Написать автору
За последние 10 дней эту публикацию прочитали
23.11.2024 | 0 чел. |
22.11.2024 | 0 чел. |
21.11.2024 | 0 чел. |
20.11.2024 | 0 чел. |
19.11.2024 | 0 чел. |
18.11.2024 | 0 чел. |
17.11.2024 | 1 чел. |
16.11.2024 | 0 чел. |
15.11.2024 | 0 чел. |
14.11.2024 | 0 чел. |
Привлечь внимание читателей
Добавить в список "Рекомендуем прочитать".
Добавить в список "Рекомендуем прочитать".
Методология справедливого тарифообразования
.Борьба за справедливость – одно из любимейших занятий человека прямоходящего с тех пор, как стал он разумным. Замечательна эта деятельность уже тем, что неисчерпаема, поскольку, во-первых, нет единого для всех критерия обозначенной категории, и то, что несправедливо с точки зрения донора, реципиент воспринимает, как должное, во-вторых, ни один реципиент, даже отобрав нечто у донора (лично у конкретного человека или используя общественные институции у многих по чуть-чуть), на всю жизнь насытиться не может и отсутствие в дальнейшем подношений себе уже воспринимает как несправедливость, тот же индивид, у кого кусок отобрали, всегда почитает себя незаслуженно обиженным. Вот почему под лозунгом борьбы за справедливость с древнейших времён шли кровавые войны и вспыхивали беспощадные (как, впрочем, и бессмысленные) бунты, когда же цивилизация коснулась людских социумов, и, прежде чем грабить либо резать, обиженные стали сбиваться в политические партии, борьба именно за эту добродетель легла, так или иначе, в основу любой партийной программы.
Элла Марковна Бобикова ни в какую партию вступать не собиралась по той причине, что быть рядовым её членом считала ниже своего достоинства, а на то, чтобы возглавить какое-либо объединение, или создать своё, не было у женщины ни средств, ни связей, ни достаточного количества подлости и хитрости. Но борьбой за справедливость везде, куда бы ни забрасывала её судьба, была просто одержима, возможно, поэтому вынуждена была уйти на заслуженный отдых аккурат по достижении пятидесятипятилетнего возраста, значительно облегчив своим уходом жизнь не только непосредственному начальству, но и большинству равных себе сослуживцев.
Получив в своё распоряжение уйму свободного времени, не старая энергичная женщина обратила, наконец, внимание на дом № 36 по улице Стахановцев, в котором проживала, называемый в отчетности жилищно-строительным кооперативом «Рассвет». Информацию о всякого рода несправедливостях можно было черпать, слушая восседавших на приподъездных скамьях женщин, которых Элла Марковна называла привычно «бабушками», хотя были они старше её не на много – самое большее – лет на двадцать. Эти заседательницы переняли славную традицию своих предшественниц, занимавших те же скамьи ещё во времена заселения девятиэтажного дома, и к настоящему времени ушедших в мир иной по причине невозможности человеческого организма поддерживать свою жизнедеятельность вечно. После широко известных событий в большой украинской политике, такие заседания, с лёгкой руки кооперативного сантехника, стали называть «коалициями» - и совершенно обоснованно, ибо потоками словесных испражнений, интриганством и язвительностью не уступали дворовые «коалицианты» более высокооплачиваемым своим «коллегам», разве что до рукоприкладства во дворе не доходило.
«Пробой пера» восстановить законные права соседей по дому на спокойное проживание стала попытка ликвидировать обосновавшееся на одной шестнадцатой части подвальной площади неопознанное никем производство. Над этим спорным местом располагались две квартиры, лет десять назад проданные и с соблюдением всех процедур и выведенные новыми хозяевами из жилого фонда – теперь там работал салон красоты. Но пространство под малым предприятием было также отделено от остальной площади подвального помещения. Что там было – никому не известно, вот только по утрам сходился туда (верно, на работу) персонал, а по вечерам уходили работники домой. На вопросы наёмные рабочие не отвечали, в редких случаях, когда старожилам удавалось переброситься парой слов с более высоким производственным начальством, фигурировали расплывчатые намёки на производство накладных для красавиц ногтей, однако устоявшийся запах ацетона, не выводимый на верх даже при помощи прикреплённой к стене трубы вытяжки, ведущей до самой крыши, наводил на подозрение в производстве продукции куда более рентабельной, но, соответственно, менее законной. Осведомленные жильцы в разговорах всё равно продолжали называть цех «когтеварней», при этом загадочно подмигивая друг другу. Молодая пенсионерка в одиночку или в сопровождении самых смелых из «коалиции» несколько раз пыталась войти в ту из дверей входа в нежилой фонд, куда ходили работать не визажисты – каждый раз здоровенный верзила, стоявший по внутреннюю сторону двери не грубо, но уверенно оттеснял не в меру любопытных незваных гостей. Уже после третьей попытки проникновения на чужую собственность под вечер в квартиру правдоискательницы позвонили – женщина, не ждавшая к себе никого, машинально глянула в глазок и остолбенела: непонятным образом пройдя закрытую дверь подъезда с домофоном, на лестничной клетке стоял спортивного вида парень в спортивном же костюме и с бейсбольной битой в руках. Элла Марковна в ужасе не могла оторваться от глазка. Атлет постоял несколько минут возле двери, ритмично похлопывая битой по ладони правой руки (видимо, был визитёр левшою), потом погрозил в сторону двери указательным пальцем и вальяжно сошел по лестнице вниз. Прекрасно понимая, что ей в этом доме ещё жить, а милиционера для круглосуточной охраны всё равно не приставят, женщина, будучи не менее разумной, чем справедливой, от борьбы за чистый воздух решила временно отказаться. Но неуёмная страсть к добрым делам не переставала подталкивать представительницу номинально слабого пола к новым подвигам.
В недалёком прошлом украинский парламент конституционным большинством голосов принял закон о сверхсрочном запрете игорного бизнеса. Что подвигло народных заступников на действия решительные – у аналитиков ещё не сложилось единого мнения – может, забота о нравственности, может, дешёвый пиар, а, вполне возможно – лоббирование интересов российских магнатов того же направления деятельности – принятие закона странным образом совпало со вступлением в силу аналогичного запрета на просторах сопредельной державы. Все эти споры не стоят выеденного яйца, ибо задаваться нужно было не стратегическим вопросом «кому выгодно?», а тактическим «кто не в накладе?». Не в убытке были крупные операторы игорного бизнеса, уведя его в виртуальное пространство: ведь в законе, запрещавшем использование игровых автоматов, ничего не было сказано о компьютерных программах, один в один повторяющих на мониторе картинку «однорукого бандита». Так научно-технический прогресс помог людям всяческих похвал и высоких прибылей достойным, сохранить своё, честно нажитое и регулярно приумножаемое, а лудоманам – продолжать самореализовываться в привычный для них способ. Немного потерял государственный бюджет, недополучавший налогов, и те мелкие операторы, кто в бизнесе был не так давно, но, когда речь заходит о материях высших, мелочами лучше не досаждать высоким державным умам. Один из павильонов с запрятанными в «комп» автоматами уютно расположился возле торца уже описанного девятиэтажного дома и открывал двери лишь проверенным клиентам. Вместе с одним из таких и проскочила внутрь отважная женщина, встретив на пути удивлённый взгляд администратора и широкую грудь охранника, который, опять же очень вежливо, практически не прикасаясь к даме, а лишь вытесняя её из зоны подохранного ему заведения, понудил визитёршу выйти наружу. Разгневанная правдоискательница в тот же вечер пошла в сорок восьмую квартиру – там со своей семьёй проживала Лариса Звонаренко, работавшая в городской прокуратуре. Услышав возмущённый рассказ соседки, Лариса Васильевна, знавшая, кто является реальным владельцем виртуального казино, без указания фамилий и ведомств, мягко отговорила бойкую истицу от «вваривания» в никому не нужный конфликт, но сумела перенаправить внимание борицы на несправедливость не меньшую, а возможно куда большую, по сути - ущемление человеческих и гражданских прав жильцов дома № 36 по улице Стахановцев. Прямая угроза исходила от председателя кооператива Григория Афанасьевича Остапенко – человека бездушного и черствого, каждый год требовавшего на общем собрании жильцов утверждать повышение тарифов на обслуживание дома и придомовой территории. Ссылался при этом избранный на должность человек на какие-то никому не интересные законы, в которых, якобы, было предусмотрено, повышение минимальной заработной платы, а значит, пропорционально и всех зарплат в тарифной сетке, а также на то, что материалы для текущего ремонта приходится покупать каждый год по более высоким ценам. Нужно быть просто идиотом, да ещё к тому же ненавидеть живущих с тобой по соседству людей, чтобы рассуждать подобным образом. Ведь каждый сведущий избиратель знает из уст своих же избранников высшего уровня, что тарифы следует не повышать, а постоянно снижать, что повышение тарифов – в подавляющем большинстве случаев – результат неприкрытого воровства, и что следует лишь проголосовать за нужного цвета политическую партию, как тарифы чудесным образом сами собой снизятся. И лишь когда средняя по стране заработная плата сравняется с аналогичным показателем цивилизованнейших стран мира – тогда можно, и то не сразу, а постепенно в течение нескольких десятилетий выводить тарифы на уровень, отражающий полную себестоимость оказываемых квартиросъемщикам коммунальных услуг.
Но окончательно изверг-председатель упал в глазах народа, когда замыслил деяние вовсе античеловеческое: заварить люки мусоропроводов, чтобы с целью издевательства, заставить людей достойных самим выносить бытовые отходы в стоящий на улице бак. Вот на что необходимо было обратить внимание любительнице бороться за правду, и это общественное движение снизу ждало своего лидера: зарвавшегося мелкого хозяйственника непременно надлежало угомонить, а ещё лучше – сместить с занимаемой должности – тогда собираемые с жильцов средства можно будет использовать намного эффективнее. На прямое предложение возглавить инициативную группу Элла Марковна, недолго поколебавшись, согласилась.
***
Григорий Афанасьевич Остапенко пришёл на должность председателя жилищно-строительного кооператива «Рассвет» относительно недавно и на момент замещения вакансии был пенсионером молодым. Во времена советские стать председателем, да и вообще войти в состав правления кооператива было делом не только почетным. Большое количество подзаконных актов, принимаемых органами исполнительной власти государства рабочих и крестьян, были направлены на воплощение в жизнь планов партии и народа, не последним из которых стало программное заявление об обеспечении к двухтысячному году жильём всех, в нём нуждающихся. В компетенции правления кооператива было выявление среди свободно организовавшихся граждан лиц, наиболее в расширении жилплощади нуждающихся, а если уж быть совсем точным – выявление среди подавших на расширение заявку тех, чья нужда уже скоро перейдёт все грани и сделает членов семьи несчастного практически бездомными. Последнего в государстве развитого социализма допустить было нельзя, и страждущие, имея на руках решение правления, могли претендовать на высвобождающуюся в кооперативе жилую площадь – в этом случае законному наследнику, если он при жизни горячо любимого родственника не успел, либо не смог к нему прописаться, возвращался денежный пай. Разница между номиналом пая и той рыночной ценой квартиры, которая при социализме не афишировалась, но была в разы выше зафиксированной в документах суммы, по всем рыночным законам должна была в каком-то виде кому-то компенсироваться, но в неподкупности уважаемых среди соседей своих избранников сомнений ни у кого не возникало, равно как и в том, что на очень редко высвобождавшуюся жилплощадь заселялись лишь наиболее остро нуждавшиеся в расширении полезного ареала своего обитания.
Жестокие нравы, воцарившиеся по либерализации рынка недвижимости, сделали, помимо всего прочего, невозможной благотворительность внутри кооперативов: все квартиры, особенно те, что рисковали по причине старости владельца остаться бесхозными, были меркантильными жильцами приватизированы – и это уже не давало возможности старому председателю творить добро, раздавая страждущим необходимое, плюс пожилой возраст достойного человека, а ещё острая необходимость срочного выезда с семьёй на ПМЖ в Германию – все эти причины сделали в девяностых годах вакансию свободной. Лет пять должность занимать никто не хотел, правом подписи злоупотребляли некоторые члены правления – результатом такой бесхозяйственности и стала обосновавшаяся в подвале «когтеварня», заработавшая задолго до того, как в легальном салоне красоты, обосновавшемся над цехом, закончились ремонтные работы. Григорий Афанасьевич как раз на «миллениум» вышел на пенсию в пятьдесят восемь – а до этого он тридцать лет «инженерил» на «почтовом ящике», который каким-то чудом не умер в девяностые, но последнее время существование учреждения и жизнью назвать было трудно – пожилой человек просто «дотягивал» до того возраста, когда его по закону могли отправить на заслуженный отдых. Последние годы уходящего столетия работал некогда стратегический завод максимум три дня в неделю, а это означало, что и зарплатами государство свой интеллектуальный потенциал не баловало, поэтому от предложения занять должность с тогда ещё совсем смешной зарплатой работник умственного труда отказываться не стал. Оформление пенсии, каким бы странным этот факт не казался гражданам развитых стран, принесло заслуженному человеку больший достаток, чем работа на треть ставки на процветавшем во время оно предприятии, но с должности председателя Григорий Афанасьевич уходить не спешил. Во- первых, прибавка какая-никакая, всё же была, а пенсия, хоть и превышала прожиточный минимум, всех возрастающих (в связи с ухудшением в соответствии с возрастом здоровья) потребностей покрыть не могла. К тому же выполнение некоторых работ, классифицируемых как «текущий ремонт дома», председатель, имевший нормальные отношения с нанятой женщиной- бухгалтером, отписывал себе в счёт квартирной платы. А ещё было бы обидно уйти после грандиозной проделанной им и вовсе не оплаченной работы по благоустройству подвала: первый год, еще «досиживая «срок» на своём заводе, Афанасьевич из подвала просто не вылезал, и, конечно, не навёл там идеальный порядок, но, во всяком случае, сделал возможным доступ ко всем узлам водоподачи, слива и обогрева, ликвидировал годами стоявшие «болота», даже организовал для сантехника и электрика рабочее место – сваренный из уголков и покрытый выброшенной кем-то из жильцов во время ремонта дверью настоящий верстак, на котором, впрочем, работавший на четверть ставки сантехник редко наводил порядок, но случись производственной необходимости, рабочее место организовать было можно. Разговор с представителями владельца «когтеварни» у распорядителя подвала был, и, судя по тому факту, что Григорий Афанасьевич поныне здравствует, прошёл не худшим образом, вопрос же о высвобождении нежилой площади больше с тех пор не поднимался. Не в последнюю очередь для того, чтобы отмежеваться от незарегистрированных, но надёжно «крышуемых» квазипроизводственных мощностей, но главное - с целью уменьшить сборы со всех жильцов, в подвале был установлен счётчик воды на весь дом (с тех пор оплата за водоснабжение каждым жильцом устанавливалась не нормативами, а фактически потреблённым количеством жидкости, которое устанавливалось путём деления показаний счётчика на общее количество всех прописанных в доме людей. Следует отметить, что речь идет о девяностых годах, когда установка водомеров в каждой квартире ещё не практиковалась). Ещё установлен был счётчик тепла, что позволяло жильцам сэкономить, уйдя от немного, но всё же завышенного норматива, на главной части квартирной платы – отоплении, летом же обитатели дома номер 36 за отопление вообще не платили. Деньги на покупку и установку контрольно-измерительного оборудования собирались со всех жильцов наличными под запись, поэтому радости от грядущей экономии в момент складчины было мало, многие называли председателя «вымогателем», вычитав где-то или услышав от непонятной сортности правозащитников, что такие вложения в домохозяйство обязаны делать государственные институции. Григорий Афанасьевич, вначале пытался объяснять жильцам очевидное но, проработав на должности чуть больше года, сделал вывод, что спорить с людьми, знающими всё о своих правах и не желающими слышать об обязанностях – все равно, что пытаться перекричать телевизор - и не спорил. Нормативную базу ему также доводилось изучать, но , пообращавшись в кругах околокоммунальных, управдом очень быстро понял, что выражение «имеет право», вовсе не означает, что обозначенный субъект положенное ему по закону получит, за деньги же услуга предоставляется достаточно быстро, да и суммы, если разложить их на всех ответственных квартиросъёмщиков, не были убийственными для семейных бюджетов. Это в лучшую сторону отличало новые времена от времён советских, когда можно было деньги иметь, а товаров или услуг взамен ожидать довольно долго – если, разумеется, не было у человека выхода на людей влиятельных. Во времена «антисоветские» «блат» также не исчез, но выражался он теперь в своевременных выплатах положенного по закону людям «своим». Председатель кооператива «Рассвет» Остапенко для номенклатурщиков даже самого низкого пошиба «своим» никогда не был. Но, почитая этикет, заведенный среди управленцев его уровня, властные кабинеты обивал неустанно, поскольку тарифы не включают в себя расходов на капитальный ремонт зданий и сооружений, а это значит, что высоким чиновникам, обременённым заботами о державе и, вследствие этого, забывчивым, о людях маленьких с их того же калибра же проблемами постоянно надлежит напоминать. Годы неожиданных революционных потрясений привнесли некоторую сумятицу в сложившуюся десятилетиями систему расстановки кадров среднего звена, что ни коим образом не говорит о том, что у управленцев появились политические убеждения – заподозрить в этом честных номенклатурщиков было бы аморально. Просто те, кто по рождению и воле судьбы размещались в общегосударственной пирамиде выше их, вдруг почему-то решили, что, чем ползти медленным черепашьим шагом, повышая свою значимость на один, максимум два шага за поколение, было бы выгоднее ухватиться за поручни летящей вверх на волне популизма партии. Встряска на высшем уровне вызвала некое движение и среди низовой чиновничьей братии, однако в областях Восточной Украины уже через полтора года после возникшей было оранжевой проблемы всё вернулось к норме, хотя некоторые обитатели кабинетов и перекрашивали цвет партийных билетов дважды. Видимо, много денежных средств уходило на борьбу за души и голоса людей, поскольку во времена смутные хождение Григория Афанасьевича «в чиновники» и даже вступление в разные партии не приносило кооперативу большой выгоды: один из депутатов горсовета бело-голубого лагеря на остальные свои деньги (которые непременно должно было потратить на народ до очередных выборов, иначе строгий горфинотдел вернул бы невостребованную часть суммы в городской бюджет) установил на входе в один из четырех подъездов дверь с кодовым механическим замком – последний всё время заедал, и дверь уже через год была заменена новой, с домофоном, установленной на деньги, собранные самими жильцами. От лагеря помаранчевого долго оставалась в служебной комнате бумага для заметок, ручки и прочие канцелярские принадлежности с партийной символикой. На этом фоне просто царским подарком выглядело финансирования ещё до всяческих революций райисполкомом половины стоимости капремонта крыши над одним из четырёх подъездов – вторую половину кооператив оплатил из своих, «подкожных». В капитальном ремонте нуждалась вся крыша, особенно подъезд номер три, но изыскать такую сумму было не по средствам кооперативу, и начальство, всегда с открытой душой выслушивавшее наболевшие проблемы собственников жилья, как дело доходило до финансирования, как правило, переносило решение вопроса на потом. Афанасьевич прекрасно понимал бедственное состояние жильцов верхних этажей об этом ему каждый понедельник (в часы приёма) талдычили возмущённые соседи сверху, но сделать ничего не мог – начинать работы, не имея полной суммы(или хотя бы восьмидесяти процентов) не было смысла. Некоторые из несчастных прямо говорили, что в собственности кооператива есть служебная однокомнатная квартира, которую неплохо бы продать, и на вырученные деньги произвести ремонт не только кровли, а и других вопиющих об этом частей здания. На необходимость произвести операцию с недвижимостью намекали и жители других этажей, хотя они были убеждены, что внезапно появившуюся прибыль следовало бы в таком случае разделить между ответственными квартиросъёмщиками (а ныне поголовно собственниками) пропорционально общей площади квартир. Но председатель знал, что проделать саму операцию юридически невозможно, поскольку выступавшая раздражающим фактором квартира не была собственностью кооператива, а предоставлялась городом для служебного пользования, и в том случае, если кооператив от «служебки» откажется, её могут, разумеется, и перевести в жилой фонд и продать, но делать это, а соответственно и распоряжаться вырученными деньгами, будет уже город в лице той организации, какую сам уполномочит. Самым цивилизованным выходом было бы постепенно повышать тарифы с тем, чтобы накопить хотя бы небольшую часть средств на ремонт, остальное можно было бы взять в кредит – но на его погашение также нужны деньги. Но даже с повышением тарифов до размеров, необходимых для выплаты зарплат всему персоналу были проблемы: каждый год во время отчётно-выборного собрания с трудом удавалось протянуть непопулярное решение. Попытки объяснить, что, избрав приоритетом низкий тариф следует безоговорочно принять низкое же качество обслуживания, если же решено содержать дом на должном уровне, то рано или поздно необходимо будет смириться с дополнительными вложениями, успеха не имели, и на время утверждения новых тарифов все «коалиции» объединялись против общего врага. Имея совковую закваску и лужёные партийные глотки, да ещё подогретые по нескольку раз в неделю идущими по разным каналам «ток-шоу», в которых все без исключения говорящие головы политиков провозглашали необходимость отстаивать свои честь и достоинство, а они для людей достойных заключались в возможности не платить за предоставленные услуги – «бабушки» любое собрание начинали с хамских «наездов» на управдома. Особенно злобствовали и жаловались на жизнь те несчастные старухи, что жили одиноко в трёхкомнатных квартирах и не могли оформить госсубсидию на всю находящуюся в их собственности жилплощадь. Один раз попытался было сказать Афанасьевич самой рьяной из них Варваре Петровне Ляховой, что квартиру она всё равно завещает сыну Александру (тот был совладельцем сети строительных супермаркетов и проживал с семьёй в Киеве), так пусть бы потенциальный наследник и доплачивал, дай бог ещё побольше лет, эти копейки – так с беднягой сделалась истерика, и, если бы не напавшая нежданно одышка, бедная мать богатого человека наверняка бы ухватила нелюдя -председателя за горло. За семейным достоянием принято у малороссов смотреть в оба и ни копейки не растрачивать зря, а то, что сын несчастной выбился в люди, ещё не лишает пожилую женщину права получать от государства подаяние в любой форме. Вопрос с капремонтом крыши так и оставался открытым, но гораздо острее встала перед кооперативом «Рассвет» другая проблема, а именно – отсутствие человека на должность дворника. В годы девяностые, когда обнищавшее население радовалось любой копейке, проблем не было, потом в течение пяти лет была оформлена со слабым здоровьем соседка по подъезду, которой не хватало для начисления пенсии трудового стажа. За неё работу выполнял муж – отставной майор, выполнял добросовестно, и претензий к его работе не было никаких. Но женщина уволилась в тот самый день, когда набрала положенный срок своей выслуги, и вот с тех пор с наймом дворников постоянно были проблемы. Очень долго на входах во все подъезды висели объявления о том, что кооперативу срочно нужен дворник. Последним был принят по рекомендации работницы прокуратуры Звонаренко уволенный недавно из ЖЭКа некий Пётр Диденко сорока двух лет, который первые две надели действительно работал за троих, но потом ушёл в долгий запой, в продолжение которого председатель, не уволив работника, не мог нанимать нового, и убирал сам. Вернувшийся к активной трудовой деятельности рабочий заверил руководителя, что такого больше не повторится и в знак признательности за прощённое нарушение трудовой дисциплины вымел сор под всеми балконами даже с тыльной стороны дома. Но трезвость клинически не могла стать нормой жизни Диденко, и уже после пятого запоя председатель пьяницу рассчитал. Однако, протрезвев, на работу нарушитель дисциплины явился не один, а в сопровождении Звонаренко, последняя показала копию иска о восстановлении на работе, поданного в районный административный суд, но, ещё хуже – работница прокуратуры лично встречала каждого, кого пытался нанимать председатель, и обрисовывала ситуацию с непривлекательной стороны так, что кандидат за такую маленькую зарплату просто не хотел ввязываться во внутренние дела этой «вороньей слободки». В связи с повышением уровня пенсий и даже зарплат, работа дворника действительно перестала привлекать соискателей. В домах, оснащенных мусоропроводами, к уборке территории добавляется среди должностных обязанностей ещё и выгрузка мусора из бункера внутри дома. Эта операция, возможно, и не самая трудоёмкая, но, безусловно, самая неприятная. В соседних девятиэтажках, также домах кооперативных, проблему решили кардинально: во исполнение постановления общего собрания, люки мусоропроводов на всех этажах во всех подъездах были заварены электросваркой. Это облегчило, а, стало быть, удешевило работу нанимаемых дворников, к тому же из подъезда постепенно ушел неприятный запах помойки, поскольку, как ни оберегай чистоту бункера для мусора, нет гарантий, что очередной затейник не выбросит в мусоропровод протухшую рыбу или не сольёт туда прошлогодний борщ. Последовать примеру соседей собирался- было управхоз «Рассвета», но начинание встретило настолько ожесточённое сопротивление, будто предложил председатель повысить тарифы до экономически обоснованного уровня. Возглавила движение за народные права гражданка Бобикова, совсем недавно вышедшая на пенсию, и, надо сказать, в борьбе с антинародным председательским режимом преуспела изрядно. Борющиеся за своё право жильцы под руководством нового лидера не только заставили председателя открыть для народа путь к светлому будущему, воплощенному в мусорном бункере, подрезав закрученные и заклёпанные болты, сжимавшие вместе лопасти люков мусоропровода. Ещё была создана специальная комиссия для расследования предполагаемых злоупотреблений в процессе пользования общественными деньгами, куда, кроме Эллы Марковны, вошла на постоянной основе оскорблённая в лучших чувствах Ляхова, и каждый день в качестве то ли понятого, то ли свидетеля, брали ещё как минимум одну из заскучавших «коалицианток». Была поднята бухгалтерская отчётность за весь предыдущий финансовый год, ошалевшая бухгалтерша каждый день как на работу приходила в «рассветовскую» служебку, которую раньше посещала лишь по понедельникам. Правда, злоупотреблений, тянувших не то, что на уголовную, но даже на административную ответственность комиссия не обнаружила, самое большее, что удалось «нарыть» - закрытие оплаты услуг ЖКХ отработанным по факту временем. Председатель, выполняя те работы, на которые специалистов нужно было нанимать, всегда закрывал наряд на себя лично, что взаимозачётом шло как уплата за квартиру. То же самое делал Григорий Афанасьевич, когда определённые работы выполнял по его просьбе кто-нибудь из жильцов дома. Ещё комиссии стал известен тот факт, что за дни, проведенные Петром Диденко в запоях, когда фактически его обязанности выполнял председатель, последний получал зарплату за дворника, лишая пролетария трудовой копейки. Примечательно, что работы «когтеварни» комиссия не коснулась ни разу.
По мнению защитников своих прав, материала было достаточно, чтобы ставить вопрос о переизбрании должностного лица. Не беда, что на объявленном общем собрании из ста тридцати восьми ответственных квартиросъёмщиков присутствовало всего двадцать, что живущий в пятьдесят девятой квартире Завальнюк с проживающим без прописки сожителем своей соседки Титаренковой пришли прямо из-за стола сильно поддатые и всё порывались набить председателю морду, хотя и не знали точно, за что, а обвинительное заключение, зачитанное в порыве благородной ненависти лично Бобиковой не содержало ни одного пункта, кроме тех, что люди, работавшие на кооператив в той или иной форме получали за это деньги. Секретарь собрания Ляхова признала голосование за недоверие должностному лицу состоявшимся под одобрительный кивок стоявшей в стороне «серым кардиналом» Звонаренко. Григорий Афанасьевич в сердцах выматерил собрание, назвав «коалицианток» «старыми бездонными жопами», бросил на стол ключи вместе с печатью, развернулся и, под выкрики «хамло» и грохот падения под стол Завальнюка, вышел вон из служебки.
Собрание лишний раз показало, что, если организованно бороться за свои права, можно свергнуть даже жесточайшего тирана – не следует, только, быть социально пассивным и сидеть сложа руки, когда рядом царит несправедливость.
***
На волне революционного подъёма то же собрание избрало новым председателем ЖСК «Рассвет» Бобикову Эллу Марковну.
Блаженный миг победы сменился суровыми буднями, и оказалось, что выполнить обязательства довольно непросто – а, обходя жильцов квартир в составе инициативной группы, ещё тогда претендентка на должность поклялась своей честью, что тарифы будут непременно снижены до справедливого уровня, каковое решение и утвердило всё то же пассионарно настроенное собрание. По прошествии двух месяцев выяснилось, что работать даже при отменённой, «завышенной» с точки зрения революционеров цене на обслуживание дома, практически невозможно. За остекление одной разбитой неизвестными подростками фрамуги в подъезде пришлось отдать пришедшему стекольщику пятьдесят гривен, а, осведомлённая Бобикова из финансовой отчетности знала, что аналогичную работу полгода назад прежний председатель проделал сам, принеся целое стекло со свалки (благо, сейчас многие меняют деревянные окна на стеклопакеты) и записал на счет своей квартплаты (а не взял наличных денег) всего двадцатку. За то, чтобы спилить усохшее и готовое в любую минуту завалиться дерево, городские службы совершенно официально требовали полтысячи - и это не считая расходов на согласование с «Зеленстроем», в то время как ушлый Афанасьевич для такой работы нанимал за сотню (опять же не наличными, а зачётом) того своего соседа по этажу, что совсем недавно выехал на заработки в Россию. Сантехник уволился после того, как узнал, что на судьбоносном собрании ему решено было уменьшить зарплату в полтора раза. Сразу найти человека на должность не удалось, а через месяц во втором подъезде случился прорыв трубы – нужно было срочно перекрывать воду на стояке в подвале. Когда обратились по старой памяти к последнему, кто занимал должность, этот бессовестный человек сказал, что меньше, чем за сотню в подвал не пойдёт, а, услыхав, что у председательницы нет с собой такой суммы наличными, не побрезговал взять у неё расписку. Поход в подвал выявил ещё одну неприятность: Григорий Афанасьевич если не каждый день, то, по крайней мере, два раза в неделю пролезал между труб, осматривая санитарно-техническое хозяйство дома – расстояние между земляным полом и нижней плитой первого этажа и расположение труб-«лежаков» не принуждали смотрителя иметь сноровку акробата, но и в парадном костюме там было не развернуться. Оказалось, что недели две назад забитая канализация не пропускала воду в городской коллектор, но наличие бокового аварийного отвода не давало возвращаться отработанной жидкости наверх в квартиры – в подвале впервые за десять лет образовалось болото. При всём этом злополучная крыша над третьим подъездом продолжала протекать, как не прекращались и регулярные Диденкины запои. Всё это было совсем не так, как представляла себе активная общественница в момент своего триумфа. Она мечтала вернуть – хотя бы в отдельно взятом доме – тот пиетет перед представителями коммунальной власти, о котором знала лишь со слов своей мамы, выросшей в романтическое время угара НЭПа и первых пятилеток: тогда управдом действительно был персоной уважаемой. Удивительно, но детство и юность своей мамы она мечтала вернуть больше, чем аналогичный розовый период своей жизни. Одно время среди представителей советской интеллигенции пошла мода воспевать послевоенные коммуналки. Женщина, в собственной интеллигентности никогда не сомневавшаяся, рождённая уже в пятидесятых, с миром этим была отчасти знакома, и в коммуналке своего детства ничего романтического не находила. Самым ярким из воспоминаний было, что, если не проснуться раньше пяти утра и не проскочить в уборную, в шесть придётся не только стоять в очереди со своим стульчаком, рискуя попасть под ехидные взгляды двух проживавших в той же огромной квартире одноклассников, но и пробираться к унитазу и обратно по сантиметровому жидко-грязевому насту. Но коммуналки начала тридцатых – опять же со слов мамы – это было что-то сказочное. Дед Эллы Марковны, хоть и занимал пост в сельскохозяйственном отделе обкома партии, согласно номенклатурной разнарядке на отдельную квартиру права не имел. Но, как говорила мама, достойные люди никогда между собой на кухне или перед местами общего пользования не ругались. На кухне ругалась прислуга, которую, разумеется, тогда этим обидным словом не называли, а очередь в туалет и ванную комнату выстраивалась в соответствии с субординацией глав семейств (в той квартире жили три семьи, и всё людей при должностях). Всякие россказни о недостаче продуктов питания в этот период мудрая мама считала грязными инсинуациями: в Харькове никогда не было проблем с питанием, а семья замначальника идеологического отдела горкома, проживавшая по соседству в квартире изолированной, даже получала, кроме обычных положенных достойным людям пайков, на свою собаку – рыжего кокер-спаниеля Тоби, в котором дети совслужащих души не чаяли, отдельный паёк из мясопродуктов. Управдом Христофор Пантелеймонович в белоснежном полувоенном френче регулярно заходил во все квартиры, расспрашивая жильцов о их трудностях, неполадках в системе водоснабжения и водоотведения, лично проверял исправность и целостность электропроводки, которую тогда заведено было не топить в стенах, а пускать снаружи, накручивая в местах сгибов на беленькие керамические бочонки. Все жалобы жильцов заносились в специальный блокнот и в течение дня неполадки, если вдруг такие обнаруживались, исправлялись специально присланной бригадой рабочих. И это при том, что квартирная плата была просто смешной – её доля в партмаксимуме не превышала, по маминым словам, и трёх процентов. Всего этого сама Элла, разумеется, не видела, но так часто слышала от родного человека, что иногда забывала про свою, с загаженным полом туалета, коммуналку и на полном серьёзе думала, что выросла в тех райских условиях Великого Перелома. Какой неприятный зигзаг сделала судьба прежде, чем дочь влиятельного человека оказалась с маленькой девочкой в коммуналке рангом существенно ниже, мама никогда не говорила, сама Элла склонялась к версии о несчастной неравной любви, не принятой высокопоставленным (по харьковским, разумеется, меркам) тестем. Но дочь свою отец из сердца не вычеркнул и в шестидесятых деньги на кооператив дал. Деньги эти имели источником своего происхождения те же блаженной памяти тридцатые годы, вернее не сами деньги, а то, что в них было после обращено. Это нечто на изгибе эпох никакой ценности ни для кого не представляло, ведь Великий Перелом затронул также и души людей, понудив отказаться от старых верований и предрассудков. Тогда крестьяне, проникшиеся пропагандой городских агитаторов, в массовом порядке отказывались от предметов культа, каковыми в частности являлись изображения святых на иконах и складнях. Бывшие веряне, обращённые старанием идеологов атеизма в веру абсолютно новую, сдавали в массовом порядке то, на что ранее молились – разумеется, не ради денег, а лишь с тем, чтобы доставить удовольствие представителям новой, пришедшей навсегда власти. Приёмщиков в торгсинах интересовали только оклады – оно и не удивительно, ведь для проведения в сжатые сроки индустриализации, молодому государству рабочих и крестьян нужно было новое оборудование, а его жадные капиталисты продавать соглашались исключительно за благородные металлы. Сами же иконы, которых было без счёту, подлежали уничтожению. И вот тогда храбрый дедушка совершил настоящий подвиг, объезжая с проверками подотчётные районы и собирая, дабы сохранить для благодарных потомков, предметы, имевшие как культурную, так и историческую ценность. Случись дедушке быть пойманным за таким занятием, он как минимум поплатился бы должностью, а , возможно, и свободой за либерализм в отношении враждебной клерикальной идеологии, хотя могло бы достойному человеку свезти так, что обвинили б его в простом мародерстве – тогда была ему прямая дорога в тот же лагерь, но уже в качестве элемента «социально близкого». Поэтому о своём подвижничестве ответственный работник не сообщал никому, запрятав спасённое под паркет, и даже верная прислуга Анастасия Степановна, оставшаяся по отъезде партийца с семьёй в эвакуацию в хозяйской квартире, до конца не осознавала, что охраняет в занятом немцами городе.
Со временем жёсткий идеологический контроль ушёл в прошлое, в то же время поднявшееся на волне шестидесятничества мода на религиозность позволила хранилище вскрыть и несколько спасённых шедевров нелегально, а значит, с большим для себя убытком, но всё же продать. Возможно, кабы долежали сохранённые шедевры до сего дня, то быть наследнику активиста состоятельным человеком, но в том- то и дело, что детей у старого партийца было много, а чадолюбие не отрицалось ни новой идеологией, ни старой верой – вот почему практически все иконы разошлись ещё тогда, во времена названные позднее застойными.
Именно таким управдомом, какого знала Элла по рассказам матери – добрым, к достойным людям услужливым, но всё же уважаемым и почти всемогущим – мечтала стать немолодая уже женщина. Но что-то не клеилось в её ещё недавно казавшейся искромётной карьере. Объяснение и аналогичные примеры из прошлого нашла женщина довольно быстро – она принадлежала ещё к читающему поколению, и классику мировой литературы изучала не только по кинофильмам и телепостановкам. Думая о своих в жизни неудачах, вспоминала она выражение благородного человека из Ламанчи о том, что самый страшный грех на земле – неблагодарность. И, хотя фигурой скорее напоминала молодая пенсионерка оруженосца прекраснодушного рыцаря, чувствовала, тем не менее, некую духовную близость с гениально описанным и до сих пор непревзойдённым героем, а главным подтверждением этого было отношение к ним обоим людей звания низкого, коим не суждено войти в историю ни в каком виде. Все её благородные намерения разбивались о стену людского равнодушия, черствости, а главное – неблагодарности. Но, что ж поделаешь – это удел всех незаурядных личностей во все времена.
***
На повестке дня очередного общего собрания членов ЖСК «Рассвет» стояли два вопроса:
1. Увольнение председателя Бобиковой по собственному желанию.
2. Разное.
Невостребованность высоких способностей личности, а также ослабевшее внезапно здоровье заставило немолодую женщину принять решение об уходе с занимаемого поста. Собрание по-человечески бедную Эллу понимало и не стало настаивать на продолжении выполнения непосильных обязанностей.
Временно исполняющим обязанности председателя с правом подписи избрали Ларису Васильевну Звонаренко, проучив женщине с опытом работы с «человеческим фактором» разгребать тяжёлое наследие «остапенского режима». Поднимался также вопрос о злополучной служебной квартире, которую до сих пор нельзя было продать. Но как помещение использовать во благо жильцов – пришла идея, кажется, одновременно многим. Диденко был наконец-то уволен по собственному – теперь кооператив нуждался и в дворнике и в сантехнике. Осведомлённые жильцы дома номер 36 начали вспоминать, что существует ещё традиция нанимать работника-универсала с предоставлением ему жилья. Многие помнили, что по приезде в Харьков согласны были прописаться хоть на койко-место в общаге, а практика советская предоставлять дворникам жильё – довольно здравая идея. Вот только специалисту такому, который бы выполнял все внутренние работы по дому, зарплаты дворника с четвертью ставки сантехника, вероятно, будет маловато. Одна из самых рьяных «коалицианток» Антонина Ивановна Мищенко рассказывала, что её сын, работая в Москве, часто встречался с подобной практикой в столичных домах, причем там селили в квартиру (а порой и в подвальное помещение) в основном выходцев из Средней Азии. Не то, чтобы в белокаменной существует некая градация по национальному признаку наёмных работников. Чванливые москвичи (то есть граждане с постоянной , а не временной регистрацией) не то, что хохлов с таджиками, они даже своих иззаМКАДовских соотечественников почитают людьми низшего сорта, на словах, разумеется, соблюдая нормы новомодной политкорректности и отбрасывая даже намёк на существовании сегрегации в семье некогда братских народов. Но на такую работу скорее возьмут того, чей фенотип имеет ярко выраженные отличия – люди со славянской внешностью могут себя возомнить невесть кем только из-за того, что разрез глаз, акцент или цвет волос не провоцируют ежечасные проверки регистрации. Всё это рассказано было женщиной с целью подвести уважаемое собрание к следующей мысли: если взять человека нации даже на вид отличной, это будет лишь на пользу кооперативу. Пожалела добрая женщина о тех добрых временах, когда можно было купить человека с другим цветом кожи – и это сразу выдавало бы в нём создание, предназначенное для выполнения тяжёлой физической работы. Но председательствующая в корне пресекла даже намёки на расизм, уверив собрание, что немедленно начнёт поиски претендента, коему не боязно будет вверить всё домохозяйство. А чтобы пуще материально заинтересовать наёмного работника, сама согласна поработать на общественных началах, с тем, чтобы этот достойный человек получал достойную зарплату. На этом уважаемое собрание работу свою завершило.
***
Поиски человека на вакантное место исполняющая обязанности председателя кооператива вела по старым добрым традициям методом опроса среди знакомых, в том числе и сослуживцев. Поэтому не удивилась, когда о протекции для своего доброго знакомого с ней заговорил непосредственный начальник, но очень испугалась, узнав о чьём сыне идёт речь. Но руководитель объяснил женщине, что молодой человек совсем не похож на рисуемый в прессе страшный образ «мальчика-мажора», и что проблем у кооператива с обслуживанием жилья не возникнет. Вот только зарегистрировать, хотя бы временно, парня в квартире придётся, но все процедурные вопросы милостиво берёт на себя его отец. Подчинённые не имеют привычки отказывать начальству в настойчивой просьбе, как некогда вдовушки воздыхателю в интимной близости, поэтому молодой наследник знатного рода в тот же день был принят на должность формально дворника в кооперативе «Рассвет». В служебную квартиру он не заселялся, на рабочем месте вообще не появлялся, но все работы по обслуживанию дома велись лучше, чем когда либо: дворничал восстановленный в ЖЭКе Диденко, в те же недели, когда по объективным причинам работник не был в состоянии принять вертикальное положение, на замену присылали другого сотрудника жилищно-эксплаутационного участка. Сантехник и электрик из муниципального предприятия также появлялись оперативно по первому звонку Ларисы Васильевны. Волшебные силы связей сказывались не только на работе по обслуживанию дома и придомовой территории – в юридических дебрях благородное семейство неожиданных покровителей кооператива «Рассвет» ориентировалось не хуже, чем в связях производственных, и уже через месяц товарищество жильцов обрело новое гордое название – объединение совладельцев многоквартирного дома. Статус ОСМД для дома номер 36 два года безуспешно выбивал ещё Остапенко – это давало бы возможность не возмещать НДС на предоставляемые некоторыми организациями бывшему кооперативу услуги. Но параллельно шел ещё один юридический процесс: по прошествии двух месяцев служебная квартира оказалась в статусе ведомственного жилья, в котором молодой, подающий надежды, работник оказался официально прописанным, да при том ещё с молодой женой и новорожденным ребёнком. Было бы бесчеловечно оставлять перспективную семью прозябать в такой тесноте – проявив добрую волю, молодой человек сдал своё служебное жильё городу, на что муниципалитет не мог не ответить взаимностью и выдал достойному гражданину своей страны социальное жильё в недавно введённой в эксплуатацию элитной новостройке (если кто-нибудь сомневался в том, что раздача социального жилья людям достойным не прекращалась никогда, пусть отбросить всякие сомнения: просто в последние годы количество людей, действительно достойных, значительно уменьшилось, но они не перевелись вовсе). Сданную квартиру (теперь под номером 110) получил в соответствии с должностью вновь принятый на работу Пётр Диденко, и за те три месяца, что он формально там был зарегистрирован, квартира оказалась официально приватизирована и продана. Правда, сам Пётр Алексеевич вряд ли сможет поведать кому-либо о тех хитростях, с помощью которых он осуществил юридическое чудо. Единственное, что помнит он о тех благословенных днях - что с деньгами на спиртное проблем не было, а также вновь обретённое начальство не допекало уважающего себя человека такими низкими материями, как соблюдение трудовой дисциплины. Птица удачи вырвалась из его рук в тот момент, как поставил Диденко дрожащей рукой подпись на документах, подтверждающих акт купли-продажи жилья, и теперь, пребывая в состоянии вынужденной абстиненции, с удивлением разглядывает в своём паспорте появившиеся на двенадцатой странице штампы о регистрации и снятии с регистрационного учёта и обещает разбить морду тому из собутыльников, кто так цинично поглумился над удостоверяющим его личность документом, если, конечно, сможет вспомнить обидчика. Служебная квартира, став объектом ещё одной сделки, обрела нового, по всем законам и нормативам, добросовестного покупателя, и в настоящее время претерпевает капитальный ремонт. Ларису Васильевну Звонаренко родина позвала выполнять работу настолько важную, что покровительствовать родному ОСМД она уже не имела времени. Выборы нового руководства результата не принесли: Остапенко на предложение вновь созданной инициативной группы долго и от души смеялся, у Бобиковой продолжало шалить здоровье, другие жильцы также не горели желанием стать во главе товарищества. Но, согласно закону «Об объединении совладельцев многоквартирного дома», а также регламентирующими данную деятельность решениями городского совета, это не есть препоной для успешного функционирования юридического лица – в таком случае управителя может назначить уполномоченный на то орган городской власти. Формальным руководителем организации стал некто Олег Финогенов, возглавлявший к тому времени уже семь аналогичных «отказных» сообществ в разных частях города. Для облегчения передвижения городом опытный в делах городского хозяйства, хотя и молодой, человек имел в своём распоряжении LAND CRUISER, но и внедорожник не помогал ему успевать всюду, поэтому вечерами понедельников он жильцов не принимал (да и принимать было негде). Появлялся наездами, примерно раз в месяц, но не за зарплатой, от которой отказываться присланный управленец не стал, получая её переводом денежных средств на пластиковую карточку, а лишь убедиться в наличии вверенного его заботам объекта и переговорить с членами правления. Зная, какого известного в городе дяди внучатый племянник руководит жилищным хозяйством, самые ярые правдоискатели во главе с Бобиковой решили с важным назначенцем не конфликтовать, напротив, войти в состав правления. Тарифы на услуги ЖКХ очень скоро сравнялись со средними по городу, а трудности с наймом дворников, которых присылал теперь тесно сотрудничавший с ОСМД ЖЭК, вынудили уважаемых людей принять тяжёлое решения о ликвидации мусоропроводов – члены правления, скрепя сердце, подписали постановление, и люки были заварены уже навсегда.
Павильон с игровыми компьютерами, равно как и «когтеварня» с салоном красоты, функционируют и по сей день. Когда время от времени приподъездная «коалиция» заводит речь о молниеносно ушедшей «налево» квартире, Антонина Ивановна сетует, что не вняли вовремя её совету и не взяли с Барабашки хотя бы вьетнамца, менее осведомлённые жильцы нарекают, что, продав служебную квартиру, правление деньги прикарманило, а не разделило честно на всех квартиросъёмщиков, но возглавить движение обиженных в настоящий момент некому – Элла Марковна Бобикова озадачена работой куда более важной. Дело в том, что крыша над третьим подъездом, несмотря на судьбоносные перемены, протекает до сих пор. С точки зрение граждан, не проживающих в квартирах 105-108, это не такая уж большая беда, но люди, умеющие смотреть дальше и копать глубже, должны понимать, что целостность дома определяет и цену каждой отдельно взятой квартиры. Совсем недавно верховная власть Украины сделала своим согражданам настоящий подарок – вернула выборы народных депутатов по мажоритарным округам. А это означает, что появится ещё один барин, имеющий полномочия не только рассудить, но и наделить денежными средствами на ремонт здания, причём барин не харьковский, а киевский – тамошние вельможи, разумеется, не чета московским, но деньги в своём распоряжении имеют немалые. Приближение очередных выборов делает необходимым проявление представителями высшего сословия наглядной заботы о представителях звания низшего, холопского. Если найти правильный подход, а точнее выход на конкретного человека, можно выпросить не только на ремонт кровли. Но действовать нужно оперативно, поскольку просящих вокруг вьются целые своры – и заинтересовать высокого гостя именно своей персоной – настоящее искусство в среде рабов. Вот почему инициативная группа под руководством Эллы Марковны так надеется на предстоящий праздник демократии – всенародные выборы коллегиального законотворческого органа, будучи обеспокоенными не столько результатом народного волеизъявления, как самим процессом, в продолжении которого можно нечто существенное для себя выхватить. Ещё больше Бобиковой надеются на торжество малороссийской демократии и плодотворность процесса жильцы квартир девятого этажа третьего подъезда дома номер 36 по улице Стахановцев, как, впрочем, и все остальные обитатели указанного выше дома, ибо больше этим людям надеяться не на что и не на кого.
Все права на эту публикацую принадлежат автору и охраняются законом.