Из польской поэзии.

Болеслав Лесьмян
Кшиштоф Камил Бачиньски
Тадеуш Гайцы
Иллакович Казимера
Бруно Ясенский.
Мария Павликовска-Ясножевска
Александр Ват.
Песни Дзядов
Рафал Воячек.
Станислав Балиньски
Тадеуш Мициньски
Ян Лехонь.
Леопольд Стафф
Юзеф Чехович.
Казимеж Пжерва- Тетмайер
Тадеуш Бой Желеньски
Ярослав Ивашкевич.
Збигнев Херберт
Вислава Шимборска
Юлиан Тувим
Константы Ильдефонс Галчинский

Переводы Льва Вл. Бондаревского.


БОЛЕСЛАВ ЛЕСЬМЯН.

БЕЗЛЮДНАЯ БАЛЛАДА.


Человеческому взгляду недоступная поляна
В безмятежности безмерной расцвела благоуханно.

Ручеёк, укрылся в зелень, неустанно переменчив,
И гвоздички над травою раскрывали свету венчик.

Захлебнувшийся росою, не трещал в траве кузнечик,
Одуванчик обломился, истекая соком млечным.

Аромат дышал под солнцем и бурлил, кипел живицей,
И никто того не слышал, и никто не мог дивиться.

-Где ж мои перси, червцами горящие,
Уст почему моих нет на поляне?
Рвать бы цветы мне моими руками,
Где мои руки с цветами, с цветами?

Что-то странное творилось, лепетало в отдаленье,
То какая-то девичья тень искала речь и зренье.

Как отчаянно хотела воплотиться, сотвориться,
Косами озолотиться, белой грудью осветиться.

Так боролась , так страдала в муках девственного лона,
Воплотиться не сумела, и уснула утомлённо.

Но то место, где могла быть, ещё жило и шумело,
Место для души пустое, место вольное для тела.

- Где ж мои перси, червцами горящие,
Уст почему моих нет на поляне?
Рвать бы цветы мне моими руками,
Где мои руки с цветами, с цветами?

Привлечённых чуждым шумом тучи трав и насекомых
След искали на том месте небывалый, незнакомый.

Сеть паук в ничто развесил, чтобы тень поймать той тени,
Овод вострубил, восславил, празднуя несовершенье,

И прощальное играли ей цикады со сверчками,
И цветы венками стлались, похоронными венками.

Все собрались для обряда там, на солнечной поляне,
Ради той, что быть могла бы, но не будет, но не станет.. .
- Где ж мои перси, червцами горящие,
Уст почему нет моих на поляне?
Рвать бы цветы мне моими руками,
Где мои руки с цветами, с цветами?

***
МИМОХОДОМ.

* * *
За траву и кров
Меж дерев молись,
За чужую кровь,
Сломанную жизнь,

И за смерть от пуль,
Помолись в лесу
За чужую боль,
За свою слезу.

* * *
Огненный смех у недолгих зорь
(О, золотись!) - умирает, скор.

Вот и остаток розовых туч
Гаснет на гребне круч.

Вот ещё этот прожитый день
(О, золотись!) - пропадает в тень.

* * *
Звали нас трубы для битвы-забавы,
Я ж говорил с могилой.
Все на конях, чтобы ехать за славой,
Только меня позабыли.
Сны мои в поле пустом пропадают
(пахаря нету ) - зря.
Жизнь- без Завтра - течёт, и за ней уплывает
Жизнь и моя- без Вчера.

* * *
Что там далёкое мигнуло,
И в водах рядом,
Что там росистое взметнулось
Над садом, садом,

Взросло крылатое, пригнуло
Цветок задетый
И что-то божье всколыхнуло
Меж мной и светом.
* * *


***
Некогда властной грозою пылавшим,
Воспоминанием ставшим и эхом,
Вымыслом птичьим, облачным смехом,
Им- непременным, им - настоящим
Спящим богам, стать земли сторожами
А для влюблённых примером , обетом,
Детям - детьми, как они, малышами,
Символом творческой силы поэтам!
Умершим - лилией, рано отцветшей,
Рыцарям - бранным огнём и оружьем
Сном, что во сне снится спящему, вещим,
А для меня - небывалым и сущим !
И для русалок, рождённых вод лаской,
Стать позабытой на дне полусказкой .


Бездна.

Когда в лес приношу я страду моей жизни
И лицо моё, миру лесному чужое,
Вижу - бездна скулящая мечется в чаще,
Раздирая о сучья безмерные скорби,
Разражаясь зелёными росами плача
Ужасаясь обманчивой близостью неба,
Обмирает в мученьях , причины не зная,
Отчего бы ей наземь крестом не улечься,
И не знает, какими ей снами забыться.
С болью выследить ищет оврага ли, яра,
Прислониться, гранича свою беспредельность,
Ненадолго остаться, привыкнуть к покою.
Чую горе босое, голод чувствую голый
И бездомность, овитую шелестом веток ,
И глаза, что во мне через мутные росы
Видят , но не меня, а кого-то иного.

Слова для песни без слов


Кто обновит тебя, жизнь бесконечная? Стань же иною!
С тучами вместе смешайся в пылающих зорях!
Я же, безумец, небывшее всё вспоминая,
Ближе всего к тебе только во сне или в горе.

Нет той долины, однако печальное что-то там было.
Что-то во мгле говорилось насчёт ворожеи.
Берегом облака нечто лиловое плыло, думая: плыло.
Сон на свечение это косился , в ничто провожая .

В омуте ночи себя пусть хранит безоружное тело,
Пусть голубым чем-нибудь заслонится пред жребием общим.
Что-то в саду моём заторопясь, возроптало,
С небытием будто кто-то расстался и ропщет..

Есть в моей памяти девушка, помнится зыбко.
Нежно устам уступая моим, меня странно любила.
Не было в ней ничего кроме судьбы и улыбки.
Я и любил её оттого, что немного в ней было.

Знаю и некую душу, искусственной розой
Тело розистки былой подарившую смерти…
Мир весь откуда? - бумажные розы? – и слёзы?
Я – в нём - и птицы - и погребения эти?

Знаю я золотистость её, резедой небесам она снится...
Есть человек для обманчивых снов - в отдалении божьем.
Я когда-то играл, только лодке случилось разбиться
О смертельную ту золотистость. Вышло, что об неё же.

Докровавила небо печалью заря в опустелых коростах,
Облака, угасая, в обезлюдевший мир вырастают .
Чем же есть для меня - для озёр - для берёз тех
Вечность глухонемая, её буроватость ? Не знаю…

Чьи же тайны я в дрожи невольной раскрыл, растревожил,
Когда тело твоё вдруг под лаской моей засветилось?...
Много мир для меня остраннил , оничтожнил,
Мною многое миру вочеловечась, воснилось!

Мне пора постараться успеть к воскресенью
Тополей,что шумели во снах запропавшего дома,
К тайне звёздной недоли моей, моему невезенью,
Что обязан я сам пережить, не открывшись другому.

Что по смерти мне делать с собою и с миром потом?
Озолочусь ли в слезах твоих? Стану ли с небом схожим?
Мрак повстречался в саду с безвольным цветком-
Мы были в том мраке уже , будем и по -смерти в нём же.




http://literat.ug.edu.pl/lesman/slowa.htm

Вышло из бора...

Вышло из бора подслеповатое заосенелое заморочье,
Само собой на свет порождённое в неразумье дрёмном .
Непривычное к небу смотрит в облачные клочья
И шарит в мире, чуждом ему и тёмном .

Своим телом косматым купается в луже,
Что ядом живительным полная, его манит,
Червовидными щупальцами высасывает из цветов душу
И слизью своей полосы по земле тянет.

Чудище надолго остаться на свете б не сумело,
Потому что всё вокруг отравляет и гасит дыханьем,
Но когда ты белой ладонью погладишь его по хребту смело,
Оно у ног твоих ложится и ластится с урчаньем.



Превращения.


Той ночи мрак был похотью пропитан,
И васильки при сполохе зарницы
Вдруг бросились в глаза и под копыта
Косули, в лес стремившейся укрыться,
Цветы беглянку синевой марали
И с жадностью окрестность озирали.

Мак, исказив себя в безбрежном поле,
С чужому уху криком диким, странным
Кровавым петухом оборотился, с болью
Тряся в тревоге гребешком багряным,
Кричал во мрак, клюв раздирая, и на это
Запели петухи ему ответно.

Ячменный колос золотистый, резко
Вдруг ощетинил разъярённо ости
В ежа златого превратившись с треском,
Бежал, пронзая травы бледные со злостью.
Скулил он, на цветы косился,
И неизвестно, отчего он злился.

Какой в своей душе ошпарен я крапивой,
Что пролетаю напрямик межами,
И на меня цветы поглядывают криво.
Что обо мне ночном они узнали ?
Держусь за голову, каких наделал бед?
Чем был той ночью я, уже которой нет?

***


РУЧЕЙ.

Мрак со мраком поравнялся, печаль с печалью,
Что-то захотело озолотиться, да не хватило времени.
Избавился ручей от своих берегов, стал самим собою,
Выпрямился в вечность и шёл среди леса.
Шёл до Креста в пустыне, где не доверяя своим звёздам,
Бесконечность укрепляет себя дыханием мяты,-
И грудь свою струящуюся примертвил он к древесине
И повис, по доброй воле на кресте распятый.
Зачем тебе, Сонная Волна, ночлеги на кресте?
За кого, Гордая Вода, хочешь пропадать и умирать?
За тех, кто уже пережил своё дно и берега,
За тех, кому из-за этого некуда плыть.








ДВОЕ ЧЕЛОВЕЧКОВ.


Песню слышу в душе я, в ней печаль и разлука,
О тех двух человечках, что любили друг друга

Но в саду лишь раздался первый шёпот признанья,
Стал причиной нежданной он беды- расставанья

Отчего та разлука - чья-то воля, вина ли?
Но года безвозвратно текли, уплывали.

А когда повстречались со цветами в ладонях,
Заболели хворобой, невиданной до них .

Под платаном два ложа, под платаном две тени.
Под платаном прощаясь, друг на друга глядели.

И без ласки, безгрешно тут же оба погибли,
Ни слезиночки счастья, ни единой улыбки.

Уст их розы угасли в смертном холоде этом,
Побледнели мгновенно, как не видано светом.

Полюбить не пришлось им за порогом могилы,
Уж любови не стало, уж любовь их остыла.

На коленях недолю свою у порога
Умоляли , молились, но уж не было Бога.

Сил остатка хватило б до весны им, до лета,
Чтоб на землю вернуться - но уж не было света.


УТОНУВШИЙ.
Среди волн овсяницы в лесу, на поляне,
Там, где лес уподобился лугу нежданно,
Тело странника скрыто, уж ненужное тело.
С облаков в облака обошёл он мир целый,
И внезапно желаньем - печалью нацелен,
Духом всем устремился в зелёную зелень.
Тут же зелени демон дыханьем вселесным
Охватил его душу объятием тесным,
И цветением трав соблазняя поспешным,
Нёс усталым устам ласку тайны нездешней ,
Чары душные вянущих невоплощений,
И заманивал душу зелёной пучиной!
И бежал он уж новых миров побережьем,
Расчеловечен цветением нежным,
И остался с трезвонами ягодных жбанов
В помрачении папоротников, в молчанье курганов,
В том безмире чащобы, в глуши безрассвета,
В отшумевших метелях когда-то и где-то,
И лежит словно мертвый в ста вёснах бездонных,
В чернолесье, зелёный - утонувший в зелёном.



НОЧЬЮ.

Что-то безликое навзничь упало на звёздное ложе,
Спит, просыпаться не хочет в сверкании вьюжном.
В доме живёшь над рекою ты, обо мне тревожась.
Завтра я точно приду! Мне сегодня печалиться нужно .

Вот в запределье берёза нищей сироткой хлопочет,
Крест хочет броситься в пропасть с холма над дорогой!
Видимо, боги поумерли все этой ночью!,
И для молитв у меня нету теперь уже бога!

Нет, я безмерью не верю! Не жалуюсь ночи бездонной!
Рук после смерти молитвы я к небесам не вздымаю.
В эту минуту лишь ты за меня , руки свои простирая,
Знаешь, что нет ничего надо мной, кроме твоих ладоней!

Лишь пустота есть, в которую чары издревле
Солнце по воле неведомой льёт... Что же такое
Та пустота - и цветы - мотыльки и деревья -
Деревья - цветы - мотыльки - и тот дом над рекою ...

Здесь я

Здесь я - во мраке земном и есть ещё тоже
Полуподобье моё в шуме звёздном и в сумраке божьем,
Где воздух, мне сны навевая, дрожащими молвит устами
И я ещё дальше за этими снами.
Повсюду иду я к себе, ожидаю себя отовсюду,
Здесь тороплюсь я допеть, там же я медлю покуда
Упорствуя, словно молитва, что со своим моленьем
Остаться желает собою, не хочет его исполненья.


Ночь.

Не было ночи такой, ночи нездешней!
Пришла с того света и надо в ней выжить...
Уж плачут - но это неважно - и мёртвые вещи...
Не каждую смерть вечностью можно утишить...

Нет нового и за гробом! Ничего - за теми вратами,
Где на полову жизни слетаются духи!
А что и случится - теми же ходит следами-
И дереву тяжко в таком заколдованном круге!

C тучи на нитке паучьей спустился снотрупик мерзкий,
Встал у окна и смотрит, чтоб кто-то сном не забылся.
Слышу крик! На Луне со скалы Тарпейской
В пропасть бросили бога, который едва народился!


Бессонная ночь.

Светится вода полночи
Месяц окна бьёт насквозь.
Полон немощи и мощи,
Месяц окна бьёт насквозь
Безымянные, понуро
Близятся из тучи хмурой
Чёрный мрак и блеск лазури
И какой-то третий гость

Затаясь, я слышу - кто-то
Постучался раз и раз
Из ночи в мои ворота
Постучался раз и раз,
Кто стучит в мои ворота?
" Мы тут - вихорь и забота
С нами - тьма из-под заплота,
Отворяй, подходит час!"

Отворил во имя божье-
Все втроём вбежали враз!
Половицы било дрожью:
Все втроём вбежали враз!
Ложе заняли собою,
Моё место непокоя,
И все трое, и все трое
Улеглись со мною враз.

" Этой ночью мы с тобою
Вместе будем ночевать.
Сны придут к тебе гурьбою,
Вместе будем ночевать!"
Сонный Вихорь в бок толкает,
Тьма скулит, не умолкает,
И Забота всё зевает
И не хочет засыпать!

http://lesmian.klp.pl/a-5121.html



Śnigrobek
Снигробек.

Овладели кошмары желтеющим лесом.
Засмотревшийся в папороть, синий Снигробек
Золотясь в лабиринте неведомых тропок,
Заблудился и вснился в край к полутелесным.

Полюбил там просторную мглу - непознанку
Ту, что навзничь - смеётся, а привстав- погибает,
Либо стройною станет - словно дева - такая,
Что во снах погубила судьбу, как обманку.


Мгла сказала : " Устам моим сбыться сирень не позволит!
У меня средь цветов лишь дожди да печали...
Полюби же меня ты в моей позагробной недоле,
Без неё ведь, Снигробек, не я, испытай мои чары!"-


И на то ей Снигробек : Ничто пусть нас свяжет сильнее!
Слёзы ангелам, мне так лазурно с тобою.
Радость если уходит, бывает ничьею...
В химеричных садах найди ты меня, изумляя любовью!"-


Изумила уста ему, обезумила руки
Обнимал он то шаткое чудо чарующей власти
И смотрел во влюблённую мглистость подруги,
Где в желании смерти - кипели открытия страсти.


От чрезмерности мглы погибающий в чутком объятьи
Посреди золотистых оттенков и синих отсветов-
Умер он наконец, покоряясь тому внебовзятью,
Что сквозь сон бледным он завещал фиолетам.


Время шло по деревьям. Ночь выдалась скорбной.
Всех покойников тени - убоги и серы-
Схоронили Снигробека в вечность неверы -
Во всех сразу могилах и в каждой - особо.


Мгла насыпала в гроб ему звёздного неба
А всемир, стал который почти небылицей -
Оживлён погребеньем - подумал : потребно
Цель нежизни сменить , с местом определиться.

Хотя кто-то устроил небыт где-то в звёздной пучине ,
Он, пустые встряхнув цепи предначертаний ,
Себе снился, что двинулся вроде ржавой машины
В золотистые недра древних преданий.


http://poema.pl/publikacja/191937-snigrobek



Pan Blyszczyn'ski

Пан Блыщиньский

Пан Блыщиньский сад зелёный сотворил на выморочье,
Где ветвится чудо в страхе и бесправье.
Блеском глаз своих он вывел этот сад из вечной ночи,
Утвердил деревья на приснённых травах.

В час ночной когда кошмары торопливо ужасают
Между мглой и небом, мглою и водою,
Дух растений свои руки простирает, угасая,
Над крапивой, орляком и лебедою.

Бог, в то время пролетая, полный мыслей вековечных ,
Поднебесной стёжкой,- странником усталым -
Задержался при стеченье двух печалей звёздных встречных,
Где видения мерцают как попало

Яворово зашумело, но не яворы шумели -
Тишины смущеньем, тишины утратой...
Кто шумит в моих просторах, кто нашёлся смелый?
Сад кто возничтожил столь листвято?"...


Тучи и часы уходят, но не слышится ответа...
Для миров загробных в небе далей много.
Пан Блыщинский из чащобы сотворённой вышел к свету
И промолвил слово, обращаясь к Богу:

"Был в засветье - сон и вихорь, бури зАклятой смятенье!
Снов моих творенье не разруши, Боже!
Я деревья силой мысли воплотил из сновиденья,
Чудеса мои... и росы... моим жаром, дрожью!


Не вини видений бедных что ни с чем иным не схожи,
И цветов превратных из неяви сонной.
То моя вина! И всё же, в этот сад войди мой, Боже!
В сад зелёный! Мой зелёный! Мой зелёный!

Я б открыл тебе всю лёгкость и всю крепость моей веры ,
Что цветам за гробом суждено цветенье.
В сад войди мой! Пусть здесь только чары и химеры,
Обольщенья погибающих мгновений !"

И вошёл он в эту чащу, что у жизни по-за гранью..
Вот и оказались око в око, рядом.
Ничего не говорили и, темнея, шли в молчанье
Чудным садом - чудным садом - чудным садом !

Саду снилось. Переснённый явор ник, роняя сучья.
Каждый куст по виду был потусторонним.
И в ветвях гнездились совы и поблёкшие беззвучья,
Не кричали ни цикады, ни вороны.

Небо в страхе убегало под защиту звёздной дали.
Месяц рогом вздыбил облачное поле.
Трепетавшие во прахе души умерших страдали.
Жаждой смерти новой и посмертной воли.


Будто остров золотистый в глубине аллей крадётся
Можно этот остров напугать и взором...
Светляками на мгновенье полночь в зелени зажжётся,
Приведя в волненье лиственное море.

Пан Блыщиньский проверяет , сад вполне ль ему подвластен -
Каждый шум его и шорох неподделен -
И лишай вполне ль на дубе и противен и опасен ,
И гнездится ли надёжно в снистом теле?

Птица-лилия поёт ли жаворонково, как надо ,
Уж-тюльпан стал вестью ли весенней,
И строптивые деревья понуждал суровым взглядом,
Чтобы выглядели чуть обыкновенней...


Плотояднела, чудача, у цветов коварных небыль,
Ветви гнула, прибывая, вечность злая.
У идущих под стопами прах неверный , словно пепел
Оживал, одновремённо исчезая.


И дошли они до места, где в ничьей мечты сгущенье
Тень девичья прояснялась и лучилась,
А уста её и перси ,её руки, сновиденья,
Источали ко всему любовь и милость...


И ресницы золотились так, что блеском пронизали
Мнимость вод до дна смертей притворных,
Косы были словно волны, и пугливо ускользали,
Возвращаясь снова на" плечи покорно.


Бог смотрел как эта дева, выйдя из пелён тумана
Грёзы-очи отворила в небыль-чудо.
"Кто создал её?" - " Не знаю, появилась тут нежданно ,
Ни из жизни, ни из смерти , ниоткуда...


В волосах её ищу я жизни или сна крупицу,
Поласкать желал бы косы золотые!
Так нежизнь меня волнует, чудная нежизнь девицы!...
Будь же милостив к нежизни, быть позволишь ты ей....


Я извлёк свой сад из мрака, небывалый, беспричинный,
Пустоту украсил, стёжек приумножил,
Всё мне здесь понятно, кроме лишь одной дивчины,
Той единственной, любимой мною, Боже!

"Знаю силу вещи сонной и усталость вещи мёртвой,
Временами сад хотел бы отлиствиться...
Пусть же милостью, не карой будет приговор твой
Тем, что знают, что их нет - осуществиться!


Что в Твоих просторах стало... Чуда просит мрак кромешный!
И в потустороннем вьюга молит чуда.
И в безвремени ужасном эта девушка поспешно
Воплощается вне жизни безрассудно!

Тёмный яр, стань к ней поближе! К ней, ручьи, стремите струи!
Пёс зачем мой воет на немые чары?
Холод уст её, быть может, для последних поцелуев
Тем потерянным, кто верит лишь печали.



Знаю страх внебовступлений, воскрешённых уст недолю!
Плач сиротский, гибель в зелени убогой!
Это так меня терзает, я и сам стал этой болью!" -
Пан Блыщиньский так взывал в безмерность к Богу.


Только не было уж Бога. Пустота цветы накрыла.
Призраки шептали: " Смилуйся над нами!"
Снам даря благословенье, отлетал он в даль всемира
За ветрами, потрясёнными ветрами.

Ему видно было с неба то, что свет прейдёт, минуя,
И что снам светиться - влагой на каменьях...
Пан Блыщиньский чудной деве прошептал в уста немые :
"Дева- тень, очарованье, заблужденье!


Расцветая - выцветая, недомолви разговором,
Здесь ли, в этом мире твоя гибель - небыль?
Может быть, твоё родное посреди иных просторов
Где ничто и всё иные в новом небе.


Сон и смерть не зачинали твоего существованья,
До сих пор был травам след твой незаметен -
Полюбил тебя я с мига твоего непребыванья
Тело тёмное я вывел на засветье!


Нам идти ли в глубь печали, иль в другую глубь долины,
Пока мир не сгинет, небом расцветая ?
Как приблизиться к тебе мне, небывалая дивчина,
Мгла моя, уста и очи, пена золотая!


Сколько мне ещё осталось злых ночей, дней тёмных, грустных -
Чар испуг смертелен, раненых любовью!
Шаг в небытие короткий- мне коснуться только уст тех,
Дрожь унять, и в бездну за тобою!!


Снится листьям бесконечность, ищет семя к свету выход.
Преданные зори станут тенью бледной...
Смерть нас смехом уничтожит , иль из новых слёз нас выткет ,
Всё равно, пусть это будет вздох последний!


Не мечами, а цветами ночь нам смерть готовит злую -
Замогильной тишью, ландышем, жасмином!
Ухвати скорей суть ночи и сожги её, целуя,
Чтобы не осталась даже и в помине!


Всем бы призракам хотелось разом сгинуть в общеморе,
Стал бы яви благом сон без сновидений.
А упырь мой спит в овраге на зелёном лукоморье.
Разбуди и обнимись с пустою тенью!

Где-то там, всего превыше, в наддеревье поднебесном
Льются серебристо тишь и безучастье.
Я совсем тебя не знаю, столь неведенье чудесно,
Что неведенье и стало моей страстью!"


Замолчал тут пан Блыщиньский, в даль ущербную он глянул
Светов и знамений много больше стало.
И ласкал её в уста он, в перси, стопы неустанно,
И времён меж тем сто тысяч миновало!

Он руками и устами обнимал девичье тело,
Для очей добавил златозвёздной краски,
Только тень в его объятьях ускользала и слабела...
И не ведал он, что в том любовь и ласка.

Из туманностей искристых ночь лучи связала в плётку,
Поднимать из гроба спящих бичеваньем,
А у месяца на лике засверкал рисунок чёткий,
Ничего где нет, лишь скорбь и воздыханье.

Мрак завыл в дуплистом дубе, засвистало что-то в буке,
В месяце сверкнула смерть и паутина...
Пан Блыщиньский вдруг очнулся, от тоски ломая руки,
И подумал : "В пыль развеется дивчина!"

И развеялась дивчина, что на небе зачиналась,
На глазах в неё влюблённого ничтожась.
От распавшегося тела лишь к себе осталась жалость
И незнанье о той жалости - но всё же -

Не погибла, отраженье лишь ушло с воды озёрной.
Кончилось засветье, исчезая с нею
"Ты, о, вечность, посетила этот сад мой иллюзорный!"
-Понял пан Блыщиньский, и стоял, бледнея.

***

http://www.zapiecek.com/kwiatkowska/blyszczynski.htm


Казимиру Вежиньскому
в его борьбе не на живот, а на смерть
с упырями современности и плодотворным
творческим преобразованием.


***

Мрак у входа. В доме тоже.
Кто кому теперь поможет?
Снег следы запорошит,
Горе вьюга закружит.

Надобно поверить в снежить
И в снегах себя оснежить,
Отениться темнотой,
Омолчаться немотой.
***













Кшиштоф Камил Бачиньски.


Krzystof Kamil Baczynski.
Wiersze

С яслями.

Кони белые горами
Пролетели, пыль осела,
В небе с треском догорало
Сочельника сено.


Из-за гор ли отдалённых
Ангел белый? Злой мороз?
Старцы в небесах в поклоне?
Белый ангел ясли нёс.
*

Так замкнуть - а вдруг для смеха?-
Крышей, звёздами белёной,
И века и человека
В четырёх стенах картонных,

Так замкнуть- так отстранённо-
В двух фигурках- чёрной, белой,
Кости бедствий всевремённых,
Жаждой мучимое тело-
*
Напряглось оружье гроз.
Белый ангел ясли нёс.
*
А фигурки в муке гаснут,
Уходя, слабея, тонут
В свете звёздном, свете ясном
Пеплом сыплются картонным.
Ангелу смешны не просто
Их грехи, но их упорство,
Как один - пускай их до ста.
*
Белый ангел ясли нёс.
*
Тут запнулся ангел белый,
Лёгкий, как туман и камень,
И голодной смерти тело
Он увидел под ногами,
Почернелых рёбер прутья,
Скрещены лопаты рук,
Барабаном брюхо вздуто
Посинело. Ангел вдруг
Повернул. В небесный плёс
Ясли чёрные понёс.

2.X11.1941г.


***

Праздник Божьего Рождества.

Любимой матушке. Кшиштоф.)


Не гляди назад - детство такая бездна,
И слишком велика, чтобы оплакивать .
Вдруг песенки детской отголосок снова тебя встретил ,
Колядки, что пелась по тем снежным воскресеньям.
Так тяготит - эти праздники ёлочной песни,
Снегопад, по которому прошло уже столько людей.
Замотанных метелью иных ангелов, смертных, не спи,
В днях, под куполами жестяными внезапно проснёшься.
Песня простая, кто её будит, не буди.
Отпали крылья ночи святой, отпали божьи,
Иные уже звёзды- изо льда- пристроены к небу.
Это картонный дракон, обугленный от слёз
Тянет с шелестом сыплющий пеплом хвост.
***
(1941 ?)
Рифмованный вариант.

Не гляди назад - детство такая бездна,
И слезами не заполнится,
Но окликнет тебя вдруг детской песней
Колядкой, что с тех воскресений помнится.
Тяжко - помнить те праздники с песней у ели,
Песня простая, кто будит её, не буди!
Снег, и ангелов смертных, укутанных в метели
Что прошли по снегам, им вослед не гляди,
Не замечтайся, под сводом из жести очнёшься ты тоже.
Отпали крылья ночи святой, отпали, божьи,
В небе средь звёзд ледяных почерневший от слёз
Тянет картонный дракон сыплющий пеплом хвост.
***


Sur le pont d` Avignon.

На мосту в Авиньоне

Стих этот солнце льёт на стены,
Как фотоснимок прежних вёсен,
Дождь кантиленою привносит
Строй синих нот в небесный звон,
И ветер, и вода в смятенье,
Танцуют невесомо тени
" sur le pont
d` Avignon".

Зелёной музыки дыханье,
Старинной музыки затишье,
Вздохни с деревьями- услышишь
Как промельк- напряжённый тон,
Так на тончайшей ветра гамме
Блестящие танцуют дамы

"sur le pont
d` Avignon".

А в деревах, в оконной раме
Сквозит высокий профиль готик,
И птицы в жёлтой позолоте,
Как лютни, отлетают в сон.
В лесах зелёных - белых ланей
Вечерний замирает танец,
Танцуют кавалеры, дамы

"sur le pont
d` Avignon".

1941 год, в лазарете.




ЧЁРТ.



Меланхоличные дамы, чьи руки восково жёлты,
куклы, чьи очи как облако зыбки,
прячут бескровные губы в улыбки
как в белую вату заботы.

Гнутые луками трубы и скрипок рваные струны
виснут на стенах, и наискось выбитых окнах.
Мерклые призраки слабость сбирают в разбитые пальцы
и уменьшающей линзой возносят до ока.

А зала пуста: кто-то эхо , разлив, заморозил.
Это разлито вино, или кровь разлита, иль свеченье?
Только всех тех, что уже отошли, из зеркал не ушли отраженья.
И мёртвая птица в саду всё ещё о спасении просит.

Слышатся звуки отбывшей кареты, что не возвратится...
Кем-то столы опрокинуты, сброшены карты..
Свечи и лица, из зеркала лица, проклятые лица,
разве не видите? В этой свече догоревшей не видите чёрта?
II.41 r


Смерть куклы

Закрой занавески, стеклянных иллюзий мадонна!
Уж нет ничего за окном, печальный пейзаж смеркся.
Ночь,в которую вечер лишь глянул смертью,
тишь заключает в решётку ветвей сплетённых.
Вешаю смерть я на стену в тяжёлой свинцовой раме.
Закрой занавески, стеклянных иллюзий мадонна!
То равнодушие пало мне в очи как камень,
в недожеланиях горьких дождя заря догорая тонет.
Поездом скорбным погоня течёт равнодушно,
улицей грязной следы незаметные ищет,
и каждое утро взрывается плачем - ловушкой.
Я пустоту как тоску комариную слышу.
Вот на руках моих вечер скончался бездомный...
Небо луною застёгнуто, в тучи продетой.
Закрой занавески, стеклянных иллюзий мадонна!
Вижу я : ветер гуляет под руку с мёртвой газетой.


Тадеуш Гайцы


Gajcy Tadeusz
Poemat letargiczny

Тадеуш Гайцы ( 1922 - 1944)
Летаргическая поэма.

I




Так: в тех стенах, за которыми туча
Молнией, острой как тёрн, знак подаёт страдальцам,
длится тягучая ночь : то уста её виснут на сучьях,
вижу я как на холсте её чёрные пальцы.

Мир обособленный, ах, узнаю я: людские
песни смешные и тёмные, птицы, скрипенье колодца,
хлопнут бичи над дорогой, мне не пойти по которой,
рядом деревья привстанут, и мне они тоже знакомы.


Вода упадает отвесно, и снова цвета её учат
очи мои, глядящие в ночь.


Растения тут из молчания рисуют свои картины:
месяц ущербный в серёдке, возле зелёный пушок,
пылью, как лесом, покрыты мой стол и зеркало синее,
ковёр косматый покорной травою улёгся у ног.

Только над кровлей, над нами незримо летает
камень отмщения, в космос рукою запущенный злобной.
Знаю: рычит, но в дому том, где пальмы играют
словно на струнах, на тенях - рык, между стенами лопнув,
на руки мне опадает ,
трухлявые, словно грибы.




II


Всё не сказано покуда ,что прошло и что случится.
Будет чистою страница, одиночество безмолвным.
Я забуду, всё забуду - медный лес начнёт светиться,
тучи рваные примчатся с ливнем, музыкою полным,
кони мокрые на спины с храпом головы закинут
и прокатится Воз Малый уж по оси в горизонте,
белый месяц развернётся , станет полной тишина.

Никогда ни цвет, ни плод уже не сможет вызвать этих нот,
забытых так легко и рано .
Это сон. Глаза застилает пелена,
кренится пустое тело, линия растений колеблется
всё стремительней, ибо свет прямо в вечность мечет
молнию острую, как тёрн.


Забуду, наверно забуду - и сон мой этим меня ужасает-
не ждёт в нём златоволосая,

а дом мой кружит надо мною, безгласный и сонный, как пух.
http://www.kursywa.pl/?id=4168

________________________________________
Gajcy Tadeusz
* * * [Jestem tutaj, ot, niedbaly...]



Здесь я, вот он я, беспечный,
больше стрекозы , но гномом
покажусь дымку, что свечкой
над моим поднялся домом.

Надо мной, ничтожным, хилым,
пятка солнца всею массой,
неба веко приоткрыло,
искушает : оставайся !

Челюсти порог сжимает:
оставайся, будешь здесь
неживым, как я, хотя и
мрак во мне и ясность есть;

согласишься ль с вещью грубой
коль тревожно сердце бьётся,
отпусти, пусть тело любит,
а кровавый гром уймётся,

и других баюкай - люли:
баю- бай, спокойным сонмом
звёзды над землёй- малюткой
как ветряк, качнутся сонно,

белый месяц светом брызнет.
Дом твой светлый призывает:
сон и есть твоя отчизна,
а во снах не умирают.

http://www.kursywa.pl/?id=4094

Bajka druga
Вторая сказка.

Топот коней буланых
эхом удвоен дальним.
Над ручьём за семью лесами
плечи белые мыли больные панны,
охваченные печалью.

А в ушах у них по семь радуг,
а в ресницах по семь закатов,
над ручьём за семью горами,
в лесу десятом.

А в стеклянном замке, где в зале
одном укромном,
горя, восковые цветы увядали
над гробом.

Яблоко в нём лежало
в морщинах старческого лица,
плыл запах настолько сильный,
что даже глаза прикрыли
стражи дворца.


За ясными окнами
на стульчиках золочёных
семеро горбунчиков удочки держали.


Cклонились на головах фарфоровые короны
к паннам, охваченным печалью.

http://www.kursywa.pl/?id=4099


Gajcy Tadeusz
Kantyczka wolania pelna

Кантычка взывающего



Смотрит за мною звезда небосклона,
как тянусь я за хлебом насущным.
Ты же, огненную корону
на челе почернелом несущий,
над сном обессиленными руками
дома не строй другого,
если не сможешь из камня
вызвать крика людского.
Предчувствию смутному внемля,
над дымящей водой стоя,
не склоняй небо на землю,
как птицу стремишь к гнездовью,
не мани нас звуком и вещью,
и блестящее перо цветное
отними - если твоя вечность
забудет зарево боя.
Тянусь за хлебом насущным.
Ты же, далёкий небу,
тайные знаки кладущий,
отделяющий камень от хлеба,
забери моих снов небыль
и в золу обрати творенья,
если как звезда в небе,
позорному веку отвечу презреньем.


http://www.kursywa.pl/?id=4225


Прим.
У слова " кантычка", что означает религизно-светские песни бродячих певцов, я не нашёл русского эквивалента.




Iłłakowiczówna Kazimiera.
Иллакович Казимера ( 1892 - 1983.)


Молитва в толпе


Господи, слиться дай мне

с темнотой, тишиною,

и надели силой тайной

пройти стороною.

Дай славы безымянной,

дороги далёкой...

Ещё, Господи, дай мне

быть одинокой.




Шёпотом


Не обманет - но только в том одном,

не уступит - но только за ту цену,

верна - но только в этот час,

смела - но только когда нож у горла.



Нельзя признаться ей, и не признаться,

нельзя ни служить ей, ни отказаться,

нельзя ни довериться ей, нельзя и не доверять,

ни поклоняться ей, ни её проклинать.



Выйти уверенно в простор невиновной,

где бы всё было чем- то иным, новым,

без свидетелей, не кровным, отдалённым...

Укорениться там, и расти деревом зелёным.


Ворожба


Под вечер в полях я гуляла,

где спела рожь,

веночек в пыли увидала

из красных роз.



С тех пор я во снах все ночи

хожу там вновь

и вновь нахожу веночек,

на розах кровь.


Лихо.


Ох,не надо меня прогонять, ох, не надо меня пугать!

Обниму яблоню за шею, стану с ней засыхать,

над крыжовником заплачу, вдоль малины пройду,

сразу листья пожухнут, ягоды опадут.

Ох,не надо меня выгонять! Спаржа сухая поникнет,

жабу, тётку свою, на грядку пущу земляники.

Волоса распущу в конюшне, вновь заплету кругами,

придут из земель индийских злые крысы с рогами.

Надо весть меня к дому, за стол за дубовый, чтобы

нежить, ласкать меня долго, холодные гладить стопы,

а когда сон меня сморит или зальюсь я слезами

- долго лоб мой медный тёплыми трогать устами.


***

Река

Разбивает меня о камни
каждое твоё дыханье.
я стихия бегущая, текучая, а ты - берег,
и ты чтобы меня берёг и был мне верен.
Охотник в лугах, несчётны и метки твои стрелы ,
умирают на груди моей птицы дикие и уточки белые ,
дубы вековые и ивы высокие валишь
и пускаешь по мне, чтоб они далеко уплывали.
И приходишь , устав, надо мною склоняешься, горбясь,
и я отражаю твой грязный измученный образ,
и - когда меня пьёшь - становлюсь я холодной и лёгкой и чистой
и душа моя сквозь усталые руки твои струится струится.



Неведение

Так многое во мне ещё мне незнакомо,
живу при двери как на солнечном пороге :
о, голуби мои, о,желтизна бегоний,
о розы... розы...
Есть дом, в нём коридоры тёмные укромны,
часы стучат как сердце и тревожат звоном ,
и галереи смотрят умерших очами,
и - Бог, который есть везде, где и меня нет.


Пустые стихи

Солнце, которое снега боится,
Лозы, дрожащие перед зимою,
мыслей и слов нехватает для рифмы -
вот эта песенка.

По винограднику от граблей
остался неровный след...
Меня, озябшую, зима, убей,
пока не выпал снег.

Очи, что многое слишком узнали,
жизнь, что морозов зимы боится...
...Пани, панове, люди!...
Вот эта песенка.



Возвращение

Возвращаюсь к простым вещам - к пылинок воздушной пляске,
к малютке слепцу паучку неразличимой окраски
к ставням, дрожащим в ненастье , их громкому горькому плачу,
к щелям интересным в полу, что пыль и загадки прячут.

Возвращаюсь кружною дорогой победной с добычей из боя
к тайной мышиной норе укрытой в углу покоя,
к страшной гибели дятла, к ежиной истории бедствий,
к мыши летучей с совою, к их непонятному бегству.

Гораздо всё тише и проще теперь... ясно...и без опаски
я возвращаюсь драконом усталым в старую ,старую сказку.
Połów, 1926





Бруно Ясенский. ( 1901 -1939).

Стихи 20-х годов.

ДОЖДЬ.

Дождь идёт ночной порой,
На гардинах тени - танцы.
Белый шут, ночной Пьеро,
Лилии читает стансы.
Ночью...тише...не теперь...
Кто там... в брыжжах...промелькнули...
Выносили что-то в дверь...
Их шаги в коврах тонули...
Белый клоун, шут, урод,
Глупый рыцарь Беатриче,
Словно фавн, скрививши рот,
Неразборчивое кличет....
...Тише! Набежит народ!
Свет внесут, и будет поздно!...

...Монотонно дождь идёт...
...Дождь идёт капричиозно...
***

ПАНЕНКИ В ЛЕСУ.

Залиствился тихосонный тихолеса тихопляс
Проходили тами паненки первеснянки экстазэрки,
Нагибались, наклонялись, набирали в бонбоньерки
Жёлтатласные грибочки, что растут лишь только раз.

Опадали перволистья на воздушный креп- де-шин,
Колыхались, волновались на воланах валансьенки,
И заплакали берёзки, в кружевах демимонденки,
Заворчали злые буки, погружаясь в вечный сплин.

Залиствился, закружился, эхозвался в тихосне,
На пантофельки из плюша
Сыпал росы, как из душа,
Голоса идущих глуше
Доносились в тишине
На аллее в отдаленье, может, плач, а может, не...
***


ПРОГУЛКА.

Поёт пропеллер стихи Эредиа,
Летим, затеряны вдвоём в нигде.
И для неё я играл комедию
В экстравоздушном (вдвоём) a de,
А солнце в души лилось экстазно,
Слова сливались в один сонет,
Но ты смотрела вполне бесстрастно
Под тангошалью сквозь свой лорнет.
Ты принимала ль меня серьёзно?
( Две лёгких складки у тонких губ).
И пел пропеллер нам Блериозно,
Ласкал нас ветер и неба глубь...
**


ТАНГО ОСЕНИ.

Холодный день румянцем подцветив,
Бежит стернёю ветер, рыжий сеттер.
(Берёз алеея, клёнов лейтмотив).
Проходишь ты, одета в бурый свитер.

Холодный ветер с поля - в самый раз
Погоде серой, смутной - в Польше осень.
Дорогой листья пляшут па-де-грас,
По лужам их осенний гон разносит.

Сегодня дождик падал, будто мгла.
На пашне блеск воды мутностеклистый.
Вот заяц выскочил, присел- ну и дела!-
Солнечнопьяный образ футуриста.

Страшат в полях виденья голых ив,
И каждая из них- как будто веха.
(Берёз аллея, клёнов лейтмотив).
Бредёшь одна, и вовсе не до смеха.

И гордости полны движенья рук,
И столько тихой смутной катастрофы,
Когда дорогой той же после двух
Ушедших лет мои читаешь строфы.
**


РЫГАЮЩИЕ ТЕНИ.

На клавишах расселись унылые бемоли,
Ужасно надоели, зевали У-а-а..
А на столе Джоконда стояла полуголой
И требовала громко : cacao мне, chix!

За окнами аллеи желтели, осенели,
Как будто пилигримы бичующихся сект,
Лишь белые фасады безмолвно каменели,
Всегда на месте стоя ,бесстрастные, correcte.

А вот сегодня пани классически беспечна,
Которая сердцами играет, как в серсо
И сдержанно и гордо,- однако, в этот вечер
Была шикарна после трёх порций кюрасо.

Как не дивиться - пани всегда была бонтонна,
И оставалась, впрочем, всегда вполне модерн.
По пятницам и средам ведь у неё в салоне
Читали Ивашкевич и Анатолий Стерн.

Я- вне таких приличных приёмов, кулуаров,
Когда тайком порхают влюблённые billet,
Но мне открыты двери в уютном будуаре
Увидеть платонично мадам dishabille.

Пускай сегодня пани - безумная весталка,
Слуга невозмутимый осмелится посметь-
Мы взапуски гоняли вперегонки по парку
И падали на лавки, запыханные в смерть.

Приглядываясь к звёздам, целующимся с нами,
В один момент, позднее десятого Клико,
Увидели внезапно всё в мире вверх ногами,
Как то порой бывает в кино Pathe & Co.

И нонсенсы плясали, безумные виденья
Той пьяной ночью, полной шампанским и игрой,
Когда в кустах виднелись рыгающие тени,
Двенадцатью лакеями несомые домой.
***

Мария Павликовска-Ясножевска


Бабуся

Через пятьдесят лет сядет за фортепьяно
(вёсен её тогда будет семьдесят четыре)
Бабуся, что носила джемперы
И пережила великую и неслыханно нудную войну.
Бабуся, во времена которой ездили трамваи,
Самолёт учился делать первые шаги в небе,
И люди по телефону разговаривали, не видя друг друга.
Бабуся, помнящая Кракуса и Ванду,
И наверняка и Пилсудского и Фоша,
Которая упивалась джаз-бандом, а письма ей доставлял почтальон,
Чья молодость прошла впустую, без кикомобиля,
Биофона, вихроцикла и астродактиля,
Заглядевшаяся в своё поблекшее кино, с печальной усмешкой
Она заиграет на фортепьяно старосветские фокстроты.

Розовая магия, 1924.


( Кракус и его дочь Ванда - легендарные основатели Кракова.)

Болотник

По стальной полированной топи,
полной неба, деревьев, каменьев,
как цветы, уносимые вихрем,
вея страусьими веерами,

баловницы на праздник бежали
затанцовывать насмерть печали,
и теряли жемчужные бусы,
возвращались, опять подбирали.

Пропадали в безудержном танце
в лёгких туфельках алых и белых,
и лежал посреди на дороге
нездоровый, зевая, Болотник.

Он глядел круглым оком совиным,
и среди бесконечного вальса
глупо лапал их гладкие ноги,
оставляя на них пятна пальцев...





БЕЛАЯ ДАМА.

Белая дама, прозрачная дама!
Лунного света холодное пламя
вас одевает своим покрывалом.

Кто ж подойдёт, полюбуется вами,
профилем бледным под кружевами,
глаз глубиною и милым овалом?

Есть одно сердце в том зале дворцовом,
сердце, что к вам подступиться готово!
Ручку, что в митенках из паутины,

мне протяните, не прячьте напрасно
очи за тканями из эктоплазмы,
дама в астральном своём кринолине!

Что же молчите вы, лунная грация,
чтобы внушить мне - вы галлюцинация,
тела, зарытого в землю, цветенье?

Шариком лёгким всплываете в танце,
над гардеробом вы кружите гданьским,
будто над гробом в печальном волненье.

А за стеною, очнувшись в кошмаре,
спички лакей Лука сослепу шарит-
(вы пострашней ему смерти и ада),

ибо плывёте воздушной сиреной,
ослабевающей, бледной и тленной,
вдаль из покоя в покой анфилады.

Белая дама! С мольбой о защите
к вам я в безумной тоске: помогите
мне, о погостов унылых мадонна!

Ах, пусть прекрасной толпа молодёжи
к вам устремляется, вам же не должно
их устрашать, ибо там, где учёный

провозгласил : здесь конец, здесь граница,
там, где в бикорне циничный возница
жизнь упростил своим юмором странным,

вам зацветать безымянным фантазмом ,
веять одеждами из эктоплазмы,
не увядая в веселье нежданном.

Пояснения:
"pod (t)woje obrone" "под твою защиту" - католическая молитва Пресвятой Деве. Здесь - Белой Даме.
Гданьская мебель- стиль, отличающийся обильной резьбой по дереву.
Бикорн - старинный военный головной убор, двууголка. Возможно, похоронные возницы носили такие.
Caleche - коляска ( фр.) Не смог найти, что так называлось из женских аксессуаров.
P.S. Спасибо, Н. Винокуров пояснил, что это род шляпы на каркасе,которую дамы надевали в плохую погоду.



Александр Ват.
(1900-1967)



Мышью быть, полевой, или лучше садовой.
Не домашней.
Человек выделяет омерзительную вонь,
Узнаваемую всеми - птицами, крабами, крысами, - она
Возбуждает отвращение и страх.
Дрожь.

Питаться цветами глицинии, корой пальмовых деревьев,
Выкапывать корешки в холодной влажной земле
И танцевать в свежести ночной при полной луне.
Отражать глазами округлый свет лунной
Агонии.

Спрятаться в норке мышиной на время, пока злой Борей
Станет искать меня холодными костяными пальцами,
Чтобы зажать моё маленькое сердце под своим когтем,
Боязливое сердце мыши-
Кристалл пульсирующий.
***

У моей боли в четырёх стенах
Нет ни окон, нет и двери.
Слышно только как взад-вперёд
Ходит стражник снаружи.
Отмеривают слепое время
Его глухие шаги.
Ночь это, или уже светло?
Темно в моих четырёх стенах.
Зачем он ходит туда- обратно?
Как же достанут меня косой,
Когда в келье моей боли
Нет ни окон, ни двери?
Где-то там, наверное, летят годы
Из пылающего куста жизни,
А тут - ходит взад-вперёд
Стражник со слепым лицом.

***


Что говорит ночь? Нет,
Ничего она не говорит. У ночи
Загипсованы уста.
День- напротив, говорит
Без пауз, без раздумий, без секунды
Перерыва. И будет так говорить,
Пока не упадёт и умрёт
От истощения.
Но однако слышал я крик
Каждую ночь. В известной
Тюрьме на Любянице.
Что за прекрасное контральто! Сначала
Подумал, что это Мэрион Андерсон
Поёт спиричуэлс. Но это был крик.
Даже не о спасении. В нём
Начало и конец были
Так слиты, что нельзя было определить, где
Кончается конец,
Начинается начало. Это
Кричит ночь,
Хотя уста её загипсованы.
Это кричит ночь. Потом
День начинает своё траляля,
Пока не упадёт и не умрёт
От истощения.
Ночь - та не умирает,
Никогда не умирает,
Хотя уста её
Загипсованы.
***


АРИФМЕТИКА.

Даже когда ты один,
Не верь этому.
Он (она) всегда рядом,

Куда бы ты ни пошёл-
Всюду идёт с тобой.
Самый верный пёс не так верен,
Тень иногда пропадает,
Он (она) - никогда.

Вот рыжая девка оперлась о косяк двери отеля,
А с ней - нет, не двойник,- она же, другая она.
Этот, старый, как кот, проскользнёт за ней,
А с ним и товарищ его неотступный.
Те двое в постели сплетаются,
Эти сидят в ногах, ждут, грустно головы повесив.
***

ВЕРБЫ В АЛМА- АТЕ.

Вербы - везде вербы.
Прекрасна в инее и блеске верба алмаатинская.
Но если я забуду тебя, сухая верба с улицы Розбрат,
Пусть рука моя отсохнет!

Горы - везде горы.

Тянь-Шань предо мною плывёт в фиолетовом,
Пена из света, камней и красок блекнет и мерцает,
Но если я забуду вас, далёкие вершины Татр,
Поток Белой, где с сыном мы мечтали о плаваньях,
Напутствуемые доброй улыбкой нашей хозяйки,
Пусть обращусь я в камень татранский.

Если Вас забуду,
Если я забуду город мой родной,
Ночи варшавские, дожди, и те ворота, где
Дед протягивал руку,
Пёс разорвал мне одежду,
Спи, Ендрусь.

Опускаю горестно руки, как польская плакучая верба,

Если вас забуду,
Газовые фонари Журавей,- места моей муки любовной,
Светящиеся сердца, укрытые тёмной стыдливостью листвы,
И шопот, шорох, и дождь, и в аллее звуки дрожек,
И златопёрых на заре голубей...

Если я Тебя забуду, сражающаяся Варшава,
Кровью политая Варшава, гордая славой своих могил...

Если забуду...
Если Вас забуду...

***
Эхолалия. Каллиграфии. Сон

Echolalie

Сначала я думал, что это эхолалия моря
повторяет всегда то же самое - один голос, одно слово
с разным оттенком
гнева, боли, торжества, презрения, поклонения, печали -
одно и то же - один голос, одно слово.

Потом я терпеливо учился различать голос и слово каждой волны.

Теперь снова слышу один только голос один голос один
одно слово
меня зовёт
куда?


Kaligrafie (1)

О чём кричит кочет - в полдень, не на рассвете?
Кого зовёт? Что вспоминает? О чём тоскует? Куда хочет?
Если бы я кричал, то как кочет. Тоже в полдень, не на рассвете.
Хотя не знаю, чего он хочет, о чём кричит, о чём скорбит.


Kaligrafie (2)

Я не солнечный, месяцем меченый.
И потому головной, не сердечный.
Волна ненасытная, но быстротечная.
Смерть непрерывная, бесконечная.



Kaligrafie (3)

Правда его притягивает. И правда отталкивает.
Он подвержен попеременно влечению и отвращению.
Как пловец, что заснул на тихом мелководье
среди медуз и сам медузе подобный,
покорный равно и той волне,
что его приносит,
и той, что его относит.


Sen Сон

Есть во мне остров
и небо над ним
и река вокруг.

Откуда течёт та река?
Куда течёт та река?
Ниоткуда? Никуда?

Что наловит тот рыбак, укрытый в камышах?
Что подстрелит охотник, ныряющий среди высоких трав?
Как упадёт с неба птица с простреленным горлышком,
из которого песня сыплется горошком свистульки?

Когда опускается ночь
охотник и рыбак
садятся на землю
оба они немы
сложат лук и сети
садятся на землю
где месяц не светит
где вода не течёт
где не меняется ничто
хотя всё меняется
и земля ничья.

Они садятся на землю
и усталые показывают добычу всего дня :
подводного монстра
ежа, нетопыря
кости конского скелета
и забредшую сюда случайно гамадриаду
с простреленным сердцем, но ещё живым, всё ещё живым,
тоскующим по своему дереву.
Где ты, дерево, где ты, дерево той гамадриады?

Она умирает,
хочет попрощаться.
Месяц стирает
её чувства. Не играть
жабьей капелле,
соловью солисту.
Кости белеют
над водой. Нечистой.


Saint-Mande, lipiec 1956


http://www.kursywa.pl/?bio=Wat%20Aleksander
http://www.kursywa.pl/?id=741



(Dziadowski karnawal)
ПЕСНИ ДЗЯДОВ


Месть поселянки. (Из песен дзядов)



По краю леса, у дороги

Девица ягоды брала.

Но тут подъехал барин строгий

Он крикнул- девка обмерла.

Боялись люди того злодея,

Из лесу палкой выгонял,

Стрелял в людей, летал, как демон,

В лесу хожденье запрещал.

К дивчине подошёл он шагом.

Та смело очи подняла.

Хотел отнять лукошко ягод,

Она ему не отдала.

-Не знаешь, что ли, девка, что я

сбор ягод запретил в лесу?

А непослушных я рукою

Своей сурово накажу!

-Я знаю, пан, но мать больная,

я эти ягоды продам,

и деньги доктору отдам я,

и мамке умереть не дам!

Она больна- в том пан причиной,

В лесу отца ты застрелил,

Он хворост нёс и жбан малины,

И ты за это застрелил.

-Я и тебя убью с охотой,

коль не послушаешься так!

Хозяин я тут, вас же, скоты,

Перестреляю как собак!

- Сам сгинешь, пан, твои владенья

селу по смерти перейдут,

и дети тут мои родные

без страха и забот придут!

...


Пока шла ссора, по дороге

Воз из деревни проезжал

И парень в курточке убогой

За этой ссорой наблюдал.

Пан- на коня, скрипя зубами,

Помчал галопом как стрела.

А парень смотрит на девицу-

Та неподвижною была.

И не сменила странной позы,

Стояла, голову склоня.

А парень приглашает к возу:

-Скорей, плоха уж мать твоя!

Девчина пару слов сказала,

Она добралась до села,

Но мать свою уж не застала,

Она давно уж померла.

По смерти матери дивчина

За парня вышла за того,

Жила отныне без кручины,

Была единой для него.

Но только ненависть таила

К лесному барину она

И в лес по ягоды ходила

Она с утра и допоздна.

Она выслеживала пана,

За мать с отцом хотела мстить,

Наган за пазухой держала,

Чтобы обидчика убить.

И вот однажды возвращалась

Из лесу- встретила опять

Злодея, тот намеревался

Её корзинку отобрать.

И снова ссору начинает,

С коня слезает своего,

И сам того не замечает,

Что та прицелилась в него.

Он вырвал ягоды, и тростью

Её ударить захотел.

Внезапно выстрелила гостья

И пан на землю полетел.

Никто не знал, кто утром рано

Там счёты с барином сводил,

Осмелился прикончить пана,

Никто той тайны не открыл.

По смерти пана разорили

Его дворец, его добро,

Лес на участки разделили,

И пораспродали его.

Дивчина лес себе купила,

её исполнились слова,

И там, где пана мать убила,

Её играла детвора.

***

Тайга.

Вот песнь печали о злой неволе,
О каторжанах, лишённых прав,
О тяжкой доле, кровавой доле
Тех, что московский оплёл удав,

Кто погибает в сибирских тАйгах,
С семьёй в разлуке в тоске живёт,
Прикован к тачке, часы считает,
Со страхом смерти прихода ждёт.

Я молодым был и полнон силы,
Любил девчину, она была
Голубоглазой, румяной, милой,
Она ж сгубила меня со зла.

Однажды книги с одной знакомой
Принёс домой я, вошли мы в дом.
Она же ревность в душе укрыла,
Мою измену увидев в том.

Не помогли мне все объясненья,
Что мы в партийных делах дружны,
Она презрела те разъясненья,
И отомстила мне без вины.

Однажды ночью пришли жандармы
И повязали, и увели,
Сгубили счастье моё задаром,
А кто предатель- узнайте вы:

-Та, что как ангел была мне милой,
которой жизнь бы свою отдал,
она же жизнь мне мою сгубила,
и так я в руки врагам попал.

Друзей схватили, одних казнили,
А нас на муку в Сибирь свезли.
Казнён был младший братишка милый,
Один остался я на земле.

Вот поглядите мои седины,
Пропала юность, почти я труп,
Семья погибла из-за девчины,
И мне уж жизни не будет тут.

Он закачался, лицом бледнея,
Хоть мог бы Польше ещё служить,
Но с горя сердце его разбилось,
Упал несчастный, пропала жизнь.
• * *


РАССКАЗ ОБ УЗНИКЕ ИЗ ОКЖЕИ,
КАЗНЁННОМ ЦАРСКИМИ ПАЛАЧАМИ.

Вот узнайте, други- братцы,
Говорили что в Окжее-
Как умел Стефан бороться
За великую идею.

Паренёк был неизвестный,
Но о нём узнали в деле:
-Бросил бомбу в полицейских,
оказался в цитадели.

И сидел он в цитадели,
Сотоварищей скрывая,
Его били-мордовали
Гады-каты, вопрошая:

-Назови, кто был с тобою,
Царь в живых тебя оставит,
Пожалей жизнь молодую,
Ведь петля тебя удавит!

А Стефан им отвечает:
-Вам Поляк не покорится,
за Отчизну погибает,
но с врагами не мирится!

Вот сидит он за решёткой,
Отирает пот холодный,
Силы духа не теряет
В положенье безысходном.

Видят царские сатрапы-
Не сломить уж им героя,
И царю послали рапорт,
И ответ получен вскоре.

Судьи царские прислали
Приговор о смертной казни,
И герою прочитали
Утром рано в шесть часов.

Вот ведут его солдаты
К месту казни переулком.
Шёл он гордо и спокойно,
Будто вышел на прогулку.

Из толпы тогда раздался
Громкий голос неизвестный:
-Ты прощай, товарищ милый,
ты прощай, товарищ честный!

И Стефан на месте казни
К небесам возводит очи,
Прошептал-Великий Боже!
Принимай мою ты душу!

Громко лист судья читает
Со смертельным приговором,
И палач тут приступает,
И конец приходит скоро.

А товарищи героя,
Сохранил которым жизни,
Потрудились той порою
Для добра своей Отчизны.

И Стефана вспоминали,
Незабвенного героя,
И от всей души желали
Для души его покоя!


ЛЕГЕНДА О ПРЕСВЯТОЙ ДЕВЕ МАРИИ.


Когда Божья Матерь по свету ходила,
И сыночка-малютку за ручку водила,
Тогда они вместе с Иосифом жили,
Трудом своих рук и малютку кормили.
Они в Назарете, работы там мало,
И не на что жить, и дитя голодало.
Им люди сказали: в Ерусалим идите,
Работы полно там, себе вы найдёте!
Но до места того лесом путь есть немалый,
В том лесу есть Разбойник лихой-разудалый.
Вы пойдёте- найдёте две дороги в дубраве,
Не идите налево, а идите направо.
А по правой дороге вы войдёте в ольшаник,
Через этот густой вы пройдите кустарник.
А пройдёте кусты- осторожно глядите:
Там Разбойника дом, вы туда не ходите!
Испугали Иосифа речи такие,
-А куда нам податься?- спросил он Марию.
Пресвятая же Пани его утешала:
-Не убьёт нас Разбойник,- Мария сказала,
-Бог не выдаст, а тут всё равно пропадаем,
жизни нет и работы, понапрасну страдаем!
И пустились в дорогу, надеясь на Бога,
И в лесной глубине раздвоилась дорога,
И направо пошли, и попали в ольшаник,
В этот самый густой непролазный кустарник.
Тут и дождик холодный нежданно закапал,
И ребёнок озяб и тихонько заплакал.
И уселись они, и дитя согревали,
И в холодные ручки сыночка дышали.
Шёл Разбойник во тьме, вдруг увидел три света,
И подумал, что может, сокровища это.
Но когда подошёл, разговоры услышал,
И встревожился он, и из зарослей вышел.
Подошёл к ним вплотную, и видит- то люди,
Разговаривать начал Разбойник тот лютый.
Говорит:-кто, откуда? С которой сторонки?
Что вы мёрзнете тут, пожалейте ребёнка!
Пресвятая же Пани ему отвечала,
О заботах и бедах ему рассказала.
-В Назарете мы жили, работы там мало,
было не на что жить, и дитя голодало.
Люди нам и сказали-в Ерусалим идите,
Там работы полно, и себе вы найдёте.
Но до места того лесом путь есть немалый,
В том лесу есть Разбойник, лихой- разудалый.
Вот сидим и боимся, дороги не знаем,
Вдруг того мы злодея в лесу повстречаем!
Отвечает Разбойник:- Уж не миновали,
Я и есть этот самый, меня повстречали!
Но меня вы не бойтесь, вас вовсе не трону,
Покажу вам дорогу короткую к дому.
И привёл он их к дому, а сам попрощался,
В лес обратно ушёл и прийти обещался.
Меж собой посудили, войти в дом решились,
Ночевать у злодея жены попросились.
- Не могу вас пустить,- им жена отвечает,
Муж- Разбойник лихой, он по лесу гуляет.
Как по лесу походит, домой возвернётся,
Встреча с мужем моим даром не обойдётся!
А они отвечали- мы уж с ним повстречались,
Коли б нам не сказал- мы бы не постучались.
Тут злодея жена уж не стала перечить,
Предложила присесть им погреться у печки.
Но от страха они и присесть не решились,
И в запечье стояли, злодея страшились.
Появился Разбойник, жену вопрошает:
-Ночевать в нашем доме никто не желает?
-Трое нищих пришли, видно,что издалече,
ничего и не просят, стоят при запечье.
Тут злодей велел жене ужин приготовить,
Накормить гостей, постель мягкую устроить.
Вот они повечеряв, начали стелиться,
А младенец Иисус начал в плаче биться.
Богородица тогда воды попросила:
- Может, плачет оттого, что давно не мыла.
И Разбойница тотчас ванночку приносит
И серебряной купелью пользоваться просит.
Богородица сынка в ванночке купала,
Плач разбойничьего сына она услыхала.
И Разбойнице сказала: Пусть сыночка тоже
В эту ванночку с моим рядышком положит.
Та ответила- нельзя, мой сыночек в язвах,
Он заплачет от воды, это можно разве?
Пресвятая же взяла на руки беднягу,
И в купели тотчас же перестал он плакать.
Из купели вышел он вдруг оздоровлённый,
И от струпьев и от язв вмиг освобождённый.
И Разбойник увидал это излеченье,
И к Марии испытал великое почтенье.
Снова спрашивал у них- Вы какого роду?
Что попали вы в мой дом- слава Пану Богу!
И сказал тогда жене:-Может, это люди,
Что по пожеланью их всё на свете будет?
И назавтра поутру он гостей пытает:
-Что желаете за то? Плату предлагает.
Но Мария Пресвятая ему говорила:
-Нам ночлега и еды- этого хватило.
Но Разбойник ей:- Дары отвергать не надо,
Ведь в достатке у меня и сребра и злата!
Но Мария не взяла, лишь благодарила,
На прощанье им совет добрый подарила:
-Воздаянье тот найдёт у Господа Бога,
Кто в работах жизнь ведёт, хоть живёт убого.

И Разбойник поверил словам тем заветным,
И немедля раздал всё имущество бедным,
И с женою трудились и заботитлись сильно,
Чтоб в добре воспитать и единого сына.
Но по смерти родителей сын изменился,
Всё растратил именье, в злодейства пустился.
И с ворами водился, они воровали.
И с товарищем вместе его раз поймали.
На кресте их повесили близ Иисуса,
Но на счастье злодея Бог помиловал душу.
И родителям тоже грехи их простили,
Потому что однажды на ночёвку пустили.
Кто Исуса приютил, когда шёл по свету,
Того Бог вознаградил на небе ночлегом.
Пан Исус вознаградит хозяина такого,
Кто пускает ночевать путника любого.

Так учтите , христиане, доброе творите,
И тогда на небеса к Богу угодите!
* * *

Рафал Воячек.
Wojaczek Rafal

Гротеск отъезда.

Уже вместо мозга у меня пылающая роза.
Хирург, который это сделал, наверное, был демиургом.

Руки к бокам притиснул мудрый
Мастер, соответственно отогнул закрылки ладоней.

При реакторе живота, где варится
Нуклеарная сила, физики на страже.

Астрономы прямую траекторию
Просчитали. Венера уже подмывается.

Но всё это ни к чему , ибо снова кто-то мои ступни
Большими гвоздями прибил к полу.

http://wiersze.duno.pl/wiersz' target='_blank'>http://wiersze.duno.pl/wiersz,808,Wojaczek+Rafa%B3-Groteska+odjazdu.html
Конец поэзии

Конец поэзии должен произойти в тёмной прихожей
Воняющей капустой и уборной
Должен стать неожиданным благословлением ножа
Под лопатку либо лома в висок кратким как аминь
Ибо должен быть разогнавшимся танком неба
Конец поэзии должен быть даже быстрее мысли
Потому что крик мог бы означать бунт или скорбь
Конец поэзии должен быть безграмотным

http://wiersze.duno.pl/wiersz' target='_blank'>http://wiersze.duno.pl/wiersz,831,Wojaczek+Rafa%B3-Koniec+poezji.html

Письмо неизвестному поэту.
Jenseits von Gut und Boese

Ваша комната снимаемая у пенсионерки
Давно вдОвой но с неугасшим сексом
Пёсика которой Вы должны выгуливать
Как раз когда Вы начали новый стих

С одним креслом узкой кроватью с буйной плесенью
Ваша комната неуютна особенно сейчас
Когда в северное окно всё время
Колотится клювом мороза белая зимняя птица

Хотя бы чай Вы можете себе заварить?
Или привести к себе девицу?
Ваша матушка посетила Вас когда-нибудь
В этой комнате где с потолка смотрит страх?

В Ваших рукописях никто там не роется?
А за свет с Вас требуют доплаты?
И за те выпитые бутылки плохой водки
Хозяйка разве Вас не упрекает?

Вашей крепостью и изгнанием стала Ваша комната
Башней над добром и злом и обществом
Вы не пробовали никогда отсюда бежать?
Из четырёх углов отчаянья Пятый : смерть

1968
http://wiersze.duno.pl/wiersz' target='_blank'>http://wiersze.duno.pl/wiersz,839,Wojaczek+Rafa%B3-List+do+nieznanego+poety.html


На берегу великой воды

На берегу великой воды нашей усталости
Мы ждём знака, чтобы он очи нам прояснил
восторгом и смирением.

Ожидание отворяет в нас свои сосущие уста
но это уже не голод и нежно всасывает
в себя внутри нас меланхолию сумерек.

Пока не появился с восточной стороны неба знак
светясь зелёной луной своих медных тканей
мы смотрим ещё в воду что лежит перед нами.

Взглядом разомкнули мы в ней врата
откуда вновь выходят родные, те, которых мы утром
уложили в ладью что уже уплыла с потоком, Землёй.

И вот идут они неся головы в ладонях, с гениталиями
повешенными на груди как ордена.
Наша Пани несёт нам своё высосанное лоно.

Когда кто-то первым из нас замкнёт очи,
- он увидит пламенный знак сжигающий мозг.
О, Вода, ты над нами замкнёшь тихое око!


Фуга
Кто-то пляшет, в жесть колотит, а голову прячет
Кто-то нож вонзает острый, слышно, нож хохочет
Кто-то пиво варит мне, да так, что кадь бормочет
Кто-то пишет приговор, перо скрипит, бумага зевает

Кто-то бежит, кто-то ловит, отдохнуть не смею
Кто-то дула начищает и на них играет
Кто-то кучи нагребает, щепки поливает
Кто-то гвоздь вбивает в гроб, бьёт по пальцу , злится


Кто-то скалится от смеха, лопаются губы
Кто-то курит папиросу, и я дым глотаю
Кто-то пляшет, в жесть колотит, а голову прячет

Кто-то стёкла бьёт, жжёт тряпки , а я задыхаюсь
Кто-то приговор закончил, перо спрятал, взял бумагу
Кто-то громко читает, звуки глотает, меня уже нет


ЭКЛОГА

Снова будут спать за окном
T.Z.

Не засматривайся в окно...Там зима начинается.
Звезда мороза бессонна как пустая колыбель.

Пусть даже сон к тебе пришёл на мягких подошвах,
не засыпай - пусть лучше растворится у тебя в крови.

Не было того крика за окном, и не было крика ребёнка
- ты вскрикнула, увидев неожиданно лицо сна.

И вымолвила имя, и Белоснежка
в твоей ладони за окном уже - греет свои ступни.

И знаю, заснёшь.. Снег стопчет тебя красной стопой
- смерть поселится на губах, во сне таких беззащитных .


http://wiersze.duno.pl/w,1.html

Станислав Балиньски

Stanislaw Balin'ski (1899 - 1984)

Monument
Marii z Miciskich Liebhardtowej

Монумент

В саду моих кумиров разорённом
Следы былых строений скрыли травы,
Поёт печаль холодным баритоном
Над запустеньем о руинах славы

Следы былых строений скрыли травы,
Но всё поют деревья ночью поздней
Над запустеньем о руинах славы,
Что словом взнесена к высотам звёздным.

Но всё поют деревья ночью поздней,
Цвета берут с палитры самоцветной,
Что словом взнесена к высотам звёздным.
Восходит над землёй спектакль балетный.

Цвета беру с палитры самоцветной,
Даю туманам роли, небу темы.
Восходит над землёй спектакль балетный,
К которому в мечтах стремимся все мы.

Дарю туманам роли, небу темы
Ветрам дам вид летучего фрегата,
К которому в мечтах стремимся все мы
Меж бездной неба и пустыней сада.

Ветрам дам вид летучего фрегата.
Прощай же, сад! Пускай он улетает
Меж бездной неба и пустыней сада.
Но занавес опущен. Сон мой тает.

Лети! В саду кумиров разорённом
Следы былых строений скрыли травы,
Поёт печаль холодным баритоном
Над запустеньем о руинах славы.

***


Nawolywania
Перекличка

-Подожди!
Эта ветка цветущая
Сновидений тебе не навеет,
И вода утекающая
Утечёт, и тебя минует...
Задержишься когда-нибудь отдышаться
По ту сторону молодости,
По ту сторону сна,
И станешь взывать издалека,
Как сейчас я взываю к тебе:
-Подожди!

И в этом суть всей баллады:
-Два наших потерянных эхо,
Два эхо, и ничто уж не сможет помочь им,
Потерянным среди странников ночи,
Перекликающимся издалека:
-Подожди ...если слышишь...подожди!

Twarze
Лица

В зимнем свете холодном туманы сырые
Под окно подбираются мёртвым приливом ,
А в окне - ваши лица, что в жизнь загляделись ,
Как в туман , ваши лица с печатью отчизны.

Выплываете в город , другим вы хотите
Уподобиться, братья. Напрасны старанья.
Ибо эту печать - и вы знаете это-
Изменить невозможно. Всегда возвратится .

Можно жесты сменить, можно вытравить шрамы,
Из очей удалить давних теней остатки,
Как вечернюю грусть. Только этой печати
В ваших лицах ничто никогда не изменит.

В наших лицах с печатью отчизны.

Станислав Балиньски, р. 1899 (Варшава), ум. 1984 ( Лондон).
С 1920 года входил в поэтическую группу "Скамандр". В 1939 году эмигрировал в Англию, где вышло несколько его поэтических книг.



***


Тадеуш Мициньски.
(1873 - 1918.)
Боян.


Сын мой, гляди - льдины плывут в безбрежные реки,
с обрубками веток над ними стоят деревья - калеки.
Сын мой, гляди - то не воды шумят, это молитвы,
и не льдины плывут по воде , а герои, сражённые в битве.
Это могильщиков маски, а не каменья,
и не еловых лесов шевеленье-
это кладбищ пробуждённых подземное пенье.
И не серпы то звучат, а мечи нам на горе-
это как чёрный туман на нас движется тёмное море.

Но не думай, что Бог бросил нас посреди наводненья,
словно щенков. У тебя есть два духа девичьих,
и твоё мёртвое тело положит одна в огневище,
матерью будет вторая твоей при новом рожденье.

У триумфаторов Бог есть, он есть у ничтожных,
Есть и Бог таинств, над небом души твоей скрытый,
и третий есть Бог, ужасный, подложный,
он ратью наедет, и бросит тебя под копыта.

Старый, умру я, но души умерших правят
там, где молитвы живых, они пчеловоды.
Птицы небесные и без дорог не блуждают,
и у души твоей звёзды свои и тайные ходы.
А теперь иди, Витязь.
(1902)



Droga od Kezmarku

Дорога от Кезмарка.

Не кончаются во мне -
изумруды чёрных боров -
изумруды чёрных боров.
Нимфа плачет в глубине
тёмных гротов меж яворов.
Копершады в жёлтой мгле -
поздний гость вечерних сборов -
ночь на чёрном мчит коне,
замыкая рай просторов.
Поздний гость вечерних сборов -
ночь на чёрном мчит коне.




ЯН ЛЕХОНЬ. (1899 - 1956 )


Лишь выбросит нас в город кабак или кофейня,
( от болтовни бесплодной и на сердце зевота),
Безбрежною тоскою обнимет ночь мгновенно,
И будем мы топтаться при запертых воротах,
Толкаться, колотиться, кричать глухой тетере,
Покуда не проснётся, ворота не откроет.
И мысли донимают - найти б иные двери,
Впускающие в " ЛУЧШЕЕ", или хотя б в "ДРУГОЕ".

*

В золотых отрепьях спят деревья ночью,
Серебристый месяц им постель остудит,
Но моей печали сможет ли помочь он,
Счастья без неё уж для меня не будет.
От ночного света хаты побелели,
Холодок осенний освежает кожу...
Уж цветы увяли, листья облетели,
Может стать как было, лучше стать не сможет...

*

От гордых мечтаний несбыточных детских,
От пролитых слёз, что никто не заметил,
Останется только на дереве врезка
Ножом перочинным, останется метка.
О чём не поведал - пусть будет сокрыто,
И строчки б написанной не уцелело,
Осталось бы только там сердце пробитое,
Где имя моё и твои инициалы.

***



Леопольд Стафф.


***
Посмотри на тучи, что клубятся в небе,
Эти сёстры бурь, непогоды!
Сколько же в них вихря, битвы, мук, безумья,
Воли , стремленья, свободы!

Помолчи о счастье, старая химера !
Счастье лишь творит воспоминанья,
А одной минуты радости хватает
На долгие годы страданья.


Воскресенье.

Не пойду этой тропинкой
Увядающей палой листвой:
Там что ни шаг,
Всё глубже, всё мглистей осень.
Вернусь туда, где зелено,
К источнику,
Над которым цветут небом
Детские незабудки
И память в тишине ищет устами
Твоё имя.


Одиссей.

Страдания и ошибки
Пускай тебя не тревожат.
Всюду пути есть прямые
Всюду окольные тоже.

Дело лишь в том, чтобы
Только вперёд идти смело,
Ибо всегда приходишь
К месту, куда б не хотелось.

Выбьют на камне сером
Имя твоё - вот так и
Каждый из нас Одиссеем
Вернётся к своей Итаке.

Фундаменты.

Я строил на песке
И развалилось.
Я строил на скале
И развалилось.
Теперь я строить начну
С дыма печного.
Вечер.

Лежу на лодке
В вечерней тиши.
Звёзды надо мной,
Звёзды подо мной,
И звёзды во мне.


Вышел искать Тебя я поутру в тревоге,
Что путь мой неверный, а истинный мне неведом,
И встретил Тебя, когда обернулся в дороге,
Ибо всю жизнь мою шёл Ты за мною следом.

Весь день свой прошёл я под тяжкой тенью
В холоде полдень мой минул, чтобы, наверно,
Вспыхнуть Тобой на моём закате ярким гореньем,
Как солнечный свет на красной реке вечерней.

***




Jozef Czechowicz
Юзеф Чехович.



Na wsi На селе.

Сено пахнет сном
сено пахло в давних снах
сельские пополудни греют житом
солнечный звон в реке от сверкающих блях
жизнь - поля - златолиты

Вечером в небе млечный путь
вечер и вечерня
сытые
молочные коровы по дворам идут
пережёвывать сумерки над корытами

Ночами из под рук крестов при дорогах
сыплется звёзд голубая труха
одуванчики в мураве у порога
белого пуха
облака

Месяц идёт серебряные платочки стирать
сверчки стрекочат в стогах
чего же бояться

Ведь у сена запах сна
а укрытая в нём мелодия кантычки
прижимает ко мне детское личико
бережёт от зла

Kamien, 1927

Траурная молитва.


что под цветами нету дна
то нам известно
когда нахлынет град огня
исчезнем в бездну
прокатится великий гром
с левад небесных
на зелень поля тихий дом
латунной местью
небытие укроет нас
дождей вуалью
замолкнет время треснут враз
зеркал овалы

пока же поневоле длим
часов теченье
пусть боль не нарастает с ним
до помраченья
нам пенье звёзд и шум воды
душистый воздух
крик чаек режущих пруды
и звонниц гроздья

свет музыки твоей хотим
пучин звучанья
есть дай нам такт пить дай нам ритм
веселья дай нам

которого призываю так редко Господи скорбящий
укрытый в раковинах небосвода
пока не пришла последняя ночь
от жизни пустой без музыки и без песни
храни нас

1939.

Jоzef Czechowicz daleko
Далеко.


ветряки горизонт качают
хаты пахнут степью
хатам худо
поднялись от заката ослепнув
на дыбы словно кони
сейчас покусают
не степь море в штиле
разливается вечер синью
светлые стёкла вокзал окружили
закат усердно жуёт резину
прощайте матушка не болейте
напишу сразу вам из...
над паровозом цветы белеют
свист
в воскресенье поезд отъехал
в воскресенье поезд прибудет
красное облако трудится бьётся наружу
дни и недели на станции те же как было так будет
и рельсы
рельсы нигде не кончаются тянутся кружат

Осенью.

тучи в окне дождевая сеть
сад это ржавость красная медь
в каплях тяжёлых персика листья
сфера небесная блещет и брызжет
слушаю чутко осенний гость
что для меня в этом шуме слилось
взглядом слежу поутру под окном
как цветок опадает в лужу огнём
может услышу дождавшись дня
ноту людскую с самого дна
ноту которой звонкость и сила
небо вздымает как будто стропила
***


Казимеж Пжерва- Тетмайер
Przerwa-Tetmajer Kazimierz ( 1865 - 1940 )

Pielgrzym

ПИЛИГРИМ.

Куда ни кину взор, всё мне едино,

в полночный край пойду иль полудённый :

повсюду встречу тень от жара солнца

и ключ студёный.



Повсюду себе найду я кров среди ночи,

повсюду можно за грош купить хлеба

и мне не понять , чего людям в жизни

ещё потребно.


Gdziekolwiek zwroce wzrok, wszedzie mi jedno

na polnoc pojde czyli na poludnie:

wszedzie napotkam cien od spieki slonca

i znajde studnie.



Wszedzie nad głowe znajde dach wsrod nocy

i wszedzie moge za grosz kupic chleba

i nawet nie wiem, czego ludziom w zyciu

wiecej potrzeba



Brzozy

БЕРЁЗЫ

Зарыдали листья ржавых
плачущих берёз,
до морей далёких тёмных
ветер плач донёс.

И моря спросили:-•Горько
плачете о чём?
Солнца ль ясного вам мало,
облаков с дождём?

- Солнца ясного хватает,
тучи шлют дожди,
только вся земля родная
вымокла в крови.




Melodia mgie nocnych

МЕЛОДИЯ НОЧНЫЪХ ТУМАНОВ

(Над Чёрным Гусеничным озером)



Тихо, тихо, не будим волны в озере чёрном,

с лёгким ветром танцуем в поднебесье просторном...

Вкруг луны обовьёмся мы прозрачною лентой ,

пусть тела нам насытит она радугой светлой,

шум потоков впитаем, что впадают в озёра,

кедров шум легковейный , шёпот тёмного бора,

пьём цветов аромат горных склонов целебный,

звучных, ярких, душистых принимает нас небо.

Тихо, тихо, не будим волны в озере чёрном

с лёгким ветром танцуем в поднебесье просторном...

И падучие звёзды мы руками своими

на лету обнимаем и прощаемся с ними ;

пух осота взметаем и ночниц невесомых,

забавляемся кружим как бесшумные совы,

мышь летучую ловим, с ней беззвучно летаем

и в непрочные сети её оплетаем,

между горных вершин повисаем мостами,

звёзды эти мосты украшают блистаньем

на них ветер утихнет ненадолго смирённый

пока вновь не сорвётся в пляску неугомонный...

***


Конец ХХ века
Koniec wieku XIX



Проклятья?... Дикарь лишь, себя изувечив,

злоречьем вину на богов переложит.

Ирония?... Но какое издевательство сможет

померяться с вами, привычные вещи?

Идеи?...Но уж тысячи лет миновали,

а идеи идеями так и остались.

Молитва?... Но из нас только самая малость

верит в Око , что зрит сквозь небесные дали.

Презренье?... Лишь глупец бремя то презирает,

что рукам оказалось его неподъёмным.

Безысходность?... Не взять ли в пример скорпионов ,

что в пламень попавши, себя убивают?

Возмущенье?..Как справиться с мощью машины,

муравью ли бороться с летящим экспрессом?

Подчиненье?.. Но вряд ли страданье уменьшим,

когда шею положим под нож гильотины ?

То, что будет?.... Но в звёзд тайники кто заглянет,

солнц угасших сочтёт, гибель света предскажет?

Роскошь?... В душах всегда есть на дне то, что даже

в насыщении алчет, в наслаждении жаждет.

Что же есть?... Что ж осталось, при нашем всезнанье,

если давние веры любые изжиты ?

От оружия зла у тебя где защита,

человек конца века? ... Склонился в молчанье.

***



Тадеуш Бой Желеньски

. КОГДА ЧЕЛОВЕК
ДЕЛАЕТСЯ СТАРИКОМ.

Человек, увы, чем старше,
Понемногу как-то парши -
веет
Бережёт в покое силы,
Ждёт, покуда вовсе вылы-
сеет.

Всё бы он считал с досадой,
Сколько ему счастья задол-
жали.

Будто бы больного сыпи,
Страсти мучат его, и пе-
чали...

В чёрную впадает горесть,
Что свои младые годы порас-
тратил,

Пока память не угасла,
Ищет дорогое, как ста-
ратель...

Размышляет, сколько прежде
"ничегонебыломежду
нами"

Сколь не допил,в горле сухо,
Флирты вспоминает с кухар-
ками...

Вспомнив, как с серьёзным видом
Ворковал -ах!- так по-идио-
тически,

Чувствует в хребте внутри
Словно токи электри-
ческие...

С той гусыней утром рано
Изучали карту Ана-
толии,

Возвращенье в лодке с Белян,
Вечер, полный нежной мелан-
холии...

Если б - ах!- воскресло старое,
Всё разубранное в ара-
бески!

Может,один раз пожил бы
Теша похоть как сам Пшибы-
шевский!

...Дышит прелью увяданья
Гроб надежд, забвеньем зане-
сённый,

Ночью в грусти превеликой
Окропит слезьми свои каль-
соны.
***



Ярослав Ивашкевич.

Вальс Брамса.

Вальс Брамса As-dur это лейтмотив моей жизни.
Играл его для той, что должна была вернуться и не вернулась,
Играл его и той, для которой был нехорош,
Играл тебе - когда раз и навсегда разостлался
у твоих ног, как растоптанная бесконечность.
Играю его, и каждый раз в игре златокрылой касаешься меня мимо-
лётной улыбкой , которая для тебя то же, что для
облаков отражение в воде.
А для меня это глубокое счастье.
И каждый раз играю его, когда знаю, что ты от меня мыслями
далека, когда ты где-то там веселишься и любишь других,
радостная, мимолётная как всегда...
И тогда вальс звучит особенно нежно.


Поздний вечер.

I

Ночь. Сижу при рюмке. Меня уже почти нет,
Но я ещё слышу биение подкожных часов,
Которые отмечают зернистый бег крови.
Скрежещет понемногу пружина, первая ржавчина оседает,
Я думаю о молодости, которая понемногу минует,
Которая уже миновала, хотя я и не сознаю этого.
И пытаясь извлечь из себя остатки сознания,
Я гляжу на стёкла окон, затянутые бельмом....

Я отдал жизнь свою тем, которые живут за меня,
Знаю, что они меня дополняют, что они меня умножают.

I I

Один сейчас в Париже в убогом районе
Спит в ледяной комнате серого отеля.
Просыпается, вновь засыпает, трясёт чёрной головой:
Снится ему ломкий уголь и нагота модели,
Которую он ещё минуту назад набрасывал по памяти
В неярком свете высокой электрической лампы.
Он весь пылает той мукой, которая во мне угасла,
Вспыхивает, временами плачет, сквозь сон зовёт мать,

Меня никогда. Он станет тем, кто создаст всё то,

Что я в упрямую форму заключить не мог.

I I I

Другой здесь. Каменным сном спит уже два часа,
Изработавшийся и грязный. Руки его в мозолях,
И сна его ничем не прервать. Никакой тревоги.
Только легко вздрагивает, потому что, хоть подсознательно,
Он думает об одной девушке,
Которая живёт через дорогу. Утром надо встать рано,
Ещё ночью морозной, когда мир тьмой укутан
И тяжелы на заспанных глазах веки.

Это тот, кто за меня сделает всё то,
чего бы мне, ленивому, делать не хотелось.


I V

Третий. Этот самый молодой. Ещё невинный,
В белой длинной рубашке спит между ними
В большой общей спальне. Ему ничего не снится,
А засыпая, он думал о стихах и словах,
О саблях и о конях и о верных сердцах,
Готовых для битвы, и о бедных людях,
И вообще о людях, которые ему представляются
Серым сбродом , и которых он вправду любит.

Это тот, который когда-нибудь будет бороться за то.
За что я, трус, не посмел скрестить своё оружие.

http://www.gazetakulturalna.zelow.pl/images/stories/pdf/8_2





ЗБИГНЕВ ХЕРБЕРТ (1920-1998)



В раю...

В раю рабочая неделя длится тридцать часов
зарплата высокая цены постоянно снижают
физический труд не утомляет ввиду малой гравитации
и рубить дрова всё равно что писать на машинке
общественный строй неизменен и власти разумны
действительно в раю лучше, чем в каком либо краю

Поначалу всё должно было быть иначе
сияющие нимбы хоры и степени абстракции
но не удалось полностью отделить
тела от души и и приходили они сюда
с каплей сала и волоконцем мяса
потребовалось сделать выводы
смешать зерно абсолюта с зерном глины
ещё одно отступление от доктрины последнее отступление
однако Иоанн это предвидел : воскреснете из мёртвых во плоти

Бога видят немногие
он только для тех кто из чистого духа
остальные слушают коммюнике о чудесах и потопах
со временем все будут лицезреть Бога
когда это время наступит никто не знает

Пока что по субботам в двенадцать дня
сирены сладостно воют
и из фабрик выходят небесные пролетарии
неся подмышкой нелепые свои крылья как скрипки



ГОСПОДИН КОГИТО


Что господин Когито мыслит об аде.

Самый нижний круг пекла. Вопреки общему мнению, его не населяют ни
деспоты, ни отцеубийцы, не те, которые ходят по телам других.
это приют артистов, полный зеркал, инструментов и картин.На первый
взгляд вполне комфортабельный отдел преисподней, без смолы, огня и
телесных мучений.

Круглый год проходят тут конкурсы, фестивали и концерты. Нет лучших
сезонов. Апогей перманентный и абсолютный. Поквартально возникают
новые направления, и ничто, кажется, не в состоянии затормозить
триумфальное шествие авангарда.


Вельзевул любит искусство. Хвалится, что его хоры, его поэты и его
художники превзошли уже наверняка райских. У кого лучшее искусство, тот
и первый - это ясно. Вскоре смогут они померяться на Фестивале Двух
миров. И тогда увидим, что станет с Данте, Фра Анжелико и Бахом.
***

Господин Когито о добродетели.

1.
Ничего удивительного,
что не она возлюбленная настоящих мужчин

генералов
атлетов власти
деспотов

вечно идёт за ними
эта плаксивая старая дева
в нелепой шляпе Армии Спасения
напоминает

вытаскивает из архива
портрет Сократа
крестик вылепленный из хлеба
старые слова

-а кругом шумит настоящая жизнь
румяная как бойня поутру-

её можно пожалуй спрятать
в серебряную шкатулку
для невинных сувениров

она всё уменьшается
уже как волос во рту
как звон в ухе

2.

Боже мой
Будь она немного моложе
И покрасивее

Шла бы в ногу с духом времени
Покачивала бёдрами
В такт модной музыке

Может , тогда полюбили бы её
Настоящие мужчины
Генералы атлеты властители деспоты


Позаботилась бы о себе
Чтобы выглядеть по людски
Как Лиз Тейлор
Или Богиня Победы

Но от неё несёт нафталином
Она поджимает губы
Повторяя великое Нет

Несносная в своём упорстве
Смешная как боязнь воробьёв
Как сон анархиста
Как жития святых

***

Господин Когито размышляет о страдании


все попытки отстранения
так называемой чаши горечи
через рефлексию
одержимую деятельность в пользу бездомных кошек
глубокий отдых
религию -
обманывают

следует смириться
склонить кротко голову
не заламывать рук
пользоваться страданием умеренно
как протезом
без ложного стыда
но и без спеси

не размахивать культёй
над головами других
не стучать белой тростью
в окна сытых

пить настой горьких трав
но не до дна
оставить предусмотрительно
пару глотков на потом

и принять их
но тотчас же
обособить в себе
и если возможно
сотворить из материи страдания
что-то или кого-то

играть
с ним
конечно
играть

быть с ним
очень осторожным
как с больным ребёнком
и вызвать наконец
глупыми шутками
бледную усмешку.

***

Напутствие господина Когито

Иди куда пошли те к тёмной границе
за золотым руном небытия твоей последней наградой

иди выпрямившись среди тех кто на коленях
среди отвернувшихся и повергнутых в прах

уцелеешь не для того, чтобы жить
у тебя мало времени, чтобы предъявить свидетельство

будь смелым когда разум обманывает будь отважным
по последнему счёту только это идёт в зачёт

а Гнев твой бессильный пусть будет как море
каждый раз как услышишь голос униженных и битых

пусть не покинет тебя твоя сестра Презрение
для шпиков палачей трусов - они выиграют
пойдут на твои похороны и с облегчением бросят комья
и опадающая хвоя напишет твою приглаженную биографию

и не прощай истинно не в твоей власти
прощать именем тех преданных перед рассветом

остерегайся однако ненужной гордыни
поглядывай в зеркало на своё дурацкое отражение
повторяй: был призван я- разве не было лучших

берегись безучастности сердечной люби родник на заре
птицу по имени неизвестную зимний дуб
освещение стены блеск неба
они не потребуют твоего тёплого дыхания
они для того чтобы сказать : никто тебя не утешит

следи - когда свет на горах подаст знак - встань и иди
пока кровь обращается в твоей груди тёмной звездой

повторяй старые заклятья людские сказки и легенды
ибо так добудешь добро которого не добыть
повторяй великие слова повторяй их упорно
как те что шли через пустыню и гибли в песках

а наградят тебя тем, что есть под рукой
хлёстким смехом убийством на помойке

иди ибо только так будешь принят в общество холодных черепов
в общество твоих предков : Гильгамеша Гектора Роланда
защитников королевства без границ и города праха

Будь верным Иди
***






ГОСПОДИН КОГИТО РАССМАТРИВАЕТ В ЗЕРКАЛЕ СВОЁ ЛИЦО.


Кто расписал моё лицо наверное оспа
Каллиграфически пером выводя свои "о"
Но от кого двойной подбородок
От какого обжоры когда вся моя душа
Вздыхала об аскезе почему глаза
Посажены так близко ведь это он а не я
Высматривал из чащи набегающих Венедов
Уши слишком оттопыренные две кожаные раковины
Наверное это наследство от пращура, который ловил эхо
Грохочущего похода мамонтов через степи
Лоб не слишком высокий мыслей слишком мало
-жёны золото земля смотри не упади с коня князь думает о многом нёс ветер по дорогам
Цеплялись они пальцами за стены и с великим криком
Падали в пустоту чтобы вернуться во мне
А ведь я покупал в салонах изящные
Пудры микстуры мази
Грим для облагораживания
Прикладывал к глазам зелёный мрамор Веронезе
Моцартом натирал уши
Совершенствовал ноздри запахом старых книг
Древних книг
В зеркале унаследованное мною лицо
Мешок для ферментации давнего мяса
Похоти и грехов средневековья
Голода и страха палеолита
Яблоко падает около яблони
Цепью родословной сковано тело
Так проигран был мой поединок с лицом.
***

ГОСПОДИН КОГИТО НИКОГДА НЕ ДОВЕРЯЛ
Штучкам воображения
Фортепьяно на вершинах Альп
Играло ему фальшиво
Он не ценил лабиринтов
Сфинкс наполнял его отвращением
Он жил в доме без подвала
Зеркал и диалектики
Джунгли перепутанных образов
Не были ему родными
Он редко возносился
На крыльях метафоры и
Потом падал как Икар
В объятия Великой Матери
Он обожал тавтологии
Объяснял тем же самым
Птицу птицей
Неволю неволей
Нож ножом
Смерть смертью
Он любил
Плоский горизонт
Прямые линии
Притяжение земли
***

ГОСПОДИН КОГИТО БУДЕТ ПРИЧИСЛЕН
К разряду малозначительных
И равнодушно примет приговор
Будущих исследователей буквы
Он пользовался воображением
Совсем для других целей
Хотел сделать из него
Орудие сочувствия
Жаждал понять до конца
-ночь Паскаля
-природу алмаза
-печаль пророков
-гнев Ахиллеса
-помешательство убийц
-сны Марии Стюарт
-страх неандертальца
-горе последних ацтеков
-долгую агонию Ницше
-радость художника из пещеры в Lascaux
-Возрастание и падение дуба
-расцвет и падение Рима
Потом оживить мёртвых
Уберечь союзы
Фантазии господина Когито
Раскачивались как весы
Пробегая в точности
От страдания до сострадания
И нет в них места
Для искусственных огней поэзии
Он хотел бы остаться верным
Ненадёжной ясности

***


Вислава Шимборска

Кот в пустой комнате.

Умер? Нет, так с котом не поступают .
Но с чего начать коту в опустевшей комнате?
Взбираться на стены,
протискиваться между мебелью...
Вроде ничего не изменено,
однако изменилось,
вроде не передвинуто,
однако переместилось.
И вечерами лампа уже не светит.
Слышны шаги за дверью,
но они не те.
Рука, что кладёт рыбу на тарелку
тоже не та, что всегда.
Что-то тут не начинается в свою пору,
чего-то тут не бывает,
как должно быть.
Кто-то тут был и был,
а потом вдруг убыл
и упорно не появляется.
Во все шкафы заглянуто,
по всем полкам побегано,
под ковром проверено.
Даже нарушен запрет
и разбросаны бумаги.
Что ещё осталось-
спать и ждать.

Пусть он только вернётся,
пусть он только покажется.
уж он поймёт,
что так нельзя с котом.
Направиться к нему как будто нехотя,
потихоньку,
на очень обиженных лапах,
и никаких скоков и писков первое время.
***


НИЧТО.

Ничто перелицевалось также и для меня,
Вправду вывернулось наизнанку.
Тогда я и обнаружила себя
С ног до головы среди планет,
Даже не помнящей, каково мне было не быть.
О, мой тут - встреченный, тут - возлюбленный,
Только тогда я осознала себя, с рукой на твоём плече.
Сколько с той стороны на нас приходится пустоты,
Как там нехватает лужка для единого листочка щавеля,
И солнце тут после темноты- как возмещение
Капле росы- за ту глубочайшую там сушь!
Звёзды - раскиданы как попало! А здешние- наоборот!
Распяты на кривизнах, притяжениях, и точны в движении!
Разрыв в бесконечности - дом беспредельного неба!
Блаженство после беспространства в образе качающейся берёзы.
Сейчас или никогда ветер движет тучи,
Потому что ветер - это то, что не веет там.
И жук пробирается по тропке в тёмном одеянии свидетеля
Обстоятельств долгого для короткой жизни ожидания.
А мне так выпало, что я при тебе,
И вправду не вижу в том ничего
Обыкновенного.

В РЕКЕ ГЕРАКЛИТА.


В реке Гераклита
Рыба ловит рыбу
Рыба четвертует рыбу острой рыбой
Рыба строит рыбу рыба живёт в рыбе
Рыба спасается из осаждённой рыбы

В реке Гераклита
Рыба любит рыбу
Твои очи - говорит - блестят как рыбы на небе
Хочу плыть с тобой до общего моря
О наипрелестнейшая из косяка

В реке Гераклита
Рыба выдумала рыбу над рыбами
Рыба молится рыбе рыба рыбе поёт
Просит рыбу о лёгком плавании

В реке Гераклита
Я рыба единственная я рыба отдельная
(хотя бы от рыбы - дерева и от рыбы - камня)
Пишу в череде мгновений малых рыбок
В серебряной чешуе таких скорых
Что может быть это темнота
Смаргивает в смущении.
***



Под одной звёздой.

Прошу прощения у случая, что называю его необходимостью.
Прошу прощения у необходимости, если, однако, ошибаюсь.
Пусть не гневается счастье, что принимаю его за своё.
Пусть забудут меня умершие, что едва тлеют в памяти.
Прошу прощения у часа за упущенные секунды света.
Прошу прощения у давней любви, что новую считаю первой.
Простите мне, далёкие войны, что приношу домой цветы.
Простите, открытые раны, что уколола себе палец.
Прошу прощения у взывающих из бездны за пластинку с менуэтом.
Прошу прощения у людей на вокзале за сон в пять утра.
Прости, несбывшаяся надежда, что я иногда смеюсь.
Простите меня, пустыни, что не бегу к вам с ложкой воды.
И ты, ястреб, издавна тот же, в той самой клетке,
Уставившийся недвижно в ту же точку,
Прости мне, даже если ты-набитое чучело птицы.
Прости меня, срубленное дерево, за четыре ножки стола.
Простите, великие вопросы, за мелкие ответы.
Правда, не обращай на меня слишком пристального внимания.
Серьёзность, прояви прекраснодушие.
Потерпи, правда жизни, что я выдёргиваю нитки из твоего шлейфа.
Не вини меня, душа, что я так редко тобой обладаю.
Прости меня, всё, что я не могу быть везде.
Простите меня, все, что я не умею быть каждым и каждой.
Знаю, что пока живу, ничто меня не оправдает.
Ибо я сама себе препятствие.
Не осуждай меня, речь, что беру взаймы патетические слова
И потом стараюсь, чтобы они показались лёгкими.

Похвальное слово плохому о себе мнению.

Сарычу- мышелову не в чем себя упрекнуть,
Совестливость чужда чёрной пантере, не сомневаются в правильности
Своих действий пираньи.
Змея гремучая принимает себя без опаски, самокритичного шакала
Не бывает.
Саранча, аллигатор,трихина и пиявка живут как живут, и этим довольны.
Сто килограммов весит сердце кашалота, но если взглянуть иначе,
Оно лёгкое.
Нет ничего более животного, чем чистая совесть на третьей планете
Солнца.


Написать биографию.


Что требуется:
подать прошение
и к нему приложить биографию.

Независимо от продолжительности жизни
биография должна быть короткой.

Обязательны краткость и отбор фактов,
замена пейзажей адресами
и шатких воспоминаний твёрдыми датами.

Изо всех любовей достаточно зарегистрированной,
а из детей только родившихся.

Важны те, кто знал тебя, не те, которых ты знаешь,
поездки только заграничные,
принадлежность к чему-то, но не почему,
награды, неважно за что.

Пиши так, будто с собой никогда не разговаривал
и обходил стороной.

Обойди молчанием собак, кошек и птиц,
памятный хлам, приятелей и сны.

Важнее цена, чем ценность,
заглавие важнее содержания.
Важнее номер обуви, чем куда идёт
тот, за кого тебя принимают.

К сему фото с открытым ухом.
Учитывается его форма, а не то, что оно слышит.
Что слышится?
Грохот машин, перемалывающих бумагу.

***


Лекция.

Кто что царь Александр кем чем мечом
Разрубил кого что гордиев узел.
Не пришло это в голову кому чему никому.


Было сто философов - ни один не распутал.
Понятно, что теперь прячутся по закутам.
Солдатня их за бороды лапает,
за растрёпанные, седые, цапает,
и хлещет громкий кто что смех.


Хватит. Царь надел свой шлем с плюмажем,
сел на лошадь, двинул маршем.
А за ним под труб дуденье, барабанное бубненье
кто что армия кого чего узелков

на кого на что на бой.

http://www.teksty.idl.pl/index.php/Szymborska-Wislawa/Lekcj

Przyjaciołom
Друзьям.

Познавшие пространства
от земли до звёзд,
мы потерялись в пространстве
от земли до головы.

Дали междупланетные
От печали к слезе.
В дороге от фальши к правде
Теряешь молодость.


Смешны нам самолёты
с их паузой тишины
меж пролётом и звуком-
их мировым рекордом.

Есть отлёты и скорее,
запоздалый их звук
нас вырывает из сна
только спустя годы.

Раздаётся крик:
Мы невиновны!
Кто это зовёт? Бежим,
отворяем окна.

Зов обрывается резко.
За окнами звёзды
опадают, как после залпа
штукатурка со стен.


http://www.teksty.idl.pl/index.php/Szymborska-Wislawa/Przyj
Schyłek wieku
Конец века.


Должен был быть лучше прежних наш ХХ век.
Этого я уже узнать не успею,
годы мои сочтены,
шаг неверный,
дыхание короткое.

Уже слишком многое случилось,
чего не могло статься,
а то, что должно было наступить,
не наступило.


Должно было идти к весне
И к счастью, между прочим.


Страх должен был оставить горы и долины.
Правда скорей, чем ложь,
должна была бы добегать до цели.

Несколько несчастий
не должны были уже случиться,
например, война
и голод, и так далее.

Должны были бы уважаться
беззащитность безоружных,
доверие, и тому подобное.


Кто хотел радоваться миру,
тот стоит перед задачей
невыполнимой.


Глупость не смешна.
Мудрость не весела.

Надежда
это уже не та молодая девушка,
et cetera, увы.


Бог должен был наконец поверить в человека
доброго и сильного,
но добрый и сильный
это всегда ещё разные люди.


Как жить - спросил меня в письме кто-то,
кого я намеревалась спросить
о том же самом.

Cнова, и так всегда,
как видно из сказанного выше,
нет более неотложных вопросов,
чем наивные.


http://www.teksty.idl.pl/index.php/Szymborska-Wislawa/Schyl


За вином.

Глянул, прибавил мне красоты,
и я приняла её как свою.
Счастливая, сглотнула звезду.

Позволила выдумать себя
подобием отражения
в его глазах. Танцую, танцую
в трепете внезапных крыльев.

Стол остаётся столом, вино вином
в бокале, и бокал
стойко стоит на столе.
А я воображаемая,
воображаемая до невероятности,
воображаемая до крови.

Говорю ему о чём хочется: о муравьях,
умирающих от любви
под созвездием одуванчика.
Клянусь, что белая роза,
окроплённая вином, поёт.


Смеюсь, склоняю голову
осторожно, будто проверяя
открытие. Танцую, танцую
в изумлённой коже, в объятии,
которое сотворяет меня.
Ева из ребра, Венера из пены,
Минерва из головы Юпитера
были более реальными.

Когда он не смотрит на меня,
я ищу своё отражение
на стене. И вижу только
гвоздь, с которого снята картина.
***

Юлиан Тувим. (1894- 1953.)

Тёмная ночь.


Человек бредущий,
Присядь со мною,
Помолчим, посмотрим
В эту ночь тёмную.

Скинь с себя
Этот груз дубовый,
Отдохни, усталый.
В тёмную ночь людские очи
Вместе уставим.

Трудно молвить.
Ноша тянет.
Хлеб что камень.
Молвить нечего. Два камня,
В темень канем.
* * *

У круглого стола.

Du holde Kunst,
In wieviel grauen Stunden..
(Песня Шуберта).


А может, милая, собраться
Хотя бы на день нам в Томашов?
Там в тихих сумерках сентябрьских
В осеннем золоте тогдашнем,

В том белом доме, в белом зале,
Что мебелью чужой заставлен,
Доскажем, что не досказали
В том нашем разговоре давнем.

При круглом столике доныне
Мы там сидим как неживые.
Кто расколдует нас, кто снимет
С нас, наконец, те чары злые?

Ещё из глаз моих стекает
К моим губам ручей солёный,
А ты сидишь, не отвечаешь
И виноград жуёшь зелёный.

Ещё пою тебе я взглядом
"Du holde Kunst!", и сердцу больно,
Но ехать и прощаться надо,
В моей руке твоя безвольна.

И уезжаю, оставляю,
И повторяя снова, снова,
Благословляя, проклинаю..
"Du holde Kunst!" О, если б слово!

Тот белый дом стоит как прежде
И до сих пор не понимая,
Зачем внесли чужие вещи
И тишина вошла немая.

Но сумрак осени остаться
Там должен, тишь, и тени наши...
...А может, милая, собраться
Хотя бы на день нам в Томашов?


Оригинальный текст см. http//www.poema.art.pl/site/itm_2619.html


Мелодия.

Осень, осень - это моё время.
Серым утром так приятно взгляду.
Я в кофейне милой между всеми
Не спеша, как в облаке, усядусь.

За окном и суета, и спешка,
Я ж не вижу будто и не слышу,
И с осенней грустною усмешкой
Заблудился где-то в сферах вышних.

Хорошо сидеть в кофейне сонной,
Ничего снаружи не тревожит,
Этим утром снова я влюблённый,
И грустнее, и моложе тоже.

От нахлынувших воспоминаний
День проходит сонный и усталый.
Из твоих несказанных признаний
Я стихи безмолвными устами

Составляю, вот и стали песней,
В ней душе минутная отрада...
(...Чужестраночка в пальтишке тесном
Мелодично попросила шоколада,
Стройная и гибкая, как ветка!
И как вдруг повеяло духами!...)

Мало в мире нас- одни мы с вами
Настоящие поэты!





Пётр Плаксин.

1.
На станции " Смертная Скука"
Что , в Мордобойском повете,
Телеграфист Пётр Плаксин
Играть не умел на кларнете.

Это ли тема поэмы?,
Мелочь, безделица прямо!
Но оказалась, однако,
Главной причиною драмы.

Жизнь поманИт и обманет,
Из пустяковой причины
Выйдут кошмарные драмы,
Тяжко страдает безвинный.

Сходятся эти событья,
Как рельсы путей в отдаленье,
В отчаянье, горечь бессилья,
В безбрежную боль сожаленья.

И отправлялись составы,
И отлетал повседневно
Третий звонок отправленья
В слякотный сумрак осенний.

Глянешь в окно ненароком
Вдаль, провожая глазами
Поезд с неясной тоскою,
Веки нальются слезами.

2.
Перед одним из тех окон
При аппарате Морзе
Пётр Плаксин сидел, тоскуя,
Причины ж не знали вовсе

Даже Параграфов Ваня,
Что из билетной кассы,
Он с прошлой осени твёрдо
Решил пожениться с Настасьей.

Так же Влас Псоич Запойкин,
Техник, что в месяц имеет
Рубликов сто, он начальству
Всегда поклониться умеет.

И ни Илья Слономоськин,
Что контролёр пока младший,
Но прибиваться намерен
К аристократии нашей.

И вовсе об этом не ведал
Местный начальник Рубленко,
Славный Прокофий Гаврилыч,
Что выпить был склонен " маленько".

А если уж сам наиглавный,
Известный в нашем повете,
Не ведал, то этого вовсе
Никто знать не может на свете.

3.
Но всё-таки были такие,
Которые странные вещи,
"шерше, мол, ля фам", говорили,
Что-то такое про женщин.

Было поверить трудно,
Но говорила это
Всем Варвара Петровна,
И по большому секрету,

Что объясняется просто
Телеграфиста кручина-
Плаксин влюбился в кого-то,
В том, безусловно, причина.


Святые угодники, боже!
В кого же влюбился Пётр Плаксин?
Батюшки, что за задача!
В Таню, Анисью, Настасью?

В Ольгу, Авдотью , Полину,
Веру, Анюту, Наташу,
Может быть, в Марью Степанну
Или в Семёнову Машу?

-Кто же ? Та полька в буфете?
Господи! Как неприлично!
А Плаксин сидел при окошке,
Сидел и грустил, как обычно.

4.
На станции "Смертная Скука",
Что в Мордобойском повете
Техник Влас Псоич Запойкин
Славно играл на кларнете.

Был временами грустен,
Будто печаль томила,
И про "Последний денёчек"
Тогда он играл уныло.

Играл он красиво и сладко,
"Камыш и деревья гнулись",
Бывало, с веселостью дикой
О самоварах и Туле.

У панночки Ядзи в буфете
Аж сердце взволнованно тает,
Бывало прошепчет- Влас Псоич!
Уж так он чудесно играет!

А техник, усы расправляя,
Подмигивал Ядзе коварно:
-Ей богу, пустяк, это только
Для вас, моя милая панна!

Вздыхает -ах!- по кларнетисту
Ядвига, а тот замышляет проказы,
И тихо вздыхает Пётр Плаксин
По Ядзе красивой, по Ядзе.

5.
Вьюга проносится полем,
Воет за окнами сильно,
Грустно играет Влас Псоич-
Ой, как жалеет Россию!

Ветер в оконные щели
Вихрем врывается снежным.
Панна Ядвига в буфете
Водку предложит проезжим.

Холод крепчает трескучий,
Аж до костей проникает,
Пишет Петр Плаксин посланье,
Сердце своё открывает.

Пишет Пётр Плаксин Ядвиге,
Хочет поведать, как сможет,
Чтоб поняла его Ядзя,
Чтобы ответила тоже.

Пишет, что любит давно он,
Только открыться боялся
И просит держать это в тайне,
Чтобы никто не смеялся.

Пишет сердечно, любовно,
Мол, любит и сильно, и чисто,
И капают слёзы в чернила
Плаксина, телеграфиста.

6.
На станции, где из оконца
Рельсы видны и вагоны,
Поля отдалённые видно
И три искалеченных клёна,

Людей также видно, что едут
Куда? - далеко - издалёка,
Видна там российская осень,
И небо висит невысоко,

И вид неизбывной печали
И так же банальны страданья,
Глаза, что глядят, провожая
В дорогу, и речи прощанья.

Ах, сердце, зачем возгордилось,
Ах, очи, залитые плачем,
Рыдания ночью бессонной,
О, слёзы любови горячей!

-Нет, не для меня вы, Пётр Плаксин!
Влас Псоича я, кларнетиста,
Люблю, он с душою поэта,
Не нужно мне телеграфиста!

Читает Пётр Плаксин с тоскою:
Кому же я нужен на свете?
И думает- всё же как славно
Влас Псоич играл на кларнете!

7.
На станции "Смертная Скука"
У самой ограды кладбища
Могилка с крестом деревянным
И чёрной фанерной табличкой.

И надпись на этой табличке:
" Душою смиренной и чистой,
Прохожие, помолитесь
За Плаксина, телеграфиста".
***

http://www.poema.art.pl/site/itm_2599.html



Два ветра.

Первый ветер в поле реял
А второй в садочке вея
Потихоньку полегоньку
Листиками шелестел
Млея...

Первый ветер - в круговерти!
Кувыркнулся, навзничь пал,
Вспрыгнул, дунул, оттолкнулся,
В небо штопором ввернулся,
Вывернулся и упал
На шумящий сонный сад,
Где тихонько и легонько
Листиками шелестел
Брат ...

Сдул со смехом с вишен цвет
Словно снегом сад одет,
Первый ветер вместе с братом
По полям летают рядом,
Вслед за птицами гоняясь,
Слёту в ветряки вплетаясь...

Глуповатые вилянья,
Вправо, влево, свист, кривлянья,
Дуют, дуют что есть сил,
Безобразят, чтоб им лихо..

А в садочке тихо, тихо...

"Танцующий Сократ", 1920.



Rzecz czarnoleska

Чернолесье

Чернолесье приходит, плывёт, окружая,
Одержимого пленит виденьем дивным,
И в значенье звучание преображая,
Становится словом необходимым.

И хаос в порядок и лад претворится,
В единственный миг возможность бескрайняя
Сама укладывается в свои границы
И требует для себя названия.

И глухой неразумный тёмный смысл человечий,
Острым сквозным лучом освещённый ,
Дыханьем Слова Чернолесского вещим
Пробуждается, освобождённый.

1929.


Константы Ильдефонс Галчинский.


"Театрик Зелёная Гусыня"


Константы Ильдефонс Галчинский

Имеет честь представить

Театрик "Зелёная Гусыня".

БАЛ У ПРОФЕССОРА БАЧИНСКОГО.

Открытие сезона!

Премьера!


Театрик "Зелёная Гусыня",
Вопреки сплетням о безумии Автора
И произошедшем в следствии этого репертуарном кризисе
Имеет честь просить
Всю прессу, отечественную и заграничную,
На свою первую в этом сезоне
Премьеру.
Светила прессы, как и миллионы
Энтузиастов - зрителей
Наименьшего ТЕАТРА в мире
Увидят ( минуту терпения!) первый из цикла
Наших новых ошеломительных представлений (ГОНГ).
Почтеннейшая
Публика!
Не щадя усилий и затрат, нынешнее Официальное открытие сезона
И новой эпохи в истории сцены нашего Театра,
Торжественно представляет это золотое пятно на простынях Истории,
( ГОНГ )
Сладкометражку в семи цветах под названием

БАЛ У ПРОФЕССОРА БАЧИНСКОГО.
(ГОНГ)
(Занавес!!!)


Пёс Фафик ( Херменгильде Коцюбинской)
Вальсик, ах, вальсик , под Хельсины перси!
В вальсике время как сон пролетит!
Милая Хелься, сладкая Хелься,
Я не могу ль вас на вальс соблазнить?

Херменгильда.
Фафуня, когда мы с тобою танцируем,
Вижу весь мир золотым и сапфировым!
( Танцуют).

Проф. Бачинский.
(Делает себе за портьерой тайком укол пенициллина).
Эй, музыканты, звонче!
Дуй в унисон, саксофон!
Танцует с профессором нынче
Мудрый Ослик Порфирион!
(Выходит из-за портьеры и приближается к Порфириону).

Ослик Порфирион ( Профессору)
Ах, золотой мой Бачиня!
Бью вам челом с восхищеньем!
Встретить вас вновь у Зелёной Гусыни-
Чудное - ах!- наслажденье!

Адский Петрусь ( В цилиндре)
Пани, панове, все вперемешку,
Где тут баранки, где тут кошёлка?
Мой Алоизий, ну же, не мешкай,
В вальсе обнимемся, милый Гжегжулка!
( Танцует с Гжежулкой).

Все
Суперсимфония, суперфосфат!
Фрак к декольте наклоняется, рад
Всю провальсировать ночь напролёт,
И не заметим, как солнце взойдёт!

Зелёная Гусыня.

И снова под моим крылом
На сцене, словно на прогулке
И Фафик, и Порфирион,
И Херменгильда, и Гжегжулука!
( Утирает лапой слёзы радости, продолжает)
Сколько в небе звёзд высоком,
Словно из мешка вылазят шила, и
Пусть века минуют и эпохи,
Я буду жить, зеленокрылая!
(От счастья себя не помнит).

Все.
(Окружают Зелёную Гусыню, поют и танцуют).
В нашем буфете вкусные самые
Куски для Гусыни, для нашей Мамы,

Профессор Бачинский ( из-за портьеры, где вкалывает себе снова пенициллин)
Поём и танцуем вокруг Гусыни,
Нашей мифичной Зелёной богини!

Подслеповатый пианист.
Скоро, наверно, совсем дам я дуба,
Каждую ночь всё одно барабаню.
Что же осталось? Четыре лишь зуба,
Скука, артрит, и фортепьяно.
( Теряет самобладание).

Занавес Ну вот, запел петух уже третий,
Вас я сейчас порадую.
Прощайте, старцы, вдовы и дети,
Время и мне поработать: падаю!
(Падает).

1948 год.




Дочка часовщика.

Театрик " Зелёная Гусыня" имеет честь представить
Трагедию в одном действии и трёх картинах
под названием " ДОЧКА ЧАСОВЩИКА"

Участвуют:
Старый Часовщик - жертва раков с укропом.
Мануэла, его дочь.
Нюня, дальний родственник, близок к помешательству.
Францишек, сатанинский ловелас.

Действие происходит преимущественно в Миланувке.

Первая картина.
Пение Францишка за сценой (на известный гуральский мотив.)
Хэй, хрущи жужжат, летают,
Хэй, солнце в небе ясном,
Хэй, ну что за жизнь такая
Старого ловеласа!
Мануэла ( со вздохом)
Ах, снова этот Францишек! Узнаю его бас- баритон.
Я вся дрожу.Он снова придёт сюда и станет наступать
На меня со своей нежной любовью. Красивая женщина-
Она как половица, всегда на неё наступают.
( Смотрит на часы)Скоро опять обед. И мой сгорбленный отец снова выйдет
Из своей мастерской, где день и ночь кукуют деревянные
Куковалки и тикают несчётные часы. А на обед ему снова раки.
Раки круглый год!
А ты как себя чувствуешь, Нюня?

Нюня. Лучше, нет, гораздо хуже.Снова всю ночь не спал, замучала
Перхоть. Драл голову до рассвета.

Мануэла. Ты лучше бы остригся, Нюня. С таким чубом выглядишь
Как урод. А от перхоти лучше помазать бензином. Вот
Канистра.

Нюня. (поливает шевелюру бензином, подпаливает спичкой и плача, убегает с пылающей головой)

Мануэла (глядя вслед Нюне)
Минутное развлечение, и снова серость.

Песня Франтишка за сценой, ( уже поближе)
Хэй, хрущи жужжат, летают,
Хэй,солнце в небе ясном,
Хэй, ну что за жизнь такая
Старого ловеласа!

Мануэла. Францишек уже в саду, скоро будет у моих ног. А может быть,
Отдать ему своё сердце и так выбраться из этой трясины
Раков и часов? ( Поёт)
Где тот далёкий край,
Тот, где магнолии...

Старый часовщик ( пробегает по сцене с прицепившимся к его носу огромным раком)
А раки, псякрев, снова недоварены!

Францишек. (Входит с моноклем, цветами и бриллиантами)
Мануэла, каждый миг повторяю себе : сейчас или никогда?
Мануэла, ты должна стать моей, Мануэла, я люблю тебя
До безумия! Прочь из Миланувки!
Я открою тебе новые перспективы! Я буду носить
Тебя на руках! Я вытащу тебя из этого архиболота раков
И часов, и донесу тебя на руках до Варшавы,
Где, прижавшись друг к другу, мы проведём остаток
Нашей жизни в изысканнейшем кафе "Золушка".

Мануэла. Я твоя.

Картина вторая.

Францишек уносит Мануэлу в Варшаву.

Картина третья.

Комментатор. Миновал некоторый отрезок времени. Сатанинский ловелас Францишек оставил Мануэлу на мостовой с пятёркой детей, а сам понёс заслуженную кару- принял смерть от молнии, получив перед этим неизлечимую болезнь и опустившись на дно распущенности, откуда уже не смог выбраться на поверхность так называемых приличий.
Скончался он в больнице на клеёнчатом топчане со словами : "Мне всё простится за любовь".
А простил ли Старый Часовщик свою дочь? Посмотрим.

Старый Часовщик. ( Стоит повернувшись спиной.)

Мануэла. Отец, заклинаю тебя, прости! Ты сказал когда-то,
Что всё мне прощаешь. Почему не повернёшься ко мне лицом?

Старый Часовщик ( глухо)

Прощаю тебя, Мануэла. Но повернуться к тебе не могу.
Я давно уже стою, сижу, лежу и хожу только задом наперёд.
Это фатальное следствие питания раками.

Занавес. ( С шумом падает).

1949.



Человек с головой как огурец.


Театрик "Зелёная Гусыня" имеет честь представить

"ЧЕЛОВЕКА С ГОЛОВОЙ КАК ОГУРЕЦ"

Выступают
Человек с Головой как Огурец и Глубокая Тарелка.
Время действия - современность.

Человек с Головой как Огурец.
(Вне себя от огорчения)

Чтоб у тебя нога опухла, Юпитер, и у тебя, Диана, сестра Аполлона,
Что под именем Люцины опекает утренние роды!
Что из того, что родился я поутру, прошу прощения,
На посмешище всему свету с головой, как огурец?!
Всюду на меня пальцами показывают, все от моего вида
Лопаются от смеха. Поэтому я не могу ходить на похороны,
Хотя и люблю. На премьерах классических трагедий и современных
Драм тоже не могу показаться, сразу начинается шум и хохот-
О, вот идёт человек с головой как огурец!
А совесть! То есть, прошу прощения, внутренняя психология,
Терзает меня, проше паньства, дни и ночи, потому что
Столько духоподъёмных акций испортил мой гротескный облик
У настроенных патетически соотечественников!
Но я знаю что сделать. Я воспользуюсь советом мудрого
Ослика Порфириона, зайду в ближайший ресторан и попрошу
Глубокую Тарелку.
Довольно шуток, смешкам конец!
Я - с головою как огурец!

( В ближайшем ресторане получает Глубокую Тарелку и превращается в салат).

Глубокая Тарелка (басом) THANK YOU VERY MUCH ,.

Занавес.

К.И.Галчинский, 1948.



Жена в маринаде.


Театрик Зелёная Гусыня имеет честь представить
Кровавую драму в трёх актах с уксусом
Из жизни высших сфер светско- университетских
"ЖЕНА В МАРИНАДЕ."

Выступают:
Гаспарон, барон- упырь.
Гаспаронова, неверная баронесса.
Ян Пахучий, верный слуга.

Акт 1
Декорация : тайная коморка у двери спальни баронессы.

Барон
(подсматривая в замочную скважину) -Боги! Ян, это же экстраординарно!
Баронесса изменяет мне с ординарным профессором! Я этого не переживу, я морально сломаюсь!
( Сломился морально).
Ян Пахучий -Мужайтесь, господин барон, уляжется!

Барон ( заглядывая снова) - Уже улеглось.

Акт 2
Декорация : Библиотека барона. Посреди библиотеки стоит банка настораживающего размера.

Барон ( страдая, в сторону) - Если бы душа не была бессмертной, то я сказал бы, что моя смертельно ранена! Женщины, о, женщины! (Стучат) Antre!

Баронесса ( входит) - Не желаешь ли выпить чего-нибудь, Джимми?

Барон - Спасибо, нет! (Скрежещет зубами).

Баронесса - Но что означает эта зловещая банка?

Барон: - Ха! Ха! Ха! Сейчас узнаешь! Янек!

Ян Пахучий ( входит) - Пани звонила?

Барон - Чушь! Пани не звонила, и уж никогда звонить не будет!
(Хватают вместе с Яном П. баронессу и заталкивают её в приготовленную банку, заливая уксусом. Фазы процесса, принимая во внимание нервы публики, выполняются за сценой.)

Акт 3
( В оперном варианте).

Ария баронессы в банке.

Любовный пыл меня сгубил,
И я - пример неверным жёнам,
Меня мой муж коварно засолил,
И вот теперь я стала корнишоном.

Занавес ( падает по ошибке, но тут же поднимается повторно)

Ария баронессы ( продолжение)

Ах, мне отныне свет не мил,
Спастись молитва не поможет,
Ну кто меня теперь бы полюбил?
Вот разве пьяница, быть может!

Занавес.


1947. 28.05.2014

Все права на эту публикацую принадлежат автору и охраняются законом.