История Николая Борисовича, которого украли инопланетяне, и он решил спасти мир

Николай Борисович никогда не верил в инопланетян. Он вырос в Советском Союзе, в бога и черта он тоже не верил, впрочем, как и в победу светлого коммунизма. Ему вообще всю жизнь было не до философий. Он много работал. Сначала, Николай Борисович был спортсменом. Играл в хоккей. Его команда даже побеждала на региональных соревнованиях. Но звездной карьеры он так и не сделал. Поэтому, когда подошел возраст – он ушел в тренеры. Тут-то и началась его звездная пора… Он тренировал несколько поколений ребят, его команды занимали призы, а сам Николай Борисович слыл очень уважаемым человеком в своем городе и даже во всей области… Бывшие ученики разбрелись кто куда, заняли посты и должности и каждый старался помочь Николаю Борисовичу из чувства глубокого уважения и признательности. Не то, что сейчас…

После того, как он начал рассказывать дикую историю о похищении инопланетянами, мужики во дворе стали как-то неохотно с ним разговаривать. В семье решили, что дед спятил…

Никто ему не верил, кроме, разве что, внучки, Дианы. Она верила в рассказы деда о том, как он лежал мирно в своей комнате, и вдруг сквозь окно загорелись яркие лучи света, и что-то потянуло его вверх…

- Че, сквозь потолок прям? – ехидно спрашивал сорокалетний сын, во время семейного ужина, - а че ж штукатурка не облупилась?

- Да нет… сквозь окно… - отвечал дед.

- У тебя ж окно закрыто! Только форточка… И как это ты в форточку втиснулся?

- Не знаю… - Николай Борисович кинул на сына упрямый взгляд исподлобья, - наверное, они как-то меня на атомном уровне расщепили и как его… ну… телепортировали…

- Ну конечно, - изливал свое ехидство папа Дианы, - как я сразу-то не додумался! Телепортировали! Ну это ж ясно, как божий день!

- Деда, - Диана очень хотела узнать все-все, до самых мелочей, - а во что они одеты? Твои инопланетяне.

- Они не мои. Они общие.

- А они хорошие, или плохие? – спросила Диана.

- Это как посмотреть… - вздохнул Николай Борисович, - они вот сказали, что если так все будет продолжаться – мир остановится. И все погибнет к чертовой бабушке!

- И даже мы? – испугалась Диана.

- Ну, ясно же! Мир ведь остановится! Все! Шляпа! – дед стукнул ложкой по столу так, что Диана вздрогнула.

Тут в разговор вмешалась мама Дианы.

- Так! Прекращай мне тут ребенка пугать! И нечего ложкой стучать – всю скатерть забрызгал!

- Да кому она важна, твоя скатерть! Когда тут такое! – дед снова пришел в крайнее возбуждение, - никто не понимает! А надо срочно что-то делать! Мир спасать, в конце концов! Сидят они… суп гороховый едят… А завтра бац – и нет ничего! Понимаете?! Людей, машин, скатерти твоей…

Мама Дианы наклонилась к отцу и шепнула ему на ухо:

- Завтра я его в клинику повезу. Ему надо голову проверить…

- А че тут проверять!? И так все на лицо… - скептически прищурился папа.



В больницу Диану не взяли. Николай Борисович сидел на переднем сидении и по привычке, держался рукой за ручку, над боковым окном автомобиля. Он знал, что с ним все в порядке. Но для успокоения невестки решился на проверку. Ему никогда не нравилось, как она ведет машину. Все время перестраивается из ряда в ряд безо всякой на то причины. И только усложняет всем на дороге и без того нервную езду. Вообще, мама Дианы усложняла не только дорожную ситуацию, но и жизнь Николая Борисовича…

Последние годы, он мог спокойно сидеть на пенсии. Но он просто не привык не работать. Как это? Вставать сутра в понедельник и знать, что тебе сегодня никуда не нужно идти? Чем занять такое бесполезное утро? Позавтракать и растерянно сидеть перед пустой тарелкой час… другой… третий?... Просто уму не постижимо… А как жить без привычного чувства ответственности за свою команду? Оно, как пружина, тянуло его из постели, на улицу, в спорт зал, на тренировочные сборы, в жизнь… Откажись ты от этой пружины – и жизнь обвиснет, раскачиваясь на ветру… Что делать, если перед тобой на календаре крестиком не отмечен день решающего матча? Что тогда отмечать крестиком на календаре? И зачем тогда вообще нужен календарь?

Николай Борисович в последние годы работал сначала в обыкновенной школе, а потом перешел в интернат. Ребята там были очень сложные. Он старался быть с ними как можно строже, чтобы привить дисциплину и спортивный дух. Он ведь знал, что спорт – это практически единственная ниточка, которая удерживает этих детей от улицы, наркотиков и прочей дури в башке… На самом деле, они и так все курили, бухали, нюхали, трахались и чего только не делали начиная с десяти, а то и с шести лет… Но Николай Борисович этого не знал. И знать не хотел и слышать. Он хотел верить, что вырастит из этих ребят настоящих орлов! Как показывали в наших добрых черно-белых кинолентах. Время, конечно сейчас уже не то… но он-то ТОТ! И мириться со временем он не собирался… Но вот уже года два, как ему пришлось уйти и оттуда. Здоровье его совсем не подводило. Но коллегам почему-то казалось, что он слишком стар. И тогда началась тихая семейная жизнь простого пенсионера. Вот тут-то мама Дианы и расцвела во всей красе своего полновластия. Она тоже считала, что дед (иначе его в семье никто не называл) – слишком стар и глуп. Давно уже ничего не может сделать физически и потихоньку впадает в маразм. Какого же было ее удивление, когда доктор, после подробного исследования всевозможных анализов, опроверг все ее убеждения.

- Впервые вижу такие анализы у человека в его возрасте… Он никогда не курил?

- Никогда! – гордо заявил Николай Борисович, - ну… выпивал с мужиками по праздникам… но и этим тоже не увлекался.

- Хм… - промычал доктор, - да вам по анализам и сорока не дашь… Кости, сосуды, нервная система – все в отличном состоянии…

Мама Дианы нервно перебирала пальцами так и не надетые на сапоги бахилы.

- И что, он у нас совершенно здоров? Даже витаминов ему никаких не пропишете?

- Ну, витамины – штука полезная в любом случае… а так вообще – Николай Борисович у нас просто богатырь! Может для сердца чего-нибудь укрепляющего… так, для профилактики. Ну тут просто можно кофе цикорием заменить. Просто, в силу возраста… Я вынужден развести руки. Вы – совершенно здоровы.

- Но… - робко начала лепетать невестка, - он говорит, что его похищали инопланетяне!

Врач усмехнулся.

- Может они-то ему здоровье и подправили? Не знаете, по чем у них там курс лечения?

Дед снова нахмурился. Ему не нравилось, что все подтрунивают над ним. Дело было слишком серьезным, чтобы так безответственно смеяться над этим.

- Но ведь он рвется мир спасать. Ходит по вечерам куда-то… что-то ищет… Недавно всю ночь где-то пропадал… Мне просто страшно за него! – в этот момент, женщина казалась деду похожей на кудахтающую курицу. С ее тоненьким голоском и милированной

стрижкой – аккурат пятнисто-рыжего оттенка. Такие встречаются в любом курятнике.

- Н-у… - протянул доктор, - вам наверное, стоит обратиться к психотерапевту. С неврологической точки зрения, мозг у него работает отлично. Никаких патологий. Может, он пропишет ему успокоительное… Или проведет сеанс гипноза… Не знаю… Могу дать телефон одного моего знакомого – Илья Станиславович. Грандиозный специалист…

- Ну нет! – возмутился дед, - хватит с меня докторов! Нечего у меня там в мозгах копаться!

Он наотрез отказался от этой «новомодной придури» и, снова выслушав упреки в свой адрес, был доставлен невесткой домой.

Мысль о том, что никто не понимает серьезность ситуации, не давала Николаю Борисовичу уснуть. Он ворочался в своей постели и вспоминал тёмные, огромные глаза того существа, который склонился над ним в летающей тарелке. И слова, которые звучали в его голове, а инопланетянин даже рта не открывал: «мир остановится… так будет… если это не изменить…». «А как это изменить?», - растерянно спрашивал Николай Борисович. «Тебе даруется великое знание», - снова прозвучало в его голове, и холодная белокожая рука инопланетянина коснулась его лба. В голове прозвучал оглушающий хлопок, как от разорвавшейся петарды, и в сознание залили цветные желто-красно-коричневые картинки. Пустырь, здание, какой-то аппарат, звездное небо, вселенная, электричество… да-да… он видел структуру электричества, видел энергию в чистом ее виде… магнетическую, энергию окружающую наш земной шар… энергию мыслей и образов, идущую от каждого человека друг к другу и куда-то вверх, окружая планету. И от него самого тянулся большой светящийся столб. Луч шел куда-то ввысь – куда он не мог разобрать. И эта энергия, вся на свете, пульсировала, как что-то живое… легкие, или сердце. Словно дышала, окутывая своим светом и теплом весь мир и каждого человека в отдельности. Но пульсация начинала сбиваться, как стук сердца при аритмии. И весь этот свет медленно истоньшался… становился менее густым и медовым, словно кто-то открыл форточку, и все это куда-то вылетает, рассеивается, растворяется… И этот вид вызвал у Николая Борисовича такой страх, чувство такого безысходного несчастия, которого он не испытывал никогда в жизни. Он разрыдался. По-настоящему разрыдался в этой летающей тарелке, не стесняясь инопланетянина. Последний раз он плакал после похорон своей жены, с которой прожил двадцать восемь лет. Пришел с кладбища… заперся в своей комнате и рыдал… пока никто не видит. И сейчас он чувствовал нечто подобное. Было больно и страшно…

Николай Борисович открыл глаза. Ну и что, что никто не верит! Этого нельзя допустить! Грядет что-то ужасное, и раз только ему даровали эти знания – он спасет мир. Он не совсем понимал, как именно нужно это делать, и что именно может произойти… Но знал, что этого допускать нельзя ни в коем случае. «Мир остановится», - остаточными мыслями звучало в его голове…

Он вышел в прихожую, стараясь не шуметь, оделся, чтобы никого не разбудить, и хотел было выйти на улицу. Тихий щелчок в дверном замке… Медленно-медленно, он отводил дверь в сторону – если сделать это быстро, дверь обязательно предательски скрипнет…

- Деда, а ты куда?

Николай Борисович обернулся. Из своей комнаты вышла Диана, в своей белой длинной ночной рубашке. Вид у нее был бодрый, будто бы она никогда и не спит в три часа ночи. Черт… Ведь поднимет крик…

Николай Борисович присел на корточки, прижал палец к губам и жестом подозвал внучку. Диана все поняла и на кошачьих лапках, тихонько подошла к деду.

- Дедушке надо идти. Понимаешь? А ты ложись тихонько в кровать. И спи дальше. Тебя во сне ждут кролики и много сладкой ваты.

- Дед, - вздохнула Диана, - ну какие могут быть кролики, когда ты идешь мир спасать. И без меня! Так не честно вообще-то!

Вид у нее был совершенно серьезный. Точно так же, его жена поджимала пухлые губки, когда сердилась… Он любовался Дианой в такие моменты. И не мог не улыбаться, глядя на ее прелестное личико.

- Тебе со мной нельзя. Это может быть опасно…

- Вот и хорошо! – Диана выпятила вперед грудь, - я тебя защитю!

Дед улыбнулся.

- Я на самом деле и сам не знаю, куда мне идти… И что именно делать…

- Ну и куда ты тогда идешь? – подбоченилась Диана, - надо же сначала во всем разобраться! – Николай Борисович не ожидал от ребенка таких взрослых разговоров.

Он снял ботинки и они пошли в ее комнату.

Николай Борисович очень подробно, до мелочей рассказал внучке, что с ним произошло в летающей тарелке. Она слушала внимательно, не перебивала. Затем, достала из своего розового рюкзачка – набора Барби фломастер и цветную бумагу.

- Это зачем?

- Рисуй, - сказала она.

- Я не умею рисовать, - растерялся дед.

- Надо! Ты быстренько научись - и нарисуй все, что видел. Энергию, планету… а то забудешь ведь! Мама говорит, у тебя маразм и склероз.

В ее словах определенно был смысл. И чтобы не забыть… и чтобы, возможно, показать кому-то еще, кто в этом разбирается, надо было действительно зарисовать все увиденное.

Николай Борисович заперся в своей комнате на несколько дней. Он никогда в жизни не рисовал, и это было для него по-настоящему сложно. Рисунки, выходившие из-под его пера, получались хуже, чем у внучки. Нелепые, примитивные… он их комкал и выбрасывал. Они не отображали всей полноты того, что он видел в своем сознании. Даже близко к этому не приближались…

Но Николай Борисович был человеком упрямым, и все продолжал и продолжал доводить до совершенства свою работу. Пока не получится идеально. Он знал, что время поджимает…

Он помнил, что мир вот-вот остановится, поэтому времени на еду, а порой и сон совершенно не было.

- Дед! Что ты там делаешь? – стучалась к нему в комнату мать Дианы, - если ты снова плетешь там свои кресла – я тебя убью! Никому они не нужны! Никто их не покупает!

Когда Николай Борисович только ушел с работы, он твердо вознамерился не сидеть на месте. Сначала, он решил быть полезным своей невестке в хозяйстве. Да и сын – неряха подзапустил дом. Смеситель подтекал, кое-где, у потолка, отходили обои… Мать Дианы уже давно хотела снять антресоли, чтобы в коридоре потолки были повыше. Николай Борисович с огромным энтузиазмом занялся домашними делами. По началу ему даже были благодарны… Но потом, он стал чувствовать, что раздражает домочадцев.

- Дед, мне побриться надо! – ворчал сын.

- Побрейся на кухне, - отвечал Николай Борисович, наматывая паклю на трубу, из-под снятой раковины.

- На кухне Наташа рыбу чистит! Ну, дед! Не вовремя ты со всем этим! Я на работу опаздываю!

- Я в свое время и в кружке побриться мог! – отвечал Николай Борисович.

- Ты еще вспомни, как при Сталине было!

- Я тогда еще не брился, - буркнул Николай Борисович.

- Та тьфу ж ты ж елки! – выругался сын, и пошел на работу не бритый.

Во время снятия антресолей, ему пришлось разложить инструменты в узком коридоре. Туда же, он временно сложил все, что там валялось – старые книги, коньки, банки с чем-то непонятным и вероятно уже несъедобным… Конечно же, все спотыкались и ругались на деда.

- Ну разложился – не пройти – не проехать! – сердилась невестка.

- Я надеюсь, ты сегодня закончишь? – спрашивал сын.

И только Диана с любопытством разглядывала вещи, не доставаемые с антресолей годами. Она даже нашла старую бабушкину фату…

- Дед, а можно я ее надену? – спросила внучка…

Фота была серая от пыли и времени. Кое-где прорвалась…

- Конечно… кому она пригодится… - ответил Николай Борисович.

Внучка нелепо намотала на голову старую сетчатую ткань и стала кружиться вокруг своей оси… Все-таки, как она похожа на его Машу… Внешностью, к сожалению, она пошла в породу невестки… но губы… и какие-то еле уловимые движения… Хоть она никогда и не видела бабушку – та умерла задолго до ее рождения… она подсознательно копировала ее жесты, пластику… наверное – память на клеточном уровне. Она кружилась и смеялась. А дед вцепился большими морщинистыми руками в стремянку, чтоб не упасть. Ему хотелось вгрызться в эту стремянку зубами… он помнил, как его Маша, молодая, беспечная, совсем как Диана, так же кружилась в этой фате. И как солнце падало на ее волосы, выхватывая отдельные блики на локонах. И как он любовался ей. И радовался, что у них еще целая жизнь впереди, вместе. И вот она жизнь – уже почти позади… А воспоминания по-прежнему греют что-то в груди и немного сжимают ребра. Совершенно дурацкая смесь чего-то сладкого, нежного и чего-то безумно больного. Он пошатнулся и едва не упал. Но вовремя взял себя в руки.

- Диан, иди, играй в своей комнате. Я тут работаю – не мешай! – приказал он внучке только чтобы избавиться от этого зрелища и начать снова дышать ровно.

А потом все дела в доме были переделаны. Все починено… И Николай Борисович загорелся новой идеей – плетеная мебель.

Возле их дома простирался огромный лесопарк. За ним никто давно не ухаживал, и он весь зарос сорными кустами с очень гибкими и прочными ветвями. Он выходил на прогулку с топориком, и рубил этот кустарник – самые лучшие прутья.

- Ну сколько это может продолжаться!!! – негодовала невестка! – Это дом, или свинарник!? Я устала за тобой подметать! Кругом листья!

- Вот как пойдут продаваться – еще спасибо мне скажешь! – кричал ей через стенку дед.

Первое кресло – качалка вышло не очень. Он решил оставить его себе, как пробный образец. Второе он сделал с учетом предыдущих ошибок. Получилось уже лучше… Через пару месяцев, в доме было не протолкнуться. Повсюду стояли плетеные кресла, тумбочки, табуреты, и прочая мебель. Наташа раздаривала эти штуки кому придется, стремясь очистить квартиру от этих нагромождений. Но их становилось все больше.

- Дед, остановись!

- Но у меня же выходит лучше и лучше! Вот я доделаю, ты увидишь, я сейчас работаю над этажеркой!

- О господи! Дед! Иди уже продавай всю эту фигню! С глаз моих долой! Ко мне подруги завтра приходят – ну стыдно им в глаза смотреть!

- А ты им продай что-нибудь! Вот тебе и прибыль!

- Да это и даром никто не берет! Дед, заканчивай! Я тебе говорю, а то вынесу это все на помойку! Вот увидишь!

- Только попробуй, - он открыл дверь и высунул голову в коридор, - я стараюсь пополнить семейный бюджет! Это не мебель – это деньги! Вы еще в Турцию на них поедете!

- Ага! Вот на эту табуретку сяду – и поскачу. Прямо в Турцию, ага. Меня на этой табуретке даже без загран. паспорта пустят! – с сарказмом щурился сын.

Однажды вечером, когда Николай Борисович вернулся из леса с новой порцией веток – дом осиротел. Он вошел в прихожую – и не увидел ни одного своего изделия. Не было их ни на кухне, ни в комнате Дианы, ни в комнате сына с невесткой. Не оставили ни одной мелочи – даже самый первый пробный образец, к которому Николай Борисович очень привык. Наташа молча и хмуро, налила деду тарелку супа, когда он вошел на кухню. Он не стал садиться за стол, просто остановился, по-прежнему прижимая к груди охапку веток, забыв, что держит их.

- Ешь, - коротко произнесла она и отвернулась к плите.

- А где… все?

- Раскупили! – ехидно всплеснула руками невестка.

В квартиру вошел запыхавшийся сын и с порога крикнул на кухню.

- Натах! Кажись, все!

Дед понуро вышел из кухни и столкнулся с сыном глазами в прихожей. Сын неловко потупил взгляд и нервно почесал подбородок. На секунду, наверное, ему стало стыдно перед дедом. Или просто чесался подбородок… не важно…

Дед молча, шаркающей походкой, прошел в свою комнату и сложил в углу набранный хворост. Он и по сей день лежит не тронутый в углу его комнаты. Плетеную мебель он больше не делал.

Когда Николай Борисович закончил свои рисунки, он позвал внучку оценить свой труд. Как ни странно, она была единственной, кто поддерживал его во всех начинаниях. Но раньше, ему почему-то и в голову не приходило всерьез с ней советоваться. Он считал ее слишком маленькой… Но, в последнее время, она не уставала поражать его остротой мысли и не по-детски серьезным подходом.

Диана внимательно рассмотрела рисунки и отложила в сторону три.

- А это что? – спросила она.

- Наверное, пустырь… вон там здание какое-то…

- А это?

- Аппарат… не знаю… похоже на какой-то пульт в ракете…

- А это, наверное, сама ракета? – присмотрелась Диана к последнему из отложенных рисунков.

- Больше похоже на лазер… или телескоп, - задумался дед.

- Смотри… вот это все планеты и звезды, да? – спросила Диана.

- Ну вот тут еще энергии… люди… человечество… - показывал ей Николай Борисович.

- Ну да… а зачем инопланетяне показали тебе эту машину? И эту площадь…

- Пустырь, скорее, - поправил ее дед.

- Пустырь, - кивнула внучка, - может их нужно поискать?

Это было более чем логично. По крайней мере, пустырь и здание в его сознании отпечатались очень отчетливо. Он помнил заросшие трамвайные пути, по которым уже не ходят трамваи. Бетонные плиты на земле. На горизонте – четыре высокие новостройки… этажей четырнадцать… А не так уж и далеко – трехэтажное здание, пятидесятых годов постройки… Заброшенное, с выбитыми, пустыми глазницами окон. Зачем, действительно, ему был дан такой точный и конкретный образ?

- Наташ! – крикнул дед невестке, - я сегодня сам Диану в садик отведу!

- Ну хоть выйдешь из своей комнаты, слава богу! – раздался крик ему в ответ, - а то я боялась – пролежни появятся.

Дед одел Диану, оделся сам, и они вышли на улицу. Стояла довольно солнечная погода. Осень уже начала раскрашивать листья на деревьях, но до холодов было еще далеко. «Неужели, вся эта красота вдруг исчезнет?!», - кольнула Никлая Борисовича жуткая мысль. И за ней прилетела вторая. Скорее не мысль, а предчувствие. Ощущение… Он поделился им с внучкой.

- Я почти уверен, что нам нужно успеть до того, как облетят листья. У нас довольно мало времени.

- Ничего, успеем, - беззаботно ответила Диана, и погналась за летящим по ветру желтым листом.

Николай Борисович был уверен, что где-то уже видел это здание. Но вряд ли это была школа, или спорт зал… Иначе бы он запомнил. Но он точно проезжал когда-то мимо этого пустыря. Тогда, когда он еще не был в таком запущенном состоянии. Надо было только вспомнить, куда же он ехал. В каком направлении?

Ноги вдруг сами повели его на вокзал, и они с внучкой сели на пригородную электричку. Куда-то на запад… Диана забралась с ногами на кресло, дышала на окно и оставляла на запотевшем от дыхания стекле цветочки, сердечки и другие рисунки. Николай Борисович же, погрузился в свои мысли, и не заметил, как его потянуло в дремоту. Но звонкий крик внучки быстро привел его в чувства.

- Деда! Деда, смотри!!!

Она тыкала маленьким пальчиком в стекло. Николай Борисович приблизился к окну и увидел четыре высотные многоэтажки. Это были они, точно. Просто с другого ракурса.

На следующей остановке они сошли. Еще четыре часа, они блуждали по территории, пытаясь сопоставить, в какой именно точке от многоэтажек находится тот самый пустырь. Набрели они на него уже тогда, когда солнце неуклонно садилось за горизонт.

- Это оно! Оно! – радовалась Диана и прыгала вокруг дедушки.

- Может, уже не пойдем? – с сомнением спросил ее дед, - поздно… уже… пора бы возвращаться…

- Дедушка, ну это не серьезно! – остановилась Диана, - ты же сам говорил – у нас мало времени…

Дед стоял в нерешительности. И вдруг, сильный порыв ветра налетел на него, похватав с деревьев целую стаю желтых листьев, и вихрем закружил из на пустыре в маленькое торнадо. Это был знак… Словно кто-то специально сорвал листья и подбросил ему прямо под нос. Смотри, мол, время не терпит…

- Пошли, - он решительно направился к входу в здание.

С каждым его шагом темнело еще больше. Сумрак накатывался на пустырь, как прилив…

Когда они с внучкой дошли до входа в здание, было уже трудно разглядеть надпись над крыльцом.

«НИИ машиностроения и электронного-чего-то-там-без-очков-тебе-не-разглядеть,-старый-ты-идиот»… - прочитал Николай Борисович.

Они зашли внутрь. Здание явно было покинуто и разрушено еще в девяностые годы. Стены обшарпались, а судя по бутылкам и иглам на полу – его облюбовали местные бомжи и наркоманы. Кое-где даже были следы от разведенного прямо в здании костра. Консервные банки… доски… куски штукатурки… и лестница. Вернее – полу лестница. У стены еще хоть как-то держались ступени, но перил не было. На том месте, где должны были стоять перила, из бетонных краев вылезала уродливыми прутьями арматура. Николай Борисович знал, что им туда. Но вся эта конструкция выглядела очень не надежно. Диана, уловив сомнения в глазах деда, тут же поняла, чего он боится.

- Побежали! – сказала она и рванула наверх.

- Стой! – Николай Борисович понесся за внучкой.

На удивление легко, ее маленькие ножки перебирали ступеньки. Под тяжелой поступью Николая Борисовича напротив, бетон крошился и сыпался вниз. Но он не замечал этого. Взгляд держался на салатовом капюшоне внучки, который рывком скакал по опасным ступеням. Шаг, еще шаг… он вытянул руку вперед, и зажал этот непослушный капюшон так крепко, насколько мог. Он встряхнул внучку, словно котенка.

- Кому говорю – стоять! – басом крикнул Николай Борисович, - по попе захотела?!

Диана испуганно смотрела на дедушку. Она тихо пискнула:

- Напарников нельзя по попе… Напарники обидятся…

Он все еще грозно смотрел на нее, и от этого взгляда, и страха, в глазах у Дианы проступила влага. Ну что с ней поделать?! Непослушная девчонка… Его пальцы разжали кулак, и вертлявый капюшон тут же ускользнул из рук. Диана отошла на пару шагов.

- Смотри, деда… Тут столько комнат…

Николай Борисович с удивлением обнаружил, что он, сам того не заметив, поднялся уже по этой лестнице и стоит на втором этаже. Перед ним тянется длинный коридор, который тоже не избежал разрухи и вандализма. Строгие когда-то геометрически ровные стены, которые прорезали дверные проемы четко посередине, были исписаны граффити и просто ругательствами. Стемнело еще сильнее, и коридор освещался серо-голубыми сумеречными бликами из каждого дверного проема. Световые пятна были очень ровные, как по линейке отмеренные – ровно в разрез входа в каждую комнату. И только вдалеке одно пятно света было пропущено. Из комнаты не шел свет, вероятно потому, что сохранилась дверь, и закрывала свет от проникновения в коридор.

Николай Борисович был очень сильным мужчиной. Но тут никакая сила не могла ему помочь. Как он ни старался, как ни тряс эту дверь, как ни был ее ногами, и не пытался выбить с разбега плечом – дверь держалась намертво. Все, что ему удалось достичь – заработать дикую боль в предплечье. Диане давно стало скучно, она облазила все остальные вскрытые помещения и сейчас ходила, пиная куски цемента и мелкие камушки. Иногда, напрыгивала на них обеими ногами. Было видно, что ребенок устал и пора, наверное, было ехать домой… Но Николай Борисович был так близок к цели! Может еще чуть-чуть, и дверь поддастся! Он снова разбежался, и врезался в дверь зудящим уже плечом.

- А-а-а! – услышал он крик Дианы. Он в ужасе обернулся. Лицо девочки было красным от боли и искривилось до неузнаваемости. Он рванулся вперед к ней, и увидел, как из розового ботинка хлещет кровь. Диана дважды подпрыгнула на не раненной ноге, и шлепнулась на попу. Дед увидел, как из кроссовка у нее торчит доска. Видимо, Диана случайно прыгнула на гвоздь.

- Ну-ну-ну… Милая… Так, давай ногу…

Дед опустился на колени, и взял ее ножку. Все было именно так… Доска, с торчащим из нее гвоздем, насквозь проткнула детскую ножку. На секунду, паралич свел все его тело. Похолодела спина, руки… Крик внучки врывался в мозг острой иглой…

- Ну, это же ерунда, - выдавил он из себя, - сейчас быстренько вытащим гвоздь.

Задубевшими от волнения пальцами, он зажал доску, и резко дернул. Крик Дианы усилился и сорвался на хрип.

- Ну, ну, ну… Тихо – тихо – тихо…

Он подхватил легкую, как пушинку, девочку на руки, и помчался вниз. Домой, скорее… Он нес ее по пустырю, настолько быстро, что почти бежал… Из ее ботинка на бетонные плиты капала темно-алая кровь. Кап – кап… Ватные ноги не чувствовали шагов, ему казалось, что он существует отдельно от них… Диана все плакала и выла по-детски, прижимаясь к дедушкиному уху… Потом электричка… Это была самая длинная поездка в его жизни… Он конечно же, завязал ей ногу жгутом, на всякий случай…

- Дедушка… нога стучит… - жаловалась Диана.

- Ну, подумаешь, стучит! Вот приедем домой, я тебе барабаны куплю – сама стучать будешь, - он заставлял себя произносить эти слова беззаботно, чтобы не пугать девочку. А у самого в груди все перекручивалось, от боли. «Дурак… потащил ребенка… Идиот…», - ругал он себя…

- Придурок! Куда ты ребенка тащил?! Козел! – шептала ему на ухо невестка в полупустом ночном коридоре больницы, - Олег, поговори со своим отцом!

Сын Николая Борисовича нервно расхаживал взад – вперед.

- Это же ржавый гвоздь, дед! Ты в своем уме вообще?! А если ребенок теперь без ноги останется?! Ты об этом подумал? Заражение – ампутация! У тебя вообще мозг остался?!

Дед сидел на банкетке и молчал. Эти слова ничего не значили, он сам себя изнутри выедал по молекуле, гораздо страшнее, чем внешняя ругань. Из кабинета доносился Дианин вой. И каждый это крик плетью ударял по его внутренним органам. Вот, что он сейчас слышал… а не ругань со стороны. Невестке и сыну было куда проще – у них был виноватый. И они спускали на него всю ярость и боль за детские слезы.

Диане теперь нужно было каждый день ходить в поликлинику на уколы. Невестка не преминула и деда туда таскать – на приемы к психотерапевту. У него не было выбора – он был действительно виноват, и ему приходилось подчиниться. На удивление – психотерапевт был единственным человеком, кроме Дианы, кто не стал смеяться, услышав историю об инопланетянах. От отнесся ко всему с должным уважением и вниманием. Выяснил сроки надвигающегося апокалипсиса и все самые основные детали. Но его нисколько не волновала нависшая над человечеством угроза. Его больше волновало душевное состояние Николая Борисовича.

- Не думаю, что он сможет с этим справиться самостоятельно, - говорил он невестке, - я бы вам порекомендовал давать ему препараты. Психотропные. Они должны успокоить его. Но в крайнем случае – у нас есть замечательная лечебница. Платная, разумеется. В бесплатную я вам обращаться не советую…

Дед сидел в своей комнате. Он чувствовал себя маленьким мальчиком. Точно так же, в детстве, родители запирались от него на кухне и решали, как наказать его за проказы. Теперь, на кухне заперлись сын и невестка. Они явно ругались и спорили между собой. Но делали они это шипящим, змеиным шепотом. Дед нервничал, и не мог усидеть на месте… Он выглянул в окно. Листья падали… зажигались фонари. Фонари освещали улицу, но перекрывали свет звезд. Воровали у нас ночное небо. Машины куда-то неслись по дороге, не подозревая, что нестись им осталось совсем недолго… и он единственный, кто может все изменить. Единственный, кому даровали знание. Почему ему? Наверное потому, что он один из немногих людей еще того поколения, для которых слово «долг» и «ответственность» - не пустой звук. В наше время, эти слова даже вскользь редко звучат в лексиконе. Их не любят даже произносить… не то, что думать об этом, или чувствовать. Знаменитая из фильма фраза «кто, если не мы» сейчас переросла у деда в сознании во фразу «кто, если не я». Он один, кто знает, что грядет. И кто приблизился к разгадке того, как это остановить.

К нему в комнату вошла Диана. Нога у нее была перебинтована, но она не могла усидеть на месте, и уже ходила, опираясь на пятку.

- Деда… по телику передавали про какие-то аномалии.

- Хм… - вскинул брови Николай Борисович, - про какие?

- Ну там… птицы падают – сбиваются с дороги… корабли тоже потерялись в море… Какой-то магнитовсплеск…

Дед включил телевизор. Благо, у него в комнате тоже поставили этот ящик, в надежде на то, что он, как и другие старики, подсядет на эту заразу. Сын надеялся что он, как и все нормальные пенсионеры, будет без конца переключать его с канала на канал, пока светящаяся коробка не высосет у него через глаза и уши все, что осталось от мозга. И он послушно, почти не двигаясь, так и доживет свои последние годы.

Между прочим, последний год на пенсии, он исправно старался вести жизнь почтенного старика, но у него это плохо получалось. Он бы с удовольствием выходил во двор летом и смотрел бы, как мальчишки гоняют в футбол. Давал бы им пару-тройку хороших советов… Но дети в наше время все больше предпочитают играть в компьютерные игры, или зависать в интернете. А футбольную площадку облюбовали гастарбайтеры с ближнего востока. Он бы и с ними вместе играл в футбол, если бы те так ревностно не охраняли свою кампанию от людей не из их клана… Николай Борисович нашел удобное место на скамейке, откуда было хорошо видно играющих гастарбайтеров и тихо наблюдал за ними со стороны, про себя раздавая советы. Вот этому бы не нужно играть в нападении. А тому – отточить удар левой… Вратарю надо активнее перемещаться в воротах. И вообще всем не помешает разминка перед матчем, а то ведь разыгрываются пол игры… Он давал эти советы в своей голове, а потом заинтересовал еще пару мужиков, и комментировал игру уже вместе с ними. Но те все больше тянулись к ларьку, в котором продавался алкоголь… И Николай Борисович чуть было не начал с ними тянуть дни за баночками ядрёных коктейлей. Пиво среди дворовых мужиков давно уже вышло из моды – его заменили Хутчи и Ягуары. Но невестка вовремя спохватилась:

- Дед опять вернулся поддатый! Ты посмотри! Ну сколько можно?! Разит, как от алкаша!

Но это было единственное, чем ему оставалось заниматься. И все бы так и продолжались, если бы не эти прекрасные инопланетяне, которые похитили его однажды, и снова вернули к реальности.

Николай Борисович начал, не переставая смотреть передачи про тайфуны, землетрясения и магнитные аномалии. Составил график частоты подобных катастроф. Начертил его на миллиметровой бумаге – все сошлось. Действительно, с каждым годом, все эти разрушения сотрясают Землю все чаще. Теперь, он ясно видел, что это какая-то геометрическая прогрессия. С каждым годом все сильнее и смертоноснее. И апогей всего этого уже не за горами. Но когда точно? Ему необходимо было вычислить дату… Он каждый день посматривал на свои рисунки. На одном из них была изображена рука. На руке – странный символ чем-то напоминающий Микки-Мауса… Она крутила какую-то ручку… Непонятно было, что это такое, но он был уверен, что и этот ребус со временем разгадает. Невестка, входя в его комнату, только вздыхала:

- Дед! Ну это уже через чур!

Она видела, как стены его комнаты обрастают новыми графиками и вычислениями. На карте мира, он отмечал точками, где произошла какая аномалия. Диана не отлипала от дедушки ни на секунду. Все происходящее ее безумно интересовало. Она единственная понимала всю серьезность происходящего – мир действительно остановится, если это не предотвратить. Но Николай Борисович твердо решил больше не брать девочку с собой на задание. Однажды, по телевизору сказали, что в их городе тоже случится аномалия – осенняя гроза. Это явление довольно редкое. Николай Борисович внес дату осенней грозы в свои графики – и тут его осенило. Все цифры сошлись из беспорядочного вороха в одну огромную, зияющую дату. ПОСЛЕЗАВТРА! Завтра – гроза, а послезавтра – мир остановится! Времени было еще меньше, чем он предполагал. Надо было срочно возвращаться в то НИИ и вскрывать злополучную дверь. Но Диана вечно вертелась под ногами. Если бы он пошел куда-то, она непременно бы увязалась за ним…

К тому же, в этот день, невестка нашла все не выпитые им психотропные таблетки, запиханные под горшок с фикусом. Разразился чудовищный скандал, и сын пригрозил деду отправлением в дурку. Дед послушно съел таблетку и сделал вид, что ложится спать. От этих таблеток и правда хотелось спать. И только. Кроме сна не хотелось ничего на свете… Именно поэтому, он их и не принимал. Чувствовать себя живым трупом ему чудовищно не нравилось и он как мог, сдерживал это ощущение в своей голове, пока не уложат Диану. Вот стихли и последние шаги домочадцев… Все улеглись по своим кроватям. Николай Борисович подождал еще пол часа, пока квартиру не наполнил густой и смачный храп сына. Этот храп перекрывал звуки его шагов. Но вот щелчок двери он перекрыть не мог.

Диана открыла глаза. Она знала, что это был дед. Она давно уже поняла, что больше он ее с собой не возьмет, и старалась не упустить из виду тот момент, когда он все-таки отправится на спасение мира. После ранения, нога уже почти зажила. И мама подарила ей мобильный телефон, чтобы всегда быть на связи. Так что, Диана схватила с тумбочки мобильник, быстро надела кроссовки, куртку, и выскочила вслед за дедом. На лестничной клетке его не было… Она выбежала из подъезда. На улице – никого. Только на углу дома мелькнул знакомый рюкзак – ее розовый, барби-рюкзак. Это было возмутительно! Ее с собой он не берет, а вещами пользуется без спросу. Ну теперь-то она точно легко увидит, куда идет ее дедушка – на рюкзаке то и дело поблескивали яркие детские светоотражатели.

Николай Борисович основательно подготовился. Он запихнул в рюкзак фонарик, запасные батарейки, лом и даже шуруповерт, чтобы если что – просто снять эту чертову дверь с петель. Единственное, о чем он не вспомнил – та самая аномальная осенняя гроза, которую обещали этой ночью. Пока он дошел до станции – начал накрапывать дождь, и его пальто постепенно мокло в отсутствии зонтика. Пока, это смахивало на обыкновенный осенний дождик. Грозой в воздухе и не пахло. Листья с деревьев почти совсем облетели. Последние съежившиеся темно-коричневые кулачки то и дело теряли хватку и падали на мокрую землю.

Он вошел в электричку. За ним, в вагон осторожно запрыгнула Диана и осталась в тамбуре, чтобы он ее не заметил. Когда они доехали до нужной станции, дед встал со своего места. Диана вдруг поняла, что он идет в ее тамбур и сейчас увидит, что она следит за ним! Девочка заметалась по углам прямоугольного пространства и в последний момент, придумала шмыгнуть в дверь, ведущую в соседний вагон. Она присела, чтобы дед не увидел ее через стекло. Поезд остановился. Двери раскрылись и неприятный женский голос объявил название станции. Диана приподнялась – дед с ее рюкзаком уже делал шаг на платформу.

- Ути! Кто это у нас здесь?, - раздалось за ее спиной, и Диану обдал сзади отвратительный запах перегара. Она обернулась. Над ней нависло щербатое лицо какого-то мужика. Оно расплылось в упоротой мерзкой улыбке, обнажив зубы, которых у него был не полный комплект. Диана взвизгнула и быстро открыла дверь. Прыжок, еще один, и Диана уже стояла на платформе. А страшный мужик растерянно глядел на нее из окна вагона, который медленно тронулся, унося его щербатое лицо куда-то вдаль. Она нащупала глазами уходящую спину дедушки и побежала за ним.

Дождь усилился. Пока Николай Борисович добрел до пустыря – он уже весь насквозь промок. Потоки воды струились по его одежде, оставляя мокрые следы на полу разрушенной лестнице. Он старался идти, максимально прижавшись к стене. Свет фонарика выхватывал из темного пространство ровные круги. Николай Борисович дошел до нужной двери, и принялся ее вскрывать…

Диана шла без фонарика. Но у нее в кармане был мобильный телефон. Он тоже освещал пол под ее ногами – после прошлого инцидента с гвоздем, Диана была значительно аккуратнее. Она тоже вся насквозь промокла и очень замерзла. Если бы мама увидела ее в этот момент, она бы сказала, что у нее уже все губы синие. И как мамы это определяют? Диана никогда и нигде не видела людей с синими губами… они у нее наверное были какие-то особенные…

Она поднялась по лестнице и погасила телефон. Сунула его в карман и заглянула в коридор. Дедушка уже вскрыл дверь. Свет его фонарика бегал по стенам изнутри дверного проема. Диана подкралась поближе. Она выглянула из-за угла и обалдела… В комнате стоял тот самый пульт, с дедушкиных рисунков. А рядом, в направлении окна, на небо был нацелен тот самый то ли лазер, то ли телескоп… тоже с его рисунков… Такого точного соответствия она не ожидала. Диана ахнула. Дед обернулся, направив свет фонарика ей прямо в глаза.

- А ты что здесь делаешь?! – взревел дедушка!

- Я с тобой, - прошептала Диана испуганно.

- Кто тебя звал?! Кто звал, я спрашиваю?!

Дед приподнял ее над землей и начал в ярости трясти.

- Ты понимаешь, что осталось меньше суток?! Мне некогда с тобой тут возиться! Дура!

- Дедуля… - захныкала Диана, - я тоже хочу спасти мир!

- Да тут и без тебя… - вдруг, дедушка остолбенел. Его взгляд уперся в доску, на которой были развешаны пожелтевшие от времени бумаги. Он медленно опустил внучку на пол и посветил фонарем в ту сторону.

- Что там, - шепотом спросила Диана.

- Завтрашняя дата, - по инерции шепотом ответил остолбеневший дед. Его фонарь очерчивал круг на объявлении, но котором кто-то лет тридцать, не меньше, назад написал число. И это действительно была завтрашняя дата…

- Я не ошибся… - прошептал он еще тише, чем раньше.

- И что нам делать? – спросила Диана.

- Не знаю… наверное, нужно как-то запустить эту установку… Может, они все знали еще тогда? И построили это, чтобы нам всем спастись?

- Наверное… - задумалась Диана.

Дед подошел к большому пульту. Его колотило от волнения. Что он мог знать во всех этих научных машинах? Он всю жизнь был простым работягой… спортсменом… тренером… На какие тут кнопки жать? Может, тут где-нибудь есть инструкция?

Дед начал рыться в ящиках письменного стола, проштудировал доску с бумагами… Какие-то формулы, вычисления… ничего не понять. А вдруг, он нажмет на одну из этих кнопок, и все взорвется к чертовой матери? У него нет права на ошибку. Он боялся даже прикоснуться к этому пульту. Диана же – не боялась. Неожиданно, она стукнула кулаком по самой большой красной кнопке.

- Нет! – вскрикнул Николай Борисович, прижал Диану к себе и зажмурился. Но… ничего не произошло. Он открыл глаза. Аппарат стоят так же безжизненно, как и раньше.

Тогда, он сам решился нажать на какую-нибудь кнопку. На самую маленькую и невзрачную например… Никакой реакции… Ну конечно! Как же он сам не догадался… Электричество. Оно же здесь наверняка все отключено… Да и бог знает, включится ли…

Дед осмотрел проводку. Провода тянулись вдоль стены и уходили в пол. К установке они были явно подключены – ничто не тревожило этот пульт уже много лет… Даже окна в этой комнате уцелели. Сверкнула вспышка… Раскат грома первым ударом сотряс землю где-то вдалеке… Гроза была еще только на подходе, а вот ветер поднимался уже сейчас. Он с яростью ударился плашмя об оконное стекло, и оно распахнулось. Сквозняк пропитал все помещение и их с Дианой намокшие вещи. Девочка съежилась. Дед снял с Дианы мокрую куртку. Единственное, что он мог сейчас сделать – это снять с окон тяжелые бархатные шторы и в несколько слоев укутать ребенка.

- Так нормально? Тепло тебе?

Диана кивнула:

- Не волнуйся, дедушка. Тепло. Надо мир спасать, у нас нет времени.

Сейчас, она была похожа на смешной, продолговатый сверток с огромными глазами. Николай Борисович развесил ее мокрые вещи на не работающей батарее и пошел вниз – смотреть, куда тянутся провода. Диана пообещала сидеть здесь и никуда больше не ходить. Диана отнеслась к данному ей обещанию со всей серьезностью, потому, что помнила ржавый гвоздь. Она правда хотела сидеть тут. Дед пошел к выходу.

- Стой, - остановила его внучка.

Дед обернулся.

Большой неуклюжий сверток подошел к дедушке, и взял его за руку.

- На удачу, - улыбнулась Диана, и поставила ему на внешнюю сторону морщинистой ладони детскую печатку с Микки Маусом.

- Это как талисман… в кармане валялась…

Николай Борисович посмотрел на свою руку и оторопел. Теперь, сомнений не оставалось вовсе… Как на его рисунке… точь-в-точь… Только где же ручка, которую нужно крутить этой рукой? Он медленно обвел глазами помещение. Вон она… под телескопом… Он поднес свою руку к этой ручке и замер. Диана тоже подошла поближе.

- Точно… как ты рисовал, - прошептала она.

Николай Борисович тронул рычаг. Но ничего не случилось – ведь в здании все еще не было электричества. Конечно. Надо было его непременно включить – и он будет знать, что делать!

Николай Борисович пошел по коридору. Он с ужасом понял, куда делись отпавшие перила лестницы… Дождь, хлеставший снаружи, каким-то образом протекал по стене и заливал эту лестницу потоком воды… Лестница стала скользкой, да и замерзшие ноги плохо слушались деда. Спускаться он решил на всякий случай боком, плотно прижавшись спиной к стене и контролируя каждый свой шаг. Единственное, что не давало ему покоя – вода, струящаяся по стене ему за шиворот. Но все внимание Николая Борисовича было сосредоточено на шагах. Каждый шаг он контролировал, не допуская оплошности. Сейчас, от этого зависела не только его жизнь. Но и жизнь Дианы… его сына… невестки… и вообще всех на свете!

Николай Борисович отследил путь проводов до самого подвала. Он открыл со скрипом железную решетчатую дверь и понял… ему не выбраться отсюда живым. Гром прогрохотал где-то совсем рядом. Пол в подвале был полностью залит водой сантиметра на два… И рубильник находился на противоположной стене. Снизу, из стыка пола и стены, к рубильнику тянулся старый кабель, соединявший в себе все провода… Из ящика с рубильником наверх выползало множество проводов поменьше. Они-то и распределяли ток на каждое помещение. Николай Борисович подошел вплотную к кабелю, наклонился. То, чего он боялся больше всего… Крысы обгрызли обмотку старого кабеля оголив старые провода. Стоя в луже нельзя было врубать электричество… Николай Борисович нервно поежился… Мокрая, прилипшая одежда неприятно холодила кожу и его уже начал слегка трясти озноб.

Он поднялся из подвала на первый этаж. Сюда, казалось, люди наведывались чаще всего за последние несколько лет. Он водил фонарем по полу, заглядывал во все щели, пока не нашел то, что искал… Под победный залп грома, Николай Борисович, достал из вороха, возле бывшего пепелища, две старые покрышки. Их, наверное, использовали бомжи в качестве сидения, или подушки. Теперь, у него появился шанс.

Дед вновь спустился в подвал и подошел к рубильнику. Воды стало больше, но она все еще не закрывала покрышку полностью. Он кинул обе покрышки на пол – одну ближе к рубильнику, другую ближе к выходу. Встал на резиновую поверхность. Она оказалась очень не устойчивой, и он концентрировал все свое внимание на том, чтобы устоять. Более менее, скоординировав свое тело, Николай Борисович открыл щиток. Холод пробежал по его спине. Вспышка молнии – и тут же гром. Гроза где-то совсем неподалеку… А вдруг и правда, это его сознание играет с ним злую шутку? А вдруг, он сам себе все это напридумывал? И теперь так нелепо рискует жизнью. Своей и Дианиной ради… пустоты? Ради ничего… А вдруг? И самое обидное – он до сих пор не мог себе объяснить точно, что должно произойти, и как именно этот аппарат спасет мир… Он закрыл глаза. Перед его взором сова всплыл образ большеглазого инопланетянина… «Мир остановится…»

И он дернул рычаг!

Помигав, загорелась лампочка в подвале. Николай Борисович открыл глаза. Жив… пока жив… Пока он балансирует на этом куске резины. Осторожно, дед наступил на вторую покрышку, которая лежала от первой на расстоянии в шаг. Здесь нельзя было торопиться… Он осторожно перенес вес своего тела на другую ногу и попробовал оторвать первую. Пошатнулся… но получилось. Быстро, поставил ногу на второй кусок резины и потянулся за первым. Ухватился пальцами за неровные края, и перекинул покрышку поближе к выходу. Теперь можно было сделать второй шаг… Еще пять – шесть таких шагов, вверх по лестнице – и можно будет крутить заветную ручку. И это как-то спасет мир…

Диана сидела в комнате с пультом и телескопом, когда зажегся яркий свет. Лампы и кнопки на пульте загорелись и замигали разноцветными огнями. Она поняла – дедушка там внизу, наладил электричество. Ей было невероятно любопытно. Она подошла к той самой ручке, которую надо было крутить и осторожно тронула ее пальцем. Телескоп издал жужжащий звук, и заглох. Диана вновь прикоснулась к ручке, и начала ее крутить. Телескоп, кряхтя и ворча, напрягся и исторг из себя луч какого-то почти магического синего света. Диана испугалась. Она отдернула руку и отошла. А вдруг, это действительно лазер? А что, если он не спасет?... Что, если инопланетяне запутали дедушку, и он не спасет, а наоборот убьет все человечество в этот самый день? Надо было немедленно это проверить. Сначала, Диана подумала о том, чтобы сунуть руку в этот свет и потрогать, не лазер ли это. Но во-первых, если это действительно лазер – она может остаться без руки. А во-вторых, она бы не смогла дотянуться до луча и одновременно крутить ручку. Ручка находилась в самом основании аппарата. А свет вырывался из его конца, как из пушки. Тогда, Диана взяла свой рюкзак, поставила его на оконную раму, как раз там, где проходил луч синего света и стала вертеть ручку.

С рюкзаком ничего не произошло. Луч света просто бил в него, ярко ослепляя все помещение. «Это наверное фонарь… сигнальный огонь для кого-то. Может быть, для тех же инопланетян…» - подумала девочка. Надо спуститься, и рассказать дедушке, что у него получилось!

И Диана побежала вниз.

В этот момент, Николай Борисовичу оставалось сделать всего один шаг. Перекинуть покрышку один раз – и на выход из этого подвала. И тут с криками «дедушка, дедушка…» - на него выбежала Диана. Вспышка в его сознании!

- Стой! Ни шагу!

Инстинктивно, его ноги сошли с безопасной резины и полетели наперерез девочке. Нога едва коснулась залитого водой пола… щелчок… и он рухнул на бетонные ступени подвала. Свет треснул под потолком, и погас. Диана замерла в оцепенении… Дедушка лежал на полу. Из головы у него текла кровь… Он не двигался.

В ужасе, Диана нащупала пальцами мобильный телефон и набрала единственный пока забитый в телефонную книгу номер.

- Алле, мамочка! Мамочка, приезжай! Пожалуйста! Я не знаю, где мы… Тут дедушке плохо! Он лежит…

Еще четыре часа потребовалось папе и маме, чтобы найти Диану и деда, по сбивчивым описаниям дочери. Все это время, дед лежал на ступенях, одна его нога безжизненно колыхалась в подвальной луже. Он не шевелился. Диана плакала…

Она плакала и в больнице, куда привезли деда уже под утро. Врач вышел из его палаты и сказал, что Николай Борисович в ужасном состоянии. Удар током спровоцировал инсульт, а черепно-мозговая травма вызвала большую кровопотерю и гематому головного мозга. Вряд ли, он выйдет из реанимации.

Только около трех часов дня, Диане разрешили зайти к деду. Он лежал на кровати с перебинтованной головой и смотрел в пространство. На лице у него словно была надета маска… ни один мускул не дергался. Диана обняла дедушку крепко – крепко. За ее спиной, со скорбными лицами стояли ее мама и папа.

- Я люблю тебя, - прошептала Диана.

И вдруг, дед словно ожил. Он, по-прежнему, не мог шевелить губами, или бровями. Но его язык упорно пытался сказать что-то. Глаза рвались из тюрьмы безжизненного лица.

- Сегодня… это надо остановить… сегодня это случится! – он шепелявил, брызгал слюной… его слова было трудно разобрать, но он неистово пытался их проговорить, - отпустите меня! Везите меня туда! Срочно! Сегодня случится! Я видел! Я все понял… Это сигналиный огонь! Они прилетят на него! Они сами нас спасут! Только надо им помочь! Надо крутить ручку! Иначе, она не сядут!

- О господи, - мама заплакала и отвернулась, спрятав лицо в грудь папе.

Диана вскочила с кровати дедушки.

- Мам, надо его отвезти!

Мать стала рыдать в голос.

- Ну мама, ты слышала! Мир ведь остановится.

Отец взял Диану за руку и вывел из палаты. Он сел на корточки и стал объяснять:

- Дедушка… как бы это сказать… он просто сошел с ума… он не в себе. Понимаешь? Он видит то, чего нет на самом деле. Ему нельзя верить. Это все не правда…

- Нет правда! Я сама видела! Правда! – Диана вырвалась из папиных рук, и побежала в палату к деду. Но оттуда как раз выходила мама. Она перехватила дочь, и прижала к себе.

- Поехали домой… Ты совсем не спала. Не понимаю, как ты еще не покалечилась… Олег, - обратилась она к мужу, - если он чудом выживет, нельзя будет держать его в одном доме с Дианой… Ты же понимаешь… Сейчас есть лечебницы…

Сын Николая Борисовича нахмурился.

- Давай не сейчас. Посмотрим. Сейчас главное, чтобы он выкарабкался. Старый придурок…

Отец с силой ударил в стену кулаком.

- И чего ему дома не сиделось…

- Ну, Олеженька… ну… - мама взяла его за руку, - врачи здесь очень хорошие. Будем надеяться.



В этот вечер, в доме было тихо. Мать, перенервничав, легла спать. Отец сидел на кухне перед телевизором. Перед ним стояла бутылка коньяка. Не то, чтобы он часто выпивал… просто сегодня ему надо было снять стресс…

Диана зашла в комнату деда. Она еще раз посмотрела на его рисунки. Эта рука с печаткой в виде Микки Мауса… Как он мог догадаться об этом заранее? И все эти рисунки… графики… Она точно уверена – он не сошел с ума… И дата. Он написал ее красным фломастером на ее цветной бумаге желтого цвета… И это сегодня…

В это время, в палате, ее дед бился в лихорадочной истерике. Тело не позволяло ему делать то, что он хочет… Ноги заплетались, и он падал со своей койки. Подходили санитары, укладывали его в кровать.

- Да угомонишься ты, дед, или нет?!

Но он вновь и вновь пытался взять себя в руки и заставить идти. Потому, что он в ответе за мир – пусть даже миру начхать! Он-то знал, что он в ответе! И рвался, сквозь непреодолимое сопротивление собственного беспомощного тела. И вновь оказывался на полу. Пока не подбегали санитары – он полз к двери. Хоть на несколько сантиметров, скользя ладонями по полу. Глаза его цеплялись за часы на стене. День скоро закончится – и что тогда?! Он выигрывал соревнования! Он растил чемпионов! Сколько ребят благодарны ему… и все впустую?! Чтобы вот сейчас взять – и развеять в пыль все, что создано в этом мире? Он не мог этого допустить. Он был должен! Должен! Обязан! И опять на полу…

В это время, Диана забралась в кровать к дедушке. Она знала – все кончено. Если он не доберется до того здания – мир остановится. Диана ровно легла и приготовилась. Никто не прилетит… никто их не спасет… Она сама не знала, что следит глазами за стрелкой часов так же цепко, как ее дед в палате.

Он из последних сил пытался кричать. Все время звал врача… Неповоротливый язык умолял:

- Пус-ите! Вы не-о-и-аете!

Врач ночной смены стоял возле его кровати, скрестив руки на груди.

- Если мы тебя отпустим, дед, ты помрешь через час! Ты понимаешь, или нет?

- Ус-и-те…

Тело совсем обессилело и единственное, что он мог – бессильно плакать под неподъемным одеялом.

- Я ол-ен!

- Ну-ну-ну… угомонись, - похлопал его по плечу молодой доктор и отправился в ординаторскую, смотреть двд.

Глаза деда дергались в такт секундной стрелке. Без одной секунда двенадцать ночи – они замерли. Взгляд помутнел, а страдания на лице разгладились.

В квартире, где лежала Диана, утром раздался звонок. Деда не стало. Мать и отец молча стояли на кухне. Дианин папа обнимал жену, вцепившись за нее кулаками и беззвучно плакал… На кухню, из дедушкиной комнаты, вышла заспанная Диана. Папа даже не заметил ее появления. Мама тихо повернула голову к дочери.

- Мир что, не остановился? – удивилась она.

Отец поднял голову, посмотрел на дочь, всеми силами стараясь сдержать слезы.

- Остановился. Для деда – остановился навсегда.

12 марта 2013 г 15.01.2014

Все права на эту публикацую принадлежат автору и охраняются законом.