Бурса Гл.49 На стажировку

49

Оставалось ещё одно важное дело: отправиться на военно-морской флот, на сорок пять суток, подержаться за автомат, принять присягу и пришить по две желтых лычки на маленький квадратный погон на каждом плече форменки.

Перед отъездом в Крым, на военную стажировку, со мною опять поссорилась моя Мэрилин Монро... извиняюсь Оленька. И капризно надув свои красно-черешневые губки заявила, что провожать меня в армию не придёт.

— Боже! Ну почему я терплю её выходки? Витя, да будь же ты мужчиной! Вырви из сердца эту любовь.

Ведь невооруженным глазом видно, что это именно её прабабка, когда-то в древности, вот так же измывалась над мужиками. Я даже имя её припоминаю... Цирцея, кажется.... Нет, та вроде бы превращала их в свиней, а её прабабка, — скорее всего в баранов....

Опять трясёмся в отечественном ЛАЗе, прозванном в народе “пылесосом”. Вдоль дороги, — пыльные тополя, выжженная солнцем желтая трава. А сверху — выцветшее небо, похожее на выстиранный в хлорке гюйс, и на нём белый блин солнца. Жара.

Не доезжая Симферополя, сворачиваем вправо, в сторону Евпатории.

Проехались улицами этого всесоюзного детского курорта. Не впечатляет; смахивает на крупный райцентр. Выбрались за город и двинулись на северо-восток. Крым здесь похож на каменистую пустыню, по которой там и сям торчат пучки травы и какие-то колючки. Для полноты картины не хватает только верблюдов.

В сорока километрах севернее Евпатории находится далеко врезавшееся в сушу глубокое, солёное, длинное озеро с крутым татарским названием Донузлав, что в переводе означает — Поросячий хвост. Действительно, на карте хорошо видно, что в самом конце оно заворачивается кренделем, как хвост у поросёнка. С морем Донузлав соединён коротким и широким каналом, а берега его почти пустынны, не считая нескольких участков со стороны Евпатории, освоенных военным ведомством.

Мы прибыли на береговую базу бригады десантных кораблей.

Кусок всё той же каменистой пустыни примыкающей к воде, обнесён бетонным забором с декоративным украшением поверху — парочкой рядов колючей проволоки на железных штырях. Вертолётная площадка, металлические ангары, несколько белых кубиков и параллелепипедов одно и двухэтажных железобетонных зданий, асфальтовые дорожки; и между всем этим понатыканы хилые светло-зелёные туи.

Широкая бетонная полоса причальной стенки тянется вдоль берега, а от неё уходят в озеро плавучие пирсы, составленные из металлических понтонов, поставленных на мёртвые якоря.

В одном углу базы стоит несамоходная плавмастерская; за нею, у другого пирса, два средних десантных корабля — СДК. Посредине пирсы пустые, а в дальнем углу, кормой к стенке, стоят с отданными якорями два устаревших эскадренных миноносца, постройки пятидесятых годов; и за ними большой десантный корабль, похожий на обыкновенный сухогруз, только покрашенный серой краской.

Вся остальная бригада — в Средиземном море, в Мерсаматрухе и Александрии, — в дружественном нам Египте.

Американцы держали в тех водах свой шестой флот, а мы — Средиземноморскую эскадру, составленную из кораблей Северного и Черноморского флотов. Надводные корабли были в основном с Чёрного моря, а атомные подводные лодки, — с Севера.

Эти старые подводные лодки имели у нас неофициальное название — “раскладушки”, а янки звали их “ревущими коровами”. И вправду, когда такая “корова” выходила из Кольского залива и брела себе по океану на пастбище в Средиземное море, то шум винтов её, наверное, был слышен аж на той стороне, — возле Нью-Йорка и Бостона.

Ну да не царское это дело, — ковыряться в носу... у Америки, в смысле подкрадываться к берегам вероятного противника. У старушек была другая задача,— ковырять крылатыми ракетами палубы американских авианосцев, — а пускай не летают! Для этого нужно было всплыть, когда надо, выдвинуть на палубу из шахт контейнеры с крылатыми ракетами и пальнуть. И все дела. Нырнуть, по расчётам Генштаба, они уже просто не успевали....

Тогда, в глупой и прекрасной юности, мне нравились все эти дела, — сотрясания стали, воды, воздуха и нервов; я гордился своей могучей Родиной, и из меня прямо таки пёр квасной патриотизм. Когда я стал постарше, то мне уже было жаль впустую растраченных: огромной кучи денег и сырья, не считая конечно зарплаты работников и прибыли работодателей, (у нас только символической зарплаты работников).

А сейчас вот, в последнее время, мне приходит вдруг в голову мысль....

— Опытные дрессировщики животных говорят, что чаще всего им наносят болезненные раны не тигры со львами, а... обезьяны.

Я не хочу обидеть обезьян, но думать о том, что человек произошел от обезьяны, мне тоже не хочется. Даже сам сэр Чарльз Дарвин и тот, под старость лет, в этом сильно засомневался.

Мне больше хочется верить, что нашими общими прародителями были дедушка Адам и бабушка Ева. И значит мы все родственники.

А если это так, тогда зачем же нам гоняться друг за дружкой на подводных лодках, разгуливать по супермаркетам, обвешавшись взрывчаткой и сыпать друг другу в борщ, щи, гамбургеры, шашлык и плов белый порошок с вирусами? Ведь мы же все родные братья?!..

Однако мы опять отклонились от темы.

Толик Орловский, я, Миша и Саша Кузнецовы, в общем вся помидорная компания образца 1970 года, попали служить на средний десантный корабль — СДК. Кораблик этот был размерами с СРТМ; с надстройкой и якорем на корме, и имел на вооружении в носовой и кормовой башнях по спаренному зенитному автомату, способному пулять по две тысячи выстрелов в минуту из каждого ствола. Кроме того, чтобы облегчить высадку на берег четырём танкам и роте морских пехотинцев, которых на ученьях и в боевых условиях он возит на себе, можно было пальнуть из двух современных многоствольных “катюш”, установленных на палубе. (Сейчас их любят обзывать “Градами” и “Ураганами”). Правда служившие на СДК ребята говорили, что делать это нежелательно, так как после такой стрельбы приходится красить заново весь пароход.

Высадка должна была происходить так. Корабль приближается к берегу, желательно песчаному и с пологим дном, сбрасывает с кормы якорь и выскакивает на мель. Раскрывает, как устрица, на две половинки свой нос, опускает, как сходню, на дно аппарель и по ней танки и морпехи съезжают и сбегают в воду.

Если корабль не подобьют с берега, и если удастся ему стащить самого себя якорем с мели, то он уходит за следующим десантом, а если нет, — команда берёт в руки автоматы и присоединяется к морским пехотинцам.

Но всё это мог сделать наш кораблик так сказать теоретически. А в то, настоящее время, вернее прошедшее, он был не на ходу, — возникли некоторые технические проблемы в БЧ-5 , куда мы и были зачислены служить. Если конкретно, то захандрила пневмомуфта, через которую передаётся вращение от главного двигателя на винт корабля.

Так что краткосрочная военная служба наша, похоже, должна была пройти,.. не отходя от причала.

С матросами у нас сразу же наладились хорошие отношения, с офицерами корабля мы практически не общались, а с мичманом-сверхсрочником — заместителем командира БЧ-5 и нашим непосредственным начальником, был установлен нейтралитет, — ни он нас, ни мы его не трогали.

И вообще, служба нам нравилась, и хоть свобода была ограничена воинским уставом жестче, чем в мореходке, зато своеобразная её экзотика компенсировала это неудобство.



-----------------------
БЧ-5 - боевая, энергетическая часть корабля.



Продолжение следует. 02.01.2014

Все права на эту публикацую принадлежат автору и охраняются законом.