Гл.11 Идём домой!

11

“Руси есть веселие пити...”

Тонко подмечено. Но доводить людей до крайности полнейшим безалкогольем тоже опасно.

Простояв трое суток в Рейкьявике, “Революция” вышла за территориальные воды Исландии и направилась домой.

“Дед” надумал помыть и покрасить машинное отделение, перед приходом в Мурманск. Но первые двое суток не то чтобы заняться приборкой, — на вахту в машину, и то некому было выйти, кроме механиков естественно.

Народ, после полугодового воздержания, дорвавшись, наконец до горячительных напитков, “слетел с катушек” и, сидя по каютам, выпивал и закусывал; и начхать ему было на все “дедовы” угрозы.

Наконец иноземная отрава была выпита полностью и окончательно, до самого донышка. На третьи сутки, прямо с утра, мотористы с кочегарами, с хмурыми и виноватыми физиономиями, с накатившим внезапно трудолюбием, принялись “вылизывать” дизеля, насосы и прочие механизмы, а также выгородки, переборки, трапы и пайолы машинного отделения; пытаясь придать всему этому хотя бы отдалённое подобие сверкающих чистотою БЧ-5 военно-морских кораблей.

На “Революцию” нежданно негаданно пришла беда. Умер машинист рыбомучной установки.

И оставалось ходу-то до дому — всего три дня. А он не дождался бедняга. Остановилось сердце.

Господи! Ну почему так хрупок человек? Вот ещё каких-нибудь пару часов назад он жив, здоров и даже весел; и мысли нет что через самое малое время душа его, оставив бездыханное тело, уйдёт к Всевышнему.

Я помню, как умирал мой отец. Когда его положили в больницу с длинным названием — городская станция переливания крови, я даже не подозревал, какой страшный недуг настиг моего папу. Белокровие. Ужасная болезнь, которой, потом, “мирный” атом сразит и многих виновников, и безвинных свидетелей, и отважных ликвидаторов аварии на Чернобыльской АЭС, за халатное, беспечное и панибратское обращение с собою.

Отец умирал страшно и тяжело. А я, его любимец и наследник, доставлявший ему столько огорчений, тогда только понял, как же мне нужен, этот измученный болезнью, самый близкий и дорогой мне человек.

К смерти привыкнуть нельзя. И когда она, в очередной раз, забирает у меня друзей, знакомых, близких мне людей, я запоздало начинаю думать:

— Господи! Ну почему мы не любим и не прощаем своего ближнего, когда он рядом с нами, живой и тёплый? И лишь когда его холодное тело засыпают сырой землёй, начинаем вспоминать и говорить, какой он был хороший, добрый, честный?!

Зловещее бледное солнце висит, круглыми сутками, над безжизненно-свинцовым океаном. Дурацкая мальчишеская фантазия, пришедшая мне в голову почти два года назад, в Бермудском треугольнике, словно мрачная шутка судьбы обросла вдруг жутковатыми реальными картинками.

На рыбфабрике — могильная тишина; лишь изредка, предсмертным вздохом, зашипит пар, в батарее отопления, или визгливо вскрикнет неплотно закрытая дверь, заставляя моё, итак сумасшедше колотящееся сердце, перепуганным зайцем выпрыгивать из груди.

В одной из морозильных камер, я точно не знаю в какой, но проходить мимо них приходится, в закрытом деревянном гробу покоится в холоде то, что ещё совсем недавно было живым весёлым человеком.

Трус ты или не трус, но, дважды за четырёхчасовую вахту, обязан пройти через безлюдную рыбфабрику, в самую корму, в помещение рулевой машины; а затем вернуться тем же маршрутом обратно, — другой дороги просто нет.


За Нордкапом стали всё чаще попадаться свои, — тралфлотовские суда, и траулеры других мурманских контор. Полетела по эфиру, с парохода на пароход, тревожная для возвращающихся с промысла рыбаков весть.

Северный флот начинал компанию 1973 года с военно-морских учений в Баренцевом море. Все рыболовные суда, шедшие с океана в Мурманск, перехватывались патрульными кораблями у полуострова Рыбачий, для участия в играх военных моряков, которые продлятся, по слухам, ни как не меньше недели.

И тут наш почивший товарищ оказал последнюю услугу своему экипажу. Когда “Революция”, с приспущенным флагом, подошла ко входу в Кольский залив, сторожевик, стоявший на якоре, недалеко от берега, дал нам добро следовать без остановки в Мурманск.

“Революция”, средним ходом, движется меж крутых, скалистых берегов. На склонах хмурых сопок кое-где ещё видны пятна снега. Солнышко, то проглянет вдруг сквозь облака, и его яркие лучи озарят на миг, светлыми бликами, верхушки маленьких серо-стальных волн. То спрячется за мрачную тучу, из которой сыпанёт внезапно очередной заряд снежной крупы.

Вот тебе и ласковый месяц май!

По левому борту проплыла кучка многоэтажек, террасами сбегавших по склону к самой воде. Прошли столицу Северного флота — город Североморск....

А вот и Роста, со своими судоремонтными верфями....

“Революция”, сбавив ход и лавируя между стоящими на якоре судами, втягивается на рейд, который оставила почти полгода назад.

— Дзинь-дзилинь! — оживает стрелка машинного телеграфа:

“Стоп машина!”

“Малый назад!”

— Отдать правый якорь! — звучат на палубе слова команды, усиленные судовой радиотрансляцией.

Оглушительно гремит якорь-цепь.

Всё! Кончилась моя первая рыбалка в океане.



-------------------
БЧ-5 - боевая энергетическая часть корабля.



Продолжение следует. 14.02.2014

Все права на эту публикацую принадлежат автору и охраняются законом.