Бурса гл.40 Лас-Пальмас

40

Через несколько дней, после моего возвращения из Херсона, мы ушли в Севастополь, и встали, наконец у причала, в родной Камышовой бухте. Начали готовиться к новому рейсу.

В машинной команде “Малахова кургана” пошли изменения и перемещения. Валера Котляров ушел в отпуск, за ним списались с судна Димка и Вася. Димке за чем-то нужно было срочно домой, в Ростов, а на Ваську напала хандра. Он заявил, что море ему наскучило и начал уговаривать меня, после мореходки, поступать с ним в Киевский институт гражданской авиации. Там, мол, у него дядька преподает, и мы запросто попадём в студенты.

Для меня это было уже слишком круто; я и к морю то не успел привыкнуть, а тут на тебе — в лётчики. Я вежливо отказался.

Остался я один, из курсантов мореходки, на весь “Малахов курган”.

С новым напарником по каюте и вахте, — Ваней Роднёнком, мы сразу сдружились. Хоть он был и гораздо старше меня, но папу из себя не корчил, не командовал и не учил жить.

Вместо ушедшего в отпуск старшего механика появился новый, молодой “дед”, идущий в рейс, наверное, впервые в этом качестве. Спортивного вида парень, в как теперь говорят фирмовом прикиде: в новых джинсах, модной рубашке и туфлях, не вынимая изо рта жевательной резинки прогулялся по машине, равнодушно слушая пояснения сопровождавшего его второго механика. Обойдя машинное отделение, и так ни с кем и не поздоровавшись, новый начальник вернулся к себе в каюту. Мы поняли: мужик пришел делать себе карьеру, и скоро мы будем плакать за своим добрым старым “дедушкой”.

.....................

И снова нос “Малахова кургана” рассекает волны Эгейского моря. На этот раз погода выдалась свежей. Разбойник-ветер свистит по-хулигански в антеннах и снастях мачт; высокие тёмно-синие водяные валы, с белопенными заворачивающимися гребнями, гонятся за нашей кормой. Вот недалеко от борта проносится, то опускаясь в глубокую яму то взлетая высоко вверх, разноцветный полосатый надувной матрац. Наверное, море утащило его с пляжа, у какого-нибудь раззявы-туриста, наигралось им и теперь рассердившись за что-то швыряет с волны на волну, как капризный ребёнок надоевшую игрушку....

Ночь, вернее раннее-раннее утро, три часа сорок пять минут. Нас с Иваном только что растолкал моторист предыдущей вахты, но мы ещё не совсем проснулись. Кряхтя, зевая и потягиваясь, с отвращением влезаем в робу, выволакиваемся из каюты, бредём по коридору, отпираем задрайки двери ведущей из надстройки на палубу и оказываемся на свежем воздухе. Навалившись грудью на фальшборт, смотрим на чёрную маслянистую воду бегущую вдоль корпуса судна. Быстро, торопливыми затяжками докуриваем сигареты и бросаем “бычки” за борт. Провожаем взглядом две красные точки пока они не гаснут коснувшись воды.

С сожалением, заходим снова в надстройку и возвращаемся назад по коридору. Почти напротив нашей каюты дверь в машинное отделение; открываем её и окунаемся в шум и грохот механизмов, в тёплый и плотный воздух, пахнущий машинным маслом и дизельным топливом. Осматриваем каждый своё, закреплённое за ним оборудование и так обходя его сверху вниз спускаемся на нижний ярус машинного отделения.

Осмотрев и здесь каждый своё “хозяйство” и получив от сменщиков информацию о состоянии дел, отпускаем их, а сами усаживаемся, с куском ветоши в руке, на клапанную коробку. Одним глазом дремлем, а другим, через неплотно сомкнутые веки, наблюдаем за “патроном”. Александр Иваныч принял вахту у второго механика и теперь, повернувшись к нам своей могучей спиной, плотно обтянутой синей майкой, чего-то там пишет в вахтенном журнале. Пока он его заполняет, мы можем ещё немножко подремать.

Но вот он ложит ручку, потягивается и начинает, как медведь, тереться о трап, под которым находится прикреплённая к выгородке рефотделения конторка. Внимание! Теперь нужно изобразить служебное рвение. Мы с Иваном вскакиваем и с умным видом на сонных физиономиях начинаем преувеличенно усердно протирать стёкла манометров и всё остальное, что попадается под руку. Фокус удался. Шеф, видя, что народ занят чем-то полезным, пока оставляет нас в покое и не озадачивает какой-нибудь никому не нужной работой.

Полчаса проходят спокойно. Наконец Александр Иванович подзывает нас жестом к себе и, стараясь перекричать шум дизелей, заявляет:

— Хорош сачковать! Будем чистить топливный сепаратор.

Мы отсоединяем трубки и вскрываем крышку этой, очищающей топливо от воды и механических примесей, машины. Откручиваем стопорную гайку, снимаем с барабана тонкие металлические тарелки, моем их в солярке и, внимательно следя чтобы не перепутать местами, вновь устанавливаем их на барабан. За этим занятием и проходит почти вся вахта.

Пока механик с Иваном заканчивают сборку сепаратора, я подготавливаю машинное отделение к сдаче следующей смене. Перекачиваю насосом из запасных танков топливо в расходные цистерны. Доливаю масло в маслёнки громадных выпускных клапанов главных двигателей, (добрых полведра уходит). Затем в лубрикаторы — многоплунжерные насосы, впрыскивающие с большим давлением внутрь цилиндров масло, размазываемое по зеркальным стенкам маслосъёмными кольцами огромных чугунных поршней (с меня ростом), скользящих вверх и вниз. Откачиваю через сепаратор трюмных вод жидкость, скопившуюся в льялах и, наконец, навожу красоту — вытираю потёки масла и топлива на двигателях, насосах и пайолах. Вообще-то у последнего моего действия есть шутливое определение: “Приборка — это размазывание грязи по машинному отделению более тонким слоем”.

Ну, всё! На часах висящих над конторкой стрелки показывают 07.40. Пора бежать наверх будить сменщиков, хотя они, скорее всего, уже дожевывают бутерброды и допивают чай на камбузе.

В 08.00, передав свои обязанности вахте четвёртого механика, покидаем машинное отделение, моемся в душевой и идём завтракать.

После еды перекуриваем на корме и возвращаемся в каюту. Теперь бы самое время завалиться поспать до обеда, но имеются некоторые технические трудности. Дело в том, что как раз сегодня в 09.00 наша судовая врачиха вместе со старпомом производит еженедельный осмотр жилых помещений на предмет чистоты и гигиены.

Мы плотно задёргиваем шторы на нашей двухъярусной койке, чтобы не были видны смятые, не первой свежести простыни, и усаживаемся у раскрытой настежь двери своей каюты с тряпками в руках наготове. Завидев, направляющихся по коридору к нам, старшего помощника и докторшу, начинаем усердно натирать медный комингс внизу дверного проёма.

— Вот молодцы мальчики уже прибрались, тут можно и не проверять, — говорит врачиха и они, не заходя к нам, проходят дальше, а мы захлопываем дверь, бросаем в угол тряпки, падаем в люльки и мгновенно засыпаем.

“Малахов курган” скатившись как с горки по глобусу с севера на юг, на траверзе южной оконечности материковой Греции круто повернул на запад, прошел между Мальтой и Сицилией, и оставив за кормой Пантеллерию — самый южный остров Италии направился вдоль африканского берега Средиземного моря в сторону Гибралтарского пролива.

Монотонно и однообразно, вахта за вахтой меняются дни и ночи. Каждое утро за завтраком, на десерт, судовая радиотрансляция угощает нас сообщением об очередном количестве миль пройденных за сутки. А примерно каждые два дня, вечером за ужином, та же громкоговорящая связь напоминает о том, что после полуночи стрелки всех судовых часов должны быть переведены на один час назад. Это означает что вахта старпома на ходовом мостике и вахта второго механика в машине “отрулят” девять ночных смен в одну сторону по пять часов, а в обратную по три.

Не смотря на серость жизни настроение у всех приподнятое. Наконец-то береговое начальство соблаговолило разрешить нам заход в порт беспошлинной торговли — Лас-Пальмас-де-Гран Канариа и народ, готовясь к отовариванию, с энтузиазмом составляет личные бизнес-планы и берёт повышенные обязательства снабдить соотечественников третьесортным заграничным барахлом.

Довольно-таки приятное это занятие, доложу я Вам.

...........................

Гран Канариа — самый большой из Канарских островов, здорово-таки похож на южный берег Крыма, а сам город Лас-Пальмас — на нашу красавицу Ялту. Точно так же уютно расположился он в ложбине у берега на фоне невысоких гор.

Вокруг стоящего на рейде “Малахова кургана” гоняет на моторке мужик и задрав вверх голову орёт что есть мочи:

— Бронза чейндж!

На дне лодки стоит демонстративно открытый ящик, из которого аппетитно торчат головки разноцветных бутылок с горячительными напитками.

Наверное, агент местной заготконторы цветных металлов.

— Напрасно стараешься, голубчик. Ну, какой дурак спустит тебе на шкерте бронзовый или латунный клапан? Ведь не папуасы же мы какие-нибудь чтобы менять стратегическое сырьё на Ваше, похожее на отечественную бормотуху, подозрительно зелёного цвета “казино”. Руссо маринеро — облико морале! И вообще, не видишь что ли, вон на крыле мостика маячит товарищ замполит. Так что давай, греби отсюда со своим пойлом, не трави душу.

Канары — любимое место отдыха скандинавов: датчан, шведов, норвежцев. Среднегодовая температура воздуха и воды на курорте — плюс двадцать пять градусов по Цельсию. Для северян это как раз то что надо — не холодно и не жарко.

Мы, конечно же, не скандинавы, не интуристы расслабившиеся на тёплом солнышке. Мы — люди занятые, казённые; у нас на всё про всё три часа увольнения на берег, и денег в кармане столько,... что просто неприлично называть сумму. Поэтому в шикарные супермаркеты мы не идём. Наши магазинчики: “Космос”, “Аврора”, “Октябрь”, “Одесса”,... — вот они, рядышком, недалеко от порта.

Я покупаю маме и себе нейлоновые пальто, сёстрам мотки “королевского” мохера на кофты, зятьям по зонт-трости; на сдачу получаю ещё с десяток газовых косынок. Ну, вот вроде бы и всё. Песеты все истрачены, теперь можно и на город поглазеть.

Ну что сказать: город как город, очень даже симпатичный; ни то испанская Ялта, ни то канарские Сочи, курорт одним словом.

А местные девчонки, какие! Маленькие, изящные, с точёнными фигурками, черноглазые, черноволосые; ну точь в точь наши украиночки или молдаваночки. Классные девчонки!

Ну, вот и всё. За кормой удаляются гористые Канары, а в небе над нами, снижаясь идёт на посадку очередная “каравелла” с богатыми туристами на борту. Ну что же, каждому своё: им отдыхать, нам — возить рыбу в закрома Родины.



----------------------------
льяла - пространство между пайолами и днищем.
шкерт - тонкая верёвка.
"каравелла" - пассажирский авиалайнер.




Продолжение следует. 19.12.2013

Все права на эту публикацую принадлежат автору и охраняются законом.