спонсорская, благотворительная деятельность даже не в зародышном состоянии; институт меценатства вообще не существует. А за границей, если разработка обещает прибыль, то сразу найдется не один и не два спонсора – ведь они живут на перспективу.
Пастор. Это они умеют. Вот потому-то я и хочу туда перебираться.
Батюшка (с оттенком иронии и неодобрения).. Благоже, благоже…
Муж. За державу обидно. Закурим по одной, мужики, да и решим – как сына крестить будем.
Ксёндз. Спасибо, не приемлю.
Пастор. Никогда не курил и не понимаю этого.
Батюшка (берет из протянутой хозяином пачки сигарету). Э, пастор добрый, это все щепетильность.
Муж. Так когда, мужики, крестить сына будем?
Ксёндз. Я так понимаю, что вы хотите крестить сына по православному обычаю?
Муж. Да, хочу в православии. Я и жена – православного крещения.
Пастор. Для Бога нет разницы.
Муж. Для Него может и нет. Только я понимаю так: как родители – так и дети.
Пастор. Но ведь вы посещаете и другие церкви?
Муж. Посещаю. И многому научился и у вас, и у католиков, и у православных. Но православие как-то ближе к сердцу. Что скажете, святой отец?
Батюшка (слушает, разминая сигарету, понюхал табак и вернул хозяину). Дело серьезное, с кондачка не делается. Уж лучше пусть пастор крестит – у них там не так строго обряд совершается.
Пастор. У нас не строго?! Да если хотите знать, у нас необходимо пройти полный курс лекций, научиться из Библии: идите и научите, а потом крестите. Да и погружение в воду должно быть полное. А вы говорите. Одни курсы займут как минимум месяца три.
Муж (в полной растерянности). Так как же все-таки быть?
Батюшка. Вот что, добрый человек, нынче все равно не решим это дело, и, как говориться, утро вечера мудренее. А за ночь, помолившись, что-нибудь, по божьей милости, и совершиться. Отправляй-ка ты нас, мил человек, опочивать.
Муж. Да, да, пойдемте. На все воля Божья.
Пастор. Нас с женой отдельно бы, если вы не возражаете.
Муж. Да, да. Вот нашу спальню занимайте, здесь вас никто не потревожит. А вас, батюшка с матушкой, прошу вот в зале опочить, на диван, возле лежанки. Ну а вас, ваше преподобие, прошу в комнату сына, на топчан, он вместителен.
Батюшка (осматривается). А вы где ж опочивать изволите?
Муж. Какой тут уж сон… На кухне у нас диван, да и к сыну в спальню рядом. Так что располагайтесь, а ежели по нужде, особенно женщины, так в сенях ведро специальное с крышкой; ну а мужики и за дверь могут. Спокойной вам ночи!

Снова гаснет электрический свет. И свечи, свечи, фонари, фонарики и подсветка от мобильных телефонов. Суета сует и томление духа в приготовлении тела и души к отдыху.

Картина 8
Ангелы перебрались за стол, который женщины поспели прибрать. Игра продолжается.

Смерть. Доиграем мы ль партию, а ль нет, побратим по милости?
Милость. Будьте благонадежны, побратим до смерти.
Смерть. Тебе ли говорить о моей благонадежности. Вот опять… слушай. Слушай. Это они молятся.
Милость. Дело-то житейское. Им молиться на роду написано, а кто не молиться, тот и роду человеческого отрекся.
Смерть. Экой ты, брат, не милосердный.
Милость. Уж лучше мое немилосердие, чем твоя милость.
Смерть. А многие выбирают наоборот.
Милость. Они имеют свободную волю.
Смерть. Сво-бодную! Да мне их вопли, после этой самой сво-бодной воли, – хуже вечной смерти. Свобода – своя беда!
Милость. Сегодня ты что-то раскаламбурился.
Смерть (не обращая внимания на визави). Лучше бы никогда не рождаться людям, которые других к смерти призывают. Теоретики. Видел бы ты их, когда они ко мне приходят. Да видел, знаю, видел. Самый протухший покойник. Ах! страдания юного Вертера – и виском на дуло, под поезд, с крыши, в петлю… Яду мне, яду! И что я им сделал?
Милость. Стой, ты куда.
Смерть (огорошено). Да работенка внештатная подвернулась, еще один суицид.
Милость (одна). И меня уже не призывают… беда…

Жена поет колыбельную.
На подушке
Зайчик спит –
Беленькие лапки,
За окном Мороз
Скрипит –
Раздает всем шапки.

Спи, зайчонок,
Баю-бай,
Беленькие лапки,
Будут, будут
Согревать
Из снежинок шапки.

Спит река,
Уснул и луг,
Поле, лес, дорога…
Спи, малыш,
Побегал ты
Много, много, много.

А Мороз скрипит,
Пыхтит,
Раздаёт всем
Шапки,
И о зайке не забыл –
Беленькие лапки.

Картина 9
Все гости на выходе у сеней. Ангелы за столом пьют чай. В окнах небо ярко-синее в морозных кружевах.

Муж (мнет шапку в опустившихся руках). Тропинки я проложил, машины ваши откопал; грейдер дорогу почистил. Ну, вот и всё. Чай пили?
Батюшка. Спасибо, хозяева, за хлеб-соль. Пусть Бог вас хранит.
Матушка. Вот тебе, сестра, образок святой. Ты его под подушечку отроку-то и положь. От сердца отрываю, да батюшка велел отдать – он, образок-то, память расстрельного деда его.
Батюшка. Ну, будет, будет причитать. А вас в храме Божьем ждать буду. Прощевайте.
Ксёндз. Вижу связь у вас плохая (показывает на допотопный мобильный телефон). Вот вам последнее достижение мобильной связи. Примите, благодатная донна, с нижайшим поклонам.
Пастор. Золота и серебра у меня нет, но вот вам от нас платок намоленный – как про апостола Павла сказано: так-что на больных возлагали платки и опоясывания с тела его, и у них прекращались болезни, и злые духи выходили из них.
Пасторша. Благословений вам, родные! Всё будет хорошо!

Все выходят.

Смерть. Ну что, видал. Партию ты и на этот раз проиграл.
Милость. Еще не вечер, еще не вечер. Да не трясись ты, я же ход обдумываю
Смерть. Да не трясусь я, не трясусь; тут просто мужичок похмелиться вздумал, так-что волей-неволей бегу за душой не покаявшейся (исчезает).

Возвращаются муж и жена.
Муж. Всё, сердце не на месте. Только что смерть видел.
Жена (хватается за сердце, еле слышно). Как?
Муж. Да вот так – через трубу сигала.
Жена. С ума сошел.
Муж. Пусть, но ждать больше не будем.
Жена (обреченно). Что ты предлагаешь?
Муж (решительно). Сами крестить будем.
Жена. Еретик!
Муж. Христа тоже еретиком прозывали, а все его учение – ересь Назорейская.
Жена. О господи!
Муж. Воды мне, воды! И Библию! И белье чистое!

Муж и жена готовятся к таинству. В окно заглянуло солнце и заиграл воздух. Смерть украдкой пробирается по горнице.

Смерть. Это что он задумал такое? Я у тебя спрашиваю, а?..
Милость. А ты не встревай, а бей мою шашку… а теперь эту… и эту…
Смерть. Стой, стой! как ты своей последней шашкой мои две сбил и дорогу трем перегородил? Жулик! Это что же на белом свете деется?..

Голос мужа. Креститься раб Божий во имя Отца и Сына и Святого Духа!
Голос жены. Аминь!

Слышно как хозяева справляют требу. А смерть все сидит над доской в недоумении. Открывается тихо дверь из сеней и на пороге появляются ночные гости. Осматриваются. Муж с сыном на руках и жена взирают на поводырей Божьих.

Батюшка (и все согласно кивают). Негоже отроку нехристем жить!
Голос сына. Папа, мама! Я есть хочу!.. 02.07.2014

Все права на эту публикацую принадлежат автору и охраняются законом.